Жуковский В. А. Полное собрание сочинений и писем: В двадцати томах.
Т. 10. Проза 1807--1811 гг. Кн. 1.
М.: Языки славянской культуры, 2014.
ПОДАРОК НА НОВЫЙ ГОД
Вчера, будучи в гостях у Климены, увидел я на туалете ее дочери, милой, скромной, добросердечной Марии, книгу, переплетенную в сафьян, которую хотел взять, но Мария предупредила меня и с некоторым замешательством спрятала книгу в работный мешок. Я удивился, посмотрел ей в глаза; Мария покраснела, почувствовала, что подала мне повод к подозрению, вынула книгу, раскрыла, показала мне первые страницы, написанные рукою ее матери, и сама прочла их вслух. Я просил списка, и снисходительная Мария собственною рукою написала для меня следующее:
"Белая книга1, мой милый друг, конечно, подарок не богатый, но я уверена, что еще никого на свете не дарили на Новый год с таким добрым желанием, с каким дарит тебя твоя мать, и такою полезною вещью, какова быть может эта белая книга.
Я несколько раз говорила тебе, что две или три минуты, две или три строки, посвящаемые каждый день размышлению -- иногда, не спорю, с трудом и неприятным усилием -- приводят самые мысли в порядок, дают им ясность и жизнь. Смешно, ты скажешь, надеяться таких великих следствий от причин столь маловажных, но верь мне, я говорю по опыту. Человек, еще не имев языка, видел, слышал, вкушал и осязал, но он еще не мыслил; не имев искусства писать, он мыслил мало и говорил дурно. Язык и перо усовершенствовали его натуру; понятия, сообщаемые другим, озарились, приведены в систему, расширились и, переходя от человека к человеку, из поколения в поколение, усовершенствовались. Путь сей, избранный целым человеческим родом, есть в то же время единственный и самый верный для каждого частного человека.
Ты, милый друг, уже успела на шаг -- и важный шаг -- подвинуться к совершенству: ты слышала мудрых, иными словами, читала книги, в которых мысленно беседовала с их гением. В наше время девушка, которая читает, благодаря просвещению, не кажется чудом, но много ли найдем таких, которые читали бы с желанием научиться, образовать рассудок и сделаться лучшими? Суетность вмешалась во все, она уничтожила достоинство чтения, переменив его предмет и мудрость обратив в пустое упрямство. Большая часть из наших читателей и читательниц открывают книгу только для того, чтобы после иметь удовольствие сказать: она мне известна! Прекрасна или дурна книга! Ты, мой друг, моя рассудительная, скромная Мария, короче многих знакома с истинною целью чтения: остается иметь некоторую решимость более упражняться, и наконец ее достигнешь.
Душа наша есть живописец2, которого кисть изображает или оригинал заимствованный из натуры, или список с хорошего оригинала; первое -- собственные чувства, замечания и мысли; последнее -- понятия, почерпаемые в наставлениях и книгах. Списки хорошего мастера -- одно предварительное упражнение: он хочет изострить глаз и набить руку; напротив, дурной всегда остается копиистом, и вся слава его в искусстве рабского подражателя.
Чего ж я требую от тебя, мой друг? Чтобы ты все размышления -- пространные или краткие, выводимые другими из опытов их, почитала своими, как будто из собственных твоих опытов извлеченными. Человек, прежде нежели научиться думать сам, должен учиться думать за другими -- важный шаг, который ты можешь и должна теперь сделать; я хочу сказать, что уже тебе время из читательницы сделаться автором: учись, читая книгу, отделять мысль от выражения; снимай с нее убор, иногда откладывая на время приятность, соединенную с удовлетворением любопытства, старайся двумя словами выразить то, что автор заключил, быть может, во многих страницах; сии два слова запиши -- они принадлежат тебе, тебе, как и самая мысль, которую выражают. Так целые томы нередко превращаются в один листок, более важный, нежели самая книга; так образуется в нас способность мыслить, способность выражать мысли и выражением их убеждать или веселить рассудок читателя.
И скоро твои записки перестанут быть единым сокращенным выражением чужих, заимствованных мыслей; собственные расцветут в твоем уме: идея воспламеняет идею; душа, единожды пробужденная, единожды овладевшая нитью размышления, мгновенно от слепка понятий чужих переходит к изобретению и выражению собственных, и скоро из собственного сокровища понятий и чувств является мысль, которая сама, своею силою, никогда не могла бы оживиться, но, будучи близкою к идеям писателя, одушевляется, приемлет образ. Последуй, милая, моему совету! Зная твои способности, предсказываю тебе верный успех, а счастливое начало и самую трудность делает привлекательною. Удовольствие мыслить так живо и чисто, что, раз вкусивши его сладость, прилепляешься к нему навсегда и чувствуешь, что оно необходимо в жизни.
Гарве
ПРИМЕЧАНИЯ
Подарок на Новый год ("Вчера, будучи в гостях у Климены...")
Автограф неизвестен.
Впервые: ВЕ. 1808. Ч. 37. No1. Январь. С. 25--29 -- в рубрике "Литература и смесь", с указанием источника в конце: Гарве.
В прижизненных изданиях отсутствует. Печатается по тексту первой публикации. Датируется: конец 1807 г.
Источник перевода: Garve Ch. Das Weihnachtsgeschenk [Подарок на Рождество] // EngelJ. J. Schriften. Bd 1--12. Berlin, 1801--1806. Bd 1. S. 259--265. ("Philosoph fur die Welt"; Siebzehntes Stück). Атрибуция: Eichstädt. S. 15.
Имя немецкого моралиста и философа Христиана Гарве (1742--1798) впервые появляется на страницах дневника Жуковского 21 июля 1805 г. Упоминая о чтении его статьи "О уединении и обществе" (в архиве поэта находится перевод ее начала -- см. наст. том), Жуковский дает подробную характеристику слога и личности автора: "Простой, ясный и приятный слог; порядок в предложении мыслей; справедливость мыслей, основанных на опыте. Виден человек, который в спокойном состоянии души, перед концом жизни, говорит о том, что заметил во всё время ее продолжения, говорит просто, без пристрастия. Гарве может назваться настоящим практическим философом, то есть таким, которого философия может быть легко применена к человеческой жизни, потому что она основана на опыте, не есть умозрительная, произведенная одним умом, но есть следствие многих замечаний и многих опытов" (ПССиП. Т. XIII. С. 21--22).
Поэт неоднократно будет обращаться к наследию немецкого мыслителя, черпая в нем и житейскую мудрость (см.: Резанов. Вып. 2. С. 261--264), и критико-эстетические размышления (БЖ. Ч. 2. С. 166--171). В библиотеке поэта сохранилось девять изданий (1787--1802 гг.) различных сочинений Гарве с его многочисленными маргиналиями (Описание. No 1072--1080). Кроме того, Жуковский знакомился с трактатом Цицерона "Об обязанностях" в немецком переводе Гарве (Описание. No 819).
Перевод статьи "Подарок на Новый год" дляВЕ в этом смысле является закономерным. "Практическая философия", связанная с теорией самонаблюдения и самоусовершенствования во время чтения, всегда волновала Жуковского. Его "метода" конспектирования, записей во время чтения, создания экстрактов и "прививок" формировалась на протяжении длительного периода. В ранних дневниковых записях концепция чтения как путь к размышлению и "действию души" является определяющей. В диалоге А. и Б., относящемся к 1804 г., на вопрос А.: "Как же научить себя мыслить?" Б. отвечает: "Я думаю, чтением и старанием не упускать ни одного способного случая к размышлению" (ПССиП. Т. XIII. С. 11). Материалы личной библиотеки поэта -- реализация этой теории на практике (подробнее см.: БЖ. Ч. 2. С. 14--31).
Статья Гарве, послужившая источником перевода Жуковского, была опубликована в "Светском философе" Энгеля (см. примеч. к статье "О смерти" в наст. изд.), и имела заглавие "Das Weinachtgeschenk" [Подарок на Рождество]. В целом сохранив содержание и общий пафос сочинения немецкого моралиста, переводчик внес в текст перевода характерные коррективы: безымянная героиня обрела имя Мария, а вместо отца, подарившего "белую книгу", появляется мать. Если у Гарве ничего не говорится о героине, то переводчик дает ее характеристику ("милая, скромная, добросердечная Мария") и говорит о ее поведении.
Все эти изменения имели очевидный автобиографический подтекст и были связаны с историей отношений Жуковского и Маши Протасовой. Статья, опубликованная на страницах ВЕ, стала прозаическим постскриптумом к стихотворению "М* на Новый год при подарке книги", написанному 1 января 1807 г. и первоначально записанному "на обороте титульного листа печатной записной книжки с подборкой фрагментов литературы дляюношества и отрывками из сочинений моралистов -- той самой книги, которую Жуковский подарил Маше на Новый год" (ПССиП. Т. I. С. 512). Замена рождественского подарка на новогодний в заглавии становится вполне объяснима.
Через год Жуковский возвращается к идее подобного подарка и с помощью немецкого "практического философа" подробно формулирует свою теорию чтения-воспитания. Показательно, что никогда впоследствии поэт не перепечатывал этот перевод, видимо, понимая его автобиографический смысл и неуместность его републикации после драматической развязки своей любовной истории и роли в ней матери Маши Е. А. Протасовой.
Однако размышления Гарве о роли и значении книги в воспитании молодой девушки найдут свое продолжение и в дерптских письмах-дневниках Жуковского 1814--1815 гг., обращенных к Маше, и в записях из альбома С. А. Самойловой, относящихся к 1819 г. Ср.: "Ты же непременно имей положенную работу -- переводы нашего Дрезеке, делай свои выписки и записки, будь более с собою <...> рано поутру, где ни попало, пиши, читай, думай. По доброй мысли на каждый день -- довольно хотя того" (ПССиП. Т. 13. С. 121); "Вы позволили мне сделать вам подарок в день вашего ангела: я вздумал подарить вас такою книгою, которая могла бы служить вам вместо руководства в чтении других книг и добрым, верным товарищем на целую жизнь.<...> Приложенную же белую книгу вы наполните своим. Я начал ее некоторыми собственными мыслями, которые набросал без порядка и связи. Пусть будут они здесь вместо предисловия. <...> Один из действительнейших способов быть с собою есть чтение. <...> Чтение в этом смысле есть деятельность высокая, одно из твердейших оснований нашей нравственности" (Там же. С. 134, 136. Курсив Жуковского).
1 Образ "белой книги" (у Гарве просто пустые, чистые листы (leere Blätter) в книге) позднее приобретет у Жуковского лейтмотивный и почти сакральный смысл, связанный с таинствами творчества. Работа над поэмой "Владимир" (1805--1819), которая так и не была написана, активизировала этот образ. В письмах к Александру Тургеневу, в стихотворных посланиях к Воейкову, в дерптских письмах-дневниках, обращенных к Маше, рефреном звучат слова о "белой книге": "Молись, брат, чтобы в моей белой книге наполнились страницы" (ПЖТ. С. 107); "Молись же судьбе, чтобы вдруг меня не ослепило. Это значит: приезжай, и в белой книге наполнятся страницы" (РА. 1900. No 9. С. 19); "Молись судьбе, // Чтоб в ней наполнились страницы" (ПССиП. Т. I. С. 313); ""Владимир" будет написан. <...> Нет, моя белая книга не останется пустою, -- я белой книги не страшусь" (ПССиП. Т. XIII. С. 91--92). См. также текст "Надписи на белой книге, которая определена Жуковским дляэпической поэмы "Владимир"", сочиненной А. Ф. Воейковым (ПССиП. Т. I. С. 660).
2 Ср. в оригинале: "Unsre Seele ist ein Maler". Этот афоризм Гарве Жуковский вспомнит во время своего первого заграничного путешествия. 7 сентября 1821 г., рисуя швейцарские виды в окрестностях Берна, он записывает в дневнике: "Рисованье; не было солнца; главный живописец душа" (ПССиП. Т. 13. С. 216).