Аннотация: Geschichte des Dreißigjährigen Krieges.
Перевод А. Г. Горнфельда (1902)
Собраніе сочиненій Шиллера въ переводѣ русскихъ писателей. Подъ ред. С. А. Венгерова. Томъ IV. С.-Пб., 1902
Исторія Тридцатилѣтней войны. Переводъ А. Г. Горнфельда
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
КНИГА ПЕРВАЯ.
Съ начала религіозной войны въ Германіи вплоть до Мюнстерскаго мира въ политическомъ мірѣ Европы едвали можно указать какое либо значительное и выдающееся событіе, въ которомъ важнѣйшее участіе не принадлежало бы реформаціи. Всѣ міровыя событія, относящіяся къ этой зпохѣ, находятся въ связи съ религіозной реформой или даже ведутъ свое начало отъ нея, и не было ни одного большого или малаго государства, которое въ большей или меньшей степени, косвенно или непосредственно не испытало бы на себѣ ея вліянія.
Почти все употребленіе, какое испанскій домъ дѣлалъ изъ своихъ громадныхъ политическихъ силъ, было направлено противъ новыхъ воззрѣній или ихъ приверженцевъ. Реформація была причиной междуусобія, которое потрясало основы Франціи въ продолженіе четырехъ бурныхъ правленій, внесло иноземное оружіе въ самыя нѣдра этой страны и въ теченіе цѣлаго полувѣку дѣлало ее ареной прискорбнѣйшаго разложенія. Реформація сдѣлала испанское иго невыносимымъ для нидерландцевъ и пробудила въ этомъ народѣ стремленіе и смѣлость сбросить его съ себя, а также въ значительной степени дала ему и силы для этого подвига. Все злое, что предпринималъ Филиппъ II противъ королевы англійской Елизаветы, было местью за то, что она защищала отъ него его протестантскихъ подданныхъ и стала во главѣ религіозной партіи, которую омъ стремился стереть съ лица земли. Церковный расколъ имѣлъ въ Германіи слѣдствіемъ продолжительный политическій разрывъ, который, правда, отдалъ эту страну въ жертву вѣковой смутѣ, но зато воздвигъ непреодолимый оплотъ противъ надвигавшагося на нее политическаго угнетенія. Реформація была одной изъ важнѣйшихъ причинъ, по которымъ сѣверныя державы, Данія и Швеція, впервые вошли въ систему европейскихъ государствъ, такъ какъ союзъ протестантскихъ государствъ былъ усиленъ ихъ участіемъ и такъ какъ союзъ этотъ сталъ необходимъ для нихъ самихъ. Государства, ранѣе едва существовавшія другъ для друга, подъ вліяніемъ реформаціи стали тѣсно сближаться между собою и начали объединяться въ новой политической симпатіи. Подобно тому какъ граждане вслѣдствіе реформаціи стали въ новыя отношенія къ своимъ согражданамъ, а повелители къ своимъ подданнымъ, такъ стали въ новыя взаимоотношенія и цѣлыя государства. Правда, страшно и тяжко было первое проявленіе этой всеобщей политической симпатіи -- опустошительная тридцатилѣтняя война, которая отъ глубины Богемскаго лѣса до устья Шельды, отъ береговъ По до прибрежья Балтійскаго моря дѣлала безлюдными цѣлыя страны, истребляла жатвы, обращала въ пепелъ города и деревни; война, въ которой нашли гибель многія тысячи воиновъ, которая на цѣлую половину столѣтія погасила вспыхнувшую въ Германіи искру культуры и едва зародившіеся добрые нравы возвратила къ прежней варварской дикости. Но свободная и непорабощенная вышла Европа изъ этой страшной войны, въ которой она впервые познала себя какъ цѣлокупную общину государствъ; и одного этого взаимнаго участія государствъ, впервые зародившагося, собственно, въ эту войну, было бы достаточно, чтобы примирить гуманнаго всечеловѣка съ ея ужасами. Рука прилежанія незамѣтно загладила всѣ пагубные слѣды этой войны; но благодѣянія, сопровождавшія ее, остались вовѣки вѣковъ. Та самая всеобщая симпатія государствъ, которая сообщила толчокъ въ Богеміи цѣлой половинѣ Европы, охраняетъ теперь миръ, положившій конецъ этой войнѣ. Подобно тому, какъ пламя опустошенія, вырвавшись изъ нѣдръ Богеміи, Моравіи и Австріи,-- охватило Германію, Францію, половину Европы, точно такъ же факелъ культуры, зажженный въ послѣднихъ государствахъ, освѣтитъ эти страны.
Все это было дѣломъ религіи. Она одна могла сдѣлать возможнымъ случившееся, но все это было сдѣлано далеко не для нея и совсѣмъ не изъ-за нея. Если бы вскорѣ не присоединились къ ней частные интересы и государственная выгода, то никогда голосъ богослововъ и народа не встрѣтилѣбы въ государяхъ такой готовности, никогда новое ученіе не нашло-бы столь многочисленныхъ, столь мужественныхъ и стойкихъ поборниковъ. Наибольшая доля участія въ церковномъ переворотѣ принадлежитъ безспорно всепобѣждающей мощи истины или того, что смѣшивали съ истиной. Злоупотребленія старой церкви, безсмыслица многихъ ея ученій, неумѣренность ея требованій несомнѣнно должны были возмутить душу, уже охваченную чаяніемъ лучшаго свѣта, должны были склонить ее къ новой вѣрѣ. Прелесть независимости, разсчетъ на богатую добычу отъ церковныхъ имуществъ должны были стать для государей соблазномъ перемѣнить вѣру и въ немалой степени усилить въ нихъ вѣсъ внутренняго убѣжденія; но лишь соображенія политическія могли понудить ихъ къ этому. Если-бы Карлъ V, чрезмѣрно упоенный своимъ счастьемъ, не позволилъ себѣ наложить руку на политическую свободу нѣмецкихъ сословій, то едва-ли протестантскій союзъ всталъ бы съ оружіемъ въ рукахъ на защиту религіозной свободы. Если-бы не властолюбіе Гизовъ, едва ли кальвинистамъ во Франціи пришлось-бы видѣть Конде или Колиньи своими главами; если-бы не требованіе десятаго и двадцатаго пфенига, св. престолъ никогда не потерялъ бы Соединенныхъ Нидерландовъ. Государи воевали для самозащиты или ради увеличенія своихъ владѣній; религіозный энтузіазмъ набиралъ имъ арміи и открывалъ имъ сокровищницы ихъ народовъ. Масса, въ тѣхъ рѣдкихъ случаяхъ, когда ее собирала подъ ихъ знамена не просто надежда на добычу, вѣрила, что проливаетъ кровь за истину; на самомъ дѣлѣ она проливала ее изъ за выгоды государей.
И счастье для народовъ, что на этотъ разъ выгода государей шла рука объ руку съ ихъ выгодой. Лишь этому случайному обстоятельству обязаны они своимъ освобожденіемъ отъ папства. Счастье государей, что ихъ подданный, сражаясь за ихъ интересы, тѣмъ самымъ боролся и за свои. Въ эпоху, о которой идетъ рѣчь, въ Европѣ не было государя на столько самодержавнаго, чтобы онъ, преслѣдуя свои политическія цѣли, имѣлъ возможность не считаться съ доброй волей своихъ подданныхъ. А между тѣмъ, какъ трудно было склонить эту добрую волю народовъ къ своимъ политическимъ цѣлямъ и привести ее въ дѣйствіе. Убѣдительнѣйшія доказательства, заимствованныя изъ области государственныхъ соображеній, оставляютъ подданнаго холоднымъ; онъ рѣдко понимаетъ ихъ и еще рѣже интересуется ими. Въ этомъ случаѣ умѣлому политику остается одно: связать интересы кабинета съ какими либо иными интересами, болѣе близкими народу, и если такихъ интересовъ нѣтъ на-лицо, то создать ихъ.
Въ такомъ именно положеніи находилось большинство государей, вставшихъ на защиту реформаціи. По своеобразному стеченію обстоятельствъ, церковный расколъ совпалъ съ двумя политическими явленіями, безъ которыхъ ему, вѣроятно, пришлось бы принять совсѣмъ иное направленіе.
Это были: неожиданно возросшее могущество австрійскаго дома, ставшее угрозой для европейской свободы, и ревностная преданность этого дома старой религіи. Первое возбудило государей, второе вооружило ихъ народы.
Освобожденіе отъ чуждой юрисдикціи въ ихъ государствахъ, пріобрѣтеніе высшей власти въ дѣлахъ духовныхъ, сокращеніе постояннаго отлива денегъ въ Римъ, разсчетъ на богатую добычу отъ духовныхъ имуществъ,-- таковы были выгоды, одинаково соблазнительныя для всякаго государя; почему, можно спросить, не подѣйствовали онѣ такимъ же образомъ на государей австрійскаго дома? Что мѣшало атому дому, а особенно нѣмецкой линіи его, обратить вниманіе на настоятельныя требованія столь многихъ своихъ подданныхъ и по примѣру другихъ улучшить свое положеніе на счетъ беззащитнаго духовенства? Едва-ли вѣроятно, что убѣжденіе въ непогрѣшимости римской церкви играло въ набожной стойкости этого дома большую роль, чѣмъ та, которую убѣжденіе въ противоположномъ съиграло въ отпаденіи протестантскихъ государей. Много побудительныхъ причинъ соединилось для того, чтобы сдѣлать австрійскихъ государей опорой папства. Испанія и Италія, откуда австрійская держава черпала значительную долю своей мощи, были преданы папскому престолу съ слѣпымъ повиновеніемъ, которое особенно отличало испанцевъ еще во времена готскаго владычества. Ничтожнѣйшее сближеніе съ ненавистными ученіями Лютера и Кальвина должно было невозвратимо оторвать отъ повелителя Испаніи сердца его подданныхъ; разрывъ съ папствомъ могъ ему стоить этого королевства. Испанскій король долженъ былъ оставаться католическимъ государемъ или сойти съ трона. То же самое обязательство возлагали на него и итальянскія владѣнія, къ которымъ онъ, пожалуй, вынужденъ былъ относиться еще болѣе осторожно, чѣмъ къ своимъ испанцамъ, потому что они гораздо менѣе терпѣливо сносили иноземное иго и очень легко могли свергнуть его съ себя. Къ послѣднему присоединялось то обстоятельство, что въ этихъ странахъ Франція являлась его соперникомъ и папа сосѣдомъ -- достаточно важныя препятствія объявить себя сторонникомъ партіи, стремившейся къ уничтоженію авторитета папы; достаточно важныя основанія связать себя съ послѣднимъ дѣятельнѣйшею преданностью старой религіи.
Эти общія причины, которыя должны были имѣть одинаковое значеніе для каждаго испанскаго монарха, находили у каждаго поддержку еще въ особыхъ мотивахъ. Карлъ V имѣлъ въ Италіи опаснаго соперника въ лицѣ короля французскаго, которому эта страна бросилась-бы въ объятія въ тотъ самый моментъ, какъ Карлъ былъ-бы заподозрѣнъ въ склонности къ ереси. Тѣ именно проекты, которые Карлъ преслѣдовалъ съ особеннымъ жаромъ, могли возбудить недовѣріе въ католикахъ и пререканія съ церковью. Когда Карлу V пришлось выбирать между обѣими религіозными партіями, новая вѣра не успѣла еще пріобрѣсти его уваженіе; къ тому-же тогда были еще довольно основательны надежды на полюбовное примиреніе церквей. Въ его сынѣ и наслѣдникѣ Филиппѣ II монашеское воспитаніе въ соединеніи съ деспотическимъ, мрачнымъ характеромъ выросло въ непримиримую ненависть ко всякимъ новшествамъ въ дѣлахъ религіи, что едва-ли могло быть смягчено тѣмъ обстоятельствомъ, что его злѣйшіе политическіе противники были въ то же время врагами его религіи. Такъ какъ его европейскія владѣнія, разсѣянныя среди столь многихъ чужихъ государствъ, были повсюду открыты воздѣйствію чужихъ воззрѣній, то онъ, разумѣется, не могъ смотрѣть равнодушно на успѣхи реформаціи въ другихъ странахъ, и его ближайшіе государственные интересы заставляли его стать на сторону старой церкви, для того, чтобы заглушить самые источники еретической заразы. Такимъ образомъ естественный ходъ вещей ставилъ этого государя во главѣ католичества и союза, заключеннаго папистами противъ сторонниковъ нововведеній. То, что соблюдалось во время долгихъ и дѣятельныхъ правленій Карла V и Филиппа II, осталось закономъ и для слѣдующихъ, и чѣмъ болѣе усиливался расколъ въ лонѣ церкви, тѣмъ крѣпче должна была Испанія держаться католицизма.
Нѣмецкая линія австрійскаго дома была какъ будто свободнѣе; но если многія изъ этихъ препятствій были для нея не существенны, то ее связывали другія отношенія. Корона священной римской имперіи, совершенно немыслимая на протестантѣ (ибо какъ могъ отступникъ отъ римской церкви носить римскую императорскую корону?), связывала преемника Фердинанда I съ папскимъ престоломъ; самъ Фердинандъ по религіознымъ соображеніямъ былъ искренно преданъ этому престолу. Къ тому-же нѣмецко-австрійскіе государи не были достаточно сильны, чтобы обойтись безъ испанской поддержки, которой они неминуемо лишились бы, благопріятствуя новой религіи. Съ другой стороны, ихъ императорскій санъ заставлялъ ихъ встать на защиту нѣмецкой имперской системы, которая была основой ихъ сана и которую стремилась разрушить протестантская половина имперіи. Если прибавить къ этому равнодушіе протестантовъ къ стѣоненному положенію императоровъ и къ общимъ опасностямъ имперіи, ихъ насильственное вмѣшательство въ мірскіе интересы церкви и ихъ враждебное поведеніе тамъ, гдѣ они чувствовали себя сильнѣе, то легко понять, какимъ образомъ взаимодѣйствіе столь многихъ причинъ удержало императоровъ на сторонѣ папства и какъ ихъ собственные интересы должны были вполнѣ отождествиться съ интересами католической религіи. Такъ какъ, быть можетъ, вся судьба этой религіи зависѣла отъ рѣшенія, принятаго австрійскимъ домомъ, то вся Европа должна была смотрѣть на государей австрійскихъ, какъ на столповъ папства. Ненависть протестантовъ къ послѣднему обратилась поэтому единодушно противъ Австріи и понемногу смѣшала защитника съ дѣломъ, которое онъ защищалъ.
А между тѣмъ этотъ самый австрійскій домъ, непримиримый противникъ реформаціи, своими честолюбивыми замыслами, находившими поддержку въ его громадной силѣ, сталъ грозить политической свободѣ европейскихъ государствъ, а особенно нѣмецкихъ чиновъ. Это обстоятельство должно было возбудить въ нихъ тревогу и обратить вниманіе на самозащиту. Обычныхъ средствъ ни въ какомъ случаѣ не могло хватить на борьбу съ столь грозной силой. Имъ пришлось потребовать отъ своихъ подданныхъ необычайнаго напряженія и,-- такъ какъ и этого далеко не было достаточно -- просить помощи у своихъ сосѣдей и при посредствѣ союзовъ бороться сообща съ силой, противъ которой каждому изъ нихъ порознь не удалось-бы устоять.
Но важныя политическія соображенія, заставлявшія государей бороться съ успѣхами Австріи, были чужды ихъ подданнымъ. Лишь непосредственныя бѣдствія могутъ привести народъ въ движеніе, а дальновидная политика не можетъ ихъ выжидать. Трудно пришлось бы, стало быть, государямъ, если бы, на ихъ счастье, къ этому не присоединилась иная причина, охватившая народъ страстью и зажегшая въ немъ одушевленіе, которое могло быть направлено и противъ политической опасности, въ виду того, что и народу и государямъ предстояло бороться съ однимъ и тѣмъ-же. Этой причиной была открытая ненависть къ религіи, на защиту которой всталъ австрійскій домъ, фанатическая приверженность къ ученію, которое этотъ домъ старался искоренить огнемъ и мечемъ. Горяча была эта приверженность, неутолима эта ненависть; религіозный фанатизмъ боится самой отдаленной опасности; изступленіе никогда не разсчитываетъ, чѣмъ жертвуетъ. Чего не могла сдѣлать съ гражданами рѣшительная опасность, грозившая государству, то сдѣлало религіозное одушевленіе. Немного рукъ добровольно взялось бы за оружіе ради государства, изъ за интересовъ государя; ради вѣры хваталисьза мечъ купецъ, художникъ, земледѣлецъ. Ради государства или ради государя старались бы уклониться отъ самаго незначительнаго чрезвычайнаго налога; ради религіи отдавали свое добро и жизнь, всѣ свои земныя надежды. Утроенныя суммы стекались теперь въ государственную казну, утроенное количество войскъ выступало въ поле; и въ бѣшеномъ возбужденіи, охватившемъ всѣ сердца, вслѣдствіе близкой опасности грозящей религіи, подданный не чувствовалъ ни тягости, ни напряженія, подъ бременемъ которыхъ онъ склонился бы истощенный въ болѣе спокойномъ душевномъ состояніи. Боязнь испанской инквизиціи, варѳоломеевскихъ ночей открываютъ принцу Оранскому, адмиралу Колицьи, королевѣ британской Елизаветѣ, протестантскимъ государямъ Германіи въ ихъ народахъ источники содѣйствія, до сихъ поръ совершенно непостижимые.
Но и при большемъ напряженіи усилій едва ли удалось бы сдѣлать что нибудь съ державой, которая была сильнѣе всякаго даже могущественнѣйшаго государя, взятаго въ отдѣльности. Между тѣмъ въ эпоху столь слабаго развитія политики лишь случайныя обстоятельства могли связать отдаленныя государства взаимопомощью. Различіе государственнаго устройства, законовъ, языка, нравовъ, національнаго характера, которое разбивало народы и страны на многочисленныя обособленныя единицы и точно раздѣляло ихъ непроходимой преградой, дѣлая одно государство нечувствительнымъ къ тяжкому положенію другого, а то возбуждая въ немъ даже враждебное злорадство. Эта преграда была разрушена реформаціей. Отдѣльные граждане и цѣлыя государства стали воодушевляться болѣе живымъ и болѣе близкимъ имъ интересомъ, чѣмъ національная выгода или любовь къ отечеству; интересомъ, который оставался совершенно независимымъ отъ гражданскихъ отношеній. Этотъ интересъ могъ связывать многія и даже отдаленнѣйшія государства и могъ, съ другой стороны, отсутствовать у гражданъ того же государства. Такимъ образомъ, французскій кальвинистъ могъ имѣть съ женевскимъ, англійскимъ, нѣмецкимъ или голландскимъ протестантомъ точку соприкосновенія, которой у него не было съ его католическими согражданами. Поэтому, въ одномъ чрезвычайно важномъ отношеніи онъ, такъ сказать, переставалъ быть гражданиномъ отдѣльнаго государства, ограничивать свое вниманіе и участіе однимъ этимъ государствомъ. Его кругозоръ расширяется: онъ начинаетъ по судьбѣ чуждыхъ странъ, держащихся одной съ нимъ вѣры, предвидѣть свою собственную судьбу и ихъ дѣло считать своимъ дѣломъ. Лишь теперь могли государи осмѣлиться представить дѣла иноземныя на обсужденіе собранія своихъ земскихъ чиновъ, теперь лишь могли они надѣяться найти въ нихъ вниманіе и быструю помощь. Эти чужія дѣла стали теперь своими, и единовѣрцу теперь охотно протягивали руку помощи, которой раньше не дождались бы ни сосѣдъ, ни тѣмъ болѣе далекій чужеземецъ. Теперь пфальцскій гражданинъ бросаетъ свою родину, чтобы сражаться противъ общаго религіознаго врага за своего французскаго единовѣрца. Французскій подданный, обнажая мечъ противъ родины, которая преслѣдуетъ его, умираетъ за свободу Голландіи. Теперь швейцарцы бьются противъ швейцарцевъ нѣмцы противъ нѣмцевъ, рѣшая на берегахъ Луары и Сены вопросы престолонаслѣдія во Франціи. Датчанинъ переходитъ черезъ Эйдеръ, шведъ переправляется черезъ Бельтъ, чтобы разбить цѣпи, въ которыхъ томится Германія.
Очень трудно сказать, что сталось бы съ реформаціей и съ свободой германской имперіи, если бы грозный австрійскій домъ не сталъ противъ нея. Но можно, кажется, считать доказаннымъ, что ничто не препятствовало австрійскимъ государямъ въ ихъ стремленіи къ всемірной монархіи, болѣе, чѣмъ упорная борьба, которую они вели съ новымъ міровоззрѣніемъ. Ни въ какомъ другомъ случаѣ не удалось бы болѣе слабымъ государямъ добиться отъ своихъ подданныхъ столь необыкновенныхъ усилій, которыя они противопоставили австрійской державѣ; ни въ какомъ другомъ случаѣ государствамъ не удалось бы соединиться противъ общаго врага.
Никогда могущество Австріи не было такъ велико, какъ послѣ побѣды Карла V при Мюльбергѣ, гдѣ онъ разбилъ нѣмцевъ. Казалось, что съ Шмалькальденскимъ союзомъ нѣмецкая свобода погибла на вѣки; но она воскресла въ Морицѣ Саксонскомъ, ея злѣйшемъ врагѣ. Всѣ плоды побѣды при Мюльбергѣ были потеряны на конгрессѣ въ Пассау и на имперскомъ сеймѣ въ Аугсбургѣ, и всѣ мѣры, имѣющія цѣлью свѣтскій и духовный гнетъ, сводятся къ нулю мирными уступками.
Наэтомъ имперскомъ сеймѣ въ Аугсбургѣ Германія распалась на двѣ религіи и на двѣ политическія партіи, распалась лишь теперь, потому что лишь теперь это распаденіе было узаконено. До сихъ поръ на протестантовъ смотрѣли, какъ на простыхъ мятежниковъ; теперь рѣшили относиться къ нимъ, какъ къ братьямъ, не потому, чтобы ихъ признали таковыми, но потому-что были къ этому принуждены. Аугсбургское исповѣданіе могло теперь (стоять наравнѣ съ католической религіей, пользуясь, однако, лишь временнымъ равноправіемъ въ качествѣ терпимой сосѣдки. Каждый свѣтскій имперскій чинъ получилъ право объявить религію, которую онъ самъ исповѣдывалъ, господствующей и единственной, въ своихъ владѣніяхъ и преслѣдовать свободное исповѣданіе всякой другой. Каждому подданному разрѣшалось покинуть страну, гдѣ его религія была угнетена. Такимъ образомъ, теперь лишь въ первый разъ добилось ученіе Лютера положительной санкціи и если оно пресмыкалось во прахѣ гдѣ нибудь въ Баваріи или Австріи, то могло зато найти утѣшеніе въ томъ, что оно царило въ Саксоніи и въ Тюрингіи. Но только го, сударь могъ рѣшить -- какая религія допускается въ его владѣніяхъ и какая изгоняется изъ нихъ; о подданномъ, который на этомъ имперскомъ сеймѣ не имѣлъ представителей, въ договорѣ не позаботились. Лишь въ духовныхъ владѣніяхъ, гдѣ католическая религія оставалась безусловно господствующей, было предоставлено протестантскимъ подданнымъ (которые уже были таковыми) свободное исповѣданіе ихъ вѣры; но и это было дано лишь въ видѣ личнаго обѣщанія короля римскаго Фердинанда, заключившаго этотъ миръ,-- обѣщанія, которое, встрѣтивъ противорѣчіе съ католической стороны, было внесено въ мирный трактатъ съ оговоркой объ этомъ противорѣчіи, и потому не получило никакой законной силы.
Впрочемъ, еслибы причиной общаго несогласія были только теоретическія воззрѣнія, -- какъ равнодушно смотрѣли бы всѣ на это несогласіе. Но съ этими воззрѣніями были связаны богатства, саны, права,-- обстоятельства, безконечно затруднявшія раздѣлъ. Изъ двухъ братьевъ, до сихъ поръ мирно владѣвшихъ отцовскимъ достояніемъ, одинъ покидалъ теперь отцовскій домъ,-- являлась необходимость подѣлиться съ оставшимся братомъ. Отецъ не сдѣлалъ никакихъ распоряженій на случай этого раздѣла, потому что онъ не могъ ничего подобнаго предвидѣть. Богатства церкви были накоплены въ теченіе цѣлаго тысячелѣтія, составившись изъ добровольныхъ пожертвованій предковъ, и эти предки принадлежали уходящему въ такой же степени, какъ и остающемуся. Соединялось право наслѣдованія съ отцовскимъ домомъ или съ отцовской кровью? Пожертвованія были сдѣланы католической церкви, потому что тогда не было еще никакой другой; первенцу -- потому что тогда онъ былъ единственнымъ сыномъ. Должно-ли было въ лонѣ церкви признаваться право первородства, какъ въ дворянскихъ родахъ? Было-ли законно предпочтеніе, оказанное одной половинѣ въ тотъ моментъ, когда другой еще не существовало? Могли-ли лютеране быть лишены пользованія достояніемъ, которое скоплялось отъ пожертвованій ихъ же предковъ,-- лишены лишь потому, что въ эпоху пожертвованія еще не было никакой разницы между лютеранами и католиками? Обѣ религіозныя партіи выступали другъ противъ друга въ этомъ спорномъ дѣлѣ съ довольно основательными притязаніями, выступаютъ съ ними и до сихъ поръ; но доказать свою правоту было одинаково трудно и той и другой партіи. Право располагаетъ рѣшеніями только для такихъ случаевъ, какіе можно представить себѣ заранѣе, и, быть можетъ, духовныя пожертвованія не принадлежатъ къ таковымъ,-- не принадлежатъ, по крайней мѣрѣ, тогда, когда связываютъ требованія жертвователей съ догматическими положеніями; мыслимоли связывать вѣковѣчное пожертвованіе съ измѣняющимся воззрѣніемъ?
Когда право безсильно рѣшить, рѣшаетъ сила; такъ было и въ этомъ случаѣ. Одна часть удержала за собой то, чего у нея нельзя было отнять; другая защищала то, что имѣла. Всѣ епископства и аббатства, секуляризованныя до заключенія мира, остались протестантамъ; но паписты оградили себя оговоркой, что въ будущемъ секуляризацій больше не будетъ. Всякій владѣтель духовнаго учрежденія, непосредственно подчиненнаго имперіи,-- курфюрстъ, епископъ или аббатъ теряетъ свои доходы и санъ, какъ только онъ отпадаетъ въ протестантство. Онъ обязанъ тотчасъ же сложить съ себя свое званіе, и капитулъ приступаетъ къ новымъ выборамъ, совершенно такъ же, какъ въ томъ случаѣ, если бы мѣсто его освободилось вслѣдствіе его смерти. На этомъ священномъ якорѣ духовной оговорки", ставившемъ все земное существованіе духовнаго владѣтеля въ зависимость отъ его вѣроисповѣданія, держится до сихъ поръ вся католическая церковь Германіи -- и Богъ знаетъ, что сталось бы съ ней, еслибы этотъ якорь не выдержалъ. "Духовная оговорка" выдержала ожесточенное нападеніе протестантскихъ чиновъ, и хотя они въ концѣ концовъ включили ее въ мирный трактатъ, однако потребовали, чтобы было прямо присовокуплено, что соглашеніе обѣихъ партій по этому пункту не состоялось. Могла-ли такая прибавка имѣть для протестантской стороны болѣе обязательную силу, чѣмъ та, какую имѣло для католиковъ обѣщаніе Фердинанда обезпечить свободу протестантскихъ подданныхъ въ духовныхъ владѣніяхъ. Такимъ образомъ въ мирномъ договорѣ было два спорныхъ пункта; они и повели за собой войну.
Такъ обстояло дѣло съ свободой совѣсти и съ духовными владѣніями; въ такомъ же положеніи былъ вопросъ о правахъ и санахъ. Нѣмецкая имперская система была разсчитана на единую церковь, потому что другой не было, когда система создавалась. Въ церкви произошелъ расколъ, имперскій сеймъ распался на двѣ религіозныя партіи,-- какъ могла имперская система покоиться отнынѣ исключительно на одной изъ нихъ? Всѣ императоры до сихъ поръ были сынами римской церкви, потому что до сихъ поръ римская церковь въ Германіи не имѣла соперницъ. Но что собственно составляло сущность германскаго императора -- связь съ Римомъ или сама Германія, находившая въ этомъ императорѣ свое воплощеніе? Между тѣмъ ко всей Германіи принадлежитъ также и ея протестантская половина; какимъ образомъ можетъ послѣдняя находить свое воплощеніе въ непрерывномъ рядѣ католическихъ императоровъ? Въ высшемъ имперскомъ судѣ нѣмецкіе чины сами судятъ себя, потому что изъ ихъ среды набираются судьи; смыслъ этого учрежденія заключается именно въ сознаніи, что чины сами себя судятъ, что они имѣютъ всѣ равную правоспособность; будетъ-ли это сознаніе полно, если судъ будетъ состоять изъ представителей одной только религіи? То, что въ моментъ основанія этого учрежденія въ Германіи царила единая религія, было случайностью; идея воспрепятствовать одному сословію угнетать на основаніи закона другое -- была основной цѣлью учрежденія. Между тѣмъ цѣль эта, очевидно, не будетъ достигнута, если одной религіозной партіи будетъ принадлежать исключительное право судить другую,-- можно-ли пожертвовать основной мыслью, если измѣнились лишь случайныя обстоятельства?-- Лишь съ большимъ трудомъ добыли протестанты одно мѣсто въ верховномъ судѣ для представителей своего вѣроученія, но не могли добиться равновѣсія голосовъ. Императорской короной не былъ еще увѣнчанъ ни одинъ протестантскій государь.
Вообще какого мнѣнія ни держаться о равенствѣ, установленномъ религіознымъ миромъ въ Аугсбургѣ между двумя нѣмецкими церквами, побѣдительницей была безспорно католическая. Все, что добилась лютеранская, было терпимость; все, что уступила католическая, было уступкою необходимости, но не справедливости. Здѣсь все еще не было мира между двумя равноправными силами; былъ договоръ между господиномъ и неукрощеннымъ мятежникомъ. Изъ этого принципа исходили, кажется, всѣ дѣйствія католической церкви по отношенію къ протестантской, исходятъ какъ будто и до сихъ поръ. Все еще считалось преступленіемъ перейти въ протестантство, ибо для духовнаго владѣтеля это влекло за собой тяжкія потери, опредѣленныя "духовной оговоркой". И впослѣдствіи католическая церковь предпочитала лишь уступать гнету насилія, чѣмъ добровольно и по справедливости отказаться отъ маленькой выгоды, ибо всегда оставалась надежда отобрать отнятое назадъ, и всегда потеря была представляема лишь чѣмъ-то случайнымъ; а отказъ отъ притязанія, право признанное добровольно за протестантами, потрясало самыя основы католической церкви. Даже при заключеніи религіознаго мира этотъ принципъ оставался руководящей нитью. Всѣ уступки, сдѣланныя протестантамъ въ мирномъ договорѣ, были сдѣланы съ оговорками. Все -- такъ было прямо сказано въ актѣ -- имѣетъ силу лишь до ближайшаго вселенскаго собора, который займется возсоединеніемъ обѣихъ церквей. Лишь тогда, когда эта послѣдняя попытка не увѣнчается успѣхомъ, получить безусловную силу религіозный миръ. Какъ ни малы были надежды на такое возсоединеніе, какъ ни мало заботились о немъ сами католики, выгода заключалась въ томъ, что значеніе мирнаго договора было ограничено хоть такой оговоркой.
Итѣкъ, этотъ религіозный миръ, который долженъ былъ навѣки затушить пламя междоусобія, былъ по существу лишь временной мѣрой, дѣломъ необходимости и уступкой насилію; онъ не былъ продиктованъ закономъ справедливости, не былъ плодомъ новыхъ идей о религіи и свободѣ совѣсти. Такого религіознаго мира не могли дать католики, и -- сказать правду -- до такого мира не доросли еще и протестанты. Они были далеки отъ того, чтобы выказать по отношенію къ католикамъ полную справедливость; они душили тамъ, гдѣ могли, кальвинистовъ, которые, разумѣется, заслуживали терпимости, въ этомъ лучшемъ смыслѣ, не болѣе остальныхъ, такъ какъ сами также далеки были отъ ея примѣненія. Для такого религіознаго мира не созрѣли еще тѣ времена, и были слишкомъ еще спутаны умы. Какъ могла одна сторона требовать отъ другой того, что сама она была не въ состояніи дать? Все, что спасла или выиграла та или иная религіозная партія въ Аугсбургскомъ мирѣ, было результатомъ ея силы, случайнаго взаимотношенія державъ во время заключенія мира. То, что было пріобрѣтено силой, могло быть охраняемо только силой; стало быть, это политическое равновѣсіе должно было сохраняться и на будущее время -- или же миръ терялъ силу. Мечемъ были намѣчены границы между обѣими церквами; мечъ долженъ былъ охранять ихъ и въ будущемъ -- или горе сторонѣ, рѣшившейся на мгновеніе положить оружіе! Страницы мирнаго трактата грозили теперь уже страшнымъ будущимъ покою Германіи.
Пока въ имперіи царила временная тишина, и непрочное согласіе какъ будто вновь объединило расторгнутыя части въ одно государственное цѣлое, такъ что на нѣкоторое время вновь возродилось чувство общаго благополучія. Но разрывъ коренился въ самыхъ нѣдрахъ, и моментъ, удобный для возстановленія согласія, промелькнулъ безвозвратно. Какъ ни точно, казалось, установлены правовыя границы обѣими сторонами, онѣ, однако, подвергались весьма разнообразнымъ толкованіямъ. Въ разгарѣ яростной борьбы договоръ опредѣлялъ для враждующихъ сторонъ лишь временное перемиріе; онъ прикрылъ пожаръ, но не погасилъ его, и неудовлетворенныя притязанія были равно удѣломъ обѣихъ партій. Католикамъ казалось, что они потеряли слишкомъ много; евангелистамъ -- что они добыли слишкомъ мало. Обѣ стороны искали исхода въ томъ, что, не имѣя возможности нарушить миръ, толковали. его согласно своимъ видамъ.
То самое могучее побужденіе, благодаря которому столь многіе протестантскіе государи склонились къ принятію ученія Лютера, а именно секуляризація духовныхъ имуществъ, осталось и послѣ заключенія мира въ той же силѣ, что и раньше; и всѣ подчиненныя учрежденія, не попавшія еще въ ихъ руки, должны были перейти къ нимъ. Вся нижняя Германія была съ чрезвычайной быстротой секуляризована, и, если въ верхней Германіи дѣло обстояло иначе, то лишь благодаря живѣйшему сопротивленію католиковъ, которые здѣсь имѣли перевѣсъ. Каждая партія давила или притѣсняла сторонниковъ другой тамъ, гдѣ она была сильнѣй. Особенно тѣснили духовныхъ владѣтелей, какъ слабѣйшихъ членовъ имперіи, ихъ некатолическіе сосѣди, побуждаемые неутомимой жаждой расширять свои владѣнія. Кто былъ слишкомъ слабъ, чтобы противоставить насилію физическую силу, тотъ бѣжалъ подъ охрану закона, и жалобы на протестантскихъ владѣтелей накоплялись въ имперскомъ судѣ, который былъ готовъ преслѣдовать преступную сторону своими рѣшеніями, но былъ слишкомъ слабъ, чтобы дать имъ какую нибудь силу. Миръ, давшій чинамъ имперіи полную свободу совѣсти, до нѣкоторой степени позаботился также и о подданномъ, которому онъ даровалъ право свободно покидать страну, въ которой его религія подвергалась преслѣдованіямъ. Но отъ насилій, которымъ подвергался ненавистный подданный со стороны своего властелина, отъ невыразимыхъ мученій, какими затруднялось его переселеніе, отъ искусно разставленныхъ тенетъ, какими хитрость въ союзѣ съ силой можетъ опутать умы людей, -- отъ всего этого мертвая буква мирнаго договора не могла охранить никого. Католическій подданный протестантскихъ государей громко жаловался на нарушенія религіознаго мира; евангелическій еще громче жаловался на стѣсненія, какія онъ испытывалъ отъ своихъ католическихъ государей. Ожесточеніе и озлобленіе богослововъ разжигало души и обостряло всякую мелочь, какъ бы ни была она ничтожна сама по себѣ; хорошо еще, когда эта богословская ярость изливалась на общаго религіознаго врага, не обрызгивая ядомъ своего собственнаго единовѣрца. Для того, чтобы удержать обѣ враждующія партіи въ равновѣсіи и такимъ образомъ продолжить миръ, было бы доста-точно единства протестантовъ между собой; но въ довершеніе общей смуты вскорѣ испарилось и это единство. Ученіе, распространенное Цвингли въ Цюрихѣ и Кальвиномъ въ Женевѣ, вскорѣ стало прочно водворяться и въ Германіи, и поселять раздоры между протестантами, такъ что между ними едва-ли оставалось что-либо общее кромѣ общей ненависти къ папству. Протестанты этой эпохи уже не были похожи на тѣхъ, которые полвѣка тому назадъ изложили свое исповѣданіе въ Аугсбургѣ, и причиной перемѣны является именно это самое аугсбургское исповѣданіе. Оно поставило протестантской религіи извѣстныя границы, прежде чѣмъ пробудившійся духъ изслѣдованія могъ мириться съ этими границами, и протестанты незамѣтно потеряли часть преимуществъ, которыя имъ обезпечивало отпаденіе отъ папства. Одинаковыхъ жалобъ на римскую іерархію и на злоупотребленія въ римской церкви, равнаго неодобренія римскаго ученія было бы совершенно достаточно для того, чтобы объединить протестантсткую церковь; но они искали этого объединительнаго начала въ новой положительной религіозной системѣ, полагая въ ней отличительный признакъ, преимущество, сущность ихъ церкви и относя исключительно къ ней договоръ, заключенный съ католиками. Религіозный миръ они заключили лишь въ качествѣ приверженцевъ опредѣленной религіи; одни только приверженцы этой религіи могли пользоваться благодѣяніями этого мира. Такимъ образомъ, каковъ бы ни былъ исходъ, единовѣрцамъ было равно плохо. Требованіе оказывать слѣпое повиновеніе религіознымъ постановленіямъ надолго ограничивало духъ изслѣдованія; несогласія въ толкованіи установленной формулы были гибелью объединяющаго начала. Къ несчастію, произошло и то и другое, и приходилось считаться съ печальными послѣдствіями того и другого. Одна партія держалась твердо перваго аугсбургскаго исповѣданія, и если кальвинисты отступили отъ него, то лишь для того, чтобы такимъ же образомъ замкнуться въ новомъ вѣроученіи. Протестанты не могли доставить своему общему врагу лучшаго предлога, чѣмъ это несогласіе, и болѣе утѣшительнаго зрѣлища, чѣмъ взаимное ожесточеніе, съ какимъ они преслѣдовали другъ друга. Кто могъ ставить католикамъ въ вину, что они находили смѣшной наглость, съ которой эти преобразователи вѣры выставляли себя провозвѣстниками единственно истинной религіи? Вѣдь оружіе въ борьбѣ противъ протестантовъ они брали ни у кого другого, какъ у самихъ протестантовъ; вѣдь эти противорѣчія укрѣпляли ихъ въ вѣрѣ въ авторитетъ своей религіи, за которую говорила отчасти почтенная старина и еще болѣе почтенное большинство. Но протестантамъ пришлось испытать еще болѣе серьезныя послѣдствія своихъ несогласій. Религіозный миръ имѣлъ въ виду исключительно единовѣрцевъ, и католики требовали теперь объясненія, кого же именно считаютъ протестанты своимъ единовѣрцемъ? Совѣсть не позволяла евангелистамъ принять въ свою среду реформатовъ; между тѣмъ они не могли исключать ихъ изъ нея, не превращая полезнаго друга въ опаснаго врага. Это злополучное разногласіе проложило путь махинаціямъ іезуитовъ, которые постарались посѣять недовѣріе между обѣими партіями и разрушить единство въ ихъ мѣропріятіяхъ. Связанные двойнымъ страхомъ предъ католиками и предъ своими протестантскими противниками, протестанты навсегда потеряли невозвратный моментъ, когда возможно еще было отвоевать для ихъ церкви права, равныя съ римской. И всѣхъ этихъ затрудненій они могли бы избѣжать; отпаденіе реформатовъ не причинило бы ни малѣйшаго ущерба общему дѣлу, если бы основы для соединенія искали не въ разныхъ аугсбургскихъ исповѣданіяхъ и иныхъ махинаціяхъ, а въ совмѣстномъ отдаленіи отъ папства.
Но какъ ни велики были несогласія въ разныхъ отношеніяхъ, въ одномъ однако были всѣ согласны: въ томъ, что безопасность, достигнутая посредствомъ равновѣсія силъ, можетъ быть въ будущемъ сохранена только этимъ же равновѣсіемъ. Нескончаемыя новшества въ одной партіи и противодѣйствіе другой поддерживали вниманіе обѣихъ сторонъ, и содержаніе религіознаго мира было поводомъ къ вѣчному спору. Каждый шагъ противной партіи имѣлъ въ виду нарушеніе мира, каждый шагъ, сдѣланный своими, дѣлался для сохраненія этого мира. Не всѣ дѣйствія католиковъ имѣли цѣлью нападеніе, какъ ихъ обвиняла противная партія; многое изъ того, что они дѣлали, вызывалось необходимостью. Протестанты показали недвусмысленнымъ образомъ, чѣмъ рискуютъ католики, если на ихъ долю выпадаетъ несчастье быть побѣжденной стороной. Жадные взоры протестантовъ, съ вожделѣніемъ прикованные къ духовнымъ владѣніямъ, не давали имъ никакой надежды на пощаду, ихъ собственная ненависть не дозволяла имъ надѣяться на великодушіе и терпимость.
Но и протестантовъ трудно было винить въ томъ, что они мало довѣряли честности папистовъ. Вѣроломное и варварское отношеніе къ ихъ единовѣрцамъ въ Испаніи, Франціи и Нидерландахъ, позорное обыкновеніе католическихъ государей прибѣгать къ папскому разрѣшенію отъ священнѣйшихъ клятвенныхъ обѣщаній, гнусный принципъ, по которому считалось позволительнымъ не соблюдать обѣщаній, данныхъ еретику,-- лишили католическую церковь нравственнаго авторитета въ глазахъ честныхъ людей. Никакое обѣщаніе, никакая клятва въ устахъ паписта не могла успокоить протестанта. Какъ могъ сдѣлать это религіозный миръ, который іезуиты открыто провозглашали во всей Германіи лишь временной уступкой, кото рая былаторжественно отвергнута въ самомъ Римѣ?
Вселенскій соборъ, обусловленный въ мирномъ договорѣ, собрался между тѣмъ въ Тридентѣ; но, какъ и можно было ожидать, онъ не соединилъ враждующихъ религій, не сдѣлалъ ни одного шага къ этому соединенію; въ числѣ его участниковъ не было ни одного протестанта. Теперь протестанты были торжественно прокляты церковью, за представителей которой выдавали себя члены собора. Могъ-ли свѣтскій и къ тому же вынужденный силою оружія договоръ, опиравшійся на условіе, какъ будто отмѣненное заключеніемъ собора, дать протестантамъ достаточно продолжительную безопасность предъ лицомъ церковнаго проклятія? Такимъ образомъ былъ созданъ какъ бы призракъ права, на который могли опираться католики, еслибы они почувствовали себя достаточно сильными, чтобы нарушить религіозный миръ; отнынѣ протестантовъ не охраняло ничто кромѣ уваженія къ ихъ силѣ.
Къ этому присоединялись многія обстоятельства, усиливавшія недовѣріе. Испанія, на которую опиралась сила католической Германіи, вела съ Нидерландами яростную войну, привлекшую ядро испанской арміи на границы Германіи. Какъ легко могла оказаться эта армія въ предѣлахъ имперіи, еслибы рѣшительный ударъ потребовалъ здѣсь ея присутствія! Германія была тогда арсеналомъ всѣхъ европейскихъ державъ. Вслѣдствіе религіозной войны здѣсь скопилась масса солдатъ, которые во время мира сидѣли безъ хлѣба. Каждый изъ многочисленныхъ независимыхъ государей могъ легко навербовать войско, а затѣмъ изъ корыстолюбія или изъ партійности отдать его другой державѣ. Посредствомъ нѣмецкихъ войскъ велъ Филиппъ II войну съ Нидерландами, которые въ свою очередь защищались нѣмецкими войсками. Каждый такой рекрутскій наборъ въ Германіи пугалъ какую нибудь изъ религіозныхъ партій; онъ могъ имѣть цѣлью только ея притѣсненія. Странствующій посолъ, чрезвычайный папскій легатъ, съѣздъ государей, всякое необычайное явленіе, очевидно, готовило гибель той или другой сторонѣ. Въ такомъ положеніи находилась Германія въ теченіе цѣлой половины столѣтія, не отрывая руки отъ меча, въ ужасѣ вздрагивая отъ всякаго ничтожнаго шороха.
Въ эту критическую эпоху имперіей правили Фердинандъ I, король венгерскій, и его превосходный сынъ Максимильянъ II. Съ глубокой искренностью и съ терпѣніемъ поистинѣ героическимъ старался Фердинандъ заключить религіозный миръ въ Аугсбургѣ и терялъ силы надъ неудачной попыткой возсоединить церкви на тридентскомъ соборѣ. Этому императору, оставленному безъ поддержки его племянникомъ Филиппомъ испанскимъ и тѣснимому въ то же время въ Семиградьи и Венгріи побѣдоносными войсками турокъ, разумѣется не могло придти въ голову нарушить религіозный миръ и уничтожить свое созданіе, стоившее ему такихъ усилій. Громадныя издержки на нескончаемую турецкую войну не могли быть покрыты скудными доходами съ его истощенныхъ наслѣдственныхъ владѣній; ему необходима была помощь имперіи, а распавшееся государство могло быть сковано во единое цѣлое лишь религіознымъ миромъ. Съ точки зрѣнія экономическихъ потребностей, протестанты были ему не менѣе нужны, чѣмъ католики, и онъ былъ вынужденъ обращаться съ обѣими сторонами съ равной справедливостью, которая при столь противорѣчивыхъ требованіяхъ была поистинѣ непосильною задачею. Желанія его были чрезвычайно далеки отъ исполненія: его уступки протестантамъ явились лишь причиной войны, которая, пощадивъ его самого, выпала на долю его внуковъ. Не болѣе его былъ счастливъ его сынъ Максимильянъ, которому, быть можетъ, помѣшала лишь сила обстоятельствъ и не достало болѣе долгой жизни, чтобы возвести новую религію на тронъ имперіи. Отца учила щадить протестантовъ необходимость; необходимость и справедливость учили этому его сына. Внукъ дорого поплатился за то, что онъ не внялъ голосу справедливости и не покорился требованіямъ необходимости.
Шесть сыновей оставилъ Максимильянъ, но лишь старшій изъ нихъ, эрцгерцогъ Рудольфъ, унаслѣдовалъ его владѣнія и вступилъ на императорскій тронъ; остальные братья получили небольшіе удѣлы. Немногія владѣнія принадлежали боковой линіи и перешли къ ихъ дядѣ Карлу штирійскому; но и они, при его сынѣ Фердинандѣ II, соединились съ остальными наслѣдственными землями Австріи. Такимъ образомъ, не считая этихъ земель, вся могучая вотчина австрійскаго дома соединилась теперь въ одной рукѣ,-- къ несчастію, совершенно безсильной.
Рудольфъ II не былъ лишенъ добродѣтелей, которыя могли снискать ему общую любовь, еслибы на долю его выпалъ жребій частнаго человѣка. Характеръ его былъ мягокъ; онъ любилъ миръ и увлекался науками -- особенно астрономіей, естествовѣдѣніемъ, химіей и археологіей съ страстнымъ интересомъ, который, однако, въ тотъ моментъ, когда критическое положеніе вещей требовало его напряженнѣйшаго вниманія и его истощенные финансы дѣлали необходимой величайшую бережливость,-- отвлекалъ его отъ государственныхъ дѣлъ и вызывалъ въ немъ пагубную расточительность. Его интересъ къ астрономіи терялся въ астрологическихъ мечтаніяхъ, которымъ такъ легко предается духъ меланхолическій и робкій. Это обстоятельство -- въ связи съ юностью, проведенною въ Испаніи, -- открывало доступъ злѣйшимъ совѣтамъ іезуитовъ и внушеніямъ испанскаго двора, которыя въ концѣ концовъ овладѣли имъ съ неограниченной силой. Увлекаемый диллетантствомъ, столь мало достойнымъ его высокаго сана, и постоянно устрашаемый смѣшными предсказаніями, онъ былъ по испанскому обычаю невидимъ для своихъ подданныхъ, скрываясь среди своихъ рѣзныхъ камней и древностей, въ своей лабораторіи, въ своей конюшнѣ -- въ то время, какъ страшная вражда разрывала всѣ узы, связующія государственный организмъ Германіи, и пламя мятежа начало охватывать уже ступени его трона. Доступъ къ нему былъ закрытъ для всѣхъ безъ исключенія. Важнѣйшія дѣла лежали неразрѣшенными, надежды на богатое испанское наслѣдство погибли, потому что онъ не рѣшился предложить свою руку инфантѣ Изабеллѣ; имперіи грозила ужаснѣйшая анархія, потому что невозможно было добиться отъ него позволенія выбрать короля римскаго, хотя у него самого не было наслѣдниковъ. Австрійскіе земскіе чины отказали ему въ повиновеніи, Венгрія и Семиградье вырвались изъ-подъ его руки, и Богемія не замедлила послѣдовать ихъ примѣру. Наслѣдникамъ нѣкогда столь страшнаго Карла V грозила опасность уступить одну часть своихъ владѣній туркамъ, другую протестантамъ, и погибнуть въ борьбѣ съ страшнымъ международнымъ союзомъ, сплотившимся противъ нихъ вокругъ великаго европейскаго монарха. Въ нѣдрахъ Германіи происходило то, что искони бываетъ тамъ, гдѣ трону недостаетъ императора или императору -- государственнаго ума. Обиженные или оставленные безъ помощи главой имперіи, чины обходились своими средствами, стараясь союзами замѣнить недостающій авторитетъ императора. Германія раздѣляется на двѣ партіи, стоящія другъ противъ друга въ полной боевой готовности; бездѣятельный и никому ненужный, равно неспособный разсѣять первую и властвовать надъ второй, стоитъ между обѣими партіями Рудольфъ, презираемый противникъ одной и безсильный защитникъ другой. Да и чего могла ожидать Германія отъ государя, который даже свои собственныя владѣнія не могъ охранить отъ внутренняго врага. Для того, чтобы спасти австрійскую династію отъ полной гибели, противъ него вынужденъ былъ выступить его собственный домъ, и во главѣ могущественнаго заговора становится его братъ. Изгнанный изъ всѣхъ своихъ владѣній, онъ можетъ потерять лишь одно на свѣтѣ -- свой императорскій тронъ, и только своевременная смерть спасаетъ его отъ этого послѣдняго позора.
Истиннымъ несчастіемъ для Германіи было то, что какъ разъ въ эту критическую эпоху, когда лишь тонкій умъ и могучая рука могли спасти миръ имперіи, императоромъ ея оказался Рудольфъ. Въ болѣе спокойное время государственный организмъ Германіи оправился бы самъ собой, и Рудольфъ, какъ и многіе другіе, облеченные его саномъ, скрылъ бы въ таинственномъ полумракѣ свою позорную духовную наготу. Его неспособность была обнаружена лишь крайней необходимостью въ достоинствахъ, какихъ у него не было. Положеніе Германіи требовало императора, который своей силой осуществлялъ бы свои рѣшенія; между тѣмъ, какъ ни велики были собственныя владѣнія Рудольфа, они находились въ такомъ положеніи, что могли приводить своего государя лишь въ крайнее замѣшательство. Правда, австрійскіе государи были католиками и даже столпами папства; но ихъ владѣнія далеко не могли считаться католическими землями. И въ эти страны проникли новыя воззрѣнія, и, подъ покровомъ стѣсненнаго положенія Фердинанда и доброты Максимильяна, они быстро распространились здѣсь. Въ австрійскихъ земляхъ происходило въ малыхъ размѣрахъ то, что въ Германіи имѣло мѣсто въ большомъ видѣ. Большая часть дворянства и рыцарства принадлежала къ евангелическому исповѣданію, и въ городахъ протестанты также получили перевѣсъ. Послѣ того, какъ протестантамъ удалось провести нѣкоторыхъ изъ своей среды въ земское управленіе, они стали захватывать незамѣтно одинъ земскій округъ за другимъ, одну коллегію за другой, вытѣсняя отовсюду католиковъ. Противъ многочисленныхъ представителей дворянства, рыцарства и городовъ былъ въ ландтагѣ слишкомъ слабъ голосъ немногихъ священнослужителей, въ концѣ концовъ совершенно замолкшій подъ вліяніемъ непристойнаго издѣвательства и обиднаго презрѣнія остальныхъ. Такимъ образомъ весь австрійскій ландтагъ сталъ незамѣтно протестантскимъ, и реформація быстрыми шагами подвигалась къ открытому господству. Государь зависѣлъ отъ земскихъ чиновъ, потому что въ ихъ власти было отмѣнять и установлять новые налоги. Они воспользовались стѣсненнымъ денежнымъ положеніемъ, въ которомъ находились Фердинандъ и его сынъ, чтобы добиться отъ этихъ государей одной уступки за другой въ дѣлѣ свободы совѣсти. Наконецъ, Максимильянъ даровалъ дворянству и рыцарству право свободнаго исповѣданія ихъ религіи, но лишь въ предѣлахъ ихъ владѣній и замковъ. Неукротимый фанатизмъ протестантскихъ проповѣдниковъ вскорѣ переступилъ границы благоразумія. Вопреки прямому воспрещенію, многіе изъ нихъ произносили проповѣди въ провинціальныхъ городахъ и даже въ Вѣнѣ, и народъ толпами стекался слушать это новое евангеліе, лучшую приправу котораго составляли непристойности и брань. Такимъ образомъ, фанатизмъ имѣлъ постоянную пищу, и ненависть обѣихъ, столь близкихъ другъ другу церквей отравлялась ядомъ бѣшенаго изувѣрства.
Среди наслѣдственныхъ владѣній австрійскаго дома, самымъ ненадежнымъ и неустойчивымъ была Венгрія съ Семиградьемъ. Невозможность охранять обѣ эти страны отъ столь близкой и столь могущественной турецкой имперіи довела уже Фердинанда до позорнаго шага -- до согласія посредствомъ взноса ежегодной дани признать верховенство Турціи надъ Семиградьемъ: пагубное признаніе своего безсилія и роковой соблазнъ для безпокойнаго дворянства, которое видѣло въ этомъ причину быть недовольнымъ своимъ господиномъ. Венгерцы подчинились австрійскому дому не безусловно; за ними оставался свободный выборъ государя, и они упорно требовали всѣхъ государственныхъ правъ, которыя неразрывно связаны съ такой свободой выбора. Близкое сосѣдство турецкой монархіи и легкость безнаказанно мѣнять своего господина укрѣпляли еще болѣе упорство магнатовъ; недовольные австрійскимъ правленіемъ, они бросались въ объятія османовъ; неудовлетворенные этими -- они возвращались подъ руку нѣмецкаго государя. Частые и быстрые переходы отъ одного властелина къ другому сообщились также ихъ образу мыслей; подобно тому, какъ страна ихъ постоянно колебалась между нѣмецкимъ и оттоманскимъ верховенствомъ, блуждали и ихъ мысли между измѣной и покорностью. Чѣмъ несчастнѣе чувствовали себя обѣ страны въ приниженномъ положеніи провинцій иноземной-монархіи, тѣмъ неутолимѣе становилось желаніе быть подъ рукой властелина изъ ихъ среды; такимъ образомъ, предпріимчивый дворянинъ могъ-бы безъ особаго труда добиться ихъ присяги. Съ полной готовностью предлагалъ ближайшій турецкій наша мятежнику противъ Австріи скипетръ и корону; съ такой-же готовностью утверждали въ Австріи за другимъ провинціи, которыя онъ отнялъ у Порты, радуясь, что такимъ образомъ сохраняется хоть тѣнь верховенства и создается новый оплотъ противъ Турціи. Многіе изъ такихъ магнатовъ, Баторій, Бошкай, Рагочи, Бетленъ, перебывали такимъ образомъ королями въ Семиградьи и въ Венгріи, держась на тронѣ благодаря одной неизмѣнной политикѣ: соединяться съ врагомъ, чтобы устрашать своего властелина.
Всѣ трое владыкъ Семиградья и Венгріи: Фердинандъ, Максимильянъи Рудольфъ, высасывали сокй изъ своихъ остальныхъ земель, чтобы защитить первыя отъ нашестія турокъ и отъ внутреннихъ возстаній. Опустошительныя войны смѣнялись въ этихъ странахъ краткими перемиріями, которыя были хуже войнъ. Истощенная и ограбленная, лежалавъ изнеможеніи страна, и истерзанный гражданинъ ея терпѣлъ равно и отъ своихъ враговъ, и отъ своихъ защитниковъ. И въ эти страны проникла реформація, и подъ защитой свободы, которою пользовались чины, подъ прикрытіемъ смуты она дѣлала здѣсь замѣтные успѣхи. Теперь задали неосторожно и религію, и духъ политической крамолы сталъ опаснѣе въ связи съ религіознымъ фанатизмомъ. Подъ предводительствомъ смѣлаго мятежника Бокшая семиградское и венгерское дворянство подымаетъ знамя возстанія. Венгерскіе мятежники собирались соединиться съ недовольными протестантами Австріи, Моравіи и Богеміи и увлечь всѣ эти страны въ страшное общее возстаніе. Гибель австрійскаго дома была бы тогда несомнѣнна, гибель папства въ этихъ странахъ неизбѣжна.
Давно уже эрцгерцоги австрійскіе, братья императора, смотрѣли съ молчаливымъ недовольствомъ на упадокъ ихъ дома. Послѣднія замѣшательства опредѣлили ихъ рѣшеніе. Герцогъ Матвѣй, второй сынъ Максимильяна, намѣстникъ Венгріи и вѣроятный наслѣдникъ Рудольфа, взялъ на себя роль спасителя падающаго дома Габсбурговъ. Соблазняемый ложной жаждой славы этотъ принцъ въ юности, вопреки интересамъ своего дома, послѣдовалъ призыву нидерландскихъ мятежниковъ, которые призвали его въ свое отечество на защиту народныхъ вольностей противъ его же родственника Филиппа И. Въ отвѣтъ на этотъ призывъ Матвѣй, который въ голосѣ отдѣльной политической партіи видѣлъ ошибочно голосъ всего нидерландскаго народа, появился въ Нидерландахъ, но успѣхъ его такъ же мало соотвѣтствовалъ желаніямъ брабантцевъ, какъ и его собственнымъ ожиданіямъ, и онъ безславно отказался отъ своего неблагоразумнаго замысла. Тѣмъ почетнѣе было его новое появленіе на политической аренѣ.
Послѣ того, какъ многократныя обращенія его къ императору остались безъ всякаго дѣйствія, онъ созвалъ эрцгерцоговъ, своихъ братьевъ и родичей, въ Пресбургъ на совѣщаніе о томъ, что предпринять въ виду возрастающей опасности для ихъ дома. Единогласно ввѣрили братья ему, какъ старшему, защиту наслѣдія, расточаемаго безумнымъ братомъ. Всю свою власть и всѣ права они отдали въ руки этого старшаго, давъ ему неограниченныя полномочія распоряжаться всѣмъ по своему произволу во имя общаго блага. Матвѣй тотчасъ же началъ переговоры съ Портой и венгерскими мятежниками, и, благодаря его ловкости, удалось посредствомъ мира съ турками сохранить остатки Венгріи, а посредствомъ соглашенія съ мятежниками -- права Австріи на потерянныя провинціи. Но Рудольфъ, столь же ревнивый къ своему самодержавному верховенству, сколько безсильный защитить его, замедляетъ утвержденіе мира, въ которомъ онъ видитъ преступное покушеніе на свои державныя права. Онъ обвиняетъ эрцгерцога въ заговорѣ съ непріятелемъ и въ предательскихъ разсчетахъ на венгерскую корону.
Дѣятельность Матвѣя была, въ сущности, менѣе всего свободна отъ своекорыстныхъ намѣреній; но поведеніе императора ускорило выполненіе этихъ намѣреній. Убѣжденный въ преданности благодарныхъ венгерцевъ, которымъ онъ даровалъ недавно миръ, увѣренный своими уполномоченными въ вѣрности дворянства и опираясь въ самой Австріи незначительное число сторонниковъ, онъ рѣшается открыто выступить со своими намѣреніями и съ оружіемъ въ рукахъ покончить дѣла съ императоромъ. Австрійскіе и моравскіе протестанты, давно уже готовые къ возстанію и соблазняемые свободой совѣсти, обѣщанной эрцгерцогомъ, прямо и открыто принимаютъ его сторону, и давно уже угрожавшій союзъ ихъ съ мятежными венгерцами переходитъ въ дѣйствительность. Сразу образуется страшный заговоръ противъ императора. Слишкомъ поздно рѣшается онъ исправить свою ошибку; напрасно пытается онъ уничтожить этотъ пагубный союзъ. Все взялось за оружіе. Венгрія, Австрія и Моравія принесли присягу Матвѣю, который уже находится на пути въ Богемію, чтобы здѣсь найти императора въ его замкѣ и сразу перерѣзать жизненный нервъ его могущества.
Королевство Богемское было для Австріи не болѣе спокойнымъ владѣніемъ, чѣмъ Венгрія, съ той только разницей, что здѣсь раздоръ поддерживали болѣе политическія причины, тамъ -- болѣе религіозныя. Въ Богеміи за сто лѣтъ до Лютера загорѣлось первое пламя религіозной войны, въБогеміи черезъ сто лѣтъ послѣ Лютера вспыхнулъ пожаръ тридцатилѣтней войны. Секта, созданная Іоанномъ Гуссомъ, все еще жила съ тѣхъ поръ въ Богеміи въ согласіи съ римской церковью въ обрядѣ и вѣроученіи, за исключеніемъ только вопроса о причастіи, которое гусситы принимали подъ обоими видами; это право дано было на Базельскомъ соборѣ послѣдователямъ Гусса (богемскіе компактаты), и, хотя папы впослѣдствіи не признавали его, гусситы продолжали все-таки пользоваться имъ подъ охраной законовъ. Такъ какъ употребленіе чаши было единственнымъ внѣшнимъ отличительнымъ праздникомъ этой секты, то приверженцы ея были извѣстны подъ именемъ утраквистовъ (принимающихъ причастіе подъ обоими видами), и они охотно носили это имя, напоминавшее имъ Дорогое для нихъ право. Но подъ этимъ именемъ скрывалась также гораздо болѣе строгая секта богемскихъ и моравскихъ братьевъ, которые расходились съ господствующею церковью въ гораздо болѣе важныхъ пунктахъ и имѣли много общаго съ нѣмецкими протестантами. У тѣхъ и у другихъ нѣмецкія и швейцарскія религіозныя преобразованія имѣли большой успѣхъ, и названіе утраквистовъ, подъ которымъ они все еще ловко скрывали свое измѣненное вѣроученіе, спасало ихъ отъ преслѣдованій.
Собственно говоря, съ настоящими утраквистами у нихъ не было ничего общаго, кромѣ названія. Въ сущности они были настоящіе протестанты. Въ твердой надеждѣ на поддержку своихъ могущественныхъ единовѣрцевъ и на терпимость императора, они рѣшились во время правленія Максимильяна выступить открыто съ своими истинными воззрѣніями. По примѣру нѣмцевъ, они основали свое собственное вѣроученіе, въ которомъ какъ лютеране, такъ и реформаты могли узнать свои религіозныя воззрѣнія, и требовали, чтобы это новое вѣроисповѣданіе получило всѣ привилегіи прежней утраквистской церкви. Эта просьба встрѣтила сопротивленіе ихъ католическихъ согражданъ, и они вынуждены были удовлетвориться однимъ словомъ обѣщанія изъ устъ императора.
Пока жилъ Максимильянъ, они пользовались полной свободой и съ новымъ формулированіемъ своего вѣроученія; при его преемникахъ дѣло измѣнилось. Появился императорскій эдиктъ, которымъ отмѣнялась свобода вѣроисповѣданія для такъ называемыхъ богемскихъ братьевъ. Богемскіе братья ни въ чемъ не отличались отъ остальныхъ утраквистовъ; стало быть, суровый эдиктъ долженъ былъ быть распространенъ на всѣхъ ихъ чешскихъ единовѣрцевъ. Поэтому всѣ выступили въ ландтагѣ противъ императорскаго повелѣнія, но не имѣли возможности бороться съ нимъ. Императоръ и католическіе чины опирались на компактаты и на богемское земское право, гдѣ, разумѣется, не было никакихъ оговорокъ въ пользу религіи, за которую не стоялъ еще тогда голосъ народа. Но какъ многое измѣнилось съ тѣхъ поръ! То, что было тогда незначительной сектой, стало теперь господствующей церковью; и, разумѣется, желаніе держать новую религію подъ гнетомъ старыхъ узаконеній было пустой придиркой. Чешскіе протестанты ссылались на устное обѣщаніе Максимильяна и на религіозную свободу нѣмцевъ, отъ которыхъ они ни въ чемъ не хотѣли отстать. Все было напрасно,-- они получили рѣшительный отказъ.
Такъ обстояли дѣла въ Богеміи, когда Матвѣй, уже властелинъ Венгріи, Австріи и Моравіи, появился у Коллина, чтобы возмутить и чеховъ противъ императора. Критическое положеніе послѣдняго достигло высшей степени. Покинутый остальными своими наслѣдственными владѣніями, онъ полагалъ послѣднюю надежду на чеховъ, которые, какъ можно было предвидѣть раньше, не могли упустить случая воспользоваться его стѣсненнымъ положеніемъ для осуществленія своихъ старыхъ требованій. Послѣ многолѣтняго промежутка онъ вновь открыто показался въ Прагѣ на ландтагѣ; для того, чтобы показать народу, что онъ дѣйствительно еще живъ, во время шествія его пришлось открыть во дворцѣ всѣ окна: лучшее свидѣтельство, до чего дошло дѣло. Случилось то, чего онъ боялся. Чины Богеміи, почувствовавъ свою силу, ни на что не соглашались, пока имъ необезпечатъ вполнѣ ихъ земскихъ привилегій и религіозной свободы. Напрасно были попытки увернуться путемъ старыхъ уловокъ; судьба императора была въ ихъ рукахъ, и онъ долженъ былъ подчиниться необходимости. Но они добились его согласія только на прочія свои требованія; дѣла религіозныя онъ откладывалъ до ближайшаго ландтага.
Теперь чехи взялись за оружіе для защитъ! императора, и кровавая усобица должна была вспыхнуть между двумя братьями. Но Рудольфъ, который ничего такъ не боялся, какъ этой рабской зависимости отъ своихъ чиновъ, не ждалъ войны, но поспѣшилъ покончить миромъ съ эрцгерцогомъ, своимъ братомъ. По формальному отреченію онъ отдавалъ ему все, чего и такъ не могъ бы получить обратно -- Австрію и королевство венгерское -- и признавалъ его своимъ наслѣдникомъ на богемскомъ престолѣ.
Выйдя столь дорогой цѣной изъ этого стѣснительнаго положенія, императоръ тотчасъ-же запутался снова. Религіозныя дѣла Богеміи были отложены до ближайшаго ландтага; этотъ ландтагъ былъ созванъ въ 1609 г. Здѣсь требовали той-же свободы вѣроисповѣданія, что и при прежнемъ императорѣ, собственной консисторіи, передачи протестантамъ пражской академіи и разрѣшенія выбирать изъ своей среды дефензоровъ или защитниковъ свободы. Отвѣтъ остался все тотъ-же: католическая сторона связывала всѣ рѣшенія робкаго императора. Сколько ни возобновляли чины свои многократныя требованія, сопровождаемыя угрозами, Рудольфъ упорно держался своего прежняго рѣшенія: не давать ничего сверхъ установленнаго старыми договорами. Ландтагъ разошелся, не добившись ничего, и чины, возмущенные императоромъ, рѣшили устроить собственный сеймъ въ Прагѣ, чтобы обойтись своими средствами.
Они съѣхались въ Прагѣ въ большомъ количествѣ. Вопреки воспрещенію императора, совѣщанія происходили чуть не на его глазахъ. Уступчивость, которую онъ началъ выказывать, показывала имъ. какъ ихъ боятся, и усиливала ихъ настойчивость; но въ главномъ вопросѣ онъ оставался непреклоненъ. Они исполнили свои угрозы и серьезно приняли рѣшеніе -- самовластно установить вездѣ свободное исполненіе обрядовъ своей религіи и до тѣхъ поръ отказывать императору въ удовлетвореніи его требованій, пока онъ не утвердитъ этого постановленія. Они пошли дальше и выбрали дефензоровъ, въ которыхъ имъ отказывалъ императоръ. Было назначено по десять человѣкъ отъ каждаго изъ трехъ сословій; было рѣшено какъ можно скорѣе, набрать войска, причемъ генералъ-вахтмейстеромъ былъ назначенъ графъ фонъ Турнъ, глава всего движенія. Этотъ серьезный оборотъ заставилъ, наконецъ, императора согласиться, что рекомендовали ему теперь даже испанцы. Боясь, что доведенные до крайности чехи бросятся, наконецъ, въ объятія королю венгерскому, онъ подписалъ свою замѣчательную "граммату величества", которою они оправдывали передъ преемниками этого императора свое возстаніе. Богемское вѣроисповѣданіе, изложенное чинами передъ императоромъ Максимильяномъ, получало по этому документу совершенно равныя права съ католической церковью. Утраквистамъ, какъ продолжали называть себя чешскіе протестанты, предоставляется пражскій университетъ и собственная консисторія, совершенно независимая отъ архіепископа пражскаго. За ними остаются всѣ церкви, которыми они владѣли въ моментъ изданія акта въ городахъ, деревняхъ и селеніяхъ; если они будутъ имѣть необходимость въ новыхъ церквахъ, то сооруженіе ихъ не должно быть воспрещаемо городамъ, рыцарямъ и дворянству. Послѣднее мѣсто въ документѣ было причиной злополучнаго недоразумѣнія, охватившаго пожаромъ всю Европу.
Грамота величества сдѣлала протестантскую Богемію чѣмъ то вродѣ республики. Чины познали свою силу, основанную на стойкости, согласіи и единодушіи. У императора осталась одна тѣнь его державной власти. Въ лицѣ такъ называемаго "защитника свободы" духъ крамолы получилъ опасную поддержку. Примѣръ и удача Богеміи были соблазнительнымъ примѣромъ для остальныхъ владѣній Австріи, и всѣ считали себя вправѣ добыть такимъ-же путемъ такія-же привилегіи. Духъ свободы проносился изъ одной провинціи въ другую, и такъ какъ причиной удачи протестантовъ были, главнымъ образомъ, раздоры между австрійскими принцами, то позаботились поскорѣе помирить императора съ королемъ венгерскимъ.
Но примиреніе это никогда не могло быть искреннимъ. Оскорбленіе было слишкомъ тяжело, чтобы найти прощеніе, и въ глубинѣ сердца Рудольфъ продолжалъ питать неутолимую ненависть къ Матвѣю. Не могъ онъ отдѣлаться отъ болѣзненно раздражавшей его, неотвязной мысли, что въ концѣ концовъ и богемскій скипетръ перейдетъ въ ненавистныя руки, а надежда на то, что Матвѣй умретъ безъ наслѣдниковъ была для него не слишкомъ утѣшительна: тогда главой рода сдѣлается Фердинандъ, эрцгерцогъ грецскій, котораго онъ любилъ также мало. Имѣя въ виду отрѣзать ему, какъ и Матвѣю, путь къ чешскому престолу, онъ напалъ на мысль передать это наслѣдіе брату Фердинанда, эрцгерцогу Леопольду, епископу нассаусскому, который былъ самымъ любимымъ и наиболѣе преданнымъ ему изъ родственниковъ. Представленія чеховъ о свободѣ избранія своихъ королей и ихъ симпатіи къ Леопольду какъ будто благопріятствовали этому плану, при составленіи котораго на Рудольфа вліяли болѣе его партійность и мстительность, чѣмъ соображенія о благѣ его рода. Но для того, чтобы привести въ исполненіе этотъ проектъ, нужна была военная сила, которую Рудольфъ и сосредоточилъ въ епископствѣ Нассау. Никому не было извѣстно назначеніе этого отряда. Но неожиданное нападеніе солдатъ на Богемію, вызванное, задержкой жалованья и сдѣланное безъ вѣдома императора, а также безобразія, произведенныя здѣсь солдатами, возбудили все королевство; вспыхнуло возстаніе противъ императора. Напрасно послѣдній увѣрялъ чеховъ въ своей невинности -- они не вѣрили ему; напрасно пытался онъ остановить своеволіе и неистовства своихъ солдатъ -- они не слушались его. Подозрѣвая, что все это клонится къ отмѣнѣ грамоты величества, "защитники свободы" вооружили всю протестантскую Богемію, и Матвѣй былъ вынужденъ рѣшить споръ оружіемъ. Послѣ изгнанія его отряда изъ Пассау, императоръ оставался безпомощный въ Прагѣ, гдѣ его содержали въ его собственномъ замкѣ, какъ плѣнника и удаливъ отъ него всѣхъ его совѣтниковъ. Между тѣмъ Матвѣй среди всеобщаго ликованія торжественно вступилъ въ Прагу, гдѣ вскорѣ затѣмъ Рудольфъ съ чрезвычайнымъ малодушіемъ призналъ его королемъ чешскимъ. Жестоко наказала судьба этого императора: онъ вынужденъ былъ при жизни отдать врагу тронъ, который онъ не хотѣлъ предоставить ему послѣ смерти. Чтобы довершить его униженіе, его заставили собственноручнымъ отреченіемъ освободить всѣхъ своихъ подданныхъ въ Богеміи, Силезіи и Лузаціи отъ всѣхъ ихъ обязанностей по отношенію къ нему; и онъ сдѣлалъ это съ мучительной тоскою. Всѣ покинули его, даже тѣ, чьимъ благодѣтелемъ онъ считалъ себя. Подписавъ актъ, онъ бросилъ шляпу на землю и разгрызъ перо, которое оказало ему такую позорную службу.
Теряя одно свое наслѣдственное владѣніе за другимъ, Рудольфъ былъ не лучшимъ защитникомъ императорскаго сана. Каждая религіозная партія, на которыя распадалась Германія, продолжала стремиться улучшить свое положеніе на счетъ другой или защищаться отъ ея нападеній. Чѣмъ слабѣе была рука, въ которой покоился скипетръ имперіи и чѣмъ свободнѣе чувствовали себя протестанты и католики, тѣмъ напряженнѣе слѣдили они другъ за другомъ, тѣмъ болѣе возрастало ихъ взаимное недовѣріе. Было достаточной причиной для страха протестантовъ и достаточнымъ предлогомъ для враждебнаго отношенія ихъ то, что императоромъ правили іезуиты и испанскіе совѣты. Неразумный фанатизмъ іезуитовъ, которые и въ своихъ сочиненіяхъ и съ церковной каѳедры поселяли сомнѣнія въ дѣйствительности религіознаго мира, разжигалъ недовѣріе протестантовъ и заставлялъ ихъ въ каждомъ безразличномъ шагѣ католиковъ видѣть опасность. Все, что предпринималось въ личныхъ владѣніяхъ императора для ограниченія евангелическаго вѣроисповѣданія, возбуждало вниманіе всей протестантской Германіи, и та могучая поддержка, которую евангелическіе подданные Австріи нашли или надѣялись найти въ своихъ единовѣрцахъ въ остальной Германіи, была въ значительной степени причиной ихъ упорства и быстраго успѣха Матвѣя. Въ имперіи были увѣрены, что продолжительность религіознаго мира объясняется только стѣсненнымъ положеніемъ императора, и потому никто не спѣшилъ вывести его изъ этого тягостнаго положенія.
Почти всѣ дѣла имперскаго сейма оставались безъ движенія по безпечности императора или по винѣ протестантскихъ имперскихъ чиновъ, которые поставили себѣ за правило ничего не дѣлать для общихъ нуждъ государства, пока не будутъ удовлетворены ихъ жалобы. Эти жалобы относились главнымъ образомъ къ темнымъ сторонамъ управленія, къ нарушеніямъ религіознаго мира и къ новымъ проявленіямъ произвола со стороны придворнаго императорскаго суда, который за послѣднее царствованіе сталъ расширять свою юрисдикцію въ ущербъ правамъ имперскаго суда. До сихъ поръ всѣ процессы между чинами, не поконченные кулачнымъ правомъ, рѣшались въ незначительныхъ случаяхъ самимъ императоромъ единолично, въ болѣе важныхъ -- при участіи союзныхъ государей или, наконецъ, императорскими придворными судьями по порученію императора. Въ концѣ пятнадцатаго вѣка императоры передали эту верховную судебную власть постоянному правильному трибуналу, такъ называемому каммергерихту въ Шпейерѣ, гдѣ, во избѣжаніе произвола императора, засѣдали также выборные отъ имперскихъ чиновъ, которые равнымъ образомъ выговорили себѣ право подвергать приговоры суда періодическимъ ревизіямъ. Это право чиновъ (называемое презантаціоннымъ и визитаціоннымъ правомъ) религіозный миръ распространилъ также на протестантовъ, такъ что отнынѣ въ протестантскихъ дѣлахъ приговоръ произносился при участіи протестантскихъ судей, и въ верховномъ судилищѣ водворилось видимое равновѣсіе между обѣими религіями.
Но враги реформаціи и политической свободы въ погонѣ за каждымъ обстоятельствомъ, благопріятствующимъ ихъ цѣлямъ, быстро нашли способъ уничтожить положительныя стороны этого порядка вещей. Понемногу удалось устроить такъ, что высшее правосудіе по дѣламъ имперскихъ чиновъ перешло въ руки частнаго суда императора, рейхсгофрата, первоначально предназначеннаго лишь для помощи императору въ осуществленіи его несомнѣнныхъ личныхъ императорскихъ правъ; члены этого суда, произвольно назначенные самимъ императоромъ и получавшіе жалованье исключительно отъ него, должны были сдѣлать своимъ единственнымъ руководящимъ началомъ благо католической церкви, къ которой они принадлежали, и своимъ единственнымъ закономъ -- выгоды своего господина. Предъ этимъ судомъ должны были теперь рѣшаться многія дѣла между представителями разныхъ религій, право приговора надъ которыми принадлежало имперскому суду, а до учрежденія послѣдняго -- совѣту государей. Нѣтъ ничего удивительнаго, что католическіе судьи и креатуры императора, жертвуя правосудіемъ интересамъ католической религіи и императора, выдавали истинное происхожденіе приговоровъ этого суда. Хотя можно думать, что всѣ имперскіе чины Германіи имѣли причины своевременно воспротивиться столь опасному злоупотребленію,-- однако это было сдѣлано одними протестантами, на которыхъ оно отзывалось особенно сильно. Впрочемъ и среди нихъ даже возстали не всѣ тѣ, кого, какъ защитниковъ нѣмецкой свободы, это самовольное учрежденіе оскорбляло въ ихъ священнѣйшемъ интересѣ -- въ отправленіи правосудія. Въ самомъ дѣлѣ, Германіи нечего было такъ радоваться уничтоженію кулачнаго права и учрежденію каммергерихта, если наряду съ послѣднимъ предполагалась еще произвольная юрисдикція императора. Что же выиграли нѣмецкіе имперскіе чины сравнительно съ тѣми варварскими временами, если каммергерихтъ, въ которомъ они засѣдали рядомъ съ императоромъ, изъ за котораго они отказались отъ своего державнаго права суда, переставалъ быть необходимой судебной инстанціей. Но въ умахъ этой эпохи часто мирно уживались самыя странныя противорѣчія. Съ именемъ императора, наслѣдіемъ деспотическаго Рима, соединялось въ это время понятіе полноты верховной власти, которая была самымъ комическимъ противорѣчіемъ всему государственному праву нѣмцевъ и однако защищалась юристами, распространялась сторонниками деспотизма и находила вѣру въ слабыхъ.
Къ этимъ всеобщимъ жалобамъ при соединилась мало-по-малу вереница отдѣльныхъ случаевъ, которые довели безпокойство протестантовъ до высшей степени недовѣрія. Во время испанскихъ религіозныхъ преслѣдованій въ Нидерландахъ, нѣсколько протестантскихъ семей нашло убѣжище въ католическомъ имперскомъ городѣ Ахенѣ, гдѣ они поселились и незамѣтно образовали кружокъ единовѣрцевъ. Успѣвъ хитростью провести нѣсколькихъ своихъ единовѣрцевъ въ городской совѣтъ, они потребовали для себя отдѣльной церкви и публичнаго богослуженія, и, когда въ отвѣтъ на это требованіе послѣдовалъ отказъ, добыли себѣ все это насильственно вмѣстѣ съ самимъ городскимъ управленіемъ. Видѣть столь значительный городъ въ протестантскихъ рукахъ было слишкомъ тяжелымъ ударомъ для императора и всей католической партіи. Послѣ того, какъ всѣ императорскія увѣщанія и приказанія возстановить прежнее положеніе вещей остались безплодными, по рѣшенію придворнаго совѣта императора въ Вѣнѣ, весь городъ былъ объявленъ внѣ покровительства законовъ, что было приведено въ исполненіе лишь во время слѣдующаго царствованія.
Большее значеніе имѣли двѣ другія попытки протестантовъ расширить свои владѣнія и свою силу. Курфюрстъ Кельнскій Гебгардъ, въ мірѣ Трухзессъ фонъ-Вальдбургъ, воспылалъ къ молодой графинѣ Агнесѣ фонъ-Мансфельдъ, канониссѣ въ Герессгеймѣ, страстной любовью, которая нашла взаимность. Такъ какъ взоры всей Германіи были обращены на эту связь, то братья графини, оба ревностные кальвинисты, потребовали удовлетворенія за оскорбленіе чести своего рода, которая не могла быть спасена бракомъ, пока курфюрстъ оставался католическимъ епископомъ. Они. угрожали курфюрсту смыть этотъ позоръ его кровью и кровью своей сестры, если онъ не откажется немедленно отъ всякихъ сношеній съ графиней или не возстановитъ ея честь предъ алтаремъ. Курфюрстъ, равнодушный ко всѣмъ послѣдствіямъ этого шага, внималъ одному голосу любви. Потому-ли, что онъ вообще и раньше склонялся къ новой религіи или это чудо зависѣло отъ прелестей его возлюбленной,-- онъ отрекся отъ католической вѣры и предсталъ съ прекрасной Агнесой передъ алтаремъ.
Этотъ случай наводилъ на самыя серьезныя соображенія. По буквѣ духовной оговорки такое отступничество лишало курфюрста всѣхъ правъ на его духовныя владѣнія, а если для католиковъ было важно добиваться когда-либо примѣненія духовной оговорки, то это, конечно, прежде всего относилось къ случаямъ, касавшимся курфюршествъ. Съ другой стороны, отрѣшеніе отъ высшаго сана было столь суровой мѣрой,-- и тѣмъ болѣе суровой для столь нѣжнаго супруга, которому такъ хотѣлось бы повысить цѣнность своего сердца и своей руки поднесеніемъ невѣстѣ цѣлаго княжества! Духовная оговорка и такъ была спорнымъ пунктомъ Аугсбургскаго мира, и всей протестантской Германіи казалось въ высшей степени важнымъ отнять у католической партіи это четвертое курфюршество. Подобные примѣры бывали уже во многихъ духовныхъ учрежденіяхъ нижней Германіи и увѣнчивались успѣхомъ. Многіе члены соборнаго капитула въ Кельнѣ были уже протестанты и стали на сторону курфюрста; въ самомъ-городѣ онъ могъ разсчитывать на значительное число протестантскихъ приверженцевъ. Всѣ эти причины, усиленныя увѣщаніями его друзей и родственниковъ и обѣщаніями многихъ нѣмецкихъ дворовъ, побудили курфюрста рѣшиться удержать свои владѣнія и послѣ перемѣны религіи.
Но весьма быстро выяснилось, что онъ началъ борьбу, которую ему не суждено было окончить. Уже свобода протестантскаго богослуженія въ кельнскихъ владѣніяхъ вызвала горячее противодѣйствіе со стороны католическихъ чиновъ и членовъ соборнаго капитула. Вмѣшательство императора и указъ изъ Рима, по которому онъ предавался проклятію, какъ вѣроотступникъ, и отрѣшался отъ всѣхъ своихъ духовныхъ и свѣтскихъ званій, вооружилъ противъ него его подданныхъ и его капитулъ. Курфюрстъ собралъ войско; члены капитула сдѣлали то же самое. Чтобы обезпечить себя скорѣе могущественнымъ сторонникомъ, они поспѣшно приступили къ выборамъ новаго курфюрста; избранникомъ ихъ оказался епископъ Люттихскій, баварскій принцъ.
Вспыхнула усобица, которая въ виду дѣятельнаго участія, какое необходимо должны были принять въ этомъ дѣлѣ обѣ религіозныя партіи Германіи, могла привести къ общему нарушенію имперскаго мира. Болѣе всего возмущало протестантовъ то, что папа, присваивая себѣ какъ-бы апостольскую власть, позволилъ себѣ отрѣшить отъ свѣтской власти одного изъ государей германской имперіи. Даже въ золотыя времена духовнаго владычества папъ это право признавалось далеко не всѣми; какое-же противодѣйствіе должно было оно встрѣтить теперь, когда авторитетъ папы для однихъ палъ совершенно, для другихъ покоился на очень слабыхъ основахъ. Всѣ протестантскіе дворы Германіи настойчиво ходатайствовали объ этомъ дѣлѣ предъ императоромъ. Генрихъ IV французскій, бывшій тогда еще королемъ наварскимъ, всѣми возможными способами старался побудить германскихъ государей не отступаться отъ своихъ правъ. Отъ этого случая зависѣла свобода Германіи. Четыре протестантскихъ голоса противъ трехъ католическихъ въ совѣтѣ курфюрстовъ давали перевѣсъ протестантской партіи и на вѣки преграждали австрійскому дому путь къ императорскому трону.
Но курфюрстъ Гебгардъ перешелъ не къ лютеранскому, но къ реформатскому вѣроисповѣданію; это обстоятельство было его несчастьемъ. Взаимное ожесточеніе двухъ протестантскихъ церквей не позволяло евангелическимъ имперскимъ чинамъ смотрѣть на курфюрста какъ на своего и настойчиво поддерживать его, какъ такового. Всѣ, правда, ободряли его и обѣщали ему помощь, но лишь одинъ второстепенный принцъ изъ пфальцскаго дома, пфальцграфъ Іоганнъ Казиміръ, ревностный кальвинистъ, сдержалъ свое слово. Не взирая на императорское запрещеніе, онъ поспѣшилъ со своимъ маленькимъ войскомъ въ Кельнскую область, но не могъ сдѣлать ничего значительнаго, такъ какъ курфюрстъ, самъ лишенный всего необходимаго, оставилъ его безъ всякой помощи. Тѣмъ успѣшнѣе дѣйствовалъ новоизбранный курфюрстъ, котораго дѣятельно поддерживали его баварскіе родственники и нидерландскіе испанцы. Войска Гебгарда, не получая жалованья отъ своего господина, сами сдавали непріятелю одно укрѣпленіе за другимъ; остальные были принуждены къ сдачѣ оружіемъ. Нѣсколько дольше держался Гебгардъ въ своихъ вестфальскихъ владѣніяхъ, пока и здѣсь вынужденъ былъ уступить силѣ. Послѣ многихъ тщетныхъ попытокъ добиться своего возстановленія, онъ удалился въ Страсбургскій монастырь, гдѣ и умеръ въ качествѣ соборнаго декана: первая жертва духовной оговорки или вѣрнѣе -- раздоровъ между нѣмецкими протестантами.
Къ кельнскому недоразумѣнію вскорѣ присоединилось новое -- въ Страсбургѣ. Многіе протестантскіе каноники изъ Кельна, преданные папскому проклятію вмѣстѣ съ курфюрстомъ, бѣжали въ это епископство, гдѣ у нихъ также были бенефиціи. Такъ какъ въ Страсбургѣ католическіе каноники не рѣшались позволить имъ какъ отлученнымъ пользоваться этими бенефиціями, то они овладѣли ими насильственно, а могущество ихъ протестантскихъ приверженцевъ среди страсбургскихъ гражданъ дало имъ вскорѣ преобладаніе въ епископствѣ. Католическіе каноники пересилились въ Цабернъ въ Эльзасѣ, гдѣ, подъ охраной своего епископа, продолжали вести дѣла своего капитула, какъ единственно законнаго, и объявили священнослужителей, оставшихся въ Страсбургѣ, незаконными. Между тѣмъ послѣдніе, принявъ въ свою среду многихъ протестанскихъ членовъ знатнаго происхожденія, усилились до такой степени, что послѣ смерти епископа они избрали новаго протестантскаго епископа въ лицѣ принца Бранденбургскаго Іоганна Георга. Католическіе каноники, очень мало склонные утвердить выборы, избрали носителемъ этого сана епископа Мецскаго принца Лотарингскаго, который не замедлилъ возвѣстить о своемъ избраніи враждебными дѣйствіями противъ владѣній Страсбурга.
Такъ какъ городъ Страсбургъ всталъ съ оружіемъ въ рукахъ на защиту протестантскаго капитула и принца Бранденбургскаго, а противная партія при помощи лотарингскихъ войскъ старалась завладѣть епископскими землями, то произошла тяжелая война, сопровождаемая, по обычаю того времени, варварскимъ опустошеніемъ. Напрасно старался императоръ рѣшить споръ своимъ высокимъ авторитетомъ: епископскія владѣнія разрывались долгое время еще обѣими партіями на части, пока, наконецъ, протестантскій принцъ, за умѣренное денежное вознагражденіе, не отказался отъ своихъ притязаній, и, такимъ образомъ, католическая церковь еще разъ побѣдила.
Еще гораздо опаснѣе для всей протестантской Германіи было событіе, происшедшее по окончаніи предыдущаго недоразумѣнія въ швабскомъ имперскомъ городѣ Донаувертѣ. Въ этомъ католическомъ городѣ во время правленія Фердинанда и его сына протестантская религіозная партія получила обычнымъ путемъ такой перевѣсъ, что католическіе обыватели города должны были довольствоваться капеллой въ монастырѣ Св. Креста и скрывать большинство своихъ священныхъ обрядовъ отъ раздраженія протестантовъ. Но вотъ фанатичный настоятель этого монастыря, рѣшившись пренебречь народнымъ голосомъ, вздумалъ устроить публичную процессію съ несеніемъ креста и развѣвающихся хоругвей. Его заставили отказаться отъ этого намѣренія. Когда тотъ же самый настоятель, подбодренный милостивымъ императорскимъ указомъ, черезъ годъ повторилъ крестный ходъ, народъ совершилъ насиліе. Фанатическая чернь заперла предъ возвращающимися въ городъ монахами ворота, изорвала ихъ хоругви и провожала ихъ криками и бранью. Слѣдствіемъ погрома былъ вызовъ къ суду императора, и когда возбужденный народъ рѣшился осмѣять императорскихъ комиссаровъ, когда всѣ попытки порѣшить распрю миромъ, наткнулись на сопротивленіе фанатичной толпы, послѣдовалъ формальный приговоръ противъ города; исполненіе его было возложено на герцога Максимильяна Баварскаго. Малодушіе охватило столь самонадѣянныхъ обывателей при приближеніи баварскаго войска; они сдались безъ сопротивленія. Наказаніемъ за ихъ поведеніе была полная отмѣна протестантскаго вѣроисповѣданія въ ихъ стѣнахъ. Городъ потерялъ свои привилегіи и изъ швабскаго имперскаго вольнаго города обратился въ городъ, подчиненный Баваріи.
Два обстоятельства, сопровождавшія этотъ случай, должны были обратить на себя вниманіе протестантовъ даже въ томъ случаѣ, если бы интересы религіи не играли у нихъ такой роли. Придворнымъ совѣтомъ императора въ Вѣнѣ, трибуналомъ произвольнымъ и насквозь католическимъ, давно уже вызывавшимъ яростныя нападки ихъ, былъ произнесенъ этотъ приговоръ, а выполненіе его было поручено герцогу Баварскому, начальнику чуждаго округа. Распоряженія, столь противныя имперской конституціи, показались предвѣстниками худшихъ насилій со стороны католиковъ, которыя, опираясь на тайныя соглашенія и опасный планъ, могли окончиться полнымъ подавленіемъ ихъ религіозной свободы.
Въ положеніи, гдѣ господствуетъ право силы, и на силѣ основана всякая безопасность, слабая часть будетъ всегда дѣятельно заботиться о самозащитѣ. То же самое было теперь и въ Германіи. Если католики, въ самомъ дѣлѣ, задумали что либо дурное противъ протестантовъ, то очевидно первый ударъ долженъ быть скорѣе нанесенъ въ южной, чѣмъ въ сѣверной Германіи, потому что владѣнія нижне-нѣмецкихъ протестантовъ тянулись длинной непрерывной полосой и, такимъ образомъ, легко могли помогать другъ другу; верхне-нѣмецкіе же протестанты, отрѣзанные отъ другихъ и охваченные со всѣхъ сторонъ католическими государствами, были открыты всякому нападенію. Если, далѣе, католики, какъ можно было предполагать, пожелаютъ воспользоваться внутренними раздорами протестантовъ и направятъ свои нападенія противъ отдѣльной религіозной партіи, то, очевидно, кальвинисты, какъ слабѣйшіе, и не участвующіе въ религіозномъ мирѣ, подвергались ближайшей опасности и первый ударъ долженъ пасть на нихъ.
То и другое соединялось въ Пфальцскихъ земляхъ, которыя имѣли въ герцогѣ баварскомъ весьма опаснаго сосѣда и, вслѣдствіе своего отпаденія въ кальвинизмъ, совершенно не пользовались защитой религіознаго мира и не могли надѣяться на помощь евангелическихъ чиновъ. Ни одна нѣмецкая страна не испытывала въ столь короткій промежутокъ времени столь быстрыхъ перемѣнъ религіи, какъ Пфальцъ этой эпохи. Въ теченіе всего только шестидесяти лѣтъ эта страна, злополучная игрушка своихъ властелиновъ, два раза обращалась къ ученію Лютера и два раза оставляла это ученіе для кальвинизма. Сперва курфюрстъ Фридрихъ III измѣнилъ аугсбургскому исповѣданію; его старшій сынъ и наслѣдникъ Людвигъ быстро и насильственно сдѣлалъ это исповѣданіе господствующимъ. Кальвинисты были во всей странѣ лишены церквей, ихъ проповѣдники и даже школьные учителя ихъ вѣры высланы за границу, и даже въ своемъ духовномъ завѣщаніи преслѣдовалъ ихъ этотъ ревностный евангелическій государь, назначивъ опекунами своего малолѣтняго наслѣдника лишь строго правовѣрныхъ лютеранъ. Но противозаконное завѣщаніе было уничтожено его братомъ пфальцграфомъ Іоганномъ Казиміромъ, который, согласно предписаніямъ золотой буллы, принялъ на себя опеку и управленіе всей страной. Девятилѣтній курфюрстъ (Фридрихъ IV) былъ окруженъ кальвинистскими учителями, которымъ поручено было изгнать лютеранскую ересь изъ души ихъ воспитанника хоть палками. Если такъ поступали съ государемъ, можно себѣ представить, какъ обходились съ подданнымъ.
При Фридрихѣ IV пфальцскій дворъ съ особенной ревностью возбуждалъ протестантскихъ чиновъ въ Германіи къ единодушной борьбѣ съ австрійскимъ домомъ и дѣятельно старался объ ихъ единеніи.
Не говоря о вліяніи совѣтовъ Франціи, основой которыхъ всегда была ненависть противъ Австріи, заботы о самосохраненіи заставляли пфальцскій дворъ стараться обезпечить себя отъ столь близкаго и столь могущественнаго врага хоть сомнительной защитой протестантовъ. По пути къ своему осуществленію союзъ этотъ встрѣтился съ большими трудностями, такъ какъ ненависть евангелистовъ къ реформатамъ едвали уступала ихъ общему отвращенію къ папистамъ. Поэтому попытались прежде всего соединить религіи, чтобы такимъ образомъ проложить путь политическому объединенію; но всѣ попытки не удавались и кончались обыкновенно тѣмъ, что каждая сторона лишь болѣе укрѣплялась въ своихъ воззрѣніяхъ. Оставалось одно: усилить страхъ и недовѣріе евангелистовъ и тѣмъ вызвать въ нихъ сознаніе необходимости такого союза. Преувеличивали силу католиковъ; раздували опасность; случайныя событія приписывались заранѣе обдуманному плану; незначительные случаи извращались подсказаннымъ ненавистью толкованіемъ, и всему поведенію католиковъ сообщалась преднамѣренность и обдуманность, отъ которыхъ они, вѣроятно, были очень далеки.
Имперскій сеймъ въ Регенсбургѣ, гдѣ протестанты надѣялись добиться возобновленія религіознаго мира, окончился неудачей, и къ ихъ прежнимъ жалобамъ прибавилось еще недавнее насиліе надъ Донаувертомъ. Съ невѣроятной быстротой былъ заключенъ столь долго жданный союзъ. Въ 1608 г. въ Аугаузенѣ во Франконіи, курфюрстъ Фридрихъ IV пфальцскій, пфальцграфъ Нейбургскій, два маркграфа Бранденбургскіе, маркграфъ Баденскій и герцогъ Іоганнъ Фридрихъ Вюртембергскій -- стало быть, лютеране и кальвинисты -- заключили между собой за себя и за своихъ наслѣдниковъ тѣсный союзъ, названный евангелической уніей. По этому договору вошедшіе въ унію князья поддерживаютъ другъ друга словомъ и дѣломъ въ вопросахъ религіи и политическихъ правъ противъ всякаго обидчика, и всѣ обязуются стоять за одного; каждый членъ уніи, вовлеченный въ войну, получаетъ отъ остальныхъ вспомогательные отряды; войскамъ его, въ случаѣ нужды, открываются области, города и замки союзниковъ, а то, что будетъ завоевано однимъ, дѣлится, соразмѣрно степени участія, между всѣми членами уніи. Управленіе всѣмъ союзомъ передается въ мирное время Пфальцу, но съ ограниченной властью; на необходимыя издержки сдѣланы взносы и образованъ фондъ. Религіозныя различія между лютеранами и кальвинистами не должны оказывать никакого вліянія на союзъ. Договоръ имѣетъ силу десять лѣтъ. Каждый членъ уніи обязуется вербовать новыхъ членовъ. Курфюршество Бранденбургское примкнуло къ уніи; курфюршество Саксонское не одобрило союза. Гессенъ не могъ принять свободнаго рѣшенія; герцоги Брауншвейгскій и Люнебургскій также не знали, на что рѣшиться. Но важнымъ пріобрѣтеніемъ для союза были три имперскіе города -- Страсбургъ, Нюрнбергъ и Ульмъ,-- такъ какъ союзъ нуждался въ ихъ деньгахъ и ихъ примѣръ могъ найти подражаніе во многихъ другихъ имперскихъ городахъ.
Порознь нерѣшительныя и мало внушавшія уваженіе союзныя государства, заключивъ договоръ, заговорили болѣе смѣлымъ языкомъ. Черезъ князя Ангальтскаго Христіана они представили императору свои общія жалобы и требованія, среди которыхъ первое мѣсто занимали возстановленіе самостоятельности Донауверта, отмѣна императорской придворной юрисдикціи, преобразованіе его правленія и правленія его совѣтниковъ. Для этихъ представленій они удачно выбрали моментъ, когда императоръ еле могъ вздохнуть отъ смутъ въ своихъ собственныхъ владѣніяхъ; Австрія и Венгрія были только что потеряны и его богемская корона была спасена только благодаря грамотѣ величества: наконецъ, юлихское наслѣдство грозило вдали новой войной. Нѣтъ ничего удивительнаго, что этотъ медлительный государь менѣе спѣшилъ въ своихъ рѣшеніяхъ, чѣмъ когда либо, и унія взялась за оружіе прежде, чѣмъ императоръ могъ одуматься!
Католики слѣдили за уніей съ чрезвычайнымъ недовѣріемъ. Съ такимъ же недовѣріемъ наблюдала унія за католиками и императоромъ; императоръ -- за тѣми и другими. Съ обѣихъ сторонъ страхъ и взаимное озлобленіе достигли высшаго напряженія. И какъ разъ въ этотъ критическій моментъ смерть Іоганна Вильгельма герцога Юлихскаго вызвала въ высшей степени серьезный споръ о Юлихъ-Клевскомъ наслѣдствѣ.
На наслѣдство, нераздѣльность котораго была основана на торжественныхъ договорахъ, изъявили притязанія восемь соискателей; императоръ былъ не прочь овладѣть наслѣдствомъ въ качествѣ выморочнаго имперскаго лена и могъ считаться девятымъ. Четверо изъ соискателей: курфюрстъ Бранденбургскій, пфальцграфъ Нейбургскій, пфальцграфъ Цвейбрюкенскій и маркграфъ Бургаускій, австрійскій принцъ, предъявили требованія отъ имени четырехъ принцессъ, своихъ женъ, сестеръ покойнаго герцога. Два другіе, курфюрстъ саксонскій изъ Альбертинской линіи и герцоги саксонскіе линіи Эрнестинской, ссылались на давнія наслѣдственныя права, удѣленныя имъ изъ этого наслѣдства императоромъ Фридрихомъ III и утвержденныя за обоими саксонскими домами Максимиліаномъ I. Меньше вниманія было обращено на притязанія нѣсколькихъ иностранныхъ принцевъ. Ближайшія и приблизительно равныя права имѣли владѣтели Бранденбурга и Нейбурга. Тотчасъ послѣ открытія наслѣдства оба двора овладѣли имъ; началъ Бранденбургъ, за нимъ слѣдовалъ Нейбургъ. Споръ начался перомъ и окончился бы, вѣроятно, мечемъ, но вслѣдствіе вмѣшательства императора, который предпочиталъ рѣшить этотъ споръ съ высоты своего трона, а пока взять подъ секвестръ спорныя земли, обѣ враждующія стороны быстро примирились, чтобы бороться съ общей опасностью. Сошлись на томъ, что герцогствомъ будутъ править совмѣстно. Напрасно императоръ требовалъ отъ Юлихъ-Клевскихъ земскихъ чиновъ, чтобы они не присягали своимъ новымъ государямъ, напрасно послалъ онъ въ спорныя владѣнія своего родственника эрцгерцога Леопольда епископа Пассаускаго и Страсбургскаго, чтобы тамъ личнымъ присутствіемъ помогать императорской партіи. Вся страна за исключеніемъ Юлиха, подчинилась протестантскимъ государямъ и императорская партія была осаждена въ этой столицѣ.
Эта борьба имѣла важное значеніе для всей Германской имперіи и даже возбудила вниманіе многихъ европейскихъ дворовъ. Вопросъ былъ не въ томъ, кому достанется и кому не достанется Юлихское герцогство,-- но въ томъ, какая изъ обѣихъ партій Германіи -- католическая или протестантская -- усилится столь значительнымъ пріобрѣтеніемъ, для какой изъ обѣихъ религій будетъ выиграна или потеряна эта область. Вопросъ былъ въ томъ, удастся-ли Австріи этотъ новый захватъ и удовлетворитъ-ли онъ ея жадность, или свобода Германіи и равновѣсіе ея силъ уцѣлѣетъ вопреки замысламъ Австріи. Такимъ образомъ вопросъ о Юлихскомъ наслѣдствѣ былъ удобнымъ случаемъ для всѣхъ державъ, которыя благопріятствовали свободѣ и враждебно относились въ Австріи. Въ споръ были вовлечены евангелическая унія, Голландія, Англія и особенно Генрихъ IV французскій.
Этотъ монархъ, потерявшій лучшую половину своей жизни въ борьбѣ съ австрійскимъ домомъ и Испаніей, съ непреоборимой геройской силой побѣждавшій всѣ препятствія, воздвигнутыя австрійскимъ домомъ между нимъ и французскимъ престоломъ, далеко не оставался до сихъ поръ равнодушнымъ созерцателемъ смутъ, происходящихъ въ Германіи. Именно эта борьба чиновъ съ императоромъ даровала и обезпечила миръ его Франціи. Протестанты и турки были два благодѣтельныхъ привѣска, обуздавшихъ австрійское могущество на востокѣ и западѣ, но она вновь встала бы во всей своей страшной мощи, если бы только ей позволили свергнуть съ себя эти оковы. Въ продолженіе цѣлой половины человѣческой жизни наблюдалъ Генрихъ IV зрѣлище австрійскаго властолюбія у австрійской жадности, которыхъ ни неудачи, ни даже духовное безсиліе, вообще смягчающія всѣ страсти, не могли погасить въ груди, гдѣ текла хоть капля крови Фердинанда Аррагонскаго. Уже сто лѣтъ тому назадъ австрійская стяжательность исторгла Европу изъ счастливаго мира и произвела насильственный переворотъ въ лонѣ ея лучшихъ государствъ; она лишила поля пахарей, мастерскія -- художниковъ, чтобы покрыть земли гигантскими, никогда дотолѣ невиданными массами войскъ, а торговыя моря -- военными флотами. Она заставила европейскихъ государей обременить трудолюбіе ихъ подданныхъ неслыханными налогами и истощать въ вынужденной оборонѣ лучшія силы своихъ государствъ, потерянныя для благосостоянія ихъ обитателей. Европа не знала мира, ея государства не знали счастья, благоденствіе народовъ не могло разсчитывать ни на что, пока этотъ опасный родъ имѣлъ силу нарушить по произволу миръ этой части свѣта.
Таковы были размышленія, омрачившія душу Генриха на закатѣ его славной жизни. Много далъ бы онъ, чтобы успокоить хаосъ, въ который ввергла Францію многолѣтняя междуусобная война, возбужденная и поддерживаемая этой самой Австріей. Всякій выдающійся человѣкъ жаждетъ сознанія, что работалъ для вѣчности, а кто могъ ручаться этому государю за долговѣчность благосостоянія, въ какомъ онъ оставлялъ Францію, пока Австрія и Испанія оставались единственной силой, которая, правда, теперь была разбита и обезсилена, но при первомъ удобномъ случаѣ могла снова организоваться въ единое цѣлое и вновь возстать въ своемъ страшномъ могуществѣ. Если онъ хотѣлъ оставить своему наслѣднику достаточно прочный тронъ и своему народу продолжительный миръ, онъ долженъ былъ предварительно на вѣки обезоружить эту опасную силу. Изъэтого источника вытекла непримиримая ненависть Генриха IV къ. австрійскому дому,-- неутолимая, яростная и справедливая, какъ вражда Анибала къ народу Ромула, но облагороженная болѣе высокимъ происхожденіемъ.
Воззрѣнія Генриха раздѣлялись всѣми странами Европы, но не всѣмъ была присуща эта проницательная политика, это самоотверженное мужество, эта смѣлость дѣйствовать подъ вліяніемъ такихъ воззрѣній. Всякаго безъ различія соблазняетъ непосредственная выгода, но лишь великія души дѣйствуютъ подъ вліяніемъ отдаленнаго блага. Пока мудрость разсчитываетъ въ своихъ замыслахъ на мудрость или опирается на свои собственныя силы, она строитъ себѣ одни химерическіе планы, и мудрость подвергается опасности стать посмѣшищемъ для всего-міра; но она можетъ быть увѣрена въ счастливомъ исходѣ и можетъ разсчитывать на рукоплесканія и восхищеніе, когда она въ своихъ глубокообдуманныхъ планахъ назначаетъ опредѣленныя роли варварству, любостяжанію и суевѣрію, и обстоятельства даютъ ей возможность сдѣлать чужія корыстныя страсти орудіемъ ея прекрасныхъ цѣлей.
Въ первомъ случаѣ извѣстный проектъ Генриха -- изгнать австрійскій домъ изъ всѣхъ его владѣній и подѣлить между европейскими державами награбленное имъ добро -- дѣйствительно, заслуживалъ бы названія химеры, какъ его называли такъ часто и такъ охотно; но заслуживалъ-ли его планъ такую-же кличку въ другомъ случаѣ? Этому замѣчательному государю никогда не пришло бы на мысль разсчитывать встрѣтить въ исполнителяхъ своего проекта тѣ же побудительныя причины, какія одушевляли въ этомъ замыслѣ его и его помощника Сюлли. Всѣ государства, содѣйствіе которыхъ было тутъ необходимо, должны были взять на себя приличествующую имъ въ данномъ случаѣ роль по самымъ серьезнымъ мотивамъ, какіе только могутъ быть въ политическихъ событіяхъ. Отъ австрійскихъ протестантовъ не требовали ничего такого, что и безъ того не было-бы цѣлью ихъ стремленій: сверженія австрійскаго ига; отъ нидерландцевъ -- ничего, кромѣ такого же сверженія испанскаго владычества; для папы и для всѣхъ итальянскихъ республикъ не было ничего важнѣе освобожденія ихъ полуострова отъ испанской тираніи; для Англіи не было ничего желательнѣе переворота, который освободилъ бы ее отъ ея непримиримаго врага. Каждая страна выигрывала при этомъ раздѣлѣ австрійской добычи землю или свободу, новыя пріобрѣтенія или безопасность для старыхъ, и такъ какъ выигрышъ былъ обезпеченъ для всѣхъ, то равновѣсіе оставалось ненарушеннымъ. Франція могла великодушно отказаться отъ всякаго участія въ дѣлежѣ, потому что она вдвойнѣ выигрывала отъ гибели Австріи и всегда бывала наиболѣе могущественной тогда, когда Австрія не была слишкомъ могущественна. Наконецъ, за освобожденіе Европы отъ ихъ присутствія потомки Габсбурговъ получали свободу распространять свои владѣнія во всѣхъ открытыхъ или могущихъ быть открытыми частяхъ свѣта. Кинжалъ Равальяка спасъ Австрію, чтобы отдалить миръ Европы на нѣсколько столѣтій.
Поглощенный этими замыслами Генрихъ необходимо долженъ былъ принять быстрое и дѣятельное участіе въ дѣлахъ евангелической уніи въ Германіи и смотрѣть на споръ изъ за юлихскаго наслѣдства, какъ на важнѣйшее событіе. Его уполномоченные вели переговоры при всѣхъ протестантскихъ дворахъ Германіи, и то немногое, что они выдавали или позволяли угадывать изъ великой политической тайны ихъ монарха, было достаточно, чтобы овладѣть душами, одушевленными столь пламенной враждой къ Австріи и обуреваемыми столь могучею жаждой стяжанія. Умѣлая политика Генриха связала унію еще тѣснѣе, и могущественная помощь, которую онъ обязался дать, возвысила мужество союзниковъ до степени непоколебимой твердости. Многочисленная французская армія подъ личнымъ начальствомъ короля должна была соединиться съ войсками уніи на берегахъ Рейна и прежде всего способствовать окончательному завоеванію юлихъ-клевскихъ владѣній, затѣмъ двинуться въ союзѣ съ нѣмцами въ Италію, гдѣ ихъ ждала могущественная помощь Савойи, Венеціи и папы, и здѣсь низвергнуть всѣ испанскіе престолы. Затѣмъ этой побѣдоносной арміи предстояло вторгнуться изъ Ломбардіи во владѣнія Габсбурговъ и здѣсь при помощи всеобщаго возстанія протестантовъ сломить австрійскій скипетръ во всѣхъ его нѣмецкихъ земляхъ, въ Богеміи, Венгріи и Семиградьи. Между тѣмъ брабанцы, и голландцы, усиленные французской помощью, свергнутъ иго испанской тиранніи, и этотъ страшный потокъ, съ такой силою вышедшій изъ береговъ, еще такъ недавно грозившій вовлечь свободу Европы въ свой мрачный водоворотъ, снова будетъ тихо и незамѣтно катиться за Пиренейскими горами.
Французы славились всегда своей быстротой; на этотъ разъ нѣмцы превзошли ихъ. Армія евангелической уніи была въ Эльзасѣ прежде, чѣмъ Генрихъ появился здѣсь, и австрійское войско, собранное здѣсь епископомъ Страсбургскимъ и Пассаускимъ и готовое двинуться въ юлихскія владѣнія, было разсѣяно. Генрихъ, IV создалъ планъ, достойный государственнаго человѣка и короля, но онъ поручилъ его выполненіе разбойникамъ. По его мнѣнію, должно было стараться, чтобы ни одинъ католическій государь не могъ принять эти военныя приготовленія на свой счетъ и отождествить дѣло Австріи съ своимъ дѣломъ; религія не должна была имѣть мѣста въ этомъ вопросѣ. Но могли ли нѣмецкіе государи изъ-за плановъ Генриха забыть свои собственныя цѣли? Ими двигала жажда увеличить свои владѣнія и религіозная ненависть -- они, очевидно, должны были захватить для удовлетворенія своей алчности все, что могли. Точно хищные коршуны налетѣли они на земли духовныхъ владѣтелей, выбирая при этомъ для своего пути самыя пышныя пажити, хотя бы для этого пришлось сдѣлать большой обходъ. Точно въ вражеской странѣ налагали они контрибуціи, своевольно собирали налоги и брали силой то, чего имъ не давали добровольно. Мало того,-- чтобы не оставить католиковъ въ сомнѣніи относительно истинныхъ причинъ ихъ похода, они громко и открыто говорили, какую судьбу готовятъ духовнымъ владѣніямъ. Вотъ какъ мало общаго было у Генриха IV и нѣмецкихъ государей въ данномъ случаѣ; вотъ какъ жестоко ошибся этотъ замѣчательный государь въ своихъ выполнителяхъ. Остается вѣчной истиной, что примѣненіе силы тамъ, гдѣ этого примѣненія требуетъ мудрость, никогда не должно быть довѣряемо насильнику, -- что нарушить порядокъ можно довѣрить лишь тому, кому онъ дорогъ.
Поведеніе уніи, возмутившее даже многихъ евангелическихъ владѣтелей, и страхъ подвергнуться худшему насилію вызвалъ въ средѣ католиковъ нѣчто болѣе дѣйствительное, чѣмъ праздное негодованіе. Павшій авторитетъ императора не давалъ имъ никакой защиты противъ такого не пріятеля. Страшными и надменными дѣлалъ евангелистовъ, связанныхъ уніей, только ихъ союзъ; союзъ-же слѣдовало противопоставить имъ.
Планъ такого католическаго союза, отличавшагося отъ евангелическаго названіемъ лиги, былъ проектированъ епископомъ Вюрцбургскимъ. Статьи договора были почти тѣ же, что въ уніи, большинство членовъ составляли епископы; во главѣ союза стоялъ герцогъ Баварскій Максимильянъ, но такъ какъ это былъ единственный значительный свѣтскій членъ союза, то онъ имѣлъ неизмѣримо большую силу, чѣмъ глава уніи. Кромѣ того обстоятельства, что герцогъ баварскій былъ единственнымъ предводителемъ всей военной силы лигистовъ, вслѣдствіе чего операціямъ лиги сообщались быстрота и единство, невозможныя въ войскахъ уніи, лига имѣла еще то преимущество, что денежные взносы отъ богатыхъ прелатовъ притекали гораздо правильнѣе, чѣмъ отъ бѣдныхъ евангелическихъ членовъ уніи. Не предлагая участія въ своемъ союзѣ императору, какъ католическому государю Германіи, не отдавая ему, какъ императору, никакого отчета, лига встала вдругъ страшная и грозная, достаточно сильная, чтобы покончить съ уніей, и сохранить свое существованіе въ теченіе правленія трехъ императоровъ. Лига какъ будто стояла за Австрію, потому что была направлена противъ протестантскихъ государей, но вскорѣ и Австрія должна была трепетать предъ нею.
Между тѣмъ оружіе уніи въ Юлихѣ и Эльзасѣ было довольно счастливо; Юлихъ былъ обложенъ и все епископство страсбургское -- въ рукахъ протестантовъ. Но теперь пришелъ конецъ ихъ блестящимъ успѣхамъ. Французское войско не явилось на берегахъ Рейна, ибо того, кто долженъ былъ вести его, кто вообще былъ душой всего этого дѣла,-- Генриха IV не было болѣе на свѣтѣ. Деньги уніи приходили къ концу. Въ новыхъ отказывали ея участники, а вошедшіе въ унію имперскіе города были очень недовольны тѣмъ, что отъ нихъ все время требуютъ денегъ, но не спрашиваютъ совѣта. Особенно возмущало ихъ то, что они несли расходы по юлихскому дѣлу, которое прямо было исключено изъ общихъ дѣлъ уніи; что государи уніи получали изъ общей кассы большіе оклады; и болѣе всего то, что никто изъ государей не давалъ имъ отчета въ употребленіи ихъ денегъ.
Такимъ образомъ, унія приходила въ упадокъ какъ разъ въ тотъ моментъ, когда лига стала противъ нея съ новыми и свѣжими силами. Оставаться долѣе въ полѣ не позволялъ членамъ уніи тягостный недостатокъ въ деньгахъ, и все-же положить оружіе въ виду врага, готоваго къ бою, было слишкомъ страшно. Чтобы по крайней мѣрѣ обезпечить себя съ одной стороны, пришлось вступить въ соглашеніе съ старымъ врагомъ, эрцгерцогомъ Леопольдомъ, и обѣ стороны рѣшили вывести свои войска изъ Эльзаса, освободить плѣнныхъ и покрыть все прошлое забвеніемъ. Такимъ нулемъ закончились столь много обѣщавшія приготовленія.
Тѣмъ-же повелительнымъ языкомъ, какимъ, въ надеждѣ на свои силы, говорила унія съ католической Германіей, заговорила теперь лига съ уніей и ея войсками. Имъ показывали слѣды ихъ пути и клеймили самыми позорными именами, какихъ они заслуживали. Духовнымъ владѣніямъ Вюрцбурга, Бамберга, Страсбурга, Майнца, Трира и Кельна и многимъ другимъ пришлось испытать ихъ раззорительное пребываніе. Всѣхъ ихъ обязана унія вознаградить за причиненный вредъ, вновь освободить водныя и сухопутныя сообщенія (такъ какъ унія овладѣла также рейнскимъ судоходствомъ), все привести въ прежнее положеніе. Но прежде всего отъ членовъ уніи требовали прямого и опредѣленнаго объясненія, чего ожидать отъ ихъ союза. Теперь членамъ уніи приходилось уступить силѣ. На такого сильнаго врага они не разсчитывали, но они сами выдали католикамъ тайну своей прежней мощи. Ихъ гордость оскорблялась необходимостью просить мира, но они должны были считать себя счастливыми, что получили его. Одна сторона обѣщала удовлетвореніе, другая прощеніе. Обѣ сложили оружіе. Военная гроза пронеслась еще разъ и наступила временная тишина. Теперь разразилось возстаніе въ Богеміи, стоившее императору послѣдняго изъ его владѣній: но ни унія, ни лига не вмѣшивались въ эти богемскія недоразумѣнія.
Наконецъ, (1612) умеръ императоръ, смерть котораго вызвала такъ-же мало сожалѣній, какъ жизнь -- радостей. Много лѣтъ спустя, когда ужасы послѣдующихъ царствованій заставили забыть ужасы его правленія, память его окружена была ореоломъ, и надъ Германіей спустилась теперь такая страшная ночь, что люди съ кровавыми слезами молились о возвращеніи хоть такого императора.
Ни какими средствами невозможно было добиться отъ Рудольфа позволенія избрать ему преемника на тронѣ, и потому всѣ съ безпокойнымъ трепетомъ ждали близкаго освобожденія императорскаго трона; но сверхъ всякаго ожиданія на него быстро и спокойно вступилъ Матвѣй. Католики дали ему свои голоса, потому что они ждали всякихъ благъ отъ оживленной дѣятельности этого государя; протестанты голосовали за него, потому что ждали всего отъ его дряхлости. Не трудно примирить это противорѣчіе. Одни полагались на то, что онъ показалъ ранѣе, другіе судили сообразно съ тѣмъ, что онъ выказывалъ теперь.
Моментъ вступленія на тронъ -- всегда великая минута для надеждъ; первый, сеймъ короля тамъ, гдѣ онъ вступаетъ на престолъ по избранію, бываетъ обыкновенно его труднѣйшимъ испытаніемъ. На сцену выступаютъ всѣ старыя жалобы; къ нимъ присоединяются новыя, чтобы сдѣлать и ихъ причастными къ ожидаемымъ реформамъ; съ новымъ королемъ должна начаться новая эра. Важныя услуги, оказанныя ихъ австрійскими единовѣрцами Матвѣю во время его возстанія были свѣжи въ памяти протестантскихъ чиновъ, и они собирались поступать по тому-же способу, какимъ тѣ заставили вознаградить себя за свои услуги.
Матвѣй пролагалъ себѣ путь къ трону своего брата посредствомъ покровительства протестантамъ въ Австріи и въ Моравіи; это удалось ему; но увлекаемый своими честолюбивыми планами, онъ не сообразилъ, что они получаютъ такимъ образомъ возможность предписывать законы своему господину. Это открытіе рано вывело его изъ упоенія счастьемъ. Едва показался онъ торжественно своимъ австрійскимъ подданнымъ послѣ чешскаго похода, какъ его уже ждали почтительнѣйшія представленія, которыхъ было совершенно достаточно, чтобы испортить ему все его торжество. До принесенія присяги отъ него требовали неограниченной свободы совѣсти въ городахъ и мѣстечкахъ, полнаго равноправія католиковъ и протестантовъ и совершенно свободнаго доступа послѣднихъ ко всѣмъ должностямъ. Во многихъ мѣстностяхъ эту свободу осуществили безъ всякаго разрѣшенія и въ надеждѣ на новое правленіе своевольно возстановили евангелическое богослуженіе тамъ, гдѣ императоръ отмѣнилъ его. Матвѣй ничего не имѣлъ противъ того, чтобы воспользоваться жалобами протестантовъ какъ орудіемъ противъ императора; но ему никогда не приходило въ голову удовлетворять ихъ. Онъ разсчитывалъ твердымъ и рѣшительнымъ тономъ въ самомъ началѣ отвергнуть всѣ эти притязанія. Онъ говорилъ о своихъ наслѣдственныхъ правахъ на страну и не хотѣлъ слышать ни о какихъ условіяхъ до присяги. Такую безусловную присягу принесли эрцгерцогу Фердинанду ихъ сосѣди, чины ІІІтиріи; но имъ вскорѣ пришлось горько раскаиваться въ этомъ. Въ виду этого примѣра, австрійскіе чины настаивали на своемъ требованіи; мало того, чтобы не быть насильно принужденными къ присягѣ, они даже покинули столицу, возбуждая католическихъ владѣтелей къ такому же сопротивленію, и начали набирать войска. Они вели переговоры о возобновленіи ихъ стараго союза съ Венгріей; они добились сочувствія протестантскихъ государей Германіи и серьезно собирались добиться исполненія своего требованія съ оружіемъ въ рукахъ.
Матвѣй не задумался согласиться на гораздо болѣе значительныя требованія венгерцевъ. Но въ Венгріи государи были выборные, и республиканское устройство этой страны оправдывало требованія чиновъ предъ нимъ самимъ и его уступчивость предъ всѣмъ католическимъ міромъ. Наоборотъ, въ Австріи его предшественники пользовались неизмѣримо большими державными правами, которыхъ онъ не могъ уступить своимъ чинамъ, не позоря себя предъ всей католической Европой, не навлекая на себя недовольства Испаніи и Рима и презрѣнія своихъ собственныхъ католическихъ подданныхъ. Его строго католическіе совѣтники, среди которыхъ наибольшее вліяніе оказывалъ на него епископъ вѣнскій Мельхіоръ Клезель, убѣждали его лучше позволить протестантамъ отнять у него силой всѣ церкви, чѣмъ отдать имъ добровольно хоть одну.
Но, къ несчастью, это затрудненіе постигло его въ то время, какъ императоръ Рудольфъ еще жилъ и былъ свидѣтелемъ этого событія, когда онъ, стало быть, легко могъ впасть въ искушеніе воспользоваться противъ своего брата тѣмъ же оружіемъ, какимъ тотъ побѣдилъ его,-- а именно соглашеніемъ съ его мятежными подданными. Чтобы избѣгнуть такого оборота, Матвѣй охотно принялъ предложенія моравскихъ чиновъ, которые вызвались быть посредниками между нимъ и чинами Австріи. Выборные обѣихъ сторонъ собрались въ Вѣнѣ, гдѣ австрійскіе депутаты говорили языкомъ, который поразилъ-бы даже лондонскій парламентъ. "Протестанты", говорилось въ заключеніи, "не хотятъ, чтобы съ ними въ ихъ отечествѣ обходились хуже, чѣмъ съ горстью католиковъ. Матвѣй принудилъ императора къ уступкѣ благодаря своему протестантскому дворянству; на восемьдесятъ папистовъ здѣсь можно было насчитать триста евангелическихъ бароновъ. Да послужитъ примѣръ Рудольфа предостереженіемъ Матвѣю. Какъ-бы ему не пришлось потерять земное ради небесныхъ пріобрѣтеній". Такъ какъ моравскіе чины вмѣсто того, чтобы явиться посредниками въ пользу императора, въ концѣ концовъ, сами перешли на сторону своихъ австрійскихъ единовѣрцевъ, и такъ какъ унія самымъ настойчивымъ образомъ вмѣшивалась въ это дѣло, а месть императора пугала Матвѣя, то онъ въ концѣ концовъ далъ вырвать у себя вожделѣнное заявленіе въ пользу протестантовъ.
Это поведеніе земскихъ чиновъ Австріи по отношенію къ эрцгерцогу послужило теперь примѣромъ для протестантскихъ владѣтелей Германіи въ ихъ отношеніяхъ къ императору, и они ожидали столь-же счастливаго исхода. На первомъ-же его сеймѣ въ Регенсбургѣ (1613), гдѣ рѣшенія ждали настоятельнѣйшіе вопросы, гдѣ обсуждался общій налогъ на войну противъ турокъ и противъ князя Семиградскаго Бетлена Габора, который при помощи турокъ провозгласилъ себя владыкой этой страны и даже грозилъ Венгріи, они ошеломили его совершенно новыми требованіями. Католическимъ голосамъ все еще принадлежало въ совѣтѣ государей большинство, и, такъ какъ все должно было рѣшаться по большинству голосовъ, то обыкновенно протестанты, даже когда они были вполнѣ согласны между собой, не принимались въ разсчетъ. Вотъ отъ этого перевѣса должны были теперь отказаться католики, и впредь должно было быть запрещено всякой отдѣльной религіозной партіи покрывать голоса другой своимъ неизмѣннымъ большинствомъ. И въ самомъ дѣлѣ, если евангелическая религія должна была имѣть представителей въ имперскомъ сеймѣ, то, понятно, устройство сейма не должно было отнимать у нея возможности пользоваться такимъ правомъ. Это требованіе сопровождалось жалобами на насильственную юрисдикцію императорскаго суда въ Вѣнѣ и на угнетеніе протестантовъ; къ тому-же уполномоченные чиновъ имѣли приказъ устраняться отъ участія въ общихъ преніяхъ до тѣхъ поръ, пока они не добьются благопріятнаго отвѣта на это предварительное требованіе.
Такое положеніе дѣлъ грозило разъединить имперскій сеймъ и навсегда уничтожить общія совѣщанія. Какъ ни искренно хотѣлъ императоръ, по примѣру отца своего Максимильяна, держаться благоразумной политики равновѣсія между обѣими религіями, поведеніе протестантовъ заставляло его рѣшиться на опасный выборъ. Въ виду своихъ настоятельныхъ нуждъ онъ не могъ отказаться отъ общей помощи имперскихъ чиновъ, а между тѣмъ невозможно было сдѣлать что нибудь для одной партіи, не теряя надежды на поддержку другой. Такъ какъ онъ не утвердился еще окончательно въ своихъ наслѣдственныхъ земляхъ, то малѣйшая мысль вступить въ открытую борьбу съ протестантами должна была привести его въ трепетъ. Но также мало позволяли ему мирволить протестантамъ въ ущербъ католической религіи глаза всего католическаго міра, прикованные къ его теперешнему рѣшенію, представленія католическихъ чиновъ, двора римскаго и испанскаго.
Столь трудное положеніе могло повергнуть въ смятеніе болѣе сильную мысль, чѣмъ Матвѣя, и ему едвали удалось бы выпутаться изъ него своимъ умомъ. Но выгоды католиковъ были тѣснѣйшимъ образомъ связаны съ авторитетомъ императора. Съ паденіемъ его власти духовные государи теряли всякое оружіе противъ обидъ протестантовъ. Поэтому, видя теперь императора въ нерѣшимости, они нашли, что насталъ рѣшительный моментъ подкрѣпить его падающее мужество. Они раскрыли предъ нимъ тайну образованія лиги и ознакомили его съ ея устройствомъ, силами и средствами. Какъ ни мало утѣшительно могло быть это открытіе для императора, надежда на столь могущественную защиту внушила ему нѣкоторое мужество противъ протестантовъ. Ихъ требованія были отвергнуты, и имперскій сеймъ былъ распущенъ безъ всякаго рѣшенія. Но Матвѣй палъ жертвой этого раздора. Протестанты отказали ему въ денежныхъ средствахъ и тѣмъ отомстили ему за упорство католиковъ.
Между тѣмъ, сами турки выказали склонность продолжать перемиріе, а князю Бетленъ Габору предоставили спокойно владѣть Семиградьемъ. Государство было ограждено отъ внѣшней опасности и, какъ ни опасны были внутренніе раздоры, въ немъ все-таки господствовалъ миръ. Совершенно неожиданный случай сообщилъ борьбѣ за юлихское наслѣдство необычайный оборотъ. Это герцогство было все еще занято сообща курфюрстомъ бранденбургскимъ и пфальцграфомъ нейбургскимъ. Интересу обоихъ домовъ должны были быть неразрывно связаны бракомъ между принцемъ нейбургскимъ и бранденбургской принцессой. Весь этотъ планъ былъ разрушенъ -- пощечиной, которую курфюрстъ бранденбургскій имѣлъ несчастіе дать подъ вліяніемъ винныхъ паровъ своему зятю. Отнынѣ о добрыхъ отношеніяхъ между обоими домами не могло быть рѣчи. Принцъ нейбургскій перешелъ въ католичество. Наградой за отступничество была рука принцессы баварской, а естественнымъ слѣдствіемъ того и другого -- могущественная защита Баваріи и Испаніи. Съ цѣлью сдѣлать пфальцграфа исключительнымъ владѣтелемъ Юлиха, въ герцогство, были направлены испанскія войска изъ Ниндерландовъ. Для того, чтобы избавиться отъ этихъ гостей, курфюрстъ бранденбургскій призвалъ въ страну голландцевъ, благосклонность которыхъ онъ постарался снискать принятіемъ реформатской вѣры. Испанскія и голландскія войска, дѣйствительно, появились въ странѣ, но, кажется, лишь для того, чтобы забрать ее себѣ.
Нидерландская война готовилась, повидимому, разыграться на нѣмецкой землѣ; сколько горючаго матеріала было здѣсь готово для нея! Съ ужасомъ смотрѣла протестанская Германія, какъ испанцы становятся твердой ногой на низовьяхъ Рейна; съ еще большимъ страхомъ смотрѣли католики на вторженіе голландцевъ. На западѣ должна была взорваться мина, давно уже прокопанная подъ всей Германіей,-- за западомъ слѣдили страхъ и ожиданіе,-- а взрывъ грянулъ на востокѣ.
Спокойствіе, дарованное Богеміи грамотой Рудольфа II, продолжалось въ правленіе Матвѣя лишь до тѣхъ поръ, пока наслѣдникомъ престола въ этомъ королевствѣ не былъ провозглашенъ Фердинандъ Грецскій.
Этотъ принцъ, съ которымъ мы позже познакомимся ближе подъ именемъ императора Фердинанда II, заявилъ себя насильственнымъ искорененіемъ протестанства въ своихъ владѣніяхъ, фанатичнымъ приверженцемъ папизма, и потому католическая часть чешскаго народа смотрѣла на него какъ на будущую опору своей церкви. Слабое здоровье императора приблизило этотъ моментъ и чешскіе паписты въ надеждѣ на столь могущественнаго защитника стали съ меньшей осторожностью относиться къ протестантамъ. Особенно тяжелая судьба выпала на долю евангелическихъ подданныхъ католическихъ владѣльцевъ. Къ тому-же многіе католики имѣли неосторожность слишкомъ громко говорить о своихъ надеждахъ и случайно брошенными угрозами возбудили въ протестантахъ тяжелое недовѣріе къ ихъ будущему повелителю. Но это недовѣріе никогда не перешло-бы въ дѣйствіе, еслибы противная сторона ограничилась общими выраженіями и не дала предпріимчивыхъ вожаковъ глухому недовольству народа особыми нападеніями на отдѣльныхъ членовъ протестантской церкви.
Генрихъ Матвѣй графъ фонъ-Турнъ, не чехъ по происхожденію, но лишь владѣтель нѣсколькихъ помѣстій въ этомъ королевствѣ, снискалъ, благодаря ревности къ протестантской религіи и фанатической привязанности къ своему новому отечеству, безграничное довѣріе утраквистовъ, что проложило ему путь въ высшимъ должностямъ. Онъ славно дрался съ турками и вкрадчивымъ обхожденіемъ побѣдилъ сердца толпы. Это была пылкая необузданная голова, любившая смуту, такъ какъ здѣсь въ полномъ блескѣ проявлялись ея дарованія, безумно смѣлая и достаточно безразсудная, чтобы взяться за исполненіе вещей, устрашающихъ разсудочное благоразуміе и хладнокровіе. Турнъ былъ человѣкъ достаточно свободный отъ укоровъ совѣсти, чтобы играть судьбою тысячъ людей, когда это было нужно для удовлетворенія его страстей и достаточно ловокъ, чтобы заставить плясать по своей дудкѣ такой народъ, какъ чехи этого времени. Смуты во время правленія Рудольфа имѣли въ немъ дѣятельнѣйшаго участника, и грамота величества, добытая чешскими чинами отъ императора, была главнымъ образомъ его заслугой. Какъ бургграфу карлщтейнскому дворъ вручилъ ему для сохраненія чешскую корону и указы о вольностяхъ королевства; но, облекши его въ санъ дефензора или защитника вѣры, народъ отдалъ ему нѣчто гораздо болѣе важное -- самого себя. Аристократы, подъ вліяніемъ которыхъ находился императоръ, неблагоразумно отняли у него власть надъ мертвымъ, предоставивъ ему такимъ образомъ власть надъ живымъ. Они лишили его званія бургграфа, ставившаго его въ зависимость отъ милостей двора, чтобы такимъ образомъ раскрыть ему великую важность всего другого, что ему оставалось и оскорбили его тщеславіе, благодаря которому было до сихъ поръ безвредно его честолюбіе. Съ этихъ поръ жажда мести овладѣла имъ и недолго пришлось ждать случая удовлетворить ее.
Въ грамотѣ величества, добытой чехами отъ Рудольфа II, также какъ и въ религіозномъ мирѣ нѣмцевъ оставался, невыясненнымъ главный путнкъ. Всѣ права, дарованныя грамотой протестантамъ, были даны только владѣтелямъ, но не ихъ подданнымъ; лишь для подданныхъ духовныхъ владѣтелей была выговорена сомнительная свобода совѣсти. Чешская грамота говорила равнымъ образомъ только о чинахъ и о королевскихъ городахъ, магистратамъ которыхъ удалось добиться равныхъ правъ съ владѣтелями. Лишь они имѣли право строить церкви, учреждать училища и публично отправлять свое протестантское богселуженіе; во всѣхъ остальныхъ городахъ право опредѣлять предѣлы свободы совѣсти подданныхъ предоставлено было владѣтелю, подъ властью котораго они находились. Этимъ правомъ германскіе имперскіе чины пользовались въ всемъ его объемѣ. Свѣтскіе безъ противорѣчія, духовные-же, право которыхъ было объявлено спорнымъ по одному указу императора Фердинанда, не безъ основанія оспаривали обязательный характеръ этого постановленія Но то, что въ германскомъ религіозномъ мирѣ было спорнымъ пунктомъ, являлось неопредѣленнымъ въ чешской грамотѣ; тамъ не было споровъ о толкованіи, но было спорно, слѣдуетъ-ли ему повиноваться; здѣсь толкованіе закона было предоставлено чинамъ. Такимъ образомъ, подданные духовныхъ земскихъ чиновъ въ Богеміи считали, что имѣютъ тѣ права, которыя по указу Фердинанда были предоставлены подданнымъ нѣмецкихъ епископовъ; они считали себя равными подданнымъ королевскихъ городовъ, такъ какъ относили духовныя владѣнія къ короннымъ. Въ небольшомъ городкѣ Клестерграбѣ, принадлежавшемъ архіепископу Пражскому, и въ Браунау, принадлежавшемъ аббату этого монастыря, протестантскіе подданные самовольно принялись за сооруженіе церквей и, несмотря на протесты ихъ повелителей и даже неодобреніе самого императора, закончили ихъ сооруженіе.
Тѣмъ временемъ бдительность дефензоровъ нѣсколько ослабла и дворъ нашелъ, что можно рѣшиться на серьезный шагъ. По указу императора, церковь въ Клестерграбѣ была разрушена, церковь въ Браунау насильственно заперта и безпокойныя головы изъ среды гражданъ брошены въ темницу. Слѣдствіемъ этого шага было всеобщее возбужденіе среди протестантовъ; стали раздаваться крики о нарушеніи грамоты величества, и графъ Турнъ, одушевляемый местью, а еще болѣе побуждаемый своимъ саномъ дефензора, съ чрезвычайной дѣятельностью возбуждалъ умы. По его почину изъ всѣхъ округовъ королевства были созваны въ Прагу депутаты, дабы принять соотвѣтственныя мѣры противъ общей опасности. Было рѣшено подать императору прошеніе и настаивать на освобожденіи заключенныхъ. Отвѣтъ императора, очень дурно принятый чинами уже по той причинѣ, что онъ былъ обращенъ не къ нимъ непосредственно, а къ его намѣстникамъ, называлъ ихъ поведеніе противозаконнымъ и измѣнническимъ, оправдывалъ событія въ Кностерграбѣ и Браунау императорскимъ указомъ и заключалъ въ себѣ нѣсколько мѣстъ, которыя могли быть истолкованы, какъ угроза.
Графъ Турнъ не упустилъ случая усилить дурное впечатлѣніе, произведенное императорскимъ посланіемъ среди собравшихся чиновъ. Онъ указалъ имъ на опасность, какой подвергались всѣ участники ходатайства, и съумѣлъ, путемъ ожесточенія и страха, увлечь ихъ на путь насилія. Поднять ихъ непосредственно противъ императора было бы пока слишкомъ смѣлымъ шагомъ. Онъ велъ ихъ постепенно къ этой неизбѣжной цѣли. Поэтому онъ нашелъ болѣе удобнымъ направить раздраженіе противъ совѣтниковъ императора и распустилъ слухъ, что императорское посланіе составлено въ канцеляріи пражскаго намѣстничества и лишь подписано въ Вѣнѣ. Среди императорскихъ намѣстниковъ предметомъ всеобщей ненависти были коммерпрезидентъ Славата и назначенный на мѣсто Турна бургграфомъ каржитейнскимъ баронъ фонъ-Мартиницъ. Оба они достаточно ясно выказали протестантскимъ чинамъ свои враждебныя намѣренія тѣмъ, что они одни отказались принять участіе въ засѣданіи, въ которомъ грамота величества была внесена въ чешское земское уложеніе. Тогда уже имъ грозили, что вина за всякое будущее нарушеніе грамоты падетъ на нихъ и все дурное, что съ тѣхъ поръ выпало на долю протестантовъ, было -- и не безъ основанія -- отнесено на ихъ счетъ. Среди всѣхъ католическихъ владѣтелей эти двое были наиболѣе жестоки къ своимъ протестантскимъ подданнымъ. Ихъ обвиняли въ томъ, что они собаками загоняли протестантовъ на католическую обѣдню и отказомъ въ крещеніи, вѣнчаніи и погребеніи старались насильственно обращать ихъ въ папизмъ. Ярость народа легко могла быть направлена противъ столь ненавистныхъ начальниковъ, и они должны были пасть жертвой всеобщаго недовольства.
23 мая 1618 года депутаты, вооруженные и въ сопровожденіи многочисленной толпы, появились въ королевскомъ замкѣ и ворвались въ залъ, гдѣ находились намѣстники Штерибергъ, Мартиницъ, Лобковицъ и Славата. Съ угрозами потребовали они отъ каждаго изъ нихъ объясненія,-- принималъ-ли онъ участіе въ императорскомъ отвѣтѣ и высказывался-ли за него. Штерибергъ далъ сдержанный отвѣтъ; Мартиницъ и Славата отвѣтили угрозами. Это рѣшило ихъ участь. Штерибергъ и Лобковицъ, менѣе ненавистные и болѣе опасные, были выведены изъ зала; Славату же и Мартиница поволокли къ окну и выкинули въ замковый ровъ съ высоты восьмидесяти футовъ. Ихъ креатуру, секретаря Фабриціуса, отправили вслѣдъ за ними. Какъ и слѣдовало ожидать, весь образованный міръ былъ пораженъ такимъ видомъ наказанія; чехи оправдывали его, какъ употребительный у нихъ обычай, и во всемъ этомъ случаѣ находили удивительнымъ только то, что потерпѣвшіе встали цѣлы и невредимы послѣ прыжка съ такой высоты. Навозная куча, на которую упали императорскіе намѣстники, спасла ихъ отъ всякаго вреда.
Трудно было ожидать, чтобы этотъ рѣшительный образъ дѣйствій особенно усилилъ милостивое настроеніе императора; но до этого и хотѣлъ довести чеховъ графъ фонъ-Турнъ. Если они позволили себѣ такое насиліе изъ страха предъ неопредѣленной опасностью, то теперь ожиданіе неминуемой кары и неизбѣжная необходимость прибѣгнуть къ самозащитѣ должны были увлечь ихъ еще далѣе. Это грубое насиліе должно было преградить путь всякой нерѣшимости и раскаянію; людямъ показалось, что отдѣльное преступленіе можетъ быть заглажено только цѣлымъ рядомъ новыхъ насилій. Такъ какъ случившееся было непоправимо, то необходимо было обезоружить карающую силу. Было избрано тридцать руководителей для правильнаго продолженія возстанія. Всѣ дѣла правленія и всѣ королевскіе сборы были захвачены, королевскіе чиновники и солдаты приведены къ присягѣ и къ чешскому народу обращено воззваніе, гдѣ всѣ приглашались къ участію въ общемъ дѣлѣ. Іезуиты, которыхъ всеообщая ненависть обвиняла во всѣхъ преслѣдованіяхъ, были изгнаны изъ всего королевства, и чины нашли необходимымъ оправдать это суровое рѣшеніе путемъ особаго манифеста. Всѣ эти шаги были сдѣланы во имя сохраненія королевской власти и исполненія законовъ: исконныя слова всѣхъ мятежниковъ, пока счастье не склонится открыто на ихъ сторону.
Впечатлѣніе, произведенное извѣстіемъ о чешскомъ возстаніи при императорскомъ дворѣ, было далеко не такъ сильно, какъ того заслуживалъ этотъ вызывающій образъ дѣйствій. Императоръ Матвѣй не былъ уже тѣмъ рѣшительнымъ человѣкомъ, который нѣкогда рѣшился схватить своего короля и повелителя среди его народа и свергнуть съ трехъ троновъ. Самонадѣянное мужество, одушевлявшее его при узурпаціи, покинуло его при закономѣрной защитѣ. Чешскіе мятежники вооружились первые и ему, сообразно природѣ вещей, пришлось слѣдовать за ними. Но онъ не могъ надѣяться, что война ограничится одной Богеміей. Опасная симпатія связывала протестантовъ во всѣхъ его земляхъ воедино,-- общая религіозная опасность могла слишкомъ быстро объединить ихъ въ одну страшную республику. Что сможетъ онъ противопоставить такому врагу, если отъ него отдѣлится протестантская часть его подданныхъ? И развѣ не погибнутъ въ этой пагубной усобицѣ обѣ стороны? Что останется цѣло, если онъ погибнетъ, и кого-же погубитъ онъ, какъ не своихъ подданныхъ, если побѣдитъ?
Такія соображенія склонили императора и его совѣтниковъ къ уступчивости и къ мысли о мирѣ; но именно въ этой уступчивости желательно было кой-кому видѣть корень зла. Эрцгерцогъ Фердинандъ Грецскій поздравлялъ императора съ происшествіемъ, которое оправдывало всякое насиліе надъ чешскими протестантами передъ всей Европой. Непокорность -- говорилъ онъ -- беззаконіе и крамола шли всегда рука объ руку съ протестантствомъ. Всѣ вольности, дарованныя протестантскимъ чинамъ нынѣшнимъ и прежнимъ императорами, имѣли до сихъ поръ одно слѣдствіе: усиленіе ихъ требованій. Все поведеніе еретиковъ направлено противъ монарха; переходя постепенно отъ непокорства къ непокорству, они дошли до этого послѣдняго насилія; въ ближайшемъ будущемъ они возьмутяся за самого императора. Въ одномъ оружіи спасеніе отъ такого врага; покой и покорность могутъ быть обрѣтены только на развалинахъ ихъ опасныхъ привилегій; лишь въ полной гибели этой секты заключена безопасность католической вѣры. Правда, исходъ войны неизвѣстенъ, но несомнѣнна гибель, если уклониться отъ войны. Конфискованныя имущества мятежниковъ богато возмѣстятъ всѣ военныя издержки, а ужасъ казней быстро научитъ остальныхъ покорности".-- Можно-ли было винить чешскихъ протестантовъ, если они заблаговременно старались оградить себя отъ осуществленія такихъ принциповъ? Къ томуже чешское возстаніе было направлено лишь противъ наслѣдника императора, а не противъ него самого, ибо онъ не сдѣлалъ ничего такого, что могло бы оправдать опасенія протестантовъ. Лишь для того, чтобы преградить ему. путь къ богемскому престолу, прибѣгли къ оружію въ царствованіе Матвѣя, но пока былъ живъ этотъ императоръ, слѣдовало оставаться въ границахъ видимой покорности.
Но чехи взялись за оружіе, и императоръ не могъ предложить имъ миръ, не вооружившись. Испанія дала деньги на мобилизацію и обѣщала прислать войска изъ Италіи и изъ Нидерландовъ. Главнокомандующимъ былъ назначенъ графъ де Букуа,-- голландецъ, потому что своему подданному нельзя было довѣриться,-- и другой иностранецъ, графъ Дампьеръ, былъ его помощникомъ. Прежде, чѣмъ двинуть эту армію, императоръ попытался посредствомъ манифеста испытать путь милости; онъ объявлялъ здѣсь чехамъ, что "грамота величества священна для него, что онъ никогда не думалъ посягать на ихъ религію или ихъ привилегіи, что даже его теперешнее вооруженіе вызвано лишь ихъ вооруженіемъ; какъ только народъ богемскій сложитъ оружіе, будетъ распущено и императорское войско". Но это милостивое посланіе не произвело никакого дѣйствія, такъ какъ предводители возстанія нашли болѣе удобнымъ скрыть отъ народа благія пожеланія императора. Вмѣсто того они распространяли съ каѳедръ и въ летучихъ листкахъ самые злокозненные слухи и пугали невѣжественный народъ призракомъ варѳоломѣевскихъ ночей, которыя существовали только въ ихъ воображеніи. Вся Богемія, за исключеніемъ трехъ городовъ: Будвейса, Круммау и Пильзена, приняла участіе въ возстаніи. Эти три города, почти исключительно католическіе, одни имѣли мужество остаться вѣрными императору, который обѣщалъ имъ помощь. Но графъ Турнъ долженъ былъ, конечно, понять, какъ опасно оставлять въ рукахъ непріятеля три пункта такой важности, открывавшіе императорскимъ войскамъ во всякое время путь въ королевство. Смѣло и рѣшительно онъ появился предъ Будвейсомъ и Круммау въ надеждѣ покорить эти города страхомъ. Круммау сдался, но Будвейсъ стойко отбилъ всѣ его нападенія.
Теперь и императоръ началъ проявлять нѣкоторую степень энергіи и дѣятельности. Букуа и Дампьеръ появились съ двумя отрядами въ Богеміи и открыли враждебныя дѣйствія. Но путь въ Прагу оказался болѣе труднымъ, чѣмъ предполагали императорскіе полководцы. Каждый проходъ, каждое незначительное укрѣпленіе пришлось брать силой, и сопротивленіе усиливалось съ каждымъ ихъ шагомъ, такъ какъ насилія ихъ войскъ, состоявшихъ главнымъ образомъ изъ венгерцевъ и валлонцевъ, доводили друга до мятежа и врага до отчаянія. Но и тогда, когда войска уже вторглись въ нѣдра Богеміи, императоръ продолжалъ проявлять мирныя намѣренія и протягивать руку чешскимъ чинамъ для полюбовнаго соглашенія. Новые виды, внезапно открывшіеся мятежникамъ, подняли ихъ мужество. Чины Моравіи стали на ихъ сторону, а изъ Германіи въ лицѣ графа Мансфельда явился къ нимъ на помощь сторонникъ столь-же неожиданный, сколь мужественный.
Главари евангелической уніи до сихъ поръ спокойно, но небездѣятельно, наблюдали зачешскимъ движеніемъ.Тѣ и другіе боролись за одно дѣло, противъ одного врага. Въ судьбахъ Богеміи они заставляли своихъ союзниковъ читать ихъ собственную судьбу и дѣло чешскаго народа изображали имъ священнѣйшимъ дѣломъ нѣмецкаго союза. Сообразно съ этимъ они ободряли мятежниковъ обѣщаніями помощи, и счистливый случай неожиданно далъ имъ возможность привести свои обѣщанія въ исполненіе.
Графъ Петръ Эрнстъ фонъ Мансфелѣдъ, сынъ заслуженнаго австрійскаго служаки Эрнста фонъ Мансфельда, который долго и славно командовалъ испанской арміей въ Нидерландахъ, сдѣлался орудіемъ униженія австрійскаго дома въ Германіи. Самъ онъ посвятилъ свои первыя силы тому-же дому и сражался подъ знаменами эрцгерцога Леопольда въ Юлихѣ и въ Эльзасѣ противъ протестантской религіи и нѣмецкой свободы. Но, усвоивъ незамѣтно начала этой религіи, онъ покинулъ повелителя, своекорыстіе котораго отказывало ему въ вознагражденіи за сдѣланныя на его службѣ издержки, и посвятилъ евангелической уніи свою энергію и свой побѣдоносный мечъ. Случилось такъ, что герцогъ Савойскій, союзникъ уніи, потребовалъ отъ нея помощи въ войнѣ съ Испаніей. Она предоставила ему свое новое пріобрѣтеніе, и на Мансфельда было возложено порученіе подготовить въ Германіи для герцога и на его счетъ отрядъ изъ четырехъ тысячъ человѣкъ. Это войско было готово къ бою, когда пламя возстанія вспыхнуло въ Богеміи, и герцогъ, теперь не нуждавшійся въ подкрѣпленіи, предоставилъ его уніи. Ничто не могло быть пріятнѣе для послѣдней, какъ возможность оказать своимъ союзникамъ въ Богеміи услугу на чужой счетъ. Графъ Мансфельдъ получилъ приказъ двинуть свой отрядъ въ предѣлы Богеміи, и призывъ чеховъ долженъ былъ скрыть отъ міра истиннаго виновника похода.
Мансфельдъ появился въ Богеміи, и взявъ укрѣпленный городъ Пильзенъ, стоявшій на сторонѣ императора, сталъ твердой ногой въ этомъ королевствѣ. Мужество мятежниковъ было возбуждено еще другой помощью, полученной ими отъ силезскихъ чиновъ. Между ними и императорскимъ войсками произошло нѣсколько незначительныхъ, но кровопролитныхъ стычекъ, которыя должны были служить прелюдіей къ болѣе рѣшительной войнѣ. Для того, чтобы ослабить энергію военныхъ дѣйствій императора, переговоры съ нимъ продолжались и было даже принято посредничество Саксоніи. Но, прежде чѣмъ исходъ посредничества могъ показать, какъ мало искренности было въ дѣйствіяхъ чеховъ, смерть унесла со сцены императора.
Что совершилъ Матвѣй, чтобы оправдать ожиданія міра, которыя онъ возбудилъ нѣкогда, свергнувъ своего предшественника; стоило-ли вступать путемъ преступленія на престолъ Рудольфа, чтобы столь дурно владѣть имъ и столь безславно покинуть его? Впродолженіе всего своего правленія Матвѣй расплачивался за неблагоразуміе, которое заставило добиваться престола. Изъ за того, чтобы получить его на нѣсколько лѣтъ ранѣе, онъ отказался отъ всей свободы своей короны. Остатокъ самостоятельности, оставленный ему усилившейся мощью имперскихъ чиновъ, былъ подъ позорнымъ гнетомъ его собственныхъ родственниковъ. Больной и бездѣтный, онъ видѣлъ, какъ вниманіе всего міра направлено на гордаго наслѣдника, который нетерпѣливо предвосхищалъ рѣшенія судьбы и началъ свое правленіе еще при жизни государя -- старца.
Съ Матвѣемъ правящую линію нѣмецкаго дома Австріи можно считать угасшей, ибо изъ всѣхъ сыновей Максимильяна въ живыхъ оставался лишь бездѣтный и болѣзненный эрцгерцогъ Альберхтъ Нидерландскій, который однако уступилъ свои права на это наслѣдіе гроцской линіи. Испанскій домъ тайнымъ договоромъ также отрекся отъ всѣхъ своихъ притязаній на австрійскія владѣнія въ пользу эрцгерцога штирійскаго Фердинанда, въ лицѣ котораго германскіе Габсбурги должны были получить новый свѣжій побѣгъ и предстояло воскреснуть былому величію Австріи.
Отцомъ Фердинанда былъ младшій братъ императора Максимильяна II эрцгерцогъ Карлъ краинскій, каринтійскій и штирійскій; матерью -- принцесса баварская. Потерявъ перваго на двѣнадцатомъ году, онъ былъ переданъ эрцгерцогиней ея брату герцогу Вильгельму баварскому, подъ надзоромъ котораго онъ получилъ воспитаніе и образованіе въ Іезуитской академіи въ Ингольштадтѣ. Не трудно понять, какіе принципы могъ онъ усвоить въ обществѣ государя, который отрекся во имя религіи отъ правленія. Съ одной стороны, ему указывали на склонность Максимильяновской линіи къ приверженцамъ новаго вѣроученія и на смуту въ ея земляхъ; съ другой -- на благоденствіе Баваріи и непреклонную религіозность ея государей; ему предоставляли выборъ между этими двумя образцами.
Ставъ въ этой школѣ мужественнымъ бойцомъ за имя Божіе и дѣятельнымъ орудіемъ церкви, онъ оставилъ Баварію послѣ пятилѣтняго пребыванія здѣсь, чтобы вступить во владѣніе своей вотчиной. Чины Крайны, Каринтіи и Штиріи, требовавшіе, до принесенія присяги, подтвержденія ихъ религіозной свободы, получили отвѣтъ, что религіозная свобода не. касается присяги. Была потребована и дѣйствительно принесена присяга безъ всякихъ условій. Прошло много лѣтъ, прежде чѣмъ созрѣло для выполненія дѣло, предначертанное въ Ингольштадтѣ. Прежде чѣмъ выступить на свѣтъ Божій съ этимъ замысломъ, Фердинандъ лично поѣхалъ въ Лоретто испросить милость Лоретской Богоматери и у ногъ Климента VIII въ Римѣ -- апостольское благословеніе.
Дѣло, однако, было нешуточное: оно заключалось въ томъ, чтобы вытѣснить протестанство изъ страны, гдѣ на его сторонѣ было большинство и гдѣ оно было узаконено формальнымъ актомъ, дарованнымъ отцомъ Фердинанда дворянскому и рыцарскому сословію области. Невозможно было, не подвергаясь опасности, отнять столь торжественно данное разрѣшеніе; но не было на свѣтѣ ничего страшнаго для благочестиваго питомца іезуитовъ. Оправданіемъ этому насилію должны были служить во-первыхъ примѣръ остальныхъ католическихъ и протестантскихъ владѣтелей, безпрепятственно осуществившихъ въ своихъ земляхъ реформаціонное право, и во-вторыхъ злоупотребленія, съ какими штирійцы пользовались своей религіозной свободой. Казалось позволительнымъ, подъ прикрытіемъ нелѣпаго положительнаго закона, презрѣть спокойно законъ разума и справедливости. Надо сказать, что въ этомъ беззаконномъ дѣлѣ Фердинандъ выказалъ поразительное мужество и похвальную стойкость; безъ шума и -- надо прибавить -- безъ жестокости онъ уничтожилъ протестантское богослуженіе въ одномъ городѣ за другимъ, и въ нѣсколько лѣтъ было закончено, къ изумленію всей Германіи, это опасное дѣло.
Но, между тѣмъ какъ католики съ восторгомъ привѣтствовали въ немъ героя и паладина своей церкви, -- протестанты начали готовиться противъ него въ бой, какъ противъ своего опаснѣйшаго врага. Тѣмъ не менѣе просьба Матвѣя передать права преемства ему -- не встрѣтила въ избирательныхъ государствахъ Австріи никакого или весьма малое противодѣйствіе, и даже чехи короновали его, какъ своего будущаго короля, на весьма выполнимыхъ условіяхъ. Лишь позже, когда они узнали о дурномъ вліяніи его совѣтовъ на правленіе императора, было возбуждено ихъ безпокойство, а различныя рукописныя произведенія его, чрезъ его враговъ попавшія въ ихъ руки и обнаружившія достаточно ясно его истинныя помышленія,-- усилили ихъ страхъ до чрезвычайности. Въ особенное негодованіе привелъ ихъ тайный семейный договоръ съ Испаніей, по которому Фердинандъ передавалъ испанской коронѣ послѣ смерти наслѣдника мужского пола королевство чешское, не справляясь съ голосомъ народа, не обращая вниманія на то, что носитель ихъ короны долженъ быть ихъ избранникомъ. Многочисленные враги, которыхъ Фердинандъ пріобрѣлъ среди протестантовъ своими религіозными реформами въ Штиріи, оказали ему въ Богеміи весьма дурную услугу; особенно дѣятельно разжигали пламя возстанія бѣжавшіе сюда штирійскіе эмигранты, принесшіе въ свое новое отечество сердце, исполненное местью. Въ столь мятежномъ настроеніи нашелъ король Фердинандъ чешскій народъ, когда императоръ Матвѣй уступилъ ему мѣсто.
Столь ненормальныя отношенія между народомъ и наслѣдникомъ могли и при болѣе спокойномъ переходѣ престола явиться источникомъ смуты, а тѣмъ болѣе теперь, въ разгарѣ мятежа, когда народъ овладѣлъ своимъ былымъ верховенствомъ и возвратился къ состоянію естественнаго права, когда онъ стоялъ съ оружіемъ въ рукахъ, когда чувство единства возбуждало въ немъ одушевляющую самонадѣянность, когда мужество его возвысилось до степени твердой увѣренности, вслѣдствіе счастливыхъ успѣховъ, обѣщаній сторонней помощи и увлекательныхъ надеждъ. Не обращая вниманія на утвержденныя уже за Фердинандомъ права, чины объявили свой тронъ свободнымъ, свой выборъ ничѣмъ несвязаннымъ. Не было никакихъ надеждъ на добровольную покорность Богеміи, и если Фердинандъ хотѣлъ видѣть себя носителемъ чешской короны, то ему предстоялъ выборъ -- или купить ее цѣной всего того, что дѣлаетъ корону желательной, или-же добыть ее съ мечомъ въ рукѣ.
Но какъ добыть ее? На какую изъ своихъ земель ни броситъ онъ взглядъ, все предъ нимъ объято яркимъ пламенемъ: Силезія была уже вовлечена въ богемское возстаніе; Моравія собиралась послѣдовать ея примѣру. Въ верхней и нижней Австріи, какъ и при Рудольфѣ, бурлилъ неугомонно духъ свободы, и ни одинъ земскій чинъ не желалъ приносить присягу. Венгріи грозилъ нападеніемъ князь Семиградья Бетленъ Габоръ; тайное вооруженіе турокъ приводило въ трепетъ всѣ восточныя провинціи; въ довершеніе смуты протестанты въ его наслѣдственныхъ земляхъ, возбужденные общимъ примѣромъ, также собирались поднять голову. Въ этихъ земляхъ протестанты были многочисленнѣе; въ большинствѣ земель имъ принадлежали источники доходовъ, на которые Фердинандъ долженъ былъ вести войну. Люди безразличные начали колебаться, вѣрные -- приходить въ отчаяніе, и лишь мятежные умы сохраняли мужество; половина Германіи подбодряла мятежниковъ, другая бездѣятельно ожидала исхода борьбы; испанская помощь была еще далека. Мгновеніе, одарившее его всѣмъ, грозило вновь все отнять у него.
Все, что Фердинандъ ни предлагалъ теперь, подъ гнетомъ тяжкаго закона необходимости, чешскимъ мятежникамъ -- всѣ его мирныя предложенія отвергнуты съ высокомѣріемъ. Графъ Турнъ, во главѣ цѣлой арміи, появляется уже въ Моравіи, чтобы рѣшить настроеніе этой единственной, еще колеблющейся, провинціи. Появленіе друзей даетъ сигналъ къ возстанію моравскихъ протестантовъ; Брюнъ взятъ; вся остальная страна сдается добровольно; во всей провинціи мѣняютъ религію и правленіе. Возрастая по пути, потокъ мятежниковъ врывается въ верхнюю Австрію, гдѣ единомышленники встрѣчаютъ его съ радостнымъ торжествомъ.-- "Никакого различія между религіями, -- равныя права для всѣхъ христіанскихъ церквей. Ходятъ слухи, что въ странѣ вербуютъ иноземцевъ для угнетенія Богеміи. Они не скроются, и вплоть до Іерусалима будетъ изгнанъ врагъ свободы".-- Ни одна рука не поднялась на защиту эрцгерцога; наконецъ мятежники располагаются лагеремъ предъ Вѣной, осаждая своего повелителя.
Своихъ дѣтей Фердинандъ перевезъ изъ Гре(а)ца, гдѣ они не были въ безопасности, въ Тироль. Самъ онъ ожидалъ бунтовщиковъ въ своей столицѣ. Горсть солдатъ было все, что онъ могъ противопоставить яростной толпѣ. Но и у этой горсти недоставало преданности, потому что солдаты не получали жалованья и даже хлѣба. Къ долговременной осадѣ Вѣна совершенно не была готова. Преобладала въ городѣ партія протестантовъ, которые въ каждое мгновенье были готовы присоединиться къ чехамъ; тѣ, что были въ провинціи, набирали уже войско противъ него. Протестантская чернь уже утѣшила себя картиной, какъ герцогъ заключенъ въ монастырь, владѣнія его раздѣлены, его дѣти получаютъ протестантское воспитаніе. Довѣрившись тайнымъ врагамъ и окруженный явными; онъ видѣлъ, какъ каждое мгновенье предъ нимъ раскрывается пропасть, готовая поглотить всѣ его надежды, и даже его самого. Чешскія пули летали въ императорскомъ дворцѣ, гдѣ шестнадцать австрійскихъ бароновъ, ворвавшись въ его комнату, бросились къ нему съ упреками, пытаясь угрозами вынудить у него согласіе на конфедерацію съ чехами. Одинъ изъ нихъ схватилъ его за пуговицу кафтана съ возгласомъ: "Фердинандъ, подпишешь ты или нѣтъ?"
Кто не заслужилъ бы извиненія за неустойчивость въ эту страшную минуту?--
Фердинандъ подумалъ, какъ онъ хотѣлъ быть римскимъ императоромъ. Казалось, у него нѣтъ исхода: бѣжать или уступить; первое совѣтовали мужи, второе -- католическіе священники. Покинуть городъ -- значитъ отдать его въ руки враговъ; съ Вѣной потеряна Австрія, съ Австріей -- императорскій тронъ. Фердинандъ не покинулъ своей столицы и не хотѣлъ слышать объ уступкахъ.
Эрцгерцогъ спорилъ еще съ уполномоченными баронами, какъ вдругъ во дворѣ замка раздались трубные звуки. Страхъ и изумленіе смѣняются поперемѣнно въ присутствующихъ -- страшный слухъ пробѣгаетъ по замку -- одинъ депутатъ исчезаетъ за другимъ. Многіе дворяне и граждане бросаются въ лагерь Турна. Причиной столь быстрой перемѣны былъ полкъ дампьеровскихъ кирасиръ, въ это важное мгновеніе вступившій въ городъ на защиту эрцгерцога. За ними слѣдовала также пѣхота; многіе католическіе граждане, въ которыхъ появленіе кирасиръ влило новое мужество, и даже студенты взялись за оружіе. Извѣстіе, принесенное изъ Богеміи, довершило спасеніе эрцгерцога. Нидерландскій генералъ Букуа разбилъ графа Мансфельда на голову при Будвейсѣ и шелъ на Прагу. Чехи поспѣшили сняться съ лагеря и бросились на защиту своей столицы.
Теперь очистились снова горные проходы, занятые до сихъ поръ непріятелемъ и не дававшіе Фердинанду возможности появиться во Франкфуртѣ на императорскихъ выборахъ. Если планы короля венгерскаго требовали его вступленія на престолъ Германскій, то теперь это было тѣмъ важнѣе, что избраніе его императоромъ должно было служить рѣшительнымъ и несомнѣннымъ свидѣтельствомъ о важности его особы, доказательствомъ справедливости его дѣла и надеждой на помощь имперіи. Но тѣ самыя козни, которыя преслѣдовали его въ его наслѣдственныхъ земляхъ, были направлены также противъ его стараній добиться императорскаго сана. Ни одинъ австрійскій принцъ не долженъ отнынѣ вступать на германскій престолъ,-- меньше всѣхъ Фердинандъ, завзятый ненавистникъ ихъ религіи, рабъ Испаніи и іезуитовъ. Съ этой цѣлью еще при жизни Матвѣя пытались предложить германскую корону герцогу баварскому и по его отказѣ -- герцогу савойскому. Такъ какъ съ послѣднимъ не такъ легко было столковаться объ условіяхъ, то постарались по крайней мѣрѣ затянуть выборы, пока какой нибудь рѣшительный ударъ въ Богеміи или Австріи не погубитъ всѣ надежды Фердинанда и не сдѣлаетъ его недостойнымъ высокаго сана. Члены уніи старались всѣми средствами возбудить противъ Фердинанда курфюршество саксонское, преданное австрійскимъ интересамъ, и старались представить при саксонскомъ дворѣ всѣ опасности, какими грозятъ протестантской религіи и имперіи убѣжденія этого государя и его испанскія связи. Восшествіе Фердинанда на императорскій престолъ,-- говорили они далѣе,-- вовлечетъ Германію въ частныя дѣла этого государя и направитъ противъ нее оружіе чеховъ. Но несмотря на всѣ интриги день выборовъ былъ назначенъ, Фердинандъ, какъ законный король чешскій, приглашенъ на нихъ, и его избирательный голосъ, вопреки тщетному противорѣчію чешскихъ чиновъ, признанъ дѣйствительнымъ. Три католическихъ голоса были за него, саксонскій былъ ему также благопріятенъ, бранденбургскій ничего не имѣлъ противъ него, и рѣшительное большинство избрало его въ 1619 г. императоромъ. Такимъ образомъ, онъ увидалъ себя носителемъ самой сомнительной изъ всѣхъ своихъ коронъ, чтобы черезъ нѣсколько дней потерять ту, которую онъ считалъ своимъ неотъемлемымъ достояніемъ. Въ то время, какъ его во Франкфуртѣ избрали императоромъ, въ Прагѣ его свергли съ чешскаго престола.
Почти всѣ его нѣмецкія наслѣдственныя владѣнія соединились, между тѣмъ, съ Богеміей въ общій грозный союзъ, дерзость котораго перешла теперь всѣ границы. 17-го августа 1619 года на государственномъ сеймѣ они объявили императора, какъ врага чешской религіи и свободы, который своими пагубными совѣтами возбуждалъ противъ нихъ покойнаго короля, давалъ войска для ихъ угнетенія, предалъ королевство на разграбленіе иноземцамъ и, наконецъ, въ тайномъ договорѣ уступилъ его Испаніи, оскорбивъ тѣмъ народное верховенство,-- лишеннымъ всѣхъ правъ на чешскую корону и безъ замедленія приступили къ новымъ выборамъ. Такъ какъ приговоръ былъ произнесенъ протестантами, то выборъ, конечно, не могъ пасть на католическаго принца, хотя для приличія раздалось нѣсколько голосовъ за Баварію и Савойю. Но ожесточенная религіозная война, раздѣлявшая евангелистовъ и реформатовъ, долгое время затрудняла также выборъ протестантскаго короля, пока, наконецъ, ловкость и дѣятельность кальвинистовъ не побѣдила лютеранъ, несмотря на ихъ численность.
Среди всѣхъ принцевъ, которымъ возможно было предложить этотъ санъ, курфюрстъ пфальцскій Фридрихъ V имѣлъ наиболѣе основательныя притязанія на довѣріе и благодарность чеховъ; ни относительно кого другого частные интересы отдѣльныхъ чиновъ и любовь народа не оправдывались столь многочисленными государственными выгодами. Фридрихъ V былъ человѣкъ свободнаго и жизненнаго ума, большой доброты, королевской щедрости. Онъ былъ главой нѣмецкихъ реформатовъ, предводителемъ уніи, располагавшимъ ея силами, близкимъ родственникомъ герцога баварскаго, зятемъ короля Великобританіи, который могъ оказать ему свою могущественную помощь. Всѣ эти преимущества были умѣло и успѣшно выставлены на видъ партіей кальвинистовъ и пражскій сеймъ среди молитвъ и слезъ радости избралъ королемъ Фридриха V.
Все происшедшее на пражскомъ сеймѣ было дѣломъ слишкомъ подготовленнымъ и Фридрихъ самъ принималъ во всемъ этомъ слишкомъ дѣятельное участіе, чтобы предложеніе чеховъ могло изумить его. Но его все же испугало сіяніе этой короны, и двойное величіе преступленія и счастья привело въ трепетъ его малодушіе. По обычаю всѣхъ слабыхъ душъ, онъ сперва хотѣлъ подкрѣпиться въ своемъ намѣреніи чужими совѣтами; но надъ его страстями, когда они владѣли имъ, не было никакой силы. Саксонія и Баварія, гдѣ онъ просилъ совѣта, всѣ остальные курфюрсты, всѣ, кто сравнивалъ его намѣренія съ его способностями и силами, старались удержать его отъ пропасти, въ которую онъ бросался. Даже король Яковъ англійскій предпочиталъ видѣть своего зятя лишеннымъ короны, чѣмъ помощью столь дурному примѣру содѣйствовать оскорбленію священной власти королей. Но могъ-ли голосъ благоразумія бороться съ соблазнительнымъ блескомъ королевской короны? Въ моментъ высшаго напряженія своихъ силъ свободный народъ, свергнувъ священную вѣтвь двухсотлѣтней династіи, бросается въ его объятія; въ надеждѣ на его мужество, онъ выбираетъ его своимъ вождемъ на страшномъ пути славы и свободы; отъ него, своего прирожденнаго защитника, ждетъ порабощенная религія защиты и охраны противъ своихъ преслѣдователей. Неужто онъ малодушно признается въ своемъ страхѣ, неужто онъ трусливо предастъ вѣру и свободу? Этотъ народъ показываетъ ему къ тому же все превосходство своихъ силъ, все безсиліе своего врага: двѣ трети Австріи вооружены противъ Австріи, и воинственный семиградскій союзникъ стоитъ готовый раздѣлить жалкіе остатки вражескаго войска своимъ нападеніемъ. Какъ такимъ предложеніемъ не возбудить его самолюбія? Какъ такимъ надеждамъ не вдохнуть въ него мужество?
Нѣсколькихъ мгновеній спокойнаго размышленія было бы достаточно, чтобы показать ему всю громадность риска и всю ничтожность награды,-- но соблазнъ говорилъ его чувствамъ, а предостереженія только уму. Его несчастьемъ было то, что ближайшіе и самые громкіе голоса стали на сторону его страстей. Увеличеніе власти ихъ господина открывало честолюбію и корысти всѣхъ его пфальцскихъ слугъ неизмѣримое поприще удовлетворенія. Это торжество кальвинизма должно было воодушевить всякаго ревностнаго кальвиниста. Могла ли столь слабая голова противостоять увѣщаніямъ своихъ совѣтниковъ, которые такъ же неумѣренно преувеличивали его силы и средства, какъ уменьшали силу непріятеля? Могъ-ли онъ спорить съ увѣщаніями своихъ придворныхъ проповѣдниковъ, которые выдавали ему призраки своего фанатизма за волю неба? Астрологическія мечтанія наполняли его голову химерическими надеждами; искушеніе дѣйствовало на него даже непобѣдимыми устами любви. "Какъ-же ты смѣлъ -- говорила ему супруга -- предложить руку королевской дочери, когда ты трепещешь принять корону, которую тебѣ добровольно подносятъ? Лучше я буду ѣсть хлѣбъ за твоимъ королевскимъ столомъ, чѣмъ роскошныя яства за твоей курфюршеской трапезой".
Фридрихъ принялъ чешскую корону. Торжество коронаціи совершено было въ Прагѣ съ безпримѣрной пышностью; народъ не жалѣлъ богатствъ, чтобы почтить свое собственное созданье. Силезія и Моравія, земли подвластныя Богеміи, послѣдовали ея примѣру и также принесли присягу. Реформація царила во всѣхъ церквахъ королевства, торжество и ликованіе было безгранично. Уваженіе къ новому королю доходило до боготворенія. Данія и Швеція, Голландія и Венеція, многія нѣмецкія государства признали его законнымъ королемъ; Фридриху оставалось только утвердиться на своемъ новомъ тронѣ.
Главныя его надежды покоились на князѣ семиградскомъ Бетленъ Габорѣ. Этотъ страшный врагъ Австріи и католической церкви, не довольствуясь своимъ государствомъ, которое онъ, при помощи турокъ, отнялъ у своего законнаго повелителя Гавріила Баторія, радостно ухватился за возможность увеличить свои владѣнія на счетъ австрійскихъ государей, которые отказывались признать его государемъ Семиградья. Онъ вступилъ въ соглашеніе съ чешскими мятежниками; рѣшено было нападеніе на Венгрію и Австрію; встрѣча войскъ должна была произойти передъ столицей. Подъ маской дружбы скрывалъ Бетленъ Габоръ истинныя цѣли своихъ военныхъ приготовленій и, полный коварства, обѣщалъ императору мнимой помощью заманить чеховъ въ западню и выдать ему живьемъ предводителей чешскаго возстанія. Но онъ вдругъ оказался въ Верхней Венгріи, не скрывая своихъ вражескихъ намѣреній; ужасъ предшествовалъ ему, опустошенія слѣдовали за его шествіемъ; все покорялось ему; въ Пресбургѣ онъ возложилъ на себя венгерскую корону. Братъ императора, намѣстникъ Вѣны, трепеталъ за судьбу столицы. Онъ поспѣшно призвалъ на помощь генерала Букуа, но отступленіе императорскихъ войскъ вновь привлекло чешскую армію къ стѣнамъ Вѣны. Подкрѣпившись двѣнадцатью тысячами трансильванцевъ и соединившись вскорѣ затѣмъ съ побѣдоноснымъ отрядомъ Бетленъ Габора, войско мятежниковъ грозило вторично овладѣть Вѣной. Окрестности столицы были опустошены Дунай запертъ, всякія сношенія, всякій подвозъ отрѣзанъ; въ виду были ужасы голода. Фердинандъ, быстро возвращенный въ свою столицу этой грозною опасностью, увидалъ себя вторично на краю гибели; недостатокъ припасовъ и суровое время года заставили, наконецъ, чеховъ двинуться во-свояси; пораженіе въ Венгріи вызвало туда Бетленъ Габора; счастье вторично спасло императора.
Въ нѣсколько недѣль все измѣнилось, и мудрая политика Фердинанда исправила его положеніе въ той же мѣрѣ, въ какой положеніе Фридриха было ухудшено его безпечностью и неудачными распоряженіями. Послѣ утвержденія ихъ привилегій чины нижней Австріи принесли присягу, а немногіе, отказавшіеся отъ присяги, были обвинены въ оскорбленіи величества и государственной измѣнѣ. Такимъ образомъ, императоръ сталъ снова твердой ногой въ одной изъ своихъ наслѣдственныхъ земель; въ то же время было сдѣлано все возможное, чтобы добиться иноземной помощи. Путемъ устныхъ переговоровъ ему удалось еще во время выборовъ во Франкфуртѣ склонить на свою сторону духовныхъ курфюрстовъ, а въ Мюнхенѣ -- герцога Максимильяна Баварскаго. Отъ участія, какое собирались принять въ чешской войнѣ унія и лига, зависѣлъ весь исходъ этой войны, судьба Фридриха и императора. Несомнѣнно, для всей протестантской Германіи было выгодно поддерживать короля чешскаго; очевидно, интересы католической религіи требовали, чтобы верхъ одержалъ императоръ. Побѣда протестантовъ въ Богеміи заставляла всѣхъ католическихъ государей Германіи содрогнуться за свои владѣнія, ихъ пораженіе давало императору возможность предписывать законы протестантской Германіи. Итакъ, Фердинандъ возбудилъ дѣятельность лиги,
Фридрихъ -- дѣятельность уніи. Узы родства и личная преданность императору, своему шурину, съ которымъ онъ выросъ вмѣстѣ въ Ингольштадтѣ, приверженность къ католической религіи, которая подвергалась несомнѣнной опасности, увѣренія іезуитовъ въ связи съ подозрительными движеніями уніи,-- все это побудило герцога баварскаго и всѣхъ участниковъ лиги отождествить дѣло Фердинанда съ своимъ собственнымъ дѣломъ.
По договору, заключенному съ послѣднимъ и обезпечивавшему Максимильяну вознагражденіе за всѣ военные убытки и возможныя потери, герцогъ баварскій принялъ неограниченную власть надъ войсками лиги, которыя должны были поспѣшить на помощь императору противъ чешскихъ мятежниковъ. Предводители уніи вмѣсто того, чтобы какъ нибудь предотвратить опасное соединеніе лиги съ императоромъ, дѣлали все, чтобы ускорить его. Если они могли заставить католическую лигу принять открытое участіе въ чешской войнѣ, то они должны были требовать того-же отъ всѣхъ членовъ и союзниковъ уніи. Безъ прямого шага католиковъ противъ уніи не было надежды на союзъ протестантскихъ государствъ. Поэтому они воспользовались критическимъ моментомъ чешскаго возстанія для того, чтобы выставить всѣ свои прежнія жалобы и потребовать отъ католиковъ полной религіозной свободы. Обративъ это требованіе, изложенное въ угрожающемъ тонѣ, къ герцогу баварскому, какъ къ главѣ католической партіи, они заставляли его дать имъ быстрый и прямой отвѣтъ. Рѣшитъ Максимильянъ за или противъ нихъ, ихъ цѣль такъ или иначе достигнута: его уступка лишала католическую партію ея могущественнѣйшаго защитника; его упорство вооружало противъ него всю протестантскую партію и дѣлало неизбѣжной войну, въ которой они надѣялись одержать верхъ. Максимильянъ, и такъ ужъ имѣвшій много основаній быть на сторонѣ противной партіи, принялъ требованіе уніи за формальное объявленіе войны и ускорилъ военныя приготовленія. Между тѣмъ какъ Баварія и лига готовились къ войнѣ за императора, съ испанскимъ дворомъ велись переговоры о денежной помощи. Всѣ трудности, противопоставленныя этимъ переговорамъ сонливой политикой министерства, были счастливо преодолѣны императорскимъ посланникомъ въ Мадридѣ, графомъ фонъ Кевенгюллеромъ. Кромѣ пособія въ одинъ милліонъ флориновъ, которое удалось понемногу выманить у испанскаго двора, было обѣщано также нападеніе на Нижній Пфальцъ со стороны испанскихъ Нидерландовъ.
Стараясь привлечь къ союзу всѣ католическія государства, въ то же время дѣятельно старались ослабить союзъ протестантовъ. Необходимо было уничтожить въ курфюрстѣ саксонскомъ и иныхъ евангелическихъ чинахъ опасенія, вызванныя увѣреніями членовъ уніи, что военныя приготовленія лиги имѣютъ цѣлью вновь отнять у нихъ секуляризованныя имущества церкви. Письменное удостовѣреніе въ противномъ успокоило курфюрстасаксонскаго, котораго и безъ того уже склоняли на сторону Австріи личная зависть къ Пфальцу, внушенія его придворнаго проповѣдника, подкупленнаго Австріей, и недовольство чехами, которые обошли его при выборѣ короля. Лютеранскій фанатизмъ никогда не могъ простить реформатамъ, что столь многія прекрасныя земли попали, какъ выражались тогда, въ пасть кальвинизму, и римскій антихристъ только уступилъ мѣсто швейцарскому.
Между тѣмъ какъ Фердинандъ дѣлалъ все, чтобы улучшить свое неблагопріятное положеніе, Фридрихъ дѣятельно ухудшалъ свои благопріятныя обстоятельства. Заключивъ предосудительный тѣсный союзъ съ княземъ сеы и градскимъ, открытымъ союзникомъ Порты, онъ озлобилъ слабые умы, и всеобщая молва обвиняла его въ томъ, что онъ стремился къ возвышенію на счетъ христіанства, что онъ вооружаетъ турокъ противъ Германіи. Его неблагоразумный фанатизмъ къ реформатскому исповѣданію возмутилъ противъ него богемскихъ лютеранъ, его мѣры противъ иконъ -- богемскихъ папистовъ. Новые тягостные налоги лишили его любви народа. Несбывшіяся ожиданія чешскихъ вельможъ охладили ихъ усердіе, -- отсутствіе посторонней помощи ослабило ихъ мужество. Вмѣсто того, чтобы съ неустанной дѣятельностью посвятить себя управленію государствомъ, Фридрихъ терялъ время въ забавахъ; вмѣсто того, чтобы мудрой бережливостью увеличить свою казну,-- онъ расточалъ доходы своихъ владѣній на ненужную театральную пышность и неумѣстную щедрость. Беззаботно и легкомысленно любовался онъ собой въ своемъ новомъ санѣ, и изъ-за несвоевременнаго стремленія насладиться своей короной онъ забылъ о настоятельной необходимости укрѣпить ее на своей головѣ.
Какъ ни сильно было разочарованіе въ немъ, еще сильнѣе было разочарованіе самого Фридриха въ надеждахъ на чужую помощь. Большинство членовъ уніи не смѣшивало чешскихъ дѣлъ съ истинной цѣлью своего союза; другихъ преданныхъ ему имперскихъ чиновъ сковывалъ слѣпой ужасъ передъ императоромъ. Курфюршества саксонское и гессенъ-дармштадтское перешли на сторону Фердинанда;. Нижняя Австрія, со стороны которой ждали серьезной диверсіи, принесла присягу императору; Бетленъ Габоръ заключилъ съ нимъ перемиріе. Данію вѣнскій дворъ съумѣлъ усыпить искусными переговорами, Швецію занять войной съ Польшей. Голландская республика вся ушла въ борьбу съ Испаніей; Венеція и Савойя не двигались съ мѣста; Яковъ англійскій былъ обманутъ испанскимъ коварствомъ. Одинъ другъ скрывался за другимъ, одна надежда погибала за другой. Такъ быстро измѣнилось все въ теченіе нѣсколькихъ мѣсяцевъ!
Между тѣмъ, главы уніи собирали войско; императоръ и лига дѣлали то-же самое. Армія послѣдней стояла подъ знаменами Максимильяна у Донауверта; войско уніи, подъ предводительствомъ маркграфаансбахскаго,-- у Ульма. Очевидно, насталъ рѣшительный моментъ, которому суждено однимъ ударомъ покончить долгіе раздоры и окончательно опредѣлить отношенія обѣихъ церквей Германіи. Все съ обѣихъ сторонъ исполнено было трепетнымъ ожиданіемъ. Велико, однако, было изумленіе, когда внезапно пришла вѣсть о мирѣ, и обѣ арміи разошлись, не обнаживъ меча.
Причиной этого мира, съ равной готовностью принятаго обѣими сторонами, было вмѣшательство Франціи. Французское министерство, неруководимое уже великимъ Генрихомъ, политика котораго была, быть можетъ, уже и непримѣнима къ новому положенію королевства, боялось теперь усиленія австрійскаго дома гораздо менѣе, чѣмъ возрастающаго могущества кальвинистовъ, котораго надо было ждать съ укрѣпленіемъ пфальцскаго дома на чешскомъ престолѣ. Вовлеченное въ опасную борьбу съ своими собственными кальвинистами, оно видѣло, что настоятельно необходимо подавить протестантскую крамолу Богеміи какъ можно скорѣе, прежде чѣмъ она послужитъ опаснымъ примѣромъ для французскихъ гугенотовъ. Чтобы такимъ образомъ дать императору возможность скорѣе справиться съ чехами, Франція явилась посредникомъ между уніей и лигой и устроила этотъ неожиданный миръ, важнѣйшимъ пунктомъ котораго было, "что унія отказывается отъ всякаго участія въ богемскихъ раздорахъ и что помощь, которую она окажетъ Фридриху V, не должна выходить за предѣлы его пфальцскихъ владѣній". Рѣшительность Максимильяна и боязнь очутиться между войсками лиги и новой императорской арміей, бывшей на пути изъ Нидерландовъ, заставили унію согласиться на этотъ позорный миръ.
Теперь въ распоряженіи императора были всѣ войска Баваріи и лиги, и онъ могъ свободно двинуть ихъ на Богемію, предоставленную своей судьбѣ ульмскимъ трактатомъ. Прежде чѣмъ тамъ могъ распространиться слухъ о событіяхъ въ Ульмѣ, Максимильянъ явился въ верхней Австріи, гдѣ ошеломленные чины, не ожидая врага, купили милость императора поспѣшной и безусловной присягой. Въ нижней Австріи къ герцогу присоединились нидерландскія войска графа Букуа, и эта императорско-баварская армія, возросшая теперь до пятидесяти тысячъ человѣкъ, вторглась безъ промедленія въ Богемію. Всѣ чешскіе отряды, разсѣянные по нижней Австріи и Моравіи, бѣжали; всѣ города, осмѣлившіеся сопротивляться, были взяты приступомъ; остальные, устрашенные слухомъ о постигшей ихъ карѣ, сдавались безъ боя; ничто не удерживало побѣдоноснаго шествія Максимильяна. Богемская армія подъ предводительствомъ храбраго князя ангальтскаго Христіана отступила къ Прагѣ, подъ стѣнами которой Максимильянъ далъ ей сраженіе.
Дурное положеніе, въ которомъ онъ разсчитывалъ застать врасплохъ армію мятежниковъ, было причиной этой быстроты герцога и обезпечивало ему побѣду. У Фридриха не было и тридцати тысячъ человѣкъ; восемь тысячъ привелъ съ собой князь ангальтскій, десять тысячъ венгерцевъ прислалъ Бетленъ Габоръ. Нападеніе курфюрста саксонскаго на лужицкія земли лишило его помощи, которой онъ ожидалъ отсюда и изъ Силезіи; успокоеніе Австріи лишило его помощи, которой онъ ожидалъ отсюда. Бетленъ Габоръ, его сильнѣйшій союзникъ, не двигался съ мѣста; унія предала его императору. Ему оставалось одно: его чехи,-- у которыхъ не было ни доброй воли, ни единодушія, ни мужества. Чешскіе магнаты съ неудовольствіемъ смотрѣли на замѣну ихъ нѣмецкими генералами; графъ Мансфельдъ, отрѣзанный отъ главной квартиры чешской арміи, остался въ Пильзенѣ, чтобы не быть подъ начальствомъ князя ангальтскаго и Гогенлов. Солдатъ, лишенный средствъ къ жизни, лишился и всякаго воодушевленія, и дурное поведеніе войска вызывало въ сельскомъ населеніи ожесточенныя жалобы. Напрасно явился самъ Фридрихъ въ лагерѣ, чтобы своимъ присутствіемъ возбудить мужество въ солдатахъ, своимъ примѣромъ -- соревнованіе въ дворянствѣ.
Недалеко отъ Праги на Бѣлой Горѣ начали окапываться чехи, когда на нихъ (8 ноября 1620 года) двинулись соединенныя баварско-императорскія войска. Въ началѣ сраженія кавалерія принца ангальтскаго имѣла нѣкоторый успѣхъ, но перевѣсъ непріятеля вскорѣ уничтожилъ ее. Неудержимо неслись впередъ баварцы и валлонцы, и первая обратилась въ бѣгство венгерская конница; ея примѣру послѣдовала тотчасъ чешская пѣхота; затѣмъ и нѣмцы были увлечены всеобщимъ бѣгствомъ. Десять пушекъ, составлявшихъ всю артиллерію Фридриха, попали въ руки непріятеля. Четыре тысячи чеховъ пало во время бѣгства и въ сраженіи; войска императора и лиги потеряли едва нѣсколько сотъ. Эта рѣшительная побѣда была одержана въ теченіе одного часа.
Фридрихъ сидѣлъ за обѣденнымъ столомъ въ Прагѣ, когда его армія погибала за него подъ стѣнами города. Онъ, вѣроятно, не ждалъ въ этотъ день нападенія, потому что былъ назначенъ парадный обѣдъ. Курьеръ оторвалъ его, наконецъ, отъ стола, и съ высоты крѣпостного вала раскрылась предъ нимъ вся страшная сцена. Чтобы принять какое нибудь серьезное рѣшеніе, онъ молилъ о перемиріи на двадцать четыре часа; герцогъ далъ ему всего восемь. Фридрихъ воспользовался этимъ временемъ, чтобы ночью покинуть столицу вмѣстѣ съ своею женой и начальниками своей арміи. Это бѣгство совершено было съ такой поспѣшностью, что князь ангальтскій забылъ свои секретнѣйшіе документы, а Фридрихъ свою корону. "Теперь я знаю, кто я такой,-- говорилъ этотъ несчастный государь тѣмъ, которые его успокаивали,-- есть добродѣтели, которымъ можетъ научить насъ только несчастіе; только въ превратностяхъ судебъ мы, государи, узнаемъ, что мы изъ себя представляемъ".
Прага еще не была потеряна безвозвратно, когда малодушіе Фридриха отказалось отъ нея. Летучій отрядъ Мансфельда стоялъ въ Пильзенѣ и не видѣлъ сраженія. Бетленъ Габоръ могъ каждую минуту открыть военныя дѣйствія и отвлечь войска императора къ венгерской границѣ. Разбитые чехи могли оправиться, болѣзни, голодъ и суровая погода ослабить непріятеля -- всѣ эти надежды исчезли предъ непосредственнымъ страхомъ.Фридрихъбоялся неустойчивости чеховъ, которые легко могли впасть въ искушеніе, купить прощеніе императора выдачей его особы.
Турнъ и другіе, бывшіе въ такой же опалѣ, какъ и онъ, нашли также неблагоразумнымъ ожидать подъ стѣнами Праги рѣшенія своей участи. Они отступили въ Моравію, чтобы вслѣдъ затѣмъ искать спасенія въ Семиградьи. Фридрихъ бѣжалъ въ Бреславль, гдѣ онъ, однако, оставался лишь непродолжительное время; затѣмъ онъ искалъ убѣжища при дворѣ курфюрста бранденбургскаго и наконецъ въ Голландіи.
Сраженіе подъ Прагой рѣшило судьбы Богеміи. Прага сдалась побѣдителю на другой день; остальные города послѣдовали примѣру столицы; чины чешскіе принесли безусловную присягу; то-же самое сдѣлали чины Силезіи и Моравіи. Слѣдствіе обо всемъ совершившемся было наряжено императоромъ лишь черезъ три мѣсяца. Многіе изъ тѣхъ, которые въ страхѣ бѣжали, теперь въ надеждѣ на эту кажущуюся умѣренность, снова показались въ столицѣ. Но въ тотъ-же день и въ тотъ-же часъ разразилась буря.-- Сорокъ восемь виднѣйшихъ дѣятелей мятежа были арестованы и привлечены къ суду чрезвычайной коммиссіи, составленной изъ уроженцевъ Богеміи и Австріи. Двадцать семь изъ нихъ погибли на эшафотѣ; изъ простого народа было казнено безчисленное множество. Отсутствующимъ былъ сдѣланъ вызовъ явиться, и такъ какъ никто не послѣдовалъ этому вызову, они, въ качествѣ измѣнниковъ и оскорбителей величества, были присуждены къ смерти, имущества ихъ конфискованы, имена ихъ прибиты къ висѣлицѣ. Имущество умершихъ мятежниковъ также подверглось конфискаціи. Эта тираннія была еще терпима, такъ какъ она касалась лишь отдѣльныхъ, частныхъ лицъ, и ограбленіе одного обогащало другого; тѣмъ тягостнѣе зато былъ гнетъ, спустившійся надъ всѣмъ королевствомъ безъ изъятія. Всѣ протестантскіе проповѣдники были изгнаны изъ страны; чешскіе -- тотчасъ-же, нѣмецкіе -- нѣсколько позже. Грамоту величества Фердинандъ изрѣзалъ своей собственной рукой и сжегъ печать. Черезъ семь лѣтъ послѣ пражскаго сраженія всякая религіозная терпимость по отношенію къ протестантамъ въ Богеміи была отмѣнена. Позволяя себѣ эти насилія надъ религіозными привилегіями чеховъ, императоръ не рѣшился коснуться ихъ политической конституціи, и, отнимая у нихъ свободу совѣсти, онъ великодушно оставилъ за ними право облагать себя налогами.
Побѣда при Бѣлой Горѣ сдѣлала Фердинанда вновь господиномъ всѣхъ его владѣній; она возвратила ему ихъ даже съ болѣе обширной властью, чѣмъ имѣли его предшественники, потому что на этотъ разъ присяга была дана безъ всякихъ ограничительныхъ условій, и его самодержавное верховенство не ограничивалось никакими грамотами величества. Такимъ образомъ, цѣль всѣхъ его законныхъ желаній была достигнута, даже превзойдя всѣ его ожиданія.
Теперь онъ могъ разстаться со своими союзниками и отозвать свои войска. Война была окончена, хотя-бы она не была справедлива. Милостивая и справедливая, она являлась также наказаніемъ. Вся судьба Германіи была теперь въ его рукахъ, и счастіе и горе многихъ милліоновъ людей зависѣли отъ его рѣшенія. Никогда еще столь важное рѣшеніе не зависѣло отъ одного человѣка; никогда ослѣпленіе одного человѣка не причиняло такихъ бѣдствій.
КНИГА ВТОРАЯ.
Рѣшеніе, принятое теперь Фердинандомъ, дало войнѣ совершенно иное направленіе, иное мѣсто дѣйствія, иныхъ участниковъ. Изъ возстанія въ Богеміи и изъ похода для усмиренія мятежниковъ сдѣлалась нѣмецкая и вскорѣ затѣмъ обще-европейская война. Пора, такимъ образомъ, бросить взглядъ на Германію и на остальную Европу.
Какъ ни неравно были распредѣлены области нѣмецкой имперіи и права ея членовъ между католиками и протестантами, каждой партіи, однако, достаточно было лишь держаться благоразумнаго единства и только пользоваться своими особенными преимуществами, чтобы не быть побѣжденной противной стороной. Если за католиковъ были численное превосходство и особое покровительство имперской конституціи, то протестанты имѣли за себя сплошное пространство населенныхъ земель, мужественныхъ государей, воинственное дворянство, многочисленныя арміи, богатые имперскіе города, владычество на морѣ и въ худшемъ случаѣ -- надежныхъ сторонниковъ во владѣніяхъ католическихъ государей. Если католики могли опереться на вооруженную помощь Испаніи и Италіи, то республики Венеціанская и Голландская, равно какъ и Англія, открывали и протестантамъ свои сокровищницы, а государства сѣвера и страшная турецкая армія были готовы немедленно оказать имъ содѣйствіе. Тремъ духовнымъ голосамъ въ совѣтѣ курфюрстовъ противопоставляли Бранденбургъ, Саксонія и Пфальцъ три значительныхъ протестантскихъ голоса, а для курфюрста богемскаго, такъ-же, какъ для эрцгерцога австрійскаго, санъ императорскій былъ бы тягостнымъ игомъ, еслибы протестантскіе чины съумѣли воспользоваться своимъ значеніемъ. Мечъ уніи могъ держать мечъ лиги въ ножнахъ или же сдѣлать сомнительнымъ исходъ войны, еслибы дѣло дошло до нея. Но, къ несчастію, частныя отношенія разорвали всеобщую политическую связь, которая должна была объединять протестантскихъ государей имперіи. Великая эпоха нашла на сценѣ лишь посредственныхъ людей, и рѣшительный моментъ остался неиспользованнымъ, такъ какъ мужественнымъ не хватало силы; сильнымъ -- дальновидности, мужества и рѣшительности.
Заслуги его предка Морица, величина его владѣній и значеніе его голоса ставили курфюрста саксонскаго во главѣ всей протестантской Германіи. Отъ рѣшенія, принятаго этимъ государемъ, зависѣла участь обѣихъ враждующихъ сторонъ, и Іоаннъ Георгъ не былъ равнодушенъ къ выгодамъ, которыя обѣщало ему столь важное положеніе. Равно значительное завоеваніе для императора и для протестантскаго союза, онъ старательно избѣгалъ безвозвратно отдаться той или другой сторонѣ и непоправимымъ заявленіемъ довѣриться благодарности императора или-же отказаться отъ выгодъ, которыя можно было извлечь изъ страха предъ этимъ государемъ. Нетронутый маніей рыцарскаго и религіознаго одушевленія, увлекавшаго одного властелина за другимъ -- рисковать въ опасной военной игрѣ своей короной и жизнью,-- Іоаннъ Георгъ стремился къ болѣе прочной славѣ -- сохранить и увеличить свое достояніе. Если современники жаловались на него, что онъ среди бури покинулъ протестантское дѣло, что онъ принесъ спасеніе отечества въ жертву усиленію своего дома, что онъ предоставилъ гибели всю евангелическую церковь Германіи, лишь бы не стать на защиту реформатовъ; если они жаловались на него, что онъ въ роли ненадежнаго друга повредилъ общему дѣлу не меньше, чѣмъ его открытые враги,-- то государи, обвинявшіе Іоанна Георга, были виновны въ томъ, что не приняли за образецъ его мудрую политику. Если несмотря на эту мудрую политику саксонскій крестьянинъ стоналъ, какъ и всякій другой, подъ гнетомъ ужасовъ императорскихъ походовъ; если вся Германія была свидѣтелемъ того, какъ Фердинандъ обманывалъ своего союзника и издѣвался надъ своими обѣщаніями, если, наконецъ, самъ Іоаннъ Георгъ сталъ какъ будто замѣчать все это -- тѣмъ больше стыда для имперарора, который такъ жестоко надсмѣялся надъ столь честнымъ довѣріемъ.
Если неумѣренное довѣріе къ Австріи и надежда увеличить свои владѣнія связывали руки курфюрсту саксонскому, то страхъ и боязнь Австріи лишиться своихъ владѣній держали слабаго Георга Вильгельма бранденбургскаго въ гораздо болѣе постыдныхъ узахъ. То, что ставили въ упрекъ этимъ обоимъ государямъ, могло спасти курфюрсту пфальцскому его имя и его владѣніе. Поспѣшная надежда на неиспытанныя еще силы, вліяніе французскихъ совѣтовъ и предательскій блескъ короны довели этого злополучнаго государя до отважнаго предпріятія, которому не соотвѣтствовали ни его дарованія, на политическое устройство его владѣній. Раздробленіе земель и несогласіе между ихъ владѣтелями ослабили мощь пфальцскаго дома, которая, не будь она раздроблена въ разныхъ рукахъ, могла еще надолго оставлять исходъ войны подъ сомнѣніемъ.
Такое-же раздробленіе земель ослабило и гессенскій домъ, а различіе религій поддерживало пагубные раздоры между Дармштадтомъ и Касселемъ. Дармштадтская линія, не принявшая аугсбургскаго исповѣданія, бѣжала подъ крылышко императора, который облагодѣтельствовалъ ее на счетъ кассельской линіи, державшейся реформатскаго толка. Въ то время, какъ его единовѣрцы проливали кровь за вѣру и свободу, ландграфъ дармштадскій Георгъ получалъ жалованье отъ императора. Но вполнѣ достойный своего предка, который сто лѣтъ тому назадъ отважно взялъ на себя защиту свободы Германіи противъ страшнаго Карла, Вильгельмъ кассельскій не задумался вступить на путь чести и опасности. Чуждый малодушія, склонявшаго гораздо болѣе сильныхъ государей подъ ярмо Фердинандова могущества, ландграфъ Вильгельмъ I добровольно протянулъ шведскому герою свою геройскую руку и подалъ германскимъ государямъ примѣръ, котораго никто другой подать не хотѣлъ. Какъ рѣшеніе его полно было мужества, такъ проникнуты были твердостью его дѣйствія и отвагой его подвиги. Съ смѣлой рѣшительностью сталъ онъ на защиту своей окровавленной страны и презрѣніемъ встрѣтилъ врага, руки котораго еще дымились отъ магдебургскаго погрома.
Ландграфъ Вильгельмъ достоинъ безсмертія наравнѣ съ героями эрнестинскаго рода. Не скоро насталъ для тебя день мести, злополучный Іоаннъ Фридрихъ, благородный, незабвенный государь,-- долго заставилъ себя ждать, но славенъ былъ этотъ день. Возвратились твои времена и твой геройскій духъ снизошелъ на твоихъ внуковъ. Изъ глубины лѣсовъ Тюрингіи выходитъ мужественный родъ государей, безсмертные подвиги которыхъ позорятъ приговоръ, которымъ была сорвана съ твоей главы курфюршеская шапка, и умиротворяютъ твою гнѣвную тѣнь грудой кровавыхъ жертвъ. Приговоръ побѣдителя могъ отнять у нихъ твои владѣнія, но не ту патріотическую доблесть, изъ-за которой ты лишился ихъ, не рыцарскую отвагу, которая столѣтіе спустя потрясла тронъ его внука. Месть за тебя и за Германію отточила имъ священный мечъ противъ рода Габсбурговъ и непобѣдимый булатъ переходитъ по наслѣдству изъ одной геройской руки въ другую. Какъ мужи выполняютъ они то, чего не могли сдѣлать въ качествѣ государей, и умираютъ славной смертью, какъ храбрѣйшіе бойцы за свободу. Слишкомъ бѣдные землями, чтобы бороться со своимъ врагомъ своими войсками, они направляютъ на него иноземные громы и ведутъ къ побѣдѣ чужія знамена.
Преданная могущественными государями, все благосостояніе которыхъ зависѣло только отъ нея, свобода Германіи осталась подъ защитой небольшого числа владѣтелей, для которыхъ она едвали имѣла серьезное значеніе. Владѣнія и саны убили мужество; ихъ отсутствіе породило героевъ. Если Саксонія, Бранденбургъ и другія земли робко удалялись отъ боя, то Ангальтъ, Мансфельдъ, принцы Веймарскіе и другіе проливали свою кровь въ страшныхъ сраженіяхъ. Герцоги померанскіе, мекленбургскіе, вюртембергскіе, имперскіе города верхней Германіи, для которыхъ самое имя самодержца было искони страшнымъ звукомъ, боязливо уклонились отъ борьбы съ императоромъ и съ ропотомъ склонились подъ его сокрушительной рукой.
Австрія и католическая Германія нашли въ герцогѣ Максимильянѣ баварскомъ столь-же могущественнаго, сколько дальновиднаго и мужественнаго защитника. Слѣдуя въ теченіе всей этой войны одному опредѣленному, заранѣе намѣченному плану, никогда не колеблясь между государственными интересами и своей религіей, не раболѣпствуя предъ Австріей, работавшей для созданія его величія и трепетавшей предъ его спасительной рукой, Максимильянъ былъ достоинъ не изъ руки произвола получить саны и земли, послужившія ему наградой. Остальные католическіе чины, почти исключительно духовные владѣтели, слишкомъ мало воинственные, чтобы бороться съ толпами, привлеченными благосостояніемъ ихъ земель, пали одинъ за другимъ жертвами войны и довольствовались тѣмъ, что преслѣдовали въ своихъ кабинетахъи съ церковныхъ каѳедръ врага, предъ которымъ бѣжали въ открытомъ полѣ: рабы Австріи или Баваріи, всѣ они стушевывались предъ Максимильяномъ и лишь въ его рукахъ ихъ объединенная сила получила нѣкоторое значеніе.
Страшная монархія, созданная Карломъ V и его сыномъ изъ противоестественнаго соединенія Нидерландовъ, Милана, обѣихъ Сицилій, обширныхъ Остъ -- и Вестъ-Индскихъ земель, склонялась уже при Филиппахъ III и IV къ упадку. Вздутая въ скороспѣлую величину посредствомъ безплоднаго золота, эта монархія погибала отъ долговременнаго истощенія, ибо ей недоставало молока государствъ -- земледѣлія. Вестъ-индскія завоеванія повергли Испанію въ нищету для того, чтобы обогатить всѣ рынки Европы, и антверпенскіе, венеціанскіе и генуэзскіе мѣнялы давно уже спекулировали золотомъ, которое покоилось еще въ Перуанскихъ копяхъ. Ради Индіи опустошили Испанію, индійскія сокровища расточали на завоеваніе Голландіи, на химерическій проектъ низвергнуть французскій престолъ, на злополучный походъ противъ Англіи. Но гордыня этого дома пережила апогей его величія, ненависть его враговъ пережила его грозное могущество, и ужасъ какъ будто парилъ еще надъ покинутымъ логовищемъ льва. Недовѣріе протестантовъ приписывало министерству Филиппа III опасную политику его отца, а въ нѣмецкихъ католикахъ, подобно вѣрѣ въ чудотворную силу костей мученика, жили еще надежды на испанскую помощь. Поверхностный блескъ скрывалъ раны, отъ которыхъ истекала кровью эта монархія, и во всѣхъ сохранялась увѣренность въ ея могуществѣ потому что она не отступала отъ высокомѣрнаго тона своихъ золотыхъ дней. Рабы въ своемъ домѣ и чужаки на престолѣ, призрачные короли Испаніи диктовали законы своимъ нѣмецкимъ родственникамъ, и позволительно сомнѣваться, стоила ли помощь, оказываемая ими, той позорной зависимости, цѣною которой нѣмецкіе императоры покупали ихъ содѣйствіе. Судьбы Европы рѣшались за хребтомъ Пиринеевъ невѣжественными монахами и придворными интригами. Но и въ своемъ глубочайшемъ паденіи должна была оставаться страшной держава, не уступавшая никому по размѣрамъ, остававшаяся вѣрной -- если не изъ твердой политики, то по привычкѣ -- все той же государственной системѣ, обладавшая испытанными арміями и превосходными генералами, прибѣгавшая тамъ, гдѣ война была недостаточна, къ кинжалу бандитовъ и умѣвшая употреблять своихъ офиціальныхъ посланниковъ въ качествѣ поджигателей. Все, что она потеряла въ трехъ странахъ свѣта, она старалась наверстать теперь на востокѣ, и вся Европа попала бы въ ея сѣти, еслибы ей удалось ея давнишнее намѣреніе -- слиться между Альпами и Адріатическимъ моремъ съ наслѣдственными владѣніями Австріи.
Къ величайшему безпокойству итальянскихъ государствъ эта неугомонная держава вторглась въ Италію, гдѣ ея безпрерывныя попытки увеличить свои владѣнія приводили въ трепетъ всѣхъ сосѣднихъ государей. Въ наиболѣе опасномъ положеніи находился папа, стиснутый испанскими вицекоролями между Неаполемъ и Миланомъ. Венеціанская республика попала въ середину между австрійскимъ Тиролемъ и испанскимъ Миланомъ, Савойя была стѣснена между Миланомъ и Франціей. Этимъ объясняется уклончивая и двуличная политика, усвоенная итальянскими государствами со временъ Карла V. Двойственный характеръ папской власти заставлялъ папъ вѣчно колебаться между двумя діаметрально противоположными государственными системами. Если намѣстникъ святого Петра почиталъ въ испанскихъ государяхъ своихъ покорнѣйшихъ сыновъ, упорнѣйшихъ защитниковъ своего престола, то монархъ Церковной Области долженъ былъ видѣть въ этихъ государяхъ своихъ худшихъ сосѣдей, своихъ опаснѣйшихъ враговъ. Если для перваго не было ничего важнѣе истребленія протестантовъ и торжества австрійскаго оружія, то послѣдній имѣлъ всѣ основанія благословлять оружіе протестантовъ, которое лишало его сосѣда возможности быть ему опаснымъ. Верхъ одерживало то одно, то другое, смотря по тому, заботились ли папы больше о своей свѣтской власти или о своемъ духовномъ владычествѣ; въ общемъ однако римская политика приспособлялась къ болѣе близкой опасности,-- а извѣстно, насколько страхъ потерять то, что имѣешь, дѣйствуетъ на душу сильнѣе, чѣмъ желаніе возвратить себѣ то, что давно потерялъ. Такимъ образомъ, вполнѣ понятно, какъ намѣстникъ Христа вступалъ въ заговоръ съ австрійскимъ домомъ во имя истребленія еретиковъ и какъ тотъ-же самый намѣстникъ Христа вступалъ въ заговоръ съ тѣми же самыми еретиками во имя истребленія австрійскаго дома. Поразительно переплетаются нити всемірной исторіи! Что сталось бы съ реформаціей, что сдѣлалось бы съ свободой нѣмецкихъ государей, еслибы римскій епископъ и государь Рима имѣли всегда одинъ и тотъ-же интересъ.
Вмѣстѣ съ утратою высокодаровитаго Генриха IV Франція потеряла все свое величіе и весь свой вѣсъ на политическихъ вѣсахъ Европы. Всѣ благодѣянія прошлаго могучаго правленія были уничтожены во время бурнаго малолѣтства наслѣдника. Неспособные министры, созданія случайныхъ милостей и интриги, расточили въ немного лѣтъ сокровища, накопленныя экономіей Сюлли и бережливостью Генриха. Еле охраняя свою власть отъ внутреннихъ крамолъ, они вынуждены были отказаться отъ мысли направлять пути Европы. То самое междоусобіе, которое вооружило Германію противъ Германіи, -- возстановило также Францію противъ Франціи, и Людовикъ XIII достигъ совершеннолѣтія лишь для того, чтобы воевать съ своей собственной матерью и съ своими протестантскими подданными. Не сдерживаемые теперь просвѣщенной политикой Генриха, послѣдніе, привлеченные удобнымъ случаемъ и возбуждаемые предпріимчивыми вожаками, взялись за оружіе и образовали свое собственное государство въ государствѣ, избравъ могущественный и укрѣпленный городъ Ларошель средоточіемъ своего будущаго королевства. Слишкомъ мало политикъ, чтобы благоразумной терпимостью задушить въ зародышѣ это междоусобіе, и слишкомъ мало господинъ надъ силами своего государства, чтобы править ими съ энергіей, Людовикъ XIII былъ доведенъ до постыдной необходимости купить покорность мятежниковъ громадными денежными суммами. Какъ ни вѣски были политическіе разсчеты поддержать чешскихъ мятежниковъ противъ Австріи, сынъ Генриха IV долженъ былъ равнодушно смотрѣть на ихъ гибель и считать себя счастливымъ, что его кальвинисты не послѣдовали въ неудобное для него время примѣру своихъ единовѣрцевъ по ту сторону Рейна. Могучій духъ у кормила правленія съумѣлъ бы умиротворить французскихъ протестантовъ и завоевать свободу ихъ братьямъ въ Германіи; но Генриха IV уже не было въ живыхъ, и лишь Ришелье суждено было воскресить его государственную мудрость.
Между тѣмъ какъ Франція вновь падала съ высоты своей славы, освобожденная Голландія заканчивала созданіе своего могущества. Еще не угасло мужество воодушевленія, которое, подъ вліяніемъ оранскаго рода, превратило эту торговую націю въ народъ героевъ и дало ей силу защитить свою независимость въ кровопролитной войнѣ съ Испаніей. Помня, какъ много сами они обязаны своимъ освобожденіемъ чужой помощи, эти республиканцы пылали желаніемъ помочь своимъ нѣмецкимъ братьямъ добыть себѣ такую же свободу, тѣмъ болѣе, что и тѣ и другіе боролись съ однимъ и тѣмъ-же врагомъ, и свобода Германіи была лучшимъ оплотомъ для свободы Голландіи. Но республика, еще боровшаяся за свое собственное существованіе и съ невѣроятными усиліями едва справлявшаяся съ могущественнымъ врагомъ въ своихъ собственныхъ предѣлахъ, не могла отнимать силы у необходимой самозащиты для того, чтобы великодушно расточать ихъ на защиту чужихъ государствъ.
Равнымъ образомъ и Англія, хотя и увеличенная присоединеніемъ Шотландіи, подъ властью своего слабаго Якова не имѣла уже въ Европѣ того вѣса, который умѣло сообщала ей властная политика Елизаветы. Въ твердомъ убѣжденіи, что благоденствіе ея острова покоится на безопасности протестантовъ, эта дальновидная государыня никогда не отступала отъ правила содѣйствовать всякому предпріятію, имѣвшему цѣлью ослабленіе австрійскаго могущества. Преемнику ея не хватало ни ума проникнуться этимъ принципомъ, ни силы привести его въ исполненіе. Если бережливая Елизавета не жалѣла своихъ сокровищъ для того, чтобы помогать Нидерландамъ противъ Испаніи, а Генриху IV противъ ярости лиги, то Яковъ предоставилъ свою дочь, внуковъ и зятя произволу непримиримаго побѣдителя. Истощая свою ученость для того, чтобы найти источникъ королевской власти на небѣ, этотъ король потерялъ свою власть на землѣ. Напрягая всѣ усилія своего краснорѣчія, чтобы доказать неограниченность королевскихъ правъ, онъ напоминалъ англійскому народу о народныхъ правахъ и ненужнымъ расточительствомъ потерялъ свое важнѣйшее преимущество -- обходиться безъ вмѣшательства парламента и заглушить голосъ свободы. Врожденный трепетъ предъ обнаженнымъ клинкомъ дѣлалъ для него страшной самую справедливую войну; его любимецъ Бакингемъ игралъ его слабостями, а его самодовольное тщеславіе дало испанскому коварству легкій случай обойти его. Въ то время, какъ въ Германіи разоряли его зятя и жаловали другимъ наслѣдіе его внуковъ, этотъ безумный государь съ блаженнымъ самодовольствомъ упивался лестью, которую ему кадили Австрія и Испанія. Чтобы отвлечь его вниманіе отъ нѣмецкой войны, ему предложили невѣстку въ Мадридѣ, и этотъ нелѣпый отецъ самъ снаряжалъ своего эксцентричнаго сына на маскарадъ, которымъ тотъ изумилъ свою испанскую невѣсту. Испанская невѣста погибла для его сына, какъ чешская корона и пфальцскій престолъ для его зятя, и лишь смерть избавила его отъ опасности закончить свое мирное правленіе войной, вызванной тѣмъ, что онъ не имѣлъ мужества во-время пригрозить ею.
Междоусобныя бури, подготовленныя его неумѣлымъ правленіемъ, разразились при его несчастномъ сынѣ, скоро заставивъ послѣдняго послѣ нѣсколькихъ незначительныхъ попытокъ отказаться отъ всякаго участія въ нѣмецкой войнѣ, для того, что бы потушить взрывъ крамолы въ своемъ собственномъ государствѣ, жалкой жертвой которой онъ и палъ въ концѣ концовъ.
Два замѣчательныхъ короля, правда, далеко не равные личной славой, но равные могуществомъ и честолюбіемъ, внушали тогда уваженіе къ европейскому сѣверу. Во время долгаго и дѣятельнаго правленія Христіана IV, Данія выросла въ сильную державу. Личныя достоинства ея государя, превосходный флотъ, испытанныя войска, благоустроенные финансы и дальновидные союзы доставили въ совокупности этому государству цвѣтущее благосостояніе внутри и уваженіе извнѣ. Густавъ Ваза вывелъ Швецію изъ рабства, преобразовалъ путемъ мудраго законодательства и впервые вывелъ вновь созданное государство на свѣтъ всемірной исторіи. То, что этотъ великій государь намѣтилъ лишь въ грубыхъ очертаніяхъ, было приведено въ исполненіе его еще болѣе великимъ внукомъ Густавомъ Адольфомъ.
Оба государства, нѣкогда противоестественно соединенныя въ одну монархію и обезсиленныя этимъ соединеніемъ, распались во времена реформаціи, и разрывъ былъ началомъ ихъ расцвѣта. Насколько пагубно было для обоихъ государствъ насильственное соединеніе, настолько необходима была для нихъ, послѣ раздѣленія, взаимная дружба и единство. На оба государства опиралась евангелическая церковь; въ интересѣ обоихъ была охрана тѣхъ-же морей; общая выгода должна была соединить ихъ противъ одного и того-же врага. Но ненависть, благодаря которой распалась связь обоихъ государствъ, продолжала раздѣлять враждой давно разъединенные народы. Датскіе короли все еще не могли отказаться отъ своихъ притязаній на Швецію; шведское государство не могло забыть былой тираніи датчанъ. Смежныя границы обоихъ государствъ давали національной враждѣ вѣчную пищу; напряженное соперничество обоихъ королей и неизбѣжныя торговыя столкновенія въ сѣверныхъ моряхъ были постоянными источниками раздоровъ.
Изо всѣхъ средствъ, путемъ которыхъ основатель шведскаго государства, Густавъ Ваза, старался сообщить крѣпость своему созданію, однимъ изъ самыхъ дѣйствительныхъ была религіозная реформа. Основной законъ государства исключалъ всѣхъ приверженцевъ папства отъ всякихъ государственныхъ должностей и воспрещалъ всякому будущему властелину Швеціи измѣнять религію государства. Но уже второй сынъ и второй наслѣдникъ Густава Іоаннъ перешелъ опять въ католичество и сынъ его Сигизмундъ, занимавшій одновременно и престолъ польскій, позволилъ себѣ нѣкоторыя дѣйствія, имѣвшія цѣлью низверженіе конституціи и господствующей церкви. Съ Карломъ, герцогомъ зюдерманландскимъ, третьимъ сыномъ Густава во главѣ, чины оказали ему мужественное сопротивленіе, имѣвшее слѣдствіемъ открытую междоусобную войну между дядей и племянникомъ, между королемъ и народомъ. Герцогъ Карлъ, оставшійся во время отсутствія короля правителемъ государства, воспользовался долгимъ пребываніемъ Сигизмунда въ Польшѣ и справедливымъ недовольствомъ чиновъ для того, чтобы тѣснѣйшимъ образомъ привязать къ себѣ народъ и не замѣтно проложить своему собственному дому путь къ престолу. Безтактные поступки Сигизмунда были также благопріятны его намѣренію. Общій государственный сеймъ позволилъ себѣ отмѣнить въ пользу регента право перворожденнаго, введенное въ шведскіе законы Густавомъ Вазой, и возвелъ герцога зюдерманландскаго на престолъ, отъ котораго былъ торжественно отрѣшенъ Сигизмундъ со всѣмъ его потомствомъ. Сынъ новаго короля, правившаго подъ именемъ Карла IX, былъ Густавъ Адольфъ, которому, какъ сыну узурпатора, приверженцы Сигизмунда отказали въ признаніи. Но если связь между королемъ и народомъ взаимна, если государство не переходитъ изъ рукъ въ руки по наслѣдію, какъ мертвый товаръ, то націи, дѣйствующей единодушно, должно быть позволено отказать въ исполненіи своего долга вѣроломному властелину и замѣстить его болѣе достойнымъ.
Густаву Адольфу еще не минулъ семнадцатый годъ, когда шведскій престолъ освободился вслѣдствіе смерти его. отца; но ранняя зрѣлость его ума дала возможность сократить законный срокъ несовершеннолѣтія въ его пользу. Славной побѣдой надъ самимъ собой началъ онъ правленіе, которому суждено было имѣть неизмѣннымъ спутникомъ побѣду и побѣдой закончиться. Юной графинѣ Браге, дочери его подданнаго, принадлежали первые порывы его великаго сердца, и онъ искренно рѣшился раздѣлить съ нею шведскій престолъ. Но подъ гнетомъ времени и обстоятельствъ, онъ принесъ въ жертву свои чувства долгу государя, и геройская доблесть вновь овладѣла исключительно сердцемъ, не созданнымъ для того, чтобы ограничиться тихимъ семейнымъ счастьемъ.
Христіанъ IV датскій, уже бывшій королемъ въ тотъ моментъ, когда Густава еще не было на свѣтѣ, напалъ на Швецію и въ борьбѣ съ отцомъ этого героя одержалъ важныя побѣды. Густавъ Адольфъ поспѣшилъ окончить пагубную войну и благоразумными уступками купилъ миръ для того, чтобы обратить свое оружіе противъ царя московскаго. Никогда двусмысленная слава завоевателя не соблазняла его проливать кровь своихъ народовъ въ несправедливыхъ войнахъ; но отъ войны справедливой онъ никогда не уклонялся. Его борьба съ Россіей окончилась счастливо для него, и шведская держава увеличилась на востокѣ значительными областями.
Между тѣмъ Сигизмундъ, король польскій, продолжалъ питать противъ сына враждебныя намѣренія, вызванныя еще отцомъ, и всѣми уловками старался поколебать вѣрность подданныхъ Густава Адольфа, сдѣлать друзей его равнодушными, его враговъ -- непримиримыми. Ни высокія доблести его соперника, ни многочисленныя доказательства преданности, которыми Швеція окружала своего обожаемаго короля, не могли излѣчить этого ослѣпленнаго государя отъ безсмысленной надежды вновь вступить на потерянный тронъ. Всѣ мирныя предложенія Густава были отвергнуты съ высокомѣріемъ. Противъ своей воли миролюбивый герой былъ вовлеченъ въ долгую и тяжкую войну съ Польшей, въ теченіе которой подъ шведское господство перешла постепенно вся Лифляндія и прусская Польша. Всегда побѣдитель, Густавъ Адольфъ всегда былъ первый готовъ протянуть руку непріятелю.
Шведскопольская война совпадаетъ съ началомъ тридцатилѣтней войны въ Германіи и находится съ ней въ связи. Король Сигизмундъ, католикъ, боролся за шведскую корону съ протестантскимъ принцемъ -- этого было совершенно достаточно, чтобы быть обезпеченнымъ дѣятельнѣйшимъ сочувствіемъ Испаніи и Австріи; двойное родство съ императоромъ давало ему еще большія права на его защиту. Надежда на столь могущественную помощь и возбуждала главнымъ образомъ короля польскаго къ продолженію войны, которая оказалась столь невыгодной для него; между тѣмъ мадридскій и вѣнскій дворы не переставали подзадоривать его пустыми обѣщаніями. Теряя одну крѣпость за другой въ Лифляндіи, Курляндіи и Пруссіи, Сигизмундъ видѣлъ, что его союзникъ, переходя въ то же самое время отъ побѣды къ побѣдѣ, въ Германіи, несется на встрѣчу неограниченному господству: нѣтъ ничего удивительнаго, что его отвращеніе къ миру возрастало вмѣстѣ съ его пораженіями. Яростное увлеченіе, съ которымъ онъ преслѣдовалъ свои химерическіе планы, закрывало ему глаза на коварную политику его союзника, который старался лишь на его счетъ отвлечь шведскаго героя, чтобы тотъ не мѣшалъ ему наложить цѣпи на свободу Германіи, а затѣмъ, какъ легкой добычей, овладѣть истощеннымъ сѣверомъ. Одно лишь обстоятельство, на которое никакъ нельзя было разсчитывать -- геройское величіе Густава -- разорвало хитросплетенія этой безчестной политики. Восьмилѣтняя польская война, не истощивъ Швеціи ни на іоту, послужила лишь для того, чтобы воспитать военный геній Густава Адольфа, въ долгихъ походахъ закалить шведскія войска и незамѣтно ввести въ употребленіе новую тактику, благодаря которой они впослѣдствіи творили чудеса на поляхъ Германіи.
Послѣ этого необходимаго обзора тогдашняго состоянія европейскихъ государствъ я позволю себѣ снова перейти къ прерванной нити событій.
Фердинандъ вновь владѣлъ своими землями, но не тѣми суммами, которыхъ ему стоило ихъ завоеваніе. Сорока милліоновъ гульденовъ, которые были ему доставлены конфискаціями въ Богеміи и Моравіи, было бы достаточно, чтобы возмѣстить всѣ издержки его и его союзниковъ; но эта громадная сумма растаяла быстро въ рукахъ іезуитовъ и его любимцевъ. Герцогъ Максимильянъ баварскій, побѣдоносной рукѣ котораго императоръ былъ почти исключительно обязанъ своими владѣніями, который ради своей религіи и своего императора пожертвовалъ близкимъ родственникомъ, имѣлъ самыя основательныя притязанія на его благодарность, и въ договорѣ, который былъ заключенъ герцогомъ съ императоромъ еще до объявленія войны, онъ прямо выговорилъ себѣ вознагражденіе за всѣ свои издержки. Фердинандъ чувствовалъ все значеніе обязанностей, которыя налагалъ на него этотъ договоръ, и заслуги Максимиліана, но онъ не чувствовалъ никакого желанія исполнить ихъ на свой счетъ. Онъ былъ намѣренъ блистательно вознаградить герцога, но только такъ, чтобы самому ему это ничего не стоило. Это, разумѣется, лучше всего могло быть сдѣлано на средства тѣхъ государей, противъ которыхъ война позволяла сдѣлать все, что угодно, проступки которыхъ могли быть изображены въ достаточно черныхъ краскахъ, чтобы оправдать всякое насиліе надъ ними уваженіемъ къ законамъ. Итакъ, надо было продолжать преслѣдованіе Фридриха, лишить Фридриха всего, чтобы вознаградить Максимильяна, и новая война была начата для того, чтобы расплатиться за старую.
Но значеніе этой причины было усилено неизмѣримо болѣе важнымъ основаніемъ, присоединившимся теперь къ ней. До сихъ поръ Фердинандъ боролся за свое существованіе и исполнялъ одинъ лишь долгъ самозащиты; теперь-же, когда побѣда даровала ему свободу дѣйствій, онъ вспомнилъ о своихъ мнимыхъ высшихъ обязанностяхъ и подумалъ объ обѣтѣ, который онъ принесъ въ Лоретто и Римѣ своей покровительницѣ Св. Дѣвѣ -- распространять ея культъ повсюду съ опасностью своей жизни и короны. Съ этимъ обѣтомъ неразрывно было связано угнетеніе протестантовъ. Трудно представить себѣ болѣе благопріятное совпаденіе обстоятельствъ для выполненія обѣта, чѣмъ теперь, по окончаніи богемской войны. Онъ не имѣлъ еще ни силы, ни призрака права для того, чтобы отдать пфальцскія земли католику, и необозримо важны были слѣдствія этой перемѣны для всей католической Германіи. Вознаг граждая герцога баварскаго добромъ, награбленнымъ у его родственника, онъ одновременно удовлетворялъ свою гнуснѣйшую страсть и исполнялъ свой возвышеннѣйшій долгъ: онъ уничтожалъ врага, котораго ненавидѣлъ, омъ спасалъ свое корыстолюбіе отъ тягостной жертвы и пріобрѣталъ вѣнецъ небесный.
Гибель Фридриха была рѣшена въ кабинетѣ императора гораздо раньше, чѣмъ судьба высказалась противъ него; но лишь послѣ того, какъ случилось послѣднее, можно было позволить себѣ разгромить его. По указу императора безъ соблюденія какихъ бы то ни было формальностей, которыя были обязательны для такого случая по закону имперіи, курфюрстъ и три другіе принца, которые сражались за него въ Силезіи и Богеміи, были объявлены оскорбителями величества и нарушителями земскаго мира и лишены сана, владѣній и покровительства законовъ. Исполненіе этого приговора противъ Фридриха, а именно: захватъ его земель, было съ такимъ-же презрѣніемъ къ имперскимъ законамъ возложено на Испанію, какъ владѣтельницу Бургундіи, герцога баварскаго и лигу. Еслибы евангелическая унія была достойна Имени, которое она носила, и дѣла, которое она защищала, то при исполненіи рѣшенія пришлось бы натолкнуться на неопреодолимыя препятствія; но жалкое войско, едвали равное испанской арміи въ Нижнемъ Пфальцѣ, должно было отказаться отъ мысли бороться съ соединенными войсками императора, Баваріи и лиги. Приговоръ, произнесенный надъ курфюрстомъ, заставилъ немедленно всѣ имперскіе города отшатнуться отъ союза, государи не замедлили послѣдовать ихъ примѣру. Радуясь, что спасли свои владѣнія, они предоставили курфюрста, своего прежняго главу, самоуправству императора, прокляли унію и поклялись никогда не возобновлять ея.
Безславно покинули нѣмецкіе государи несчастнаго Фридриха; Богемія, Силезія и Моравія преклонились предъ грозной силой императора. Одинъ лишь единственный человѣкъ, смѣльчакъ, все богатство котораго заключалось въ его мечѣ, Эрнстъ графъ фонъ Мансфельдъ осмѣлился въ чешскомъ городѣ Пильзенѣ бороться со всѣмъ могуществомъ императора. Оставленный послѣ пражскаго сраженія безъ всякой поддержки курфюрстомъ, которому онъ посвятилъ свою службу, не зная даже будетъ-ли ему Фридрихъ благодаренъ за его упорство, онъ долго еще держался одинъ, выдерживая напоръ императорскихъ войскъ, пока его войска, подъ гнетомъ денежной нужды, не продали городъ Пильзенъ императору. Не приходя въ отчаяніе отъ этог.о удара, онъ организовалъ въ верхнемъ Пфальцѣ вербовку, привлекая къ себѣ, такимъ образомъ, войска, распущенныя уніей. Вскорѣ подъ его знаменами стояло свѣжее двадцатитысячное войско, тѣмъ болѣе страшное для всѣхъ провинцій, на которыя оно бросилось, что единственнымъ средствомъ существованія для него былъ грабежъ. Въ невѣдѣніи, куда хлынетъ эта толпа, трепетали заранѣе всѣ сосѣднія епископства, богатства которыхъ могли привлечь ее. Но тѣснимый герцогомъ баварскимъ, который въ качествѣ исполнителя императорскаго приговора вторгся въ Верхній Пфальцъ, Мансфельдъ долженъ былъ удалиться изъ этой области. Ускользнувъ посредствомъ ловкаго маневра отъ преслѣдовавшаго его баварскаго генерала Тилли, онъ вдругъ появился въ Нижнемъ Пфальцѣ, подвергнувъ здѣсь рейнскія епископства тѣмъ самымъ насиліямъ, которыя готовилъ франконскимъ. Между тѣмъ какъ баварско-императорская армія наводнила Богемію, испанскій генералъ Амбросъ Спинола двинулся изъ Нидерландовъ съ значительнымъ войскомъ въ Нижній Пфальцъ, защита котораго была по Ульмскому договору предоставлена уніи. Но всѣ распоряженія были сдѣланы такъ неудачно, что одинъ городъ за другимъ попадалъ въ испанскія руки, и, наконецъ, когда унія распалась, большая часть страны была занята испанскими войсками. Вторженіе Мансфальда въ Нижній Пфальцъ заставило испанскаго генерала Кордубу, который командовалъ этими войсками послѣ ухода Спинолы, поспѣшно снять осаду Франкенталя. Но вмѣсто того, чтобы вытѣснить испанцевъ изъ этой провинціи, Мансфельдъ поспѣшилъ перейти черезъ Рейнъ, чтобы дать возможность своимъ голоднымъ войскамъ покормиться въ Эльзасѣ. Въ страшную пустыню обратились всѣ незащищенныя земли, въ которыя хлынуло это разбойничье нашествіе, и лишь громадными суммами откупались города отъ полнаго разграбленія. Набравшись новыхъ силъ въ этомъ походѣ, Мансфельдъ снова появился на Рейнѣ для защиты Нижняго Пфальца.
Пока за курфюрста Фридриха билась такая рука, онъ не погибъ еще окончательно. Новыя надежды стали являться предъ нимъ, и несчастье создало ему друзей, которые хранили молчаніе, пока онъ былъ счастливъ. Король англійскій Яковъ, равнодушно смотрѣвшій на то, какъ его зять теряетъ чешскую корону, пробудился изъ своего безразличія, когда былъ поставленъ вопросъ о самомъ существованіи его дочери и его внуковъ и когда побѣдоносный врагъ позволилъ себѣ вторгнуться въ самое курфюршество. Теперь наконецъ -- хотя и слишкомъ поздно -- онъ открылъ свою сокровищницу и поспѣшилъ помочь деньгами и войсками -- сперва уніи, пока она защищала Нижній Пфальцъ, а затѣмъ, когда она распалась,-- графу Мансфельду. Онъ побудилъ также къ дѣятельной помощи своего близкаго родственника короля датскаго Христіана. Къ томуже конецъ перемирія между Испаніей и Голландіей лишалъ императора всякой поддержки со стороны Нидерландовъ, на которую онъ разсчитывалъ. Но важнѣе всего этого была помощь, оказанная пфальцграфу Семиградьемъ и Венгріей. Едва окончилось перемиріе между Габоромъ и императоромъ, какъ этотъ страшный исконный врагъ Австріи снова вторгся въ Венгрію и возложилъ на себя въ Пресбургѣ королевскую корону. Успѣхи его были необычайно быстры, такъ что Букуа пришлось покинуть Богемію, чтобы спѣшить на защиту Венгріи и Австріи противъ Габора. Этотъ храбрый полководецъ палъ во время осады Нейгейзеля; нѣсколько ранѣе погибъ столь-же храбрый Дампьеръ подъ стѣнами Пресбурга. Неудержимо вторгся Габоръ въ предѣлы Австріи; старый графъ Турнъ и многіе знатные чехи предложили свою ненависть и свою руку этому врагу своего врага. Серьезное нападеніе со стороны Германіи въ то время, какъ Габоръ тѣснилъ императора со стороны Венгріи, могло быстро возстановить счастье Фридриха; но когда Габоръ двигался въ походъ, чехи и нѣмцы обыкновенно складывали оружіе, а когда они начинали оправляться, онъ всегда былъ уже истощенъ.
Между тѣмъ Фридрихъ поспѣшилъ броситься въ объятія своему новому защитнику Мансфельду. Переодѣтый, появился онъ въ Нижнемъ Пфальцѣ, изъ за котораго боролись теперь Мансфельдъ и баварскій генералъ Тилли. Верхній Пфальцъ былъ давно завоеванъ. Лучъ надежды блеснулъ предъ нимъ, когда изъ развалинъ уніи стали являться ему новые друзья. Съ нѣкотораго времени маркграфъ Георгъ Фридрихъ баденскій, бывшій членъ уніи, сталъ набирать войско, которое вскорѣ превратилось въ порядочную армію. Никто не зналъ, на чьей она будетъ сторонѣ, какъ вдругъ онъ двинулся въ поле и соединился съ графомъ Мансфельдомъ. Маркграфство свое онъ до выступленія въ походъ уступилъ своему сыну, чтобы этой уловкой спасти его отъ мести императора, если счастье измѣнитъ ему. Сосѣдній герцогъ вюртембергскій также сталъ увеличивать свои войска. Мужество пфальцграфа возрастало отъ всего этого, и онъ изо всѣхъ силъ старался вновь вызвать къ жизни унію. Теперь за Тилли была очередь подумать о своемъ спасеніи. Съ величайшей поспѣшностью вызвалъ онъ къ себѣ войска испанскаго генерала Кордубы. Но между тѣмъ, какъ непріятель соединялъ свои силы, Мансфельдъ и маркграфъ баденскій разстались, и послѣдній былъ разбитъ баварскимъ генераломъ при Вимифенѣ (1622 г.).
Нищій авантюристъ, самое рожденіе котораго считалось незаконнымъ, явился защитникомъ короля, котораго губилъ одинъ изъ его ближайшихъ родственниковъ и котораго оставилъ безпомощнымъ отецъ его супруги. Государь отказывался отъ своихъ владѣній, которыми онъ спокойно правилъ, для того, чтобы испытать невѣрное счастье войны ради другого, совершенно чуждаго ему государя. Новый удалецъ, бѣдный владѣніями, но богатый славными предками, берется за защиту дѣла, которое первый отказался выполнить. Герцогу Христіану брауншвейгскому, администратору гальберштадтскому, казалось, что онъ постигъ тайну графа Мансфельда, какъ содержать безъ денегъ въ боевой готовности армію въ двадцать тысячъ человѣкъ. Одушевляемый юношеской самонадѣянностью и проникнутый жаждой добыть себѣ славу и деньги на счетъ католическаго духовенства, къ которому онъ питалъ рыцарскую ненависть, онъ набралъ въ Нижней Саксоніи значительное войско, славу котораго должна была составить защита Фридриха и нѣмецкой свободы. "Богу другъ -- попамъ врагъ" -- таковъ былъ девизъ, который былъ выбитъ на его монетахъ, вычеканенныхъ изъ награбленнаго церковнаго серебра,-- девизъ, вполнѣ оправданный его подвигами.
Путь, принятый этой шайкой разбойниковъ, былъ по обыкновенію запечатлѣнъ невѣроятнымъ опустошеніемъ. Разграбивъ нижне-саксонскіе и вестфальскіе монастыри, она набрала силы для грабежа верхнерейнскихъ епископствъ. Гонимый здѣсь друзьями и врагами, Христіанъ подошелъ у майнцскаго города Гехста къ Майну, который онъ перешелъ послѣ кровопролитнаго столкновенія съ Тилли, не дававшаго ему совершить переправу. Потерявъ половину своего отряда, онъ достигъ противоположнаго берега, гдѣ быстро собралъ остатки своего войска и съ ними присоединился къ графу фонъ Мансфельду. Преслѣдуемая Тилли, вся банда бросилась вторично на Эльзасъ, чтобы докончить опустошеніе всего, что не было разграблено въ первый разъ. Между тѣмъ, какъ курфюрстъ Фридрихъ въ роли нищаго бѣглеца влачился вслѣдъ за войскомъ, которое признавало его своимъ господиномъ и украшало себя его именемъ, друзья его дѣятельно старались примирить его съ императоромъ. Фердинандъ не хотѣлъ отнимать у нихъ всѣ надежды видѣть пфальцграфа снова на престолѣ. Исполненный хитрости и коварства, онъ выказалъ полную готовность приступить къ переговорамъ, путемъ которыхъ онъ разсчитывалъ охладить ихъ воинскій пылъ и удержать ихъ отъ крайности. Король Яковъ, какъ всегда, игрушка австрійскаго коварства, своей нелѣпой суетливостью только содѣйствовалъ уловкамъ императора. Фердинандъ требовалъ прежде всего, чтобы Фридрихъ, разъ онъ ищетъ милости монарха, положилъ оружіе, и Яковъ нашелъ это требованіе совершенно справедливымъ. По его повелѣнію, пфальцграфъ разстался со своими единственными искренними защитниками, графомъ фонъ Мансфельдомъ и Христіаномъ, и ожидалъ въ Голландіи рѣшенія своей участи и милосердія императора.
Мансфельда и герцога Христіана поставилъ въ затрудненіе только недостатокъ новаго имени; они взялись за оружіе не изъ-за интересовъ пфальцграфа, и потому его отказъ отъ ихъ услугъ не могъ заставить ихъ сложить оружіе. Война была для нихъ цѣлью, независимо отъ того, за кого они сражались. Послѣ напрасной попытки графа Мансфельда поступить на службу къ императору, оба они двинулись на Лотарингію, гдѣ безобразія ихъ войскъ распространили ужасъ вплоть до глубины Франціи. Долго стояли они здѣсь въ тщетномъ ожиданіи господина, который взялъ бы ихъ на службу, пока голландцы, тѣснимые испанскимъ генераломъ Спинолой, наняли ихъ къ себѣ. Послѣ кровопролитнаго столкновенія при Флерусѣ съ испанцами, которые хотѣли преградить имъ путь, они достигли Голландіи, гдѣ появленіе ихъ немедленно заставило испанскаго генерала снять осаду Бергенъ-омъ-Цума. Но и Голландіи скоро стали въ тягость эти неудобные гости, и она воспользовалась первымъ мгновеніемъ отдыха, чтобы избавиться отъ ихъ опасной помощи. Мансфельдъ оставилъ свои войска подкрѣпляться для новыхъ подвиговъ въ богатой провинціи восточной Фрисландіи. Герцогъ Христіанъ, исполненный страстью къ пфальцграфинѣ, которую онъ впервые узналъ въ Голландіи, и болѣе воинственный чѣмъ когда либо, увелъ свои войска въ Нижнюю Саксонію съ перчаткой этой государыни на шляпѣ и съ девизомъ: все для Бога и для нея на своихъ знаменахъ. Оба далеко еще не закончили своихъ ролей въ этой войнѣ.
Такимъ образомъ всѣ императорскія земли были наконецъ очищены отъ враговъ, унія распалась, маркграфъ баденскій, графъ Мансфельдъ и герцогъ Христіанъ выбиты изъ позицій, пфальцскія земли наполнены войсками, приводящими въ исполненіе приговоръ императора. Мангеймъ и Гейдельбергъ были въ рукахъ баварцевъ; Франкенталь также вскорѣ перешелъ въ руки испанцевъ. Въ отдаленномъ уголкѣ Голландіи пфальцграфъ ждалъ постыднаго позволенія смягчить у ногъ императора его гнѣвъ, и такъ называемый съѣздъ курфюрстовъ въ Регенсбургѣ долженъ былъ наконецъ рѣшить его судьбу. Давно уже была она рѣшена при дворѣ императора, но лишь теперь обстоятельства были достаточно благопріятны, чтобы выступить открыто съ этимъ рѣшеніемъ. Послѣ всего того, что было сдѣлано императоромъ противъ курфюрста, Фердинандъ не надѣялся на искреннее примиреніе. Лишь довершеніемъ насилія можно было сдѣлать его законнымъ. Итакъ, потеряннымъ должно было остаться то, что было потеряно; Фридриху не суждено было видѣть болѣе своихъ владѣній, а государь безъ земли и народа, понятно, не можетъ болѣе оставаться носителемъ курфюршеской шапки. Насколько тяжела была вина пфальцграфа предъ австрійскимъ домомъ, настолько высоки были заслуги герцога баварскаго. Насколько жажда мести и религіозная вражда пфальцскаго дома могли быть страшны австрійскому дому и католической церкви, настолько могли быть велики надежды послѣднихъ на благодарность и религіозное усердіе герцога баварскаго. Наконецъ, перенесеніе пфальцскихъ избирательныхъ правъ на корону баварскую обезпечивало католической религіи рѣшительный перевѣсъ въ совѣтѣ курфюрстовъ и непреходящее первенство въ Германіи.
Этого послѣдняго было достаточно, чтобы склонить трехъ духовныхъ курфюрстовъ въ пользу такого новшества; среди протестантскихъ голосовъ имѣлъ значеніе одинъ лишь голосъ Саксоніи. Но могъ ли Іоаннъ Георгъ отказывать императору въ правѣ, безъ котораго подвергалось сомнѣнію его собственное право на курфюршество? Правда, для государя, котораго его происхожденіе, его санъ и его силы ставили во главѣ протестантской церкви Германіи, ничто, казалось-бы, не могло быть священнѣе, чѣмъ защита правъ этой церкви отъ всѣхъ притязаній католиковъ; но вопросъ заключался теперь не въ томъ, какъ охранить интересы протестантской религіи отъ католиковъ, но какой изъ двухъ равно ненавистныхъ религій -- кальвинистской или папской -- предоставить побѣду надъ другой, какому изъ двухъ равно ненавистныхъ враговъ отдать пфальцское курфюршество? И въ борьбѣ между двумя противоположными велѣніями долга было такъ естественно предоставить рѣшеніе личной ненависти и частной выгодѣ. Прирожденный защитникъ нѣмецкой свободы и протестантской религіи подстрекалъ императора распорядиться пфальцскимъ курфюршествомъ по своему высочайшему благоусмотрѣнію и совершенно не смущаться тѣмъ, что со стороны Саксоніи, формы ради, будетъ оказано нѣкоторое противодѣйствіе его мѣропріятіямъ. Если Іоаннъ Георгъ впослѣдствіи не торопился своимъ согласіемъ, то самъ Фердинандъ изгнаніемъ евангелическихъ проповѣдниковъ изъ Богеміи подалъ поводъ къ такому измѣненію образа мыслей, и передача пфальцскаго курфюршества въ ленъ Баваріи переставала быть противозаконнымъ дѣйствіемъ послѣ того, какъ императоръ, по соглашеніи съ курфюрстомъ саксонскимъ, уступилъ ему Лузацію за шесть милліоновъ талеровъ военныхъ издержекъ.
Такимъ образомъ, не взирая на противорѣчіе всей протестантской Германіи, поступая вопреки основнымъ законамъ имперіи, которые онъ клятвенно обѣщался соблюдать,-- Фердинандъ торжественно одарилъ въ Регенсбургѣ герцога баварскаго пфальцскимъ курфюршествомъ, съ тѣмъ, однако, что это пожалованіе, какъ было сказано, не касается притязаній, которыя могли предъявить на Пфальцъ родственники и потомки Фридриха. Такимъ образомъ, этотъ злополучный государь былъ теперь безвозвратно лишенъ своихъ владѣній, не будучи выслушанъ судомъ, который осудилъ его,-- справедливость, въ которой не отказываютъ законы ничтожнѣйшему изъ подданныхъ и даже самому гнусному преступнику.
Это насиліе открыло, наконецъ, глаза королю англійскому, и такъ какъ въ это время какъ разъ были прерваны переговоры о бракѣ его сына съ одной изъ испанскихъ принцессъ, то Яковъ дѣятельно вступился наконецъ за своего зятя. Переворотъ во французскомъ министерствѣ передалъ всѣ дѣла въ руки кардинала Ришелье, и это глубоко падшее королевство почувствовало, наконецъ, что у кормила его стоитъ государственный мужъ. Старанія испанскаго намѣстника въ Миланѣ овладѣть Вольтелиномъ для того, чтобы такимъ путемъ придти въ непосредственное соединеніе съ надслѣдственными землями Австріи,-- возбудили вновь старыя опасенія предъ этой державой, а вмѣстѣ съ нимъ и политическіе принципы великаго Генриха. Женитьба принца Уэльскаго на принцессѣ французской Генріеттѣ связала обѣ эти короны болѣе тѣсными узами, къ которымъ присоединились также Голландія, Данія и нѣсколько итальянскихъ государствъ. Было рѣшено принудить Испанію вооруженной рукой къ выдачѣ Вольтелина, а Австрію къ возстановленію Фридриха; но лишь по отношенію къ первой цѣли была проявлена нѣкоторая дѣятельность. Яковъ I скончался, и Карлъ I въ борьбѣ со своимъ парламентомъ не могъ удѣлять вниманія нѣмецкимъ дѣламъ. Савойя и Венеція отказали въ поддержкѣ, и французскій министръ нашелъ, что прежде, чѣмъ рѣшиться выступить на помощь нѣмецкимъ протестантамъ противъ ихъ императора, необходимо ранѣе усмирить гугенотовъ въ своемъ отечествѣ. Насколько велики были надежды, возбужденныя этимъ союзомъ, настолько ничтоженъ былъ его успѣхъ.
Графъ Мансфельдъ, лишенный всякой поддержки, оставался въ бездѣйствіи на нижнемъ Рейнѣ, а герцогъ Христіанъ брауншвейгскій былъ послѣ новаго неудачнаго похода изгнанъ вновь изъ Германіи. Новое нападеніе Бетленъ Габора на Моравію, безплодное вслѣдствіе отсутствія помощи со стороны Германіи, какъ и всѣ прежнія, окончилось формальнымъ миромъ съ императоромъ. Унія не существовала; ни одинъ протестантскій государь не былъ готовъ къ войнѣ, а на границахъ нижней Германіи стоялъ баварскій генералъ Тилли съ войскомъ, привыкшимъ къ побѣдамъ на протестантской землѣ. Движенія герцога Христіана брауншвейгскаго привлекли его въ эту страну, откуда онъ прошелъ уже какъ-то до нижней Саксоніи, гдѣ онъ взялъ Липпштадтъ, главную квартиру администратора края. Необходимость слѣдить за этимъ врагомъ и удерживать его отъ новыхъ нападеній должна была и теперь еще служить оправданіемъ пребыванію Тилли въ этихъ краяхъ. Между тѣмъ Мансфельдъ и Христіанъ за недостаткомъ денегъ уже распустили свои войска, и предъ арміей графа Тилли не было ни тѣни врага. Для чего же обременяла она своимъ присутствіемъ эту страну?
Трудно въ ревѣ разъяренныхъ партій различить голосъ истины,-- но подозрительнымъ явилось уже то, что лига и не думала о разоруженіи. Преждевременное ликованіе катопиковъ должно было еще усилить смущеніе. Императоръ и лига, вооруженные и побѣдоносные, стояли въ Германіи, на всемъ протяженіи которой не было ни одной державы, которая могла бы оказать имъ сопротивленіе, если бы они попытались напасть на протестантскихъ государей или даже совсѣмъ положить конецъ религіозному миру. Если императоръ Фердинандъ и въ самомъ дѣлѣ былъ далекъ отъ мысли злоупотреблять своими побѣдами, то беззащитность протестантовъ должна была подсказать ему такую мысль. Устарѣлые договоры не могли связывать государя, убѣжденнаго, что онъ всѣмъ на свѣтѣ обязанъ своей религіи, и считавшаго, что религіозная цѣль освящаетъ всякое насиліе. Верхняя Германія была побѣждена, и лишь нижняя могла противиться его самодержавію. Здѣсь господствовали протестанты, здѣсь католическая церковь была лишена большинства своихъ имуществъ, и, казалось, что теперь насталъ моментъ возвратить эти потерянныя владѣнія церкви. Въ этихъ имуществахъ, присвоенныхъ нижне-нѣмецкими государями, заключалась не малая доля ихъ силы, и необходимость возвратить церкви ея достояніе являлась въ то же время превосходнымъ предлогомъ ослабить этихъ государей.
Оставаться бездѣятельнымъ въ такомъ критическомъ положеніи было бы преступнымъ нерадѣніемъ. Воспоминаніе объ ужасахъ, произведенныхъ войскомъ Тилли въ нижней Саксоніи, было слишкомъ свѣжо, чтобы не побудить государей къ самозащитѣ. Со всей возможной поспѣшностью вооружился весь нижне-саксонскій округъ. Были опредѣлены чрезвычайные военные налоги, войска набраны и магазины наполнены. Съ Венеціей, Голландіей и Англіей велись переговоры о денежной помощи. Шли совѣщанія о томъ, какая держава станетъ во главѣ союза. Короли Зунда и Балтійскаго моря, естественные союзники этого округа, не могли оставаться равнодушными зрителями того, какъ императоръ водворится здѣсь въ качествѣ побѣдителя и станетъ ихъ сосѣдомъ на берегахъ сѣверныхъ морей. Двойной интересъ религіи и политики заставлялъ ихъ положить предѣлъ движенію императора въ нижней Германіи. Христіанъ IV король датскій причислялъ себя, въ качествѣ герцога гольштинскаго, къ чинамъ этого округа; такія же побудительныя причины заставляли и Густава Адольфа шведскаго принять участіе въ союзѣ.
Оба короля соперничали въ чести стать на защиту нижне-саксонскаго края и бороться со страшной австрійской державой. Каждый предлагалъ выставить вполнѣ снаряженную армію и лично предводительствовать ею. Побѣдоносные походы противъ Москвы и Польши придавали особое значеніе обѣщанію короля шведскаго; все балтійское прибрежье было полно именемъ Густава Адольфа. Но слава соперника грызла сердце короля датскаго, и чѣмъ больше лавровъ сулилъ ему этотъ походъ, тѣмъ менѣе могъ Христіанъ IV побѣдить свою зависть и принудить себя уступить ихъ своему сосѣду. Оба предъявили свои предложенія и условія англійскому министерству, гдѣ, наконецъ, Христіану IV удалось взять верхъ надъ своимъ соперникомъ. Густавъ Адольфъ требовалъ въ видахъсвоей безопасности передачи ему въ Германіи, гдѣ самъ онъ не имѣлъ ни клочка земли, нѣсколькихъ крѣпостей, для того, чтобы въ случаѣ неудачи обезпечить своимъ войскамъ необходимое убѣжище. Христіанъ IV былъ владѣтелемъ Гольштиніи и Ютландіи и, потерпѣвъ неудачу, могъ безопасно отступить черезъ эти земли во-свояси.
Для того, чтобы опередить своего соперника, король датскій поспѣшилъ выступить въ походъ. Избранный главой нижнесаксонскаго края, онъ вскорѣ располагалъ шестидесятитысячнымъ войскомъ; администраторъ магдебургскій, герцоги брауншвейгскіе и мекленбургскіе присоединились къ нему. Помощь, обѣщанная Англіей, вдохнула въ него новое мужество, и онъ, стоя во главѣ такой силы, льстилъ себя надеждой окончить войну однимъ походомъ.
Въ Вѣну дано было знать, что вооруженіе имѣетъ цѣлью лишь защиту округа и ^сохраненіе спокойствія въ этомъ краѣ. Но переговоры съ Голландіей. Англіей и даже съ Франціей, необычайно напряженная дѣятельность въ округѣ и грозная армія, собранная здѣсь, имѣли въ виду какъ будто не только простую защиту, но полное возстановленіе въ правахъ курфюрста пфальцскаго и униженіе не въ мѣру усилившагося императора.
Послѣ того, какъ императоръ тщетно истощилъ переговоры, увѣщанія, угрозы и приказанія, чтобы принудить короля датскаго и нижне-саксонскій округъ положить оружіе, были открыты враждебныя дѣйствія, и нижняя Германія сдѣлалась театромъ войны. Графъ Тилли, подвигаясь по лѣвому берегу Везера, овладѣлъ всѣми проходами вплоть до Миндена; послѣ неудачнаго нападенія на Ніенбургъ и перехода черезъ рѣку онъ вторгся въ княжество Каленбергское и занялъ его своими войсками. На правомъ берегу Везера дѣйствовалъ король, войска котораго были расположены въ Брауншвейгѣ. Но, ослабивъ свой главный отрядъ выдѣленіемъ изъ него отдѣльныхъ отрядовъ, онъ не могъ предпринять ничего значительнаго съ остаткомъ войска. Сознавая превосходство своего противника, онъ избѣгалъ рѣшительнаго сраженія съ такимъ же стараніемъ, съ какимъ полководецъ лиги искалъ его.
До сихъ поръ императоръ велъ войну въ Германіи,-- если не считать испанско-нидерландскихъ отрядовъ, напавшихъ на нижній Пфальцъ,-- исключительно при помощи войскъ Баваріи и лиги. Максимильянъ велъ войну въ качествѣ исполнителя имперскаго рѣшенія, и Тилли, бывшій его полководцемъ, являлся слугою Баваріи. Всѣмъ своимъ превосходствомъ на полѣ битвы императоръ былъ обязанъ войскамъ Баваріи и лиги, въ рукахъ которыхъ покоились такимъ образомъ все его счастье и авторитетъ. Эта зависимость отъ доброй воли Баваріи и лиги не согласовалась съ широкими планами, которыми начали задаваться при императорскомъ дворѣ послѣ столь блестящихъ успѣховъ.
Какъ ни велика была готовность лиги встать на защиту императора, связанную съ ея собственнымъ благосостояніемъ, трудно было ожидать, чтобы она простерла свою готовность также на завоевательные планы императора, а если бы она впредь и согласилась дать войска для цѣлей завоеванія, то было основаніе опасаться, что она раздѣлитъ съ императоромъ одну лишь общую ненависть,-- выгодами же завоеванія воспользуется сама. Лишь значительное войско, выставленное въ поле имъ самимъ, могло освободить императора отъ этой гнетущей зависимости отъ Баваріи и обезпечить ему сохраненіе его нынѣшняго могущества въ Германіи. Но война слишкомъ сильно истощила императорскія владѣнія и средствъ на громадныя издержки такой войны не было. Среди такихъ обстоятельствъ ничто не могло быть для императора пріятнѣе предложенія, которымъ изумилъ его одинъ изъ его офицеровъ.
Это былъ графъ Валленштейнъ, заслуженный офицеръ, богатѣйшій дворянинъ Богеміи. Съ ранней юности онъ служилъ императорскому дому и прославился во многихъ походахъ противъ турокъ, венеціанцевъ, чеховъ, венгерцевъ и трансильванцевъ. Онъ участвовалъ въ битвѣ подъ Прагой, будучи полковникомъ, и затѣмъ въ чинѣ генералъ-маіора разбилъ венгерскую армію въ Моравіи. Благодарность императора не уступала этимъ заслугамъ, и значительная доля имуществъ, конфискованныхъ послѣ чешскаго мятежа была его наградой. Владѣтель несмѣтнаго состоянія, возбужденный честолюбивыми планами, исполненный вѣры въ свою счастливую звѣзду, а еще болѣе -- надеждъ на серьезное знакомство съ условіями времени, онъ предложилъ набрать и снарядить для императора армію на свои средства и средства своихъ друзей и даже избавить императора отъ заботъ о ея содержаніи, если ему будетъ позволено увеличить ее до пятидесяти тысячъ человѣкъ. Не было человѣка, который не издѣвался бы надъ этимъ предложеніемъ, какъ надъ химерическимъ порожденіемъ сумасбродной головы,-- но попытка была бы вознаграждена богато даже въ томъ случаѣ, если бы была выполнена лишь часть обѣщанія. Ему предоставлено было нѣсколько округовъ въ Богеміи и дано было разрѣшеніе назначать офицеровъ по своему усмотрѣнію. Черезъ нѣсколько мѣсяцевъ подъ его знаменами стояло двадцать тысячъ человѣкъ, съ которыми онъ покинулъ австрійскіе предѣлы; вскорѣ затѣмъ онъ появился на границѣ Нижней Саксоніи уже съ тридцатью тысячами. Для всего этого предпріятія императоръ не далъ ничего, кромѣ своего имени. Слава полководца, виды на блестящее повышеніе и надежда на добычу привлекали удальцовъ со всѣхъ концовъ Германіи подъ его знамена, и даже государи подъ вліяніемъ корыстолюбія или славолюбія вызывались теперь поставлять войска для Австріи.
Такимъ образомъ теперь -- въ первый разъ за эту войну -- въ Германіи показалось императорское войско: страшное явленіе для протестантовъ и не болѣе утѣшительное для католиковъ. Валленштейну было приказано соединить свою армію съ войсками лиги и вмѣстѣ съ баварскимъ генераломъ двинуться на короля датскаго. Но тотъ, давно уже завидуя воинской славѣ Тилли, не выказывалъ никакого желанія дѣлить съ нимъ лавры этого похода и скрывать блескъ своей славы въ сіяніи подвиговъ Тилли. Правда, военный планъ Валленштейна служилъ поддержкой операціямъ послѣдняго, но онъ выполнялъ его совершенно независимо отъ дѣйствій Тилли. Такъ какъ у него не было тѣхъ источниковъ, на средства которыхъ Тилли содержалъ свое войско, то онъ вынужденъ былъ вести свою армію въ богатыя земли, еще не пострадавшія отъ войны. Итакъ, не присоединившись -- вопреки приказу -- къ войскамъ лиги, онъ двинулся въ область Гальберштадта и Магдебурга и овладѣлъ при Дессау теченіемъ Эльбы. Всѣ земли по обоимъ берегамъ этой рѣки были такимъ образомъ открыты его вымогательствамъ; онъ могъ отсюда напасть съ тыла на короля датскаго и въ случаѣ необходимости проложить себѣ даже путь въ его земли.
Христіанъ IV чувствовалъ всю опасность своего положенія въ тискахъ между двумя столь страшными арміями. Еще ранѣе онъ соединился съ возвратившимся недавно изъ Голландіи администраторомъ гальберштадтскимъ; теперь онъ открыто призвалъ также графа Мансфельда, отъ услугъ котораго до сихъ поръ отказывался, и далъ ему нѣкоторую поддержку. Мансфельдъ сторицей вознаградилъ его за эту услугу. Онъ отвлекъ войска Валленштейна и помѣшалъ имъ въ союзѣ съ Тилли напасть на короля. Не обращая вниманія на численное превосходство непріятеля, этотъ смѣлый полководецъ подошелъ даже къ Дессаускому мосту и позволилъ себѣ окопаться прямо въ виду императорскихъ укрѣпленій. Но, не выдержавъ натиска всего непріятельскаго войска съ тыла, онъ вынужденъ былъ уступить численности и покинуть свой постъ, потерявъ три тысячи человѣкъ убитыми. Послѣ этого пораженія Мансфельдъ двинулся въ Бранденбургъ, гдѣ послѣ краткаго отдыха укрѣпился новыми войсками, и затѣмъ совершенно неожиданно появился вдругъ въ Силезіи, чтобы отсюда вторгнуться въ Венгрію и въ союзѣ съ Бетленъ Габоромъ внести войну въ самыя нѣдра австрійскихъ владѣній. Такъ какъ наслѣдственныя земли императора были беззащитны противъ такого непріятеля, то Валленштейнъ получилъ приказъ оставить въ покоѣ короля датскаго для того, чтобы немедленно преградить Мансфельду путь черезъ Силезію.
Диверсія арміи Валленштейна, вызванная Мансфельдомъ, дала королю возможность отправить часть своихъ войскъ въ Вестфалію, чтобы занять здѣсь епископства Мюнстеръ и Оснабрюкъ. Въ виду этого Тилли поспѣшилъ покинуть Везеръ; но движенія герцога Христіана, который выказывалъ намѣреніе ворваться чрезъ Гессенъ въ земли лиги и перенести сюда театръ войны, заставили его какъ можно скорѣе покинуть Вестфалію. Чтобы не быть отрѣзаннымъ отъ этихъ земель и воспрепятствовать опасному соединенію ландграфа Гессенскаго съ непріятелемъ, Тилли поспѣшно овладѣлъ всѣми укрѣпленными мѣстами на Веррѣ и Фульдѣ и взялъ городъ Мюнденъ у входа въ Гессенскія горы, гдѣ обѣ рѣки впадаютъ въ Везеръ. Вслѣдъ затѣмъ онъ захватилъ Геттингенъ, ключъ къ Брауншвейгу и Гессену, и готовилъ ту же судьбу Нордгейму, но король со всей своей арміей поспѣшилъ воспрепятствовать его намѣренію. Обезпечивъ эту крѣпость всѣмъ необходимымъ для долгой осады, онъ попытался проложить себѣ путь въ земли лиги чрезъ Эйхсфельдъ и Тюрингію. Онъ прошелъ уже Дудерштадтъ, но графъ Тилли быстрыми переходами опередилъ его. Такъ какъ армія послѣдняго, подкрѣпленная нѣсколькими полками Валленштейна, численностью много превосходила его войско, то король, во избѣжаніе сраженія, повернулъ къ Брауншвейгу. Но Тилли неустанно преслѣдовалъ его на этомъ отступленіи и послѣ трехдневной перестрѣлки ему пришлось, наконецъ, дать непріятелю сраженіе при деревнѣ Луттеръ у Баренберга. Датчане начали бой съ большой храбростью; три раза водилъ ихъ мужественный король противъ непріятеля; но, наконецъ, болѣе слабая сторона должна была уступить численности и военной опытности непріятеля,-- и полная побѣда выпала на долю полководца лиги. Шестьдесятъ знаменъ и вся артиллерія, обозъ и аммуниція достались побѣдителю; много благородныхъ офицеровъ и около четырехъ тысячъ рядовыхъ остались на полѣ сраженія; нѣсколько ротъ пѣхоты, бросившихся во время бѣгства въ Луттеръ, положили оружіе и сдались побѣдителю.
Король бѣжалъ со своей кавалеріей, но оправился быстро послѣ этого чувствительнаго удара. Тилли, пользуясь плодами своей побѣды, овладѣлъ Везеромъ и брауншвейгскими землями и оттѣснилъ короля обратно къ Бремену. Запуганный пораженіемъ, король собирался теперь держаться оборонительнаго образа дѣйствій, особенно для того, чтобы воспрепятствовать непріятелю перейти черезъ Эльбу. Но, отдѣливъ гарнизоны дня всѣхъ крѣпостей, онъ не могъ ничего сдѣлать съ остатками своего войска; разрозненные отряды были одинъ за другимъ разсѣяны или уничтожены непріятелемъ. Войска лиги, овладѣвъ всѣмъ теченіемъ Везера, распространились по ту сторону Эльбы и Гафеля, и датскіе отряды были выбиты изъ всѣхъ позицій. Самъ Тилли переправился черезъ Эльбу и побѣдоносно двинулся въ самыя нѣдра Бранденбурга, между тѣмъ какъ Валленштейнъ вторгся съ другой стороны въ Гольштинію, чтобы, такимъ образомъ, перенести войну въ собственныя владѣнія короля.
Онъ возвратился только что изъ Венгріи, гдѣ преслѣдовалъ графа Мансфельда, не имѣя возможности удержать его движеніе или воспрепятствовать его соединенію съ Бетленъ Габоромъ. Преслѣдуемый неустанно судьбой и всегда побѣждая свою судьбу, Мансфельдъ среди невѣроятныхъ усилій счастливо пробился чрезъ Силезію и Венгрію къ князю Семиградскому, гдѣ онъ, однако, былъ принятъ не слишкомъ радушно. Въ надеждѣ на помощь Англіи и на сильную диверсію въ нижней Саксоніи, Габоръ снова нарушилъ перемиріе съ императоромъ,-- и вдругъ Мансфельдъ вмѣсто ожидаемой диверсіи привелъ ему за собой по пятамъ все войско Валленштейна и вмѣсто того, чтобы принести деньги, требовалъ ихъ отъ него. Эти нелады между протестантскими государями охладили пылъ Габора, и онъ поспѣшилъ, какъ всегда, отдѣлаться отъ грозныхъ войскъ императора поспѣшнымъ миромъ. Твердо рѣшившись нарушить этотъ миръ снова при первомъ лучѣ надежды, онъ отправилъ графа Мансфельда въ Венецію, чтобы тамъ прежде всего добыть денегъ.
Отрѣзанный отъ Германіи и совершенно лишенный возможности прокормить жалкіе остатки своихъ войскъ въ Венгріи, Мансфельдъ продалъ орудія и аммуницію и распустилъ своихъ солдатъ. Съ небольшой свитой онъ направился чрезъ Боснію и Далмацію въ Венецію; новые замыслы наполняли его мужествомъ, но поприще его было закончено. Судьба, неустанно бросавшая его повсюду при жизни, приготовила ему могилу въ Далмаціи. Недалеко отъ Зары настигла его смерть (1626 г.). Незадолго передъ тѣмъ скончался его вѣрный товарищъ Христіанъ герцогъ брауншвейгскій,-- два мужа, которые были-бы достойны безсмертія, если-бы они такъ же возвышались надъ своимъ вѣкомъ, какъ надъ своей судьбой.
Король датскій и со всѣми своими войсками не могъ бороться съ однимъ Тилли; тѣмъ менѣе могъ онъ отказывать сопротивленіе обоимъ полководцамъ императора съ войсками ослабленными. Датчане уступали одну за другой свои позиціи на Везерѣ, Эльбѣ и Гафелѣ, и армія Валленштейна хлынула бурнымъ потокомъ на Бранденбургъ, Мекленбургъ, Гольштинію и Шлезвигъ. Этотъ полководецъ, слишкомъ надменный, чтобы дѣйствовать совмѣстно съ другимъ, отправилъ полководца лиги черезъ Эльбу какъ будто затѣмъ, чтобы тамъ наблюдать за голландцами, на самомъ-же дѣлѣ для того, чтобы самолично окончить войну противъ короля и, такимъ образомъ, пожать плоды побѣдъ, одержанныхъ усиліями Тилли. Христіанъ потерялъ всѣ крѣпости въ своихъ нѣмецкихъ владѣніяхъ, кромѣ Глюкштадта, войска его были разбиты или разсѣяны, Германія не давала ему никакой помощи, Англія -- очень мало утѣшенія, его союзники въ нижней Саксоніи были отданы въ жертву ярости побѣдителя. Ландграфа гессенъ-кассельскаго Тилли заставилъ вслѣдъ за побѣдой при Луттерѣ отказаться отъ союза съ Даніей. Грозное появленіе Валленштейна предъ Берлиномъ заставило курфюрста бранденбургскаго покориться и принудило его признать Максимиліана баварскаго законнымъ курфюрстомъ. Большая часть Мекленбурга была наводнена теперь войсками императора, оба герцога въ качествѣ сторонниковъ короля датскаго наказаны имперской опалой и изгнаны изъ ихъ владѣній. Защита нѣмецкой свободы отъ незаконныхъ захватовъ оказалась преступленіемъ, которое влекло за собой потерю всѣхъ сановъ и владѣній. И все это было лишь началомъ вопіющихъ насилій, которыя должны были послѣдовать впредь.
Теперь выяснилась тайна, какимъ способомъ Валленштейнъ предполагалъ привести въ исполненіе свои хвастливыя обѣщанія. Онъ научился атому у графа Мансфельда; но ученикъ превзошелъ учителя. Сообразно съ принципомъ, что война должна питать войну, Мансфельдъ и герцогъ Христіанъ содержали свои войска на средства, добытыя путемъ вымогательствъ, безразлично отъ друга или отъ врага; но этотъ разбойничій пріемъ и сопровождался всѣми неудобствами и опасностями разбойничьяго существованія. Подобно бѣглымъ ворамъ, приходилось имъ пробираться межъ бдительныхъ и ожесточенныхъ враговъ, бѣжать изъ одного конца Германіи въ другой, трепетно ждать удобнаго случая и избѣгать именно самыхъ богатыхъ земель, которыя находились подъ охраной болѣе сильныхъ войскъ. Если Мансфельдъ и герцогъ Христіанъ, въ борьбѣ съ столь страшными препятствіями, успѣли все таки сдѣлать такъ удивительно много, то чего нельзя было сдѣлать, если стать выше всѣхъ этихъ препятствій, -- если армія, собранная теперь, была достаточно многочисленна, чтобы привести въ ужасъ самаго сильнаго изъ государей имперіи порознь, если имя императора обезпечивало безнаказанность, словомъ, если подъ прикрытіемъ высшаго авторитета имперіи и во главѣ могущественной арміи слѣдовать тому-же плану, который придумали тѣ два авантюриста за свой страхъ и рискъ съ случайно набранной бандой.
Все это имѣлъ въ виду Валленштейнъ, дѣлая императору свое смѣлое предложеніе, которое теперь никто не найдетъ слишкомъ самоувѣреннымъ. Чѣмъ сильнѣе было войско, тѣмъ менѣе надо было заботиться о его содержаніи, потому что тѣмъ болѣе трепетали предъ нимъ всѣ противники; чѣмъ страшнѣе были насилія, тѣмъ безнаказаннѣе можно ихъ было творить. Противъ враждебно настроенныхъ имперскихъ чиновъ у нихъ было видимое право; дѣйствуя противъ вѣрныхъ, они могли сослаться на мнимую необходимость. Неравномѣрное распредѣленіе этого гнета препятствовало опасному единству между чинами; истощеніе ихъ земель лишало ихъ средствъ сопротивленія. Такимъ образомъ, вся Германія стала провіантнымъ магазиномъ для войскъ императора и онъ могъ хозяйничать во всѣхъ земляхъ, какъ въ своихъ наслѣдственныхъ владѣніяхъ. Всеобщія мольбы о правосудіи неслись къ трону императора, но можно было считать себя огражденнымъ отъ мести обиженныхъ государей, пока они добивались правосудія. Общее неудовольствіе распредѣлилось между императоромъ, во имя котораго совершались всѣ эти ужасы, и полководцемъ, который переступилъ границы своихъ полномочій и открыто употреблялъ во зло авторитетъ своего господина. Прибѣгали къ императору, чтобы добиться отъ него защиты отъ его полководца; но какъ только Валленштейнъ почувствовалъ, что благодаря своимъ войскамъ онъ всемогущъ, онъ сбросилъ съ себя узы покорности императору.
Полное истощеніе врага давало возможность ожидать близкаго мира; тѣмъ не менѣе Валленштейнъ продолжалъ все усиливать императорскія войска и наконецъ довелъ ихъ численность до ста тысячъ человѣкъ. Безчисленные полковничьи и офицерскіе патенты, королевскій штатъ генерала, громадныя подачки его креатурамъ (онъ не дарилъ никогда менѣе тысячи гульденовъ), невѣроятныя суммы на подкупы при дворѣ, чтобы сохранить здѣсь свое вліяніе,-- и все это безъ всякаго обремененія для императорской казны. Всѣ эти гигантскія суммы были добыты путемъ контрибуцій въ нижне-нѣмецкихъ областяхъ; не дѣлалось никакого различія между врагомъ и другомъ,-- вездѣ самовольные проходы и расквартировки во владѣніяхъ всѣхъ государей, вездѣ одинаковые вымогательства и насилія. Если вѣрить одному преувеличенному указанію того времени, то Валленштейнъ въ теченіе семилѣтняго командованія собралъ посредствомъ контрибуцій съ одной только половины Германіи шестьдесятъ милліоновъ талеровъ. Чѣмъ невѣроятнѣе были вымогательства, тѣмъ обширнѣе были его военные запасы, тѣмъ охотнѣе, стало быть стекались подъ его знамена; весь міръ гонится за счастьемъ. Его войска увеличивались, а земли, по которымъ они проходили, увядали. Но что было ему до проклятій провинцій, до жалобъ государей? Его войско боготворило его, и самое преступленіе давало ему возможность смѣяться надъ всѣми его послѣдствіями.
Было-бы несправедливостью ставить всѣ эти безобразія императорскихъ армій на счетъ самому императору. Если-бы Фердинандъ ранѣе зналъ, что онъ отдаетъ въ жертву своему полководцу всѣ государства Германіи, то онъ неизбѣжно понялъ-бы, какъ много самъ онъ рискуетъ при такомъ неограниченно могущественномъ полководцѣ. Чѣмъ тѣснѣе были узы между арміей и ея предводителемъ, отъ котораго исходило всякое счастье, всякое повышеніе, тѣмъ болѣе ослаблялись эти узы между ними обоими съ одной стороны и императоромъ съ другой. Правда, все дѣлалось во имя послѣдняго; но Валленштейнъ пользовался величіемъ главы имперіи лишь для того, чтобы добиться уничтоженія всякаго другого авторитета въ Германіи. Отсюда -- усвоенное этимъ человѣкомъ правило явно унижать германскихъ государей, уничтожать постепенно всѣ ступени и ранги между этими государями и главою имперіи и возвысить авторитетъ послѣдняго сверхъ всякаго сравненія. Если императоръ будетъ единственной законодательной силой въ Германіи, кто сравнится тогда съ визиремъ, котораго онъ избралъ въ исполнители своей воли? Самого императора изумила высота, на которую возвелъ его Валленштейнъ, но это величіе господина было твореніемъ его слуги, и созданіе Валленштейна неминуемо должно было погибнуть, разъ его не поддерживала рука его создателя. Не напрасно возмущалъ онъ всѣхъ государей Германіи противъ императора -- чѣмъ яростнѣе была ихъ вражда противъ Фердинанда, тѣмъ необходимѣе былъ для императора тотъ человѣкъ, который одинъ имѣлъ возможность охранить его отъ ихъ злыхъ намѣреній. Его планъ состоялъ, очевидно, въ томъ, чтобы его повелитель не боялся во всей Германіи никого, кромѣ одного человѣка -- того, кому онъ былъ обязанъ этимъ могуществомъ.
Шагомъ къ этой цѣли было требованіе Валленштейна предоставить ему въ качествѣ временнаго залога только что завоеванный Мекленбургъ, пока ему будутъ возмѣщены издержки, понесенныя имъ для императора до сихъ поръ. Еще ранѣе Фердинандъ, очевидно для того, чтобы дать своему полководцу преимущество предъ баварскимъ, возвелъ его въ санъ герцога Фридландскаго; но обыкновенная награда не могла, конечно, насытить самолюбіе и честолюбіе Валленштейна. Напрасно подымались въ императорскомъ совѣтѣ недовольные голоса противъ этого новаго повышенія на счетъ двухъ государей имперіи; напрасно протесгвовали даже испанцы, которыхъ давно уже оскорбляла надменность Валленштейна. Сильная партія приверженцевъ среди совѣтниковъ императора, державшая его сторону подъ вліяніемъ подкупа, одержала верхъ; какимъ бы то ни было образомъ Фердинандъ хотѣлъ во что бы то ни стало связать благодарностью этого необходимаго слугу. Придравшись къ незначительному проступку, вышвырнули изъ ихъ наслѣдія представителей одного изъ старѣйшихъ владѣтельныхъ домовъ Германіи, чтобы ихъ достояніемъ вознаградить императорскую креатуру (1628 г.).
Вскорѣ затѣмъ Валленштейнъ сталъ именовать себя морскимъ и сухопутнымъ генералиссимусомъ императора. Городъ Висмаръ былъ взятъ, и такимъ образомъ пріобрѣтена точка опоры на балтійскомъ побережьи. Отъ Польши и ганзейскихъ городовъ были потребованы корабли, для того, чтобы перенести войну по ту сторону Балтійскаго моря, преслѣдовать датчанъ въ самыхъ нѣдрахъ ихъ государства и принудить ихъ къ миру, который долженъ былъ повести къ еще болѣе важнымъ завоеваніямъ. Связь нижне-нѣмецкихъ чиновъ съ сѣверными государствами была бы разорвана, если бы императору удалось стать между ними и отъ Адріатическаго моря вплоть до Зунда окружить Германію непрерывной цѣпью своихъ земель (лежавшая по пути Польши зависѣла отъ него). Если таковы были намѣренія императора, то у Валленштейна были свои основанія преслѣдовать ту же цѣль. Остзейскія владѣнія должны были послужить краеугольнымъ камнемъ могущества, мечтами о которомъ давно тѣшилось его честолюбіе и которое должно было дать ему возможность обходиться впредь безъ своего господина.
Чтобы добиться этой цѣли было въ высшей степени важно овладѣть городомъ Штральзундомъ на балтійскомъ побережьи. Его превосходная гавань и легкая переправа отсюда на шведскій и датскій берега дѣлали его въ высшей степени пригоднымъ складочнымъ мѣстомъ въ случаѣ войны съ обоими государствами. Городъ этотъ, шестой въ ганзейскомъ союзѣ, пользовался подъ охраной герцога померанскаго весьма важными привилегіями; не имѣя никакихъ связей съ Даніей, онъ не принималъ въ текущей войнѣ ни малѣйшаго участія. Но ни этотъ нейтралитетъ, ни привилегіи не могли спасти его отъ вожделѣній Валленштейна.
Предложеніе Валленштейна принять императорскій гарнизонъ было съ мужественной твердостью отвергнуто штральзундскимъ магистратомъ; было отказано также въ коварной просьбѣ пропустить императорское войско. Тогда Валленштейнъ началъ осаду города.
Для обоихъ сѣверныхъ королей было равно важно сохранить независимость Штральзунда, безъ которой свобода плаванія по Бельту не могла считаться безопасной. Общая опасность побѣдила, наконецъ, личную вражду, давно уже разъединявшую обоихъ королей. По договору въ Копенгагенѣ (1628 г.) они обязались взаимно защищать Штральзундъ соединенными силами и сообща бороться со всякой иноземной державой, которая съ враждебными намѣреніями покажется у Балтійскаго моря. Христіанъ IV отправилъ тотчасъ же въ Штральзундъ достаточный гарнизонъ и личнымъ пребываніемъ воодушевилъ мужество гражданъ. Нѣсколько военныхъ кораблей, присланныхъ на помощь императорскому полководцу королемъ польскимъ Сигизмундомъ, были пущены датскимъ флотомъ ко дну, и такъ какъ городъ Любекъ отказалъ ему дать свои корабли, то генералиссимусу морскому и сухопутному не хватило кораблей даже для того, чтобы запереть гавань одного лишь города.
Очевидно, ничто не можетъ быть причудливѣе желанія взять превосходно укрѣпленную морскую крѣпость, оставляя открытымъ ея портъ. Валленштейнъ, до сихъ поръ не знавшій сопротивленія, хотѣлъ на этотъ разъ преодолѣть также природу и побѣдить непобѣдимое. Штральзундъ, открытый съ моря, продолжалъ безъ всякихъ препятствій получать жизненные припасы и подкрѣпляться новыми войсками, тѣмъ не менѣе Валленштейнъ обложилъ его съ суши и старался хвастливыми угрозами замѣнить недостатокъ болѣе дѣйствительныхъ средствъ., я возьму этотъ городъ, хотя-бы онъ былъ прикованъ цѣпями къ небу" -- говорилъ онъ. Самъ императоръ, быть можетъ, раскаиваясь въ предпріятіи, которое не могло окончиться для него славнымъ исходомъ, съ удовольствіемъ воспользовался мнимой покорностью и нѣкоторыми подходящими предложеніями гражданъ Штральзунда, чтобы приказать своему полководцу отступить отъ города. Валленштейнъ пренебрегъ этимъ приказомъ и продолжалъ неустанно штурмовать осажденныхъ. Такъ какъ датскій гарнизонъ, значительно уменьшившись, не имѣлъ возможности справиться съ массой безпрестанной работы, а король не имѣлъ никакой возможности отправить въ этотъ городъ больше войска, то Штральзундъ, съ разрѣшенія Христіана, обратился за помощью къ королю шведскому. Датскій комендантъ, оставивъ крѣпость, уступилъ мѣсто шведскому, который продолжалъ оборону съ большимъ успѣхомъ. Счастье Валленштейна разбилось объ этотъ городъ, и въ первый разъ въ жизни его гордости пришлось испытать чувствительное пораженіе: послѣ цѣлаго ряда потерянныхъ мѣсяцевъ и съ урономъ въ двѣнадцать тысячъ человѣкъ отказаться отъ своего намѣренія. Но необходимость прибѣгнуть къ шведской помощи вслѣдствіе осады вызвала тѣсный союзъ между Густавомъ Адольфомъ и Штральзундомъ, что впослѣдствіи не мало облегчило появленіе шведовъ въ Германіи.
До сихъ поръ счастье сопровождало оружіе лиги и императора, и Христіанъ IV, побѣжденный въ Германіи, вынужденъ былъ искать убѣжища на своихъ островахъ; но Балтійское море остановило это завоевательное движеніе. Недостатокъ въ корабляхъ не только воспрепятствовалъ продолжать преслѣдованіе короля, но даже грозилъ побѣдителю потерей уже сдѣланныхъ завоеваній. Опаснѣе всего было возможное соединеніе обоихъ сѣверныхъ монарховъ, которое совершенно лишало императора и его полководцевъ возможности играть какую либо роль на Балтійскомъ морѣ или сдѣлать высадку въ Швеціи. Если бы, однако, удалось разъединить интересы обоихъ государей и особенно обезпечить себя дружбой датскаго короля, то можно было надѣяться легко уничтожить обособленную шведскую державу. Страхъ предъ вмѣшательствомъ чужеземныхъ государствъ, крамола протестантовъ въ его наслѣдственныхъ владѣніяхъ, гигантскія издержки текущей войны и болѣе всего буря, которая грозила разразиться во всей протестантской Германіи, склоняли императора къ миру, а его полководецъ, по совершенно противоположнымъ побужденіямъ, спѣшилъ исполнить это желаніе. Весьма мало склонный желать мира, который долженъ былъ изъ блеска величія и могущества повергнуть его во тьму частной жизни, онъ хотѣлъ только перенести войну на новый театръ и путемъ этого односторонняго мира затянуть лишь всеобщую смуту. Дружба Даніи, сосѣдомъ которой онъ сдѣлался въ качествѣ герцога мекленбургскаго, была весьма важна для его широкихъ плановъ, и онъ рѣшилъ, хотя бы и во вредъ своему повелителю, связать благодарностью короля датскаго.
Договоромъ въ Копенгагенѣ Христіанъ IV обязался не заключать безъ участія Швеціи отдѣльнаго мира съ императоромъ. Несмотря на это, предложеніе, сдѣланное ему Валленштейномъ, было принято съ готовностью. На конгрессѣ въ Любекѣ (1629 г.), участіе въ которомъ шведскихъ пословъ, явившихся ходатайствовать за Мекленбургъ, было съ намѣреннымъ пренебреженіемъ отклонено Валленштейномъ, датчане получили отъ императора обратно всѣ отнятыя у нихъ земли. Король обязался впредь вмѣшиваться въ дѣла Германіи лишь настолько, насколько даетъ ему на то право званіе герцога гольштинскаго, ни въ какомъ случаѣ не присваивать нижне-нѣмецкихъ духовныхъ владѣній и, наконецъ, предоставить мекленбургскихъ герцоговъ ихъ судьбѣ. Христіанъ самъ вовлекъ этихъ обоихъ государей въ войну съ императоромъ; теперь онъ жертвовалъ ими, чтобы сдѣлать одолженіе тому, кто похитилъ ихъ владѣнія. Среди побудительныхъ причинъ, заставившихъ его начать войну съ императоромъ, быть можетъ, важнѣйшей было возстановленіе курфюрста пфальцскаго, его родственника, на престолѣ,-- и объ этомъ государѣ не было упомянуто въ любекскомъ мирномъ договорѣ ни единымъ звукомъ; наоборотъ, въ одной изъ статей его была признана законность баварскаго курфюршества. Столь безславно сошелъ Христіанъ IV со сцены.
Теперь покой Германіи былъ вторично въ рукахъ Фердинанда, и отъ него только зависѣло превратить миръ съ Даніей въ миръ всеобщій. Изо всѣхъ областей Германіи неслись къ его трону стоны несчастныхъ, молившихъ его положить конецъ ихъ терзаніямъ; неистовства его солдатъ, корыстолюбіе его полководцевъ перешли всѣ границы. Наводненная опустошительными бандами Мансфельда и Христіана брауншвейгскаго и страшными отрядами Тилли и Валленштейна, Германія лежала въ крови, въ безсиліи и опустошеніи и молила о покоѣ. Горячо было стремленіе къ миру у всѣхъ чиновъ государства, могуче было оно у самого императора, который, втянувшись въ верхней Италіи въ войну съ Франціей, былъ обезсиленъ текущей войной въ Германіи и боялся разсчетовъ, которые его ожидали. Но, къ несчастію, условія, на которыхъ обѣ религіозныя партіи соглашались вложить мечъ въ ножны, были прямо противоположны. Католики хотѣли окончить войну съ выгодой для себя; протестанты хотѣли того-же; императоръ, вмѣсто того, чтобы съ мудрой увѣренностью согласовать требованія обѣихъ партій, сталъ сторонникомъ одной изъ нихъ,-- и Германія снова была повергнута въ ужасы страшной войны.
Ужъ послѣ прекращенія чешскаго возстанія Фердинандъ занялся искорененіемъ реформаціи въ своихъ наслѣдственныхъ владѣніяхъ; изъ уваженія къ нѣкоторымъ евангелическимъ чинамъ мѣропріятія эти проводились съ умѣренностью. Но побѣды полководцевъ императора въ нижней Германіи дали ему мужество сбросить съ себя всякія узы. Сообразно съ этимъ, всѣмъ протестантамъ въ его наслѣдственныхъ владѣніяхъ было предложено отказаться отъ своей религіи или отъ своего отечества -- страшный, безчеловѣчный выборъ, вызвавшій ужасное возмущеніе среди австрійскихъ крестьянъ. Въ пфальцскихъ владѣніяхъ, вскорѣ послѣ изгнанія Фридриха V, реформатское богослуженіе было уничтожено и преподаватели, исповѣдывавшіе эту религію, были изгнаны изъ Гейдельбергскаго университета.
Эти нововведенія были лишь преддверіемъ къ болѣе серьезнымъ новшествамъ. На собраніи курфюрстовъ въ Мюльгаузенѣ католики потребовали отъ императора, чтобы онъ возвратилъ католической церкви всѣ перешедшія со времени религіознаго мира въ Аугсбургѣ къ протестантамъ архіепископства, епископства самостоятельныя и подчиненныя, аббатства и монастыри, и, такимъ образомъ, вознаградилъ католическіе чины за всѣ потери и непріятности, которыя они претерпѣли въ текущей войнѣ. Такой намекъ, сдѣланный столь строго католическому государю, какъ Фердинандъ, не могъ остаться безъ результата; но онъ находилъ еще несвоевременнымъ возмущать всю протестантскую Германію столь рѣшительнымъ шагомъ. Не было протестантскаго государя, для котораго отнятіе духовныхъ владѣній не было потерей части его земель. Тамъ, гдѣ доходы съ нихъ шли не вполнѣ на свѣтскія цѣли, они обращались въ пользу протестантской церкви. Многіе государи обязаны были этимъ поступленіямъ значительной частью своихъ доходовъ и своей силы. Всѣхъ безъ исключенія должно было возмутить до крайности отнятіе духовныхъ владѣній. Религіозный миръ не лишалъ ихъ права на нихъ, хотя и не ставилъ его внѣ всякихъ сомнѣній. Не долгое, у многихъ длившееся почти цѣлое столѣтіе, владѣніе ини, молчаніе четырехъ смѣнившихъ до сихъ поръ другъ друга императоровъ, законъ справедливости, который давалъ имъ равное право съ католиками на наслѣдіе ихъ предковъ,-- все это было ими приведено, какъ полное основаніе ихъ права. Кромѣ дѣйствительной потери, которую претерпѣвало вслѣдствіе возстановленія духовныхъ учрежденій ихъ могущество и юрисдикція, кромѣ необозримой смуты и неописуемыхъ затрудненій, которыя должны были быть слѣдствіемъ всего этого, не малымъ вредомъ было для нихъ и то, что вновь назначенные католическіе епископы, очевидно, должны были усилить католическую партію въ имперскомъ сеймѣ такимъ-же количествомъ новыхъ голосовъ. Столь чувствительныя потери протестантовъ давали императору поводъ ожидать самаго упорнаго сопротивленія съ ихъ стороны, и прежде чѣмъ пламя войны въ Германіи не будетъ погашено совершенно, онъ не хотѣлъ возбуждать противъ себя несвоевременно цѣлую партію, столь опасную въ своемъ единствѣ и имѣвшую могущественную опору въ лицѣ курфюрста Саксонскаго. Поэтому онъ сдѣлалъ раньше опытъ въ малыхъ размѣрахъ, чтобы испытать, какъ будетъ это принято въ большихъ Нѣсколько имперскихъ городовъ въ верхней Германіи и герцогъ Вюртембергскій получили приказаніе передать католикамъ различныя духовныя учрежденія.
Положеніе вещей въ Саксоніи дало императору возможность сдѣлать здѣсь нѣкоторыя еще болѣе смѣлыя попытки. Въ епископствахъ магдебургскомъ и гальберштадтскомъ протестантскіе каноники позволили себѣ выбрать епископа своего вѣроисповѣданія. Оба епископства, за исключеніемъ города Магдебурга, были теперь переполнены войсками Валленштейна. Случайно епископство гальберштадтское было свободно теперь, вслѣдствіе смерти администратора, герцога Христіана брауншвейгскаго, а Магдебургъ, вслѣдствіе отрѣшенія Христіана Вильгельма, бранденбургскаго принца. Фердинандъ воспользовался этими обоими обстоятельствами, чтобы вручить Гальберштадтское епископство католику, да еще принцу изъ своего-же дома. Чтобы предупредить такое насиліе, Магдебургскій капитулъ поспѣшилъ выбрать архіепископомъ сына курфюрста Саксонскаго. Но папа, вмѣшавшись самовольно въ это дѣло, присудилъ магдебургскую каѳедру австрійскому принцу; и нельзя было не удивляться ловкости Фердинанда, который при всей священной ревности къ дѣламъ вѣры не забывалъ заботиться о благѣ своихъ родственниковъ.
Наконецъ любекскій миръ обезпечилъ императора отъ вражды Даніи, германскіе протестанты были какъ будто совершенно разгромлены, а требованія лиги становились все громче и настоятельнѣе. Фердинандъ подписалъ пользующійся такой печальной извѣстностью эдиктъ о возвращеніи духовныхъ владѣній (1629 г.), отдавъ его предварительно на утвержденіе каждаго изъ четырехъ католическихъ курфюрстовъ. Во введеніи онъ говоритъ, что имѣетъ право, въ силу своихъ императорскихъ полномочій, давать толкованіе смыслу религіознаго мира, различное пониманіе котораго до сихъ поръ служило предлогомъ всякихъ смутъ, и въ качествѣ высшаго посредника и судьи выступать въ роли примирителя между обѣими враждующими партіями. Это право онъ основывалъ на обычаѣ его предковъ и на давнишнемъ согласіи самихъ протестантскихъ чиновъ. Курфюршество Саксонское, дѣйствительно, признало за императоромъ это право; теперь выяснилось, какъ много вреда причинилъ этотъ дворъ протестантскому дѣлу своей приверженностью Австріи. Если, однако, буква религіознаго мира въ самомъ дѣлѣ могла явиться предметомъ различныхъ толкованій, что въ достаточной степени доказали вѣковые раздоры обѣихъ религіозныхъ партій, то, разумѣется, императоръ, который самъ былъ католическимъ или протестантскимъ членомъ имперіи и, такимъ образомъ, самъ принадлежалъ къ одной изъ партій, никоимъ образомъ не могъ рѣшать религіознаго спора между католическими и протестантскими чинами, не нарушая важнѣйшаго постановленія религіознаго мира. Онъ не могъ быть судьей въ своемъ собственномъ дѣлѣ, не обращая свободу нѣмецкой имперіи въ пустой звукъ.
А между тѣмъ въ силу этого незаконно присвоеннаго права толковать религіозный миръ, Фердинандъ издалъ постановленіе, по которому "всякое обращеніе протестантами въ свою собственность какъ самостоятельнаго, такъ и подчиненнаго духовнаго учрежденія, произведенное по заключеніи мира, противорѣчитъ смыслу этого мира и, какъ нарушеніе такового, подлежитъ отмѣнѣ". Онъ опредѣлялъ далѣе, что "религіозный миръ не обязываетъ католическаго государя разрѣшать своему протестантскому подданному что либо, кромѣ свободнаго выѣзда изъ его владѣній". Сообразно этому рѣшенію, всѣ незаконные владѣтели духовныхъ учрежденій -- стало быть всѣ протестантскіе чины имперіи безъ различія -- подъ страхомъ имперской опалы -- обязаны были безъ замедленія выдать это незаконное достояніе императорскимъ комиссарамъ.
Въ спискѣ значилось два архіепископства, двѣнадцать епископствъ и безчисленное множество монастырей, присвоенныхъ протестантами. Этотъ эдиктъ былъ громовымъ ударомъ для всей протестантской Германіи; страшный уже тѣмъ, что онъ отнималъ въ самомъ дѣлѣ, онъ былъ еще страшнѣе тѣмъ, на что указывалъ въ будущемъ и предвѣстникомъ чего являлся. Теперь протестанты не сомнѣвались, что императоръ и католическая лига рѣшились стереть съ лица земли ихъ религію, а вслѣдъ затѣмъ погибнетъ нѣмецкая свобода. Вопреки всякимъ представленіямъ, были назначены комиссары и собрана армія, чтобы обезпечить имъ повиновеніе. Дѣло начали съ Аугсбурга, гдѣ заключенъ былъ миръ; городъ долженъ былъ возвратиться подъ юрисдикцію своего епископа, и шесть протестантскихъ церквей было закрыто. Такимъ же образомъ былъ принужденъ герцогъ Вюртембергскій выдать свои монастыри. Этотъ энергичный образъ дѣйствій повергъ въ ужасъ всѣхъ евангелическихъ владѣтелей имперіи, но не могъ воодушевить ихъ къ дѣятельному сопротивленію. Слишкомъ могущественъ былъ страхъ предъ мощью императора; большая часть начала уже склоняться къ уступкамъ. Надежда достигнуть мирнымъ путемъ исполненія своего желанія побудила въ виду этого католиковъ продлить еще на годъ приведеніе эдикта въ исполненіе, и это спасло протестантовъ. Прежде чѣмъ истекъ срокъ, успѣхи шведскаго оружія совершенно измѣнили положеніе вещей.
На собраніи курфюрстовъ въ Регенсбургѣ, гдѣ лично присутствовалъ Фердинандъ (1630 г.), были сдѣланы всѣ усилія совершенно успокоить Германію и удовлетворить всѣ жалобы; послѣднія исходили отъ католиковъ не въ меньшемъ количествѣ, чѣмъ отъ протестантовъ,-- какъ ни увѣрялъ себя Фердинандъ, что онъ достаточно облагодѣтельствовалъ всѣхъ членовъ лиги эдиктомъ о возстановленіи, а предводителя ея дарованіемъ курфюршескаго сана и пожалованіемъ большей части пфальцскихъ владѣній. Хорошія отношенія между императоромъ и государями лиги поколебались очень сильно со времени появленія Валленштейна. Привыкнувъ играть въ Германіи роль законодателя и даже распоряжаться судьбою императора, гордый курфюрстъ Баварскій замѣтилъ, что полководецъ императора разомъ сдѣлалъ его совершенно ненужнымъ и что все его прежнее значеніе исчезло вмѣстѣ съ авторитетомъ лиги. Другому суждено было пожать плоды его побѣдъ и покрыть забвеніемъ всѣ его прежнія заслуги. Надменный характеръ герцога Фридландскаго, которому ничто не приносило столько сладкихъ минутъ какъ возможность относиться съ пренебреженіемъ къ сану государей и давать злостное распространеніе авторитету своего господина, не мало способствовалъ усиленію раздраженія въ курфюрстѣ. Недовольный императоромъ, исполненный недовѣрія къ его замысламъ, онъ вступилъ въ союзъ съ Франціей, въ которомъ были эаподозрѣны и остальные государи лиги. Страхъ предъ завоевательной политикой императора, недовольство вопіющими злоупотребленіями заглушали въ нихъ всякое чувство благодарности. Вымогательства Валленштейна стали совершенно невыносимы. Бранденбургъ цѣнилъ свои убытки въ двадцать милліоновъ, Померанія -- въ десять, Гессенъ -- въ семь, остальные -- въ той же пропорціи. Отовсюду неслись всеобщія мольбы о помощи; напрасны были всякія представленія; въ этомъ единственномъ вопросѣ между католиками и протестантами разногласій не было. Испуганный императоръ былъ забросанъ массою петицій, направленныхъ противъ Валленштейна, и совершенно ошеломленъ невѣроятными описаніями всевозможныхъ насилій. Фердинандъ не былъ варваромъ. Если онъ и былъ отчасти виновенъ въ гнусностяхъ, которыя творились отъ его имени въ Германіи, онъ все-же не зналъ размѣровъ ихъ и потому, не долго думая, уступилъ требованіямъ государей и распустилъ восемнадцать тысячъ кавалеріи изъ своихъ войскъ. Во время этого уменьшенія арміи шведы дѣятельно готовились къ походу въ Германію, и большая часть распущенныхъ императоромъ солдатъ поспѣшила стать подъ ихъ знамена.
Эта уступчивость Фердинанда дала лишь поводъ курфюрстру баварскому выступить съ болѣе рѣшительными требованіями. Торжество надъ авторитетомъ императора было неполно, пока герцогъ Фридландскій оставался главнокомандующимъ. Жестоко мстили теперь государи этому полководцу за высокомѣріе, гнетъ котораго чувствовали всѣ они безъ различія. Поэтому отставки его требовали единодушно всѣ курфюрсты и даже испанцы съ единодушіемъ и яростію, изумившими императора. Но именно единодушіе и ярость, съ которой враги императора настаивали на отставкѣ Валлеи штейна, должны были убѣдить его въ значеніи этого слуги. Валленштейнъ, увѣдомленный объ интригахъ, которыя ковались противъ него въ Регенсбургѣ, не замедлилъ выяснить императору истинные замыслы курфюрста Баварскаго. Онъ появился самъ въ Регенсбургѣ, но съ такой пышностью, которая затмила самого императора и дала лишь новую пищу ненависти его враговъ. Долго не могъ рѣшиться императоръ. Тяжела была жертва, которой отъ него требовали. Всѣмъ своимъ превосходствомъ онъ былъ обязанъ герцогу Фридландскому; онъ чувствовалъ, какъ много онъ теряетъ, жертвуя Валленштейномъ ненависти государей. Но, къ несчастію, онъ самъ нуждался теперь въ благосклонности курфюрстовъ. Онъ задумалъ передать свой императорскій престолъ сыну своему Фердинанду, избранному королемъ венгерскимъ, для чего ему необходимо было согласіе Максимиліана. Это обстоятельство было для него въ высшей степени важно, и онъ не поколебался предать своего лучшаго слугу, чтобы снискать благоволеніе курфюрста Баварскаго. На томъ-же съѣздѣ курфюрстовъ въ Регенсбургѣ присутствовали также французскіе послы, уполномоченные предотвратить войну, которая грозила вспыхнуть между императоромъ и ихъ повелителемъ въ Италіи. Герцогъ Мантуанскій и Монферратскій Виченцо умеръ, не оставивъ наслѣдниковъ. Его ближайшій родственникъ, Карлъ герцогъ Неверскій поспѣшилъ овладѣть наслѣдствомъ, не исполняя своего долга по отношенію къ императору, какъ ленному сюзерену этихъ герцогствъ. Опираясь на французскую и венеціанскую помощь, онъ упорно отказывался отдать эти земли императорскимъ комиссарамъ впредь до рѣшенія его права. Фердинандъ, подстрекаемый испанцами, для которыхъ, въ качествѣ владѣтелей Милана, близкое сосѣдство французскаго вассала было въ высшей степени нежелательно, и которые съ удовольствіемъ встрѣтили возможность сдѣлать при помощи императора кой-какія пріобрѣтенія въ этой части Италіи, взялся за оружіе. Вопреки всѣмъ усиліямъ папы Урбана VIII-го, который старался не допустить войны въ этихъ странахъ, императоръ отправилъ черезъ Альпы нѣмецкую армію, внезапное появленіе которой привело въ ужасъ всѣ итальянскія государства. Въ то время какъ все это происходило въ Италіи, его оружіе одерживало побѣду за побѣдой во всей Германіи, -- все преувеличивающій страхъ видѣлъ тутъ внезапное возрожденіе старыхъ замысловъ Австріи -- стать всемірной монархіей. Ужасы нѣмецкой войны распространились теперь также на благословенныя пажити, орошаемыя рѣкою По; городъ Мантуа былъ взятъ приступомъ и вся окрестная страна была обречена терпѣть опустошительное пребываніе необузданныхъ полчищъ. Къ проклятіямъ, окружавшимъ по всей Германіи имя императора, присоединились теперь проклятія Италіи, и даже въ конклавѣ раздавались тихія моленія объ успѣхѣ протестантскаго оружія.
Испуганный всеобщею ненавистью, навлеченной на него итальянскимъ походомъ и утомленный настоятельными требованіями курфюрстовъ, ревностно поддерживавшихъ представленія французскихъ министровъ, императоръ принялъ предложенія Франціи и обѣщалъ утвердить въ ленѣ новаго герцога Мантуанскаго.
Столь важная услуга со стороны Баваріи заслуживала благодарности Франціи. Заключеніе трактатовъ дало уполномоченнымъ Ришелье удобный случай опутать императора во время ихъ пребыванія въ Регенсбургѣ коварнѣйшими интригами, возбудить противъ него еще болѣе недовольныхъ государей лиги и дать всѣмъ рѣшеніямъ собранія курфюрстовъ неблагопріятное для императора направленіе. Превосходнымъ орудіемъ этихъ козней явился капуцинскій патеръ Іосифъ, присоединенный Ришелье къ посольству въ качествѣ совершенно незамѣтнаго спутника. Одной изъ первыхъ инструкцій, данныхъ ему, было -- сдѣлать все для отставки Валленштейна. Съ такимъ полководцемъ, умѣвшимъ вести ихъ только къ побѣдѣ, австрійскія войска теряли большую часть своей силы; цѣлыя арміи не могли замѣнить потери одного этого человѣка. Главной уловкой политики Ришелье было такимъ образомъ: въ тотъ моментъ, когда побѣдоносный король, неограниченный хозяинъ своихъ военныхъ предпріятій, готовился къ бою противъ императора,-- отнять у императорскихъ войскъ единственнаго полководца, который былъ равенъ ему по воинской опытности и авторитету. Войдя въ соглашеніе съ курфюрстомъ баварскимъ, патеръ Іосифъ постарался преодолѣть нерѣшительность императора, который и такъ былъ точно осажденъ испанцами и всѣмъ собраніемъ курфюрстовъ. "Было-бы хорошо -- такъ полагалъ онъ -- угодить въ этомъ отношеніи государямъ и такимъ образомъ заручиться ихъ согласіемъ на передачу римской короны сыну императора. Пусть только пройдетъ буря, -- а Валленштейнъ всегда будетъ готовъ опять занять свое прежнее мѣсто".-- Хитрый капуцинъ былъ слишкомъ увѣренъ въ своемъ духовномъ сынѣ, чтобы чѣмъ нибудь рисковать при такомъ доводѣ.
Голосъ монаха былъ для Фердинанда II голосомъ Божіимъ. "Ничто на землѣ не было для него священнѣе особы священнося ужителя -- пишетъ его собственный духовникъ.-- Онъ часто говорилъ, что если бы онъ встрѣтилъ въ одномъ мѣстѣ одновременно члена духовнаго ордена и ангела, то онъ раньше поклонился-бы монаху, а затѣмъ ангелу". Отставка Валленштейна была рѣшена.
Въ благодарность за его благочестивое довѣріе, капуцинъ съ такою ловкостью дѣйствовалъ въ Регенсбургѣ противъ императора, что всѣ его старанія обезпечить своему сыну, королю венгерскому, римскую корону, окончились полной неудачей. Въ особой статьѣ только что заключеннаго договора французскіе министры во имя этой короны обязались сохранять полный нейтралитетъ по отношенію ко всѣмъ врагамъ императора,-- между тѣмъ какъ Ришелье уже велъ переговоры съ королемъ шведскимъ, подстрекалъ его къ войнѣ и навязывалъ ему содѣйствіе своего государя. Но и отъ этой лжи онъ отказался, какъ только она перестала быть ему необходимой, и патеръ Іосифъ долженъ былъ искупать въ монастырскомъ заточеніи смѣлость, съ которой онъ якобы превысилъ свои полномочія. "Дрянной капуцинъ -- сказалъ онъ однажды -- обезоружилъ меня своими четками и уложилъ цѣлыхъ шесть курфюршескихъ шапокъ въ свой капюшонъ".
Обманъ и козни торжествовали такимъ образомъ надъ императоромъ въ тотъ самый моментъ, какъ его считали въ Германіи всемогущимъ, чѣмъ онъ и былъ въ самомъ дѣлѣ, благодаря своему оружію. Бѣднѣе на пятнадцать тысячъ солдатъ, лишившись полководца, который возмѣщалъ для него потерю цѣлаго войска, онъ покинулъ Регенсбургъ, не добившись исполненія желанія, ради котораго онъ принесъ всѣ жертвы. Прежде чѣмъ шведы успѣли разбить его въ полѣ битвы, Максимиліанъ Баварскій и патеръ Іосифъ нанесли ему неизлечимую рану. На этомъ самомъ достопамятномъ съѣздѣ въ Регенсбургѣ была рѣшена война со Швеціей и покончена война съ Мантуей. Напрасно ходатайствовали здѣсь государи за герцоговъ мекленбургскихъ; столь же напрасно просили англійскіе послы о назначеніи ежегоднаго содержанія пфальцграфу Фридриху.
Валленштейнъ стоялъ во главѣ почти стотысячной арміи, обожавшей его, когда до него дошла вѣсть о его отставкѣ. Большинство офицеровъ были всѣмъ обязаны ему, его мановеніе было приговоромъ судьбы для простого солдата. Безгранично было его честолюбіе, непреклонна его гордость; его властный духъ не былъ способенъ претерпѣть оскорбленіе, не отомстивъ за него. Одинъ мигъ низвергалъ его теперь съ высоты всемогущества во прахъ частнаго существованія. Привести въ исполненіе такой приговоръ противъ преступника требовало не менѣе искусства чѣмъ добиться его осужденія отъ судьи. Поэтому доставить эту дурную вѣсть Валленштейну предусмотрительно поручили двумъ лучшимъ его друзьямъ, которые должны были по возможности смягчить ее самыми льстивыми увѣреніями въ неизмѣнной благосклонности императора.
Когда посланные императора явились къ Валленштейну, смыслъ ихъ порученія былъ давно извѣстенъ ему. Онъ имѣлъ достаточно времени придти въ себя и на лицѣ его была написана радость, тогда какъ ярость и горе бушевали въ его груди. Но онъ рѣшилъ повиноваться. Приговоръ захватилъ его врасплохъ, прежде чѣмъ обстоятельства доказали ему возможность сдѣлать рѣшительный шагъ. Его обширныя владѣнія были разсѣяны въ Богеміи и Моравіи; конфискаціей ихъ императоръ могъ перерѣзать жизненный нервъ его могущества. Отъ будущаго онъ ждалъ удовлетворенія, и въ этой надеждѣ укрѣпляли его пророчества одного итальянскаго астролога, который водилъ этотъ необузданный духъ на помочахъ подобно ребенку.-- Сени -- такъ было его имя -- прочиталъ въ звѣздахъ, что блестящее поприще его покровителя далеко еще не окончено, что будущее хранитъ для него лучезарныя свѣтила счастья. Можно было и не безпокоить звѣзды, чтобы предсказать съ достаточной вѣроятностью, что такой врагъ, какъ Густавъ Адольфъ, не позволитъ оставить въ бездѣйствіи такого полководца, какъ Валленштейнъ.
"Императора обошли -- отвѣтилъ Валленштейнъ посламъ,-- я жалѣю его, но прощаю ему. Онъ очевидно во власти высокомѣрнаго баварца. Правда, мнѣ жаль, что онъ такъ легко предалъ меня, но я повинуюсь".Онъ наградилъ пословъ по царски и въ покорномъ письмѣ просилъ императора не лишать его своей милости и сохранить за нимъ пожалованный ему санъ. Всеобщій ропотъ арміи сопровождалъ вѣсть объ отставкѣ полководца, и лучшая часть офицеровъ покинула тотчасъ-же императорскую службу. Многіе послѣдовали за нимъ въ его богемскія и моравскія владѣнія; другихъ онъ привязалъ къ себѣ большими окладами, чтобы при случаѣ имѣть возможность немедленно воспользоваться ихъ услугами.
Удаляясь въ тишину частнаго существованія, онъ меньше всего имѣлъ цѣлью дѣйствительное спокойствіе. Королевская пышность окружала его въ этомъ уединеніи, какъ-бы смѣясь надъ унизительнымъ приговоромъ. Шесть воротъ вело ко дворцу, въ которомъ онъ жилъ въ Прагѣ; сотни домовъ были разрушены, чтобы очистить мѣсто для замковаго двора. Такіе же дворцы были выстроены въ его остальныхъ многочисленныхъ помѣстьяхъ. Представители благороднѣйшихъ домовъ добивались чести служить ему; императорскіе каммергеры возвращали свой золотой ключъ, чтобы исполнять тѣ-же обязанности при Валленштейнѣ. Онъ держалъ шестьдесятъ пажей, обученныхъ лучшими преподавателями; его прихожую охраняли всегда пятьдесятъ драбантовъ. Его обычный столъ состоялъ не меньше, чѣмъ изъ ста блюдъ, его гофмейстеръ былъ важный сановникъ. Во время путешествій свита и багажъ, слѣдовавшіе за нимъ, занимали сто шести- и четырехконныхъ упряжекъ; его дворъ слѣдовалъ за нимъ въ шестидесяти каретахъ съ пятьюдесятью выносными лошадьми. Великолѣпіе ливрей, блескъ экипажей и убранство комнатъ соотвѣтствовали прочей обстановкѣ. Шесть бароновъ и столько же рыцарей окружали неизмѣнно его особу, чтобы исполнять каждое его мановеніе; двѣнадцать патрулей совершали обходъ вокругъ его дворца, чтобы вездѣ царила мертвая тишина. Его вѣчно работавшая голова нуждалась въ этой тишинѣ; шумъ экипажей не долженъ былъ доноситься до его жилища и для этого улицы нерѣдко преграждались цѣпями. Безмолвіе, окружавшее его, царило и въ его обращеніи. Мрачный, замкнутый, непонятный, онъщадилѣсвои слова гораздо больше, чѣмъ свои подарки, и то немногое, что онъ говорилъ, произносилось крайне непріятнымъ тономъ. Онъ никогда не смѣялся, и соблазны чувственности были неизвѣстны его ледяной крови. Всегда занятый, всегда поглощенный обширными замыслами, онъ отказался отъ всякихъ пустыхъ развлеченій, на которыя у другихъ уходитъ вся драгоцѣнная жизнь. Своей обширной перепиской, охватывавшей всю Европу, онъ занимался самъ; большинство писемъ онъ писалъ собственноручно, чтобы какъ можно менѣе довѣрять молчаливости другихъ. Онъ былъ высокъ и тощъ, съ желтоватымъ лицомъ, рыжеватыми короткими волосами, маленькими, но блестящими глазами. Страшная, тягостная мрачность лежала на его челѣ, и лишь его расточительная щедрость удерживала трепещущую толпу его челяди.
Въ этой крикливой безвѣстности тихо, но дѣятельно ожидалъ Валленштейнъ рѣшительнаго часа и близкаго момента мести; вскорѣ побѣдоносное шествіе Густава Адольфа дало ему предвкушеніе этого счастья. Онъ не отказался ни отъ одного изъ своихъ самоувѣренныхъ плановъ; неблагодарность императора освободила его честолюбіе отъ всякихъ тягостныхъ узъ. Ослѣпительное сіяніе его частной жизни выдавало гордый полетъ его замысловъ, и расточительный точно монахъ, онъ какъ будто считалъ вожделѣнныя блага уже своимъ безспорнымъ достояніемъ.
Послѣ отставки Валленштейна и появленія Густава Адольфа надо было назначить новаго главнокомандующаго; въ то же время было, очевидно, необходимо соединить въ одной рукѣ до сихъ поръ раздѣленную власть надъ войсками императора и лиги. Максимиліанъ баварскій мечталъ объ этомъ назначеніи, которое дѣлало его властелиномъ императора; но именно потому-то послѣдній старался доставить этотъ постъ королю венгерскому, своему старшему сыну. Въ концѣ концовъ, для того, чтобы отдѣлаться отъ обоихъ соискателей и не обидѣть никого, главнокомандующимъ назначили полководца лиги Тилли, который тѣмъ временемъ перемѣнилъ баварскую службу на австрійскую. Войска Фердинанда въ Германіи по отдѣленіи отрядовъ Валленштейта состояли изъ сорока тысячъ человѣкъ; почти столько-же насчитывала армія лиги; оба войска были поручены превосходнымъ офицерамъ, испытаны многолѣтними походами и горды длиннымъ рядомъ побѣдъ. Во главѣ такого войска можно было тѣмъ менѣе бояться появленія короля шведскаго, что войска эти занимали Померанію и Мекленбургъ, единственные проходы, черезъ которые онъ могъ вторгнуться въ Германію.
Послѣ злополучной попытки короля датскаго остановить успѣхи императора, Густавъ Адольфъ оставался единственнымъ государемъ въ Европѣ, въ которомъ погибающая свобода могла надѣяться найти спасеніе, и въ то же время -- единственнымъ человѣкомъ, котораго побуждали къ тому серьезнѣйшія политическія причины, кому давали на это право вынесенныя оскорбленія и силу -- личныя способности, вполнѣ соотвѣтствовавшія его рискованному предпріятію. Важныя государственныя соображенія, общія съ Даніей, еще до начала войны въ нижней Саксоніи, побудили его предложить свое искусство и свои войска для защиты Германіи; тогда -- къ своему несчастію -- его отстранилъ король датскій. Съ тѣхъ поръ надменность Валленштейна и деспотическое высокомѣріе императора достаточно раздражали его лично и указывали, въ чемъ его королевскій долгъ. Императорскія войска помогали королю польскому Сигизмунду защищать Пруссію отъ шведовъ. Король, который жаловался Валленштейну на эти враждебныя дѣйствія, получилъ отвѣтъ: "У императора слишкомъ много солдатъ,-- онъ помогаетъ своимъ добрымъ друзьямъ**. Тотъ же Валленштейнъ съ оскорбительнымъ упорствомъ настаивалъ на удаленіи шведскихъ пословъ съ Любекскаго конгресса, и когда они не испугались этого, пригрозилъ имъ обойтись съ ними по своему, хотя бы и съ нарушеніемъ международнаго права. Фердинандъ позволилъ оскорбить шведскій флагъ и перехватить депеши короля въ Семиградье. Онъ продолжалъ затруднять заключеніе мира между Польшей и Швеціей, поддерживалъ притязанія Сигизмунда на шведскій престолъ и отказывать Густаву Адольфу въ королевскомъ титулѣ. Настойчивыя представленія Густава онъ не удостаивалъ вниманіемъ и вмѣсто того, чтобы дать ему удовлетвореніе за нанесенныя старыя оскорбленія, присоединялъ къ нимъ новыя.
Столь многія личныя побудительныя причины, соединенныя съ важнѣйшими государственными и религіозными соображеніями и подкрѣпляемыя настоятельными призывами изъ Германіи, должны были произвести могучее впечатлѣніе на душу государя, который тѣмъ болѣе склоненъ былъ относиться ревниво къ своей королевской чести, чѣмъ болѣе были склонны оспаривать ее у него, который страстно жаждалъ добиться славы защитника угнетенныхъ и пылко любилъ войну, какъ истинную стихію своего генія. Но прежде чѣмъ перемиріе или миръ съ Польшей не дали ему полной свободы, онъ не могъ серьезно думать о новой и опасной войнѣ.
Заслуга перемирія съ Польшей принадлежитъ кардиналу Ришелье. Этотъ великій государственный человѣкъ, держа въ одной рукѣ кормило Европы, а другою укрощая ярость крамолы и высокомѣріе вельможъ въ нѣдрахъ Франціи, непоколебимо среди заботъ бурнаго правленія преслѣдовалъ свой планъ -- остановить гордый бѣгъ возрастающаго могущества Австріи. Но обстоятельства, окружавшія его, ставили исполненію этихъ замысловъ не малыя препятствія, ибо и великому духу не проходитъ безнаказанно презрѣніе къ предразсудкамъ своего времени. Министръ католическаго короля и, въ санѣ кардинала, сановникъ римской церкви, онъ не осмѣливался еще въ союзѣ съ врагомъ своей церкви открыто нападать на державу, которая съумѣла предъ лицомъ толпы освятить притязанія своего честолюбія именемъ религіи. Уступки, которыя Ришелье вынужденъ былъ дѣлать ограниченнымъ воззрѣніямъ своихъ современниковъ, ограничивали также его политическую дѣятельность, которая могла проявляться лишь въ осторожныхъ попыткахъ дѣйствовать тайно и исполнять замыслы его свѣтлой головы чужой рукой. Послѣ напрасныхъ стараній воспрепятствовать заключенію мира между Даніей и императоромъ, онъ прибѣгнулъ къ Густаву Адольфу, герою своего вѣка. Не щадили ничего, чтобы заставить этого короля рѣшиться и вмѣстѣ съ тѣмъ дать ему средства для выполненія его рѣшенія? Шарнасъ, не возбуждавшій подозрѣній агентъ кардинала, появился въ прусской Польшѣ, гдѣ Густавъ Адольфъ велъ войну съ Сигизмундомъ, и, переѣзжая отъ одного короля къ другому, старался довести ихъ до перемирія или мира. Густавъ Адольфъ давно былъ готовъ на миръ; наконецъ, французскому министру удалось выяснить и королю Сигизмунду его истинные интересы и коварную политику императора. Между обоими королями заключено было шестилѣтнее перемиріе, въ силу котораго Густавъ сохранялъ за собой всѣ свои завоеванія и, наконецъ, получалъ вожделѣнную свободу обратить свое оружіе противъ императора. Французскій агентъ предложилъ ему для этого союзъ своего короля и значительную субсидію, которую не легко было отвергнуть. Но Густавъ Адольфъ не безъ основанія боялся, что, принявъ деньги, онъ очутится въ зависимости отъ Франціи, которая, пожалуй, наложитъ на него свою руку среди его побѣдъ, а также опасался возбудить союзомъ съ католической державой недовѣріе протестантовъ.
Насколько необходима и справедлива была эта война, настолько были благопріятны обстоятельства, при которыхъ Густавъ Адольфъ начиналъ ее. Правда, страшно было имя императора, неистощимы источники его силъ, непреодолимо доселѣ его могущество; всякаго другого устрашила бы столь рискованная игра,-- но не Густава. Густавъ предвидѣлъ всѣ препятствія и всѣ опасности, стоявшія на пути его предпріятію; но онъ зналъ также средства, которыми онъ надѣялся побѣдить все это. Не велика была его армія, но превосходно дисциплинирована, закалена суровымъ климатомъ и долгими походами, пріучена въ польской войнѣ къ побѣдамъ. Бѣдная деньгами и людьми и истомленная свыше силъ восьмилѣтней войной, Швеція была предана своему королю съ энтузіазмомъ, который давалъ ему надежду на самоотверженную поддержку своихъ чиновъ. Въ Германіи имя императора было по меньшей мѣрѣ столь же ненавистно, сколько страшно. Протестантскіе государи ждали только появленія освободителя, чтобы сбросить невыносимое иго тиранніи и открыто стать на сторону Швеціи. Даже и католическимъ чинамъ могло быть пріятно появленіе противника, который ограничивалъ чрезмѣрное могущество императора. Первая побѣда, одержанная на германской почвѣ, рѣшала успѣхъ его дѣла,-- она должна была опредѣлить рѣшеніе еще колеблющихся государей, поднять мужество его сторонниковъ, усилить притокъ солдатъ къ его знаменамъ и открыть богатыя средства для продолженія войны. Если большинство нѣмецкихъ земель весьма пострадало отъ всякихъ бѣдствій, то богатые ганзейскіе города были избавлены отъ нихъ и ничѣмъ не рисковали, предотвращая общее раззореніе незначительнымъ добровольнымъ пожертвованіемъ. Чѣмъ большее количество земель освобождалось отъ императорскихъ войскъ, тѣмъ болѣе должны были уменьшаться въ численности эти войска, которыя могли жить лишь странами, гдѣ стояли. Несвоевременная отправка войскъ въ Италію и Нидерланды и безъ того ослабила силы императора; Испанія, обезсиленная потерей своего американскаго серебрянаго флота и занятая рѣшительной войной съ Нидерландами, могла дать ему лишь незначительную помощь. Наоборотъ, Великобританія обѣщала королю шведскому значительныя субсидіи, а Франція, только что достигшая внутренняго умиротворенія, встрѣтила его предпріятіе самыми выгодными предложеніями.
Но лучшее ручательство за счастливый исходъ своихъ замысловъ нашелъ Густавъ Адольфъ въ самомъ себѣ. Благоразуміе требовало обезпечить себя всѣми внѣшними источниками помощи и такимъ образомъ оградить свое предпріятіе отъ упрека въ самонадѣянности; но лишь въ своемъ сердцѣ черпалъ онъ свое мужество и свою отвагу. Густавъ Адольфъ былъ безспорно первымъ полководцемъ своего вѣка и храбрѣйшимъ солдатомъ въ своемъ войскѣ, которое онъ самъ создалъ. Хорошо знакомый съ тактикой грековъ и римлянъ, онъ былъ изобрѣтателемъ новаго военнаго искусства, которое послужило образцомъ величайшимъ полководцамъ послѣдующихъ временъ. Большіе неповоротливые эскадроны онъ раздѣлилъ на мелкіе отряды, чтобы сдѣлать движенія кавалеріи легче и быстрѣе; для той же цѣли онъ увеличилъ разстояніе между баталіонами. Онъ располагалъ свою армію не одной линіей, какъ дѣлали до сихъ поръ, а двойной, такъ что если первая шеренга начинала уступать, вторая могла двинуться впередъ. Недостаточную численность конницы онъ исправлялъ тѣмъ, что ставилъ пѣхотинцевъ между кавалеристами, что часто рѣшало побѣду; боевое значеніе пѣхоты Европа научилась цѣнить отъ него. Вся Германія изумлялась дисциплинѣ, которой такъ славно выдавались шведскія войска въ началѣ своего пребыванія на нѣмецкой землѣ. Всякое распутство преслѣдовалось строжайшимъ образомъ, а строже всего -- богохульство, воровство, игра и дуэли. Шведскіе военные законы требовали умѣренности, и въ шведскомъ лагерѣ, не исключая палатки короля, не было видно ни золота, ни серебра. Полководецъ также внимательно заботился о. нравственности солдатъ, какъ и о храбрости. Каждый полкъ сходился для утренней и вечерней молитвы вокругъ своего пастора, и богослуженіе отправлялось подъ открытымъ небомъ. Во всемъ этомъ законадатель былъ также первымъ образцомъ. Естественно живая богобоязнь возвышала его мужество, одушевлявшее его великую душу. Равно свободный отъ грубаго невѣрія, разнуздывающаго дикія похоти варвара, и отъ пресмыкающагося лицемѣрія Фердинанда, которое ползаетъ червемъ предъ божествомъ и дерзко попираетъ выю человѣчества, онъ и въ упоеніи своимъ счастьемъ оставался всегда человѣкомъ и христіаниномъ, и въ смиреніи своей молитвы -- героемъ и королемъ. Всѣ тяготы войны онъ переносилъ наравнѣ съ послѣднимъ рядовымъ; въ черномъ дыму сраженій въ душѣ его царилъ свѣтъ; вездѣ присутствуя своимъ взглядомъ, онъ забывалъ смерть, окружавшую его; на пути къ страшнѣйшей опасности можно было всегда найти его. Его природная горячность слишкомъ часто заставляла его забывать, что онъ долженъ дорожить собой, какъ полководецъ, и смерть рядового положила конецъ этой царственной жизни. Но вслѣдъ за такимъ полководцемъ трусъ шелъ подобно храбрецу къ побѣдѣ, и отъ его лучезарнаго орлинаго взгляда не скрывался ни одинъ геройскій подвигъ, вдохновленный его примѣромъ. Слава повелителя охватывала весь народъ воодушевляющимъ самосознаніемъ; гордясь своимъ королемъ, финляндскій и готландскій крестьянинъ охотно забывалъ свою бѣдность, солдатъ радостно проливалъ свою кровь, и высокое одушевленіе, сообщенное духомъ одного человѣка всему народу, пережило еще надолго своего творца:
Какъ всѣ были согласны относительно того, что война необходима, такъ расходились всѣ относительно способа, какимъ должно ее вести. Наступательная война казалась слишкомъ смѣлой даже мужественному канцлеру Оксенштирнѣ, силы бѣднаго и честнаго короля слишкомъ слабыми сравнительно съ необъятными богатствами деспота, который распоряжался всей Германіей, какъ своимъ достояніемъ. Осторожныя опасенія министра были опровергнуты дальновидными соображеніями героя.
"Если ждать непріятеля въ Швеціи -- говорилъ Густавъ -- то, потерявъ одно сраженіе, мы потеряемъ все; наоборотъ, если мы начнемъ счастливо въ Германіи, то мы побѣдили. Море велико, и въ Швеціи намъ придется охранять ея обширное побережье. Если непріятельскій флотъ проскользнетъ мимо насъ или нашъ флотъ будетъ разбитъ, то мы ничѣмъ не сможемъ воспрепятствовать высадкѣ непріятеля. Нашей цѣлью должна быть охрана Штральзунда. Пока эта гавань въ нашихъ рукахъ, мы удерживаемъ наше главенство на Балтійскомъ морѣ и будемъ всегда имѣть свободное сообщеніе съ Германіей. Но для того, чтобы защищать Штрапьзундъ, намъ не годится прятаться въ Швеціи, но необходимо переправиться съ арміей въ Померанію. Поэтому не говорите мнѣ ничего объ оборонительной войнѣ, въ которой мы потеряемъ наши лучшія преимущества. Швеція не должна видѣть въ своихъ предѣлахъ непріятельскаго знамени; вашимъ планомъ мы успѣемъ воспользоваться тогда, когда насъ побьютъ въ Германіи".
Рѣшено было такимъ образомъ движеніе въ Германію и нападеніе на императора. Приготовленія дѣлались самымъ энергичнымъ образомъ, и мѣры, принятыя Густавомъ, обличали столько же благоразумія, сколько смѣлости и величія было въ его рѣшеніи. Прежде всего необходимо было въ виду войны въ столь дальнихъ предѣлахъ обезпечить самое Швецію отъ подозрительныхъ намѣреній ея ближайшихъ сосѣдей. При личномъ свиданіи съ королемъ датскимъ въ Маркаредѣ Густавъ получилъ увѣреніе въ дружбѣ этого монарха; московскія границы были прикрыты войсками; Польшу, если бы ей вздумалось нарушить перемиріе, можно было пугнуть изъ Германіи. Шведскій агентъ Фалькенбергъ, объѣзжавшій Голландію и нѣмецкіе дворы, привезъ своему господину самыя льстивыя увѣренія со стороны многихъ протестантскихъ государей, хотя никто еще не имѣлъ достаточно мужества и самоотверженія, чтобы вступить съ нимъ въ формальный союзъ. Города Любекъ и Гамбургъ выказали готовность помочь деньгами и принимать въ уплату шведскую мѣдь. Довѣренныя лица были посланы также къ князю Семиградскому, чтобы побудить этого непримиримаго врага Австріи поднять оружіе противъ императора.
Между тѣмъ въ Нидерландахъ и Германіи была открыта шведская вербовка, пополнены старые полки, сформированы новые, построены корабли, флотъ приведенъ въ полную исправность, жизненные припасы, военныя принадлежности и деньги собраны въ возможно большемъ количествѣ. Вскорѣ тридцать военныхъ кораблей были готовы къ отплытію, армія въ пятьдесятъ тысячъ человѣкъ стояла подъ ружьемъ, и двѣсти транспортныхъ судовъ ждали ее для переправы. Большаго количества войскъ Густавъ Адольфъ не хотѣлъ переправлять въ Германію; къ тому же содержаніе ихъ было бы не по силамъ его королевству. Но какъ ни мала была эта армія, составъ ея былъ превосходенъ по дисциплинѣ, воинскому мужеству и опытности и, достигнувъ Германіи и одержавъ первую побѣду, могъ явиться крѣпкимъ ядромъ большаго войска. Оксенштирна, полководецъ и канцлеръ одновременно, стоялъ съ десятью тысячами человѣкъ въ Пруссіи, съ цѣлью защищать эту провинцію отъ Польши. Нѣкоторое количество регулярныхъ войскъ и порядочный корпусъ земской милиціи, служившій питомникомъ для главной арміи, оставались въ Швеціи, чтобы вѣроломный сосѣдъ въ случаѣ неожиданнаго нападенія не нашелъ королевство беззащитнымъ.
Такимъ образомъ безопасность государства была обезпечена. Не меньшую предусмотрительность проявилъ Густавъ Адольфъ въ заботахъ о внутреннемъ управленіи. Регентство было вручено государственному совѣту, финансы пфальцграфу Іоанну Казиміру, шурину короля; супруга его, столь нѣжно любимая имъ, была удалена отъ всѣхъ государственныхъ дѣлъ, важности которыхъ не соотвѣтствовали ея ограниченныя способности. Точно на смертномъ одрѣ, распоряжался онъ своимъ достояніемъ. 20 мая 1630 года, закончивъ всѣ приготовленія и совершенно готовый къ отплытію, король появился на сеймѣ въ Стокгольмѣ сказать послѣднее прости государственнымъ чинамъ. Держа на рукахъ свою четырехлѣтнюю дочь Христину, уже въ колыбели объявленную его наслѣдницей, онъ показалъ ее чинамъ, какъ ихъ будущую государыню, заставилъ ихъ, на случай, если ему не суждено вернуться, возобновить ихъ присягу и приказалъ прочитать указъ о регентствѣ во время его отсутствія или малолѣтства его дочери. Все собраніе разразилось рыданіями, и король не сразу могъ придти въ себя, чтобы обратиться съ прощальной рѣчью къ земскимъ чинамъ.
"Не съ легкимъ сердцемъ -- такъ началъ онъ -- повергаю я снова себя и васъ въ эту опасную войну. Всемогущій Богъ свидѣтель, что я воюю не изъ удовольствія. Императоръ самымъ безжалостнымъ образомъ оскорбилъ меня въ лицѣ моихъ пословъ, онъ поддерживаетъ моихъ враговъ, онъ преслѣдуетъ моихъ друзей и братьевъ, онъ топчетъ ногой мою вѣру и протягиваетъ руку къ моей коронѣ. Слезно молятъ насъ о помощи угнетенные чины Германіи, и, если Богу угодно, мы поможемъ имъ.
Я знаю опасности, которымъ подвергается моя жизнь. Я никогда не избѣгалъ ихъ, но, вѣрно, въ концѣ концовъ не избѣгну. Правда, до сихъ поръ Всемогущій чудесно хранилъ меня, но мнѣ суждено умереть, защищая мое отечество. Вручаю васъ покровительству Господа Бога. Будьте справедливы, будьте честны, храните правду,-- и мы встрѣтимся въ вѣчности.
Къ вамъ, мои совѣтники, обращаюсь я прежде всего! Да просвѣтитъ васъ Господь Богъ и наполнитъ васъ мудростью вести по пути блага мое королевство. Васъ, храбрые дворяне, поручаю я небесной защитѣ. Будьте попрежнему достойными потомками тѣхъ готскихъ героевъ, мужество которыхъ повергло въ прахъ древній Римъ. Васъ, служителей церкви, призываю къ терпимости и согласію; будьте сами образцомъ добродѣтелей, которыя вы проповѣдуете и не употребляйте во зло ваше всемогущество надъ сердцами моего народа. На васъ, представители гражданъ и крестьянъ, призываю я благословеніе неба; да увѣнчаются ваши труды радостнымъ успѣхомъ, да будутъ полны ваши житницы, да насладитесь вы всѣми благами жизни. За всѣхъ васъ, отсутствующіе и присутствующіе, возсылаю я искреннія моленія къ небу. Всѣмъ вамъ со всей нѣжностью говорю прости,-- быть можетъ, навѣки".
Въ Эльснабенѣ, гдѣ стоялъ флотъ, были посажены войска на корабли; безчисленная толпа народа стеклась сюда, чтобы быть свидѣтелемъ этого столь же величественнаго, сколь трогательнаго зрѣлища. Сердца зрителей были исполнены различныхъ чувствъ, смотря по тому, что больше привлекало ихъ вниманіе,-- величіе подвига или величіе героя. Среди важнѣйшихъ офицеровъ, командовавшихъ этимъ войскомъ, многіе добыли себѣ безсмертную славу; таковы Густавъ Горнъ, графъ Отто Людвигъ, графъ Генрихъ Матвѣй Турнъ, Ортенбургъ, Баудиссенъ, Баннеръ. Тейфель, Тоттъ, Мутсенфаль, Фалькенбергъ, Книпгаузенъ и другіе. Флотъ, задержанный противнымъ вѣтромъ, лишь въ іюнѣ могъ поднять паруса и 24-го числа достигъ острова Рудена у береговъ Помераніи.
Густавъ Адольфъ первый вступилъ здѣсь на землю. Предъ лицомъ своихъ спутниковъ онъ преклонилъ колѣни на нѣмецкой почвѣ, благодаря небо за сохраненіе своей арміи и флота. На островахъ Воллинѣ и Узедомѣ онъ высадилъ свои войска; при ихъ приближеніи императорскіе гарнизоны поспѣшили покинуть укрѣпленія и бѣжали. Первый шагъ его въ Германіи былъ уже побѣдой. Съ быстротой молніи появился онъ предъ Штетиномъ, чтобы овладѣть этой крѣпостью ранѣе, чѣмъ его успѣютъ предупредить императорскія войска. Богуславу XIV-му, герцогу Померанскому, болѣзненному и старому государю, давно уже были въ тягость неистовства императорскихъ войскъ въ его странѣ; но, безсильный противиться имъ, онъ съ тихимъ ропотомъ склонился предъ силой. Появленіе спасителя не только не вдохнуло въ него мужество, но внушило ему страхъ и сомнѣнія. Какъ ни истекала кровью его страна отъ ранъ, нанесенныхъ ей императорскими войсками, онъ все не могъ рѣшиться открытымъ союзомъ съ шведами навлечь на себя месть императора Густавъ Адольфъ, расположившись лагеремъ предъ штетинскими пушками, потребовалъ отъ города принятія шведскаго гарнизона. Богуславъ самъ явился въ лагерь короля, чтобы отклонить принятіе гарнизона. "Я являюсь къ вамъ другомъ," не врагомъ,-- отвѣтилъ Густавъ.-- "Не съ Помераніей и не съ Германіей веду я войну, а съ ихъ врагами. Въ моихъ рукахъ я буду свято хранить это герцогство, и по окончаніи похода вы получите его отъ меня обратно въ большей сохранности, чѣмъ отъ кого либо другого. Посмотрите на слѣды императорскихъ войскъ въ вашей странѣ и сравните ихъ съ пребываніемъ моей арміи въ Узедомѣ и выбирайте, кого вы хотите имѣть другомъ -- меня или императора. Чего вы ждете отъ императора, когда онъ овладѣетъ вашей столицей? Будетъ онъ милостивѣе, чѣмъ я? Или вы хотите положить предѣлъ моимъ побѣдамъ? Время не терпитъ; примите опредѣленное рѣшеніе и не вынуждайте меня прибѣгнуть къ болѣе рѣшительнымъ средствамъ".
Тягостенъ былъ выборъ для герцога Померанскаго. Здѣсь, у воротъ его столицы -- король шведскій съ страшной арміей; тамъ -- неизбѣжная месть императора и ужасающій примѣръ многочисленныхъ нѣмецкихъ государей, которые скитаются жалкими жертвами этой мести. Болѣе близкая опасность порѣшила его колебанія. Ворота Штетина были открыты королю, шведскія войска вошли въ городъ и такимъ образомъ опередили императорскую армію, которая поспѣшно подвигалась впередъ усиленными переходами. Занятіе Штетина дало королю твердую точку опоры въ Помераніи, господство надъ теченіемъ Одера и арсеналъ для арміи. Герцогъ Богуславъ не замедлилъ оправдать сдѣланный шагъ предъ императоромъ необходимостью и напередъ избѣгнуть упрека въ измѣнѣ; но, убѣжденный въ безпощадности этого монарха, онъ вступилъ съ своимъ новымъ защитникомъ въ тѣсный союзъ, чтобы обезпечить себя шведской дружбой отъ австрійской мести. Этимъ союзомъ съ Помераніей король пріобрѣталъ въ Германіи важнаго сторонника, который закрывалъ его съ тылу и обезпечилъ ему свободное сообщеніе съ Швеціей.
Густавъ Адольфъ считалъ себя свободнымъ отъ обычныхъ формальностей по отношенію къ Фердинанду, который первый напалъ на него въ Пруссіи и безъ объявленія войны открылъ враждебныя дѣйствія. Предъ европейскими государями онъ оправдывалъ свое поведеніе въ особомъ манифестѣ, гдѣ онъ приводилъ всѣ вышеуказанныя причины, заставившія его взяться за оружіе. Между тѣмъ успѣхи его въ Помераніи продолжались, войска увеличивались съ каждымъ днемъ. Толпами стекались подъ его побѣдоносныя знамена офицеры и солдаты изъ войскъ, сражавшихся подъ предводительствомъ Мансфельда, герцога Христіана брауншвейгскаго, короля датскаго и Валленштейна.
Нападеніе короля шведскаго не было удостоено при императорскомъ дворѣ того вниманія, котораго оно, какъ вскорѣ оказалось, заслуживало. Австрійская надменность, доведенная неслыханнымъ счастьемъ до крайней степени, смотрѣла съ презрѣніемъ на государя, который явился съ кучкой солдатъ изъ глухого угла Европы и всѣми своими успѣхами -- такъ думали въ Австріи -- былъ обязанъ исключительно неумѣнію непріятеля, еще болѣе слабаго, чѣмъ онъ. Пренебрежительное описаніе шведской арміи, не безъ намѣренія сдѣланное Валленштейномъ, усилило увѣренность императора; какъ могъ онъ относиться съ уваженіемъ къ врагу, котораго его полководецъ предлагалъ прогнать изъ Германіи розгами. Даже быстрые успѣхи Густава Адольфа въ Помераніи не могли побѣдить этихъ предразсудковъ, которымъ иронія придворныхъ куртизановъ давала новую пищу. Въ Вѣнѣ его называли снѣжнымъ величествомъ, которое держится благодаря холодамъ сѣвера, но несомнѣнно, растаетъ, какъ только приблизится къ югу. Даже курфюрсты, собравшіеся въ Регенсбургѣ, не удостоили его представленія ни малѣйшимъ вниманіемъ и изъ слѣпой угодливости къ Фердинанду отказали ему даже въ королевскомъ титулѣ. Въ то время какъ въ Регенсбургѣ и Вѣнѣ издѣвались надъ Густавомъ Адольфомъ, въ Помераніи и Мекленбургѣ одна крѣпость за другой переходила въ его руки.
Несмотря на это пренебреженіе, императоръ выказалъ готовность уладить переговорами недоразумѣнія съ Швеціей и для этой цѣли отправилъ въ Данцигъ уполномоченныхъ. Но изъ ихъ инструкцій было ясно видно, какъ не серьезны его намѣренія, такъ какъ онъ попрежнему отказывалъ Густаву въ королевскомъ титулѣ. Его намѣренія, очевидно, заключались въ томъ лишь, чтобы свалить съ себя отвѣтственность перваго нападенія на короля шведскаго и тѣмъ скорѣе разсчитывать на помощь имперскихъ чиновъ. Какъ и слѣдовало ожидать, конгрессъ въ Данцигѣ оказался вполнѣ безуспѣшнымъ, и ожесточеніе обѣихъ сторонъ возросло до крайности, подъ вліяніемъ обмѣна рѣзкихъ нотъ.
Между тѣмъ императорскій полководецъ Торквато Конти, командовавшій арміей въ Помераніи, тщетно старался вырвать Штетинъ изъ рукъ шведовъ. Императорскія войска сдавали одну крѣпость за другой; Даммъ, Старгардъ, Каминъ, Вольгастъ перешли одинъ за другимъ въ руки короля. Чтобы отомстить герцогу Померанскому, императорскія войска по приказу своего командира, производили во время отступленія вопіющія неистовства противъ жителей Помераніи, и такъ уже невѣроятно истерзанной его алчностью. Все опустошалось и уничтожалось якобы для того, чтобы отнять у шведовъ всѣ жизненные припасы, и часто, когда императорскія войска, не имѣя возможности держаться долѣе въ какой нибудь мѣстности, отступали, они сжигали здѣсь все, чтобы врагу не досталось ничего, кромѣ пепла. Но всѣ эти варварства служили лишь для того, чтобы тѣмъ ярче оттѣнить противоположное поведеніе шведовъ и покорить всѣ сердца ихъ человѣколюбивому королю. Шведскій солдатъ платилъ за все, что ему было нужно, и во время побѣдоноснаго шествія шведовъ чужое достояніе оставалось неприкосновеннымъ. Города и села принимали поэтому шведовъ съ распростертыми объятіями; императорскіе солдаты, попавшіе въ руки померанскихъ крестьянъ, избивались безпощадно. Многіе померанцы вступили въ ряды шведскихъ войскъ, и чины этой истощенной страны съ радостью предложили королю контрибуцію въ сто тысячъ гульденовъ.
Не имѣя возможности вытѣснить короля шведскаго изъ Штетина, Торквато Конти,-- при всей жестокости своего характера превосходный полководецъ,-- старался сдѣлать этотъ городъ безполезнымъ для короля. Онъ окопался въ Гарцѣ, выше Штетина по теченію Одера, чтобы господствовать надъ этой рѣкой и отрѣзать городу всякую возможность сообщаться по рѣкѣ съ остальной Германіей. Ничто не могло заставить его вступить въ открытый бой съ королемъ, который превосходилъ его численностью войскъ; тѣмъ менѣе могло послѣднему удасться взять штурмомъ неприступные окопы императорской арміи. По недостатку войскъ и денегъ, Торквато не могъ и думать о наступательныхъ движеніяхъ противъ короля, но разсчитывалъ при помощи этой операціи дать графу Тилли время поспѣшить на защиту Помераніи и тогда уже вмѣстѣ съ этимъ полководцемъ двинуться на короля шведскаго. Онъ воспользовался даже однажды отсутствіемъ короля и попытался внезапнымъ нападеніемъ овладѣть Штетиномъ. Но онъ не засталъ шведовъ въ расплохъ. Неожиданное нападеніе императорскихъ войскъ было отбито съ большой стойкостью, и Торквато отступилъ съ большимъ урономъ. Нельзя отрицать, что такимъ счастливымъ началомъ Густавъ Адольфъ былъ столько же обязанъ счастью, сколько своей военной опытности Послѣ отставки Валленштейна императорскія войска въ Помераніи дошли до крайняго упадка. Жестоко мстили имъ теперь за себя ихъ неистовства; опустошенная, истощенная страна не могла больше содержать ихъ. Дисциплина исчезла, приказы офицеровъ встрѣчали полное неуваженіе; число ихъ уменшалось съ каждымъ днемъ вслѣдствіе частыхъ побѣговъ и громадной смертности, причиненной рѣзкими холодами въ этомъ непривычномъ для нихъ климатѣ. При такихъ обстоятельствахъ императорскій полководецъ могъ стремиться только къ покою, чтобы дать своимъ войскамъ отдыхъ на зимнихъ квартирахъ; но онъ имѣлъ дѣло съ врагомъ, для котораго подъ нѣмецкимъ небомъ зимы вовсе не было. Солдаты Густава были предусмотрительно снабжены овчинами, и самое суровое время года могли проводить на воздухѣ. Императорскіе уполномоченные, явившіеся для переговоровъ о перемиріи, получили неутѣшительный отвѣтъ: Шведы всегда солдаты -- зимою какъ и лѣтомъ -- и совсѣмъ не склонны высасывать соки изъ бѣднаго крестьянина. Императорскія войска могутъ дѣлать, какъ имъ угодно, а шведы не собираются сидѣть сложа руки". Послѣ этого Торквато Конти сложилъ съ себя свое званіе, отъ котораго нельзя было ожидать больше ни славы, ни денегъ.
При такомъ неравенствѣ перевѣсъ естественнымъ образомъ склонился на сторону шведовъ. Императорскія войска испытывая и непрестанныя нападенія въ своихъ зимнихъ квартирахъ. Грейфенгагенъ, важная крѣпость на Одерѣ, взята приступомъ и, наконецъ, города Гарцъ и Пирицъ также оставлены императорскими войсками. Во всей Помераніи въ ихъ рукахъ оставались только Грейфсвальде, Демминъ и Кольбергъ, къ осадѣ которыхъ король готовился съ величайшей энергіей. Отступавшій непріятель бѣжалъ по направленію къ Бранденбургу, теряя массами артиллерію, обозы и людей, которые попадали въ руки шведамъ.