Уйда
Садик Гарри
Lib.ru/Классика:
[
Регистрация
] [
Найти
] [
Рейтинги
] [
Обсуждения
] [
Новинки
] [
Обзоры
] [
Помощь
]
Оставить комментарий
Уйда
(перевод: А. Федоров-Давыдов) (
yes@lib.ru
)
Год: 1902
Обновлено: 13/02/2017. 57k.
Статистика.
Рассказ
:
Проза
,
Переводы
,
Детская
Проза
Скачать
FB2
Ваша оценка:
шедевр
замечательно
очень хорошо
хорошо
нормально
Не читал
терпимо
посредственно
плохо
очень плохо
не читать
Аннотация:
Garry's garden
.
Пересказ
А. А. Федорова-Давыдова
(1916)
.
Уйда
Садик Гарри
Автор: Мария Луиза Раме (англ. Maria Louise Rame), предпочитала подписываться: Мари Луиза де ла Раме; псевдоним: Уида (англ. Ouida); годы жизни с 7 января 1839, Бери-Сент-Эдмундс, по 25 января 1908, Виареджо; писательница, активистка за права животных.
1.
-- Иди домой. Гарри, -- полно тебе возиться в саду... Ведь дождь идет!..-- сказала старуха мальчику, одетому в рубашку, с матросской шляпой на голове.
-- Ну, вот, бабушка, -- разве мне что сделается от дождя? -- отвечал мальчик из сада. -- Он только освежает, немного!..
-- Простудишься, голубчик. Иди домой!.. -- повторила бабушка.
Маленький Гарри глубоко вздохнул и вошел в кухню: он снял шляпу и сейчас же принялся тщательно соскабливать землю с лопатки, как заправский садовник.
-- Молодец, мой мальчик!.. -- сказала старушка, проводя рукой по курчавым, длинным волосам ребенка.
Гарри не то вздохнул, не то проворчал что-то и жадно посмотрел из кухни в сад сквозь сетку теплого апрельского дождя.
-- Ведь мне еще сколько "анютиных глазок" рассадить надо, -- проворчал он.
-- Ну, завтра успеешь! -- утешала его бабушка.
-- Да, завтра, -- легко сказать, а каково дожидаться, когда вам семь лет. До завтра -- целый век!..
Небольшой дом, в котором жил Гарри с бабушкой, был старинный, -- один из домов приюта, учрежденного еще в царствование королевы Елизаветы. Старина сказывалась во всем -- и в непомерно тонких стенах, и в крытых соломой крышах, и в маленьких, как дыры, пробитых окнах. Около каждого приютского дома был разбит маленький садик, кончавшийся луговиной.
В этих домах ютились восемнадцать стариков, и среди них -- маленький Гарри, или, как его называли, садовник-Гарри. По уставу богадельни, собственно, здесь никому нельзя было жить моложе 70 лет. Но Гарри попал сюда случайно: его, сироту, неизвестно кто, подкинул во дворе, около солнечных часов, и здесь как-то утром его нашла жившая в приюте старушка Букер.
Старушка Букер после долгих слез и просьб у заправил городской думы, у одного из которых она прежде жила нянькой и вынянчила три поколения, -- выхлопотала разрешение оставить ребенка у себя, вопреки уставу богадельни. а не отсылать в воспитательный дом. -- и Гарри остался в приюте.
Гарри не знал, что он подкидыш, -- ему никто не намекал на это, -- и был уверен, что он родной внук старой Букер, а потому и носит имя Гаральда Букер.
-- Ему, бедняге, нечего знать об этом, -- рассуждали между собою обитатели богадельни.
И они свято хранили эту тайну, не желая огорчать Гарри и разочаровывать его в том, что он не внук мистрис Букер.
Они хоть и были великие сплетники и не щадили осуждать своих соседей, -- по огорчить малыша у них не хватало дух а, -- ведь, это все равно что. растоптать у него на грядках цветы, за которыми он ухаживал с такой любовно, нежностью и заботливостью.
Ну, и бабушки Букер они тоже побаивались. Бабушка Букер -- была у них на первом месте, благодаря связям с семейством одною из заправил богадельни; это раз. Во-вторых, у бабушки Букер были скоплены кое-какие деньжонки в сберегательной кассе, -- и она считалась богачкой.
Много вынянчила бабушка Букер на своем веку детей с любовью, -- так же радиво выхаживала она и своего приемыша Гарри.
2.
А Гарри был славный мальчик: глаза -- как фиалки у него в палисаднике, личико -- нежное-нежное... На вид он был такой хрупкий, нежный, но здоровьем и крепостью его Бог не обидел.
По целым дням, бывало, копался он в садике, отведенном старой Букер, и на других соседних участках, -- не зная отдыха и других развлечений, -- и благодаря этому, у них в саду и в соседних садиках цвели целые ковры разнообразных цветов.
Один из богаделенских стариков был садовник: сам он от одолевавшего его ревматизма работать уже не мог, -- но он охотно обучал Гарри, -- как надо ухаживать за цветами и другими растениями; и понятливый, способный Гарри живо перенял от него его знания и опытность в деле садоводства.
Иногда из города заходил сюда и другой садовник -- подравнять стриженые деревья, оправить газон, -- и от него много перенял Гарри.
Гарри привык к приютским старикам, живя среди них, -- привык уважать их и берег их покой. Осторожно, бывало, катает свою тележку, тихо играет с мячиком, бегает с волчком на площадке, без крика и шума. Ребятишки соседские смеются, бывало, над ним: заберутся на деревья и швыряют оттуда камешками, дразнят Гарри... Гарри и внимания на обидчиков не обращает, -- сидит у себя в саду и только о том и заботится, -- как бы от камешков охранить гнезда воробьев и стрижей под звстрехами крыш да своего друга -- кота Прима, -- этого нежного добродушного кота. "Их оставить нельзя, рассуждал сам с собою Гарри, -- мальчики их обидеть могут!.."
Бабушка Букер. видя, как мальчик покорно и безответно сносит обиды, насмешки и шутки уличных ребят, думала с горечью: -- "Неужели Гарри -- трус?.. Не дай Бог!.."
Старушка видела на своем веку среди своих питомцев все больше -- драчунов и озорников, -- знала, что те могли давать сдачу и сами охотно задирали слабейшего. Вот оттого-то ее и страшила деликатность ее приемыша.
Гарри чувствовал себя необычайно гордым и счастливым, когда, бывало, кто-нибудь из богаделенских стариков зазовет его к себе и попросить окопать, грядку, ополоть траву или попросит одолжить семян и отводков.
По соседству все знали сад Гарри, -- и многие с особой охотой дарили мальчику какие-нибудь редкие семена или отводки растений.
Богадельня, где жил Гарри, была устроена в Минтоуне, фабричном английском городе. Город быль шумный, -- повсюду слышался грохот машин, фабричные гудки; клубы черного дыма застилали все небо. В шахтах, на окраине города, беспрестанно раздавались взрывы, когда взрывали породу.
Богаделенские домики ютились в уединенном квартале, среди тихих, тесных переулков, оттененных столетними ветвистыми деревьями.
Здесь и воздух был чистый; здесь могли пышно расти цветочки и трава... Неподалеку от богадельни, за городом -- тянулись широкие луга и поля, и Гарри часто убегал туда и возвращался оттуда с охапкой цветов. с вырытыми кусками дерна для садиков богадельни.
Часто задумывалась бабушка Букер над мальчиком. Хоть и бережлива она была и осмотрительна в тратах, а все же на ребенка расход идет не малый. И то надо, и другое... Деньги уходят и уходят, -- а что станется с малышом, когда она умрет?..
Бабушка Букер завела в сберегательной кассе книжку для Гарри и откладывала туда, что могла, про черный день...
Она нежно любила мальчика, и ей хотелось хоть немного обеспечить его на будущее время.
3.
Как-то они сидели за чайным столом, на котором среди посуды стоял букет цветов, собранных мальчиком у себя в саду. И старушка, и Гарри очень, любили цветы, и последние всегда бывали у них на столе, -- этим уж заведовал Гарри.
Старушка наливала чай, а мальчик принес блюдечко и готовил из молока и кусочков хлеба кушанье коту Приму.
-- Кем ты думаешь быть, когда вырастешь, голубчик? -- спросила вдруг бабушка Букер мальчика.
Мальчик удивленно посмотрел на нее и сказал.
-- Как кем? Конечно, садовником, бабушка!..
-- Да, это хорошее дело, конечно, -- раздумчиво заметила старушка, -- и в Библии написано, что праотцы наши занимались земледелием.
Но она все-таки была несколько смущена: она была бы более довольна, если бы Гарри высказал желание стать солдатом или матросом.
-- Видишь ли, милый, -- сказала она, -- занятие это хорошее и почтенное, но... у садовников от сырости и холода развивается ревматизм, -- а это очень мучительная болезнь.
Мальчик удивленно потрогал руки, ноги и спину, чтобы убедиться, что он еще до этого не дошел...
-- А ведь птицы ревматизмом не страдают, бабушка. -- сказал он. -- И в холоде, и в сырости живут, и ночи на воле проводят -- и все ничего!..
-- Ах, душечка, у них же перья, и они не раздеваются, -- с досадой сказала старушка Букер. -- Ты же не птица. А потом, разве у тебя нет охоты отправиться куда-нибудь путешествовать, посмотреть -- как на белом свете люди живут, и себя показать?..
Гарри покачал головой и сказал:
-- Нет, бабушка, мне и здесь хорошо. И никуда я от тебя и вашего дома не уеду. Что же будет с моим садиком, если меня не будет здесь?.. Да мне ничего лучшего и не надо, -- продолжал он, осторожно перебирая стоявшие в стакане астры.
Бабушка Букер усмехнулась и сказала:
-- Ну, если бы все так рассуждали, то и Нового Света никогда бы не открыли... Ну, да, впрочем, что теперь об этом толковать: вырастешь, по другому заговоришь!..
-- Нет, никогда, -- решительно сказал Гарри, задумчиво глядя на бабочку, бившуюся о стекло. -- Как бабочка и всего-то три дня живет, а все хочет куда-то улететь!..
Старушка понурилась.
-- Да, и путешественники, конечно, иной раз погибают рано.
Ей вспомнился ее единственный сын, который утонул во время бури в Китайском море, лет около сорока назад. На глазах у нее навернулись слезы, и она, чтобы скрыть, их от Гарри, привлекла его к себе и поцеловала в голову.
-- Да, голубчик мой, лучше уже оставайся со мной, и со своими цветами, -- копайся в нашем садике...
Она гладила его золотые кудри, и руки у нее дрожали от волнения... Кто знает, -- доживет ли она до того времени, когда Гарри станет взрослым?..-- "А хотелось бы мне видеть его, когда он будет таким!" -- подумала она.
Гарри, между тем, и не подозревал грустных мыслей старушки: он жевал ломоть хлеба и с любопытством следил за бабочкой, перелетавшей с цветка на цветок...
-- Вот, бабушка, какие они славные, -- даже досадно, что они приносят такой вред, когда бывают гусеницами, -- сказал он серьезно.
-- А ну-ка, расскажи про них, что ты знаешь, -- сказала старушка.
И Гарри сейчас же охотно принялся рассказывать, потому что бабушка удивительно как умела слушать. Привыкла она интересоваться тем, что занимало детей, за которыми она, бывало, ходила, и дети это всегда ценили и охотно посвящали ее в свои детские тайны и рассказывали ей все, что занимало их...
4.
Гарри считал себя вполне, счастливым, живя с бабушкой. Ему шел только восьмой год, когда над обитателями богадельни разразилась нежданно-негаданно гроза... Случилось так, что городской голова дал мысль Городскому Совету сломать старые уродливые дома, которые портили эту часть города, и расчистить место для новых построек. А старикам и старухам из богадельни выдавать пособие и предложить устроиться -- как кому заблагорассудится, у родных или знакомых... Ежегодно им будут выдавать пенсию; а когда умрет последний из стариков, -- можно будет и вовсе прекратить выдачу пособий, которая давалась в память той, которая основала эту богадельню: капитал же от проданной земли обратить в городские доходы. Когда весть о том дошла до богадельни, бедные люди смутились и заволновались... У немногих только оставались еще родные, да и те, конечно, будут тяготиться ими, а то и вовсе откажут в приюте. Куда же тогда деваться?.. А у многих и вовсе никого не было -- ни родных. ни знакомых. Где уж там?..
А потом, и привыкли все к старому насиженному месту, -- и лишиться его для них было все равно, что слепому остаться без вожатого!..
Но хуже всего чувствовал себя и более всех затосковал маленький Гарри. Господи!.. как только помнит он себя, -- привык он и к этим стенам, и к палисадникам: привык бегать по лужайке, играть в тени деревьев у палатки, дремать под звон колоколов на часах ближайшей церкви. Привык он в ясные дни завтракать и просто сидеть в своем садике, вдыхая ранний аромат им самим взлелеянных заботливо цветов... Да, наконец, ведь это сад -- его собственный после тех трудов, которые он положил на него, вскапывая его, засаживая цветами и ухаживая за ними!..
И вдруг теперь -- уйти отсюда, бросить все что так дорого и мило ему?.. Нет, это невыносимо тяжело, -- это слишком жестокое наказание для него!.. Да если бы еще надо было только уйти отсюда, -- тогда он мог бы хоть изредка забегать сюда и любоваться на свой садик. А ведь сюда нагрянут рабочие, -- все уничтожат, разломают их дома, и от садика Гарри под их руками не останется ничего, кроме груды мусора!..
5.
Так думал маленький Гарри, -- но у городского головы, у которого была большая фабрика, и который был человек сухой, деловитый, были на этот с счет иные соображения.
-- Конечно, этого так оставить нельзя, -- рассуждал он, презрительно тыкая тросточкой в обросшие мохом стены богаделенских домиков, засовывая ее в трещины, откуда в разные стороны расползались мокрицы, сороконожки, пауки...
Для этого делового человека -- старинные дома, с их массивными стенами, покрытыми мохом и плесенью, -- были никуда негодной рухлядью. На этом месте можно было настроить фабрик, боен, пивоваренный завод, -- ведь целый квартал занимают эти развалины; и все эти новые проекты могли быть полезны для города, но мнению головы, который мечтал, что земля будет продана ему, и он будет получать с нее большие доходы.
Между тем как голова осматривал постройки, ему под ноги подвернулся кот Прим; голова чуть не упал на него и в досаде ударил кота тростью так, что кот, перепуганный, отскочил в сторону.
-- За что вы бьете и обижаете нашего кота?.. Он такой славный и добрый!.. -- воскликнул с горечью Гарри, схватывая кота и лаская его.
-- Что это за грубиян такой? -- рассердился важный, надменный голова, которого все боялись.
Ему доложили об истории Гарри, -- и голова стал придираться и спросил. -- по какому праву мальчик живет здесь, вопреки устава богадельни?.. Он казался очень недовольным этим открытием, когда уходил.
-- Нельзя было быть таким грубым с ним, Гарри, -- сказала бабушка Букер приемышу после ухода головы. -- Дети не должны высказывать порицания взрослым.
-- А за что он обидел Прима?.. Бедный Прим не может высказать ему своей обиды, как мы!.. -- ответил Гарри. -- Знаешь, бабушка, он, наверно, злой и нехороший человек. Посмотри, -- вон он сбил головки настурций, вместо того, чтобы любоваться ими и понюхать их!..
6.
Бабушка Букер была смущена не меньше других. Конечно, Городскому Совету много придется хлопотать, прежде чем начнут разрушать их старое пепелище. Но, в конце концов, Совет добьется своего, -- самое главное, что на это было обращено внимание. Ей об этом сказал и один из заправил, у которого она раньше служила в няньках; он не мог отстаивать богадельни, потому что против него было большинство членов Городского Совета. Они настаивали, чтобы здания были разрушены, а земля продана им.
Обитатели богадельни решили горячо отстаивать свои права, которыми пользовались еще до них столько людей в течение почти трехсот лет. Собрали бедняки из своих скудных сбережений все, что могли, наняли адвоката, который должен был подать прошение голове и хлопотать за них.
-- Что уж там, -- говорил старый привратник богадельни, Джон Стерн, -- раз что пожертвовано народу, -- того отнимать никак невозможно!..
Все это очень верно, -- но борьба была слишком неравна. Дело в том, что некогда одна богачка, Элеонора, выстроила эти богаделенские дома, положила капитал на имя этого учреждена, и проценты с пожертвованного капитала должны были идти на поддерживание богадельни. Заботы о ней были ею поручены городу Мильтоуну.
Но в те времена Мильтоун был маленький городок, где не ценились ни земля, ни постройки. А теперь город развился, разбогател, окружился богатыми фабриками, и земля вздорожала необычайно. Заправилы городских дел давно уже с завистью посматривали на участок земли, занимаемый богадельней, и хотели во что бы то ни стало присвоить его городу.
Адвокат, как рассмотрел все дело, -- так и рукой махнул: объяснил бедным людям, что бороться трудно, почти невозможно. Городской голова в ответ на его прошение -- ответил грубо и резко, что все эти старики -- люди, выжившие из ума, и мешают городу развиваться и богатеть...
Гарри все слышал, что говорили при нем старики и старухи, обсуждавшие общее положение дела, -- слышал и соображал: он был понятливый и вдумчивый не по летам. Общая тревога захватила и его...
Нет, этого не должно быть! Разве можно уйти отсюда и все отдать на разрушение?!
-- Неужели никто не может заступиться за нас? -- спрашивал он беспрестанно Джона Стерна.
Старик только качал седой головой.
-- Эх, милый! Само собой, никого не найдется среди нас... Только первый министр, пожалуй, мог бы сделать для нас что-нибудь...
-- В самом деле, он может Джон?
-- Эва! Господи!.. Конечно, может... Власть-то у него какая!.. Ну, да что об этом толковать зря?.. До него, что и до Бога, -- далеко!.. Куда уж нам!..
-- А кто такой первый министр, Джон?..
Джон Стерн читал газеты и знал решительно все, что творится на белом свете. Он сейчас же начал рассказывать про первого министра, и кто он такой, и что делает, -- а Гарри слушал его жадно, стараясь не упустить ни одного слова.
-- А где он живет? -- спросил он, наконец.
-- Где? Да, думаю, в Лондоне. Где ему еще быть? -- отвечал Джон.
-- Да ведь может же кто-нибудь рассказать ему о нашем горе?
Джон горько усмехнулся.
-- Ах, чудак! Да эти господа так же далеки от нас, как и солнце. Разве до них дойдешь?
Гарри, совсем сбитый с толку, грустно посмотрел на него.
-- Ну, ведь, и он тоже человек, -- задумчиво сказан он.
Джон только рукой махнул...
7.
Гарри был сам поражен неожиданно осенившей его смелой мыслью. Она внезапно зародилась в нем, и о ней знал только он сам да, пожалуй, еще кот Прим. Гарри не решался высказать ее кому-нибудь, потому что чувствовал, что даже бабушка не одобрить ее и сочтет Гарри за сумасшедшего, которого надо лечить. Ну, и не надо никому говорить, не надо ни с кем советоваться. Гарри и сам такой решительный и привык изыскивать всевозможные средства, когда надо было привести в исполнение свои намеченные планы.
Прежде всего, он отправился к себе в комнату и сказал бабушке Букер:
-- Дай мне, пожалуйста мою копилку, бабушка.
Бабушка не стала его расспрашивать, -- зачем ему это надо: вынула из комода жестяной ящичек, с картинкой на крышке, и отдала Гарри. Ящичек был тяжелый от медных монет: Гарри опускал туда все, что ни зарабатывал по мелочам, что ни получал от бабушки на лакомства.
-- Ты положить хочешь что-нибудь? -- мельком только спросила бабушка, видя, что Гарри повернулся уходить с своим сокровищем.
-- Нет, я хочу ее разломать.
-- Господи!.. Да зачем тебе?
-- Мне нужны деньги.
-- Эх! Да зачем, голубчик, деньги-то?
Гарри засмеялся.
-- Мне бы не хотелось говорить тебе, бабуся!
Бабушка чуть, были, не рассердилась. Этакий карапуз, а туда же -- секреты от нее какие-то имеет!.
-- Да ведь копилка моя? -- спросы Гарри, заметив бабушкино раздражение и неудовольствие.
-- Твоя-то -- твоя, а все-таки...
-- Ну, если она моя, -- так разве я не могу распорядиться ею?
-- Обмануть тебя могут, родной мой, -- уже мягче сказала бабушка Букер, -- если ты хочешь кому-нибудь показать ее...
-- Нет, я никому ее показывать не буду, -- мне только нужны деньги...
Забравшись в укромный уголок на дворе, Гарри разломал ящичек и высыпал все деньги на камень. Тут были разные монеты -- и медные, и серебряные. Он пересчитал их, -- было всего накоплено за два года -- около семи рублей на наши деньги.
Деньги эти он копил с определенной целью -- купить бабушке новое платье. Но теперь дело было важнее... Гарри завязал деньги в платок, бросил копилку и отправился в свой садик. Там он тайком выкопал ямку под кустом, уложил все свое сбережение и заровнял сверху землей.
"До завтра -- будет сохранно тут", -- подумал он и вернулся домой. Кот Прим видел все это, но смотрел на своего друга свысока: уж он-то своими коготками умеет копать землю куда лучше Гарри...
Но, кроме кота Прима, следила за Гарри, незамечаемая им бабушка Букер. Она была очень довольна такой осмотрительностью внука. Скажи на милость, -- он думает, что деньги хранить в доме опасно, мальчик не так-то глуп", -- подумала она, успокоилась и решила не поднимать больше вопроса о деньгах. Пусть его!
Весь этот день Гарри был необычайно молчалив и задумчив, -- даже кушал без обычного аппетита, а как бы нехотя. Беспрестанно он заглядывал через окно в свой садик, и глаза его останавливались на заветном кусте. И хотя был чудный весенний вечер, и Джон Стерн предложил ему пойти прогуляться, -- Гарри даже от этого удовольствия отказался, хотя очень любил гулять с Джоном. Он сказал ему, что надо поливать сад, потому что земля сухая. И действительно, он возился у себя в садике до восьми часов, а потом поужинал и улегся поскорее спать...
8.
Комнатка Гарри была под самой крышей, и окна ее выходили на соседнюю крышу, где ютились стрижи и воробьи. Всю ночь Гарри спал очень тревожно, и ночь тянулась для него необычайно долго. Первое чириканье воробышков на заре разбудило его, и он вскочил, как встрепанный, наскоро умылся и бросился в кухню. Каждое утро на его обязанности лежало растопить печку, поставить на огонь чайник, и потом уже он мог идти работать в сад.
Но сегодня, когда Гарри поставил чайник, собрал на стол посуду, ножи и хлеб, -- он на работу не пошел, а вместо того надел праздничное платье и отправился в сад, к заветному кусту и поспешно вырыл деньги. Затем он осторожно достал из рабочего столика бабушки копию с поданного голове прошения. Теперь, поймав Прима, Гарри стал укладывать его в корзинку бабушки, рассуждая: "Если бабушка увидит Прима на месте, -- она не будет горевать об исчезновении Гарри".
Однако, кот Прим, не зная, в чем дело, -- упрямился и не желал лезть в корзину, и, в конце концов, пришел в ярость и стал вырываться из рук. Гарри ничего не мог поделать с ним. Между тем, на колокольне часы пробили три четверти шестого, и Гарри вспомнил, что первый поезд в Лондон из Мильтоуна отходит четверть седьмого, и заспешил. Он побежал в сад, нарезал лучших цветов, связал их букетом и незаметно пробрался мимо Джона Стерна, который преспокойно дремал около калитки, ничего не подозревая...
Пробравшись за калитку, Гарри побежал со всех ног по пустынным улицам по направлению к станции.
В такой ранний час на станции было очень мало народа, но уже раздавались пронзительные свистки, голоса служащих и шум поездов, Гарри, не обращая ни на что внимания, прямо пробрался к кассе и попросил дать ему билет третьего класса до Лондона и обратно. Ему сказали, что поезд с третьим классом пойдет позже, -- и это было ужасно неприятно...
-- А сколько стоить билет второго класса? -- спросил Гарри, боясь, что у него не хватить денег на билет.
-- Два шиллинга (4 р. 50 к.), -- сказал кассир. -- Только торопитесь, а то поезд уйдет!..
Гарри поспешно высыпал деньги, часть которых рассыпалась по полу. На билет ему все таки хватило, -- какая-то женщина подняла две монеты и сунула Гарри в руку. Гарри, немного растерянный, взволнованный, бросился бежать вдоль платформы, пробираясь между толкавшими его людьми; около поезда носильщик втолкнул его в первый попавшийся вагон.
Гарри едва успел усеться на место, -- как паровоз дал свисток, запыхтел и помчался прочь от станции...
Гарри только теперь пришел в себя и ужаснулся своей решимости. "Ах, бедная бабуся! -- подумал он, -- что подумает она, что будет делать? Ведь я ей даже записки не оставил о себе!.."
Но теперь горевать об этом было поздно. Курьерский поезд мчался на всех парах. Гарри прижался в уголок вагона, около двери, покрыл цветы платком, чтоб они не завяли, и закрыл глаза. Сидевшие против него пассажиры только посматривали на него, качали головой и улыбались, радуясь на него. Он был такой славный, такой маленький, и возбуждал к себе полное доверие и участие...
9.
Поезд шел до Лондона почти без остановок, и потому было еще очень рано, когда он приехал в Лондон... Суета, шум, толкотня на столичном вокзале ошеломили Гарри, и он растерялся первое время. Слезы подступили ему к горлу. -- Но он напрягал все силы, чтобы не поддаться малодушному страху и быть мужественным до конца. А это было не легко от непривычки, потому что у себя ведь он мало выходил из дома и всегда находился в обществе стариков и своей бабушки. Единственно, что сейчас давало ему силу претерпеть все до конца -- это сознание, что от его поездки зависит участь их богадельни. Подавляя робкое чувство в сердце, он двинулся вслед за толпой, бережно охраняя свой букет.
-- Скажите, пожалуйста, -- обратился Гарри к первому полицейскому, -- где это здесь живет первый министр?..
-- Проходи, проходи, малыш!.. -- небрежно сказал ему полицейский.
Гарри отошел от него и обратился с тем же вопросом к метельщику улиц.
-- На башне Виктории, -- крикнул метельщик, и в ту же минуту все, кто стоял около или шел мимо, громко рассмеялись.
Гарри беспомощно оглянулся. Он чувствовал себя не хорошо, -- голова у него закружилась от шума, грохота и уличного движения. К тому же, он еще сегодня ничего не ел, и от слабости у него дрожали ноги.
Гарри приблизился к извозчику и спросил его с отчаянием:
-- Скажите мне, где живет первый министр?
-- А что, -- завтракать к нему собрался? -- засмеялся тот.
-- Нет, мне надо его видеть, -- серьезно сказал Гарри. -- Не можете-ли вы мне указать, -- где он живет?..
-- Сейчас я тебя довезу, если у тебя есть деньги!..
Он открыл дверцу каретки перед Гарри.
Мальчик показал извозчику монету -- около рубля.
-- Этого хватить?
-- Хорошо уж, так и быть, -- сказал снисходительно извозчик.
-- И половины довольно, чтобы довезти до "бульдога" -- сказал соседний извозчик, -- а он вон сколько с мальчика дерет. Да и завезет его, наверно, не туда...
-- Разве вы меня повезете не к первому министру? -- спросил Гарри. -- И про какого "бульдога" говорите вы?..
-- Садись, садись, -- уж я тебя свезу к "бульдогу", -- сказал извозчик, усмехаясь, между тем как вокруг них все так и покатывались со смеху...
С горечью в сердце Гарри отвернулся. Он едва удерживался от слез, -- до того остро чувствовал он свое одиночество и беспомощность. Но для дела -- слабости поддаваться было нечего. Он снова обратился к извозчикам.
-- Прошу вас -- скажите мне, -- куда мне идти к первому министру, и я пойду пешком.
Но те, конечно, только смеялись и издевались над ним. Вокруг них стали собираться прохожие, прислушиваясь, и, в свою очередь, тоже посмеиваясь и отпуская грубые, пошлые шутки.
-- Почему вы все такие грубые? У нас люди проще и добрее!.. -- горько сказал Гарри.
Но вдруг какой-то проходивший мимо господин остановился, оглянул мальчика любопытным взглядом с ног до головы и спросил его:
-- А зачем тебе нужен первый министр, мальчик? Ведь ты из деревни, кажется?
-- Мне его надо повидать по делу бабушки, Джона и наших стариков...
Господин улыбнулся с состраданием.
-- Едва ли тебя пустят к нему, -- но попытать счастья можно. Если у тебя есть деньги, -- возьмем извозчика.
Гарри хватился, было, своих денег, -- и ужас овладел им: ото всех денег у него оставалось 25 к. В толкотне кто-то вытащил у него все деньги.
-- Куда же они девались? -- растерянно оглядывая всех, бормотал Гарри. А вокруг него все смеялись.
-- Дайте, сударь, мне 25 к., -- я довезу мальчика, -- предложил один из извозчиков.
Незнакомец вынул деньги и добродушно сказал Гарри:
-- Вот, возьми деньги на проезд. Да только смотри, не оплошай, когда будешь говорить с первым министром.
Гарри поблагодарить неизвестного добряка и сел в карету. Он был взволнован, весь бледный, как полотно, и только крепко сжимал в руках букет, точно в нем было все его спасение...
"Если не повидаю его, -- я и домой не вернусь!.." -- упорно думал Гарри про себя.
Собственно сейчас его тревожило совсем ничтожное обстоятельство, -- это то прозвище, которым называли первого министра. Ведь "бульдоги" -- такие злые, жестокие собаки, от которых не раз страдал бедный кот Прим, -- а министра называют именно так. "Неужели он так же злобен и жесток? -- тоскливо думал Гарри. -- А ведь от него зависит все, как говорил Джон Стерн, -- все спасение их убежища!.. Не бросить ли сейчас все дело и вернуться домой?.. Бабушка, конечно, простит его, что он сбежал без спросу, как только узнает, что он задумал!.."
Потом Гарри вспомнил о том, что без него некому будет полоть его цветы, и он глубоко вздохнул.
-- Бедные мои лилии!.. -- прошептал он, -- как они теперь страдают!..
10.
В это время каретка остановилась перед большим зданием.
-- Приехали!.. -- сказал кучер, обращаясь к Гарри.
Перед мальчиком возвышался большой мрачный дворец, с длинной галереей вдоль фасада. В передней, у входа, было видно, -- стояли два лакея в ливреях.
Гарри робко позвонил, и тотчас же важный привратник открыл дверь и свысока, с презрением окинул его взглядом.
-- Можно мне видеть господина первого министра? -- спросил Гарри дрожащим голосом.
Дверь тотчас же захлопнулась перед его носом.
Гарри недоумевающе посмотрел вокруг себя и подумал: -- "Должны же они отворить ее..."
Много других людей подходили к этой заветной двери, звонили, -- и привратник отворял дверь и говорил с ними.
Но на Гарри он не обращал никакого внимания...
Гарри несколько раз обращался к нему, и наконец, привратник вышел и из себя и крикнул на него:
-- Пошел прочь!.. А не то я кликну полицейского.
-- Я вам говорю, -- упрямо сказал Гарри, -- что мне нужно видеть господина первого министра!..
И снова -- никакого ответа. Усталый, измученный, мальчик опустился на ступени лестницы. Отсюда он мог видеть переднюю, где стояли несколько человек прислуги, видеть широкую, богато убранную лестницу с дубовыми перилами и богатыми коврами.
Потом Гарри увидел, как какой-то солидный господин стал сходить по этой лестнице. Его мощная некогда фигура была согбена от долгих лет, как-будто он чувствовал на себе тяжесть их и той власти, которая была возложена на него. Когда этот господин вышел на крыльцо, Гарри снял шляпу, и, прежде чем привратник успел остановить его, -- обратился прямо к вышедшему господину:
-- Извините меня, сударь, -- не вы ли будете первый министр?..
Важный господин окинул его взглядом мельком и дал знак привратнику -- не трогать мальчика. Эта миниатюрная фигурка мальчика, с нежно-золотистыми вьющимися волосами, напомнила господину его маленького сына, умершего давным-давно, ребенком...
-- Что тебе, маленький друг? -- спросил первый министр, спускаясь по ступеням крыльца.
Гарри осмелел и приблизился к нему:
-- Сударь, мне очень надо переговорите с вами по делу.
Министр снисходительно улыбнулся. Даже его сослуживцы, равные ему, не обращались с ним так просто и свободно!..
-- Джон Стерн, -- проговорил Гарри, подходя еще ближе и не обращая внимания на сердитые взгляды прислуги, -- сказал мне, что вы только одни можете уладить наше дело. А Джон -- очень умный, -- читает газеты, и знает решительно все. Ну, вот, я и явился к вам за этим...
Лицо министра сразу повеселело. Он отправлялся на прогулку в парк. и у него было свободное время.
-- Сэр... -- начал, было, важным голосом какой-то чиновник, подходя к министру.
Но тот не дал ему договорить, -- повернулся назад, дал знак Гарри -- следовать за собой и отворил дверь в какую-то комнату... Гарри отважно перешагнул через порог кабинета -- такого просторного, необычайно торжественного и полутемного, хотя сердце его и билось неспокойно, хотя его и бросало то в жар, то в холод... Его поддерживало только сознание того дела, ради которого он очутился здесь...
-- Ну, чего же вы хотите от меня, дитя мое? -- спросил первый министр. Он был уверен, что мальчика прислали просить о вспомоществовании, и только его красивое, добродушное лицо располагало почему-то к себе этого делового, серьезного человека.
-- Джон Стерн говорил мне, -- начал было, Гарри, но министр прервал его:
-- Оставьте его в покое, вашего Джона. Говорите, -- чего бы вы хотели от меня...
-- Да ведь они хотят разорить все наши домики! -- воскликнул Гарри необычайно горячо, -- они хотят уничтожить все постройки, срыть мой садик, настроить там каких-то фабрик, а нас всех выгнать вон!.. Да!.. Бабушка не выживет этого, -- умрет, и я умру с горя... И гнезда стрижей они разорят, -- это уже наверно. Ну, конечно, Прима мы можем взять с собой, -- но и для него это будет ужасное горе... Он так привык к своему месту... И разрушать-то они хотят все это именно теперь, когда я только что выходил розы и такие редкие махровые астры. И у себя я их вывел, и в других садиках. Понимаете?.. А они возьмут да и завалят их мусором, и вместо моего садика будет фабрика... На что это похоже?..
Гарри не мог говорить дальше, -- слезы душили его и перехватывали горло...
-- Ничего не понимаю, голубчик, -- сказал министр, пожимая плечами, -- Какие такие дома? Где они? Не объясните ли вы мне все дело по порядку, потолковее?..
Гарри сунул руку в карман и вытащил смятый лист копии с прошения голове.
-- Мы, знаете, сложились и наняли адвоката, и он составил прошение!..
Лицо министра сразу изменилось и приняло сухое, сдержанное выражение. Он сразу предположил, что Гарри быль подослан к нему взрослыми кляузниками...
Он быстро пробежал глазами прошение и понял, в чем дело.
-- Да, эти богаделенские дома должны быть проданы, -- холодно сказал он, -- а вместо них будут построены другие, более крупные здания. Это в порядке вещей. Мне нечего вмешиваться в дела города...
Он подозрительно посмотрел на Гарри и спросил:
-- Они подослали вас сюда, не правда ли?..
Гарри вспыхнул и поднял голову.
-- Нет, я пришел сам... И об этом никто не знает. Даже бабушка!..
-- А кто же вам дал денег на дорогу?
-- Я разломал копилку, -- она моя собственная, и на эти деньги я приехал сюда!..
-- Ого!.. Да вы человек решительный и самостоятельный, как я вижу, -- сказал министр. -- Вы, вероятно, очень деловиты. А дорогу-то как же вы сюда нашли?..
-- Спрашивал у встречных.
-- А ко мне зачем вы отправились?.. Дело ведь это касается только вашего города Мильтоуна...
-- А потому, сударь, -- что раз что дано народу, -- того отнимать нельзя!.. -- повторил!. Гарри слышанный недавно от Джона слова...
-- О, да, это правда!.. Но, знаете ли, мне положительно никак нельзя вмешиваться в такое дело!..
-- Нет, нет, вы должны вмешаться, -- в полном отчаянии воскликнул Гарри. -- Они не смеют отнять от нас, бедняков, то, что нам принадлежит. И Джон это говорит, и адвокат это говорил. А вот только у нас денег нет, чтобы бороться с городскими властями... А то бы нас не тронули, и мы бы продолжали жить по-прежнему. Вот, я вам целый букетик астр принес, -- они дорогой завяли, -- вот какие невзрачные стали; но вы поставьте их в воду, -- и они оживут. Они из моего садика, который я сам устраивал... Ах, я бы и кота Прима привез, -- но он царапается!..
-- Благодарю вас, -- сказал министр, -- принимая из рук мальчика цветы, -- я велю поставить их в воду, -- а насчет кота -- хорошо, что вы его не привезли!..
Министр рассеянно понюхал цветы, положил их на стол и задумался. "Вероятно, он намерен попросить денег", -- подумал он и обернулся к Гарри.
-- Как вас зовут, мой милый? -- спросил он.
-- Гаральд Букер, сударь!..
Министр надписал на полях прошения имя.
-- Вы живете в той самой богадельне?
-- Да... вместе с бабушкой...
-- И все живущие там не желали бы уходить оттуда?..
-- Ну, конечно, сударь!.. -- Гарри сверкнул глазами и подобрал дрожащие губы. -- Мы лучше умрем, чем уйдем оттуда, -- все равно это нам грозит гибелью. Ведь это наши собственные дома, -- мы привыкли к своим углам... А потом наши сады, лужайки...
Министр рассеянно слушал его и затем вдруг сказал приветливо Гарри:
-- Ну, хорошо, возвращайтесь домой, дорогой мой... Потом вы услышите обо мне...
-- Но вы запретите им продавать дома? -- робко спросил Гарри.
-- Об этом я скажу, когда рассмотрю то дело, о котором вы хлопочете! Да... ну, вот... а теперь возьмите вот это, -- купите себе, чего захочется, по дороге. Вы, кажется, очень устали!..
И он протянул мальчику золотую монету. Гарри отступил шаг назад и засунул руки в карманы.
-- Нет, мне денег не надо! -- краснея, сказал он.
-- А как же вы копилку наполняли?..
-- Я зарабатывала сударь, -- я ведь работал в садах у наших жильцов.
-- Ну, знаете, я вас особенно уважаю за это, мой друг!.. -- произнес серьезно министр и ласково провел рукой по шелковистым волосам мальчика.
-- Вы так любезны, -- прошептал Гарри, -- почему вас называют "бульдогом"?..
-- Ну, я не всегда так любезен бываю, -- усмехнулся министр. Пока до свидания!
Он повернулся, вышел в переднюю и сказал одному из лакеев:
-- Там я оставил на столе букет цветов, -- поставьте их в воду, Джон, у меня на столе... А мальчика проводите на вокзал, возьмите ему билет и найдите хорошее место в вагоне -- до Мильтоуна... А до отъезда угостите его завтраком...
Министр кивнул головой Гарри и вышел из подъезда к своему экипажу... На душе у него было легко и хорошо, -- этот мальчик нравился ему и так напоминал его умершего сына...
"Он не забудет, нет, -- думал, между тем, Гарри, -- ведь вот не забыл же он велеть поставить в воду цветы!."
Да, он чувствовал, что дела обстоять хорошо, -- но был сдержан и не высказал вслух своих предположений.
Он совершенно успокоился и с особенным аппетитом проголодавшегося человека принялся за поданный ему завтрак, после которого его повезли в карете на вокзал...
11.
Уже солнце закатывались, когда маленький Гарри прибыл на станцию Мильтоун; он тотчас же отправился в богадельню, подошел к воротам и вошел во двор с таким невозмутимым видом, как-будто он никуда и не уезжал, а бродил все время тут же.
-- Господи!.. Да это Гарри!.. -- воскликнул старый Джон, увидев его. -- Что ты наделал, -- чуть со свету не сжил бабушку Букер. Уехал,-- и не сказал куда. Как мы, по твоей милости, перемучились за тебя!..
-- Ну, если бы я сказал, что еду к министру, вы бы меня ни за что не отпустили!.. -- ответил мальчик.
И, не обращая внимания на изумленный вид Джона, он прямо прошел в свой садик и стал невозмутимо, как-будто с ним не произошло ничего особенного, -- развязывать связанные мочалками цветы и оправлять их.
-- Ну, скажи, -- и тебе в самом деле удалось видеть первого министра? -- спросил Джон, подходя к мальчику и поднимая на лоб очки.
Мальчик молча кивнул головой.
-- И... и... он обещал сделать для нас все?
-- Ну, уж этого я не могу сказать.
Когда Гарри вошел в кухню, -- бабушка Букер обрадовалась ему и то смеялась, то плакала от волнения.
-- Нет, ты слишком жестоко поступил со мной, -- сказала она, -- уехал и хоть бы предупредил меня!..
-- Ну, что ж делать, -- иначе нельзя было, бабушка!.. -- ответил Гарри.
Вся богадельня очень скоро узнала о поездке мальчика в Лондон по их делу, -- и с особенным уважением стала смотреть на своего питомца. Подумайте, он побывал в Лондоне и вернулся домой, как ни в чем не бывало, целый и невредимый!..
Для стариков и старух, давно уже привыкших не видеть ничего, кроме стен своей богадельни, и живших отрезанными от всего мира, -- поездка Гарри в Лондон казалась отважным и великим подвигом. Они хотели бы узнать от него многое, но он, как нарочно, был необыкновенно молчалив и не хотел удовлетворить их любопытству. Молча, с особенным усердием копался он в своем саду, и слова от него добиться было невозможно.