Аннотация: Перевод В. В. Бутусова из журнала Чарльза Диккенса"Household Words".
Текст издания: журнал"Современникъ", No 9, 1857.
ДЕВЯТОЕ ІЮНЯ.
ГЛАВА I.
Наконецъ это предосадно и преобидно! Неужели такой джентльменъ, какъ я, пріѣхавъ лечиться въ Матлокъ Батъ, станетъ кататься въ крытомъ экипажѣ? Желательно знать, сколько попадетъ свѣжаго воздуха въ эту закупоренную клѣтку? Нѣтъ, нѣтъ! легкая рысь -- отличная вещь для здоровья; поѣду на рыже-чалой лошадкѣ, которая возила,-- мало того, и излечивала -- многихъ джентльменовъ блѣднѣе меня лицомъ въ тысячу разъ. Правда, она не молода; но, пожалуй, есть и трехгодовалый конь, который и въ упряжи и подъ сѣдломъ идетъ необыкновенно спокойно. Мѣстность, на нѣсколько миль въ окружности, какъ извѣстно всякому, представляетъ великолѣпную картину; а кто же увидитъ ее въ душной каретѣ?
Чтобъ дать полную свободу своимъ чувствамъ, содержатель лошадей освободилъ огромныя пуговицы изъ огромныхъ петлей своего кучерскаго кафтана и расправилъ нѣсколько складокъ толстаго галстуха. Мнѣ невидно было всего его лица; онъ смотрѣлъ, потупивъ голову, такъ, что я мелькомъ только видѣлъ его лобъ, и то когда онъ ладонью приглаживалъ опускавшіеся волосы; прочія черты его лица сливались съ подбородкомъ, терявшимся въ глубинѣ распущеннаго шейнаго платка. Онъ говорилъ съ жаромъ не мнѣ, но донышку своей шляпы, которую держалъ подлѣ самого рта для того, мнѣ кажется, чтобъ падало на нее каждое слово.
-- Но вѣдь я плохой ѣздокъ, сказалъ я, признаваясь въ моихъ недостаткахъ по этой части такъ тихо, какъ только можно.-- Во всю мою жизнь я всего разъ двадцать садился на лошадь и два раза съ нее падалъ.
-- Это ничего не значитъ, возразилъ онъ.-- Не люблю я хвастаться, при этомъ онъ провелъ пальцемъ по донышку шляпы нѣсколько небольшихъ кружковъ: -- но ужь если кто умѣетъ учить джентльменовъ верховой ѣздѣ, такъ это я. Оставивъ военную службу (я служилъ въ гусарахъ), я поступилъ берейторомъ въ Брайтонскій манежь, и находился въ немъ, пока не завелъ своего хозяйства.
Взглянувъ на меня, и бѣгло, но внимательно, осмотрѣвъ мою фигуру, онъ прибавилъ:
-- Помилуйте, сэръ! да вы какъ будто нарочно созданы, чтобъ ѣздить верхомъ! Удивляюсь, право, удивляюсь, почему вы до сихъ поръ не сроднились съ сѣдломъ. Впрочемъ, привыкать, къ хорошему никогда не поздно.
-- Послушайте, сэръ, сказалъ онъ, въ отвѣтъ на мое замѣчаніе объ опасности попытки: -- я сяду на гнѣдую лошадку, которую постоянно отдаю дамамъ: онѣ на ней преспокойно разъѣзжаютъ въ фаэтонѣ, и поѣду вмѣстѣ съ вами; а вы возьмете старую кобылу; и если вы не доѣдете до мѣста спокойнѣе, чѣмъ въ батскомъ портшезѣ, то не будь я Томъ Гокль.
-- Могу ли я положиться на ваше слово, что она не станетъ шалить?
Обиженный моимъ минутнымъ подозрѣніемъ, будто бы у него было желаніе, чтобъ я сломалъ себѣ шею, мистеръ Гокль отвѣчалъ:
-- Помилуйте, сэръ! да вы можете ѣхать на ней съ шелковинкой вмѣсто поводьевъ.
Втеченіе этого разговора, происходившаго въ лицевой комнатѣ моей квартиры, на площади Музеума, я полагалъ, что содержатель лошадей былъ объемистый и пожилыхъ лѣтъ мужчина, не замѣчая того, что кучерской кафтанъ былъ слишкомъ великъ для него и что голенищи его сапоговъ не плотно обхватывали ноги. Поэтому, когда я подошелъ къ конюшнямъ и увидѣлъ стройнаго среднихъ лѣтъ мужчину, въ довольно щегольскомъ короткополомъ сюртукѣ; когда я увидѣлъ его надѣвавшимъ замшевыя перчатки, съ хлыстикомъ подъ мышкой, въ туго натянутыхъ сапогахъ, въ шляпѣ, наклоненной на одну сторону, и съ франтовски причесанными висками,-- я не вѣрилъ глазамъ своимъ и приписалъ все это моимъ трусливымъ опасеніямъ, особливо же, когда увидѣлъ, что кобыла и маленькая лошадка были осѣдланы и занузданы, и когда услышалъ его приказаніе конюху: прибавить цѣпочку къ мундштуку старой Руфы, на случай, чтобъ не вздумала шалить съ джентльменомъ. Зажмуривъ, однако, глаза, я сдѣлалъ отчаянное усиліе, и не обращая ни малѣйшаго вниманія на улыбку мистера Гокля и его конюха, сѣлъ на лошадь. Чувства мои наконецъ успокоились, и я замѣтилъ, что содержатель лошадей остался прежнимъ человѣкомъ, хотя совершенно измѣнившись въ наружности чрезъ перемѣну одежды.
Въ то время, когда мы проѣзжали, другъ подлѣ друга -- онъ на маленькой лошадкѣ, а я на высокой кобылѣ,-- мимо Гэй-Тора, черезъ мостъ Матлокъ и кругомъ Чорчь-Роксъ, мистеръ Гокль перемѣшивалъ свои наставленія въ верховой ѣздѣ съ описаніями мѣстности. По его словамъ, онъ очень любилъ это мѣсто, потому что родился въ Крукстонскихъ Ивахъ, и, оставивъ домъ еще юношей, только недавно воротился на родину. Отсутствіе заставило его полюбить эти мѣста еще болѣе.
-- А вотъ и Крукстонъ-голль! сказалъ онъ, указывая хлыстикомъ.-- Сидите, сэръ, прямѣе!
-- Вы показываете, вѣроятно, вонъ на то, не привлекательное, даже безобразное кирпичное зданіе, съ тяжелыми украшеніями изъ гранита? спросилъ я, увидѣвъ четыреугольный, суровый домъ, совершенно неумѣстно возвышавшійся среди открытаго и богатаго пейзажа.
-- Именно такъ, было отвѣтомъ: -- не могу сказать многаго про это зданіе, но оно стоитъ.... опустите, сэръ, ваши каблуки!... оно стоитъ на прекраснѣйшемъ мѣстѣ изъ всей окрестности. Мы сейчасъ поѣдемъ по землѣ владѣтеля этого дома. Изъ окна гостиной вы можете видѣть прямехонько чрезъ цвѣточный садъ этотъ самый оврагъ, но которому мы ѣдемъ. Прибавьте рыси, сэръ,-- не вдругъ.... постепенно; не задергивайте.. этого не надо.... а то, пожалуй, она встанетъ на дыбы.
Мы взъѣхали на возвышенное мѣсто подлѣ Крукстонъ-голла; и остановились посмотрѣть между деревьями, чрезъ кустарника и верескъ, на узкій оврагъ, лежавшій между Крукстонскимъ садомъ и Дервентомъ. Поверхность оврага покрывалась яркою зеленью, на которой по ту и другую сторону высились стройныя и величавыя сосны, съ густыми и вѣчно зелеными вѣтвями.
-- Видите ли вы дубъ по ту сторону оврага, между березами?
Послѣ нѣкотораго затрудненія я наконецъ отъискалъ его.
-- Будучи мальчикомъ, продолжалъ мистеръ Гокль: -- я очень часто взлѣзалъ на это дерево.
-- За птичьими гнѣздами?
-- О, нѣтъ! такъ, для развлеченія. Съ этого дуба я подслушалъ такія вещи, которыхъ не забуду во всю мою жизнь -- Согните немного колѣни, сэръ!
Мы снова поѣхали легкой рысью.
-- Вѣроятно, вы подслушали семейныя тайны, сказалъ я, стараясь отвлечь вниманіе мистера Гокля отъ неуклюжей фигуры, которую представлялъ я своею особой.
-- Вѣроятно вы отгадали. Извольте видѣть, съ самого начала я былъ въ Крукстонъ-голлѣ конюхомъ; впослѣдствіи мистеръ Джорджъ Дорнли сдѣлалъ меня своимъ грумомъ. Это было еще при жизни стараго сквайра. О! теперь совсѣмъ не то, что было прежде. Тогда не занимались здѣсь разчисткою каменистыхъ полей, не продавали снятаго молока, капусты и плодовъ... Укоротите, сэръ, правый поводъ! Вы совсѣмъ почти вытянули трензель съ лѣвой стороны!... Не было тогда такого множества нищихъ; черезъ паркъ не было проложено тропинокъ, стойла въ конюшняхъ всѣ до одного были заняты; въ замкѣ каждый день бывали празднества... Вы не научитесь, сэрь, ѣздить верхомъ, если станете поднимать каблуки!
-- Вѣрно нынѣшній владѣтель неочень роскошенъ? сказалъ я.
-- Роскошенъ? и мистеръ Гокль бросилъ на меня быстрый и свирѣпый взглядъ, какъ будто я былъ тотъ самый скряга, о которомъ въ эту минуту онъ думалъ.-- Роскошенъ? ну, ужь извините. Это, я вамъ скажу, такая неприступная, зубастая паршивая собака, что нельзя и представить себѣ,-- во всѣхъ стойлахъ у него всего одна только лошадь; и то какое-то отвратительное животное,-- сухопарѣе гончей собаки.
-- А что же, на счетъ дуба-то?
Въ это время мы въѣхали въ густую тѣнь широкой и длинной аллеи.
-- Извольте, я разскажу.
Лицо мистера Гокля приняло серьёзное выраженіе.
-- Тому назадъ уже много лѣтъ. Въ то время край нашъ испытывалъ множество бѣдствій. Овесъ былъ по шестидесяти шиллинговъ квартеръ: работы было мало, а рукъ очень много; поэтому мятежи и разбои были безпрерывны. Помѣщики постоянно находились въ страхѣ, что ихъ живьемъ сожгутъ въ постели.-- Сидите тверже, сэръ!... Несмотря на то, добрый нашъ, веселый старый сквайръ продолжалъ жить по прежнему. Хотя простой народъ и ворчалъ на расточительность богатыхъ людей, вовсе не думая, какъ хорошо это для торговли, но сквайръ не отказывалъ себѣ ни въ чемъ: задавалъ завтраки, обѣды и балы; а когда второй его сынъ (у него ихъ было два: Джорджъ и Кальдеръ) задумалъ жениться, то праздниковъ такихъ никогда не бывало. Говорятъ, одна свадьба стоила старику больше тысячи фунтовъ стерлинговъ. На нее были всѣ приглашены, и знатные люди, и простые, и богатые, и бѣдные; чтобъ доставить удобства лошадямъ посѣтителей, вся лощина по скату оврага была заставлена балаганами, надъ всѣмъ лугомъ передъ замкомъ была растянута огромная палатка, потому что свадебный пиръ долженъ былъ кончиться баломъ; изъ Лондона выписаны были повара и фейерверкеры; рабочіе изъ всего прихода получили подарки; имъ, ихъ женамъ и дѣтямъ давали столько говядины и пива, сколько могли они съѣсть и выпить. Еслибъ въ это время, наткнулись на пиръ сами разбойники, то старый сквайръ нашелъ бы и для нихъ вдоволь и питья и кушанья. Не безпокойтесь, пожалуйста; держитесь прямѣе.
-- Однакожь, вы долго взлѣзаете на дубъ, замѣтилъ я, для разнообразія.
-- Подождите, сэръ, все въ свое время. Надо вамъ сказать, невѣста была въ тоже время и богатой наслѣдницей. Съ ней и съ моимъ господиномъ приключилась странная исторія. Старый сквайръ хотѣлъ непремѣнно, чтобъ женился на ней мистеръ Джорджъ, который былъ наслѣдникомъ Крукстона. Между тѣмъ, мистеръ Джорджъ только поигралъ ея сердцемъ, и, въ этомъ отношеніи, признаюсь, я не могу похвалить его; впрочемъ, онъ былъ мой господинъ, и лучше такого господина, мнѣ кажется, не найти въ цѣломъ свѣтѣ. Взглянули бы вы на его посадку! заглядѣнье, да и только!
При этихъ словахъ, сказанныхъ особенно выразительно, мистеръ Гокль бросилъ на меня косвенный взглядъ, въ которомъ, какъ мнѣ показалось, проглядывало презрѣніе къ моей посадкѣ.
-- Хорошо, продолжалъ онъ: -- дѣло было рѣшеное, хотя я никакъ не думалъ, что оно будетъ приведено къ какому нибудь концу; потому что отправляясь въ аббатство Стонардъ (оно находится позади насъ, всего въ двухъ миляхъ), мы обыкновенно ѣхали самымъ тихимъ шагомъ; и когда пріѣзжали туда, мистеръ Джорджъ не долго давалъ мнѣ проводить лошадей: онъ выходилъ очень скоро, съ улыбкой садился въ сѣдло, радуясь окончанію визита и возвращался домой полнымъ галопомъ. Я увѣренъ, что въ аббатствѣ его принимали не совсѣмъ-то радушно, увѣренъ потому, что никто, даже и миссъ Стонардъ не выходила къ дверямъ пожелать счастливаго пути, когда онъ садился на лошадь. Иногда мы встрѣчали мистера Кальдера, ѣхавшаго на темно-сѣромъ жеребцѣ туда, откуда мы въѣхали. Эти встрѣчи обыкновенно случались въ то время, когда мы возвращались домой по опушкѣ болота, мимо деревни, дѣлая мили двѣ крюку. Въ эти разы мнѣ всегда приходилось ждать моего господина довольно долго, потому что мистеръ Джорджъ никогда не проѣзжалъ мимо мистриссъ Левэйнъ, не поговоривъ съ ней и съ ея дочерью... Подтяните поводья, сэръ; не распускайте ихъ, пожалуйста!... Мистриссъ Левэйнъ была вдова крукстонскаго священника и жила въ коттеджѣ на углу сельскаго кладбища: такъ угловымъ коттеджемъ мы и называли ея домъ.
-- Вѣрно миссъ Стонардъ была хорошенькая? спросилъ я.
-- Да, недурна, отвѣчалъ мистеръ Гокль.-- Она была прекрасно сложена, это показывали ея коротенькія платьица, съ открытой грудью, имѣла довольно высокій ростъ и носила въ кружокъ остриженные волосы; въ ту пору, надо вамъ сказать, было въ модѣ обрѣзывать и гривы и хвосты. Черты лица ея были пріятны; ко всему этому прибавьте черные глаза, бѣлизну лица, прямой носъ, широкія ноздри, полныя щоки, и вы будете имѣть о ней понятіе. Но мнѣ не нравилось ея выраженіе. Ея глаза были слишкомъ свѣтлы и холодны. Ея взглядъ какъ будто прокалывалъ насквозь и приводилъ въ невольный трепетъ -- Вотъ такъ! хорошо! только крѣпче держите поводья. Между мистеромъ Джорджемъ и его отцомъ никогда не было добраго согласія. Старый сквайръ считался заклятымъ тори, а сынъ его былъ ревностнымъ защитникомъ народныхъ правъ, носилъ бѣлую шляпу, какъ это принято у радикаловъ, и говорилъ спичи на митингахъ, подъ открытымъ небомъ, при свѣтѣ факеловъ. Все это братъ мистера Джорджа, отецъ его и сэръ Бэйль Стонардъ называли измѣною и уголовнымъ преступленіемъ. Но за то, если бы вы знали, какъ любили его бѣдные!... Прекрасно; однажды, на большомъ митингѣ въ Вальсэндѣ, онъ съ жаромъ говорилъ рѣчь о неблаговидныхъ дѣйствіяхъ правительства и нападалъ на дворянство, называвшее простой народъ толпою свиней; такъ что, когда онъ воротился въ Крукстонъ-голль, между нимъ и отцомъ произошелъ страшно крупный разговоръ. Отъ политики они перешли къ предстоявшему брачному союзу; наконецъ, мистеръ Джорджъ, въ порывѣ гнѣва, объявилъ старому джентльмену, что если ужь надо жениться, то онъ женится на дѣвушкѣ, которая ему нравится, и что жениться на миссъ Стонардъ онъ вовсе не намѣренъ. Старикъ-отецъ выбѣжалъ изъ комнаты въ ужасномъ бѣшенствѣ, сѣлъ на коня, и вихремъ помчался въ аббатство... Пошевелите поводьями, сэръ; разбудите ее, она начинаетъ дремать Что же касается до мистера Джорджа, то онъ отправился въ Лондонъ къ парламентскимъ занятіямъ, само собою разумѣется, взявъ съ собою и меня.
-- Однако, мы все еще далеко отъ дуба.
-- Не такъ далеко, какъ вы думаете, продолжалъ мистеръ Гокль. Къ изумленію стараго сквайра, вѣсть объ отказѣ отъ брака была принята въ аббатствѣ Стонардъ весьма хладнокровно, И послѣ нѣкотораго времени было рѣшено, что отецъ лишитъ Джорджа наслѣдства, и что молодая лэди, ничего не теряя, по ихъ выраженію, выйдетъ за мужъ за другаго брата. Послѣднее распоряженіе было прекрасно: ихъ скрытные, но рѣшительные характеры, какъ нельзя болѣе соотвѣтствовали одинъ другому; мистеръ Джорджъ при его прямомъ, откровенномъ и благородномъ характерѣ, никогда бы не былъ счастливъ, женившись на миссъ Стонардъ. Какъ бы то ни было, передъ самой свадьбой, и какъ разъ передъ тѣмъ, когда мистеръ Джорджъ собрался ѣхать за границу,-- состоялось примиреніе, и онъ прибылъ домой вмѣстѣ со мною. Начались удивительныя приготовленія. Двѣ ночи сряду мы не смыкали глазъ. Наканунѣ свадьбы, я помогалъ ставить послѣднюю палатку для временнаго стойла, какъ вдругъ одинъ изъ нашихъ попросилъ меня залѣзть на дубъ, который я показалъ вамъ, и привязать тамъ веревку, которая должна была поддерживать середній шестъ той палатки. Мнѣ слѣдовало дожидаться тамъ, пока укрѣпятъ веревку; но я до такой степени измучился, что совсѣмъ обезсилѣлъ. Однакожь, съ помощію садовой скамьи, я вскарабкался; преспокойно усѣлся на толстый нижній сукъ, прислонясь спиной къ стволу дуба, и, повѣрите ли, съ веревкой въ рукѣ, заснулъ въ одну минуту. Не знаю, право, хотѣли ли надо мной подшутить, или, можетъ статься, обо мнѣ забыли; но только когда я проснулся, луна сіяла во всемъ своемъ блескѣ.-- Я услышалъ, что внизу, подо мной, разговариваютъ двое людей: въ одномъ изъ двухъ голосовъ, я узналъ голосъ моего господина. И дѣйствительно, онъ сидѣлъ на скамьѣ, стоявшей подъ дубомъ; въ одной рукѣ онъ держалъ бѣлую пухленькую ручку, другая такая же маленькая и необыкновенно прекрасная ручка, обнявъ его шею, лежала у него на плечѣ. Я припоминаю каждое слово ихъ разговора, какъ будто только за минуту слышалъ его.
-- Вѣроятно, вы имѣли причину не забывать его, замѣтилъ я.
-- А вотъ увидите. Маленькая ручка трепетала въ рукѣ моего господина, а другая ручка все крѣпче и крѣпче обнимала его. Луна сіяла такъ ярко, что свѣтъ ея не уступалъ дневному свѣту. Я видѣлъ, какъ слезы падали на плечо мистера Джорджа. Онъ спрашивалъ: неужели она въ самомъ дѣлѣ боится и печалится.... и онъ прошепталъ что-то на ухо; но она отвернулась, и не удерживая слезъ, отвѣчала: нѣтъ; и потомъ говорила, что она безъ малѣйшаго ропота будетъ переносить и позоръ и молву и даже преслѣдованіе, чувствуя въ глубинѣ души своей, что оба они не знали за собой вины, за которую бы должны отвѣчать. Нѣтъ, не того она страшилась и не о томъ сокрушалась. Она страшилась за него; и при этомъ печально посмотрѣла въ лицо мистера Джорджа. Онъ старался разсѣять ея опасенія, и увѣрялъ, что къ дню его рожденія, къ девятому іюня, когда вернется изъ Италіи, все будетъ устроено и все будетъ прекрасно. Минуты двѣ спустя, она сказала, что Богъ знаетъ, что еще можетъ случиться до того дня. Она знала, что за женщина его бывшая невѣста: знала, что эта невѣста непремѣнно сдѣлаетъ ей что нибудь дурное, и никогда не позабудетъ его отказа жениться на ней. "Узнавъ, кто ея соперница,-- и миленькое созданіе затрепетало еще болѣе -- повѣрь мнѣ, она не оставитъ насъ въ покоѣ, пока не погубитъ обоихъ." Мистеръ Джорджъ сказалъ, что, по его мнѣнію, больше всего нужно опасаться брата, особенно когда онъ, а съ нимъ вмѣстѣ и весь свѣтъ, узнаетъ.... тутъ онъ снова прошепталъ ей что-то на ухо; она снова потупила головку, но на этотъ разъ уже не плакала. Мистеръ Джорджъ поцаловалъ ее; ласкаясь къ нему, она умоляла его не ходить больше на опасные политическіе митинги. Она гордилась его популярностью, и любила отъ всей души за его благородную защиту бѣднаго класса людей. Ея мать неоднократно говорила ей, будто бы мистеръ Кальдеръ, при своемъ черствомъ, каменномъ сердцѣ, старается убѣдить стараго сквайра, что брату его не миновать висѣлицы, и что онъ уже и теперь отверженъ отъ общества.
"Я сидѣлъ на деревѣ такъ долго, что прозябь до костей, и хотѣлъ перемѣнить свое положеніе. Забывъ совсѣмъ, что при мнѣ была веревка, я выпустилъ ее изъ рукъ. Она упала прямехонько на шляпу мистера Джорджа. Испуганные, они соскочили со скамейки; мистеръ Джорджъ обнялъ станъ молоденькой лэди, чтобъ защитить ее и успокоить. Само собою разумѣется, я спустился съ дерева.
"-- Бездѣльникъ! ты насъ подслушиваешь! сказалъ онъ.
"Я признался.
"-- Кто тебя назначилъ быть моимъ лазутчикомъ? вскричалъ онъ.-- И ты рѣшился на это? ты, который ѣшь мой хлѣбъ? Кто тебѣ велѣлъ поступить такимъ образомъ?
"Мистеръ Джорджъ былъ очень вспыльчивъ.
"Я сказалъ, что меня никто не заставлялъ, и объяснилъ, какъ это случилось. Я признался, что но неволѣ слышалъ ихъ разговоръ, но такъ какъ онъ былъ добрымъ для меня господиномъ, то я торжественно далъ клятву, изъ всего ихъ разговора не сказать ни слова ни одной живой душѣ. Я высказалъ то, что было на моей душѣ. Но все это время молоденькая лэди смотрѣла на меня, приняла участіе во мнѣ и тихимъ, нѣжнымъ голосомъ сказала: "Я думаю, милый Джорджъ, ты можешь положиться на него", съ этимъ вмѣстѣ она оставила легкія усилія освободиться изъ объятій мистера Джорджа, какъ будто уже вовсе не боялась моего присутствія въ ихъ тайномъ свиданіи. Никогда не забуду ее -- никогда!
Тутъ отставной грумъ и гусаръ впалъ въ глубокую задумчивость, и втеченіе нѣсколькихъ минуть оставался безмолвнымъ, слегка понукая лошадку, чтобъ держаться наровнѣ со мною. Углубленный въ размышленія, по поводу грустнаго воспоминанія о своей прежней жизни, онъ, въ послѣдніе полчаса, позволилъ мнѣ надѣлать множество отступленій отъ правилъ верховой ѣзды; наконецъ, какое-то страшное движеніе моихъ колѣней и каблуковъ вывело его изъ задумчивости. Кротко упрекнувъ меня, онъ предложилъ пуститься въ полный галопъ.
-- Укоротите лѣвый поводъ, и троньте ее лѣвымъ каблукомъ! сказалъ онъ.-- Вотъ такъ! она пойдетъ отлично, вы будете сидѣть, какъ въ колыбели.
Въ это время, проѣхавъ по опушкѣ болота, мимо Крукстонскихъ Ивъ, и сдѣлавъ прогулку миль въ десять, мы поворотили нашихъ коней въ обратный путь. Здѣсь я попросилъ моего обязательнаго проводника показать коттеджъ, у котораго мистеръ Джорджъ заставлялъ его такъ долго ждать себя послѣ поѣздокъ своихъ въ аббатство Стонардъ.
-- Вы, правы, сэръ! замѣтилъ онъ, лукаво посмотрѣвъ на меня изъ-подъ полей своей шляпы: -- молоденькая лэди подъ дубомъ была никто иная, какъ миссъ Левэйнъ. Вотъ и Угловой Коттеджъ.
Онъ указалъ мнѣ на покрытый плющемъ, сверху до низу, коттеджъ, при соединеніи трехъ дорогъ. Большая дорога изъ Матлока и Воттингэма подходила прямо къ нему и потомъ раздѣлялась подлѣ его треугольнаго садика, направляясь вправо къ аббатству Стонардъ по опушкѣ болота. Красивенькіе ворота, съ небольшимъ навѣсомъ, проводили къ церкви, черезъ кладбище, отдѣленное отъ коттеджа лѣвой вѣтвью воттингэмской дороги.
-- Однако вы ничего не сказали мнѣ о свадьбѣ мистера Кальдера, замѣтилъ я, когда мы поднимались по Крукстонской сторонѣ горы Линней.
-- Пожалуйста, не выпрямляйте своихъ ногъ, сказалъ онъ, вмѣсто отвѣта: -- опустите каблуки, и держите стремена подъ суставами пальцевъ.
-- Но, насчетъ свадьбы-то?
-- Свадьба была, какой еще не видывали въ этомъ округѣ: на нее собралось восемьдесятъ джентльменовъ и лэди на верховыхъ лошадяхъ, кромѣ экипажей. Балъ и фейерверки были удивительны. Что касается до ужина.... Сидите крѣпче, сэръ!
Надо приписать чуду, что я не свернулся съ сѣдла. Передъ самымъ носомъ старой Руфы, изъ отверстія въ изгородѣ, совершенно неожиданно выскочилъ какой-то мужчина верхомъ на лошади, и испуганная Руфа, безъ малѣйшаго предупрежденія, бросилась въ сторону черезъ дорогу. Нежданный всадникъ сдѣлалъ нѣсколько шаговъ въ гору, потомъ повернулъ, и самымъ тихимъ шагомъ поѣхалъ назадъ. Его конь былъ тощій, но рослый и сильный. Всадникъ сидѣлъ на немъ какъ вкопанный. Его шляпа, сильно налощенная и съ узкими полями, его панталоны, подхваченныя снизу тоненькими штрипками, его однобортный коричневый сюртукъ, застегнутый на груди на двѣ пуговки, небрежно, но со вкусомъ повязанный шейный платокъ, придавали всей его фигурѣ стройный и юношескій видь. Но, когда онъ приблизился, я замѣтилъ, по крупнымъ морщинамъ на его лицѣ, что онъ былъ далеко старѣе средняго возраста. При проѣздѣ мимо Гокля, на суровомъ, загорѣломъ лицѣ незнакомца показалось что-то въ родѣ улыбки, между тѣмъ, какъ взоръ его былъ холоденъ и неподвиженъ.
-- Это вѣрно вашъ другъ? спросилъ я, когда незнакомецъ удалился на значительное разстояніе. Іезуитъ, я думаю, или барышникъ?
Не смѣю повторить здѣсь словъ, которыми начался отвѣтъ моего проводника-наставника.
-- Вы хотите знать, кто этотъ человѣкъ? Это такой мерзавецъ, такой негодяй, который столько же имѣетъ права существовать на свѣтѣ, какъ и тотъ человѣкъ, котораго на прошлой недѣлѣ повѣсили за убійство. Это сквайръ Крукстонъ: такъ, по крайней мѣрѣ, онъ называетъ себя.
Лицо Гокля, постоянно носившее оттѣнокъ улыбки и почтительнаго выраженія, вдругъ измѣнилось. Онъ началъ размахивать хлыстикомъ надъ головой своей лошадки такъ быстро, какъ будто въ рукахъ его была сабля и онъ врубился въ непріятельскій отрядъ.
-- Поѣдемте скорѣе, сказалъ онъ, надвинувъ шляпу на самыя брови. Я не хочу и думать объ этомъ разбойникѣ!
Молча мы въѣхали на дворъ мистера Гокля. Съ той минуты, когда онъ произнесъ послѣднія слова, никакія просьбы, никакія убѣжденія не могли вынудить отъ него ни одного слова къ продолженію разсказа.
-- Нѣтъ, нѣтъ, сказалъ онъ наконецъ, въ какомъ-то раздумьи: -- я ужь и то высказалъ чужую тайну и даже слишкомъ много. Тѣмъ болѣе, продолжалъ онъ, слѣзая съ лошади и угрюмо посмотрѣвъ мнѣ въ лицо: -- тѣмъ болѣе, что мы не знаемъ другъ друга.
Сказавъ это, я побрелъ домой, едва передвигая ноги, и въ какомъ-то непріятно-болѣзненномъ изнеможеніи.
ГЛАВА II.
Джентльмены, пользующіеся хорошимъ здоровьемъ, но, подобно мнѣ, непривыкшіе къ сѣдлу, легко поймутъ, почему на другой день послѣ моей поѣздки, я не былъ способенъ заняться ни какимъ дѣломъ. Около полудня, скука моего заточенія была облегчена мистеромъ Гоклемъ, который пришелъ, чтобы дать мнѣ гомеопатическій совѣтъ къ излеченію моего недуга вмѣстѣ съ причиной его, повтореніемъ вчерашней прогулки. Я отказался рѣшительно.
-- Дѣло въ томъ, сэръ, отрывисто сказалъ онъ и безъ всякихъ возраженій, подходя къ софѣ, на которой я лежалъ:-- когда дѣла его приняли самый дурной оборотъ....
-- О! вы доставите мнѣ величайшее удовольствіе окончаніемъ вашего разсказа, прервалъ я.
-- Да; я хочу кончить его, продолжалъ онъ откровенно. Есть люди, которые привлекаютъ къ себѣ съ перваго взгляда; а есть и такіе, отъ первой встрѣчи съ которыми, такъ и хочется бѣжать. Вы напомнили мнѣ многое о мистерѣ Джорджѣ, и меня какъ будто силой влекло сюда, чтобъ разсказать вамъ о немъ все.
-- Садитесь, пожалуйста, сказалъ я.
Даровитый наѣздникъ сѣлъ (о! какъ я ему завидовалъ!) Онъ сѣлъ на край стула, раздвинулъ ноги, и облокотился одной рукой на пачку бумагъ, завязанныхъ въ носовой платокъ и положенныхъ на колѣно.
-- Когда дѣла его приняли самый дурной оборотъ, прибавилъ онъ: -- мистеръ Джорджъ отдалъ мнѣ вотъ эти бумаги. Онѣ лучше моего разскажутъ вамъ другую половину его исторіи.
Мистеръ Гокль вручилъ мнѣ пачку, и взявъ торжественную клятву, что я ихъ возвращу, удалился.
Я никогда не воровалъ, никогда не стрѣлялъ дичи въ чужихъ имѣніяхъ; но, мнѣ кажется, совѣсть моя, когда я развернулъ первое письмо, познакомила меня съ ощущеніями похитителя чужой собственности. Однакожь, любопытство и добровольный вызовъ мистера Гокля взяли верхъ надъ этими ощущеніями, и я смѣло углубился въ сокровенные тайники семейныхъ дѣлъ, знать которыя я не имѣлъ ни малѣйшаго права.
Весьма естественно, съ самого начала мое вниманіе остановилось на пакетѣ съ письмами, писанными женской рукою. Они окаймлены были траурной полоской; всѣ носили на себѣ адресъ на имя мистеръ Джорджа, эсквайра, и всѣ, за исключеніемъ двухъ, покрыты были штемпелями иностранныхъ почтъ. Я оставилъ просматривать какую-то газету, изданную въ ноябрѣ 1817 года, оставилъ полученныя письма на мое имя -- нѣкоторыя изъ нихъ были написаны крючковатымъ почеркомъ адвоката -- и весь углубился въ чтеніе писемъ молоденькой лэди. Разобравъ ихъ по числамъ, я увидѣлъ, что первое было написано спустя около мѣсяца послѣ свиданія, описаннаго Гоклемъ во время нашей прогулки. Оно, повидимому, застало молодаго Дорнли во Флоренціи, и, въ выраженіяхъ глубокой горести, извѣщало о неожиданной кончинѣ матери миссъ Левэйнъ. Между этимъ письмомъ и другими прошелъ долгій промежутокъ времени; всѣ они были адресованы въ различныя мѣста по дорогѣ изъ Флоренціи въ Англію; послѣднее письмо отправлено было въ Ноттингэмъ, въ гостинницу Ройяль Джорджъ. Второе письмо было слѣдующаго содержанія:
"Печаль послѣ горестной утраты начинаетъ проходить; я считаю своею обязанностію передъ тобою, неоцѣненный мой Джорджъ, преодолѣвать свою горесть. Я забываю прошедшее и смотрю въ одно только будущее. Еще одинъ мѣсяцъ, и тогда какая перемѣна! Мнѣ кажется, я не въ состояніи буду перенесть счастіе, которое меня ожидаетъ! Вся жизнь моя, повидимому, истекаетъ, капля по каплѣ, въ потокъ времени, который такъ быстро приближается къ девятому іюня. Да; ты не долженъ выговаривать мнѣ, какъ выговаривалъ въ прошедшемъ письмѣ, за мое нетерпѣніе; не долженъ упрекать меня въ томъ, что я не употребляю всѣхъ моихъ усилій управлять моими чувствами; и теперь такъ спокойна, какъ миссъ Пильсъ, наша почтмейстерша квакерка. Но я должна описать тебѣ мое лекарство. Докторъ Боль сказалъ на прошлой недѣли, что всѣ мои умственныя способности заняты одной и той же идеей. Онъ посовѣтовалъ мнѣ немедленное путешествіе и перемѣну.
"Неоцѣненный мой Джорджъ! я путешествую вмѣстѣ съ тобою здѣсь, дома. Я слѣжу за твоимъ путешествіемъ по дневнику бѣднаго моего папа, веденному имъ во время обратнаго путешествія изъ Флоренціи, когда онъ былъ наставникомъ твоего, равно какъ и его, задушевнаго друга лорда Вордли. Съ наступленіемъ дня я мысленно сажусь въ карету, и переѣзжаю въ нѣсколько часовъ изъ одного мѣста въ другое, любуюсь виноградниками, дворцами, поселянами, пасторами, сельскими часовнями, горами, озерами, долинами и деревнями; и все это вмѣстѣ съ тобой; вмѣстѣ съ тобой останавливаюсь для перемѣны лошадей, обѣдаю, и снова пускаюсь лъ дорогу. Сегодня вторникъ; четверть пятаго по-полудни, и я въѣзжаю вмѣстѣ съ тобою въ Ниццу. Я знаю, что это такъ въ самомъ дѣлѣ; потому что вмѣстѣ съ тобой я въѣхала въ Геную,-- вчера тому было двѣ недѣли, въ тотъ самый часъ, въ который ты остановился тамъ, какъ это видно изъ твоего письма, полученнаго мною вчера. Я буду путешествовать съ тобою, милый Джорджъ, день и ночь, пока не услышу, что ты спѣшишь къ девятому іюня, и уже спускаешься съ горы Линней, которая такъ мило красуется передъ моимъ окномъ."
Письмо, писанное три дня спустя, было такое:
"Мистриссъ Кальдеръ почти постоянно живетъ теперь въ Крукстонъ-голлѣ, и меня чрезвычайно безпокоятъ учащенныя ея посѣщенія. Я вижу въ этихъ посѣщеніяхъ олицетворенное преслѣдованіе. Они намѣрены послать твоего отца въ Батъ, для перемѣны воздуха; но докторъ Боль говоритъ, что они хотятъ это сдѣлать для того только, чтобъ удалить его до твоего пріѣзда. Каждый разъ, когда въ немъ проявляется способность говорить, онъ спрашиваетъ о тебѣ; и я знаю, что когда ты воротишься, онъ приметъ тебя въ распростертыя объятія, если только они допустятъ это. Симптомы апоплексическаго удара миновали; но онъ все еще безнадеженъ. Тайна наша, повидимому, никому не извѣстна, но я страшусь пытливыхъ взоровъ мистриссъ Кальдеръ и ея разсчитанныхъ посѣщеній. Гдѣ ты теперь, милый другъ мой? Неужели все еще въ Ниццѣ?
"Вотъ и нашъ вѣрный союзникъ, Томъ, съ своей телѣжкой, поэтому я должна кончить. Отдаю тебѣ всю мою душу.
Твоя навсегда Юста."
Число слѣдующаго письма было недѣлею позже.
"Мистриссъ Кальдеръ постоянно говоритъ, что бѣдный мистеръ Дорнли, до паралича, безпрестанно сѣтовалъ, что все вліяніе и преимущества Крукстонскаго наслѣдства должны, съ его смертью, перейти къ радикалу, который будетъ пользоваться ими, по ихъ словамъ, для неблаговидныхъ цѣлей. Докторъ Боль говоритъ совсѣмъ другое. Добрый старикъ иногда хватаетъ доктора за руку, жметъ ее и силится сказать: "Джорджъ!" -- какъ будто онъ съ нетерпѣніемъ хочетъ увидѣть тебя. Еслибъ ты только могъ увидѣться съ нимъ, то, я увѣрена, онъ благословитъ нашъ бракъ.
"Я начинаю бояться, что у мистриссъ Кальдеръ есть нѣкоторыя подозрѣнія. Выражая сожалѣніе, касательно моего скучнаго и жалкаго существованія, она бездушно говоритъ, что мама моя счастлива, оставивъ этотъ свѣтъ; и показывая видъ, что никакая клевета, которую сама же взводитъ на тебя, не можетъ касаться меня, чувствуетъ въ тоже время, что она подвергаетъ меня пыткѣ. Однажды она сказала мнѣ, что величайшимъ утѣшеніемъ для твоего отца, передъ его болѣзнью, служило то обстоятельство, что ты не женатъ; мысль, что имѣніе его должно перейти въ наслѣдство твоимъ дѣтямъ, убила бы его. Благодарю Небо, что я имѣла твердость перенести все это, и что не измѣнила себѣ ни при одномъ душевномъ движеніи во время ея посѣщеній; за то, когда она уходила, со мной дѣлались такіе сильные истерическіе припадки, что необходимо было посылать за докторомъ Болемъ. Говоря о мистерѣ и мистриссъ Кальдеръ, докторъ Боль постоянно принимаетъ серьёзное выраженіе въ лицѣ; однажды онъ даже намекнулъ, что они ни чѣмъ не подорожатъ, чтобъ устранить тебя. Гордость мистриссъ Кальдеръ непреклонна, и, какъ жена второго сына, она показываетъ видъ, что страдаетъ подъ бременемъ какого-то неизгладимаго позора. О, еслибъ только она знала, до какой степени я, въ моемъ совершенномъ одиночествѣ, нуждаюсь въ сестринской любви; съ какою горячностью я прижала бы, даже ее, къ груди моей; и какъ благословляла бы свою судьбу, во время твоего отсутствія, еслибъ имѣла хоть одну подругу, которая бы сочувствовала мнѣ!
"А между тѣмъ, неоцѣненный мой Джорджъ, я продолжаю считать часы и минуты небольшаго промежутка, отдѣляющаго насъ отъ девятаго іюня. Ты и я весело продолжаемъ наше путешествіе, и теперь выѣзжаемъ изъ Дижона. Я вижу, какъ твое милое лицо выглядываетъ изъ окна дорожной кареты, и слышу, какъ твой звучный голосъ приказываетъ почтальону поспѣшить. Осталось еще три недѣли! О, еслибъ эти три недѣли обратились только въ одну недѣлю, въ одинъ день, въ одну минуту!"
Спустя нѣсколько дней:
"Сейчасъ только говорили, что твой визитъ къ лорду Вордли, во Флоренціи, дѣлаетъ твой выборъ въ Шатберійскомъ округѣ несомнѣннымъ. Они еще будутъ говорить о тебѣ; но я всячески стараюсь отклонить отъ себя разговоръ подобнаго рода. Вчера я сказала мистеру Кальдеру (который пріѣзжаетъ теперь чаще, чѣмъ когда нибудь, и иногда вмѣстѣ съ женой), что по газетамъ въ округѣ все спокойно. "Это вздоръ! воскликнулъ онъ: нельзя ожидать спокойствія, пока округомъ будутъ ворочать такіе злоумышленники, какъ Джорджъ Дорнли!" -- и еще что-то въ этомъ родѣ; говорилъ также, что государство совершенно погибнетъ, если такіе люди, какъ ты, будутъ получать въ наслѣдство богатыя имѣнія и, вмѣстѣ съ тѣмъ, сильное вліяніе. Онъ говорилъ это безъ гнѣва, но сухо, сквозь зубы, какъ будто пережевывалъ каждое слово; его рука, въ тоже время, крѣпко сжимала колѣно. Мистриссъ Кальдеръ съ каждымъ днемъ становится враждебнѣе. Она говорила о предосудительности тайныхъ браковъ, и доказывала "что не слѣдуетъ считать ихъ законными;"; -- говорила, что дѣти твои, сравнительно съ ея дѣтями, будутъ нищими, измѣряла меня съ головы до ногъ злобнымъ взглядомъ, приводившимъ меня въ трепетъ. Я почти была убѣждена, что ей все извѣстно, и эта мысль разрывала на части мое бѣдное сердце. Хотя я постоянно сижу въ большомъ креслѣ, спиной къ свѣту, и никогда не оставляю подушки съ коклюшами, но у нея такой пронзительный взглядъ, что, мнѣ кажется, она видитъ и въ потемкахъ. Онъ и она говорили о болѣзни твоего отца, не столько сожалѣя о его болѣзни, сколько о томъ, что, въ этомъ жалкомъ положеніи, онъ не можетъ сдѣлать распоряженій относительно назначенія наслѣдника.
"Наперекоръ всему этому, сидя за рукодѣльемъ (я наплела кружевъ, покрайней мѣрѣ, на полдюжины маленькихъ чепчиковъ и на самую большую рубашечку!), я продолжаю мое путешествіе. Я слышу звонъ почтовыхъ колокольчиковъ, слышу хлопанье бича; отъ времени до времени чувствую дорожные толчки; кто-то сердится на почтовыхъ станціяхъ, и прибѣгаетъ къ ужасно сильнымъ выраженіямъ. Теперь мы выѣзжаемъ изъ Парижа: не правда-ли, милый мой, неоцѣненный Джорджъ?"
Вотъ это письмо отправлено недѣлей позже:
"Вчера отправили въ Батъ бѣднаго, добраго мистера Дорили; и хотя я не видала его съ тѣхъ поръ, какъ ты оставилъ меня, но чувствую свое одиночество сильнѣе прежняго. Если правда не огорчитъ тебя, мой милый мужъ, то скажу тебѣ, что я не описала и десятой доли тѣхъ преслѣдованій, которыя переносила отъ брата твоего и его жены; но я всегда буду стараться думать о нихъ, какъ о твоихъ родственникахъ, съ привязанностію и даже любовью. Докторъ Боль боялся, чтобы вслѣдствіе этого не случилось со мной чего нибудь преждевременно; но онъ не знаетъ еще, до какой степени я могу назваться непоколебимой и разсудительной женщиной.
"Это письмо застанетъ тебя въ Дуврѣ, изъ котораго мы весело помчимся въ Лондонъ. Твое письмо, мнѣ кажется, запоздало на почтѣ. Я въ восторгѣ отъ распоряженій твоего лондонскаго друга, и, не теряя ни минуты времени, спѣшу воспользоваться твоими совѣтами. Я узнаю, что коттеджъ, который онъ нанялъ для насъ въ Гэмпсгедѣ, находится почти за-городомъ, и въ тоже время въ недальнемъ разстояніи отъ Парламента, гдѣ будетъ проходить большая часть твоего времени. Но, неоцѣненный мой Джорджъ, не сердись, если я не оставлю нашего миленькаго коттеджа до твоего пріѣзда. Еслибъ письмо твое пришло вовремя, то, можетъ быть, я обрадовалась бы случаю удалиться (прости за выраженіе) отъ моимъ враговъ: но теперь, когда проходитъ послѣдняя недѣля моимъ ожиданіямъ, когда, съ минуты нашей разлуки, воображеніе постоянно рисовало картину нашей встрѣчи здѣсь, въ этомъ маленькомъ домикѣ, съ которымъ соединена каждая минута счастія моей жизни, счастія, которымъ я обязана единственно тебѣ, я рѣшилась лучше перенесть мои огорченія втеченіе еще нѣсколькихъ дней, чѣмъ ѣхать для встрѣчи съ тобой въ Лондонъ. Къ тому же докторъ Боль говоритъ, что путешествіе теперь для меня не безопасно. По твоимъ словамъ, ты пемедленно по пріѣздѣ въ Лондонъ долженъ посѣтить Стутбери. Этотъ городъ лежитъ по дорогѣ въ Крукстонъ; и если ты промедлишь хоть днемъ, тогда день твоего рожденія, давно ожидаемое девятое іюня, пройдетъ безвозвратно и уже лишится той прелести, которой я жду отъ него.
"Кромѣ твоего брата и его жены, меня никто не навѣщаетъ. Правда, изрѣдка меня навѣщаетъ нашъ священникъ; но мистриссъ Драли и ея дочери ни разу не заглянули въ мой коттеджъ, и рѣдко говорятъ со мной, встрѣчаясь на дорогѣ. Даже добрая миссъ Пильсъ, квакерка, болтовня которой всегда занимала меня, въ послѣднее время замѣтно скупится на бесѣду со мной, когда я являюсь на почту, и раза два намекнула на непріятную молву относительно меня, на молву, которая, я трепещу отъ одной мысли, должна такъ радовать ихъ. Но, ненаглядный мой Джорджъ, въ будущій понедѣльникъ наступить свѣтлое, лучезарное девятое іюня; ты пріѣдешь, и весь свѣтъ узнаетъ, что я... О, я схожу съума отъ радости!"
Послѣднее нисьмо было адресовано въ ноттингэмскую гостинницу.
"Неоцѣненный мой Джорджъ, я посылаю это письмо, по твоему адресу, въ гостинницу Ройяль Джорджъ. Пожалуйста, поклонись отъ меня доброй содержательницѣ этого дома, которая была такъ внимательна ко мнѣ въ день нашей тайной поѣздки; поклонись и моей хорошенькой служанкѣ, дочери хозяйки дома. Какъ хорошо сохранили онѣ нашу тайну!
"Ночью мы выѣдемъ изъ Лондона, въ дилижансѣ, и притомъ снаружи. Надобно хорошенько укутаться, потому что нынѣшнія іюньскія ночи весьма измѣнчивы. Я не знавала такого холоднаго лѣта.
"Черную Нэпъ вчера отправили въ Стутбери. У фермера Торпъ какое-то дѣло въ этомъ городѣ, и онъ съ удовольствіемъ взялъ на себя провести туда твою лошадь. Я знаю, увидѣвъ ее, ты останешься доволенъ ея состояніемъ. Поблагодари за это Томаса, когда увидишь его въ Альфретонѣ: онъ чрезвычайно гордится ею, и, надо сказать, во все время твоего отсутствія, былъ усерднымъ и превосходнымъ слугою. Я рѣшилась послать его въ Альфретонъ, чтобъ доставить тебѣ возможность пріѣхать домой на своей лошади. Полагаю, ты будешь мчаться -- домой ко мнѣ! Восторгъ этой мысли безпредѣленъ..."
"О, обожаемый мной -- мужъ мой! съ приближеніемъ понедѣльника, счастье мое становится невообразимо! Еслибъ грустныя воспоминанія и тревожныя опасенія не омрачали его, мнѣ кажется, я совсѣмъ лишилась бы разсудка. Иногда мнѣ думается, что какія нибудь обстоятельства могутъ замедлить или совершенно помѣшать нашей встрѣчѣ; иногда кажется, что ей ничто не можетъ помѣшать, и что нѣтъ на землѣ, а тѣмъ болѣе на Небѣ, такой чудовищной жестокости, которая разрушила бы ожидающій меня міръ счастья! Молю небо, да низпошлетъ оно на тебя тысячу благословеній!
P. S. Распечатываю письмо, чтобъ сказать тебѣ, что докторъ Боль неожиданно получилъ предложеніе немедленно отправиться въ Батъ, для передачи батскимъ докторамъ метода леченія, котораго они должны держаться относительно твоего отца."
Остальную часть исторіи, которую узналъ я частью изъ пакета, переданнаго Гоклемъ, частью отъ него самого, и отъ лицъ, съ которыми я познакомился впослѣдствіи, я буду разсказывать уже въ послѣдующихъ главахъ отъ своего лица.
ГЛАВА III.
Густой шотландскій туманъ опустился на Ноттингэмъ въ то девятое іюня, которое въ первой четверти нынѣшняго столѣтія совпадало съ понедѣльникомъ. Наканунѣ этого дня въ гостинницу Ройяль Джорджъ прибылъ видный, плечистый, среднихъ лѣтъ мужчина, на красивомъ конѣ; и, получивъ на другое утро письмо, адресованное на имя Ноббля, оставилъ часть своего завтрака, поспѣшно вышелъ изъ гостинницы и не возвращался до обѣда.
Онъ стоялъ подлѣ буфета, когда къ гостинницѣ подъѣхалъ на черной кобылѣ молодой путешественникъ, вошелъ въ общую комнату, сбросилъ съ себя мокрый бѣлый пальто, приказалъ немедленно высушить его, и, постучавъ въ маленькое буфетное окно, спросилъ, мѣтъ ли писемъ на его имя. Миловидная дѣвушка отворила окно, съ веселой улыбкой потрясла густыми локонами, и, выразивъ надежду, что молодой джентльменъ въ добромъ здоровьѣ, подала ему два письма. Онъ, однакожъ, не от. вѣчалъ на любезный вопросъ съ своей обычной любезностью; потому что первое письмо, которое онъ распечаталъ, замѣтно его огорчило. На письмѣ не было почтоваго штемпеля, и потому онъ спросилъ, кто его доставилъ?
Въ то время, когда онъ читалъ, мистеръ Ноббль, стоя въ сторонѣ и показывая видъ, будто стрижетъ ногти большимъ перочиннымъ ножемъ, не приподнималъ своихъ глазъ, но, нахмуривъ брови, измѣрялъ изъ-подъ нихъ посѣтителя. Новый гость, заказавъ обѣдъ, вошелъ въ отдѣльную комнату. Мистеръ Ноббль удалился обѣдать въ кофейную. Удаляясь, онъ оглянулся назадъ, и на широкомъ лицѣ его показалась широкая улыбка, потому что въ эту минуту другой джентльменъ, закрывая за собою дверь, подносилъ къ губамъ письмо съ траурной каймой, полученное съ почты.
Замѣчательно, что аккуратно черезъ часъ тѣ же самыя лица, отобѣдавъ въ различныхъ комнатахъ, появились на тѣхъ же самыхъ мѣстахъ, въ одно и то же время. Оба приказали дать лошадей въ одинъ и тотъ же моментъ, и оба отправились по одной и той же дорогѣ.
-- Не вмѣстѣ ли намъ ѣхать? спросилъ мистеръ Ноббль.
-- Благодарю васъ, отвѣчалъ болѣе молчаливый путешественникъ: у меня есть дѣло въ Альфретонѣ и потому я долженъ опередить васъ.
-- Странно! Я тоже тороплюсь въ Альфретонъ. Я хочу застать тамъ Честерфильдскій дилижансъ, и потому долженъ ѣхать очень быстро.
Молодой человѣкъ, къкоторому относились эти слова, не сдѣлалъ отвѣта на нихъ: онъ какъ будто нсслышалъихъ, читая объявленія, наклеенныя на стѣнѣ корридора и носившія названія: "Возмущеніе", "Поджигательство", "Измѣна", "Мятежные митинги", и г. п.; въ одномъ изъ этихъ объявленій предлагалось пятьсотъ фунтовъ стерлинговъ награды за поимку одного возмутителя, въ другомъ -- двѣсти фунтовъ -- за другаго.
-- Веселыя времена настали! сказалъ мистеръ Ноббль весьма смѣло.
Молодой джентльменъ, оторвавшись отъ чтенія, быстро повернулъ голову, и съ изумленіемъ посмотрѣлъ на мистера Ноббля, но продолжалъ молчать. Онъ зналъ очень хорошо, что при отмѣнѣ грамоты Habeas Corpus, при тюремныхъ заточеніяхъ, весьма часто безъ всякой вины и преступленія со стороны заточеннаго, и даже безъ всякаго суда, при множествѣ шпіоновъ, рыскавшихъ по всѣмъ мятежнымъ и голодающимъ частямъ государства, каждый свободный англичанинъ, не имѣвшій независимаго состоянія, по крайней мѣрѣ, въ пятьсотъ фунтовъ стерлинговъ годоваго дохода (какъ замѣтилъ Сидней Смитъ), долженъ былъ быть крайне осторожнымъ въ выраженіи своихъ политическихъ мнѣній передъ незнакомцемъ. Быть можетъ, мистеръ Ноббль имѣлъ пятьсотъ фунтовъ дохода: его новый синій фракъ съ золочеными пуговицами, его щегольскіе сапоги съ отворотами, его конь кровной породы, и его нескромныя сужденія о дѣйствіяхъ правительства, когда оба незнакомца сѣли на коней и легкой рысью поскакали изъ города,-- подтверждали бы эту идею, еслибъ не нѣкоторая фамильярность и хвастовство, скрыть которыя мистеръ Ноббль не могъ при всемъ своемъ желаніи.
Его политическія мнѣнія, довольно жаркія, очевидно, согласовались съ мнѣніями его товарища, который, несмотря на усилившійся мелкій дождь, ослабилъ нѣсколько поводья, чтобы продолжать разговоръ. Но въ это время, молодой джентльменъ застегнулъ бѣлый пальто, засунулъ кисточки гессенскихъ сапоговъ, и, миновавъ толпу фабричныхъ дѣвушекъ, пробиравшихся по грязной дорогѣ къ вечернему чаю, далъ коню шпоры, пожелалъ спутнику добраго вечера, и вскорѣ далеко находился отъ звуковъ голоса политика, и отъ шлепанья деревянныхъ башмаковъ фабричныхъ дѣвушекъ.
Мистеръ Ноблль даль отъѣхать молодому джентльмену до Сельстона, и снова настигъ его. Но даже и теперь попытки его возобновить разговоръ не увѣнчались успѣхомъ. Незнакомецъ былъ учтивъ, но еще разъ пожелалъ добраго вечера, и еще разъ шпоры коню,-- это было отвѣтомъ на всѣ его вопросы. Проскакавъ мили три, черная кобыла остановилась на углу двухъ дорогъ, и въ тоже время изъ-подь ближайшаго плетня вышелъ молодой грумъ съ сухимъ чернымъ пальто и съ сѣрой лошадью. Его господинъ немедленно перемѣнилъ и то и другое; ему не хотѣлось быть узнаннымъ: онъ уже что проѣхалъ мимо нѣсколькихъ бродягъ. Перемѣняя пальто, онъ спросилъ грума, какія онъ получилъ приказанія отъ своей госпожи?
-- Я долженъ отвести Черную Пэнъ въ Дэбри, оставить ее тамъ въ гостинницѣ, и оттуда сейчасъ же отправиться въ Лондонъ, отвѣчалъ грумъ.
-- Только?
-- По пріѣздѣ въ Лондонъ, я долженъ немедленно ѣхать въ Чалькотъ-Коттеджъ, близь Гэмпстеда, и сказать хозяйкѣ дома, что вы и моя госпожа прибудете въ коттеджъ въ четвергъ. А въ четвергъ я долженъ встрѣтить васъ, съ каретой, въ Ислингтонѣ, въ гостинницѣ "Павлинъ."
-- Прекрасно. Но планы мои совершенно измѣнились. Поѣзжай сейчасъ же въ Угловой Коттеджъ, поѣзжай какъ можно скорѣе, только осторожнѣй, потому что Черная Пэнъ очень устала, и скажи твоей госпожѣ, что я буду нѣсколькими часами позже, чѣмъ надѣялся. Потомъ ты можешь сѣсть въ Шеффильдскій дилижансъ, ѣхать въ Лондонъ и исполнить все, что приказано.
Во время этого разговора, юноша въ знакъ выраженія радости, что снова увидѣлъ своего господина, весьма быстро пощелкивалъ указательнымъ пальцемъ по полямъ своей шляпы.
Господинъ поднялъ свою лошадь въ галопъ, между тѣмъ какъ его грумъ легкой рысью поскакалъ въ обратную сторону. За нѣсколько минутъ передъ тѣмъ, какъ мистеръ Ноббль, ничего не подозрѣвая, подъѣхалъ къ перекрестку, молодой джентльменъ остановился на минуту у дверей гостинницы "Лисица", въ Альфретонѣ.
-- Не угодно ли, сэръ, пожаловать въ комнату и скушать что нибудь горячее? спросилъ содержатель гостинницы: -- вы промокли насквозь.
-- Благодарю васъ, нѣтъ. Скажите, не проходилъ ли мимо васъ грумъ, по дорогѣ въ Пенгриджъ?
Онъ хотѣлъ узнать, не шатался ли въ этомъ мѣстѣ его грумъ безъ всякой нужды.
Содержатель гостинницы, не совсѣмъ довольный поспѣшностью путешественника, отвѣчалъ, что втеченіе дня прошло потому направленію нѣсколько бродягъ; но былъ ли между ними грумъ джентльмена, и какой именно, онъ не могъ сказать утвердительно. Джентльменъ, не сказавъ больше ни слова, поѣхалъ дальше.
Спустя нѣсколько минутъ, къ гостинницѣ подъѣзжалъ другой всадникъ, и содержатель гостинницы вышелъ на дорогу, въ полной готовности принять лошадь проѣзжаго. Но и этотъ всадникъ проѣхалъ мимо, не спросивъ ни слова о честерфильдскомъ дилижансѣ.
-- Удивительная вещь, что мимо насъ и притомъ ночью ѣдутъ въ Пентриджъ,-- чтобы это значило? вѣрно опять какія нибудь штуки капитана! вошедши въ двери, сказалъ женѣ своей содержатель гостинницы.-- Днемъ шли туда пѣшкомъ какіе-то бродяги, а теперь, смотришь, ужь ѣдутъ и верхами!
Жена выразила увѣренность, что мистеръ Флипъ разскажетъ все, что тамъ творится, лишь только подъѣдетъ съ дилижансомъ; а подъѣхать онъ долженъ былъ черезъ нѣсколько минутъ, "если только не торопится въ Ноттингэмъ, въ гостинницу Ройяль Джорджъ" прибавила она, начиная подогрѣвать для мистера Флипа эль съ полынной эссенціей.
Между тѣмъ, молодой джентльменъ, оставивъ за собою еще мили двѣ, услышалъ, что его кто-то догоняетъ; и, оглянувшись назадъ, увидѣлъ, что въ погоню за нимъ мчится его давишны спутникъ.
-- Сѣрая лошадь и черный пальто! воскликнулъ мистеръ Ноббль, про себя, подъѣзжая къ всаднику.-- Чортъ возьми, какая неудача! я потерялъ его изъ виду! Впрочемъ, и при этой мысли лицо его просвѣтлѣло:-- онъ могъ перемѣнить въ Альфретонѣ и платье и лошадь.
Чтобъ разрѣшить свои сомнѣнія, онъ въ третій разъ поровнялся съ незнакомцемъ, подинъ взглядъ на него совершенно его успокоилъ.
-- Клянусь Георгомъ! воскликнулъ онъ:-- какъ я радъ, что еще вижу васъ -- очень радъ, очень!
Но джентльменъ, прекрасныя черты лица котораго обличили его, ни слова не отвѣчалъ на этотъ комплиментъ. Онъ только сказалъ, что, вѣроятно, мистеръ Ноббль перемѣнилъ свое намѣреніе ѣхать въ дилижансѣ.
-- Я совсѣмъ отдумалъ ѣхать туда, куда хотѣли
Наступило минутное молчаніе.
-- Впрочемъ, я скажу вамъ напрямикъ, куда я ѣду. Я ѣду въ Пентриджъ, въ гостинницу "Бѣлый Конь", чтобы видѣться тамъ съ капитаномъ: вотъ куда я ѣду. Незнакомецъ выслушалъ эти слова съ удивленіемъ и обнаружилъ нѣкоторое волненіе.
-- Ничего, ничего, сказалъ Ноббль: -- вамъ не слѣдуетъ бояться; стоить мнѣ сказать одно только словцо, и мы будемъ друзьями. Но вотъ и дилижансъ: подождемте, пока онъ проѣдетъ, и тогда вы услышите это слово.
Черезъ минуту мистеръ Флипъ проѣхалъ мимо всадниковъ, которые дали дорогу дилижансу; фонари его колесницы въ пасмурныхъ сумеркахъ бросали на дорогу тусклый, красноватый свѣтъ. Когда всадники, пропустивъ дилижансъ, снова соединились, Ноббль довѣрчиво наклонился на сторону своего сѣдла, и прошепталъ:
-- Заклёпки!
Спутникъ его не рѣшился отвѣчать на этотъ пароль.
-- Надо вамъ правду сказать, сказалъ онъ: -- я не принадлежу ни къ какому обществу, и не имѣю никакихъ тайнъ. То, что я дѣлаю въ политическомъ отношеніи, я дѣлаю, не подчиняясь никому....
-- Кромѣ лорда Вордли, прервалъ другой съ усмѣшкой: -- я знаю все о васъ; хотя вы и можете полагать, что я не знаю. Вы джентльменъ, котораго зовутъ Молодымъ Сквайромъ. Вы ѣхали прямо въ Крукстонъ; но одно изъ писемъ, полученныхъ вами въ гостинницѣ "Ройяль Джорджъ", сообщило вамъ нашъ пароль, и принудило ѣхать, вмѣсто Крукстона, на Пентриджскій митингъ.
-- Значитъ, вы депутатъ этого митинга, возразилъ Молодой Сквайръ, стараясь скрыть свое изумленіе.
-- Такъ точно. Депутатъ отъ восточныхъ провинцій, и еще разъ повторяю вамъ: Заклёпки!
-- О двухъ шляпкахъ! было отвѣтомъ.
Послѣ непродолжительнаго молчанія, втеченіе котораго каждый раздумывалъ, какое направленіе приметъ разговоръ теперь, когда взаимныя отношенія должны отличаться довѣріемъ другъ къ другу, наконецъ Ноббль, приписывая молчаніе своего товарища недовѣрчивости, сказалъ довольно сурово:
-- Послушайте, хоть вы и Сквайръ, но я не позволю дѣлать съ нашимъ братомъ, что хотите; это будетъ похоже на трусость съ моей стороны. Я убѣжденъ, что вы ѣдете заставить ноттингэмскаго капитана поджать, какъ говорится, хвостъ.
-- Я не обязанъ, сэръ, отдавать вамъ отчетъ въ моихъ дѣйствіяхъ, сказалъ Молодой Сквайръ.
-- Можетъ статься.... Вчера вечеромъ я не видѣлъ васъ на ноттингэмекомъ митингѣ, прибавилъ мистеръ Ноббль.
-- Я тамъ не былъ, рѣзко отвѣчалъ джентльменъ.
Мистеръ Ноббль улыбнулся.
-- Но я знаю все, что тамъ происходило.
Мистеръ Ноббль нахмурился и что-то проворчалъ.
Онъ провелъ минуту въ этомъ мрачномъ расположеніи, и наконецъ сказалъ:
-- Я вамъ вотъ что скажу: напрасно вы ѣдете въ этотъ край лить холодную воду на горячее и доброе дѣло. Капитанъ уже собралъ свою команду, и готовъ выступить въ походъ. Команда его хорошо вооружена, замѣтьте это, и онъ на волосъ не отступитъ отъ своего намѣренія. Мы рѣшились приступить къ дѣлу въ эту же ночь. Вы, да и каждый изъ васъ, слишкомъ опоздали съ своими обветшалыми спичами и холодными увѣщаніями относительно терпѣнія и конституціоннаго образа дѣйствій.
-- Мы стараемся убѣдить людей здравомыслящихъ, обнаружить чудовищный обманъ ихъ безумныхъ предводителей, сказалъ Молодой Сквайръ:-- и хотя, въ послѣднее время, я не принималъ ни малѣйшаго участія въ политикѣ,-- я былъ за границей,-- по все же я долженъ, я буду стараться достичь своей цѣли.
-- Только, пожалуйста, не испытывайте вашихъ стараній надъ капитаномъ; въ противномъ случаѣ вы дорого поплатитесь, возразилъ Ноббль суровымъ тономъ.-- Кровь его товарищей взволнована -- она кипитъ въ ихъ груди; берегитесь остудитѣ ее.
-- Принимать ли ваши слова за угрозу или предостереженіе, сказалъ молодой джентльменъ рѣшительнымъ тономъ: -- для меня это все равно. Я пріѣхалъ сюда не за тѣмъ, чтобы ссориться.
-- А за тѣмъ, чтобъ трусить!
Молодой сквайръ не разслышалъ этого оскорбительнаго упрека. Въ это время они подъѣхали къ группамъ работниковъ и ребятишекъ; изъ нихъ нѣкоторые, расхаживая по дорогѣ, шумно о чемъ-то разсуждали, а другіе брянчали пиками и ружьями, вскидывая ихъ на плечи. Нѣкоторые несли длинные факелы, огромные какъ колья и предназначенные освѣщать дорогу ко время похода, иные пробовали ружейные и пистолетные кремни. Словомъ, такой былъ страшный шумъ и сумятица, что они заглушили бы голосъ несравненно сильнѣе голоса мистера Ноббля.
Они слѣзли съ коней у гостинницы "Бѣлый Конь" въ Пентриджѣ. Конюхъ принялъ кровнаго коня и отвелъ его въ конюшню; но Молодой Сквайръ объявилъ, что онъ немедленно отправится въ обратный путь, и потому желаетъ привязать свою сѣрую лошадь у водопоя; при этихъ словахъ, зѣваки, толпа которыхъ увеличивалась съ каждой минутой, дали дорогу молодому джентльмену. Каждый новопришелецъ освѣдомлялся, сдѣлано ли что нибудь; а если нѣтъ, то будетъ ли сдѣлано, и каждый получалъ отвѣтъ, что капитанъ и его товарищи все еще совѣщаются въ комнатѣ. Можетъ статься, джентльмены, пріѣхавшіе верхами, и привезли извѣстія, которыхъ онъ ожидаетъ.
Когда Ноббль вошелъ въ комнату, ноттингэмскій капитанъ, при тускломъ свѣтѣ единственной свѣчи, на грязномъ столѣ, покрытомъ лужами пива, табакомъ и трубками, разсматривалъ карту.
-- Да, говорилъ онъ окружавшимъ его, передвигая пальцемъ по картѣ съ одного мѣста на другое.-- Прежде всего мы обойдемъ деревни. Изъ каждаго дома къ намъ долженъ присоединиться мужчина съ ружьемъ; ни какъ не меньше. Въ Лэнэндѣ насъ встрѣтятъ винчфильдскіе поселяне. Оттуда мы двинемся на чугунный заводъ Буттерли; тамъ возьмемъ пушку и столько людей, сколько будетъ возможно; потомъ въ загородь Тофэма, чрезъ Рипли и Кондоръ, чтобъ переманить на нашу сторону сванвикцевъ. Послѣ того, уже цѣлымъ отрядомъ пойдемъ мимо Альфретона, Сомеркотса, черезъ мостъ Пай, къИствуду. Оттуда въ ноттингэмскій лѣсъ, куда собрались уже ноттингэмскіе ребята тысячами, и, въ какихъ нибудь полчаса, Ноттингэмъ будетъ нашъ.
-- Чего же вы ждете? нетерпѣливо спросилъ одинъ изъ окружавшихъ.
-- Я жду норвичскаго депутата; онъ долженъ привезти мнѣ извѣстіе о времени возстанія въ другихъ мѣстахъ, отвѣчалъ капиталъ.
-- А вотъ и онъ на лицо, сказалъ голосъ въ самыхъ дверяхъ.
-- Ну, что же, сказалъ онъ отрывисто: -- въ которомъ часу?
-- Въ десять, отвѣчалъ Ноббль.
-- Повсемѣстно?
-- Повсемѣстно. Готовы ли вы?
-- Всѣ до единаго, отвѣчалъ капитанъ: -- теперь ровно девять.
Свернувъ карту, и взявъ ее въ руку на подобіе жезла, онъ подошелъ къ дверямъ. Втеченіе двухъ-трехъ минутъ съ жаромъ разговаривалъ онъ съ мистеромъ Нобблемъ. Часть этого разговора была слышна Молодому Сквайру, который въ доводахъ своего спутника видѣлъ или преувеличенія, или чистѣйшую ложь. Ноттингэмскій капитанъ, обрадованный и взволнованный ими, подтянулъ свой передникъ, и безъ того уже крѣпко перетягивавшій его полосатые сермяжные панталоны и коричневый длиннополый сюртукъ (капитанъ въ домашнемъ быту былъ ни болѣе, ни менѣе, какъ чулочный ткачъ) -- махнулъ бумажнымъ жезломъ и отправился сказать привѣтственную рѣчь едва видимымъ группамъ, которыя шумѣли и брянчали оружіемъ передъ пивной лавкой и въ наступившей темнотѣ, увеличиваемой безпрерывнымъ дождемъ, становились еще незамѣтнѣе. Отдавъ приказаніе къ водворенію тишины и порядка, онъ объявилъ имъ, что въ десять часовъ вечера, всѣ государства, то есть Англія, Шотландія, Ирландія и Франція "непремѣнно поднимутъ оружіе и пойдутъ за насъ", что цѣль ихъ предпріятія заключается въ томъ, чтобы осадить Ноттнигэмъ и потомъ взять его; что солдаты въ ноттингэмскихъ казармахъ всѣ на сторонѣ защитниковъ праваго дѣла; что знаменитый ноттингэмскій митингъ наканунѣ этого дня былъ переполненъ красными мундирами, державшими сторону народа; что жители, вооруженные съ головы до ногъ, вышли изъ города и ожидаютъ ихъ прибытія въ ноттингэмскомъ лѣсу; что сѣверныя тучи (подразумевая подъ этимъ йоркширскихъ депутатовъ и ихъ союзниковъ) несутся, уничтожая все передъ собою въ другихъ мѣстахъ; и что каждый получитъ по сту гиней и сколько душѣ угодно рому, когда городъ будетъ взятъ; что въ этотъ самый моментъ семьдесять-пять тысячъ вооруженныхъ людей идутъ въ Лондонъ съ запада, и семьдесять-пять тысячъ съ востока; что ключи отъ Лондонскаго Тоуэра уже въ рукахъ Гэмпденскаго клуба; что къ утру монетный дворъ, дворецъ, банкъ, Вестминстеръ и Сити будутъ во владѣніи ихъ союзниковъ. Онъ кончилъ свою рѣчь безсмысленными стихами, произнося ихъ съ одушевленіемъ вдохновеннаго поэта. Слушатели привѣтствовали оратора оглушительными криками: "Прочь всѣхъ притѣснителей! Прочь сборщиковъ податей! Свобода и реформа Парламента!..." Между тѣмъ какъ взрослые мужчины кричали во все горло, ребятишки прыгали, бросали шайки на воздухъ и стрѣляли изъ ружей, толпа вооруженныхъ людей умоляла капитана вести ихъ къ побѣдѣ или смерти.
Молодой Сквайръ, остававшійся до этой минуты незамѣченнымъ зрителемъ, выступилъ теперь впередъ, и звучнымъ своимъ голосомъ потребовалъ вниманія.
-- Это-то и есть Молодой Сквайръ? Вотъ оно что! Кромѣ хорошаго мы ничего не слышали объ этомъ Сквайрѣ; послушаемъ же его и теперь.
Молодой Сквайръ смѣло объявилъ, что сообщенныя имъ извѣстія -- чистѣйшая ложь. Сѣверныя тучи давно уже разсѣяны, и Ноттингэмъ, на субботнемъ ночномъ митингѣ, принялъ рѣшеніе въ пользу миролюбивыхъ мѣръ; на этомъ митингѣ не было ни одного солдата.
Подлѣ водопоя раздался изступленный голосъ:
-- Ложь! ложь!
Молодой Сквайръ объявила имъ, что тщетно стали бы они искать въ ноттингэмскомъ лѣсу вооруженныхъ мятежниковъ (общій крикъ: "Вы ровно ничего не знаете объ этомъ!"). Что касается до всеобщаго возстанія, то но свѣдѣніямъ, которыя находятся въ его распоряженіи, ничего подобнаго не было, нѣтъ и не будетъ ни въ Лондонѣ, ни въ какомъ другомъ мѣстѣ. Горячо и страстно умолялъ онъ ихъ удержаться отъ нарушеній порядка; увѣрялъ ихъ, что каждый шагъ, который они рѣшатся сдѣлать съ этого мѣста, и съ цѣлями, которыя они имѣютъ въ виду, будетъ шагомъ къ собственной ихъ гибели.
Въ толпѣ поднялся ропотъ, какой-то глухой, невнятный говоръ,-- замѣтно было, что слова Молодаго Сквайра произвели нѣкоторое дѣйствіе и что толпа колебалась. Это тотчасъ было замѣчено предводителями: между Нобблемъ и капитаномъ началось непродолжительное, но горячее совѣщаніе. Ткачъ выступилъ впередъ, прежде чѣмъ Сквайръ успѣлъ сказать еще одно слово.
-- Позвольте мнѣ предложить этому удивительному Молодому Сквайру одинъ вопросъ, сказалъ онъ громко и многозначущимъ тономъ.-- Не вы ли, сэръ, предлагаете себя въ депутаты отъ Стутбери, этого гнилаго мѣстечка, принадлежащаго лорду Вордли?
Молодой Сквайръ ни сколько не медля отвѣчалъ, что онъ дѣйствительно считается кандидатомъ на это мѣсто, и кандидатомъ безъ соперниковъ; и хотѣлъ было прибавить, что онъ будетъ засѣдать въ Парламентѣ съ единственною цѣлью -- защищать права народа,-- но поднявшійся въ толпѣ свистъ и шиканье заставили его умолкнуть. Его называли не защитникомъ, но притѣснителемъ народа, измѣнникомъ, который ради личныхъ своихъ выгодъ, продался аристократіи. Толпа всей массой стала тѣсниться къ невысокому крыльцу, на которомъ онъ стоялъ; его бы, кажется, въ одинъ моментъ сдернули съ площадки, еслибъ, въ темнотѣ наступившей ночи, можно было отличить его отъ окружавшихъ лицъ. Въ эту минуту мистеръ Ноббль, подъ предлогомъ водворенія спокойствія, а въ сущности, чтобъ еще болѣе разгорячить толпу, предложилъ, что, такъ какъ Молодой Сквайръ набросилъ сомнѣніе на преданность нотгингэмскихъ приверженцевъ, то пусть кто нибудь съѣздитъ въ ноттингэмскій лѣсъ и привезетъ вѣрное извѣстіе, стоятъ ли тамъ лагеремъ вооруженные люди, или нѣтъ? Сынъ содержателя гостинницы, молодой Таннеръ, стоявшій подлѣ Ноббля, взвелъ курокъ своего пистолета и, проскрежетавъ зубами, сказалъ:
-- Если онъ солгалъ, мы разстрѣляемъ его!
Капитанъ хлопнулъ молодого человѣка по плечу и сказалъ, что лучше его никто не исполнить такого порученія.
-- Бери лошадь Молодого Сквайра, сказалъ онъ: -- и лети какъ можно скорѣе въ Иствудъ и обратно.
Моллдой Сквайръ сильно протестовалъ противъ этого распоряженія; онъ бросился было къ лошади, но желѣзная рука капитана не позволила ему тронуться съ мѣста.
-- Нѣтъ, нѣтъ, сказалъ онъ:-- мы не такъ легко разстаемся съ измѣнниками, какъ вы полагаете.
Молодой человѣкъ при всемъ своемъ сопротивленіи, долженъ былъ уступить числу и превосходной силѣ. Капитанъ, между тѣмъ, не теряя ни минуты, приказалъ помощникамъ своимъ выстроить отряды. Условный часъ приближался.
-- Или теперь, или никогда! воскликнулъ онъ.-- Зажигайте факелы!
На улицѣ появился пылающій пукъ хворосту, изъ-подъ очага гостинницы. Каждый предводитель десяти человѣкъ зажегъ свой факелъ, и, проходя сквозь толпу, увлекалъ за собою свой десятокъ. Эти пылающія знамена, разбрасывая искры, трещали отъ каждой капли дождя, и разливали тусклые кружки красноватаго свѣта, нисколько не уменьшавшаго ночную темноту. Посланный, садясь на лошадь сквайра, не могъ различить авангарда этой маленькой нестройной арміи отъ аріергарда; онъ даже не въ состояніи былъ разсмотрѣть, по какому направленію она двинулась въ походъ. Голосъ капитана заглушалъ и громкій говоръ, обличавшій возбужденіе въ народѣ, и шлепанье множества ногъ по грязи.
-- Сначала къ чугуннымъ заводамъ; потомъ по человѣку и ружью изъ каждаго дома, начиная отъ этого мѣста, до Нотгингэма! Смотрѣть за плѣнникомъ!
-- За плѣнникомъ! повторилъ Фланкеръ, далъ шпоры сѣрому скакуну, и помчалъ въ непроницаемую мглу: -- Молодому Сквайру, для развлеченія, мы очень скоро доставимъ товарищей. Кто можетъ стрѣлять и сражаться, но не хочетъ, того разстрѣливать.
ГЛАВА IV.
Густая шотландская мгла, или, вѣрнѣе, дождь мелкій какъ пыль и перемѣшанный съ крупными каплями, дождь, отъ котораго потускли свѣтлыя пуговки мистера Ноббля и потемнѣлъ синій его фракъ, дождь, который заставилъ его спутника перемѣнить одежду на перекресткѣ между Ноттингэмомъ и Пентриджемъ, распустилъ всѣ дороги и наводнилъ всѣ луга, окружавшіе деревню, которую я назвалъ Крукстонскими Ивами; -- съ плетней, какъ съ каскадовъ, катилась вода и журчала въ канавахъ; рогатый скотъ, старавшійся укрыться подъ деревьями, возвращался на открытыя поля, чтобъ избѣгнуть тяжелыхъ неправильныхъ стоковъ съ древесныхъ вѣтвей; покрытая штукатуркой и окропленная дождемъ, церковная башня бросала рѣзкую тѣнь на мокрый глянецъ аспидной кровли; потоки водосточныхъ трубъ пробивали подлѣ сельскихъ домиковъ небольшія ямки, манившія ребятишекъ окунать головы при входѣ или выходѣ изъ дома; сѣрый котенокъ изъ почтовой конторы, переступая съ камешка на камешекъ, осторожно пробирался съ визитомъ къ своей родственницѣ въ домѣ Мэри Гарстангъ; почтмейстерская собака, поджавъ хвостъ, медленно волочилась по улицѣ, забывая лаять на выходки утятъ, купавшихся въ лужахъ и съ тревожнымъ крикомъ дававшихъ дорогу такому безпокойному прохожему. Весьма немногія изъ человѣческихъ существъ проходили въ тотъ вечеръ по деревнѣ, кромѣ развѣ грума изъ Угловаго Коттэджа (который ѣхалъ на сѣрой лошади но дорогѣ въ Альфретонъ), и почтальона. Колеса ноттингэмской повозки, оставлявшія за собою пару струившихся впадинъ, остановились у воротъ постоялаго двора, остановились потому, что усталыя лошади не хотѣли сдѣлать этими колесами ни одного поворота. Маленькая валлійская лошадка извощика, съ головы, гривы и хвоста которой катились потоки, остановилась посреди дороги какъ вкопанная, съ какимъ-то глупымъ выраженіемъ. Ни фырканье другихъ лошадей, сопровождаемое звономъ колокольчиковъ, ни ведро воды, вылитое на копыта, не могли вывести ее изъ этого оцѣпенѣнія. Самъ извощикъ безпечно прислонился къ столбу подъ навѣсомъ постоялаго двора, вглядываясь въ холодную, непроницаемую мглу; вглядываясь въ нее даже въ то время, когда лицо его закрывалось кружкой пива; вглядываясь въ нее и, въ тоже время, спрашивая конюха, перестанетъ ли этотъ нескончаемый дождь; вглядываясь въ нее и, въ тоже время, отдавая приказаніе мальчику вынуть изъ передка повозки коробку, отдать ее на почту и принести оттуда восемь пенсъ.
Мальчикъ получилъ эти деньги и, зажавъ ихъ въ кулакъ, возвращался домой; но онѣ неожиданно разсыпались по дорогѣ; ихъ вышибла изъ его руки служанка Угловаго Коттеджа, опрометью и закрывъ голову передникомъ, бѣжавшая узнать "привезли ли вещи." Почтмейстерша отвѣтила, что "вещи привезены благополучно и завтра же будутъ готовы къ отправленію въ Лондонъ, вмѣстѣ съ поклажей миссъ Левайнъ." Получивъ такой отвѣтъ, молодая служанка исчезла, выразивъ восторгъ свой такимъ размашистымъ притворомъ дверей, что съ одного изъ стеколъ отлетѣла жестяная вывѣска, извѣщавшая дворянство, купечество и вообще всю публику, что миссъ Пильсъ кроитъ и шьетъ различнаго рода платья и наряды по самымъ сходнымъ цѣпамъ.
Поставивъ на мѣсто свое объявленіе такъ спокойно, какъ будто вывѣска падала каждый день, миссъ Пильсъ вынула изъ картона миньятюрный чепчикъ, кусокъ тюля, свертокъ бѣлой фланели, обрѣзокъ шелковой матеріи и нѣсколько ярдовъ каленкора. Потомъ она выкроила полдюжины чепчиковъ, и приготовилась шить ихъ и оторочить кружевомъ собственнаго рукодѣлья особы, заказавшей эту работу.
Миссъ Пильсъ была очень задумчива и очень печальна. Она не могла заниматься работой съ обычнымъ прилежаніемъ, хотя работа была спѣшная. Она часто вздыхала, и глаза ея наполнились слезами; такъ что она принуждена была оставить шитье. Не грѣшно ли еще ей заниматься работой подобнаго рода? Не сдѣлала ли она преступленіе, давъ согласіе, по убѣдительной просьбѣ, помочь одинокой молодой женщинѣ, которую свѣтъ называлъ несчастною? Не вмѣнять ли ей въ преступленіе Помощь жертвѣ несчастія? И опять, когда узнаютъ, что она тайно помогала миссъ Левэйнъ, не перестанутъ ли всѣ лэди дѣлать ей заказы? Можетъ быть и перестанутъ. Она знала, что мистриссъ Кальдеръ сдѣлаетъ это первая. Что же дѣлать? о потерѣ работы она бы не стала сожалѣть, еслибъ только знала, что она поступила справедливо! Потомъ взглядъ на большое окно Угловаго Коттеджа, видъ блѣднаго, озабоченнаго лица, съ большими глазами, окаймленными черными бровями, и устремлявшимися въ туманную даль, каждый разъ, когда слышался отдаленный звукъ лошадиныхъ копытъ, разсѣевали ея нерѣшимость, и иголка протыкала матерію чаще и быстрѣе прежняго.
-- Къ тому же, продолжала думать совѣстливая швея: -- миссъ Левэйнъ сама, ея мать, такъ недавно оставившая этотъ свѣтъ, нея отецъ, покойный священникъ, умный и набожный,-- уклоненіе отъ помощи всегда вмѣняли и себѣ и другимъ въ прегрѣшеніе.
Во всемъ приходѣ едва ли нашлось бы семейство, которое не благодарило бы ихъ за благодѣянія, за помощь, начиная отъ простыхъ словъ утѣшенія и тайнаго подаянія милостыни, до сохраненія отъ совершенной гибели. Когда ея мать болѣе двухъ лѣтъ находилась въ болѣзненномъ и безпомощномъ состояніи, и когда сама миссъ Пильсъ доведена была почти до крайности, то или священникъ Левэйнъ, или мистриссъ Левэйнъ, или миссъ Левэйнъ, ежедневно приходили навѣстить больную, и никогда съ пустыми руками. Кто какъ не мистеръ Левэйнъ, своимъ вліяніемъ доставилъ ей мѣсто почтмейстерши, хотя она и все ея семейство были диссиденты. А почемъ знать, можетъ быть миссъ Левэйнъ и невинна. Быть можетъ она замужемъ, но обстоятельства заставляютъ ее держать это въ тайнѣ.
Тѣнь повозки, медленно тащившейся но дорогѣ въ Матлокъ, закрыла на минуту окно, и миссъ Пильсъ снова прекратила работу. Голова ея начинала болѣть. Печальныя догадки, приходившія ей въ голову относительно миссъ Левэйнъ, становились выше ея силъ. Ее тревожила тѣнь мистриссъ Кальдеръ Дорнли которая въ послѣднее время часто приходила къ ея дому, тихонько отворяла дверь, принужденно садилась въ ея комнатѣ и предлагала пытливые вопросы на счетъ Угловаго Коттеджа: "не замѣчала ли миссъ Пильсъ, не входилъ ли кто-нибудь въ Коттеджъ, не выходилъ ли кто? Откуда приходили письма на имя миссъ Левэйнъ, и куда отъ нея отправлялись?-- говорила мистриссъ Кальдеръ всегда (даже по кроткимъ понятіямъ миссъ Пильсъ) съ какою-то злобой, и, упоминая, какъ иногда знатныя фамиліи подвергаются позору чрезъ пороки дѣвчонокъ низкаго происхожденія, она бросала изъ черныхъ глазъ своихъ яркія искры гнѣва; всѣ свои сужденія она постоянно относила къ "молодой особѣ, которая живетъ напротивъ", и оканчивала свои посѣщенія угрозами позора и гибели всѣмъ жителямъ Крукстонскаго имѣнья, которые осмѣлятся содѣйствовать или скрывать фамильное безчестіе, замышляемое противъ фамилій Дорнли и Стонарда, все равно будетъ ли это рожденіе дитяти или бракъ. Между тѣмъ очевидно было, что эти выраженія не истекали изъ нравственныхъ правилъ, потому что мистриссъ Кальдеръ постоянно оказывала благоволеніе вѣтренной и безнравственной женщинѣ, Мери Гарстангъ, и ея ребенку.
Встревоженная квакерка, чтобъ облегчить себя отъ грустныхъ размышленій, снова посмотрѣла на окно противоположнаго коттеджа. Тоже самое лицо представилось ей, тѣ же большіе глаза пристально смотрѣли на Ноттингэмскую дорогу. Миссъ Пильсъ знала, что мистеръ Джорджъ Дорнли долженъ пріѣхать и взять миссъ Левэйнъ въ Лондонъ, въ день своего рожденія. Ахъ, да! вѣдь сегодня девятое іюня! Нѣтъ никакого сомнѣнія, что она поджидаетъ его. Но что, ежели онъ не пріѣдетъ?
Это обстоятельство привело ей на умъ, что внезапная горесть и даже внезапная радость иногда ускоряютъ о даже окончательно совершаютъ тотъ случай въ жизни женщины, котораго миссъ Левэйнъ ожидала; и потому она снова принялась за шитье и рѣшилась кончить заказъ къ вечеру.
Въ свою очередь и Юста Левэйнъ была занята въ гостинной Угловаго Коттеджа. Послѣ завтрака ей предстояло уложить вещи къ отправленію въ Лондонъ; но уложить, не трогая тѣхъ хорошенькихъ украшеній въ комнатахъ, которыя ожидаемый гость любилъ видѣть. Въ промежутки дѣятельности она продолжала свое воображаемое путешествіе вмѣстѣ съ нимъ, пока воображеніе повиновалось ей. Оно перенесло ее изъ Дувра въ Лондонъ, изъ Лондона въ Стутбери и изъ Стутбери въ Ноттингэмъ; оно перенесло ее въ ту самую гостинницу, гдѣ годъ тому назадъ, она провела счастливѣйшій день своего существованія. Она мысленно видѣла, что предметъ ея нетерпѣливыхъ ожиданій, предметъ ея пламенной любви садится у дверей гостинницы на Черную Нэпъ, чтобъ ѣхать къ ней, и чувствовала, что теперь ихъ раздѣляетъ нѣсколько часовъ, сокращавшихся съ каждой минутой.
Подъ вліяніемъ надеждъ, что, можетъ быть, онъ вздумаетъ сдѣлать ей сюрпризъ и пріѣдетъ раньше назначеннаго срока, Юста безпрестанно посматривала на часы, и, зная всѣ изгибы и повороты дороги, слѣдила мыслью за каждымъ его шагомъ до условнаго мѣста встрѣчи съ его грумомъ, и оттуда до дверей ея коттеджа.... Но воображеніе, какъ будто нарочно, не согласовалось съ дѣйствительностью, и Юста снова ворочалась назадъ, и снова слѣдила за ожидаемымъ гостемъ по той же дорогѣ, и когда воображеніе приводило ее снова къ дверямъ, дѣйствительность снова удаляла его, заставляя Юсту испытывать всю горечь разочарованія. Въ то время, когда всѣ способности души, всѣ фибры физическаго организма напряжены были въ одно всепоглощающее ожиданіе,-- желаніе прибытія гостя смѣшивалось съ неопредѣленнымъ опасеніемъ, что это желаніе не осуществится. Радость встрѣчи была бы восхитительна; и чѣмъ болѣе приближалась минута встрѣчи, тѣмъ менѣе Юста чувствовала въ себѣ силъ перенести такую радость. Поэтому, каждое послѣдующее разочарованіе, когда она слышала, или воображала, чтослышала, приближеніе конскаго топота, и когда звуки его замолкали вдали, служило въ нѣкоторой степени облегченіемъ.
Чтобъ разсѣять подобныя мысли, она еще разъ дала волю своему воображенію рисовать картину предстоящей встрѣчи. Она представляла себѣ, какъ Джорджъ Дорнли взбирается на вершину горы, слышала, какъ онъ мчится къ ней на бойкомъ сѣромъ конѣ. Она стояла у дверей, чтобъ встрѣтить его; она была уже въ его крѣпкихъ объятіяхъ, ощущала на щекѣ своей его горячій поцалуй, слышала какъ звучный, благородный голосъ его смягчался постепенно и шепталъ си на ухо о страстной любви.... Голова ея начинала кружиться.... Она падала въ обморокъ.
Докторъ Боль, знавшій лучше, чѣмъ кто нибудь, въ какомъ критическомъ положеніи находилась миссъ Левэйнъ въ это время, счелъ бы едва слышный приходъ мистрисъ Кальдеръ въ комнату Юсты за весьма счастливое посѣщеніе. Мистриссъ Кальдеръ, выпущенная своимъ мужемъ изъ кареты подлѣ церкви, перешла черезъ кладбище, вошла въ коттеджъ, и положила въ передней мокрый плащъ и мокрую шляпку, никѣмъ не -- слышанная, никѣмъ незамѣченная. Она явилась какъ разъ вовремя, чтобы охладить воображеніе Юсты и избавить ее отъ обморока. При видѣ мистриссъ Кальдеръ, въ Юстѣ произошла совершенная реакція, такъ что Юста вскорѣ успокоилась и могла говорить. Боязливость была въ ея натурѣ; по теперь, надежда, столь близкая къ осуществленію, придавала ей бодрость и силу,-- ей, взволнованной, озабоченной и безпомощной. Она рѣшилась даже сказать, что присутствіе посѣтительницы въ это время было крайне некстати.
Мистриссъ Кальдеръ, расположившись на самомъ жесткомъ и самомъ прямомъ стулѣ, вынула изъ кармана какое-то рукодѣлье, выкроенное по строгой геометрической выкройкѣ. Дѣйствія эти обозначали, что ея визитъ будетъ довольно продолжителенъ.
-- Я посѣтила васъ по обязанности, сказала она: -- и условилась съ мужемъ остаться, пока онъ не заѣдетъ за мной изъ Матлока. Какъ ни непріятно для васъ и для меня, миссъ Левэйнъ, но я должна исполнить возложенную на меня обязанность.
-- Кѣмъ? невинно спросила Юста.
-- Моимъ мужемъ и моею совѣстью, былъ отвѣтъ.-- Теперь нельзя терять времени; мы отчасти ожидаемъ нашего брата, потому что сегодня день его рожденія; онъ распорядился пріѣхать сегодня домой....
-- Вы отчасти ожидаете его? прервала Юста, ужасаясь мысли объ отмѣнѣ пріѣзда.-- Неужели вы неувѣрены, что онъ пріѣдетъ?
Мистриссъ Кальдеръ всегда была такъ непогрѣшительна въ своихъ доводахъ и догадкахъ, что никогда не обращала вниманія на вопросы, которыми прорывалась ея рѣчь.
-- И, продолжала она, тѣмъ же тономъ, какимъ начала, и почти не переводя духъ:-- такъ какъ мужъ мой поручилъ мнѣ узнать отъ васъ нѣкоторые факты, весьма важные для нашей фамиліи, то я и пришла сюда узнать ихъ.
Послѣ этого она поставила на видъ, самымъ яснымъ и самымъ убѣдительнымъ образомъ, какое важное значеніе въ государствѣ имѣетъ Крукстонское помѣстье и Крукстонская фамилія; въ противоположность этому она представила низкое происхожденіе миссъ Левэинъ, объяснивъ, что, хотя ея покойная мать и была дочь епископа, по отецъ епископа былъ пивоваръ, а дѣдъ миссъ Левэинъ, со стороны отца, былъ весьма незначительный фермеръ. Но этому всякая мысль о бракѣ между двумя такими фамиліями возбудитъ негодованіе отъ одного конца округа до другаго; говорить о другихъ смѣшныхъ несообразностяхъ, она не считала за нужное.
Мистриссъ Дорнли имѣла привычку не смотрѣть въ лицо тому, съ кѣмъ говорила; а тѣмъ болѣе, въ лицо тѣхъ, кого не любила. Слѣдовательно, она не замѣтила, что Юста,-- терзаемая сомнѣніями, столпившимися въ ея душѣ, и старавшаяся убѣдить себя, что Джорджъ, спѣша къ ней, находится отъ нея въ нѣсколькихъ миляхъ,-- не обращала на ея слова ни малѣйшаго вниманія. Озабоченная и нетерпѣливая, она не могла оставаться на софѣ, и ходила по комнатѣ встревоженная, но молчаливая.
Мистриссъ Кальдеръ переносила это терпѣніе съ равнодушіемъ стоика. Ни разу она не поправила нитки въ иголкѣ,-- ниразу не отвела глазъ отъ рукодѣлья: -- она терпѣливо ожидала, когда Юста сядетъ на софу.
И когда Юста сѣла, мистриссъ Кальдеръ сказала ей жосткимъ и холоднымъ тономъ:
-- Я должна же наконецъ получить для мужа удовлетворительное объясненіе. Теперь девять часовъ, а онъ условился быть здѣсь въ четверть десятаго. До его возвращенія, и до пріѣзда его брата (если только онъ пріѣдетъ), я должна узнать, Замужемъ вы, или нѣтъ;;-- знать это для насъ тѣмъ болѣе нужно, что черезъ мѣсяцъ или два; сколько я могу судить, вы будете матерью.
Никогда до этого она не говорила такъ прямо, и ея слова постепенно возбуждали вниманіе Юсты.
Юста хотѣла говорить, по только волновалась ея грудь, и она не могла вымолвить слова. Съ умоляющимъ видомъ она смотрѣла на нее и рыдала. Но это ни къ чему не вело; мистроссъ Кальдеръ не отрывала глазъ отъ своей работы и не показывала ни малѣйшаго нетерпѣнія услышать требуемое признаніе. Рыданіе ей нравилось, и когда оно сдѣлалось громче и сильнѣе, она выразила надежду, что миссъ Левэйнъ не захочетъ, какъ это дѣлаютъ молодыя женщины въ простомъ сословіи, уклониться отъ признанія, прибѣгнувъ къ истерикѣ. Бѣдная Юста! она уже и то находилась подъ вліяніемъ истерическаго припадка. Но, вспомнивъ, что объясненіе касалось интересовъ и желаній ея мужа, она успокоилась, и прерывающимся голосомъ сказала:
-- Я уже неоднократно повторяла вамъ, что клятва и честь обязываютъ меня не открывать никому характеръ моихъ отношеній къ мистеру Джорджу. О, пожалѣйте меня! Не принуждайте меня измѣнить моей клятвѣ! Не искушайте меня! Я переносила и ваше презрѣніе и гнѣвъ вашего мужа. Я слышала, что вы называли того, кого я люблю болѣе жизни своей, и вольнодумцемъ и измѣнникомъ. Это продолжалось нѣсколько мѣсяцовъ, неужьли вы не подождете еще какой нибудь часъ? Неужьли вы не подождете пріѣзда мистера Дорили, который дастъ отвѣтъ вамъ и за меня и за себя?
-- Неизвѣстно еще, пріѣдетъ ли онъ. Я, съ своей стороны, такого мнѣнія, что нѣкоторыя обстоятельства задержать его. Правительство....
-- Я увѣрена, что онъ пріѣдетъ, какъ увѣрена въ томъ, что Провидѣніе теперь бодрствуетъ надо мною, съ горячностью воскликнула Юста.-- Онъ долженъ пріѣхать. Для чего же я и живу на свѣтѣ, какъ не для его пріѣзда?
Послѣднія слова произнесла Юста почти съ изступленіемъ.
-- Правительство, продолжала мистриссъ Кальдеръ съ невозмутимымъ спокойствіемъ:-- можетъ найти поводъ задержать его тамъ, гдѣ его присутствіе необходимо; оно можетъ заключить его въ безопасное мѣсто, гдѣ мятежныя дѣйствія, въ которыхъ онъ виноватъ былъ до отъѣзда за границу, не могутъ повторяться.
-- Но онъ пріѣдетъ -- сюда -- ко мнѣ. Его не разлучатъ со мною каменныя стѣны, онъ пробьется ко мнѣ сквозь полчища враговъ. Я считаю невозможнымъ для него не пріѣхать, какъ невозможно будетъ для меня жить въ этомъ мірѣ, если онъ не пріѣдетъ.
-- Во всякомъ случаѣ, сказала мистриссъ Кальдеръ, дѣлая петельку:-- на вопросъ мой должно отвѣчать. Колебаться вамъ нечего: за мужемъ ли вы или нѣтъ, но участь вашей жизни будетъ весьма незавидная. Если вы не жена, вамъ придется переносить презрѣніе, которое всѣ здравомыслящіе люди.... Она не кончила этой фразы, но только замѣтила, что становится темно работать.-- Если вы за мужемъ, продолжала она, сложивъ руки:-- то ваше дитя будетъ нищимъ,-- безъ всякихъ правъ на наслѣдство.
Душа Юсты снова затворилась для всего, кромѣ пламеннаго желанія увидѣть Джорджа Дорнли. Она снова посмотрѣла на часы, и соображая время съ разстояніемъ, разсчитывала, что теперь Джорджъ долженъ находиться въ нѣсколькихъ шагахъ, потому что назначенное время почти наступило. Вошедшая съ свѣчами служанка вывела ее изъ раздумья вопросомъ, не запереть ли ставни?
-- Нѣтъ, нѣтъ, не запирать, торопливо сказала Юста:-- они заглушать всѣ звуки съ дороги!
Когда дѣвочка вышла изъ комнаты, мистриссъ Кальдеръ снова принялась за шитье.
-- Докторъ Боль, сказала она:-- и мистеръ Биршо, фамильный адвокатъ, объявили, что здоровье стараго мистера Дорнля такъ значительно поправилось, благодаря батскому воздуху, что онъ скоро будетъ въ состояніи заняться семейными дѣлами; и что если старшій его сыпь женился на особѣ безъ званія и состоянія, то онъ первымъ дѣломъ своимъ поставить лишить его права на наслѣдство Крукстонскихъ имѣній.
Мистриссъ Кальдеръ остановилась, чтобъ посмотрѣть, какое дѣйствіе произведутъ ея слова на Юсту и взглянула вверхъ. Она увидѣла, что Юста обратилась вся въ ожиданіе; однимъ ухомъ она прильнула къ окну; всѣ способности души ея повидимому сосредоточились въ слухѣ. Замѣтивъ, что слова ни къ чему не вели, строгая нравоучительница сочла обязанностью приступить къ дѣлу рѣшительнѣе.
-- Я сказала, миссъ Левэйнъ, что положительная нищета...
-- Тс! воскликнула Юста, поднявъ кверху палецъ.-- Я слышу конскій топотъ -- и съ этими словами притаила дыханіе.-- Да, я не ошибаюсь, это дѣйствительно конскій топотъ.
И она снова стала вслушиваться; лицо ея покрылось яркимъ румянцемъ.
-- Я серьёзно должна обратить ваше вниманіе, продолжала мистриссъ Кальдеръ: -- на позорное....
-- Нѣтъ, сказала Юста, опускаясь въ кресло:-- это двѣ лошади. Не можетъ быть, чтобъ это былъ онъ!
Потомъ, желая смягчить одну душевную пытку переходомъ къ другой, она согласилась выслушать свою посѣтительницу.
Мистриссъ Кальдеръ, въ немногихъ, по колкихъ словахъ описала непремѣнное лишеніе наслѣдства, ожидающее Джорджа Дорнли; и Юста, до этой поры никогда не размышлявшая о бѣдствіи мужа, приписывая это бѣдствіе, если бы оно случилось, единственно себѣ, чувствовала, что голова ея горѣла и въ глазахъ начинало темнѣть; по слезы облегчили ее. Иголка мистриссъ Кальдеръ продолжала шить кисею такъ механически и такъ правильно, какъ маятникъ. Въ это время послышался стукъ колесъ Крукстонской кареты, и Юста, страшась прихода Кальдера Дорнли, рѣшилась въ послѣдній разъ обратиться къ женѣ его съ мольбою.
-- Вы ненавидите меня, я это знаю, сказала она, глядя на нее сквозь слезы.-- Вы ненавидите и Джорджа болѣе того, чѣмъ нѣкогда его любили. Мистриссъ Кальдеръ прикусила губу, и ея нитка, до этого времени твердая и прямая, дрожала теперь въ воздухѣ.
-- Но, какъ женщина женщину, я умоляю васъ имѣть ко мнѣ сожалѣніе. Я всегда была доброжелательна къ вамъ. Я могла бы быть вамъ сестрою. Совершенно одинокая, я искала сестринскаго сочувствія и состраданія. Въ цѣломъ мірѣ у меня нѣтъ друга, кромѣ одного, любовь котораго ко мнѣ составляетъ, какъ вы говорите, источникъ его гибели. Подарите мнѣ хоть одно ласковое слово... и Юста зарыдала.-- Подарите мнѣ взглядъ, который бы вы бросили на умирающаго нищаго.-- Юста придвинулась къ ней ближе.-- Если, продолжала она страстно: вы ненавидите меня, потому только, что я скрывала отъ васъ мою тайну, если нарушеніе моей торжественной клятвы спасетъ Джорджа отъ бѣдствія....
-- Кончайте, сказала невѣстка угрюмо и въ то же время пристально глядя на умолявшую.
-- Я признаюсь. Мы повѣнчаны.
Мистриссъ Кальдеръ внезапно откинулась назадъ, какъ будто Юста ее ужалила. Повѣнчаны! Ожидаемое дитя законно, а она сама бездѣтна! Даже еслибъ Джорджъ Дорнли лишился наслѣдства за возмущеніе и измѣну, то и тогда всѣ помѣстья отдадутся его законнымъ наслѣдникамъ и ускользнутъ отъ ея мужа! О, еслибъ старый мистеръ Дорнли въ состояніи былъ лишить его наслѣдства теперь же!
Юста вовсе не замѣчала презрѣнія со стороны мистриссъ Кальдеръ; ея вниманіе отвлечено было совсѣмъ въ другую стопу. Карета мистера Кальдера остановилась у дверей, и самъ онъ вышелъ изъ нея: но въ это время по дорогѣ снова послышался топотъ лошадиныхъ копытъ. Юста вскочила и вскрикнула:
-- Это онъ! онъ!
Она подбѣжала къ окну и посмотрѣла пристально въ непроницаемую мглу мелкаго дождя.
Да это Черная Пэнъ, сказала она, напрягая слухъ. Я знаю ея рысь и ея поступь.