МАЗЕПА.
ПОЭМА БАЙРОНА.
1.
Утихъ Полтавскій страшный бой.
Фортуна Карла не спасла:
Въ конецъ измучена борьбой,
На мѣстѣ рать его легла.
Достался блескъ воинской славы,
Людей измѣнчивыхъ кумиръ,
Защитникамъ другой державы
И далъ стѣнамъ Московскимъ миръ,--
До той всѣмъ памятной годины,
До тѣхъ ужасныхъ, мрачныхъ дней,
Когда сильнѣйшія дружины
И имя -- громче и славнѣй,
Обрекши бурному крушенью,
Судьба позору предала,
И міръ, въ глубокомъ ихъ паденьи,
Однимъ ударомъ потрясла.
2.
Такъ жребій роли измѣнилъ,
Онъ бѣгству Карла научилъ;
И день и ночь среди полей,
Обрызганъ кровію своей
И многихъ тысячъ, онъ бѣжалъ.
Но ни одинъ мятежный гласъ
Въ тотъ униженья горькій часъ
Среди толпы не возставалъ,
Погибшей славы не пятналъ
Своимъ упрекомъ, хоть упрекъ
Безъ опасенья сдѣлать могъ.
Коня убитаго подъ нимъ
Гіета замѣнилъ своимъ,
И русскимъ плѣннымъ умеръ онъ....
А Карлъ, измученъ, изнуренъ
Трудами дальняго пути.
Не могъ ихъ долѣе нести.
И вотъ -- во глубинѣ лѣсовъ,
При дальнемъ отблескѣ костровъ,
Сторожевыхъ огней враговъ,
Онъ долженъ лечь былъ наконецъ:
Не это-ль лавровый вѣнецъ,
Не это-ль гибельной войной
И кровью купленный покой?
Карлъ ослабѣлъ и изнемогъ,
Подъ дикимъ деревомъ онъ легъ,
Страдая отъ засохшихъ ранъ.
Въ тотъ часъ былъ холодъ и туманъ;
Мракъ ночи покрывалъ поля;
Горячки жаръ въ крови игралъ
И сонъ целѣбный отгонялъ
Отъ глазъ усталыхъ короля;
Но средь бѣды онъ духомъ росъ,
По-царски горе перенесъ,
И въ крайнемъ изнуреньи силъ
Страданья водѣ покорилъ:
Онѣ молчали передъ нимъ,
Какъ предъ владыкою своимъ.
3.
Отрядъ вождей!-- увы, какъ мало
Со дня Полтавскаго ихъ стало!
Они въ паденіи своемъ
Слугами вѣрными явились,
Съ безмолвной грустію кругомъ
На почвѣ влажной помѣстились
Съ монархомъ; тамъ же конь стоялъ,
Что здѣсь жребій поровнялъ
Съ людьми. Сѣдой Мазепа тоже
Подъ тѣнью дуба сдѣлалъ ложе --
Суровыхъ казаковъ глаза
Привыкъ довольствоваться малымъ;
Но позаботился сперва
Онъ о конѣ своемъ усталомъ:
Ему онъ листьевъ подостлалъ,
Подпруги крѣпкія ослабилъ,
По гривѣ съ лаской потрепалъ,
И по бедрамъ его погладилъ;
Потомъ съ любовью наблюдалъ,
Какъ онъ кормился, отдыхалъ:
Мазепа все еще боялся
Того, чтобъ конь его лихой
Травы, увлаженной росой,
Въ часъ ночи ѣсть не отказался;
Но конь былъ добръ, неприхотливъ.
Покоренъ, вѣренъ, терпѣливъ
Онъ голосъ господина знавъ
Его средь тысячъ различалъ
И въ мракѣ ночи былъ готовъ
Примчаться на знакомый зовъ.
4.
Мазепа плащъ свой разложилъ
И къ дубу пику прислонилъ,
Свое оружье осмотрѣлъ:
Въ порядкѣ-ль вынесло оно
Походъ, начатый такъ давно,
На полкахъ порохъ все-ли цѣлъ
Не зазубрился ли кремень,
Не перетерся ли ремень "
Булатной сабли, и ножны
Служить по прежнему-ль годны?
Потомъ старикъ мѣшокъ досталъ,
Гдѣ свой запасъ онъ сберегалъ,
Все приготовилъ, разложилъ,
И легкій ужинъ предложилъ,
Простымъ приправленный виномъ;
И Карлъ участье принялъ въ немъ
Съ улыбкой, силясь показать,
Что ни-по-чемъ ему страдать,
Что выше онъ и ранъ и бѣдъ.
Онъ говорилъ: "Межъ нами нѣтъ --
Признаться въ этомъ мы должны,
Хоть всѣ мы смѣлы и сильны --
Кто бъ превзойти Мазепу могъ
Средь битвъ, и схватокъ, и тревогъ.
Да, гетманъ, міръ, прибавилъ онъ,
Отъ Александровыхъ временъ
Подобной пары не видалъ
Какъ ты и этотъ Буцефалъ!
Что скиѳы? помрачилъ ты ихъ
Въ своихъ наѣздахъ удалыхъ."
На это гетманъ отвѣчалъ:
"Да будетъ школа проклята,
Гдѣ научился ѣздить я!"
-- Что такъ, старикъ?-- сказалъ герой,
-- Не даромъ былъ ты въ школѣ той.--
"Долга исторія моя.
Пришлось бы много говорить.
Тогда какъ надо намъ спѣшить;
Нашъ путь далекъ, и труденъ онъ:
Враги грозятъ со всѣхъ сторонъ
И будутъ гнать насъ средь степей,
Пока кормить придетъ пора
На правомъ берегу Днѣпра,
На волѣ намъ своихъ коней.
Король, Вамъ сонъ необходимъ,
Я здѣсь побуду часовымъ
Отряда Вашего." -- Нѣтъ, нѣтъ,
Быть можетъ, повѣсть прежнихъ лѣтъ
Меня на время усыпитъ,
Я отдохну подъ твои расказъ,
А то моихъ усталыхъ глазъ,
Неуловимый сонъ бѣжитъ.--
"Быть такъ, въ надеждѣ сей я радъ
Вернуть лѣтъ пятьдесятъ назадъ.
Двадцатый годъ ужь наступалъ
Тому, какъ я родился въ міръ;
Тронъ королевскій занималъ
Въ то время въ Польшѣ Казиміръ,
Я въ раннемъ возрастѣ моемъ
Шесть лѣтъ служилъ его пажомъ.
Ученый государь онъ былъ,
Онъ войнъ не велъ: онъ не любилъ
Чужія царства покорять,
Чтобъ послѣ снова ихъ терять,
И правилъ тихо сколько могъ,
(За исключеніемъ тревогъ
Варшавскихъ сеймовъ). Но сказать,
Что удалося избѣжать
Ему волненій -- было бъ ложь;
Онъ музъ любилъ и женщинъ тожь,
Ихъ своенравіе порой
Смущало духъ его войной;
Но скоро гнѣвъ его стихалъ,
Тогда онъ праздники давалъ
На всю Варшаву; у воротъ
Его дворца стоялъ народъ,
Бросая любопытный взоръ
На пышный Казиміра дворъ,
На этихъ гордыхъ, знатныхъ дамъ
И на вельможъ, блиставшихъ тамъ
Величьемъ царственнымъ предъ трономъ,
Предъ мудрымъ "Польскимъ Соломономъ."
Такъ воспѣвали всѣ его
Поэты, кромѣ одного:
Щедротой царскою забытый,
Бѣднякъ въ сатирѣ ядовитой
Рѣшился злость свою излить,
Хвалясь, что не умѣетъ льстить.
Среди пировъ и зрѣлищъ шумныхъ.
Увеселеній остроумныхъ,
Тамъ каждый пробовалъ себя
Въ стихахъ, поэзію любя,
И я, примѣромъ увлеченный,
Разъ написалъ "Тирсисъ влюбленный"...
Тамъ былъ извѣстный паладинъ
Породы древней господинъ;
Его казна была богата,
Гордясь среди другихъ людей
И родословною своей
И, какъ заслугой, блескомъ злата,
Онъ такъ себя надменно велъ,
Какъ будто съ неба къ намъ сошелъ.
Но этимъ блескомъ, этой славой,
Всей обстановкой величавой
Могла ли быть ослѣплена
Его красавица -- жена?
Моложе втрое по несчастью,
Она скучала мужней властью,
И послѣ безпокойныхъ грёзъ,
Въ честь вѣрности прощальныхъ слёзъ,
Ждала лишь случаевъ счастливыхъ,
Которые имѣютъ власть
Воспламенять внезапно страсть
Въ сердцахъ красавицъ горделивыхъ -- *
Чтобъ ей другаго полюбить"
Правами графа подарить.
5.
"Теперь я старъ, теперь я сѣдъ,
Вѣдь мнѣ за семьдесятъ ужь лѣтъ,
Но въ раннемъ возрастѣ моемъ
Я былъ красивымъ молодцомъ.
Не многіе изъ молодыхъ
Людей, изъ сверстниковъ моихъ,
Дворянъ и знатныхъ и простыхъ,
Могли бъ поспорить той порой
Въ блестящихъ качествахъ со мной.
Я былъ силенъ и живъ и смѣлъ,
Видъ нѣжный я тогда имѣлъ,
Какъ ныньче грубъ онъ и суровъ;
Война, заботы, рядъ годовъ
Изгладили, и до конца,
Черты тогдашнія лица
Съ ихъ выраженіемъ живымъ.
Да, слишкомъ разная пора
Мое сегодня и вчера!
Такъ что знакомымъ и роднымъ
Теперь меня бы не узнать,
Когда бъ случилось увидать.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Терезы образъ молодой
Какъ будто вижу предъ собой,
Воспоминаніе объ ней
Горитъ, живетъ въ душѣ моей.
Но я не въ силахъ описать
Вамъ эти милыя черты;
Смѣшенье польской красоты
Съ турецкою могло ей дать
Ту пару азіатскихъ глазъ,
Темнѣй чѣмъ небо въ этотъ часъ;