Маколей Томас Бабингтон
Римские папы

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Октябрь, 1840).
    "The Ecclesiastical and Political History of the Popes of Rome, during the Sixteenth and Seventeenth Centuries". By Leopold von Ranke, Professor in the University of Berlin. Translated from the German, by Sarah Austin. 3 vols. 8-vo. London. 1840.
    "Церковная и политическая исторія римскихъ папъ въ XVI и XVII столѣтіяхъ". Соч. Леопольда фонъ-Ранке, профессора берлинскаго университета. Переводъ съ нѣмецкаго Сарры Остинъ. 3 тома. 8-го. Лондонъ. 1840.

   Маколей. Полное собраніе сочиненій.
   Томъ IV. Критическіе и историческіе опыты
   Изданіе Николая Тиблена.
   Санктпетербургъ. 1862

РИМСКІЕ ПАПЫ

(Октябрь, 1840).

"The Ecclesiastical and Political History of the Popes of Rome, during the Sixteenth and Seventeenth Centuries". By Leopold von Ranke, Professor in the University of Berlin. Translated from the German, by Sarah Austin. 3 vols. 8-vo. London. 1840.

"Церковная и политическая исторія римскихъ папъ въ XVI и XVII столѣтіяхъ". Соч. Леопольда фонъ-Ранке, профессора берлинскаго университета. Переводъ съ нѣмецкаго Сарры Остинъ. 3 тома. 8-го. Лондонъ. 1840.

   Едвали нужно намъ говорить, что это -- превосходная книга, превосходно переведенная. Подлинное сочиненіе профессора Ранке извѣстно и уважаемо вводѣ, гдѣ только изучается нѣмецкая литература, и даже было найдено занимательнымъ въ крайне невѣрномъ и недобросовѣстномъ французскомъ переводѣ. Это, подлинно, произведеніе ума, одинаково способнаго и къ подробнымъ изслѣдованіямъ и къ обширнымъ умозаключеніямъ. Оно написано въ прекрасномъ духѣ, равно далекомъ и отъ легкомыслія, и отъ ханжества, исполненномъ достоинства, вѣротерпимости и безпристрастія. Поэтому, мы съ большимъ удовольствіемъ видимъ, что эта книга заняла мѣсто между англійскими классиками. О переводѣ мы должны замѣтить, что онъ таковъ, какъ можно было ожидать отъ искусства, вкуса и строгой добросовѣстности той образованной дамы, которая, служа посредницею между духомъ Германіи и духомъ Англіи, уже такъ много оказала услугъ обѣимъ странамъ.
   Предметъ книги всегда казался намъ особенно занимательнымъ. Какъ случилось, что протестантизмъ сдѣлалъ такъ много, но не сдѣлалъ болѣе; что римская церковь, потерявши большую часть Европы, нетолько перестала терять, но даже возвратила назадъ почти половину потеряннаго,-- это, безъ сомнѣнія, весьма любопытный и важный вопросъ, и на этотъ вопросъ профессоръ Ранке бросилъ болѣе свѣта, нежели кто-либо изъ писавшихъ о томъ же предметѣ.
   Нѣтъ и никогда не было ни одного произведенія человѣческой политики, въ такой степени заслуживающаго изслѣдованія, какъ римско-католическая церковь. Исторія этой церкви соединяетъ въ себѣ два великіе вѣка человѣческаго образованія. Не осталось ни одного учрежденія, которое напоминало бы намъ тѣ времена, когда дымъ жертвъ подымался съ Пантеона и когда камелопарды и тигры прыгали въ амфитеатрѣ Флавія. Самые гордые королевскіе роды кажутся ничтожно короткими въ сравненіи съ линіею римскихъ первосвященниковъ. Эту линію мы можемъ прослѣдить безъ перерывовъ отъ папы, который короновалъ Наполеона въ XIX столѣтіи, до папы, который короновалъ Пепина въ VIII; священная династія идетъ и гораздо далѣе временъ Пепина, теряясь во мракѣ басни. Венеціанская республика была второю по древности. Но венеціанская республика была нова въ сравненіи съ папствомъ, и венеціанская республика исчезла, а папство все-еще существуетъ. И напство существуетъ не въ упадкѣ, не какъ остатокъ древности, но исполненное жизни и юношеской силы. Католическая церковь все-еще высылаетъ въ отдаленнѣйшія части свѣта миссіонеровъ, столь же ревностныхъ, какъ высадившіеся съ Августиномъ въ Кентѣ; все-еще встрѣчаетъ враждебныхъ королей такъ же мужественно, какъ встрѣтила Аттилу. Паства ея многочисленнѣе, чѣмъ въ прежніе вѣка. Ея пріобрѣтенія въ Новомъ Свѣтѣ болѣе чѣмъ вознаградили ее за потери въ Старомъ. Ея духовное господство простирается надъ обширными странами, лежащими между равнинами Миссури и мысомъ Горномъ, странами, которыя, чрезъ сто лѣтъ, вѣроятно, будутъ содержать столь же многочисленное народонаселеніе, какое содержитъ Европа. Число ея членовъ составляетъ, конечно, не менѣе 150 милліоновъ; между тѣмъ, трудно доказать, чтобы всѣ другія христіанскія исповѣданія, взятыя вмѣстѣ, достигали цифры 120 милліоновъ. И мы не замѣчаемъ признаковъ, чтобы ея долгое владычество приближалось къ концу. Церковь эта видѣла начало всѣхъ правительствъ и всѣхъ духовныхъ учрежденій, нынѣ существующихъ въ свѣтѣ, и мы не можемъ имѣть убѣжденія, чтобы ей не суждено было видѣть ихъ конецъ. Она была велика и почитаема, прежде нежели саксъ поставилъ ногу на почву Британіи, прежде нежели франкъ перешагнулъ за Рейнъ, когда въ Антіохіи еще процвѣтало греческое краснорѣчіе, когда въ храмѣ Мекки еще поклонялись идоламъ. И она, быть можетъ, будетъ все-еще существовать въ одинаковой силѣ въ то время, когда путешественникъ изъ Новой Зеландіи встанетъ, посреди обширной пустыни, на сломанную арку лондонскаго моста, рисовать развалины церкви Св. Павла.
   Мы часто слышимъ, какъ говорятъ, что свѣтъ все болѣе и болѣе просвѣщается и что это просвѣщеніе должно быть благопріятно протестантизму и неблагопріятно католицизму. Мы желали бы имѣть возможность сдѣлать подобное предположеніе. Но мы находимъ много важныхъ причинъ сомнѣваться въ основательности этого ожиданія. Мы видимъ, что въ продолженіе послѣднихъ 2-хъ съ половиною столѣтій человѣческій умъ былъ въ высшей степени дѣятеленъ; что онъ сдѣлалъ большіе успѣхи во всѣхъ отрасляхъ естественной философіи; что онъ сдѣлалъ безчисленныя открытія, клонящіяся въ умноженію удобствъ жизни; что медицина, хирургія, химія, инженерная наука значительно подвинулись впередъ; что правленіе, полиція и законы также сдѣлали успѣхи, хотя и не въ такой степени, какъ естественныя науки. Но мы видимъ, что въ продолженіе этихъ 250 лѣтъ протестантизмъ не сдѣлалъ завоеваній, о которыхъ бы стоило говорить; мы даже думаемъ, что если и была какая-нибудь перемѣна, то, вообще, она была въ пользу римской церкви. Поэтому, мы не можемъ быть увѣрены, что успѣхи въ знаніи будутъ гибельны для системы, которая, по меньшей мѣрѣ, удержала за собою свое поле, не смотря на необъятный прогрессъ человѣческихъ знаній со дней Елисаветы.
   Кажется, что разсматриваемый нами доводъ основанъ на воззрѣніи совершенно ошибочномъ. Есть отрасли знаній, въ отношеніи къ которымъ законъ человѣческаго ума состоитъ въ прогрессѣ. Въ математикѣ положеніе, разъ доказанное, никогда уже не оспаривается. Каждый новый этажъ составляетъ столь же твердое основаніе для будущихъ надстроекъ, какъ и первоначальный фундаментъ. Слѣдовательно, здѣсь имѣетъ мѣсто постоянное прибавленіе къ капиталу истины. Въ наукахъ опытныхъ законъ также состоитъ въ прогрессѣ. Каждый день доставляетъ новые факты и тѣмъ самымъ приводитъ теорію все ближе и ближе къ совершенству. Нѣтъ никакого основанія предполагать, чтобы въ наукахъ чисто выводныхъ или чисто опытныхъ свѣтъ когда-нибудь пошелъ назадъ или даже остановился. Никто никогда не слыхалъ о реакціи противъ теоремы Тейлора или о реакціи противъ ученія Гарви о кровообращеніи.
   Но съ богословіемъ совершенно иное. Что касается естественной религіи,-- откровеніе въ настоящую минуту совершенно внѣ нашего вопроса,-- то мы не видимъ, чтобы философъ новаго времени находился въ болѣе выгодномъ положеніи, чѣмъ Ѳалесъ и Симонидъ. Предъ нимъ совершенно тѣ же самыя доказательства преднамѣренности въ построеніи вселенной, какія представлялись грекамъ самыхъ древнихъ временъ. Мы говоримъ: Совершенно тѣ же самыя, потому что открытія новыхъ астрономовъ и анатомовъ въ сущности не придали ничего къ силѣ доказательства, которое размышляющій умъ находитъ въ каждомъ звѣрѣ, въ птицѣ, рыбѣ, насѣкомомъ, листѣ, цвѣткѣ и раковинѣ. Доказательство, которымъ Сократъ, въ присутствіи Ксенофонта, опровергъ маленькаго атеиста Аристодема, совершенно тожественно съ доказательствомъ естественнаго богословія Пали. Сократъ дѣлаетъ рѣшительно то же употребленіе изъ статуй Поликлета и картинъ Зевксиса, какъ Пали изъ часовъ. Что касается другаго великаго вопроса, вопроса о томъ, что дѣлается съ человѣкомъ послѣ смерти, то мы не находимъ, чтобы высоко-образованный европеецъ, предоставленный одному своему разуму, былъ въ состояніи разрѣшить задачу лучше, нежели индѣецъ племени книстиносовъ {Въ сѣверной Америкѣ, между Гудсоновымъ заливомъ и Скалстыми горами.}. Ни одна изъ многихъ наукъ, въ которыхъ мы превосходимъ индѣйцевъ, не бросаетъ ни малѣйшаго свѣта на состояніе души послѣ прекращенія животной жизни. Говоря откровенно, намъ кажется, что всѣ прежніе и новые философы, отъ Платона до Франклина, которые пытались безъ помощи откровенія доказать безсмертіе человѣка, потерпѣли жалкую неудачу.
   Кромѣ того, всѣ великія загадки, которыя смущаютъ естественнаго богослова, однѣ и тѣ же во всѣ вѣка. Остроуміе народа, только-что выходящаго изъ состоянія варварства, вполнѣ достаточно для того, чтобы ихъ предложить. Геній Локка или Кларка вполнѣ неспособенъ ихъ разрѣшить. Ошибаются, воображая, что тонкія разсужденія о принадлежностяхъ божества, о происхожденіи зла, о неизбѣжности человѣческихъ дѣяній, объ основаніи нравственныхъ обязанностей -- требуютъ высокой степени умственнаго развитія. Напротивъ того, подобныя разсужденія доставляютъ особенное наслажденіе умнымъ дѣтямъ и полуобразованнымъ взрослымъ. Не мало мальчиковъ, которые, въ 14 лѣтъ, достаточно думали объ этихъ вопросахъ, чтобы заслужить похвалу Вольтера Задигу: "il en savait ce qu'on en а su dans tous les ftges; c'est a dire, fort peu de chose". Книга Іова доказываетъ намъ, что задолго до того времени, когда наука и искусства стали извѣстны въ Іоніи, эти безпокоющіе человѣческій умъ вопросы уже разсматривались не безъ искусства и краснорѣчія подъ палатками идумейскихъ эмировъ, и что человѣческій умъ, въ продолженіе 3000 лѣтъ, не далъ удовлетворительнаго разрѣшенія загадкамъ, смущавшимъ Элифаза и Зофара {См. Іовъ, 2, 11, 4. 1.}.
   Слѣдовательно, естественное богословіе не есть наука, способная подвигаться впередъ. Знаніе же о нашемъ происхожденія и нашемъ назначеніи, которое мы почерпаемъ изъ откровенія, отличается совершенно иною ясностью и совершенно иною важностью. Но религія откровенія не представляетъ характера наукъ, допускающихъ прогрессъ. По ученію протестантской церкви, вся божественная истина заключается въ извѣстныхъ книгахъ. Она, во всѣ времена, одинаково доступна всѣмъ, могущимъ читать эти книги, и всѣ открытія философовъ цѣлаго свѣта не могутъ прибавить ни къ одной изъ этихъ книгъ ни одного стиха. Ясно, что въ богословіи не можетъ быть прогресса, подобнаго тому, какой мы замѣчаемъ постоянно въ Фармацевтикѣ, геологіи и искусствѣ мореплаванія. Христіанинъ V столѣтія съ библіей въ рукахъ находился ни въ лучшемъ, ни въ худшемъ положеніи, чѣмъ держащій библію христіанинъ XIX столѣтія,-- конечно, предполагая ихъ чистосердечіе и природныя способности равными. Положеніе ихъ нисколько не измѣняется оттого, что компасъ, книгопечатаніе, порохъ, сила пара, газъ, оспопрививаніе и тысяча другихъ открытій и изобрѣтеній сдѣлались общеизвѣстными въ XIX столѣтіи, не бывши вовсе извѣстны въ V. Ни одно изъ этихъ открытій и изобрѣтеній не имѣетъ ни малѣйшаго отношенія къ вопросу: достаточна ли одна вѣра для оправданія человѣка, или къ вопросу: согласно ли съ ученіемъ христіанства призываніе святыхъ. Поэтому намъ кажется, что мы ничѣмъ не обезпечены въ будущемъ противъ господства какого бы то ни было изъ богословскихъ заблужденій, которыя уже до насъ существовали между христіанами. Мы увѣрены, что свѣтъ никогда-не возвратится къ солнечной системѣ Птоломея, и наше убѣжденіе нисколько не уменьшается тѣмъ, что столь великій человѣкъ, какъ Бэконъ, съ презрѣніемъ отвергалъ теорію Галилея: Бэконъ не имѣлъ всѣхъ тѣхъ средствъ придти къ справедливому заключенію, которыя доступны намъ, и они-то охраняютъ отъ его ошибокъ людей, которые были бы недостойны очинить ему перо. Но когда мы подумаемъ, что сэръ Томасъ Моръ былъ готовъ умереть за ученіе о пресуществленіи, мы получаемъ право предполагать, что ученіе о пресуществленіи можетъ восторжествовать надъ всѣми препятствіями. Моръ былъ человѣкъ замѣчательныхъ талантовъ. Онъ имѣлъ всѣ тѣ же свѣдѣнія объ этомъ предметѣ, которыя имѣемъ мы и которыя до конца свѣта кто-либо будетъ имѣть. Текстъ: "сіе есть тѣло мое" былъ у него въ Новомъ Завѣтѣ, какъ и у насъ. Невозможность буквальнаго истолкованія была такъ же велика и очевидна въ XVI столѣтіи, какъ и теперь. Никакіе успѣхи наукъ, сдѣланные и предстоящіе, не придадутъ ничего къ подавляющей, по нашему мнѣнію, силѣ доказательствъ противъ дѣйствительнаго присутствія, тѣла и крови Христа въ Причастіи. Поэтому, мы не можемъ понятъ, отчего бы тому, чему вѣрилъ сэръ Томасъ Моръ относительно пресуществленія, не могли вѣрить до скончанія міра люди одинаковыхъ съ нимъ способностей и одинаковой добросовѣстности. Но сэръ Томасъ Моръ можетъ служить образцомъ человѣческой мудрости и добродѣтели; а ученіе о пресуществленіи представляетъ какъ-бы пробный камень. Вѣра, которая выдержала это испытаніе, выдержитъ и всякое другое. Пророчества Бротерса и чудеса принца Гогенлоэ {Первый -- фанатикъ (1795), выдававшій себя пророкомъ новой вѣры; второй -- теологъ (+ 1849), чудесно исцѣлявшій недуги.} -- пустяки въ сравненія съ этимъ.
   Одно исключеніе, однако, должно быть сдѣлано. Книги и преданія извѣстной секты могутъ содержать, вмѣстѣ съ положеніями чисто богословскими, другія положенія, имѣющія притязаніе основываться на томъ же самомъ авторитетѣ, но относящіяся къ естествознанію. Если новыя открытія подорвутъ довѣріе къ этимъ положеніямъ естественныхъ наукъ, то и богословскія положенія возбудятъ сомнѣнія, если они не могутъ быть отдѣлены отъ первыхъ. Конечно, этимъ путемъ прогрессъ наукъ можетъ служить косвеннымъ образомъ религіозной истинѣ. Такъ напр. миѳологія индусовъ связана съ самою безсмысленною географіею. Слѣдовательно, всякій молодой браминъ, учащійся географіи въ нашихъ школахъ, учится смѣяться надъ миѳологіею индусовъ. Если католицизмъ не пострадалъ въ равной степени отъ папскаго рѣшенія, что солнце обращается вокругъ земли, то это потому, что всѣ благоразумные католики убѣждены теперь, подобно Паскалю, что вообще рѣшая этотъ вопросъ, церковь превзошла свою власть и потому справедливо была лишена той сверхъестественной помощи, которой она въ правѣ ожидать, по обѣщанію своего Основателя, въ отправленіи своихъ законныхъ обязанностей.
   Это исключеніе ни мало не ослабляетъ истины нашего положенія, что собственно богословіе -- наука не прогрессивная. Самое поверхностное знаніе исторіи, самое поверхностное наблюденіе жизни достаточны для доказательства, что никакая ученость, никакая проницательность не въ состояніи охранить отъ величайшихъ заблужденій въ предметахъ, касающихся невидимаго міра. Бейль и Чиллингвортъ, два самыхъ сильныхъ скептика, сдѣлались католиками по искреннему убѣжденію. Джонсонъ, не вѣрившій ничему другому, охотно вѣрилъ чудесамъ и привидѣніямъ. Онъ отвергалъ существованіе Оссіана и былъ готовъ допустить даръ предвидѣнія. Онъ не хотѣлъ вѣрить въ лиссабонское землетрясеніе, и охотно вѣрилъ появленію духа въ улицѣ Cock Lane.
   На этихъ основаніяхъ мы перестали удивляться всѣмъ причудамъ суевѣрія. Мы видѣли, какъ люди неглупые и не лишенные воспитанія, а способные по своимъ дарованіямъ и знаніямъ занять высшія мѣста въ практической или теоретической дѣятельности, начитанные ученые, опытные логики, тонкіе наблюдатели жизни и ея обычаевъ предсказывали, занимались толкованіемъ, говорили невѣдомыми языками, творили чудесныя исцѣленія, являлись съ посланіями отъ Бога къ нижней палатѣ. Мы видѣли, какъ старуха, со способностями, не превышающими хитрости какой-нибудь гадальщицы, и съ воспитаніемъ судомойки, была провозглашена пророчицею и окружаема десятками тысячъ ревностныхъ послѣдователей, изъ которыхъ многіе стояли гораздо выше ея по положенію и образованію,-- и все это въ XIX столѣтіи, и все это въ Лондонѣ. А почему же и не быть этому? О сношеніяхъ Бога съ человѣкомъ откровеніе говоритъ XIX столѣтію не болѣе, чѣмъ I столѣтію, и Лондону не болѣе, чѣмъ самому дикому приходу на Гебридскихъ островахъ. Справедливо, что въ предметахъ, касающихся этой жизни и этого міра, люди становятся все умнѣе и умнѣе. Но не менѣе справедливо и то, что въ отношеніи къ высшимъ силамъ и къ будущей жизну человѣкъ, говоря языкомъ насмѣхающагося злаго духа Гёте:
   
   "...bleibt stest von gleichem Schlag,
   Und ist so wunderlich als wie am ersten Tag." (1)
   (1) "Отъ первыхъ дней ни въ чемъ не измѣнясь никакъ,
   Божокъ земли и былъ и есть чудакъ."
   "Фаустъ", пер. Вронченко.
   
   Исторія католицизма поразительно уясняетъ эти замѣчанія. Въ продолженіе послѣднихъ семи столѣтій общественный умъ въ Европѣ дѣлалъ постоянные успѣхи во всѣхъ отрасляхъ свѣтскаго знанія. Но въ религіи мы не можемъ найти постояннаго прогресса. Церковная исторія этого длиннаго періода есть исторіи движеній впередъ я назадъ. Съ того времени, какъ господство римской церкви утвердилось въ западномъ христіанскомъ мірѣ, человѣческій умъ четыре раза возставалъ противъ ея ига. Дважды церковь одерживала полную побѣду. Два раза она вышла изъ борьбы со знаками жестокихъ ранъ, но съ сильнымъ жизненнымъ началомъ. Когда мы размышляемъ о тѣхъ страшныхъ нападеніяхъ, которыя она пережила, намъ трудно понять, какимъ образомъ она могла бы погибнуть.
   Первое изъ этихъ возстаній вспыхнуло въ странѣ, жители которой говорили прекраснымъ языкомъ д'Ос. Лангедокъ -- страна, особенно благословенная природою, была въ XII столѣтіи самою цвѣтущею и образованною въ западной Европѣ. Она ни въ какомъ отношеніи не была частью Франціи. Она имѣла особое политическое существованіе, особый народный характеръ, особые обычаи и особую рѣчь. Почва ея была плодоносна и хорошо обработана; посреди нивъ и виноградниковъ возвышались многіе богатые города, изъ которыхъ каждый былъ маленькою республикою, и многіе великолѣпные замки, изъ которыхъ каждый заключалъ королевскій дворъ въ уменьшенномъ видѣ. Здѣсь-то духъ рыцарства впервые сложилъ съ себя свои ужасы, впервые принялъ человѣческую и прелестную форму, впервые явился неразлучнымъ союзникомъ искусствъ и словесности, обходительности и любви. Другія мѣстныя нарѣчія, возникшія, съ V-го столѣтія, въ древнихъ провинціяхъ Римской имперіи, были еще грубы и несовершенны. Мелодическій языкъ Тосканы, богатый и энергическій англійскій, были предоставлены ремесленникамъ и пастухамъ. Ни одинъ ученый не унижался до употребленія столь варварскихъ нарѣчій, преподавая науку, повѣствуя о великихъ событіяхъ или изображая жизнь и обычаи. Но языкъ Прованса былъ уже языкомъ ученыхъ и образованныхъ и былъ употребляемъ многочисленными писателями, посвященными во всѣ роды прозы и стиха. Литература, богатая балладами, воинскими пѣснями, сатирами и, всего болѣе, поэзіею любви, увеселяла досугъ рыцарей и дамъ, которыхъ укрѣпленные дворцы украшали берега Роны и Гаронны. Образованіе принесло свободу мысли. Привычка уничтожила ужасъ, съ которымъ въ другихъ мѣстахъ смотрѣли на иновѣрцевъ. Норманъ или бретонъ не видали мусульманъ нигдѣ, кромѣ сирійскаго поля битвы, получая и нанося удары. Но народъ богатыхъ странъ, лежащихъ у подошвы Пиринеевъ, привыкъ къ мирнымъ и выгоднымъ сношеніямъ съ маврскими королевствами Испаніи и радушно принималъ искусныхъ врачей и математиковъ, которые, въ школахъ Кордовы и Гренады, усвоили ученость аравитянъ. Греки, все-еще сохранявшіе, посреди политическаго униженія, находчивость и любознательность своихъ отцовъ, все-еще способные читать совершеннѣйшія изъ человѣческихъ произведеній, все-еще говорившіе самымъ сильнымъ и гибкимъ изъ человѣческихъ языковъ, приносили на рынки Норбонны и Тулузы, вмѣстѣ съ москотильными товарами и шелковыми матеріями отдаленныхъ странъ, смѣлыя и остроумныя теоріи, долго остававшіяся неизвѣстными невѣжественному и легковѣрному Западу. Богословіе павлиціанъ {Христіанская секта на Востокѣ, возникшая въ первомъ вѣкѣ по Р. X.} -- богословіе, въ которомъ, какъ кажется, многія ученія новыхъ кальвинистовъ были смѣшаны съ нѣкоторыми ученіями, заимствованными отъ древнихъ манихеянъ, быстро распространилось по Провансу и Лангедоку. На католическое духовенство смотрѣли съ отвращеніемъ и презрѣніемъ; выраженія: "гнуснѣе попа", "я скорѣе стану попомъ" вошли въ поговорку. Папство потеряло свой авторитетъ у всѣхъ классовъ, отъ великихъ феодальныхъ государей до земледѣльцевъ.
   Опасность для іерархіи была, въ саломъ дѣлѣ, велика. Только одна изъ заальпійскихъ націй вышла изъ состоянія варварства, и эта нація сбросила всякое почтеніе къ Рилу. Только одинъ изъ туземныхъ языковъ Европы нашелъ широкое употребленіе въ литературѣ, и этотъ языкъ сдѣлался орудіемъ въ рукахъ еретиковъ. Географическое положеніе сектаторовъ дѣлало опасность особенно грозною: они занимали центральную страну, находившуюся въ прямыхъ сношеніяхъ съ Франціей), Испаніею и Италіею. Провинціи, еще свободныя отъ ереси, были отдѣлены другъ отъ друга этимъ зараженнымъ округомъ. При такихъ обстоятельствахъ казалось вѣроятнымъ, что одного поколѣнія достаточно для распространенія реформатскаго ученія до Лиссабона, Лондона и Неаполя. Но этому не было суждено осуществиться. Римъ просилъ полощи у воиновъ сѣверной Франціи. Онъ обратился въ одно и то же время къ ихъ предразсудкамъ и къ ихъ алчности. Благоговѣйно вѣрующему онъ обѣщалъ столь же полное прощеніе грѣховъ, какъ дарованное освободителямъ гроба Господня. Хищному и развращенному онъ предлагалъ грабежъ плодородныхъ равнинъ и богатыхъ городовъ. Къ несчастью, промышленные и образованные жители Лангедока были болѣе способны обогащать и украшать свою страну, нежели защищать ее. Славные въ мирныхъ искусствахъ, не встрѣчавшіе соперниковъ въ "веселой наукѣ", возвышавшіеся надъ многими грубыми предразсудками, они не обладали тѣмъ желѣзнымъ мужествомъ и тѣмъ искусствомъ въ воинскихъ упражненіяхъ, которыми отличалось рыцарство въ странѣ за Луарою, и были мало способны сражаться съ врагами, которые отъ Ирландіи до Палестины постоянно оставались побѣдителями надъ непріятелямъ, вдесятеро сильнѣйшимъ. Война, отличавшаяся даже между религіозными войнами своею безпощадною жестокостью, уничтожила альбигойскую ересь и вмѣстѣ съ нею разрушила благосостояніе, образованность, литературу, политическое существованіе того народа, который нѣкогда былъ самымъ богатымъ и образованнымъ въ великой европейской семьѣ. Между тѣмъ, Римъ, предостереженный этою страшною опасностью, отъ которой его едва спасли всесокрушающіе мечи его крестоносцевъ, приступилъ къ пересмотру и усиленію всей системы своего устройства. Въ это время были основаны францисканскій и доминиканскій ордена и трибуналъ инквизиціи. Новая духовная полиція была повсюду. Ни одинъ переулокъ большаго города, ни одна хижина на уединенной горѣ не оставались непосѣщенными нищенствующимъ монахомъ. Простой католикъ, не желавшій быть мудрѣе своихъ отцовъ, встрѣчалъ повсюду, куда ни обращался, дружескій поощряющій голосъ. Дорога еретика была усѣяна безчисленными шпіонами, и церковь, еще недавно испытавшая опасность совершенно распасться, теперь, казалось, нашла неодолимо-сильную опору въ любви, почтеніи и ужасѣ человѣчества.
   Прошло полтора столѣтія, и вспыхнуло второе великое возстаніе противъ духовнаго господства Рима. Въ продолженіе двухъ поколѣній, слѣдовавшихъ за альбигойскимъ походомъ, могущество папъ стояло на высшей точкѣ. Фридрихъ II, самый способный и образованный изъ длиннаго ряда германскихъ цезарей, тщетно истощалъ всѣ средства войны и политики, пытаясь защитить права свѣтской власти противъ притязаній церкви. Месть духовенства преслѣдовала его домъ до третьяго поколѣнія. Манфредъ {Сынъ Фридриха И, князь тарентскій, а потомъ король сицилійскій, убитъ въ сраженіи при Беневентѣ.} погибъ на полѣ битвы; Конради въ {Внукъ Фридриха II, послѣдній изъ Гогенштауфеновъ, казненъ похитителемъ его сицилійскаго престола, Карломъ Анжуйскимъ, въ 1268 г.} -- на ешафотѣ. Тогда произошелъ переворотъ: свѣтская власть, долго и справедливо притѣсненная, вновь получила перевѣсъ съ изумляющею быстротою. Безъ сомнѣнія, этотъ переворотъ должно приписать всеобщему отвращенію, возбужденному церковью, непомѣрно злоупотреблявшею свою власть и свое торжество. Но, отчасти, это явленіе должно быть приписано и характеру и положенію отдѣльныхъ личностей. Человѣкъ, игравшій главную роль въ произведеніи этого переворота, былъ Филиппъ IV, король Французскій, прозванный Красивымъ, деспотъ по положенію, деспотъ по нраву, суровый, неумолимый и неразборчивый на средства, одинаково готовый на насиліе и интригу, окруженный преданною толпою воиновъ и юристовъ. Самый свирѣпый и надменный изъ римскихъ первосвященниковъ {Бонифацій VIII.}, раздавая королевства и призывая великихъ монарховъ предъ свой судъ, былъ схваченъ въ своемъ дворцѣ вооруженными людьми и столь гнусно оскорбленъ, что умеръ, сойдя съ ума отъ гнѣва и страха. "Такъ,-- пѣлъ великій Флорентійскій поэтъ,-- Христосъ, въ лицѣ своего намѣстника, былъ вторично схваченъ злодѣями, вторично преданъ поруганію и вторично напоенъ уксусомъ и желчью." Резиденція папскаго двора была перенесена за Альпы, и епископы Рима стали вассалами Франціи. Тогда произошелъ великій западный расколъ: двое папъ, каждый съ сомнительнымъ правомъ, оглашали Европу взаимными ругательствами и проклятіями. Римъ возставалъ противъ разврата Авиньона, а Авиньонъ съ одинаковою справедливостью обвинялъ Римъ. Простодушные христіане, воспитанные въ вѣрѣ, что на нихъ лежитъ священная обязанность быть въ общеніи съ главою церкви, не могли понять, посреди противорѣчивыхъ свидѣтельствъ и противорѣчивыхъ доказательствъ, которому изъ двухъ недостойныхъ пастырей, ругающихъ и проклинающихъ другъ друга, законно принадлежитъ управленіе церковью. Около этого времени началъ раздаваться голосъ Джона Виклифа. Умы Англіи были глубоко потрясены, и вліяніе новаго ученія вскорѣ было чувствуемо даже въ отдаленной Богеміи. Правда, Богемія давно уже была подготовлена къ ереси. Купцы съ нижняго Дуная появлялись часто на прагскихъ ярмаркахъ, а нижній Дунай былъ главнымъ убѣжищемъ богословія павлиціанъ. Церковь, раздираемая расколомъ и подвергаясь страшнымъ нападеніямъ одновременно и въ Англіи, и въ Германской имперіи, находилась въ положеніи, едвали не столько же опасномъ, какъ во время кризиса, предшествовавшаго крестовому походу противъ альбигойцевъ.
   Но и эта опасность миновала. Свѣтская власть ревностно поддерживала церковь, а церковь показывала видъ, будто подвергаетъ себя преобразованіямъ. Констанцскій соборъ положилъ конецъ расколу. Весь католическій міръ снова соединялся подъ одною главою, и были начертаны правила, которыя, казалось, дѣлали невѣроятнымъ, чтобы власть этого главы была грубо злоупотребляема. Наиболѣе знаменитые проповѣдники новаго ученія были умерщвлены. Англійское правительство съ безпощадною суровостью подавило лоллардовъ и, въ слѣдующемъ поколѣніи, едвали можно было найти и слѣдъ втораго великаго возстанія противъ папства,-- развѣ между дикимъ населеніемъ горъ Богемія.
   Минуло другое столѣтіе -- и тогда началась третья и наиболѣе замѣчательная борьба за духовную свободу. Времена измѣнились. Великіе останки аѳинскаго и римскаго генія были изучаемы тысячами людей. Церковь не обладала уже монополіей знанія. Силы новыхъ языковъ наконецъ развились. Изобрѣтеніе книгопечатанія дало новыя средства обмѣну умовъ. При этой-то обстановкѣ началась великая Реформація.
   Мы попытаемся вкратцѣ представить нашимъ читателямъ то, что кажется намъ истинною исторіею борьбы, начавшейся проповѣдями Лютера противъ индульгенцій и, въ извѣстномъ смыслѣ, окончившейся сто тридцать лѣтъ спустя, Вестфальскимъ миромъ.
   Въ сѣверныхъ частяхъ Европы побѣда протестантизма была быстра и рѣшительна. Господство папства ощущалось народами тевтонской крови какъ господство итальянцевъ, чужеземцевъ, людей, чуждыхъ по языку, нравамъ и образу мыслей. Обширная юрисдикція духовныхъ судилищъ Рима казалась оскорбительнымъ признакомъ рабства. Суммы, вынуждаемыя отдаленнымъ дворомъ подъ тысячами предлоговъ, казались унизительною и раззорительною данью. Характеръ этого двора возбуждалъ гнѣвъ и отвращеніе въ степенномъ, серьёзномъ, чистосердечномъ и религіозномъ народѣ. Новое богословіе распространялось съ небывалою быстротою. Всѣ сословія, самые различные характеры вступали въ ряды нововводителей. Государя, горѣвшіе нетерпѣніемъ присвоить себѣ права папы; дворяне, желавшіе участвовать въ грабежѣ аббатствъ; просители, раздраженные вымогательствомъ римской камеры; патріоты, нетерпѣливо сносившіе чужеземное господство; добродѣтельные люди, возмущенные развратомъ церкви; дурные люди, жаждавшіе распущенности, неразлучной съ великими нравственными переворотами; сильные умы, ревностные въ изъисканіи истины; слабые умы, прельщенные блескомъ новизны,-- всѣ оказались на одной сторонѣ. Изъ сѣверныхъ народовъ одни ирландцы остались преданными древней вѣрѣ, и причина этому, кажется, заключается въ томъ, что національное чувство, въ болѣе счастливыхъ странахъ враждебное Риму, въ Ирландіи было направлено противъ Англіи. Чрезъ пятьдесятъ лѣтъ послѣ того дня, когда Лютеръ публично отрекся отъ общенія съ папствомъ и сжегъ буллу Льва предъ вратами Виттенберга, протестантизмъ достигъ своего высшаго преобладанія -- преобладанія, которое онъ скоро утратилъ и никогда уже не возвращалъ. Сотни людей, хорошо помнившихъ брата Мартина ревностнымъ католикомъ, дожили до того времени, когда революція, которой онъ былъ главнымъ виновникомъ, торжествовала въ половинѣ европейскихъ государствъ. Въ Англіи, Шотландіи, Даніи, Швеціи, Ливоніи, Пруссіи, Саксоніи, Гессенѣ, Виртембергѣ, Пфальцѣ, нѣкоторыхъ кантонахъ Швейцаріи, сѣверныхъ Нидерландахъ Реформація вполнѣ торжествовала; во всѣхъ прочихъ странахъ по сю сторону Альпъ и Пиринеевъ она, казалось, также должна была побѣдить.
   Но между тѣмъ, какъ это великое дѣло совершалось на сѣверѣ Европы, совершенно иная революція происходила на югѣ. Духъ Италіи и Испаніи рѣзко отличался отъ духа Англіи и Германіи. Какъ національное чувство народовъ тевтонскихъ побуждало ихъ сбросить господство Италіи, такъ національное чувство итальянцевъ побуждало ихъ противиться всякой перемѣнѣ, долженствовавшей лишить ихъ страну почестей и выгодъ, которыми она наслаждалась, какъ мѣстопребыванія правительства всемірной церкви.-- Сборы, на которые такъ горько жаловались чужестранцы, издерживались въ Италіи. Для украшенія ея торгъ индульгенціями преступилъ всѣ границы приличія и тѣмъ возбудилъ негодованіе Лютера. Между итальянцами было много благочестія, но много и неблагочестія; однако ни то, ни другое не принимало формъ протестантизма. Итальянцы вѣрующіе желали преобразованія нравственности и дисциплины духовенства, а не реформы въ ученіи, и ни въ какомъ случаѣ раскола. Невѣрующіе итальянцы просто отвергали христіанство, но не питали къ нему ненависти. Они смотрѣли на него какъ художники или государственные люди и при такомъ взглядѣ предпочитали существующую форму всякой другой. Христіанство было для нихъ тѣмъ же, чѣмъ древнее язычество было для Траяна и Плинія. Ни духъ Савонароллы, ни духъ Макіавелли не имѣлъ ничего общаго съ духомъ религіозныхъ и политическихъ протестантовъ Сѣвера.
   Испанія была въ отношеніи къ католической церкви въ положеніи также весьма различномъ отъ положенія тевтонскихъ народовъ. Въ сущности Италія была частью имперіи Карла V, и римскій дворъ, во многихъ важныхъ случаяхъ, былъ его орудіемъ. Поэтому, Карлъ не имѣлъ, подобно отдаленнымъ государямъ Сѣвера, сильнаго эгоистическаго побужденія нападать на папство. На самомъ дѣлѣ, тѣ мѣры, которыя побудили государя Англіи отказаться отъ всякой связи съ Римомъ, были внушаемы государемъ Испаніи. Чувство испанскаго народа совпадало съ интересами испанскаго правительства. Привязанность кастильцевъ къ вѣрѣ ихъ предковъ была особенно сильна и горяча. Съ этою вѣрою были неразрывно связаны учрежденія, независимость и слава ихъ страны. Съ пораженія послѣдняго короля готовъ на берегахъ Хереса, до торжественнаго вступленія Фердинанда и Изабеллы въ Гренаду прошло почти восемьсотъ лѣтъ, и въ продолженіе этого времени испанцы вели отчаянную войну противъ невѣрныхъ. Въ исторіи другихъ народовъ крестовые походы были только эпизодомъ; все существованіе Испаніи представляетъ собою одинъ продолжительный крестовый походъ. Переставши воевать съ мусульманами въ Старомъ Свѣтѣ, она стала воевать въ Новомъ. Подъ авторитетомъ папской буллы сыны ея плыли въ невѣдомыя моря. Подъ знаменемъ креста они безстрашно проникали въ сердце обширныхъ царствъ. Съ крикомъ "Святой Яковъ за Испанію" нападали они на арміи, стократъ многочисленнѣйшія ихъ. Люди вѣрили, что святой услышалъ призывъ и на сѣромъ конѣ, въ полномъ вооруженіи, самъ предводительствовалъ натискомъ, предъ кототорымъ бѣжали поклонники ложныхъ боговъ. Послѣ сраженій, всѣ ужасы хищничества или жестокости были достаточно оправдываемы тѣмъ, что побѣжденные не были крещены. Алчность возбуждала религіозную ревность. Религіозная ревность освящала алчность. Прозелиты я золото искались одинаково усердно. Въ тотъ самый годъ, когда саксы, доведенные до крайности притѣсненіями Рима, сбросили съ себя его иго, испанцы, съ его разрѣшенія, завладѣли имперіею и сокровищами Монтезумы. Такимъ образомъ, католицизмъ, соединявшійся, въ общественномъ мнѣніи сѣверной Европы, съ притѣсненіями и грабежемъ, былъ, въ умахъ испанцевъ, нераздѣльно связанъ со свободою, побѣдою, господствомъ, богатствомъ и славою.
   Поэтому неудивительно, что сильное движеніе въ пользу протестантизма въ одной части христіанскаго міра вызвало одинаково сильный порывъ ревности къ католицизму въ другой. Двѣ реформы были произведены одновременно и съ одинаковою силою и успѣхомъ: реформа ученія на Сѣверѣ, реформа нравовъ и дисциплины на Югѣ. Въ одно поколѣніе весь духъ римской церкви измѣнился. Отъ залъ Ватикана до самой уединенной пустыннической кельи въ Аппенинахъ, вездѣ было чувствуемо и замѣтно великое возрожденіе. Всѣ учрежденія, издревлѣ назначенныя для распространенія и защиты вѣры, были обновлены и усилены. Были образованы новыя, еще болѣе сильныя орудія. Повсюду древнія религіозныя общины были преобразовываемы и основывались новыя. Въ продолженіе года со смерти Льва X былъ преобразованъ орденъ Камальдоли. Капуцины возстановили древнюю Францисканскую дисциплину, полночную молитву и жизнь молчанія. Барнабиты и общество Сомаски посвятили себя вспомоществованію бѣднымъ и ихъ воспитанію. Театинскій орденъ заслуживалъ еще большаго вниманія. Онъ стремился, подобно нашимъ первымъ методистамъ, къ великой цѣли -- помочь недостаткамъ приходскаго священства. Римская церковь, благоразумнѣе англійской, помогала всѣми средствами благому дѣлу. Члены новаго братства проповѣдывали толпами на улицахъ и полахъ, молились у постели больнаго, исповѣдывали и пріобщали умирающаго. Между ними особенно отличался религіознымъ рвеніемъ и набожностью Джинъ Піетро Караффа, впослѣдствіи папа Павелъ IV. Поселившійся въ театинскомъ монастырѣ въ Венеціи, подъ надзоромъ Караффы, испанскій дворянинъ смотрѣлъ за больными въ госпиталяхъ, ходилъ въ лохмотьяхъ, почти морилъ себя голодомъ и часто, выйдя на улицу и взобравшись на каменья, махалъ шляпою, для привлеченія проходящихъ, и начиналъ проповѣдывать страннымъ нарѣчіемъ, смѣсью кастильскаго съ тосканскимъ. Театницы отличались особенно ревностью и строгостью; но для этого энтузіаста-новобранца ихъ дисциплина казалась слабою, ихъ дѣятельность вялою; умъ его, отъ природы страстный и одаренный сильнымъ воображеніемъ, прошелъ чрезъ школу, сообщившую всѣмъ его особенностямъ болѣзненную напряженность и энергію. Въ своей молодости онъ былъ истиннымъ прототипомъ героя Сервантеса. Единственнымъ предметомъ изученія молодаго гидальго были рыцарскіе романы, а существованіе его заключалось въ гордыхъ мечтахъ объ освобожденныхъ принцессахъ и покоренныхъ невѣрныхъ. Онъ избралъ себѣ Дульцинею: "не графиню, не герцогиню,-- это его собственныя слова,-- но гораздо высшаго состоянія", и онъ льстилъ себя надеждою положить къ ея ногахъ ключи маврскихъ замковъ и усыпанныя драгоцѣнными камнями чалмы азіатскихъ султановъ. Посреди этихъ видѣній воинской славы и счастливой любви тяжкая рана уложила его въ постель. Его здоровье было разстроено, и онъ осужденъ былъ остаться калѣкою на всю жизнь. Пальма первенства въ силѣ, красотѣ и искусствѣ въ рыцарскихъ упражненіяхъ для него уже не существовала. Онъ не могъ уже надѣяться сокрушитъ гигантовъ-султановъ или снискать благоволеніе прелестныхъ женщинъ. Тогда въ его душѣ возникло новое видѣніе и смѣшалось съ прежними призраками. Ѳто покажется страннымъ для большей части англичанъ, но будетъ понятно знающимъ, какъ тѣсна была въ Испаніи связь между религіей и рыцарствомъ. Онъ хотѣлъ остаться воиномъ, остаться странствующимъ рыцаремъ невѣсты Христовой. Онъ поразитъ большаго краснаго дракона. Онъ будетъ поборникомъ жены, одѣтой солнцемъ. Онъ разсѣетъ чары, которыми ложные пророки держатъ въ рабствѣ души людей. Его безпокойный духъ повелъ его въ пустыни Сиріи и въ часовню гроба Господня. Потомъ онъ возвратился странникомъ на край запада Европы и удивлялъ монастыри Испаніи и школы Франціи своимъ покаяніемъ и бдѣніемъ. То же самое живое воображеніе, которое рисовало ему нѣкогда разгаръ небывалыхъ битвъ и прелести несуществовавшихъ королевъ, теперь населило его уединеніе святыми и ангелами. Пречистая Дѣва нисходила съ небесъ бесѣдовать съ нимъ. Онъ видѣлъ Спасителя лицомъ къ лицу, глазами тѣла. Даже таинства религіи, составляющія сильнѣйшій искусъ вѣры, были для него видимы. Трудно разсказывать безъ улыбки сожалѣнія что онъ видѣлъ во время мессы совершавшееся пресуществленіе и что, молясь на ступеняхъ церкви св. Доминика, онъ созерцалъ Троицу въ единствѣ и рыдалъ отъ радости и удивленія. Таковъ былъ знаменитый Игнатій Лойола, игравшій въ великой католической реакціи ту же роль, какую Лютеръ игралъ въ великомъ протестантскомъ движеніи.
   Недовольный системою театинцевъ, энтузіастъ-испанецъ обратилъ свой взоръ къ Риму. Бѣдный, неизвѣстный, безъ покровителя, безъ рекомендательныхъ писемъ, онъ вступилъ въ тотъ городъ, гдѣ воздвигнуты теперь, въ память его великихъ услугъ, два великолѣпные храма, богатые живописью и разноцвѣтнымъ мраморомъ, гдѣ стоитъ его изваяніе изъ массивнаго серебра, гдѣ его кости, заключенныя въ раку, усаженную драгоцѣнными камнями, поставлены подъ алтаремъ Господнимъ. Его дѣятельность и рвеніе превозмогли всѣ препятствія, и подъ его управленіемъ началъ свое существованіе орденъ іезуитовъ, быстро достигшій всей полноты своего гигантскаго могущества. Съ какою пылкостью, предусмотрительностью, точною дисциплиною, неустрашимымъ мужествомъ, самоотверженіемъ и забвеніемъ самыхъ дорогихъ частныхъ узъ, твердымъ и упорнымъ стремленіемъ къ одной цѣли, непозволительною слабостью и гибкостью въ выборѣ средствъ, іезуиты сражались за свою церковь,-- говоритъ каждая страница лѣтописей Европы въ продолженіе нѣсколькихъ поколѣній. Въ орденѣ іезуитовъ была сосредоточена самая сущность католическаго духа, и исторія этого ордена есть исторія великой католической реакціи. Іезуиты разомъ завладѣли всѣми средствами господства надъ умами людей: кафедрой, типографскимъ станкомъ, конфессіоналомъ, академіями. Гдѣ только проповѣдывалъ іезуитъ, церковь не могла вмѣстить слушателей. Имя іезуита на заглавномъ листѣ было залогомъ хорошаго сбыта книги. Могущество, знатность, красота исповѣдовались іезуиту въ сокровенныхъ тайнахъ своей жизни. Подъ надзоромъ іезуита юношество высшаго и средняго классовъ воспитывалось съ дѣтства до возмужалаго возраста, съ основныхъ началъ до курсовъ реторики и философіи. Литература и наука, недавно соединенныя съ ересью, теперь стали союзниками правовѣрія. Господствуя на югѣ Европы, великій орденъ пошелъ далѣе, завоевывая для завоеваній. Несмотря на моря и пустыни, голодъ и заразу, лазутчиковъ и уголовные законы, темницы и пытки, висѣлицы и четвертовальни, іезуитовъ можно было найти подъ любой одеждою, въ любой странѣ: ученыхъ, докторовъ, купцовъ, лакеевъ, при враждебномъ дворѣ Швеціи, въ старыхъ усадьбахъ Чешира, въ хижинахъ Коннота, убѣждающими, наставляющими, утѣшающими, привлекающими сердца молодыхъ, ободряющими робкихъ, держащими распятіе предъ глазами умирающихъ. Ихъ же обязанностью было составлять заговоры противъ престоловъ и жизни королей-отступниковъ, распространять злые слухи, производить бунты, возжигать междоусобныя войны, вооружать руку убійцы. Непреклонные только въ вѣрности къ церкви, они одинаково готовы были обращаться для достиженія своихъ цѣлей къ духу вѣрноподданничества и къ духу свободы. Крайнія ученія о повиновеніи и крайнія ученія о свободѣ, право монарховъ угнетать народъ, право каждаго поданнаго вонзить ножъ въ сердце худаго правителя,-- были проповѣдуемы одними и тѣми же людьми, смотря по тому, обращались ли они къ подданнымъ Филиппа или къ подданнымъ Елисаветы. Нѣкоторые описывали ихъ самыми строгими, другіе самыми снисходительными изъ духовныхъ отцовъ. И оба описанія были справедливы. Истинно-набожный человѣкъ внималъ со страхомъ высокой и святой нравственности іезуитовъ. Веселый дворянинъ, убившій на дуэли своего соперника, красавица, забывшая свой супружескій обѣтъ,-- находили въ іезуитѣ развязнаго, хорошо-воспитаннаго свѣтскаго человѣка, умѣющаго прощать маленькіе грѣшки свѣтскихъ людей. Духовникъ былъ строгъ или снисходителенъ, смотря по характеру исповѣдающагося. Его главная цѣль была не изгонять никого изъ нѣдръ церкви. Если уже существуютъ худые люди, то пусть они лучше будутъ худыми католиками, нежели худыми протестантами. Если кто-нибудь имѣлъ несчастіе сдѣлаться разбойникомъ, развратникомъ или игрокомъ, то не было причины сдѣлать изъ него еще еретика.
   Старый Свѣтъ не былъ достаточно обширенъ для этой необыкновенной дѣятельности. Іезуиты наводнили всѣ страны, которыя великія морскія открытія предшествовавшаго вѣка сдѣлали доступными европейской предпріимчивости. Іезуитовъ можно было найти въ глубинѣ рудниковъ Перу, на невольническихъ рынкахъ Африки, на берегахъ Пряныхъ острововъ, на обсерваторіяхъ Китая. Они обращали въ христіанство жителей странъ, въ которыя не могли завлечь ихъ соотечественниковъ ни алчность, ни любопытство, и проповѣдывали и спорили на языкахъ, неизвѣстныхъ ни одному изъ обитателей Запада.
   Духъ, столь рѣзко выразившійся въ этомъ орденѣ, одушевлялъ весь католическій міръ. Даже римскій дворъ былъ очищенъ. Въ вѣкъ, предшествовавшій Реформаціи, этотъ дворъ былъ позоромъ для христіанскаго имени. Его лѣтописи были на каждой страницѣ запятнаны измѣною, убійствомъ и кровосмѣшеніемъ. Наиболѣе почтенныя изъ принадлежавшихъ къ нему лицъ были вполнѣ недостойны служить церкви. То были люди, подобные Льву X, люди, которые, вмѣстѣ съ латинскимъ языкомъ вѣка Августа, усвоили атеистическій и насмѣшливый духъ того времени. Они смотрѣли на совершаемыя ими же христіанскія таинства точно такъ же, какъ авгуръ Цицеронъ и первосвященникъ Цезарь смотрѣли на сивиллины книги и на клевъ священныхъ цыплятъ. Между собою они разсуждали о воплощеніи, евхаристіи и Троицѣ въ томъ же тонѣ, въ какомъ Котта и Веллей говорили о дельфійскомъ оракулѣ и голосѣ Фавна въ горахъ. Ихъ годы протекали въ сладостномъ снѣ чувственной и умственной нѣги. Утонченный столъ, превосходныя вина, прелестныя женщины, собаки, соколы, лошади, вновь открытыя рукописи классиковъ, сонеты и шуточные романсы на нѣжномъ нарѣчіи Тосканы, настолько безнравственныя, насколько допускало тонкое чувство прекраснаго, серебряная утварь работы Бенвенуто, планы дворцовъ, начерченные рукою Микель-Анджело, фрески Рафаэля, бюсты, мозаики и драгоцѣнные камни, только-что вырытые изъ-подъ развалинъ древнихъ храмовъ и виллъ,-- вотъ предметы, составлявшіе наслажденіе и даже серьёзное занятіе ихъ жизни. Литература и искусства, безъ сомнѣнія, много обязаны этой нелишенной изящества нѣгѣ. Но когда началось въ Европѣ великое умственное движеніе, когда былъ опровергаемъ догматъ за догматомъ, когда народъ за народомъ расторгалъ свою связь съ преемникомъ св. Петра,-- тогда стала очевидною опасность ввѣрять церковь главамъ, которыхъ высшая слава состояла въ томъ, что они были хорошими цѣнителями латинскихъ сочиненій, картинъ и статуй, которыхъ ученыя занятія имѣли языческій характеръ и которыхъ подозрѣвали въ томъ, что они тишкомъ смѣялись надъ совершаемыми ими таинствами и не болѣе вѣрили въ Евангеліе, какъ въ "Morgante Maggiore" {Сатирическая поэма Луиджи Пульчи.}. Тогда во главѣ церкви стали люди съ совершенно другимъ характеромъ, люди, по духу подобные Дунстану и Бекету. Римскіе первосвященники напомнили собственною жизнью всю суровость первыхъ сирійскихъ отшельниковъ. Павелъ IV принесъ на папскій престолъ ту же пламенную ревность, которая завела его въ театинскій монастырь. Пій V, денно и нощно носилъ подъ великолѣпными одеждами, власяницу простаго монаха; ходилъ босой по улицамъ, во главѣ процессій; находилъ, посреди самыхъ спѣшныхъ занятій, время для одинокой молитвы; часто сожалѣлъ, что общественныя обязанности его званія не благопріятствуютъ успѣхамъ въ святости, и назидалъ свою паству безчисленными примѣрами смиренія, любви и прощенія личныхъ обидъ; но онъ въ то же время поддерживалъ власть папскаго престола и хранилъ неприкосновенными догматы своей церкви со всѣмъ упорствомъ и запальчивостью Гильдебранда. Григорій XIII старался нетолько подражать Пію, но даже превзойти его въ суровыхъ добродѣтеляхъ священнаго сана. Каковъ былъ глаза, таковы были и члены. Этотъ переворотъ въ духѣ католическаго міра можетъ быть замѣченъ во всѣхъ отрасляхъ литературы и искусства. Онъ бросается въ глаза всякому, кто сравниваетъ поэму Тассо съ поэмой Аріосто или памятники Сикста V съ памятниками Льва X.
   Но католическая церковь опиралась не на одно только нравственное вліяніе; въ Испаніи г Италіи она была безпощадно поддерживаема мечомъ. Инквизиція была облечена новыми правами и вдохновлена новою энергіею. Если гдѣ-либо показывались протестантизмъ или подобіе протестантизма, они встрѣчали преслѣдованіе не мелочное и докучливое, но преклоняющее и сокрушающее всѣхъ, кромѣ немногихъ избранниковъ. Всякій, подозрѣваемый въ ереси, какъ бы ни были высоки его званіе, ученость или слава, зналъ, что онъ долженъ оправдаться передъ строгимъ и неусыпнымъ судомъ или умереть на кострѣ. Съ одинаковою бдительностью были отъискиваемы и уничтожаемы еритическія книги. Сочиненія, находившіяся дотолѣ въ каждомъ домѣ, были столь усердно преслѣдуемы, что теперь нельзя найти ни одного экземпляра ихъ въ самыхъ богатыхъ библіотекахъ. Въ особенности испытала эту участь книга подъ заглавіемъ "О благодѣяніяхъ смерти Христа". Она была написана на тосканскомъ нарѣчіи, нѣсколько разъ перепечатана и читалась съ жадностью по всей Италіи. Но инквизиторы открыли въ ней лютеранскую доктрину оправданія одною вѣрою. Они подвергли книгу гоненію, и теперь она такъ же безвозвратно потеряна, какъ вторая декада Тита Ливія.
   Итакъ, въ то время, какъ протестантская реформація быстро распространялась на одномъ концѣ Европы, католическое возрожденіе совершалось столь же бистро на другомъ. Спустя полстолѣтія послѣ великаго разъединенія, на Сѣверѣ были повсюду протестантскія правительства и протестантскіе народы. На Югѣ же были правительства и народы, движимые самою сильною ревностью къ древней церкви. Между этими двумя враждебными областями, какъ нравственно, такъ и географически, лежала обширная спорная полоса: во Франціи, Бельгіи, Южной Германіи, Венгріи и Польшѣ споръ все-еще не былъ рѣшенъ. Правительства этихъ странъ не отреклись отъ связи съ Римомъ, но протестанты были многочисленны, могущественны, смѣлы и дѣятельны. Во Франціи они составляли республики въ государствѣ, владѣли крѣпостями, могли вывести въ поле сильныя арміи и вели переговоры со своимъ государемъ какъ съ равнымъ. Въ Польшѣ король все-еще былъ католикомъ, но протестанты господствовали на сеймѣ, занимали важнѣйшія мѣста въ управленіи и, въ большихъ городахъ, завладѣла приходскими церквами. "Казалось,-- говоритъ папскій нунцій,-- что въ Польшѣ протестантизмъ совершенно вытѣснитъ католицизмъ". Въ Баваріи положеніе вещей было почти такое же. Протестанты составляли большинство въ собраніи государственныхъ чиновъ и требовали отъ герцога уступокъ въ пользу своей религіи какъ цѣну своихъ субсидій. Въ Трансильвавіи австрійскій домъ не былъ въ состояніи удержать сеймъ отъ конфискаціи, однимъ рѣшеніемъ, церковныхъ имѣній. Въ эрцъ-герцогствѣ Австрійскомъ, по общему сознанію, только одна тридцатая часть населенія могла быть почитаема истинными католиками. Въ Бельгіи послѣдователи новаго ученія считались сотнями тысячъ.
   Исторія двухъ послѣдующихъ поколѣній была исторіею борьбы протестантизма, владѣвшаго сѣверомъ Европы, съ католицизмомъ, обладателемъ Юга, за раздѣлявшую ихъ спорную территорію. Всѣ плотскія и духовныя орудія борьбы были употреблены въ дѣло. Обѣ стороны могутъ похвалиться великими талантами и добродѣтелями, но обѣ должны также краснѣть за многіе безразсудные поступки и преступленія. Сначала, казалось, успѣхъ рѣшительно клонился на сторону протестантизма; но побѣда осталась за римскою церковью. Вездѣ ея усилія увѣнчались успѣхомъ. Еще чрезъ полстолѣтія, мы находимъ ее побѣдоносною и господствующею во Франціи, Бельгіи, Баваріи, Богеміи, Австріи, Польшѣ и Венгріи. И въ продолженіе двухъ сотъ лѣтъ протестантизмъ не былъ въ состояніи возвратить хотя часть того, что потерялъ тогда.
   Но нельзя не сознаться, что это торжество папства должно быть преимущественно приписано не силѣ оружія, а великому отливу общественнаго мнѣнія. Въ продоженіе перваго полустолѣтія послѣ начала Реформаціи потокъ чувствъ въ странахъ по сю сторону Альпъ и Пиринеевъ неудержимо стремился къ новому ученію. Потомъ теченіе перемѣнилось и столь-же стремительно кинулось въ противную сторону. И въ томъ, и въ другомъ періодѣ мало зависѣло отъ исхода битвъ и осадъ. Протестантское движеніе едвали было остановлено на мгновеніе пораженіемъ при Мюльбергѣ. Католическая реакція продолжала идти съ прежнею быстротою, не смотря на уничтоженіе Армады. Трудно опредѣлить, что было сильнѣе, первый ли ударъ, или его отраженіе въ противную сторону. Пятьдесятъ лѣтъ спустя послѣ отпаденія лютеранъ отъ католической церкви, она едва удержалась на берегахъ Средиземнаго моря. Черезъ сто лѣтъ по отдѣленія, протестантизмъ едва держался на берегахъ Балтійскаго. Причины столь замѣчательнаго переворота въ судьбахъ человѣчества, конечно, заслуживаютъ изслѣдованія.
   Борьба этихъ двухъ партій нѣсколько похожа на дуэль у Шекспира: Лаэртъ ранитъ Гамлета; потомъ въ схваткѣ они мѣняются рапирами, и Гамлетъ ранитъ Лаэрта. Война между Лютеромъ и Львомъ была войною между твердою вѣрою и безвѣріемъ, рвеніемъ и апатіей, энергіею и безпечностью, серьёзнымъ взглядомъ и легкомысліемъ, чистою нравственностью и порокомъ. Совершенно другаго рода была война, которую выродившемуся протестантизму пришлось вести противъ возродившагося католицизма. Развратникамъ, отравителямъ, атеистамъ, носившимъ тіару въ поколѣніи, предшествовавшемъ Реформація, наслѣдовали папы, которые, по религіозному рвенію и строгой святости нравовъ, могли выдержать сравненіе съ Кипріаномъ или Амвросіемъ. Одинъ орденъ іезуитовъ могъ указать на многихъ, которые, по искренности, постоянству, мужеству и строгости жизни, не уступали апостоламъ Реформаціи. Но между тѣмъ какъ опасность вызвала такимъ образомъ въ нѣдрахъ католической церкви многія изъ высшихъ качествъ реформаторовъ, послѣдніе усвоили многіе изъ недостатковъ, за которые справедливо была порицаема римская церковь. Они охладѣли въ вѣрѣ и увлеклись міромъ. Ихъ великіе старые вожди низошли въ могилу, не оставивъ себѣ преемниковъ. Въ протестантскихъ монархахъ было мало или даже вовсе не было горячаго протестантскаго чувства; сама Елисавета была протестанткою болѣе по разсчету, нежели по твердому убѣжденію. Іаковъ II, желая достигнуть своей любимой цѣли -- породниться, бракомъ сына, съ однимъ изъ великихъ континентальныхъ домовъ,-- готовъ былъ сдѣлать Риму огромныя уступки и даже допустить измѣненное первосвятительство папы. Генрихъ IV два раза отрекался отъ реформатскаго ученія изъ личныхъ видовъ. Курфирстъ саксонскій, естественный глаза протестантской партіи въ Германіи, сдѣлался, въ самую рѣшительную минуту борьбы, орудіемъ папистовъ. Съ другой стороны, въ католическихъ монархахъ встрѣчаемъ религіозное рвеніе, часто доходившее до Фанатизма. Филиппъ II былъ католикомъ совершенно другаго рода, нежели Елисавета протестанткою. Максимиліанъ Баварскій, воспитанный подъ руководствомъ іезуитовъ, былъ усерднымъ миссіонеромъ, обладавшимъ властью государя. Императоръ Фердинандъ II сознательно и неоднократно подвергалъ свой престолъ опасности, не желая сдѣлать ни малѣйшей уступки духу религіозныхъ нововведеній. Сигизмундъ Шведскій потерялъ корону, которую могъ бы сохранить, еслибъ отрекся отъ католической вѣры. Однимъ словомъ, на протестантской сторонѣ мы вездѣ замѣчаемъ равнодушіе; на сторонѣ католиковъ -- вездѣ усердіе и преданность.
   Въ это время нетолько было гораздо болѣе рвенія въ католикахъ, чѣмъ въ протестантахъ, но и всѣ силы католиковъ были обращены противъ протестантовъ, тогда какъ почти всѣ силы послѣднихъ были обращены другъ противъ друга. Въ католической церкви не было серьёзныхъ споровъ о догматахъ; рѣшенія Тридентскаго собора были приняты, а полемика янсенистовъ еще не началась. Такимъ образомъ, Римъ могъ располагать всѣми своими силами для борьбы съ Реформаціей. Съ другой стороны, силы, долженствовавшія служить Реформаціи, истощались въ междоусобіяхъ. Между тѣмъ какъ іезуиты-проповѣдники, іезуиты-духовники, іезуиты-наставники юношества покрывали Европу, готовые употребить всѣ способности своего ума и пролить послѣднюю каплю крови въ дѣлѣ своей церкви, протестантскіе ученые опровергали, а протестантскіе правители наказывали сектаторовъ, такихъ же добрыхъ протестантовъ, какими были они сами.
   
   "Cumque superba foret Babylon epolianda trophaeis,
   Bella geri placuit nullos liabitura triumphos." (1)
   (1) Между тѣмъ какъ слѣдовало лишить гордый Вавилонъ его трофеевъ, предпочли воины, которыя не могли кончиться торжествомъ.
   
   Въ Пфальцѣ, государь-кальвинистъ преслѣдовалъ лютеранъ. Въ Саксоніи государь-лютеранинъ преслѣдовалъ кальвинистовъ. Всякій, кто возражалъ противъ какой-либо статьи Аугсбургскаго исповѣданія, былъ изгоняемъ изъ Швеціи. Въ Шотландіи Мельвиль спорилъ съ другими протестантами о церковномъ устройствѣ. Въ Англіи темницы были полны людей, приверженныхъ Реформаціи, но не вполнѣ согласовавшихся съ дворомъ въ нѣкоторыхъ пунктахъ вѣры и церковнаго устройства. Однихъ преслѣдовали за то, что они отвергали догматъ объ отверженіи, другихъ за то, что они не носили стихаря. Ирландцы, въ то время, вѣроятно, отпали бы отъ католической церкви, еслибы въ дѣло ихъ обращенія была употреблена хотя половина того рвенія и той дѣятельности, съ которыми Витгяфтъ притѣснялъ пуританъ и Мартинъ Марирелатъ поносилъ епископовъ.
   Какъ католики имѣли большое преимущество предъ протестантами въ рвеніи и единствѣ, такъ они обладали и несравненно высшимъ церковнымъ устройствомъ. Въ самомъ дѣлѣ, для наступательныхъ цѣлей протестантизмъ вовсе не былъ организованъ. Реформированныя церкви были чисто церкви національныя. Церковь Англіи существовала для одной Англіи. Она была учрежденіемъ столь же мѣстнымъ, какъ судъ общихъ тяжбъ, и была совершенно лишена орудій для внѣшнихъ дѣйствій. Шотландская церковь, такимъ же образомъ, существовала для одной Шотландіи. Съ другой стороны, дѣятельность католической церкви распространялась на весь свѣтъ. Въ Ламбетѣ или Эдинбургѣ никто не заботился о томъ, что происходило въ Польшѣ или Баваріи. Но Краковъ или Мюнхенъ имѣли въ Римѣ столько же значенія, какъ тамошній приходъ церкви св. Іоанна Латеранскаго. Нашъ островъ, глаза протестантизма, не выслалъ ни одного миссіонера, ни одного наставника юношества на сцену великой духовной борьбы. Здѣсь не было основано ни одной семинаріи съ цѣлью образованія подобныхъ лицъ для чужихъ странъ. Съ другой стороны, Германія, Венгрія и Польша были полны способныхъ и дѣятельныхъ католическихъ миссіонеровъ испанскаго и итальянскаго происхожденія, и въ Римѣ были основаны школы для образованія юношества Сѣвера. Духовныя силы протестантизма составляли мѣстную милицію, которая могла быть полезною во время вторженія; но ее нельзя было послать за границу, и она не могла служить для завоеваній. У Рима была подобная мѣстная милиція; но онъ имѣлъ, кромѣ того, силы, которыми могъ располагать ежеминутно для заграничной службы, какъ-бы опасна или непріятна она ни была. Если въ главной квартирѣ было признано, что іезуитъ, находившійся въ Палермо, способенъ, но своимъ талантамъ и характеру, дѣйствовать противъ Реформаціи въ Литвѣ, то приказъ былъ немедленно отданъ и тотчасъ исполненъ. Въ одинъ мѣсяцъ вѣрный слуга церкви уже проповѣдывалъ училъ и исповѣдывалъ за Нѣманомъ.
   Невозможно отвергать, что устройство римской церкви есть самое образцовое произведеніе человѣческаго ума. Дѣйствительно, только такое устройство могло защитить ея ученіе противъ такихъ нападеній....
   Въ настоящее время, мы обратимъ наше вниманіе только на одну важную часть политики римской церкви. Она вполнѣ понимаетъ то, чего никогда не понимала ни одна другая церковь: какъ поступать съ энтузіастами. Въ нѣкоторыхъ сектахъ, особенно только-что возникшихъ, энтузіазму даютъ волю. Въ другихъ сектахъ, особенно въ древнихъ и богато одаренныхъ, на энтузіазмъ смотрятъ съ ненавистью. Католическая церковь не подчиняется энтузіазму, не изгоняетъ его, но употребляетъ его въ свою пользу. Она разсматриваетъ его какъ значительную двигательную силу, которая, подобно силѣ мускуловъ отличнаго коня, сама по себѣ ни хороша, ни дурна, но можетъ быть направлена такъ, т принесетъ большую пользу или большой вредъ; и это-то направленіе католическая церковь предоставляетъ себѣ. Было бы безразсудно затравить лошадь какъ волка; еще безразсуднѣе было бы дозволить ей нестись стремглавъ, ломая изгороди и топча прохожихъ. Самое разумное -- подчинить ея волю, не ослабляя ея силъ, научить ее повиноваться поводу и тогда пустятъ во всю прыть. Когда конь привыкнетъ къ господину, цѣна его возвышается соразмѣрно его силѣ и огню. Совершенно таково было поведеніе римской церкви въ отношеніи къ энтузіастамъ. Она знаетъ, что когда религіозное чувство достигаетъ полнаго господства надъ умомъ, оно сообщаетъ людямъ необыкновенную энергію, ставитъ ихъ выше горя и наслажденія; что тогда поношеніе становится славою и самая смерть началомъ высшей и болѣе счастливой жизни. Она знаетъ, что человѣкомъ въ этомъ состояніи не должно пренебрегать. Онъ можетъ быть грубъ, невѣжественъ, мечтателенъ, страненъ, но онъ будетъ дѣлать и терпѣть то, что, для ея выгоды, кто-нибудь долженъ дѣлать и терпѣть и отъ чего отступились бы хладнокровно и спокойно разсуждающіе люди. Поэтому, она принимаетъ его въ свою службу, назначаетъ ему какой-нибудь отдаленный постъ, на которомъ нужно болѣе неустрашимости и пыла, нежели разсудительности и умѣнья владѣть собою, и посылаетъ его съ своимъ благословеніемъ и хвалою.
   Въ Англіи часто случается, что какой-нибудь мѣдникъ или угольщикъ слышитъ проповѣдь или нападаетъ на какую-нибудь статью, которая возбуждаетъ въ немъ безпокойство о состояніи его души. Если онъ человѣкъ со слабыми нервами и сильнымъ воображеніемъ, то считаетъ себя во власти злаго духа. Онъ тревожится мыслью, что совершилъ какой-либо непростительный грѣхъ. Онъ приписываетъ всякую дикую Фантазію, приходящую ему въ голову, наущеніямъ дьявола. Его сонъ нарушается видѣніями престола Страшнаго Суда, открытыхъ книгъ я неугасимаго огня. Если, желая избавиться отъ этихъ тревожныхъ мыслей, онъ прибѣгнетъ къ увеселеніямъ и безнравственнымъ удовольствіямъ, обманчивое облегченіе ведетъ его къ положенію еще худшему и еще болѣе безнадежному. Наконецъ, происходитъ переворотъ. Онъ примиренъ со своимъ обиженнымъ Творцомъ. По тонкому описанію того, кто самъ былъ такимъ образомъ испытуемъ {См. т. 2, ст. "Боніанъ".}, онъ выходитъ изъ мрачной долины Смерти, изъ мрачной земли сѣтей и силковъ, трясинъ и пропастей, злыхъ духовъ и хищныхъ звѣрей. Солнечное сіяніе озаряетъ его путь. Онъ всходитъ на усладительныя горы и съ ихъ вершины видитъ вдали блистающій городъ -- цѣль его странствія. Тогда возникаетъ въ его умѣ естественное и во всякомъ случаѣ незаслуживающее хулы желаніе сообщить другимъ мысли, наполняющія его сердце, предостеречь безпечнаго, утѣшить тѣхъ, которые тревожатся духомъ. Побужденіе посвятить всю свою жизнь ученію религіи -- становится сильною страстью подъ видомъ долга. Онъ увѣщаетъ своихъ сосѣдей и, если онъ одаренъ большими способностями, то часто имѣетъ значительный успѣхъ. Онъ говоритъ, точно будто защищаетъ свою жизнь: со слезами, патетическими жестами, жгучими словами, и съ восхищеніемъ, быть можетъ не вполнѣ свободнымъ отъ чувства человѣческаго самолюбія; онъ вскорѣ находитъ, что его простое краснорѣчіе трогаетъ и смягчаетъ сердца людей, преспокойно спящихъ во время проповѣди приходскаго священника о преемствѣ отъ апостоловъ. Рвеніе къ службѣ Богу, любовь къ ближнему, удовольствіе въ употребленіи недавно открытыхъ силъ побуждаютъ его сдѣлаться проповѣдникомъ. Онъ не споритъ съ господствующею церковью, не возражаетъ противъ ея устройства, обрядовъ, одеждъ. Онъ охотно сдѣлался бы ея самымъ смиреннымъ слугою. Но, принятый или отвергнутый, онъ чувствуетъ свое призваніе. Его посвященіе низошло на него не чрезъ длинный и сомнительный рядъ аріанскихъ и католическихъ епископовъ, но прямо свыше. Его назначеніе то же самое, какъ данное Одиннадцати на горѣ Вознесенія. И онъ не откажется, за недостаткомъ человѣческихъ вѣрительныхъ грамотъ, отъ славнаго назначенія, даннаго ему истиннымъ Главою церкви. Для человѣка съ такимъ духомъ нѣтъ мѣста въ іерархіи установленной церкви. Онъ не былъ ни въ одномъ училищѣ; онъ не можетъ объяснять греческихъ авторовъ или писать латинскія сочиненія; а между тѣмъ онъ узнаетъ, что если онъ желаетъ остаться въ нѣдрахъ церкви, то долженъ быть лишь слушателемъ, и что рѣшившись сдѣлаться учителемъ, онъ долженъ стать раскольникомъ. Его выборъ скоро сдѣланъ. Онъ проповѣдуетъ на Тоуэръ-Гиллѣ или въ Смитфильдѣ. Образуется община. Получено разрѣшеніе. Воздвигается простое кирпичное зданіе, съ налоемъ и скамьями, и получаетъ названіе Эбенезера или Веѳиля. Въ нѣсколько недѣль церковь потеряла навсегда сотни семействъ, изъ которыхъ ни одно не питало ни малѣйшаго сомнѣнія въ ея догматахъ, литургіи, устройствѣ и обрядахъ.
   Не такова политика римской церкви. Изъ невѣжественнаго энтузіаста, котораго англиканская церковь обращаетъ въ своего врага, и -- что бы ни думали образованные и ученые -- весьма опаснаго врага, она дѣлаетъ своего ратника. Она приказываетъ ему отростить себѣ бороду, покрываетъ его рясою и капюшономъ изъ грубой темной ткани, опоясываетъ веревкою и посылаетъ учить во имя ея. Онъ ничего ей не стоитъ; онъ не беретъ ни одного червонца изъ дохода духовныхъ мѣстъ. Онъ живетъ подаяніемъ людей, уважающихъ его духовное званіе и благодарныхъ за его назиданіе. Онъ проповѣдуетъ, конечно, не слогомъ Массильона, но языкомъ, возбуждающимъ страсти необразованныхъ слушателей, и все его вліяніе употребляется на усиленіе церкви, которой онъ служитель. И къ этой церкви онъ такъ же сильно привязывается, какъ кардиналы, которыхъ пунцовыя кареты и ливреи тѣснятся у входа въ квиринальскій дворецъ. Такимъ образомъ римская церковь соединяетъ въ себѣ всю силу церкви единой и всю силу раскола. Со всѣмъ блескомъ господствующей іерархія на вершинѣ она представляетъ, въ своемъ основаніи, всю энергію свободной частной дѣятельности. Легко указать на весьма недавніе примѣры, когда сотни тысячъ сердецъ, отторгнутыхъ отъ нея эгоизмомъ, лѣностью и трусостью ея жалованнаго духовенства, были возвращены рвеніемъ нищенствующей братьи.
   Въ системѣ католической церкви есть мѣсто даже для дѣятельности женщинъ. Набожнымъ женщинамъ она поручаетъ духовныя занятія, раздаетъ званія и должности. Въ нашей странѣ, если благородная дана движима болѣе чѣмъ обыкновеннымъ рвеніемъ къ распространенію религіи, она, хотя бы соглашалась со всѣми догматами и обрядами установленной церкви, кончитъ тѣмъ, что сообщитъ свое имя.новой сектѣ. Если благочестивая и сострадательная женщина входитъ въ темницу, чтобы молиться съ наиболѣе несчастною и униженною изъ своего пола, то дѣлаетъ это безъ всякаго поощренія церковью. Ей не предначертывается никакого образа дѣйствій, и еще хорошо, если приходскій священникъ не жалуется на ея вмѣшательство и епископъ не качаетъ головою, услышавъ о такой неправильной благотворительности. Въ Римѣ графиня Гонтингдонъ заняла бы мѣсто въ календарѣ, какъ св. Селина, и м-съ Фрай сдѣлалась бы основательницею и первою настоятельницею благословеннаго ордена Сестеръ Темницъ.
   Поставьте Игнатія Лойолу въ Оксфордѣ -- онъ навѣрное сдѣлается главою сильнаго раскола. Поставьте Джона Весли въ Римѣ -- онъ сдѣлается однимъ изъ главныхъ членовъ новаго общества, преданнаго выгодамъ и славѣ церкви. Поставьте св. Терезу въ Лондонѣ -- ея безпокойный энтузіазмъ переходитъ въ безуміе, не совершенно чуждое лукавства. Она дѣлается пророчицею, матерью правовѣрныхъ, ведетъ диспуты съ демономъ, даетъ запечатанныя грамоты прощенія своимъ приверженцамъ и приготовляется родить Шило {Мессія, ожидавшійся отъ извѣстной англійской мечтательницы Іоанны Сауткотъ, (ум. 1814 г).}. Поставьте Іоанну Сауткотъ въ Римѣ -- она основываетъ орденъ босоногихъ кармелитовъ, изъ которыхъ каждый готовъ принять мученичество за церковь; ея памяти посвящена особенная торжественная служба, и ея статуя, поставленная надъ сосудомъ со святою водою, поражаетъ глаза каждаго чужеземца, входящаго въ соборъ св. Петра.
   Мы долго останавливались на этомъ предметѣ, потому что, по нашему мнѣнію, изъ многихъ причинъ, которымъ римская церковь одолжена своею безопасностью и торжествомъ въ концѣ XVI столѣтія, главная заключается въ глубокой политикѣ, съ которою эта церковь пользовалась Фанатизмомъ такихъ личностей, какъ св. Игнатій и св. Тереза.
   Протестантская партія была теперь вполнѣ побѣждена и унижена. Во Франціи католическая реакція была такъ сильна, что Генрихъ IV долженъ былъ сдѣлать выборъ между престоломъ и своею религіею. Не смотря на свои ясныя наслѣдственныя права, не смотря на чрезвычайныя личныя достоинства, онъ видѣлъ, что, до примиренія съ церковью, онъ не можетъ разсчитывать даже на вѣрность тѣхъ доблестныхъ дворянъ, которыхъ пылкое мужество измѣнило ходъ сраженія при Иври. Въ Бельгіи, Польшѣ и Южной Германіи католицизмъ достигъ окончательнаго господства. Сопротивленіе Богеміи было уничтожено. Пфальцъ былъ завоеванъ. Верхняя и Нижняя Саксонія были наводнены католиками. Датскій король, выступившій какъ защитникъ протестантскихъ церквей, былъ побѣжденъ, вытѣсненъ изъ имперіи и атакованъ въ своихъ собственныхъ владѣніяхъ. Армія австрійскаго дома тѣснили его, покорили Померанію и были остановлены только валами Штральзунда.
   Теченіе снова измѣнилось. Два сильныхъ взрыва религіознаго чувства въ противоположныя направленія сообщили особый характеръ исторіи цѣлаго столѣтія. Сначала протестантизмъ оттѣснилъ католицизмъ до Альпъ и Пиринеевъ. Католицизмъ оправился и оттѣснилъ протестантизмъ назадъ даже до Нѣмецкаго моря. Потомъ великая южная реакція начала ослабѣвать, какъ ослабѣло прежде великое сѣверное движеніе. Рвеніе католиковъ охладѣло. Ихъ единство разстроилось. Пароксизмъ религіознаго раздраженія прошелъ у обѣихъ сторонъ. Одна партія такъ же далеко удалилась отъ духа Лойолы, какъ другая отъ духа Лютера. Въ продолженіе трехъ поколѣній религія была главною пружиною политическихъ событій: революціи и междоусобныя войны Франціи, Шотландіи, Голландіи, Швеціи, продолжительная борьба Филиппа съ Елисаветою, кровавое соискательство богемской короны -- все это было порождено богословскими спорами. Но теперь наступилъ великій переворотъ. Война, свирѣпствовавшая въ Германіи, потеряла свой религіозный характеръ. Съ одной стороны, она стала болѣе войною за свѣтское преобладаніе австрійскаго дома, чѣмъ за духовное господство римской церкви; съ другой, она была болѣе войною за народную независимость, чѣмъ за протестантское ученіе. Правительства стали образовывать новые союзы, въ которыхъ единство политическихъ интересовъ стояло выше единства вѣры. Даже въ Римѣ смотрѣли на успѣхъ католическаго оружія со смѣшаннымъ чувствомъ. Первосвященникъ былъ монархомъ государства второй степени и такъ же заботился о политическомъ равновѣсіи, какъ о распространеніи истины. Извѣстно было, что онъ болѣе опасался появленія всемірной монархіи, чѣмъ желалъ преуспѣянія всемірной церкви. Наконецъ, великое событіе показало міру, что кончились войны религій и наступили войны государствъ. Противъ австрійскаго дома образовался союзъ, заключавшій въ себѣ кальвинистовъ, лютеранъ и католиковъ. Во главѣ этого союза стояли первый государственный человѣкъ и первый полководецъ своего вѣка; политикъ былъ сановникъ католической церкви, отличившійся энергіею и успѣхомъ въ подавленіи гугенотовъ; воинъ былъ протестантскій король, получившій престолъ вслѣдствіе революціи, возженной ненавистью къ папству. Союзъ Ришелье съ Густавомъ обозначаетъ время, когда прекратилась великая религіозная борьба. Послѣдовавшая затѣмъ война была войною за политическое равновѣсіе Европы. Когда, наконецъ, былъ заключенъ Вестфальскій миръ, оказалось, что римская церковь осталась въ полномъ обладаніи обширной полосы, которую, какъ казалось въ срединѣ предшествовавшаго столѣтія, она должна была потерять. Ни одна часть Европы не осталась протестантскою, кромѣ той, которая стала вполнѣ протестантскою прежде, нежели низошло въ могилу поколѣніе, слышавшее проповѣди Лютера.
   Съ этого времени не было ни одной религіозной войны между католиками и протестантами. Во времена Кромвелла протестантская Англія была въ союзѣ съ находившеюся тогда подъ управленіемъ кардинала католическою Франціей), противъ католической Испаніи. Вильгельмъ III, герой преимущественно протестантскій, стоялъ во главѣ коалиціи противъ католическаго Людовика, заключавшей въ себѣ многія католическія державы я даже пользовавшейся тайною помощью Рима. Во времена Анны протестантская Англія и протестантская Голландія вступили въ союзъ съ католическою Савойею и католическою Португаліей), чтобы перенести корону Испаніи съ одного изувѣра-католика на другаго.
   Географическая граница двухъ религій была почти вполнѣ та же самая, какъ въ концѣ Тридцатилѣтней войны, и протестантизмъ нисколько не проявилъ той "силы распространенія", которая была ему приписана. Но протестанты говорятъ съ гордостью и говорятъ весьма справедливо, что богатство, цивилизація, умственное развитіе усилились гораздо болѣе по сѣверную, чѣмъ по южную сторону этой границы; что страны, столь мало покровительствуемыя природою, какъ Шотландія я Пруссія, стоятъ теперь въ ряду наиболѣе процвѣтающихъ и наилучше управляемыхъ государствъ свѣта, тогда какъ мраморные дворцы Генуи стоятъ пустыми, бандиты опустошаютъ прелестные берега Кампаніи, а плодоносные морскіе берега Папской области предоставлены буйваломъ и дикимъ кабанамъ. Нельзя сомнѣваться, что протестантскіе народы сдѣлали съ XVI столѣтія гораздо болѣе успѣховъ, чѣмъ ихъ сосѣди. Успѣхи даже тѣхъ странъ, въ которыхъ протестантизмъ хотя я не восторжествовалъ окончательно, но выдержалъ долгую борьбу и оставилъ замѣтные слѣды, были, вообще, весьма значительны. Но когда мы переходимъ къ католической землѣ, къ той части Европы, гдѣ первая искра Реформація была потушена при ея появленіи и откуда давъ толчокъ, опрокинувшій протестантизмъ, мы находимъ при благопріятнѣйшихъ условіяхъ весьма слабый прогрессъ, а вообще -- движеніе назадъ. Сравнимъ Данію и Португалію. Когда Люткръ сталъ проповѣдывать, превосходство португальцевъ было несомнѣнно; нынѣ столь же очевидно превосходство датчанъ. Сравнимъ Эдинбургъ и Флоренцію. Эдинбургъ былъ менѣе одолженъ климату, почвѣ и покровительству государя, чѣмъ любая столица Европы, католическая или протестантская; во всѣхъ этихъ отношеніяхъ Флоренція была особенно счастлива. Но тотъ, кто знаетъ, чѣмъ была Флоренція и чѣмъ былъ Эдинбургъ въ поколѣніе, предшествовавшее Реформаціи, и что они теперь, тотъ признаетъ, что какая-нибудь великая причина, въ теченіе послѣднихъ трехъ столѣтій, возвышала одну часть европейскаго семейства и понижала другую. Сравните исторію Англіи и Испаніи въ послѣднее столѣтіе. Въ успѣхахъ оружія, въ искусствахъ, наукахъ, словесности, торговлѣ, земледѣліи -- вездѣ контрастъ поразителенъ. Различіе не ограничивается странами по сю сторону Атлантическаго океана. Колоніи, основанныя Англіею въ Америкѣ, неизмѣримо превзошли могуществомъ колоніи, основанныя Испаніею. Мы не имѣемъ, однако, никакого повода полагать, чтобы въ началѣ XVI вѣка кастильцы въ чемъ-нибудь стояли ниже англичанъ. Мы твердо убѣждены, что Сѣверъ одолженъ своимъ образованіемъ и благоденствіемъ преимущественно нравственному вліянію протестантской реформаціи и что упадокъ южныхъ странъ Европы долженъ быть преимущественно приписанъ великому католическому возрожденію.
   Около ста лѣтъ послѣ окончательнаго установленія пограничной черты между протестантизмомъ и католицизмомъ начали показываться признаки четвертой великой опасности для римской церкви. Буря, теперь поднимавшаяся, была совершенно другаго рода, нежели предшествовавшія ей. Прежде нападавшіе на католическую церковь подвергали критикѣ только одну часть ея догматовъ; новая же школа отвергала все ея ученіе. Альбигойцы, лолларды, лютеране, кальвинисты имѣли положительную религіозную систему и были сильно къ ней привязаны. Вѣра новыхъ сенаторовъ была вполнѣ отрицательная. Они взяли одну изъ своихъ посылокъ у протестантовъ, другую у католиковъ. Отъ послѣднихъ они заимствовали принципъ, что только католичество есть чистое и истинное христіанство. Вмѣстѣ съ первыми они признавали нѣкоторыя части католической религія противными разуму. Заключеніе очевидно. Два положенія, изъ которыхъ каждое, взятое отдѣльно, совмѣстно съ высшею степенью благочестія, образовали вмѣстѣ основаніе системы безвѣрія....
   Еслибы секта, образовавшаяся въ Парижѣ, была сектою однихъ насмѣшниковъ, то она, по всей вѣроятности, не оставила бы по себѣ глубокихъ слѣдовъ въ учрежденіяхъ и обычаяхъ Евроіи. Одно отрицаніе, одно эпикурейское безвѣріе, какъ замѣчаетъ весьма справедливо лордъ Бэконъ, никогда не нарушало спокойствія человѣчества. Оно не заключаетъ въ себѣ побудительныхъ причинъ къ дѣятельности. Оно не внушаетъ энтузіазма. Ого не имѣетъ миссіонеровъ, крестоносцевъ, мучениковъ. Еслибы патріархъ святой философской церкви довольствовался шутками надъ ослами Саула и женами Давида и критикою поэзіи Іезекіиля съ тѣмъ самымъ узкимъ взглядомъ, съ какимъ онъ разбиралъ Шекспира, то Риму было бы мало причинъ опасаться. Но, чтобы быть справедливыми къ Вольтеру и его сотоварищамъ, мы должны сказать, что настоящая тайна ихъ силы заключалась въ истинѣ, съ которою были перемѣшаны ихъ ошибки, и въ великодушномъ энтузіазмѣ, скрывавшемся подъ ихъ болтовней. Они были люди, которые, при всѣхъ своихъ умственныхъ и нравственныхъ недостаткахъ, откровенно и ревностно желали, чтобы положеніе человѣческаго рода улучшилось; ихъ кровь кипѣла при видѣ жестокостей и несправедливостей; они мужественно веля войну, всѣми своими способностями, противъ того, что казалось имъ злоупотребленіемъ; во многихъ замѣчательныхъ случаяхъ они доблестно становились между могущественными и притѣсненными. Нападая на христіанство со злобою и коварствомъ, унизительными въ людяхъ, называющихся Философами, они, однако, гораздо болѣе своихъ противниковъ имѣли той любви къ людямъ всѣхъ классовъ и племенъ, которую проповѣдуетъ христіанство. Религіозное преслѣдованіе, судебная пытка, Своевольное заточеніе, безполезное умноженіе уголовныхъ наказаній, медленность и придирки судовъ, притѣсненія откупщиковъ податей, рабство, торгъ невольниками были постоянными предметами ихъ живой сатиры и краснорѣчивыхъ статей. Когда въ Тулузѣ былъ колесованъ невинный, когда юноша, виновный только въ нескромности, былъ обезглавленъ въ Аббевилѣ, когда храбраго офицера, угнетеннаго общественною несправедливостью, влекли съ заклепаннымъ ртомъ къ мѣсту казни на Place de Grève,-- съ береговъ озера Лемана раздавался тотчасъ же голосъ, который слышался отъ Москвы до Кадикса: онъ приговаривалъ несправедливыхъ судей къ презрѣнію и ненависти всей Европы. Дѣйствительно-существенныя орудія, служившія философамъ для нападенія на евангельское ученіе, были заимствованы ими изъ евангельской нравственности. Иѳическая и догматическая части евангелія, къ несчастью, были обращены одна противъ другой. Съ одной стороны была церковь, гордившаяся чистотою ученія, исходившаго отъ апостоловъ, но запятнанная Варѳоломеевскою ночью, убійствомъ лучшаго изъ королей, войною въ Севеннахъ, разрушеніемъ Портъ-Рояля. На другой сторонѣ была секта, смѣявшаяся надъ Евангеліемъ, показывавшая языкъ Таинствамъ, но готовая сразиться съ государями и властями за справедливость, милосердіе и терпимость.
   Безвѣріе, случайно соединенное съ Филантропіею, временно восторжествовало надъ религіею, случайно соединенною съ политическими и общественными злоупотребленіями. Все отступило предъ рвеніемъ и дѣятельностью новыхъ реформаторовъ. Во Франціи каждый человѣкъ съ литературнымъ именемъ стоялъ въ ихъ рядахъ. Ежегодно появлялись сочиненія, въ которыхъ основныя начала христіанства были подрываемы доводами, ругательствами и насмѣшками. Церковь защищалась лишь мѣрами насилія. Объявлялись осужденія, конфисковались книги, наносились оскорбленія останкамъ невѣрныхъ писателей; но ни Боссюэты, ни Паскали не выступали противъ Вольтера. Не появилось ни одного сочиненія въ защиту католическаго ученія, которое бы произвело значительное впечатлѣніе или о которомъ осталось бы нынѣ хотя воспоминаніе. Кровавое и безпощадное преслѣдованіе, подобное тому, которое уничтожило альбигойцевъ, могло бы уничтожить философовъ. Но времена Монфортовъ и Доминиковъ миновали. Наказанія, бывшія еще во власти духовенства, могли раздражать, а не губить. Война происходила между властью и остроуміемъ, а власть находилась подъ гораздо большими стѣсненіями, нежели остроуміе. Правовѣріе скоро стало синонимомъ невѣжества и глупости. Презирать религію своей страны сдѣлалось столь же нужнымъ для благовоспитаннаго человѣка, какъ знакомство съ отечественной литературой. Новое ученіе быстро распространялось по христіанскому міру. Парижъ былъ столицею всего материка. Французскій языкъ былъ вездѣ языкомъ образованныхъ круговъ. Литературная слава Италіи и Испаніи померкла. Литературная. слава Германіи еще не занималась. Въ Англіи она сіяла тогда для одной Англіи. Учителя Франціи были учителями Европы. Парижскія мнѣнія быстро распространялись между образованными сословіями по ту сторону Альпъ; даже бдительность инквизиціи не могла воспрепятствовать контрабандному ввозу новой ереси въ Кастилію и Португалію. Правительства -- даже неограниченныя правительства -- съ удовольствіемъ смотрѣли за успѣхъ этой философіи. Многочисленныя реформы, большею частью похвальныя, но иногда предпринятыя необдуманно, безъ достаточнаго вниманія ко времени, мѣсту, общественному духу, показывали обширность ея вліянія. Полагали, что правители Пруссіи, Россіи, Австріи и многихъ меньшихъ государствъ находились между посвященными.
   Римская церковь, внѣшнимъ образомъ, казалась столь же величественною и великолѣпною, какъ прежде; но ея основаніе было подрыто. Ни одно государство не порвало связь съ нею, не конфисковало ея доходовъ; но благоговѣніе къ ней народа повсюду исчезало.
   Первымъ великимъ предостерегающимъ ударомъ было паденіе того общества, которое, въ борьбѣ съ протестантизмомъ, спасло католическую церковь отъ разрушенія. Орденъ іезуитовъ никогда не оправлялся отъ вреда, причиненнаго ему борьбою съ Портъ-Роялемъ. Теперь на него еще сильнѣе напали философы. Его духъ подломился, его слава была запятнана. Оскорбляемый всѣми геніяльными людьми Европы, осужденный гражданскою властью, слабо защищаемый глазами іерархіи, онъ палъ -- и велико было паденіе это.
   Движеніе продолжалось съ возрастающею силою. Первое поколѣніе новой секты сошло въ могилу. Ученіе Вольтера было принято и преувеличено его преемниками, которые походили на него такъ же, какъ анабаптисты на Лютера или люди Пятой монархіи на Пима. Наконецъ, произошла революція. Погибла древняя церковь Франціи, со всѣмъ своимъ блескомъ и богатствомъ. Нѣкоторые изъ ея священниковъ купили себѣ содержаніе отпаденіемъ отъ Рима и произвели новый расколъ. Нѣкоторые, радуясь новому своеволію, сбросили съ себя священныя одежды, объявили, что вся жизнь ихъ была обманомъ, оскорбляли и преслѣдовали религію, которой были служителями, и отличались даже въ якобинскомъ клубѣ и парижской общинѣ своею наглостью и жестокостью. Другіе, болѣе вѣрные своимъ убѣжденіямъ, были убиваемы, безъ суда, десятками: ихъ топили, разстрѣливали, вѣшали на Фонарныхъ столбахъ. Тысячи покидали родину, ища убѣжища подъ защитою вражескихъ алтарей. Церкви были заперты; колокола смолкли; мощи подверглись грабежу; серебряныя распятья были сплавлены. Шуты, одѣтые въ ризы и стихари, являлись, танцуя карманьолу, у рѣшетки конвента. Бюстъ Марата замѣнилъ статуи христіанскихъ мучениковъ. Непотребная женщина, возсѣдая на богатыхъ креслахъ въ алтарѣ собора Nôtre-Dame, принимала поклоненіе нѣсколькихъ тысячъ людей, которые восклицали, что наконецъ-то, въ первый разъ, древніе готическіе своды огласились звуками истины. Новое безвѣріе было столь же нетерпимо, какъ и древніе предразсудки. Показать почтеніе къ религіи значило возбудить подозрѣніе въ нерасположеніи къ современному порядку. Не безъ страшной опасности священникъ крестилъ дитя, соединялъ руки любящихъ или слушалъ исповѣдь умирающаго. Безумное поклоненіе богинѣ Разума продолжалось, правда, недолго; но деизмъ Робеспьера и Лепо былъ не менѣе враждебенъ католической вѣрѣ, чѣмъ атеизмъ Клотца и Шомета.
   Бѣдствія церкви не ограничивались Франціею. Духъ революція, подвергшійся нападенію всей Европы, отбилъ всю Европу, сдѣлался въ свою очередь завоевателемъ; но, не довольствуясь городами Бельгіи и богатыми владѣніями духовныхъ курфирстовъ, онъ, свирѣпствуя, перешелъ Рейнъ и Альпы. Въ продолженіе всей великой войны противъ протестантизма Испанія и Италія служили базисомъ католическихъ операцій. Испанія стала теперь покорнымъ вассаломъ невѣрныхъ. Италія была ими покорена. Вмѣсто ея древнихъ государствъ появились Цисальпинская, Лигурійская и Парѳенопейская республики. Casa santa въ Лоретто лишилась сокровищъ, принесенныхъ въ даръ благочестіемъ въ продолженіе шестисотъ лѣтъ. Римскіе монастыри были разграблены. Трехцвѣтный флагъ развѣвался на высотѣ замка St. Angelo. Преемникъ св. Петра былъ увезенъ плѣнникомъ невѣрныхъ. Онъ умеръ въ заточеніи, и даже почести погребенія долго не были возданы его останкамъ.
   Неудивительно, что въ 1799 году даже проницательные наблюдатели думали, что пришелъ, наконецъ, часъ гибели для римской церкви. Торжество невѣрующей власти; папа, умирающій въ плѣну; самые знаменитые прелаты Франціи, живущіе протестантскою милостынею въ чужихъ странахъ; самыя величавыя зданія, посвященныя щедростью прежнихъ вѣковъ для поклоненія Богу и превращенныя въ храмы побѣды и пиршественныя залы для политическихъ обществъ, или въ часовни теофилантроповъ -- такія знаменія легко могли быть приняты за предсказаніе приближающагося конца долгаго господства католической церкви.
   Но конецъ еще не пришелъ. Снова приговоренной къ смерти "бѣлой, какъ молоко, лани" не было суждено умереть. Даже раньше, нежели были совершены похоронные обряды надъ бренными останками Пія VI, началась великая реакція, продолжающаяся, повидимому, съ успѣхомъ даже и теперь, по прошествіи сорока лѣтъ. Анархія отжила свое время. Изъ хаоса возникъ новый порядокъ вещей; явились новыя династіи, новые законы, новые титулы, и между ними появилась снова и древняя религія. У арабовъ есть повѣрье, что великая пирамида была построена допотопными царями и одна, изъ всего воздвигнутаго людьми, выдержала тяжесть воды. Такова же была судьба папства. Оно было погребено великимъ наводненіемъ; но его глубоко заложенное основаніе не было поколеблено и, когда воды спали, оно одно показалось между развалинами навсегда исчезнувшаго міра. Исчезли и Голландская республика, и Германская имперія, и великій совѣтъ Венеціи, и древній Швейцарскій союзъ, и домъ Бурбоновъ, и парламенты и аристократія Франціи. Европа была полна юныхъ учрежденій: явились Французская имперія, Итальянское королевство, Рейнскій союзъ. Послѣднія событія измѣнили нетолько границы территорій, но и политическія учрежденія. Распредѣленіе собственности, составъ и духъ общества подверглись совершенному перевороту въ большей части католической Европы: -- но неизмѣнная церковь осталась.
   Одинъ изъ будущихъ историковъ, столь же способный и умѣренный какъ профессоръ Ранке, прослѣдитъ, мы надѣемся, ходъ католическаго возрожденія въ XIX столѣтіи. Мы чувствуемъ, что описываемъ слишкомъ близкое къ намъ время и что если мы пойдемъ далѣе, то подвергнемся опасности сказать многое, что можетъ показаться признакомъ гнѣвныхъ чувствъ и что, навѣрное, ихъ вызоветъ. Поэтому, мы сдѣлаемъ только одно замѣчаніе, которое, по нашему мнѣнію, заслуживаетъ полнаго вниманія.
   Въ продолженіе XVIII столѣтія, вліяніе римской церкви постоянно упадало. Безвѣріе совершило обширныя завоеванія въ католическихъ странахъ Европы, а нѣкоторыя страны оно совершенно поработило. Папство было, наконецъ, унижено до такой степени, что сдѣлалось предметомъ насмѣшекъ невѣрныхъ и скорѣе предметомъ сожалѣнія, нежели ненависти для протестантовъ. Въ продолженіе XIX столѣтія эта падшая церковь постепенно поднималась изъ своего угнетеннаго положенія и возвращала свое древнее господство. Никто, разсуждая хладнокровно о случившемся въ немногіе послѣдніе годы въ Испаніи, Италіи, Южной Америкѣ, Ирландіи, Нидерландахъ, Пруссіи, даже во Франціи, не можетъ сомнѣваться въ томъ, что власть этой церкви надъ сердцами и умами людей теперь гораздо больше, чѣмъ во время появленія "Энциклопедіи" и "Философскаго Словаря". Весьма замѣчательно, что ни нравственная революція XVIII столѣтія, ни нравственная контръ-революція XIX не прибавили замѣтнымъ образомъ ничего ко владѣніямъ протестантизма. Въ первый періодъ все, что было потеряно для католицизма, было потеряно также и для христіанства; въ продолженіе послѣдняго -- все, что возвращено было христіанству въ католическихъ странахъ, было возвращено и католицизму. Естественно было ожидать, что многіе умы, на пути отъ предразсудковъ къ безвѣрію или на обратномъ пути отъ безвѣрія къ предразсудкамъ, остановятся на одной изъ промежуточныхъ точекъ. Между ученіями, которыя преподавались въ школахъ іезуитовъ, и тѣми, которыя господствовали на вечерахъ барона Гольбаха, лежитъ большое пространство, на которомъ, кажется, человѣческій умъ могъ бы найти для себя какое-нибудь мѣсто отдохновенія, болѣе удовлетворительное, нежели эти двѣ крайности. И во время Реформаціи милліоны избрали такую точку. Тогда цѣлые народы отреклись отъ папства, не переставая вѣрить въ причину всѣхъ причинъ, въ будущую жизнь и въ божественность Іисуса. Въ прошедшемъ же столѣтіи, если католикъ отрекался отъ вѣрованіи въ догматъ дѣйствительнаго присутствія тѣла и крови Христа въ причастіи, то можно было принять въ пропорціи тысячи къ единицѣ, что онъ вмѣстѣ съ тѣмъ переставалъ вѣрить и въ Евангеліе; а когда началась реакція, съ вѣрою въ Евангеліе возвратилась вѣра въ дѣйствительное присутствіе.
   Мы не пытаемся вывести изъ этихъ явленій какой-нибудь общій законъ; но мы считаемъ весьма замѣчательнымъ фантомъ, что ни одинъ христіанскій народъ, не принявшій началъ Реформаціи до конца XVI столѣтія, не принялъ ихъ съ тѣхъ поръ. Католическія общины съ этого времени становились невѣрующими и снова католическими; но ни одна не сдѣлалась протестантскою.
   Здѣсь мы кончаемъ этотъ бѣглый очеркъ одной изъ важнѣйшихъ частей исторіи человѣчества. Читатели будутъ имѣть сильное основаніе почесть себя обязанными намъ, если мы заинтересовали ихъ настолько, что побуждаемъ прочесть сочиненіе профессора Ранке. Мы только предостерегаемъ ихъ отъ французскаго перевода -- произведенія, которое, по нашему мнѣнію, бросаетъ столь же невыгодный свѣтъ на нравственный характеръ переводчика, какъ ложное клятвенное показаніе или поддѣлка векселя, и совѣтуемъ имъ изучать или подлинникъ, или англійскій переводъ, въ которомъ прекрасно переданы смыслъ и духъ подлинника.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru