Захер-Мазох Леопольд Фон
Урса и Станко

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Урса и Станко

Рассказ Захер-Мазоха.

   В те времена, когда полумесяц господствовал по другую сторону Савы, в кроатской деревне Круковаце жила интересная чета. "Словно волка и овечку запрягли в одну тележку", так отзывались люди о Станко Баровиче и его жене Урсе. Волка изображал Станко, а между тем трудно было найти более незлобивого человека, только характер у него был легкомысленный, а совесть еще легкомысленнее.
   К счастью, детей у них не было. Урса была красивая, умная, деятельная женщина, но что толку от этого? Негодный Станко пропускал в горло еженедельный заработок, то, что оставалось, проигрывал в карты и, наконец, если не проигрывал, то оно улетучивалось Бог-весть куда.
   Известно было, что на гуслях он играл так, что слушатели вытирали влажные от слез глаза, затягивали торжественный гимн или невольно пускались в пляс, смотря какую мелодию он извлекал из своего инструмента: старинную героическую песню, какую-нибудь воинственную выходку против турок, залихватскую песню или увлекательные звуки коло, национального сербского танца. Еще он умел красть, и этого уменья нельзя было отрицать. Цыгане стыдились и прятались, когда он проходил мимо, настолько он их превзошел. Но он крал только лошадей, которых и продавал по другую сторону Савы, и провозил контрабандою товары, особенно прекрасный турецкий табак, который завивается светлыми кольцами. В свободное от этих контрабандных занятий время, он лежал зимой на лавке у печки, а летом в хорошую погоду на каком-нибудь стоге сена.
   На другом берегу Савы, у Станко был друг и приятель бей Осман-Гойцинович. Не смотря на различие религий, не смотря на то, что бей был богатый человек, а у Станко никогда не было гроша за душой, они были очень дружны. Они давно вели вместе дела и вели их полюбовно; а при каждой встрече они крепко жали друг другу руки и обнимались.
   Так проходило время, год за годом, но наконец дела стали совсем плохи. Настала снежная зима; в доме Станко во всем чувствовался недостаток; подати не были уплачены, и не было ни гроша, как есть ничего.
   Станко сидел у печки, погрузившись в размышления.
   -- Иди же работать! -- сказала Урса со вздохом.
   Станко поднялся и вышел. Он возвратился, ведя лошадь, которую привязал к конюшне. Затем улегся снова и принялся мечтать.
   -- Послушай, милый, -- сказала Урса, садясь около него и тихонько гладя его черную голову, -- так дальше не может длиться.
   -- Ты права, -- ответил он, -- я бездельник, знаю, я негодяй, но зачем Бог в своей милости создал меня таким, а не другим?
   -- Собери все свое мужество, работай.
   -- Не могу, Урса, это не вяжется с моей природой; но я понимаю, что твоя жизнь со мной не красна. Измени ее.
   -- Как так?
   -- Как? Я найду способ, который выручит нас обоих.
   -- Ну так что-же? Говори!
   Она хлопнула его по боку.
   -- Если-б ты только согласилась, чтоб я... чтобы... чтоб я продал тебя, как рабыню.
   -- Меня! Продать как рабыню? Разве я животное?
   -- Человек тот же товар, возразил он, а чем же хуже женщина, да еще красивая женщина, как ты?
   Урса скрестила руки на груди и смотрела на него. Она ничего не понимала; от этого предложения она не доверяла себе самой, Богу.
   -- Ты чудовище Станко! -- прошептала она наконец.
   -- Напротив, друг мой, я хочу тебе добра, -- ответил он с ласковой улыбкой; -- в гареме ты, по крайней мере, будешь вести жизнь, достойную тебе. Разве этот дом тебе подходит? Разве тебе не пристали другие платья, а не это уродливое, заплатанное рубище? В другом месте, тебя бы купали в душистой воде, одевали бы горностаем твои стройные члены, расстилали бы ковры под твоими ногами. И рабы обоего пола прислуживали бы тебе, а ты могла бы их бить, сколько вздумается. Разве у тебя душа не радуется, когда подумаешь об этом, мое сокровище?
   -- Сумасшедший!
   -- Ты могла бы сделаться султаншей! такая женщина, как ты! Почему-же нет?
   -- Это, пожалуй, мне правилось бы, -- сказала Урса.
   -- Ну! так решайся, -- воскликнул Станко настойчивее.
   -- Ты меня, значит, совсем не любишь? -- спросила вдруг Урса, а ее голубые глаза неподвижно и пристально смотрели на него, словно она хотела выпить всю кровь из ого жил.
   -- Я-то люблю тебя, Урса, да с моей любовью ты не разбогатеешь. Даст разве еврей тебе хоть банку румян за мою любовь?
   -- Ну, ладно! -- сказала она.
   -- Значит, ты согласна.
   Она утвердительно кивнула головой. Затем встала и, за неимением зеркала, подошла к ведру с водой. Она внимательно рассматривала отражение своего лица в чистой воде, и укрепилась в своем решении.
   Хорошо, она сделается султаншей.
   -- Но чтоб я тебя, наверное, продал, ты должна прикраситься, -- сказал Станко вечером. -- Ведь старый Абрам выколачивает тщательно меха, чтобы выгнать из них моль, прежде чем везет их на базар.
   В следующие дни он обходил всех, поверяя каждому вымышленную историю, что один паша влюбился в его жену Урсу, и он продаст её этому паше за тысячу дукатов. Благодаря искусному рассказу, который он снабжал многими комментариями, Станко занял у одного пару новых сапог, у другого шелковый платок, у третьего несколько ниток кораллов, у четвёртого -- пару серег, надул даже хитрого еврея Абрама, который дал ему новый овчинный полушубок.
   Тем временем Урса вымыла свою праздничную рубаху и вышила ее на груди и на рукавах красною шерстью. Затем таинственно отнесла несколько килограммов, картофеля в бакалейную лавку Пинзаха Грунштейна, взамен чего получила белил и румян.
   Когда все было готово, они решили отправиться в путь.
   -- Не будем терять времени, -- говорил Станко, который был в прекрасном настроении.
   Урса покойно оделась, не выражая ни радости, ни огорчения, или вернее позволила Станко одеть ей ботинки, шубу, серьги, и нитки кораллов, которые топырились, как ожерелье, повязать шелковый платок на голову и на палец надеть кольцо, при этом она сохраняла полнейшее равнодушие, словно кукла, которую одевают. Затем она набелилась и нарумянилась перед бочкой воды, в то время как Станко приготовлялся и выводил лошадь из конюшни.
   -- Черт возьми, какая ты красивая! -- воскликнул Станко, когда она вышла во двор, залитая ослепительным сиянием зимнего солнца.
   Он произнес эти слова почти с сожалением. Она самодовольно улыбнулась, и грудь ее с гордостью поднялась под черным мехом полушубка.
   Станко хотел обнять е, но она его оттолкнула.
   -- Оставь меня, ты сотрешь у меня со щек эти дорогие румяна, а больше у меня нет.
   Станко еще раз посмотрел на нее, глубоко вздохнул и сел на лошадь, а она ему держала стремя. Так они оставили дом и деревню. Он пустил лошадь шагом, а она рядом с ним шла по грязной дороге. Будущая султанша находила это начало совершенно приличным.
   К тому-же день выдался хороший.
   Хотя обнаженные ветки деревьев выделялись на небе, зато было много солнца, и все казалось радостным и веселым.
   Оттепель смыла снег, а ветер высушил проезжую дорогу. Сухие листья трещали под ногами Урсы.
   Солнце клонилось к горизонту. От деревьев на лужайках ложились длинные, но слабые тени, похожие на огромные метлы.
   Урса в своем овчинном полушубке думала о рабах, которые вскоре будут у ея ног и которых она может бить, и начала смеяться.
   Все было светло. Вдали прозрачный туман окутывал контуры пейзажа, а светло-голубое небо испещрено было белыми пятнами. Перед ними расстилалась деревня, освещенная солнцем. Дым поднимался вверх. Взад и вперед пролетали голуби. Тянулась земля; деревья, поля, луга, все было обнажено, лишено всяких украшений. Стаями пролетали вороны. Время до времени поднимался легкий и свежий ветерок, который шевелил сухие листья, висящие еще на голых ветвях и встряхивал будяки, растущие при дороге, как бубенчики. На лужайке перед деревней мирно паслось несколько гусей. В черном поле виднелась телега навоза, запряженная парой волов, рога которых напоминали лиру Аполлона.
   Полная тишина царила над мертвой природой, и только карканье ворон по временам нарушало этот мир.
   Подъехав к кабаку, Станко остановился, чтобы выпить. Он пил много, как человек везущий султану ценный товар. Он протянул стакан Урсе, но она только пригубила его.
   Остановки повторялись у каждого кабака, а их было много по дороге, пока они увидели вдали серебристую ленту Савы. С каждым разом Станко все труднее было влезать на седло, с каждым разом он больше шатался, с каждым разом ему требовалось больше времени, чтобы с помощью жены пуститься в путь.
   Наконец, в последней деревне, ноги отказались служить ему. Он прислонился к стенке и задремал, а Урса стоя на улице оглядывала взором противоположный берег Савы.
   Над дверью харчевни был привешен сухой куст. Ветер качал его, словцо он был на виселице.
   Теперь Станко, как этот куст, думала Урса, даже хуже. Куст не животное, а Станко! А, негодяй! и она с досадой плюнула.
   Вдруг ей пришла безумная мысль; о, это была смешная мысль, которая забавляла ее, смешила, не взирая ни на что.
   Почему он меня должен продать, думала она, а не я его? Я от него избавилась бы.
   Она быстро подбежала к забору, где заметила две веревки; оглянувшись кругом, не видит-ли ее кто-нибудь, она забрала их и обмотала вокруг пояса под шубой. Затем она вошла в кабак и хлопнула Станко по плечу.
   -- Вперед, друг мой, -- воскликнула она, -- наступает уж ночь.
   Станко хлопал глазами.
   -- Ладно, ладно.
   Он встал, прошел держась до конца стола и остановился среди комнаты с широко расставленными ногами, раскачиваясь верхней частью туловища, как еврей во время молитвы. Урса вывела его, с помощью жены кабачника усадила его на лошадь, и они отправились.
   Посреди небольшого леска Станко остановил лошадь, слез, упал на землю, поднялся и обвив рукою шею лошади, пролепетал:
   -- Не могу... не вижу... голова кружится, дай мне отдохнуть.
   -- Ночь на дворе, Станко.
   -- Ночь! Время сна, ну так спать!
   Он шатаясь пытался дойти до ближайшего дерева. Вдруг Урса схватила его за шиворот и ударом колена повалили на землю. Затем отведя ему руки назад и отвязав веревки, связала пьянице руки за спиной.
   До сих нор Станко молчал, но когда она вскочила одним прыжком и его поставила на колени, он посмотрел свирепо и заикаясь спросил: "Что... это... значит"?
   Она не отвечала, но привязала вторую веревку вокруг его пояса и затянула ее.
   -- Что ты хочешь от меня? -- спросил Станко.
   -- Что хочу? -- возразила она. -- Поступить с тобой, как со скотиной, потому что ты скотина.
   Сразу Станко протрезвился. Он встал, принялся ругаться и бить ногами Урсу.
   -- Чертова баба, -- кричал он, -- чего ты меня связала?
   Урса, крепко сжав в руке конец веревки, которым она обвязала Станко, схватила большой кнут и быстро вскочив на лошадь, привязала веревку к седлу.
   -- Вперед! -- спокойно приказала она.
   -- Нет, я не пойду, не двинусь отсюда! -- закричал Станко. Но она погнала лошадь и подняла кнут над спиною Станко с таким угрожающим видом, что он двинулся.
   -- Что ты хочешь от меня? -- спросил он.
   -- Хочу продать тебя в рабство, отвечала она.
   -- Как? Ты, христианка, решишься на такой грех?
   -- Человек тот же товар, -- возразила она, -- ты сам это говорил, а мужчина не хуже женщины.
   -- Сжалься! Урса, я исправлюсь, буду тебя всегда слушаться, служить тебе.
   Она расхохоталась.
   -- Тебе только кнут-- сказала она, я слишком добра и не буду обращаться с тобою по заслугам. Тебе нужен господин, который бы тебя держал в ежовых рукавицах. Рабская жизнь для тебя самое подходящее; ты искупишь грехи и заслужишь рай. Мало есть, мало пить, пощечины, удары ногой, плети, вот что тебе нужно.
   -- О! какая-ж я скотина, -- стонал Станко, -- идиот... напился до зеленого змия!
   На берегу Савы у деревянного креста их уже ожидал Осман с людьми в лодке.
   Сначала он удивился, видя Урсу верхом, а Станко со связанными руками, потом он засмеялся в свою прекрасную черную бороду, находя это даже презабавным. Его восточное достоинство не позволяло ему выражать веселье, а то бы он громко расхохотался.
   Урса начала с ним торги.
   -- Как? Ты меня купишь? Меня, своего друга? -- воскликнул Станко.
   -- Отчего-же не купить?.. -- сказал Осман улыбаясь, -- я всё покупаю, дела делами.
   -- Каналья! -- в бешенстве крикнул Станко.
   Этого было достаточно. Осман с Урсой ударили по рукам, дело было окончено. Он высыпал ей в передник блестящие деньги, и она спокойно завязала их в свой голубой платок и затянула узел своими белыми и крепкими зубами.
   -- А, так я каналья? -- спросил тогда Осман у бледного и дрожащего Станко, который опустил глаза; и прежде чем тот мог ответить, дал ему пощечину и, схватив за волосы, поволок по земле, ударяя его ногою, как собаку, которая не дает тащить себя.
   -- Пощади! пощади! -- кричал Станко. -- Я сдаюсь, я раб твой, я тебе буду служить. И когда турок выпустил его, он на коленях подполз к нему и прильнул губами к красной туфле своего мучителя.
   По знаку Османа люди схватили Станко, бросили его в лодку, как какой-нибудь тюк, и отчалили.
   Урса, подбоченившесь, следила за ними, затем повернула лошадь и поехала по той же дороге, до которой приехала.
   В то время как Осман двигался к турецкому берегу, его люди в лодке слышала смех Урсы, звонкий, раскатистый, веселый, как смех ребенка, который в первый раз видит представление Петрушки.
   Станко тяжело вздохнул.
   -- Ах! Какое я животное, -- говорил он жалобно, -- напиться до потери совести, свободы, жены, всего!
   -- Молчи, -- крикнул ему Осман, ударяя его ногой.
   Станко замолчал, а с другого австрийского берега раздавался смех Урсы, громкий, серебристый, счастливый смех!

Х.

   Источник текста: Харьковские Губернские ведомости, No 3 1892.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru