Верн Жюль
Эдгар Поэ и его сочинения

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Edgar Poe et ses œuvres.
    Русский перевод 1864 г. (без указания переводчика).


  

ЭДГАР ПОЭ И ЕГО СОЧИНЕНИЯ
(Сочинение Жюля Верн)
_________

I.
Школа чудесного. -- Несчастная жизнь романиста. -- Смерть его. -- Анна Радклифф. -- Гофман и Поэ. -- Необыкновенная история. -- Двойное убийство в улице Morgue.-- Оригинальное сочетание мыслей.-- Допрос свидетелей.-- Виновник преступления. -- Мальтийский моряк.

   Позвольте мне, любезные читательницы, рассказать вам о знаменитом американском писателе, Эдгаре Поэ; имя это, вероятно, вам известно, а потому я желаю познакомить вас и с произведениями его. Они, так же как и сам автор, занимают важное место в истории фантазии, потому что Поэ создал совершенно особый род сочинений, его можно назвать основателем школы чудесного. У него были подражатели, которые старались превзойти его, но не один из них даже не сравнялся с ним.
   Я не берусь объяснить вам все необъяснимое, неуловимое и невозможное в фантазиях Эдгара Поэ, которые доходили иногда до бреда, я вам сообщу самые любопытные места из его сочинений, покажу, как он пишет и какую чувствительную струну в человеке затрагивает, чтобы произвести желаемое впечатление. Эдгар Поэ родился в 1813 году {В ранних биографиях Эдгара По многие факты ошибочны, как то: неправильно указана дата рождения писателя, некоторые другие даты его жизни, упоминаются выдуманные, вероятно самим По, путешествия в Грецию и Петербург и пр. Эти ошибки были исправлены последующими биографами По. -- Прим. ред.}, в Балтиморе, в Америке, среди самого положительного народа в свете. Предки его занимали высокое положение, но впоследствии фамилия эта выродилась. Дед его прославился в войне за независимость, занимая должность генерал-квартирмейстера при Лафайете; а отец Эдгара Поэ, жалкий актер, умер в страшной бедности.

 []

УКРАДЕННОЕ ПИСЬМО
[Иллюстрации соответствуют источнику -- Прим. ред.]

   Некто г-н Аллан, негоциант в Балтиморе, усыновил маленького Эдгара и послал его путешествовать в Англию, Ирландию и Шотландию. В Париже Эдгар Поэ, по всем вероятиям, не был, потому что весьма неточно описывает некоторые его улицы в одной из своих новелл.
   Возвратившись в 1822 году в Ричмонд, Поэ продолжал свое образование: он оказывал необыкновенные способности к физике и математике. За беспутное поведение он должен был оставить университет и семейство своего нареченного отца; он отправился в Грецию; в это самое время там была война, которая началась как будто бы для того, чтобы увеличить славу лорда Байрона.
   Из Греции Поэ поехал в Россию, был в Петербурге, но здесь запутался в делах, которых мы хорошенько не знаем, и возвратился в Америку, где поступил в военную школу. Однако не долго мог он подчиняться дисциплине: его выключили. Тогда он испытал бедность, и бедность самую страшную, которая возможна только в Америке; чтобы приобрести средства к существованию, он принялся за литературную работу; к счастью, он выиграл две премии, назначенные за лучшую сказку и за лучшую поэму, и сделался, наконец, редактором Southern litterary Messenger. Благодаря ему журнал пошел отлично; вследствие этого, положение его улучшилось, и он женился на своей двоюродной сестре, Виргинии Клемм.
   Два года спустя он поссорился с издателем своего журнала. Надо сказать, что несчастный Поэ сильно пил и часто искал вдохновения в водке; здоровье его мало-помалу разрушалось. Не будем останавливаться на этом времени лишений, нищеты, борьбы, успехов и отчаяния романиста, поддерживаемого и ободряемого своей бедной женой, и еще более тещей, которая любила его, как сына; скажем только, что вследствие продолжительного пьянства у одного из кабаков в Балтиморе, 6-го октября 1849 года, на улице было найдено тело Эдгарда Поэ. Несчастный еще дышал; его перенесли в больницу; он умер на другой день в сильных припадках белой горячки, всего 36-ти лет от роду.
   Такова была жизнь этого человека. Поговорим теперь о его сочинениях; я не буду рассматривать его, как журналиста, философа и критика, а поговорю о нем, как о романисте. Странности и причуды ума Эдгара Поэ видны лучше всего в его новеллах и романах.
   Его иногда сравнивали с двумя авторами: английским -- Анной Радклифф, и немецким -- Гофманом; но Анна Радклифф описывала такие ужасы, которые нет ни какой возможности объяснить естественными причинами; сочинения же Гофмана были чисто фантазии, не допускаемые ни одним физическим законом. Не то находим мы в произведениях Поэ; лица, описываемые им, могли бы существовать; они в высшей степени человечны, хотя и одарены чрезмерной чувствительностью, нервны до крайности; это большей частью исключительные существа, как бы гальванизированные, какими были бы люди, если бы им пришлось дышать воздухом, содержащим очень много кислорода, и жизнь которых была бы только весьма быстрое горение. Лица эти если не сумасшедшие, то близкие к помешательству, потому что слишком напрягали свое воображение; это самые тонкие аналисты, которые, отправляясь от какого-нибудь незначительного факта, додумываются до абсолютной истины.
   Но лучше всего будет представить их в действии, так, как видим их у Поэ.
   Из сочинений Эдгара Поэ переведены на французский язык следующие: "Необыкновенные истории", "Неизданные сказки" и роман под заглавием: "Приключения Артура Гордона Пима". Из этого собрания я выберу более интересные сочинения и буду стараться рассказывать словами самого Поэ.
   Прежде всего, мы поговорим о трех новеллах, в которых дух анализа и выводов достигает крайних пределов. Новеллы эти следующие: "Двойное убийство в улице Morgue", "Украденное письмо" и "Золотой жук".
   Вот как Эдгар Поэ приготовляет читателя к первому из этих трех рассказов:
   Доказав разными оригинальными фактами, что человек, действительно одаренный сильным воображением, всегда вместе с тем бывает и аналистом, он переходит к рассказу о своем друге, Огюсте Дюпен, с которым он жил в Париже, в отдаленной и уединенной части Сен-Жерменского предместья.
   "Друг мой, говорит он, имел странность, -- иначе и назвать итого нельзя, -- он любил ночь, ради ее самой; ночь была его страстью; и я преспокойно тоже стал впадать в эту странность, как и во все другие его причуды. Черная богиня наша не могла постоянно оставаться с нами; поэтому мы, как только занималась заря, запирали все ставни и зажигали две душистые свечки, которые очень слабо освещали комнату. Расположившись таким образом, мы мечтали, думали, читали, писали или разговаривали до тех пор, пока часы не показывали нам приближение ночи. Тогда мы под руку отправлялись гулять по улицам, продолжая начатой разговор; и так бродили мы без всякой определенной цели до поздней ночи.
   В такие минуты я не мог не заметить и не удивляться необыкновенной аналитической способности Дюпена......
   Он становился рассеян и даже холоден, смотрел неопределенно в даль, и голос его, богатый тенор, переходил вдруг в головные звуки..."
   Потом, прежде чем Поэ начинает свою новеллу, он рассказывает, каким образом Дюпен приступал к своему оригинальному анализу.
   "Почти каждый человек, говорит он, иногда разбирает свои мысли, припоминает, каким путем дошел он до известных заключений. Это занятие иногда очень интересно, и тот, кто еще не привык к нему, удивляется несвязности своих мыслей и несходству между точками отправления и достижения".
   "Однажды ночью мы бродили по длинной, грязной улице, недалеко от Пале-Рояля. Каждый из нас, по-видимому, был погружен в свои собственные мысли, так что почти четверть часа прошло у нас в молчании. Вдруг Дюпен вскричал:
   -- В самом деле, он премаленький человек! его место скорей в Théatre des Variétés!
   -- Без всякого сомнения, -- отвечал я, не думая и не замечая сначала, как странно соответствовало это замечание моим невысказанным мыслям. Через минуту я пришел в себя и очень удивился.
   -- Дюпен, -- сказал я серьезно, -- этого я решительно не понимаю. Признаюсь без обиняков, что я просто поражен и едва верю своим чувствам. Как могли вы догадаться, что я думал о...
   И я остановился, желая убедиться, действительно ли он догадался, о ком я думал.
   -- О Шантильи? -- сказал он; -- зачем я прерываю ваши мысли? -- Вы сами думали о том, что с его маленьким ростом вовсе не идет играть трагедии.
   Я действительно в ту минуту думал об этом. Шантильи был прежде сапожником в улице Сен-Дени, всегда отличался страстью к театру, и теперь взял на себя роль Kсepкса в трагедии Кребильона.
   -- Ради Бога, Дюпен, скажите мне, каким образом вы отгадали мои мысли?"
   Как видите, начало довольно странное. Тут начинается спор между Поэ и Дюпеном, и последний, перебирая мысли своего друга, показывает их последовательность в нисходящем порядке: Шантильи, сапожник, Орион, доктор Никольс, Эпикур, стереотомия, мостовые, продавец фруктов.
   По-видимому, эти мысли не имеют между собой никакого отношения; и между тем Дюпен показывает их связь.
   И в самом деле, продавец фруктов сильно толкнул Поэ, проходя мимо приятелей по улице; Поэ поскользнулся, ступил на шатающийся камень и ушиб себе ногу, проклиная скверную мостовую. Когда они проходили ту часть улицы, где пробуют устроить деревянную мостовую, Поэ невольно пришло на ум слово стереотомия, а за ним невольно он перешел к мысли об атомах и о теориях Эпикура. Между тем, незадолго до того, он говорил об этом предмете с Дюпеном, и тот сказал ему, что последние открытия доктора Никольса по космогонии подтверждают теории греческого философа. Думая об этом, Поэ невольно поднял глаза по тому направлению, где было созвездие Ориона. Латинский-же стих:

Perdidit antiquum littera prima sonum

   можно отнести к слову Орион, которое прежде писалось Urion, а стих этот недавно был применен к Шантильи одним критиком.
   "Об этом ходе мыслей ваших, -- заметил Дюпен, -- я догадался но улыбке, которая пробежала по вашим губам. Вы думали об унижении, которому подвергся бедный сапожник. До тех пор вы шли согнувшись, и вдруг выпрямились. Я убедился, что вы думали о крошечном росте бедного Шантильи. Тогда я прервал ваши размышления, чтобы заметить вам, что этот Шантильи -- несчастный выродок, и что настоящее его место в Théatre des variétés."
   Неправда ли, как остроумно и ново? До чего может дойти человек, одаренный такой наблюдательностью, как Дюпен, это мы сейчас увидим.
   В улице Morgue произошло ужасное убийство; пожилая дама, г-жа l'Espanaye и дочь ее, жившие в четвертом этаже одного дома на этой улице, были убиты в три часа утра. Несколько человек свидетелей, между которыми были: итальянец, англичанин, испанец и голландец, услышав страшные крики, бросились к этой квартире, выломали дверь и увидели, что из двух жертв одна была задушена, а другая зарезана бритвой, которая лежала тут же, вся в крови. Окна и двери были тщательно заперты, так что нельзя было догадаться, каким путем скрылся убийца. Самые тщательные розыски полиции не привели ни к чему, и, казалось, ничто не наведет ее на следы преступления.
   Это ужасное дело, покрытое непроницаемой тайной, очень интересовало Огюста Дюпена; он решил, что для того, чтобы разъяснить это дело, обыкновенные средства недостаточны; он был знаком с префектом полиции, который и уполномочил его отправиться на место преступления, чтобы исследовать дело.
   Поэ пошел вместе с ним. Дюпен, с одним жандармом, внимательно осмотрел улицу Morgue и дом, в котором совершено было убийство. Потом он отправился в комнату, где еще лежали оба трупа. До позднего вечера осматривал он все, ни говоря ни слова, и, возвращаясь домой, зашел на несколько минут в редакцию одной ежедневной газеты.
   Целую ночь он просидел очень тихо и ничего не говорил; только на другой день в двенадцать часов он спросил своего товарища, не заметил ли он что-нибудь особенное на месте преступления.
   "Я жду одного человека, -- сказал он потом, -- который хотя, может быть, и не сам преступник, но непременно замешан в этом деле; очень возможно, что он невинен в этом ужасном преступлении... Я жду этого человека с минуты ни минуту. Если он придет, то необходимо будет задержать его. Вот пистолеты; мы оба знаем, к чему они служат, когда обстоятельства этого требуют".
   Представьте себе, как поражен был Поэ этими положительными словами! Тогда Дюпен объявил ему, что если полиция, которая в квартире г-жи l'Espanaye разбирала пол, потолок и стены, не могла объяснить прихода и бегства убийцы, то он, действуя совершенно иначе, знает как достичь цели. И действительно, роясь во всех углах и преимущественно возле заднего окна, которое должно было служить проходом убийце, он открыл пружину; пружина эта, дурно прибитая заржавленным гвоздем, могла закрыться сама собой и придержать окно, которое беглец, выскочив, захлопнул, вероятно. Недалеко от этого окна висела веревка от громоотвода, и Дюпен не сомневался больше в том, что по ней-то и слез убийца с этой вышины.
   Но недостаточно было знать, каким путем скрылся преступник; это нисколько не объясняло, кто именно совершил преступление. Деньги в квартире оставались нетронутыми, и это убедило Дюпена в том, что не воровство было причиной убийства.
   Тогда Дюпен обратил внимание своего друга на факт, упущенный в показании свидетелей.
   Свидетели, прибежавшие во время преступления, ясно слышали два голоса; все признали в одном из них -- голос француза, в этом не было сомнения; что же касается до другого, резкого и грубого голоса, то никто из свидетелей не мог определить, какой нации человеку он принадлежит.
   "Это, -- заметил Дюпен, -- особенно важно. Каждый свидетель уверен в том, что голос этот не мог принадлежать его соотечественнику; он сравнивает его не с голосом человека, язык которого был бы ему знаком, а совершенно наоборот. Француз утверждает, что это голос был испанца, и он мог бы разобрать хоть несколько слово, если б знал по-испански. Голландец уверяет, что это голос был француза, а, между тем, он совсем не знает французского языка, так что его даже допрашивали через переводчика. Англичанин думает, что этот голос принадлежал немцу, а сам не знает по-немецки.
   Испанец положительно убежден, что это кричал англичанин, но заключает это единственно по интонации, потому что не знаком с английским языком. Итальянец думает, что это был голос русского; но самому ему никогда не приходилось говорить с русским. Другой француз, однако ж, не согласен с своим соотечественником и говорит, что кричал итальянец, но так как итальянского языка он не знает, то основывает свое предположение, подобно испанцу, на интонации.
   Итак, голос этот был, вероятно, очень необыкновенный и странный, если в интонации его ни один из представителей пяти частей Европы не мог услышать родного звука! Вы, может быть, думаете, что голос этот принадлежал африканцу или азиатцу? Но, как африканцев, так и азиатцев в Париже очень мало, и, не отвергая все-таки возможности этого случая, я обращу ваше внимание на три пункта. Один из свидетелей определяет голос так: скорее грубый, нежели резкий, а два другие говорят, что слышали голос неровный и отрывистый. Свидетели не могли разобрать ни одного слова, ни одного звука, похожего на слово".
   Дюпен продолжает; он напоминает своему другу о подробностях преступления; о необыкновенной физической силе убийцы, потому что у старухи были вырваны целые пряди седых волос, а известно, какую надо иметь силу, чтобы вырвать из головы хоть двадцать волос разом; он говорит о ловкости, которая необходима была, чтобы взлезть по веревке громоотвода, о чисто-животной жестокости, с которой совершено было преступление, и возвращается опять таки к крику, звук которого не знаком ни одному из этих иностранцев, и в котором нельзя было разобрать ни слова.
   "Что же вы из этого заключаете? -- спрашивает Дюпен у своего товарища. -- Какое впечатление сделал я на ваше воображение?"
   Признаюсь, когда я прочел это, по всему моему телу пробежала дрожь! Как овладевает этот удивительный романист вашим воображением! Догадываетесь ли вы, кто был виновником этого преступления?
   Что до меня касается, то я тогда же отгадал это; вы тоже, вероятно, догадались.
   Накануне еще, т. е. в день, когда произошло убийство, Дюпен отдал в журнал Le Monde, который читали все моряки, следующее объявление:
   "В Булонском лесу найден сегодня рано утром огромный бурый орангутанг, из породы, которая водится на острове Борнео. Владелец его, (моряк, принадлежащий к мальтийскому экипажу) может получить орангутанга обратно, предъявив расписку в получении и заплатив издержки по содержанию животного тому, кто его сберег. Адрес: улица..... No.... предместье Сен-Жермен, в третьем этаже".
   О том, что орангутанг принадлежал мальтийскому моряку, Дюпен заключил из того, что под окном нашли ленту, завязанную особым узлом, как это делают мальтийские моряки. Прочитав объявление, из которого никак нельзя было заключить, что писавший его знает о преступлении, владелец обезьяны должен был явиться.
   Он и действительно явился; это был моряк большого роста, крепкий, коренастый и мускулистый, с смелым взглядом; после недолгих колебаний он во всем признался. Обезьяна убежала от него, выхватив у него бритву в то время, когда он брился. Испуганный, он побежал за ней; обезьяна прибежала на улицу Morgue, и, увидев веревку громоотвода, взлезла по ней; хозяин бросился за ней; обезьяна, увидев отворенное окно, впрыгнула в комнату несчастных женщин. Конец вам известен; моряк присутствовал при этой страшной драме, противодействовать которой был не в состоянии, кричал и звал на помощь; потом, потеряв голову от ужаса, он убежал; обезьяна выпрыгнула за ним, и, захлопнув окно, слезла по веревке вниз и исчезла.
   Вот эта страшная история и ее правдивое объяснение. Она ясно показывает, какими необыкновенными способностями владеет автор. Она до того правдоподобна, что порою кажется, будто читаешь какой-нибудь обвинительный акт, прямо взятый из Gazette des Tribunaux.
  

II.
Украденное письмо. -- Затруднительное положение префекта полиции. -- Средство всегда выигрывать в игре "чет или нечет". -- Викториен Сарду.

   Эдгар Поэ не должен был покидать оригинальный тип Огюста Дюпена; мы встречаем его опять в новелле "Украденное письмо". История очень проста; письмо компрометирующего свойства, принадлежавшее одному политическому деятелю, было задержано одним министром. Так как это письмо, находясь в руках министра Д***, могло иметь вредное влияние, то необходимо было добыть его обратно. На префекта полиции было возложено это трудное поручение. Было известно, что письмо это находилось в руках самого Д***. Но время его отсутствия, агенты полиции несколько раз обыскали всю его квартиру, осматривали мебель в каждой комнате, открывали все ящики, даже потайные, ощупывали подушки на мебели длинными иголками, осматривали все щели, занавески, зеркала. Такой же тщательный осмотр был сделан во всех соседних домах. Предполагая, что Д*** носит это письмо с собой, префект полиции подослал своих агентов под видом воров, которые, осмотрев все его платье и чемоданы, ничего не нашли.
   Не зная, что делать, префект отправился к Дюпену и рассказал ему, в чем дело. Дюпен посоветовал ему продолжать розыски. Через месяц префект опять пришел к Дюпену; дело его все-таки не подвигалось вперед.
   -- Я бы, право, дал пятьдесят тысяч франков тому, кто вывел бы меня из этого затруднительного положения.
   -- В таком случае, -- возразил Дюпен, выдвигая ящик и вынимая вексельную бумагу, -- вы можете дать мне расписку на получение этой суммы. Когда вы ее подпишите, я вам отдам ваше письмо.
   И он отдал этот драгоценный документ префекту полиции, который поспешно вышел; когда он ушел, Дюпен рассказал Поэ, каким образом он завладел письмом и, желая показать ему, что человек должен менять средства смотря потому, с кем он имеет дело, он рассказал ему следующее:
   "Я знал одного ребенка восьми лет, которому все удивлялись, потому что он никогда не проигрывал в игре: чет и нечет. У него была необыкновенная способность отгадывать, которая состояла в том, что он легко схватывал и оценял умственные способности своих противников. Положим, что у него партнер - совершенный глупец, и что партнер этот, поднимая свою закрытую руку, спрашивает его: чет или нечет? Наш мальчик отвечает: нечет, и проигрывает. Но в следующий раз он выигрывает, потому что рассуждает так: "этот глупый человек в первый раз положил чет, и теперь вся его хитрость будет состоять в том, что он положит нечет; поэтому я скажу -- нечет". Говорит он: нечет, и выигрывает.
   С партнером же немного поумнее он рассуждал так: этот господин слышал, что я сказал нечет, и во второй раз прежде всего ему придет на ум положить теперь нечет, так как сделал со мной первый мой партнер; но, обдумав хорошенько, он рассудит, что изменение это будет слишком обыкновенно, и наконец решится положить, как в первый раз, чет. Он говорит: чет и выигрывает".
   Если он поэт и математик, сказал он сам себе, то он должен здраво рассуждать; если бы он был только математиком, то совсем бы не обдумал дела и попался бы в руки префекта. Математик постарался бы только выдумать, куда спрятать письмо; но поэт должен был взяться за дело совсем иначе и действовать как можно проще. Действительно, есть вещи, которые ускользают от взгляда именно потому, что они слишком ясны и очевидны. Так, например, в географических картах слова, написанные большими буквами от одного конца карты до другого, гораздо меньше бросаются в глаза, чем слова, написанные мелким шрифтом. Итак, Д*** должен был сбить с толку агентов полиции именно наивностью своих расчетов.
   Дюпен это понял; он знал Д*** и у него было fac-simile злополучного письма; он отправился в квартиру министра, и первая вещь, которая бросилась ему в глаза, -- было это письмо, лежавшее совсем на виду; Д*** понял, что лучшее средство скрыть письмо, -- это совсем не прятать его. Дюпен преспокойно взял это письмо, положив на его место fac-simile, и выиграл дело.
   Эта новелла прелестна и исполнена интереса. Викториен Сарду написал в подражание ей прехорошенькую пьеску -- "Pattes de mouche", о которой вы, вероятно, слышали, и которая имела большой успех на сцене.
  

III.
Золотой жук. -- Голова мертвеца. -- Чтение трудноразбираемого документа. -- Приключения некоего Ганса Пфаалля. -- Рукопись, найденная в бутылке. -- Поездка к Мэльштрому. -- Чорная кошка. -- Человек из толпы. -- Падение дома Usher -- Неделя с тремя воскресными днями.

   Теперь я перейду к новелле "Золотой жук", в которой герой Эдгара Поэ выказывает необыкновенную проницательность; я должен буду приводить многие места из этой новеллы, но вам это не будет неприятно, уверяю вас; вы даже несколько раз перечитаете ее.

 []

ЗОЛОТОЙ ЖУК

   Поэ был очень дружен с г-м Вильямом Легран, который, разорившись вследствие несчастного стечения обстоятельств оставил Новый Орлеан и поселился возле Чарльстона, в южной Каролине, на острове Сулливане, состоявшем из одного только морского песку и имевшем три мили в длину и четверть мили в ширину. Легран был мизантроп, подверженный припадкам меланхолии; думали, что у него голова не в порядке, и родители его приставили к нему негра, который назывался Юпитером.
   Однажды Поэ отправился к Леграну и застал его очень довольным. Легран, который занимался энтомологией и собирал насекомых, нашел необыкновенного жука. В ту минуту жука этого у Леграна не было; он отдал его одному приятелю, лейтенанту Ж*, который жил в Мультрийском форте.
   Юпитер уверял, что и он тоже никогда не видел такого жука; он был блестящего золотого цвета и довольно тяжел. Негр даже не сомневался, что он был из массивного золота. Легран пожелал нарисовать жука своему другу, но, не находя близко бумаги, он вынул из кармана грязный клочок пергамента, на котором и принялся рисовать жука. Но, странное дело! когда он кончил и передал свой рисунок Поэ, тот увидел, вместо жука, нарисованный череп.
   Он заметил это Вильяму, который не хотел, сначала, с ним согласиться, но, всмотревшись, убедился, что действительно вместо жука у него вышел ясно-очерченный череп. Он с неудовольствием отбросил бумагу, потом опять взял ее, внимательно осмотрел, и, наконец, спрятал в конторку. -- Заговорили о другом, и через несколько времени Поэ ушел; Легран его не удерживал.
   Месяц спустя негр пришел к Поэ; он очень беспокоился о здоровье своего господина, который стал слаб, бледен и угрюм; Юпитер пришел поговорить об этом с Поэ. Он полагал, что Вильям заболел оттого, что этот необыкновенный жук его укусил. С тех пор, говорил он, каждую ночь бредит и видит во сне золото. И негр передал Поэ письмо от Вильяма, в котором последний приглашал своего друга к себе.
   "Приезжайте! приезжайте! писал он: -- мне надо вас видеть сегодня вечером по очень важному делу. Уверяю вас, что дело очень важное! ".
   Поэ проводили негра до лодки, на которой лежал серп и три лопаты, купленные по приказанию Вильяма; это обстоятельство очень удивило Поэ.
   К трем часам пополудни он приехал на остров. Легран с нетерпением ожидал его и нервически пожал ему руку. "Лицо его было бледно, как привидение, и глаза, обыкновенно впалые, блестели сверхъестественным огнем".
   Поэ спросил его о золотом жуке. Вильям отвечал, что жук этот обогатит его, и что, употребляя это насекомое как следует, он получит много золота, предзнаменованием которого и служит этот жук.
   В то же время он показал ему замечательное насекомое, которое тогда еще не было известно натуралистам; на одном конце его спины было два круглых черных пятнышка, а на другом одно, продолговатое. Надкрылья его были необыкновенно тверды и блестящи и имели вид полированного золота.
   -- Я послал за вами, -- сказал Вильям Эдгару Поэ, -- чтобы просить у вас совета и содействия.
   Поэ прервал Леграна и пощупал у него пульс; он не нашел у него ни малейшего признака лихорадки; тем не менее, он попробовал было отклонить от него эти мысли. Но Вильям положительно объявил о своем намерении ночью же сделать экскурсию, в которой важную роль должен играть жук. Поэ ничего больше не оставалось делать, как следовать за ним вместе с Юпитером.
   И вот, все трое отправились; они переехали маленькую бухту, которая отделяла остров от твердой земли, и, пройдя утесистый берег, очутились в местности, чрезвычайно дикой и пустынной, пересекаемой глубокими оврагами. На небольшой площадке возвышалось дикое тюльпанное дерево, окруженное несколькими дубами. Вильям приказал Юпитеру взлезть на это дерево и взять с собой золотого жука, привязанного к длинной веревке. Как ни неприятно было для негра это приказание, но, однако ж, устрашенный угрозами Вильяма, он послушался и очутился на огромной ветви дерева, на вышине семидесяти футов над землей.
   Тогда Вильям приказал ему перелезть на самую толстую ветвь, и Юпитер вскоре скрылся в густых листьях дерева. Когда он перелез, наконец, на седьмую ветку, господин его приказал ему придвинуться как можно ближе к концу этой ветки, и посмотреть, нет ли там чего-нибудь особенного. Сначала Юпитер отговаривался тем, что дерево, вероятно, все перегнило; но когда ему обещали доллер в награду за это, то он полез к концу ветки.
   -- Ох-о-хо! -- вскричал он: -- помилуй нас, Господи! что это на дереве?
   -- Ну, что же, -- радостно перебил его Легран, -- что там такое?
   Перед Юпитером был череп, прибитый огромным гвоздем к дереву. Кожу и мясо с него склевали, вероятно, вороны. Вильям приказал негру продеть через левое отверстие глаза в черепе веревку, на которой висел жук, и заматывать ее до тех пор, пока жук не опуститься до земли.
   Через несколько минут насекомое было уже в нескольких дюймах от земли. Когда жук дотронулся до земли, то Вильям на этом самом месте вбил деревянный кол. Потом, вынув из кармана тесемку, он натянул ее от кола до ближайшей к нему части дерева, и потом заматывал эту тесемку, все в том же направлении, на 50 футов. На этом конце тесемки он тоже вбил кол; затем обвел вокруг него круг в 4 фута в диаметре, и, с помощью Поэ и Юпитера, с жаром принялся рыть землю. Работа продолжалась два часа, и они все не находили ничего, похожего на клад. Вильям был в отчаянии. Не говоря ни слова, Юпитер собрал лопаты, и маленькое общество пустилось в обратный путь, по направлению к востоку.
   Не успели они сделать двенадцати шагов, как Легран бросился на Юпитера.
   -- Злодей! -- закричал он: -- покажи, где твой левый глаз?.....
   Несчастный негр указал рукой на правый свой глаз.
   -- Я так и думал, -- вскричал Легран. -- Ну, надо опять начинать сызнова!
   Негр, действительно ошибся и продел веревку с жуком в отверстие правого глаза, вместо левого. Начали опять спускать жука; первый кол пришлось перебить на несколько дюймов западнее, а развернутая тесемка дошла до точки, весьма отдаленной от того места, где они рыли прежде.
   Принялись опять за лопаты. Скоро стали попадаться человеческие кости, металлические пуговицы, несколько золотых и серебряных монет, и, наконец, деревянный сундук продолговатой формы, кованный железом; крышка запиралась двумя засовами, которые Вильям, дрожа от беспокойства и нетерпения, быстро снял.
   В сундуке нашли они несметные сокровища: 450 000 доллеров французскими, испанскими, немецкими и английскими монетами, 110 брильянтов, 18 рубинов, 310 зерен изумруда, 21 сафир и 1 опал, множество украшений из массивного золота, кольца, серьги, цепочки, 85 золотых распятий, 5 кадил, 197 часов великолепной работы, больше чем на полтора миллиона долларов.
   Все эти драгоценности мало-помалу были перенесены в хижину Леграна. Поэ сгорал от нетерпения узнать поскорее, как узнал его друг об этом кладе, и тот поспешил удовлетворить его любопытство.
   То, что я рассказал до сих пор, дает весьма неточное понятие о рассказе романиста; я не мог описать болезненного возбуждения Вильяма в эту ночь; описание того, как они нашли клад более или менее похоже на все описания в этом роде; все, что тут случилось, очень обыкновенно, исключая разве золотого жука и черепа. Но теперь мы приступаем к самой живой и оригинальной части этой новеллы, где разбираются все размышления и догадки Вильяма, которые привели его к открытию клада.
   Вильям, прежде всего, напомнил своему другу то обстоятельство, что он рисовал ему жука, а Поэ увидел мертвую голову. Рисунок был сделан на очень тонком пергаменте. А пергамент этот Вильям нашел на берегу острова, возле обломков разбитой барки, в тот самый день, когда поймал своего золотого жука, которого и завернул в этот клочок пергамента.
   Эти обломки, выкинутые на берег, привлекли его внимание, и он вспомнил, что череп или мертвая голова часто служат эмблемой пиратам.
   Но если этого черепа не было на пергаменте в то время, когда Вильям рисовал жука, то каким же образом появился он на нем, когда Вильям передал пергамент Поэ? Дело в том, что когда Поэ взял рисунок, чтобы рассмотреть, то собака Вильяма, заигрывая с ним, бросилась на него; он оттолкнул собаку рукой и нечаянно поднес пергамент к свече. Вследствие теплоты, рисунок мертвой головы, сделанный особым химическим составом, резко обозначился на пергаменте.
   Когда друг его ушел, Вильям снова взял пергамент, подвергнул его действию теплоты, и увидел на другом конце пергамента, противоположном тому, на котором была изображена мертвая голова -- изображение козленка.
   Но какое же отношение существует между пиратами и козленком? А вот какое. Когда-то жил некто капитан Кидд [Пират этот действительно существовал. Купер часто упоминает о нем в своих романах](Kid -- по-английски козлёнок), о котором много говорили. Почему не предположить, что это изображение было тайною подписью Кидда, а изображение черепа служило вместо печати или штемпеля? Таким образом, Вильяму пришло на мысль посмотреть, не написано ли что-нибудь на пергаменте между печатью и подписью; но там, по-видимому, ничего не было написано.
   А между тем, рассказы о похождениях Кидда не выходили у него из головы; он припоминал, что капитан и его сообщники зарыли огромные суммы, награбленные ими во время разбойничьих набегов, и зарыли их где-то на берегах Атлантического океана. Клад должен был еще находиться там, где его зарыли, иначе не ходили бы о нем такие слухи. Сообразив все это, Вильям пришел к тому убеждению, что на этом пергаменте обозначалось место, где лежит клад.
   Он его тщательно вычистил, положил в кастрюлю и поставил ее на раскаленные уголья. Через несколько минут он заметил, что пергамент в нескольких местах покрывается знаками, похожими на цифры. Подложив еще горячих угольев, Легран явственно увидел грубо написанные красные знаки. И теперь, рассказывая это, Вильям передал своему другу пергамент, на котором были написаны следующие знаки:
  
   53!!+305))6*;4826)4!!)4!);806*;48+8!60))85;1!(;:!*8!83(88)5*+;46(;88*96*?;8)*?(;485);5*+2:*!(;4956*2(5*--4)8×8*;4069285);)6+8)4!!;1(?9;48081;8:8!1;48+85;4)485+528806*81(!9;48;(88;4(!?34;48)4!;161;:188;!?;
  
   Когда Поэ увидел это собрание цифр, точек, черточек, точек с запятыми, скобок, то объявил, что все-таки ничего не понимает. Вы сказали бы то же самое, любезные читательницы. А романист разбирает эту путаницу очень ловко и искусно.
   Первый представившийся вопрос был: на каком языке это написано? но игра слов в имени Кидд доказывала, что надо читать по-английски, потому слово это существует только в этом языке.
   Пусть теперь говорит сам Вильям.
   "Заметьте, -- говорит он, -- что слова не разделены; в противном случае, разумеется, было бы легче читать; тогда я начал бы с того, что сличил и разобрал бы самые короткие слова, и если бы я нашел слово, состоящее из одной буквы, a или I (один или я) например, я бы считал вопрос о прочтении этого письма решенным; но так как расстояний между словами не было, то я, прежде всего, обратил внимание на те знаки, которые чаще прочих встречаются, и на те, которые встречаются реже других. Я их сосчитал, и у меня составилась следующая таблица:

"Знак 8 встречается 33 раза

 ;

"

   26 "

4

"

   19 "

 ! и )

"

   16 "

*

"

   13 "

5

"

   12 "

6

"

   11 "

1

"

   8 "

0

"

   6 "

9 и 2

"

   5 "

 : и 3

"

   4 "

 ?

"

   3 "

+

"

   2 "

--

"

   1 "
   Буква, чаще всего встречающаяся в английском языке -- есть e; другие буквы, в этом отношении, занимают следующий порядок: a o i d h u r s t n y с f g l m w b k p d x z. E встречается до того часто, что трудно найти довольно длинную фразу, в которой бы оно не играло главную роль.
   Теперь мы знаем самое главное. Так как главную роль в этом письме играет 8, то мы будем считать его буквою e английского алфавита. Чтобы проверить это предположение, посмотрим, встречается ли здесь двойное 8; потому что двойное e очень часто встречается в английском языке, напр. в словах: meet, fleet, speed, seen, been, agree, и т. д. А тут, посмотрите, несмотря на то что записка коротка, двойное 8 встречается пять раз.
   Итак, 8 изображает e. Теперь, из всех слов в языке самое употребительное the; следовательно надо посмотреть, не найдем ли мы несколько раз повторенное сочетание трех знаков, из которых последний будет 8; если мы найдем такие повторения, то они, вероятно, изображают слово the. Просмотрев хорошенько, мы находим таких сочетаний не менее семи, и знаки эти следующие ;48. И так можем предположить, что; изображает t, 4 изображает h, а 8 изображает e; мы уже сделали большой шаг вперед.
   Мы определили только одно слово; но одно это слово позволяет нам определить гораздо более важный пункт, а именно -- начальные буквы и окончания других слов. Посмотрим, например, предпоследний случай, где встречается сочетание 48, почти в конце записки. Мы знаем, что знак ;, который следует за этим сочетанием, есть начальная буква другого слова, и из шести знаков, которые следуют за этим the -- пять нам очень хорошо известны. Заменим же эти знаки буквами, которые они изображают, оставив место для неизвестной буквы:

t eeth.

   Прежде всего, мы должны отделить th, потому что эти две буквы не могут встретиться в слове, которое начинается с t; какую бы букву азбуки мы ни вставили в пустое место этого слова, все не может выйти слово, где бы встречалось это th. У нас остается:

t ее,

   и, опять перебрав все буквы азбуки, чтобы пополнить неизвестную букву, мы остановимся на слове tree как на единственно-возможном обороте. И так мы приобретаем новую букву r, которую изображает знак (; у нас есть уже два слова, the tree (дерево).
   Немного далее мы встречаем сочетание ; 48 ; предположим, что это окончание того, что стоит перед этим сочетанием. У нас выйдет вот что:

the tree ; 4 (! ? 3 4 the;

   если мы получим известные нам знаки соответствующими им буквами, то получим:

the tree thr ! ? З h the.

   Теперь, если вместо неизвестных знаков мы поставим точки, то выйдет:

the tree thr... h the.

   '
   и слово through (через, по, сквозь, за), образуется как бы само собою; и мы узнаем еще три буквы o, u и g, которые изображаются знаками: !, ? и 3.
   Посмотрим еще внимательно, нет ли в этой записке сочетаний тех знаков, которые нам уже известны; почти в начале мы находим следующее соединение:

83 (8 8, или: egree.

   которое непременно составляет часть слова degree, (градус); таким образом, мы заключаем, что буква d изображается знаком !.
   здесь выходит слово thirteen (тринадцать), так что у нас прибавляются ещё две новые буквы: i и n, изображаемые знаками 6 и !.
   Перейдем к началу записки; здесь мы видим:

53 !! +

   заменяя опять известные знаки буквами, а неизвестные точкою, мы получаем слово:

. good

   Очевидно, что 5 должно изображать букву a, так что два первые слова в записке -- следующие: a good, (один хороший, одна хорошая).
   Теперь можно из известных нам букв и знаков составить табличку.

5

изображает букву

a

+

"

d

8

"

e

3

"

g

4

"

h

6

"

i

*

"

n

 !

"

o

(

"

r

 ;

"

t

   Итак, мы уже знаем десять самых главных букв; таким же точно образом можно узнать и все другие буквы... Теперь я переведу вам всю эту записку, как сделали бы вы сами, если б добились до того, что узнали бы все знаки. Вот она:
   "A good glass in the bishop's hostel in the devil's seat forty-one degrees and thirteen minutes northeast and by north main branch seven limb east side shoot from the death's-head a be line from the through the shot fifty feet out".
   Что значит:
   "Хорошее стекло в палатах епископа в стуле дьявола сорок один градус тридцать минут северо-северо-восток главный ствол седьмая ветвь восточная сторона спустится через левый глаз мертвой головы линия пчелы от дерева через ядро пятьдесят футов в длину".
   Вот и прочитана записка. Но что значит этот набор слов, и каким образом Вильям понял его?
   Сначала он постарался разделить эту записку на фразы; писавший ее, как видно, старался собрать слова так, чтоб не было заметно, где они разделяются, но, так как он был, вероятно, не слишком-то ловок, то писал знаки ближе один к другому именно там, где одна фраза кончалась, и начиналась другая. Обратите внимание на эту догадку Вильяма -- она показывает глубокое знание человеческого сердца.
   Итак, Легран нашел в записке пять фраз:
   "Хорошее стекло в палатах епископа в стуле дьявола".
   "Сорок один градус тринадцать минут".
   "Северо-северо-восток".
   "Главный ствол седьмая ветвь восточная сторона".
   "Спустите через левый глаз мертвой головы".
   и "Линия пчелы от дерева через ядро пятьдесят футов в длину".
   После долгих исследований, Легран, с необыкновенной проницательностью, решил так:
   Он, прежде всего, открыл в четырех милях на север от острова старый замок, называвшийся "замком Bessop". Он был окружен скалами, на вершинах которых были впадины, известные под именем Стула дьявола. Остальное легко было угадать: хорошее стекло означало хорошее зрение; обернувшись на северо-северо-восток (41R, 13'), можно было вдали увидеть огромное дерево, между листьями которого виднелась белая точка -- череп.
   Загадка была отгадана. Вильям отправился к дереву, нашел главный ствол и седьмую ветвь на восточной стороне; он понял, что надо через отверстие левого глаза в черепе пропустить ядро, и что линия пчелы, или лучше прямая линия проведенная от ствола дерева сквозь ядро на расстоянии пятидесяти футов покажет ему именно то место, где зарыт клад.
   Он сделал все по указанию, но только, желая мистифицировать своего друга, вместо ядра употребил золотого жука. Таким образом, он приобрел богатство более чем в миллион доллеров.
   Такова эта оригинальная и замечательная новелла, поражающая логичностью выводов и необыкновенной наблюдательностью автора. Она одна могла бы составить известность американского романиста.
   По моему мнению, это самая замечательная из всех необыкновенных историй, отлично выражающая талант Поэ.
  
   Новелла "Приключения некоего Ганса Пфаалля" очень интересна. Только я поспешу вам заметить, что в ней Поэ преступает самые простые, элементарные, физические и механические законы; это меня очень удивляет в некоторых сочинениях Поэ; немного подумав, автор мог бы сделать эти истории более правдоподобными: но так как здесь мы будем читать о путешествии на луну, то не следует быть слишком взыскательными в отношении средств, выбранных для этого путешествия.
   Этот Ганс Пфаалль был сумасшедший, преступник, убийца -- мечтатель, если можно так выразиться, который чтоб не платить долгов, решился отправиться на луну. В одно прекрасное утро он выехал из Роттердама, предварительно взорвав на воздух дома, своих кредиторов, посредством мины, нарочно для этого приготовленной.
   Теперь я должен рассказать, каким образом Пфаалль совершил это невозможное путешествие. Для этого он наполнил свой воздушный шар газом, который сам составил из какого-то металла и очень обыкновенной кислоты. Плотность этого газа в тридцать семь раз менее плотности водорода.
   Известно, что давление воздуха заставляет аэростаты подниматься. Если бы воздушный шар поднялся до последнего слоя атмосферы, т. е. на высоту около шести тысяч туазов, то он непременно бы остановился, и никакая человеческая сила не могла бы заставить его подняться еще. Поэ пускается по этому случаю в странные рассуждения, чтоб доказать, что атмосферу окружает еще какая-то эфирная среда. Эти рассуждения высказываются с удивительной самоуверенностью, и из них можно вывести, что шар этот, по всем вероятиям, во все время, пока будет подниматься, не дойдет до такой высоты, на которой уравновесится с вытесняемым им воздухом.
   Вот начало, но этого недостаточно. И в самом деле, подниматься и все подниматься -- хорошо; но надо же и дышать тоже. Пфаалль берет с собой снаряд, предназначенный для того, чтобы сгущать окружающий воздух, как бы редок он ни был, до той степени плотности, в которой он необходим для дыхания.
   Итак, этот воздух надо сгущать, чтобы им дышать, а он вместе с тем так плотен, что может поднимать воздушный шар. Вы видите, как противоречат эти факты один другому.
   Но, допустив возможность всего, что сказано до сих пор, надо согласиться, что путешествие Пфаалля чудесно и исполнено неожиданных приключений; аэронавт увлекает читателя с собой, в высшие слои воздуха, быстро пересекает он громовую тучу; на высоте девяти с половиною миль ему кажется, что глаза его, на которые больше не действует атмосферическое давление, вышли из своих орбит, и что вещи, находящиеся в лодочке, принимают уродливые и чудовищные размеры; он все продолжает подниматься, с ним делаются спазмы, так что он принужден бросить себе кровь перочинным ножиком, и чувствует тотчас облегчение.
   "С высоты семнадцати миль, -- говорит Пфаалль, -- земля представляет великолепное зрелище. На западе, на севере, на юге, видно было безграничное море, по-видимому, неподвижное, и с каждой минутой принимавшее все более и более темный голубой цвет. На востоке очень ясно обрисовывались Британские острова, западные берега Испании и Франции и небольшая часть северной Африки. Не было никакой возможности увидеть отдельные здания, и самые знаменитые города как будто исчезли с лица земли".
   Скоро Пфаалль достиг высоты двадцати пяти миль и мог обнять взглядом почти 320 часть всей поверхности земли; он вынимает снаряд для сгущения воздуха, прячется вместе с лодкой в настоящий каучуковый мешок, сгущает в нем воздух, и придумывает замысловатый снаряд, который, посредством капли воды, падающей на лицо Пфаалля, будил бы его каждый час, чтобы он мог возобновить воздух, испорченный от дыхания в этом небольшом пространстве.
   День за день, он ведет журнал своего путешествия. Он отправился с земли 1 апреля; 6-го находится над полюсом, видит огромные сплошные льдины; горизонт его зрения увеличивается вследствие того, что поверхность земли у полюсов не так выпукла. 7-го апреля он находится на высоте 7 254 миль.
   День ото дня земля стала уменьшаться в объеме; но он все не видел луны, которую заслонял от него шар. 15-го числа он услышал страшный шум, так что на несколько минут потерял сознание; впоследствии уж он сообразил, что, вероятно, аэролит пролетел мимо него. 17-го, посмотрев вниз, он пришел в ужас: ему показалось, что земля вдруг стала опять увеличиваться. Не лопнул ли его воздушный шар? не падает ли он на землю? У Пфаалля колени задрожали, губы застучали, и волосы стали на голове дыбом.....
   Но судите о его радости, когда он, рассудив хладнокровно, понял, что этот огромный шар под его ногами, к которому он быстро приближался -- была луна во всем своем величии!
   Во время его сна воздушный шар перевернулся и теперь опускался на блестящее светило, горы которого извергали вулканическую лаву.
   19-го апреля, в противность новейшим открытиям, доказывающим совершенное отсутствие атмосферы вокруг луны, Пфаалль заметил, что окружающий воздух становился все гуще и гуще; работа его сгустительного снаряда значительно уменьшилась, он даже мог вылезть из каучукового мешка. Скоро он почувствовал, что падает с страшною быстротой; он быстро сбросил свой балласт и все вещи, которые были в лодочке, и наконец, "как ядро, упал в самую середину города, имевшего фантастический вид, и очутился в толпе некрасивых маленьких людей, из которых ни один не произнес ни слова и не поспешил подать ему помощь".
   Путешествие продолжалось девятнадцать дней, и Пфаалль сделал приблизительно 231 920 миль. Посмотрев на землю, он нашел, что она "имеет вид большого, темного медного щита, имевшего два градуса в диаметре, неподвижного в небесах; на одной стороне этого щита блестела золотая полоса. На земле нельзя было увидеть ни моря, ни материка, и "она была покрыта разнообразными пятнами и как бы опоясана тропиками и экватором".
   Этим оканчиваются странные приключения Ганса Пфаалля: каким образом узнал о них бургомистр города Роттердама, Мингер Супербус-Фон-Ундердук? -- ни более, ни менее как от жителя луны, посланника от самого Ганса, желавшего возвратиться на землю. Если его помилуют, то он обещал сообщить свои любопытные наблюдения над новой планетой, "о быстрых переходах от холода к жару: об этом беспощадном и жгучем солнечном свете, который продолжается пятнадцать дней, и о суровом, ледяном холоде, который продолжался в следующие за жарами пятнадцать дней; о племенах живущих на луне, о их нравах, обычаях, политических учреждениях; о их особенной организации, их уродливости, об отсутствии у них ушей, как ненужных органов в так странно-измененной атмосфере, и, вследствие этого, о их неумении говорить; о странном способе передавать друг-другу мысли, заменяющем разговор; о непонятной связи, существующей между жителями луны и жителями земли, такой же связи, какая существует между движениями земли и луны, вследствие которой существование и судьба жителей одной из них похожи на существование жителей другой, и, что важнее всего, о странных тайнах другого полушария луны, которое, благодаря премудрости Божией, никогда не повернется к нам и не подвергнется наблюдениям в телескоп".
   Представьте себе, любезные читательницы, какие великолепные страницы мог бы написать Эдгар Поэ обо всем этом! Но он предпочел остановиться на этом; он даже оканчивает свою новеллу, доказывая, что она не больше, как шутка. Он жалеет, и мы пожалеем вместе с ним, что еще не написана этнографическая и физическая история луны; пока не найдется смельчак, который бы предпринял это, мы ничего не узнаем о своеобразной организации жителей луны, о способе их передавать друг-другу мысли и, в особенности, о соотношении, существующем между ими и нами.
  
   Теперь мне остается только назвать вам еще некоторые из сочинений и новелл Эдгара Поэ; вот они: Рукопись, найденная в бутылке, фантастический рассказ о кораблекрушении и спасении людей, потерпевших его, чудесным кораблем, которым управляли тени; Поездка к Мэльштрому, безумная поездка, предпринятая лофоденскими рыбаками; Правда о случае с г-м Вольдемаром, рассказ, в котором умирающий засыпает магнетическим сном и этим избавляется от смерти; Черная кошка, история убийцы, преступление которого было открыто кошкой, нечаянно зарытой вместе с убитым, Человек из толпы, исключительная личность, которая живет только в толпе, и за которою удивленный, тронутый и невольно увлеченный Поэ следит в Лондоне с самого утра во время дождя и тумана, в многолюдных улицах, на шумных рынках, в отдаленных частях города, где собираются пьяницы, словом всюду, где есть толпа; и, наконец, Падение дома Usher -- ужасное происшествие с одной молодой девушкой, которую хоронят, думая, что она умерла, и которая потом оживает.
   Я окончу это перечисление его сочинений обозрением рассказа, называемого Неделя с тремя воскресными днями. Содержание его не так печально, но все-таки очень странно. Как могло в одной неделе быть три воскресенья? для трех человек это могло случиться, и Поэ доказывает это. Земля имеет двадцать пять тысяч миль в окружности и поворачивается вокруг своей оси с востока на запад в двадцать четыре часа; значит, в час она делает почти тысячу миль. Предположим, что один из этих трех человек отправляется из Лондона и делает тысячу миль на запад; он видит восход солнца часом ранее, чем другой, который останется на месте. Если он сделает еще тысячу миль, то увидит солнце двумя часами ранее. К концу своего кругосветного путешествия, возвратившись опять в Лондон, он целым днем опередит того, который оставался в Лондоне. Если бы третий человек совершил такое же путешествие, на тех же условиях, но только в противоположную сторону, т. е. на восток, то по возвращении своем он отстал бы на один день; что случится с этими тремя людьми, если они соберутся в одном пункте в воскресенье? Для первого из них воскресенье было вчера, для второго -- сегодня, а для третьего будет завтра.

IV.
Приключения Артура Гордона Пима. -- Огюст Барнар. -- Брик Грампус. -- Потаенное место в трюме. Бешеная собака. -- Кровавое письмо. -- Возмущение и убийства. -- Привидение на палубе. -- Корабль смерти. -- Кораблекрушение. -- Мучения голода. -- Путешествие в южному полюсу. -- Новые люди. -- Необыкновенный остров. -- Заживо погребенные. -- Большой человеческий призрак. -- Заключение.

   Наконец я перехожу к роману, которым заканчивается это обозрение сочинений Поэ. Он длиннее самых длинных его новелл и называется "Приключение Артура Гордона Пима"; в этом романе много чисто драматических сцен, которые еще нигде не встречались.
   Поэ начинает с того, что приводит письмо Гордона Пима, в котором последний говорит, что приключения его вовсе не выдуманы и совершенно несправедливо приписываются Поэ; не говоря о достоверности их, посмотрим только, вероятны ли они.
   Гордон Пим рассказывает сам.
   С самого детства он имел страсть к путешествиям, и, несмотря на один несчастный случай, чуть было не стоивший ему жизни, он задумал однажды, против воли своих родных, взять место на бриге Грампусе, который должен был отправиться на ловлю китов.
   Один из его друзей, Огюст Барнар, принадлежавший к экипажу брига, помогает осуществлению его плана и приготовляет потаенное место в трюме, где Гордон должен скрываться до отплытия корабля. Все приводится в исполнение без всяких затруднений, и наш герой вскоре замечает, что бриг тронулся! Однако, после трех дней заключения его ум начинает мешаться, ноги страдают от судорог, и, ко всему этому, провизия его портится. Время все идет, а Огюст не является; заключенный начинает сильно беспокоиться.
   Поэ с большим искусством описывает галлюцинации, бред, физические и нравственные страдания несчастного. Уже он лишился языка, и мысли его путались; в эту минуту отчаяния он вдруг почувствовал, что к груди его прикоснулись лапы какого-то огромного животного, светящиеся глаза которого прямо устремились на него. Голова Пима закружилась, и он был уже близок к помешательству, как вдруг ласки и знаки привязанности со стороны животного успокоили его, и он узнал в ужасном животном Тигра, свою ньюфаундлендскую собаку, которая прибежала за ним на корабль.
   Тигр был его другом и товарищем в течение семи лет; к Гордону возвратилась надежда, и он стал приводить свои мысли в порядок; к сожалению, он забыл счет времени, и не мог сосчитать, сколько дней прошло с тех пор, как он попал в трюм.
   У него была сильная лихорадка, и, к довершению горя, в его кружке совсем не было воды; он решился, во что бы то ни стало, отправиться наверх; но качка разбрасывала в разные стороны дурно прикрепленные ящики с товаром, и потому каждую минуту надо было опасаться, что проход будет ими завален. Однако, после бесконечных усилий, Гордон добрался, наконец, до траппа; но напрасно старался он открыть его при помощи своего ножа: успеха не было. Сходя с ума от отчаяния, умирая от усталости, он едва-едва добрался до своей каморки и там упал на пол.
   Тигр старался утешить его своими ласками; но вышло только то, что животное испугало своего господина; оно стало глухо выть, и Гордон, протягивая к нему руку, постоянно замечал, что Тигр лежит на спине, с поднятыми кверху лапами.
   Вы замечаете, каким последовательным рядом фактов действует Поэ на читателя, приготовляя его к дальнейшим сценам; в самом деле, можно всему поверить, всего ожидать, когда приходиться с ужасом читать заглавие следующей главы: Тигр взбесился! Просто нет сил продолжать чтение книги.
   Между тем Гордон, лаская Тигра, ощупал небольшой сверток бумаги, привязанный ниткой под плечом животного: тщетно отыскивая спички, он наконец достал немного фосфору, который, после сильного трения, загорелся бледным огнем. При свете его он успел прочесть конец одной строчки, именно следующие слова ".... кровь. -- Не выходите; от этого зависишь ваша жизнь".
   Кровь! Это слово, и в таком положении! Тогда только, при свете фосфора, он заметил, какая странная перемена произошла с Тигром! Он более уже не сомневался, что лишение воды довело его до бешенства. Теперь, как только у него явилось желание покинуть свою каморку, собака, по-видимому, старалась загородить ему дорогу. Тогда крайне испуганный Гордон плотно застегнул свой сюртук, желая предохранить себя от укушений животного, и вступил с ним в отчаянную борьбу; он одолел собаку и успел запереть ее в ящик; но после этого он упал в обморок. Из этого состояния его вывел голос, который шепотом произнес его имя. Возле него стоял Огюст и подносил к губам своего друга бутылку с водой.
   Что же случилось на палубе? Произошло возмущение экипажа, кончившееся убийством капитана и двадцати одного матроса. Огюст спасся, благодаря только заступничеству Петерса, моряка, одаренного необыкновенною силой. После этой ужасной сцены, Грампус продолжал свое плавание; рассказ о его приключениях, как говорит романист, будет содержать в себе случаи, совершенно выходящие из ряда обыкновенных и из пределов того, чему верят люди, а потому я продолжаю его, не ожидая, что мне поверять, и возлагая только надежду на время и на успехи науки, которые подтвердят наиболее важные и невероятные из моих рассказов."
   Бунтовщики имели двух начальников: лейтенанта и Петерса, которые ненавидели друг друга. Извлекая выгоду из этого раздора, Барнар сообщает Петерсу, число приверженцев которого с каждым днем уменьшается, о присутствии Гордона на корабле. Тогда они задумывают овладеть кораблем. Смерть одного матроса дает им возможность осуществить этот план: Гордон будет представлять тень покойного, приходящую с того света; эффект, произведенный этим явлением, послужит в пользу заговорщиков.
   Так и случилось; появление тени произвело потрясающее впечатление; началась борьба, окончившаяся торжеством Петерса и двух его товарищей, которым помогал Тигр. Они одни остались на корабле; из противной партии уцелел только один матрос, Паркер, который и присоединился к ним.
   Но тогда вдруг поднялась страшная буря; от сильного ветра корабль лег на бок, и спасти, пришедшие в беспорядок от наклонения, несколько времени держали его в этом положении: но скоро, однако, он немного приподнялся.
   Потом наступают страшные сцены голода, описанные с большим искусством; в минуту самых тяжких страданий происходит случай, повергающий всех в ужас. Несчастные замечают на море большую, окрашенную черной краской, гоэлету, голландской постройки, приближающуюся к ним. Сначала она идет тихо, потом удаляется и опять возвращается; она, как будто, не имеет определенного пути. Но вот она приблизилась к Грампусу на расстояние двадцати футов, и несчастные мореплаватели увидели, что палуба гоэлеты покрыта трупами и что на ней нет ни одного живого существа, за исключением ворона, который один бродит среди мертвецов. Потом странный корабль удалился, повинуясь своей страшной судьбе.
   В следующие за тем дни мучения голода и жажды удвоились. Страдания путешественников на Медузе дают только слабое понятие о том, что происходило на Грампусе. Тут хладнокровно рассуждали о необходимости утолить свой голод человеческим мясом и бросили наконец жребий, кому быть съеденным; судьба была против Паркера.
   Так промучились несчастные до 4-го августа; Барнар умирал от истощения; судно, повинуясь какой-то непреодолимой силе, мало-помалу переворачивалось и остановилось наконец килем вверх; Гордон и Петерс схватились за него: они немного утолили свой голод, потому что киль был покрыт густым слоем моллюсков, которые доставили им превосходную пищу; но воды все-таки не было.
   Наконец, 6-го августа они были несказанно обрадованы, когда к ним подъехала гоэлета Jane Guy, ехавшая из Ливерпуля; капитан Guy взял их на корабль. Наши три несчастливца узнали тогда, что их унесло ветром почти на 25 градусов от севера к югу.
   Гоэлета Jane Guy отправлялась в Южный Океан ловить тюленей, и 10-го октября бросила якорь у острова Отчаяния, Christmas Harbour.
   12-го ноября она выехала оттуда и в 15 дней приблизилась к островам Тристан д'Акунья; 12-го декабря капитан Guy отправил к полюсу разведку; Поэ очень интересно рассказывает об открытии этих морей, о попытках знаменитого Веделя, ошибки которого наш Dumont d'Urville так хорошо обличил в время своих путешествий на кораблях: в Astrolabe, и Zélée.
   18-го января матросы вытащили тело странного животного, по всем вероятиям, водившегося на земле.
   "Оно имело три фута в длину и шесть дюймов в вышину; ноги его были очень коротки, и ярко-пурпуровые когти напоминали коралл. Все тело его было покрыто гладкой, шелковистой, совершенно белой шерстью. Хвост, длиною в полтора фута, был тонок, как у крысы. Голова напоминала кошачью, за исключением ушей, который висели вниз, как у собаки. Зубы были такие же красные, как и когти".
   19-го января они открыли землю на 83-м градусе широты; дикие, новые люди, черные как смоль, выбежали посмотреть на гоэлету, принимая ее, вероятно, за живое существо. Ободренный приветливым видом туземцев, капитан Guy решился проникнуть во внутренность страны: он взял с собой двенадцать хорошо вооруженных моряков, и после трехчасовой ходьбы дошел до селения Клок-Клок. Гордон тоже участвовал в этой экспедиции.
   "С каждым шагом, который мы делали в этой стране говорит он, мы все более и более убеждались, что находимся на земле, которая существенно отличается от всех других стран".
   И действительно, деревья здесь совсем не были похожи на растения жаркого пояса, скалы были странной формации, а вода представляла странные явления.
   "Несмотря на то, что она была так же чиста, как известковая она не была светла, как обыкновенная вода, и отливала пурпуром".
   Животные в этой стране, по крайней мере, с первого взгляда, не имели никакого сходства со всеми известными нам животными.
   Экипаж Jane Guy и туземцы жили между собой в добром согласии. Было решено предпринять второе путешествие во внутренность страны; шесть человек остались на гоэлете, а остальные отправились в путь. Сопровождаемые дикими, они вступили в узкие и извилистые долины. С одной стороны возвышалась скалистая стена, испещренная трещинами, которые обратили на себя внимание Гордона.
   Пока он любовался ими вместе с Петерсом и Вильсоном:
   "Я вдруг почувствовал, говорит он, сильный толчок, какого до тех пор никогда в жизни не испытывал; мне показалось, что потрясены все основания земли и что приближается конец мира".
   Они были заживо погребены; когда Петерс и Гордон пришли в себя, то увидели, что Вильсон раздавлен; оба они находились в середине холма; дикие сбросили на них огромную глыбу земли и задавили всех моряков, за исключением Петерса и Гордона. Они принялись прорывать себе дорогу и, наконец, сквозь вырытое отверстие увидели огромную толпу туземцев, которые нападали на гоэлету, отбивавшуюся пушечными выстрелами; но вдруг гоэлета вспыхнула, потому что дикие подожгли ее, и взлетела на воздух; от этого страшного взрыва погибли тысячи людей.
   Несколько дней Гордон и Петерс проживали в этом лабиринте, питаясь орехами. Наконец, после нечеловеческих усилий, Петерс и Гордон вышли в долину; преследуемые бешеной толпой диких, они добежали до берега, где, к счастью, нашли лодку, в которой сидел один только туземец, и пустились в открытое море.
   И вот они в антарктическом океане, "необъятном и пустынном, в легкой лодочке, и весь запас их пищи состоит из трех черепах".
   Они устроили род паруса из своих рубах: вид холста очень неприятно действовал на их пленника, который никак не мог решиться до него дотронуться и, казалось, имел отвращение от белого; между тем они продолжали свое плавание и вошли в страну чудес и удивительных явлений.
   "Высокая стена легкого серого тумана беспрестанно появлялась на юге; по ней порой проходили светлые блестящие полосы, которые перебегали с востока на запад и потом опять собирались в одно место".
   Но что еще более поразило их, так это то, что температура моря все повышалась и скоро стала невыносима; молочный цвет его стал еще явственнее.
   Гордон и Петерс узнали, наконец, от своего пленника, что страшный остров, с которого они бежали, назывался Тсалаль; у бедняги делались судороги всякий раз, как к нему подносили что-нибудь белое.
   Скоро море сильно заволновалось, а серая стена тумана на юге стала странно сверкать.
   "Белая, очень тонкая пыль, похожая на золу, падала в лодку до тех пор, пока этот пар или туман не перестал сверкать и море не успокоилось".
   Так было в продолжение нескольких дней; забвение и внезапная беспечность овладевали несчастными; руки не выносили жара горячей морской воды.
   Теперь я приведу конец этого странного рассказа: "9-го марта. -- Вещество, похожее на золу, как бы дождем падало на нас в огромном количестве. Туманная стена на юге высоко поднялась над горизонтом и начала принимать определенные формы. Я могу сравнить ее разве только с безграничным водопадом, безмолвно катящимся в море с огромного вала в небесах. И действительно, не слышно было ни малейшего шума.
   21-го марта. -- Нас окружала зловещая тьма: но, несмотря на это, мутная вода океана блестела и освещала даже края нашей лодки. Белая, похожая на золу, пыль просто осыпала нас и наполняла лодку, но быстро таяла в воде. Очевидно было, что мы приближаемся к страшной туманной стене; от времени до времени появлялись на ней огромные, сияющие расселины, но они скоро исчезали, и сквозь эти расселины, за которыми виднелись неясные образы, дул сильный ветер, без всякого шума, и волновал пылающий океан.
   22-го марта. -- Мрак еще более увеличивался и умерялся теперь только блеском вод, который освещал и огромную белую занавесь перед нами. Стаи каких-то огромных птиц, синевато-белого цвета, вылетали из-за этой страшной занавеси... Вдруг нас бросило в самую середину страшного водопада, в котором разверзлась бездна, как бы для того, чтоб мы в нее упали. Но в одно мгновенье перед нами появилась человеческая фигура огромных размеров, завернутая в покрывало. Цвет кожи этого человека был белый, как снег"...
   Так оканчивается этот рассказ. Надо, однако ж, полагать, что Гордон Пим благополучно спасся от всех этих ужасов, потому что сам он описывает это; но он умер, не окончив своих записок.
   Поэ, по-видимому, очень жалеет об этом, но не берет на себя труд окончить рассказ.
   Вот краткий обзор главных сочинений американского романиста; не был ли я прав, называя их странными и сверхъестественными? Не создал ли он действительно новый род в литературе, происходящий, если можно так выразиться, от чрезмерной чувствительности его мозга.
   Оставив в стороне непонятное, надо удивляться, в сочинениях Поэ, новости положений, выбору малоизвестных фактов, его уменью наблюдать болезненные ощущения в человеке, выбору сюжетов в его сочинениях, его героям, всегда отличающимся болезненным нервным темпераментом. И, между тем, не смотря на все невозможное, его описания иногда до того правдоподобны, что читатель невольно верит им.
   Позвольте мне теперь обратить ваше внимание на материалистическую сторону его историй; в них никогда не заметно вмешательства провидения. Поэ, по-видимому, не признает его, и старается все объяснить физическими, законами, которые при нужде, сам выдумывает. Но если он материалист, то это скорее вследствие влияния чисто практического и промышленного направления общества, в Соединенных Штатах, чем вследствие особенностей его темперамента; он писал, думал и мечтал, как американец, человек положительный.
   По этим необыкновенным историям можно судить, в каком возбужденном состоянии постоянно находился Эдгар Поэ; к несчастию, его натура не вынесла этого, и он заболел страшной алкоголической болезнью, которую так хорошо назвал и от которой он умер.
  

----------------------------------------------

   Источник: "Модный магазин". Моды, литература, новости, хозяйство, работы. Декабрь 1864. No 23, С. 353--356, No 24, С. 369--375.
   Оригинал здесь: Викитека.
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru