Стояла в стране Гдето большая высокая гора. На вершине горы орлы могучие гнездились, в ее просторах широких ветры буйные резвились. Видела вершина постоянно перед собой почти весь небосвод, что над страною Гдето; утро каждое любовалась она дивнейшим восходом солнца, что в стране Гдето...
И купалась вершина в прозрачнейшем, ярчайшем свете. Ведь она самая высокая гора в стране Гдето: ничто не заслонит ей солнца, ниоткуда не падет на нее тень...
И могуча она, гора: скалы -- ее мускулы, медь и золото -- ее жилы... Знает об этом дикая коза, что по ребру горы скачет...
Вот что рассказывалось в этой сказочке.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Услыхали матери сказочку эту, сложили колыбельную песенку и деток убаюкивали ею -- песенкой о стране Гдето, о большой высокой горе, что в стране Гдето.
Но вот вырастет дитя и забудет песенку. В ученьи, в играх забывается она; забывается она в жизни: в любви, в страданьи, среди шума мирского...
Но где-то в затаенном уголке сердца все еще тихо дрожит струна, -- и звенит там эта песенка, колыбельная песенка о вершине горы, что в стране Гдето. А жизнь плещется вокруг, клокочет, бурлит -- и не слышно струны.
Проходят так годы, -- годы...
И вот бывает так:
Ткет юноша свою золотую нить жизни -- протянется безжалостная рука судьбы и нить эту оборвет. Уйдет юноша из жизни в одиночество... И вдруг в этом тихом одиночестве ощутит: что-то трепещет у него там, в сердце, что-то звенит в затаеннейшем уголке его сердца. Остановится, вслушается...
Поет юноша счастливую песнь любви на золотой арфе молодости. Услышит злая судьба, подползет к нему, протянет костлявую, злую руку и оборвет ему струну за струной. Замолкнет арфа, притихнет страшно сердце. И в наступившей тишине зазвенит вдруг колыбельная песенка -- песенка о стране Гдето, о большой, высокой горе, что в стране Гдето...
А иной раз, в тихую лунную ночь, явится она кому-либо во сне, зазвенит вдруг у него в ухе -- и проснется человек...
Бывает еще так: задумается человек, взгрустнется ему вдруг -- и потянет его и страну Гдето, к высокой горе, к большой горе, что в стране Гдето..
Влечет страна Гдето, манит. И пойдет бродить...
И во все времена, разными путями, со всех концов света тянутся и бредут люди в страну Гдето. .
Некоторым даже удается ее достичь.
Да, некоторые добираются до нее. Но один про другого не знает. По разным дорогам идут они. С разных концов света приходят. Друг с другом не встречаются...
* * *
Ткется сказочка...
Из лунных лучей ткут ее в тихие ночи, в лунные ночи...
И еще повествует она:
У подножья высокой горы, что и стране Гдето, лежали земли вольные, тучные, черные; росли леса густые, дремучие; журчали ручьи, текли реки, окаймляя большую, высокую гору.
Прибывшие сюда странники, достигнув горы, что в стране Гдето, оседали вокруг нее, у ее подножия.
Охотники шли потом в лес с луком и стрелой; рыбаки засиживались у ясного пруда с удочкой и сетью; ладил землепашец свой плуг; гнал пастух свое стадо на тучную лужайку. Возникали селенья.
Но велико и обширно подножье горы -- селенье не видит селенья, не знает одно про другое.
И каждое создает для себя свой отдельный мир и затем устраивает этот свой "единственный" мир. Каждое сотворяет свою собственную святыню для бога "единого". И поклоняются владыке мира "единому".
И доживают свой век, и умирают, когда наступит пора -- все согласно воле и закону бога "единого".
И молятся своему богу, и разговаривают на "едином" языке человеческом.
И работают, и плодятся, и размножаются; и взбираются шаг за шагом вверх по склону горы, желанной горы.
Медленно, с пшеницей, овсом и рожью, шагает землепашец; его обгоняет виноградарь; выше, вслед за дикой козой, прыгает по камням и скалам пастух; за металлической жилой следует упорно горняк...
Но некоторые добираются еще выше.
Это те, которые, при всем благополучии, успокоиться не могут.
Уж слишком мятущиеся у них души; слишком тоскуют они по высоте, по высочайшей высоте!
Ибо сильнее, чем у других, звенит у них в сердце песенка, колыбельная песенка. Отложат вот так в сторону лук и стрелы, удочку и сеть и уйдут из леса, от пруда; выпустят из рук косу и оселок, забудут про серп; оставят соху и бросят топор; покинут виноградник; заглядятся из глубины, где жила, на свет божий; оставят дикую козу на произвол и ползут вверх...
Влечет вершина горы.
В каждом селеньи бывает такой тоскующий, в иных даже много их -- они вот и тянутся вверх...
Тянутся.
И чем выше -- все тоньше и тоньше хребет горы. Во время блужданий, бывает, столкнутся.
А столкнутся...
Грустной тогда становится сказочка, грустной и страшной.
Тоскливые повести, кровавые битвы!..
* * *
Ткется сказочка...
В каждом селеньи бывает тоскующий, а в иных даже много их...
По вершине тоскуют они...
По ветрам, по сильным; по орлам могучим; по широкому, вольному небу; по ясному, яркому свету; по чудесному солнечному восходу...
Влечет вершина горы...
Поодиночке идут они. Межами полей шагают они. Из виноградных шатров выходят. По краям шахт скользят. Прыгают через камни и скалы, обгоняя дикую козу...
С тоскующими взорами, устремленными в высокую высь, бредут они; навостренными ушами ловят они шумы высей -- и, бывает, столкнутся...
Столкнутся -- и испугаются...
И удивленные, недоверчиво остановившись, разглядывают друг друга.
Из разных концов пришли они, разными путями шли и по-разному одеты, неодинаково острижены, и по-разному покрыта их голова.
Приветствуя друг друга, заикаются:
-- Мир вам!..
Каждый произносит это на своем языке, на своем "единственном" языке. По-чужому звучит это в ушах у другого -- как-то жестко, пе по-человечески, враждебно. Каждому кажется, что другой ему угрожает.
"Он меня оскорбляет, бранит".
И тут они приходят в столкновение:
-- Если ты человек, ты должен верить в...
При этом называют имя бога, "единого бога".
На двух языках произносятся два имени бога. И каждый думает о другом:
"Говорит он не по-человечески и к тому же в бога не верует..."
И готовятся к бою.
Перед битвой каждый призывает своего бога на помощь.
На разных языках говорят они. Разные имена называют. И думает каждый про себя: "Он издевается надо мной да еще богохульствует!"
Или: "Он поклоняется другому богу, не настоящему богу, злому богу!"
Разгорается все сильнее ненависть, и они дерутся. Дерутся не на жизнь, а на смерть.
И один побеждает -- один и его "единый" бог.
А побежденный проклинает или благословляет своего бога и падает сраженным.
Катится тело побежденного вниз по горе. И стелется кровавый след по горе, по склону, высокой, большой горы.
А победитель, вознесши благодарения своему богу на своем языке, взбирается снова все выше и выше.
С каждым днем растет число тех, которые тоскуют в селениях и, сталкиваясь там, на склоне горы, вступают в битву...
Растет тоска, которая гонит все выше и выше, растет гнев против дикаря, встреченного на пути; против дикого животного, не верующего в бога, у которого не настоящий бог и который лепечет на каком-то нечеловеческом языке...
И с каждым разом все выше поднимается человек с его гневом, а с человеком -- все выше распря и битвы...
С каждым разом битвы все ближе к вершине горы...
И все чаще и все с большей выси катятся мертвые тела побежденных вниз по горе. И, цепляясь за острые камни и скалы, разбиваются в окровавленные куски. И все чаще плещет там кровь, все больше кровавит хребет горы, все чаще струится она вниз по горе, вниз...
Трупы растерзанных богохульников, скатывающихся вниз, делают все тучней и тучней землю у подножья горы; все полней, благодатней колосья пшеницы и ржи; налиты и цветущи виноградные гроздья, слаще сок винограда; все обильней трава под копытом у дикой козы, все лучше и жирнее молоко, которое дает она пастуху...
А тоскующие победители благодарят господа бога и взбираются все выше и выше...
* * *
И повествует еще сказочка:
Плодятся и множатся селенья у подножья горы. Растет число тоскующих по высоте, увеличивается и количество поднимающихся ввысь...
Все опасней и опаснее дорога ввысь -- к могучим орлам и вольным ветрам, к восходу солнца и широким небесным просторам...
Все больше диких, косноязычных богохульников там, на хребте.
И лезут уже туда вооруженными. И все чаще и чаще сталкиваются там вооруженные отряды. А при каждой встрече там битвы, и все во имя бога, во имя бога "единого"...
И выходит пастух из шалаша, горняк -- из своей ямы, из виноградника выбегает виноградарь, спешит землепашец от своего плуга, рыбарь от берега пруда и охотник из дремучего леса... И все вооружены.
И все чаще, ожесточенней битвы...
Гудит гора от беспрерывных боев -- от звона оружия, от битвенных возгласов и... от имени бога, которого призывают здесь на разных языках.
И грудами катятся вниз мертвые тела, разбиваясь о камни и скалы. И реки кровавые текут вниз по горе, струяся и пенясь.
И с каждым разом внизу все тучнее земля; полнее колосья пшеницы, овса и ржи; слаще и пламенней вино; все сытнее корм дикой козе там, среди камней и скал, все жирнее и лучше ее молоко...
* * *
Но вот однажды, так рассказывает сказочка, двое, разгоряченные борьбой, гоняясь друг за другом, очутились внезапно на самом гребне горы, и они утонули в море света -- ярчайшего, прозрачнейшего света высей.
И сразу и неожиданно услыхали они друг друга и поняли; и каждый в другом человека признал; услыхал из уст его одно и то же имя божие, и бросились они друг другу в объятья.
И вслед за ними пришли и другие и выкупались в свете высей, а за ними еще и еще многие, -- и все они стали говорить на единственно человеческом языке -- языке света, лучей...
И была радость!
Но внезапно донесся до их ушей снизу шум битвы, гора наполнилась гулом сражений.
Внизу произошло то, что должно было произойти. Как наверху мятущиеся одинокие, так внизу селенья, в конце концов, столкнулись между собой.
Множились, плодились селенья, ширились, росли. И все уже, теснее становились просторные когда-то поля и вольные леса. И вот столкнулись -- охотник с охотником, землепашец с землепашцем, горняк с горняком под землей.
-- Чужестранцы пришли! Чужаки пашут нашу землю! Пришельцы удят рыбу в наших прудах! Косноязычные вгрызаются в нашу землю! Неверующие захватили наши виноградники! Поклонники фальшивых и злых богов забрали дикую козу!..
Так вопили там.
И вспыхнула во всех концах война... Тогда побратавшиеся на вершине поспешили вниз: -- Тише! Долой оружие! Все тут равны! Есть один-единственный человеческий язык -- язык света, лучей...
* * *
И это вот, рассказывает сказочка, было началом... Началом вечного мира...
Вечного мира в стране Гдето, у подножья большой, высокой горы...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И вот сказочка лучится, сказочка улыбается...
Будто взошедшая на востоке заря, что сияет с вершины, высокой вершины большой горы в стране Гдето...
Она знает: будет создана песенка -- колыбельная песенка, и будут ее петь матери над любимейшим своим дитятей в колыбели...
И в маленьком детском сердечке, в прекрасном сердечке его будет звенеть эта песенка, и потом вырастет она в тоску...
Тоску по стране Гдето, по высокой, большой горе, что в стране Гдето, -- по стране мира, с ее единственным человеческим языком -- языком света, лучей...
Версия 1.0 от 9 августа 2013 г., http://public-library.ru. Воспроизводится по "Ицхок-Лейбуш Перец. Рассказы и сказки. Перевод с еврейского", под ред. Шахно Эпштейна, ОГИЗ, Государственное издательство художественной литературы, Москва, 1941.