Шекспир Вильям
Йоркширкская трагедия

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ

В. ШЕКСПИРА

ВЪ ПРОЗѢ И СТИХАХЪ

ПЕРЕВЕЛЪ П. А. КАНШИНЪ.

ТОМЪ ВТОРОЙ.

1) Цимбелинъ. II) Король Лиръ. III) Мэкбеть. IV) Іоркширская трагедія и примѣчанія.

БЕЗПЛАТНОЕ ПРИЛОЖЕНІЕ

КЪ ЖУРНАЛУ

"ЖИВОПИСНОЕ ОБОЗРѢНІЕ"

за 1893 ГОДЪ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.

ИЗДАНІЕ С. ДОБРОДѢЕВА.

1893.

OCR Бычков М.Н.

http://az.lib.ru

  

ІОРКШИРСКАЯ ТРАГЕДІЯ.

  

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

  
   Мужъ.
   Старшина университетскаго колледжа.
   Эскуайръ.
   Пріѣзжій Джентльменъ.
   Оливеръ, |
   Ральфъ, } слуги.
   Самуилъ, |
   Ребенокъ.
   Нѣсколько другихъ джентльменовъ и слугъ.
   Стража.
   Жена.
   Служанка.
  

Дѣйствіе въ Іоркширѣ, въ помѣстіи Кольверли.

  

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

  

СЦЕНА I.

  

Людская въ замкѣ Кольверли.

  

Входятъ Оливеръ и Ральфъ.

  
   Оливеръ. Ну, братъ Ральфъ! -- такая-то наша молодая госпожа нынче разстроенная -- бѣда! A все оттого, что милый дружокъ долго не ѣдетъ.
   Ральфъ. Какъ y тебя духу достаетъ осуждать ее? Развѣ яблоко, зависѣвшись на деревѣ долѣе, чѣмъ слѣдуетъ для полной зрѣлости, не падаетъ само собою?.. Вотъ такъ же и зрѣлая дѣвка. Не спохватись во время, такъ ее само собою потянетъ къ паденію; тутъ любому мужчинѣ ничего не стоитъ подобрать ее... Дѣло это самое обыкновенное; самому, я думаю, извѣстно.
   Оливеръ. Клянусь, ты говоришь сущую истину! Дѣло это дѣйствительно самое обыкновенное... A что, другъ, -- никто еще не возвращался изъ Лондона -- ни молодой баринъ, ни нашъ товарищъ -- слуга его Сэмъ?
   Ральфъ. "Ни тотъ, ни другой изъ нихъ обоихъ", -- какъ выражается извѣстная тебѣ пуританка, промышляющая посредничествомъ въ любовныхъ дѣлахъ. Впрочемъ, постой! -- это, кажется, голосъ Сэма... Да, Сэмъ вернулся... это онъ... Постой однако!.. Такъ, -- онъ и есть. У меня въ ожиданіи его новостей даже носъ зачесался...
   Оливеръ. A y меня локоть.
   Самуилъ (За сценой). Куда вы всѣ попрятались? Слышишь, малый? -- поводи мою лошадь хорошенько. Я такъ на ней скакалъ, что кожа, я думаю, отъ жару y нея къ спинѣ прилипла. Хорошо мнѣ будетъ, если лошадь вдругъ простудится да кашлять начнетъ?!. Какъ ты думаешь: -- хорошо?.. (Входитъ). А, Оливеръ, Ральфъ, вы здѣсь?
   Ральфъ. Добро пожаловать, честный товарищъ Сэмъ!.. Ну, разсказывай, какихъ чудесъ навезъ ты изъ Лондона?
   Самуилъ. Самъ, я думаю, видишь, что все на мнѣ по полѣдней лондонской модѣ! Воть три берета; y каждаго по двѣ зеркальныхъ подвѣски... На груди двѣ цѣпочки въ видѣ отворотовъ; съ боку -- футляръ для шляпы; на спиаѣ -- щетка; въ карманѣ -- альманахъ, -- и три баллады за гульфикомъ... Словомъ, ты видишь во мнѣ полнѣйшій портретъ настоящаго лондонскаго слуги.
   Оливеръ. Присягнуть готовъ, что оно такъ именно и есть. Можешь хоть сейчасъ пристроиться куда угодно, была бы только охота... Мало-ли я людей знаю, что еще съ меньшимъ начинали, чѣмъ ты, a все-таки кончали жизнь не бѣдными, а съ порядочнымъ достояніемъ... Разсказывай, однако, какихъ ты новостей изъ Лондона навезъ?
   Ральфъ. Вотъ это такъ хорошо сказано!.. Да, Сэмъ, что новаго въ Лондонѣ? y насъ же барышня, глазъ не осушая, все плачетъ о миломъ дружкѣ.
   Самуилъ. Ну -- и стало быть, она дура набитая.
   Оливеръ. Это почему же, Сэмъ?
   Самуилъ. A потому, что онъ давно на другой женатъ.
   Оливеръ и Ральфъ. Быть не можетъ!.. Ты шутишь!..
   Самуилъ. Нисколько не шучу... Развѣ вы этого до сихъ поръ не знали? Да, женатъ, -- и жену бьетъ немилосердно... У него отъ нея не то двое, не то трое дѣтей, потому-что, надо вамъ сказать, -- чѣмъ больше женщину бить, тѣмъ она чаще бываетъ на сносѣ.
   Ральфъ. Конечно! Мужъ бьеть, a она это сноси.
   Оливеръ. Я все свое жалованье за цѣлыхъ два года готовъ бы отдать, лишь бы это до барышни никогда не доходило, потому что иначе послѣдній умншка y нея въ затылокъ уйдетъ, и она на весь вѣкъ останется полоумной.
   Самуилъ. Да, положеніе ея было-бы много лучше, если бы она никогда его къ себѣ на ложе не пускала. Онъ все промоталъ. Мало того, что помѣстья его заложены и перезаложены, но и братъ его, что въ университетѣ учится, подвергнутъ теперь изъ-за него тюремному заключенію... А, каково сказано? -- Хоть бы любому писцу!.. Да, долговъ y него больше, чѣмъ стоитъ собственная его шкура.
   Оливеръ. Неужто?
   Самуилъ. Конечно!.. Я еще больше вамъ про него разскажу: жену онъ не иначе называетъ какъ самыми скверными словами, и нисколько не стѣсняясь -- словно ее Молли, либо Долли зоветъ... Дѣтямъ же y него другихъ именъ нѣть, какъ только щенки да ублюдки, будто такъ тому и быть должно. Однако, что же это такое со мною? Давно чувствую, что меня что-то за штаны тянетъ, a совсѣмъ забылъ про эти вотъ двѣ кочерги... Онѣ тоже изь Лондона... Вѣдъ здѣсь только то и хорошо, что изъ Лондона.
   Оливеръ. Какъ и все, что привезено издалека... Только скажи по совѣсти, Сэмъ, неужто не все равно, чѣмъ огонь мѣшать, -- здѣшней-ли кочергой или привозной?
   Самуилъ. Все дѣло въ томъ, съ какой стороны посмотришь на вещь, то-есть, съ какой точки зрѣнія на нее взглянешь... Сейчасъ ты совершенно справедливо говорилъ, что, -- особенно для барынь, -- только то и хорошо, что является издалека...
   Оливеръ. Не для однѣхъ барынь... Для ихъ приближенныхъ горничныхъ тоже.
   Самуилъ. A что, Ральфъ, y васъ пиво отъ грозы не прокисло?
   Радьфъ. Нисколько. Оно до сихъ поръ какъ надо бытъ пиву.
   Самуилъ. Ну, такъ идемъ со мною; я тебѣ укажу самый лучшій способъ, какъ имъ наливаться: я этому на прошлой недѣлѣ въ Лондонѣ научился.
   Ральфъ. Въ самомъ дѣлѣ? Посмотримъ, посмотримъ.
   Самуилъ. Да, самый великолѣпный способъ, и всякому человѣку знать его очень полезно. Въ Лондонѣ пьютъ, становясь на одно колѣно; это называется посвященіемъ въ рыцари.
   Ральфъ. Должно-быть, штука чудесная.
   Самуилъ. Идемте-же. Я покажу вамъ по порядку, какъ это дѣлается (Уходятъ).
  

СЦЕНА II.

Комната въ томъ-же замкѣ.

Входить Жена.

  
   Жена. Что будеть съ нами? Послѣднее, что y насъ еще остается, скоро утечетъ, какъ вода. Мужъ мой не воздерживается ни отъ какихъ тратъ, разомъ теряя чужое уваженіе и проматывая отцовское наслѣдство, a рѣшеніемъ небеснаго провидѣнія установлено, что слѣдствіемъ безпутнаго поведенія является раззореніе. Того-ли можно было ожидатъ отъ него по тѣмъ богатымъ задаткамъ, которые онъ обнаруживалъ въ молодости. Вся жизнь его проходитъ въ игрѣ въ кости, въ сладострастныхъ наслажденіяхъ, въ ночныхъ попойкахъ, и онъ не иначе ложится въ постель, какъ пьянымъ. Достоинъ-ли такой образъ жизни его имени, того высокаго уваженія, какимъ пользовались его предки? -- между тѣмъ доходы его далеко не покрываютъ расходовъ. Однако, это еще не все. Болѣе всего огорчаетъ меня то, что, говоря о своихъ проигрышахъ, жалуясь на то, что ему не везетъ въ игрѣ, и на все большее разстройство его и безъ того разстроенныхъ дѣлъ, раскаянія онъ не высказываетъ, а только доходитъ до бѣшеннаго ожесточенія, что скудость средствъ не дозволяетъ ему жить такъ широко какъ бы хотѣлось. Когда послѣ проигрыша, онъ, проклиная судьбу, сидитъ, мрачно глядя себѣ на руки, на него страшно смотрѣть; онъ кажется тогда какимъ-то окаяннымъ отверженникомъ. Походка y него такая тяжелая, что можно подумать, будто въ груди y него не душа, a давящая его глыба земли. Да, онъ не только не раскаявается въ прошлыхъ своихъ предосудительныхъ поступкахъ, но выходитъ изъ себя при мысли, что ограниченность доходовъ не дозволяетъ ему вести такой-же позорной жизни, какъ прежде... Постыдная тоска! Безбожная скорбь! Вотъ онъ идетъ. Теперь же, не смотря ни на что, заговорю съ нимъ, какъ слѣдуетъ, a также заставлю высказаться и его... Употреблю всѣ усилія, чтобы узнать, что такъ сильно тяготитъ его душу.

(Входитъ мужъ).

   Мужъ. Чортъ-бы подралъ послѣдній ударъ! Онъ отнялъ y меня пятьсотъ золотыхъ ангеловъ!.. Я проклятъ судьбою, проклятъ! Меня покинули и небесные ангелы, и земные... Человѣкъ, не имѣющій денегъ, проклятъ въ этомъ мірѣ! Увы, это, къ сожалѣнію, слишкомъ вѣрно; онъ погибъ, погибъ въ конецъ!
   Жена. Дорогой мужъ...
   Мужъ. A самое худшее наказаніе то, что у меня есть жена.
   Жена. Умоляю тебя, дорогой мой, если y тебя есть сердце, повѣдай мнѣ, чѣмъ ты недоволенъ?
   Мужъ. Пусть въ отмщеніе за меня дьяволъ раздѣнетъ тебя до гола. Кто причина, слѣдствіе, содержаніе, самая суть моихъ бѣдъ? Ты, ты и ты! (Уходитъ).
   Жена. Часъ-отъ-часу не легче. И нравственное, и денежное убожество его возрастаютъ съ каждымъ днемъ. Онъ такъ мало похожъ на то, чѣмъ былъ когда-то, что, право, можпо подумать, будто его внѣшній образъ принялъ какой-нибудь окаянный духъ. Вотъ онъ возвращается (Мужь входитъ снова). Онъ говоритъ, что я виной всему; однако, я всегда свято исполняла обязанности жены, и никогда онъ не слыхалъ отъ меня ни одного неласковаго слова.
   Мужъ. Если достоинъ уваженія бракъ, то и рогатые мужья тоже достойны уваженія, потому что не будь брака, не было бы ихъ... Надо же было и мнѣ, дураку, жениться, чтобы распложать нищихъ! Теперь моему старшему сыну придется или мошенникомъ сдѣлаться, или быть рѣшительно ничѣмъ. Иначе, какъ насчетъ глупцовъ, жить ему будетъ невозможно, такъ какъ y него нѣтъ наслѣдственной земли, которая могла бы поддерживать его существованіе. Закладныя, словно поводья, удерживаютъ мои родовыя помѣстья и заставляютъ меня кусать удила... Второму же сыну придется пойдти въ доносчики, a третьему либо воромъ сдѣлаться, либо сводникомъ... во всякомъ случаѣ всѣмъ троимъ придется довольствоваться самымъ рабскимъ ремесломъ. О, нищета, нищета, до какихъ низкихъ ступеней ты доводишь человѣка! Мнѣ кажется, самъ чортъ погнушался бы сдѣлаться сводникомъ: онъ слишкомъ гордъ для этого, слишкомъ дорожитъ своей репутаціей... О, низкая, раболѣпная, гнусная, развращающая бѣдность!
   Жепа. Дорогой мой властелинъ, именемъ всѣхъ нашихъ обѣтовъ, молю тебя, объясни мнѣ настоящую причину твоихъ неудовольствій.
   Мужъ. Денетъ, денегъ, денегъ! Ты должна мнѣ ихъ достать, откуда хочешь.
   Жена. Почему-же именно я причина твоихъ бѣдъ? Всѣмъ, что имѣю, -- кольцами и другими драгоцѣнностями, -- располагай, какъ знаешь. Но умоляю тебя, какъ джентльмена чистѣйшей крови, если не ради меня, такъ-какъ я утратила привязанность твою и уваженіе, то ради трехъ малютокъ, которымъ ты отецъ, остепенись; подумай объ участи несчастныхъ дѣтей.
   Мужъ. Всѣ они ублюдки, ублюдки, ублюдки, зачатья отъ прелюбодѣянія! Слышишь? -- отъ прелюбодѣянія.
   Жена. Одни небеса видятъ, какъ оскорбительны мнѣ твоя слова, но я и такое горе перенесу въ числѣ тысячи другихъ огорченій. Я напоминаіо, что всѣ имѣнія твои заложены и перезаложены, что ты весь въ долгахъ, что твой честный и многообѣщающій братъ, находящійся въ университетскомъ колледжѣ, поручился за тебя; его изъ-за тебя могутъ посадить въ тюрьму и потомъ...
   Мужъ. Кончила ты, распутница? Ты, на которой я женился только въ силу обстоятельствъ, но которой въ сущности никогда не могъ терпѣть? Неужели, ты воображаешь, будто я изъ-за твоихъ словъ откажусь отъ житейскихъ наслажденій? Ступай къ своимъ роднымъ и выпрашивай у нихъ милостыню для своихъ ублюдковъ, a я не поступлюсь ничѣмъ, что мнѣ по вкусу... Ночью еще, -- куда не шло, -- я готовъ тебя любить и нахожу съ тобою удовольствіе, но, ради тебя, стѣснять себя не намѣренъ. Развѣ я допущу, чтобы про меня стали говорить, будто я потому распростился съ прежними привычками, съ прежнимъ образомъ жизни, что y меня не хватаетъ денетъ? Нѣтъ, я такъ-же поставлю на одинъ ударъ всѣ твои драгоцѣнности, какъ будто состояніе мое нисколько не тронуто.
   Жена. Какъ хочешь.
   Мужъ. Я такъ и сдѣлаю (Бьетъ ее). Вотъ тебѣ задатокъ! Я не шучу! До тѣхъ поръ буду выказывать тебѣ полное презрѣніе и до тѣхъ поръ не подойду къ твоей постели, не дотронусь до твоихъ покрывалъ, пока ты не обратишь въ деньги родового своего имущества, чтобы придать новую жизнь тѣмъ наслажденіямъ, безъ которыхъ я жить не могу.
   Жена. Повелитель мой, подари меня однимъ только ласковымъ взглядомъ, и я исполню все, что дозволитъ мнѣ законъ. Тебѣ стоитъ только приказать.
   Мужъ. Такъ сдѣлай это поскорѣе (Засовываетъ руки въ карманы). Неужто я еще буду засовывать руки только въ пустые карманы, гдѣ вмѣсто звонкой монеты оказываются одни только мои ногти? Вся кровь моя волнуется при такой мысли!.. Итакъ, скорѣе!.. Я не для того созданъ, чтобы со стороны созерцать, какъ наслаждаются жизнію другіе, не для того, чтобы только быть сводникомъ за игорнымъ столомъ, я хочу самъ метать кости и заставлять ихъ мнѣ повиноваться!.. Ну, скорѣе, повторяю я тебѣ.
   Жена. Спѣшу исполнить твое желаніе. Пока, прощай. (Уходитъ).
   Myжъ (Ей вслѣдъ). Только скорѣй! Торопись!.. Будь проклятъ часъ, когда я женился! Жена одна обуза, одна обуза!.. Трое ребять висятъ y меня на шеѣ, словно три свинцовыя гири! Фу, какая гадость! -- Потаскушка и ея щенята, щенята и потаскушка! Да, потаскушка!

Входятъ три джентльмена.

  
   1-й джентльменъ. На языкѣ y васъ все таже гнусная, омерзительная брань. Какъ можете вы, потомокъ такого стариннаго рода, сами пятнать честь своей жены? Тѣ, кого другіе называютъ сумасшедшими, люди опасные; но тотъ, кто самъ наноситъ себѣ увѣчія, еще безумнѣе и опаснѣе. Какъ и же назвать того, кто отвратитрльноб, ни на чемъ ни основанною клеветою самъ позоритъ свое имя, остававшееся до сихь поръ незапятнаннымъ? Развѣ это приличио? Прошу васъ перестаньте.
   2-й джентльменъ. Дорогой сэръ, перестаньте хоть-бы приличья ради.
   3-й джентльменъ. Пусть хоть чувства вѣжливости и справедливости удержатъ васъ.
   Мужъ. А, здравствуйте... Благодарю васъ... Какъ ваше здоровье?.. До свиданія... Душевно радъ, что видѣлъ васъ... a затѣмъ, прощайте, докучные совѣты и увѣщанія. (Джентльмены удаляются; входитъ слуга). Что тебѣ нужно,бездѣльникъ?
   Слуга. Я пришелъ увѣдомить васъ, сэръ, что на дорогѣ барыня встрѣтилась съ посланнымъ отъ ея почтеннаго дяди и вашего бывшаго опекуна, немедленно вызывающаго ее въ Лондонъ.
   Мужъ. Она убралась; тоже можешь сдѣлать и ты (Слуга уходитъ). Ну, пусть она въ точности испонитъ все; иначе, когда она вернется, ей самый адъ покажется пріятнѣе этого дома.
  

Входитъ еще джентльменъ.

  
   Джентльменъ. Хорошій или дурной лріемъ ожидаетъ меня, мнѣ все равно.
   Мужъ. Мнѣ тоже.
   Джентльменъ. Я пришелъ съ намѣреніемъ тебя пожурить.
   Мужъ. Кого? Меня журить? Совѣтую браться за это дѣло осторожно, чтобы не раздражить меня. Если-же раздразните, предупреждаю: -- я дамъ волю рукамъ.
   Джентльменъ. Хорошо-бы сдѣлалъ, другъ мой, если-бы давалъ менѣе воли своимъ страстямъ; вотъ за это тебя слѣдовало-бы избить хорошенько. Здѣсь нѣтъ постороннихъ: лишь ты да я. Слушай-же ты, нехорошій человѣкъ, погрязшій въ тинѣ разврата. Состояніе твое и честь умираютъ отъ истощенія, и мнѣ тебя жаль. Нѣтъ хуже расточителя, чѣмъ тотъ, кто, не дорожа имуществомъ, не дорожитъ и честію, a ты поступаешь именно такимъ образомъ.
   Мужъ. Замолчи!
   Джентльменъ. Нѣтъ, я еще не кончилъ. Слушай-же: отецъ твой, дѣдъ и прадѣдъ были честнѣйшимя людъмя. Мы не только ихъ уважали, но и гордились ими. Къ сожалѣнію, тотъ величавый монументъ, который они себѣ воздвигли своею безупречной жизнію, благодаря твоимъ порокамъ, началъ уже колебаться. Чудная весна твоей молодости подавала любившимъ тебя людямъ надежду на плодоносное лѣто; всѣмъ, знавшимъ тебя тогда, просто не вѣрится, чтобы ты могъ дойти до такого глубокаго нравственнаго и матеріальнаго обнищанія, хотя не вѣрить нельзя, такъ какъ это очевидно. Такая перемѣна въ тебѣ заставитъ громко кричать всѣхъ и каждаго, что ты при помощи дьявола сильно обманулъ всеобщія ожиданія.
   Мужъ. Выслушивать долѣе я не намѣренъ.
   Джентльменъ. Позорнѣе всего то, что ты жену, честнѣйшую изъ женщинъ, взятую тобою изъ честнаго дома смѣешь обзывать потаскушкой.
   Myжъ. А, теперь я понимаю, что ты не только ея защитникъ, но ея ближайшій другъ и даже болѣе... Самъ знаешь, кто.
   Джентльменъ. Какая гнусная мысдъ! Отъ нея можетъ векипѣть даже такая терпѣливая кровь, какъ моя. Не думаешь-ли ты, что я стану, сложа руки, выслушивать клевету, наносящую моей чести смертельный ударъ?
   Мужъ. Вижу, что моя догадка задѣла тебя за живое.
   Джентльменъ. Нѣтъ, извертъ! Я докажу тебѣ, что мнѣ и на мысль не приходила преступная любовь.
   Мужъ. Я вообще не вѣрю въ добродѣтель твою, a моей жены еще менѣе.
   Джентльменъ. Какъ-же развращены твои мысли, когда изъ ненависти ты порочишь свое плодовитое брачное ложе и самъ отдаешь на поруганіе свою честь!

(Обнажаютъ шпаги и сражаются; мужь раненъ).

   Мужъ. Ой!
   Джентльменъ. Сдаешься ты теперь?
   Мужъ. Нѣтъ, почтеннѣйшій! Я съ тобою еще не покончилъ.
   Джентльменъ. Надѣюсь, что никогда и не покончишь.
  

Сражаются снова.

  
   Мужъ. Вижу, тебѣ извѣстны разныя боевыя хитрости; ты дерешься не честно и наносишь мнѣ предательскіе удары.
   Джентльменъ. Нѣтъ, я дерусь прямо и честно. Тому, кто сражается за правое дѣло, незачѣмъ прибѣгать къ хитростямъ (Мужъ роняетъ мечъ и падаетъ).
   Мужъ. Злодѣйка судьба! Я побѣжденъ! Повергнутъ на землю!
   Джентльменъ, Теперь ты вполнѣ въ моей власти.
   Мужъ. Знаю, негодный холопъ!
   Джентльменъ. Вотъ такъ-то ненависть приводитъ насъ на край могилы. Ты видишь, моя шпага не жаждетъ твоей крови, и меня болѣе печалитъ нанесенная тебѣ рана, чѣмъ тебя самого. Ты потомокъ доблестнаго рода, такъ докажи своими дѣяніями, что ты достоинъ своихъ предковъ. Не честь твоя вмѣстѣ съ кровью течетъ теперь изъ этой раны, a твое безуміе. Отъ твоей жизни когда-то ожидалось очень многое; не обмани-же всѣхъ возлагавшихся на тебя надеждъ. У тебя есть любящая, покорная жена; не бросай-же позорной тѣни ни на нее, ни на свое потомство. Пусть отнынѣ только раскаяніе въ проступкахъ заставляетъ тебя страдать. Встань-же и никогда болѣе не падай. На этомъ пожеланіи я ухожу (Уходитъ).
   Мужъ. А, песъ, ушелъ, оставивъ на мнѣ слѣды своихъ зубовъ! О, съ какою радостію сердце мое ринулось-бы за нимъ! Я отомщу ему, говорю, что отомщу, иначе я сойду съ ума отъ неудовлетворенной жажды мести... А, развратница жена! тебѣ обязанъ я, что на тѣлѣ моемъ зіяетъ рана, и что слюна моя окрашена кровью, но ты своею кровію заплатишь мнѣ за это. Побѣжденъ, поваленъ на землю!.. Я даже говорю съ трудомъ... Конечно, недостатокъ въ деньгахъ дѣлаетъ такимъ безсильнымъ человѣка. Да, только это заставило меня пасть: иначе, я никогда не дошелъ-бы до паденія. (Уходитъ).
  

СЦЕНА III.

Тамъ-же, но другая комната.

Входятъ Жена, въ платьѣ для верховой ѣзды, и Слуга.

  
   Слуга. Если мнѣ дозволена будетъ смѣлость прямо высказать свое мнѣніе, я, зная, какъ много онъ виноватъ передъ вами, нахожу, что извинять его y васъ слишкомъ мало основаній.
   Жена. Согласна съ тобою, но зачѣмъ-же, о Боже мой, дѣлать другихъ повѣренными нашихъ домашнихъ несогласій? Переносить ихъ -- и такъ уже достаточно большое горе. Я понимаю, что, въ первыя минуты свиданія со мною, дядя могъ придти въ справедливое негодованіе, возмутиться расточительною жизнью моего мужа, строгимъ и зоркимъ взглядомъ подвести итогъ всѣмъ его неисчислимымъ проступкамъ. Дядя и такъ уже достаточно возмущался тѣмъ, что мужъ мой въ неоплатныхъ долгахъ, что всѣ его помѣстья заложены, что друзья, поручившіеся за него, томятся въ заключеніи. Открытіе въ такую минуту, что мужъ, вдобавокъ ко всему, обращается со мною дурно, не повело-бы ни къ чему хорошему. Приписывая, вслѣдствіе моихъ стараній, все предосудительное въ поведеніи моего мужа его необузданной молодости и возлагая главныя надежды на любовь мужа ко мнѣ дядя началъ приходить къ yбѣжденію, что житейскій опытъ заставитъ расточителя стряхнуть съ себя иго пагубныхъ страстей. Хотя мужъ поступаеть со мною хуже, чѣмъ лютый звѣрь, терзающій свою жертву, я со всею ловкостію, на какую я только способна, старалась убѣдить дядю, что мужъ согласится принять какую-нибудь должность при дворѣ, и что это послужитъ твердымъ и надежнымъ оплотомъ для нашего пошатнувшагося благосостоянія. Я думаю, что такое рѣшеніе возстановитъ порванное между нами доброе согласіе и разомъ спасеть мужа отъ самого себя, отъ окончательной гпбели.
   Слуга. Мистриссъ, я думаю тоже самое. Если онъ и теперь не будетъ съ вами ласковъ, не станеть васъ любить и беречь, какъ зѣницу ока, я просто готовъ подумать, будто въ него, словно въ собственный домъ, вселился самъ дьяволъ.
   Жена. Я тоже не сомнѣваюсь, что онъ измѣнится къ лучшему. Однако, уйди отсюда. Я жду его и,кажется, слышу, что онъ приближается.
   Слуга. Удаляюсь, мистриссъ. (Уходитъ).
   Жена. Какъ добръ дядя. Благодаря его участію, не придется продавать родового имѣнія, и я избавлю мужа отъ когтей ростовщиковъ. Такимъ извѣстіемъ онъ, конечно, останется доволенъ. Воть онъ идетъ.
  

Входитъ Мужъ.

  
   Мужъ. А! ты вернулась! Гдѣ же деньги? Показывай ихъ скорѣе!.. Значитъ, ты продала всю эту глупую груду пыли, называемой землею... Гдѣ же, однако, деньги? Показывай ихъ скорѣе!.. Вали ихъ прямо на полъ!.. Говорятъ тебѣ, давай ихъ... скорѣй, скорѣй!
   Жена. Добрый другъ мой, выслушай меня терпѣливо. Я привезла тебѣ извѣстіе, которымъ ты навѣрно останешься доволенъ. Оно устроитъ наши дѣла лучше, чѣмъ продажа послѣдняго имѣнія.
   Мужъ. Въ чемъ же дѣло?
   Жена. Не пугай меня, ради Бога, своимъ сердитымъ видомъ и выслушай меня терпѣливо. Дядя мой, принимая въ уваженіе твою доброту, твою любовь ко мнѣ, -- потому что я именно такими представила ему твои отнолюнія ко мнѣ, -- сжалился надъ печальнымъ положеніемъ твоихъ денежныхъ дѣлъ и выхлопоталъ тебѣ выгодное и почетное мѣсто при дворѣ. Это до того обрадовало меня...
   Myжъ (Отталкивая ее). Прочь отъ меня, падаль!.. Она еще радуется, когда я пытку выношу! А, хитрая шельма, ты лукавѣе, чѣмъ цѣлый десятокъ чертей, взятыхъ вмѣстѣ... Такъ ты не затѣмъ ѣздила къ милому дяденькѣ, чтобы силетничать на меня, разсказывать ему, куда пошло все мое имѣніе, все прежнее мое богатство? Такъ я этому и повѣрилъ!.. Съ чего ты взяла, что я, живущій только для однихъ наслажденій, вдругъ, какъ рабъ, закабалю себя на службу, стану изгибать спину передъ какимъ-нибудь старымъ царедворцемъ, по цѣлымъ часамъ стоять передъ нимъ на вытяжку, безъ шляпы, когда я никакъ не могу пріучиться и въ церкви-то шіяпу снимать! Ахъ, ты, дрянь этакая!.. Вотъ они плоды твоихъ наговоровъ!
   Жена. Видитъ Богъ, что я не только не сказала ни одного слова тебѣ въ порицаніе, но даже всячески старалась тебя хвалить, въ возможно лучшемъ свѣтѣ выставлять и тебя, и наше положеніе. Однако, еще ранѣе моего пріѣзда въ Лондонъ, моимъ роднымъ и друзьямъ было уже извѣстно, что всѣ помѣстья твои заложены и что это съ моей стороны уловка, чтобы сберечь для себя-ли самой или для дѣтей послѣднее наше имѣніе, -- хотя совершенно естественно, чтобы мать заботилась о будущности дѣтей, -- я для твоего удовольствія готова забыть и о нихъ, и о себѣ: располагай-же моею собственностію, какъ тебѣ заблагоразсудится. Только объ одномъ молю, -- a это доджно-бы внушить тебѣ само милосердіе, -- подари меня хоть одною привѣтливою улыбкою, однимъ ласковымъ словомъ.
   Мужъ. Давай денегъ, тварь, денетъ! или я... (Замахивается на нее обнаженнымъ кинжаломъ. Входитъ поспѣшно слуга). Что за чортъ такой! Что за спѣшное извѣстіе?
   Слуга. Позвольте вамъ доложить, сэръ...
   Мужъ. Что такое?.. Или я, быть можетъ, не имѣю права, когда мнѣ вздумается, смотрѣть на обнаженный кинжалъ? Говори-же скорѣе, бездѣльникъ, или я по самую рукоятку всажу тебѣ въ грудь вотъ этотъ клинокъ. Говори-же... и безъ околичностей.
   Слуга. Васъ спрашиваетъ какой-то джентльменъ изъ уяиверситета. Онъ ждетъ внизу и увѣряетъ, будто ему необходимо переговорить съ вами (Уходитъ).
   Мужъ. Изъ университета? Университетъ! Это длинное сдово будто ножомъ рѣзнуло меня по сердцу (Уходитъ).
   Жена. Была хоть когда-нибудь другая женщина такъ удручена горемъ, какъ я? Если бы не вошелъ слуга, клинокъ вонзился-бы мнѣ въ сердце. На то, что женщины обыкновеяно считаютъ большимъ горемъ, я не обратила-бы вниманія, и здѣсь оно прошло-бы совершенно незамѣченнымъ. Нѣтъ, всѣ огорченія другихъ женщинъ, взятыя вмѣстѣ, едва-ли сравняются съ однимъ моимъ горемъ... Мужъ угомонится только тогда, когда y насъ ничего болѣе не останется. Мѣсто при дворѣ онъ называетъ гнуснымъ рабствомъ, признакъ довѣрія -- униженіемъ... Что станется со мною, съ нашими дѣтьми?.. A y насъ ихъ трое: двое здѣсь a третій еще y кормилицы. О, будущіе мои нищіе, какіе вы хорошенькіе!.. Я чувствую, что близка уже минута, когда отъ тлетворной руки раззоренія рухнетъ величавое жилище нашихъ предковъ. Подъ тяжестью страданія, мои опухшія вѣки смыкаются надъ глазами, увлаженными слезами... я почти ничего не вижу... Усну, но горе во мнѣ не уснетъ; оно и во снѣ, и на яву со мною неразлучно (Уходитъ).
  

СЦЕНА IV.

Другая комната тамъ-же.

Входятъ Мужъ и Старшина университетскаго колледжа.

  
   Мужъ. Добро пожадовать, сэръ! Очень радъ съ вами познакомиться.
   Старшина. Въ послѣднемъ я сомнѣваюсь, и боюсь, что знакомство со мною особеннаго удовольствія вамъ не доставить.
   Мужъ. Вы ошибаетесь, я искренно радъ.
   Старшина. Не въ моемъ характерѣ, сэръ, говорить околичностями. Я скоръ и откровененъ, потому прямо приступаю къ дѣлу. Причина, заставившая меня явиться къ вамъ, очень тяжка, очень печальна... Видите-ли, мы всѣ очень любимъ и уважаемъ вашего брата. Молодой человѣкъ этотъ одаренъ блестящими способностями, и много обѣщаетъ въ будущемъ, но онъ имѣлъ неосторожность поручиться за васъ въ значительной суммѣ, a вы, по непростительной-ли безпечности или по другимъ причинамъ, не расплатились вовремя по этому обязательству. Теперь вашъ братъ въ тюрьмѣ... Всѣ занятія его наукой прекратились, будущности его нанесенъ смертельный ударъ, a молодость доджна пройдти подъ гнетомъ безпощаднаго заключенія.
   Мужъ. Гм... гм... гм!..
   Старшина. Вы въ зародышѣ убили лучшую надежду нашего университета, потому, если вы не раскаетесь и не поправите бѣды, ждите самаго быстраго, самаго неумолимаго осужденія. Братъ вашъ, уже отличавшійся глубокими познаніями въ богословскихъ наукахъ, могъ-бы десятки тысячъ заблудшихъ душъ вернуть къ небесамъ, a теперь онъ, благодаря вашей преступной забывчивости, долженъ томиться въ заключеніи! За все это вы рано или поздно должны будете отвѣчать предъ Создателемъ; притотовьтесь же отдать Ему строжайшій отчетъ.
   Мужъ. О Боже мой, Боже!
   Старшина. Всѣ здравомысляіціе люди о васъ самаго дурного мнѣвія; многіе даже не стѣсняются это высказывать... Никто васъ не любитъ. Даже тѣ, кого осуждаютъ люди честные, сами осуждаютъ васъ. Я говорю вамъ все это во имя той искренней привязанности, которую питаю къ вашему брату. Знайте-же, что пока вы не выкупите брата изъ тюрьмы, совѣсть не дастъ вамъ ни минуты покоя, ни минуты безмятежнаго сна, радости или успѣха. Чтобы вы ни дѣлали, всегда во всемъ васъ будетъ преслѣдовать сознаніе вашего проступка. Что-же вы мнѣ на это отвѣтите? -- Какая участь ожидаетъ вашего брата: -- безнадежная-ли пучина бѣдствій или надежда на лучшую долю?.. Съ замирающимъ сердцемъ жду вашего отвѣта.
   Мужъ. Сэръ, я глубоко потрясенъ вашими словами; они отозвались въ душѣ моей. Вы мастеръ своего дѣла... Особенной чувствительностью я до сихъ поръ не отличался, но ваши рѣчи насквозь пронзили мое сердце... Благодарю васъ и за ваше безпокойство, и за ваши слова... Теперь только понялъ я, какъ жестоко я виноватъ передъ братомъ. Да, вина моя передъ нимъ очень, очень, очень велика!.. Эй, кто-нибудь! (Входитъ слуга). Подай сюда вина (Слуга уходитъ). Бѣдный братъ! Какъ много горя онъ вынесъ изъ-за меня!
   Старшина. Да, подобное горе наноситъ иногда такія глубокія раны, что онѣ никогда не заживаютъ.
  

Слуга приноситъ вино.

  
   Мужъ. Пью за ваше здоровье, сэръ, и благодарю васъ за разумныя наставленія.
   Старшина. Очень жалѣю, что пришлось поневолѣ высказывать вамъ непріятныя вещи. На ваше приглашеніе выпить, я отвѣчаю: -- "За здоровье несчастнаго узника".
   Муяіъ. A я охотно вторю вамъ. Теперь, сэръ, если вамъ угодно взглянуть на мое помѣстіе, этотъ слуга укажетъ вамъ дорогу. Я-же тѣмъ временемъ займусь интересующимъ васъ дѣломъ; я убѣжденъ, что все окончится къ благополучію брата и къ собственному моему удовольствію.
   Старшина. Этимъ вы заставите возрадоваться ангеловъ и замолкнуть невыгодные для васъ толки въ обществѣ, a я скажу, что рѣшился на эту попытку въ добрый часъ. (Уходитъ вмѣстѣ со слугой).
   Мужъ. Ну, безпутный человѣкъ, вотъ ты и доведенъ до крайности своими-же возлюбленными пороками... Полное раззореніе будетъ тяготѣть надъ тобою, какъ проклятіе. Зачѣмъ небо, запрещая намъ грѣшить, создало въ тоже время женщпнъ? Зачѣмъ оно указываетъ нашимъ чувствамъ путь наслажденія, который непремѣнно доводитъ насъ до гибели, разъ мы ступили на этотъ путь? Зачѣмъ обречены мы знакомиться съ такими вещами, которыя ничего не могутъ намъ принесть, кромѣ вреда?.. О, если-бы намъ, вмѣсто порока, запрещена была добродѣтель, какіе мы всѣ были-бы добродѣтельные, потому что самой природѣ человѣка свойственно любить именно то, что запрещено! Если-бы пьянство не считалось предосудительнымъ, кто захотѣлъ-бы напиваться по скотски до потери образа человѣческаго и, подобно свиньѣ, въ глупѣйшихъ корчахъ валяться въ грязи, служа посмѣшищемъ для прохожихъ?.. Что особеннаго въ трехъ маленькихъ костяхъ, бросаемыхъ на маленькій столякъ? a между тѣмъ они заставляють отца семейства, джентльмена и въ душѣ и по происхожденію, дрожащею рукою выбрасывать эти кости, пуская въ тоже время на вѣтеръ свое состояніе, и обрекать собственное потомство на нищету, на воровство, на страданія и на пороки? Теперь насталъ для меня конецъ, конецъ всему!.. Предо мною одна ужасающая нищета. Какое, однако, было y меня роскошное состояніе... Да, состояніе хорошее, очень хорошее... Земли мои, словно полный мѣсяцъ, округлялись около меня... Но для этого мѣсяца давно насталъ ущербъ; обглоданный серпъ его убавляется съ каждымъ днемъ, даже совсѣмъ исчезаетъ... И я имѣлъ безуміе вообразить, будто этотъ мѣсяцъ, нѣкогда бывшій достояніемъ моего отца, дѣда и прадѣда, переходившій отъ предковъ къ потомкамъ, -- мой, безраздѣльно мой, и вотъ, благодаря этому безумію, нашъ родъ пришелъ въ упадокъ, блескъ нашего имени долженъ померкнуть. Теперь намъ имя: -- "нищіе", и нашъ родъ въ моемъ лицѣ протягиваетъ руку за подаяніемъ! Да, это имя, въ теченіе цѣлыхъ столѣтій гремѣвшее во всемъ графствѣ, въ лицѣ моемъ и моихъ дѣтей превращается въ прозвище бездомныхъ бродягъ! Отъ моей расточительности произошло пять непоправимыхъ бѣдствій, не считая моего собственнаго. Эта проклятая расточительность обратила теперь моего брата въ узники, довела жену до отчаянія, дѣтей до нищеты, a меня самого покрыла позоромъ! (Рветъ на себѣ волосы). О волосы, зачѣмъ вы такъ крѣпко держитесь на проклятой моей головѣ? Неужто ядъ, отравляющій мнѣ жизнь, не заставитъ васъ выпасть? Братъ мой въ когтяхъ у демоновъ; тѣ мучатъ. его безпощадно, чтобы этою пыткою что нибудь изъ него выжать, a я, несчастный, не могу выкупить его, такъ какъ самому нечѣмъ жить... Нищета -- тоже рабство! Чтобы проповѣдники и умирающіе ни толковали объ адѣ, всѣ его муки y меня въ груди... Кто въ моемъ положеніи, чтобы добыть денегъ, не согласился-бы заложить душу за какіе угодно проценты и не отрекся бы отъ всѣхъ благъ загробной жизни?.. Я привыкъ жить въ полномъ довольствѣ, и бѣдность страшнѣе мнѣ всѣхъ терзаній ада,
  

Вбѣгаетъ ребенокъ, поганяя кнутикомъ волчекъ.

  
   Ребенокъ. Что съ вами, папа? Вы должно быть нездоровы?.. Посторонитесь немного... Мнѣ нельзя пускать волчка, пока вы стоите такъ и занимаете все мѣсто своими длинными ногами... Не смотрите такъ на меня... Вы меня этимь не испугаете; я не боюсь ни колдуновъ, ни другихъ пугалъ! (Отецъ поднимаетъ ребенка за поясъ и держитъ его одною рукою, a другою обнажаетъ кинжалъ).
   Мужъ. И смерти нечего бояться, особенно тебѣ, когда отецъ не можетъ оставить тебѣ наслѣдства.
   Ребенокъ. О, что вы хотите сдѣлать, папа? Вспомните, вѣдь я вашъ бѣленькій мальчикъ...
   Мужъ. A теперь будешь красненькимъ. Вотъ тебѣ! (Наноситъ ему ударъ кинжа.юмъ).
   Ребенокъ. Папа, мнѣ больно!..
   Мужъ. Не хочу я, старшій мой нищій, чтобы ты y pocтовщиковъ вымаливалъ кусокъ хлѣба, чтобы ты обливался слезами y воротъ сильныхъ міра, или бѣгалъ за каретами, крича; -- "Добрый господинъ, подайте хоть что-нибудь, Христа ради"! Нѣтъ, я до этого не допущу ни тебя, ни твоего брата. Разможжитъ вамъ обоимъ голову -- подвигъ человѣколюбія.
   Ребенокъ. Какъ-же буду я теперь учиться, когда голова y меня проломлена?
   Мужъ (Нанося сыну ударъ прямо въ сердце). Обливайся кровью, да, обливайся; такъ будетъ лучше, чѣмъ нищенствовать! Теперь ты не опозоришь своего имени... Слѣдуетъ всегда относиться къ жизни съ презрѣніемъ, если она грозитъ позоромъ или нищетою... Надо покончить теперь со вторымъ сыномъ. О злая судьба! кровь моихъ сыновей вымажетъ тебѣ рожу. Ты увидишь, какъ ыы будемъ смѣло издѣваться надъ нищетой! (Уходитъ, волоча трупъ ребенка).
  

СЦЕНА V.

Тамъ-же. Спальня жены.

Появляется служанка съ уснувшимъ рсбенкомъ въ рукахъ и подходитъ къ спящей женѣ.

  
   Служанка. Спи, дитятко, спи, какъ съ горя уснула твоя мать. Такое глубокое изнеможеніе не предвѣщаетъ ничего хорошаго. Спи, мой красавчикъ! Можетъ статься, и тебя ждала-бы счастливая доля, но все, что много много лѣтъ наживалось честными и высокими подвигами, проиграно теперь въ кости. Бѣда, когда игрокъ-отецъ проматываетъ дѣтское достояніе! Вмѣсто прежнихъ достатковъ, въ домѣ водворяется одна нищета... Да, раззореніе, опустошеніе и только.
  

Входитъ Мужъ, таща окровавленнаго ребенка.

  
   Мужъ. Тварь, отдай мнѣ мальчишку! (Хочетъ отнять ребенка силой. Борьба).
   Служанка. Помогите, помогите! Творецъ небесный!.. Здѣсь убійца, убійца!
   Мужъ. Полно горланить, болтливая, распутная грубіянка! Вотъ, какъ сломлю тебѣ шею, ты y меня больше не пикнешь. Ну, проворнѣй съ лѣстницы внизъ головою (Отнявъ ребенка, сталкиваетъ служанху съ лѣстницы). Вотъ такъ; отлично! Чтобы заставить женщину замолчать, нѣтъ лучшаго средства, какъ сломить ей шею, это дѣло великаго политика. (Наноситъ сыну ударъ).
   Ребенокъ. Мама! Мама! Я убитъ, мама! (Жена просыпается).
   Жена. Что здѣсь за крикъ?... Создатель!... Дѣти мои, дѣти!.. Оба въ крови!.. въ крови! (Схватываетъ на руки младшаго ребенка).
   Мужъ. Шельма, подай сюда мальчишку! Подай сюда нищаго.
   Жена. Безцѣнный мой, послушай!
   Мужъ. Прочь, негодная тварь! Прочь, потаскушка!
   Жена. О, что задумалъ ты, мой добрый, дорогой мужъ?!
   Мужъ. Давай сюда ублюдка!
   Жена. Онъ родной твой сынъ.
   Мужъ. Нищихъ на свѣтѣ и безъ него довольно!
   Жена. Одумайся, дорогой!
   Мужъ. Такъ ты еще противишься?
   Жена. Создатель мой!
   Мужъ. Такъ вотъ-же ему прямо въ сердце! (Закалываетъ сына на рукахъ y матери).
   Жена. Бѣдный, бѣдный мой мальчикъ!
   Мужъ. Теперь, щенокъ, ты не будешь срамить своею жизнью уважаемаго имени.
   Жена. Боже, Боже! (Мужъ наноситъ ей ударъ кинжаломъ; она падаетъ).
   Мужъ. Погибни и ты!.. Убирайся на тотъ свѣтъ. На этомъ не потребныхъ не мало, а нищета сдѣлала-бы изъ тебя такую-же.
  

Вбѣгаетъ слуга.

  
   Слуга. Что вы натворили, сэръ? Что вы натворили!
   Мужъ. Гнусный рабъ, презрѣнный мой вассалъ, какъ смѣешь ты становиться между мною и моимъ изступленіемъ? Какъ смѣешъ обращаться ко мнѣ съ вопросами?
   Слуга. Если-бы вы были самимъ дьяволомъ, я все-таки задержалъ-бы васъ.
   Мужъ. Меня задержать? Попробуй! Ты за это поплатишься жизнью.
   Слуга. Клянусь душой, вы и такъ уже загубили не мало жизней!
   Мужъ. Ты дерзнулъ наложить руку на своего господина?
   Слуга. Наложилъ потому, что мой господинъ извергъ.
   Мужъ. Развѣ я здѣсь уже не полный властелинъ? Неужто рабъ осмѣлится надѣть на меня оковы? (Борьба; слуга падаетъ).
   Слуга. Онъ повергъ меня на землю... Съ нимъ самъ чортъ не сладитъ.
   Мужъ. А, отродье чорта, теперь я расправлюсь съ тобою, какъ слѣдуетъ. Тебя, моего вассала, я разорву на части; мои шпоры вонзятся въ твое тѣло! Я раздавлю тебя, растопчу ногами!.. Вотъ такъ... Вотъ такъ!.. Теперь надѣюсь, что въ такомъ видѣ ты не слишкомъ скоро пустишься за мною въ погоню. Лошадь готова, осѣдлана... Вонъ, вонъ отсюда!.. Теперь скорѣе туда, къ третьему моему щенку, находящемуся y кормилицы, къ моему нищему молокососу! Судьба, я ни одного изъ нихъ не оставлю въ живыхъ, чтобы ты попирала ихъ потомъ ногами! (Уходятъ).
  

СЦЕНА VI.

Дворъ передъ замкомъ.

Входитъ Мужъ; навстрѣчу ему попадается Старшина.

  
   Старшина. Что съ вами, сэръ? Вы такъ бдѣдны и, кажется,разстроены.
   Мужъ. Кто, я, сэръ? -- Это одно воображеніе. Потрудитесь войти въ домъ; я скоро отпущу васъ. Мнѣ только надо съѣзить недалеко, чтобы пополнить необходимую сумму, и тогда брату возвратятъ свободу.
   Старшина. Очень радъ, если такъ. Я васъ подожду. (Уходитъ).
  

СЦЕНА VII.

Спальня.

  

Жена, дѣти и слуги, лежатъ въ крови.

  
   Слуга. Я едва въ силахъ подняться съ мѣста, до того онъ своею дьявольскою тяжестію избилъ мое тѣло своими кровожадными шпорами. A до сихъ поръ онъ казался мнѣ такимъ хилымъ. Должно быть, онъ, въ ущербъ спасенія души, черпаетъ свою бѣсовскую силу въ аду. О, какую силу придаетъ грѣшникамъ осужденіе на вѣчныя муки.
  

Входятъ Старшина и двое слугъ.

  
   1-й слуга. О, почтенный сэръ, сколько прискорбныхъ событій совершилось здѣсь, съ тѣхъ поръ, какъ вы прибыли!
   Старшина. Да, зрѣлище ужасное! Неужто онъ этими злодѣйствами думалъ выручить брата? A тутъ еще окровавленныя дѣти, бездыханная жена.
   Жена. Охъ!.. Охъ!..
   Старшина. Скорѣй врачей сюда, врачей! Она приходитъ въ себя... A тутъ еще слуга въ крови...
   Слуга. Садись на лошадь и догоняй нашего господина. Онъ поскакалъ къ кормилицѣ, чтобы убить третьяго свосего младенца. Догоняй его, скорѣй, скорѣй!
   Старшина. Я болѣе всѣхъ васъ на готовѣ и мигомъ подниму на ноги весь сосѣдній городъ.
   Слуга. Добрѣйшій сэръ, спѣшите за нимъ.
  

Старшина и двое слугъ уходятъ.

  
   Жена. Бѣдныя, бѣдныя мои дѣти!
   Слуга. Добрѣйшая мистриссъ, какъ вы себя чувствуете?
   Жена. О, зачѣмъ суждено мнѣ придти въ себя? Зачѣмъ, полуживая, должна я видѣть окровавленные трупы моихъ дѣтей? Такое ужасное зрѣлище и безъ палача способно убить любую мать! Онъ и тебя, кажется, изувѣчилъ?
   Слуга. Желая предотвратить другія несчастія, которыхъ онъ въ нѣсколько минутъ и такъ натворилъ не мало, я было бросился на него, чтобы его задержать. Началась между нами борьба, но какая-то нечистая сила пришла къ нему на помощь, и онъ повалилъ меня на полъ. Тогда онъ сталъ топтать меня ногами, бить кулаками, вырывать y меня волосы. Неистовствуя, какъ помѣшанный въ припадкѣ изступленія, онъ до того исколотилъ меня, что я оказался не только не въ силахъ преслѣдовать его, но даже и встать на ноги.
   Жена. Что могло озлобить его такъ сильно и настолько погасить въ его груди всякое состраданіе, веякое чувство жалости, что онъ рѣшился заколоть дѣтей, пытался убить жену и изувѣчилъ слугу?
  

Входитъ другой слуга.

  
   2-й слуга. Мистриссъ, не угодно-ли вамъ будетъ удалиться изъ этой проклятой комнаты; врачъ ожидаетъ васъ здѣсь рядомъ.
   Жена. Уйду съ радостью! Здѣсь полъ залитъ дорогою мнѣ, невинною кровью. Убійство силою завладѣло этою спальней и не выйдетъ изъ нея, пока существуетъ само зданіе.

(Уходятъ).

  

СЦЕНА VIII.

  

Большая дорога неподалеку отъ города.

  

Входитъ Мужъ, упавшій сь лошади, и тяжело опускается на землю.

  
   Мужъ. Эхъ, напади мокрецъ на эту проклятую клячу! Нужно-же было ей споткнуться! Пусть нападетъ на тебя цѣлая полсотня всякихъ болѣстей!.. Я сильно ушибся! Чтобъ ей издохнуть! ѣхалъ я спокойно, ничего не ожидая, и вдругъ... Какая при томъ досада! Гдѣ вздумала оступиться, проклятая? -- всего на выстрѣлъ отъ города и на совершенно ровномъ мѣстѣ, гдѣ-бы только въ кости играть да проигрывать родовыя земли. Проклятая кляча!
  

За сценой, крики: ловите его, ловите!

  
   Мужъ. Что значатъ эти крики, полные озлобленія и угрозъ? Не меня-ли ищутъ? Ну, надо вставать, дотащиться до лошади и скорѣе ускакать отсюда. Покончу съ третьимъ сыномъ, и тогда дѣло будеть сдѣлано вполнѣ.
  

За сценой, крики: сюда, сюда, онъ здѣсь!

  
   Мужъ. Да, ищутъ меня. Судьба преслѣдуетъ меня во всемъ! -- вотъ, не могу теперь ступить на ушибленную ногу. Даже воля моя подавлена сознаніемъ грозящей нтщеты. О, если бы я могъ нанести смертельный ударъ и третьему!
  

Входятъ старшина, трое джентльменовъ и еще нѣсколько вооруженныхъ лицъ.

  
   Всѣ. Вотъ онъ, вотъ онъ здѣсь! Держите его!
   Старшина. Безжалостный, жестокій, безчеловѣчный варваръ. Только развѣ скифъ или каменное сердце судьбы могли-бы, не чувствуя укоровъ совѣсти, повинуясь неумолимой злобѣ, разомъ натворить столько бѣдъ, сколько натворилъ ихъ ты. Развѣ это тотъ отвѣтъ, котораго ожидалъ я такъ долго? Этимъ думаешь ты выкупить брата изъ тюрьмы?
   Мужъ. Ничего, кромѣ нашихъ шкуръ, отъ насъ онъ не получитъ; иныя стоитъ только выдѣлать.
   1-й джентльменъ. Порочная жизнь довела его до потери стыда.
   Старшина. Онъ пролилъ столько крови, что утратилъ способность краснѣть.
   2-й джентльменъ. Схватимъ его и отдадимъ въ руки правосудія. Достойнѣйшій джентльменъ и въ то же время судья живеть неподалеку; онъ живо выяснитъ все это дѣло.
   Мужъ. Тѣмъ лучше. Я горжусь своими дѣяніями и желаю, чтобы о нихъ узнали всѣ. Только о томъ я жалѣю, что не успѣлъ покончить съ третьимъ.
   Старшина. Въ такомъ сожалѣніи не слышно отцовской любви. Уведите его (Всѣ уходятъ).
  

СЦЕНА IX.

  

Комната въ домѣ судьи.

  

Входятъ Эскуайръ и три джентльмена.

  
   Эскуайръ. Опасно ранилъ жену? убилъ двоихъ дѣтей?
   1-й джентльменъ. Такъ громко гласитъ молва.
   Эскуайръ. Мнѣ крайне прискорбно, что я когда-то былъ съ нимъ знакомъ. Мнѣ такъ-же крайне прискорбно, что онъ, потомокъ благороднаго и уважаемаго рода, опозорилъ своими кровавыми поступками имя, на которомъ до этой печальной минуты не было ни пятна, ни тѣни.
   1-й джентльменъ. Вотъ ведутъ злодѣя.
  

Входятъ старшина, джентльмены и мужъ.

  
   Эскуайръ. Змѣю своей семьи! На этотъ разъ мнѣ глубоко жаль, что я не исполняю обязанности судьи.
   Старшина. Позвольте доложить вамъ, сэръ...
   Эскуайръ. Зачѣмъ два раза повторять одно и тоже; я и такъ знаю слишкомъ много. Лучше-бы мнѣ никогда не слышать ничего подобнаго. Глядя на васъ, мое сердце обливается кровью.
   1-й джентльменъ. Скорбь вашего отца отзывается y меня въ душѣ. Что побудило васъ дойти до такой чудовищной жестокости?
   Мужъ. Вотъ въ двухъ словахъ объясненіе всему. Сэръ, я промоталъ, проигралъ все свое состояніе. Поэтому, чтобы избавить семью отъ терзаній нищеты, я счелъ за лучшее размозжить имъ всѣмъ голову и тѣмъ надуть нищету.
   Эскуайръ. Когда пройдетъ горячка крови, вы будете жестоко раскаяваться.
   Музкъ. Теперь я раскаяваюсь только въ одномъ, что не успѣлъ доканать и третьяго, который еще y кормилицы: я живо отнялъ бы его отъ груди.
   Эскуайръ. Посмотримъ. Когда вамъ прочтутъ завтра приговоръ, я убѣжденъ, что ужасъ смерти вызоветъ въ васъ иныя чувства. Совѣтъ мой -- не забывать, что сама природа возмущена вашимъ злодѣяніемъ.
   Мужъ. Сэръ, благодарю за совѣтъ.
   Эскуайръ. Отведите его въ тюрьму, гдѣ все взываетъ къ правосудію, a состраданію нѣтъ мѣста.
   Myжъ. Что-же вы? Уводите меня (Уходятъ мужъ и другіе).
   Старшина. Сэръ, вы вполнѣ достойны занимаемаго вами сана. О, еслибы всѣ судьи были такими-же, какъ вы! Самая суровость закона принимаетъ y васъ образъ милости.
   Эскуайръ. Ахъ, еслибы я на самомъ дѣлѣ былъ такимъ, какъ вы говорите! О, этотъ ужасный человѣкъ не постыдился наложить несмываемое пятно на чистое до сихъ поръ, всѣми уважаемое имя своихъ предковъ. Впрочемъ, какъ и ждать стыда отъ человѣка, утратившаго стыдъ. (Уходятъ).
  

СЦЕНА X.

  

Передъ замкомъ Кольверли.

  

Входятъ Мужъ, подъ копвоемъ, Старшина, Джентльмень и стража, окружающая преступника.

  
   Мужъ. Вотъ я какъ разъ передъ роднымъ домомъ, жилищемъ моихъ предковъ. Я слышалъ, что жена моя еще жива, хотя больна опасно. Нельзя ли мнѣ повидаться съ нею,прежде чѣмъ двери тюрьмы затворятся за мной?
  

Жену вносятъ на носилкахъ.

  
   1-й джентльменъ. Смотрите, вотъ ее несутъ сюда.
   Ж.ена. О дорогой мой, безцѣнный, дорогой и глубоко несчастный мужъ. Только теперь, когда ты въ рукахъ неумолимаго закона, я поняла, что такое истинное горе. Никогда сердце мое такъ сильно не обливалось кровью, какъ въ эту минуту!
   Мужъ. Что-же это такое? Ты ласкова ко мнѣ, жалѣешь меня, когда я нанесъ тебѣ тяжелую рану и даже думалъ, что убилъ?
   Жена. Что объ этомъ говорить? Мое сердце привыкло и къ болѣе мучительнымъ ранамъ. Неласковость обращенія наноситъ болѣе тяжкія раны, чѣмъ стальной клинокь... A подумай, когда-же ты бывалъ со мною ласковъ?
   Мужъ. Да, сознаюсь, это правда. Въ припадкѣ изступленія, я наносилъ смертельные удары грубой рукой. Но ты нашла теперь отличное средство нанесть смертельный ударъ и мнѣ. Ты этимъ ударомъ сорвала съ моихъ глазъ ослѣплявшую ихъ повязку, a вмѣстѣ съ тѣмъ и демонъ, такъ долго сидѣвшій во мнѣ, какъ будто оставляетъ меня: онъ рвется сквозь всѣ поры моего тѣла, поднимаетъ мои ногги. О пусть онъ узнаетъ такія муки, какихъ понынѣ не изобразилъ еще никто! О, благословенные ангелы небесные, закуйте его крѣпче и низвергните его въ такую глубочайшую пропасть, чтобы онъ не могъ изъ нея вырваться и заставлять людей разыгрывать противоестественныя трагедіи, не могъ бы доведенному до изступленія отцу внушать мысли стать палачемъ родныхъ дѣтей, жены, слугъ и мало-ли кого еще! Гдѣ-же и мѣсто людямъ, забывающимъ Бога, какъ не въ кромѣшномъ аду?
   Жена. О, дорогой мужъ, тобою овладѣло раскаяніе!
   Myжъ. Добрая душа, такъ много разъ жестоко оскорбленная мною, я приговоренъ къ смерти я вполнѣ этого заслужилъ.
   Жена. Тебя не приговорили бы къ казни, еслибы законъ могъ такъ прощать, какъ я тебя прощаю.
  

Вносять обоихъ убитыхъ дѣтей.

  
   M ужъ. А!.. Это что еще такое?
   Жена. Умершихъ дѣтей нашихъ кладутъ на порогъ жилища.
   Мужъ. Отъ такого ужаснаго зрѣлища сердце можетъ разорваться! О, еслибы ваши младенческія души имѣли возможность заглянуть въ душу своего отца, вы увидали-бъ, что, словно ледъ отъ солнечныхъ лучей, отъ раскаянія растаяло мое зачерствѣлое сердце и теперь ручьями слезъ разливается по щекамъ вашего убійцы. Но вы теперь играете на лонѣ ангеловъ и не взглянете на меня, окаяннаго, убившаго васъ подъ вліяніемъ боязни нищеты. Чего-бы не сдѣлалъ я, чтобы снова вернуть васъ къ жизни! -- Согласился-бы даже на то, чего болѣе всего боялся: -- терпѣть съ вами нищету и просить милостыяю подъ окнами. Врагъ рода человѣческаго дѣлалъ меня слѣпымъ. О, помолитесь, чтобы Господь помиловалъ меня хоть ради искренности того раскаянія, которое въ послѣдніе часы жизни просвѣтлило мою душу.
   Жена. Всѣ прежнія мои страданія ничто предъ этимъ страшнымъ горемъ!
   Одинъ изъ стражи. Идемте далѣе. Пора.
   Мужъ. Дайте прикоснутьоя губами къ пролитой мною крови; тогда готовъ буду идти. Моя душа окровавлена, могутъ быть окровавлены и мои губы. -- Прощай, дорогая жена; мы должны разстаться другъ съ другомъ навѣки. Отъ всей души сокрушаюсь, что былъ такъ жестоко несправедливъ къ тебѣ.
   Жена. Нѣтъ, останься, не уходи!
   Мужъ. Зачѣмъ говорить о томъ, что невозможно? Ты знаешь, что я долженъ умереть. Прощай, окровавленный прахъ моихъ дѣтей! То, за что я долженъ поплатиться жизнью, будетъ для васъ источникомъ вѣчнаго блаженства. Пусть каждый отецъ призадумается надъ моими проступками, и тогда потомство его будетъ процвѣтать, тогда какъ мое изошло кровью (Уходитъ, окруженный стражею).
   Жена. О, я теперь еще несравненно болѣе несчастлива, чѣмъ отъ прежнихъ огорченій.
   Старшина. Утѣшьтесь, примѣрная жена. У васъ на рукахъ и y кормилицы сохранилось живое сокровище: оно послужитъ для васъ источникомъ радости.
   Жеяа. Дороже всего мнѣ была жизнь несчастнаго моего мужа. Создатель, укрѣпи мои силы, истощенныя значительной потерей крови, и я буду умолять всѣхъ друзей, ползать на колѣняхъ передъ сильными міра, чтобы выхлопотать прощеніе и спасти жизнь такъ безмѣрно любимому мужу.
   Старшина. И съ такою доброю женою онъ могъ обращаться такъ жестоко? Отнынѣ, изъ-за одной васъ, я стану цѣнить женщинъ дороже, чѣмъ прежде. A теперь мнѣ съ глубокою скорбью приходится уѣхать отсюда. Печаленъ тотъ отвѣтъ, который я привезу съ собою. Извѣстіе о томъ, что произошло, окажется тяжелѣе самого тюремнаго заключенія за долгъ. Горька участь обоихъ братьевъ: -- одинъ уныло сидитъ въ тюрьмѣ, a другой приговоренъ къ смертной казни.

(Уходятъ).

  

ЮРКШИРСКАЯ ТРАГЕДІЯ.

  
   Стр. 265. Въ 1608 году y лондонскаго книгопродавца Томаса Пэвьера появился іоміткъ in-qnarto въ шестнадцать страницъ, носившій слѣдующее заглавіе: "Іоркширская трагедія. Не столько новая, сколько печальная и истинная. Представлена актерами его величества на сценѣ Глобуса. Написана В. Шекспиромъ". 2-го мая 1608 года, эта книга была занесена въ офиціальные списки въ Stationer's Hall. Никто въ то время не возбуждалъ вопроса о подложности этой пьесы, игранной на сценѣ Глобуса и изданной съ именемъ Шекспира, хотя самъ Шекспиръ былъ живъ и не покидалъ еще окоячательно Лондона, откуда только на время ѣздилъ въ Страфордъ въ 1608 году хоронить свою мать. Однако, когда послѣ его смерти въ 1623 году двое изъ его друзей и сотоварищей издали собраніе его сочиненій, in-folio, -- изъ этого собранія была исключена "Іоркширскоя трагедія". Во второмъ изданіи in-folio сочиненій Шексппра въ 1632 году ея тоже нѣтъ. Она включается только въ третье изданіе in-folio сочиненіи Шокспира въ 1663 году. Но сюда включаются вмѣстѣ съ нею не только "Периклъ", тоже пропущенный въ изданіи 1623 года и теперь признанный всѣми подлинной шекспировской пьесой, но и "Лондонскій расточитель", "Исторія сэра Томаса Кромвеля", "Сэръ Джонъ Ольдкэстль лордъ Кобгемъ", "Пуританская вдова", "Локринъ". Въ четвертомъ изданіи сочиненій Шекспира in-folio въ 1685 году мы видимъ только исправленную въ орѳографіи и мелкихъ или крупныхъ частностяхъ, но не тронутую по содержанію перепечатку предыдущаго изданія... Только съ 1725 году начинается Александромъ Попомъ серьезный споръ о "сомнительныхъ" пьесахъ Шекспира и въ число ихъ попадаетъ не только "Іоркштрская трагедія", но и "Пертклъ", прячемъ тотъ-же Попъ находитъ, что и въ "Потерянныхъ усиліяхъ любви", "3имней сказкѣ", "Титѣ Андроникѣ" и т. д. Шекспиру привадлежатъ только нѣкоторыя сцены. Съ этой поры вплоть до того времени, когда въ Германіи занялись изслѣдованіями Шекспира, "Іоркширская трагедія" не признавалась шекспировскимъ произведеніемъ. Августъ Шлегель первый призналъ ее снова не только шекспировскимъ произведеніемъ, но даже однимъ изъ лучшихъ его произведеній. "Іоркширская трагедія", говоритъ Шлегель, должна быть признана не только за безусловно подлинное произведеніе Шекспира, но и за одно изъ лучшихъ и наиболѣе зрѣлыхъ... Стивенсъ въ концѣ концовъ тоже даетъ понять, что это шекспировская пьеса, но говоритъ о ней презрительвымъ тономъ, какъ о ничтожной работѣ... Между тѣмъ "Іоркширская трагедія" есть мѣщанская драма въ одномъ дѣйствіи, драматическая исторія убійства; трагическое впечатлѣніе, производимое ею, потрясающее и крайне удивительно видѣть, какъ Шекспиръ съумѣлъ поэтически обработать этотъ сюжетъ". (A. W. Schlegel's Werke Leipzig 1846. VI В. S. 308--309). За Августомъ Шлегелемъ признаетъ въ Германіи "Іоркширскую трагедію" произведеніемъ Шексппра и Ульрици. Начались послѣ этого и въ Апгліи толки о "Іоркширской трагедіи", но едва-ли кто-нибудь изъ англичанъ, кромѣ Пэнъ Кольера, примкнулъ вполнѣ и безусловно къ мнѣнію Шлегеля и Ульрици, хотя Газлиттъ признаетъ впечатлѣніе, производимое ею "подавляющимъ", a Найтъ видитъ въ ней "безусловныя достоинства". Во Франціи "Іоркширскую трагедію" считаетъ шекспировскимъ произведеніемъ Франсуа Викторъ Гюго, очень сильно отстаивающій ее и пробующій опровергнуть всѣ доводы противниковъ. Тѣмъ не менѣе и онъ помѣщаетъ этотъ единственный въ своемъ родѣ и потому во всякомъ случаѣ крайне важный и любопытный памятникъ драматургіи шекспировскихъ временъ въ отдѣлѣ "апокриѳовъ", что дѣлается и нѣкоторыми англійскими издателями. Въ изданіи Таухница "Іоркширская трагедія" помѣщена въ отдѣлѣ "Doubtful Plays" -- "сомнительныхъ пьесъ", о которыхъ намъ еще придется говорить въ нашемъ изданіи сочиненій Шекспира.
   Въ основаніи "Іоркширской трагедіи" лежить дѣйствитедьное событіе, произшедшее весной 1605 года. Одинъ Іоркширскій сквайръ промоталъ все свое состояніе и, зарѣзавъ своихъ двоихъ сыновей, покушался убить свою жену и третьяго ребенка, оставшагося въ живыхъ. Событіе надѣлало много шуму и наскоро написаная драма была поставлена на сцену, прежде чѣмъ покончились толки объ этомъ происшествіи. Убійца казненъ былъ въ августѣ 1605 года. Пьеса давалась въ одинъ вечеръ съ другими тремя одноактными пьесами, изъ которыхъ до насъ не дошла ни одна.
  
   Стр. 269. "Moll" и "Doll" -- сокращеніе англійскихъ именъ Марія и Доротея.
   Ctp. 270. "Ангелъ" -- старинная, англійская золотая монета.
   Стр. 282. Здѣсь намекъ на графа Лейчестера, первая жена котораго, какъ сказано въ извѣстномъ памфлетѣ: "Leicester's Commonwealth", умерла въ Кэнморѣ насильственною смертью, будучи, по приказанію своего мужа, сброшена съ лѣстницы.

А. Михайловъ.

  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru