Lib.ru/Классика: Шекспир Вильям. Сонеты

СОЧИНЕНІЯ
ВИЛЬЯМА ШЕКСПИРА

ВЪ ПЕРЕВОДѢ И ОБЪЯСНЕНІИ
А. Л. СОКОЛОВСКАГО.

Съ портретомъ Шекспира, вступительной статьей "Шекспиръ и его значеніе въ литературѣ", съ приложеніемъ историко-критическихъ этюдовъ о каждой пьесѣ и около 3.000 объяснительныхъ примѣчаній

ИМПЕРАТОРСКОЮ АКАДЕМІЕЮ НАУКЪ
переводъ А. Л. Соколовскаго удостоенъ
ПОЛНОЙ ПУШКИНСКОЙ ПРЕМІИ.

ИЗДАНІЕ ВТОРОЕ
пересмотрѣнное и дополненное по новѣйшимъ источникамъ.

ВЪ ДВѢНАДЦАТИ ТОМАХЪ.

Томъ XII.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
ИЗДАНІЕ т-ва А. Ф. МАРКСЪ.

СОНЕТЫ.

Печатаніе Шекспировскихъ сонетовъ въ прозаическомъ переводѣ рядомъ съ изданіемъ прочихъ его произведеній въ переводѣ стихотворномъ можетъ невольно возбудить въ читателяхъ вопросъ о причинѣ такого факта и почесться, пожалуй, за признаніе переводчика въ своей неспособности поступить иначе. Но это будетъ несправедливо Сонеты издаются въ прозѣ по двумъ совершенно другимъ причинамъ, изъ коихъ первая и самая главная заключается въ особенности англійскаго языка, совершенно недопускающаго возможности вѣрнаго и точнаго перевода произведеній подобнаго рода ни на какой языкъ, а на русскій въ особенности. Англійскій языкъ необыкновенно кратокъ. Огромное большинство его словъ односложно или много-двусложно, и потому при точной передачѣ англійской мысли, а тѣмъ болѣе выраженной въ стихахъ, иной разъ не бываетъ никакой возможности удержать въ стихахъ перевода того же количества строкъ и стопъ, которое мы находимъ въ оригиналѣ. Примѣръ лучше пояснитъ эту мысль, Такъ, что можетъ быть лучше и точнѣе перевода Байронова "Шильонскаго узника" Жуковскимъ? Сила, выразительность и въ особенности краткость стиха этого перевода поразительны; а между тѣмъ, если сосчитать число стиховъ подлинника и перевода, то окажется, что въ англійскомъ текстѣ Байрона около 380 стиховъ, а у Жуковскаго -- цѣлыхъ 460. Если при переводѣ произведеній, какъ "Шильонскій узникъ", переводчикъ могъ не стѣснять себя раздѣленіемъ текста на строфы съ извѣстнымъ опредѣленнымъ количествомъ стиховъ, то что же остается дѣлать, если форма переводимаго подлинника ненарушимо закована въ опредѣленное количество стиховъ, какъ это мы видимъ, напримѣръ, въ сонетахъ, гдѣ обязательно должно быть четырнадцать строкъ, и гдѣ малѣйшее отступленіе отъ этого, выработаннаго вѣками, литературнаго правила нарушаетъ характеръ сонета не только по формѣ и ритмической музыкальности стиха, но и по логическому изложенію мыслей. Помѣстить мысль подлинника непремѣнно въ четырнадцать строкъ не представляется никакой возможности по упомянутой выше многосложности русскаго языка сравнительно съ англійскимъ, и потому переводчику поневолѣ приходится лавировать между двумя равно нежелательными трудностями, а именно: или выпустить, ради сохраненія формы, много важныхъ мыслей, или распространить текстъ, помѣстивъ въ свой переводъ нѣсколько лишнихъ строкъ, и этимъ исказить форму сонета. Справедливость этого взніяда читатели могутъ легко провѣрить, сравнивъ подстрочно съ подлинниками существующіе стихотворные переводы сонетовъ Шекспира или, еще лучше -- поэмъ Байрона, какъ, напр., "Чайльдъ Гарольда" или "Донъ Жуана", написанныхъ тоже строфами съ опредѣленнымъ числомъ стиховъ. Всякій увидитъ, что переводчики по необходимости выпускали иной разъ болѣе четверти мыслей текста по невозможности вмѣстить ихъ въ извѣстное количество словъ текста многосложнаго русскаго языка.

Вторая причина, заставившая переводчика прибѣгнуть для точности перевода къ прозаическому тексту, важна не менѣе. Надо сказать, что если бъ авторъ книги, извѣстной подъ именемъ Шекспировыхъ сонетовъ, не написалъ ничего болѣе, то едва ли книгу эту прочелъ бы кто-нибудь кромѣ лицъ, къ которымъ эти стихотворныя бездѣлки адресованы. Сонетъ въ средніе вѣка вовсе не былъ серьезной формой литературнаго произведенія, но имѣлъ скорѣй характеръ пустой обыденной игрушки, которой любили забавляться въ обществѣ. Сонеты писалъ всякій, кто только умѣлъ держать перо въ рукахъ и имѣлъ претензію принадлежать къ образованному классу общества. Чтобы сриѳмовать четырнадцать строкъ, очень часто съ самымъ пустымъ содержаніемъ, не надо было вовсе имѣть таланта, и потому количество этого стихотворнаго хлама считалось въ средневѣковой литературѣ даже не тысячами, а навѣрно десятками тысячъ. Конечно, въ этой массѣ попадались и истинно талантливыя лирическія жемчужины, какъ, напримѣръ, сонеты Петрарка или Данте; но въ большинствѣ это просто былъ риѳмованный наборъ словъ съ самымъ пустымъ содержаніемъ. Въ сонетѣ любовникъ изливалъ свой восторгъ предъ предметомъ своей страсти, жаловался на равнодушіе къ своей любви, молилъ о взаимности, о дружбѣ, грозилъ самоубійствомъ. Въ сонетахъ воспѣвалась дружба, оплакивались житейскія несчастья; чаще же всего излагались просьбы о помощи, мольбы о заступничествѣ или покровительствѣ предъ знатными лицами (при чемъ обыкновенно пускалась въ ходъ самая унизительная лесть). Наконецъ просто излагались всякія вздорныя, пришедшія въ голову, мысли совершенно въ родѣ такъ называемыхъ лирическихъ стихотвореній многихъ нашихъ современныхъ quasi-поэтовъ.

Сонеты Шекспира не удалялись отъ этого шаблона. Они были явно произведеніями молодости поэта и нимало не отличались ни по формѣ ни по содержанію отъ такого рода литературныхъ произведеній. Огромное ихъ большинство адресовано къ одному лицу, къ которому авторъ чувствуетъ какую-то феноменальную дружбу, граничащую со страстной любовью, что привело нѣкоторыхъ толкователей даже къ предположенію, не были ли сонеты написаны женщинѣ. Хотя въ настоящее время доказано, что большинство ихъ посвящено извѣстному покровителю Шекспира -- лорду Соутгэмитону, которому онъ посвятилъ и свои двѣ первыя юношескія поэмы: "Венеру и Адонисъ" и "Лукрецію", но по содержанію сонеты очень были похожи на безконечное количество сонетовъ, писавшихся въ то время другими авторами. Преувеличенное выраженіе чувства сквозить почти во всѣхъ. Лесть предъ знатнымъ покровителемъ, доходящая почти до униженія, непріятно бьетъ въ глаза. Истинно поэтическаго содержанія, которое дѣлало бы Шекспировы сонеты литературными перлами, нѣтъ почти ни въ одномъ, и я еще разъ беру смѣлость повторить, что, не напиши Шекспиръ ничего другого, кромѣ сонетовъ, то едва ли бы книга его даже сохранилась въ литературѣ. Но въ чемъ же въ такомъ случаѣ заключается значеніе Шекспировыхъ сонетовъ? Не болѣе, какъ въ томъ, что, несмотря на незначительность общаго содержанія, въ нихъ часто встрѣчаются и проскальзываютъ уже зародыши многихъ отдѣльныхъ мыслей и афоризмовъ, которые Шекспиръ перенесъ позднѣе въ свои драмы, гдѣ эти мысли и афоризмы нашли свои настоящія мѣста, украсивъ и сдѣлавъ безсмертными тѣ штрихи, помощью которыхъ авторъ рисовалъ свои живыя лица и дивныя картины. Потому если сонеты Шекспира и имѣютъ для почитателя Шекспира серьезное значеніе, то именно только для почитателей серьезныхъ, желающихъ изучить произведенія Шекспира не съ одной литературной, но и исторической стороны, дѣлая сопоставленія и сравненія отдѣльныхъ мыслей и афоризмовъ, находимыхъ въ сонетахъ, съ тѣмъ, что мы находимъ въ позднѣйшихъ драмахъ. Но для такого сравненія изучаемый текстъ долженъ быть данъ въ переводѣ совершенно точномъ и буквальномъ, а это можетъ быть достигнуто, какъ объяснено выше, только въ переводѣ прозаическомъ. Вотъ въ чемъ и заключается вторая причина, почему такой переводъ избранъ и для настоящаго изданія.

1.

Отъ прекрасныхъ существъ мы желаемъ потомства для того, чтобъ роза красоты, увянувъ подъ вліяніемъ времени въ зрѣломъ возрастѣ, не осталась безъ нѣжнаго наслѣдника, свидѣтеля ея памяти. Но ты, обручась лишь твоему собственному свѣтлому взгляду, поддерживаешь огонь своего очага исключительно своимъ существомъ и, производя голодъ среди обилія, дѣлаешься самъ себѣ врагомъ, жестокимъ къ твоимъ собственнымъ прелестямъ... Свѣжее украшеніе міра, ты сталъ единственнымъ глашатаемъ твоей веселой весны и, сохраняй въ почкѣ ея сокъ, истощаешься, прекрасный скряга ¹), воздержаніемъ... Пожалѣй міръ, потому что иначе природа и ты сами разрушите въ гробѣ то, что по праву принадлежитъ міру.

2.

Когда сорокъ зимъ, осадивъ твое чело, проведутъ глубокія морщины на нолѣ твоей красоты -- тогда гордая одежда твоей юности, которою такъ любуются теперь, сдѣлается изодраннымъ, очень мало стоящимъ рубищемъ... Если на сдѣланный тебѣ тогда вопросъ: "гдѣ твоя красота и прелести цвѣтущихъ дней?" -- ты отвѣтишь лишь указаніемъ на твой глубоко ввалившіеся глаза, то это будетъ всепожирающимъ ²) стыдомъ и расточительной похвалой... Но во сколько разъ похвальнѣй было бы употребленіе твоей красоты, если бъ ты могъ отвѣтить: "это прекрасное, рожденное мною, дитя будетъ итогомъ ³) моей жизни и оправдаетъ мою старость". Доказавъ, что красота его получена отъ тебя въ наслѣдство, ты былъ бы вновь рожденъ въ старости и почувствовалъ жаръ въ крови въ то время, когда она уже начинаетъ остывать.

3.

Посмотрись въ зеркало и скажи лицу, которое въ немъ увидишь, что пришло время, когда лицо это должно произвесть другое. Если ты не возсоздашь этого свѣжаго образа теперь, то оскорбишь этимъ міръ и лишишь какую-нибудь мать Божьяго благословенія... Гдѣ женщина настолько прекрасная, чтобъ ея нетронутое лоно отказало быть вспаханнымъ тобою? А также найдется ли на свѣтѣ человѣкъ настолько глупый, чтобъ стать могилой своей любви и пресѣчь свое потомство? Ты -- вѣчное| зеркало твоей матери, и она, глядя на тебя, возвращала вновь апрѣль своей весны, потому и тебѣ слѣдуетъ сдѣлать такъ, чтобы, глядя сквозь окна твоихъ преклонныхъ лѣтъ, ты могъ, вопреки морщинамъ, видѣть вновь свое золотое время... Если ты будешь жить, не оставивъ послѣ себя памяти, то умрешь одинокимъ, и твой образъ умретъ вмѣстѣ съ тобою.

4.

Небережливый красавецъ! для чего тратишь ты только на себя добро твоей красоты? Природа не даритъ намъ ничего, но только дѣлаетъ ссуды, а потому, будучи щедра сама, требуетъ щедрости и отъ другихъ... Почему же, прелестный скупецъ, злоупотребляешь ты благодѣтельными щедротами, данными тебѣ также для раздачи? Ростовщикъ, не имѣющій прибыли, для чего бережешь ты сумму суммъ ⁴), не умѣя жить ⁵)? Ведя торговыя дѣла только съ собой, ты похищаешь у самого себя свое добро, а потому, когда природа потребуетъ твоего отъѣзда ^б), скажи, какой, имѣющій цѣну, отчетъ ты ей представишь? Твоя, не употребленная ни на что, красота будетъ зарыта вмѣстѣ съ тобою, тогда какъ, употребленная, она стала бы исполнительницей твоего завѣщанія.

5.

Если время употребляется на нѣжную работу для того, чтобъ отформировать прелестный обликъ, на которомъ останавливается всякій взглядъ, то то же самое время дѣлается тираномъ для разрушенія всякой прелести... Неутомимое время приводитъ на смѣну лѣта отвратительную зиму, разрушая его этимъ. Сокъ растеній мерзнетъ, обильные листья опадаютъ, красота покрывается снѣгомъ, и нагота воцаряется вездѣ... Если бъ лѣтніе соки, будучи заключены, какъ плѣнники, въ ледяную темницу, не оставались жидкими, то плодъ красоты исчезалъ бы вмѣстѣ съ нею, не оставляя даже воспоминанія о томъ, чѣмъ она была прежде... Но цвѣты, источившіе плодотворный сокъ, теряютъ отъ вѣянія зимы только свою внѣшность, и ихъ сущность воскресаетъ для прекрасной жизни вновь.

6.

Не позволяй же свирѣпой зимѣ разрушить въ тебѣ твое лѣто, прежде чѣмъ ты источишь сокъ. Наполни какой-нибудь сосудъ твоей сладостью, скрой въ какую-нибудь сокровищницу плодъ красоты, прежде чѣмъ онъ погибнетъ отъ самоубійства Дѣлать счастливыми платящихъ за то добровольно не значитъ быть ростовщикомъ. Ты для самого себя воспроизведешь себѣ подобнаго и, повторивъ это десять разъ, сдѣлаешься во столько же разъ счастливѣе. Когда же эти новые десять столько же разъ воспроизведутъ вновь тебя, то что будетъ въ состояніи сдѣлать съ тобою смерть, если ты будешь жить такимъ образомъ въ потомствѣ? Не будь самоубійцей, ты слишкомъ прекрасенъ для того, чтобъ стать добычей смерти и сдѣлать червей твоими наслѣдниками.

7.

Смотри: когда прекрасное свѣтило поднимаетъ на востокѣ свою горящую голову, всякій дальній взоръ привѣтствуетъ вновь возникающее зрѣлище и преклоняется предъ его священнымъ величіемъ... Глаза смертныхъ боготворятъ его красоту, провожая его золотое шествіе даже и въ тотъ мигъ, когда, достигнувъ вершины крутого небеснаго холма, оно уподобляется сильному юношѣ, достигшему зрѣлыхъ лѣтъ... Но когда, покинувъ высшій пунктъ, оно, точно состарѣвшись, направляетъ усталую колесницу къ закату, глаза всѣхъ, бывшіе до того прикованными къ нему какъ бы по обязанности, отвращаются отъ склонившагося пути и начинаютъ смотрѣть въ другую сторону. Такъ и ты, достигнувъ вечера, умрешь незамѣченнымъ, если не оставишь сына.

8.

Музыка для слуха ⁷), сказки, почему ты слушаешь съ неудовольствіемъ музыку самъ? Прекрасное не воюетъ съ прекраснымъ. Радость наслаждается радостью. Почему жъ любишь ты то, что тебѣ не нравится ⁸), или, говоря иначе, почему находишь удовольствіе въ томъ, что тебѣ надоѣдаетъ? Если вѣрное соединеніе хорошо звучащихъ тоновъ, сочетающихся въ аккордѣ, оскорбляетъ твой слухъ, то это лишь потому, что звуки эти хотятъ ласково тебя побранить за твою рѣшимость пѣть только соло, не присоединяясь къ нимъ, какъ бы это слѣдовало сдѣлать... Взгляни, какъ нѣжно звучатъ струны, соединяясь въ супружескомъ союзѣ! Онѣ похожи на отца, ребенка и счастливую мать, поющихъ одинъ согласный гимнъ. Ихъ безсловесная пѣсня, составленная хотя и изъ разныхъ звуковъ, говоритъ тебѣ одно: "Одинъ ты ничего не сдѣлаешь".

9.

Или, можетъ-быть, ты губишь свою жизнь въ одиночествѣ, потому что боишься омочить слезами глаза твоей вдовы (въ случаѣ если умрешь ⁹)? О! повѣрь, что, въ случаѣ твоей бездѣтной смерти, весь міръ будетъ плакать по тебѣ, какъ потерявшая мужа жена... Весь міръ сдѣлается твоей вдовой и будетъ рыдать о томъ, что ты не оставилъ своего подобія, потому что всякая честная вдова утѣшается въ чертахъ дѣтей воспоминаніемъ о своемъ мужѣ... Если мотъ растрачиваетъ свое состояніе, то имущество его мѣняетъ только мѣсто, и люди наслаждаются имъ попрежнему. Но растраченная безъ пользы красота имѣетъ конецъ. Расточитель въ этомъ случаѣ разрушаетъ добро, не употребивъ его въ дѣло... Свершить надъ собой самимъ такое постыдное самоубійство, значитъ -- не чувствовать въ своемъ сердцѣ любви къ ближнимъ.

10 ¹⁰).

Будучи такъ непредусмотрителенъ къ самому себѣ, ты долженъ со стыдомъ сознаться, что въ сердцѣ твоемъ нѣтъ любви ни къ кому. Допуская, если хочешь, что многіе любятъ тебя, становится съ тѣмъ вмѣстѣ очевиднымъ, что самъ ты никого не любишь. Ты до такой степени проникнутъ убійственной ненавистью, что не задумываешься вступить въ заговоръ противъ самого себя, стараясь разрушить то прекрасное жилище, воспроизведеніе котораго должно быть твоимъ высшимъ желаніемъ... Измѣни же свои мысли для того, чтобъ я измѣнилъ свое мнѣніе. Неужели ненависть должна пользоваться лучшимъ уходомъ ¹¹), чѣмъ нѣжная любовь? Будь, какъ того слѣдуетъ ждать отъ твоей наружности, добръ и ласковъ или докажи по крайней мѣрѣ, что ты нѣжно сердеченъ къ самому себѣ. Создай другого себя изъ любви ко мнѣ для того, чтобъ красота жила въ твоемъ (дитяти), какъ живетъ въ тебѣ.

11.

Насколько ты будешь вянуть (съ годами), настолько же станешь вырастать въ твоихъ дѣтяхъ; возвращаясь такимъ образомъ къ тому, что покинулъ, ты получишь возможность вновь называть въ старости своей ту молодую кровь, которую вольешь въ своихъ дѣтей, будучи молодъ.-- Такъ живутъ мудрость, красота и потомство, а, внѣ такой жизни существуютъ лишь безумство, старость и холодное увяданье. Если бъ всѣ думали такъ, то время прекратило бы свой ходъ, и чрезъ шестьдесятъ лѣтъ разрушился бы весь міръ.-- Пусть гибнутъ безплодно грубыя и уродливыя существа, которыхъ природа не предназначала для запаса ¹²). Но взгляни на тѣхъ, которыхъ природа одарила особенно! Тебя она одарила еще болѣе, чѣмъ ихъ, а потому ты долженъ съ такою же щедростью употреблять эти щедрые дары самъ.-- Ты -- печать, которую природа выгравировала съ намѣреніемъ имѣть твои оттиски, чтобъ не погибъ основной типъ.

12.

Когда я считаю звонъ, означающій ходъ времени, и вижу, какъ веселый день погружается въ отвратительную ночь; когда я вижу фіалку, расцвѣтшую послѣ весны, и черные локоны, посеребренные бѣлизною; когда я вижу гордыя деревья, лишенныя листьевъ,-- тѣ деревья, чья зелень защищаетъ пастуха отъ зноя, или когда передо мной проносятъ въ хранилище скрученную снопами лѣтнюю траву, чьи стебли торчатъ, какъ всклокоченная бѣлая борода,-- тогда я задаю себѣ вопросъ о твоей красотѣ и вспоминаю, что если прекрасное такъ вянетъ и умираетъ, смѣняясь новымъ, то, значитъ, смерть среди опустошенія, причиняемаго временемъ, ждетъ и тебя; и ты не можешь спастись отъ его косы ничѣмъ инымъ, какъ только противопоставивъ ему иного себя, созданнаго тобою, прежде чѣмъ оно захочетъ унести тебя самого.

13.

О, если бъ твое существованіе зависѣло только отъ тебя Но вѣдь ты будешь принадлежать себѣ, дорогой другъ, лишь до поры, пока будешь жить въ здѣшнемъ мірѣ. Потому, готовясь къ этому неминуемому концу, ты долженъ передать кому-нибудь другому твой прекрасный образъ.-- Такимъ путемъ красота, данная тебѣ въ наемъ, сдѣлается безсрочной, и самъ ты переживешь себя даже послѣ твоей смерти тѣмъ, что твое прекрасное потомство будетъ носить твой образъ.-- Кто допуститъ, чтобъ былъ разрушенъ такой прекрасный домъ, когда правильное хозяйство можетъ предохранить его противъ бурныхъ порывовъ зимы и суроваго холода смерти?-- Такъ можетъ поступить только одинъ расточитель. Ты знаешь, дорогой другъ, что у тебя былъ отецъ. Допусти же, чтобъ эти слова могъ сказать и твой сынъ.

14.

Мнѣніе мое внушено мнѣ не звѣздами; но я все-таки не чуждъ астрономіи, хотя и не затѣмъ, чтобъ предвѣщать добро или зло, болѣзни, голодъ или погоду.-- Я не могу въ каждую данную минуту предсказать кому-нибудь грозу, дождь или вѣтеръ его жизни или. благополучную судьбу государей, руководясь явленіями, какія вижу на небѣ, -- но я почерпаю мои знанія изъ твоихъ глазъ. Въ этихъ постоянныхъ звѣздахъ читаю я, что если ты продолжишь себя въ будущемъ, го чрезъ это преуспѣютъ правда и красота; если жъ этого не случится, то я предвѣщаю, что смерть твоя будетъ приговоромъ и концомъ правды и красоты.

15.

Когда я подумаю, что для всего, что растетъ, періодъ совершенства длится лишь краткое мгновеніе, и что это высшее состояніе¹³) не болѣе, какъ внѣшность, надъ которой простирается таинственное вліяніе звѣздъ; когда, равно, я замѣчаю, что люди, какъ растенія, прозябаютъ, ласкаемые и убиваемые однимъ и тѣмъ же небомъ; что, полные молодыхъ силъ, они величаются, достигнувъ же зрѣлости, начинаютъ увядать и все-таки бодрятся до тѣхъ поръ, пока не будутъ позабыты,-- тогда мысль моя объ этомъ непрочномъ состояніи невольно переносится на тебя, столь богатаго молодостью, и когда я вижу, какъ опустошительное время старается вмѣстѣ съ разрушеніемъ превратить въ угрюмую ночь день твоей молодости,-- то изъ любви къ тебѣ я объявлю войну самому времени и, пока оно тебя разрушаетъ, призываю тебя къ новой жизни.

16.

Но почему жъ не хочешь ты объявить времени, этому кровавому тирану, войну самъ? Почему не попытаешься обезпечить себя отъ побоевъ новымъ средствомъ, болѣе дѣйствительнымъ, чѣмъ мои безплодныя риѳмы?-- Ты достигъ теперь высшей точки твоихъ счастливыхъ часовъ, и многіе еще необработанные дѣвственные сады согласились бы съ честнымъ желаніемъ произрастить для тебя живые цвѣты, болѣе схожіе съ тобой, чѣмъ твой нарисованный образъ.-- Такимъ путемъ живыя черты, чью наружную красоту и внутреннія достоинства не могутъ заставить ожить въ глазахъ людей ни карандашъ времени ни мое слабое перо, воспроизведутся вновь помощью той же жизни.-- Возродившись внѣ себя, ты самъ себя этимъ сохранишь и будешь жить, воспроизводимый твоимъ собственнымъ искусствомъ.

17.

Кто повѣритъ въ будущія времена правдѣ моихъ стиховъ, если я исполню ихъ описаніемъ твоихъ высшихъ достоинствъ? Стихи мои, небо это знаетъ, не болѣе, какъ только могила, въ которой скрыта твоя жизнь. Въ нихъ не выражена и половина твоихъ достоинствъ.-- Если бъ я могъ описать красоту твоихъ глазъ и изобразить въ неисчислимыхъ словахъ твои неисчислимыя прелести ¹⁴), то будущій вѣкъ сказалъ бы, что поэтъ лжетъ, и что подобныя небесныя черты не могли имѣть мѣста на человѣческомъ лицѣ.-- Такимъ образомъ пожелтѣвшія отъ времени, написанныя мною, страницы возбудили бы только смѣхъ, какимъ преслѣдуютъ стариковъ, болѣе болтливыхъ, чѣмъ искреннихъ; сказанная же о тебѣ правда была бы сочтена бреднями поэта и преувеличеннымъ припѣвомъ старинной пѣсни.-- но если въ то время будетъ существовать рожденное тобою дитя, то ты будешь жить въ двойномъ видѣ: разъ въ немъ и другой разъ -- въ моихъ риѳмахъ ¹⁵).

18.

Сравню ли я тебя съ лѣтнимъ днемъ? Ты привлекательнѣй и мягче. Суровые вѣтры обиваютъ нѣжныя майскія почки, а самое лѣто длится слишкомъ короткій срокъ.-- Порой небо вышитъ слишкомъ сильнымъ зноемъ, въ которомъ отражается золотой его сводъ. Прекрасное перестаетъ быть прекраснымъ, обезображенное случайностью или перемѣнчивостью времени.-- Но твое вѣчное лѣто не измѣнится никогда и не будетъ лишено прелестей, какими ты обладаешь; смерть не будетъ хвастать тѣмъ, что ты живешь въ ея вѣкѣ, если въ безсмертныхъ стихахъ ты перерастешь вѣкъ. Да живутъ же эти стихи столько, пока живутъ люди и видятъ глаза, и да даруютъ они жизнь тебѣ!

19.

Притупляй, пожирающее время, когти льва; заставляй землю пожирать своихъ собственныхъ дѣтей; вырывай острые зубы изъ челюстей свирѣпаго тигра; сожигай долговѣчнаго феникса въ его собственной крови!-- Дѣлай въ твоемъ полетѣ скучными или веселыми времена года; словомъ -- твори, быстрокрылое время, все, что ни пожелаешь, съ пространнымъ міромъ и его суетными удовольствіями: но я запрещаю тебѣ только одно гнусное преступленіе:-- не смѣй класть слѣдовъ на чело моей любви и проводить на немъ морщины твоимъ дряхлымъ перомъ! Оставь его въ твоемъ полетѣ нетронутымъ, какъ образецъ красоты для грядущихъ поколѣній.-- Но, впрочемъ, дѣлай, старое время, даже это,-- любовь моя останется вѣчно молодой въ моихъ стихахъ вопреки твоимъ посягательствамъ!

20.

Рука природы дала тебѣ женскую наружность и тѣмъ сдѣлала мужчину любовницей моей страсти. У тебя нѣжное сердце женщины, но чуждое измѣнчивости, этого недостатка фальшивой породы женщинъ.-- Твои глаза блестятъ свѣтлѣе женскихъ, но взоръ ихъ не бываетъ столь фальшивымъ, когда онъ золотитъ предметъ, на который падаетъ. Мужчина, окрашенный такимъ качествомъ, что предъ нимъ блѣднѣютъ всѣ остальныя¹⁷), ты равно приковываешь къ себѣ глаза мужчинъ и привораживаешь души женщинъ.-- Создавая тебя, природа намѣревалась сперва сдѣлать женщину, но потомъ дала тебѣ невзначай нѣкоторый придатокъ, совершенно ненужный для моихъ намѣреній, чѣмъ насъ и раздѣлила.-- Но если уже суждено, чтобъ ты жилъ для удовольствія женщинъ, то пусть онѣ пользуются лишь плодами твоей любви. Самую же любовь я буду называть моею.

21.

Моя муза не похожа на музу тѣхъ поэтовъ, въ чьихъ стихахъ, вдохновляемыхъ раскрашенной снаружи, красотой, имя самого неба упоминается только для краснорѣчиваго! украшенія, о предметѣ же своей красоты повторяется на всѣ лады все, что есть лучшаго, при чемъ она сравнивается то съ солнцемъ и луной, то съ богатѣйшими перлами земли и океана, то съ апрѣльскими первыми цвѣтами, словомъ -- со всѣми драгоцѣнностями, которыя окаймлены на нашемъ огромномъ (земномъ) шарѣ небеснымъ воздухомъ. О, нѣтъ,-- позволь мнѣ писать такъ же правдиво, какъ правдива моя любовь. И вслѣдствіе этого повѣрь, что любимое мною существо будетъ прекрасно такъ, какъ только можетъ быть прекрасно дитя, рожденное женщиной, пусть даже оно не будетъ блестѣть, какъ блестятъ тѣ золотые факелы, что прикрѣплены въ небесномъ воздухѣ. Пусть говорятъ громче тѣ, что любятъ по наслышкѣ, я же не буду хвалить товаръ, котораго не намѣренъ продавать.

22.

Мое зеркало не увѣритъ меня въ томъ, что я старъ, до той поры, пока юность и ты будутъ одного возраста. Но когда я замѣчу на тебѣ борозды времени, то признаю, что пришла пора смерти окончить и мои дни. Облекающая тебя красота не болѣе, какъ видимая одежда моего сердца, которое живетъ въ твоей груди, какъ твое сердце живетъ въ моей. Какъ же могу я въ такомъ случаѣ считать себя болѣе старымъ, чѣмъ ты?-- Потому береги себя, любовь моя, подобно тому, какъ берегу тебя я не для меня, но для тебя самого. Я соблюдаю твое сердце съ такою же осторожностью, съ какой нѣжная кормилица оберегаетъ своего ребенка отъ всего дурного.-- Не разсчитывай же получить обратно твое сердце, когда будетъ убито мое. Ты отдалъ мнѣ свое не съ тѣмъ, чтобы взять его обратно.

23.

Какъ плохой актеръ на сценѣ, позабывшій со страха свою роль, или какъ вспыльчивый ничтожный человѣкъ ¹⁸), чувствующій, что сердце его слабѣетъ подъ вліяніемъ избытка гнѣва, такъ и я не могу отъ недовѣрія къ себѣ говорить правильнымъ, принятымъ для выраженія любви, языкомъ, но падаю отъ ея силы, подавленный ея всемогущимъ бременемъ. Пусть же мои книги ¹⁹) будутъ нѣмыми краснорѣчивыми истолкователями моего говорящаго сердца. Онѣ болѣе скажутъ въ пользу заслуживающей награды любви, чѣмъ можетъ это сдѣлать мой языкъ, наговорившій уже слишкомъ много.-- Научись же читать то, что написала молчаливая любовь: умѣнье слушать глазами есть одно изъ тонкихъ свойствъ любви.

24.

Глазъ мой, сдѣлавшись художникомъ, воспроизвелъ твою красоту на страницахъ моего сердца, весь же я служу рамкой этой картинѣ, которую слѣдуетъ признать истиннымъ чудомъ искусства въ виду того, что для созерцанія художественнаго произведенія слѣдуетъ въ настоящемъ случаѣ смотрѣть на самого художника, въ чьемъ сердцѣ заключенъ твой вѣрный портретъ, какъ въ мастерской, гдѣ твои глаза вставлены въ окнахъ вмѣсто стеколъ. Взгляни же, какую услугу оказываютъ глаза глазамъ. Мои нарисовали твое изображеніе, а твои служатъ моему сердцу окнами, сквозь которыя солнце любитъ заглядывать для того, чтобъ полюбоваться тобою. Но глазамъ моимъ для украшенія ихъ искусства недостаетъ одного: они рисуютъ только то, что видятъ; сердце же остается для нихъ чуждымъ.

25.

Пусть тѣ, которымъ покровительствуетъ счастливая звѣзда, хвастаютъ публичными почестями и гордымъ титуломъ, но я, кому фортуна отказала въ подобныхъ тріумфахъ, пользуюсь счастьемъ, въ которомъ вижу высшую для себя честь. Фавориты великихъ государей расправляютъ листья своего цвѣта, какъ это дѣлаютъ ноготки передъ солнцемъ. Ихъ гордость уничтожается въ нихъ самихъ, потому что значеніе ихъ умираетъ, едва нахмурится бровь ихъ повелителей. Понесшій много трудовъ и прославившійся въ битвахъ воинъ вычеркивается изъ книги чести, едва проиграетъ онъ одну битву послѣ тысячи выигранныхъ, при чемъ забываются и всѣ его прежніе подвиги. Поэтому какъ же счастливъ я, чувствуя, что меня любятъ, и что я люблю самъ, не опасаясь быть устраненнымъ съ мѣста и не грозя тѣмъ кому-либо другому.

26.

Властитель моей любви ²⁰)! Тебѣ, чьи достоинства сдѣлали мою дѣятельность твоимъ вассаломъ, посылаю я этотъ письменный трудъ, какъ знакъ моей преданности, но отнюдь не моихъ способностей. Преданность эта такъ велика, что бѣдныя слова могутъ оказаться слишкомъ ничтожными для ея выраженія, но я надѣюсь, что твоя доброта пріютитъ ее въ твоей душѣ, несмотря на наружную ея скудость, и что это продолжится до тѣхъ поръ, пока звѣзда, руководящая моей жизнью, будетъ милостиво бросать на меня свои лучи, украшая мою бѣдную любовь настолько, что любовь эта сдѣлается достойна твоего дорогого вниманія. Тогда я осмѣлюсь громко говорить, какъ глубоко тебя люблю, до того же не буду ставить себя въ такое положеніе, чтобъ ты могъ меня испытывать.

27.

Истомленный трудами, спѣшу я лечь въ постель, въ этотъ сладкій пріютъ членовъ, разбитыхъ странствіемъ; но едва кончится работа тѣла, начинается такое же странствіе мысли въ головѣ. Мысли эти, какъ бы далеко я отъ тебя ни находился, страстно летятъ къ тебѣ, держа открытыми томныя вѣки моихъ глазъ, и заставляютъ ихъ смотрѣть во мракъ, который простирается предъ глазами слѣпыхъ. И хотя я ничего тогда не вижу, но духовный взоръ моей души рисуетъ предъ моими лишенными зрѣнія глазами твой обликъ, который, сверкая какъ драгоцѣнный камень среди непривѣтливой ночи, дѣлаетъ прекрасной даже черную ночь, обновляя ея дряхлую наружность. Такимъ образомъ я самъ не даю покоя моему тѣлу днемъ, а душа не находитъ его ночью изъ-за тебя.

28 ²¹).

Какъ же могу я въ такомъ случаѣ возвратиться къ здоровому состоянію, если, лишенный благодѣяній покоя ²²), я не облегчаю ночью дневного утомленія, и если мой день разрушается ночью, а ночь днемъ?-- День и ночь -- эти враги во всякомъ другомъ случаѣ -- подали другъ другу руки съ цѣлью меня мучить. Первый меня утомляетъ, а вторая заставляетъ сокрушаться о томъ, что я, несмотря на всѣ усилія, все-таки остаюсь далекимъ отъ тебя. Чтобы польстить дню, я говорю, что ты его освѣщаешь и дѣлаешь прекраснымъ, когда же облака покрываютъ небо, я твержу черно-построенной ²³) ночи, что ты золотишь ее, когда нѣтъ сверкающихъ звѣздъ. Но все-таки день ежедневно удлиняетъ мое страданіе, а ночь еженощно дѣлаетъ чувствительнѣе силу горя.

29.

Когда, оскорбляемый фортуной и людскимъ мнѣніемъ, я оплакиваю свое отверженное состояніе и, смущая глухое небо моимъ безплоднымъ плачемъ, проклинаю, глядя на себя, мою судьбу; когда, смотря на кого-нибудь болѣе богатаго надеждами, я завидую чертамъ его лица или количеству окружающихъ его друзей и, менѣе всего удовлетворенный тѣмъ, что имѣю самъ, желаю имѣть его таланты или могущество, -- то, если въ такой мигъ, когда я почти самъ себя презираю, мнѣ случайно придетъ мысль о тебѣ, душа моя ²⁴), то, какъ жаворонокъ, вспорхнувшій на разсвѣтѣ дня отъ угрюмой земли, я начинаю пѣть гимнъ предъ небесными вратами, потому что воспоминаніе о твоей сладкой любви приноситъ мнѣ блаженство, которое я презрительно откажусь перемѣнить даже на состояніе королей.

30.

Когда среди сладкихъ тайныхъ думъ я вызываю, какъ на судъ, воспоминанія о томъ, что прошло, и, плача вновь слезами стараго горя объ исчезнувшихъ дорогихъ мгновеніяхъ, печалюсь объ отсутствіи многаго, что ищу напрасно,-- то въ такія минуты я чувствую, что могу потопить мои глаза въ потокахъ слезъ о дорогихъ друзьяхъ, унесенныхъ ночью смерти, не знающей времени. Мои свѣжія слезы текутъ по поводу печалей, давно прошедшихъ, а я стенаю объ отсутствіи многихъ исчезнувшихъ образовъ. Въ такія минуты я могу печалиться о прошедшихъ печаляхъ и, переходя отъ одного горя къ другому, подвожу печальный итогъ вынесенныхъ въ прежнее время страданій, за которыя плачу какъ бы но еще невыплаченному счету.-- Но если въ такія минуты я подумаю о тебѣ, дорогой другъ, то все, что мною потеряно, кажется мнѣ вновь найденнымъ, а печали мои оконченными.

31.

Твоя грудь стала драгоцѣннѣй, обогатившись тѣми сердцами, которыя я, не имѣя ихъ при себѣ, считалъ умершими. Въ ней царствуетъ любовь со всѣми ея нѣжными свойствами ²⁵); и въ тебѣ обрѣтаю я вновь друзей, которыхъ считалъ похороненными. Сколько свѣтлыхъ погребальныхъ слезъ источила изъ моихъ глазъ религіозная любовь, какъ дань умершимъ, которые кажутся мнѣ теперь существами воскресшими и скрытыми въ тебѣ. Ты -- гробница, въ которой ожила похороненная любовь, и гробница эта украшена трофеями моихъ отошедшихъ привязанностей, отдавшихъ тебѣ все, что онѣ имѣли отъ меня, такъ что принадлежавшее многимъ принадлежитъ теперь тебѣ одному. Образы любимыхъ мною лицъ вижу я въ тебѣ, а ты, соединивъ ихъ всѣ въ _ч себѣ, обладаешь вслѣдствіе этого всѣмъ моимъ существомъ ²⁶).

32.

Если ты переживешь мой завершившійся вѣкъ, когда грубая смерть покроетъ прахомъ мои кости, и случайно перечтешь лишній разъ эти бѣдныя строки твоего умершаго друга,-- сравни ихъ тогда съ лучшими современными произведеніями, и если онѣ будутъ даже превзойдены всякимъ инымъ перомъ, то все-таки сбереги ихъ изъ любви ко мнѣ, не обращая вниманія на риѳмы, превзойденныя талантомъ болѣе счастливыхъ поэтовъ.-- Почти меня тогда лишь слѣдующимъ отраднымъ приговоромъ: "если бъ муза моего друга росла вмѣстѣ съ нынѣшнимъ, идущимъ впередъ, вѣкомъ, то рожденное его любовью дѣтище оказалось бы навѣрно достойнымъ занять болѣе высокое мѣсто въ ряду другихъ произведеній,-- но такъ какъ онъ умеръ, другіе же поэты пишутъ лучше, чѣмъ онъ, то я буду читать ихъ произведенія за ихъ достоинства, а его -- за любовь, которую онъ питалъ ко мнѣ".

33.

Часто случалось мнѣ видѣть, какъ утро, озаривъ торжественнымъ лучомъ вершины горъ, цѣловало золотыми устами зелень луговъ и превращало въ золото²⁷) блѣдную поверхность потоковъ; но затѣмъ я видѣлъ также, какъ внезапно, позволивъ презрѣннымъ облакамъ избороздить точно орудіемъ пытки свое небесное чело, оно скрывало его отъ взоровъ покинутаго міра и украдкой удалялось, запятнанное такой обидой, къ западу. Точно такъ озаряло раннимъ утромъ мое солнце и меня, но, увы,-- оно принадлежало мнѣ только въ теченіе одного часа: воздушныя облака скрывали его отъ моихъ взоровъ снова. Ты не долженъ однако его презирать за это: земныя солнца могутъ тускнѣть, коль скоро мы знаемъ, что есть пятна даже въ небесномъ.

34.

Скажи, зачѣмъ обѣщалъ ты мнѣ прекрасный день и заставлялъ выйти въ путь безъ плаща, если съ тѣмъ вмѣстѣ ты позволилъ презрѣннымъ облакамъ застигнуть меня въ дорогѣ и скрыть твою красоту подъ изъ грязной оболочкой?-- Для меня недостаточно, если ты, проглянувъ сквозь тучи, осушишь слѣды дождя на моемъ избитомъ бурею лицѣ. Никто не отзовется съ похвалой о такомъ бальзамѣ, который затягиваетъ рану сверху, не излѣчивая внутренней болѣзни. Твое сожалѣніе не будетъ лѣкарствомъ для моего горя, и какъ бы ты ни раскаивался, я все-таки останусь при своей потерѣ. Раскаяніе обидчика приноситъ очень малое утѣшеніе тому, кто несетъ тяжелый крестъ обиды; но если любовь твоя прольетъ надо мной слезы, то эти перлы будутъ искупленіемъ всѣхъ моихъ бѣдъ.

35 ²⁸).

Потому не печалься о томъ, что ты сдѣлалъ. Въ розахъ есть шипы, а въ серебряныхъ фонтанахъ -- грязь; облака затменія скрываютъ равно и луну и солнце, а гнусный червякъ живетъ въ самой свѣжей почкѣ. Ошибки дѣлаютъ всѣ люди, и я самъ не изъятъ отъ нихъ, придавая такъ много значенія твоимъ ошибкамъ. Я грѣшенъ тѣмъ, что, извиняя тебя, иду въ своихъ извиненіяхъ далѣе, чѣмъ твои ошибки требуютъ извиненій. Заступаясь за тебя, я оправдываю ихъ до такой степени, что дѣлаюсь твоимъ адвокатомъ, принадлежа къ противной сторонѣ, и начинаю такимъ образомъ процессъ противъ самого себя. Мои любовь и ненависть затѣваютъ гражданскую войну и дѣлаютъ то, что я становлюсь пособникомъ прелестнаго вора, такъ обидно меня обобравшаго.

36.

Дай мнѣ сказать, что, будучи двумя, мы должны оставаться раздвоенные, несмотря на то, что любовь насъ соединила. Тогда приставшія ко мнѣ пятна останутся на мнѣ одномъ, какъ-будто бъ они были порождены мной однимъ, безъ всякаго участія съ твоей стороны. Въ нашей взаимной привязанности есть то достойное уваженія обстоятельство, что хотя, раздѣленные досадной причиной, мы и лишены сладкихъ наслажденій любви, но это отнюдь не уничтожаетъ между нами ея гармоніи. Я не долженъ безпрестанно заниматься тобой изъ, боязни, чтобъ моя, оплаканная мной, вина не покрыла тебя позоромъ. Равно и ты не высказывай твоего ко мнѣ расположенія публично, потому что иначе ты рискуешь обезчестить твое имя самъ. Не дѣлай же этого: я люблю тебя настолько, что, обладая тобой, считаю моей и твою репутацію.

37.

Какъ дряхлый отецъ смотритъ на своего предающагося юношескимъ забавамъ бодраго сына, такъ и я, охромѣвшій отъ злости фортуны²⁹), нахожу все мое утѣшенье въ томъ, что вижу твои достоинства.-- Каковы бы ни были вѣнчающія тебя и получившія право зваться твоими титулами качества: красота, родъ, благосостояніе, умъ, словомъ -- все или даже болѣе, чѣмъ все -- моя любовь присоединяется къ этому изобилію; вслѣдствіе чего я не чувствую себя ни хромымъ, ни бѣднымъ, ни презрѣннымъ. Осѣненный тобой, я чувствую въ себѣ приливъ такой силы, что удовлетворяюсь твоимъ избыткомъ и живу нѣкоторой частицей твоей славы. Я желаю тебѣ всего, что только есть лучшаго. Желаніе мое удовлетворено, и потому я чувствую себя счастливымъ десять разъ.

38.

Какъ можетъ моя муза нуждаться въ предметѣ поэзіи, коль скоро ты вдохновляешь мой стихъ твоимъ милымъ существомъ ³⁰), слишкомъ прекраснымъ для того, чтобъ воспроизводить его на дрянной бумагѣ!-- Если глаза твои встрѣчаютъ что-либо достойное при чтеніи моихъ произведеній, то благодари за это самъ себя, потому что будетъ ли кто-нибудь настолько нѣмъ, чтобы не найти, что для тебя писать, коль скоро ты освѣтишь собой его вдохновеніе?-- Будь же десятой музой, въ десять разъ болѣе достойной, чѣмъ прежнія девять, призываемыя поэтами. Дай возможность тому, кто будетъ призывать тебя, произвесть творенія, которыя переживутъ вѣка.-- Если моя слабая муза понравится этому любознательному времени, то пусть на мою долю достанется трудъ, а на твою -- слава.

39.

Не будетъ ли съ моей стороны нескромнымъ воспѣвать похвалы тебѣ, коль скоро ты составляешь лучшую часть меня самого? Какую пользу можетъ принесть похвала, расточаемая самому себѣ, и не будутъ ли мои похвалы тебѣ такимъ самохвальствомъ?-- Именно вслѣдствіе этого намъ надо жить раздѣленными, переставъ звать нашу нѣжную привязанность именемъ полнаго единства... Тогда только, въ разлукѣ съ тобой, получу я право воздавать тебѣ похвалы, которыхъ ты достоинъ одинъ.-- О разлука! какъ была бы ты мучительна, если бъ нельзя было проводить горькія минуты твоего досуга въ сладкихъ мечтахъ о любви, обманывая такимъ образомъ и время и мысли, и если бъ ты не давала возможности такъ раздѣлять одно существо на-двое, предоставивъ уходящему вдаль хвалить того, кто остается.

40.

Бери мою любовь, бери всю! Если ты ее возьмешь, то что же получишь болѣе противъ того, чтô уже имѣлъ прежде? Любви, которую можно назвать истинною любовью, ты не получишь, потому что все, что я имѣю, было твоимъ прежде, чѣмъ ты приступилъ съ этимъ новымъ требованіемъ.-- Потому хотя я и не могу порицать тебя, уже пользующагося моей любовью, за то, что ты ее возьмешь вновь, но все-таки ты окажешься достойнымъ порицанія, если, обманывая себя добровольно, возьмешь то, отъ чего самъ отказывался³¹).-- Я прощаю тебѣ, прекрасный воръ, твое грабительство, несмотря на то, что ты посягаешь на мою нищету; впрочемъ, любовь знаетъ, что обиды, происходящія отъ нея, легче переносить, чѣмъ ненависть.-- Пусть я буду убитъ твоей чарующей прелестью, въ которой даже зло принимаетъ прекрасный видъ, лишь бы мы не были врагами.

41.

Твоя красота и молодость оправдываютъ даже тѣ мелкіе грѣхи увлеченія, которые ты позволяешь себѣ дѣлать въ моемъ отсутствіи, потому что соблазнъ слѣдуетъ за тобой, гдѣ бы ты ни былъ.-- Ты привлекателенъ и потому созданъ для возбужденія желаній; ты прекрасенъ -- потому на тебя будутъ разставляться засады. Если жъ такую засаду будетъ ставить женщина, то какой сынъ женщины остановится прежде, чѣмъ одержитъ надъ нею верхъ.-- Но горе мнѣ, когда подумаю, что ты былъ бы долженъ пожалѣть меня и вмѣстѣ пожалѣть красоту и юность, увлекающія тебя въ тотъ омутъ, гдѣ ты принужденъ разбить разомъ двѣ вѣрности: во-первыхъ, соблазняя твоей красотой женщину, принадлежащую мнѣ, и во-вторыхъ, дѣлаясь невѣрнымъ мнѣ самъ ³²)!

42.

Мое горе не въ томъ, что ты обладаешь ею, хотя и должно сознаться, что я люблю ее горячо, но меня подавляетъ мысль, зачѣмъ она обладаетъ тобой. Эта потеря любви печалитъ меня всего больнѣе.-- Но все-таки я извиню васъ, мои милые оскорбители: вѣдь ты любишь ее, потому что тебѣ извѣстна моя къ ней любовь, она же, позволяя любить себя моему дорогому другу, этой самой измѣной доказываетъ, что любитъ меня.-- Потерянный для меня, ты дѣлаешься выигрышемъ для той, которую я люблю, если жъ я теряю ее, то моя потеря становится находкой для моего друга. Видя васъ соединенными, я несу, правда, двойную потерю, но вѣдь вы изъ любви ко мнѣ же заставляете меня нести этотъ крестъ.-- Моя утѣха въ томъ, что я и мой другъ составляемъ одно, значитъ -- я могу льстить себѣ сладкой мечтой, что она любить меня одного.

43.

Я начинаю всего лучше видѣть въ тотъ мигъ, когда закрываю глаза, потому что въ теченіе дня они видятъ лишь предметы, не стоящіе вниманія, но, разъ заснувъ, я вижу во снѣ тебя, и тогда глаза мои, какъ бы просвѣтляясь мракомъ, получаютъ способность видѣть въ темнотѣ.-- Суди же, какое чудное зрѣлище представляетъ твое свѣтлое существо при свѣтѣ дня, если уже одна твоя тѣнь дѣлаетъ ночную тѣнь свѣтлой и блещетъ такъ ярко даже предъ закрытыми глазами!-- Какое наслажденье для моихъ глазъ видѣть тебя свѣтлымъ днемъ, если уже одинъ твой несовершенный, прелестный обликъ, являющійся глухой ночью, поражаетъ до такой степени мои лишенные свѣта и отягченные глубокимъ сномъ, глаза!-- Дни превращаются для меня въ ночи, если я тебя не вижу, и, наоборотъ, ночи блещутъ, какъ свѣтлые дни, если ты проносишься предо мной въ сновидѣніяхъ.

44.

Если бъ грубое вещество моей плоти было мыслью, то догадное разстояніе не остановило бы меня на моемъ пути, потому что, вопреки пространству, я былъ бы перенесенъ отъ самыхъ отдаленныхъ предѣловъ туда, гдѣ живешь ты.-- Тогда я былъ бы совершенно равнодушенъ къ тому, что нога моя стоитъ на землѣ, удаленная отъ того мѣста, гдѣ ты находишься, потому что проворная мысль перенесла бы меня къ тебѣ чрезъ моря и земли съ такой же скоростью, съ какою она движется сама.-- Но, увы! меня убиваетъ мысль, что я не могу быть мыслью и перелетѣть вмѣстѣ съ нею чрезъ огромное количество миль, отдѣляющее то мѣсто, куда ты удалился, и что, созданный изъ земли и воды, я долженъ съ горестью ждать для этого благосклонности времени... Эти низшія стихіи не даютъ мнѣ ничего, кромѣ слезъ и двойного рабства ³³).

45.

Двѣ мои прочія стихіи -- легкій воздухъ и очищающій огонь -- пребываютъ съ тобой, гдѣ бы я ни былъ самъ; воздухъ, это -- моя мысль, а огонь -- моя страсть. Присутствуя и отсутствуя вмѣстѣ, они носятся въ быстромъ полетѣ.-- Потому, когда эти легкія стихіи умчатся посланцами моей къ тебѣ любви, то моя жизнь, оставшись только съ двумя стихіями вмѣсто четырехъ, изъ которыхъ она создана, скорбитъ до смерти, удрученная меланхоліей до тѣхъ поръ, пока мои къ тебѣ посланцы, возвратясь вновь, не оживятъ состава моей жизни разсказомъ, что ты здоровъ. Узнавъ это, я радуюсь, но затѣмъ, отославъ ихъ вновь, перехожу опять отъ кратковременной радости на прежнія печали.

46.

Мои глаза и сердце ведутъ смертельную войну, споря о томъ, какъ раздѣлить обладаніе твоей наружностью. Глаза хотятъ запретить сердцу тобой любоваться, а сердце оспариваетъ это право у глазъ.-- Сердце заявляетъ, что ты живешь въ немъ, въ этомъ тайникѣ, куда не могутъ проникнуть пристальные глаза, а эти противники опровергаютъ это заявленіе, говоря, что въ нихъ отражается твой прелестный образъ.-- Для рѣшенія этого вопроса избранъ составъ присяжныхъ, зависящихъ единственно отъ сердца, и ихъ приговоръ опредѣлилъ, что половина тебя будетъ принадлежать свѣтлымъ глазамъ, а другая -- нѣжному сердцу.-- Вслѣдствіе этого внѣшность твоя достается моимъ глазамъ, а сердце пріобрѣтаетъ право на твою интимную привязанность.

47.

Мои глаза и сердце заключили союзъ и оказываютъ теперь другъ другу взаимныя услуги. Если глаза жаждутъ на тебя посмотрѣть, а сердце томится вздохами любви, то глаза, наслаждаясь, глядя на тебя, приглашаютъ сердце на это пиршество зрѣнія. Въ другой же разъ глаза дѣлаются частями сердца и принимаютъ участіе въ его мысляхъ о любви.-- Такимъ образомъ, видомъ ли твоимъ, или любовью, ты не перестаешь быть со мною, даже отсутствуя. Ты не можешь удаляться отъ меня дальше моихъ мыслей, а я всегда съ ними точно такъ же, какъ онѣ всегда съ тобой.-- Когда же онѣ спятъ, то образъ твой, являясь мнѣ во снѣ, будитъ мое сердце на радость и ему и глазамъ.

48.

Съ какимъ раченьемъ, отправляясь путешествовать, заперъ я подъ вѣрнѣйшими замками всякую бездѣлку съ цѣлью обезопасить ее въ вѣрномъ мѣстѣ отъ воровъ и сберечь для собственнаго употребленія!.. Но тебя, въ сравненіи съ кѣмъ мои драгоцѣнности не болѣе, какъ ничтожныя бездѣлки, тебя, мою дорогую радость и въ настоящее время мою величайшую скорбь, тебя, мое лучшее сокровище и мою единственную заботу, оставилъ я въ добычу первому встрѣчному вору!-- Я не заперъ тебя ни въ какой сундукъ, кромѣ того, въ которомъ нѣтъ тебя, хотя я и вѣрю, что ты въ немъ; и этотъ сундукъ -- мое сердце, гдѣ тебѣ сохранена полная свобода входа и выхода.-- Но я боюсь, что ты будешь изъ него украденъ, потому что ради такой добычи можетъ сдѣлаться безчестной даже сама правда.

49.

Противъ того времени, если то время наступитъ, когда я увижу, что ты хмуришься на мои недостатки, и что твоя ко мнѣ привязанность хочетъ покончить со мной всѣ счеты, побуждаемая къ тому серьезнымъ размышленіемъ; противъ того времени, когда ты пройдешь мимо меня, какъ чужой, едва взглянувъ на меня солнцемъ твоего взгляда, и когда твоя любовь, переставъ быть тѣмъ, чѣмъ она была, найдетъ достаточныя причины для серьезной сдержанности,-- противъ такого времени я началъ уже вооружать себя мыслью о моемъ ничтожномъ значеньи и поднимаю самъ на себя руки для того, чтобъ предоставить законное право дѣйствовать тебѣ.-- Всѣ права меня разорить будутъ на твоей сторонѣ съ тѣхъ поръ, какъ я потеряю право на твою любовь.

50.

Какъ трудно бываетъ мнѣ путешествовать, когда цѣль моего странствія говоритъ моему покою и счастью, что, сколько бы миль я ни прошелъ, всѣ онѣ будутъ удалять меня отъ моего друга.-- Истомленная моимъ горемъ лошадь, на которой я ѣду, уныло плетется подъ моей тяжестью, какъ-будто инстинктивно сознавая, что всаднику вовсе не нравится скорость, удаляющая его отъ тебя.-- Окровавленная шпора, которую я иногда съ досады вонзаю въ ея бока, не въ силахъ побудить ее къ бѣгу, и она лишь уныло отвѣчаетъ мнѣ вздохомъ, отъ котораго мнѣ становится больнѣе, чѣмъ ея бокамъ отъ моихъ шпоръ.-- Этотъ вздохъ напоминаетъ мнѣ, что впереди летитъ для меня горе, а моя радость осталась за мною.

51.

Такимъ образомъ любовь моя извиняетъ непріятную медленность моей печальной лошади въ то время, какъ я отъ тебя удаляюсь. Къ чему дѣйствительно мнѣ торопиться, когда я покидаю мѣсто, гдѣ находишься ты? Мнѣ не нужно почтовой скорости до моего возвращенія. Но какое извиненіе найдетъ моя бѣдная лошадь ³⁴) въ часъ возврата, когда самая быстрая скорость покажется мнѣ медленной, и когда я стану пришпоривать самый вѣтеръ, если онъ будетъ подъ моимъ сѣдломъ, потому что тогда мнѣ покажется неподвижной даже его крылатая быстрота?-- Никакая лошадь не удовлетворитъ тогда моему желанію. Лишь оно одно, сотканное изъ чистѣйшей безтѣлесной любви, должно будетъ сдѣлаться моимъ ржущимъ, разгоряченнымъ, какъ огонь, скакуномъ! Пусть же любовь извинитъ мою несчастную клячу, сказавъ ей, что если она охотно идетъ медленнымъ шагомъ, покидая тебя, то самъ я стремлюсь зато къ тебѣ полнымъ бѣгомъ.

52.

Я похожъ на богача, обладающаго чуднымъ ключомъ, которымъ онъ хотя и можетъ открыть, когда хочетъ, дорогой сундукъ со спрятаннымъ сокровищемъ, но не дѣлаетъ это изъ боязни притупить утонченное удовольствіе безпрестаннымъ его повтореніемъ.-- Праздники кажутся намъ пріятными и торжественными именно потому, что, повторяясь въ теченіе года лишь послѣ долгихъ промежутковъ, они дѣлаются чрезъ то похожими на драгоцѣнные камни, размѣщенные на ожерельѣ ³⁵).-- Такъ и время, которое мы проводимъ вмѣстѣ, считаю я моимъ ящикомъ съ драгоцѣнностями или гардеробомъ, въ которомъ спрятано парадное платье, вынимаемое лишь въ особыхъ торжественныхъ случаяхъ, съ цѣлью блеснуть каждый разъ какъ бы вновь его скрытой пышностью.-- Счастливъ ты, чьи достоинства даютъ блаженство тому, кто тобой обладаетъ, и надежду, кто тебя не видитъ.

53.

Скажи, что ты такое и изъ какого вещества ты сдѣланъ? Если каждый человѣкъ имѣетъ только одну тѣнь, то почему же за тобой однимъ слѣдуютъ цѣлые милліоны тѣней постороннихъ?-- Описавъ Адониса, мы будемъ имѣть только слабое о тебѣ представленіе, а изобразивъ всѣми средствами искусства лицо Елены -- получимъ тебя, одѣтаго въ греческое платье.-- Если заговорятъ о веснѣ или объ избыточномъ времени года осени, то первая окажется только тѣнью твоей красоты, а другая будетъ выраженіемъ твоей щедрости; тебя же узнаемъ мы во всемъ, что только существуетъ хорошаго.-- Ты имѣешь свою долю во всякомъ внѣшнемъ совершенствѣ, но никто не уподобился тебѣ, равно не уподобишься никому ты самъ въ постоянствѣ сердца.

54.

Во сколько разъ прекраснѣй кажется красота, если она украшена правдивостью! Какъ ни очаровательна роза, но мы цѣнимъ ее еще болѣе за источаемый ею сладкій ароматъ.-- Шиповникъ окрашенъ не менѣе яркимъ цвѣтомъ, чѣмъ душистые лепестки розы; и когда бутоны его, распустясь подъ дыханіемъ лѣта, висятъ такъ же, какъ и роза, среди зелени, то кокетливая ихъ красота прекрасна не менѣе и красоты розы.-- Но такъ какъ внѣшность составляетъ всю его прелесть, то потому онъ и живетъ непризнаннымъ и вянетъ несожалѣемый никѣмъ. Въ минуту смерти онъ умираетъ весь. Но не такъ бываетъ съ прекрасной розой: изъ ея мертвыхъ листьевъ получается сладкій ароматъ.-- Такъ будетъ и съ тобой, милый, прекрасный юноша! Когда молодость твоя пройдетъ, мои стихи дистиллируютъ ароматъ твоихъ достоинствъ.

55.

И никакой мраморъ, никакой раззолоченый памятникъ, поставленный въ честь царямъ, не переживутъ моихъ могущественныхъ стиховъ. Ты будешь сіять въ нихъ болѣе, чѣмъ зарытый подъ печальнымъ камнемъ, запятнаннымъ рукою времени. Если разрушительная война низпровергнетъ статуи, а смуты вырвутъ съ корнемъ каменныя зданія, то и тогда ни мечъ Марса ни страшный огонь войны не въ состояніи будутъ уничтожить живого повѣствованія о твоей памяти.-- Ты спокойно перейдешь чрезъ смерть и ненависть забвенія. Слава твоя всегда найдетъ себѣ мѣсто въ отдаленнѣйшемъ потомствѣ, назначенномъ жить на землѣ до самаго Страшнаго Судилища, и такимъ образомъ ты останешься живымъ въ глазахъ твоихъ цѣнителей до той поры, когда воскреснешь въ день этого Судилища самъ.

56 ³⁶).

Возстанови, моя радость, твои силы, чтобъ нельзя было сказать, будто энергія твоя притупилась ранѣе желаній, какъ это бываетъ съ аппетитомъ, который, успокоенный нищей сегодня, возобновляется на другой день съ новой силой.-- Веди себя такъ, чтобъ глаза твои, насыщенные даже до того, что излишекъ заставитъ ихъ закрыться, открылись на другой день вновь и не убивали любви постоянной томностью.-- Пусть этотъ промежутокъ времени будетъ подобенъ океану, раздѣляющему берега, на которыхъ ежедневно сходятся двое новобрачныхъ и, раскаленные возвратомъ любви, находятъ другъ друга еще лучше, или уподобь его скучной зимѣ, дѣлающей въ три раза болѣе пріятнымъ возвращеніе желаннаго лѣта.

57.

Твой невольникъ, о чемъ могу я думать, кромѣ ежеминутнаго исполненія твоихъ желаній? У меня нѣтъ драгоцѣннаго времени на какія-либо услуги, кромѣ тѣхъ, какія потребуешь ты.-- Я не ропщу на безконечные, какъ міръ, часы, когда сталъ на стражѣ по твоему приказанію, мой повелитель, и не смѣю считать горькими минутъ разлуки, когда тебѣ благоугодно было проститься съ твоимъ слугой.-- Я не рѣшаюсь ревниво спрашивать, гдѣ можешь ты быть и чѣмъ занимаешься! Печальный невольникъ стою я безъ всякихъ мыслей, кромѣ мысли о томъ, гдѣ ты теперь и кого дѣлаешь счастливымъ.-- Любовь моя до того безумна, что я не могу дурно подумать о томъ, что ты думаешь или дѣлаешь.

58.

Пусть Богъ, сдѣлавшій меня твоимъ невольникомъ, избавитъ меня даже отъ помысла обсуждать твои поступки и прихоти или требовать отчета о томъ, какъ ты проводишь время. Вѣдь я -- твой вассалъ, обязанный исполнять все, что ты ни пожелаешь.-- Покорный каждому твоему знаку, я буду безропотно переносить равную для меня тюремному заключенію разлуку съ тобой, къ чему приговариваетъ меня твоя воля³⁷), и повѣрь, что терпѣнье мое, усмиренное страданьемъ, не упрекнетъ тебя ни въ чемъ, что бы ты со мной ни дѣлалъ.-- Живи, гдѣ захочешь! Свобода³⁸), предоставленная тебѣ, такъ велика, что ты можешь пользоваться твоимъ временемъ, какъ угодно. Дѣлай также все, что ни вздумаешь, потому что тебѣ одному принадлежитъ право судить себя за преступленіе эгоизма.-- Я созданъ для терпѣнія, и если это терпѣніе будетъ для меня даже адомъ, я все-таки не пророню дурного слова о твоихъ прихотяхъ, все равно, будь онѣ хороши или дурны.

59.

Если на свѣтѣ нѣтъ ничего новаго, и если существующее нынче существовало уже испоконъ вѣка, то какъ же обманутъ бываетъ нашъ мозгъ, когда, трудясь, чтобъ создать что-нибудь, онъ выдерживаетъ во второй разъ потуги для рожденія уже существующаго ребенка!-- О, почему мое воспоминаніе, взглянувъ назадъ за пятьсотъ кругообращеній солнца, вообще не можетъ показать мнѣ въ какой-нибудь древней книгѣ образъ, подобный твоему, начертанный, когда мысль впервые стала выражать себя въ знакахъ!-- Тогда я увидалъ бы, что вдохновило древній міръ для чуднаго появленія твоего существа, а равно узналъ бы, какое время было искуснѣе -- тогдашнее или наше, или оба они обладали равнымъ стремленіемъ ³⁹).-- О, я убѣжденъ, что умъ людей прошлаго времени воздавалъ дань изумленія предметамъ даже худшимъ.

60.

Подобно тому, какъ волны плещутъ на каменистый берегъ, такъ точно стремятся къ своему концу и минуты нашей жизни, при чемъ каждая, стремясь въ постоянномъ трудѣ впередъ, уступаетъ мѣсто слѣдующей.-- Облитая лучезарнымъ свѣтомъ, юность увѣнчивается зрѣлостью, но затѣмъ, встрѣчаясь съ рядомъ затменій, направленныхъ противъ ея славы, кончаетъ тѣмъ, что время, давшее ей некогда все, отнимаетъ свои дары.-- Время пронзаетъ цвѣтъ молодости и проводитъ параллельныя борозды на челѣ красоты. Оно пожираетъ рѣдчайшія произведенія природы, и ничего не можетъ устоять противъ его косы.-- И однако мои стихи, прославляющіе твои достоинства, достигнутъ грядущихъ временъ, презрѣвъ даже ужасную руку времени.

61.

По твоей ли волѣ утомленные мои глаза остаются открытыми скучной ночью, когда воображу, что вижу тебя предъ собой? Ты ли причина, что сонъ мой прерывается, когда подобныя тебѣ тѣни точно въ насмѣшку проносятся предъ моими глазами?-- Ты ли посылаешь отдѣленный отъ тѣла твой духъ для того, чтобъ слѣдить за моими поступками и ловить меня въ неодобрительномъ препровожденіи времени, высказывая этимъ твою ко мнѣ ревность?-- О, нѣтъ,-- какъ бы ты меня ни любилъ, любовь твоя все же не настолько велика, чтобъ поступать такимъ образомъ. Не твоя, а моя къ тебѣ любовь препятствуетъ смыкаться моимъ глазамъ! Моя одинокая любовь разрушаетъ мой покой, превращая меня въ твоего ночного сторожа.-- Я сторожу тебя въ то время, когда ты самъ бодрствуешь вдали отъ меня и слишкомъ близкій ко многимъ другимъ.

62.

Порокъ самолюбія, обладающій моей дутой, глазами и всѣмъ моимъ существомъ, внѣдрился до такой степени въ моемъ сердцѣ, что противъ него нѣтъ рѣшительно никакихъ лѣкарствъ.-- Мнѣ кажется, что ни у кого нѣтъ лица лучше моего, сложенія стройнѣе и вообще такой правильности во всемъ ⁴⁰); такъ что когда я вздумаю опредѣлять свое достоинство, то считаю себя безусловно превосходящимъ всѣхъ прочихъ людей.-- Но когда, вставъ предъ зеркаломъ, я вижу себя разбитымъ и искаженнымъ годами, то самолюбіе мое поневолѣ читаетъ противное, и самъ я вижу его ошибку.-- При этомъ оказывается, что вмѣсто себя я восхищался тобой и раскрашивалъ свою старость красотой твоей молодости.

63.

Придетъ пора, когда и мой возлюбленный будетъ, подобно мнѣ, сгорбленъ и разбитъ обидной рукою времени, когда годы изсушатъ его кровь и проведутъ морщины на его лицѣ, а утро его молодости достигнетъ крутой стези ночи ⁴¹). Прелести, которыхъ онъ можетъ назваться королемъ, исчезнутъ, унеся съ собой сокровище его весны.-- Въ ожиданіи этого дня я спѣшу ужъ теперь укрѣпиться противъ всесокрушающаго ножа времени и стараюсь сдѣлать такъ, что если ножъ этотъ унесетъ даже жизнь моего возлюбленнаго, то чтобъ онъ не уничтожилъ его въ людской памяти.-- Красота его будетъ видна въ этихъ мрачныхъ строкахъ, которыя, оставшись вѣчно живыми, сохранятъ и его вѣчно молодымъ.

64.

Когда я вижу, какъ свирѣпая рука времени разрушаетъ горделиво-роскошное убранство отжившаго и схороненнаго вѣка, когда я вижу, какъ высокія башни исчезаютъ съ лица земли, и какъ даже прочная бронза не избѣгаетъ удѣла страшной смерти; когда я вижу, какъ голодный океанъ беретъ верхъ надъ береговыми странами, и какъ, наоборотъ, твердая земля выдвигается въ водяныя владѣнія, заставляя одну сторону терять то, что выигрываетъ другая; когда я вижу такія перемѣны въ государствѣ,-- перемѣны, доводящія ихъ до разрушенія,-- то видъ этихъ развалинъ невольно повторяетъ мнѣ, что время унесетъ когда-нибудь и моего возлюбленнаго.-- Такая мысль для меня хуже смерти, и мнѣ остается только плакать, зачѣмъ я обладаю тѣмъ, что такъ боюсь потерять.

65.

Если уже ни бронза, ни камень, ни земля, ни безграничное море не могутъ помѣряться могуществомъ съ печальной смертью, то какъ же тягаться съ ея злобой красотѣ, чья крѣпость не прочнѣе цвѣтка?-- Какимъ образомъ медоточивое дыханье лѣта можетъ противостоять осадѣ воинствующихъ дней, когда неприступныя скалы и желѣзныя ворота оказываются недостаточно крѣпкими противъ ударовъ времени?-- Страшная мысль! Гдѣ, увы, можно укрыть лучшую, произведенную временемъ, драгоцѣнность противъ его же насилья? Какая рука въ состояніи попятить назадъ его быстрый бѣгъ и спасти красоту отъ его грабежа?-- Ничья! Такое чудо можетъ свершиться только въ такомъ случаѣ, если красота эта будетъ сіять вѣчнымъ блескомъ въ моихъ черныхъ чернилахъ.

66.

Утомленный всѣмъ, я призываю всеуспокаивающую смерть. Утомленъ я видомъ, какъ достоинство осуждено быть нищимъ отъ рожденья, а пустячная ничтожность путается въ счастьѣ; какъ чистая вѣра недостойно отталкивается; какъ цѣннѣйшая, чѣмъ золото, честь постыдно свергается съ своего мѣста; какъ дѣвственная добродѣтель подвергается грубому насилію; какъ истинное совершенство обидно оскорбляется; какъ сила парализуется недостойной властью; какъ знаніе осуждается ею же на молчанье; какъ глупость (принявъ ученый видъ) критикуетъ истинное искусство; какъ честность называется глупостью, а покоренное добро должно повиноваться и служить злу. Утомленный всѣмъ этимъ, я хотѣлъ бы уйти прочь, если бъ смерть не заставила меня вмѣстѣ съ тѣмъ покинуть одинокимъ того, кого я люблю.

67.

О, для чего онъ останется жить среди такой заразы и будетъ оказывать своимъ присутствіемъ милость нечестью, такъ что порокъ получить чрезъ него значеніе и будетъ украшенъ его обществомъ? Для чего онъ позволитъ, чтобъ фальшивыя румяна подражали свѣжести его щекъ, превращая такимъ похищеніемъ живой цвѣтъ въ мертвое подобіе? Для чего бѣдной красотѣ искать фальшивыми средствами уподобляться розѣ, когда она сама по себѣ роза натуральная?-- Если природа обанкрутилась, то зачѣмъ жить, расцвѣчая обезкровленную плоть живой кровью своихъ жилъ? Вѣдь онъ -- послѣдній остатокъ ея добра, и она изъ всего, чѣмъ гордилась прежде, можетъ жить только на его счетъ.-- 0, она бережетъ его, чтобъ показать, какими сокровищами обладала она въ прежніе дни, ранѣе чѣмъ случилось зло послѣдняго времени.

68.

Лицо его -- географическая карта съ изображеніемъ того прошлаго времени, когда красота жила и умирала подобно цвѣтамъ, и когда не позволялось, чтобъ фальшивыя украшенія, употребляемыя нынче, смѣли появляться на живой головѣ.-- Златокудрыя косы мертвыхъ, эта собственность могилы, не были тогда срѣзываемы для того, чтобъ жить во второй разъ на другой головѣ, превращая такимъ образомъ украшеніе мертвыхъ въ удовольствіе чужимъ людямъ ⁴²). Въ немъ олицетворяется святое античное время, когда красота поражала глаза сама собой, безъ всякихъ украшеній, не дѣлая себѣ лѣта изъ чужой весны и не грабя прошлое для того, чтобъ возобновлять себя.-- Природа бережетъ его, какъ вывѣску, чтобъ показать нынѣшнему фальшивому искусству, какова красота была прежде.

69.

Самая интимная сердечная мысль не въ состояніи прибавить для опредѣленія тебя что-нибудь къ тому, что видятъ въ тебѣ глаза всего свѣта. Всеобщее мнѣніе (голосъ души) воздаетъ тебѣ должное, будучи принуждаемо къ тому мнѣніемъ даже твоихъ враговъ. Твоя внѣшность увѣнчивается такимъ образомъ общей, внѣшней же, похвалой. Но однако тѣ же самые языки, которые воздаютъ тебѣ должное, звучатъ совершенно различно, когда приходится обсуждать твои невидимыя, внутреннія качества. Стараясь вглядѣться въ красоту твоей души, они мѣряютъ ее твоими поступками, и тогда ихъ грубыя, хотя и диктуемыя благосклоннымъ взглядомъ, заключенія придаютъ твоему сладкому цвѣтку рѣзкій запахъ плевелъ. Если твой ароматъ не сочетается тогда съ впечатлѣніемъ твоей внѣшности, то вопросъ этотъ разрѣшается тѣмъ, что онъ оказывается слишкомъ обыкновененъ ⁴³).

70.

Нѣтъ порока въ томъ, что ты подвергаешься злословію:-- прекрасное всегда было цѣлью клеветы! Красота выигрываетъ отъ сосѣдства съ подозрѣньемъ, этимъ чернымъ ворономъ, носящимся по чистѣйшей лазури неба. Если ты останешься чистъ самъ, то клевета тѣмъ сильнѣй выдѣлитъ твои достоинства, освѣщенныя временемъ. Червякъ порока любитъ заползать въ самыя свѣжія почки, а вѣдь ты -- чистѣйшій нетронутый первенецъ.-- Ты прошелъ чрезъ опасные соблазны юности, побѣдоносно ихъ отвергнувъ или покоривъ. Но какъ за это тебя ни хвалятъ, хвалы эти все-таки не могутъ зажать ротъ зависти, дѣлающейся постоянно больше и больше.-- Если бъ твоя личность не закрывалась иногда злословіемъ, то ты одинъ царствовалъ бы надъ всѣми сердцами.

71.

Не оплакивай моей смерти долѣе того срока, когда протяжный звонъ возвѣститъ, что я удалился изъ этого порочнаго міра для того, чтобъ поселиться въ жилищѣ презрѣнныхъ червей.-- Не вспоминай, читая даже эти строки, руку, которая ихъ написала. Я люблю тебя такъ горячо, что желаю лучше быть забытымъ въ твоихъ дорогихъ мысляхъ, если воспоминаніе обо мнѣ можетъ причинять тебѣ горе.-- О, я повторяю, что если ты взглянешь на эти строки, когда я, можетъ-быть, буду уже смѣшанъ съ глиной, не вспоминай даже моего бѣднаго имени! Пусть твоя любовь умретъ вмѣстѣ съ моей жизнью для того, чтобъ мудрый свѣтъ, увидя твои слезы, не посмѣялся надъ тобой ради меня послѣ моей смерти.

72.

И чтобъ онъ не вздумалъ потребовать отъ тебя разсказа, за какія бывшія во мнѣ качества любилъ ты меня, послѣ моей смерти. Забудь, мой дорогой, меня тотчасъ же, потому что для такого отвѣта ты не найдешь во мнѣ ничего достойнаго,-- если только не выдумаешь самъ какой-нибудь добродушной лжи, которая припишетъ мнѣ что-нибудь гораздо большее, чѣмъ я заслуживаю, и облечетъ меня, умершаго, большими похвалами, чѣмъ сдѣлала бы это добровольно скупая правда.-- Для того, чтобъ твоя истинная любовь не была сочтена фальшивой при видѣ, какъ ты ради ея будешь меня несправедливо хвалить, я желаю лучше, чтобъ мое имя было зарыто вмѣстѣ съ тѣломъ, чѣмъ узнать, что оно живетъ на стыдъ тебѣ и мнѣ.-- Мнѣ будетъ стыдно за ничтожность качествъ, которыя я имѣлъ, а тебѣ -- за любовь къ ничтожному существу.

73.

Ты можешь сравнитъ меня съ тѣмъ временемъ года, когда лишь нѣсколько оставшихся желтыхъ листьевъ висятъ на дрожащихъ отъ холода вѣтвяхъ, этомъ разоренномъ убѣжищѣ, гдѣ прежде раздавалось сладкое пѣнье птицъ.-- Я похожъ также на сумерки дня, когда, исчезая вслѣдъ за солнечнымъ закатомъ на западъ, онъ мало-по-малу поглощается темною ночью, этимъ синонимомъ ⁴⁴) смерти, запечатлѣвающей своимъ покоемъ все.-- Наконецъ во мнѣ можешь ты видѣть послѣднее мерцаніе огня, угасающаго на пеплѣ юности, какъ на ложѣ смерти, гдѣ ему суждено умереть отъ руки того, что его прежде питало. Замѣть себѣ все это, чтобъ усилить твою любовь къ тому, что ты долженъ потерять навсегда.

74.

Смирись! Когда роковой приговоръ, недопускающій возраженія, унесетъ меня изъ этого міра, жизнь моя все-таки сохранится въ этихъ стихахъ, которые останутся тебѣ на память.-- Когда ты будешь ихъ перечитывать, то увидишь ту часть моего существа, которая была посвящена тебѣ. Земля можетъ получитъ отъ меня только принадлежащую ей землю; но мой духъ, эта лучшая моя часть, принадлежитъ тебѣ.-- Потому ты лишишься только моей грубой части, моего мертваго тѣла, добычи червей, низкаго заработка злодѣйскаго ножа ⁴⁵), словомъ -- вещи, слишкомъ ничтожной, чтобъ о ней даже упоминать, и въ которой хорошаго есть только то, что она содержитъ, а это содержимое принадлежитъ тебѣ и всегда съ тобою останется.

75.

Ты для моихъ мыслей то же, что пища для жизни или своевременный дождь для полей. Для мирнаго обладанія тобой я готовъ на такія же безпокойства, какія испытываетъ скряги ради своихъ сокровищъ, когда онъ то радуется, что ими обладаетъ, то боится, какъ бы воры ⁴⁶) ихъ не похитили. Такъ и я: то болѣе всего желаю быть съ тобой наединѣ, то чувствую свое положеніе еще лучшимъ, если знаю, что свѣтъ видитъ мое счастье.-- Иногда я вполнѣ пресыщенъ радостью, что тебя вижу, а"ъ другой разъ жажду поймать хоть одинъ твой взглядъ, не имѣя и не преслѣдуя иныхъ удовольствій, кромѣ тѣхъ, которыя получаю или получу отъ тебя.-- Такъ, то истомленный, то вновь одаренный поперемѣнно я или насыщаюсь всласть, или оказываюсь лишеннымъ всего.

76.

Почему въ стихахъ моихъ отсутствуетъ до такой степени новая прославленная манера писать, и почему въ нихъ нѣтъ быстрыхъ неистовыхъ перемѣнъ? Почему не иду я вслѣдъ за временемъ и оставляю въ сторонѣ новооткрытую методу употреблять вычурныя ⁴⁷) выраженія?-- Почему пишу я всегда одинаково, оставаясь самимъ собой и облекая плоды моего воображенія до такой степени въ одну и ту же одежду, что каждое мое слово выдаетъ мое имя, обнаруживая и свой родъ и происхожденіе?-- Знай, это -- потому, что я пишу всегда о тебѣ и вдохновляюсь исключительно моей къ тебѣ любовью, вслѣдствіе чего вся моя заслуга состоитъ лишь въ облеченіи новой одеждой старыхъ мыслей и въ тратѣ того, что ужъ было истрачено прежде.-- Любовь моя, повторяя сказанное, становится похожа на солнце, которое кажется намъ ежедневно новымъ, несмотря на свою старость.

77.

Твое зеркало покачиваетъ тебѣ, какъ исчезаетъ твоя красота, а циферблатъ часовъ напоминаетъ, какъ быстро мчатся драгоцѣнныя минуты. Пусть же эти бѣлыя страницы ознаменуются впечатлѣніями твоего ума, и вся книга сдѣлается для тебя сокровищницей полезныхъ поученій ⁴⁸). Морщины, вѣрно воспроизведенныя зеркаломъ, будутъ напоминать тебѣ о зіяющихъ могилахъ, а тѣнь стрѣлки, ползущая по циферблату, научитъ тебя видѣть, какъ подвигаемся мы незамѣтнымъ, воровскимъ шагомъ къ вѣчности. Но если найдутся мысли, которыхъ память твоя не въ состояніи будетъ сохранить, то повѣряй ихъ этимъ бѣлымъ страницамъ, и тогда онѣ, сдѣлавшись для тебя дѣтьми, вскормленными твоимъ воображеніемъ, дадутъ тебѣ возможность лучше узнать твою душу. Каждый разъ, какъ ты будешь ихъ перечитывать, онѣ принесутъ тебѣ пользу, сдѣлавъ эту книгу твоимъ сокровищемъ.

78.

Я заставлялъ мою музу такъ часто призывать тебя и находилъ въ тебѣ при сочиненіи моихъ стиховъ такого помощника, что перья многихъ постороннихъ поэтовъ послѣдовали моему примѣру и стали писать свои произведенія, вдохновляясь также тобою... Глаза твои, научившіе нѣмого пѣть, а тяжелаго невѣжду -- летать, прибавили перьевъ въ крылья даже знающихъ людей и придали ихъ умѣнью двойное величіе... Но ты долженъ гордиться преимущественно моими произведеніями, потому что они рождены исключительно подъ твоимъ вліяніемъ, тогда какъ въ произведеніяхъ другихъ поэтовъ ты только возвысилъ стиль и облагородилъ своей граціей ихъ искусство; но мое искусство это -- ты самъ. Ты одинъ возвысилъ мое грубое невѣжество на ту ступень, гдѣ стоитъ полное знаніе.

79.

Пока призывалъ тебя на помощь я одинъ, твоя граціозная прелесть отражалась только въ моихъ стихахъ, но теперь мои изящныя строки потеряли достоинство, и моя больная муза должна уступить мѣсто другой.-- Я сознаю, что твои качества въ состояніи вызвать къ труду болѣе достойное перо; но вѣдь все, что бы ни написалъ о тебѣ поэтъ, онъ этимъ возвратить только взятое у тебя же добро. Приписывая тебѣ добродѣтель, онъ украдетъ это у твоихъ поступковъ, красоту найдетъ на твоемъ же лицѣ, словомъ -- всякая похвала, которую онъ принесетъ тебѣ въ даръ, окажется присущей твоему существу. Потому не вздумай благодарить его за то, что онъ скажетъ. Ты въ этомъ случаѣ платишь себѣ его долги самъ.

80.

О, какимъ слабымъ чувствую я себя, когда, пытаясь писать о тебѣ, знаю, что другой, гораздо болѣе высокій талантъ также пользуется для своихъ произведеній твоимъ именемъ ⁴⁹) и, употребляя на похвалы тебѣ всѣ свои силы, дѣлаетъ меня косноязычнымъ, когда я хочу приняться за то же самое! Но такъ какъ твои совершенства (широкія, какъ океанъ) могутъ равно носить на себѣ самые гордые и самые убогіе паруса, то дерзкій мой чолнъ, хотя и уступающій другимъ, все-таки охотно рѣшается предпринять плаваніе на твоей широкой поверхности. Малѣйшая твоя помощь спасетъ меня отъ гибели, тогда какъ онъ безопасно плаваетъ по твоей бездонной глубинѣ. Моя погибель покажетъ, какой я утлый чолнъ. Но онъ останется всегда прочно построеннымъ, большимъ кораблемъ. Потому, если ему удастся, а я погибну, мое несчастье будетъ въ томъ, что я погибъ отъ любви.

81.

Изъ насъ двоихъ или я, оставшись живымъ, напишу твою эпитафію, или ты переживешь то время, когда я истлѣю въ землѣ. Такимъ образомъ память о тебѣ не умретъ даже въ томъ случаѣ, если будетъ позабыта каждая моя частица ⁵⁰). Твое имя получитъ отнынѣ безсмертную жизнь, тогда какъ я, умеревъ разъ, умру для всего свѣта ⁵¹). Но мнѣ земля дастъ лишь самую обыкновенную могилу, ты же будешь лежать, погребенный въ глазахъ у всѣхъ. Мои стихи будутъ твоимъ монументомъ, и ихъ прочтутъ глаза, еще не рожденные нынѣ, языки же будущихъ людей повѣдаютъ о твоемъ существованіи даже и въ то время, когда прекратится дыханіе людей, живущихъ теперь. Такимъ образомъ твое имя будетъ жить (благодаря могуществу моего пера), переносясь изъ устъ въ уста дыханіемъ, а вѣдь оно и должно назваться жизнью по преимуществу ⁵²).

82.

Я признаю, что ты не сочетался съ моей музой бракомъ, а потому можешь безъ предубѣжденія смотрѣть на посвятительныя слова другихъ поэтовъ, которыми они привѣтствуютъ излюбленныхъ героевъ, прося благословенія для своихъ книгъ. Ты до такой степени высокъ и красотой и познаніями, что достоинства эти многимъ превосходятъ похвалы, которыми могу почтить тебя я; потому понятно, что ты въ правѣ требовать отъ новаго, лучшаго времени болѣе совершеннаго портрета. Поступай же такимъ образомъ, но когда будетъ сдѣлано все, что только въ состояніи произвесть натянутая реторика, то повѣрь, что истинно симпатичныя слова ты найдешь только въ искреннихъ похвалахъ твоего, говорящаго всегда правду, друга. Прочіе же, грубо намалеванные, образы будутъ напоминать лить тѣ лица, на которыхъ нѣтъ живой крови, а въ тебѣ кипитъ ея избытокъ.

83.

Я никогда не замѣчалъ, чтобъ ты нуждался въ румянахъ, а потому и не употреблялъ ихъ, рисуя твое прекрасное лицо. Я находилъ или по крайней мѣрѣ думалъ, что ты даешь поэту въ долгъ гораздо болѣе, чѣмъ онъ можетъ возвратить. Потому, говоря о тебѣ, я говорилъ сонной рѣчью, ожидая, что ты самъ, воспрянувъ, покажешь, до какой степени твои достоинства превосходятъ то, что могутъ сказать о тебѣ перья современныхъ поэтовъ. Ты называлъ мое молчанье грѣхомъ, но я, напротивъ, думаю, что, оставаясь въ этомъ случаѣ нѣмымъ, я прославлю себя гораздо больше, потому что, отказываясь отъ борьбы съ совершенствомъ, я этимъ уклоняюсь отъ мысли себя съ нимъ равнять и не нахожу, подобно другимъ, могилы тамъ, гдѣ думалъ вдохнуть жизнь. Въ каждомъ твоемъ глазѣ гораздо больше жизни, чѣмъ могутъ изобразить ее въ своихъ произведеніяхъ оба твои поэта.

84.

Который изъ нихъ краснорѣчивѣй? Тотъ, который ограничится богатѣйшей изъ похвалъ, назвавъ тебя просто тобой. Въ этихъ словахъ заключено вполнѣ сокровище, могущее тебя уравновѣсить. Плохо и безсильно перо, которое не умѣетъ украсить описываемый предметъ, но тотъ, кто вздумаетъ описывать тебя, достаточно прославитъ свое произведеніе, если скажетъ, что ты равенъ себѣ. Пусть онъ ограничится тѣмъ, что вѣрно тебя скопируетъ, не обезображивая того, что природа создала столь прекраснымъ. Подобный дубликатъ прославитъ его искусство и заставитъ всѣхъ удивляться его слогу. Въ совершенствахъ, которыми ты одаренъ, есть та дурная сторона ⁵³), что, возбуждая всеобщія похвалы, ты навлекаешь порой похвалы, тебя недостойныя.

85.

Моя косноязычная муза учтиво ⁵⁴) молчитъ, въ то время какъ безконечныя, богато расточаемыя похвалы тебѣ запечатлѣваются въ кудрявыхъ фразахъ золотыми перьями прочихъ музъ. Но если другіе поэты пишутъ хорошія слова, то я хорошо думаю про себя и, какъ безграмотный понамарь, повторяю только "аминь" въ заключеніе тѣхъ гладкихъ, написанныхъ утонченными перьями, хвалебныхъ гимновъ, какіе подносятъ тебѣ болѣе способные умы. Слушая похвалы тебѣ, я повторяю: "да, это такъ, это правда" -- и хотя прибавляю къ этимъ похваламъ нѣчто большее, но это нѣчто остается въ моей душѣ, чья любовь къ тебѣ выдвигается на первый планъ, подавляя слова. Потому цѣни другихъ за пустой вѣтеръ словъ ⁵⁵), а меня -- за молчаливыя мысли, которыя говорятъ дѣйствительно.

86.

Остается узнать, его ли ⁵⁶), направленная къ покоренію сокровища твоего существа, горделивая, плывущая на всѣхъ парусахъ, поэзія успѣла задержать мои созрѣвшія въ головѣ мысли, сдѣлавъ имъ могилой мѣсто. ихъ рожденья?-- Этотъ ли духъ, вдохновленный духами къ созданію сверхчеловѣческихъ образовъ, убилъ меня на смерть? Нѣтъ! ни онъ ни мрачные, вдохновлявшіе его ночью, сообщники не могли бы убить моей поэзіи!.. Ни онъ ни учившій его по ночамъ родственный ему призракъ не могутъ похвастать тѣмъ, что побѣдили меня, заставя молчать. Я не былъ ослабленъ страхомъ, пришедшимъ съ этой стороны. Но когда ты возвысилъ его поэзію, оказавъ ей покровительство, то я лишился матеріала для моей, и это ее убило.

87.

Прощай! Ты слишкомъ для меня дорогъ и хорошо знаешь себѣ цѣну. Достоинства твои даютъ тебѣ право на свободу, и твои относительно меня обязательства окончены. Вѣдь я имѣлъ право только на то, что ты давалъ мнѣ добровольно, а гдѣ жъ мои заслуги для такой богатой награды? У меня недостаетъ права на такой прекрасный даръ, и мой на него патентъ отобранъ назадъ. Ты отдался мнѣ самъ, не сознавая своей цѣны или ошибшись во мнѣ, кому себя отдавалъ, потому, обсудивъ теперь дѣло лучше, ты и отбираешь этотъ великій даръ, данный по ошибкѣ. Обладая тобой, я быль польщенъ сновидѣніемъ и былъ во снѣ королемъ. Проснулся ничѣмъ.

88.

Когда ты будешь мной недоволенъ и взглянешь на мои достоинства взглядомъ презрѣнья, то я тоже приму твою сторону и, объявивъ войну самъ себѣ, подтвержу твою правоту, хотя бы ты даже отъ нея отрекся. Хорошо зная мои слабости, я могу усилить твое оружіе и поразсказать тебѣ о моихъ скрытыхъ порокахъ для того, чтобы ты, унизивъ меня, возвысился чрезъ то самъ. Я при этомъ буду тоже въ выигрышѣ, потому что, любя тебя болѣе всего, я почувствую удовольствіе и самъ, если нанесенная мнѣ мною самимъ обида послужитъ къ твоему возвышенію. Я люблю тебя и принадлежу тебѣ до такой степени, что для воздаянія тебѣ должнаго готовъ испытать какое угодно горе на себѣ.

89.

Если ты скажешь, что отрекся отъ меня за какой-нибудь порокъ, то я самъ сдѣлаю комментаріи къ этому обвиненью. Если скажешь, что я хромъ, я начну ковылять нарочно, не сдѣлавъ даже попытки себя защитить противъ твоего приговора. Словомъ, ты не будешь въ состояніи унизить меня даже на половину противъ того, что я сдѣлаю самъ для того, чтобъ нашелся достаточный предлогъ для желанной тобой перемѣны въ нашихъ отношеніяхъ. Зная, что этого хочешь ты, я задушу нашу связь и буду держать себя какъ чужой. Я не буду являться въ посѣщаемыя тобой мѣста, и языкъ мой никогда не повторитъ твоего милаго имени изъ боязни, чтобъ я (бѣдный простякъ) не нанесъ ему оскорбленія, случайно заговоривъ о нашемъ прежнемъ знакомствѣ. Для тебя я обязываюсь враждовать съ самимъ собой, потому что я не долженъ любить того, кто тебѣ ненавистенъ.

90.

Возненавидь же меня, если хочешь, и сдѣлай это именно теперь. Если свѣтъ расположенъ пригвоздить меня ко кресту, то присоединись и ты къ этому приговору Судьбы. Уничтожь меня теперь, когда это дѣлаютъ всѣ, и не увеличивай моей бѣды позднѣйшимъ ударомъ.-- Да! не являйся въ арьергардѣ побѣдоноснаго горя въ то время, когда мое сердце его уже перенесетъ. Не подвергай меня утреннему дождю послѣ бурной ночи, увеличивая этимъ томленіе рѣшенной погибели.-- Если хочешь меня бросить, то не дѣлай этого послѣднимъ, когда другія мелкія горести уже удовлетворятъ надо мною свою злость. Явись въ первомъ ряду. Тогда до крайней мѣрѣ я разомъ проглочу величайшую изъ горестей, какія мнѣ посылаетъ судьба, и, сдѣлавъ это, не буду уже находить ихъ столь тяжкими, сравнивъ съ тою, какую причинитъ мнѣ потеря тебя.

91.

Одни гордятся рожденьемъ, другіе талантами, третьи богатствомъ, нѣкоторые тѣлесной силой, иные изуродованною по послѣдней модѣ одеждой, а тѣ своими соколами, собаками и лошадьми.-- Каждый находитъ величайшую радость въ какомъ-нибудь удовольствіи сообразно своему вкусу. Но мнѣ не не нужно ни одного изъ этихъ удовольствій, потому что для меня всѣ они тонутъ въ иномъ, общемъ блаженствѣ.-- Твоя любовь для меня-выше, чѣмъ гордость знатностью рода, дороже богатства, щеголеватѣе, чѣмъ изящная одежда, и пріятнѣе, чѣмъ удовольствіе. Я бѣденъ лишь тѣмъ, что ты можешь ее у меня отнять и сдѣлать нищимъ изъ нищихъ.

92.

Но, что бы ты ни дѣлалъ -- тебѣ этого не удастся: ты закрѣпленъ за мной до конца моей жизни, потому что жизнь моя зависитъ отъ твоей любви и, слѣдовательно, прервется, едва ты перестанешь меня любить.-- Что же мнѣ въ такомъ случаѣ бояться этой худшей изъ горестей, если худшимъ ея послѣдствіемъ будетъ только моя смерть? Мнѣ, какъ вижу, суждено лучшее положеніе, чѣмъ если бъ я зависѣлъ отъ состоянія твоего духа. Если жизнь моя зависитъ отъ перемѣны твоего ко мнѣ расположенія, то, значитъ, ты не можешь меня мучитъ твоимъ непостоянствомъ. Какъ же мнѣ не назвать счастливой мою судьбу, если благодаря ей я могу быть одинаково счастливъ и твоей любовью и моей смертью!-- Но какое же благословенное состояніе не боится бѣды? Вѣдь ты-можешь мнѣ измѣнить такъ, что я объ этомъ не узнаю.

93.

И тогда мнѣ придется жить подобно обманутому мужу, вѣрующему въ твою вѣрность. Личина любви будетъ мнѣ казаться любовью, хотя ея не будетъ и въ поминѣ ⁵⁷). Взглядъ твой будетъ со мной а сердце далеко,-- и я не въ состояніи буду замѣтить этой перемѣны, потому что глаза твои не умѣютъ выражать ненависти. На лицѣ другихъ людей коварство сердца выражается взглядомъ, морщинами, лишней складкой бровей,-- но само небо рѣшило, что твое прекрасное лицо будетъ выражать только нѣжную любовь. Каковы бы ни были твои мысли или сердечныя движенія, глаза твои все равно будутъ свѣтиться нѣжностью.-- О, какъ твоя красота походила бы на яблоко Евы, если бъ твоя добродѣтель не соотвѣтствовала твоей наружности!

94.

Люди, не дѣлающіе зла, когда могутъ его дѣлать, не выказывающіе силы, которую могутъ выказать, и остающіеся холодными, безстрастными и неподвижными, какъ полѣнья, несмотря на свои способности заставлять двигаться другихъ,-- вотъ тѣ, которымъ по справедливости должно посылать свою милость небо, потому что они одни умѣютъ сберегать природные дары отъ растраты. Они -- полные хозяева надъ самими собой, и всѣ прочіе люди могутъ назваться только слугами ихъ превосходства.-- Запахъ лѣтняго цвѣтка принадлежитъ лѣту; самъ же по себѣ онъ только живетъ и умираетъ; но если этотъ цвѣтокъ заразился инымъ тлѣтворнымъ дыханьемъ, то выше его поставится по достоинству даже неблагородный плевелъ.-- Лучшія вещи портятся злоупотребленіемъ, и загнившая лилія пахнетъ гораздо хуже, чѣмъ плевелы.

95.

Какую прелесть и привлекательность умѣешь ты придать даже ошибкамъ, которыя, подобно червячку, поселившемуся въ благоуханной розѣ, пятнаютъ достоинства твоего чистаго имени! Какой сладостью облекаешь ты даже твой грѣхъ!-- Языкъ, который захочетъ разсказать исторію твоей жизни, будетъ звучать похвалой даже въ томъ случаѣ, если станетъ тебя позорить, преувеличивая предосудительность твоихъ прихотей, потому что твоимъ именемъ украсится и прикроется даже злословіе.-- Какое блистательное жилище досталось порокамъ, задумавшимъ поселиться въ тебѣ! Покрывало красоты дѣлаетъ въ тебѣ невидимымъ даже дурное, и все, что глазъ въ тебѣ можетъ замѣтить, дѣлается прекраснымъ.-- Но береги, милое сердце, эту широкую привилегію! Помни, что даже самый твердый клинокъ можетъ быть испорченъ неумѣлымъ употребленіемъ.

96.

Нѣкоторые говорятъ, что въ проступкахъ твоихъ виновата молодость, другіе винятъ въ нихъ твою суетность, многіе находятъ, что твоя молодость и капризы именно и составляютъ твою прелесть. Но и прелесть и ошибки твои любимы и старыми и молодыми ⁵⁸). Ты даже твои слабости превращаешь въ украшающую тебя прелесть.-- Подобно тому, какъ даже ничтожный камень цѣнится высоко, когда онъ надѣтъ на пальцѣ вѣнчанной королевы, такъ и твои пороки превращаются и принимаются въ тебѣ за хорошія качества ⁵⁹).-- Какъ много ягнятъ обманулъ бы злой волкъ, если бъ онъ могъ являться въ видѣ ягненка, и какъ много погубила бы судьба ⁶⁰) твоихъ обожателей, если бъ вздумала употребить противъ нихъ всю силу твоего очарованія.-- Но не дѣлай этого: я люблю тебя до такой степени, что, обладая тобой, считаю моей и твою репутацію ⁶¹).

97.

Холодной зимой показалось мнѣ время, пока я былъ въ отсутствіи и не видѣлъ тебя, радость моего быстро несущагося лѣта! Какой холодъ я чувствовалъ! Какъ мрачны казались мнѣ дни! Все вокругъ дышало наготою старца-Декабря.-- А между тѣмъ вѣдь это происходило лѣтомъ, когда приближалась изобильная осень, отягченная богатой жатвой, этимъ даромъ, понесеннымъ ею отъ весны, и похожая на вдову, оставшуюся беременною по смерти мужа.-- Но для меня это обильное потомство казалось лишь семьей сиротъ, лишенныхъ отца, потому что въ моихъ глазахъ лѣто съ его радостями можетъ быть лишь тамъ, гдѣ живешь ты, гдѣ жъ тебя нѣтъ -- тамъ не поютъ даже птички.-- А если и поютъ, то такимъ заунывнымъ голосомъ, что даже листья, слушая ихъ, блѣднѣютъ, страшась скораго прихода зимы.

98.

Мы разстались весною, когда гордый своимъ пестрымъ уборомъ и украшенный полнымъ блескомъ Апрѣль до такой степени оживлялъ все вокругъ духомъ юности, что даже старикъ Сатурнъ смѣялся и плясалъ съ нимъ вмѣстѣ.-- Но ни пѣніе птичекъ ни сладкій запахъ всевозможныхъ благоухающихъ и сверкавшихъ яркими красками цвѣтовъ не могли заставить меня разсказать какую-нибудь лѣтнюю сказку или сорвать цвѣтокъ съ его кокетливаго стебелька.-- Не любовался я бѣлизною лилій, не восхищался румянцемъ розовыхъ лепестковъ, потому что они мнѣ казались лишь прекрасными формами, скопированными съ тебя, родоначальницы всего этого.-- Я чувствовалъ вокругъ себя зиму и если развлекался цвѣтами, то лишь потому, что принималъ ихъ безъ тебя за твою тѣнь.

99.

Раннюю фіалку я бранилъ, говоря ей: твой сладкій запахъ украла ты, проворная воровка, съ благоуханныхъ устъ моей возлюбленной, пурпурный оттѣнокъ твоихъ лепестковъ грубо похищенъ съ ея лиловатыхъ жилокъ. Лиліямъ дѣлалъ я приговоръ за бѣлизну, украденную съ твоихъ ручекъ ⁶²), а бутонамъ майрана -- за краску твоихъ волосъ. Среди шиповъ боязливо прятались двѣ розы; одна краснѣла со стыда, другая блѣднѣла съ отчаянія; третья, ни красная ни бѣлая, украла у нихъ обѣ эти краски и вдобавокъ похитила ароматъ твоего дыханія, но была наказана за это преступленіе тѣмъ, что сдѣлалась въ полномъ блескѣ своей красоты добычей мстительнаго червяка.-- Много видѣлъ-я цвѣтовъ еще, но не "замѣтилъ ни одного, чьи цвѣтъ и запахъ не были бы украдены у тебя.

100 ⁶³).

Куда скрылась ты, Муза, и почему молчишь такъ давно о томъ, кому обязана всѣмъ твоимъ могуществомъ? Или ты расточаешь жаръ на какія-нибудь ничтожныя пѣсни, омрачая свой талантъ попыткой освѣщать низкіе предметы?-- Возвратись, забывчивая Муза, и вознагради благородными строками время, проведенное такъ нерадиво. Пой слуху того, кто цѣнитъ твои пѣсни и одаряетъ твое перо искусствомъ и силой.-- Воспрянь, успокоившаяся Муза, чтобъ взглянуть, не успѣло ли время провести морщины на прекрасномъ лицѣ моего дорогого друга ⁶⁴), и если что случилось, то спѣши осмѣять самое время, уничтоживъ въ мнѣніи свѣта значеніе этого поступка.-- Прославь моего друга ранѣе, чѣмъ время его разрушитъ. Этимъ отклонишь ты удары его косы и серпа.

101.

Лѣнивая Муза! Какого наказанья заслуживаешь ты за твое пренебрежительное отношеніе къ добру, облеченному подобною красотой? Добро и красота принадлежатъ всецѣло тому, кого я люблю. Ты зависима отъ него также, и въ этомъ твое достоинство. Отвѣть мнѣ, Муза: неужели ты держишься мнѣнія, что добродѣтель, будучи прекрасна отъ природы, не нуждается въ раскрашиваньѣ, а красота -- въ карандашѣ для увѣковѣченія ея реальности? Неужели хорошее хорошо только въ томъ случаѣ, если оно останется нетронутымъ?.. Или ты останешься нѣмой, потому что онъ не нуждается въ похвалахъ? Нѣтъ,-- не извиняй этимъ твоего молчанья! Отъ тебя зависитъ заставить его жить даже послѣ того, когда онъ будетъ зарытъ въ золотой могилѣ, и сдѣлать его предметомъ похвалы будущихъ поколѣній... Исполняй же, Муза, свой долгъ! Я научу тебя, какъ его изобразить, чтобъ онъ показался будущему времени такимъ, каковъ онъ теперь.

102.

Любовь моя окрѣпла, хотя кажется съ виду болѣе слабой. Я люблю не менѣе, хотя понаружѣ можно счесть любовь мою уменьшившейся. Любовь сдѣлается продажнымъ товаромъ, если любящій будетъ самъ повсюду громко кричать о ея силѣ. Любовь наша была новой, и для нея только-что начиналась весна, когда я сталъ привѣтствовать ее моими пѣснями, какъ соловей, чей голосъ громко раздается лѣтомъ и становится сдержаннымъ съ наступленіемъ поздняго времени... И это происходитъ не вслѣдствіе того, что лѣто становится хуже сравнительно съ временемъ, когда ночь затихаетъ, слушая его печальныя пѣсни, но потому, что осенью гудятъ дикой музыкой всѣ сучья на деревьяхъ, и нѣжные звуки, дѣлаясь обыкновенными, теряютъ всю свою прелесть,-- такъ и я, подражая соловью, сдерживаю иногда языкъ, боясь надоѣсть тебѣ моими пѣснями.

103.

Увы! какую скудость обнаруживаетъ моя Муза вслѣдствіе того, что предметъ ея пѣсень, давая такой богатый матеріалъ для вдохновенія, оказывается гораздо лучшимъ въ своемъ натуральномъ видѣ, чѣмъ облеченный моими похвалами... О, не упрекай меня, если я не могу болѣе писать. Взглянувъ въ зеркало, ты увидишь въ немъ лицо, чья красота превосходить до того силу моего тупого воображенія, что стихи мои меркнутъ, и самъ я теряюсь... Не великимъ ли потому будетъ грѣхомъ, если я, думая украсить предметъ, бывшій прекраснымъ и безъ того, только его загрязню? Вѣдь моя поэзія не имѣетъ иного предмета для описанія, кромѣ твоихъ прелестей и достоинствъ... И все-таки, когда ты смотришься въ зеркало, оно показываетъ тебѣ больше, гораздо больше сравнительно съ тѣмъ, что могутъ выразить мои стихи.

104.

Для меня, дорогой другъ, ты никогда не можешь состарѣться, потому что красота твоя кажется мнѣ совершенно такою же, какъ и въ день, когда глаза мои въ первый разъ встрѣтились съ твоими. Три холодныхъ зимы сорвали съ деревьевъ ихъ лѣтнее украшеніе... Три прекрасныхъ весны, слѣдуя закону времени года, превратились на моихъ глазахъ въ желтую осень; ароматъ трехъ апрѣлей былъ сожженъ солнцемъ трехъ жаркихъ іюней съ тѣхъ поръ, какъ я въ первый разъ увидѣлъ твою свѣжесть, оставшуюся такою же до сихъ поръ... Но, увы!-- красота сходитъ съ лица такимъ же незамѣтнымъ шагомъ, какимъ движется тѣнь солнечныхъ часовъ. Такъ и твоя прелесть, кажущаяся мнѣ неизмѣнной, имѣетъ движеніе, обманывающее мои глаза... Узнай же, для того, чтобъ беречься этой судьбы, что красное лѣто многихъ исчезло ранѣе, чѣмъ ты, неопытный юноша, былъ рожденъ на свѣтъ.

105.

Любовь моя не должна считаться идолопоклонствомъ, а мой возлюбленный -- идоломъ, только потому, что мои хвалебные гимны и пѣсни говорятъ исключительно и всегда о немъ или ему... Тотъ, кого я люблю, прекрасенъ сегодня, прекрасенъ будетъ завтра и останется вѣчно такимъ въ своемъ дивномъ совершенствѣ. Потому и стихъ мой, пріуроченный къ изображенію такого постоянства, остается всегда одинаковъ, чуждаясь разнообразія... Красота, любезность, добродѣтель -- вотъ все, о чемъ я пою. Красота, любезность, добродѣтель -- выражаемыя иной разъ другими словами -- вотъ весь кругъ, въ которомъ вращается мое воображенье. Три темы, чудно соединяющіяся въ одномъ лицѣ:-- красота, любезность и добродѣтель -- часто встрѣчались порознь, но до сей норы качества эти ни разу не соединялись въ комъ-нибудь одномъ.

106.

Когда въ хроникахъ прошедшаго времени я читаю описанія прекрасныхъ существъ, чья красота вдохновляла къ сочиненію старинныхъ стиховъ, въ которыхъ прославлялись умершія уже дамы и любезные рыцари,-- тогда мнѣ кажется, что въ каждой попыткѣ описать красоту чьей-нибудь руки, ноги, губъ, глазъ или лба, перо, старавшееся это сдѣлать, воображало именно ту красоту, современнымъ идеаломъ которой долженъ считаться ты... Потому всѣ эти описанія являются какъ бы протестомъ нашего времени и твоимъ предъ изображеніемъ; но такъ какъ писавшіе, не имѣя тебя предъ собой, должны были смотрѣть отгадывающимъ взглядомъ, то и вышло, что предметъ не былъ ими исчерпанъ достойно... Что жъ до насъ, современниковъ, то хотя мы и имѣемъ глаза, чтобъ тебя видѣть, но намъ недостаетъ языка для твоего прославленія.

107.

Ни мое предчувствіе ни пророческій духъ вселенной, чующій грядущія событія, не могутъ опредѣлить срока моей истинной любви, если признать ее за опредѣленный приговоръ... Когда луна пройдетъ благополучно чрезъ фазу затменья, то сулившіе бѣду авгуры смѣются надъ собственными предсказаньями. Сомнительные вопросы вѣнчаются наконецъ ихъ разрѣшеньемъ, и миръ простираетъ свою оливу на вѣчныя времена... Такъ и любовь моя, окропленная бальзамомъ всеутѣшающаго времени, смотритъ веселѣй, и смерть оказывается мнѣ подчиненной съ тѣхъ поръ, какъ я, вопреки ей, надѣюсь жить въ моихъ бѣдныхъ стихахъ, предоставя ей торжествовать лишь надъ безсловесной темной толпой... Ты найдешь въ нихъ свой памятникъ даже въ то время, когда будутъ уничтожены короны и мѣдныя гробницы тирановъ.

108.

Была ли въ человѣческомъ мозгу хоть одна способная быть записанной идея, помощью которой я не выразилъ бы тебѣ моихъ истинныхъ чувствъ? Что могу я сказать или написать новаго, чтобъ подтвердить мою къ тебѣ любовь или изобразить твои достоинства?.. Ничего, дорогой мальчикъ! Теперь я, какъ въ молитвахъ, могу ежедневно повторять лишь одно и то же, переворачивая на новый ладъ старую мысль, что ты -- мой, а я -- твой,-- словомъ -- говорить то, что сказалъ въ день, когда впервые привѣтствовалъ твое милое имя... Такимъ образомъ наша вѣчная и всегда обновляемая любовь, не боясь ни пыли ни обидъ времени, можетъ сдѣлать время страницей для записи замѣтокъ, не обращая вниманія на неизбѣжныя морщины... Первое впечатлѣніе любимаго предмета останется для нея живымъ, даже когда и внѣшніе перемѣны въ окружающемъ мирѣ покажутъ ей, что она умерла сама.

109.

Не говори никогда, что я былъ фальшивъ сердцемъ, хотя разлука, повидимому, и умѣрила пламя моей любви. Мнѣ такъ же трудно было бы разстаться съ самимъ собой, какъ и съ душой моей, которая живетъ въ твоемъ сердцѣ... Оно -- домъ моей любви. Если мнѣ, какъ путешественнику, случалось его покидать, то я, какъ путешественникъ, возвращался опять въ свой домъ въ свое время, временемъ не измѣненный, и приносилъ съ собой слезы, которыми оплакивалъ свою ошибку. Ты не долженъ вѣрить, будто я, несмотря на свойственныя существамъ, созданнымъ изъ плоти и крови, слабости, способенъ обезчестить себя до возможности низко покинуть то добро, которое нахожу въ тебѣ... Вѣдь, кромѣ тебя, моя роза, весь широкій миръ кажется мнѣ ничтожествомъ, а ты въ немъ мое все!

110.

Увы!-- это правда! Я блуждалъ изъ стороны въ сторону и прослылъ въ глазахъ у всѣхъ наряженнымъ шутомъ. Я оскорблялъ мои собственныя убѣжденія, отдавалъ за безцѣнокъ, что мнѣ было всего дороже, бросался съ новымъ увлеченіемъ въ старые грѣхи... Совершенная правда, что я косо и нелѣпо смотрѣлъ на все хорошее, но результатъ вышелъ тотъ, что заблужденія эти помолодили мое сердце, и, испытавъ худое, я получилъ еще высшее мнѣніе о твоихъ совершенствахъ... Теперь, когда все это прошло, я отдаю тебѣ себя вновь уже навѣки. Никогда болѣе не позволю я себѣ увлечься до испытанія старой дружбы, и молю бога любви, которому себя теперь посвящаю... Привѣтствуй же меня на порогѣ моего небеснаго блаженства, на твоемъ чистѣйшемъ и любимомъ сердцѣ!

111.

Брани за меня Фортуну, эту богиню, виновную въ моихъ неудачахъ тѣмъ, что, не давъ мнѣ лучшихъ средствъ къ существованію, она осудила меня зарабатывать жизнь публичной дѣятельностью, которая налагаетъ на людей какую-то особую печать ⁶⁵). Вслѣдствіе этого имя мое запятнано точно клеймомъ, и вся моя личность кажется окрашенной моимъ ремесломъ, какъ, рука красильщика -- краской. Потому жалѣй меня и пожелай возобновиться... Послушный больной, я готовъ выпить даже уксусъ, если онъ поможетъ моей тяжкой болѣзни. Никакая горечь не покажется мнѣ для этого горькой, и никакое искупленіе не будетъ сочтено слишкомъ строгимъ даже въ томъ случаѣ, если превзойдетъ вину вдвое... По то му пожалѣй меня, дорогой другъ, и вѣрь, что участіе твое будетъ достаточнымъ средствомъ для моего исцелѣнія.

112.

Твои любовь и участіе прикроютъ клеймо, наложенное на меня общественнымъ злословіемъ, и тогда что мнѣ будетъ за дѣло: худо или хорошо обо мнѣ говорятъ? Ты освѣжишь ⁶⁶) то, что во мнѣ дурно, и поощришь, что хорошо.-- Вѣдь ты для меня весь миръ, и потому я долженъ стараться слышать брань себѣ или похвалу только изъ твоихъ устъ. Кромѣ тебя, я не существую ни для кого, равно какъ никто иной не существуетъ для меня, и ты одинъ можешь направить на добро или зло мою твердую, какъ сталь, волю.-- Я отбросилъ отъ себя такъ далеко заботу о томъ, что говорятъ о мнѣ другіе, что сдѣлался равнодушенъ къ ихъ брани и похваламъ, какъ-будто бы былъ глухъ, какъ ужъ ⁶⁷). Этимъ презрѣніемъ я удовлетворенъ вполнѣ.-- Ты до того твердо властвуешь надъ моими помыслами, что весь міръ, поставленный возлѣ тебя, кажется мнѣ вымершимъ.

113.

Разставшись съ тобой, я началъ смотрѣть на все глазами души. Настоящій же органъ зрѣнія, управлявшій до того моими движеніями, сталъ какъ бы слѣпымъ и служитъ мнѣ лишь наполовину. Зрячій съ виду, онъ въ дѣйствительности не видитъ ничего, потому что не передаетъ моему сердцу впечатлѣнія ни птицы, ни цвѣтка, ни вообще всего, что онъ схватываетъ. Умъ мой не принимаетъ участія въ этихъ живыхъ предметахъ, и зрѣніе не передаетъ ему, что воспринимаетъ.-- Причина въ томъ, что если глазъ мой видитъ самый ли грубый, или самый изящный предметъ, самое прелестное или самое безобразное существо, гору или море, день или ночь, ворону или голубя -- онъ все это немедленно превращаетъ воображеніемъ въ тебя.-- Умъ мой, наполненный тобой, не способенъ понимать что-нибудь иное, и вслѣдствіе этого я отъ избытка вѣрности обманываю самъ себя.

114.

Долженъ ли я думать, что умъ мой, увѣнчанный твоей похвалой, заразился ядомъ монарховъ -- лестью ⁶⁸), или слѣдуетъ допустить, что глаза говорятъ мнѣ правду, и что любовь твоя дѣйствительно научила меня алхиміи, помощью которой умъ мой превращаетъ уродовъ и безобразныхъ существъ въ похожихъ на тебя херувимовъ, творя такимъ образомъ въ одно мгновенье ока ⁶⁹) превосходное изъ дурного? Первое предположеніе справедливѣй! Глаза мои заражены лестью, и умъ пьетъ ее съ жадностью. Глаза знаютъ, что ему нравятся, и готовятъ кубокъ по его вкусу.-- Если въ кубкѣ ядъ, то преступленіе глазъ извиняется тѣмъ, что они любятъ этотъ ядъ и стали пить его первыми.

115.

Въ прежнихъ моихъ стихахъ была ложь, когда я писалъ, что не въ силахъ полюбить тебя больше. Я тогда не былъ въ состояніи вообразить причины, по которой мое полное пламя могло бы разгорѣться еще сильнѣе.-- Присматриваясь къ событіямъ времени, я тогда видѣлъ, какъ милліонъ случайностей въ состояніи разрознить то, что связано клятвой; какъ такая же случайность можетъ уничтожить повелѣніе королей, запятнать святую красоту, притупить горячія рѣшенія и совратить измѣнчивостью обстоятельствъ даже самые строгіе умы съ ихъ дороги.-- Увы! почему, испугавшись тогда этихъ тираническихъ случайностей, не сказалъ я просто, что "люблю тебя, какъ могу"? Почему, сомнѣваясь въ прочности чувствъ, не увѣнчалъ я ихъ въ настоящемъ, оставивъ сомнѣніе будущему?-- Любовь -- ребенокъ. Почему бы не высказать мнѣ тогда съ полной силой то, что продолжаетъ расти до сихъ поръ?

116.

Не будемъ ставить препятствій брачному союзу честныхъ душъ. Любовь не заслуживаетъ называться этимъ именемъ, если она измѣняется, видя перемѣны въ окружающемъ, или гнется, куда ее гнетъ посторонняя сила.-- О, нѣтъ! Любовь -- постоянный значокъ, не содрогающійся предъ лицомъ бурь; она -- путеводная звѣзда для всякаго блуждающаго корабля; который, даже не зная ея сущности, все-таки опредѣляетъ путь по ея высотѣ на небѣ.-- Она не игрушка времени, несмотря на то, что розовыя уста и щеки подвержены дѣйствію его косы. Любовь не мѣняется въ краткій срокъ, опредѣляемый часами и недѣлями, но остается одинаковой до дня Страшнаго Суда.-- Если ошибочность этихъ словъ обнаружится на мнѣ, то, значитъ, я никогда не писалъ и никогда не любилъ.

117 ⁷⁰).

Обвиняй меня, если хочешь, въ томъ, что я въ недостаточной степени выразилъ твои высокія достоинства, что забывалъ порой говорить о моей любви, приковывающей меня къ тебѣ съ каждымъ днемъ все сильнѣе и сильнѣе; что сходился съ темными личностями и дарилъ имъ дорогія права, принадлежавшія тебѣ, что расправлялъ свои паруса для всякаго вѣтра, который уносилъ меня вдаль отъ тебя.-- Внеси въ списокъ и мою дурную волю и сдѣланныя мною ошибки, подтвердивъ все это ясными доказательствами. Наведи на меня, наморщивъ брови, твой выстрѣлъ, но не стрѣляй лить въ меня твоей воспрянувшей ненавистью.-- Мое возраженіе въ томъ, что я хотѣлъ испытать постоянство и силу моей къ тебѣ любви.

118.

Подобно тому, какъ мы раздражаемъ себѣ языкъ острыми пряностями для возбужденія аппетита или вызываемъ пріемомъ лѣкарства болѣзненные, повидимому, припадки, чтобъ излѣчить невидимую внутреннюю болѣзнь,-- точно такъ, насыщенный вполнѣ твоей благосклонностью, я иногда позволялъ себѣ употребленіе горькихъ приправъ и, будучи боленъ избыткомъ хорошаго, находилъ родъ какого-то облегченія во временномъ нездоровьѣ, которое возбуждалъ даже безъ нужды.-- Это была политика любви: чтобъ предупредить несуществовавшую еще болѣзнь, я впадалъ въ дурное, думая вылѣчить этимъ организмъ, страдавшій избыткамъ хорошаго.-- Результатъ однако былъ тотъ, что лѣкарство оказалось ядомъ для человѣка, который впалъ въ болѣзнь чрезъ тебя.

119.

Сколько разъ упивался я зельемъ сиреновыхъ слезъ, дистиллированныхъ изъ тиглей, черныхъ, какъ адъ, при чемъ то страхи мои смѣнялись надеждами, то надежды страхами, въ концѣ же концовъ я всегда проигрывалъ въ минуту, когда думалъ выиграть.-- Въ какія страшныя ошибки случалось мнѣ впадать, считая себя на верху блаженства! До какихъ лихорадочныхъ пароксизмовъ (при которыхъ глаза мои были готовы выскочить изъ орбитъ) доводилъ я себя въ порывахъ бѣшеной страсти!-- По въ злѣ было добро: я убѣдился, что горе дѣлаетъ въ нашихъ глазахъ хорошее еще болѣе лучшимъ, и что разрушенная разъ, но вновь возстановленная любовь вырастетъ во второй разъ и лучше и крѣпче прежней.-- Такимъ образомъ возвращался я, наказанный, опять къ моему счастью, выигравъ помощью горя втрое болѣе противъ того, что потерялъ.

120 ⁷¹).

Твои прежнія страданія примиряютъ меня съ тобою теперь. Горе, вытерпѣнное мною въ то время, невольно заставляло меня сгибаться, потому что нервы мои сдѣланы не изъ мѣди или кованной стали.-- Если твои причиненныя моими обидами страданія были такъ же велики, какъ причиненныя тобою мнѣ, то я воображаю, какія адскія муки пришлось тебѣ вытерпѣть. А я, твой тиранъ, не имѣлъ даже времени взвѣсить всю тяжесть страданій, причиненныхъ мнѣ твоимъ проступкомъ.-- О, зачѣмъ мракъ нашего отчаянія помѣшалъ моимъ чувствамъ вспомнить, до чего бываетъ жестока истинная печаль, и почему не поспѣшили мы уврачевать другъ друга утѣшеніями, перевязывающими раны сердецъ?

121.

Быть дурнымъ въ дѣйствительности лучше, чѣмъ подвергаться укорамъ за дурныя качества, ихъ не имѣя. Самое законное счастье теряетъ цѣну, если чувство его основано не на нашемъ собственномъ сознаніи, но на приговорѣ другихъ.-- Для чего позволять чужимъ, фальшивымъ, порочнымъ глазамъ утѣшаться при видѣ моихъ личныхъ забавъ и удовольствій или допускать, чтобъ нравящіеся мнѣ мои пороки подвергались осужденію шпіоновъ, еще болѣе порочныхъ, чѣмъ я самъ?-- Нѣтъ! я хочу оставаться собой, и тѣ, которые нападаютъ на мои пороки, сознаются этимъ только въ своихъ собственныхъ. Я могу оставаться прямъ даже въ томъ случаѣ, если противники мои будутъ горбаты, и то, что я дѣлаю, не должно подвергаться осужденію ихъ грубыхъ, приговоровъ.-- Они могутъ провозгласить лишь одну общую истину: что люди дурны всѣ и живутъ въ грѣхѣ поголовно.

122.

Подаренныя мнѣ тобой замѣтки запечатлѣны въ моемъ мозгу неизгладимыми для памяти чертами и останутся въ этомъ лѣнивомъ хранилищѣ вѣчно или по крайней мѣрѣ до поры, пока мой мозгъ и сердце сохранятъ способность существованія. Эта часть тебя можетъ быть изглажена во мнѣ въ тотъ мигъ, когда сами они разрушатся подъ рукой всесокрушающаго забвенья.-- Потому самыя замѣтки мнѣ нѣтъ надобности хранить съ такимъ раченіемъ, такъ какъ любовь къ тебѣ записана въ душѣ моей и безъ таблицъ. Вслѣдствіе этого я и позволилъ себѣ подарить ихъ другому лицу, зная, что содержаніе ихъ помѣщено тамъ, гдѣ ты цѣнишься больше.-- Искать вспомогательныхъ средствъ для того, чтобъ тебя помнить, значило бъ допустить мысль, будто я могу тебя позабыть.

123.

Нѣтъ,-- ты никогда не похвастаешь, время, будто я могъ измѣниться! Я не вижу ничего новаго и необыкновеннаго въ твоихъ, выстроенныхъ съ новой мощью, пирамидахъ, потому что онѣ не что иное, какъ только новая покрышка прежде существовавшаго матеріала.-- Если мы удивляемся предметамъ исторіи, которые ты выдаешь намъ за древніе, то это потому, что наша собственная жизнь слишкомъ коротка; и мы скорѣй склонны считать ихъ созданными нынче для нашего удовольствія, чѣмъ вспоминать разсказы о ихъ прежнемъ существованіи.-- Я бросаю вызовъ какъ тебѣ, такъ и твоимъ таблицамъ, и не намѣренъ благоговѣть передъ твоимъ настоящимъ или прошлымъ, потому что вижу одну ложь во всѣхъ твоихъ повѣствованіяхъ, которыя ты сочиняешь съ большей или меньшей поспѣшностью.-- Я клянусь, и клянусь навсегда, лишь въ томъ, что буду вѣренъ, не обращая вниманія ни на тебя ни на твою косу.

124.

Если бы любовь моя была ребенкомъ царской крови ⁷²), то она могла бы быть признана незаконной дочерью Фортуны и лишена отцовскаго сана. Ей пришлось бы тогда вынесть ласку или ненависть времени и попасть, смотря по обстоятельствамъ, въ связку цвѣтовъ или пустой травы.-- Но этого не можетъ случиться, потому что она воспитана вдали отъ вліянія случайностей и не рискуетъ пострадать въ сферахъ улыбающейся роскоши или погибнуть подъ ударами вошедшаго въ наше время въ моду рабскаго недовольства.-- Она чуждается политики, этого еретика, работающаго надъ составленіемъ договоровъ, чей срокъ длится лишь нѣсколько часовъ, но благоразумно стоитъ на такой высотѣ, гдѣ ея не вытягиваетъ въ ростъ зной, но и не топятъ потомъ дожди.-- Пусть это испытываютъ пустые современные вертопрахи, чья смерть приноситъ добро, а жизнь проводится въ преступленіяхъ.

125.

Для чего послужили бы мнѣ, если бъ я удостоился чести носить балдахины ⁷³), эти внѣшніе знаки, прикрывающіе внѣшнія же достоинства? Зачѣмъ класть для будущаго такія широкія основы, что, глядя на нихъ, можно подумать, будто оно продлится цѣлую вѣчность, тогда какъ оно иной разъ оказывается короче, чѣмъ могли бы его сдѣлать разоренье и смерть?-- Развѣ я не видѣлъ, какъ искатели милостей, поклонники внѣшней формы, теряли все, истощась въ расходахъ выше своихъ средствъ ⁷⁴). Жалкіе люди, полагающіе, будто счастье состоитъ въ самолюбивомъ наслажденіи самими собой,-- они промѣниваютъ здоровую пищу на сложныя лакомства.-- Нѣтъ! позволь мнѣ служить исключительно твоему сердцу. Прими это приношеніе, каково оно есть -- бѣдное, но свободное, не раздѣленное ни съ кѣмъ, чуждое притворства, и вознагради меня взаимнымъ обмѣномъ, отдавая мнѣ зато себя.-- Прочь подкупленный доносчикъ ⁷⁵)! Чистая душа менѣе всего стоитъ въ зависимости отъ тебя именно въ то время, когда ты ее наиболѣе обвиняешь.

126 ⁷⁶).

О, мой милый мальчикъ! Повидимому, ты властвуешь надъ измѣнчивой склянкой песочныхъ часовъ времени и его серпомъ: по мѣрѣ того, какъ ты вырастаешь и хорошѣешь самъ, обнаруживается, какъ вянутъ всѣ твои поклонники.. Если природа, эта властительница надъ всѣмъ, что должно увянуть, удерживаетъ тебя при твоихъ стремленіяхъ впередъ, то она дѣлаетъ это съ намѣреніемъ обмануть такой хитростью время и уничтожить его разрушительное на тебя дѣйствіе. Но все-таки бойся ея, несмотря на то, что ты любимецъ ея прихотей.-- Она можетъ сберечь тебя, свое сокровище, на время, но не навсегда! Ея расчетъ можетъ повести лишь къ отсрочкѣ, но пора расплаты все-таки наступитъ, и она будетъ принуждена отдать тебя рано ль, поздно ль.

127.

Въ старое время брюнетки не считались красавицами и не признавались за нихъ даже въ томъ случаѣ, если были хороши дѣйствительно; но зачѣмъ же постыдно убивать красоту незаконными способами теперь, когда брюнетки стали часто родиться красивыми по наслѣдству ⁷⁷)?-- Съ тѣхъ поръ, какъ всякая рука присвоила себѣ власть природы, начавъ украшать уродство искусно сдѣланной фальшивой маской, истинная красота не имѣетъ болѣе ни имени ни святого убѣжища и живетъ оскверненной, если даже не презрѣнной совсѣмъ.-- Глаза⁷⁸) моей возлюбленной черны, какъ перья ворона, и это къ ней идетъ удивительно. Они точно носятъ трауръ по тѣмъ женщинамъ, которыя, не родясь блондинками ⁷⁹), но будучи все-таки хороши собой, позорятъ творческую силу природы фальшивыми украшеніями.-- Но этотъ траурный цвѣтъ глазъ до того хорошъ въ моей возлюбленной, что, глядя на нее, всѣ люди желали бы, чтобъ красавицы были брюнетками.

128.

Какъ часто, когда ты, музыка души моей, занималась музыкой, сидя за тѣмъ счастливымъ деревяннымъ ящикомъ, чье дрожанье подъ твоими нѣжными пальчиками сливалось въ гармоническіе аккорды, восхищавшіе мой слухъ, -- какъ часто тогда завидовалъ я клавишамъ, видя, какъ онѣ, быстро прыгая, цѣловали нижнюю поверхность твоей нѣжной ручки, между тѣмъ какъ мои бѣдныя губы, которымъ по-настоящему слѣдовало бы пользоваться этой жатвой, только краснѣли при видѣ дерзости дерева!-- За право почувствовать щекотку отъ такого прикосновенія, губы мои охотно согласились бы помѣняться и именемъ и мѣстомъ съ тѣми прыгающими клавишами, надъ которыми летали такъ граціозно твои пальцы, дѣлая мертвое дерево болѣе счастливымъ, чѣмъ мои живыя губы.-- Если грубыя клавиши удостаиваются такого счастья, то предоставь имъ твои пальцы, а мнѣ отдай для поцѣлуевъ губы.

129.

Предаваться распутству значитъ -- постыдно растрачивать свой духъ. Распутство, ищущее удовлетворенія, можетъ сдѣлаться клятвопреступнымъ, убійственнымъ, кровавымъ, постыднымъ, неистовымъ, неудержимымъ, жестокимъ, свирѣпымъ, не стоящимъ довѣрія.-- Разъ удовлетворенное, оно не столько доставляетъ удовольствія, сколько дѣлается презрительнымъ. За нимъ безумно гоняются и такъ же безумно его проклинаютъ, едва достигнутъ желаемаго, которое дѣлается въ случаѣ достиженія похожимъ на приманку, положенную съ цѣлью отнять разсудокъ у тѣхъ, кто ее проглотитъ.-- Тотъ, кто преслѣдуетъ распутную цѣль, безуменъ такъ же, какъ и тотъ, кто ея достигъ, но цѣль эта, даже будучи достигнута, ведетъ къ крайности. Она кажется блаженствомъ во время преслѣдованія и обращается въ горе, едва бываетъ достигнута.-- Весь свѣтъ знаетъ это хорошо, но ни у кого недостаетъ: силы воли отказаться отъ подобнаго рая, ведущаго людей Прямо въ адъ.

130.

Солнце блеститъ гораздо ярче глазъ моей возлюбленной, кораллы гораздо краснѣе ея губъ; если назвать бѣлымъ снѣгъ, то грудь ея покажется предъ нимъ смуглой; если требуется, чтобъ волосы были свѣтлы, какъ позолоченная проволока, то на головѣ ея растетъ проволока чернаго цвѣта.-- Я видѣлъ махровыя розы краснаго и бѣлаго цвѣтовъ, но такихъ красокъ нѣтъ на ея щечкахъ; запахъ многихъ цвѣтовъ лучше дыханья ея устъ.-- Я, правда, люблю слушать, когда она говоритъ, но сознаюсь, что музыка звучитъ гораздо пріятнѣе. Я никогда не видалъ, какъ ходятъ богини, но походка моей возлюбленной не болѣе, какъ топтанье по землѣ, -- и однако клянусь небомъ, я считаю мою возлюбленную не хуже всякихъ прочихъ женщинъ, оклеветанныхъ фальшивыми сравненіями.

131.

Въ тебѣ точно такія же тиранническія наклонности, какъ и въ прочихъ женщинахъ, чья признанная красота побуждаетъ ихъ быть жестокими изъ гордости. Ты знаешь хорошо, что мое бѣдное, любящее до безумія сердце видитъ въ тебѣ свою лучшую и прелестнѣйшую драгоцѣнность.-- Но однако, говоря добросовѣстно, надо сознаться, что многіе, глядя на тебя, увѣряютъ, будто лицо твое не изъ тѣхъ, которыя созданы для возбужденія любовныхъ вздоховъ. Я не рѣшаюсь громко объявить такого мнѣнія ошибочнымъ, хотя и клянусь себѣ въ противномъ, оставаясь съ собою наединѣ.-- Въ доказательство же, что клятва моя искренна, я сошлюсь на тысячи вздоховъ, вырывающихся у меня одинъ вслѣдъ другому при одной о тебѣ мысли и громко свидѣтельствующихъ, что твоя чернота кажется мнѣ прелестнѣй любой красоты.-- Если ты черна, то только въ твоихъ поступкахъ, и вотъ гдѣ, по-моему мнѣнію, причина, почему тебя злословятъ.

132.

Я люблю твои глаза... Мнѣ кажется, что они, точно меня жалѣя при видѣ мученій, какимъ подвергала ты мое сердце, презрительно съ нимъ обращаясь, нарочно сдѣлались черными и смотрятъ подъ этимъ прелестнымъ трауромъ съ милымъ состраданіемъ на мое горе.-- И надо сознаться, что ни утреннее, выдѣляющееся на сѣромъ фонѣ восточнаго неба, солнце ни та полная звѣзда, чье явленіе возвѣщаетъ вечеръ, не украшаютъ своимъ сіяніемъ востока и запада наполовину противъ того, какъ украшается твое лицо твоими двумя траурными глазами. О, если бъ сердце твое облеклось такимъ же, такъ хорошо идущимъ къ тебѣ трауромъ для того, чтобъ печалиться обо мнѣ, и если бъ этой жалостью могло проникнуться все твое существо!-- Случись это, я поклялся бы, что красота чернаго цвѣта и всѣ непохожія на тебя женщины должны считаться уродами.

133.

Будь проклято сердце, заставляющее скорбѣть мое сердце за ту двойную рану, которую оно нанесло моему другу и мнѣ! Неужели не довольно было ему мучить меня одного, и неужели такому же рабству долженъ былъ подвергнуться и мой дорогой другъ ⁸⁰?-- Твои жестокіе глаза уже похитили меня у меня самого, а теперь ты еще болѣе усугубила мое горе, поразивъ моего друга, этого второго меня ⁸¹). Я лишился тебя, его, себя самого и терплю такимъ образомъ тройную муку.-- Если ты хочешь держать меня узникомъ въ стальной тюрьмѣ твоего сердца, то пусть по крайней мѣрѣ я буду въ ней затворникомъ сердца моего друга! Если ты стережешь меня, то позволь, чтобы я стерегъ его,-- тогда по крайней мѣрѣ ты не усилишь жестокости моего заключенія.-- Но ты на это не согласишься, потому что, держа насильно въ своей власти меня, ты вмѣстѣ съ тѣмъ держишь и все, что есть во мнѣ.

134.

Такимъ образомъ я призналъ, что другъ мой принадлежитъ тебѣ, и что самъ я законтрактованъ твоей волѣ. Лично я былъ бы согласенъ выносить такое положеніе, если бъ ты освободила ради моего спокойствія друга, этого второго меня;-- но на это не согласишься ты, а равно не пожелаетъ быть свободнымъ и онъ, потому что ты жадна, а онъ великодушенъ. Вѣдь онъ и въ томъ актѣ, который отдалъ его въ твою власть, подписался лишь поручителемъ за меня.-- Ты хочешь получить по векселю, выданному на твою красоту, поступая, какъ ростовщица, пользующаяся ради своего интереса каждымъ случаемъ, и преслѣдуешь друга, сдѣлавшагося твоимъ должникомъ для меня. Такимъ образомъ оказывается, что я потерялъ его по моей неделикатности.-- Результатъ тотъ, что онъ для меня потерянъ, ты овладѣла и мною и имъ, и хотя онъ за все заплатилъ, я все-таки остался въ неволѣ.

135.

У тебя, какъ у всѣхъ, есть желанія (will) ⁸²),-- желанія страстныя и все превозмогающія. Я самъ, всегда тебя преслѣдующій, не болѣе, какъ прибавочная къ нимъ частица.-- Не соблаговолишь ли ты, обладая такими широкими желаніями (will), проглотить и скрыть въ себѣ мои (will)? Или, оказывая снисходительное расположеніе къ желаніямъ другихъ, ты не блеснешь никогда лучомъ согласія на мои?-- Вѣдь море, состоящее все изъ воды, принимаетъ же въ себя нотоки дождя, умножая тѣмъ обиліе своего запаса водъ, такъ и ты, будучи, богата желаніями, прибавь къ нимъ мою (Will) для того, чтобы твои увеличились еще болѣе.-- Не обижай твоихъ поклонниковъ порознь (все равно, дурныхъ или хорошихъ), но слей ихъ всѣхъ въ одномъ, и пусть въ этомъ случаѣ твоимъ желаніемъ буду я (Will).

136.

Если твоя душа будетъ тебя журить за то, что ты меня такъ къ себѣ приблизишь, то поклянись твоей слѣпой душѣ, что я былъ твоимъ желаніемъ (will); а такъ какъ душа твоя знаетъ, что желанія имѣютъ право существовать, то потому исполни, моя любовь, ради любви то, о чемъ я прошу.-- Билль (Will) же наполнитъ до краевъ сокровищницу твоей любви какъ твоими желаніями (will), такъ равно и его собственными. Вѣдь въ обширныхъ пространствахъ распоряжаться легко! Одно число, поставленное въ рядъ другихъ, можетъ пройти незамѣченнымъ,-- такъ позволь пройти въ толпѣ твоихъ поклонниковъ такимъ незамѣченнымъ числомъ и мнѣ, хотя въ твоихъ личныхъ счетахъ я хочу имѣть свое мѣсто. Считай, меня, пожалуй, ничѣмъ, но однако такъ, чтобъ это ничто доставляло тебѣ удовольствіе.-- Полюби хоть только мое имя, но полюби надолго,-- тогда ты будешь любить меня, потому что я зовусь желаніе (will).

137.

Любовь, слѣпой шутъ! Что сдѣлала ты съ моими глазами, заставя ихъ смотрѣть, но не видѣть, что должно видѣть? Вѣдь они имѣютъ понятіе о красотѣ, видятъ, гдѣ можно ее найти, и между тѣмъ принимаютъ дурное за хорошее!-- Если глаза мои, ослѣпленные пристрастьемъ, забросили якорь въ заливѣ, изборожденномъ всевозможными судами, то зачѣмъ, любовь, выковала ты изъ ложной фантазіи этотъ якорь, къ которому неразрывно привязанъ здравый смыслъ моего сердца?-- Почему сердце мое принимаетъ за частное владѣніе участокъ, который, какъ ему извѣстно, составляетъ публичное достояніе всего міра? Почему глаза мои, видя, что это такъ, отрицаютъ очевидность ради того, чтобъ облечь маской добра лицо, которое въ дѣйствительности порочно?-- Какъ видно, глаза мои и сердце сбились съ истинной дороги и предались лжи, заразясь ею ⁸³).

138.

Когда моя возлюбленная клянется, что она вся создана изъ правды, то я ей вѣрю, хотя и знаю, что она лжетъ; при чемъ поступаю такъ для того, чтобъ она могла подумать, будто я -- неопытный юноша, не извѣдавшій еще фальшиваго лукавства свѣта.-- Тогда, лелѣя себя мыслью, будто она считаетъ меня молодымъ, когда, въ сущности, ей извѣстно, что лучшая пора моей жизни уже прожита, я простодушно вѣрю ея ложнымъ рѣчамъ, и такимъ образомъ оказывается, что правда въ нашихъ отношеніяхъ изгнана съ обѣихъ сторонъ.-- Но почему же не сознаемся мы: она -- въ своей неискренности, а я -- въ томъ, что я старъ? О, лучшій атрибутъ любви состоитъ именно въ томъ, что кажущаяся вѣрность принимается въ ней за истинную, а годы не любятъ, когда о нихъ говорятъ.-- Потому я лгу ей, а она лжетъ мнѣ, и мы льстимъ этой ложью нашимъ недостаткамъ.

139.

О, не пытайся оправдывать то горе, которое твоя неласковость причиняетъ моему сердцу. Если хочешь наносить мнѣ раны, то наноси ихъ языкомъ, а не глазами. Употребляй противъ меня прямо силу, но по терзай меня утонченнымъ искусствомъ.-- Скажи (прямо, что ты любишь другого, но не кидай, милый другъ, на него нѣжныхъ взглядовъ по крайней мѣрѣ въ моемъ присутствіи. Для чего тебѣ оскорблять меня утонченными средствами, когда твоя надо мной власть гораздо сильнѣе, чѣмъ та защита, которую я, подавленный этой властью, могу ей противопоставить?-- Или я долженъ извинить тебя, сказавъ, что, вѣрно, моя возлюбленная знаетъ хорошо, какихъ опасныхъ враговъ долженъ я видѣть въ ея глазахъ, и потому отвертывается отъ меня нарочно, бросая свои оскорбительные взгляды въ сторону?-- Не дѣлай этого: вѣдь я почти жертва, а потому лучше добей меня твоимъ взглядомъ, чтобъ кончить, мои страданія.

140.

Будь благоразумна въ самой жестокости. Не удручай моего нѣмого терпѣнья презрительнымъ со мною обращеніемъ изъ боязни, чтобъ горе не заставило меня заговорить, и чтобъ слова не высказали всю глубину моего, лишеннаго сожалѣнья, отчаянія.-- Если бы мнѣ удалось внушить тебѣ благоразуміе, то я желалъ бы, чтобъ ты лучше увѣряла меня въ своей любви, не любя, поступая со мной въ этомъ случаѣ какъ съ тѣмъ, близкимъ къ смерти, больнымъ, которому доктора нарочно твердятъ о выздоровленіи.-- Доведенный до отчаянія, я могу сойти съ ума и тогда, пожалуй, начну въ безуміи дурно о тебѣ отзываться. А вѣдь нынѣшній порочно-извращенный свѣтъ сдѣлался такъ дуренъ, что безумное злословіе можетъ быть принято безумными ушами за правду.-- Потому, чтобъ я не сошелъ съ ума, а ты не была оклеветана, смотри мнѣ прямо въ глаза даже въ томъ случаѣ, если суровое твое сердце влечетъ тебя въ другую сторону.

141.

Если говорить правду, то я люблю тебя не глазами, потому что глаза находятъ въ тебѣ тысячу недостатковъ, но тебя полюбило мое сердце, пристрастившись къ тому, что презираютъ глаза, и безумно тобой увлекшись вопреки зрѣнію.-- Мои уши точно такъ же не мало наслаждаются звукомъ твоего голоса, а равно ни мое чувствительное къ грубому прикосновенію чувство осязанія, ни обоняніе, ни вкусъ вовсе не желаютъ быть приглашенными на сладострастный съ тобою пиръ.-- Но однако ни мои пять чувствъ ни пять способностей ⁸⁴) не могутъ отвратить отъ жажды служить тебѣ мое безумное сердце, которое, оставя во мнѣ на свободѣ только мое внѣшнее подобіе человѣка, сдѣлалось бѣднымъ рабомъ твоего высокомѣрія.-- Меня утѣшаетъ въ этой мукѣ лишь мысль, что ты, заставившая меня грѣшить, сама же меня зато наказываешь страданіемъ.

142.

Любовь -- мой грѣхъ, и я ненавижу твою прелесть за мой грѣхъ, порожденный преступной любовью. Сравни твое положеніе съ моимъ -- и ты найдешь, что оно не заслуживаетъ порицанія, а если и заслуживаетъ, то все-таки порицать меня не имѣютъ права твои уста, осквернявшія свою розовую прелесть и скрѣплявшія ложныя клятвы любви точно такъ же, какъ это дѣлалъ и я, когда грабилъ на чужихъ постеляхъ принадлежавшее имъ добро.-- Потому моя къ тебѣ любовь такъ же законна, какъ и твоя къ тѣмъ несчастнымъ, кого твои взгляды увлекали, какъ мои надоѣдаютъ тебѣ. Укорени же въ твоемъ сердцѣ жалость для того, чтобъ она, разрастясь, могла привлечь сожалѣніе и къ тебѣ.-- Иначе можетъ случиться, что когда ты будешь сама искать то, въ чемъ отказываешь мнѣ, то получишь такой же отказъ по собственному примѣру.

143.

Взгляни, какъ заботливая домохозяйка бросается ловить одного изъ оперившихся цыплята и оставляетъ дома ребенка, торопясь всѣми силами поймать то, что ей хочется воротить.-- Взгляни, какъ оставленный безъ призора ребенокъ начинаетъ плакать и искать повсюду ту, чья вся забота въ эту минуту лишь въ томъ, чтобъ поймать улетѣвшаго, между тѣмъ какъ горе бѣднаго ребенка совсѣмъ не принимается въ расчетъ.-- Такъ и ты стремишься за тѣмъ, что отъ тебя бѣжитъ, тогда какъ я, твой ребенокъ, спѣшу издали за тобою. Воротись по крайней мѣрѣ, если ты поймаешь твою надежду, и сдѣлай, что должна сдѣлать мать: приласкай меня и поцѣлуй.-- Я самъ буду молиться, чтобъ исполнилось твое желаніе (will) ⁸⁵), если ты вернешься и успокоишь мой громкій плачъ.

144.

Во мнѣ живутъ двѣ любви. Одна -- мое утѣшеніе, другая -- отчаянье, и онѣ, какъ два духа, не перестаютъ меня соблазнять. Мой добрый духъ -- мужчина, прекрасный и прямой; мой злой духъ -- женщина, проникнутая зломъ.-- Стараясь отправить меня скорѣе въ адъ, злодѣйка женщина смущаетъ моего добраго ангела, удаляя его отъ меня, и хочетъ превратить святого въ демона, соблазнивъ его чистоту своей порочной увлекательностью.-- Превратился ли мой ангелъ въ демона, я не знаю, но могу подозрѣвать, что это случилось дѣйствительно. Видя, какъ оба они удалились отъ меня и стали друзьями, я угадываю, что ангелъ попалъ въ адъ демона,-- но, не зная ничего въ точности, я буду сомнѣваться до поры, пока не узнаю, что злой ангелъ сжегъ добраго окончательно.

145 ⁸⁶).

Ея губы, созданныя рукою самой любви, пробормотали разъ слово: "ненавижу" въ ту минуту, когда я изнывалъ возлѣ нея. Но, едва увидѣла она мое горькое отчаяніе, чувство состраданья осѣнило ея сердце, и она, осыпавъ упреками свой привыкшій произносить лишь нѣжные приговоры языкъ, тотчасъ заставила его сказать новое привѣтствіе. Впечатлѣніе слова "ненавижу" измѣнила она, прибавивъ къ нему другое, которое послѣдовало за нимъ, какъ свѣтлый день слѣдуетъ за ночью, прогоняя ее въ адъ, какъ злого духа. Слово "ненавижу" лишила она ненависти и спасла меня, сказавъ вслѣдъ за нимъ: "не тебя".

146.

Бѣдная душа, средоточіе моей грѣшной плоти ⁸⁷), игрушка буйныхъ силъ, распоряжающихся тобою! скажи, почему мучишь ты себя, внутренно терзаясь неудовлетворенностью ⁸⁸), и въ то же время ублажаешь твою внѣшность, тѣло, дорого стоящими удовольствіями?-- Почему, имѣя его въ твоемъ пользованіи лишь на короткое время, тратишь ты такъ много на украшеніе столь непрочнаго жилища? Или ты хочешь кормить на твой счетъ червей, этихъ наслѣдниковъ твоего избыточнаго добра? Такого ли конца желаешь ты своему тѣлу?-- живи, напротивъ, насчетъ твоего раба-тѣла для того, чтобъ его неудобства увеличили сокровищницу твоего добра. Покупай божественную будущность, продавая время, принадлежащее праху. Питайся внутренно и бросивъ заботы о внѣшнихъ избыткахъ.-- Поступая такъ, ты будешь питаться насчетъ смерти, которая пожираетъ родъ людской. А разъ ты истощишь смерть, въ тебѣ самой не будетъ ничего смертнаго.

147.

Моя любовь -- болѣзнь. Она тоскуетъ по предмету, который ее причиняетъ, и питается тѣмъ, что поддерживаетъ боль, думая насытить свой разстроенный аппетитъ.-- Разсудокъ этотъ, врачъ моей любви, разсердившись за неисполненіе его предписаній, меня покинулъ, и я въ отчаяніи вижу, что страсть моя, отказавшаяся отъ лѣкарствъ, ведетъ прямо къ смерти.-- Если покончено съ разсудкомъ, то, значитъ, покончено и съ надеждой на выздоровленіе! Неистово-бѣшеный и безпокойный, я чувствую, что мысли мои и слова, путаясь, какъ мысли и слова безумныхъ, все болѣе и болѣе отклоняются въ своихъ нелѣпыхъ заключеніяхъ отъ истины.-- Такъ, напримѣръ, я клянусь, что ты прелестна и свѣтла душою, между тѣмъ какъ въ дѣйствительности ты черна, какъ адъ, и темна, какъ ночь!

148.

Увы! какіе глаза, не ицѣющіе ничего общаго съ правильнымъ взглядомъ, дала мнѣ любовь? А если взглядъ ихъ правиленъ, то что сталось съ моимъ разсудкомъ, такъ невѣрно перетолковывающимъ то, что видятъ глаза?-- Если то, на что смотрятъ фальшивые глаза, прекрасно, то почему же это отрицаетъ свѣтъ? А если взглядъ ихъ лжетъ, то, значитъ, надо заключить, что глаза любви совсѣмъ не то, что глаза всѣхъ людей.-- Но, впрочемъ, какъ же и требовать, чтобъ вѣрно видѣли глаза любви, когда они истомлены безсонницей и слезами? Чему дивиться, что я ошибаюсь, глядя, если и самое солнце не можетъ свѣтить, пока небо заволочено тучами?-- О, хитрая, любимая женщина! ты нарочно ослѣпляешь слезами мои глаза изъ боязни, чтобъ они, прозрѣвъ, не увидѣли твоихъ черныхъ пороковъ.

149.

Какъ можешь ты, жестокая, сказать, что я тебя не люблю, если я заключилъ съ тобой враждебный союзъ противъ меня самого? Неужели я думаю не о тебѣ, моемъ тиранѣ, когда я забываю себя, заботясь о твоихъ выгодахъ?-- Называю ли я своимъ другомъ того, кто тебя ненавидитъ? Улыбаюсь ли тѣмъ, къ кому обращаешь ты недовольное лицо? А если ты обращаешь угрожающіе взгляды на меня, то развѣ я не принимаю этой грозы со смиреннымъ вздохомъ?-- Есть ли во мнѣ хоть одна способность, которая отказалась бы изъ самолюбія служить твоимъ прихотямъ, и не видишь ли ты, что все, что во мнѣ есть лучшаго, покорно преклоняется предъ твоими пороками, повинуясь малѣйшему знаку твоихъ глазъ?-- Но, впрочемъ, ненавидь меня! Я знаю твой нравъ: ты любишь видящихъ, ясно, а я слѣпъ.

150.

Гдѣ пріобрѣла ты власть, которая съ такимъ могуществомъ заставила мое сердце покорно подчиниться ничтожеству? учитъ меня лгать при видѣ несомнѣнной истины и побуждаетъ клясться, что лучшее украшеніе дня не въ его ясности?-- Какимъ средствомъ заставляешь ты меня принимать дурное за хорошее, такъ что даже въ предосудительныхъ твоихъ поступкахъ вижу я какую-то силу и убѣдительность, рисующія мнѣ твои недостатки въ болѣе привлекательномъ видѣ, чѣмъ всевозможныя добродѣтели?-- Какимъ искусствомъ достигла ты, что, чѣмъ болѣе вижу я въ тебѣ данныхъ для ненависти, тѣмъ больше тебя люблю? Но если я дѣйствительно люблю то, чѣмъ другіе гнушаются, то ты не должна вслѣдствіе этого гнушаться вмѣстѣ съ другими мной!-- Если твое ничтожество возбуждаетъ во мнѣ любовь, то тѣмъ достойнѣе дѣлаюсь я, чтобъ быть любимымъ тобою!

151.

Любовь слишкомъ молода, чтобъ знать, что значатъ угрызенія совѣсти; но кто же не знаетъ, что эти угрызенія пораждаются любовью? Потому не ставь мнѣ въ вину, милая обманщица, моихъ грѣховъ изъ боязни, чтобъ виновницей моей закоренѣлости не оказалась твоя собственная милая особа.-- Если грубая плоть вовлекаетъ благородную часть моего существа въ грѣхъ, то вѣдь это потому, что ты вовлекаешь въ нихъ мою плоть. Душа увѣряетъ плоть, что она можетъ добиться успѣха въ любви, а плоть въ иныхъ резонахъ не нуждается.-- Возставъ при звукѣ твоего имени, она мѣтитъ въ тебя, какъ въ призовую цѣль. Гордая своимъ тріумфомъ, она довольствуется ролью твоего покорнаго раба и, исполнивъ, что ты отъ нея требуешь, затѣмъ смиренно предъ тобой склоняется.-- Не упрекай же меня въ недостаткѣ раскаянья, если ты видишь сама, что я люблю то, ради чего готовъ и возставать и склоняться.

152.

Ты знаешь, что, полюбивъ тебя, я сталъ клятвопреступнымъ, но ты, поклявшись любить меня, сдѣлалась клятвопреступной дважды! Разъ, когда отказалась отъ обѣта, даннаго супружескому ложу, и во второй разъ -- когда, давъ мнѣ клятву любви, ты вмѣсто того меня возненавидѣла.-- Но, впрочемъ, мнѣ ли винить тебя въ двойномъ клятвопреступленіи, когда самъ я преступалъ свои клятвы двадцать разъ?.. Я преступенъ болѣе тебя тѣмъ, что много разъ клялся разоблачить твои пороки ⁸⁹), но ты всегда заставляла меня забывать эту честную клятву.-- Я преступенъ тѣмъ, что клялся, будто ты ласкова, будто ты меня любишь, будто ты вѣрна и постоянна; я ослѣплялъ мои глаза, думая этимъ тебя просвѣтлить, и заставлялъ ихъ клясться въ противномъ тому, Что они видѣли; наконецъ я преступенъ тѣмъ, что клялся, будто ты прекрасна, а такая чудовищная лесть должна считаться двойнымъ клятвопреступленіемъ.

153 ⁹⁰).

Разъ Купидонъ заснулъ, положивъ возлѣ себя свой факелъ. Нимфа Діаны, воспользовавшись этимъ случаемъ, мигомъ потушила возбуждающій любовь огонь, погрузивъ факелъ въ холодный ключъ, протекавшій по долинѣ.-- Ключъ, заимствовавъ отъ святого огня любви неистощимый вѣчный жаръ, превратился въ цѣлебный источникъ, въ водахъ котораго мужчины стали съ безусловнымъ успѣхомъ лѣчиться противъ нѣкоторыхъ болѣзней.-- Но мальчикъ Купидонъ зажегъ свой факелъ любви вновь въ глазахъ моей возлюбленной и прикоснулся имъ для испытанія огня къ моему сердцу. Больно обожженный, я явился разстроеннымъ и печальнымъ гостемъ къ цѣлебному источнику, ища исцѣленія, -- но, увы, его не нашелъ. Оказалось, что цѣлебный бальзамъ противъ болѣзни, возбужденной новымъ огнемъ любви, слѣдуетъ искать въ глазахъ же моей возлюбленной.

154.

Маленькій богъ любви, заснувъ однажды, положилъ возлѣ себя свой воспламеняющій сердца факелъ. Въ это время нѣсколько нимфъ, давшихъ обѣтъ безбрачной жизни, подкравшись къ нему легкими шагами, и самая прелестная изъ этихъ дѣвственницъ похитила своей чистой рукой огонь. Такимъ образомъ повелитель страстныхъ желаній, спаливши такъ много вѣрныхъ сердецъ, оказался обезоруженнымъ дѣвичьей рукой.-- Похитительница потушила факелъ въ протекавшемъ вблизи холодномъ ключѣ, который, разгорячясь отъ пламени любви, навсегда превратился въ цѣлебный источникъ для мужскихъ болѣзней.-- Но хотя я, рабъ моей возлюбленной, и отправился къ нему искать исцѣленія, однако доказалъ только то, что если огонь любви грѣетъ воду, то вода не охлаждаетъ любви.

ПРИМѢЧАНІЕ КЪ СОНЕТАМЪ.

1. Въ подлинникѣ "tender churl", т.-е. буквально: нѣжный скряга; но само собой разумѣется, что слово "tender" употреблено въ смыслѣ прекрасный или граціозный, а никакъ не нѣжный.

2. Въ подлинникѣ "all eating shame", т.-е. всепожирающій стыдъ,-- выраженіе, конечно, неупотребительное въ современномъ языкѣ. Тамъ же далѣе сказано "thriftey praise" -- расточительна (въ смыслѣ лишняя или не имѣющая значенія) похвала.

3. Въ подлинникѣ "skall sum my count", т.-е. суммируетъ мой счетъ.

4. Въ подлинникѣ "sum of sums", т.-е. сумма суммъ, въ смыслѣ большого количества.

5. "Yet canst not time", буквально: не можешь жить. Выраженіе это употреблено въ смыслѣ: не умѣешь пользоваться.

6. Въ подлинникѣ: "When nature calls thee to be gone", буквально: когда природа потребуетъ твоего отъѣзда. Смыслъ: когда тебѣ придется умереть.

7. "Music to hear", буквально: музыка для слуха. Этимъ, очень сжатымъ, выраженіемъ авторъ, вѣроятно, хотѣлъ сказать, что молодой его другъ прелестенъ, какъ музыкальная мелодія.

8. Въ этой фразѣ -- намекъ на высказанную уже въ предыдущихъ сонетахъ мысль, что молодой другъ автора довольствуется своей красотой самъ, не желая осчастливить ею другихъ.

9. Заключенныя въ скобки слова прибавлены противъ подлинника для разъясненія смысла этой фразы, которая безъ того выражена не довольно ясно.

10. Сонетъ этотъ -- прямое продолженіе предыдущаго.

11. Въ подлинникѣ: "be fairer lodg'd", т.-е. буквально: должна быть лучше помѣщена.

12. "Store", буквально: запасъ; но здѣсь слово это употреблено въ смыслѣ: запасъ для будущаго, или сѣмя.

13. "State" -- состояніе; но нѣкоторые издатели замѣняютъ "state" словомъ "stage" -- сцена или выставка.

14. Въ подлинникѣ смыслъ этого стиха выраженъ кратко до неясности. Авторъ говоритъ: "если бъ я могъ изобразить: "in fresh numbers number of your grâce", т.-е. буквально: въ "свѣжихъ числахъ число твоихъ прелестей".

15. Семнадцатымъ сонетомъ заканчивается циклъ этихъ стихотвореній, въ которомъ авторъ уговариваетъ молодого друга отдаться любви. Слѣдующіе 18 и 19 относятся, вѣроятно, къ другому лицу и, можетъ-быть, даже къ женщинѣ; вообще смыслъ этихъ сонетовъ довольно теменъ.

16. Въ подлинникѣ здѣсь выраженіе неудобное для буквальной передачи на русскомъ языкѣ. Авторъ называетъ лицо, къ которому обращенъ этотъ сонетъ: "master -- mistress", т. е. любовникъ -- любовница его страсти.

17. Въ подлинникѣ "А man in hue all jlhie/in his Controlling", т.-е. буквально: мужчина въ краскѣ, которая превосходитъ всѣ другіе цвѣта.

18. Въ подлинникѣ "fierce tking".-- Слово "thing" (вещь) употребляется въ смыслѣ ничтожества.

19. Въ подлинникѣ "my books" -- мои книги, что подало поводъ къ толкованію, что вмѣстѣ съ этимъ сонетомъ авторъ послалъ лицу, къ которому онъ относится, книги. Мелонэ безъ всякаго основанія ставить вмѣсто "books" слово "looks" -- взоры.

20. Замѣчательное сходство содержанія этого сонета съ посвященіемъ поэмы "Лукреція", гдѣ авторъ также говоритъ о своей любви къ лорду Соутгэмитону, служитъ подтвержденіемъ догадки, что вельможа этотъ былъ именно то лицо, къ которому авторъ обращается въ большинствѣ своихъ сонетовъ.

21. Этотъ сонетъ -- прямое продолженіе предыдущаго.

22. Здѣсь слово "rest" употреблено явно въ значеніи покой (ср. прим. къ "Гамлету").

23. Въ подлинникѣ "swart-competioned", буквально: черно-построенный.

24. Этотъ сонетъ можетъ въ особенности подтвердить то, что сказано въ вступительномъ этюдѣ о слогѣ Шекспировыхъ сонетовъ вообще. Онъ почти весь состоитъ изъ повторенія однѣхъ и тѣхъ же мыслей и даже словъ, сгроможденныхъ въ самый причудливый метафорическій калейдоскопъ, такъ что въ прозаическомъ буквальномъ переводѣ все стихотвореніе кажется пустымъ наборомъ словъ, а между тѣмъ въ подлинникѣ сонетъ этотъ принадлежитъ по версификаціи къ самымъ звучнымъ и красивымъ.

25. Здѣсь выраженіе, совершенно безсмысленное при буквальной его передачѣ. Авторъ, говоря, что въ груди его друга царитъ любовь, прибавляетъ "And all love's loving parts", т.-е. буквально: всѣ любящія части (или стороны) любви. Слѣдующая строка составляетъ опять плеоназмъ съ предыдущей и звучитъ красиво только въ стихахъ.

26. Здѣсь опять непереводимое, но очень энергическое выраженіе: "past all the all of me", т.-е. имѣешь мое все и вся.

27. Въ подлинникѣ сказано: "gilding pale streams with heavenly alchymy", т.-е. буквально: золотило блѣдные потоки небесной алхиміей. Слово алхимія употреблено въ смыслѣ искусства дѣлать золото.

28. Этотъ сонетъ -- продолженіе предыдущаго.

29. Стихъ этотъ подалъ поводъ нѣкоторымъ слишкомъ рьянымъ біографамъ Шекспира сдѣлать выводъ, будто онъ былъ хромъ отъ природы. Нечего однако говорить, что понятіе о хромотѣ здѣсь приведено въ чисто метафорическомъ смыслѣ и не представляетъ никакихъ данныхъ для вышеупомянутаго заключенія.

30. Въ подлинникѣ "thine argument", т.-е. твоимъ содержаніемъ.

31. Смыслъ этого четверостишія очень теменъ и запутанъ; вотъ текстъ подлинника:

Then, if for my love thou my love receivest

I eau not blame the, for my love thou usest;

But yet he hlam'd, if thou thyself deceivest

By wilful taste of what thyself refusest.

32. Въ сонетѣ этомъ приводятся повторяющіеся и далѣе мотивы, состоящіе въ томъ, что авторъ добровольно уступаетъ своему молодому другу женщину, которую любилъ самъ. Послѣдніе два стиха невозможно было перевести, не распространивъ нѣсколько ихъ смысла, слишкомъ сжатаго въ подлинникѣ.

33. Въ Шекспирово время было распространено понятіе, что человѣкъ созданъ изъ четырехъ стихій, изъ которыхъ двѣ -- земля и вода -- считались низшими, а воздухъ и огонь -- высшими. Намекъ на это мнѣніе встрѣчается не разъ въ его драмахъ. Такъ, въ трагедіи "Генрихъ V" дофинъ говоритъ, что лошадь его вся создана изъ огня и воздуха, безъ малѣйшей примѣси земли и воды. Мысль эта еще болѣе развита въ слѣдующемъ сонетѣ.

34. Какъ въ этомъ, такъ и въ предыдущемъ сонетѣ вмѣсто слова лошадь вездѣ поставлено "beast", т.-е. животное, но выраженіе это имѣетъ въ русскомъ языкѣ не совсѣмъ то значеніе.

35. Совершенно та же мысль встрѣчается въ трагедіи "Король Генрихъ IV" ч. I. Принцъ Генрихъ говоритъ:

Будь праздникъ каждый день, намъ отдыхъ сталъ бы

Скучнѣе и томительнѣй работы,

А изрѣдка пріятнѣй всякій праздникъ.

Въ подлинникѣ сонета послѣ словъ "stones оf worth" "драгоцѣнные камни" прибавлено еще: "or captain jeweis", что одно и то же.

36. Трудно сказать, къ кому обращенъ этотъ, наполненный довольно темными выраженіями и оборотами, сонетъ. Въ обращеніи сказано "ту love", т.-е. моя любовь, но кто, мужчина или женщина, подразумѣвается подъ этимъ обращеніемъ -- неизвѣстно.

37. Въ подлинникѣ здѣсь очень темное, вслѣдствіе своей сжатости, выраженіе: "let me suffer the imprison'd absence of thy liberty", т.-е. буквально: пусть я буду терпѣть заключенное въ тюрьму отсутствіе твоей свободы (или прихоти).

38. Въ подлинникѣ "your charte", т.-е. твоя хартія, въ смыслѣ документа, опредѣляющаго права.

39. Въ подлинникѣ слово: "revolution".

40. Въ подлинникѣ: "truth of such account", т.-е. буквально: правда такого описанія.

41. Слово "ночь" употреблено здѣсь въ смыслѣ преклоннаго возраста.

42. Намекѣ на существовавшую въ Шекспирово время моду щеголять бѣлокурыми волосами, вслѣдствіе чего даже брюнетки носили парики. Парикмахеры часто торговали волосами, обрѣзываемыми у покойниковъ. Шекспиръ не разъ клеймилъ этотъ обычай.

43. Смыслъ послѣднихъ двухъ стиховъ не довольно ясно выраженъ. Вотъ текстъ подлинника:

But why thy odour matcheth not thy show,

The solve is this;-- that thou dost common grow...

т.-е. буквально: но почему твой ароматъ не сходится съ внѣшностью? рѣшенье таково: потому что ты сдѣлался (выросъ -- grow) слишкомъ обыкновененъ.,

44. Въ подлинникѣ "second self", т.-е. второй я, но выраженіе это неупотребительно въ русскомъ языкѣ.

45. Этоть загадочный, переведенный буквально, стихъ ("the coward conquest of a wretch's knife") подалъ поводъ къ мнѣнію, что авторъ во время сочиненія этого сонета замышлялъ самоубійство.

46. Въ подлинникѣ выраженіе: "filching age", т.-е. воровской свѣтъ.

47. Въ подлинникѣ стоить слово "strange", что можетъ быть съ одинаковой точностью переведено выраженіемъ: вычурный и иностранный. Смыслъ тотъ, что авторъ отрекается отъ тогдашней моды писать, состоявшей въ неумѣренномъ употребленіи кудрявыхъ выраженій и иностранныхъ словъ. Въ какомъ смыслѣ употреблено слово "strange" въ подлинникѣ -- сказать трудно.

48. Мелонэ поясняетъ, что, вѣроятно, сонетомъ этимъ сопровождалась присылка альбома для записыванія замѣтокъ.

49. Кого разумѣлъ Шекспиръ подъ именемъ этого поэта -- осталось неизвѣстнымъ, хотя нѣкоторые комментаторы указываютъ, бегъ всякихъ, впрочемъ, основаній на Спенсера, Драйтона или Даніелля.

50. Въ подлинникѣ: "each part" -- каждая частица. Подобный же оборотъ встрѣчается въ "Королѣ Лирѣ": "eachinch is king":-- каждый вершокъ (по мнѣ) -- король.

51. Эти два стиха, составляющіе въ прозаическомъ переводѣ рѣзкій, бросающійся въ глаза, плеоназмъ съ предыдущими, вовсе не производятъ такого впечатлѣнія въ подлинникѣ благодаря звучности стиховъ. Вообще плеоназмы встрѣчаются въ Шекспировыхъ сонетахъ безпрестанно.

52. Въ подлинникѣ послѣдняя мысль выражена съ сжатостью, недопускающей осмысленнаго буквальнаго перевода. Вотъ подлинный текстъ:

You still shall live (such virtue hath my peu)

Where breath most breathes, even in the mouth of men,

т.-е. буквально: ты будешь жить (такую силу имѣетъ мое перо), гдѣ дыханіе болѣе всего дышитъ -- въ устахъ людей.

53. Въ подлинникѣ здѣсь рѣзкое выраженіе "curse" -- проклятіе. Буквальный переводъ исказилъ бы значеніе этой фразы, слишкомъ его преувеличивъ.

54. Въ подлинникѣ здѣсь выраженіе "in manners", т.-е. соблюдая манеры, въ смыслѣ общепринятыхъ свѣтскихъ манеръ или приличій.

55. Въ подлинникѣ: "breath of words", т.-е. дыханіе словъ.

56. Нѣкоторые комментаторы съ вѣроятностью полагаютъ, что здѣсь Шекспиръ имѣлъ въ виду Марло. Дальнѣйшій текстъ сонета характеризуетъ дѣйствительно тотъ родъ необузданно дикой поэзіи, какою отличаются произведенія этого поэта.

57. Въ подлинникѣ: "though acter 'd new", т.-е. будетъ измѣнено новой.

58. Въ подлинникѣ: "are lov'd of more and lass", это можно понять: любимы и большими и малыми.

59. Въ подлинникѣ: "for truth translated", т.-е. превращаются въ истину. Шекспиръ очень часто употребляетъ въ сонетахъ это слово въ смыслѣ добра или красоты.

60. Хотя изъ подлинника нельзя прямо заключить что сонетъ этотъ (равно какъ и 2 предыдущихъ) обращенъ къ женщинѣ въ Виду того, что англійскій языкъ не имѣетъ въ глаголахъ женскихъ окончаній, но, кажется, это можно безъ ошибки заключить изъ самаго содержанія сонета. Не мѣшаетъ прибавить, что подобнаго рода вопросъ съ большимъ сомнѣніемъ можетъ быть возбужденъ относительно и нѣкоторыхъ другихъ, помѣщенныхъ ранѣе, сонетовъ. Чувства, выражаемыя въ нѣкоторыхъ, таковы, что ихъ дѣйствительно можно отнести и къ молодому другу поэта, главному предмету его пѣснопѣній, и къ какой-нибудь женщинѣ. Вышеупомянутое отсутствіе женской формы глаголовъ очень увеличиваетъ это затрудненіе.

61. Этими двумя стихами кончается также 36 сонетъ.

62. Въ подлинникѣ мысль не договорена: "The lily I condemned for thy hand", т.-е. лилію я приговаривалъ за твою ручку.

63. Этотъ и слѣдующіе восемь сонетовъ составляютъ вновь одно цѣлое.

64. Здѣсь, какъ и въ большинствѣ сонетовъ, посвященныхъ своему загадочному другу, авторъ называетъ его: "my love", т.-е. буквально: моя любовь. Но такое выраженіе звучало бы въ русскомъ текстѣ совсѣмъ инымъ смысломъ.

65. Въ подлинникѣ: "which public manners breeds", т.-е. буквально: которая воспитываетъ (въ насъ) публичныя манеры. Смыслъ тотъ, который приведенъ въ переводѣ.

66. Въ подлинникѣ: "you O'er-green", т.-е. ты позеленишь. Смыслъ тотъ, что подъ добрымъ участіемъ друга даже дурное будетъ освѣжено и исправится, какъ засохшій, но вновь ожившій листъ.

67. Въ то время было повѣрье, что ужъ лишенъ чувства слуха.

68. Въ подлинникѣ: "flattery" -- лесть, но мысль здѣсь недостаточно договорена. Смыслъ тотъ, что подъ вліяніемъ лести люди дѣлаются склонны ошибаться и видѣть предметы въ ложномъ свѣтѣ.

69. Въ подлинникѣ: as fast, as objects to his beams assemble, т.-е. едва предметы отразятся въ его лучахъ.

70. Если искать въ сонетахъ данныхъ для біографіи Шекспира, то этотъ и слѣдующій 118 сонетъ дѣйствительно, можетъ-быть, проливаютъ нѣкоторый свѣтъ на его личный характеръ. Къ кому они адресованы -- къ молодому ли его другу, или къ женщинѣ (какъ знать, можетъ-быть, къ женѣ)? Но выраженное въ нихъ стремленіе порой бросать хорошее, какъ бы имъ наскучивъ, и окунуться въ совершенно противоположное очень характеристично и какъ нельзя болѣе подходитъ къ тому образу жизни, который Шекспиръ, вѣроятна, велъ какъ писатель и авторъ.

71. Содержаніе этого сонета довольно темно какъ по общему смыслу, такъ и по отдѣльнымъ оборотамъ фразъ. Нельзя даже сказать, къ кому онъ адресованъ, къ мужчинѣ или женщинѣ, вслѣдствіе чего при переводѣ поневолѣ пришлось избѣгать тѣхъ глагольныхъ формъ, которыя въ русскомъ языкѣ имѣютъ мужское и женское окончаніе, чего, какъ извѣстно, нѣтъ въ англійскомъ языкѣ.

72. Въ подлинникѣ: "child of state" -- дитя государства.

73. Намекъ на обязанность высшихъ придворныхъ носить надъ головой короля балдахинъ при дворцовыхъ выходахъ (объясненіе Деліуса). Вообще содержаніе этого сонета нѣсколько темно и можетъ быть истолковано въ деталяхъ на различные лады. Фраза о балдахинѣ можетъ быть истолкована тѣмъ, что авторъ отказывается отъ внѣшнихъ почестей, желая служить (какъ это сказано далѣе) лишь тому, кого онъ любитъ.

74. Въ подлинникѣ: "by paying to mucli reut", т.-е. платя слишкомъ много аренды.

75. Въ подлинникѣ: "suborn'd in formes". Изъ текста нельзя сдѣлать рѣшительно никакого яснаго вывода, къ кому относятся два послѣдніе загадочные стиха. Нѣкоторые комментаторы полагаютъ, будто авторъ обращается ко времени, желая сказать, что оно не будетъ имѣть никакого вліянія на его истинную любовь.

76. Сонетъ этотъ замѣчателенъ тѣмъ, что въ немъ не 14 а всего 12 стиховъ. Сверхъ того, риѳмы расположены въ немъ парами, а не перекрестно. Обороты его чрезвычайно затруднительны и почти невозможны для буквальнаго перевода.

77. Въ Шекспирово время бѣлокурые волосы цѣнились въ женщинѣ такъ высоко, что брюнетки носили свѣтлые парики. Смыслъ двухъ послѣднихъ стиховъ выраженъ въ подлинникѣ очень неясно и былъ бы совершенно непонятенъ при буквальномъ переводѣ. Вотъ текстъ подлинника:

But now is black beauty's successive heir

And bèauty slander'd with a bostard slianie,

т.-е. буквально: "Но нынче черный цвѣтъ сдѣлался наслѣдственнымъ наслѣдникомъ красоты, а красота убивается незаконными постыдными средствами". Подъ этимй средствами авторъ разумѣетъ именно обычай носить чужіе волосы. Смыслъ, данный переводу, обнаруживается изъ слѣдующихъ строфъ.

78. Нѣкоторые издатели, ссылаясь на остальной текстъ сонета, ставятъ вмѣсто словъ eyes -- глаза hairs -- волосы.

79. Въ подлинникѣ здѣсь слово fair -- красавица, но выраженіе это въ Шекспирово время употреблялось для опредѣленія именно бѣлокурыхъ женщинъ (см. пр. 77).

80. Можно съ большой вѣроятностью предположить, что этотъ и слѣдующій сонеты имѣютъ связь съ тѣмъ, въ которомъ авторъ, обращаясь къ своему молодому другу, уступаетъ ему любимую имъ женщину. Въ первой строкѣ настоящаго сонета авторъ говоритъ о любимой имъ женщинѣ въ третьемъ лицѣ, а далѣе обращается къ ней во второмъ, что нѣсколько нарушаетъ гармонію текста, особенно въ прозаическомъ переводѣ.

81. Въ подлинникѣ мысль эта выражена такъ сжато, что буквальный переводъ не можетъ ее передать:

Me from my self the cruel eye hath taken

And my next self thon harder hast engrossed,

т.-е. буквально: "Твой жестокій глазъ похитилъ меня у меня самого и въ то же время жестоко обидѣлъ мое ближайшее "я". Подъ этимъ послѣднимъ эпитетомъ авторъ разумѣетъ своего друга.

82. Весь смыслъ этого и слѣдующаго 136 сонета основанъ на непереводимой игрѣ словъ. Will -- желаніе и Wil -- сокращенное имя William, т.-е. автора сонетовъ Вильяма Шекспира. Послѣдніе два стиха вслѣдствіе этого, будучи переведены буквально, теряютъ всякій смыслъ.

83. Оборотъ послѣднихъ двухъ стиховъ невозможенъ не только для буквальнаго перевода, но странно звучитъ даже въ подлинникѣ:

In thгgs right true my heart and eyes haye erred

And to this false plague are they now transferred,

т.-е. въ вещахъ, правильно вѣрныхъ, мое сердце и глаза заблудились и предались теперь этой фальшивой эаразѣ.

84. Подъ именемъ пяти способностей подразумѣваются здѣсь различные роды человѣческой дѣятельности и людскихъ поступковъ, возникающихъ подъ впечатлѣніемъ пяти чувствъ. Потому въ текстѣ слѣдовало бы сказать: не мои пять (соотвѣтствующихъ чувствамъ) способностей.

85. См. прим. 82.

86. Этотъ сонетъ написанъ въ легкомъ размѣрѣ четырехстопнаго ямба.

87. Въ подлинникѣ "earth" -- земля или прахъ. Слово это употреблено злѣсь въ смыслѣ плоть. Такое же выраженіе встрѣчаемъ мы въ "Ромео и Джульеттѣ".

88. Въ подлинникѣ: "suffer dearth", т.-е. терпишь недостатокъ. Слѣдующая мысль въ подлинникѣ выражена тоже иносказательно и, переведенная буквально, потеряла бы смыслъ: "Painting thy outwards walls so costly grag", т.-е. раскрашиваешь свои внѣшнія стѣны (стѣны души -- тѣло) такъ дорого и весело. Смыслъ: тратишься на чувственныя удовольствія.

89. Въ подлинникѣ здѣсь непереводимое на русскій языкъ выраженіе: "use thee", т.-е. дурно съ тобой поступить. Въ буквальномъ переводѣ утрачивается смыслъ подлинника.

90. Этотъ и послѣдующій 154: сонеты имѣютъ одно и то же содержаніе съ небольшими варіантами.

Оставить комментарий Шекспир Вильям (bmn@lib.ru) Год: 1609 Обновлено: 19/02/2021. 174k. Статистика. Сборник стихов: Проза, Поэзия, Переводы Сонеты (1609)	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: Перевод А. Л. Соколовского (1894).

Шекспир Вильям Сонеты

СОЧИНЕНІЯВИЛЬЯМА ШЕКСПИРА

СОНЕТЫ.

1.

2.

3.

4.

5.

6.

7.

8.

9.

10 10).

11.

12.

13.

14.

15.

16.

17.

18.

19.

20.

21.

22.

23.

24.

25.

26.

27.

28 21).

29.

30.

31.

32.

33.

34.

35 28).

36.

37.

38.

39.

40.

41.

42.

43.

44.

45.

46.

47.

48.

49.

50.

51.

52.

53.

54.

55.

56 36).

57.

58.

59.

60.

61.

62.

63.

64.

65.

66.

67.

68.

69.

70.

71.

72.

73.

74.

75.

76.

77.

Шекспир Вильям
Сонеты