Адам Мицкевич
Сонеты
----------------------------------------------------------------------------
Составление, подготовка текстов и примечания Б. В. Мельгунова
В.Г. Бенедиктов. Стихотворения.
"Библиотека поэта". Большая серия
Л., 1983
----------------------------------------------------------------------------
1. К Лауре
2. "С собой говорю я, с другими немею..."
3. "Ты ходишь так просто, в блестящую фразу..."
4. Свидание в роще
5. "Ханжа нас бранит, а шалун в легкокрылом..."
6. Утро и вечер
7. "Неман! Родная река моя! Где твои воды..."
8. "В день знойный, измучен, стрелок молодой..."
9. Резигнация
10. К...
11. "Неволя в первый раз меня лишь веселит..."
12. "О милая! Мой рай - любви воспоминанья..."
13. День добрый
14. Спокойной ночи
15. Добрый вечер
16. К Д. Д. (Визиты)
17. К делателям визитов
18. Прощание (К Д. Д)
19. Данаиды
20. Извинение
458-476. Крымские сонеты
1. Аккерманские степи
2. Морская тишь
3. Переезд по морю
4. Буря
5. Вид гор из степей Евпатории
6. Бахчисарай
7. Бахчисарай ночью
8. Гробница Потоцкой
9. Могилы гарема (Мирза к пилигриму)
10. Байдары
11. Алушта днем
12. Алушта ночью
13. Чатырдаг
14. Пилигрим
15. Дорога над пропастью в Чуфут-Кале
16. Гора Кикинейс
17. Развалины замка в Балаклаве
18. Аюдаг
19. В альбом Петру Мошинскому
438-457. СОНЕТЫ
1. К ЛАУРЕ
Чуть мелькнул мне взор твой - признаки мне зрелись
Давнего знакомства в незнакомом взоре,
И твои ланиты ярко разгорелись,
Словно розы утра при златой Авроре.
Ты запела... Голос в душу мне проникнул,
Вспомнил я: не к раю ль бог меня сподобил?
Мнилось: ангел божий эту душу кликнул
И с небесной башни час спасенья пробил.
Милая! Признайся!.. Бед я не умножу:
Если взглядом, словом сон твой потревожу,
То хотя бы жребий нас и разлучил -
Пусть я буду изгнан и убит судьбою,
Люди пусть другого обручат с тобою -
Бог твою б мне только душу заручил!
2
С собой говорю я, с другими немею,
Вдруг к сердцу вся кровь приливает моя,
В глазах моих искры мелькают, бледнею;
Иные с вопросом: не болен ли я?
Те шепчут: вполне ли рассудком владею?
Весь день так я мучусь. Вот время спанья!
Авось хоть минутку украсть я успею
У мук моих после несносного дня!
Нет! Сон благодатный страдальцу неведом;
Мне сердце бьет в голову огненным бредом,
Вскочивши, я фразы слагаю, твержу:
Вот то-то и это злодейке скажу!
Но только увижу тебя - и ни слова!
А там вновь горю я, и мучусь я снова,
3
Ты ходишь так просто, в блестящую фразу
Ты слов не слагаешь, со всеми скромна,
А рады все быть к тебе ближе - и сразу
В одежде пастушки царица видна.
Вчера были песни и говор, был праздник,
Звучали твоих там подруг имена;
Тот гимны им пел, тот острился, проказник, -
Вошла ты - настала сейчас тишина.
Так в пирном разгаре смолкает вдруг зала,
Где к хору недавно взывал запевало
И бурно всё шло в плясовом колесе.
Вот - тишь водворилась: что б значило это?
"То ангел промчался", - был отзыв поэта.
Все гости почтили; узнали - не все.
4. СВИДАНИЕ В РОЩЕ
"Ты ль это? Так поздно!" - "Что ж делать?
В ночную
Мне пору досталось в лесу поблуждать;
А ты - всё ждала меня? Я торжествую..."
- "Злой друг мой! Могла ли тебя я не ждать?"
"Дай ручки свои мне! Я их расцелую.
Дрожишь? Отчего?" - "Я готова бежать,
Чуть в роще шум листьев, крик птицы почую, -
Мы, верно, преступны: зачем бы дрожать?.."
"Преступны?.. Взгляни мне в глаза! О, напрасна
Боязнь. Преступленье не смотрит так ясно.
Иль то, что мы вместе, считать нам виной?
Однако ж так чужды мы близости тесной -
Так чужды, как будто б, мой ангел земной,
Ты всё для меня только ангел небесный".
5
Ханжа нас бранит, а шалун в легкокрылом
Разгуле глумится, что двое в стенах -
Ты с юностью нежною, я с моим пылом -
Сидим мы: я в думах, ты в горьких слезах,
Я бьюсь с искушеньем, хоть бой не по силам,
Тебя же пугает бряцанье в цепях,
Которыми рок приковал нас к могилам:
Как знать тут, что деется в наших сердцах?
Что ж это? Удел наслажденья иль муки?
Приникнув к устам твоим, сжав твои руки,
Могу ли удел свой я мукой назвать?
Когда ж нам приходится тяжко рыдать
В минуту свиданья пред веком разлуки -
"Вот, вот наслажденье!" - могу ль я сказать?
6. УТРО И ВЕЧЕР
Солнце на восходе гонит ночь-смуглянку,
А к закату месяц клонится унылый.
Роза, солнце видя, встала на приманку,
Под росой фиалка гнет свой стебель хилый.
Под окном Лауры я присел на планку,
А она, лаская локон свой, спросила: .
"Отчего так все вы грустны спозаранку -
Месяц, и фиалка, да и ты, мой милый?"
Вечером явился я в картине новой:
Месяц возвращался бодрый, весь багровый,
Освежась, фиалка стебель поднимала,
Веселей, чем прежде, милая стояла
У окна того же, - я ж предстал Лауре
И присел, как утром, так же лоб нахмуря.
7
Неман! Родная река моя! Где твои воды -
Те, что я черпал когда-то детской рукой,
Те, по которым я после, в кипучие годы,
Плавал, прохлады ища под горячей тоской?
Здесь и Лаура над зеркалом вечной природы
Лик свой венчала цветами, любуясь собой:
Лик ее в зеркале этом в час тихой погоды
Здесь орошал я своею сердечной слезой.
Неман родимый! О, где твои прежние волны?
Где золотые надежды - все блага земли?
Где тот ребяческий возраст, утехами полный?
Милые бури остались в минувшем - вдали.
Где вы, Лаура, друзья мои? Прошлого тени безмолвны.
С прошлым зачем же и слезы мои не прошли?
8
В день знойный, измучен, стрелок молодой,
В раздумье вздыхая, стоял над рекой.
"Нет, прежде, - он мыслит, - увижу тебя я,
Чем скроюсь навеки из этого края!
Увижу - невидимый!.." Всадница вдруг
В уборе Дианы с заречья блеснула,
Сдержала коня, взор назад повернула
И ждет... верно, спутника!.. Значит, сам-друг.
Стрелок отступил, весь он в трепете сжался
И с горькой усмешкой, как Каин, глядит...
Дрожащей рукою заряд его вбит...
Вот словно от мысли своей отказался -
Отходит... пыль видит вдали он: взято
Ружье на прицел... Не подъехал никто.
9. РЕЗИГНАЦИЯ
Жалок тот, чье сердце безвзаимность губит;
Жальче тот, чье сердце злая скука гложет;
Но по мне всех жальче, кто совсем не любит
Иль любви минувшей позабыть не может.
Ветреной кокетке в ласке он откажет,
Видя идол новый, взглянет староверцем;
Ангела ж коль встретит, то, опомнясь, скажет:
"Как к его стопам мне пасть с поблеклым сердцем?"
Там он презирает, тут себя винит он;
Дев земных он гонит, от богинь бежит он;
В нем, простясь с надеждой, сердце каменеет,
И как разоренный храм оно в пустыне -
Рушится и гибнет: жить в его святыне
Божество не хочет, человек не смеет.
10. К......
Ты в очи мне глядишь, вздыхаешь ты, - напрасно!
Во мне - змеиный яд. Прочь! Осторожна будь!
Побереги себя! Доверчивость опасна,
Ты увлекаешься. Спеши уйти! Забудь!
Одну еще люблю я добродетель страстно:
То - искренность; так знай, что мне ты сыплешь в грудь
Лишь искры адские. Я гибну - это ясно.
Зачем же ангела мне в жребий свой втянуть?
Я наслаждаться рад, но обольщать не стану
Из гордости. Дитя! Я - пересохший злак.
Ты только расцвела, а я давно уж вяну.
Твоя обитель - свет, моя - кладбище, мрак.
Так вейся ж, юный плющ, вкруг тополей зеленых,
Дав место терниям при гробовых колоннах.
11
Неволя в первый раз меня лишь веселит;
Я на тебя гляжу, а лба не тьмит мне туча;
Я мыслю о тебе, а мысль моя летуча;
И вот - люблю тебя, а сердце не болит.
Не раз я признавал за счастье миг разгула,
Не раз в пылу и то за счастье принимал,
Что слово сладкое кокетка мне шепнула, -
Но, взыскан счастием, его я проклинал.
Тех мнимых ангелов когда любил я много,
Как много лил я слез в мучительном огне!
Теперь... теперь о них и вспомнить больно мне,
С тобой лишь счастлив я - молюсь и славлю бога
За то, что он так благ: послал тебя мне он -
Тебя, кем я ему молиться научен.
12
О милая! Мой рай - любви воспоминанья,
Но ад мой - мысль, что ты, быть может, схороня
В душе своей укор и совести признанья,
Тоску раскаянья скрываешь от меня.
Виновна ль ты, что вся полна ты обаянья
И что горит твой взор, как луч златого дня? .,
Не вверилась ли ты мне слишком - от незнанья?
Не слишком ли творец нам много дал огня?
Те дни, недели те... ты помнишь? - были знойны.
Мы одолели их, всё вместе, всё вдвоем,
И были, милая, друг друга мы достойны.
Пойду теперь я в храм молиться - не о том,
Чтоб бог, простив мне грех, привел меня к покою,
Но только б не карал меня твоей тоскою!
13. ДЕНЬ ДОБРЫЙ
День добрый! - Будить ли? Сама ты проснуться
Готова: впросонках душа уж твоя
В рай входит, но искры и нам остаются -
Так в облаке солнце, а видны края.
День добрый! - Взглянула ты: блещут и жгутся
Зрачки твои. Здравствуй, денница моя!
Вкруг уст твоих мухи докучные вьются.
Уж в окнах - день божий, а сбоку - и я,
С "днем добрым" пришел - но твой сон перервать я
Не смел... любовался... Ах, прежде вопрос:
Здорово ль проснулась? Легко ли спалось?
День добрый! К устам твою руку прижать я
Желал бы... ты гонишь... иду я... Вот платье!
Оденься ж: "день добрый" тебе я принес.
14. СПОКОЙНОЙ НОЧИ
Кончена беседа. Спи! Спокойной ночи!
Ангелом небесным сон твой да хранится!
После слез пролитых отдохнут пусть очи,
Пусть покоем сладким сердце освежится!
Спи! Спокойной ночи! Каждого мгновенья,
Что мы были вместе, след да отразится
В этом сне приятном! В дымке сновиденья
Образ мой пусть лучшим для тебя приснится!
Спи! Спокойной ночи! Но еще взгляни ты
Мне в глаза!.. Ты хочешь уж прислугу
"кликнуть...
Дай припасть мне к персям! - Ах! Они закрыты.
Дверь ты замыкаешь... Если б мог проникнуть
В скважину - тебе я сном сомкнуть бы очи
Не дал, повторяя: "Спи! Спокойной ночи!"
15. ДОБРЫЙ ВЕЧЕР
"Добрый вечер!" - Лучше нет привета,
Он мне мил - я не люблю рассвета;
Днем всё шум, когда ж приходит ночь,
То затворы говорят мне: прочь!
Молчалива вечером, под тенью
Ты скорей доступна увлеченью;
"Добрый вечер" чуть заслышишь ты -
Вспыхнет взор, блеснут твои черты.
"Добрый день" живущим вместе сладок!
Судится тут общий быт, порядок;
Для счастливца мил полночный час;
Где ж любовь должна робеть, томиться -
Там пусть "добрым вечером" притьмится
Зоркость слишком говорливых глаз.
16. К Д. Д.
ВИЗИТЫ
Вошел лишь и с нею успел я два слова
Промолвить - звонок! - и ливрейный тут хам
С докладом: визит!.. Чу! Звонят уже снова;
Один - из ворот, а другой - к воротам.
При входах всех волчьи я вырыл бы ямы,
Устроил капканы по всем тут местам,
А это не в помощь - за Стикс бы я самый
Ушел, окопался б и спрятался там.
Докучник сидит: смерть душа моя чует,
Казнится, мгновенья последнего ждет,
А он всё о рауте вчерашнем толкует!
Вот взял он перчатки... вот шляпу берет!..
Я ожил - мне снова дух жизни дарован:
Что ж? Вновь он уселся!.. Сидит, как прикован.
17. К ДЕЛАТЕЛЯМ ВИЗИТОВ
Как милым быть гостем, хочу я поведать
Совет мой: рассказом укрась свой визит,
Что там-де танцуют, там сели обедать,
Хлеб дешев - дождливое время стоит.
Коль двое в салоне тут - гость и хозяйка,
Смотри, наблюдая: каков их привет?
И всё ли на месте? И их туалет
В порядке ли полном?.. Она... Замечай-ка!..
Смеется, но нехотя; он достает
Часы из кармана и смотрит лукаво,
Учтив, но в глазах-то заметна отрава, -
Вставай и "прощайте" скажи - твой черед!
Желаю-де весело жить вам и здраво -
Когда ж ты их вновь посетишь? - Через год.
18. ПРОЩАНИЕ
К Д. Д.
Так сердце свое у меня отняла ты?
А впрочем, едва ли его я имел.
Иль совесть?.. А он-то?.. Иль требуешь платы?
За золото разве тобой я владел?
А всё же не даром: в сердечные траты
Входил я, души я своей не жалел,
Все ласки твои окупил - и могла ты
Меня оттолкнуть? Знать, таков мой удел!.
Теперь открываю твои побужденья:
Ты гимнов хотела - а что они? Дым,
Что вирши? Для них-то ты счастьем моим
Играла? Но нет, - не продам вдохновенья,
И имя твое лишь бы вспомнилось мне-
Где таяли рифмы - замерзли б оне!
19. ДАНАИДЫ
Прекрасный пол! О, где ты, век златой? О, где вы,
Дни чудные, когда за полевой цветок,
За ленту алую сдавалось сердце девы
И перед милою быть сватом голубь мог?
Теперь дешевый век, и нежный пол - дороже,
Той золото даю - нет! гимны ей слагай!
Той сердце предлагал - отдай и руку! Боже!
Ту пел и славил я - богат ли? отвечай!
О данаиды! Я кидал (несчастный грешник!)
Святыню в бочку вам; при гимнах, при дарах
Я сердцем жертвовал, расплавленным в слезах.
И вот я стал скупец из мота, стал насмешник
Из агнца! Хоть служить еще готов я вам
Дарами, песнями, - души уж не отдам!
20. ИЗВИНЕНИЕ
Я пел всё о любви средь круга своего,
Тем нравилось, а те тайком произносили:
"Что он вздыхает всё? Ужели ничего
Иного он ни петь, ни чувствовать не в силе?
Он в зрелых уж летах, подобный пыл его -
Одно ребячество". Иные же спросили:
"Дар песен от богов дан разве для того,
Чтоб нам лишь о себе поэты голосили?"
Великомудрый суд! Алкееву схватил
Я лиру и на лад урсинский возгласил
Глаголом выспренним, - глядь, - слушателей нету!
Рассеялись они! Их гром мой изумил;
Я ж струны оборвал и лиру кинул в Лету,
По слушателям быть назначено поэту.
458-476. КРЫМСКИЕ СОНЕТЫ
1. АККЕРМАНСКИЕ СТЕПИ
Сухой океан подо мной; колесница
Зеленую хлябь рассекает, как челн,
Кораллы бурьяна обходит и мчится
По бездне цветов, средь растительных волн.
Нигде ни тропы, ни кургана! Мы стали.
Нет звезд путеводных: повсюду лишь мрак.
Вот - облако светлое!.. Вот - не заря ли?..
Нет! - Днестр это; там - Аккерманский маяк.
Стоим мы. Как тихо! Доходит до слуха
Полет журавлей с высоты... Чу! Дрожит
Там листик!.. Я слышу, как змейка скользит
По травке... В тиши я напряг свое ухо
Так сильно, что зов из Литвы будь - и тот
Я б слышал... Поедем. Никто не зовет.
2. МОРСКАЯ ТИШЬ
Скользит ветерок, чуть касаясь до флага.
Спит море: чуть зыблется ясная влага.
Так в грезах невеста под радугой снов
Проснется, вздохнет лишь - и спит уже вновь.
Лег парус на мачту и дремлет, как знамя
На древке, - где брани угаснуло пламя.
Корабль, как прикованный к месту, слегка
Колеблется. Отдых для сил моряка!
О море! Полипа таят твои воды:
На дне спит он, сжавшись, средь бурной погоды,
А в тишь свои ветви спешит растянуть.
О память! На дне твоем гидра есть злая:
Под бурей страстей она спит, отдыхая,
И жало вонзает в спокойную грудь.
3. ПЕРЕЕЗД ПО МОРЮ
Волны растут; пир чудовищам моря открылся.
Вот на веревочной сетке матрос пауком
Вздернулся вверх, в паутину свою углубился,
В нитях чуть зримых висит он и смотрит кругом.
Ветер! Вот ветер! Надулся корабль, отцепился;
Стены валов восстают - он идет напролом,
Режет их, топчет, взлетел, с ураганом схватился,
Бурю под крылья забрав, рвется в небо челом.
Мысли, мечты тут, как парусы, я распускаю;
Дух мой над бездной, как мачты подъемлясь, идет,
Крик чуть раздастся - и в шуме веселом замрет.
Вытянув руки, я к палубе ниц припадаю:
Кажется, грудь моя сил кораблю придает;
Любо! Легко мне! Что значит быть птицей - я знаю.
4. БУРЯ
Парус в клочки; руль оторван. Шум! Рев! Завыванья!
Крики и вопли! Отчаянно помпы скрипят.
Вырван из рук моряков их последний канат.
Солнце кровавое никнет - закат упованья!
Вихрь торжествует... Идет к кораблю по волнам
Вставший из бездны дух смерти, шагает по влажным
Моря уступам - по этим горам стоэтажным:
Воин так штурмом несется к разбитым стенам!
Те еле живы; тот в корчах страдает жестоко;
Тот на прощанье склонился в объятья друзей;
Этот в молитвах пред смертью - противится ей.
Одаль один сел - и мыслит себе одиноко:
"Счастлив, кто может молиться на смертном пути
Или имеет кому хоть промолвить: прости!"
5. ВИД ГОР ИЗ СТЕПЕЙ ЕВПАТОРИИ
Пилигрим
Там... иль аллахом отвесно поставлен льдяной океан?
Или из туч замороженных ангелам трон изваян?
Или там духи полмира изрыли и вал возвели,
Чтоб от востока тут звезд караваны идти не могли?
Пышет вершина?.. пылает! Иль это горит Цареград?
Или в то время, как ночь облекается в темный халат,
Всем тут мирам, рассекающим море природы сквозь мрак,
В куполе неба аллах воздвигает свой светлый маяк?
Мирза
Там?.. О, я был там: зима там сидит, и мог видеть я тут,
Как все источники воду из рук у ней клевами пьют;
Там при дыханье из уст моих иней и снег вылетал;
Там и орлы не бывали; там гром в колыбели дремал,
Тучи туда не вторгались: была над чалмой лишь звезда
Там у меня. Чатырдаг - это.
Пилигрим
А!
6. БАХЧИСАРАЙ
Еще велик, но пуст дворец Бахчисарая.
Челом пашей здесь пыль обметена - и вот
На тех диванах, где мощь нежилась людская,
То скачет саранча, то гадина ползет.
В цветные окна плющ ворвался, и на своды,
На стены дерзко взлез, и, человека трон
Заняв, во имя здесь владычицы-природы,
Как новый Валтасар, "руина" пишет он.
Средь залы мраморный ковчег стоит доныне:
Фонтан гарема здесь; источник уцелел,
Он точит перлы слез и говорит в пустыне:
"Где ты, земная власть, где выспренний удел?
Где роскошь и любовь? - Поток ваш бурно мчался,
Но - вы минули здесь! А водный ток - остался".
7. БАХЧИСАРАЙ НОЧЬЮ
Расходится после молитвы народ;
Отзвучье изана последнее млеет;
Стыдливой невестой заря пламенеет:
Сребристый жених к ее ложу идет.
В гареме небес - в этом море бездонном -
Являются звезды, и облако там
Одно только плавает лебедем сонным:
Грудь белая, пух золотой по краям.
Там - тень минарета, там - тень кипариса,
Там - дальше - чернеют граниты кругом,
Как злобные духи в совете Эвлиса,
Накрытые ночи глубоким шатром, -
С них молния, спрянув размахом фариса,
Сверкнула и тонет в пространстве немом.
8. ГРОБНИЦА ПОТОЦКОЙ
О роза юная! В садах, средь упоенья,
Ты сгибла. Прошлого счастливые мгновенья,
Вспорхнув, как мотыльки, от сердца твоего,
Пыль едкую оставили в глуби его.
Туда, на север, все стремятся звезды - к Польше.
Но отчего ж в тот край они теснятся больше?
Не взор ли твой, пока горел в нем божий свет,
Чрез небо шел туда и выжег звездный след?
И мой здесь грустный век в уединенье минет,
И пусть тут горсть земли на гроб мой дружба кинет!
Порой меж странников беседа тут идет, -
Меня родная речь здесь, может быть, разбудит;
Когда ж тебе поэт слагать здесь песню будет -
Вблизи узрев мой холм, и мне пусть пропоет.
9. МОГИЛЫ ГАРЕМА
МИРЗА К ПИЛИГРИМУ
Здесь из виноградника гроздья недоспелые
Взяты в снедь аллахову беспощадной силою.
Здесь - средь моря счастия - скрыты перлы белые
Раковиной вечности - мрачною могилою;
Кроет их склеп времени и забвенья пыльного,
И чалмы, что видны здесь, жизнью не колышутся,
Словно бунчуки они войска замогильного;
Вскользь, внизу, гяурами имена их пишутся.
Розы сада райского! Вы, едва развитые,
Отцвели безвременно, навсегда закрытые
Листьями стыдливости от очей неверного.
Гроб ваш здесь позорится чужеземца зрением...
Я позволил: чувствую груз греха безмерного...
Но - из чуждых он один смотрит с умилением.
10. БАЙДАРЫ
На ветер пускаю коня и бича не жалею;
Леса, и долины, и скалы мелькают: лечу.
Как волны, несутся они пред зеницей моею:
Вихрь образов пью - охмелеть, обезуметь хочу.
Становится ль конь, утомясь, непокорен приказам,
Лобзаемы сумраком виды ль потускнуть хотят -
Разбитым стал зеркалом глаз мой: летят
Леса, и долины, и скалы в мечтах перед глазом.
Всё спит, - не усну я. Вот море! Кидаюсь в него -
И с гиком вал черный гоню, пру я в берег его,
Чело под него наклонил я и вытянул руки...
Вот он над моей головой разорвался!.. Средь волн
Я жду: закружится мой ум, как под вихрями челн...
Пускай хоть на миг я избавлюсь от мысли, от муки!
11. АЛУШТА ДНЕМ
Гора с своих плеч уже сбросила мглистый халат,
В полях зашептали колосья - читают намазы,
И молится лес, и в кудрях его майских блестят,
Как в четках калифа, рубины, гранаты, топазы.
Цветами осыпан весь луг, из летучих цветков
Висит балдахин - это рой золотых мотыльков!
Сдается, что радуга купол небес обогнула!
А там саранча свой крылатый кортеж потянула.
Там злится вода, отбиваясь от лысой скалы;
Отбитые, снова штурмуют утес тот валы;
Как в тигра глазах, ходят искры в бушующем море:
Скалистым прибрежьям они предвещают грозу, -
Но влага морская колышется тихо внизу:
Там лебеди плавают, зыблется флот на просторе.
12. АЛУШТА НОЧЬЮ
Дышится легче мне - дол ветерком освежился.
Светоч небесный к плечам Чатырдага склонился,
Пурпура розлил потоки, и вот - он угас;
У пилигрима на страже и ухо, и глаз.
Горы чернеют, в долинах всё мрачно и глухо;
Шепчут ручьи, как сквозь сон, посреди васильков:
Запах их, музыка этих душистых цветов -
Сладкий, сердечный язык, утаенный от слуха!
Тишь с темнотою! Под ними уснул бы я скоро,
Но поражен вдруг я блеском: то блеск метеора!
Мир охватил весь и небо потоп золотой.
Ночь! Средь соблазнов востока и ты - одалиска.
Негой баюкаешь ты, а коль сон уже близко,
К новой ты неге зовешь, нарушая покой.
13. ЧАТЫРДАГ
В страхе лобзают пяту твою чада пророка.
Крым кораблем будь - ты мачта ему: целый свет
Ты осенил, Чатырдаг, ты - земли минарет!
Гор падишах! Как над миром взлетел ты высоко!
Мнится, эдема врата принял ты под надзор,
Как Гавриил. Темен плащ твой - то лес горделивый
И янычары свирепые - молний извивы -
Шьют по чалме твоей, свитой из туч, свой узор.
Солнце ль печет нас, во мраке не зрим ничего мы,
Нивы ль нам ест саранча, иль гяур выжег домы -
Ты, Чатырдаг, неподвижен и глух ко всему.
Ты, между небом и миром служа драгоманом,
Под ноги гром подостлав и весь дол с океаном,
Внемлешь, к созданию бог что гласит своему.
14. ПИЛИГРИМ
У ног моих - страна, где дышится так льготно,
Где много и цветов, и светлых женских лиц,
Но сердцем всё я рвусь в путь дальний, поворотно
И время... ах! ищу дальнейших в нем границ.
Литва! Лесов тех песнь дороже слух мой ценит,
Чем песни соловьев салгирских и девиц,
И мне тех вересков болотных не заменит
Ни ананасов блеск, ни пурпур шелковиц.
От ней вдали, стремлюсь я к тем и тем предметам,
Но и в рассеянье вздыхать мне рок судил
О той, которую я с детства полюбил.
Там милая... Тот край взят у меня запретом;
Там всё живет, следы любви моей храня:
Она мой топчет след, но... помнит ли меня?
15. ДОРОГА НАД ПРОПАСТЬЮ В ЧУФУТ-КАЛЕ
Мирза
Молитву прочтя и поводья спустив, отвернись!
О всадник! Здесь разумом конским ногам покорись!
Конь верный! Смотри, как, склонясь над оврагом
открытым,
Колени пригнул он, за край ухватился копытом.
Шагнул - и повиснул! Туда не заглядывай! Взор
До дна не дохватит внизу и не станет в упор.
Рукой не тянись туда: надо сперва окрылиться;
И мысли туда не ввергай: ее груз углубится,
Как якорь, опущенный с мелкой ладьи в глубину, -
Но, моря насквозь не пронзив, не прицепится к дну,
А только ладью опрокинет в пучину и втянет.
Пилигрим
Мирза! А ведь я в эту щель заглянул - и дрожу!
Я видел там... Что я там видел - за гробом' скажу:
Земным языком и не выразишь: слов недостанет.
16. ГОРА КИКИНЕЙС
Мирза
Взгляни в эту пропасть! Там неба лазурь у тебя
под стопою:
То - море. Сдается, тут птицу, что в сказках зовут
Птах-горою,
Перун поразил, и гигантские перья, как мачтовый лес,
Рассыпавшись, заняли места вполсвода небес -
И остров плавучий из снегу покрыл голубую пучину:
Тот остров средь бездны - то облако! Мира одел
половину
Мрак ночи угрюмой, что вышла на землю из персей его,
Ты видишь: увенчано огненной лентой чело у него -
То молния! Станем тут! Бездна под нами. По этим
стремнинам
Должны чрез нее пронестись мы на полном скаку
лошадином.
Вперед поскачу я, ты ж бич наготове и шпоры имей!
Исчезну я - ты под утесы с их края смотри понемногу!
Увидишь - мелькнет там перо: это будет верх шапки
моей;
А нет - так уж людям не ездить той горной дорогой!
17. РАЗВАЛИНЫ ЗАМКА В БАЛАКЛАВЕ
Руины!.. А твоя то бывшая ограда,
Неблагодарный Крым! Вот замок! Жалкий вид!
Гигантским черепом он на горе стоит,
Гнездится в нем иль гад, иль смертный хуже гада.
Вот - башня! Где гербы? И самый след их скрыт.
Вот - надпись... Имя... чье? Быть может, исполина!
То имя, может быть, героя: он забыт;
Как муху, имя то обводит паутина.
Здесь грек вел по стенам афинский свой резец;
Там - влох монголу цепь готовил; тут пришлец
Из Мекки нараспев тянул слова намаза, -
Теперь лишь черные здесь крылья хищных птиц
Простерты, как в местах, где губит край зараза, -
Хоругви траура над сению гробниц!
18. АЮДАГ
Люблю я созерцать с утесов Аюдага,
Как пенятся валы, встав черною стеной,
Иль, снежно убелясь, серебряная влага,
Сияя в радугах, крутится предо мной.
Об мель дробится хлябь - и темных волн ватага,
Как армия китов, песок брегов
Вдруг осадившая, обратно мчась, все блага -
Коралл и перламутр - роняет за собой.
Таков младой поэт: тревоги и волненья
Вздымают грудь его; но - лиру взял певец,
Запел - и бурный вал отхлынул в глубь забвенья,
Отбросив к берегу те перлы вдохновенья,
Которые, в веках блистая наконец,
В его же перейдут торжественный венец.
19. В АЛЬБОМ ПЕТРУ МОШИНСКОМУ
Поэзия! Где кисть, где краски все твои?
Мысль, грустно втиснута в словесные границы
И в выражения закована мои,
Вкось из-за них глядит, как из-за стен темницы.
Поэзия! Где тон? где музыка твоя?
Пою, - но мой напев ей сердце не колышет,
Он и не слышен ей, - так соловей не слышит
Глухого ропота подземного ручья.
Здесь - на чужой земле - ни звучности, ни цвета,
И самое перо - покорный раб поэта -
Не повинуется владыке своему:
Для песни ноты лишь оно чертит... к чему?
Черты да знаки тут: сама же песня эта
Тем милым голосом уже не будет спета.
АДАМ МИЦКЕВИЧ
(1798-1855)
Помещаемые в настоящем издании переводы из Мицкевича - лишь небольшая
часть переведенного Бенедиктовым, который перевел почти всю лирику и все
эпические произведения великого польского поэта.
438-457. Переводы "Сонетов" (1826) Адама Мицкевича относятся к
1850-1860-м гг. Сонеты 7-й и 10-й, по нумерации Мицкевича, переводы из
Петрарки - опущены. 2, 3, 5, 8, 9, 10, 11, 14, 16, 17, 18, 19, 20 -
Мицкевич, т. 1, с. 115-116, 121-123, 129-136. Печ. по автографам ГПБ. 1, 4,
6, 7, 12, 13, 15 - Сонеты, с. 170-173, 175-176. Печ. по автографам ГПБ.
458-476. Переводы "Крымских сонетов" (1826) Адама Мицкевича сделаны по
парижскому изданию Сочинений Мицкевича 1861 г.
1, 5, 10, 12, 14, 18, 19 - Сонеты, с. 181, 183, 184, 185, 187, 188.
2, 3, 4, 6, 8, 9, 15, 16 - Мицкевич, т. 2, с. 148-151, 154, 156-157,
163-165. 7 - "Русская литература", 1966, NO 4, с. 141. 11, 13, 17 - Ст. 1939,
с. 296-297. Печ. по автографам ГПБ.