Шиллер Фридрих
Вильгельм Телль

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   
   Собраніе сочиненій Шиллера въ переводѣ русскихъ писателей. Подъ ред. С. А. Венгерова. Томъ III. С.-Пб., 1901
   Переводъ Ѳ. Б. Миллера

0x01 graphic

0x01 graphic

ВИЛЬГЕЛЬМЪ ТЕЛЛЬ.

ДРАМАТИЧЕСКОЕ ПРЕДСТАВЛЕНІЕ.

Дѣйствующія лица:

   Германъ Геснеръ, имперскій намѣстникъ (ландфохтъ) въ Швицѣ и въ Ури.
   Вернеръ фонъ-Аттингаузенъ, владѣтельный баронъ.
   Ульрихъ фонъ-Руденцъ, его племянникъ.
   Вернеръ Штауффахеръ, Конрадъ Хунъ, Ишелъ Редингъ, Гансъ Мауеръ, Іоргъ Гофъ, Ульрихъ Шмидъ, Іостъ Вейлеръ, поселяне изъ Швица.
   Вальтеръ Фюрстъ, Вильгельмъ Телль, Рессельманъ Петерман, кистеръ, Куони, пастухъ, Верни, охотникъ, Руоди, рыбакъ, изъ Ури.
   Арнольдъ Мельхталь, Конрадъ Баумгартенъ, Мейеръ Сарненъ, Струтъ Винкельридъ, Клаусъ фонъ-деръ-Флюе, Буркгардъ Бюхель, Арнольдъ Сева, изъ Ундервальдена.
   Пфейферъ изъ Люцерна.
   Кунцъ изъ Герзау.
   Женни, мальчикъ рыбака.
   Сеппи, мальчикъ пастуха.
   Гертруда, жена Штауффахера.
   Гедвига, жена Телля, дочь Вальтера Фюрста.
   Берта фонъ-Брунекъ, богатая наслѣдница.
   Армгарта, Мехтильда, Эльсбета, Гильдегарда, поселянки.
   Вальтеръ, Вильгельмъ, дѣти Телля.
   Фрисгардъ, Лейтгольдъ, солдаты.
   Рудольфъ Гаррасъ шталмейстеръ Геслера.
   Іоаннъ Паррицида, герцогъ швабскій.
   Штюсси, стрѣлокъ.
   Вѣстникъ.
   Смотритель надъ постройками.
   Каменщикъ, его подмастерья и работники.
   Глашатай.
   Братья милосердія.
   Стражи Геслера и Ланденбергера.
   Поселяне и поселянки изъ лѣсныхъ кантоновъ.

0x01 graphic

   

0x01 graphic

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

ПЕРВАЯ СЦЕНА.

Высокій скалистый берегъ озера Четырехъ Кантоновъ, противоположный Швицу.

Озеро образуетъ небольшой заливъ. Недалеко отъ берега стоитъ хижина. Женни плыветъ на челнокѣ. На другой сторонѣ озера видны зеленыя долины и деревни Швица, освѣщенныя солнцемъ. Налѣво отъ зрителей видны скалы, покрытыя облаками; направо-снѣжныя горы, которыхъ цѣпь теряется въ отдаленіи. До поднятія занавѣса слышны звуки свирѣли, блеяніе стадъ и звонъ колокольчиковъ.

ЖЕННИ (поетъ въ лодкѣ).

             Прохладныя воды спокойны и ясны.
             На брегѣ зеленомъ спитъ мальчикъ прекрасный;
   
                       Вдругъ сладкіе звуки
                       Онъ слышитъ во снѣ,
                       Какъ будто святые *
                       Поютъ въ вышинѣ.
   
             И онъ пробудился отъ сладкаго сна;
             У ногъ его рѣзво играетъ волна.
   
                       И слышитъ онъ голосъ:
                       "Малютка, ты мой!--
                       Сонливца возьму я
                       Въ пучину съ собой!"
   

КУОНИ (поетъ на горѣ).

                       Простите луга!
                       Зима наступаетъ;
                       Пастухъ угоняетъ
                       Въ деревню стада.
   
             Мы васъ оставляемъ, но свидимся съ вами
             Когда намъ кукушки весну пропоютъ,
             Когда вы украситесь снова цвѣтами,
             Когда по долинамъ ручьи потекутъ.
   
                       Простите луга!
                       Зима наступаетъ;
                       Пастухъ угоняетъ
                       Въ деревню стада.
   

ВЕРНИ
(является на вершинѣ противоположной скалы).

             Вершины гремятъ, стонетъ эхо въ горахъ.
             Стрѣлокъ не робѣетъ на зыбкихъ стезяхъ:
   
                       Тамъ скалы покрыты
                       Корой ледяной;
                       По нимъ онъ ступаетъ
                       Безстрашной стопой.
   
             Внизу подъ ногами, какъ море, туманъ
             Предъ нимъ застилаетъ жилище селянъ;
   
                       И только въ разрывы
                       Сѣдыхъ облаковъ
                       Виднѣются нивы
                       И зелень луговъ.

(Картина перемѣняется; глухой ревъ слышенъ въ горахъ; тѣни облаковъ покрываютъ окрестности).

Руоди, рыбакъ, выходитъ изъ хижины. Верни, охотникъ, сходитъ со скалы. Куони, пастухъ, идетъ съ котомкою на плечахъ, Сеппи, его мальчикъ, слѣдуетъ за нимъ).

РУОДИ.

             Скорѣе, Женни, сѣти собери!
             Нахмурилося небо, вѣтеръ воетъ;
             Нашъ вѣковой сосѣдъ принарядился
             Въ свой облачный колпакъ: и не увидишь,
             Какъ Богъ нашлетъ грозу.
   

КУОНИ.

                                                     Спѣшишь, землякъ?
             Ужъ дождь пошелъ; смотри, какъ жадно овцы
             Ѣдятъ траву, собака роетъ землю.
   

ВЕРНИ.

             Не даромъ скачетъ рыба, и лысуха
             Ныряетъ то и дѣло: быть грозѣ!
   

КУОНИ (мальчику).

             Что, Cеппи, все ли стадо?
   

СЕППИ.

                                                     Все, хозяинъ --
             И наша Лизли тутъ: я по звонку
             Ее узналъ.
   

КУОНИ.

                                 Такъ и другія дома:
             Она одна заходитъ дальше всѣхъ.
   

РУОДИ.

             Звонки твои чудесные, пріятель.
   

ВЕРНИ.

             И скотъ хорошъ. Что, весь онъ твой, землякъ?
   

КУОНИ.

             Нѣтъ, я не такъ богатъ: его хозяинъ,
             Мой господинъ, почтенный Аттингаузенъ.
   

РУОДИ.

             А, вотъ корова съ лентою на шеѣ;
             Какъ ей она пристала!
   

КУОНИ.

                                                     Да, про то
             Она сама смекаетъ и гордится!
             Сними я ленту -- ѣсть не станетъ.
   

РУОДИ.

                                                               Вздоръ!
             Какъ-будто бы она что понимаетъ.
   

ВЕРНИ.

             Не говори!-- и звѣрь имѣетъ разумъ.
             То знаемъ мы. Какъ на горахъ, бывало,
             Гоняешься за сернами -- такъ что жъ?--
             У нихъ всегда одна стоитъ на стражѣ.
             Чуть подошелъ охотникъ -- какъ засвищетъ --
             И мигомъ всѣ укроются въ ущельяхъ.
   

РУОДИ (пастуху).

             Что, ты домой ихъ, видно, гонишь?
   

КУОНИ.

                                                                         Да!
             Ужъ на горахъ имъ корму больше нѣтъ.
   

ВЕРНИ.

             Счастливый путь!
   

КУОНИ.

                                           Тебѣ того жъ желаю:
             Вашъ не всегда бываетъ безопасенъ.
   

РУОДИ.

             Кто это къ намъ бѣжитъ? да какъ поспѣшно!
   

ВЕРНИ.

             А это нашъ Баумгартенъ изъ Альцельна.

Конрадъ Баумгартенъ вбѣгаетъ, запыхавшись.

БАУМГАРТЕНЪ.

             Рыбакъ! скорѣе лодку! ради Бога!
   

РУОДИ.

             Ну, ну, куда такъ скоро?
   

БАУМГАРТЕНЪ.

                                                     Отвяжи!...
             Спаси меня! перевези!...
   

КУОНИ.

                                                     Землякъ,
             Что сдѣлалось съ тобою?
   

ВЕРНИ.

                                                     Кто тебя
             Преслѣдуетъ?
   

БАУМГАРТЕНЪ (рыбаку).

                                           Ахъ! по слѣдамъ за мною
             Бѣгутъ ландфогтомъ посланные стражи.
             О, я погибъ, когда меня поймаютъ!
   

КУОНИ.

             За что жъ они преслѣдуютъ тебя?
   

БАУМГАРТЕНЪ.

             Сперва спаси -- тогда все разскажу.
   

ВЕРНИ.

             Но ты обрызганъ кровью -- что случилось?
   

БАУМГАРТЕНЪ.

             Тотъ цесарскій намѣстникъ, что въ Росбергѣ...
   

КУОНИ.

             Кто? Вольфеншисенъ? Гонитъ онъ тебя?
   

БАУМГАРТЕНЪ.

             Онъ болѣе не страшенъ: онъ убитъ
             Моей рукой.
   

ВСѢ (отступая въ ужасѣ).

                                 Несчастный! что ты сдѣлалъ?
   

БАУМГАРТЕНЪ.

             Что сдѣлалъ я!-- что каждый бы изъ васъ
             Рѣшился сдѣлать: я отмстилъ ему
             За поношенье дома моего,
             За честь жены.
   

КУОНИ.

                                           Онъ оскорбилъ ее?
   

БАУМГАРТЕНЪ.

             Да, если бъ Богъ и острый мой топоръ
             Въ томъ не были помѣхою злодѣю.
   

ВЕРНИ.

             Ты топоромъ его?...
   

КУОНИ.

                                           О, разскажи,
             Какъ это было?-- ты еще успѣешь,
             Пока рыбакъ отвязываетъ лодку.

0x01 graphic

БАУМГАРТЕНЪ.

             Я былъ въ лѣсу, рубилъ дрова -- и вдругъ
             Ко мнѣ жена въ испугѣ прибѣгаетъ:
             Намѣстникъ въ нашемъ домѣ; онъ велѣлъ
             Ей баню приготовить для него;
             Потомъ хотѣлъ онъ учинить надъ нею
             Насиліе; но, вырвавшись, она
             Пришла ко мнѣ просить защиты. Я,
             Какъ былъ, пошелъ домой, засталъ злодѣя --
             И черепъ топоромъ ему разсѣкъ.
   

ВЕРНИ.

             Ты правъ, тебя никто не обвинитъ.
   

КУОНИ.

             Тиранъ! теперь наказанъ онъ достойно!
             Ты отомстилъ ему за Унтервальденъ.
   

БАУМГАРТЕНЪ.

             Объ этомъ тотчасъ въ городѣ узнали --
             И нашъ судья послалъ -за мной погоню.
             Часы летятъ... пока мы говоримъ...

(Слышенъ громъ).

КУОНИ.

             Скорѣй, рыбакъ, перевези его!
   

РУОДИ.

             Нельзя теперь. Гроза ужъ началась.
             Намъ должно обождать.
   

БАУМГАРТЕНЪ.

                                                     О, Боже мой!
             Я не могу... Меня убьетъ отсрочка!
   

КУОНИ (рыбаку).

             Э! съ Богомъ, братъ! Исполни долгъ священный:
             Спаси его отъ смерти! Вѣдь и съ нами
             Случиться можетъ то же.

(Громъ и вихрь).

РУОДИ.

                                                     Но, смотрите,
             Какъ озеро волнуется и стонетъ:
             Я противъ бури не могу грести.
   

БАУМГАРТЕНЪ.
(обнимаетъ его колѣни).

             Спаси меня! Господь тебѣ воздастъ!
   

ВЕРНИ.

             Ты жизнь ему спасешь!
   

КУОНИ.

                                                     Вѣдь онъ отецъ
             Семейства: у него жена и дѣти!

(Удары грома повторяются).

РУОДИ.

             Но вѣдь и мнѣ жизнь также дорога:
             И у меня есть и жена, и дѣти.
             Смотрите, какъ свирѣпая пучина
             Клокочетъ и крутитъ водоворотомъ.
             Охотно бы спасти его готовъ.
             Но видите, что это невозможно.
   

БАУМГАРТЕНЪ (все еще на колѣняхъ).

             Итакъ, мнѣ нѣтъ надежды на спасенье!
             Не избѣжать мнѣ плѣна и оковъ!
             Передо мною берегъ избавленья...
             Онъ отъ меня такъ близко: до него
             Мой вопль достигнуть можетъ. Вотъ и лодка!
             Она меня помчала бы къ нему --
             А я, одинъ, безъ помощи покинутъ!
   

КУОНИ.

             Кто это къ намъ идетъ сюда, смотрите?
   

ВЕРНИ.

             А! это Телль изъ Бюрглена.

Телль входитъ, вооруженный лукомъ.

ТЕЛЛЬ.

                                                               О чемъ
             Васъ умоляетъ этотъ человѣкъ?
             Кто онъ таковъ? откуда?
   

КУОНИ.

                                                     Изъ Альцельна:
             Онъ, защищая честь свою, убилъ
             Имперскаго намѣстника въ Росбергѣ.
             За нимъ ландфогтомъ послана погоня.
             Онъ проситъ рыбака о перевозѣ,
             Но тотъ, бояся бури, отказался.
   

РУОДИ.

             Ну вотъ вамъ Телль,-- и онъ весломъ владѣетъ:
             Пусть онъ мнѣ скажетъ, можно ль плыть теперь.

(Сильные удары грома. Озеро волнуется).

             Не кинусь я на видимую смерть --
             Нѣтъ, я еще не потерялъ разсудка!
   

ТЕЛЛЬ.

             Мужъ храбрый мыслитъ о себѣ въ послѣднихъ.
             Спаси его съ надеждою на Бога!
   

РУОДИ.

             На сушѣ хорошо давать совѣты!
             Вотъ озеро, вотъ лодка -- испытай!
   

ТЕЛЛЬ.

             Но озеро затихнетъ, а ландфогтъ
             Неумолимъ. Спаси его, рыбакъ!
   

КУОНИ и ВЕРНИ.

             Спаси его! спаси, спаси!
   

РУОДИ.

                                                     Нѣтъ! если бъ
             Онъ былъ мнѣ братъ, дитя мое родное,
             Такъ и тогда бъ я отказался! Нынче
             День Симона-Іуды -- потому
             Обычной жертвы требуетъ пучина.

0x01 graphic

ТЕЛЛЬ.

             Оставь свою пустую болтовню;
             Часы летятъ; ему нужна защита.
             Ты хочешь ли съ нимъ плыть?
   

РУОДИ.

                                                     Нѣтъ, не могу!
   

ТЕЛЛЬ.

             Ну такъ -- на Божью волю! Дай мнѣ лодку!
             Попробую, коль силы мнѣ позволятъ.
   

КУОНИ.

             О, храбрый Телль!
   

ВЕРНИ.

                                           И видно молодца!
   

БАУМГАРТЕНЪ.

             О, добрый Телль! ты ангелъ мой хранитель!
   

ТЕЛЛЬ.

             Отъ рукъ судьи могу тебя спасти я,
             Отъ бури же спасетъ тебя Другой!
             Но возложи на Бога упованье,
             Не на людей. (Пастуху). Землякъ, утѣшь жену,
             Когда со мной случится что дурное.
             Я сдѣлалъ то, чего не могъ не сдѣлать.

(Спрыгиваетъ въ лодку).

КУОНИ (рыбаку).

             Хорошъ же ты!-- не смѣлъ на то рѣшиться,
             На что рѣшился Телль.
   

РУОДИ.

                                                     Никто того
             Не сдѣлалъ бы: у насъ въ горахъ ему
             Подобнаго другого не найдется.
   

ВЕРНИ (входитъ на скалу).

             Вотъ онъ плыветъ. Богъ помочь, храбрый мужъ!
             Смотрите, какъ челнокъ скользитъ по волнамъ.
   

КУОНИ (у берега).

             Но онъ исчезъ -- его волной залило!
             А, вотъ опять мелькнулъ онъ! Молодецъ!
             Какъ славно онъ весломъ владѣть умѣетъ.
   

СЕППИ.

             Къ намъ рейтары спѣшатъ!
   

КУОНИ.

                                                     Да, въ самомъ дѣлѣ,
             Они и есть! Да поздно!

Толпа рейтаровъ Ланденбергера.

ПЕРВЫЙ.

                                                     Гдѣ убійца?
             Отдайте намъ его!
   

ВТОРОЙ.

                                           Онъ здѣсь, мы знаемъ!
             Напрасно вы хотите скрыть его.
   

КУОНИ и РУОДИ.

             Кого вамъ нужно, господа?
   

ПЕРВЫЙ (увидя лодку).

                                                     А, дьяволъ!
             Смотри-ка!
   

ВЕРНИ (на скалѣ).

                                           Не за тѣмъ ли вы гнались,
             Кто въ лодкѣ тамъ плыветъ? Ну что жъ, друзья,
             Скачите -- вы догоните его.
   

ВТОРОЙ.

             Онъ ускользнулъ отъ насъ, проклятый!
   

ПЕРВЫЙ (пастуху и рыбаку).

                                                                         Вы,
             Вы помогли спастись ему!-- такъ знайте,
             За это мы стада разгонимъ ваши,
             Сожжемъ дома, и пепелъ ихъ развѣемъ!

(Уходитъ).

СЕППИ (убѣгая).

             Ахъ, бѣдныя овечки!
   

КУОНИ (слѣдуя за нимъ).

                                           Горе мнѣ!
             Мои стада!
   

ВЕРНИ.

                                 Злодѣи!
   

РУОДИ (ломая руки).

                                                     О, Всевышній!
             Когда придетъ отчизны избавитель?

(Уходитъ за ними).

   

ВТОРАЯ СЦЕНА.

Въ Швицѣ; противъ дома Штауффахера. У большой дороги, возлѣ моста, стоитъ липа. Вернеръ Штауффахеръ и Пфейферъ изъ Люцерна входятъ, разговаривая.

ПФЕЙФЕРЪ.

             Да, Штауффахеръ, какъ я вамъ говорилъ.
             Не присягайте Австріи. Коль можно,
             Пребудьте вѣрны, тверды, какъ и были.
             Да подкрѣпитъ васъ Богъ во всѣхъ дѣлахъ!

(Съ чувствомъ жметъ ему руку и хочетъ удалиться).

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Останьтесь, другъ! сейчасъ придетъ хозяйка!
             Вы гость мой въ Швицѣ, въ Люцернѣ -- я вашъ.
   

ПФЕЙФЕРЪ.

             Благодарю. Мнѣ должно еще нынче
             Дойти до Герзау. Объ одномъ прошу:
             Съ терпѣніемъ сносите оскорбленья
             Неистовыхъ намѣстниковъ своихъ.
             Все можетъ скоро измѣниться, другъ:
             На тронъ имперскій можетъ императоръ
             Взойти другой. Но Австріи отдавшись,
             Рабомъ ея останетесь навѣкъ.

(Уходитъ. Штауффахеръ садится на скамьѣ подъ липою и погружается въ задумчивость).
Входитъ Гертруда, жена Штауффахера, садится подлѣ мужа и молча смотритъ на него нѣсколько времени.

ГЕРТРУДА.

             Такъ мраченъ, другъ мой? Что съ тобой, скажи мнѣ?
             Ужъ много дней я молча примѣчаю,
             Что у тебя на сердцѣ что-то есть:
             Какая-то печаль тебя снѣдаетъ.
             Откройся мнѣ, своей подругѣ вѣрной,
             И подѣлись со мной своей печалью.

(Штауффахеръ безмолвно жметъ ея руку).

             Скажи мнѣ, чѣмъ душа твоя страдаетъ?
             Благословилъ Господь твои труды;
             Ты всѣмъ богатъ, мой другъ; твои стада
             И статные, откормленные кони
             Благополучно возвратились съ горъ
             Въ покойныя конюшни, на зимовье;
             Твой домъ красивъ, какъ замокъ величавый:
             Онъ выстроенъ, какъ слѣдуетъ по плану,
             Изъ лучшаго бревенчатаго лѣса,
             И окна въ немъ блестятъ, какъ зеркала,
             И пестрыми гербами онъ расписанъ
             И мудрыми реченьями -- и странникъ
             Читаетъ ихъ, и смыслу ихъ дивится.
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Красивъ мой домъ, по плану онъ построенъ.
             Но, ахъ, подъ нимъ не твердо основанье!
   

ГЕРТРУДА.

             Что хочешь этимъ ты сказать, мой другъ?
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Недавно я сидѣлъ подъ этой липой
             И радостно смотрѣлъ на новый домъ:
             Вдругъ, вижу, ѣдетъ ландфогтъ изъ Кюснахта
             Со свитою -- и тутъ остановился,
             И посмотрѣлъ на домъ мой съ удивленьемъ.
             Я тотчасъ всталъ, и съ должнымъ уваженьемъ
             Приблизился къ тому, кого монархъ
             Надъ сей страной поставилъ властелиномъ.
             "Чей это домъ?" коварно онъ спросилъ,
             Какъ-будто самъ не знаетъ. Я поспѣшно
             Ему сказалъ: "домъ, господинъ ландфогтъ,
             Принадлежитъ монарху моему
             И вамъ, мнѣ-жъ отданъ въ ленное владѣнье".
             Тогда сказалъ онъ:, я, какъ повелитель
             Страны, не потерплю чтобъ селянинъ,
             Себѣ дома здѣсь произвольно строилъ,
             И жилъ, какъ господинъ. Я постараюсь
             Искоренить такое своевольство".
             Такъ говоря, поѣхалъ онъ надменно.
             А я остался съ грустью на душѣ,
             Въ раздумьи о словахъ его зловѣщихъ..
   

ГЕРТРУДА.

             Мой добрый мужъ и господинъ! позволь мнѣ
             Подать тебѣ совѣтъ чистосердечный.
             Я мудраго Иберга дочь родная --
             И я горжуся тѣмъ! Когда съ сестрами,
             Бывало, мы по вечерамъ сидѣли
             За пряжею, тогда къ отцу сбирались
             Старѣйшины народа и грамоты
             Имперскія читали, размышляя
             О счастіи страны своей родной.
             Я пристально внимала ихъ словамъ
             И сохранила глубоко на сердцѣ
             Всѣ мудрыя ихъ рѣчи и желанья.
             И такъ послушай, что теперь скажу я!
             Давно я знала, что тебя печалитъ.
             Мой другъ, тебя намѣстникъ ненавидитъ:
             Ты былъ ему помѣхою, что Швицъ
             Не покорился новому правленью,
             Но, съ твердостью, подобно древнимъ предкамъ,
             Имперіи своей не измѣнилъ.
             Не такъ ли, Вернеръ? Правду-ль я сказала?
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Такъ, онъ меня за это ненавидитъ!
   

ГЕРТРУДА.

             Ему досадно, что, свободный, ты
             Живешь себѣ на собственномъ наслѣдьи,
             Какого нѣтъ и у него. Свой домъ
             Ты получилъ отъ самаго монарха въ ленъ;
             Ты можешь показать свое имѣнье,
             Какъ князь свои помѣстья; надъ собой
             Монарха лишь владыкой ты имѣешь;
             Тогда, какъ онъ, вассалъ его ничтожный,
             Лишь рыцарскимъ плащемъ своимъ владѣетъ,
             И потому на счастіе людей
             Взираетъ онъ со злобой ядовитой.
             Онъ погубить давно тебя поклялся;
             Ты невредимъ еще-ужели будешь
             Спокойно ждать, чтобъ мщеніе злодѣя
             Тебя постигло? Нѣтъ!-- благоразумный
             Самъ долженъ дѣйствовать.
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

                                                     Но что жъ мнѣ дѣлать?
   

ГЕРТРУДА (подходитъ ближе).

             Вотъ мой совѣтъ: я думаю, ты знаешь,
             Какъ нашъ кантонъ ландфогта ненавидитъ
             За скупость и злодѣйства; такъ повѣрь,
             Что въ Унтервальденѣ и въ Ури -- тоже
             Найдется очень много недовольныхъ.
             Что Геслеръ здѣсь, то Ланденбергеръ тамъ,
             За озеромъ. Оттуда съ каждой лодкой
             Приходятъ къ намъ печальныя извѣстья
             О новыхъ притѣсненіяхъ ландфогтовъ.
             Такъ хорошо, когда бы собралось
             Васъ нѣсколько мужей благоразумныхъ,
             И тайно бы сошлись на совѣщанье,
             Какъ сбросить это тяжкое ярмо.
             И я надѣюсь -- Богъ васъ не оставитъ
             И правое Онъ дѣло защититъ.
             Скажи, нѣтъ въ Ури друга у тебя,
             Которому бъ сердечно могъ открыться?
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Мужей достойныхъ много тамъ я знаю,
             И сильныхъ, и значительныхъ; они
             Меня всѣ любятъ -- имъ могу открыться.

(Встаетъ).

             Жена, ты бурю страшныхъ, черныхъ думъ
             Въ груди моей спокойной разбудила!
             Ты свѣтомъ дня мнѣ мысли озарила!
             О чемъ мечтать не смѣлъ мой робкій умъ,
             О томъ ты мнѣ такъ смѣло говорила!
             Но свой совѣтъ обдумала ли ты?
             И звукъ мечей и громы боевые
             Ты призываешь на поля родныя.
             И намъ ли, мирнымъ пастырямъ, вступить
             Въ неравный бой съ владыкою вселенной?
             Повѣрь, они предлога только ждутъ,
             Чтобъ въ эти бѣдныя долины
             Послать свои свирѣпыя дружины,
             Чтобъ, пользуясь правами сильныхъ, здѣсь
             Они могли, подъ видомъ наказанья,
             Всѣхъ прежнихъ льготъ, свободы насъ лишить.
   

ГЕРТРУДА.

             И вы владѣть умѣете сѣкирой;
             А смѣлыми Господь владѣетъ Самъ.
             ШТАУФФАХЕ РЪ.
             Жена! ужасна, гибельна война:
             Она стада и пастырей караетъ.
   

ГЕРТРУДА.

             Сносить должны мы Божье наказанье;
             Но притѣсненья не должны сносить!
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Жена! нашъ новый домъ тебѣ любезенъ:
             Войной онъ будетъ въ пепелъ обращенъ.
   

ГЕРТРУДА.

             Когда бъ къ нему привязана была я --
             Своей рукой сожгла бы я его!
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Но грозный бичъ войны не пощадитъ
             И слабаго младенца въ колыбели.
   

ГЕРТРУДА.

             Невинность въ небесахъ найдетъ защиту!
             Смотри впередъ, мой другъ, а не назадъ!
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Мы умереть на полѣ битвы можемъ;
             Но васъ, но васъ какая ждетъ судьба?
   

ГЕРТРУДА.

             И слабому открытъ послѣдній выборъ:
             Скачекъ съ утеса -- и свободна я!
   

ШТАУФФАХЕРЪ (бросаясь въ ея объятія).

             О, кто такимъ, владѣетъ сердцемъ, тотъ
             Сразится радостно за кровъ родимый,
             Тому не страшны силы королей!
             Немедленно отправлюсь въ Ури. Тамъ
             Есть у меня пріятель, Вальтеръ Фюрстъ:
             Онъ обо всемъ со мною сходныхъ мыслей,
             Притомъ же тамъ барона Аттингауза
             Увижу я: хоть знатнаго онъ рода,
             Но любитъ онъ народъ и чтитъ его права;
             Я посовѣтуюсь съ обоими о томъ,
             Какъ защитить себя намъ отъ злодѣевъ
             Страны родной. Прощай! Пока меня
             Не будетъ дома, ты займись хозяйствомъ,
             Чтобъ идущій на богомолье странникъ,
             Монахъ, сбирающій для церкви -- всѣ
             Нашли бы здѣсь пріютъ и подаянье.
             Отъ взора ихъ не скроется мой домъ:
             Онъ на большой дорогѣ -- въ немъ готовъ
             Для путника гостепріимный кровъ.

Между тѣмъ, какъ они удаляются въ глубину сцены, входятъ Вильгельмъ Телль и Баумгартенъ.

ТЕЛЛЬ (Баумгартену).

             Теперь тебѣ я болѣе не нуженъ.
             Вотъ въ этотъ домъ войди: въ немъ обитаетъ
             Штауффахеръ, покровитель угнетенныхъ.
             Но вотъ онъ самъ! Ступай къ нему за мной!

(Они идутъ. Сцена перемѣняется).

0x01 graphic

ТРЕТЬЯ СЦЕНА.

Открытое мѣсто въ Альторфѣ.

На возвышеніи, въ глубинѣ сцены, строится крѣпость, которая уже представляетъ одно цѣлое; задняя часть окончена; спереди еще лѣса, по нимъ ходятъ вверхъ и внизъ работники; вверху, на крышѣ, сидитъ кровельщикъ. Все въ движеніи, занято работою.

Смотритель. Каменьщикъ. Его подмастерья и работники.

СМОТРИТЕЛЬ (съ палкою, къ работникамъ).

             Ну, ну, не праздновать! таскайте камни!
             Скорѣй! мѣшайте известь: чтобъ намѣстникъ,
             Прибывъ сюда, увидѣлъ, что работа
             Идетъ впередъ. Экъ, ходятъ -- какъ улитки!

(Къ двумъ работникамъ, которые несутъ камни).

             Что? такъ ли носятъ? Подложить еще!
             Лѣнтяи, вамъ отъ дѣла бъ лишь отлынуть!
   

ПЕРВЫЙ ПОДМАСТЕРЬЕ.

             Да, признаюсь, куда какъ намъ пріятно
             Таскать каменья для своей темницы!
   

СМОТРИТЕЛЬ.

             Что тамъ еще ворчишь? Народъ поганый!
             Онъ только что коровъ доить способенъ,
             Да лѣнь свою провѣтривать въ горахъ.
   

СТАРИКЪ (садясь отдыхать).

             Нѣтъ, не могу.
   

СМОТРИТЕЛЬ (дергаетъ его).

                                 Ну, ну, старикъ, за дѣло!
   

ПЕРВЫЙ ПОДМАСТЕРЬЕ.

             Ужель въ тебѣ нѣтъ сердца, что къ работѣ
             Ты гонишь старика, который самъ
             Едва таскаетъ ноги?
   

КАМЕНЬЩИКЪ и ПОДМАСТЕРЬЯ.

                                           О, безбожно!
   

СМОТРИТЕЛЬ.

             Молчать! Я дѣлаю, что мнѣ велятъ.
   

ВТОРОЙ'ПОДМАСТЕРЬЕ.

             А что, смотритель, какъ бишь назовется
             Темница, что мы строимъ?
   

СМОТРИТЕЛЬ.

                                                     Игомъ Ури.
             И это иго васъ сожметъ, друзья!
   

ПОДМАСТЕРЬЯ.

             Какъ? Игомъ Ури?
   

СМОТРИТЕЛЬ.

                                           Что же тутъ смѣшного?
   

ВТОРОЙ ПОДМАСТЕРЬЕ

             Домишкомъ этимъ Ури сжать хотятъ?
   

ПЕРВЫЙ ПОДМАСТЕРЬЕ.

             Посмотримъ, сколько гнѣздъ такихъ придется
             Нагородить имъ, чтобъ они сравнялись
             Хотя съ меньшой изъ нашихъ горъ родныхъ.

(Смотритель уходитъ въ глубину сцены).

   

КАМЕНЬЩИКЪ.

             Свой молотокъ я въ озеро закину
             За то, что онъ работалъ въ этомъ зданьи.
   

Телль и Штауффахеръ входятъ.

ШТАУФФАХЕРЪ.

             О, лучше бъ мнѣ не жить, чѣмъ видѣть это!
   

ТЕЛЛЪ.

             Пойдемте дальше. Здѣсь не безопасно.
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Ужели въ Ури я, въ странѣ свободы?
   

КАМЕНЬЩИКЪ.

             О, если бы вы видѣли подвалы
             Подъ башнями! Кто будетъ жить въ нихъ, тотъ
             Не скоро крикъ услышитъ пѣтушиный.
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             О, Боже!
   

КАМЕНЬЩИКЪ.

                                 Поглядите-ка на своды;
             Для вѣчности воздвигнуты они!
   

ТЕЛЛЬ.

             Что руки строятъ, то разрушатъ руки!

(Указывая на горы).

             Господь для насъ воздвигъ свободы зданья!

Слышенъ барабанъ; входятъ люди, неся на шестѣ шляпу; за ними слѣдуетъ глашатай; сцена наполняется женщинами и дѣтьми.

ПЕРВЫЙ ПОДМАСТЕРЬЕ.

             Что значитъ этотъ барабанъ? Смотрите!
   

ВТОРОЙ ПОДМАСТЕРЬЕ.

             Что за потѣха? Шляпа-то къ чему?
   

ГЛАШАТАЙ.

             Во имя императора: внимайте!
   

ПОДМАСТЕРЬЯ.

             Тсъ! тише! Слушайте!
   

ГЛАШАТАЙ.

                                           Граждане Ури!
             Вотъ эта шляпа на шестѣ высокомъ
             Воздвигнется на площади въ Альторфѣ --
             И вотъ о чемъ намѣстника приказъ:
             Онъ хочетъ, чтобы шляпѣ воздавалось
             Такое же почтенье, какъ ему:
             Чтобъ всѣ предъ ней съ открытой головою
             Колѣни преклоняли. Черезъ это
             Король узнать желаетъ всѣхъ покорныхъ.
             Имѣнья и свободы тотъ лишится,
             Кто не исполнитъ этого приказа.

(Народъ смѣется. Бьютъ въ барабанъ. Толпа расходится).

ПЕРВЫЙ ПОДМАСТЕРЬЕ.

             Вотъ выдумалъ еще какую новость
             Намѣстникъ нашъ! чтобъ кланялись мы шляпѣ!
             Слыхалъ ли кто подобное, скажите?
   

KAМЕНЬЩИКЪ.

             Намъ преклонять колѣни передъ шляпой!
             Морочить что ль честныхъ людей онъ хочетъ?
   

ПЕРВЫЙ ПОДМАСТЕРЬЕ.

             Будь императорская то корона --
             А то простая шляпа, что виситъ
             Надъ стуломъ, гдѣ всѣмъ лены раздаютъ.
   

КАМЕНЬЩИКЪ.

             Австрійская она!-- тутъ есть ловушка,
             Чтобъ Австріи позорно насъ предать.
   

ПОДМАСТЕРЬЯ.

             Никто сносить не будетъ поруганья!
   

КАМЕНЬЩИКЪ.

             Пойдемъ и спросимъ у другихъ совѣта.

(Уходитъ въ глубину театра).

ТЕЛЛЬ (Штауффахеру).

             Теперь вы знаете. Прощайте, Вернеръ.
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Куда же ты? О, не спѣши отсюда!
   

ТЕЛЛЬ.

             Нельзя! мнѣ должно дома быть. Прощайте!
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Когда бъ ты зналъ, какъ тяжело на сердцѣ!
             Желалъ бы я поговорить съ тобой.
   

ТЕЛЛЬ.

             Слова не облегчатъ тоски сердечной,
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Но къ дѣлу могутъ повести слова.
   

ТЕЛЛЬ.

             Терпѣнье и молчанье -- наше дѣло.
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Ужели то сносить, что нестерпимо?
   

ТЕЛЛЬ.

             Временщики господствуютъ не долго.
             Когда надъ бездной буря забушуетъ,
             То гасятся огни -- и корабли
             Спѣшатъ скорѣе въ пристань и гроза
             Проносится безвредно надъ землею.
             Пусть каждый тихо у себя живетъ:
             Для мирнаго найдется миръ повсюду.
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Ты думаешь?
   

ТЕЛЛЬ.

                                 Не трогайте змѣи --
             Она васъ не ужалитъ. Вѣрь, что сами
             Они смирятся, видя общій миръ.
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Соединясь, мы сдѣлали бы много.
   

ТЕЛЛЬ.

             Въ крушеньи лучше одному спастись.
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Ты холоденъ къ общественному дѣлу.
   

ТЕЛЛЬ.

             Надѣйся каждый самъ лишь на себя.
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Въ союзѣ дружномъ слабые могучи.
   

ТЕЛЛЬ.

             Но сильный лишь одинъ всегда могучъ.
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Такъ на тебя отчизнѣ нѣтъ надежды,
             Когда она возстанетъ на враговъ?
   

ТЕЛЛЬ (подаетъ ему руку).

             Ягненка Телль изъ пропасти спасаетъ,
             Ужель оставитъ онъ своихъ друзей?
             Но на совѣтъ меня вы не зовите:
             Я не могу вамъ помогать словами;
             Но будетъ вамъ нужна рука моя --
             Скажите слово: Телль придетъ за вами!

(Они расходятся въ разныя стороны. На лѣсахъ внезапно раздается крикъ).

КАМЕНЬЩИКЪ (прибѣгая).

             Что тамъ случилось?
   

ПЕРВЫЙ ПОДМАСТЕРЬЕ (вбѣгаетъ, крича).

                                           Кровельщикъ свалился
             Сію минуту съ кровли.

Входитъ Берта со свитой.

БЕРТА.

                                                     Онъ разбился?
             Спасите! помогите, если можно!
             Вотъ золото -- спасите лишь его!

(Бросаетъ ожерелье).

КАМЕНЬЩИКЪ.

             Вы съ золотомъ... Для васъ подкупно все:
             Отнявъ отца у малыхъ ребятишекъ,
             Лишивъ жену любимаго супруга
             И міръ исполнивъ горя и стенаній,
             Вы золотомъ все мыслите поправить!
             До васъ мы были веселы, довольны;
             Но вы пришли -- и мы узнали горе.
   

БЕРТА (смотрителю, который пришелъ).

             Что, живъ ли онъ?

(Смотритель знакомъ показываетъ, что нѣтъ).

                                           О, стѣны! вы съ проклятьемъ
             Построены -- въ васъ будетъ жить проклятье!

(Уходитъ).

   

ЧЕТБЕРТАЯ СЦЕНА.

Жилище Вальтера Фюрста.

Вальтеръ Фюрстъ и Арнольдъ Мельхталь входятъ съ разныхъ сторонъ.

МЕЛЬХТАЛЬ.

             А! Вальтеръ Фюрстъ!
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

                                           Чтобъ не застали насъ!
             Останься тамъ. Со всѣхъ сторонъ шпіоны.
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             Что, нѣтъ изъ Унтервальдена извѣстій?
             Что мой отецъ? Наскучило ужъ мнѣ
             Здѣсь плѣнникомъ сидѣть. И что жъ я сдѣлалъ,
             Чтобъ мнѣ отъ всѣхъ скрываться, какъ убійцѣ?
             Я только палецъ перешибъ мерзавцу,
             За то, что дерзкій, на моихъ глазахъ,
             Хотѣлъ увесть воловъ моихъ прекрасныхъ,
             По приказанью нашего ландфогта.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Самъ виноватъ! зачѣмъ погорячился?
             Его послалъ начальникъ твой, ландфогтъ.
             Теперь сноси безмолвно наказанье,
             Хоть тяжело оно -- что жъ дѣлать, другъ?
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             Но могъ ли я снести, чтобъ негодяй
             Мнѣ говорилъ: "коль хочетъ поселянинъ
             Ѣсть хлѣбъ, такъ пусть онъ самъ и возитъ плугъ".
             Онъ какъ ножомъ въ грудь поразилъ меня,
             Когда моихъ воловъ сталъ выпрягать.
             Они ревѣли глухо, будто чуя,.
             Что онъ мнѣ врагъ, и уперлись рогами.
             Тогда не могъ собой владѣть я больше,
             И въ гнѣвѣ палкой началъ бить его.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             О, если мы едва крѣпиться можемъ,
             Гдѣ жъ юности обуздывать себя?
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             Мнѣ только жаль отца: ему подпора
             Нужна, а сынъ далеко отъ него.
             Его ландфогтъ не терпитъ, потому,
             Что онъ всегда свободу защищаетъ.
             Теперь стѣснитъ онъ старика, я знаю,
             И некому вступиться за него.
             Пойду туда, что бъ ни было со мною.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Нѣтъ, подожди, возьми терпѣнье; скоро,
             Быть можетъ, къ намъ придутъ оттуда вѣсти.
             Но чу! стучатъ. Не посланный ли то
             Отъ ландфогта? Скорѣе спрячься! Въ Ури
             Ты не спасенъ отъ гнѣва Ланденберга:
             Одинъ тиранъ другому помогаетъ.
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             Они собой примѣръ намъ подаютъ.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Ступай! я послѣ позову тебя.

(Мельхталь уходитъ).

             Несчастный! я открыть ему не смѣю
             Своихъ ужасныхъ подозрѣній. Кто
             Стучится тамъ? Чуть только скрипнетъ дверь,
             Я жду бѣды. Вездѣ измѣна, злоба,
             Насиліе врывается въ дома.
             Ахъ, скоро намъ придетъ нужда привѣсить
             Желѣзные запоры у дверей!

(Онъ отворяетъ двери и отступаетъ съ удивленіемъ, увидѣвъ Вернера Штауффахера).

             Кого я вижу? Вернеръ, вы ли это?
             Мой дорогой, почтенный гость!-- давно
             Я лучшаго не видѣлъ человѣка.
             Душевно радъ подъ кровлею моею
             Васъ встрѣтить. Что же привело васъ къ намъ?
   

ШТАУФФАХЕРЪ (подавая ему руку).

             Швейцарію былыхъ временъ ищу я.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             При васъ она! Увидѣвъ только васъ,
             Я чувствую на сердцѣ облегченье.
             Садитесь, Вернеръ, разскажите мнѣ,
             Здорова ль ваша умная супруга,
             Гертруда, мудраго Иберга дочь?
             Всѣ странники, которые идутъ
             Въ Италію, черезъ долину Мейнрадъ,
             Вашъ домъ гостепріимный выхваляютъ.
             Но вы теперь изъ Флюельна: скажите,
             Не видѣли ль дорогой вы чего,
             Когда вы нашимъ краемъ проходили?
   

ШТАУФФАХЕРЪ (садясь).

             Да, видѣлъ я строеніе большое,
             Но на него смотрѣть мнѣ грустно было.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             О, другъ! взглянувъ, вы вѣрно догадались?
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Такихъ домовъ не знали прежде въ Ури!
             Никто, никто здѣсь не видалъ темницъ:
             Темницею была одна могила.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Но вѣдь и это вольности могила.
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Нѣтъ, Вальтеръ Фюрстъ, не скрою я отъ васъ,
             Что я пришелъ сюда не по пустому:
             Меня тревожатъ думы. Притѣсненья
             Оставилъ дома я, и здѣсь ихъ вижу.
             И долго ли намъ ихъ переносить,
             Когда имъ нѣтъ конца? Швейцарецъ былъ
             Всегда свободенъ; къ кротости привыкъ онъ.
             Съ тѣхъ поръ, какъ пастухи узнали горы,
             Здѣсь не было подобныхъ притѣсненій.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Да, безпримѣрно своевольство ихъ!
             И даже благородный Аттингаузенъ,
             Который помнитъ прежніе года,
             Самъ говоритъ, что тяжко это бремя.
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             И въ Унтервальденѣ творятся также
             Кровавыя дѣла. Тамъ Вольфеншисенъ,
             Намѣстникъ Росбергскій, хотѣлъ недавно
             Отъ запрещеннаго вкусить плода:
             Въ Альцельнѣ онъ Баумгартена женѣ
             Хотѣлъ безчестье нанести, но мужъ
             Ея убилъ злодѣя топоромъ.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             О, правосудный Боже! Что жъ Баумгартенъ?
             Скажите мнѣ, успѣлъ ли онъ спастись?
             Нашелъ ли онъ убѣжище?
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

                                                     Вашъ зять
             Его ко мнѣ чрезъ озеро привезъ,
             И у меня теперь живетъ онъ тайно.
             Но онъ мнѣ разсказалъ такое дѣло,
             Случившееся въ Сарненѣ, что сердце
             У каждаго должно облиться кровью.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ (внимательно).

             Какое жъ это дѣло?
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

                                           Тамъ, въ Мельхталѣ,
             Живетъ близъ Керна нѣкто Генрихъ Гальденъ,
             Правдивый мужъ, котораго слова
             Имѣютъ вѣсъ у поселянъ окружныхъ.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Да кто его не знаетъ? Что же съ нимъ?
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             За небольшой проступокъ, совершенный
             Его достойнымъ сыномъ, Ланденбергеръ
             Велѣлъ изъ плуга выпрячь у него
             Двухъ лучшихъ и красивѣйшихъ воловъ,
             Но тотъ прибилъ разбойника и скрылся.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ (съ нетерпѣніемъ).

             Но что жъ отецъ? Скажите, съ нимъ что сталось?
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Его къ себѣ потребовалъ намѣстникъ
             И приказалъ ему, чтобъ выдалъ сына;
             Но старецъ поклялся, что онъ не знаетъ,
             Куда бѣглецъ укрылся -- и тогда
             Тиранъ велѣлъ явиться палачамъ...
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ
(вскакиваетъ и хочетъ увлечь его на другую сторону).

             О, тише, ради Бога!
   

ШТАУФФАХЕРЪ (возвышая голосъ).

                                           И сказалъ:
             Коль сына нѣтъ, такъ ты въ моихъ рукахъ!"
             И приказалъ его на землю бросить
             И острой сталью выколоть глаза.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             О, небо!
   

МЕЛЬХТАЛЬ (выбѣгая).

                                 Выколоть глаза, вы говорите?
   

ШТАУФФАХЕРЪ
(удивленный, къ Вальтеру Фюрсту),

             Кто этотъ юноша?
   

МЕЛЬХТАЛЬ (хватаетъ его судорожно).

                                           Глаза его? скажите!
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             О, злополучный!
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

                                           Кто же это? сынъ?

(Вальтеръ Фюрстъ утвердительно киваетъ головою).

             Возможно ли? О, Боже правосудный!
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             А я былъ далеко, отецъ несчастный!
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Владѣй собой! какъ мужъ, снеси бѣду!
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             За мой проступокъ, за мою вину!...
             Такъ онъ ослѣпъ? такъ онъ ослѣпъ навѣки?
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Да, онъ ослѣпъ! изсякъ источникъ свѣта:
             Онъ никогда не узритъ солнца вновь.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Щади его!
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

                                 Не узритъ солнца вновь!

(Онъ закрываетъ руками лицо и молчитъ нѣсколько времени; потомъ, обращаясь къ обоимъ, говоритъ тихимъ, заглушаемымъ рыданіями, голосомъ).

             О, свѣтъ очей -- даръ неба драгоцѣнный!
             Всѣ существа тобою лишь живутъ,
             И каждое счастливое созданье --
             Цвѣтокъ -- и тотъ любуется на свѣтъ;
             А для него повсюду вѣчный мракъ,
             Повсюду ночь! Его не усладятъ
             Зеленыя, цвѣтущія долины!
             Онъ не увидитъ болѣе зари!
             Что смерть?-- ничто! но жить, не видя свѣта,
             Не значитъ жить! Зачѣмъ же на меня
             Вы смотрите съ участьемъ? Я не слѣпъ;
             Но -- ахъ -- ни капли изъ потока свѣта,
             Блестящаго, что въ очи мнѣ струится,
             Я не могу несчастному отдать!
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Не уменьшить мнѣ должно скорбь твою,
             Но увеличить. Знай, что у него
             Намѣстникъ отнялъ все: ему остался
             Одинъ лишь посохъ -- и несчастный старецъ --
             И нагъ, и слѣпъ -- теперь скитаться долженъ.
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             Одинъ лишь посохъ бѣдному слѣпцу!
             Лишенъ всего и даже свѣта солнца,
             Которымъ и бѣднякъ богатъ! Никто
             Ни слова мнѣ о томъ, чтобъ я скрывался!
             Презрѣнный, я лишь думалъ о себѣ,
             Не о тебѣ, несчастный мой отецъ;
             Тебя въ залогъ оставилъ я тирану!
             Все кончено! Теперь я буду думать
             О мщеньи лишь одномъ. Пойду къ нему --
             Никто, никто меня не остановитъ --
             И у намѣстника потребую назадъ
             Родительскихъ очей. Я отыщу
             Его въ толпѣ клевретовъ; отъ меня
             Онъ не уйдетъ; мнѣ жизнь теперь ничто!
             Я лишь хочу души моей страданье
             Его злодѣйской кровью утолить!

(Хочетъ итти).

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Остановись! тебѣ ли съ нимъ бороться?
             Онъ въ Сарненѣ, въ своемъ высокомъ замкѣ --
             Ему не страшенъ гнѣвъ безсильный твой.
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             Хотя бъ онъ жилъ на ледяной вершинѣ
             Шрекгорна, или выше, тамъ, гдѣ Юнгфрау
             Покрыта вѣчнымъ снѣгомъ -- и тогда
             Къ нему дорогу проложилъ бы я.
             Лишь двадцать юношей такихъ, какъ я --
             И мы его разрушимъ замокъ. Если жъ
             За мною не послѣдуетъ никто
             И если всѣ вы, за стада и домы
             Страшась, преклонитесь подъ иго власти,
             Тогда въ горахъ сзову я пастуховъ,
             И тамъ подъ вольнымъ сводомъ неба, гдѣ
             Духъ бодръ и свѣжъ и сердце въ чистотѣ,
             Имъ разскажу объ ужасахъ злодѣйства.
   

ШТАУФФАХЕРЪ (Вальтеру Фюрсту),

             Созрѣло зло; мы подождемъ еще,
             Коль будетъ хуже...
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

                                           Хуже? да чего же,
             Чего жъ еще намъ ждать, когда глаза --
             И тѣ у насъ самихъ не безопасны?
             Мы ль беззащитны? Для чего жъ насъ учатъ
             Натягивать тугую тетиву,
             Тяжелою сѣкирою владѣть?
             Не каждому ль животному дано
             Въ отчаяньи орудье для защиты?
             Измученный олень, остервенясь,
             Грозитъ собакамъ страшными рогами;
             Коза охотника срываетъ въ бездну;
             И даже волъ, смиренный рабъ людей,
             Что выю гнетъ послушно подъ ярмо,
             Разсвирѣпѣвъ, могучими рогами
             Кидаетъ въ воздухъ своего врага.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Когда бы наши три кантона съ нами
             Согласныхъ были мыслей; о, тогда бы
             Мы, можетъ быть, свершили что нибудь.
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             На Ури зовъ возстанетъ Унтервальденъ,
             Возстанетъ Швицъ въ союзѣ тѣсномъ съ ними.
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             Есть въ Унтервальднѣ много у меня
             Такихъ друзей, которые охотно
             Прольютъ и кровь свою, была бы только
             Подмога имъ. О, мудрые отцы
             Страны родной!-- я юноша межъ вами,
             И мнѣ при васъ молчать бы надлежало.
             Пусть молодъ я и опытностью бѣденъ,
             Но вы моихъ рѣчей не отвергайте.
             Не молодая кровь кипитъ во мнѣ --
             Меня влечетъ отчаянье; оно
             И въ камняхъ скалъ отыщетъ состраданье.
             И вы, отцы, главы своихъ семействъ,
             И вы себѣ желаете сыновъ
             Достойныхъ, чтобъ власы сѣдые ваши
             Отъ поруганья защитить могли.
             О, если васъ еще не разорили,
             И не теряли вы своихъ очей,
             То не чуждайтеся и нашихъ бѣдъ:
             Вѣдь и надъ вами мечъ виситъ тирана;
             И вы, какъ мой отецъ, всегда старались
             У Австріи владычество отнять,
             А потому и вамъ страшиться должно.
   

ШТАУФФАХЕРЪ (Вальтеру Фюрсту).

             Рѣшитесь вы -- я слѣдую за вами.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Послушаемъ, что скажутъ рыцари,
             Силлинена владѣльцы, Аттингауза:
             Ихъ имя намъ друзей доставить можетъ.
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             Но чье, скажите, чье почтеннѣй имя,
             Чѣмъ ваши имена въ горахъ у насъ?
             Народъ привыкъ ихъ слушать съ уваженьемъ.
             Они въ странѣ имѣютъ вѣсъ большой.
             Вы доблестью отцовъ своихъ богаты
             И собственною. Такъ зачѣмъ же намъ
             Звать рыцарей? Мы справимся одни;
             Я думаю, безъ помощи другихъ
             Себя мы храбро защитить съумѣемъ.
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Хоть рыцарямъ и чужды наши нужды --
             Потокъ, бушуя въ низменныхъ мѣстахъ,
             Еще пока не досягалъ вершины --
             Но въ помощи они намъ не откажутъ,
             Когда мы всѣ возьмемся за оружье.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Когда бъ межъ Австріей и нами былъ посредникъ,
             Тогда бъ законъ и право мы нашли;
             Но притѣснитель нашъ -- нашъ императоръ;
             Онъ нашъ судья -- такъ пусть Всевышній Самъ
             Защитникомъ намъ будетъ. Вы друзей
             Сберите въ Швицѣ; въ Ури я сберу!
             Но въ Унтервальденъ намъ кого бъ отправить?
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             Кого жъ, какъ не меня?-- мнѣ ближе всѣхъ.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Я не хочу: ты гость мой, за твою
             Свободу я отвѣтчикъ.
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

                                           О, пустите!
             Я знаю всѣ ущелья, всѣ тропинки;
             Да и друзей найду я тамъ довольно:
             Они меня укроютъ отъ враговъ.
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Пусть съ Богомъ онъ идетъ туда. Тамъ нѣтъ
             Предателей: тамъ ненависть къ тирану
             Такъ велика, что нѣтъ ему клевретовъ.
             Да и альцельнца мы пошлемъ туда же --
             Собрать друзей и возмутить страну.
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             Но какъ намъ другъ другу вѣсть подать,
             Чтобъ подозрѣнье обмануть тирана?
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Сойтись мы можемъ въ Брунненѣ, иль въ Трейбѣ,
             Гдѣ пристаютъ торговыя суда.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Такъ дѣйствовать открыто намъ не должно!
             Вотъ что я думаю: отъ озера
             Налѣво, гдѣ идетъ дорога въ Брунненъ,
             Есть скрытая въ густомъ лѣсу долина,
             У пастуховъ она зовется Рютли.

(Мельхталю).

             На этомъ мѣстѣ сходятся границы
             Кантоновъ нашихъ.

(Штауффахеру).

                                           Въ легкомъ челнокѣ
             Изъ Швица вы какъ разъ туда домчитесь.
             А мы ночной порой туда придемъ
             На совѣщанье скрытою тропинкой.
             Туда жъ мы можемъ привести съ собою
             По десяти товарищей надежныхъ,
             И, сговорившись, съ помощію Божьей
             Немедленно начнемъ свои дѣла.
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Пусть будетъ такъ. Теперь, друзья мои,
             Соединимъ взаимно наши руки;
             И какъ теперь мы трое здѣсь стоимъ,
             Сплетясь руками въ дружескомъ союзѣ,
             Такъ съединимъ на общую защиту
             Мы наши три земли -- на жизнь и смерть!
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ И МЕЛЬХТАЛЬ.

             На жизнь и смерть!

(Они, соединясь руками, молча стоятъ нѣсколько времени).

МЕЛЬХТАЛЬ.

                                           Отецъ, лишенный зрѣнья!
             Ты не увидишь дня освобожденья,
             Но ты услышишь, какъ съ вершинъ нагорныхъ
             Подымутся сигнальные огни
             И съ грохотомъ падутъ твердыни гордыхъ,
             Настанутъ намъ свободы вѣчной дни!
             И вѣсть о томъ стрѣлой къ тебѣ домчится,
             И ночь твоя днемъ яснымъ озарится!

(Они расходятся).

0x01 graphic

0x01 graphic

   

0x01 graphic

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

ПЕРВАЯ СЦЕНА.

(Замокъ барона Аттингаузена).

Готическая зала, украшенная трофеями и шлемами. Баронъ, восьмидесятипятилѣтній старецъ, высокаго роста и благородной осанки, одѣтый въ теплую одежду на мѣху, опирается на посохъ, съ рогомъ серны, вмѣсто набалдашника. Куони и шесть работниковъ стоятъ вокругъ съ граблями и косами. Ульрихъ фонъ-Руденцъ входитъ въ рыцарскомъ одѣяніи.

РУДЕНЦЪ.

             Что вамъ угодно, дядюшка? я здѣсь.
   

АТТИНГАУЗЕНЪ.

             Позволь сперва по древнему обычью
             Съ рабочими напитокъ раздѣлить.

(Онъ пьетъ изъ кубка и потомъ передаетъ его другимъ).

             Бывало, въ поле самъ ходилъ я съ ними
             И самъ за ихъ работами смотрѣлъ,
             Со знаменемъ на брань леталъ я съ ними;
             Теперь мнѣ лишь дворецкимъ быть осталось.
             И если солнце не придетъ ко мнѣ,
             То не могу итти за нимъ на горы.
             И такъ, что день, то кругъ тѣснѣе мой,
             Я движусь въ немъ все медленнѣй и тише.
             Теперь я тѣнью сталъ своей, а скоро
             Отъ тѣни той останется лишь имя.
   

КУОНИ (подавая Руденцу кубокъ).

             Возьмите, рыцарь.

(Руденцъ медлитъ).

                                           Пейте! Пусть у насъ
             Одинъ сосудъ, одно и сердце будетъ
   

АТТИНГАУЗЕНЪ.

             Ступайте, дѣти; вечеромъ придете --
             О родины дѣлахъ поговоримъ мы.

(Вассалы уходятъ).

АТТИНГАУЗЕНЪ.

             Я вижу, ты совсѣмъ ужъ снарядился:
             Въ Альторфскій ты желаешь ѣхать замокъ?
   

РУДЕНЦЪ.

             Да, дядюшка, и медлить мнѣ нельзя.
   

АТТИНГАУЗЕНЪ (садясь).

             Куда же ты спѣшишь? Ужели юность
             Твоя такъ временемъ скудна, что дядѣ
             Не можешь ты минуты удѣлить?
   

РУДЕНЦЪ.

             Я вижу, что вамъ нужды нѣтъ во мнѣ,
             Что въ этомъ домѣ я, какъ отчужденный.
   

АТТИНГАУЗЕНЪ
(пристально смотритъ на него нѣсколько времени).

             Да, къ сожалѣнью, правда! Край родной
             Тебѣ давно сталъ чуждымъ! Ульрихъ! Ульрихъ!
             Не узнаю тебя я. Весь въ шелку,
             На головѣ павлиньи вѣютъ перья,
             Пурпурный плащъ накинутъ на плечо;
             А на крестьянина глядишь съ презрѣньемъ,
             Тебя стыдитъ его привѣтъ радушный.
   

РУДЕНЦЪ.

             Почетъ, котораго достоинъ онъ,
             Всегда ему воздамъ, но не признаю
             Я ни за что и никогда за нимъ
             Тѣхъ правъ, что онъ себѣ присвоить хочетъ.
   

АТТИНГАУЗЕНЪ.

             Вся сторона теперь подъ королевскимъ
             Тяжкимъ гнѣвомъ; у всѣхъ сердца печалью
             Исполнены отъ злобнаго тиранства,
             Что мы несемъ -- тебя лишь одного
             Не трогаетъ общественное горе,
             Лишь ты одинъ чуждаешься своихъ,
             На сторонѣ враговъ земли родимой
             Смѣешься надъ несчастіемъ народа.
             Ты ищешь только легкихъ наслажденій,
             Да милость короля, тогда какъ здѣсь
             Твоя отчизна страждетъ подъ ярмомъ.
   

РУДЕНЦЪ.

             Отчизна подъ ярмомъ? Но отчего же?
             Кто ввергъ ее въ подобное несчастье?
             Одно лишь слово стоило сказать,
             Чтобъ положить конецъ такому горю
             И гнѣвъ монарха измѣнить на милость.
             Но горе тѣмъ, кто ослѣпилъ народъ
             И отвратилъ его отъ лучшей доли!
             Изъ собственной лишь выгоды своей,
             Когда вокругъ всѣ земли присягнули,
             Лѣснымъ кантонамъ не даютъ они
             На вѣрность Австріи принесть присягу.
             Имъ хорошо теперь, здѣсь наравнѣ
             Они съ дворянствомъ... Признаютъ своимъ
             Лишь императора здѣсь государемъ,
             Чтобъ государя не имѣть совсѣмъ.
   

АТТИНГАУЗЕНЪ.

             И отъ тебя ль я долженъ это слышать?
   

РУДЕНЦЪ.

             Вы начали -- позвольте кончить мнѣ.
             Какую жъ роль играете вы сами?
             Ужели въ васъ нѣтъ гордости, что вы
             Хотите здѣсь владѣтельнымъ барономъ
             Сидѣть и пастухами управлять?
             Не лучше ль, не славнѣе ль будетъ выборъ
             Державному властителю служить
             И при его дворѣ блестящемъ жить,
             Чѣмъ засѣдать въ совѣтѣ и въ судѣ
             Съ своимъ крестьяниномъ, какъ пэръ, какъ равный?
   

АТТИНГАУЗЕНЪ.

             Ахъ, Ульрихъ, Ульрихъ! Голосъ искушенья,
             Ужъ вижу я, твой слухъ обворожилъ,
             Твое онъ -сердце ядомъ отравилъ.
   

РУДЕНЦЪ.

             Да, я не скрою: горько было мнѣ
             Сносить насмѣшки гордыхъ чужеземцевъ,
             Дворянами мужицкими прозвавшихъ
             По праву насъ. Мнѣ видѣть тяжело,
             Какъ юноши со всѣхъ сторонъ стремятся
             За славою къ габсбургскимъ знаменамъ,
             Я-жъ, праздный, здѣсь сижу въ своемъ наслѣдьи,
             Въ занятіяхъ простыхъ теряю дни
             Моей весны.. Въ другихъ мѣстахъ дѣла
             Великія свершаются; міръ славы
             Тамъ движется, блистая, за горами;
             А у меня заржавѣлъ шлемъ и щитъ.
             Ни стукъ мечей, ни звукъ трубы военной,
             Ни зовъ герольдовъ на турниръ блестящій
             Не долетаютъ къ намъ въ долины! Здѣсь
             Я слышу лишь пастушечьи напѣвы,
             Да стадъ однообразные звонки.
   

АТТИНГАУЗЕНЪ.

             Такъ! презирай отчизну, презирай,
             Слѣпецъ, мишурнымъ блескомъ увлеченный!
             Стыдись ея обычаевъ священныхъ!
             Но будетъ время -- съ горькими слезами
             Къ роднымъ горамъ стремиться будешь ты,
             И самые напѣвы пастуховъ,
             Которыми теперь пренебрегаешь,
             Твой гордый духъ страданьемъ возмутятъ,
             Когда ты ихъ услышишь на чужбинѣ.
             О, въ насъ сильна любовь къ родному краю!
             Не для тебя обманчивый тотъ міръ!
             Тамъ, при дворѣ блестящемъ государя,
             Ты будешь чуждымъ самому себѣ.
             Въ томъ мірѣ нужны доблести не тѣ,
             Какими здѣсь въ горахъ ты отличался.
             Иди туда, продай свою свободу,
             Возьми помѣстье въ ленъ и стань рабомъ,
             Когда не хочешь самъ быть господиномъ
             И собственнымъ наслѣдьемъ управлять!
             Ахъ, Ульрихъ! нѣтъ! останься лучше съ нами
             И не ходи въ Альторфъ! Не покидай
             Отечества въ опасности его!
             Бездѣтенъ я, со мною пресѣчется
             Мой древній родъ. Вотъ этотъ шлемъ и щитъ
             Вы положить должны ко мнѣ въ могилу..
             Ужели думать мнѣ въ послѣдній часъ,
             Что ты лишь только ждешь моей кончины,
             Чтобъ всѣ мои свободныя помѣстья,
             Что Богъ мнѣ далъ, отъ Австріи принять?
   

РУДЕНЦЪ.

             Мы королю противимся напрасно!
             Ему покоренъ свѣтъ: ужели мы
             Одни съ своимъ упорствомъ своевольнымъ
             Возможемъ перервать ту цѣпь земель,
             Которую вкругъ насъ обвелъ могучій?
             Суды, дороги, рынки -- все ему
             Принадлежитъ, и даже табуны
             Готтардскіе -- и съ тѣхъ беретъ онъ подать"
             Мы заперты, опутаны, какъ сѣтью,
             Со всѣхъ сторонъ владѣньями его.
             И защититъ имперія-ли насъ?
             Сама себя оборонить не можетъ
             Она отъ Австріи. Когда самъ Богъ
             Намъ помощь не пошлетъ, тогда, повѣрь,
             И императоръ никакой не въ силахъ
             Помочь намъ. Развѣ можно полагаться
             На императорское слово намъ,
             Когда, мы видимъ, каждый императоръ
             И при безденежьи, и для войны
             Достать чтобъ денегъ, можетъ прибѣгать
             Къ залогу и продажѣ городовъ,
             Что покровительства себѣ искали
             Подъ имперскимъ орломъ.-- Нѣтъ, дядя, нѣтъ!
             Во времена тяжелыхъ смутъ, раздоровъ,
             Благоразуміе велитъ искать
             Защиты намъ у сильнаго владыки.
             Имперская корона переходитъ
             Отъ дома къ дому, и для службы вѣрной
             Нѣтъ памяти у ней. Когда-жъ монарху
             Наслѣдственному станемъ мы служить,
             Для будущности сѣмена посѣемъ.
   

АТТИНГАУЗЕНЪ,

                                                               Разсудилъ!
             Ты хочешь быть умнѣй своихъ отцовъ,
             Которые свободу дорогую
             Готовы были кровью искупить.
             Ступай-ка въ Люцернъ, разспроси-ка тамъ,
             Какъ тягостно владычество австрійцевъ!
             Они къ намъ придутъ; овецъ и скотъ
             Пересчитаютъ, Альпы размежуютъ,
             Въ лѣсахъ свободныхъ запретятъ охоту,
             Къ воротамъ нашимъ и къ мостамъ приставятъ
             Свои шлагбаумы съ пошлиной и будутъ
             Обогащаться нашей нищетой,
             И покупать сраженья нашей кровью.
             Нѣтъ! если кровь свою намъ проливать,
             Такъ лучше за себя: сходнѣй тогда
             Придется намъ свобода, чѣмъ неволя.
   

РУДЕНЦЪ.

             Но что жъ мы, пастухи, что можемъ сдѣлать
             Альбертовымъ войскамъ?
   

АТТИНГАУЗЕНЪ.

                                                     Дитя, узнай сперва
             Ты этихъ пастуховъ, тогда суди!
             Я знаю ихъ: я ихъ водилъ на битвы,
             Они при мнѣ сражались подъ Фавенцемъ.
             Пусть ихъ придутъ, на насъ ярмо наложатъ --
             Увидишь, какъ его мы понесемъ!
             О, научись свой родъ и племя чтить!
             Не отдавай за блескъ пустой, мишурный
             Своей неложной, драгоцѣнной чести --
             Главою быть свободнаго народа,
             Который съ искренней къ тебѣ любовью
             Довѣрчиво съ тобой пойдетъ на смерть.
             Вотъ чѣмъ гордись! Вотъ истинная слава!
             Не расторгай родныхъ, священныхъ узъ;
             Не оставляй своей отчизны милой:
             Всѣмъ сердцемъ, всей душой къ ней прилѣпись!
             Въ ней твердый корень силъ твоихъ хранится;
             Но тамъ, въ странѣ чужой, ты одинокъ,
             Какъ тонкій прутъ, сломаешься отъ бури.
             О, возвратись въ объятія своихъ!
             Одинъ лишь день намъ подари, лишь нынче
             Не ѣзди въ Альторфъ! слышишь? Только нынче,
             Останься съ нами только въ этотъ день!

(Беретъ его за руку).

РУДЕНЦЪ.

             Я слово далъ... пустите... я имъ связанъ.
   

АТТИНГАУЗЕНЪ (оставляетъ его руку).

             Ты связанъ? Да, ты связанъ, злополучный!
             Не словомъ даннымъ и не клятвой -- нѣтъ!
             Любовныя тебя связали узы.

(Руденцъ отворачивается).

             Скрывай свое лицо. Я знаю все:
             Тебя плѣнила Берта фонъ-Брунекъ;
             Она тебя влечетъ къ имперской службѣ.
             Достать себѣ невѣсту хочешь ты
             Измѣною отчизнѣ? Ты обманутъ;
             Невѣстою они тебя желаютъ
             Лишь приманить; она жъ не для тебя.
   

РУДЕНЦЪ.

             Я слышалъ ужъ довольно. До свиданья!

(Уходитъ).

АТТИНГАУЗЕНЪ.

             Остановись, безумецъ! Онъ ушелъ!
             И удержать, спасти его нельзя мнѣ!
             Вотъ такъ отпалъ отъ насъ и Вольфеншисенъ;
             Такъ и другіе отпадутъ: ихъ всѣхъ
             Могучее влечетъ очарованье --
             Туда, за горы, въ незнакомый край.
             О, злополучный часъ, когда чужіе
             Пришли въ сіи счастливыя долины
             Нарушить мирныхъ нравовъ простоту!
             Все новое втѣсняется сильнѣй,
             Все древнее, почтенное отходитъ:
             И времени, и мысли -- все другое!
             Зачѣмъ же я живу? Давно въ могилѣ
             Всѣ тѣ, съ которыми я вмѣстѣ жилъ.
             Мой вѣкъ земля покрыла; счастливъ тотъ,
             Кто жить не долженъ съ новымъ поколѣньемъ!

(Уходитъ).

0x01 graphic

ВТОРАЯ СЦЕНА.

Долина, окруженная высокими скалами и лѣсомъ.

По скаламъ проложены тропинки со ступенями, по которымъ сходятъ поселяне. Въ глубинѣ сцены видно озеро, надъ нимъ лунная радуга. Далъ представляетъ перспективу высокихъ горъ, изъ-за которыхъ видны еще болѣе высокія снѣжныя горы. Темная ночь; только озеро и ледники блестятъ, освѣщенные луною Мельхталь, Баумгартенъ, Винкельридъ, Мейеръ изъ Сарнена, Бургардъ-амъ-Бюхель, Арнольдъ Сева, Клаусъ Фонъ-деръ-Флюе и еще четыре поселянина; всѣ вооружены.

МЕЛЬХТАЛЬ (за сценой).

             Вотъ горная тропа! за мной ступаете!
             Теперь узналъ и скалы я, и крестъ.
             На мѣстѣ мы; здѣсь Рютли.

(Входятъ съ факелами).

ВИНКЕЛЬРИДЪ.

                                                               Чу! послушай!
   

СЕВА.

             Все тихо.
   

МЕЙЕРЪ.

                                 Ни души. Мы прежде всѣхъ
             Сюда пришли -- мы, унтервальденцы.
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             Что, чай ужъ поздно?
   

БАУМГАРТЕНЪ,

                                           Сторожъ въ Селисбергѣ
             Два прокричалъ еще не такъ давно.

(Вдали слышенъ звонъ).

МЕЙЕРЪ.

             Чу! слышите?
   

АМЪ-БЮХЕЛЬ.

             Въ лѣсной часовнѣ въ Швицѣ,
             За озеромъ, къ заутрени звонятъ.
   

ФОНЪ-ДЕРЪ-ФЛ ЮЕ.

             Да, воздухъ чистъ -- и звукъ несетъ далеко.
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             Подите кто-нибудь зажгите хворостъ,
             Чтобъ онъ горѣлъ, когда придутъ друзья.

(Двое поселянъ уходятъ).

   

СЕВА.

             Ночь лунная прекрасна; неподвижно,
             Какъ зеркало, тамъ озеро лежитъ.
   

АМЪ-БЮХЕЛЬ.

             Тѣмъ легче будетъ плыть имъ.
   

ВИНКЕЛЬРИДЪ (показывая на озеро).

                                                     Ахъ, смотрите!
             Смотрите-ка туда!
   

МЕЙЕРЪ.

                                           Ну, что же тамъ?
             Ахъ, въ самомъ дѣлѣ, радуга!-- и ночью!
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             Свѣтъ мѣсяца ее образовалъ.
   

ФОНЪ-ДЕРЪ-Ф ЛЮЕ.

             Вотъ рѣдкое чудесное явленье!
             Иной умретъ, такого не видавъ.
   

СЕВА.

             Надъ ней еще другая, поблѣднѣе.
   

БАУМГАРТЕНЪ.

             Но вотъ теперь вдали видна ладья.
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             То Штауффахеръ плыветъ. Старикъ почтенный,
             Онъ не заставилъ долго ждать себя!

(Идетъ съ Бауміартеномъ къ берегу).

МЕЙЕРЪ.

             Да вотъ изъ Ури только что-то медлятъ.
   

АМЪ-БЮХЕЛЬ.

             Чтобъ не сойтись съ разъѣздами ландфогта
             Имъ обходить далеко по горамъ.

(Между тѣмъ два поселянина разложили посрединѣ мѣста дѣйствія огонь).

МЕЛЬХТАЛЬ (у берега).

             Кто тамъ? Скажите!
   

ШТАУФФАХЕРЪ (снизу).

                                           Все друзья страны.

(Всѣ идутъ навстрѣчу прибывшимъ).

Изъ лодки выходятъ: Штауффахеръ, Итель Редингъ, Гансъ Мауеръ, Іоргъ Гофъ, Конрадъ Хунъ, Ульрихъ Шмидъ, Іостъ Вейлеръ и еще при поселянина, также вооруженные.

ВСѢ (громко).

             Привѣтъ всѣмъ!

(Между тѣмъ какъ другіе остаются въ глубинѣ сцены и привѣтствуютъ другъ друга, Мельхталь и Штауффахеръ выходятъ впередъ).

.

                                           О, Штауффахеръ! я видѣлъ
             Того, кто на меня глядѣть не можетъ!
             Къ его очамъ прикладывалъ я руку --
             И изъ его лишенныхъ свѣта взоровъ
             Я жгучей мести жажду почерпнулъ.
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Не говори о мщеньи. Не отмщать,
             Но встрѣтить зло грозящее должны мы.
             Скажи теперь, какъ въ Унтервальднѣ ты
             Устроилъ все? Нашелъ ли тамъ друзей?
             Что думаютъ объ этомъ поселяне?
             Какъ самъ предательства сѣтей избѣгъ ты?
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             Черезъ Суренна грозныя вершины
             По ледянымъ полямъ необозримымъ,
             Гдѣ только слышенъ хриплый крикъ орловъ,
             Дошелъ я до альпійскихъ паствъ, куда
             Изъ Ури пастухи и съ Энгельберта
             Свои стада гоняютъ совокупно.
             Я жажду утолялъ свою водой,
             Струящейся изъ ледниковъ въ лощины;
             Я въ хижины пустыя заходилъ
             Хозяиномъ и гостемъ; наконецъ,
             Достигъ жилищъ людей гостепріимныхъ.
             Ужъ разнеслась въ долинахъ этихъ вѣсть
             О новомъ здѣсь свершившемся злодѣйствѣ.
             Мое несчастье доставляло мнѣ
             У всѣхъ дверей привѣтъ и состраданье;
             И я нашелъ, что всѣ и здѣсь равно
             На новое правленье негодуютъ.
             Какъ Альпы ихъ всегда, изъ года въ годъ,
             Одни и тѣ жъ растенія питаютъ,
             Какъ ихъ ручьи текутъ однообразно,
             Какъ облака и даже вѣтры ихъ
             Летятъ своей стезею неизмѣнной,
             Такъ неизмѣнно нравы старины
             Отъ предковъ здѣсь къ потомкамъ перешли.
             Они не терпятъ дерзкой новизны
             Въ ходу своей однообразной жизни.
             Они съ радушіемъ мнѣ жали руки,
             Со стѣнъ снимали ржавые мечи,
             И въ ихъ глазахъ горѣлъ огонь отваги,
             Когда я произнесъ имъ имена,
             Священныя для нашихъ поселянъ,
             Твое и Вальтеръ Фюрста; и они
             Клялись исполнить все, что вы велите:
             Клялись за вами слѣдовать на смерть.
             Такъ я, изъ дома въ домъ, ходилъ подъ кровомъ
             Священнаго гостепріимства правъ,
             И такъ пришелъ въ родимую долину,
             Гдѣ много у меня живетъ родныхъ;
             Нашелъ отца, слѣпого, въ нищетѣ
             И на чужой соломѣ, что ему
             Изъ состраданья подослали...
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

                                                               Боже!
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             Но я не плакалъ; не хотѣлъ въ ничтожныхъ
             Слезахъ излить тоски моей ужасной;
             Ее въ груди своей, какъ драгоцѣнность,
             Я схоронилъ, и думалъ лишь о дѣлѣ.
             Я проникалъ во всѣ ущелья горъ,
             Я проходилъ всѣ скрытыя долины,
             И у подошвы вѣчныхъ ледниковъ
             Я посѣтилъ смиренныя жилища.
             Куда свои стопы ни направлялъ,
             Вездѣ я видѣлъ ненависть къ тиранству;
             Вѣдь даже тамъ, гдѣ край жилья людей,
             Гдѣ ничего земля не производитъ,
             Вѣдь даже тамъ царитъ грабежъ ландфогтовъ...
             Я возбудилъ къ возстанію народъ.
             Онъ нашъ теперь и сердцемъ, и душою.
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Ты много сдѣлалъ въ столь короткій срокъ.
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             Я сдѣлалъ больше. Эти двѣ твердыни,
             Росбергъ и Сарненъ, страшныя для всѣхъ,
             Гдѣ, скрытые за стѣнами, враги
             Сидятъ, для насъ выдумывая ковы,
             Хотѣлъ своими видѣть я глазами:
             И въ Сарненъ удалося мнѣ проникнуть
             И замокъ этотъ весь я осмотрѣлъ.
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             И ты посмѣлъ войти въ пещеру тигра?
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             Въ одеждѣ пилигрима я тамъ былъ;
             Я видѣлъ тамъ ландфогта за пирушкой.
             Судите же, могу ль собой владѣть я:
             Врага я видѣлъ тамъ -- и не убилъ!
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Ну, счастье помогло твоей отвагѣ!

(Между тѣмъ прочіе поселяне приближаются).

             Теперь скажи мнѣ, кто твои друзья,
             Которыхъ ты сюда привелъ съ собою?
             Дай ихъ узнать, чтобъ мы могли другъ другу
             Довѣрчиво сердца свои открыть.
   

МЕЙЕРЪ.

             Кто васъ не знаетъ въ нашихъ трехъ кантонахъ?
             Я называюсь Мейеромъ изъ Сарна,
             А вотъ племянникъ мой, Струтъ Винкельридъ.
   

.

             Ты имя мнѣ знакомое сказалъ:
             Былъ Винкельридъ, который умертвилъ
             Дракона въ вейлерскихъ болотахъ -- и
             Самъ палъ въ бою.
   

ВИНКЕЛЬРИДЪ.

                                           То былъ мой предокъ, Вернеръ.
   

МЕЛЬХТАЛЬ (показывая на двухъ поселянъ).

             Вотъ эти унтервальденцы живутъ
             За лѣсомъ при аббатствѣ Энгельберга;
             Хотя они крестьяне крѣпостные,
             А не свободные землевладѣльцы,
             Но вы не презирайте ихъ за то,
             Они отчизну любятъ.
   

ШТАУФФАХЕРЪ (обоимъ).

                                                     Дайте руку!
             Счастливъ, что независимъ отъ другого,
             Свободенъ на своей землѣ; но честность
             Во всякомъ званіи имѣетъ цѣну.
   

КОНРАДЪ ХУНЪ.

             Вотъ Редингъ, нашъ старинный ландамманнъ.
   

МЕЙЕРЪ.

             Его я знаю. Онъ противникъ мой:
             У насъ съ нимъ тяжба объ одномъ участкѣ.
             Да, Редингъ, мы враги передъ судомъ.
             Но здѣсь друзья.

Жметъ его руку).

ШТАУФФАХЕРЪ.

                                           Отлично сказано!
   

ВИНКЕЛЬРИДЪ.

             Они идутъ! Чу! слышите рогъ Ури?

(Справа и слѣва по скаламъ входятъ вооруженные люди, съ факелами въ рукахъ).

МЕЙЕРЪ.

             Вонъ съ ними и служитель алтаря,
             Почтенный ихъ священникъ; несмотря
             На трудный путь и ночи мракъ, идетъ онъ,
             Какъ вѣрный пастырь, стадо сохранять.
   

БАУМГАРТЕНЪ.

             Съ нимъ Петерманъ идетъ и Вальтеръ Фюрстъ;
             Но Телля я не вижу между ними.

Вальтеръ Фюрстъ; Рессельманъ, священникъ, Петерманъ, кистеру, Куони, пастухъ, Верни, охотникъ, Руоди, рыбакъ и еще пятеро поселянъ. Всѣ числомъ тридцать три, становятся вокругъ огня.

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Итакъ на собственномъ своемъ наслѣдьи,
             На отческой землѣ должны мы тайно
             Сходиться здѣсь, какъ-будто бы убійцы,
             И въ ночь, подъ черной мрака пеленой,
             Который лишь преступникамъ пріятенъ,
             Должны свои права мы защищать,
             Когда они и чисты, и свѣтлы,
             Какъ солнца свѣтъ въ безоблачной лазури.
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             О, нужды нѣтъ! Что ночи мракъ посѣетъ,
             То днемъ къ свободѣ, къ радости созрѣетъ.
   

РЕССЕЛЬМАНЪ.

             Послушайте, что мнѣ внушилъ Господь:
             Мы общины собой здѣсь представляемъ
             И можемъ говорить за весь народъ.
             Приступимъ же теперь мы къ совѣщанью,
             По древнему обычаю земли;
             А если въ чемъ отступимъ отъ законовъ,
             То обстоятельства намъ извинятъ.
             Господь вездѣ, гдѣ защищаютъ право!
             Не подъ его ли небомъ мы стоимъ?
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Такъ мы поступимъ, какъ велитъ обычай:
             Хоть ночь теперь, но свѣтло наше право.
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             Не полны мы числомъ, да сердце здѣсь
             Всего народа: лучшіе при насъ.
   

КОНРАДЪ ХУНЪ.

             Хоть нѣтъ при насъ старинныхъ нашихъ книгъ,
             Но мы въ сердцахъ хранимъ ихъ начертанье.
   

РЕССЕЛЬМАНЪ.

             Итакъ, друзья, составимъ кругъ теперь.
             Вонзите въ землю мечъ -- орудье власти!
   

МАУЕРЪ.

             Пусть ландамманъ займетъ въ срединѣ мѣсто,
             А по бокамъ товарищи его.
   

ПЕТЕРМАНЪ.

             Здѣсь три народа; такъ кого жъ изъ нихъ
             Мы изберемъ главоію быть надъ нами?
   

МЕЙЕРЪ.

             Пусть съ Ури Швицъ объ этомъ соревнуетъ:
             Имъ Унтервальденъ уступить готовъ.
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             Да, онъ готовъ имъ уступить: онъ проситъ
             О помощи друзей своихъ могучихъ.
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Такъ пусть же Ури мечъ возьметъ: въ походахъ
             Его хоругвь несется впереди.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Нѣтъ, этой чести Швицъ одинъ достоинъ:
             Мы всѣ гордимся племенемъ его.
   

РЕССЕЛЬМАНЪ.

             Я разрѣшу вашъ благородный споръ:
             Въ совѣтѣ Швицъ, въ войнѣ пусть Ури правитъ.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ
(подаетъ Штауффахеру мечъ).

             Возьмите!
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

                                 Нѣтъ! здѣсь старше есть меня.
   

ГОФЪ.

             Здѣсь старше всѣхъ годами Ульрихъ Шмидъ.
   

МАУЕРЪ.

             Достойный мужъ, но крѣпостной и въ Швицѣ
             Поэтому не можетъ быть судьей.
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Но вотъ нашъ Редингъ, ландамманнъ старинный:
             Кого же лучше намъ еще искать?
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Пусть будетъ онъ амманномъ, главой совѣта!
             Согласенъ кто, тотъ руку подыми.

(Всѣ подымаютъ правую руку).

РЕДИНГЪ.

             Нельзя руки мнѣ положить на книги,
             Но вѣчными свѣтилами-клянусь,
             Что никогда не удалюсь отъ правды!

(Передъ нимъ вонзаютъ два меча, всѣ составляютъ кругъ, Швицъ занимаетъ средину, Ури правую, а Унтервалѣденъ -- лѣвую сторону. Онъ стоитъ, оперились на мечъ).

             Скажите мнѣ, зачѣмъ, покинувъ горы,
             Три племени въ полночный часъ пришли
             Сюда, на берегъ озера пустынный?
             Въ чемъ содержанье новаго союза,
             Подъ этимъ звѣзднымъ небомъ заключаютъ?
   

ШТАУФФАХЕРЪ (входитъ въ кругъ).

             Союзъ не новый заключаемъ мы,
             Но древній, нашихъ предковъ, мы теперь
             Возобновить желаемъ. Знайте, братья,
             Хоть воды насъ и горы раздѣляютъ,
             И хоть у насъ и разное правленье,
             Но родъ у насъ одинъ и кровь одна,
             И насъ одно отечество вскормило.
   

ВИНКЕЛЬРИДЪ.

             Такъ правда, что поется въ нашихъ пѣсняхъ,
             Что мы сюда издалека пришли?
             О, разскажите намъ, какъ это было,
             Чтобъ старымъ новый подкрѣпить союзъ.
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Вотъ какъ о томъ разсказываютъ старцы:
             Жилъ нѣкогда на сѣверѣ далекомъ
             Большой народъ; насталъ тяжелый годъ,
             Все вздорожало, и рѣшились люди.
             Чтобы изъ нихъ, по жребію десятый
             Оставилъ край родной. Такъ и сбылось.
             И вотъ печально побрела толпа
             Мужчинъ и женъ на полдень, пробивая
             Себѣ мечомъ средь землю нѣмцевъ путь,
             Пока достигла этихъ горъ лѣсистыхъ.
             Все шли они впередъ и, наконецъ,
             Пришли къ долинѣ дикой, гдѣ теперь
             Течетъ Муотта въ берегахъ зеленыхъ.
             Тутъ не было и слѣда человѣка,
             Лишь хижина у берега стояла,
             Да лодочникъ сидѣлъ для перевоза.
             Но озеро такъ сильно волновалось,
             Что плыть нельзя имъ было. Осмотрѣвъ
             Весь этотъ край, замѣтили они,
             Что онъ богатъ и лѣсомъ и водою,
             И имъ казалось, что они нашли
             Опять свою отчизну дорогую.
             Тогда рѣшились здѣсь они остаться.
             Построили селенье Швицъ, и много
             Тяжелыхъ дней трудились, вырывая
             Деревья съ ихъ вѣтвистыми корнями.
             Потомъ, когда размножилось число ихъ,
             И тѣсно стало имъ, тогда они
             Подвинулись до Черныхъ горъ и даже
             До Вейсланда, гдѣ за громадой льдовъ
             Живетъ другой народъ съ другою рѣчью.
             Мѣстечко Станцъ построили въ Керивальдѣ,
             Мѣстечко Альторфъ на долинѣ Рейсъ.
             Но памятенъ ихъ родъ навѣкъ остался;
             Отъ всѣхъ чужихъ племенъ,-которымъ послѣ
             Пришлось у нихъ въ долинахъ поселиться,
             Мужей изъ Швица можно отличить какъ разъ:
             Въ нихъ благородны и сердца, и кровь!

(Подаетъ руку направо и налѣво).

МАУЕРЪ.

             Да, въ насъ одна и кровь, одно и сердце!
   

ВСѢ
(подавая другъ другу руки).

             Мы, какъ одинъ народъ, согласны будемъ!
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Другіе чуждое несутъ ярмо;
             Они всѣ сами сильнымъ покорились
             Такихъ рабовъ и въ нашей сторонѣ
             Найдется много: всѣ они въ неволѣ,
             И рабство ихъ наслѣдуютъ ихъ дѣти.
             Но мы, потомки славнаго народа,
             Мы навсегда свободу сохранили.
             Ни передъ кѣмъ колѣнъ мы не склонили,
             А добровольно стали подъ покровъ
             Имперіи.
   

РЕССЕЛЬМАНЪ.

                                 Да, сами мы себѣ
             Ея покровъ избрали. Такъ въ грамотѣ
             Стоитъ, что далъ намъ императоръ Фридрихъ.
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Но и свободные не безначальны.
             Начальникъ долженъ быть, судья верховный,
             Къ кому бъ мы въ распряхъ прибѣгать могли;
             И потому-то предки наши сами
             За землю, на которой поселились,
             Просили цезаря, какъ властелина
             Всѣхъ италійскихъ и германскихъ странъ,
             Чтобы онъ ихъ подъ свой покровъ принялъ,
             И обѣщались быть ему за то
             Союзниками въ войнахъ: это долгъ
             Единственный свободныхъ -- защищать
             Имперію, защитницу свою.
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             Другое все ужъ будетъ признакъ рабства.
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Когда къ нимъ приходилъ призывъ къ войнѣ,
             Подъ знаменемъ имперіи сражались;
             Въ Италію ходили добывать
             Для императора корону Рима;
             А дома сами правили собой
             По собственнымъ законамъ и обрядамъ.
             Самъ императоръ лишь убійцъ судилъ;
             И для того назначенъ былъ имъ графъ,
             Который жилъ однако жъ не у насъ:
             Онъ пріѣзжалъ лишь въ случаѣ убійства --
             И просто, ясно, подъ открытымъ небомъ,
             Судъ изрекалъ правдивый, безъ боязни.
             Ну, есть ли тутъ слѣды какого рабства?
             Кто думаетъ иначе, тотъ скажи!
   

ГОФЪ.

             Нѣтъ, все то правда, что сказали вы:
             Мы никогда насилія не знали.
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Мы и монарху даже отказали
             Въ правахъ, имъ данныхъ въ пользу духовенства,
             Когда Эйнзидельнъ овладѣть задумалъ
             Горами, на которыхъ мы издавна
             Пасемъ свои стада, когда аббатъ
             Прислалъ сюда имперское письмо,
             По коему ему дарились земли,
             Гдѣ не было владѣтелей (какъ-будто
             Никто не зналъ, что мы здѣсь обитаемъ) --
             Тогда сказали мы: "Путемъ подлога
             Добыта грамота. Не можетъ кесарь
             Дарить того, что наше издавна,
             А если намъ въ признаньѣ нашихъ правъ
             Имперія откажетъ, мы тогда
             И безъ нея въ горахъ прожить съумѣемъ".
             Вотъ какъ сказали предки наши! Намъ ли
             Терпѣть безчестье новаго ярма?
             Отъ чуждаго вассала то сносить,
             Къ чему не принудилъ самъ императоръ?
             Мы сами землю создали себѣ,
             Своей рукой мы древнія дубравы,
             Съ пустынными берлогами звѣрей,
             Въ жилища человѣка превратили;
             Мы извели драконовъ хищныхъ племя,
             Которыхъ ядъ болота заражалъ;
             Мы разогнали облака тумановъ,
             Висѣвшія надъ этою пустыней,
             Разбили скалы, провели надъ бездной
             Для путниковъ удобныя дороги...
             Нашъ этотъ край. Мы имъ вѣка владѣемъ --
             И чтобъ посмѣлъ чужой вассалъ явиться
             Сюда и намъ оковами грозить,
             И насъ позорить на родной землѣ!
             Да развѣ мы не можемъ защищаться?

(Сильное волненіе между поселянами).

             Нѣтъ, есть граница и тирановъ силѣ!
             Коль угнетенный права не находитъ,
             Коль для него несносно стало бремя,
             Тогда онъ смѣло къ небу обратись:
             Тамъ всѣ свои права отыщетъ онъ,
             Тамъ всѣ они, какъ вѣчныя свѣтила,
             Ненарушимы, тверды, неизмѣнны!
             Вернется первобытная пора,
             Пора борьбы людей между собой.
             Когда ничто помочь ему не можетъ,
             Тогда ему остался острый мечъ.
             Свое добро должны мы защищать;
             Мы возстаемъ за милую отчизну,
             Мы возстаемъ за женъ и за дѣтей!
   

ВСѢ (ударяя по мечамъ).

             Мы возстаемъ за женъ и за дѣтей!
   

РЕССЕЛЬМАНЪ (входитъ въ кругъ).

             Но прежде, чѣмъ возьметесь за мечи,
             Подумайте, быть можетъ, мирно можно
             Намъ съ императоромъ окончить дѣло.
             Одно лишь слово,-- насъ не притѣснять,
             А угождать ужъ станутъ намъ тираны,
             Исполните, что требуютъ отъ васъ,
             И отъ имперіи вы отдѣлитесь,
             Главенство Австріи признайте вы...
   

МАУЕРЪ.

             Что говорить онъ? Австріи присягу?...
   

АМЪ-БЮХЕЛЬ.

             Не слушайте его!
   

ВИНКЕЛЬРИДЪ.

                                           Такъ говоритъ
             Измѣнникъ, врагъ страны!
   

РЕДИНГЪ.

                                                     Спокойнѣе,
             Друзья мои!...
   

СЕВА.

                                           Чтобъ мы, за весь позоръ,
             Австрійцамъ присягнули? Никогда!
   

ФОНЪ-ДЕРЪ-ФЛЮЕ.

             Ужели мы насилью то уступимъ,
             Въ чемъ ласкѣ отказали?
   

МЕЙЕРЪ.

                                                     О, тогда
             Намъ подѣломъ рабами быть навѣки!
   

МАУЕРЪ.

             Пусть потеряетъ всѣ права швейцарца
             Кто подчиниться Австріи предложитъ!
             Ландамманнъ, я стою на томъ, чтобъ это
             Закономъ первымъ было между нами.
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             Да будетъ такъ. Пусть кто заговоритъ
             О подчиненьи Австріи, лишится
             Всѣхъ правъ и почестей, и пусть никто
             Ему въ дому своемъ не дастъ пріюта.
   

ВСѢ (подымая правую руку).

             Да! мы хотимъ, чтобъ было то закономъ!
   

РЕДИНГЪ (послѣ краткаго молчанія)

             Да будетъ такъ!
   

РЕСCЕЛЬМАНЪ

                                           И вотъ, друзья, теперь
             Свободны вы -- чрезъ этотъ лишь законъ.
             Да не получитъ Австрія то силой,
             Чего не получила дружелюбно!
   

ІОСТЪ ВЕЙЛЕРЪ.

             Теперь приступимъ къ дѣлу!
   

РЕДИНГЪ.

                                                               Но скажите,
             Союзники, испытаны ль всѣ средства?
             Быть можетъ, самъ король того не знаетъ,
             Что терпимъ мы отъ имени его!
             Мы все должны узнать и испытать.
             Сперва пошлемъ мы жалобу къ нему:
             Откажетъ онъ -- тогда за мечъ возьмемся.
             Хоть право наше дѣло, но всегда
             Насиліе ужасно, и Господь
             Тогда лишь намъ защиту посылаетъ,
             Когда защиты нѣтъ отъ человѣка.
   

ШТАУФФАХЕРЪ (Конраду Хуму).

             Теперь скажи намъ; что тебѣ извѣстно.
   

КОНРАДЪ ХУНЪ.

             Я ѣздилъ въ Рейнфельдъ, въ замокъ королевскій,
             Чтобъ на ланфогтовъ жалобу принесть
             И испросить у новаго монарха
             Возобновленья древнихъ нашихъ льготъ.
             Тамъ депутатовъ много я увидѣлъ
             Изъ Швабіи и съ рейнскихъ береговъ;
             И всѣ они свои добыли льготы,
             И весело въ отчизну возвратились.
             А я, вашъ депутатъ, въ совѣтъ былъ призванъ,
             И тамъ сказали мнѣ: "Нашъ императоръ
             Теперь дѣлами занятъ: но онъ вспомнитъ
             Объ васъ когда-нибудь, въ другое время",
             Тогда печальный, я пошелъ отъ нихъ,
             И, проходя по заламъ королевскимъ,
             Вдругъ вижу: герцогъ Іоаннъ стоитъ --
             И слезы на глазахъ его. При немъ
             Тутъ были Вартъ и Тегерфельдъ. Они,
             Позвавъ меня, сказали мнѣ: "Надѣйтесь
             Лишь сами на себя, а отъ монарха
             Не ждите справедливости: не онъ ли
             У своего племянника родного
             Отцовское наслѣдье отнимаетъ?
             Вотъ герцогъ ужъ теперь въ годахъ, и самъ
             Своей землей законно можетъ править.
             Онъ сталъ просить родительскихъ владѣній
             У короля -- и что же онъ отвѣтилъ?
             Онъ на него вѣнокъ надѣлъ, сказавъ:
             "Пусть будетъ это юности уборомъ".
   

МАУЕРЪ.

             Слыхали? Правъ своихъ не отыскать вамъ
             У короля. Надѣйтесь на себя!
   

РЕДИНГЪ.

             Намъ больше ничего не остается.
             Рѣшимъ теперь, какъ дѣло намъ вести.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ (входитъ въ кругъ).

             Мы наше иго сбросить лишь хотимъ
             И сохранить старинныя права,
             Которыя намъ предки завѣщали;
             Но новыхъ правъ искать мы не должны.
             Вы кесарево кесарю воздайте,
             Пусть каждый обязательства свои
             И впредь предъ сюзереномъ исполняетъ.
   

МЕЙЕРЪ.

             Отъ Австріи свой ленъ я получилъ.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Такъ продолжай платить ей, что обязанъ.
   

ІОСТЪ ВЕЙЛЕРЪ.

             Я Рапперсвейлю подати плачу.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Такъ продолжай платить ихъ, какъ и прежде.
   

РЕССЕЛЬМАНЪ.

             Обители я цюрихской былъ ленникъ.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Церковное ты церкви отдавай.
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Свой ленъ я отъ имперіи имѣю.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Все дѣлайте, что должно, но не больше.
             Ландфогтовъ только мы хотимъ изгнать
             И замки ихъ разрушить; однакоже,
             Безъ крови, если можно. Пусть увидитъ
             Нашъ императоръ, что одна нужда
             Заставила къ насилію прибѣгнуть,
             И если мы останемся въ границахъ --
             Онъ укротитъ свой гнѣвъ благоразумно:
             Тотъ страшенъ болѣе народъ, который
             Смиряется съ оружіемъ въ рукахъ.
   

РЕДИНГЪ.

             Но какъ же мы начатое покончимъ?
             Враги не безоружны, и навѣрно
             Не захотятъ безъ боя уступить.
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Они уступятъ, если насъ увидятъ
             Съ оружіемъ: мы ихъ врасплохъ застанемъ.
   

МЕЙЕРЪ.

             Сказать легко, да сдѣлать это трудно.
             У насъ въ землѣ двѣ крѣпости стоятъ:
             Въ нихъ безопасенъ врагъ, и намъ не взять ихъ,
             Когда король сюда прибудетъ съ войскомъ.
             Росбергъ и Сарненъ взять намъ должно прежде,
             Пока нигдѣ мечей не обнажили.
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Не медлите, чтобъ врагъ не остерегся;
             Участниковъ такъ много въ нашей тайнѣ.
   

МЕЙЕРЪ.

             Предателей въ лѣсныхъ кантонахъ нѣтъ.
   

РЕССЕЛЬМАНЪ.

             Но и усердье лишнее вредитъ.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Но если будемъ медлить, то въ Альторфѣ
             Отстроится твердыня и ландфогтъ нашъ
             Въ ней укрѣпится.
   

МЕЙЕРЪ.

                                           Вы лишь о себѣ
             Хотите думать.
   

ПЕТЕРМАНЪ.

                                           Вы не справедливы.
   

МЕЙЕРЪ (вспыльчиво).

             Несправедливы? мы? и Ури ль можетъ
             Такъ говорить намъ!
   

РЕДИНГЪ.

                                           Тише, замолчите,
             Во имя вашей клятвы!
   

МЕЙЕРЪ.

                                                     Да, придется,
             Намъ замолчать, когда и Швицъ за Ури!
   

РЕДИНГЪ.

             Тебя я долженъ обвинить предъ всѣми.
             Ты вспыльчивостью нарушаешь миръ.
             Мы развѣ всѣ не за одно стоимъ?
   

ВИНКЕЛЬРИДЪ.

             Не отложить ли намъ до Рождества,
             Когда мы по обычаю должны всѣ
             Къ ландфогту отнести подарки въ замокъ?
             Такъ десять иль двѣнадцать человѣкъ
             Могли-бы, не внушая подозрѣній,
             Туда пройти. А такъ какъ въ замокъ входъ
             Съ оружьемъ воспрещенъ, они могли-бы
             Съ собою тайно острія пронесть,
             И къ посохамъ затѣмъ ужъ ихъ приладить.
             Другой отрядъ въ лѣсу засаду-бъ сдѣлалъ.
             Когда же первымъ завладѣть удастся
             Воротами, тогда затрубятъ въ рогъ,
             И эти къ нимъ нахлынутъ изъ засады,
             И замокъ покорится намъ легко.
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             А въ Росбергъ я могу проникнуть; тамъ
             Есть дѣвушка, которая со мною
             Дружна и согласится безъ хлопотъ
             Мнѣ для свиданья лѣстницу спустить;
             Взберусь по ней -- друзья во слѣдъ за мною!
   

РЕДИНГЪ.

             Что, всѣ ль хотятъ отстрочки -- отвѣчайте?

(Большая часть поднимаетъ руки).

ШТАУФФАХЕРЪ (считая голоса).

             Двѣнадцать-противъ, двадцать -- за отсрочку
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             И если въ день назначенный падутъ
             Всѣ замки -- мы огнями на горахъ
             Къ возстанію сигналы подадимъ --
             И вся страна возьмется за оружье.
             Тогда ландфогты, видя, что взялись
             Мы за оружье не шутя, повѣрьте,
             И сами въ бой вступить не захотятъ,
             А поспѣшатъ отсюда удалиться.
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Меня страшитъ лишь Геслера упорство:
             Онъ окруженъ своимъ отрядомъ грознымъ,
             И не уступитъ безъ кровопролитья.
             Онъ даже изгнанный ужасенъ будетъ.
             Щадить его и трудно и опасно.
   

БАУМГАРТЕНЪ.

             Гдѣ болѣе опасности -- тамъ я!
             Я жизнь свою, спасенную мнѣ Теллемъ,
             Съ охотою за родину отдамъ,
             За честь я отомстилъ и сердце успокоилъ.
   

РЕДИНГЪ.

             Свершится все. Съ терпѣньемъ ожидайте!
             Что быть должно, то будетъ непремѣнно.
             Но вотъ, межъ тѣмъ какъ ночь мы здѣсь проводимъ,
             На высотахъ ужъ утро занялось
             Блестящее. Теперь мы разойдемся,
             Чтобъ не застало насъ свѣтило дня.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Нѣтъ, изть долинъ ночь медленно уходитъ.

(Всѣ невольно снимаютъ шляпы и въ молчаливомъ волненіи смотрятъ на зарю).

PECCEЛЬМАНЪ.

             Теперь, друзья, при первомъ свѣтѣ дня,
             Который насъ привѣтствуетъ, когда
             Еще во мракѣ дремлютъ горожане,
             Мы клятвою нашъ, подтвердимъ союзъ.
             Отнынѣ будемъ мы народомъ братьевъ,
             Ни въ горѣ, ни въ бѣдѣ не разлучимся.

(Всѣ повторяютъ поднявъ три перста).

             Свободны будемъ мы, какъ наши дѣды!
             Ужъ лучше умереть, чѣмъ жить въ неволѣ!

(Всѣ повторяютъ).

             На Господа возложимъ упованье --
             И силы мы людей не убоимся.

(Всѣ повторяютъ. Поселяне обнимаются).

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Теперь пусть каждый мирно возвратится
             Своей дорогой къ ближнимъ и друзьямъ.
             Пастухъ свои стада пусть выгоняетъ
             И въ тишинѣ для нашего союза
             Товарищей сбираетъ. Мы потерпимъ
             До времени: пусть наростаетъ нашъ
             Разсчетъ съ тираномъ; но настанетъ день,
             И мы за-разъ весь долгъ ему отплатимъ.
             Смиряйте же правдивый гнѣвъ въ себѣ,
             Для главнаго свое храните мщенье:
             Грабитель тотъ общественнаго блага,
             Кто о своемъ заботится лишь дѣлѣ.

(Между тѣмъ, какъ они тихо расходятся въ разныя стороны, торжественно играетъ оркестръ: пустая сцена остается нѣсколько времени открытою; видны первые лучи солнца, позлащающіе снѣжныя вершины горъ).

0x01 graphic

   

0x01 graphic

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

ПЕРВАЯ СЦЕНА.

Дворъ дома Телля.

Телль плотничаетъ; Гедвига занята домашнею работою, Вальтеръ и Вильгельмъ въ глубинѣ сцены играютъ маленькимъ лукомъ.

ВАЛЬТЕРЪ (поетъ).

                       Съ лукомъ гибкимъ, со стрѣлою,
                       Чуть зардѣется востокъ,
                       Скользкой горною стезею
                       Ходитъ весело стрѣлокъ.
   
                       Какъ въ заоблачныхъ вершинахъ
                       Коршунъ царствуетъ одинъ,
                       Такъ и онъ въ горахъ, въ долинахъ
                       Самовластный господинъ.
   
                       Далью онъ лишь обладаетъ,
                       Мѣтокъ стрѣлъ его полетъ,
                       Все, что скачетъ и летаетъ,
                       Онъ добычею беретъ.

(Подбѣгаетъ къ отцу).

             Ахъ! у меня порвалась тетива;
             Поправь ее мнѣ, батюшка.
   

ТЕЛЛЬ.

                                                     Ну, нѣтъ!
             Стрѣлокъ искусный самъ поправить долженъ.

(Дѣти убѣгаютъ).

ГЕДВИГА.

             Раненько дѣти начали стрѣлять.
   

ТЕЛЛЬ.

             Пускай учатся, чтобъ знать свое искусство.
   

ГЕДВИГА.

             Дай, Господи, имъ ввѣкъ его не знать!
   

ТЕЛЛЬ.

             Все нужно знать имъ, все! Кому должно
             Въ мятежномъ мірѣ жить, пусть тотъ себя
             Къ защитѣ и къ обидѣ приготовитъ.
   

ГЕДВИГА.

             Ахъ! кто жъ тогда найдетъ покой въ семьѣ
             Своей?
   

ТЕЛЛЬ.

                                 Мой другъ, и я его не знаю!
             Не въ пастухи назначенъ я природой:
             Безъ отдыха стремиться долженъ я
             Къ безвѣстной цѣли! Я тогда лишь жизнью
             Своею наслаждаюсь въ полной мѣрѣ,
             Когда -- что день, то новое боренье.
   

ГЕДВИГА.

             А между тѣмъ печальная жена
             Тебя домой со страхомъ ожидаетъ.
             Я съ ужасомъ внимала всѣмъ разсказамъ
             О вашихъ смѣлыхъ подвигахъ въ горахъ.
             Мнѣ чудится при каждомъ разставаньи,
             Что я съ тобой ужъ больше не увижусь:
             Что будто ты межъ ледяныхъ громадъ,
             Дорогу потерявъ, скользишь по скаламъ,
             И падаешь... Я вижу, какъ тебя
             Съ собою въ бездну серна увлекаетъ,
             Иль снѣжная лавина на тебя
             Съ вершины катится, иль подъ тобою
             Вдругъ треснулъ ледъ -- и ты летишь стремглавъ,
             И заживо скрываешься въ могилѣ...
             Ахъ, въ тысячѣ разнообразныхъ видовъ
             Стрѣлку отвсюду угрожаетъ смерть!
             Опасенъ, жалокъ промыселъ несчастный,
             Который въ бездну можетъ лишь увлечь!
   

ТЕЛЛЬ.

             Кто остороженъ, силенъ и проворенъ,
             Кто Господу душою преданъ, тотъ
             Опасности всѣ превозможетъ: горы
             Тому не страшны, кто на нихъ родился.

(Окончивъ свою работу, онъ кладетъ топоръ въ сторону).

             Теперь надолго дверь послужитъ намъ.
             Коль есть топоръ, такъ плотника не нужно.

(Беретъ шляпу).

0x01 graphic

ГЕДВИГА.

             Куда идешь ты?
   

ТЕЛЛЪ.

                                           Къ батюшкѣ, въ Альторфъ.
   

ГЕДВИГА.

             Опасное затѣялъ ты -- признайся.
   

ТЕЛЛЬ.

             Что вздумалось спросить тебѣ, жена?
   

ГЕДВИГА.

             Есть заговоръ противъ ландфогтовъ; въ Рютли
             Сбирались на совѣтъ, и ты тамъ былъ.
   

ТЕЛЛЪ.

             Я не былъ тамъ; но я не отдѣлюсь
             Отъ родины, коль позоветъ она.
   

ГЕДВИГА.

             Тебя пошлютъ туда, гдѣ есть опасность;
             Что потруднѣй, то взвалятъ на тебя.
   

ТЕЛЛЬ.

             Исполнить каждый долженъ то, что въ силахъ.
   

ГЕДВИГА.

             Намедни ты съ Баумгартеномъ, въ грозу,
             По озеру рѣшился плыть. Вѣдь диво,
             Что вы спаслись. Ужели ты не думалъ
             О дѣтяхъ, о женѣ?
   

ТЕЛЛЬ.

                                           Мой другъ, я думалъ --
             И потому я дѣтямъ спасъ отца.
   

ГЕДВИГА.

             Плыть въ этакую бурю! Это значитъ
             Испытывать Творца.
   

ТЕЛЛЬ.

                                           Кто любитъ медлить,
             Не много тотъ полезнаго свершитъ.
   

ГЕДВИГА.

             Ты всѣмъ готовъ служить и помогать...
             Будь самъ въ нуждѣ, такъ всѣ тебя оставятъ.
   

ТЕЛЛЬ.

             Дай, Господи, не знать такой нужды!

(Беретъ лукъ и стрѣлы).

ГЕДВИГА.

             Зачѣмъ же ты съ собою лукъ берешь?
   

ТЕЛЛЬ.

             Я безъ него какъ-будто безъ руки.

(Дѣти возвращаются).

ВАЛЬТЕРЪ.

             Отецъ, куда ты?
   

ТЕЛЛЬ.

                                           Я къ дѣдушкѣ въ Альторфъ.
             Не хочешь ли со мной?
   

ВАЛЬТЕРЪ.

                                                     Хочу; пойдемъ.
   

ГЕДВИГА.

             Теперь ландфогтъ вѣдь тамъ: останься дома.
   

ТЕЛЛЬ.

             Сегодня онъ уѣдетъ.
   

ГЕДВИГА.

                                                     Потому-то
             И обожди, чтобъ съ нимъ не повстрѣчаться.
             Ты знаешь самъ, что онъ на насъ сердитъ.
   

ТЕЛЛЬ.

             Мнѣ гнѣвъ его не можетъ повредить;
             Живу я честно -- мнѣ враги не страшны.
   

ГЕДВИГА.

             Но честныхъ-то онъ больше ненавидитъ.
   

ТЕЛЛЬ.

             За то, что къ нимъ нельзя придраться; такъ,
             Меня-же, думаю, ландфогтъ не тронетъ.
   

ГЕДВИГА.

             Ты думаешь. А почему?
   

ТЕЛЛЬ.

                                                     Недавно
             Охотился я въ Шехенской долинѣ.
             Въ безлюдномъ, дикомъ захолустьи. Тамъ
             Я проходилъ пустынною тропинкой,
             Гдѣ не было другой дороги мнѣ
             Надъ головой моей висѣли скалы,
             А подо мной кипѣлъ сердитый Шехенъ...

(Дѣти подходятъ къ нему и съ напряженнымъ любопытствомъ слушаютъ его разсказъ).

             И вдругъ со мною встрѣтился ландфогтъ,
             Который той же проходилъ дорогой.
             Одни мы были съ нимъ, лицомъ къ лицу,
             А подлѣ насъ зіяла пропасть. Онъ,
             Узнавъ меня, смутился: вѣрно вспомнилъ,
             Что я недавно былъ обиженъ имъ.
             И вотъ теперь я встрѣтился ему,
             Съ оружіемъ, въ пустынной сторонѣ.
             Онъ поблѣднѣлъ, колѣни задрожали;
             Еще минута -- и отъ страха онъ
             Навѣрное свалился бы съ утеса.
             Но жалокъ онъ мнѣ сталъ, и я къ нему
             Съ покорностью приблизился и молвилъ:
             "Вѣдь это я, мой господинъ". Но онъ
             Ни слова мнѣ на это, лишь рукою
             Махнулъ, чтобъ я прошелъ своей дорогой.
             И я ушелъ, и слугъ къ нему прислалъ.

0x01 graphic

0x01 graphic

ГЕДВИГА.

             Онъ предъ тобой смутился! Берегись!
             Онъ этого вовѣкъ не позабудетъ.
   

ТЕЛЛЬ.

             Не буду съ нимъ сходиться, такъ и онъ
             Искать меня не станетъ.
   

ГЕДВИГА.

                                                     Но хоть нынче,
             Мой другъ, ты не ходи туда, а лучше
             Ступай стрѣлять.
   

ТЕЛЛЬ.

                                           Чего же ты боишься?
   

ГЕДВИГА.

             Мнѣ нынче что-то грустно. Не ходи!
   

ТЕЛЛЬ.

             Но отчего же? Развѣ есть причина?
   

ГЕДВИГА.

             Нѣтъ никакой; но, Телль, останься дома!
   

ТЕЛЛЬ.

             Нельзя, мой другъ! я слово далъ прійти.
   

ГЕДВИГА.

             Ну такъ ступай -- оставь мнѣ только сына.
   

ВАЛЬТЕРЪ.

             Нѣтъ, матушка. Пусти меня съ отцомъ.
   

ГЕДВИГА.

             И Вельти хочетъ мать свою оставить?
   

ВАЛЬТЕРЪ.

             Смотри, я принесу тебѣ гостинца
             Отъ дѣдушки.

(Уходитъ съ отцомъ).

ВИЛЬГЕЛЬМЪ.

                                           А я съ тобой останусь.
   

ГЕДВИГА (обнимаетъ его).

             Да, ты мое любезное дитя:
             Одинъ ты у меня теперь остался!

(Она идетъ къ воротамъ и долю провожаетъ глазами уходящихъ).

   

СЦЕНА ВТОРАЯ.

Дикое, пустынное мѣсто въ лѣсу; съ горъ ниспадаютъ каскады.

Входитъ Берта, въ охотничьемъ платьѣ, вслѣдъ за нею Руденцъ.

БЕРТА.

             Онъ здѣсь, и я могу съ нимъ объясниться
   

РУДЕНЦЪ (быстро подходитъ къ ней).

             Вотъ, наконецъ, я васъ нашелъ одну.
             Здѣсь заперты мы пропастями вкругъ;
             Я не страшусь свидѣтелей межъ нихъ
             И съ сердца тяжкій гнетъ сниму молчнья
   

БЕРТА.

             Но, можетъ быть, мы близко отъ своихъ?
   

РУДЕНЦЪ.

             Они всѣ тамъ. Теперь иль никогда!
             Мнѣ каждая минута дорога;
             Я знать хочу судьбы моей рѣшенье,
             Хотя бъ чрезъ то и васъ лишился я.
             О, для чего такъ строго на меня
             Вы смотрите? Но нѣтъ, я знаю самъ,
             Я заслужилъ отъ васъ одно презрѣнье:
             Я, дерзкій, я посмѣлъ о васъ мечтать!
             Еще ничѣмъ себя я не прославилъ,
             Такъ мнѣ ль себя съ героями равнять,
             Покрытыми блестящей, громкой славой?
             Они достойны васъ, а я ничтоженъ.
             Все, чѣмъ богатъ,-- лишь вѣрность и любовь.
   

БЕРТА (важно и строю).

             Но смѣетъ ли объ нихъ тотъ говорить,
             Кто измѣнить готовъ святому долгу --
             Рабъ Австріи, продавшійся врагамъ
             И притѣснителямъ его народа?
   

РУДЕНЦЪ (отступая въ удивленіи).

             Отъ васъ ли, Берта, слышу я упрекъ?
             Кого же, какъ не васъ, у нихъ искалъ я?
   

БЕРТА.

             Вы думали на сторонѣ измѣны
             Меня найти? Скорѣе Геслеръ будетъ
             Супругомъ мнѣ, чѣмъ недостойный сынъ
             Швейцаріи, который для него,
             Для притѣснителя, орудьемъ служитъ!
   

РУДЕНЦЪ.

             О, Боже, что я слышу!
   

БЕРТА.

                                                     Что для сердца
             Дороже счастья ближнихъ можетъ быть?
             Скажите, что прекраснѣе названья
             Защитника невинности гонимой,
             Хранителя родныхъ, священныхъ правъ?
             За вашъ народъ душа моя страдаетъ;
             Да, я люблю его за то, что онъ
             Такъ кротокъ и притомъ такъ полонъ силы;
             И съ каждымъ днемъ въ душѣ моей растетъ
             Привязанность къ нему и уваженье.
             А вы, кого долгъ чести и природа
             Назначили въ защитники ему,
             Вы бросили его, ушли къ врагамъ
             И съ ними для него куете цѣпи!
             Повѣрьте, я должна себя принудить,
             Чтобъ васъ за то не презирать.
   

РУДЕНЦЪ.

                                                               Но я
             Ему желаю лучшее, доставить --
             Спокойствіе подъ скипетромъ австрійскимъ.
   

БЕРТА.

             Неволю вы готовите ему!
             Изъ своего послѣдняго пріюта,
             Что ей теперь остался на землѣ,
             Свободу вы изгнать хотите. Нѣтъ,
             Въ чемъ счастіе его -- народъ самъ знаетъ,
             И не обманетъ ложный блескъ его.
             Въ тенета вы попали съ головой.
   

РУДЕНЦЪ.

             О, какъ должны меня вы презирать!
   

БЕРТА.

             Да, лучше бъ презирать мнѣ васъ; но видѣть
             Того достойнымъ одного презрѣнья,
             Кого любить желала...
   

РУДЕНЦЪ.

                                                     Берта! Берта!
             Вы кажете мнѣ высшее блаженство,
             И въ тотъ же мигъ свергаете съ вершины.
   

БЕРТА.

             Нѣтъ, въ васъ еще живетъ духъ благородства;
             Онъ дремлетъ лишь: я разбужу его.
             Вы силою хотѣли заглушить
             Въ себѣ къ добру врожденную наклонность.
             Но, къ счастію, она сильнѣе васъ,
             И вы остались добрымъ, благороднымъ.
   

РУДЕНЦЪ.

             Вы на меня надѣетесь?... О, Берта!
             Чѣмъ стать я не могу съ любовью вашей!
   

БЕРТА.

             Послѣдуйте велѣнію природы,
             Исполните назначенный вамъ долгъ:
             За свой народъ, за родину свою
             И за права священныя возстаньте!
   

РУДЕНЦЪ.

             Но я тогда навѣки васъ лишусь,
             Когда противъ имперіи возстану.
             Вы отъ родныхъ зависите; они
             Располагаютъ вашею рукою.
   

БЕРТА.

             Но всѣ мои владѣнья здѣсь лежатъ:
             Когда освободите вы швейцарцевъ,
             Тогда и я свободна буду.
   

РУДЕНЦЪ.

                                                     Берта,
             Какую мысль вы мнѣ открыли!
   

БЕРТА

                                                               Вамъ
             Отъ Австріи меня не получить:
             Тамъ всѣ моимъ прельщаются наслѣдствомъ.
             И каждый пріобрѣсть его желаетъ.
             Корысть ихъ хочетъ васъ поработить;
             Она и мнѣ неволей угрожаетъ.
             О, другъ! моя рука должна служить
             Наградою любимцу властелина:
             Въ придворный кругъ хотятъ меня втянуть.
             И тамъ, гдѣ ложь, гдѣ кознями все полно --
             Межъ тѣмъ людей я жить обречена,
             Позорный бракъ тамъ цѣпи мнѣ наложитъ;
             Спасти меня любовь лишь ваша можетъ.
   

РУДЕНЦЪ.

             И вы бъ рѣшились здѣсь остаться, Берта,
             Въ моей отчизнѣ быть моей женой?
             О, всѣ мои надежды, всѣ желанья
             Къ кому жъ стремились, какъ не къ вамъ одной?
             Не васъ ли я искалъ на полѣ славы?
             Одна любовь тогда владѣла мной!
             И вы бъ могли покинуть свѣтъ блестящій
             И удалиться въ мирный этотъ край?
             О, такъ и я достигъ желанной цѣли,
             И свѣтъ ужъ не прельститъ меня. Шуми
             Потокъ его игривый, ударяй
             Въ надежный берегъ нашихъ горъ завѣтныхъ!
             Теперь я чуждъ желаній мимолетныхъ
             И не помчусь туда своей мечтой.
             Пусть эти скалы, твердою стѣной
             Насъ оградивъ въ долинѣ безмятежной,
             Оставятъ намъ лишь неба ясный сводъ
             Открытымъ для очей!
   

БЕРТА.

                                                     Теперь ты тотъ,
             Какимъ тебя желала я найти;
             Предчувствіе меня не обмануло!
   

РУДЕНЦЪ.

             Прочь отъ меня ничтожныя мечты!
             Я счастіе найду въ горахъ родимыхъ,
             Гдѣ весело младенцемъ я расцвѣлъ,
             Гдѣ тысячу предметовъ мной любимыхъ --
             Ручьи, деревья -- взоръ плѣняли мой,
             И гдѣ женой ты хочешь быть моею!
             О, я всегда любилъ ее: она
             Для полнаго блаженства мнѣ нужна.
   

БЕРТА.

             Гдѣ жъ, какъ не здѣсь, тотъ островъ благодатный,
             Прелестный край невинности святой,
             Гдѣ никогда не вѣдали измѣны,
             Гдѣ сохранилась вѣрность старины?
             Здѣсь потекутъ счастливо наши годы,
             Средь безмятежной, сладкой тишины.
             Тебя я вижу, мощью одареннымъ,
             Какъ перваго межъ равными себѣ,
             Свободнымъ уваженьемъ окруженнымъ.
             Какъ короля на собственной землѣ.
   

РУДЕНЦЪ.

             И вижу я тебя, вѣнецъ всѣхъ женъ,
             Заботливой подругою моею,
             И, счастливый любовію твоею,
             Блаженствомъ я небеснымъ окруженъ!
             Тобою все живетъ и процвѣтаетъ,
             И все вокругъ тебя благословляетъ!
   

БЕРТА.

             Мой милый другъ, могла ль я не грустить.
             Когда ты самъ свое земное счастье
             Попрать хотѣлъ. Что было бы со мной,
             Когда бъ меня тиранъ властолюбивый
             Увлекъ съ собою въ мрачный замокъ свой?
             Здѣсь замковъ нѣтъ, и отъ меня стѣною
             Не отдаленъ народъ, любимый мною.
   

РУДЕНЦЪ.

             Но какъ спастись, какъ разорвать мнѣ сѣти,
             Въ которыя запуталъ я себя?
   

БЕРТА.

             Расторгни ихъ могучею рукою!
             Что бъ ни было, вступись за свой народъ!
             То твой природный долгъ!

(Вдали слышенъ звукъ роговъ).

                                                     Но вотъ трубятъ.
             Охотники, разстанемся. Сразясь
             За родину, ты за любовь сразишься!
             Одинъ и тотъ же врагъ намъ угрожаетъ.
             Одна свобода насъ освободитъ.

(Уходитъ).

   

СЦЕНА ТРЕТЬЯ.

Лугъ въ Альторфѣ.

Впереди сцены деревья) въ глубинѣ на шестѣ виситъ шляпа. Перспектива замыкается, покрытыми заповѣдными лѣсами, горами, за которыми возвышается цѣпь снѣговыхъ горъ. Фрисгардъ и Лейтгольдъ на часахъ.

ФРИСГАРДЪ.

             Напрасно, братъ, мы стережемъ. Никто
             Нейдетъ сюда отдать почтенье шляпѣ.
             А вѣдь, бывало, здѣсь, какъ на торгу,
             Кипѣлъ народъ, вотъ чучело на шестъ
             Повѣсили -- и площадь запустѣла.
   

ЛЕЙТГОЛЬДЪ.

             Одна лишь сволочь лѣзетъ на глаза
              И скидаетъ истертыя шляпенки,
             А кто почище -- всѣ кругомъ обходятъ
             Другой дорогой, нужды нѣтъ, что дальше,
             Лишь только бы не поклониться шляпѣ.
   

ФРИСГАРДЪ.

             А давеча-то, въ полдень, мимо насъ
             Изъ ратуши итти имъ должно было.
             Вотъ, думалъ я, кого-нибудь поймаю:
             Я зналъ, что не поклонится никто.
             Анъ тутъ явился попъ ихъ, Рессельманъ,
             Который шелъ съ дарами отъ больного.
             Онъ, какъ нарочно, сталъ передъ шестомъ,
             А кистеръ въ колокольчикъ зазвенѣлъ --
             И тотчасъ всѣ упали на колѣни
             Передъ святынею -- не передъ шляпой.
   

ЛЕЙТГОЛЬДЪ.

             Послушай, другъ, вотъ если такъ подумать,
             Мы здѣсь съ тобой стоимъ, какъ дураки;
             Обидно для солдата быть на стражѣ,
             И передъ чѣмъ?-- передъ пустою шляпой!
             Вѣдь всякій, братъ, надъ нами посмѣется.
             Вотъ вздумали, чтобъ шляпѣ поклонились!
             По мнѣ такой приказъ -- куда какъ глупъ.
   

ФРИСГАРДЪ.

             Какое дѣло, что пустая шляпа!
             Ты жъ кланяешься головѣ пустой.

Гильдегарда, Мехтильда и Эльсбета приходятъ съ дѣтьми и становятся вокругъ шеста.

ЛЕЙТГОЛЬДЪ.

             Ну ужъ и ты, услужливый бездѣльникъ,
             Радъ ни за что обидѣть человѣка.
             Пусть тамъ кто хочетъ, тотъ идетъ;
             Зажмурюсь и глядѣть не стану.
   

МЕХТИЛЬДА.

                                                               Дѣти,
             Вотъ нашъ намѣстникъ!-- кланяйтесь ему!
   

ЭЛЬС

             Дай Богъ, чтобъ онъ ушелъ, оставивъ намъ
             Одну лишь шляпу: это было бъ лучше.
   

ФРИСГАРДЪ (отгоняетъ ихъ).

             Эй вы, бабье! что стали! Прочь отсюда!
             Не васъ намъ нужно. Вы мужей пришлите:
             Посмотримъ, какъ они храбриться будутъ.

(женщины уходятъ).

Телль идетъ вооруженный лукомъ, ведя за руку сына; они, не замѣчая шляпы, проходятъ мимо.

ВАЛЬТЕРЪ (показывая на покрытыя заповѣдными лѣсами горы).

             А правда ли, что тамъ въ горахъ такія
             Есть дерева, коль топоромъ ударить,
             То кровь пойдетъ?
   

ТЕЛЛЬ.

                                           А кто тебѣ сказалъ?
   

ВАЛЬТЕРЪ.

             Да нашъ пастухъ. Вишь, будто бы они
             Священныя, а кто ихъ повредитъ,
             Тому рука изъ гроба выростаетъ.
   

ТЕЛЛЬ.

             Они священны,-- это справедливо.
             Вонъ видишь ли тѣ горы снѣговыя,
             Которыя ушли подъ облака?
   

ВАЛЬТЕРЪ.

             Тамъ ледники; они гремятъ ужасно,
             Когда съ нихъ ночью катятся лавины.
   

ТЕЛЛЬ.

             Такъ вотъ, мой другъ, они бъ давно-давно
             Засыпали снѣгами нашъ Альторфъ,
             Когда бы этотъ лѣсъ, тамъ въ вышинѣ,
             Не охранялъ его, какъ вѣрный сторожъ.
   

ВАЛЬТЕРЪ (немного подумавъ).

             А есть такія земли, гдѣ нѣтъ горъ?
   

ТЕЛЛЬ.

             Когда, оставивъ за собой вершины,
             Пойдешь все далѣ по теченью рѣкъ,
             Тогда придешь въ обширныя долины,
             Гдѣ водные потоки не шумятъ,
             Не лѣнятся, но медленно текутъ;
             Тамъ глазъ не можетъ обозрѣть окрестность,
             Поля богатой жатвою цвѣтутъ,
             А вся страна, какъ садъ разнообразный.
   

ВАЛЬТЕРЪ.

             Что жъ, батюшка, зачѣмъ же мы скорѣе
             Не перейдемъ въ ту чудную страну,
             А здѣсь живемъ въ опасности и страхѣ?
   

ТЕЛЛЬ.

             Хорошъ тотъ край, богатъ и плодоносенъ;
             Но пахарь тамъ не пользуется плодомъ
             Своихъ трудовъ.
   

ВАЛЬТЕРЪ.

                                           А развѣ нѣтъ у нихъ
             Своихъ полей, какъ у тебя, свободныхъ?
   

ТЕЛЛЬ.

             Тамъ вся земля иль короля, иль церкви.
   

ВАЛЬТЕРЪ.

             Ну, такъ въ лѣсахъ охотиться имъ можно?
   

ТЕЛЛЬ.

             Вся дичь принадлежитъ тамъ королю.
   

ВАЛЬТЕРЪ.

             Но рыбу имъ въ рѣкахъ ловить вѣдь можно?
   

ТЕЛЛЬ.

             Моря, озера, рѣки -- все его.
   

ВАЛЬТЕРЪ.

             Да кто-же этотъ страшный всѣмъ король?
   

ТЕЛЛЬ.

             Лишь онъ одинъ ихъ кормитъ, защищаетъ.
   

ВАЛЬТЕРЪ.

             А защитить себя не могутъ сами?
   

ТЕЛЛЬ.

             Тамъ ближнему довѣриться нельзя.
   

ВАЛЬТЕРЪ.

             Нѣтъ, батюшка, мнѣ бъ тѣсно стало тамъ"
             Я лучше здѣсь въ горахъ своихъ останусь*
   

ТЕЛЛЬ.

             Да, правда, сынъ мой, лучше за спиною
             Имѣть ужъ ледники, чѣмъ злыхъ людей.

(Хотятъ идти дальше).

ВАЛЬТЕРЪ.

             Ахъ, посмотри-ка -- шляпа на шестѣ!
   

ТЕЛЛЬ.

             Пойдемъ, пора. Намъ до нея нѣтъ дѣла.

(Между тѣмъ, какъ онъ хочетъ итти, Фрисгардъ копьемъ заграждаетъ ему дорогу).

ФРИСГАРДЪ.

             Во имя императора! Извольте
             Остановиться! Стойте!
   

ТЕЛЛЬ (хватаясь за копье).

             Зачѣмъ ты пропустить меня не хочешь?
   

ФРИСГАРДЪ.

             Приказъ нарушили. Ступайте съ нами.
   

ЛЕЙТГОЛЬДЪ.

             Затѣмъ, что ты не поклонился шляпѣ.
   

ТЕЛЛЪ.

             Пусти, пріятель!
   

ФРИСГАРДЪ.

                                           Нѣтъ! ступай въ тюрьму!
   

ВАЛЬТЕРЪ.

             Какъ! батюшку въ тюрьму? О, помогите?

(Кричитъ за сцену).

             Эй! кто тамъ есть?... сюда, сюда, скорѣй?
             Насиліе! Его ведутъ въ тюрьму!

Рессельманъ, священникъ, Петерманъ кистеръ, прибѣгаютъ съ тремя поселянами.

ПЕТЕРМАНЪ.

             Что тутъ у васъ?
   

РЕССЕЛЬМАНЪ.

                                           Зачѣмъ ты взялъ его?
   

ФРИСГАРДЪ.

             Врагъ императора, измѣнникъ онъ!
   

ТЕЛЛЬ (хватая его съ сердцемъ).

             Кто? я измѣнникъ?
   

PECCEЛЬМАНЪ.

                                                     Ты ошибся, другъ.
             Вѣдь это Телль, нашъ честный гражданинъ.
   

ВАЛЬТЕРЪ
(увидя Вальтера Фюрста, бѣжитъ къ нему навстрѣчу).

             Ахъ, дѣдушка! съ отцомъ бѣда случилась,
   

ФРИСГАРДЪ.

             Въ тюрьму, въ тюрьму!
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ (прибѣгая).

                                                     Стой! я ему порука!
             Телль, ради Бога, что съ тобой, скажи мнѣ?
   

Мельхталь и Штауффахеръ входятъ.

ФРИСГАРДЪ.

             Прямой ландфогта онъ приказъ
             Ни уважать, ни исполнять не хочетъ.
   

ШТАУФФАХЕ РЪ.

             Какъ, Телль? не можетъ быть.
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

                                                               Ты лжешь, бездѣльникъ!

0x01 graphic

ЛЕЙТГОЛЬДЪ.

             Онъ проходя, не поклонился шляпѣ.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             За-то его въ тюрьму? Послушай, другъ,
             Пусти его: я за него порука.
   

ФРИСГАРДЪ.

             Ты за себя ручайся, если можешь;
             Мы дѣлаемъ, что намъ велятъ. Пойдемъ!
   

МЕЛЬХТАЛЬ (поселянамъ).

             Нѣтъ, это ужъ насиліе! Снесемъ ли.
             Чтобъ онъ былъ взятъ у насъ передъ глазами!
   

ПEТЕРМАНЪ.

             Вѣдь мы сильнѣй. Друзья, не выдавайте!
             Мы защищать обязаны своихъ.
   

ФРИСГАРДЪ.

             Кто смѣетъ здѣсь возстать противъ указа?
   

ТРИ ПОСЕЛЯНИНА (прибѣгая).

             Мы вамъ поможемъ! Бейте ихъ! смѣлѣе!

(Гилmдегарда, Мехтилѣда и Эльсбета возвращаются).

0x01 graphic

ТЕЛЛЬ.

             Оставьте насъ, друзья. Я самъ бы могъ
             Управиться, когда бы захотѣлъ:
             Меня бы копья ихъ не испугали.
   

МЕЛЬХТАЛЬ (Фрисгарду).

             Попробуй-ка увесть его отъ насъ.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ и ШТАУФФАХЕРЪ.

             Друзья, спокойнѣй!
   

ФРИСГАРДЪ (кричитъ).

                                           Измѣна! возмущенье!

(Слышны охотничьи рога).

ЖЕНЩИНЫ.

             Ландфогтъ къ намъ ѣдетъ!
   

ФРИСГАРДЪ (возвышая голосъ).

                                                     Бунтъ! мятежъ! измѣна!
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Дери, мерзавецъ, глотку, чтобъ ей лопнуть!
   

РЕССЕЛЬМАНЪ и МЕЛЬХТАЛЬ.

             Да замолчишь ли ты?
   

ФРИСГАРДЪ (еще пуще).

                                                     Эй! помогите
             Служителямъ закона! Помогите!
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Вотъ и ландфогтъ! Бѣда намъ! что-то будетъ!
   

Геслеръ на лошади, съ соколомъ на рукѣ, Рудольфъ Гаррасъ, Берта и Руденцъ; за ними многочисленная вооруженная свита, которая занимаетъ всю сцену.

РУДОЛЬФЪ ГАРРАСЪ.

             Ландфогтъ! Ландфогтъ! дорогу!
   

ГЕСНЕРЪ.

                                                               Разгони ихъ!
             Зачѣмъ сюда народъ сбѣжался? Кто
             На помощь звалъ? я знать хочу...

(Всеобщее молчаніе, Фрисгарду).

                                                               Сюда!
             Кто ты таковъ? зачѣмъ его ты держишь?

(Отдаетъ сокола ловчему).

0x01 graphic

ФРИСГАРДЪ.

             Мой господинъ! я вѣрный твой служитель
             И часовой, поставленный у шляпы.
             А вотъ его на томъ я изловилъ,
             Что шляпѣ онъ твоей не поклонился.
             Ну, я было и взялъ его, да вотъ
             Народъ-то мнѣ отдать его не хочетъ.
   

ГЕСЛЕРЪ (по краткомъ молчаніи).

             Ужели, Телль, такъ мало почитаешь
             Ты императора, да и меня,
             Его намѣстника, что отказался
             Ты должное воздать почтенье шляпѣ?
             Она виситъ, чтобъ узнавать покорныхъ,
             Ты первый дерзко презрѣлъ мой указъ.
   

ТЕЛЛЬ.

             Прости мнѣ, господинъ! Не изъ презрѣнья,
             По невниманью провинился я.
             Клянусь тебѣ, я не хотѣлъ нарушить
             Указа твоего. Прости меня!
   

ГЕСЛЕРЪ (помолчавъ немного).

             Ты мастерски владѣешь лукомъ, Телль --
             Тебя равняютъ съ лучшими стрѣлками.
   

ВАЛЬТЕРЪ.

             И это правда, сударь: мой отецъ
             На ста шагахъ отъ дерева сшибаетъ
             Любое яблоко своей стрѣлой.
   

ГЕСЛЕРЪ.

             Что, это сынъ твой, Телль?
   

ТЕЛЛЬ.

             Да, господинъ.
   

ГЕСЛЕРЪ.

                                           А есть еще?
   

ТЕЛЛЬ.

                                                               Ихъ двое у меня!
   

ГЕСЛЕРЪ.

             Котораго жъ изъ нихъ ты больше любишь?
   

ТЕЛЛЬ.

             Я, господинъ, равно люблю обоихъ.
   

ГЕСЛЕРЪ.

             Такъ вотъ что, Телль; когда ты такъ искусно
             Сшибать умѣешь яблоки съ деревьевъ,
             Ты мнѣ теперь на дѣлѣ то покажешь.
             Возьми стрѣлу и лукъ свой и сшиби
             Мнѣ яблоко съ сыновней головы.
             Но, мой совѣтъ: прицѣлься хорошенько.
             Коль яблока ты сразу не сшибешь,
             Такъ голова твоя не уцѣлѣетъ,

(Всѣ поражены ужасомъ).

ТЕЛЛЬ.

             О, господинъ, ужасенъ твой приказъ!
             Я, съ головы родного сына, долженъ...
             Не можетъ быть! Нѣтъ, я не такъ разслышалъ!
             Всевышній милосердъ! Ты отъ отца
             Подобной жертвы требовать не можешь.
   

ГЕСЛЕРЪ.

             Нѣтъ, я хочу, чтобъ ты, безъ отговорокъ"
             Сшибъ яблоко съ сыновней головы.
   

ТЕЛЛЬ.

             Какъ! цѣлью мнѣ послужитъ голова
             Родного сына? Нѣтъ -- умру скорѣе!
   

ГЕСЛЕРЪ.

             Стрѣляй! не то -- погибнете вы оба.
   

ТЕЛЛЬ.

             Мнѣ быть убійцей своего дитяти!
             О, господинъ! ты не отецъ -- не знаешь,
             Что чувствуетъ родительское сердце!
   

ГЕСЛЕРЪ.

             Э, Телль, какъ сталъ ты вдругъ благоразуменъ!
             А я слыхалъ, что ты большой мечтатель,
             Чуждаешься обычаевъ людскихъ!
             Все любишь странное -- и потому то
             Я для тебя такой и подвигъ выбралъ.
             Иной поостерегся бы, а ты,
             Закрывъ глаза, на все готовъ рѣшиться.
   

БЕРТА.

             О, не шутите, господинъ намѣстникъ!
             Вы видите -- трепещущи и блѣдны
             Стоятъ они; такъ мало ваши шутки
             Они привыкли слышать.
   

ГЕСЛЕРЪ.

                                                     Кто сказалъ вамъ,
             Что я шучу?

(Сбиваетъ яблоко съ ближняго дерева).

                                           Вотъ яблоко. Раздвиньтесь!
             Отмѣряйте, какъ слѣдуетъ, шаги...
             Осьмидесятый пусть границей будетъ,
             Не болѣе, не меньше: онъ хвалился,
             Что можетъ въ цѣль попасть и въ ста шагахъ.
             Теперь, стрѣлокъ, смотри, не промахнись!
   

РУДОЛЬФЪ ГАРРАСЪ.

             Ахъ, Господи! онъ хочетъ въ самомъ дѣлѣ...
             Дитя, скорѣй пади къ ногамъ ландфогта,
   

Моли его помиловать тебя.

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ
(тихо Мельхталю, который едва можетъ удержатъ свое возбужденіе).

             О, успокойся, другъ мой! удержись!
   

БЕРТА (Геслеру).

             Довольно, господинъ!-- безчеловѣчно
             Такъ чувствами родителя играть.
             Да если бъ онъ и точно смертной казни
             Достоинъ былъ за малый свой поступокъ,
             То ужъ постигъ теперь ея мученья.
             Пусть возвратится онъ въ свое жилище:
             Теперь онъ васъ узналъ -- и этотъ часъ
             И онъ, и правнуки его запомнятъ.
   

ГЕСЛЕРЪ.

             Раздвиньтесь! Ну, скорѣе! что жъ ты медлишь?
             Виновенъ ты: тебя казнить я могъ бы,
             Но вотъ твою судьбу великодушно
             Твоей рукѣ искусной я ввѣряю.
             Тотъ на меня не можетъ возроптать,
             Кому я волю далъ располагать
             Своей судьбой. Ты мѣткостью хвалился;
             Ну, такъ теперь ее докажешь мнѣ.
             Достойна цѣль и велика награда!
             Стрѣлой попасть въ назначенный кружокъ
             Съумѣетъ и другой; но тотъ стрѣлокъ,
             Кто никогда въ себѣ не усомнится,
             Кто глазомъ и рукой всегда владѣетъ.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ
(падаетъ предъ нимъ на колѣни).

             О, господинъ! мы чтимъ твой санъ высокій,
             Но будь великодушенъ! Половину
             Имѣнья моего отдамъ охотно,
             Возьми хоть все, но пощади отца!
   

ВАЛЬТЕРЪ ТЕЛЛЬ.

             Нѣтъ, дѣдушка, не падай передъ нимъ,
             Передъ такимъ жестокимъ человѣкомъ!
             Скажите, гдѣ мнѣ стать. Я не боюсь;
             Отецъ мой птицъ стрѣляетъ на лету,
             Такъ въ сердце сына онъ попасть не можетъ.
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             О, тронься хоть невинностью малютки!
   

РЕССЕЛЬМАНЪ.

             Но вспомни -- есть Господь на небесахъ:
             Ты дашь Ему отчетъ въ своихъ дѣлахъ!
   

ГЕСЛЕРЪ (показывая на мальчика).

             Его къ той липѣ привязать!
   

ВАЛЬТЕРЪ ТЕЛЛЬ.

                                                               Меня
             Привязывать? Нѣтъ, не хочу! Я буду
             Тихъ, какъ ягненокъ: не дохну, не двинусь;
             Но если вы привяжете меня,
             То я кричать и биться буду въ узахъ.
   

РУДОЛЬФЪ ГАРРАСЪ.

             Дай, завяжу глаза тебѣ я, мальчикъ.
   

ВАЛЬТЕРЪ ТЕЛЛЬ.

             Зачѣмъ глаза? Не думаешь ли ты,
             Что я боюсь стрѣлы изъ рукъ отцовскихъ?
             Я смѣло жду ее, и не смигну.
             Ну, батюшка, скорѣе! Докажи,
             Что ты стрѣлокъ-хорошій -- онъ не вѣритъ.
             Злодѣй насъ погубить съ тобою хочетъ --
             На зло ему, стрѣляй и попади!

(Онъ идетъ къ липѣ; ему на голову кладутъ яблоко).

МЕЛЬХТАЛЬ (поселянамъ).

             Какъ! намъ, друзья, смотрѣть, чтобъ здѣсь свершилось
             Злодѣянье? Зачѣмъ же мы клялись?
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Но что же дѣлать намъ?-- мы безоружны;
             А посмотри -- тамъ копій цѣлый лѣсъ.
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             О, если бъ мы тотчасъ за дѣло взялись!
             Богъ тѣмъ прости, кто предложилъ отсрочку!
   

ГЕСЛЕРЪ (Теллю).

             Ну, къ дѣлу! Вѣдь, оружье не игрушка!
             Всегда съ собой носить его опасно:
             Стрѣлой и самъ стрѣлокъ сраженъ бываетъ.
             Такая вольность поселянъ обидна
             Для главнаго начальника страны:
             Оружіе носить имѣетъ право
             Лишь тотъ, кто самъ повелѣваетъ. Если-жъ
             Тебѣ пріятно лукъ носить съ собой --
             Ну такъ тебѣ и цѣль я назначаю.
   

ТЕЛЛЬ (натягиваетъ лукъ и кладетъ стрѣлу).

             Посторонитесь! дайте мѣсто!
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

                                                               Телль!
             Ты хочешь?... Нѣтъ, помедли! Ты въ волненьи,
             Рука твоя дрожитъ, колѣни гнутся...
   

ТЕЛЛЬ (роняя лукъ).

             Въ глазахъ темнѣетъ!
   

ЖЕНЩИНЫ.

                                           Боже милосердный!

0x01 graphic

ТЕЛЛЬ (лангдфогту).

             Позволь мнѣ не стрѣлять. Вотъ грудь моя --
             Вели пронзить ее оруженосцамъ.
   

ГЕСЛЕРЪ.

             Не смерти, но стрѣльбы твоей хочу я.
             Вѣдь ты всегда такъ смѣлъ и предпріимчивъ;
             Рулемъ владѣешь ты не хуже лука,
             И никакой грозы не побоишься,
             Когда спасти кого-нибудь захочешь.
             Теперь -- спаситель всѣхъ -- себя спаси-ка!

(Телль стоитъ въ страшномъ бореніи; руки его дрожатъ: взоры съ отчаяніемъ обращаются то на ландфогта, то къ небесамъ. Вдругъ онъ выхватываетъ изъ колчана еще стрѣлу и прячетъ ее на грудъ. Гсслеръ замѣчаетъ всѣ его движенія).

ВАЛЬТЕРЪ ТЕЛЛЬ (подъ липою).

             Отецъ, стрѣляй! я не боюсь!
   

ТЕЛЛЬ.

                                                     Стрѣляю.

(Овладѣваетъ собою и натягиваетъ лукъ).

РУДЕНЦЪ
(который доселѣ едва удерживалъ свое негодованіе, подходитъ къ Геслеру).

             Довольно, господинъ ландфогтъ! довольно!
             Ужъ опытъ былъ -- и цѣли вы достигли.
             Излишняя жестокость повредитъ;
             Ломаетъ лукъ тугая тетива.
   

ГЕСЛЕРЪ.

             Прошу молчать! Не съ вами говорятъ!
   

РУДЕНЦЪ.

             Но я хочу... я долженъ говорить!
             Честь короля священна для меня;
             Но этакъ можно злобу возбудить.
             Того король не хочетъ, я увѣренъ,
             И мой народъ жестокости такой
             Не заслужилъ. У васъ на то нѣтъ права.
   

ГЕСЛЕРЪ.

             Вы смѣете?...
   

РУДЕНЦЪ.

                                           Я до сихъ поръ ни слова
             Не говорилъ; я закрывалъ глаза,
             Чтобъ не смотрѣть на ваши притѣсненья,
             Я заглушалъ въ груди своей страданья
             Тоскующаго сердца; но теперь
             Все кончено: мое молчанье будетъ
             Измѣна государю и отчизнѣ.

0x01 graphic

БЕРТА (бросаясь между ними).

             Ахъ, ты его лишь больше раздражишь!
   

РУДЕНЦЪ.

             Я свой народъ забылъ, родныхъ покинулъ,
             Я разорвалъ всѣ близкія мнѣ связи
             Лишь для того, чтобъ съединиться съ вами.
             Я полагалъ, что лучше будетъ, если
             Здѣсь утвержу, владычество Монарха.
             И вотъ -- повязка съ глазъ моихъ упала,
             И я себя у пропасти увидѣлъ.
             Довѣрчивость мою вы обманули,
             Вы завлекли меня... Я былъ готовъ
             Лишить народъ мой лучшей доли.
   

ГЕСЛЕРЪ.

                                                               Дерзкій,
             Такъ говорить ты смѣешь господину?
   

РУДЕНЦЪ.

             Мой господинъ не вы, а императоръ!
             Какъ вы свободенъ я, и состязаться
             Готовъ я съ вами въ рыцарскихъ дѣлахъ.
             Не будь вы здѣсь отъ имени монарха,
             Котораго всегда я уважалъ,
             Тогда бъ я вамъ перчатку бросилъ,
             И вы, какъ рыцарь, дали-бъ мнѣ отвѣтъ.
             Ну что-жъ, солдатъ своихъ скорѣй зовите...
             Не безоруженъ я, какъ эти люди!

(Доказывая на народъ).

             Нѣтъ! мечъ со мной, и кто лишь подойти
             Ко мнѣ посмѣетъ...
   

ШТАУФФАХЕРЪ (вскрикивая).

                                           Яблоко упало!

(Между тѣмъ, какъ всѣ обратили вниманіе на разговоръ Руденца съ ландфогтомъ, Телль пустилъ стрѣлу).

РЕССЕЛЬМАНЪ.

             И мальчикъ живъ!
   

МНОГІЕ ГОЛОСА.

                                           Онъ въ яблоко попалъ!

(Вальтеръ Фюрстъ шатается и готовъ упасть; Берта поддерживаетъ его).

ГЕСЛЕРЪ (пораженный).

             Какъ! онъ стрѣлялъ? Неистовый! Неужто?
   

БЕРТА.

             Ребенокъ живъ! Отецъ, приди въ себя!
   

ВАЛЬТЕРЪ ТЕЛЛЬ (прибѣгаетъ съ яблокомъ).

             Вотъ, папа, яблоко! Вѣдь зналъ я,
             Что сына своего ты не поранишь.
   

ТЕЛЛЬ
(стоявшій нагнувшись, какъ бы слѣдуя за полетомъ стрѣлы, видя приближающагося сына, роняетъ лукъ и съ распростертыми объятіями бѣжитъ къ нему навстрѣчу, съ восторгомъ прижимаетъ его къ сердцу и, ослабѣвъ, падаетъ на колѣни. Всѣ тронуты).

БЕРТА.

             О, Боже милосердный!
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ (отцу и сыну).

                                                     Дѣти, дѣти!
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Хвала Творцу!
   

ЛЕЙТГОЛЬДЪ.

                                           Вотъ это выстрѣлъ былъ!
             Вѣка о немъ разсказы не умолкнутъ.
   

РУДОЛЬФЪ ГАРАССЪ.

             Пока стоятъ твердыни этихъ горъ,
             Разсказъ про Телля вѣчно не умолкнетъ.

(Подаетъ яблоко ландфогту).

   

ГЕСЛЕРЪ.

             Смотри, пожалуй, яблоко насквозь!
             Ну, выстрѣлъ славный, нечего сказать!
   

РЕССЕЛЬМАНЪ.

             Да, онъ хорошъ; но горе же тому,
             Кто вынудилъ его, пытая небо.
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Опомнись, Телль! теперь свободенъ ты
             И можешь въ домъ спокойно возвратиться.
   

РЕССЕЛЬМАНЪ,

             Идите-жъ, сына матери верните.

(Хотятъ увести Телля).

ГЕСЛЕРЪ.

             Послушай, Телль!
   

ТЕЛЛЬ (возвращаясь).

                                           Что повелишь?
   

ГЕСЛЕРЪ.

                                                               Ты спряталъ
             Еще одну стрѣлу. Я это видѣлъ.
             Скажи мнѣ, для чего ты это сдѣлалъ?
   

ТЕЛЛЬ (въ смущеніи).

             У насъ таковъ обычай, господинъ.
   

ГЕСЛЕРЪ.

             Нѣтъ, Телль, мнѣ мало этого отвѣта:
             Ты что-нибудь другое замышлялъ.
             Скажи мнѣ правду смѣло, откровенно.
             Что бъ ни было, я жизнь тебѣ дарую.
             Зачѣмъ ты взялъ себѣ стрѣлу другую?
   

ТЕЛЛЬ.

             Коль жизнь мнѣ безопасна, господинъ,
             То я скажу всю правду откровенно.

(Вынимаетъ изъ-за пазухи стрѣлу и устремляетъ на ландфогта ужасные взоры).

             Стрѣлою этой я тебя пронзилъ бы,
             Когда бъ случайно въ сына я попалъ,
             И вѣрно я тогда бъ не промахнулся.
   

ГЕСЛЕРЪ.

             Ну, Телль, за жизнь страшиться ты не долженъ;
             Давъ слово, я сдержу его, какъ рыцарь;
             Но, злобныя намѣренья твои
             Узнавъ, тебя возьму я и упрячу,
             Гдѣ не узришь ни солнца ты во вѣкъ,
             Ни мѣсяца. Принять мнѣ надо мѣры,
             Чтобы отъ стрѣлъ избавиться твоихъ.
             Эй, воины, сюда! Связать его!

(Телля связываютъ).

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Какъ, господинъ?-- его рука Господня
             Такъ видимо избавила, а ты
             Его теперь въ оковы заключаешь!
   

ГЕСЛЕРЪ.

             Посмотримъ, кто спасетъ его вторично.
             Отвесть его сейчасъ ко мнѣ на лодку:
             Я самъ хочу въ Кюснахтъ его отправить.
   

РЕССЕЛЬМАНЪ.

             Такъ кесарь самъ не можетъ поступать:
             То нашимъ граматамъ противорѣчитъ.
   

ГЕСЛЕРЪ.

             А гдѣ онѣ? Ихъ утвердилъ ли кесарь?
             Онъ ихъ не утвердилъ. Такую милость
             Покорностью лишь должно заслужить.
             Бунтовщики вы противъ государя;
             У васъ въ умѣ одно лишь возмущенье.
             Я знаю васъ, я вижу васъ насквозь!
             Теперь его беру отъ васъ; но всѣ
             Вы столько же виновны, какъ и онъ.
             Кто поумнѣй -- учись молчать и гнуться!

(Онъ удаляется, Берта, Гуденцъ, Гаррасъ и воины слѣдуютъ за нимъ; Фрисгардъ и Лейтголѣдъ остаются).

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ (въ отчаяніи).

             Пропало все; онъ въ злобѣ замышляетъ
             Меня со всѣмъ семействомъ погубить!
   

ШТАУФФАХЕРЪ (Теллю).

             О, для чего ты раздражалъ тирана!
   

ТЕЛЛЬ.

             Кто понимаетъ, что я испыталъ,
             Пусть тотъ попробуетъ владѣть собою.
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             О, такъ теперь пропало все! Съ тобою,
             Телль, и мы закованы всѣ въ цѣпи!
   

ПОСЕЛЯНЕ (окружаютъ Телля).

             Съ тобою вся надежда прочь отъ насъ!
   

ЛЕЙТГОЛЬДЪ (приближаясь къ Теллю).

             Жаль мнѣ тебя!-- но повинуюсь долгу!
   

ТЕЛЛЬ.

             Прощайте!
   

ВАЛЬТЕРЪ ТЕЛЛЬ (въ сильной горести).

                                           Отецъ, о милый мой отецъ!
   

ТЕЛЛЬ (показывая на небо).

             Тамъ твой отецъ! Ему молись, мой другъ!
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Что мнѣ сказать женѣ твоей, Вильгельмъ?
   

ТЕЛЛЬ (съ нѣжностью обнимаетъ сына).

             Ребенокъ цѣлъ, а мнѣ Господь поможетъ.

(Быстро оставляетъ ихъ и удаляется, окруженный стражей).

0x01 graphic

   

0x01 graphic

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА ПЕРВАЯ.

Восточный берегъ озера Четырехъ Кантоновъ.

Дикія, отвѣсныя скалы въ глубинѣ сцены. Озеро волнуется; слышенъ ревъ бушующихъ волну, по временамъ сверкаетъ молнія и гремитъ громъ).

Кунцъ изъ Герзау, рыбакъ и мальчикъ.

КУНЦЪ.

             Повѣрьте мнѣ, я самъ все это видѣлъ;
             Все было такъ, какъ я вамъ разсказалъ.
   

РЫБАКЪ.

             Подъ стражей Телль и отвезенъ въ Кюснахтъ!
             Онъ лучшею опорой былъ бы намъ,
             Когда бъ пришлось возстать намъ за свободу.
   

КУНЦЪ.

             Съ нимъ самъ ландфогтъ по озеру поѣхалъ.
             Они готовы были ужъ отплыть,
             Какъ вышелъ я изъ Флюлена; но буря.
             Которая сбирается теперь,
             Принудила меня сюда причалить.
             Она и ихъ, быть можетъ задержала.
   

РЫБАКЪ.

             Въ оковахъ Телль, во власти у ландфогта!
             О, вѣрьте мнѣ, онъ такъ его укроетъ,
             Что свѣта дня онъ больше не увидитъ!
             Телль мужъ свободный, а его ландфогтъ
             Такъ кровно оскорбилъ; теперь боится
             Онъ мщенья справедливаго его.
   

КУНЦЪ.

             Да говорятъ еще, что Аттингаузенъ,
             Нашъ добрый ландамманнъ, лежитъ при смерти.
   

РЫБАКЪ.

             И такъ послѣдній якорь нашъ сломился!
             Лишь онъ одинъ могъ голосъ возвышать
             За родину и за права народа.
   

КУНЦЪ.

             Гроза сильнѣй становится. Прощайте!
             Въ деревнѣ я ночую; вѣдь сегодня
             О переправѣ страшно и подумать.

(Уходитъ).

РЫБАКЪ.

             Въ темницѣ Телль! баронъ нашъ умираетъ!
             Теперь возвысь чело свое, тиранство!
             Прочь всякій стыдъ! Правдивыя уста
             Замолкли, очи зоркія смежились,
             Могучая рука теперь въ оковахъ.
   

МАЛЬЧИКЪ.

             Ну, градъ посыпалъ! Батюшка, уйдемъ
             Домой, пока гроза насъ не застала.
   

РЫБАКЪ.

             Крутися, вихрь! гори, небесный сводъ!
             Бушуй, гроза! вы, тучи громовыя,
             Залейте все потокомъ бурныхъ водъ!
             Разбейте въ прахъ грядущій новый родъ!
             Вы царствуйте, свирѣпыя стихіи!
             Сюда, сюда, жильцы лѣсные! вамъ,
             Вамъ отданы опять сіи пустыни.
             Безъ воли жить здѣсь невозможно намъ!
   

МАЛЬЧИКЪ.

             Послушай, какъ реветъ водоворотъ;
             Онъ никогда такъ страшно не крутился.
   

РЫБАКЪ.

             Пустить стрѣлу въ главу родного сына!
             Какой отецъ къ тому былъ принужденъ?
             И какъ на то не возставать стихіямъ?
             О, для меня не дивно будетъ видѣть,
             Коль въ озеро обрушатся утесы,
             Коль эти скалы, башни ледяныя,
             Которыя отъ вѣка здѣсь стоятъ,
             Растаютъ вдругъ и потекутъ рѣкою,
             Коль рухнутъ горы, коль второй потопъ
             Зальетъ и уничтожитъ все живое!

(Слышенъ колокольный звонъ).

МАЛЬЧИКЪ.

             Чу, слышишь ли, тамъ на горѣ звонятъ.
             Должно быть лодка тонетъ: этотъ звонъ
             Сзываеть всѣхъ къ молитвѣ о несчастныхъ.

(Влѣзаетъ на утесъ).

РЫБАКЪ.

             Бѣда ладьѣ, которая теперь
             Качается въ ужасной колыбели!
             Ни руль, ни кормчій не помогутъ ей;
             Волна и вихрь теперь играютъ ею,
             Какъ мячикомъ; а нѣтъ вблизи нигдѣ
             Надежнаго залива: тамъ повсюду
             Однѣ лишь скалы острыя торчатъ,
             Крутыя неприступныя, и гордо
             Утесистую грудь ей выставляютъ.
   

МАЛЬЧИКЪ (показывая налѣво).

             Ахъ, батюшка, изъ Флюельна ладья!
   

РЫБАКЪ.

             Спаси Господь несчастныхъ! Если буря
             Загонитъ ихъ въ проливъ, тогда бѣда:
             Какъ въ клѣткѣ хищный звѣрь, объятый страхомъ,
             Въ желѣзную рѣшетку бьется дико,
             И съ ревомъ разломать ее стремится,
             Такъ тамъ пучина яростно клокочетъ.
             Тамъ узко ей, тамъ скалы по бокамъ
             Тѣснятъ ее и путь ей заграждаютъ.

(Взлѣзаетъ на утесъ).

МАЛЬЧИКЪ.

             Отецъ, ландфогта Ури это лодка:
             Я узнаю ея пунцовый флагъ.
   

РЫБАКЪ.

             О, Боже правосудный! Въ самомъ дѣлѣ,
             Она и есть, и Геслеръ въ ней плыветъ,
             А вмѣстѣ съ нимъ его гоненій жертва.
             Такъ скоро же постигла казнь его!
             Узнай, тиранъ, владыку надъ собою!
             Твоихъ угрозъ не слушаетъ волна,
             Не склонятся гранитные утесы
             Предъ шляпою твоею. Не молись,
             Мой сынъ! Пусть Божій судъ надъ нимъ свершится!
   

МАЛЬЧИКЪ.

             Не за ландфогта я молюсь -- за Телля;
             Онъ въ лодкѣ съ нимъ.
   

РЫБАКЪ.

                                                     О, рокъ непостижимый!
             Чтобъ одного злодѣя покарать,
             Ты съ лодкой губишь всѣхъ пловцовъ!
   

МАЛЬЧИКЪ.

             Смотри, смотри, они ужъ Бугисгратъ
             Счастливо миновали, но волною
             Отъ Тейфельсмюнстера отбило ихъ
             И отнесло къ большому Аксенбергу.
             Я ихъ не вижу болѣ.
   

РЫБАКЪ.

                                           Тамъ Гакмессеръ,
             И не одна ладья ужъ тамъ разбилась.
             Когда они его не обойдутъ,
             То лодка ихъ ударится о скалы --
             И всѣ они погибнутъ неизбѣжно.
             Но вѣдь у нихъ хорошій кормчій -- Телль.
             Одинъ лишь онъ теперь спасти ихъ могъ бы;
             Да у него оковы на рукахъ.

ВильгельмъТелль, вооруженный лукомъ. Онъ идетъ скорыми шагами, съ удивленіемъ смотритъ вокругъ и страшно возбужденъ. Посреди сцены падаетъ на колѣни, кладетъ руки на землю и потомъ подымаетъ ихъ къ небу.

МАЛЬЧИКЪ (увидя его).

             Отецъ, смотри!-- тамъ кто-то на колѣняхъ.
   

РЫБАКЪ.

             Вотъ онъ на землю руки положилъ
             И точно внѣ себя.
   

МАЛЬЧИКЪ (подходитъ ближе).

                                           Кого я вижу!
             Отецъ, отецъ! поди-ка, посмотри!
   

РЫБАКЪ (приближается).

             Кто это? Боже! ты ли это, Телль?
             Какъ ты сюда попалъ?
   

МАЛЬЧИКЪ.

                                           Ты развѣ не былъ
             На лодкѣ тамъ, закованный въ цѣпяхъ?
   

РЫБАКЪ.

             Ты развѣ не отправленъ былъ въ Кюснахтъ?
   

ТЕЛЛЬ (встаетъ).

             Свободенъ я!
   

РЫБАКЪ и МАЛЬЧИКЪ.

                                           Свободенъ? Какъ же это?
   

МАЛЬЧИКЪ.

             Откуда жъ ты?
   

ТЕЛЛЬ.

                                           Изъ лодки.
   

РЫБАКЪ.

                                                               Какъ, изъ лодки?
   

МАЛЬЧИКЪ.

             А гдѣ жъ ландфогтъ?
   

ТЕЛЛЬ.

                                                     По озеру несется.
   

РЫБАКЪ.

             Возможно ли? Но отчего жъ ты здѣсь?
             Какъ ты ушелъ отъ узъ своихъ и бури?
   

ТЕЛЛЬ.

             Мнѣ Богъ помогъ -- и вотъ какъ это было...
   

РЫБАКЪ И МАЛЬЧИКЪ.

             Ахъ, разскажи!
   

ТЕЛЛЬ.

                                 Что въ Альторфѣ случилось,
             Вы знаете?
   

РЫБАКЪ.

                                 Все знаемъ, говори!
   

ТЕЛЛЬ.

             И такъ ландфогтъ велѣлъ меня связать
             И въ замокъ свой, Кюснахтъ, хотѣлъ отправить!
   

РЫБАКЪ.

             Потомъ съ тобой изъ Флюельна поѣхалъ.
             Все знаемъ мы. Скажи намъ, какъ ты спасся?
   

ТЕЛЛЬ.

             Я, связанный лежалъ на днѣ ладьи;
             Защиты нѣтъ, враги кругомъ меня;
             Я мысленно прощался съ свѣтомъ дня,
             Съ женой, съ дѣтьми, и взоръ мой безнадежный
             Бродилъ съ тоской по влагѣ безмятежной.
   

РЫБАКЪ.

             Бѣднякъ!
   

ТЕЛЛЬ.

                                 Такъ плыли мы туда: ландфогтъ,
             Его шталмейстеръ Гаррассъ и гребцы.
             Колчанъ и лукъ мой у руля лежали.
             И вотъ, едва успѣли малый Аксенъ
             Мы обогнуть, какъ вдругъ Господь на насъ
             Послалъ такую бурю отъ Готгарда,
             Что у гребцовъ отъ страха замеръ духъ:
             Всѣ думали погибнуть неизбѣжно.
             Тогда одинъ изъ нихъ сказалъ ландфогту:
             "Не миновать бѣды намъ, господинъ;
             Мы всѣ теперь на волосокъ отъ смерти;
             Отъ ужаса ни кормчій, ни гребцы
             Не знаютъ, что начать; притомъ и путь
             Имъ вовсе незнакомъ. Но съ нами Телль;
             Онъ силенъ и рулемъ владѣть умѣетъ.
             Что, если бъ вы ему велѣли править?"
             Тогда ландфогтъ сказалъ мнѣ: "Телль, послушай,
             Коль можешь ты отъ бури насъ спасти,
             То я тебя освобожу отъ узъ".
             И я сказалъ: "Да, господинъ, надѣюсь
             Спасти ладью при помощи Господней".
             Тогда меня освободили; я
             За руль взялся и началъ править,
             Украдкою смотрю, гдѣ лукъ лежитъ мой.
             И выбираю пристально утесъ,
             Удобный для скачка съ ладьи. Вдругъ вижу
             Скалу крутую съ плоскою верхушкой,
             Висящую надъ волнами...
   

РЫБАКЪ.

                                                               Я знаю;
             Она лежитъ у Аксена большого;
             Но вѣдь она крута: едва ли можно
             Кому вскочить изъ лодки на нее.
   

ТЕЛЛЬ.

             Кричу гребцамъ:"Дружнѣй! сильнѣе, братцы!
             Вотъ этой бы скалы достигнуть только,
             Тогда ужъ намъ не такъ опасно будетъ",
             И вотъ мы наконецъ примчались къ ней.
             Тогда, на помощь Господа призвавъ,
             Всѣ силы я свои собралъ, и, лодку
             Примкнувъ кормой къ скалѣ, схватилъ скорѣе
             Оружіе и на нее скачкомъ
             Высокимъ прыгнулъ, а ладью ногою
             Отъ берега въ пучину оттолкнулъ.
             Пусть будетъ съ нею, что угодно Богу!
             И вотъ я здѣсь, спасенъ отъ власти бури
             И отъ тиранской власти человѣка.
   

РЫБАКЪ.

             Телль, видимое чудо надъ тобой
             Явилъ Господь: едва могу я вѣрить
             Своимъ глазамъ. Скажи, куда итти
             Ты думаешь? Тебѣ укрыться должно.
             Вѣдь, можетъ быть, ландфогтъ отъ бури спасся?...
   

ТЕЛЛЬ.

             Онъ говорилъ, когда я былъ на лодкѣ,
             Что онъ хочетъ у Брунена пристать
             И черезъ Швйцъ отправиться въ свой замокъ.
   

РЫБАКЪ.

             Сухимъ путемъ?
   

ТЕЛЛЬ.

                                           Такъ думалъ онъ тогда.
   

РЫБАКЪ.

             О, такъ тебѣ, немедля, должно скрыться!
             Ты отъ него въ другой разъ не спасешься.
   

ТЕЛЛЬ.

             Скажи, какъ ближе мнѣ пройти въ Кюснахтъ и въ Артъ?
   

РЫБАКЪ.

             Прямой дорогой можно черезъ Штейненъ,
             Но ближе и скрытнѣе черезъ Ловерцъ.
             Да вотъ мой сынъ тебя туда проводитъ.
   

ТЕЛЛЬ (жметъ его руку.)

             Да наградитъ тебя Господь! Прощай!

(Идетъ и опятъ возвращается).

             Мнѣ кажется, ты въ Рютли далъ присягу?
             Я слышалъ про тебя.
   

РЫБАКЪ.

                                                     Да, я тамъ былъ
             И нашему союзу присягалъ.
   

ТЕЛЛЬ.

             Ну такъ, прошу тебя, отправься въ Бюргленъ!
             Тамъ обо мнѣ жена моя тоскуетъ!
             Скажи ей, другъ, что я спасенъ и скрытъ.
   

РЫБАКЪ.

             Но какъ сказать, куда ты удалился?
   

ТЕЛЛЬ.

             Ты тестя моего увидишь тамъ,
             Да и другихъ, которыхъ въ Рютли видѣлъ.
             Скажи имъ, чтобъ они не унывали,
             Что Телль спасенъ, рука его свободна
             И что объ немъ они услышатъ скоро.
   

РЫБАКЪ.

             Открой мнѣ смѣло, что задумалъ ты?
   

ТЕЛЛЬ.

             Когда исполню -- всѣ про то узнаютъ.

(Уходитъ).

РЫБАКЪ.

             Ну, мальчикъ, проводи его, Господь съ нимъ!
             Онъ вѣрно то исполнитъ, что задумалъ.

(Уходитъ).

   

ВТОРАЯ СЦЕНА.

Зала въ замкѣ барона Аттингаузена.

Баронъ, умирающій въ креслахъ. Вальтеръ Фюрстъ, Штауффахеръ, Мельхталь и Баумгартенъ стоятъ вокругъ него. Вальтеръ Телль передъ нимъ на колѣняхъ.

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Все кончено теперь! скончался онъ!
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Не умеръ онъ; смотри, вотъ отъ дыханья
             У губъ его шевелится перо!
             Тихъ сонъ его; улыбка на лицѣ.

(Баумгартенъ идетъ къ дверямъ и говоритъ съ кѣмъ-то).

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ (Баумгартену).

             Кто тамъ пришелъ?
   

БАУМГАРТЕНЪ (возвращается).

                                                     Гедвига, ваша дочь;
             Она желаетъ васъ и сына видѣть.

(Вальтеръ Телль встаетъ).

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Могу ль ее утѣшить?-- Самъ тоскую!
             Всѣ горести надъ, головой моей!
   

ГЕДВИГА (входитъ насильно).

             Гдѣ, гдѣ мой сынъ? Пусти меня къ нему!
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Гедвига, тише! здѣсь жилище смерти!
   

ГЕДВИГА (бросаясь къ сыну).

             Мой Вельти! о, ты живъ!
   

ВАЛЬТЕРЪ ТЕЛЛЬ (бросаясь въ ея объятія).

                                                     Я живъ, родная!
   

ГЕДВИГА.

             Но точно ли? не раненъ ли ты гдѣ?

(Осматриваетъ его съ безпокойствомъ).

             Возможно ли? И онъ въ тебя стрѣлялъ?
             О, у него нѣтъ сердца! Какъ онъ могъ
             Пустить стрѣлу въ дитя свое родное?
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Съ растерзанной душой онъ это сдѣлалъ;
             Былъ вынужденъ къ тому подъ страхомъ смерти.
   

ГЕДВИГА.

             Когда бъ онъ былъ отецъ чадолюбивый,
             Сто разъ бы умеръ онъ, а не стрѣлялъ.
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Тебѣ должно благодарить Творца,
             Который спасъ его.
   

ГЕДВИГА.

                                           Но какъ забыть мнѣ,
             Чѣмъ кончиться могло бы это? Боже!
             Вѣкъ проживу -- и вѣкъ я буду видѣть,
             Какъ въ сына цѣлится отецъ, и въ сердце
             Стрѣла летѣть мнѣ вѣчно, вѣчно будетъ.
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             Но знаете ль, какъ онъ обиженъ былъ?
   

ГЕДВИГА.

             Суровыя сердца! Коль ваша гордость
             Обижена, такъ все для васъ ничто;
             Сыновней жизнью, материнскимъ сердцемъ
             Играете вы въ ярости слѣпой!
   

БАУМГАРТЕНЪ.

             Бѣда постигла вашего супруга.
             А вы его еще винить хотите!
             Ужели вамъ не жаль его?
   

ГЕДВИГА
(обращается къ нему и смотритъ на него сурово).

                                                     Не ты ли
             Чувствителенъ одинъ къ несчастью друга?
             Гдѣ были вы, когда его при васъ
             Въ оковы заключали? Кто помогъ
             Ему? Кто спасъ его? Вы всѣ смотрѣли
             Съ холодностью, какъ онъ былъ взятъ и связанъ,
             И уведенъ отъ васъ. Скажите, такъ ли
             Онъ съ вами поступалъ? Явилъ ли онъ
             Тогда одно нѣмое состраданье,
             Какъ за тобой ландфогтъ послалъ погоню,
             А предъ тобой пучина бушевала?
             Нѣтъ, онъ не плакалъ: онъ вскочилъ въ ладью,
             Забывъ жену, дѣтей -- и спасъ тебя!
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Но можно ль было намъ его спасти,
             Когда мы всѣ стояли безоружны!
   

ГЕДВИГА (бросаясь въ его объятія).

             Родитель мой! и ты его лишился!
             И мы, и вся страна его лишились!
             Но, вѣдь, и онъ насъ также потерялъ!
             Ахъ, отъ отчаянья спаси его,
             Господь! Въ его подземный, мрачный сводъ,
             Не долетитъ отъ друга утѣшенье.
             Онъ занеможетъ тамъ! Въ сырой тюрьмѣ
             Онъ долженъ занемочь!.. Какъ роза Альпъ
             Отъ воздуха болотъ тускнѣетъ, вянетъ,
             Ахъ, такъ и онъ увянетъ тамъ безъ солнца
             Безъ воздуха душистаго полей!
             Въ оковахъ онъ! его душа -- свобода:
             Ему нежить подъ душнымъ мракомъ сводовъ!
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             О, успокойся! Мы употребимъ
             Всѣ силы отворить его темницу.
   

ГЕДВИГА.

             Что можете вы сдѣлать безъ него?
             Когда онъ съ вами былъ -- была надежда.
             Тогда имѣлъ защитника невинный,
             Надежнаго спасителя гонимый.
             Онъ всѣхъ бы спасъ одинъ, а вы, всѣ вмѣстѣ,
             Не можете оковъ его расторгнуть!

(Баронъ просыпается).

0x01 graphic

БАУМГАРТЕНЪ.

             Вотъ онъ пошевелился! Тише, тише!
   

АТТИНГАУЗЕНЪ (приподнимается).

             Но гдѣ жъ онъ?
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

                                           Кто?
   

АТТИНГАУЗЕНЪ.

                                                               Его здѣсь нѣтъ: меня
             Оставилъ онъ въ послѣднія минуты!
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Онъ вспомнилъ о племянникѣ. За нимъ
             Послали ль вы?
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

                                           Послали. Успокойтесь:
             Онъ нашъ теперь и сердцемъ и душой.
   

АТТИНГАУЗЕНЪ.

             Стоитъ ли онъ за родину свою?
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Какъ истинный герой.
   

АТТИНГАУЗЕНЪ

                                                     Зачѣмъ же онъ
             Нейдетъ принять мое благословенье?
             Я чувствую, что близокъ мой конецъ.
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             О, нѣтъ, мой господинъ! Короткій сонъ
             Васъ подкрѣпилъ, и взоры ваши ясны.
   

АТТИНГАУЗЕНЪ.

             Я живъ, пока страдаю; боли нѣтъ --
             Страданья и надежда отлетѣли.

(Увидя мальчика).

             Кто это?
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

                                           Онъ мнѣ внукъ. Благословите
             Его, онъ сирота.

(Гедвига съ сыномъ упадаютъ на колѣни предъ умирающимъ).

АТТИНГАУЗЕНЪ.

                                           И васъ, друзья,
             И васъ я оставляю сиротами!
             О, горе мнѣ, что гаснущій мой взоръ
             Паденіе отчизны долженъ видѣть,
             Что я достигъ такихъ преклонныхъ лѣтъ,
             Чтобъ унести въ могилу всѣ надежды!
   

ШТАУФФАХЕРЪ (Вальтеру Фюрсту).

             И онъ умретъ въ печали безутѣшной?
             Нѣтъ, озаримъ его послѣдній часъ
             Лучомъ надежды! Благородный рыцарь,
             Разсѣйте вашу скорбь! Мы не совсѣмъ
             Покинуты, не вовсе беззащитны.
   

АТТИНГАУЗЕНЪ.

             Но кто же васъ спасетъ теперь?
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

                                                               Мы сами.
             Послушайте: недавно три земли
             Вошли въ союзъ -- изгнать своихъ тирановъ.
             Онъ заключенъ -- и клятвою священной
             Былъ утвержденъ. Исполнимъ предпріятье --
             И прежде, чѣмъ родится новый годъ,
             Вашъ прахъ лежать въ землѣ свободной будетъ.
   

АТТИНГАУЗЕНЪ.

             О, повтори! Союзъ ихъ заключенъ?
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             Да, господинъ, въ одинъ и тотъ же день
             Возстанутъ три кантона. Все готово;
             Но до сихъ поръ хранилась наша тайна,
             Хоть много сотъ участниковъ въ ней есть.
             Тираны ужъ надъ пропастью стоятъ,
             Часы ихъ гордой власти сочтены,
             И скоро здѣсь и ихъ слѣда не будетъ.
   

АТТИНГАУЗЕНЪ.

             А крѣпкіе ихъ замки въ городахъ?
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             Они падутъ въ одинъ и тотъ же день.
   

АТТИНГАУЗЕНЪ.

             А рыцари участвуютъ въ союзѣ?
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             Мы помощи ихъ ждемъ: но до сихъ поръ
             Крестьяне лишь союзу присягнули.
   

АТТИНГАУЗЕНЪ
(медленно привстаетъ въ величайшемъ удивленіи).

             И селянинъ идетъ на этотъ подвигъ,
             Самъ отъ себя, безъ помощи вельможъ?
             И онъ вполнѣ въ своихъ увѣренъ силахъ"
             Тогда ему мы болѣе не нужны:
             Утѣшенный въ могилу я сойду:
             Здѣсь будетъ жить народъ -- иною силой
             Величіе свое сохранитъ.

(Онъ кладетъ руку на голову мальчика, который стоитъ передъ нимъ на колѣняхъ).

             Отъ сей главы, гдѣ яблоко лежало,
             Для васъ свобода лучшая взойдетъ!
             Все старое падетъ -- и изъ развалинъ
             Вѣкъ новый и блестящій, оживетъ!
   

ШТАУФФАХЕРЪ (Вальтеру Фюрсту).

             Какимъ огнемъ его сверкаютъ взоры!
             Не смерти духъ надъ нимъ теперь витаетъ,
             А свѣтлый лучъ прекрасной новой жизни.
   

АТТИНГАУЗЕНЪ.

             Владѣтели изъ замковъ выѣзжаютъ,
             Чтобъ городамъ присягу принести;
             Въ Ухтландѣ ихъ, въ Тургау принимаютъ;
             Вотъ поднялъ Бернъ державную главу
             И Фрейбургъ сталъ защитникомъ свободы;
             Богатый Цюрихъ снарядилъ къ войнѣ
             Своихъ гражданъ -- и силы королей
             У крѣпкихъ стѣнъ его поколебались...

(Онъ продолжаетъ голосомъ прорицателя;рѣчь его возрастаетъ до вдохновенія).

             И вижу я монарховъ горделивыхъ
             И рыцарей въ доспѣхахъ золотыхъ:
             Они идутъ сражаться съ пастухами.
             Борьба на смерть -- и громкими дѣлами
             Прославятся ущелья горъ родныхъ.
             Тамъ поселянинъ, съ грудью обнаженной,
             На копій лѣсъ, какъ жертва полетитъ,
             Захватитъ ихъ, пройдетъ, насквозь пронзенный,
             Но вмѣстѣ съ нимъ падетъ враговъ оплотъ
             И знамена свободы разовьются.

(Беретъ руку Штауффахера и Вальтера Фюрста).

             Такъ будьте же во вѣки нераздѣльны --
             Рука съ рукой, какъ братья и друзья!
             Въ опасности немедленно летите
             На первый зовъ союзниковъ своихъ...
             Живите дружно... дружно... дружно...

(Онъ упадаетъ на подушки и испускаетъ духъ, но, умирая, еще держитъ ихъ руки. Фюрстъ и Штауффахеръ взираютъ на нею въ молчаніи; потомъ удаляются и предаются печали. Между тѣмъ вокругъ бездыханнаго барона собираются его слуги; всѣ изъявляютъ глубокую горесть; нѣкоторые падаютъ передъ нимъ на колѣни и обливаютъ слезами его руки. Въ продолженіе этой нѣмой сцены слышенъ въ замкѣ звонъ колокола).

   

Руденцъ и прежніе.

РУДЕНЦЪ (вбѣгая).

             Что, живъ ли онъ, услышитъ ли меня?
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ (печально).

             Вы нашъ теперь владѣлецъ и защитникъ;
             Другое имя замокъ получилъ.
   

РУДЕНЦЪ
(въ глубокой горести смотритъ на тѣло барона).

             О, Боже, Боже мой! ужели поздно
             Раскаянье мое? Ужель не могъ онъ
             Прожить еще хоть нѣсколько мгновеній,
             Чтобы мою увидѣть перемѣну?
             Я не внималъ его благимъ совѣтамъ!
             Я презирать ихъ смѣлъ! Теперь онъ тамъ!
             А я остался здѣсь, обремененный
             Виною незаглаженной! Скажите,
             Онъ умеръ, негодуя на меня?
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Въ послѣдній часъ онъ все узналъ объ васъ
             И ваше мужество благословилъ.
   

РУДЕНЦЪ (становится на колѣни у трупа).

             Достойнаго священные останки,
             Бездушный, милый прахъ! Даю обѣтъ
             Здѣсь, надъ твоей рукою охладѣлой,
             Что я расторгъ навѣкъ съ врагами связи
             И моему народу отдался;
             Швейцарецъ я -- и всей душой желаю
             Остаться имъ. (Встаетъ). Оплакивайте друга
             И нѣжнаго отца, но будьте бодры:
             Онъ не одно богатство мнѣ оставилъ --
             Онъ духъ мнѣ свой и сердце передалъ:
             Что старецъ вамъ маститый завѣщалъ
             И юноша клянется то исполнить!
             Дай руку мнѣ свою, отецъ почтенный,
             И ты мнѣ дай свою, и ты, Мельхталь!
             Не отвращайтесь отъ меня, друзья!
             Мои примите клятвы и обѣты!
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Дадимъ ему мы руки: онъ достоинъ
             Довѣрія!
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

                                 Вы презирали насъ;
             Скажите же, чего жъ намъ ждать отъ васъ?
   

РУДЕНЦЪ.

             О, позабудьте юности ошибки!
   

ШТАУФФАХЕРЪ (Мельхталю).

             Живите дружно -- такъ отецъ сказалъ намъ
             Припомни это.
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

                                           Вотъ моя рука!
             Я селянинъ, какъ рыцарь, вѣренъ слову!
             Что вы безъ насъ? Вѣдь званье земледѣльца
             Древнѣе вашего.
   

РУДЕНЦЪ.

                                           Я чту его
             И буду защищать своимъ мечомъ.
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             Рука того, кто землю подчинилъ
             Себѣ и взрылъ ее тяжелымъ плугомъ,
             И грудь его съумѣетъ защитить.
   

РУДЕНЦЪ.

             Вы мнѣ, а я -- я буду вамъ защитой,
             Тогда сильнѣй въ союзѣ будемъ мы.
             Но для чего слова, когда отчизну
             Еще гнететъ тирановъ чуждыхъ власть?
             Сперва страну освободимъ отъ ига,
             Тогда свои права уравновѣсимъ.

(Помолчавъ нѣсколько времени).

             Молчите вы? Вамъ нечего сказать мнѣ?
             Такъ я не заслужилъ еще, чтобъ вы
             Довѣрчиво открылись мнѣ! Насильно
             Войти я долженъ въ тайный вашъ союзъ.
             Я знаю все!-- вы присягали въ Рютли,
             И знаю, что тамъ было; хоть не вы
             Открыли тайну мнѣ свою, но я
             Хранилъ ее, какъ дорогой залогъ.
             Я никогда врагомъ отчизны не былъ,
             И не рѣшился бъ на нее возстать.
             Но медлить вамъ не должно; время мчится...
             Ужъ Телль былъ жертвой медленности вашей.
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Мы поклялись дождаться Рождества.
   

РУДЕНЦЪ.

             Я не былъ тамъ и клятвы не давалъ.
             Не вы, такъ я начну.
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

                                                     Какъ! вы хотите...
   

РУДЕНЦЪ.

             Однимъ изъ главарей страны я сталъ,
             И первый долгъ мой взять васъ подъ защиту.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Предать землѣ сей драгоцѣнный прахъ:
             Вотъ долгъ для васъ первѣйшій и священный.
   

РУДЕНЦЪ.

             Освободивъ страну, возложимъ мы
             На одръ его вѣнокъ побѣды свѣжій.
             Друзья мои, ахъ, не за васъ однихъ
             Сразиться я съ тиранами намѣренъ --
             И за себя! Узнайте: скрылась Берта:
             Она тайкомъ отъ насъ похищена!
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Тиранъ дошелъ до дерзости такой!
             Злодѣйски покусился на свободу
             Онъ дѣвушки изъ рыцарскаго званья!
   

РУДЕНЦЪ.

             Друзья мои, я обѣщалъ вамъ помощь --
             И долженъ васъ о помощи просить.
             Ахъ, у меня похитили невѣсту!
             Кто знаетъ, гдѣ сокрылъ ее злодѣй!
             И, можетъ быть, онъ силою принудитъ
             Съ собою въ ненавистный бракъ вступить.
             О, помогите мнѣ ее избавить!
             Повѣрьте мнѣ, она вполнѣ достойна,
             Чтобъ за нее вооружились вы.
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             На что же вы рѣшились?
   

РУДЕНЦЪ.

                                                     Самъ не знаю!
             Ахъ, этотъ мракъ, который окружаетъ
             Ея судьбу, сомнѣнье, безпокойство,
             Которыми терзаюсь я теперь,
             Одну лишь мысль мнѣ ясную внушаютъ,
             Что должно намъ извлечь ее насильно
             Изъ подъ развалинъ вражескихъ твердынь;
             И потому ихъ должно всѣ разрушить,
             Чтобъ отыскать, открыть ея темницу.
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             Ведите насъ, мы слѣдуемъ за вами!
             Къ чему намъ то откладывать до завтра,
             Что можемъ мы сегодня кончить? Телль
             Свободенъ былъ, когда клялись мы въ Рютли;
             Тогда еще не накопилось столько
             Ужасныхъ дѣлъ. Несетъ другой законъ
             Пора другая, и низкій трусъ тотъ,
             Кто и теперь считаетъ нужнымъ медлить!
   

РУДЕНЦЪ
(Штауффахеру и Вальтеру Фюрсту).

             И такъ, вооружитесь -- и за дѣло!
             И ожидайте на горахъ огней:
             Побѣды вѣсть къ вамъ долетитъ стрѣлою,
             И, увидавъ желанный свѣтъ, быстрѣй
             Вы на враговъ грозою налетите
             И зданіе тиранства сокрушите.

(Уходитъ).

   

ТРЕТЬЯ СЦЕНА.

Утесистая дорога въ Кюснахтъ.

На нее сходятъ по тропинкѣ между скалъ, и путникъ, прежде нежели сойдетъ на авансцену, виденъ бываетъ наверху. Скалы окружаютъ всю сцену: одна изъ нихъ, обросшая кустарникомъ, выдалась впередъ. Входитъ Телль, вооруженный лукомъ.

             Вотъ этою дорогою онъ поѣдетъ:
             Въ Кюснахтъ другой дороги нѣтъ. Я здѣсь
             Исполню то, что случай мнѣ доставилъ.
             Отсюда я, кустарникомъ прикрытый,
             Могу достать его моей стрѣлой
             И между скалъ спастися отъ погони.
             Спѣши, ландфогтъ, разсчетъ свой кончить съ небомъ!
             Твой часъ пробилъ -- ты долженъ умереть!
             Я прежде жилъ спокойно, безмятежно:
             Лишь на звѣрей стрѣлу я направлялъ;
             Убійство мнѣ и въ мысль не приходило.
             Но ты меня изгналъ изъ мирной жизни,
             Ты въ сердце мнѣ излилъ змѣиный ядъ.
             Ты пріучилъ меня и къ злодѣянью:
             кто въ голову сыновнюю стрѣлялъ,
             Съумѣетъ тотъ, попасть и въ вражескую грудь.
             Моихъ дѣтей, малютокъ непорочныхъ,
             Жену мою я долженъ защитить
             Отъ ярости твоей. Когда я лукъ
             Дрожащею натягивалъ рукою,
             Когда, моимъ страданьемъ веселясь,
             Ты принуждалъ меня въ родного сына
             Пустить стрѣлу, когда тебя, злодѣй,
             Я тщетно умолялъ, тогда въ душѣ
             Далъ клятву я ужасную -- лишь небо
             Внимало ей -- 4jo первой цѣлью будетъ
             Мнѣ грудь твоя при выстрѣлѣ второмъ.
             Въ чемъ я клялся въ минуту адской муки,
             То долгъ святой: исполненъ будетъ онъ!
             Ты властелинъ, намѣстникъ государя;
             Но и монархъ не сдѣлалъ бы того,
             Что ты, тиранъ. Тебя сюда послалъ онъ,
             Чтобъ судъ творить, хоть строгій, но правдивый,
             А не за тѣмъ, чтобъ въ ярости слѣпой
             Терзать народъ подъ игомъ притѣсненья.
             Знай: есть Господь для кары и для мщенья!
             Приди на помощь бѣдъ моихъ виновникъ,
             Ты, лучшее сокровище мое!
             Тебя ждетъ цѣль, которая была
             Для просьбъ, для всѣхъ моленій недоступна,
             Но предъ тобой не устоитъ она.
             О ты, мой лукъ надежный! ты бывалъ
             Товарищемъ мнѣ въ играхъ и забавахъ,
             Стрѣлу мою ты часто окрылялъ:
             Не измѣни же мнѣ и въ часъ опасный!
             Будь вѣренъ мнѣ, мой лукъ, и въ этотъ разъ!
             Когда теперь я промахъ дамъ несчастный,
             Нѣтъ у меня другой стрѣлы запасной.

(Путники проходятъ черезъ сцену).

             Здѣсь сяду я на каменной скамьѣ,
             Устроенной для путниковъ усталыхъ.
             Здѣсь, чуждые одинъ другому, всѣ
             Они проходятъ мимо; въ ихъ сердцахъ
             Участья нѣтъ къ страданью. Здѣсь идетъ
             Заботливый купецъ, и богомолецъ
             Съ котомкою, и набожный монахъ,
             И мрачный воръ, и пѣсенникъ веселый,
             И перевозчикъ со своимъ конемъ,
             Навьюченнымъ товаромъ странъ далекихъ.
             Ихъ всѣхъ сюда ведутъ свои дѣла --
             Меня же мысль убійства привела!

(Садится).

             Малютки милые! когда, бывало,
             Я возвращался къ вамъ, съ какимъ востортомъ
             Встрѣчали вы отца: всегда ужъ онъ
             Вамъ приносилъ иль пукъ цвѣтовъ альпійскихъ,
             Иль птицу рѣдкую, иль аммонитъ,
             Что странники находятъ на горахъ.
             Теперь идетъ онъ за другой добычей:
             Въ ущеліи сидитъ онъ для убійства
             И ждетъ врага, чтобъ жизнь его отнять.
             Но и теперь онъ думаетъ объ васъ,
             Любезные, невинные малютки!
             Чтобъ васъ спасти отъ мщенія тирана,
             Свою стрѣлу извлекъ онъ изъ колчана.

(Встаетъ).

             Я стерегу достойную добычу.
             Иной стрѣлокъ весь день неутомимо
             Зимой, въ морозъ, скитается въ горахъ;
             Съ одной скалы онъ скачетъ на другую,
             И до крови себѣ подошвы рѣжетъ,
             Чтобъ устоять на скользкой высотѣ
             И застрѣлить ничтожную козу.
             Моя жъ добыча -- злобный мой гонитель,
             Который погубить меня хотѣлъ.

(Вдали слышна веселая музыка, которая приближается).

             Всю жизнь свою я лукъ въ рукахъ имѣлъ,
             Съ младенчества въ стрѣляньи упражнялся,
             И въ цѣль стрѣлялъ, и часто получалъ
             Прекрасныя награды за искусство;
             Но нынче я пущу стрѣлу на славу --
             И вся страна меня превознесетъ!

(Чрезъ сцену вверхъ по дорогѣ идетъ свадебная процессія. Телль смотритъ на нее, опершись на лукъ).

Штюсси, полевой сторожъ, подходитъ къ нему.

ШТЮССИ.

             Вотъ женится нашъ мызникъ монастырскій
             Изъ Мерлишахена, богатый человѣкъ:
             Премного стадъ на Альпахъ у него.
             Невѣсту онъ беретъ изъ Имизея,--
             И въ эту ночь въ Кюснахтѣ будетъ пиръ.
             Пойдемъ туда со мной: тамъ рады всѣмъ.
   

0x01 graphic

ТЕЛЛЬ.

             Печальный гость для свадьбы не годится,
   

ШТЮССИ.

             Забудь печаль, такъ сердцу будетъ легче.
             Притомъ теперь плохія времена.
             Такъ убѣгать веселія не должно.
             Тутъ свадьба, тамъ, быть можетъ, погребенье.
   

ТЕЛЛЬ.

             А иногда бываютъ оба вмѣстѣ.
   

ШТЮССИ.

             Да, видно свѣтъ идетъ ужъ такъ. Вездѣ
             Случается довольно бѣдъ и горя.
             Вотъ въ Гларисѣ обрушилась скала
             И часть его засыпала.
   

ТЕЛЛЬ.

                                                     И горы
             Здѣсь валятся; что жъ прочно на землѣ?
   

ШТЮССИ.

             Да вотъ еще какія чудеса!
             Мнѣ разсказалъ изъ Бадена пріѣзжій:
             Какой-то рыцарь ѣхалъ къ королю,
             И вдругъ дорогой встрѣтилъ цѣлый рой
             Слѣпней: они напали на него
             И до смерти коня его заѣли --
             И рыцарь къ королю пришелъ пѣшкомъ.
   

ТЕЛЛЬ.

             И слабому дала природа жало.

Армгарта приходитъ съ дѣтьми и становится на дорогѣ.

ШТЮССИ.

             Всѣ говорятъ, что это предвѣщаетъ
             Несчастіе иль страшное злодѣйство.
   

ТЕЛЛЬ.

             Ужасныя злодѣйства каждый день
             Свершаются безъ всякихъ предвѣщаній.
   

ШТЮССИ.

             Да. счастливъ тотъ, кто въ тишинѣ живетъ,
             Кто дома своего не покидаетъ
             И мирно пашетъ на землѣ своей.
   

ТЕЛЛЬ.

             И кроткому спокойно не прожить,
             Коль онъ недоброму сосѣду неугоденъ.

(Съ безпокойнымъ ожиданіемъ смотритъ на дорогу).

ШТЮССИ.

             Прощай! Ты вѣрно ждешь кого-нибудь?
   

ТЕЛЛЬ.

             Я жду.
   

ШТЮССИ.

                                 Ну, такъ счастливо возвратиться!
             Изъ Ури ты? Оттуда къ намъ сегодня
             Пожалуетъ почтенный нашъ ландфогтъ.
   

ПУТНИКЪ (проходя).

             Ландфогта вы не ждите. Рѣки вышли
             Отъ ливня страшнаго изъ береговъ,
             И всѣ мосты водою снесены.

(Геллъ встаетъ).

   

АРМГАРТА (подходитъ ближе).

             Такъ онъ сюда не будетъ?
   

ШТЮССИ.

                                                     Вы къ нему?
   

АРМГАРТА.

             Да, какъ же.
   

ШТЮССИ.

                                           Для чего жъ вы стали тутъ,
             Среди дороги?
   

АРМГАРТА.

                                           Для того, чтобъ онъ
             Здѣсь не ушелъ, не выслушавъ меня.
   

ФРИСГАРДЪ
(входитъ поспѣшно и кричитъ издали).

             Эй, прочь съ дороги! Господинъ ландфогтъ
             За мною ѣдетъ слѣдомъ. Прочь съ дороги!

(Телль скрывается).

АРМГАРТА (съ живостью).

             Ландфогтъ слѣдомъ!

(Она становится съ дѣтьми на авансценѣ. Геслеръ и Рудольфъ Гаррасъ показываются вдали на лошадяхъ).

ШТЮССИ (Фрисгарду).

                                                     Какъ перешли вы воды?
             Вѣдь, говорятъ, рѣка снесла мосты.
   

ФРИСГАРДЪ.

             Мы съ бурею на озерѣ сражались --
             Что намъ теперь альпійскіе потоки!
   

ШТЮССИ.

             И вы на лодкѣ были въ эту бурю?
   

ФРИСГАРДЪ.

             Ну да; и ввѣкъ того я не забуду.
   

ШТЮССИ.

             Ахъ, разскажи!
   

ФРИСГАРДЪ.

                                           Пусти, я долженъ въ замокъ
             Дать знать, что ѣдетъ господинъ ландфогтъ.

(Уходитъ).

ШТЮССИ.

             Будь въ лодкѣ люди честные, такъ вѣрно бъ
             Пошли ко дну; а этакой народъ
             Пройдетъ счастливо сквозь огонь и воду.

(Оглядывается).

             А гдѣ жъ стрѣлокъ, съ которымъ говорилъ я?

(Уходитъ).

   

Геслеръ и Рудольфъ Гаррасъ верхомъ.

ГЕСЛЕРЪ.

             Что хочешь говори -- я, какъ слуга,
             Стараться долженъ угодить монарху.
             Сюда послалъ меня онъ не затѣмъ,
             Чтобъ баловать народъ; повиновенья
             Онъ требуетъ. Вопросъ: кто господиномъ
             Здѣсь долженъ быть, мужикъ иль императоръ?
   

АРМГАРТА.

             Теперь пора! я подойду къ нему.

(Робко приближается).

ГЕСЛЕРЪ.

             Въ Альторфѣ я свою повѣсилъ шляпу,
             Но не для шутки, не для испытанья
             Народа -- знаю я его давно --
             А для того, чтобъ пріучить его
             Сгибать свои чрезъ чуръ прямыя спины,
             Повѣсилъ шляпу я нарочно такъ
             На площади, чтобъ всѣмъ въ глаза бросалась
             И господина имъ напоминала,
             Котораго они совсѣмъ забыли.
   

РУДОЛЬФЪ.

             Но и народъ свои права имѣетъ.
   

ГЕСЛЕРЪ.

             Ихъ разбирать теперь не время намъ.
             Великое готово совершиться!
             Имперскій домъ растетъ: что началъ славно
             Отецъ, то сынъ намѣренъ довершить.
             Ему народъ ничтожный сталъ преградой;
             Такъ иль не такъ -- онъ долженъ покориться.

(Хочетъ ѣхать дальше. Армгарта бросается передъ нимъ на колѣни).

АРМГАРТА.

             Умилосердись, господинъ, помилуй!
   

ГЕСЛЕРЪ.

             Зачѣмъ ты мнѣ тутъ стала на дорогѣ?
             Пошла назадъ!
   

АРМГАРТА.

                                 Мой мужъ сидитъ въ тюрьмѣ;
             А сироты безъ хлѣба. Господинъ,
             Умилосердись надъ моимъ несчастьемъ!
   

РУДОЛЬФЪ.

             Кто ты и кто твой мужъ?
   

АРМГАРТА.

                                                     Съ горы онъ Риги;
             Тѣмъ только и живетъ, что ходитъ въ горы
             И сѣно коситъ тамъ на крутизнахъ,
             Надъ бездною, куда стада не ходятъ.
   

РУДОЛЬФЪ (ландфогту).

             О, Боже, что за горестная жизнь!
             Я васъ прошу, отдайте мужа ей!
             Какъ ни великъ его проступокъ былъ бы,
             Ужаснымъ онъ наказанъ ремесламъ.

(Армгартѣ).

             Твою исполнятъ просьбу. Приходи
             Въ Кюснахтъ, а здѣсь теперь не мѣсто.
   

АРМГАРТА.

             Нѣтъ, нѣтъ! я ни на шагъ не отступлю,
             Пока ландфогтъ не возвратитъ мнѣ мужа!
             Шесть мѣсяцевъ томится въ башнѣ онъ,
             Его суда напрасно ожидая.
   

ГЕСЛЕРЪ.

             Съ дороги прочь! Оставь меня въ покоѣ!
   

АРМГАРТА.

             О, будь же правосуденъ, умоляю!
             Ты нашъ судья на мѣсто государя;
             Твой долгъ -- судить. Коль милости желаешь
             Отъ Господа, такъ намъ ее воздай.
   

ГЕСЛЕРЪ.

             Прочь! Отгоните дерзкую отсюда!
   

АРМГАРТА (хватаетъ коня за поводья).

             Нѣтъ, нѣтъ! теперь мнѣ нечего терять!
             Ландфогтъ, ты съ мѣста не сойдешь, пока
             Меня не порѣшишь! Я не боюсь --
             Сверкай себѣ глазами, сколько хочешь.
             Такъ безгранично мы несчастны всѣ,
             Что мнѣ и гнѣвъ не страшенъ твой.
   

ГЕСЛЕРЪ.

                                                                         Пусти,
             Не то конемъ тебя я затопчу!
   

АРМГАРТА.

             Ну что жъ? топчи! вотъ -- на!

(Толкаетъ дѣтей и повергается съ ними на дорогѣ).

                                                               Вотъ -- я лежу,
             И дѣти тутъ. Дави сиротъ несчастныхъ,--
             И не такія ты злодѣйства дѣлалъ!
   

РУДОЛЬФЪ.

             Она съ ума сошла!
   

АРМГАРТА (внѣ себя).

                                           Ты ужъ и такъ
             Страну всю затопталъ. О, если бъ я
             Мужчиною была, тогда бъ я знала,
             Что мнѣ начать -- и предъ тобою здѣсь
             Во прахѣ бъ не лежала.

(Вдали снова слышна свадебная музыка).

ГЕСПЕРЪ.

                                                     Гдѣ же слуги?
             Пусть прочь ее отгонятъ, иль, забывшись,
             Свершу я то, въ чемъ каяться придется.
   

РУДОЛЬФЪ.

             Имъ, господинъ, никакъ нельзя пробраться:
             Тамъ свадьба весь проходъ загородила.
   

ГЕСЛЕРЪ.

             Я слишкомъ тихъ для этого народа;
             Здѣсь рѣчи ихъ границъ еще не знаютъ;
             Нѣтъ, все еще не такъ, какъ должно быть.
             Но я клянусь, что все пойдетъ иначе:
             Да, я смирю ихъ дерзкое упорство
             И подавлю надменный духъ свободы.
             Законъ издамъ я новый -- и введу...

(Стрѣла пронзаетъ его; онъ схватывается рукою за сердце и, качаясь, продолжаетъ слабымъ голосомъ).

             О, Господи! прости мнѣ...
   

РУДОЛЬФЪ.

                                                     Господинъ
             Ландфогтъ! О Боже мой, стрѣла!
   

АРМГАРТА (вскакивая).

             Убитъ, убитъ! Стрѣла его пронзила!
   

РУДОЛЬФЪ (соскакиваетъ съ лошади).

             Ужасно! Рыцарь, призовите Бога:
             Надъ вами смерть!
   

ГЕСЛЕРЪ.

                                           О, это выстрѣлъ Телля!

(Упадаетъ съ лошади на руки Рудольфа, онъ опускаетъ его на скамью).

ТЕЛЛЬ (появляясь на вершить скалы).

             Узналъ стрѣлка! Теперь конецъ неволѣ,
             Ограждена невинность отъ тебя:
             Вредить странѣ ты болѣе не будешь!

(Исчезаетъ между скалъ. Сбѣгается народъ).

ШТЮССИ (впереди).

             Что здѣсь у васъ такое приключилось?
   

АРМГАРТА.

             Ландфогтъ убитъ стрѣлою.
   

НАРОДЪ (вбѣгая).

                                                     Кто убитъ?

(Между тѣмъ, какъ передовые изъ свадебной процессіи выходятъ на сцену, остальные остаются на высотѣ -- и музыка продолжается).

РУДОЛЬФЪ.

             Онъ кровью изойдетъ. Эй, помогите!
             Скорѣй, скорѣй! Преслѣдуйте убійцу!
             Несчастный, вотъ какой тебѣ конецъ!
             Ахъ, для чего меня ты не послушалъ!
   

ШТЮССИ.

             Ахъ, Господи! онъ точно умираетъ!
   

НѢСКОЛЬКО ГОЛОСОВЪ.

             Да кто жъ его убилъ?
   

РУДОЛЬФЪ.

                                                     Народъ негодный!
             Съ ума сошли вы, что ли? Здѣсь убійство,
             А музыка играетъ. Замолчите!

(Музыка умолкаетъ, сцена наполняется народомъ).

             Ландфогтъ, скажите, если только можно,
             Что вамъ угодно приказать?

(Геслеръ даетъ знакъ рукою и съ сердцемъ повторяетъ его, замѣтивъ, что его не поняли).

                                                     Куда?
             Въ Кюснахтъ? Я васъ не понялъ! Ради Бога,
             Не гнѣвайтесь. Оставьте все земное!
             Подумайте, какъ съ небомъ примириться!

(Вся свадебная толпа съ безучастнымъ ужасомъ окружаетъ умирающаго).

ШТЮССИ.

             Смотрите, какъ онъ блѣденъ сталъ!
             Хладѣетъ онъ, глаза его закрылись.
   

АРМГАРТА (поднимая ребенка).

             Дитя, смотри, какъ извергъ умираетъ!
   

РУДОЛЬФЪ.

             Безумная! ужель въ тебѣ нѣтъ чувства,
             Что можешь ты еще смотрѣть на это?
             Зачѣмъ же мнѣ никто помочь не хочетъ
             Стрѣлу изъ груди вынуть роковую?
   

ЖЕНЩИНЫ (отступая).

             Спасать того, кого убилъ самъ Богъ!
   

РУДОЛЬФЪ.

             Да поразитъ проклятье васъ!..

(Хватается за мечъ).

ШТЮССИ (взявъ его за руку).

                                                     Потише!
             Господство ваше кончилось. Тиранъ
             Страны погибъ. Мы больше не потерпимъ
             Насилія. Мы всѣ теперь свободны.
   

ВСѢ (шумно).

             Свободны мы!
   

РУДОЛЬФЪ.

                                           Вотъ какъ заговорили!
             Покорность ихъ и страхъ ужъ миновались.

(Вошедшимъ оруженосцамъ).

             Вы видѣли ужасное убійство;
             Теперь помочь нельзя; напрасно будемъ
             Отыскивать убійцу. Намъ заботы
             Другія предстоятъ. Скорѣй въ Кюснахтъ!
             Спасти намъ должно замокъ этотъ крѣпкій.
             Теперь народъ, въ слѣпомъ остервенѣньи,
             Забылъ свой долгъ и чуждъ повиновенья.

Въ то время, какъ онъ удаляется съ оруженосцами, входятъ братья милосердія/

АРМГАРТА.

             Посторонитесь! братья къ намъ идутъ,
   

ШТЮССИ.

             Будь жертва лишь, а вороны какъ тутъ.
   

БРАТЬЯ МИЛОСЕРДІЯ
(становятся вокругъ умершаго и поютъ протяжно).

             Внезапно, быстро часъ кончины
             Отъ жизни смертнаго беретъ;
             Среди утѣхъ, среди заботъ,
             Отсрочки нѣтъ на мигъ единый.
             Готовъ иль нѣтъ на судъ предстать.
             Но долгъ велитъ отчетъ отдать.

(При повтореніи послѣднихъ стиховъ занавѣсъ опускается).

0x01 graphic

   

0x01 graphic

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

ПЕРВАЯ СЦЕНА.

Площадь около Альторфа.

Въ глубинѣ сцены, направо, стоитъ крѣпость Иго Ури съ лѣсами, какъ въ 3-й сценѣ 1-го дѣйствія, налѣво -- тянется цѣпъ горъ, на которыхъ горятъ сигнальные огни. Разсвѣтаетъ. Въ разныхъ мѣстахъ слышенъ колокольный звонъ.

Руоди, Куони, Верни, каменьщикъ и множество другихъ поселянъ; женщины и дѣти.

РУОДИ.

             Вы видите сигналы на горахъ?
   

КАМЕНЬЩИКЪ.

             Чу! слышите, звонятъ въ колокола?
   

РУОДИ.

             Враговъ прогнали.
   

КАМЕНЬЩИКЪ.

                                           Замки взяты всѣ.
   

РУОДИ.

             Чего-же въ Ури здѣсь еще мы ждемъ;
             Что-жъ этотъ замокъ мы не разрушаемъ?
             Ужель послѣдніе провозгласимъ
             Свободу Ури?
   

КАМЕНЬЩИКЪ.

             Оставимъ ли тюрьму въ странѣ свободной?
             Долой ее!
   

ВСѢ.

                                 Долой! долой! долой!
   

РУОДИ.

             Гдѣ нашъ трубачъ?
   

ТРУБАЧЪ,

                                           Я здѣсь. Что нужно вамъ?
   

РУОДИ.

             Взойди на башню, братъ, и затруби,
             Чтобъ далеко въ горахъ разнесся звукъ
             Твоей трубы, чтобъ эхо повторило
             Его въ ущельяхъ скалъ и созвало
             Сюда всѣхъ поселянъ.

(Трубачъ уходитъ).

   

Вальтеръ Фюрстъ входитъ.

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

                                           Постойте, други!
             Еще къ намъ вѣсти не пришли изъ Швица
             И Унтервальдена. Пождемъ сперва оттуда
             Гонцовъ.
   

РУОДИ.

                       Чего намъ ждать? Тиранъ убитъ;
             Насталъ желанный день освобожденья.
   

KAМЕНЬЩИКЪ.

             Вонъ на горахъ костры горятъ кругомъ,
             Какихъ гонцовъ вы ждать еще хотите?
   

РУОДИ.

             Пойдемте всѣ, ломать лѣса идемте!
             Обрушимъ своды, стѣны разобьемъ!
             Чтобъ камня тамъ на камнѣ не осталось!
   

КАМЕНЬЩИКЪ.

             Товарищи, мы строили ее,
             Такъ знаемъ, какъ ее ломать.
   

ВСѢ.

                                                     Пойдемте!

(Бросаются со всѣхъ сторонъ къ строенію).

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Теперь нельзя ихъ больше удержать.
   

Мельхталь и Баумгартенъ входятъ.

МЕЛЬХТАЛЬ.

             Какъ! замокъ цѣлъ еще, тогда какъ Сарненъ
             Весь въ пепелъ обращенъ, разрушенъ Росбергъ?
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Скажи, Мельхталь, несешь ли намъ свободу?
             Избавлена ль отчизна отъ враговъ?
   

МЕЛЬХТАЛЬ (обнимаетъ его).

             Избавлена! порадуйся, отецъ!
             Свободны мы: въ Швейцаріи теперь
             Ни одного тирана не осталось.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             О, разскажи, какъ взяли вы твердыни?
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             Нашъ Руденцъ храбро взялъ упорный Сарнемъ,
             А въ Росбергъ я предъ тѣмъ пробрался ночью.
             Но слушай, что случилось тамъ. Когда,
             Очистивъ отъ враговъ, зажгли мы замокъ
             И пламя къ небесамъ взвилось столбомъ,
             Вдругъ прибѣжалъ Дитгельмъ, ландфогтовъ пажъ,
             И закричалъ, что Берта въ немъ сгоритъ.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             О, Боже правосудный!

(Слышенъ трескъ падающихъ лѣсовъ).

   

МЕЛЬХТАЛЪ.

                                                     Тамъ она
             Была сокрыта Геслеромъ въ темницѣ.
             Нашъ Руденцъ, какъ ужаленный, вскочилъ,
             А въ замкѣ ужъ всѣ своды потолковъ
             Обрушились и вопль несчастной къ намъ
             Изъ дыма долетѣлъ.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

                                                     Спасли ль ее?
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             Нужна была рѣшимость и проворство.
             Когда бъ онъ нашъ владѣтель только былъ,
             Мы бъ для него не жертвовали жизнью;
             Но онъ былъ нашъ союзникъ; весь народъ
             Былъ преданъ Бертѣ -- потому за нимъ
             Мы бросились въ огонь единодушно.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Спасли ль ее?
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

                                           Спасли! Баронъ и я,
             Мы вынесли изъ пламени ее --
             Едва мы вышли, рухнули стропила.
             Но вотъ, когда она пришла въ себя
             И къ небесамъ свой устремила взоръ,
             Баронъ ко мнѣ на грудь упалъ съ восторгомъ.
             Такъ нашъ союзъ, пожаромъ закаленный,
             Былъ клятвою безмолвной подтвержденъ,
             И устоитъ при всѣхъ ударахъ рока.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Гдѣ жъ Ланденбергъ?
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

                                           За Брюнигомъ теперь.
             Не я виной, что тотъ, кѣмъ ослѣпленъ
             Отецъ мой былъ, ушелъ безъ наказанья.
             Я вслѣдъ за нимъ гнался, достигъ его,
             Схватилъ, повергъ къ родительскимъ стопамъ,
             Уже надъ нимъ висѣлъ мой острый мечъ;
             Но состраданію слѣпого старца
             Обязанъ онъ, что вымолилъ пощаду.
             Онъ клятву далъ, что къ намъ не возвратится...
             И не придетъ: онъ насъ теперь узналъ.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Хвала тебѣ, что ты побѣды чистой
             Не запятналъ убійствомъ.
   

ДѢТИ (съ обломками лѣсовъ).

                                                     Мы свободны!

(Раздаются мощные звуки рога Уpu).

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Смотри какое празднество! Они
             И въ старости его не позабудутъ.

(Дѣвушки несутъ на шестѣ шляпу; вся сцена наполняется народомъ).

             Вотъ шляпа, предъ которою мы гнулись!
   

БАУМГАРТЕНЪ.

             Скажите, что намъ дѣлать съ ней теперь?
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Ахъ, Господи! мой внукъ стоялъ подъ нею!
   

МНОГІЕ ГОЛОСА.

             Прочь этотъ гнусный памятникъ тиранства!
             Въ огонь ее!
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

                                           Нѣтъ, лучше сохранимъ.
             Она была орудіемъ тиранства --
             Да будетъ же теперь свободы знакомъ!

(Поселяне -- мужчины, женщины и дѣти -- стоятъ и сидятъ на бревнахъ разрушенныхъ лѣсовъ, образуя большой живописный полукругъ).

МЕЛЬХТАЛЬ.

             Союзники, какъ радостно теперь
             Мы стали на развалинахъ тиранства!
             Исполнилось, въ чемъ поклялись мы въ
             Рютли!
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

                                 Начало есть, но нѣтъ еще конца.
             Теперь намъ должно быть въ союзѣ дружномъ:
             Повѣрьте мнѣ, король не будетъ медлить
             Отмстить за смерть ландфогта своего
             И прогнанныхъ къ намъ снова возвратить.
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             Пусть онъ сюда съ войсками къ намъ приходитъ!
             Коль изнутри врага прогнали мы,
             Такъ встрѣтить внѣшняго врага съумѣемъ.
   

РУОДИ.

             Въ горахъ у насъ проходовъ мало: мы
             Ихъ заградимъ своими же тѣлами.
   

БАУМГАРТЕНЪ.

             Въ союзѣ вѣчномъ поклялися мы --
             И насъ враги не устрашатъ войсками.
             Рессельманъ и Штауффахеръ входятъ.
   

РЕССЕЛЬМАНЪ.

             Вотъ грозный судъ разгнѣванныхъ небесъ!
   

ПОСЕЛЯНЕ.

             А что случилось тамъ?
   

РЕССЕЛЬМАНЪ.

                                                     Какихъ временъ
             Мы дожили!
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

                                           Скажите, что случилось?
             А, Вернеръ, это вы! Какія вѣсти
             Несете намъ?
   

ПОСЕЛЯНЕ.

                                           Что сдѣлалось такое?
   

РЕССЕЛЬМАНЪ.

             Узнайте и дивитесь!
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

                                           Мы теперь
             Свободны отъ того, что такъ страшило.
   

РЕССЕЛЬМАНЪ.

             Убитъ нашъ императоръ.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

                                                     О, Боже!

(Поселяне окружаютъ Штауффахера).

ВСѢ.

             Убитъ! Какъ? Императоръ? Императоръ?
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             Не можетъ быть! Откуда эти вѣсти?
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Все -- истинная правда. Король Альбрехтъ
             При Брукѣ палъ отъ рукъ убійцъ. Мнѣ вѣсть
             О томъ достойный вѣры человѣкъ,
             Гансъ Мюллеръ, изъ Шафгаузена привезъ.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Но кто жъ свершилъ ужасное злодѣйство?
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Отъ имени виновника оно
             Еще ужаснѣе. Убійцей былъ --
             Его племянникъ, герцогъ Іоаннъ.
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             Какъ онъ рѣшился стать отцеубійцей?
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Король его отцовское наслѣдье
             Удерживалъ насильно за собой
             И, говорятъ, хотѣлъ совсѣмъ отнять,
             Надѣвъ клобукъ епископа на принца.
             И юноша послѣдовалъ совѣтамъ
             Своихъ друзей. Съ нимъ Эшенбахъ, фонъ-Вартъ,
             Фонъ-Тегерфельдъ и Пальмъ вошли въ союзъ,
             И онъ рѣшился собственной рукою
             Отмстить за всѣ обиды королю.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Скажите, какъ свершилось злодѣянье?
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Король изъ Штейна ѣхалъ въ Баденъ, внизъ
             Къ Рейнфельду; съ нимъ вмѣстѣ были принцы
             Іоаннъ и Леопольдъ и свита знатныхъ.
             И вотъ, когда доѣхали до Рейсы,
             Гдѣ чрезъ рѣку была имъ переправа,
             Тогда убійцы въ лодку всѣ взошли
             И короля отъ свиты отдѣлили.
             Потомъ поѣхалъ онъ обширнымъ полемъ,
             Гдѣ нѣкогда, какъ говоритъ преданье,
             Языческій былъ городъ, а теперь
             Стоитъ высокій древній замокъ Габсбургъ,
             Откуда знатный родъ его идетъ.
             Тутъ Іоаннъ ударъ кинжаломъ въ горло
             Ему нанесъ, а Пальмъ пронзилъ копьемъ,
             Фонъ-Эшенбахъ его мечемъ ударилъ
             По головѣ и раскроилъ ее.
             Король въ крови навзничь упалъ, сраженный
             Рукой своихъ и на землѣ своей.
             Съ другого берега смотрѣла свита,
             Но, раздѣленная рѣкой, могла лишь
             Безсильнымъ воплемъ берегъ оглашать.
             Старушка тутъ сидѣла у дороги --
             И на ея рукахъ король скончался.

0x01 graphic

МЕЛЬХТАЛЬ.

             Такъ самъ себѣ могилу ископалъ,
             Кто, ненасытный, все имѣть желалъ.
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             И ужасомъ объята вся страна:
             Заграждены всѣ горные проходы;
             Свои границы каждый стережетъ,
             И древній Цюрихъ затворилъ ворота,
             Которыхъ тридцать лѣтъ не затворялъ,
             Боясь убійцъ и мстителей за кровь.
             Ужъ грозная Агнеса, королева
             Венгерская, идетъ оттуда съ войскомъ.
             Забывши нѣжность пола своего,
             Она за кровь отца его убійцамъ
             Клялась отмстить на всемъ ихъ поколѣньи,
             На ихъ рабахъ, на дѣтяхъ и на внукахъ,
             На самыхъ даже камняхъ ихъ домовъ.
             Она клялась, что цѣлыя семейства
             Низвергнетъ въ гробъ родительскій и кровью
             Омоется, какъ майскою росой.
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             А знаютъ ли, куда ушли убійцы?
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Они, свершивъ убійство, разбѣжались
             На пять сторонъ различныхъ, чтобъ вовѣки
             Не свидѣться; а герцогъ Іоаннъ,
             Какъ думаютъ, скитается въ горахъ.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Такъ не дало плода имъ преступленье!
             Плодовъ отъ мести нѣтъ; она всегда
             Ужасна; ей убійство -- наслажденье,
             А слѣдствіе -- отчаянье одно.
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

             Убійцамъ пользы нѣтъ отъ злодѣянья,
             А мы сберемъ невинною рукой
             Блаженный плодъ съ кроваваго поступка
             Избавились мы гибельнаго страха;
             Сильнѣйшій врагъ свободы низложенъ,
             И говорятъ, что скиптръ въ домъ другой
             Изъ габсбургскаго дома перейдетъ:
             Имперія желаетъ удержать
             Свободный выборъ.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ и МНОГІЕ.

                                           О комъ-же говорятъ?
   

ШТАУФФАХЕРЪ..

             Графъ Люксембургъ намѣченъ большинствомъ.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Вотъ хорошо, что мы остались вѣрны
             Имперіи: теперь на справедливость
             Разсчитывать мы можемъ.
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

                                                     Да, несомнѣнно
             Друзей искать властитель новый будетъ
             И насъ австрійцамъ въ жертву не отдастъ.

(Поселяне обнимаются).

   

Петерманъ и Имперскій вѣстникъ.

ПЕТЕРМАНЪ.

             Вотъ главари почтенные народа.
   

РЕССЕЛЬМАНЪ и МНОГІЕ.

             Что тамъ у васъ?
   

ПЕТЕРМАНЪ.

                                           Вотъ грамоту принесъ
             Имперскій вѣстникъ намъ.
   

ВСѢ (обращаясь къ Вальтеру Фюрсту).

                                                     Прочти ее!
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ (читаетъ).

             "Всѣмъ скромнымъ гражданамъ изъ Ури, Швица
             И Унтервальдена симъ королева
             Елисавета милости даруетъ".
   

МНОГІЕ ГОЛОСА.

             Что нужно ей? Мы ей ужъ не подвластны.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ (читаетъ).

             Въ печали безутѣшной и вдовствѣ,
             Въ которое повержена кровавой
             Кончиною супруга своего,
             Она любовь и вѣрность помнитъ ихъ".
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             А въ счастіи не помнила она.
   

РЕССЕЛЬМАНЪ.

             Потише, выслушаемъ все!
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ (читаетъ).

             "И, обращаясь къ вѣрному народу,
             Надѣется, что онъ обрушитъ свой
             Правдивый гнѣвъ на дерзостныхъ убійцъ,
             Что онъ не дастъ убѣжища злодѣямъ,
             Но будетъ самъ усердно помогать
             Ихъ отыскать и выдать правосудью,
             Любовь къ нему и милость вспоминая
             Рудольфова увѣнчаннаго дома".

(Ропотъ неудовольствія между поселянами).

МНОГІЕ ГОЛОСА.

             Любовь и милость!
   

ШТАУФФАХЕРЪ.

                                           Милости намъ были
             Дарованы отцомъ его достойнымъ;
             Отъ сына же намъ нечѣмъ похвалиться.
             Да, подтвердилъ ли наши льготы онъ,
             Какъ до него всѣ прежніе монархи?
             Творилъ ли онъ надъ нами судъ правдивый?
             Давалъ ли онъ защиту угнетеннымъ?
             И выслушалъ-ли нашихъ онъ пословъ,
             Которыхъ мы отправили къ нему?
             Нѣтъ, ничего для насъ не сдѣлалъ онъ,
             И если бъ мы отважною рукою
             Не защитили правъ своихъ, то онъ бы
             Намъ не помогъ. Ему ли благодарность?
             Не благодарность онъ посѣялъ здѣсь.
             Онъ быть бы могъ отцомъ своихъ народовъ:
             Но онъ любилъ лишь близкимъ помогать;
             Такъ имъ объ немъ и слезы должно лить.
   

ВАЛЬТЕРЪ ФЮРСТЪ.

             Не веселимся мы его паденьемъ,
             И не хотимъ теперь припоминать
             Его обидъ; но мстить за смерть того,
             Кто никогда не дѣлалъ намъ добра,
             И гнать людей, намъ вовсе не вредившихъ --
             Нѣтъ, это намъ нейдетъ и не годится.
             Любовь должна быть жертвою свободной!
             Кончиной всѣ долги разрѣшены:
             Ему теперь ничѣмъ мы не должны.
   

МЕЛЬХТАЛЬ.

             Пусть во дворцѣ рыдаетъ королева
             И шлетъ свои стенанья къ небесамъ --
             Ты видишь здѣсь народъ освобожденный
             Отъ бремени. Онъ къ тѣмъ же небесамъ
             Воздѣлъ сердца съ мольбой благодаренья.
             Тотъ сѣй любовь, кто хочетъ сожалѣнья!

(Вѣстникъ уходитъ).

ШТАУФФАХЕРЪ (народу).

             Но гдѣ же Телль? Зачѣмъ же нѣтъ его
             Межъ нами? Свободу онъ намъ далъ;
             Онъ больше всѣхъ свершилъ и претерпѣлъ.
             Пойдемъ къ нему, друзья! снесемъ привѣтъ
             Тому, кто насъ освободилъ отъ бѣдъ!

(Всѣ уходятъ).

   

СЦЕНА ВТОРАЯ.

Жилище Телля. На очагѣ горитъ огонь. Сквозь отворенныя двери видна далъ.

Гедвига, Вальтеръ и Вильгельмъ,

ГЕДВИГА.

             Сегодня къ намъ придетъ отецъ. Ахъ, дѣти!
             Онъ живъ, свободенъ, и мы всѣ свободны --
             И вашъ отецъ свою отчизну спасъ!
   

ВАЛЬТЕРЪ.

             Но вѣдь -и я при этомъ былъ: меня
             Не позабудь, Отцовская стрѣла
             По головѣ моей скользнула близко --
             И я не вздрогнулъ.
   

ГЕДВИГА (обнимаетъ ею).

                                           Да, ты мой опять!
             Тебя на свѣтъ я дважды родила
             И дважды я страданья претерпѣла?
             Все кончено!-- теперь мои вы оба,
             И нынѣ къ вамъ придетъ отецъ любимый!

Монахъ показывается въ дверяхъ.

ВИЛЬГЕЛЬМЪ.

             Ахъ, матушка, смотри -- пришелъ монахъ:
             Не будетъ ли просить онъ подаянья?
   

ГЕДВИГА.

             Введи его и накорми: пусть видитъ,
             Что онъ въ жилище радости пришелъ.

(Уходитъ въ хижину и вскорѣ возвращается съ кружкою).

ВИЛЬГЕЛЬМЪ (монаху).

             Войди сюда, честной отецъ! напейся.
   

ВАЛЬТЕРЪ.

             Войди, войди -- и отдохни съ дороги.
   

МОНАХЪ (робко озирается).

             Гдѣ я, скажите, гдѣ? въ какой землѣ?
   

ВАЛЬТЕРЪ.

             Ты заблудился, коль того не знаешь.
             Ты въ Бюргленѣ, въ кантонѣ Ури. Здѣсь
             Лежитъ дорога къ Шехенской долинѣ.
   

МОНАХЪ (воротившейся Гедвигѣ).

             Однѣ ли вы? А дома ли вашъ мужъ?
   

ГЕДВИГА.

             Я скоро жду его. Отецъ, что съ вами?
             Вашъ видъ меня невольно устрашаетъ.
             Но -- нужды нѣтъ -- напейтесь: вы устали.

(Подаетъ ему кружку").

МОНАХЪ.

             Какъ ни томится жаждой грудь моя,
             Но ни къ чему не прикоснуся я,
             Пока не обѣщаете вы сами...
   

ГЕДВИГА.

             Останьтесь тамъ, не подходите близко,
             Коль слушать васъ должна я.
   

МОНАХЪ.

                                                               Симъ огнемъ,
             Который здѣсь горитъ гостепріимно,
             И жизнію дѣтей вамъ дорогихъ,
             Молю я васъ...

(Хочетъ обнять дѣтей).

ГЕДВИГА.

                                           Что нужно вамъ? Оставьте
             Моихъ дѣтей. Вы не монахъ! Я вижу!
             Смиренья знакъ всегда одежда эта,
             Но не смиренье на лицѣ у васъ.
   

МОНАХЪ.

             О, Боже! я несчастнѣйшій изъ смертныхъ!
   

ГЕДВИГА.

             Несчастья видъ внушаетъ состраданье;
             Но вашъ -- меня приводитъ въ содроганье.
   

ВАЛЬТЕРЪ (вскакиваетъ).

             Ахъ, матушка, отецъ!

(Убѣгаетъ).

ГЕДВИГА.

                                           О, Боже мой!

(Хочетъ итти, дрожитъ и останавливается).

ВИЛЬГЕЛЬМЪ (убѣгая).

                                                               Родитель!
   

ВАЛЬТЕРЪ (за сценою).

             Ты снова съ нами!
   

ВИЛЬГЕЛЬМЪ (за сценою).

                                           Папа, милый папа!
   

ТЕЛЛЬ (за сценою).

             Да, я пришелъ. Но гдѣ же ваша мать?

(Входитъ).

ВАЛЬТЕРЪ.

             Вонъ, у дверей -- сойти не можетъ съ мѣста:
             Она дрожитъ отъ радости и страха.
   

ТЕЛЛЬ.

             Гедвига, мать моихъ дѣтей! намъ Богъ
             Помогъ -- тиранъ насъ больше не разлучитъ.
   

ГЕДВИГА (бросается къ нему на грудъ).

             О, Телль, какъ за тебя я трепетала!

(Монахъ прислушивается).

ТЕЛЛЬ.

             Забудь печаль, для радости живи!
             Я снова здѣсь, въ семьѣ своей любимой,
             Подъ мирнымъ кровомъ хижины родной.
   

ВИЛЬГЕЛЬМЪ.

             Родитель, гдѣ же лукъ ты свой оставилъ?
             Его не вижу я.
   

ТЕЛЛЬ.

                                 И не увидишь.
             Я положилъ его въ святое мѣсто:
             Не будетъ ужъ служить онъ на охотѣ.
   

ГЕДВИГА.

             О, Телль мой! Телль!

(Оставляетъ его руку и отступаетъ).

ТЕЛЛЬ.

                                           Чего жъ ты испугалась?
   

ГЕДВИГА.

             Скажи, какимъ ты возвратился? Боже!
             Могу ли руку сжать твою? Ту руку...
   

ТЕЛЛЬ (твердо и съ достоинствомъ).

             Она страну спасла и защитила!
             Ее могу поднять я къ небесамъ.

(Монахъ дѣлаетъ порывистое движеніе. Телль замѣчаетъ его).

             Кто этотъ братъ?
   

ГЕДВИГА.

                                           Ахъ, я объ немъ забыла!
             Ты съ нимъ поговори: мнѣ страшенъ онъ.
   

МОНАХЪ (приближается).

             Ты Телль, убившій Геслера, не такъ ли?

0x01 graphic

ТЕЛЛЬ.

             Я Телль -- и ни предъ кѣмъ того не скрою.
   

МОНАХЪ.

             Ты Телль! Такъ значитъ, Вышняго десница
             Меня къ тебѣ въ жилище привела!
   

ТЕЛЛЬ (всматривается въ него).

             Ты не монахъ! Но кто жъ ты?
   

МОНАХЪ.

                                                     Телль! тобою
             Сраженъ ландфогтъ, гонитель твой; я также
             Убилъ врага, который гналъ меня.
             Онъ былъ твоимъ, какъ и моимъ врагомъ.
             Я отъ него страну теперь избавилъ.
   

ТЕЛЛЬ (отступая).

             Такъ это ты? Ужасно! Дѣти, дѣти,
             Прочь, прочь скорѣй! Жена, уйди и ты!
             Несчастный!
   

ГЕДВИГА.

                                 Боже! кто же онъ?
   

ТЕЛЛЬ.

                                                               Молчи,
             Не спрашивай! Чтобъ дѣти не слыхали.
             Уйди скорѣй отсюда, дальше, дальше;
             Ты подъ одной съ нимъ кровлей быть не можешь.
   

ГЕДВИГА.

             Великій Боже! О, уйдемте, дѣти!

(Уходитъ съ дѣтьми).

ТЕЛЛЬ (монаху).

             Ты герцогъ Іоаннъ. Тобой убитъ
             Законный императоръ твой и дядя!
   

ІОАННЪ ПАРРИЦИДА.

             Онъ хищникъ былъ наслѣдства моего.
   

ТЕЛЛЬ.

             Тобой убитъ твой дядя и властитель!
             И подъ тобой тверда еще земля?
             И солнца лучъ убійцу освѣщаетъ?
   

ПАРРИЦИДА.

             Телль, выслушай!
   

ТЕЛЛЬ.

                                           Ты, обагренный кровью
             Отцеубійства и цареубійства,
             Осмѣлился войти въ мой честный домъ?
             Посмѣлъ предстать передъ лицо невинныхъ
             И о гостепріимствѣ умолять?
   

ПАРРИЦИДА.

             Здѣсь думалъ я участіе найти:
             И ты, какъ я, врагу отмстилъ.
   

ТЕЛЛЬ.

                                                               Несчастный!
             Кровавое исканіе короны
             Ты смѣлъ сравнить съ отцовскимъ чувствомъ!
             Спасалъ ли ты главу дѣтей любимыхъ?
             Святыню дома охранялъ ли ты?
             Избавилъ ли семейство отъ гоненья?
             Рука моя чиста: я безъ боязни
             Ее подъемлю къ небу. Проклинаю
             Тебя и твой проступокъ. Я отмстилъ
             Священныя права природы -- ты же
             Ихъ посрамилъ. Мнѣ ничего съ тобой
             Нельзя дѣлить: убійца -- ты одинъ;
             Я защищалъ, что мнѣ всего дороже.
   

ПАРРИЦИДА.

             Тобой отвергнутъ я безъ утѣшенья,
             Съ проклятіемъ, съ отчаяньемъ въ душѣ!
   

ТЕЛЛЬ.

             Твой голосъ мнѣ ужасенъ. Прочь отсюда!
             Иди своею страшною стезей!
             Не оскверняй обители невинныхъ!
   

ПАРРИЦИДА (хочетъ удалиться).

             Такъ мнѣ нельзя, не должно больше жить!
   

ТЕЛЛЬ.

             Но все мнѣ жаль тебя. Творецъ небесный!
             Такъ молодъ онъ, такъ родомъ знаменитъ,
             Внукъ Рудольфа, монарха моего --
             Теперь убійца, изгнанный, печально
             Здѣсь у порога бѣдняка стоитъ!

(Закрываетъ лицо).

ПАРРИЦИДА.

             О, если можешь плакать, тронься, тронься
             Моей судьбой!-- она ужасна, Телль!
             Я князь -- имъ былъ и могъ бы счастливъ быть,
             Когда бъ умѣлъ смирять свои желанья.
             Но зависть грызла сердце мнѣ. Я видѣлъ,
             Какъ счастливая юность Леопольда,
             Увѣнчанная почестьми, цвѣла,
             А я, его ровесникъ, все считался
             Несовершеннолѣтнимъ...
   

ТЕЛЛЬ.

                                                     Да, видимо,
             Твой дядя зналъ тебя, что не хотѣлъ
             Отдать тебѣ владѣнья и вассаловъ!
             Ты самъ теперь, своимъ ужаснымъ дѣломъ,
             Его поступокъ мудрый оправдалъ.
             А гдѣ твои сообщники убійства?
   

ПАРРИЦИДА.

             Куда ихъ всѣхъ загнали духи мести --
             Не знаю. Я съ тѣхъ поръ ихъ не видалъ.
   

ТЕЛЛЬ.

             Но знаешь ли, что внѣ законовъ ты,
             Что другъ тебя не защититъ, а врагъ
             Съ тобою можетъ дѣлать все, что хочетъ?
   

ПАРРИЦИДА.

             Затѣмъ большихъ дорогъ я избѣгаю;
             Не смѣя постучаться у дверей,
             Свои шаги въ пустыни направляю;
             Брожу въ горахъ страшилищемъ людей,
             И съ трепетомъ отскакивая прочь,
             Когда въ ручьѣ лицо свое увижу.
             О, если ты доступенъ состраданью...

(Упадаетъ передъ нимъ на колѣни).

ТЕЛЛЬ (отвернувшись).

             Встань, встань, несчастный!
   

ПАРРИЦИДА.

                                                     Нѣтъ, не встану я,
             Пока ты мнѣ не обѣщаешь помощь.
   

ТЕЛЛЬ.

             Могу ль тебѣ помочь я, слабый смертный?
             Но встань; какъ ни ужасенъ твой проступокъ,
             Ты человѣкъ, я также. Отъ меня
             Не отходилъ никто безъ утѣшенья.
             Что я могу, то сдѣлаю.
   

ПАРРИЦИДА
(вскакиваетъ и съ живостью хватаетъ его руку)

                                           О, Телль,
             Меня ты отъ отчаянья спасаешь.
   

ТЕЛЛЬ.

             Оставь меня! Ты долженъ удалиться.
             У насъ тебѣ надежнаго пріюта
             Не сыщется, ты здѣсь не безопасенъ
             Отъ поисковъ. Гдѣ думаешь найти
             Себѣ покой?
   

ПАРРИЦИДА.

                                 Ахъ, я и самъ не знаю!
   

ТЕЛЛЬ.

             Послушай, что внушилъ мнѣ Богъ: ступай
             Въ Италію въ священный градъ Петра,
             Предъ папою пади и покаяньемъ
             Очисти душу грѣшную свою.
   

ПАРРИЦИДА.

             Не выдастъ ли онъ мстителямъ меня?
   

ТЕЛЛЬ.

             Чтобъ ни было, Всевышнему довѣрься.
   

ПАРРИЦИДА.

             Но какъ пройду въ безвѣстную страну?
             Я не знакомъ съ дорогой и не смѣю
             Къ кому нибудь изъ странниковъ пристать.
   

ТЕЛЛЬ.

             Пройти туда я научу; запомни:
             Ступай все вверхъ, все противъ быстрой Рейсы,
             Что съ горъ катитъ сердитыя струи.
   

ПАРРИЦИДА (вздрогнувъ).

             Ахъ, эта Рейса видѣла убійство!
   

ТЕЛЛЬ.

             По краю бездны тамъ идетъ дорога;
             По ней стоятъ кресты на память тѣхъ,
             Которые погибли подъ снѣгами.
   

ПАРРИЦИДА.

             Не страшны мнѣ всѣ ужасы природы,
             Когда борюсь я съ муками души!
   

ТЕЛЛЬ.

             Съ горячими раскаянья слезами
             Предъ каждымъ изъ крестовъ ты упадай,
             И если той ужасною дорогой
             Пройдешь благополучно, если горы
             Своихъ снѣговъ не сбросятъ на тебя,
             То ты придешь къ мосту, одѣтъ всегда,
             Онъ пылью водяной, и если мостъ
             Подъ страшнымъ бременемъ вины твоей не рухнетъ,
             И ты-его оставишь за собой,
             Тогда въ скалѣ увидишь мрачный ходъ,
             Гдѣ свѣта дня отъ вѣка не бывало.
             Ступай по немъ: тебя онъ приведетъ
             Въ веселую, цвѣтущую долину;
             Но ты спѣши все далѣ: ты не долженъ
             Тамъ оставаться, гдѣ живетъ покой.
   

ПАРРИЦИДА.

             Рудольфъ, Рудольфъ, державный предокъ мой!
             Такъ я, твой внукъ, въ землѣ твоей скитаюсь!
   

ТЕЛЛЬ.

             Такъ, восходя, дойдешь ты до вершинъ
             Готтарда, гдѣ озера вѣковыя
             Наполнены потоками небесъ.
             Тамъ ты простись съ нѣмецкою землей;
             Рѣка другая путь тебѣ покажетъ
             Въ Италію, въ твой край обѣтованный.

(Слышны звуки альпійскихъ рожковъ).

             Но удались -- я слышу голоса.
   

ГЕДВИГА (вбѣгая).

             Ахъ Телль, гдѣ-жъ ты? Отецъ идетъ сюда
             И съ нимъ союзники толпой.
   

ПАРРИЦИДА (закрываетъ лицо).

                                                               О, горе!
             Я не могу остаться у счастливыхъ!
   

ТЕЛЛЬ.

             Жена, ступай и накорми его;
             Снабди его запасомъ на дорогу;
             Его далекъ и труденъ путь -- нигдѣ
             Онъ не найдетъ пристанища себѣ.
             Спѣши! Идутъ.
   

ГЕДВИГА.

                                           Кто онъ?
   

ТЕЛЛЬ.

                                                     Не узнавай!
             Когда жъ пойдетъ, ты отвратися взоромъ,
             Чтобъ не видать, какой онъ путь избралъ.

(Паррицида, тронутый, быстро подходитъ къ Іеллю, но тотъ даетъ ему знакъ рукою и удаляется).
Когда они оба уходятъ въ разныя стороны, декорація перемѣняется и

СЦЕНА ПОСЛѢДНЯЯ

представляетъ долину передъ домомъ Телля, на которой толпятся поселяне. Нѣкоторые изъ нихъ сходятъ по горной тропинкѣ, ведущей черезъ Шехенъ. Вальтеръ Фюрстъ съ обоими мальчиками, Мельхталь и Штауффахеръ идутъ впереди, другіе за ними. Когда выходитъ Телль, всѣ встрѣчаютъ его громкими восклицаніями.

ВСѢ.

             Да здравствуетъ нашъ Телль, нашъ избавитель!

(Между тѣмъ какъ передовые толпятся вокругъ Телля и обнимаютъ его, приходятъ Руденцъ и Берта. Онъ привѣтствуетъ поселянъ, она обнимаетъ Гедвигу. Музыка играетъ на горахъ. Когда она умолкаетъ, Берта входитъ въ толпу).

БЕРТА.

             Союзники, друзья! прошу, примите
             Меня въ свой кругъ! Я первая нашла
             Себѣ защиту здѣсь, въ странѣ свободы.
             Ввѣряю вамъ права свои. Хотите ль
             Считать меня гражданкою своей?
   

ПОСЕЛЯНЕ.

             Хотимъ -- и защищать тебя готовы
             Своею кровію!
   

БЕРТА.

                                           Благодарю!

(Указывая на Руденца).

             Ему свою я руку отдаю --
             Свободному свободная швейцарка!
   

РУДЕНЦЪ.

             Я-жъ крѣпостнымъ моимъ даю свободу!
             (Музыка снова играетъ. Занавѣсъ опускается).

Ѳ. Миллеръ *).

   *) Около 300 (не точно переведенныхъ) стиховъ внесено редакціею изъ перевода А. А. Крилля.

0x01 graphic

   

Примѣчанія къ III тому А. Горнфельда..

ВИЛЬГЕЛЬМЪ ТЕЛЛЬ.

   О дѣйствующихъ лицахъ надо замѣтить слѣдующее. Дѣйствительно историческими являются изъ никъ только Вернеръ фонъ-Аттинггаузенъ и Іоаннъ Паррицида, о которыхъ см. въ т. IV, въ словарѣ. Остальныя взяты поэтомъ у Чуди или созданы его фантазіей, причемъ и въ послѣднемъ случаѣ онъ почти всегда бралъ имена нат имещарскихъ историковъ. Германнъ Гесслеръ фонъ-Брунекъ указанъ у Чуди, но фогта по имени Геослеръ никогда не было въ Швицѣ и Ури; Вернеръ Штауффахеръ упоминается у Чуди, который причисляетъ его къ швейцарскому дворянству; Валь теръ Фюрстъ, по Чудя, живетъ въ замкѣ Аттингаузена. Рессельманъ, Петерманъ, Куони (швейцарское уменьшительное отъ Конрадъ), Верни (Вернеръ), Руоди (пишется Ruodi, но читается Руди, уменыи. отъ Рудольфъ), Іенни (въ переводѣ ошибочно Женни) -- швейцарское уменьшительное отъ Іоганнъ). Сеппи (Іосифъ) Штюсси (собственно не "стрѣлокъ", какъ указано въ спискѣ дѣйствующихъ лицъ, но Flurschutz -- долевой сторожъ), крестьянки Армгарда. Мехтильда, Эльсбета а Гильдегарда, солдаты Госслера Фрясгардъ и Лейтгольдъ -- вольныя созданія фантазіи поэта, равно какъ влюбленная пара Руденцъ и Берта фонъ-Брунекъ. Имя свое Стругъ фонъ-Винкельридъ заимствовалъ у того своего предка, о которомъ Штауффахеръ упоминаетъ на стр. 103 (см. въ словарѣ). Клаусъ фонъ-деръ Флюэ жилъ въ XV вѣкѣ и былъ благочестивымъ отшельникомъ. Буркгартъ Амъ-Бюхель получилъ свое имя отъ одного изъ предшественниковъ Шиллера, швейцарскаго поэта Людвига Амъ-Бюля, драматизировавшаго въ XVIII вѣкѣ преданіе о выстрѣлѣ Телля; Пфейферъ изъ Люцерна названъ такъ въ честь извѣстнаго современника Шиллера, швейцарскаго генерала Пфейфера, умершаго въ Люцернѣ въ 1802 г. Гертруда, жена Штауффахера, въ дѣйствительности звалась Маргарита, урожденная Герлобихъ; Шиллеръ сдѣлалъ ее дочерью "благороднаго Иберга", котораго -- въ качествѣ швейцарскаго ландаммана -- онъ нашелъ у швейцарскихъ историковъ. Арнольдъ фонъ Мельхталь, Конрадъ Баумгартенъ, Мейеръ фонъ-Сарненъ (собственно, Арнольдъ изъ Мельхталя, Мейеръ изъ Сарнена) взяты у Чуди; имена Конрадъ Хунъ, Итель Редингъ. Гансъ ауфъ деръ-Мауэръ, Іоргъ имъ-Гофе, Ульрихъ деръ-Шмидъ, Іостъ фонъ-Вейлеръ найдены поэтомъ у разныхъ историковъ. Въ спискѣ дѣйствующихъ лицъ въ переводѣ пропущенъ Stier von Uri -- трубачъ Ури, о которомъ см. въ текстѣ драмы и ниже въ примѣчаніяхъ.
   

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

ПЕРВАЯ СЦЕНА.

   Сцена происходитъ въ кантонѣ Ури, такъ какъ рыбакъ, пастухъ и охотникъ -- уроженцы Ури.
   Стр. 81.-- Женни, какъ уже сказано, ошибочно вмѣсто Іенни (Іоганнъ). Налѣво отъ зрителей видны скалы; въ оригиналѣ вершины Гакена, утесистаго кряжа на сѣверо-востокѣ отъ Швица. Направо снѣжныя горы -- цѣпь Глерниша, объ обвалѣ котораго говорится ниже.
   Женни (поетъ въ лодкѣ). Въ подлинникѣ прибавлено: "напѣвъ пастушьей пѣсни" (Kuhreihen). Это, собственно, даже не пѣсня, такъ какъ поется безъ словъ; это простой, мелодичный напѣвъ, главный элементъ котораго составляютъ особые переливы горловыхъ звуковъ. Первоначально этими напѣвами альпійскіе пастухи вызывали коровъ къ доенію; теперь они имѣютъ самостоятельное музыкальное значеніе и часто оглашаютъ швейцарскія горы, долины и озера. Въ подлинникѣ указано, что Руоди и Верви также поютъ ста пѣсни на мотивъ Kuhreihen (во французомъ Швейцаріи -- ranz des vaches), но варіируютъ его. Содержаніе пѣсни рыбака Іенна одинъ изъ многочисленныхъ перепѣвовъ преданія о притягательной силѣ воды (миѳы о русалкахъ, завлекающихъ въ воду, и т. п.). Шшжперъ нашелъ этотъ мотивъ у Шейхцера ("Katargeschichten des Schweizerlandes", 1706--170SJ, который передаетъ разсказъ пастора Монитора объ одномъ маленькомъ, но глубокомъ швейцарскомъ озерѣ: "Старожилы увѣряли меня, будто одна женщина уснувшая довольно далеко отъ озера, была затянута и поглощена имъ... Многіе люди, заснувъ у озера, просыпались съ ногами въ водѣ".
   Куони: Зима наступаетъ. Дѣйствіе происходить въ концѣ октября.
   Верни: Вершины гремятъ -- когда съ нихъ катятся лавины -- гигантскія массы свѣжаго и мягкаго (Windlawinen) или твердаго, смерзшагося (Schlaglawinen) снѣга.
   Руоди: Скорѣе, Женни, сѣти собери, нахмурилося небо, вѣтеръ воетъ. Въ подлинникѣ, пестрящемъ вообще терминами швейцарскаго діалекта, говорится: "Zieh die Naue ein, der graue Thalvogt kommt, dumpf brüllt der Firn", то есть: "Убери челнъ, надвигается сѣрый фогтъ долинъ (грозовыя тучи), глухо гремитъ ледникъ".
   Нашъ вѣковой сосѣдъ -- въ подлинникѣ ошибочно -- Митенштейнъ, но имѣются въ виду Миѳы -- двѣ скалистыя вершины, возвышающіяся надъ Брунненомъ. Дюнцеръ. однако, полагаетъ, что здѣсь нѣтъ ошибки.-- Принарядился въ свой облачный колпакъ; обычная въ Швейцаріи примѣта непогоды -- форма облаковъ, лежащихъ на горахъ; на другихъ вершинахъ облачный колпакъ предвѣщаетъ, наоборотъ, хорошую погоду.
   Стр. 82. Куони: Ужъ дождь пошелъ. Въ подлинникѣ: "'skommt Regen, т. е. приближается дождь. Примѣты взяты поэтомъ у Шейхцера, изъ котораго сохранилась въ его бумагахъ выписка: "предшественники дождя: ласточки летаютъ низко, водяныя птицы ныряютъ, овцы жадно ѣдятъ траву, собаки роются въ землѣ, рыбы выскакиваютъ изъ воды. Сѣрый фогтъ надвигается. Если какая нибудь гора одѣла капюшонъ, брось косу и возьми грабли. Ледникъ грохочетъ, серны спускаются съ вершинъ".
   Верни: Лысуха ныряетъ -- болотная птица (Fulica) изъ семейства водяныхъ пастушковъ.
   Сеппи: И наша Лизли тутъ: я по звонку ее узналъ. Эбель ("Schilderung der Gebirgsvölker der Schweiz" 1798--1802) говоритъ: "Коровѣ, заходящей дальше другихъ, пастухъ одѣваетъ на шею колоколъ; если она возвратилась, то онъ ужъ знаетъ, что и другія неподалеку".
   Куони: Сними я ленту -- ѣстъ не станетъ. Эбель разсказываетъ:
   "Поразительно, съ какой гордостью и самосознаніемъ выступаетъ украшенная колоколомъ корова; и кто повѣритъ, что эти животныя чувствуютъ свой санъ и испытываютъ терзанія честолюбія и зависти. Если у предводитѣльницы стада отнять ея украшеніе, то ея печаль отъ обиды находитъ явное выраженіе. Она реветъ, не ѣстъ, худѣетъ и иногда мститъ своей счастливой соперницѣ".
   Верни: У нихъ всегда одна сгноитъ на стражѣ. Въ приготовительныхъ выпискахъ Шиллера изъ Фези ("Staats und Erdbeschreibung der Helvetiasehen Eidgenossenschaft", Zürich, 1796) говорится: "Серны пасутся обществомъ. Если есть опасность, вожакъ свищетъ; ихъ убѣжище -- подъ скалами
   Баумгартенъ: Объ этомъ тотчасъ въ городѣ узнали и т. д. Здѣсь мы имѣемъ первое историческое событіе въ драмѣ. У Шиллера событія отъ мести Баумгартена до злодѣянія Паррициды занимаютъ десять недѣль; въ преданіи они длятся съ осени 1306 года по 1 мая 1308. Это художественное концентрированіе событій -- обычный пріемъ Шиллера, уже отмѣченный въ примѣчаніяхъ къ "Валленштейну".
   Руоди: Нынче день Симона-Іуды -- 28 октября. Несмотря на это указаніе, что на дворѣ осень, равно какъ на дальнѣйшее рѣшеніе на Рютли отложить возстаніе до близкаго Рождества, Шиллеръ не считается съ естественными слѣдствіями времени года. Телль съ семьей работаетъ во дворѣ, двери въ домѣ его раскрыты настежь, косари и жнецы идутъ на работу, Гесслеръ срываетъ съ дерева яблоко. Все это мало стѣсняетъ поэта.
   Стр. 86. Первый (пастуху и рыбаку): Такъ, знайте -за это мы стада разгонимъ ваши и т. д. Въ подлинникѣ не отдаленная угроза, а прямое приказаніе: "Нападай на ихъ стада, ломай дома" и т. д.
   

ВТОРАЯ СЦЕНА.

   Въ Швицѣ. Въ подлинникѣ точнѣе: "въ Штейненѣ, въ Швицѣ".
   Пфейферъ: Не присягайте Австріи. Пфейферъ, люцернскій гражданинъ, говоритъ по опыту: Люцернъ съ 1291 года принадлежитъ Австріи.-- Съ терпѣніемъ сносите оскорбленія неистовыхъ намѣстниковъ своихъ. Въ 1305 г., какъ сообщаетъ Чуди, кантоны Швицъ и Ури и Унтервальденъ жаловались королю на притѣсненія фогтовъ, во его совѣтники въ отвѣтъ указали имъ на покорное поведеніе Люцерна.
   Стр. 87. Гертруда: И окна въ немъ блестятъ какъ зеркала. Анахронизмъ: въ XIV вѣкѣ въ Швейцаріи не было стеколъ въ окнахъ.-- И пестрыми гербами онъ расписанъ и мудрыми реченьями. Дома, росписанные снаружи картинами и девизами, сохранились въ Швейцаріи до нашихъ дней.-- Надъ собой монарха лишь владыкой ты имѣешь. Въ оригиналѣ: "лишь высшаго въ христіанствѣ", т. е. императора.-- Тогда какъ онъ вассаль его ничтожный. Въ подлинникѣ вмѣсто этого: "онъ -- лишь младшій сынъ въ своемъ родѣ".
   Стр. 88. Штауффахеръ: Барона Аттингауза увижу я. Здѣсь Штауффахеръ называетъ Аттингаузена -- Bannerher -- хоругвеносецъ: предводитель на войнѣ, несшій въ бою государственное знамя области.-- Я посовѣтуюсь съ обоими. По отношенію къ Аттингаузеуу, онъ впослѣдствіи, по настоянію Мельхталя (стр. 95), отказывается отъ своего намѣренія.
   

ТРЕТЬЯ СЦЕНА.

   Стр. 90. Телль и Штауффахеръ входятъ. Отъ Штейнена до Альтдорфа меньше трехъ миль пути.
   Тель: Господъ для насъ воздвигъ свободы зданья. Навѣяно словами швейцарца Шейхцера: "Наши крѣпости, въ стѣнахъ которыхъ мы спимъ спокойно, это наши горы, воздвигнутыя не хитроуміемъ и руками людскими, но всемогущей мудростію Божьей, онѣ охраняютъ наши вольности духовныя и тѣлесныя какъ отъ внутренней вражды, такъ и отъ иноземныхъ державъ" и т. д.
   Глашатай: Король узнать желаетъ всѣхъ покорныхъ. До сихъ поръ Шиллеръ называлъ Альбрехта императоромъ: далѣе онъ иногда называется королемъ Короной Священной Римской имперіи Альбрехтъ коронованъ не былъ.
   Стр. 91. Первый подмастерье. А то простая шляпа, что виситъ надъ стуломъ, гдѣ всѣмъ лены раздаютъ: герцогская австрійская шляпа, знакъ герцогскаго сана, висящій въ качествѣ такового надъ трономъ герцога, когда онъ жалуетъ своимъ вассаламъ лены.
   Телль: Терпѣнье и молчанѣе -- наше дѣло. "Заставивъ своего Телля сопровождать Штауффахера изъ Альтдорфа въ Швицъ, гдѣ они видятъ постройку крѣпости,-- говоритъ Дюнцеръ,-- Шиллеръ далъ ему возможность высказать свою любовь къ свободѣ и къ родинѣ, но также и отчужденіе отъ всякаго союза, имѣющаго цѣлью ея насильственное освобожденіе".-- Когда надъ бездной буря забушуетъ, то гасятся огни: обязательное правило, до сихъ поръ, соблюдаемое въ Швейцаріи, особенно въ кантонѣ Ури.
   Берта (бросаетъ ожерелье). Превосходный драматическій эффектъ достигнутъ здѣсь тѣмъ, что у Берты нѣтъ съ собой денегъ, и она отдаетъ драгоцѣнное украшеніе.
   

ЧЕТВЕРТАЯ СЦЕНА.

   Стр. 92. Вальтеръ Фюрстъ: Быть можетъ, къ намъ придутъ оттуда вѣсти: изъ Унтервальдена.-- Скоро намъ придетъ нужда привѣсить желѣзные запоры у дверей: "до сихъ поръ въ самыхъ пустынныхъ мѣстностяхъ горной Швейцаріи довольствуются деревянными задвижками, которыя открываются извнѣ" (Дюнцеръ).
   Сръ 93. Штауффахеръ: живетъ близъ Керна: опечатка, слѣдуетъ Кериса.-- Нѣкто Генрихъ Галѣденъ: прозваніе старика Мельхталя Halde значитъ великанъ.
   Стр. 94. Мельхталь: О, свѣтъ очей даръ неба драгоцѣнный и т. д. "Это изліяніе глубокаго чувства находили слишкомъ возвышеннымъ для сына простого пастуха -- говоритъ Дюнцеръ, но драматическое искусство имѣетъ право идеализировать въ такихъ случаяхъ и сообщать дѣйствующимъ лицамъ извѣстный полетъ настроенія. Все, что говоритъ Мельхталь,-- не есть утонченная абстракція, по проистекаетъ изъ глубокаго чувства природы". Въ виду этого жаль, что въ переводѣ утеряны характерныя для швейцарской природы названія. Вмѣсто зеленыя цвѣтущія долины Мельхталь говоритъ "Matten" -- горныя лужайки, столь частыя въ альпійскомъ пейзажѣ, вмѣсто зари, которой не увидитъ его слѣпой отецъ, онъ называетъ rote Firnen -- ледники, красные подъ лучами заходящаго солнца.
   Мельхталь: Тогда въ горахъ сзову я пастуховъ. Трусливой оппортунистской политикѣ приспособленія и выжиданія Мельхталь противополагаетъ живой здравый смыслъ простыхъ людей, близкихъ къ природѣ.-- Коза охотника срываетъ въ бездну -- распространенное въ Швейцаріи убѣжденіе. "Иногда -- разсказываетъ Эбель, которымъ широко пользовался Шиллеръ -- преслѣдуемая серна, загнанная въ тѣснину между отвѣсными стѣнами и пропастью, не можетъ уже бѣжать впередъ, а позади видитъ страшнаго врага; тогда животное, обернувшись, однимъ скачкомъ становится между охотникомъ и скалой -- и сталкиваетъ его въ пропасть".
   Стр. 95. Мельхталь: Я думаю, безъ помощи другихъ себя мы храбро защититъ съумѣемъ. Въ подлинникѣ Мельхталь еще говоритъ: "О, если бы мы были одни въ странѣ": онъ не довѣряетъ дворянству, молодые элементы котораго (Руденцъ) тянутъ къ Австріи.
   Штауффахеръ: Да и альцельнца мы пошлемъ туда же -- Баумгартена, жителя Альцельна.
   Вальтеръ Фюрстъ: Гдѣ идетъ дорога въ Брунненъ. Въ подлинникѣ онъ прибавляетъ: "противъ Митенштейна" -- т. е. той скалы, которая сдѣлалась памятникомъ Шиллера (см. т. I, стр. LXV).
   

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

ПЕРВАЯ СЦЕНА.

   Между вторымъ и первымъ дѣйствіемъ проходитъ порядочный промежутокъ времени, достаточный для того, чтобы три заговорщика успѣли собрать своихъ единомышленниковъ; Мельхталь уже вербовалъ друзей въ Унтервальденѣ.
   Стр. 98 Куони и шестъ работниковъ стоятъ вокругъ съ граблями и косами. Въ концѣ октября? Однако, на Альпахъ все дозрѣваетъ позже; позднюю траву въ долинахъ докашиваютъ въ концѣ сентября.
   Атгингаузенъ: Со знаменемъ на брань летѣлъ и съ ними въ битвѣ при Фавенцѣ, какъ онъ самъ указываетъ ниже. Ульрихъ, Ульрихъ! Въ подлинникѣ онъ употребляетъ швейцарское уменьшительное отъ этого имени: "Ули, Ули!" -- На головѣ павлиньи вѣютъ перья. Павлиньи перья на шлемѣ или шляпѣ -- австрійская одежда. Историкъ Мюллеръ разсказываетъ, что послѣ битвы при Земнахѣ (1386) въ Швейцаріи убивали тѣхъ, кто показывался съ этимъ украшеніемъ. Пурпурный плащъ накинутъ на плечо. Красный цвѣтъ -- также отличіе австрійскихъ герцоговъ.
   Стр. 99. Руденцъ: Признаютъ своимъ лишь императора здѣсь государемъ, чтобъ государя не имѣть совсѣмъ. Въ лицѣ Альбрехта соединились германскій императоръ и герцогъ австрійскій; швейцарцы признавали верховное главенство перваго, но отказывались считать себя подданными второго; поэтому лѣсные кантоны и не хотѣли присягать дому Габсбурговъ. Противъ этого разграниченія возстаетъ здѣсь Руденцъ.-- Чтобъ засѣдать въ совѣтѣ и въ судѣ съ своимъ крестьяниномъ какъ пэръ, какъ равный. Въ подлинникѣ Руденцъ прибавляетъ "на господской скамьѣ" (auf der Herrenbank.). Рыцари и избранные общиной "лучшіе люди" пользовались при рѣшеніи судебныхъ и иныхъ дѣлъ равнымъ правомъ голоса. Скамья, на которой они сидѣли рядомъ, называлась господской, потому что первоначально сидѣть на ней имѣли право только дворяне. Но ужъ издавна пришлось въ Германіи и Швейцаріи допустить на нее также ученыхъ юристовъ, не принадлежавшихъ къ высшему сословію. Какъ юноши со всѣхъ сторонъ стремятся за славой къ габсбургскимъ знаменамъ. Полагаютъ, что дѣло идетъ о походахъ Альбрехта противъ пфальцграфа Рудольфа (1301) и противъ Венцеслава, короля богемскаго (1304). Міръ славы тамъ движется, блистая за юрами. Не въ Италіи, ибо первые Габсбурги не совершали походовъ въ Италію -- скорѣе въ Австріи.
   Аттингаузенъ: И самые напѣвы пастуховъ твой гордый духъ страданьемъ возмутятъ, когда ты ихъ услышишь на чужбинѣ. Эта безсознательная и могучая тоска швейцарцевъ по далекой родинѣ, возбуждаемая ихъ пастушескими пѣснями, нашла особенно яркое и популярное выраженіе въ извѣстной народной пѣснѣ "Zu Strassburg auf der Schanz", гдѣ звукъ альпійскаго рожка заставляетъ солдата-швейцарца бѣжать со службы и, когда онъ схваченъ, покончить самоубійствомъ.-- Вотъ этотъ шлемъ и щитъ вы положить должны ко мнѣ въ могилу. При погребеніи послѣдняго представителя дворянскаго рода, ломали его щитъ съ гербомъ, а мечъ и шлемъ опускали вмѣстѣ съ нимъ въ могилу.-- Чтобъ всѣ мои свободныя помѣстья, что Богъ мнѣ далъ, отъ Австріи принятъ. Аттингаузенъ, подвластный только имперіи, боится, что Руденцъ, ставъ его наслѣдникомъ, передастъ его владѣнія Австріи и затѣмъ ужо получитъ ихъ отъ нея въ ленъ.
   Руденцъ: Перервать ту цѣпь земель, которую вокругъ насъ обвелъ могучій. Лѣсные кантоны были охвачены цѣпью австрійскихъ владѣній, изображеніе которой сохранилось въ бумагахъ Шиллера. Слова Ему покоренъ свѣтъ рисуютъ въ очень преувеличенномъ видѣ силу Альбрехта, лишь о преемникахъ котораго можно было бы сказать что-либо подобное -- И даже табуны готтардскіе -- переводъ вольный: въ подлинникѣ говорится о вьючныхъ лошадяхъ, переходящихъ черезъ Готардскій проходъ. Альбрехтъ, дѣйствительно, обложилъ налогомъ товары, проходящіе по готтардской дорогѣ.
   Стр. 100. Руденцъ: Къ залогу и продажѣ городовъ. Дѣйствительно, императоры очень часто позволяли себѣ такъ злоупотреблять довѣріемъ городовъ, отдавшихся подъ покровительство имперіи. Адольфъ Нассаускій, издержавшись на выборы и коронованіе, заложилъ курфюрсту Кельнскому аббатство Эссенъ, Трирскому Кохеймъ и Плоттеръ. Такихъ примѣровъ много. Ср. разговоръ Валленштейна съ егерскимъ бургомистромъ Пахгельбелемъ -- Имперская корона переходитъ отъ дома къ дому: германскій императоръ былъ въ это время выборный.
   Аттингаузенъ: Въ лѣсахъ свободныхъ запретятъ охоту. Въ подлинникѣ баронъ говоритъ не о всякой охотѣ, но объ избранной дичи -- Hochflug (фазаны, лебеди и т. п.) и Hochwild (олени, медвѣди, кабаны и т. п.).-- Если кровъ свою намъ проливать, такъ лучше за себя. "Эти слова Аттингаузена -- говорить Боксбергеръ были уже въ XV вѣкѣ девизомъ политически дальновидныхъ людей".
   

ВТОРАЯ СЦЕНА.

   "По преданію, сходка на Рютли произошла въ ночь на 8 ноября 1307 года. Въ деталяхъ (разсказъ Штауффахера о происхожденіи, переселеніи и прошломъ швейцарцевъ, сообщеніе Хунна о посольствѣ ко двору и объ отношеніи Паррициды; разногласіе между желавшими дѣйствовать тотчасъ Ури и Швицомъ, съ одной стороны, и стоявшимъ за отсрочку Унтервальденомъ, съ другой, и т. п., поэтъ слѣдовалъ своимъ источникамъ; но въ существенныхъ чертахъ эта могучая сцена есть созданіе Шиллера. Здѣсь мы знакомимся съ историческимъ фономъ всей драмы: съ отношеніями швейцарцевъ между собою, къ императору и къ Габсбургамъ. Въ яркихъ чертахъ выступаетъ здѣсь честность, мужество, правдивость, справедливость, единодушіе швейцарскаго народа. Собраніе держитъ совѣтъ по исконному порядку древне-германской общины; свѣдѣнія о правовыхъ обычаяхъ, соблюдавшихся на такомъ собраніи, Шиллеръ нашелъ у Эбеля (Ципперъ).
   Стр. 101. Лунная радуга очень рѣдкое и оригинальное атмосферическое явленіе.
   Стр. 102. Амъ Бюхель: Въ лѣсной часовнѣ въ Швицѣ за озеромъ къ заутренѣ звонятъ. Въ оригиналѣ Mettenglöcklein -- утренній звонъ; по мнѣнію Боксбергера, не заутреня, такъ какъ звонитъ отшельникъ-мірянинъ, который не можетъ отправлять церковную службу; онъ звонитъ въ часы своей молитвы.
   Между тѣмъ оба поселянина разложили посрединѣ мѣста дѣйствія огонь. По указанію комментаторовъ едва ли вѣроятно, чтобы на мѣстѣ тайной ночной сходки вздумали разложить костеръ.
   Мельхталь: Черезъ Суренна грозныя вершины. Въ основѣ разсказа Мельхталя о тягостяхъ его путешествія черезъ Суренскіе Альпы лежитъ сообщеніе Шейхцера: Кто направляется изъ Ури въ Энгельбургъ, тотъ чрезъ Вальднахтъ проходитъ до горной вершины Суренъ въ пять часовъ пути -- изъ нихъ даже лѣтомъ часъ по снѣгу. Переваливъ черезъ горы, онъ доходитъ до Суренскихъ пастбищъ, гдѣ всегда пасется много скота, принадлежащаго жителямъ Ури. Эти пастбища окружены высокими скалами, которыя на южной сторонѣ покрыты ледниками.
   Стр. 103. Мельхталь: Какъ облака и даже вѣтры ихъ летятъ своей стезею неизмѣнной. Эбель указываетъ, что вѣтры на всѣхъ озерахъ, расположенныхъ у сѣвернаго и южнаго склона Альповъ, по направленію поперечныхъ долинъ, имѣютъ извѣстную правильность.
   Они не терпятъ дерзкой новизны въ ходу своей однообразной жизни. Мюллеръ ("Geschichten Schweizerischer Eidgenossenschaft", 1786): "Все новое ненавистно, ибо въ однообразной жизни пастуховъ каждый день совершенно подобенъ тому-же дню прошлаго и слѣдующаго года".
   Мейеръ: Я называюсь Мейеромъ изъ Сарна. Въ оригиналѣ der Meier, такъ что это, быть можетъ, не собственное имя, а должность управляющій.
   Стр. 104. Винкельридъ: Чу! слышите рогъ Ури?-- старинный военный сигналъ кантона Ури -- громадный рогъ зубра, отъ названія котораго (Auerochs) произошло, по преданію, названіе кантона; голова зубра до сихъ поръ -- гербъ Ури.
   Трубачъ, дующій въ рогъ (изображеніе его см. на стр. 115) носитъ непереводимое, но выразительное названіе (не имя) -- Stier von Un -- приблизительно "быкъ Ури". Громовые звуки боевого рога очевидно такъ же мало гармонируютъ съ тайной сходкой, какъ и костеръ.
   Вальтеръ Фюрстъ: На отческой землѣ должны мы тайно здѣсь сходиться и т. д. Это не только общая жалоба, но и вполнѣ опредѣленное указаніе на то, что собраніе -- въ виду давленія извѣстныхъ обстоятельствъ, происходитъ безъ соблюденія законныхъ формъ, какъ указываютъ и дальнѣйшія слова Рессельмана: А если въ чемъ отступимъ отъ законовъ, то обстоятельства насъ извинятъ. Собраніе сошлось ночью (несообразность чего въ оригиналѣ выражена рѣзче, такъ какъ день и законное собраніе по-нѣмецки -- одно слово Tag); присутствуютъ на немъ далеко не всѣ правоспособные граждане, но лишь тридцать три человѣка; нѣтъ также старинныхъ книгъ, о которыхъ говоритъ ниже Конрадъ Хунъ и по которымъ-въ случаѣ необходимости -- справлялись о законахъ страны.
   Вальтеръ Фюрстъ: Нѣтъ, этой чести Швицъ одинъ достоинъ; мы всѣ гордимся племенемъ его. Швицъ считался первичнымъ ядромъ Швейцаріи; на швейцарскомъ діалектѣ до сихъ поръ Швицъ и Швейцарія -- одно слово Штауффахеръ: Въ походахъ его хоругвь несется впереди. Въ подлинникѣ -- "въ римскідо походахъ" -- въ походахъ, которые совершали въ Италію швейцарцы подъ начальствомъ германскихъ императоровъ, добившихся получить такимъ путемъ отъ папъ корону Священной Римской Имперіи.
   Стр. 105. Мауэръ: Достойный мужъ, но крѣпостной. Мюллеръ: "крѣпостной не могъ удостоиться этого сана" (ландаммана). Штауффахеръ: Ландамманъ старинный -- выборный глава общины; въ подлинникѣ Штауффахеръ присовокупляетъ "и главой собранія".
   Винкельридъ: Такъ правда, что поется въ нашихъ пѣсняхъ. До сихъ поръ въ долинѣ Гасли распѣваютъ такъ наз. "Ostfriesenlied", гдѣ разсказывается о переселеніи изъ Швеціи.
   Штауффахеръ: Вотъ какъ о томъ разсказываютъ старцы и т. д. Въ основу разсказа Штауффахера Шиллеромъ положено слѣдующее мѣсто изъ Мюллера: "О происхожденіи ихъ переходить отъ отца къ сыну слѣдующее преданіе. Было на сѣверѣ въ землѣ шведовъ и фрэдовъ старинное королевство. Настала голодовка. Поэтому, собравшись на совѣтъ, постановили большинствомъ голосовъ, чтобы десятый человѣкъ по жребію покинулъ страну. Такъ выселились наши предки изъ сѣверной страны при словахъ и стенаніяхъ родныхъ и другой; рыдая, вели матери малолѣтнихъ дѣтей. Тремя отрядами подъ властью трехъ начальниковъ шли наши отцы -- шесть тысячъ воиновъ, все могучіе люди, точно великаны, съ женами и дѣтьми и со всѣмъ добромъ; они дали взаимную клятву никогда не покидать другъ друга. Ихъ побѣдоносная рука обогатила ихъ, такъ какъ они разбили на Рейнѣ графа Петра Франконскаго, который хотѣлъ преградить имъ путь. Они молили Бога о землѣ, подобной странѣ ихъ предковъ, гдѣ они могли бы мирно пасти свои стада, не боясь злого насилія; и повелъ ихъ Господь въ страну Брохенбургъ; здѣсь они воздвигли Швицъ. Народъ умножался; въ долинѣ было тѣсно; но они не бѣжали работы и вырубили лѣсъ; часть народа передвинулась въ страну у Черной Горы вплоть до Вейсланда" и т. д. Въ примѣчаніи сказано: "Такъ разсказывали намъ въ 1777--1780 годахъ старые пастухи въ Сарненѣ" и т. д. Вставка о переправѣ черезъ рѣку Муотту взята изъ "Хроники" Эттерлина ("Die Schweizer Chronik", Basel, 1752). Дюнцеръ замѣчаетъ: "Сомнительно, чтобы подобный пересказъ стараго преданія, надо думать, хорошо извѣстнаго всѣмъ швейцарцамъ, былъ умѣстенъ на собраніи, созванномъ въ виду столь серьезнаго и спѣшнаго дѣла". Дѣло не въ правдоподобіи, котораго можно бы и не требовать отъ драматурга, но самое впечатлѣніе этого разсказа едва ли можетъ быть значительно.
   Стр. 106. Штауффахеръ: А добровольно стали подъ покровъ имперіи. Здѣсь поэтъ слѣдовалъ воззрѣніямъ прежнихъ историковъ Швейцаріи, которые такъ толковали выраженіе грамоты Фридриха II (1241 г.): Sponte nostrum et imperii dominium elegistis, какъ будто швейцарцы, образовавъ особое государство внѣ германской имперіи, свободно и на равныхъ правахъ примкнули къ ней. Мы и монарху даже отказали и т. дМюллеръ разсказываетъ: "Кантоны жили мирно и счастливо, пока настоятель Эйнзидельнскаго монастыря не пожаловался императору Генриху V, будто крестьяне пасутъ скотъ на монастырскихъ пастбищахъ... Горы эти достались жителямъ Швица отъ ихъ отцовъ; когда императоръ Генрихъ II пожаловалъ монастырю (1018) сосѣднюю пустошь, онъ забылъ о крестьянахъ... Настоятель принесъ жалобу императору Генриху V въ Базелѣ (1114 г.)... Императоръ присудилъ горы прелату. Поселяне, по недостатку знакомства съ дворомъ, не ожидавшіе такого исхода, не подчинились рѣшенію императора и защищали отцовское наслѣдіе". Впослѣдствіи Конрадъ III подтвердилъ это рѣшеніе, пригрозивъ наказаніемъ. Тогда три лѣсные кантона выступили изъ состава имперіи, въ который они однако вновь были приняты при Фридрихѣ Барбаруссѣ.-- И чтобъ посмѣлъ чужой вассалъ явиться сюда: австрійскій фогтъ, ленникъ австрійскаго герцога.
   Стр. 107. Конрадъ Хунъ: Я ѣздилъ въ Рейнфельдъ, въ замокъ королевскій. Хунъ въ самомъ дѣлѣ былъ однажды отправленъ посломъ къ императору Рудольфу. Чуди упоминаетъ о двухъ посольствахъ кантоновъ къ Альбрехту, не называя ни имени пословъ, ни мѣста, гдѣ жилъ императоръ. По Мюллеру, посломъ былъ Вернеръ фонъ Аттингаузенъ. Разсказъ о свиданіи съ герцогомъ Іоанномъ и его совѣтниками Бартомъ и Тегерфельдомъ приведенъ у Чуди подъ 1307 годомъ.
   Стр. 108. Рессельманъ: Обители я цюрихской былъ ленникъ. Въ подлинникѣ "der grossen Frau" -- настоятельницѣ весьма богатаго и вліятельнаго женскаго монастыря въ Цюрихѣ.
   Вальтеръ Фюрстъ: Все дѣлайте, что должно, но не больше. Ландфогтовъ только мы хотимъ изгнать и т. д. Чуди разсказываетъ, что заговорщики поставили себѣ цѣлью только "отвоевать свои исконныя вольности и изгнать деспотическихъ фогтовъ и ихъ надменное владычество... И все таки каждая область остается попрежнему подвластна Священной Римской Имперіи, и каждый долженъ равнымъ образомъ исполнять свой особый долгъ, лежащій на немъ, исполнять повинности своимъ церквамъ и господамъ, благороднымъ и простымъ, поскольку это не нарушаетъ его вольностей".
   Редингъ: Тише, замолчите, во имя вашей клятвы. Клятвы еще не приносили.
   Редингъ ссылается на присягу, которую приносилъ каждый древне-германскій гражданинъ на шестнадцатомъ году, вступая въ свои гражданскія права. Эбель замѣчаетъ, что въ Аппенцелѣ народъ считаетъ нарушителемъ закона того, кто не повинуется приказанію, издаваемому "во имя присяги".
   Мельхталь: А въ Росбергъ я могу проникнутъ; тамъ есть дѣвушка, которая со мной дружна. Чуди: "Въ крѣпости Росбергъ была въ услуженіи возлюбленная одного парня изъ Станса. Онъ сговорился съ ней, что придетъ къ ней подъ Новый годъ, для чего она должна втащить его на веревкѣ въ окно замка, которое онъ ей указалъ".
   Вальтеръ Фюрстъ: Мы огнями на горахъ къ возстанію сигналы подадимъ. По словамъ Шейхцера, горы Швейцаріи полеаны я тѣмъ, "что посредствомъ огня и другихъ подобныхъ знаковъ на горныхъ вершинахъ весь народъ можетъ быть призванъ къ оружію въ теченіе одного или двухъ дней".
   Стр. 109. Рессельманнъ: Отнынѣ будемъ мы народомъ братьевъ и т. д. Въ древнѣйшемъ актѣ о союзѣ лѣсныхъ кантоновъ (1291), приведенномъ у Мюллера, говорится: "Мужи долины Ури, люди изъ Швица и съ горъ Унтервальдена соединились и поклялись, изо всѣхъ силъ и не щади ни людей, ни своего достоянія, помогать другъ другу среди долинъ и внѣ ихъ противъ всѣхъ, кто вздумаетъ причинить имъ или кому либо изъ нихъ какое нибудь насиліе".
   Штауффахеръ: Мы потерпимъ до времени. По Чуди, на собраніи было постановлено: "Если кого нибудь обидятъ, то пусть онъ терпитъ, что возможно стерпѣть, и не возбуждаетъ никакого подозрѣнія".
   

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

ПЕРВАЯ СЦЕНА.

   Стр. 110. Гедвига: Что будто ты межъ ледяныхъ громадъ, дорогу потерявъ, скользишь по скаламъ и падаешь. Эбель разсказываетъ: "По скаламъ карабкается онъ (охотникъ) все выше и дальше, пока, наконецъ отъ вида черныхъ пропастей начинаетъ кружиться голова и шагъ становится невѣрнымъ. Такимъ образомъ, увлекшись, охотникъ за сернами легко забирается въ такое мѣсто, откуда ему приходится выбираться съ отчаянными прыжками или трепетно карабкаясь".
   Стр. 112. Телль. Къ батюшкѣ, въ Альторфъ, т.-е. къ тестю, Вальтеру Фюрсту.
   Гедвига: Есть заговоръ противъ ландфогтовъ. Между вторымъ и третьимъ дѣйствіемъ проходитъ, по лѣтописцамъ, одиннадцать дней (8--19 ноября) -- И ты тамъ былъ. По Чудя Телль былъ на Рютли. Шиллеръ отступилъ отъ этого.
   Телль: И вдругъ со мною встрѣтился ландфогтъ и т. д. Въ источникахъ Шиллера не было никакихъ указаній на эту исторію, созданную поэтомъ.
   Стр. 114. Гедвига: И Вельти -- швейцарское уменьшительное отъ Вальтеръ.
   

ВТОРАЯ СЦЕНА.

   Стр. 115. Берта: Изъ своего послѣдняго пріюта... свободу вы изгнать хотите. Въ эту эпоху въ Германіи, да и во всей Западной Европѣ, въ самомъ дѣлѣ, осталось очень мало мѣстъ, гдѣ еще находили убѣжище гражданскія вольности, придушенныя феодалами.-- Всѣ мои владѣнья здѣсь лежатъ. Хотя она недавно прибыла въ Швейцарію. Каменьщикъ (стр. 91: Но вы пришли и мы узнали горе) и Аттингаузенъ (стр. 100: она тебя влечетъ къ имперской службѣ) смотрятъ на нее, какъ на чужую.
   

ТРЕТЬЯ СЦЕНА.

   Разсказъ Чудя о событіяхъ, драматически обработанныхъ въ этой сценѣ, см. во вступительной статьѣ къ "Вильгельму Теллю" (стр. 74).
   Стр. 117. Фрисгардъ: Вотъ чучело на шестъ повѣсили. Въ подлинникѣ Popanz -- пугало.
   Лейтгольдъ: Всѣ кругомъ обходятъ... лишь бы только не поклониться шапкѣ. Результатъ уговора въ 1 дѣйствіи. (Стр. 91. Каменьщикъ: Пойдемъ и спросимъ у другихъ совѣта; въ подлинникѣ опредѣленнѣе: "Пойдемъ, сговоримся съ другими").
   Телль идетъ, вооруженный лукомъ. У Шиллера Armbrust -- самострѣлъ. На рисункахъ (стр. 65, 77, 111, 113) видно, что онъ отличается отъ простого лука тѣмъ, что имѣетъ деревянный прикладъ съ ложею; тетива спускается куркомъ.
   Вальтеръ: А правда ли, что тамъ въ горахъ такія есть дерева, колъ топоромъ ударитъ, то кровь пойдетъ? Древнее индо-германское повѣрье о кровоточащихъ деревьяхъ; встрѣчается и въ греческой миѳологіи.
   Телль: Они бъ давно-давно засыпали снѣгами нашъ Альторфъ. когда бы этотъ лѣсъ... не охранялъ его. У Шейхцера Шиллеръ прочелъ: "На востокъ отъ мѣстечка Альторфа возвышается крутая, лѣсистая гора Банбергъ, то есть заповѣдная гора, ибо строго запрещено рубить тамъ не только высокія ели, но и маленькое деревцо, чтобы оттуда не свалились камни или деревья, могущія разрушить строенія, а то убить людей или скотъ". Фези объясняетъ запретъ тѣмъ, что лѣсъ защищаетъ селеніе отъ лавинъ. Бирлингеръ отмѣчаетъ это даваемое отцомъ раціоналистическое объясненіе повѣрья и приводитъ его въ связь съ господствовавшимъ во время Шиллера раціональнымъ направленіемъ въ педагогикѣ (швейцарцы Руссо и Песталоцци).
   Телль: Тогда придешь въ обширныя долины и т д. Комментаторы спорятъ, какую страну имѣетъ въ виду Телль "По теченью рѣкъ" можно изъ Швейцаріи придти и въ Италію (Тессинъ), и во Францію (Рона), и въ Германію (Рейнъ): вѣроятнѣе всего, что дѣло идетъ о послѣдней.
   Стр. 118. Телль: Моря, озера, рѣки -- все его. Въ подлинникѣ -- "рѣка, море, соль"; соляной промыселъ былъ въ Германіи въ XII вѣкѣ правительственной регаліей.-- Намъ до нея нѣтъ дѣла. Телль знаетъ объ уговорѣ и не хочетъ кланяться шляпѣ -- Телль (хватая его съ сердцемъ): Кто я измѣнникъ. Намѣренно подчеркнуты вѣрноподданническія чувства Телля.
   Стр. 122. Телль: Не изъ презрѣнья, по невниманью провинился я. Переводъ свободенъ и мѣняетъ дѣло. Телль не лжетъ; онъ говоритъ въ подлинникѣ: "Это произошло не изъ презрѣнія къ волѣ, но по необдуманности. Будь я разсудителенъ, я не назывался бы Телль. (См. объясненія этого въ настоящемъ томѣ, стр. 74, примѣч.). Прошу прощенія, этого больше не будетъ: Онъ, очевидно, чистосердечно раскаивается въ томъ, что согласился не кланяться шляпѣ.
   Вальтеръ: И это правда, сударь и т. д. Эти слова Вальтера вставлены по настоянію Гете, который считалъ ихъ существенно необходимыми, чтобы подготовить зрителя къ неожиданной прихоти Гесслера.
   Стр. 123. Мельхталь: Богъ тѣмъ прости, кто предложилъ отсрочку. Онъ говоритъ о себѣ: отсрочку возстанія предложили на Рютли его земляки, унтервальденцы, и онъ не протестовалъ противъ этого.
   Гесслеръ: Вѣдь оружье не игрушка... Такая вольность поселянъ обидна для главнаго начальника страны. Право носить оружіе принадлежало искони лишь свободнымъ гражданамъ. Карлъ Великій тоже врагъ народныхъ вольностей запретилъ являться при оружіи въ народное собраніе, но швейцарцы воспротивились и сохранили это право, которое возмущаетъ Госслера. Въ подлинникѣ онъ говорить не о главномъ начальникѣ страны, то есть не о себѣ, а о ея верховномъ властелинѣ, то есть объ императорѣ.
   Стр. 124. Гесслеръ: Рулемъ владѣешь ты не хуже лука. Злобный намекъ на спасеніе Баумгартена, очевидно, уже извѣстное Гесслеру.
   Руденцъ: И мой народъ. Еще весьма недавно Руденцъ не сказалъ бы такъ.
   Стр. 127. Рессельманъ: То нашимъ грамотамъ противорѣчитъ. По императорской грамотѣ 1291 года кантонамъ было обезпечено право имѣть своихъ судей: никого нельзя было даже для суда насильно увоэить изъ его земли; между тѣмъ Кюснахтъ не въ Швицѣ, гдѣ происходитъ дѣйствіе. Мюллеръ "Фогтъ (съ нарушеніемъ вольностей, воспрещавшихъ иноземное плѣненіе) перевезъ Телля черезъ озеро "Четырехъ Кантоновъ".
   Гесслеръ: Ихъ утвердилъ-ли кесарь? Рудольфъ I, дѣйствительно, не утвердилъ привилегій Швица и Ури.-- Онъ удаляется. Въ Гамбургскомъ театральномъ манускриптѣ вмѣсто этого слѣдуетъ:
   "Удаляясь, онъ хватаетъ за руку Берту и уводитъ ее съ собою. Руденцъ бросается вслѣдъ за нею, но женщины преграждаютъ ему путь съ крикомъ. "Спасите его, господинъ баронъ, спасите!" Руденцъ вырывается отъ нихъ и убѣгаетъ за Бертой:
   

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

ПЕРВАЯ СЦЕНА.

   Стр. 128. Восточный берегъ озера Четырехъ Кантоновъ. Напротивъ мѣста дѣйствія первой сцены перваго дѣйствія, но нѣсколько южнѣе.
   Стр. 129. Кунцъ: Въ деревнѣ ночую -- въ Сивиконѣ.-- О переправѣ страшно и подуматьо переправѣ въ Герзау.
   Рыбакъ: Правдивыя уста замолкли -- Аттингаузенъ.-- Очи зоркія смирились -- старикъ Мельхталь. Могучая рука теперь въ оковахъ.-- Телль.-- И какъ на то не возставать стихіямъ. Герои древняго преданія жили въ такомъ глубокомъ внутреннемъ согласіи съ природой, что она въ миѳѣ всегда выражала, явное сочувствіе, когда съ ними случалось что нибудь дурное. Такъ -- въ старо-французскомъ эпосѣ -- по смерти Роланда вдругъ наступаетъ страшная тьма.
   Мальчикъ: Я узнаю ея пунцовый флагъ -- красный, австрійскій флагъ.
   Стр. 130. Телль: Да, господинъ, надѣюсь спасти ладью при помощи Господней. Въ подлинникѣ двусмысленно: "Да, господинъ, я надѣюсь, съ Божьей помощью на себя и спасу насъ отсюда". Телль очевидно думаетъ только о себѣ. Берне порицалъ эту іезуитскую игру словъ, не подходящую къ такому простому и прямому человѣку, какъ Телль.
   Стр. 131. Телль: Вдругъ вижу скалу крутую, съ плоскою верхушкой. Изображеніе этого мѣста въ его нынѣшнемъ видѣ см. въ этомъ томѣ на стр. 72. Фези. "Площадка Телля или Прыжокъ Телля". Утесъ этотъ находится подъ большимъ Аксенбергомъ, больше часа пути отъ Флюэлена. Вся площадка величиною въ восемнадцать квадратныхъ стопъ. За площадкой подымается въ облака Аксенбергъ.
   Рыбакъ. Сухимъ путемъ? Излишній вопросъ, такъ какъ, высадившись у Бруннена, можно попасть черезъ Швицъ въ Кюснахтъ только сухимъ путемъ. Скажи имъ, чтобы они не унывали. Въ подлинникѣ прибавлено "и бодрствовали" (wacker въ старинномъ значеніи слова).
   

ВТОРАЯ СЦЕНА.

   Штауффахеръ: Вотъ отъ дыханія у губъ ею шевелится перо. Умирающимъ клали на ротъ перышко, чтобы видѣть, дышать-ли они еще.
   Стр. 132. Мельхталь: Но знаете-ль, какъ онъ обиженъ былъ. Характерно для Мельхталя, что онъ объясняетъ личными мотивами поведеніе Телля, который на самомъ дѣлѣ дѣйствовалъ подъ давленіемъ обстоятельствъ.
   Гедвига: Сыновней жизнью, материнскимъ сердцемъ играете вы въ ярости слѣпой. Гедвигѣ невѣрно передали то, что было въ Альторфѣ. Мы знаемъ слова Геосфера (стр. 122). Стрѣляй! Не то -- погибнете вы оба.-- Гдѣ были вы, когда его при васъ въ оковы заключали. Баумгартенъ совсѣмъ не былъ при этомъ.-- Какъ роза Алы" отъ воздуха болотъ тускнѣетъ. Альпійская роза, лучшее украшеніе Альпъ, растетъ хорошо только на высокихъ вершинахъ, въ долинахъ она вянетъ.
   Стр. 133. Аттингаузенъ: Я живъ, пока страдаю, боли нѣтъ -- страданья и надежда отлетѣли. Боль признакъ жизни; переставъ страдать, Аттингаузенъ чувствуетъ близость смерти.
   Стр. 134. Аттингаузенъ: А крѣпкіе ихъ замки въ городахъ. Не въ городахъ, которые сами представляли собой крѣпости, а въ странѣ (въ подлинникѣ in den Landen).-- А рыцари участвуютъ въ союзѣ? Вслѣдствіе неправильнаго развитія военнаго дѣла въ Германіи въ это время видѣли защитниковъ отечества исключительно въ дворянахъ. Въ Швейцаріи сохранились старыя традиціи. и отсюда всеобщая воинская повинность распространилась по всей Европѣ. Но старикъ Аттингаузенъ не можетъ примириться съ мыслью, что селянинъ идетъ на этотъ подвигъ самъ отъ себя, безъ помощи вельможъ -- Владѣтели изъ замковъ выѣзжаютъ, чтобъ городамъ присягу принести и т. д. Рыцари вступали въ число гражданъ городовъ, принося имъ присягу. Этотъ процессъ уже начался въ Уэтландѣ и Тургау.-- И громкими дѣлами прославятся ущелья горъ родныхъ. Подобно Іоаннѣ въ "Орлеанской дѣвѣ". Аттингаузенъ предсказываетъ здѣсь будущее родины -- славныя побѣды швейцарскихъ "пастуховъ" надъ австрійцами при Моргартенѣ (1315), Земпахѣ (1386), Нефельсѣ (1388); надъ бургундцами при Грансонѣ и Муртенѣ (1476) -- Тамъ поселянинъ съ грудью обнаженной -- намекъ на подвигъ Арнольда фонъ Винкельрида (см. въ словарѣ).-- Живите дружно. Въ подлинникѣ ярче -- "будьте едины" -- и этотъ возгласъ долженъ быль производить особенно глубокое впечатлѣніе въ раздираемой раздорами Германіи 1804 года, когда законченъ былъ Телль.
   Стр. 135. Вальтеръ Фюрстъ: Другое имя замокъ получилъ. Въ сущности замокъ получилъ по другое имя, а другого владѣльца, который сямъ долженъ теперь называться по замку -- Руденцъ фонъ Аттингаузенъ.
   Сгр. 136. Руденцъ: Съ тобою въ ненавистный бракъ вступить. На это указывалъ и покойный Аттингаузенъ, и сама Берта.
   Мельхталь: Несетъ законъ другой пора другая. Сила обстоятельствъ измѣняетъ наши обязательства.
   

ТРЕТЬЯ СЦЕНА.

   Стр. 136. Утесистая дорога въ Кюснахтъ. Изображеніе ея см. на стр. 70. Она ведетъ въ Кюснахтъ изъ Иммензее, на берегу Цугскаго озера. На томъ мѣстѣ, гдѣ, по преданію, Теплъ выстрѣлилъ въ фогта, построена капелла.
   Стр. 138. Теплъ: Иль птицу рѣдкую, иль аммонитъ -- спирально свернутая окаменѣлая раковина; она напоминаетъ бараній рогъ и названа по имени Юпитера Аммона, котораго изображали съ бараньими рогами. И до крови себѣ подошвы рѣжетъ, чтобъ устоятъ на скользкой вышинѣ. Шейхцеръ разсказываетъ: "Случается, что охотникъ, зайдя далеко, не можетъ уже идти ни впередъ, ни назадъ и вынужденъ спасать свою жизнь отчаяннымъ прыжкомъ, причемъ для опоры у него -- скала не больше ладони. Въ этой крайней опасности онъ бросаетъ оружіе, снимаетъ башмаки, которымъ онъ ужъ не довѣряетъ, потому что они скользятъ, изрѣзываетъ себѣ ножомъ пятку или подошву, чтобы кровь, прилипая къ скалѣ, не давала его ногѣ скользить, затѣмъ присѣдаетъ и смѣло прыгаетъ".
   Штюсси (полевой сторожъ -- какъ писалъ самъ Шиллеръ фрейленъ фонъ Гехгаузенъ -- представляетъ собой въ драмѣ нѣчто вродѣ шекспировскаго шута): Вотъ женится нашъ мызникъ. Въ подлинникѣ Meier управляющій.-- Какой-то рыцарь ѣхалъ къ королю и т. я Эта исторія взята цѣликомъ у Чуди. Рыцарь, ѣхавшій къ королю Альбрехту, разсказываетъ ему, что долженъ былъ даже снять съ коня сѣдло и покрыть имъ себѣ голову, чтобы спастись отъ слѣпней. Король, выслушавъ, сказалъ: "Это нѣчто невѣроятное и не предвѣщаетъ ничего хорошаго".
   Стр. 139. (Телль встаетъ). Удачная деталь; извѣстіе о томъ, что фогтъ не проѣдетъ и что приходится отказаться отъ своего плана, такъ возбуждаетъ Телля, что онъ встаетъ.
   Гесслеръ: Я, какъ слуга, стараться долженъ угодитъ монарху. По Чуди, Гесслеръ въ отвѣтъ на жалобы народа по поводу его злодѣянія надъ старымъ Мельхталемъ сказалъ, что "онъ самъ этого не хотѣлъ, но король, слугой котораго онъ состоитъ, требуетъ этого и приказалъ ему такъ поступать".
   Стр. 140. Гесслеръ: Что началъ славно отецъ, то сынъ намѣренъ довершитъ. Король Альбрехтъ былъ сыномъ Рудольфа Габсбургскаго, основателя могущества Австріи.
   Армгарта: И сѣно коситъ тамъ на крутизнахъ. Въ подлинникѣ она называетъ своего мужа Wildheuer (отъ wild -- дикій и Heu -- сѣно) -- по Шейхцеру это -- "бѣдняки, которые но имѣютъ ни луговъ, ни горныхъ пастбищъ и потому вынуждены косить себѣ сѣно на крутыхъ откосахъ, куда хозяева не гонятъ скотъ на траву изъ боязни, что онъ отгула сорвется. Въ такихъ мѣстахъ косятъ эти люди кормъ, естественнымъ правомъ предназначенный скорѣе для дикихъ сернъ, чѣмъ для ручныхъ коровъ, съ величайшей опасностью, ибо часто они едва могутъ упереться одной ногой; поэтому они обыкновенно увязываютъ сѣно въ сѣтку и бросаютъ его со скалъ, причемъ случается, что всеобщій жнецъ людской (т. е. смерть) перерѣзаетъ одновременно и нить жизни".
   Стр. 141. Рудольфъ (вошедшимъ оруженосцамъ). Въ подлинникѣ Waffenknechten, то есть солдатамъ.
   Братья милосердія. Орденъ братьевъ милосердія основанъ лишь въ 1540 году.
   

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

ПЕРВАЯ СЦЕНА.

   Стр. 143. Мельхталь: Когда бъ онъ нашъ владѣтель только былъ, мы бъ для него не жертвовали жизнью. Мельхталь какъ бы забываетъ, что дѣло идетъ не о невѣстѣ Руденца, а о дѣвушкѣ, заключенной въ горящемъ зданіи.
   Вальтеръ Фюрстъ: Ахъ, Господи! Мой внукъ стоялъ подъ нею. Это невѣрно. Вальтеръ стоялъ не подъ шестомъ съ шляпой, а подъ липою.
   Стр. 141. Вальтеръ Фюрстъ: Да будетъ же теперь свободы знакомъ. Въ пьесѣ Амъ-Бюгеля (1792 г.) Телль хочетъ еще сорвать шляпу съ шеста; но Аттингаузенъ видитъ въ ней символъ свободы, и Штауффахеръ восклицаетъ: "И на будущія времена да будетъ она памятникомъ нашего союза!"
   Штауффахеръ: Достойный вѣры человѣкъ Гансъ Мюллеръ. Имя это избрано въ честь историка Іоанна Мюллера (1759--1809), трудъ котораго "Geschichten Schweizerischer Eidgenossenschaft" былъ главнымъ историческимъ источникомъ Шиллера.-- Король ею отцовское наслѣдье удерживалъ и т. д. Чуди: "Герцогъ Іоаннъ обратился къ королю, чтобы онъ возвратилъ ему землю и людей, доставшихся ему по наслѣдству отъ отца и матери; теперь онъ хочетъ самъ править. Король отвѣтилъ: "Будетъ время", и больше не сказалъ ничего. Эти слова и надменный отвѣтъ оскорбили герцога Ганса, и онъ въ слезахъ жаловался своимъ совѣтникамъ: Рудольфу барону фонъ Варту, Вальтеру барону фонъ Эшенбаху, Рудольфу барону фонъ Пальму, Конраду рыцарю фонъ Тегерфельдене и инымъ довѣреннымъ лицамъ и напомнилъ имъ о клятвѣ помогать ему, которую они въ прошломъ году принесли ему; ибо онъ хочетъ отмстить королю при удобномъ случаѣ". Король изъ Штейна ѣхалъ въ Баденъ и т. д. Чуди: "На слѣдующее майское утро, въ день Филиппа и Якова, король выѣхалъ изъ Бадена, чтобы навѣстить свою супругу Эльсбету, которую онъ оставилъ въ Рейнфельденѣ, и сдѣлать смотръ войску. Въ Виндишѣ герцогъ Гансъ австрійскій, его племянникъ, и четыре вышеупомянутые Бартъ, Эшенбахъ, Пальмъ и Тегерфельденъ устроили такъ, что они первые переправились съ королемъ черезъ Рейсъ; вся остальная свита ѣхала за ними. И вотъ, когда король ѣхалъ по полю, между Виндишемъ и Бругомъ, ничего не подозрѣвая и разговаривая съ господиномъ рыцаремъ Вальтеромъ фонъ Кастельнъ, на него напалъ Гансъ со своими сообщниками. Герцогъ Гансъ ударилъ короля кинжаломъ въ горло со словами: "Вотъ тебѣ, собака, за твое издѣвательство; теперь ты мнѣ отдашь мою вотчину". Господинъ Вальтеръ фонъ Эшенбахъ разсѣкъ королю голову, а господинъ Рудольфъ фонъ Пальмъ пронзилъ его мечомъ".
   Стр. 146. Языческій былъ городъ -- Виндовисса, извѣстная крѣпость, воздвигнутая римлянами на германской границѣ и разрушенная въ 594 году.
   Старушка тутъ сидѣла у дороги. Въ подлинникѣ просто "бѣдная женщина". Чуди: "Неподалеку отъ мѣста злодѣянія проходила простая бѣдная дѣвушка; она подхватила короля, когда онъ упалъ съ коня, и онъ умеръ на ея рукахъ".
   Мельхталь: Такъ самъ себѣ могилу ископалъ, кто, ненасытный, все имѣть желалъ. Чуди: "Такъ лишился жизни король, вслѣдствіе своей корысти и жадности, такъ что былъ убитъ на своей вотчинѣ, въ графствѣ Габсбургъ".
   Штауффахеръ: И ужасомъ объята вся страна.
   Чуди: "Повсюду водворилось страшное безпокойство, и вся страна была охвачена ужасомъ, всѣ боялись великой борьбы и все же въ странѣ было тише, чѣмъ можно было ожидать, и, пожалуй, лучше, чѣмъ раньше".-- Свои границы каждый стережетъ, и древній Цюрихъ затворилъ ворота. Чуди: "Едва по странѣ разнесся слухъ о смерти короля, города и крѣпости были повсюду укрѣплены, ворота на-ночь заперты и заняты солдатами. Ворота Цюриха тридцать лѣтъ стояли открытыми, такъ что ихъ не запирали ни днемъ, ни ночью, хотя городъ за это время имѣлъ враговъ; теперь же они были заперты, чтобы никто изъ виновныхъ въ убійствѣ не укрылся въ городѣ, которому пришлось бы отвѣчать за это". Ужъ грозная Агнеса, королева венгерская, идетъ оттуда съ войскомъ, забывши нѣжность пола своего. Чуди: "Особенно дочь короля Агнеса, вдова короля венгерскаго Андрея, свирѣпствовала болѣе, чѣмъ безчеловѣчно и недостойно женщины".
   -- И кровью омоется, какъ, майскою росой. Чуди разсказываетъ, что послѣ взятія Фарваргена, замка барона Пальма, Агнеса ходила по крови шестидесяти трехъ воиновъ, обезглавленныхъ на ея глазахъ, приговаривая, что "купается въ майской росѣ". Купаться въ росѣ въ маѣ считалось очень полезнымъ для здоровья. Они, свершивъ убійство, разбѣжались на пятъ сторонъ различныхъ. Чуди: "Совершивъ свое дѣло, герцогъ Гансъ и его сообщники разбѣжались куда кто могъ. Герцогъ Гансъ направился скрытыми путями чрезъ Цугъ и ночью тайно прибылъ въ монастырь Эйнзидельнъ, гдѣ его никто не зналъ, и гдѣ онъ оставался въ теченіе нѣсколькихъ дней".-- Графъ Люксембургъ намѣченъ большинствомъ. Никакихъ свѣдѣній о томъ, что графъ былъ въ это время уже "намѣченъ большинствомъ", мы не имѣемъ. Императоромъ подъ именемъ Генриха VII онъ, дѣйствительно, былъ избранъ въ 1308 г.
   Многіе голоса: Мы ей ужъ не подвластны. Необходимо помнить, что швейцарцы считали себя подвластными Альбрехту, какъ выборному императору германскому, санъ котораго, конечно, переходилъ не къ его австрійскимъ наслѣдникамъ, но къ новому избраннику курфюрстовъ. Письмо королевы Елизаветы и отвѣтъ кантоновъ переданы у Чуди въ такомъ видѣ: "Хотя покойный король Альбрехтъ очень тѣснилъ кантоны и грозилъ имъ войной, дѣло обошлось безъ войны и ихъ стали умасливать хорошими словами; ибо явилось безпокойство, какъ бы они не стали на сторону герцога Ганса и убійцъ. Королева отправила къ нимъ цѣлое посланіе, гдѣ жаловалась на убійство своего супруга и просила ихъ не давать защиты и убѣжища злодѣяніямъ и помочь ей отомстить за убійство; этого имъ королева и ея сыновья никогда не забудутъ. Представители кантоновъ единогласно отвѣтили: хотя теперь они имѣютъ случай отомстить за великія насилія и позоръ, нанесенный имъ королемъ, который не подтвердилъ ихъ привилегій, но старался отобрать ихъ и подчинить, при посредствѣ своихъ чиновниковъ, кантоны своей власти, они, однако, не такъ мстительны, какъ слѣдовало бы. Но мстить за смерть короля, отъ котораго они не видѣли никогда ничего хорошаго, и преслѣдовать убійцъ, которые имъ не причинили никакого зла, -- не ихъ дѣло. Герцогъ Гансъ и его сообщники тоже обратились къ кантонамъ съ просьбой о помощи, но и они получили отказъ, такъ какъ кантоны не хотѣли вмѣшиваться въ это дѣло".
   

ВТОРАЯ СЦЕНА.

   Сцена съ Паррицидой по справедливости считается ахиллесовой пятой замѣчательной драмы. Здѣсь мы имѣемъ одинъ изъ тѣхъ рѣдкихъ у истинно великаго поэта случаевъ, когда художественныя требованія подчиняются инымъ соображеніямъ и искусство мститъ за себя! "Лишь по самымъ серьезнымъ соображеніямъ,-- говорить Ципперъ,-- можно въ развязкѣ драмы вводить новое дѣйствующее лицо. Цареубійца не имѣетъ для развитія дѣйствія Телля никакого значенія.-- и однако поэтъ вводитъ его къ концу пьесы. Въ свѣтлую атмосферу мира и свободы врывается мрачный образъ страшнаго преступника. И что же мы видимъ! Простой, открытый, скромный, смѣлый Телль мгновенно мѣняется: онъ трусливо удаляетъ жену и дѣтей, человѣка и безъ того раздавленнаго судьбой онъ осыпаетъ жестокими упреками, онъ пускается въ хитроумное различеніе поступка своего и своего гостя, онъ произноситъ себѣ хвалебныя рѣчи и безпощадно осуждаетъ Паррициду. Удивительная безвкусица, и герой близокъ къ тому, чтобы потерять всѣ симпатіи". Кромѣ перемѣны въ политическихъ воззрѣніяхъ Шиллера, охарактеризованной въ предисловіи къ "Теллю" (т. III, стр. 69) и въ объясненіи къ "Словамъ вѣры" (т. I) здѣсь играли роль и иныя, также практическія, но не поэтическія соображенія. "Это была уступка, которую онъ нашелъ нужнымъ сдѣлать своему времени и своей публикѣ... Правда, Геслеръ не монархъ, но онъ представитель монарха, намѣстникъ Альбрехта; поступокъ Телля могъ казаться худшимъ политическимъ преступленіемъ, и во всякомъ случаѣ, чѣмъ то очень близкимъ къ цареубійству. Если мы примемъ во вниманіе тотъ фактъ, что черезъ много десятилѣтій послѣ "Телля" "Маскарадъ" Обера могъ появиться на сценѣ лишь послѣ того, какъ убійство короля Шведскаго Августа III Анкерстремомъ было передѣлано въ убійство испанскаго губернатора въ Вестъ-Индіи, то мы поймемъ чрезмѣрную осторожность Шиллера. Для него было недостаточно, что каждый безпристрастный человѣкъ могъ видѣть оправданіе поступка Телля въ обстоятельствахъ; для него было недостаточно, что его герой подробно распространялся о мотивахъ своего чрезвычайнаго поступка въ большомъ монологѣ прошлаго дѣйствія; онъ сдѣлалъ еще нѣчто: онъ противопоставилъ убійцу фогта цареубійцѣ, чтобы посредствомъ этого противоположенія выставить своего героя въ полномъ блескѣ невинности и подвига. Но его выстрѣлъ попалъ дальше цѣли". (Ципперъ).
   Стр. 147. Монахъ показывается въ дверяхъ. Чуди сообщаетъ, что герцогъ Гансъ, послѣ пребыванія въ нѣсколькихъ монастыряхъ, бѣжалъ черезъ горы въ Италію, переодѣтый монахомъ. Онъ умеръ въ Пизѣ августинскимъ монахомъ. Въ связи съ этимъ стоить указаніе Шиллера (въ письмахъ), что Паррицида долженъ быть одѣтъ въ бѣлую, а не черную рясу.
   Стр. 148. Телль: Она страну спасла и защитила. Въ подлинникѣ: "Васъ защитила и спасла страну".
   Стр. 150. Телль: Ты, обагренный кровью отцеубійства. Альбрехтъ былъ опекуномъ герцога Іоанна и по римскому праву считался его отцомъ (patris loco). Паррицида значитъ по-латыни отцеубійца.-- Такъ молодъ онъ. Паррицидѣ было въ это время всего восемнадцать лѣтъ.
   Паррицида: Я видѣлъ, какъ счастливая юность Леопольда увѣнчанная почестьми цвѣла.
   Мюллеръ: "Герцогъ Іоаннъ (разжигаемый видомъ герцога Леопольда, сына короля, своего ровесника, осыпаннаго почестями и помѣстьями...) просилъ у короля землю".
   Стр. 151. Телль: Что другъ тебя не защититъ, а вранъ съ тобою можетъ дѣлать все, что хочетъ. По обычной формулѣ того времени приговоръ императора Генриха VII надъ убійцами короля Альбрехта гласилъ: "Преступники лишены сношеній съ друзьями и предоставлены врагамъ".
   Ступай въ Италію, въ священный градъ Нешто. По преданію, которое Шиллеръ прочелъ у Штумифа, Паррицида замолилъ свой грѣхъ предъ папой. По краю бездны тамъ идетъ дорога: Готтардская дорога -- излюбленный въ средніе вѣка путь черезъ Альпы изъ Германіи въ Италію. Тотъ же путь описанъ въ "Горной пѣснѣ" (т. I, стр. 151), написанной одновременно съ "Теллемъ".-- По ней стоятъ кресты. Феей: "отъ Геменена до Чортова Моста стоятъ 23 креста въ память убитыхъ падающими сверху камнями".-- Ты придешь къ мосту -- Чертову мосту, всегда покрытому брызгами Рейсса.-- Увидишь мрачный ходъ -- такъ называемая "Уриская дыра", туннель въ 70 метровъ длины, сооруженный, однако, лишь въ 1707 году.-- Въ веселую, цвѣтущую долину.
   Мюллеръ: "Урзеренъ, по ту сторону Чортова моста,-- это долина,-- куда ведетъ крутая тропинка черезъ пробитую скалу и гдѣ природа улыбается; все зелено, все покрыто зеленой травой и всевозможными цвѣтами".
   Стр. 292. Они оба уходятъ въ разныя стороны. Телль выходитъ въ переднюю дверь навстрѣчу крестьянамъ, Паррицида уходить чрезъ заднюю дверь, чтобы незамѣтно скрыться.
   Поселяне, судя по припискѣ въ одной изъ рукописей -- и поселянки и "среди нихъ Гертруда (жена Штауффахера), Армгарта, Эльсбета, Мехтильда и Гильдегарда".
   По гамбургскому театральному манускрипту въ заключеніе всѣ трижды восклицаютъ: "Свобода. Свобода! Свобода!"
   

Русскіе переводы.

   1. Монологъ Вильгельма Телля.(Начало третьей сцены четвертаго дѣйствія). "Библ. для Чт.". 1822, кн. 1, стр. 163. Переводчикъ не названъ.
   2. Изъ трагедіи "Вильгельмъ Телль". Дѣйствіе І-е. Перев. С. Шевырева. "Моск. Вѣстн.". 1829, ч. I.
   3. Монологъ изъ траг. "Вильгельмъ Телль". Пер. Я. Т--ва. "Моск. Телеграфъ". 1829, ч. XXV, стр. 33.
   4. Вильгельмъ Телль. Траг. въ 5 д. Перев. А. Ротчева. М. 1829. 8о.
   5. Первое дѣйствіе драмы "Вильгельмъ Телль". Перев. Н. Борисова. "Сынъ Отеч.". 1842, 8, отд. IV, стр. 1.
   6. Вильгельмъ Телль. Драма въ 5 д. Перев. Ѳ. Миллера. "Москвитянинъ". 1843. No 8, отд. I, стр. 1. и отд. М. 1843. Тоже въ Гербелевскомъ изд. Шиллера. Переводъ воспроизведенъ и въ нашемъ изданіи, съ замѣною около 300 невѣрно переведенныхъ стиховъ соотвѣтствующими стихами изъ перевода Криля.
   7. Сцены изъ драмы "Вильгельмъ Телль". (Вторая сцена третьяго дѣйствія). Перев. Н. Борисова. "Архангельскій Литерат. Сборникъ". 1841, стр. 66.
   8. Вильгельмъ Телль. Драма въ 5 д. Перев. Петра Вародисъ. М. 1887. 8о.
   9. Вильгельмъ Телль. Драма въ 5 д. Перев. А. А. Криль. (Изъ журн. "Артистъ" 1892, кн. 9, No 20, сент.; 1--12, кн. 10, No 23, окт., кн. 11, No 24, ноябрь 1--11; кн. 12, дек.; No 25, 1--8). М. 1893, 8о.
   10. Вильгельмъ Телль. Драма въ 5 д.Перев. Гомберга. Изд. Ф. А. Іогансона. Кіевъ. 1893 и 1899. 16о.
   

Объясненія къ рисункамъ.

ВИЛЬГЕЛЬМЪ ТЕЛЛЬ.

Рисунки Гроть-Іоганна.

   297. Ущелье Hohle Gasse, гдѣ по преданію Телль убилъ Гесслера.
   298. Новый памятникъ Вильгельму Теллю въ Альт(тд)орфѣ (сооруженъ въ 1895 г.).
   299. Теллевская площадка (Tell's Platte) и Теллевская часовня на озерѣ Ури. Здѣсь, по преданію, Телль выскочилъ изъ лодки Гесслера.
   300. Рютли.
   301. Альт(тд)орфъ. Общій видъ.
   302. Старый памятникъ Вильгельму Теллю въ Альт(тд)орфѣ.
   303. Общій видъ новаго памятника Вильгельму Теллю въ Альт(тд)орфѣ (сооруженъ 1895).
   304. Телль и Гесслеръ. Гравюра, приложенная къ первому изданію "Вильгельма Телля".
   305. Іенни (поетъ въ лодкѣ) Куони (поетъ на горѣ) Зерни (является на вершинѣ противоположной скалы). (Дѣйствіе первое, первая сцена; стр. 81).
   306. Первый (увидя лодку). А, дьяволъ!
   Смотри-ка! (Дѣйст. перв., перв. сц. стр 86).
   307. Глашатай. Во имя императора: внимайте! (Дѣйст. перв., третья сц.; стр. 90).
   308. Вальтеръ Фюрстъ и Мельхталь. На жизнь и смерть! (Дѣйствіе первое, четвертая сцена).
   309. Останься съ нами только въ этотъ день! (Беретъ его за руку). (Дѣйствіе второе, первая сцена; стр. 100).
   310. На Рютли.
   311. Ни въ горѣ, ни въ бѣдѣ не разлучимся.
   (Всѣ повторяютъ, поднявъ три перста). (Дѣйствіе второе, вторая сцена)
   312. И вдругъ со мною встрѣтился ландфогтъ. (Дѣйствіе третье, первая сц.; стр. 112).
   313. Нѣтъ, матушка. Пусти меня съ отцомъ. (Дѣйств. третье, первая сц.; стр. 114).
   314. (Она идетъ къ воротамъ и долго провожаетъ глазами уходящихъ). (Дѣйствіе третье, первая сцена).
   315. Входитъ Берта въ охотничьемъ платьѣ, вслѣдъ за нею Руденцъ. (Дѣйств. третье, сц. вторая; стр. 114).
   316. Телль. Пусти, пріятель! (Дѣйствіе третье, сцена третья; стр. 118)
   317. Довольно, господинъ ландфогтъ! Довольно! (Дѣйствіе третье, сц. третья; стр. 124).
   318. Вынимаетъ изъ-за пазухи стрѣлу. (Дѣйствіе третье, сцена третья; стр. 127).
   319. Телль (показывая на небо). Тамъ твой Отецъ. (Дѣйствіе третье, сцена третья; стр. 127).
   320. Мальчикъ (указывая налѣво). Ахъ,
   батюшка, изъ Флюельна ладья! (Дѣйствіе четвертое, сцена первая; стр. 129).
   321. Любезные, невинные малютки! Чтобъ васъ спасти отъ мщенія тирана, свою стрѣлу извлекъ. (Дѣйствіе четвертое, третья сцена; стр. 188).
   322. (Упадаетъ съ лошади на руки Рудольфа). (Дѣйствіе четвертое, третья сц.; стр. 141).
   323. (Раздаются мощные звуки рога Ури). (Дѣйствіе пятое, первая сц.; стр. 143).
   324. Вильгельмъ. Ахъ матушка, смотри -- пришелъ монахъ. (Дѣйствіе пятое, сцена вторая; стр. 147).
   Рисунки 297--303 воспроизведены частью но книгъ "Meine Beise durch die Schweiz", частью по фотографіямъ, собраннымъ на мѣстѣ.
   Рисунки 306--308, 311, 314, 316--18, 320--22, 324 (А. Баура) взяты изъ роскошнаго изданія Фишеръ-Гальбергера, остальные изъ роскошнаго изданія "Телля" съ рис. Ф. Шверера.
   

Приложенія на отдѣльныхъ листахъ.

I.
Фотогравюры (Schiller-Gallerіе).

   21. Вильгельмъ Телль. Смерть Аттингаузена. (Дѣйствіе IV, сцена II). Композиція К. Іегера.
   Примѣчаніе. При описаніи фотогравюръ, приложенныхъ къ I т., пропущена композиція Пиксиса "Юноша у ручья". Благодаря этому нумерація фотогравюръ невѣрна: всего въ I и 11 т.~ 19 фотогравюръ, а указано только 18.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru