Валишевский Казимир Феликсович
Бунт Стеньки Разина

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Исторический очерк.

Казимир Валишевский

Бунт Стеньки Разина

Исторический очерк

Пролог

   Вокруг этой личности, несомненно весьма выпуклой, яркой и своеобразной, создалась цветистая и красивая легенда, дорогая поэтам и романистам. Даже в наши дни она извращает в глазах большинства истинный характер драмы, герой которой отважно поставил на карту свою голову. В сущности, вся его эпопея сводится к истории разбойничьей шайки.
   С 1639 года татары закрыли казакам доступ к морю, установив надзор в Азове; некоторые из казаков стали искать выхода через Астрахань. Отсутствие между Доном и Волгой прямого водного сообщения не составляло непреодолимого препятствия для легких челнов этих пиратов. Казаки ухитрились перетащить их от реки к реке. Но Москва, заботясь о сохранении мира с шахом, султаном и ханом, старательно оберегала доступ к Каспийскому морю. Казачья вольница поднялась поэтому вверх по Волге, набрала сторонников среди низших слоев прибрежного населения, ограбила торговые суда и выдержала форменную осаду в крепостце, сооруженной на одном из притоков Волги, Иловле, и названной "Новая Рига".
   Восемь лет спустя предприятие, с которым Стенька Разин связал свое имя, было лишь более широким повторением этого заурядного набега.
   В 1666 году шайка, численностью в 500 человек под начальством атамана Васьки Уса опустошила провинции воронежскую и тульскую, бунтуя крестьян и крепостных и избивая помещиков. На запрос из Москвы донской старшина ответил, что над виновными учинена быстрая и строгая расправа. Между тем Васька Ус, продолжавший свои похождения, вскоре оказался отодвинутым на задний план несравненно более предприимчивым атаманом.
   Степан Тимофеевич Разин, прозванный Стенькой, был среднего роста, широкоплеч, крепко сложен, отважен, жесток и хитер; он давно уже пользовался некоторою известностью среди сотоварищей. В описываемое нами время ему было около сорока лет. Посланный в 1661 году к калмыкам, чтобы склонить их к совместным с казаками действиям против татар, он с успехом выполнил свое поручение. Осенью того же года Разин побывал в Москве и совершил паломничество в Соловецкий монастырь.
   Проявления подобной набожности были довольно часты среди казаков, несмотря на их невоздержанный образ жизни и распущенные нравы. В Черняеве (В Шацком уезде, нынешней Тамбовской губернии) эти атеисты соорудили даже и содержали монастырь, в котором некоторые из них схимились, когда возраст, болезнь или какое-либо увечье лишали их возможности вести боевой образ жизни.
   По словам иностранных летописцев, брат Степана Тимофеевича, служивший несколько позднее в войске князя Георгия Долгорукого, был повешен за дезертирство. Степан и третий брат, Фрол, будто бы поклялись отомстить за него боярам и воеводам. Однако, ни документы, которыми мы располагаем, ни местное предание не подтверждают этого эпизода. Достаточно подготовленная, очерченными выше условиями деятельность Стеньки Разина, по-видимому, не нуждалась ни в каких особых побуждениях, -- для нее достаточно было темперамента, весьма склонного откликнуться на запросы жизни.
   Приняв на себя командование голодным сбродом и разбойниками, присоединившимися к ядру шайки, собранной Усом, Разин попытался пробраться к морю через Дон. Задержанный самими казаками, Стенька поднялся по реке до места, где ее течение наиболее приближается к Волге, получил от жителей Воронежа запасы пороха и свинца, и основал между Иловлей и Тишиней вторую, более внушительную "Ригу". Вскоре затем, с тысячью людей, он напал на караван, спускавшийся по Волге с хлебным грузом для Астрахани. Барки были разграблены, агенты, сопровождавшие хлебный транспорт, подвергнуты пыткам и повешены. Одна из барок принадлежала патриарху Иосафу, недавно унаследовавшему сан Никона, -- весьма возможно, что это обстоятельство внушило Стеньке выдать себя за союзника Никона, мстящего за его низложение. Таким образом, набег мог быть примирен с благочестивыми воспоминаниями о паломничестве в Соловки. Позднее легенда о пребывании Никона в шайке отважного атамана находила много верящих в очень широких кругах населения. Один из летописцев пишет даже, будто Стенька Разин старался подкрепить этот слух, возя с собою куклу, изображавшую опального патриарха.
   Ограбленный караван сопровождал отряд стрельцов, даже не пытавшихся оказать сопротивление. Бездействие стрельцов воспламенило народное воображение. Атаман прослыл колдуном.
   Одним окриком он останавливает корабли; одним взглядом повергает в оцепенение солдат, которым поручена охрана их; от его тела отскакивают пули.
   Возбужденный столь легко давшимся успехом, Стенька на несколько времени расположился лагерем в окрестностях Камышина, на холмах, доныне носящих его имя. Затем, спустившись по Волге, он миновал Царицын; легенда уверяет, будто пушки крепости опять-таки оказались негодными для стрельбы и воевода поэтому вынужден был послушно выполнить приказания атамана. Город, однако, не был взят. Тем не менее, направившись далее с отрядом, насчитывавшим уже 1500 человек на тридцати пяти лодках, Разин миновал в обычное время хорошо охраняемый проход Черного Яра и пробился к морю.
   Невозможно угадать, каким планом руководствовался он тогда. Вероятнее всего, что у него вовсе не было никакого плана. Авантюрист, он лишь искал приключений. Стенька Разин обогнул северный берег Каспийского моря до устья Яика, нынешнего Урала, и напал на небольшой городок этого же имени, не оказавший никакого сопротивления. Командир малочисленного московского гарнизона, находившегося в Яике, Сергей Яцын, уверял потом, будто попался впросак, думая заманить нападающих в ловушку. Раскрыв двери церкви, в которой они желали помолиться, он надеялся, что захватит их там всех в плен. Несомненно лишь одно: стрельцы несколько времени колебались,-- одни советовали присоединиться к казакам, другие -- выйти на астраханскую дорогу, -- и затем почти все были перебиты.
   Городок этот несколько времени служил победителю оперативною базой для сухопутных и морских экспедиций против татар, к устью Волги и против мусульманских кораблей вдоль дагестанского побережья.
   Хотя сначала этому движению не было придано существенного значения, в Москве начали теперь тревожиться; заволновались на Дону и сами казаки, все громче выражавшие желание присоединиться к прославленному атаману. Войсковой старшина Корнил Яковлев чувствовал, что его авторитет падает. Он не мог считать в безопасности даже свою жизнь; круг отказывался слушать старых и сдержанных казаков.
   Переговоры, завязанные обеими сторонами с казаками, захватившими Яик, не дали никакого результата. Не произвели никакого впечатления и послания от самого царя. В конце 1667 года астраханский воевода князь Иван Прозоровский получил приказ выступить в поход. Стенька Разин мгновенно справился с высланным против него отрядом; часть солдат он переманил на свою сторону, остальных перебил. Весной следующего года он получил с Дона подкрепление в 700 казаков и вышел в море; начался самый блестящий период его карьеры.

Персидская эпопея

   Опустошив персидское побережье от Дербента до Баку, Разин достиг Решта. Вступив с казаками в переговоры и согласившись обменяться заложниками, губернатор города Будар-хан открыл рейд казачьей флотилии; в то время, как этот успех разнесся по всему Дону, Стенька стал мечтать о переселении на персидскую территорию и послал шаху предложение поступить к нему на службу.
   При таком направлении предприятие раскрывало виды, которые могли показаться соблазнительными самой Москве. Ермак и его спутники таким же образом приступили к завоеванию Сибири, с той, однако, разницей, что им не пришлось столкнуться ни с какой правильно организованной державой, с которой правительство их страны поддерживало постоянные сношения. Шах и предложения, делаемые ему Разиным, портили дело. В Кремле не отступили бы перед попыткой преодолеть трудности, если бы Стенька и его товарищи не устранили всякую возможность компромисса с ними. Они повели себя в Реште так, что жители возмутились и вынудили их поспешно бежать из города, потеряв в нем до 400 человек.
   Казаки жестоко отомстили за поражение в Фарабате. Явившись туда сначала самым мирным образом, будто бы с намерением наладить торговые сношения с местным рынком, они напали врасплох на жителей, не ожидавших коварного нападения. Набеги эти они продолжали весной 1669 г., вернувшись на восточный берег Каспийского моря, чтобы разграбить туркменские улусы и напасть затем на персидский флот. Флот был совершенно уничтожен. Персидский адмирал Менеди-хан спасся всего с тремя судами, оставив в руках победителя сына и дочь, которую Стенька превратил в свою любовницу.
   Воспоминание об этом подвиге сохранилось в одной казацкой "думе", в которой вместе с Разиным сражается Илья Муромец, сказочный богатырь былинного эпоса, современник киевского стольного князя Владимира!
   Но в действительности похождения казачьего атамана начали принимать опасный оборот. Переговоры, затеянные с шахом, не привели ни к чему; победившие, но истощенные совершенными усилиями, лишенные возможности долго держаться на море, без -запасов провианта, Стенька и его спутники не знали, что им дальше делать и как поступить с огромной добычей, которую они награбили. В сущности, следуя своему внутреннему влечению, они охотно завершили бы свои рискованные приключения обычной, заурядной развязкой казачьих экспедиций по Черному морю: возвращением в донские станицы с награбленной у "неверных" добычей. Но они имели неосторожность бросить вызов московскому правительству, -- и обратный путь был для них прегражден. Астраханский воевода, подготовившись на этот раз более предусмотрительно, ждал их у прохода с тридцатью шестью судами и 4 000 стрельцов.
   Плохо осведомленный и, как всегда, дерзкий, Стенька безрассудно столкнулся с этой внушительной силой, вынужден был отступить и, преследуемый, сдался на капитуляцию. Следуя своим инструкциям, Прозоровский проявил большую уступчивость. Казаки предложили возвратить все, награбленное не на мусульманской территории, разгром же каспийских берегов мог сойти за своего рода законные репрессии, ввиду постоянных набегов персидских подданных или данников на московские прибрежные владения. Соображения эти легли в основу переговоров. В астраханском городском приказе, 25-го августа 1663 года Стенька и его сотоварищи принесли торжественно повинную. Атаман сложил свою предводительскую булаву, подтвердил клятвенным обещанием, что выполнит принятые на себя обязательства и послал в Москву депутацию, отделавшуюся снисходительным выговором.
   Стенька пировал с воеводами, одарил их персидскими тканями, бил челом царю городами, отнятыми у шаха, и достиг своей цели -- позволения вернуться на Дон с остальной частью добычи. Пообещав сдать всю свою артиллерию, он сохранил однако около двадцати пушек, -- сославшись на необходимость миновать степи, где ему могли угрожать крымские или азовские татары и турки.
   Воевод упрекали потом, что они не задержали казаков, распределив их по стрелецким ротам. Но воеводы не могли и думать о подобной попытке: Стенька и его присные предстали перед ними в таком великолепии, что, покрытые шелками, с руками, полными золота, воскресили в них воспоминание об Олеге и его дружине, ослепивших Киев богатствами, захваченными в греческой империи. На лодках их красовались чуть не легендарные шелковые канаты и паруса! Наполовину оказаченные в городе, где все дышало еще тем же духом первобытной независимости, стрельцы далеко не внушали доверия в отношении воинской дисциплины; между тем, это была единственная сила, на которую опирались Прозоровский и его помощник. Для стрельцов соблазн был слишком велик: они сами могли пожелать присоединиться к торжествующей казачьей вольнице, шатавшейся по кабакам в бархатных кафтанах и, для расплаты по счету отдиравшей от шапки драгоценную жемчужину.
   Стенька, державший в полном подчинении всю эту суровую орду, представлялся таким ласковым, щедрым, великодушным! Воеводы, сравнительно с ним, казались такими требовательными и строгими к бедному люду! Правда, Стенька желал, чтобы ему оказывали почти царские почести: приходившие к нему должны были становиться на колени и кланяться лбом до земли; но он позволял делать что угодно, никогда ни в чем не отказывал.
   Прибывший в это время в Астрахань на корабле "Орел", -- первом образце будущего русского флота [Первым русским кораблем было, в сущности, судно "Фридрих", сооруженное в 1635 г., в царствование Михаила Федоровича, в Нижнем Новгороде. Построенное гольштейнским корабельщиком при содействии русских плотников, оно вышло по Волге в море, но тотчас же разбилось у берегов Дагестана. "Орел" был построен в 1667 г. голландскими судостроителями в деревне Дединово, на Оке. В сентябре 1668 г. отсюда отплыла для усмирения пиратов первая эскадра, состоявшая из "Орла", имевшего в длину 80 и в ширину 21 фут и снабженного 22 пушками, яхты и трех служебных лодок. Экипаж из 14 человек с капитаном Давидом Бутлером во главе был выписан из Амстердама. В Астрахань "царский флот" прибыл в июне 1669 года. Выступление на сцену Стеньки Разина уничтожило все надежды, возлагавшиеся на эту флотилию: в следующем же году "Орел" и остальные суда были сожжены по приказу крамольного атамана] голландец Стрюис видел атамана и следующими чертами обрисовывает его наружность:
   "Он казался высоким, держался с достоинством, имел вид горделивый. Сложен он был стройно, но лицо было несколько поперчено рябинами. Он обладал даром внушать страх и любовь... Мы застали его в шатре с его наперсником, прозванным "Чертовы усы" (речь идет, вероятно, о Ваське Усе), и несколькими другими офицерами... Наш капитан поднес ему в дар две бутылки водки, которой он обрадовался, так как давно уже не пил ее... Он сделал нам знак сесть и поднес нам по чарке за свое здоровье... но не говорил почти ничего и не проявил никакого желания узнать, для какой именно цели мы прибыли в эту страну... Мы вторично посетили его и нашли на реке, в раскрашенной и вызолоченной лодке, пьющим и веселящимся с некоторыми из его офицеров. Возле него была персидская принцесса..."
   Красота этой наложницы и ее знатное происхождение немало способствовали престижу Стеньки, возбуждая, впрочем, зависть среди его соратников. Этим, вероятно, объясняется неожиданный "жест", которым, согласно преданию, завершился роман с персидской царевной. В самый разгар пиршества, опьяненный вином и страстью, атаман бросил прекрасную персиянку в Волгу, оправдывая свой поступок желанием рассчитаться с любимой рекой, наградившей его властью, золотом, всякими богатствами; он, в свою очередь, пожертвовал ей лучшей частью своей добычи!
   Приводя этот эпизод, Стрюис не говорит, что был его очевидцем; достоверность его тем более подозрительна, что такое же повествование включено в былину о Садке, новгородском госте.
   Стенька, как и большинство ему подобных авантюристов, относился с пренебрежением ко всему, не исключая человеческой жизни; вся его карьера была лишь кровавой оргией. Можно допустить, что он убил и дочь Менеди-хана, -- но при условиях не столь мелодраматических. Присвоив себе роль верховного судьи, он приказал, в другом случае, повесить за ноги женщину, уличенную в прелюбодеянии, и утопить ее соблазнителя.
   Подобные эпизоды внушили астраханским воеводам желание поскорее избавиться от таких неудобных соседей; 4-го сентября казаки покинули Астрахань.
   Подымаясь по Волге, Стенька, вопреки запрещению, заставил раскрыть ворота Царицына, поил своих людей водкой за счет жителей, сорвал откуп с царицынского воеводы Григория Унковского, подергав его предварительно за бороду, и направился, наконец, к Дону. Навстречу ему выехали послы, которых он отправил в Москву.
   Стенька проникся в Астрахани сознанием своего значения и могущества; он и не подумал о том, чтобы выполнить только что принятые на себя обязательства. Не отослав, как обещал, оставленных ему двадцати пушек, он окопался между Кагальником и Ведерниковым, вызвал в новую резиденцию свою жену и брата Фрола и как бы поделил область войска Донского: в Черкасске верховодил по-прежнему Корнил Яковлев, под главенством же Стеньки Разина сосредоточилось до 2700 хорошо вооруженных казаков, покрытых легендарной славой персидского набега. Стоустая молва преувеличивала россказни о баснословно богатой добыче. Многие прибывали к Стеньке даже с отдаленных берегов Днепра: все эти искатели приключений ожидали новой экспедиции, план которой, по-видимому, еще не созрел в голове Стеньки.
   В ожидании, чтобы заручиться расположением местного населения, он воздерживался от всяких грабежей и даже не мешал развитию торговых сношений между донской областью и Москвой. Он добивался лишь, чтобы московские купцы отдавали предпочтение Кагальнику перед Черкасском, что, впрочем, совпадало с выгодами торговцев. Черкасские казаки, конечно, косились на усиливающегося конкурента, угрожавшего им разорением.
   Весной 1670 года Стенька Разин вывел их из затруднения. Он нагрянул на Черкасск с ватагой избранных головорезов, как раз в тот самый момент, когда Корнил Яковлев с почестями отсылал царского гонца, привезшего благосклонное послание. Стенька обругал гонца шпионом, подосланным не царем, а боярами, и приказал бросить его в воду вместе с несколькими казаками, протестовавшими против такого самоуправства.

Диктатура Стеньки

   Корнилу Яковлеву было не под силу тягаться с таким соперником. Вся власть вскоре нераздельно перешла в руки Стеньки, который стал вводить новые порядки. Считая попов агентами московского правительства, он наметил, между прочим, любопытную попытку ввести гражданский брак. В Черкасске сгорело несколько церквей. Казаки просили денег, чтобы отстроить их. Новый вождь позаимствовал уловку от одного из древнейших героев былинного эпоса, Дуная Ивановича: "зачем вам церкви? к чему нужны попы? Чтоб венчать вас? Поставьте жениха и невесту под деревом, попляшите вокруг них, -- вот вам и свадьба!"
   Отпраздновав несколько свадеб по этому обряду, он поднялся по Дону до городка Паншина, где соединился с Васькой Усом, разорявшим тем временем помещичьи вотчины около Воронежа и Тулы. Вместе с этим подкреплением, у него набралось до 7 000 вооруженных людей, с которыми Стенька двинулся сухопутным путем к Царицыну.
   Жители этого города покорно раскрыли перед ним ворота. Башня, в которой засел градоправитель Тимофей Тургенев, была взята приступом; несчастного воеводу протащили, с петлей на шее, до Волги и зверски утопили. Стенька Разин открыто выступил в своей новой роли. Он наметил сотоварищам грандиозный план: подняться по реке, захватить попутные города, расправившись с воеводами, как с Тургеневым, взбунтовать окрестное население, -- и пойти на Москву, чтобы положить там конец правлению бояр, врагов народа и царя.

Бунт

   Но Стенька Разин самообольщался: он не располагал ни способностями, ни воинским дарованием, ни пониманием своей задачи, необходимыми для достижения намеченной цели. Вскормленный, возвеличенный разбоями, он обречен был остаться разбойником. Подняв широкое народное движение, он не сумел ни направить его, ни обеспечить ему дальнейшее развитие.
   Узнав, что Прозоровский послал сильный отряд из Черного Яра и что, в то же время 5000 стрельцов из Москвы спускаются по реке к Царицыну, чтобы захватить его между двух огней, Стенька применил прием обычной казацкой тактики: он бросился навстречу врагу, приближавшемуся с севера, настиг его у острова Денежного, в семи верстах от Царицына, отбросил к городу, где стрельцов встретили пушечными выстрелами, и частью истребил, частью забрал их в плен. Московский военачальник Иван Лопатин и его помощники разделили участь Тургенева. Уцелевшие стрельцы немало удивились, узнав, что Стенька вовсе не сражается против царя, -- а выдает себя за его защитника от гнусной боярской камарильи.
   Астраханские стрельцы также не выдержали натиска и сдались без сопротивления. Стенька Разин, соблазнившись возможностью разграбить Астрахань и установить в ней в широком масштабе пародию на правительство, испробованную в Черкасске, отбросил первоначальный план -- подняться по Волге и идти на Москву, ослабленную войной с Польшей. Вместо этого он повернулся спиной к дальнейшим успехам и бросился к низовьям, на южную торговую столицу.

Казацкое правительство

   Князю Прозоровскому доставил весть о поражении спасшийся командир отряда астраханских стрельцов князь Семен Львов. Прозоровский поспешил укрепить город. Но население его было взбудоражено тревожными слухами и предзнаменованиями. Митрополит Иосиф, жестоко пострадавший от казаков Заруцкого, всполошился. Среди стрельцов обнаружилось опасное брожение; 15 июня они с угрозами потребовали уплаты просроченного жалованья. При помощи духовенства Прозоровскому кое-как удалось их успокоить. Через неделю Стенька Разин появился под стенами города. Два дня спустя, после попытки завязать с осажденными переговоры, он пошел на приступ.
   Астрахань была защищена стенами в четыре сажени вышины и в полторы сажени ширины, снабженными башнями и 460 пушками. Но стрельцы убили лейтенанта Фому Бойля, помощника капитана "Орла" Бутлера, командовавшего артиллерией, -- и пушки не помешали казакам влезть по лестницам на укрепления. Собор вскоре наполнился московскими офицерами и чиновниками, бежавшими от начавшегося избиения. Прозоровского принесли тяжело раненного пикой. Митрополит успел лишь причастить мужественного воина, с которым его связывала тесная дружба. Заперли тяжелую, из кованого железа дверь храма; но в окна сыпались пули, убившие в числе других, ребенка на руках матери и продырявившие чудотворную икону Казанской Божией Матери. Наконец, дверь поддалась, и, переступив через тело стрелецкого сотника, героически преградившего доступ в церковь, казаки ринулись на еще живого Прозоровского и связали как его, так и остальных московских агентов.
   Расправа не замедлила: Стенька прошептал несколько слов Прозоровскому, воевода отрицательно покачал в ответ на его предложение головой, -- и тотчас же казаки потащили умирающего на колокольню, откуда сбросили его на крепостные стены. После произведенного для видимости допроса остальные пленники были умерщвлены, большею частью тут же, на соборной паперти. В монастыре св. Троицы, где их похоронили, один монах насчитал 441 труп.
   За побоищем последовало всеобщее разграбление, причем не были пощажены не только присутственные места и дома богатых москвичей, но и индийские и бухарские базары.
   Стенька Разин превратил Астрахань в казацкий город, разделив жителей на тысячи, сотни и десятки, под начальством избранных есаулов, сотников и десятников, организовал "круг" и сделал вид, будто хочет восстановить древнее вече. Однажды утром население погнали за город, на "большое поле, принять присягу на верность царю, атаману и казачьему войску, с клятвой выдавать "изменников". Двое священников отказались от присяги; Стенька велел утопить одного из них, а другому -- отрезать руку и ногу. Он приказал сжечь все бумаги архивов и канцелярий, заявив, что поступит так же в Москве и даже в самом дворце царя. При неграмотности казаков эти бумаги были излишни.
   Как сам атаман, так и его подручные бражничали с утра до ночи, превращая свое правление в сплошную оргию. Они утопали в водке и крови. Стенька Разин не переставал выискивать новые жертвы для мучительств. После неудачи возобновленных переговоров с Менеди-ханом он приказал повесить пленного сына этого мусульманина, зацепив жертву ребром за железный крюк.
   Дети подражали популярному атаману, и также играли в палачей. Они секли мнимых преступников или вешали их за ноги. Одна из их жертв не была освобождена вовремя -- и умерла.
   Обедневших жен и дочерей убитых Стенька выдавал замуж за своих казаков. Для этой цели он прибегал даже к помощи немногих уцелевших священников, запрещая им, однако, подчиняться митрополиту.
   Митрополит не противодействовал, и в день имени царевича Федора Алексеевича имел даже слабость пригласить к столу Стеньку Разина и сотню его сотоварищей. В оправдание его следует сказать, что дом его служил убежищем для вдовы князя Прозоровского, Парасковии Федоровны, скрывшейся там с двумя сыновьями, 16-ти и 8-ми лет. Стенька открыл-таки несчастных мальчиков; старший был убит, после ужаснейших пыток, посредством которых казаки старались выведать, куда спрятал князь Прозоровский свою казну, а младший был возвращен матери в плачевном состоянии.
   В конце июля Стенька почувствовал, что опасно дать Москве время собраться с силами для новых наступательных действий; он решил продолжать свои прерванные операции, -- но благоприятное время уже было потеряно.
   Оставив в Астрахани Ваську Уса, Стенька поднялся по Волге на двухстах лодках; две тысячи верховых казаков следовали по берегу. Затем были также захвачены и разграблены Саратов и Самара. В начале сентября он достиг Симбирска и вместе с тем предела своих успехов.

Поражение

   Симбирский воевода Иван Милославский получил из Казани подкрепление, под начальством князя Георгия Барятинского; но оба эти полководца располагали лишь призрачным войском. Им прислали достаточно денег для производства нового набора, но они сговорились присвоить себе эти средства, вписать в ложные перечни рекрутов убитых или вовсе не существовавших людей.
   Барятинский, проявив больше отваги, чем честности, вступил в бой с крамольным атаманом и, в пять или шесть раз слабее его численностью, продержался целый день. Ночью, однако, повторилось то же, что случилось в Астрахани и Царицыне: жители Симбирска пустили казаков в главный форт города и, под огнем собственных пушек Барятинский вынужден был отступить. Милославский, с ничтожной кучкой солдат, стойко держался в другом форте. Стенька, выказав поразительную неумелость, в течение целого месяца не мог вытеснить его оттуда. Тем временем Барятинский вернулся со свежими войсками. Разин не сумел использовать своего численного превосходства; совершенно неспособный к ведению правильного боя, он оказался бессильным против неприятеля, на этот раз не обезоруженного изменой. Попытки заменить искусство личной отвагой привели лишь к тому, что, дважды раненный в схватке, он лишился возможности руководить своими людьми и был разбит наголову. Под покровом ночи он бросил ядро своих сил, состоявшее из плохо вооруженных крестьян, и с одними донскими казаками спустился по Волге.
   Наутро Барятинский и Милославский без труда расправились с остатками Стенькиного войска. Несколько сот человек было брошено в воду; остальных или изрубили в куски, или сохранили для виселиц, которые вскоре испещрили все соседние дороги. Бунт Стеньки Разина окончился.
   Перед этим поражением его предприятие приняло на несколько времени ужасающие размеры. Отступление Барятинского произвело сенсацию; казаки еще усилили его эффект, распространив соблазнительные слухи по всему течению верхней Волги. Они уверяли, будто приютили в своих рядах не только патриарха Никона, но и царевича Алексея, выдавая их за жертвы бояр, обманывающих своего государя. Царевич Алексей, наследник престола, умер в январе 1670 г., а Никон пребывал в Ферапонтовском монастыре; но мистификатор более искусный, чем полководец, Стенька окружал в своей флотилии глубокой таинственностью две старательно оберегаемых лодки, в которых за красными и черными бархатными драпировками будто бы скрывались высокопоставленные особы.
   В изобильно распространяемых воззваниях он объявлял беспощадную войну чиновникам всех рангов, предвещал конец всякой бюрократии и всякой власти. Хотя он отрицал, что восстал на царя, однако, давал понять, что и этот авторитет уже отжил, но Стенька не хотел заменить его. собственным авторитетом. Казак, он останется среди казаков, своих братьев, которые в новой организации, скопированной по образцу казачьих установлений, установят всюду торжество принципа полного равенства.
   Этому вздору верили; бунт ширился по всему огромному пространству между Волгой и Окой, к югу -- до Саратовских степей, на восток -- до Рязани и Воронежа. Крестьяне убивали своих помещиков или их управляющих и массами переходили в казачество, т.е. делались разбойниками. Всюду организовались новые шайки; при их приближении городская чернь бросалась на воевод и их подчиненных, заменяла их атаманами и есаулами, водворяя новый режим, не забыв предварительно истребить представителей старого.
   Как в эпоху самозванцев, местные инородцы, мордва, чуваши и черемисы присоединялись к восстанию. Из Симбирска, до возвращения Барятинского, движение с особенной силой распространялось на запад, по нынешним Симбирской, Пензенской и Тамбовской губерниям, и на северо-запад, к Нижнему Новгороду. Отделившись от войска Стеньки, который безрассудно дробил свои силы, одна из ватаг направилась по Тамбовской дороге, взбунтовать по пути Зарайск и Пензу. Другая, которой будто бы самолично командовал сам царевич Алексей, двинулась на Алатырь, Курмыш и Ядрин, где заставила духовные и светские власти устроить торжественную встречу с иконами и хоругвями. В Козьмодемьянске и Мурашкине воеводы, не выказавшие готовности воздать почести мнимому царевичу, были убиты жителями. Лже-Алексей, простой казак, называвшийся в действительности Максимом Осиповым, принужден был взять приступом монастырь св. Макария в Желтоводах. Он устроил избиение монахов и, ограбив почитаемую обитель, собирался пойти на Нижний Новгород, когда донеслась весть о поражении Разина.
   Начался общий разгром. В Арзамасе прославленный воитель, князь Георгий Долгорукий, перешел в наступление и вскоре очистил от разбойников всю страну.<...>

Казнь

   Из Симбирска Стенька Разин бежал в Самару, оправдывая свое поражение бездействием пушек, направленных против него самого, -- подобно тому, как это случилось прежде в Царицыне. Но хитрость эта подорвала легенду, которая создал все его успехи. Значит, он не колдун, значит, он утратил свою сверхъестественную власть! Обитатели Самары, разочаровавшись в нем, закрыли перед Стенькой ворота. Так же поступили и саратовцы. В Черкасск Корнилу Яковлеву из Москвы поспешно выслали в подкрепление 1000 рейтаров и драгунов, обученных по-европейски, под начальством Григория Коссогова. К известию о приближении этого отряда присоединились слухи об ужасных репрессалиях Долгорукого; участь Стеньки была решена.
   Официальные сведения относительно обстоятельств, обусловивших развязку, крайне сбивчивы и противоречивы. Трудно определить, каким именно образом были захвачены Фрол и Стенька: осадили ли их и взяли в крепостце Кагальника, выдали ли их принесшие повинную сотоварищи, заманил ли их в ловушку старый Яковлев? Препровожденные в Москву, они выказали далеко не одинаковое мужество. Атаман хранил полную достоинства невозмутимость, а брат его, напротив, расточал жалобы и упреки.
   -- Чего ты жалуешься? -- спросил, наконец, раздосадованный Стенька. -- Нам готовят великолепный прием: знатнейшие вельможи столицы выйдут к нам навстречу!
   Вся Москва 4-го июня 1671 года, в самом деле, присутствовала при въезде легендарного героя. Атаман, к своему великому сожалению, не мог сохранить прежних великолепных одеянии. Его везли в жалких рубищах, на телеге вместе с виселицей.
   По преданию, самые жестокие пытки не заставили его проронить ни слова. Но это обстоятельство представляется сомнительным: Алексей в своей переписке с Никоном ссылался именно на указания, доставленные допросом Стеньки относительно сношений крамольного атамана с экс-патриархом.
   Предание уверяет, будто суровый разбойник продолжал осмеивать брата, выказывавшего в руках палачей малодушие:
   -- Перестань нюнить, как баба! Погуляли мы с тобой вволю, надо теперь потерпеть немного...
   Стенька будто бы не испугался самой мучительной пытки того времени: капанья холодной водой на обритый затылок. Когда ему брили макушку головы, он сострил:
   -- Ну, вот, -- меня, бедного, невежественного мужика украшают тонзурой, точно самого ученого из монахов!
   Шестого июня его повели на лобное место. Стенька выслушал, не моргнув глазом, приговор, присуждавший его к четвертованию, набожно повернулся к соседней церкви, четырежды поклонился народу, прося прощения, и, не теряя самообладания, отдал себя в руки палачей. Его положили меж двух досок; сначала ему отрубили правую руку, повыше локтя, затем левую ногу, ниже колена. Стенька даже не вскрикнул. Его сочли мертвым; но при виде приготовлений предстоящей мучительной казни, Фрол не выдержал и пробормотал формулу "слово и дело", посредством которой обреченные на казнь могли получить отсрочку для сообщения судьям важных признаний; льгота эта искупалась, впрочем, дополнительными жестокими пытками. Вдруг, из-под окровавленных досок, между которыми лежало недвижно искалеченное тело Стеньки, раздался грозный окрик:
   -- Молчи, собака!
   Это были последние слова легендарного атамана. Они также не подтверждаются историческими документами; но при казнях того времени нередки вполне достоверные подобные случаи. Что касается Фрола, то он, несомненно, добился отсрочки. Он, по- видимому, указал на тайник с важными бумагами или кладом; и хотя поиски по его указаниям не увенчались успехом, однако Фрол отделался пожизненным заключением.
   По преданию, Стенька Разин, готовясь к смерти, сочинил поэму, сохранившуюся в устах народных певцов; в ней он просит, чтобы его похоронили на перекрестке трех дорог, ведущих в Москву, Астрахань и Киев. Пресловутый атаман мог быть в известной степени поэтом, если вдохновил столько других поэтов. По всему району, послужившему ареной для его приключений, память о нем живо сохранилась до нашего времени. 
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru