Жила-была штопальная игла; она считала себя такой тонкой, что воображала, будто она швейная иголка.
-- Смотрите, смотрите, что вы держите! -- сказала она пальцам, когда они вынимали ее. -- Не уроните меня! Упаду на пол -- чего доброго, затеряюсь: я слишком тонка!
-- Будто уж! -- ответили пальцы и крепко обхватили ее за талию.
-- Вот видите, я иду с целой свитой! -- сказала штопальная игла и потянула за собой длинную нитку, только без узелка.
-- Пальцы ткнули иглу прямо в кухаркину туфлю, -- кожа на туфле лопнула, и надо было зашить дыру.
-- Фу, какая черная работа! -- сказала штопальная игла. -- Я не выдержу! Я сломаюсь!
И вправду сломалась.
-- Ну вот, я же говорила, -- сказала она. -- Я слишком тонка!
"Теперь она никуда не годится", -- подумали пальцы, но им все-таки пришлось крепко держать ее: кухарка накапала на сломанный конец иглы сургуч и потом заколола ею косынку.
-- Вот теперь я -- брошка! -- сказала штопальная игла. -- Я знала, что буду в чести: в ком есть толк, из того всегда выйдет что-нибудь путное.
И она засмеялась про себя, -- ведь никто не видал, чтобы штопальные иглы смеялись громко, -- она сидела в косынке, словно в карете, и поглядывала по сторонам.
-- Позвольте спросить, вы из золота? -- обратилась она к соседке-булавке. -- Вы очень милы, и у вас собственная головка... Только маленькая! Постарайтесь ее отрастить, -- не всякому ведь достается сургучная головка!
При этом штопальная игла так гордо выпрямилась, что вылетела из платка прямо в раковину, куда кухарка как раз выливала помои.
-- Отправляюсь в плавание! -- сказала штопальная игла. -- Только бы мне не затеряться!
Но она затерялась.
-- Я слишком тонка, я не создана для этого мира! -- сказала она, лежа в уличной канаве. -- Но я знаю себе цену, а это всегда приятно.
И штопальная игла тянулась в струнку, не теряя хорошего расположения духа.
Над ней проплывала всякая всячина: щепки, соломинки, клочки газетной бумаги...
-- Ишь, как плывут! -- говорила штопальная игла. -- они понятия не имеют о том, кто скрывается тут под ними. -- Это я тут скрываюсь! Я тут сижу! Вон плывет щепка: у нее только и мыслей, что о щепках. Ну, щепкой она век и останется! Вот соломинка несется... Вертится-то, вертится-то как! Не задирай так носа! Смотри, как бы не наткнуться на камень! А вон газетный обрывок плывет. Давно уж забыть успели, что на нем напечатано, а он, гляди, как развернулся!.. Я лежу тихо, смирно. Я знаю себе цену, и этого у меня не отнимут!
Раз возле нее что-то заблестело, и штопальная игла вообразила, что это бриллиант. Это был бутылочный осколок, но он блестел, и штопальная игла заговорила с ним. Она назвала себя брошкой и спросила его:
-- Вы, должно быть, бриллиант?
-- Да, нечто в этом роде.
И оба думали друг про друга и про самих себя, что они настоящие драгоценности, и говорили между собой о невежественности и надменности света.
-- Да, я жила в коробке у одной девицы, -- рассказывала штопальная игла. -- Девица эта была кухаркой. У нее на каждой руке было по пяти пальцев, и вы представить себе не можете, до чего доходило их чванство! А ведь занятие у них было только одно -- вынимать меня и класть обратно в коробку!
-- А они блестели? -- спросил бутылочный осколок.
-- Блестели? -- отвечала штопальная игла. -- Нет, блеску в них не было, зато сколько высокомерия!.. Их было пять братьев, все -- урожденные "пальцы"; они всегда стояли в ряд, хоть и были различной величины. Крайний -- Толстяк, -- впрочем, отстоял от других, он был толстый коротышка, и спина у него гнулась только в одном месте, так что он мог кланяться только раз; зато он говорил, что если его отрубят, то человек не годится больше для военной службы. Второй -- Лакомка -- тыкал нос всюду: и в сладкое и в кислое, тыкал и в солнце и в луну; он не нажимал перо, когда надо было писать. Следующий -- Долговязый -- смотрел на всех свысока. Четвертый -- Златоперст -- носил вокруг пояса золотое кольцо и, наконец, самый маленький -- Пер-музыкант -- ничего не делает и очень этим гордился. Да, они только и знали, что хвастаться, и вот -- я бросилась в раковину.
-- А теперь мы сидим и блестим! -- сказал бутылочный осколок.
В это время воды в канаве прибыло, так что она хлынула через край и унесла с собой осколок.
-- Он продвинулся! -- вздохнула штопальная игла. -- А я осталась лежать! Я слишком тонка, слишком деликатна, но я горжусь этим, и это благородная гордость!
И она лежала, вытянувшись в струнку, и передумала много дум.
-- Я просто готова думать, что родилась от солнечного луча, -- так я тонка! Право, кажется, будто солнце ищет меня под водой! Ах, я так тонка, что даже отец мой солнце не может меня найти! Не лопни тогда мой глазок <игольное ушко по-датски называется игольным глазком>, я бы, кажется, заплакала! Впрочем, нет, плакать неприлично!
Однажды пришли уличные мальчишки и стали копаться в канавке, выискивая старые гвозди, монетки и прочие сокровища. Перепачкались они страшно, но это-то и доставляло им удовольствие!
-- Ай! -- закричал вдруг один из них; он укололся о штопальную иглу. -- Смотри, какая штука!
-- Черное на белом фоне очень красиво! -- сказала штопальная игла. -- Теперь меня хорошо видно! Только бы не поддаться морской болезни, этого я не выдержу: я такая хрупкая!
Но она не поддалась морской болезни -- выдержала.
-- Я не штука, а барышня! -- заявила штопальная игла, но ее никто не расслышал. Сургуч с нее сошел, и она вся почернела, но в черном всегда выглядишь стройнее, и игла воображала, что стала еще тоньше прежнего.
-- Вон плывет яичная скорлупа! -- закричали мальчишки, взяли штопальную иглу и воткнули в скорлупу.
-- Против морской болезни хорошо иметь стальной желудок, и всегда помнить, что ты не то что простые смертные! Теперь я совсем оправилась. Чем ты благороднее, тем больше можешь перенести!
-- Крак! -- сказала яичная скорлупа: ее переехала ломовая телега.
-- Ух, как давит! -- завопила штопальная игла. -- Сейчас меня стошнит! Не выдержу! Сломаюсь!
Но она выдержала, хотя ее и переехала ломовая телега; она лежала на мостовой, вытянувшись во всю длину, -- ну и пусть себе лежит!
Источник текста: Ганс Христиан Андерсен. Сказки и истории. В двух томах. Л: Худ. литература, 1969.