Уэллс Герберт Джордж
М-р Скельмерсдэль в царстве фей

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Mr Skelmersdale in Fairyland.
    Перевод Е. А. Прейс (1909).

Г. Д. УЭЛЛСЪ

СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ ВЪ 9 ТОМАХЪ

ПОДЪ РЕДАКЦІЕЙ
В. Г. ТАНА

Т. I

ИЗД. "ШИПОВНИКЪ" СПБ.
1909.

М-РЪ СКЕЛЬМЕРСДЭЛЬ ВЪ ЦАРСТВѢ ФЕЙ.

(Переводъ Е. А. Прейсъ).

   -- Вотъ въ этой лавкѣ,-- сказалъ докторъ,-- есть человѣкъ, побывавшій въ Царствѣ Фей.
   -- Чепуха!-- сказалъ я, окинувъ взглядомъ лавку. Самая обыкновенная деревенская лавчонка съ почтовымъ отдѣленіемъ:-- телеграфныя проволоки на крышѣ, у дверей цинковыя кастрюли и половыя щетки; матеріи и консервы въ окнѣ.
   -- Разскажите-ка мнѣ объ этомъ,-- сказалъ я помолчавъ.
   -- Я-то вѣдь ничего не знаю,-- отвѣтилъ докторъ.-- Онъ -- самая ординарная деревенщина,-- Скельмерсдэль его фамилія. Но всѣ здѣсь вѣрятъ въ это, какъ въ правду Господню.
   Я сталъ настаивать.
   -- Да я рѣшительно ничего не знаю объ этомъ,-- сказалъ докторъ,-- да и знать не хочу. Я лѣчилъ ему сломанный палецъ -- въ крикетѣ онъ сломалъ его, въ кону Холостыхъ и Женатыхъ,-- и тогда я услышалъ объ этой чепухѣ. Вотъ и все. Но изъ этого вы, можетъ быть, поймете все-таки, съ какими дураками мнѣ приходится имѣть дѣло. Извольте распространять новѣйшія санитарныя идеи въ такомъ народѣ!
   -- Ужасно!-- сказалъ я сочувственнымъ тономъ, и онъ принялся разсказывать мнѣ, съ какими хлопотами сопряжено устройство дренажа въ Бонгемской околицѣ. Я давно замѣтилъ, что санитарные чиновники способны приходить въ уныніе отъ такихъ вещей и потому старался выразить ему сочувствіе, какъ только могъ. Когда онъ назвалъ Бонгемскихъ жителей "ослами", я сказалъ, что они "толстокожіе ослы", но ничто не могло успокоить его.
   Нѣсколько времени спустя, уже въ разгарѣ лѣта, настоятельная потребность уединиться, чтобы закончить въ моей книгѣ главу о Патологіи Духа -- я думаю, ее было труднѣе написать, чѣмъ даже теперь прочесть -- привело меня въ Бигноръ. Я поселился на фермѣ, но вскорѣ въ поискахъ за табакомъ опять очутился передъ этой универсальной лавкой.
   -- Скельмерсдэль,-- сказалъ я самому себѣ и вошелъ.
   Ко мнѣ вышелъ навстрѣчу невысокій, но хорошо сложенный молодой человѣкъ, съ нѣжнымъ цвѣтомъ лица, свѣтлыми волосами, хорошими мелкими зубами, голубыми глазами и неторопливыми движеніями. Я разглядывалъ его съ любопытствомъ. За исключеніемъ легкаго оттѣнка унылости, въ немъ не было ничего необыкновеннаго. Онъ былъ въ нарукавникахъ и въ полотняномъ фартукѣ,-- какъ и подобаетъ приказчику, а изъ-за уха скромно выглядывалъ кончикъ карандаша. Поперекъ чернаго жилета блестѣла золотая цѣпь, на которой болтался погнутый червонецъ.
   -- Больше ничего не потребуется, сэръ?-- сказалъ онъ, склонившись надъ моимъ счетомъ.
   -- Вы м-ръ Скельмерсдэль?-- спросилъ я.
   -- Да, сэръ,-- отвѣтилъ онъ, не глядя на меня.
   -- Правда ли, что вы побывали въ Царствѣ Фей?
   Онъ поднялъ на меня глаза и, нахмуривъ брови, проговорилъ тоскливо и свирѣпо: "Отстаньте!" Но это было только мгновенной вспышкой, и онъ уже опять подсчитывалъ мой счетъ.-- Четыре...-- Шесть съ половиной,-- сказалъ онъ послѣ паузы.-- Благодарю васъ, сэръ.
   Такъ малообѣщающе началось мое знакомство съ м-ромъ Скельмерсдэлемъ.
   И тѣмъ не менѣе путемъ настойчивыхъ усилій я завоевалъ его довѣріе. Мнѣ удалось повстрѣчаться съ нимъ опять, уже въ деревенскомъ трактирѣ, куда послѣ ужина я часто отправлялся поиграть на билліардѣ, чтобы нѣсколько развлечься отъ чрезмѣрнаго уединенія и усердной дневной работы. И я добился того, что мы играли съ нимъ и болтали, но Феи и ихъ царство оказались, какъ я вскорѣ убѣдился, единственной темой, которой нельзя было касаться. Откровенный и банально любезный, когда разговоръ шелъ обо всемъ другомъ, онъ становился раздражителенъ, какъ только мы подходили къ этому пункту. Царство Фей было подъ полнымъ запретомъ.
   Только разъ въ его присутствіи я услыхалъ здѣсь легкій намекъ на его приключеніе, но и тотъ былъ сдѣланъ угрюмымъ работникомъ съ фермы, который проигрывалъ ему на билліардѣ. Скельмерсдэль сыгралъ отъ шара, то-есть сдѣлалъ необыкновенно ловкій, по Бигнорскимъ понятіямъ, ударъ.
   -- Потише!-- сказалъ его противникъ. Оставьте ваши колдовскія штуки.
   Скельмерсдэль съ кіемъ въ рукахъ пристально посмотрѣлъ на него, затѣмъ швырнулъ свой кій и вышелъ изъ зала.
   -- Зачѣмъ вы задираете его?-- сказалъ почтенный старикъ, любовавшійся игрой; и подъ общій неодобрительный ропотъ улыбка удовлетвореннаго остроумія сбѣжала съ лица парня.
   Я воспользовался случаемъ и спросилъ:
   -- Что это за шутки насчетъ колдовства и Фей?
   -- Это не шутки. По крайности, Скельмерсдэль съ этимъ не шутитъ,-- отвѣтилъ старикъ, отхлебнувъ изъ стакана.
   Но маленькій краснощекій человѣкъ оказался сообщительнѣе.
   -- Говорятъ, сэръ,-- сказалъ онъ,-- что онѣ затащили его въ середку Альдингтонскаго Холма и продержали тамъ недѣли съ три.
   Съ этого началось и пошло полнымъ ходомъ впередъ накопленіе моихъ свѣдѣній. Стоитъ одной овцѣ выскочить впередъ, чтобы бросились за ней и всѣ остальныя, и черезъ нѣсколько минутъ я уже зналъ исторію Скельмерсдэля, по крайней мѣрѣ, съ внѣшней стороны.
   До переѣзда въ Бигноръ онъ служилъ въ такой же лавкѣ въ Альдингтонскомъ Уголкѣ, гдѣ именно съ нимъ произошло упоминаемое приключеніе. Изъ всѣхъ разсказовъ было ясно только одно, что какъ-то разъ онъ засидѣлся на Холмѣ до поздней ночи, потомъ его никто не видѣлъ -- онъ исчезъ, пропадалъ три недѣли, а вернулся "въ такихъ же чистыхъ манжетахъ, въ какихъ вышелъ", но карманы его были набиты землею и пепломъ.
   Вернулся онъ въ состояніи грустнаго, долго не проходившаго унынія и никому не хотѣлъ сказать ни слова о томъ, гдѣ былъ. Попробовала было вытянуть изъ него хоть что-нибудь дѣвушка изъ Клиптонъ-Хилля, съ которой онъ былъ помолвленъ, но кончилось это тѣмъ, что она бросила его, отчасти потому, что онъ упорно молчалъ, отчасти потому, что онъ у ней "съ мыслей сошелъ", какъ она говорила.
   Спустя нѣкоторое время онъ нечаянно обмолвился кому-то, что былъ въ Царствѣ Фей и хотѣлъ бы опять вернуться туда. Но когда объ этомъ заговорили и вмѣшалась въ дѣло глупая деревенская болтовня, онъ вдругъ бросилъ мѣсто и перешелъ въ Бигноръ, чтобы избавиться отъ сплетенъ. Но никто изъ моихъ разсказчиковъ не могъ сказать мнѣ, что именно произошло въ Царствѣ Фей. Здѣсь всѣ мои разспросы, какъ свора гончихъ, разсыпавшихся по ложному слѣду, ни къ чему не приводили. Одинъ говорилъ одно, другой,-- другое.
   Очевидно было, что къ этому чудесному приключенію они относились съ критикой и даже съ сомнѣніемъ, но я все-таки замѣтилъ, что сквозь осторожную оцѣнку сквозитъ значительная доля вѣры. И тоже сталъ выказывать любознательность умнаго человѣка, окрашенную разумнымъ сомнѣніемъ въ возможности всей этой исторіи.
   -- Если Царство Фей внутри Альдингтонскаго Холма, почему вы не выкопаете его оттуда?-- спросилъ я.
   -- Вотъ и я тоже говорю,-- сказалъ молодой работникъ.
   -- Были такіе, что копали,-- отвѣтилъ старикъ,-- и не разъ и не два. Да никто не остался живымъ, чтобы разсказать потомъ, до чего они докопались...
   Смутная, но единодушная вѣра, которой проникнуты были эти люди, произвела на меня сильное впечатлѣніе; я чувствовалъ, что должно же быть что-нибудь въ основѣ такой глубокой убѣжденности, и это значительно обострило уже и безъ того живое любопытство, съ которымъ я доискивался реальныхъ фактовъ.
   Если можно было узнать отъ кого-нибудь эти реальные факты, то, конечно, только отъ самого Скельмерсдэля. Поэтому, я еще усерднѣе старался сгладить первое дурное впечатлѣніе, которое произвелъ на него, и пріобрѣсти его довѣріе въ такой мѣрѣ, чтобы онъ самъ разсказалъ мнѣ все.
   Въ этомъ предпріятіи на моей сторонѣ было мое общественное положеніе. За внѣшнюю привѣтливость, отсутствіе обязательныхъ занятій, клѣтчатый костюмъ и чулки до колѣнъ меня въ Бигнорѣ сопричислили къ художникамъ, а въ замѣчательномъ кодексѣ соціальныхъ преимуществъ, дѣйствующемъ въ Бигнорѣ, художникъ поставленъ значительно выше приказчика изъ колоніальной лавки.
   Скельмерсдэлю, какъ очень многимъ изъ того же класса, было присуще влеченіе къ "порядочному обществу". Только въ припадкѣ внезапнаго и сильнаго раздраженія онъ могъ мнѣ бросить свое: "Отстаньте!" -- и я не сомнѣваюсь, что онъ тотчасъ же раскаялся; я знаю также, что ему было чрезвычайно пріятно прогуливаться со мной по деревнѣ, чтобъ всѣ видѣли.
   Черезъ нѣсколько времени онъ уже довольно охотно соглашался выкурить у меня трубку и выпить пива. Я воспользовался этими визитами для того, чтобъ засыпать его разсказами о моемъ собственномъ прошломъ, о всѣхъ моихъ приключеніяхъ, дѣйствительныхъ и выдуманныхъ, ибо я зналъ, что довѣріе рождаетъ довѣріе, а счастливый инстинктъ подсказалъ мнѣ, что есть въ этой исторіи сердечная печаль.
   Но только въ третье свое посѣщеніе, и насколько я помню, послѣ третьей рюмки, онъ по собственному побужденію нарушилъ запретъ, и поводомъ для этого послужилъ мой безыскусственный разсказъ о маленькой любовной страстишкѣ, налетѣвшей на меня и улетѣвшей прочь въ мои юношескіе годы.
   -- Вотъ также и со мной было,-- сказалъ онъ,-- тамъ на Альдингтонѣ.-- Странно это бываетъ, не правда ли. Сначала я-то ни чуточки -- а все она, а потомъ, когда ужъ поздно было, такъ -- все я...
   Я употребилъ всѣ усилія для того, чтобы не ухватиться прежде времени за этотъ намекъ, но за нимъ тотчасъ же послѣдовалъ другой, и вскорѣ стало ясно, какъ бѣлый день, что теперь онъ самъ стремится именно къ тому, чтобы заговорить о своемъ приключеніи въ Царствѣ Фей.
   Итакъ, я подхожу къ самой исторіи его приключенія, возстановляя ее по даннымъ, полученнымъ отъ Скельмерсдэля. Дѣйствительно ли это событіе имѣло мѣсто, или же оно плодъ его воображенія, сонная греза, странная галлюцинація -- я не берусь утверждать ни того, ни другого, но я не допускаю и мысли, что онъ выдумалъ его. Этотъ человѣкъ простодушно и честно вѣритъ, что все случилось именно такъ, какъ онъ разсказываетъ; онъ, очевидно, не способенъ на ложь, столь искусную и связную, и въ довѣрчивомъ отношеніи къ нему простыхъ, но нерѣдко весьма проницательныхъ деревенскихъ умовъ, я вижу подтвержденіе его искренности. Онъ вѣритъ -- и никто не можетъ привести такой положительный фактъ, который опровергнулъ бы его вѣру. Что касается меня, то я только передаю эту исторію въ удобочитаемой формѣ -- слишкомъ старъ я теперь для того, чтобы провѣрять или объяснять чужіе разсказы.
   По его словамъ, ему случилось заснуть на Альдингтонскомъ Холмѣ въ одну ночь около десятаго часа,-- вполнѣ возможно, что это было въ Иванову ночь, но числа онъ не помнитъ и легко можетъ ошибиться на какую-нибудь недѣлю,-- ночь была прекрасная. Было тихо и луна всходила.
   Съ тѣхъ поръ, какъ эта исторія заинтересовала меня, я нарочно три раза всходилъ на Холмъ; однажды я поднимался на него въ невѣрномъ свѣтѣ восходящей луны, и, быть можетъ, въ такую же именно лѣтнюю ночь произошло и то событіе. Планета Юпитеръ ярко сіяла вверху надъ луной, а на сѣверѣ и сѣверо-западѣ зеленоватое небо еще горѣло закатомъ.
   На свѣтломъ фонѣ небесъ Холмъ выдѣлялся черной и обнаженной массой, но со всѣхъ сторонъ близко подступала къ нему темная чаща кустарниковъ; и когда я поднимался на него, повсюду въ кустахъ шуршали и шныряли кролики, мелькая, какъ смутные призраки, и пропадая изъ глазъ. А надъ самой вершиной Холма, и только надъ ней, вился съ тонкимъ звономъ толкунъ мошкары.
   Холмъ этотъ, думается мнѣ, искусственная насыпь, доисторическій курганъ, воздвигнутый надъ какимъ-нибудь великимъ, невѣдомымъ вождемъ, и нѣтъ въ мірѣ ни одной гробницы, съ которой открывался бы такой безконечно широкій горизонтъ.
   Къ востоку взглядъ убѣгаетъ по холмамъ до Гайда черезъ Проливъ за тридцать миль, а можетъ быть и дальше туда, гдѣ большіе бѣлые огни французскихъ маяковъ у Сѣраго Носа и у Булони мерцаютъ, и гаснутъ, и вновь разгораются. Къ западу вплоть до Задней Головы и Лейтскаго Холма разстилается волнистая, поросшая лѣсомъ страна, а на сѣверѣ долина Стоура прорѣзываетъ широкую гряду зеленыхъ возвышенностей, открывая видъ на безконечныя цѣпи холмовъ, между которыми струится Вай.
   На югѣ у вашихъ ногъ лежитъ Ромнейское Болото,-- Димчерчъ, и Ромней, и Лиддъ, и дальше Гастингсъ; оттуда, вздымаясь и скучиваясь, тянутся холмистые склоны далеко за Истборнъ до Береговой Головы.
   И высоко надъ всѣмъ этимъ бродилъ Скельмерсдэль, огорченный своею первой любовной ссорой.
   -- Я совсѣмъ не думалъ, куда иду,-- разсказываетъ онъ. И здѣсь присѣлъ онъ, чтобы поразмыслить обо всемъ, что произошло, и въ тоскливомъ уныніи вдругъ былъ охваченъ сномъ. Тутъ-то и овладѣли имъ феи.
   Ссора, взволновавшая его, была, въ сущности говоря, довольно пустая размолвка между нимъ и дѣвушкой изъ Клиптонъ Хилля, съ которой онъ былъ помолвленъ. Она дочь фермера, "изъ очень почтеннаго семейства", какъ говоритъ Скельмерсдэль, безъ сомнѣнія, была для него прекрасной партіей. Но оба,-- и дѣвушка, и ея возлюбленный,-- были до крайности молоды и полны той взаимной ревности, той обостренной нетерпимости и неразумной жажды полнаго совершенства, которыя очень скоро, и къ счастью нашему, притупляются опытомъ и жизнью.
   Я не имѣю никакого представленія о томъ, что собственно послужило поводомъ для ссоры. Быть можетъ, она сказала что ей больше нравятся мужчины въ охотничьихъ курткахъ, а у него не было такой куртки, или, можетъ быть, онъ сказалъ, что она больше нравилась бы ему въ шляпѣ другого фасона; но какъ бы это ни началось кончилось оно послѣ ряда неловкихъ сценъ озлобленіемъ и слезами. Она, безъ сомнѣнія, стала заплаканной и грязной, а онъ -- угрюмымъ и пыльнымъ. Потомъ она ушла, мысленно осыпая его градомъ обидныхъ сравненій и увѣряя себя по дорогѣ что думать о немъ больше не стоитъ.
   Съ такимъ-то настроеніемъ пришелъ онъ на Альдингтонскій Холмъ и вскорѣ, а, можетъ быть, послѣ долгаго промежутка, совершенно незамѣтнымъ образомъ заснулъ.
   Проснулся онъ на такой мягкой травѣ, на какой никогда еще не спалъ до тѣхъ поръ, подъ густой сѣнью деревьевъ, совершенно скрывавшихъ небо. Повидимому, въ Царствѣ Фей никогда не видно неба. М-ръ Скельмерсдэль, по крайней мѣрѣ, во все время своего пребыванія тамъ ни разу не видалъ звѣздъ, за исключеніемъ той ночи, когда феи танцовали. Но я лично сомнѣваюсь, что онъ былъ въ эту ночь именно въ Царствѣ Фей, а не на тѣхъ низкихъ луговинахъ у желѣзнодорожной линіи около Смида, которыя поросли камышомъ и пестрѣютъ волшебными кружками, вытоптанными пляской эльфовъ.
   Но все-таки подъ деревьями было свѣтло, а на листьяхъ и въ травѣ сіяло яркимъ красивымъ свѣтомъ множество свѣтлячковъ. Первымъ впечатлѣніемъ м-ра Скельмерсдэля было то, что онъ маленькій, и что кругомъ него цѣлая толпа людей, которые еще меньше его. Почему-то онъ не удивился и не испугался, а совершенно спокойно сѣлъ и протеръ заспанные глаза. А всюду кругомъ толпились улыбающіеся эльфы -- они застали его спящимъ у своей границы и унесли въ свое царство.
   На что походили эти эльфы -- мнѣ не удалось узнать, такъ смутенъ и несовершененъ его разсказъ, и такъ невнимателенъ онъ былъ ко всѣмъ мелкимъ подробностямъ. Я узналъ только, что одѣты они были въ нѣчто яркое и красивое, но это не было ни шелкомъ, ни шерстью, ни даже лепестками цвѣтовъ.
   Когда они стояли такъ вокругъ него, а онъ сидѣлъ, наполовину проснувшись -- изъ аллеи, освѣщенной свѣтляками, вышла та самая фея, съ звѣздой на лбу, которая является главнымъ дѣйствующимъ лицомъ въ его воспоминаніяхъ. О ней я узналъ больше. Одѣта она была въ зеленую паутину, широкій серебряный поясъ схватывалъ ея тонкую талію. Волосы ниспадали по обѣимъ сторонамъ головы волнами мягкихъ кудрей, и на нихъ сіяла тіара, въ которой горѣла звѣзда. Изъ-подъ короткихъ рукавовъ виднѣлись бѣлыя руки, а горло было, какъ кажется, открыто, потому что онъ говоритъ о красотѣ ея шеи. Коралловое ожерелье краснѣлось на ея шеѣ, а на груди -- краснѣлъ цвѣтокъ такой же алый, какъ кораллъ. Щеки ея, и подбородокъ, и шея были такъ же нѣжно очерчены, какъ у малаго ребенка, а глаза темно-каріе, насколько я могу судить, смотрѣли открыто и нѣжно изъ-подъ ровныхъ бровей.
   Изъ этихъ подробностей вы видите, какъ много мѣста въ умѣ м-ра Скельмерсдэля занимала эта волшебная дѣвушка. Но у него часто не хватало словъ для того, чтобы выразить то, что онъ хотѣлъ сказать; "только рукой поведетъ",-- повторялъ онъ нѣсколько разъ,-- а передо мной встаетъ изъ-за этихъ словъ дѣвичій образъ, сіяющій застѣнчивой красой.
   Въ ея очаровательномъ обществѣ, въ качествѣ ея гостя и избранника, предстояло м-ру Скельмерсдэлю извѣдать всѣ тайны Царства Фей. Она привѣтствовала его тепло и радостно -- могу представить себѣ, какъ ея маленькія ручки сжали его руку и какимъ нѣжнымъ румянцемъ вспыхнуло ея лицо. Десять лѣтъ тому назадъ Скельмерсдэль былъ, должно быть, очень красивымъ юношей. И вотъ она беретъ его подъ руку и ведетъ вдоль по аллеѣ, при свѣтѣ свѣтляковъ.
   Точной картины всего того, что произошло затѣмъ, вы не найдете въ безсвязномъ описаніи м-ра Скельмерсдэля. Онъ даетъ только слабое и неудовлетворительное представленіе о странныхъ уголкахъ и пріютахъ, гдѣ феи рѣзвились и отдыхали, о "грибахъ такихъ, поганкахъ, свѣтившихъ розовымъ свѣтомъ", о пищѣ фей, о которой онъ могъ сказать только: "вотъ бы вамъ попробовать", и о волшебной музыкѣ, "точно шарманка играетъ", исходившей отъ цвѣтовъ, кивавшихъ своими головками.
   Была тамъ широкая лужайка, гдѣ феи скакали и ѣздили на "штукахъ такихъ", но что хотѣлъ сказать м-ръ Скельмерсдэль, говоря "на такихъ же штукахъ, какія здѣсь бываютъ", неизвѣстно. Быть можетъ, онъ подразумѣвалъ кузнечиковъ, сверчковъ или пчелокъ, порхающихъ вокругъ насъ. Было тамъ мѣсто, гдѣ журчала вода и росли гигантскіе лютики -- здѣсь купались феи въ жаркіе дни. Были игры и танцы, и, думается мнѣ, много любовныхъ шалостей среди мшистыхъ вѣтвей кустарниковъ.
   Не подлежитъ сомнѣнію, что фея добивалась любви м-ра Скельмерсдэля, и что молодой человѣкъ твердо рѣшился не поддаваться соблазну. Но пришелъ все-таки день, когда въ уединенномъ мѣстѣ, которое "все насквозь пропахло фіалками", сидя съ нимъ рядомъ на скамейкѣ, она объяснилась ему въ любви.
   -- Когда она стала говорить тихо, да потомъ зашептала,-- разсказываетъ м-ръ Скельмерсдэль,-- да положила руку на мою руку, да прижалась ко мнѣ, такъ еще бы немножко, и я бы голову потерялъ.
   Но, къ несчастью, онъ не потерялъ головы. Онъ понялъ, "откуда вѣтеръ дуетъ", и, сидя на томъ мѣстѣ, гдѣ пахло фіалками, ощущая прикосновеніе прелестной феи, учтиво намекнулъ ей, что онъ помолвленъ!
   Она говорила ему, что любитъ его горячо, что онъ, хотя и человѣкъ, но дорогой ея мальчикъ и о чемъ бы ни попросилъ онъ ее, чего сердце его захочетъ,-- она все дастъ ему.
   А м-ръ Скельмерсдэль, какъ мнѣ представляется, старался изо всѣхъ силъ, чтобы только не смотрѣть на ея маленькія губки и не видѣть, какъ онѣ раскрываются и закрываются, и скоро перешелъ на болѣе интересную тему, на капиталъ, который ему необходимъ для того, чтобы открыть свою собственную лавку. Одного только хотѣлось бы ему,-- сказалъ онъ,-- денегъ, и какъ разъ столько, сколько нужно на лавку. Воображаю, какъ удивленно сверкнули эти каріе глаза, о которыхъ онъ разсказывалъ, но, повидимому, она выразила сочувствіе и тутъ,-- подробно разспрашивала о лавкѣ и "вродѣ какъ смѣялась" все это время. Такимъ-то образомъ дошелъ онъ, наконецъ, до обстоятельнаго доклада о своей помолвкѣ и разсказалъ ей все о Милли.
   -- Все?-- переспросилъ я.
   -- Все до капельки,-- отвѣтилъ м-ръ Скельмерсдэль,-- и кто она, и гдѣ живетъ, все до-чиста. Чуялось какъ-то, что надо разсказывать все.
   -- Чего бы ни захотѣлъ, все будетъ у тебя,-- сказала фея.-- Не сомнѣвайся. И денегъ у тебя будетъ, сколько захочешь самъ, ровнешенько столько. А теперь -- ты долженъ поцѣловать меня.
   Но м-ръ Скельмерсдэль, какъ будто не разслышавъ послѣднихъ словъ, сталъ говорить, что она очень милостива, что онъ совсѣмъ не заслужилъ такой милости, что...
   Тутъ прижалась она вдругъ къ нему, близко, близко и прошептала:-- поцѣлуй меня!
   -- И я,-- разсказываетъ м-ръ Скельмерсдэлъ,-- я, какъ дуракъ, поцѣловалъ.
   Поцѣлуи, какъ я слышалъ, бываютъ разные, и этотъ былъ совсѣмъ иного сорта, чѣмъ звучные знаки вниманія увѣсистой Милли. Было что-то волшебное въ этомъ поцѣлуѣ и именно его надо разсматривать, какъ поворотный пунктъ во всей этой исторіи. Во всякомъ случаѣ это событіе м-ръ Скельмерсдэль счелъ достойнымъ возможно болѣе подробнаго описанія. Я старался представить себѣ ясно этотъ поцѣлуй, старался вышелушить его изъ толстой коры намековъ и тѣлодвиженій, въ которую его облекъ разсказчикъ, но я увѣренъ, что мои слова безсильны и сухи, что въ смутномъ свѣтѣ, въ сладко волнующей тишинѣ волшебныхъ аллей тотъ поцѣлуй былъ гораздо нѣжнѣе и прекраснѣе.
   И опять разспрашивала его фея о Милли -- красива ли она и тому подобное, и такъ много разъ. О красотѣ Милли, конечно, могъ быть только одинъ отвѣтъ -- "все въ порядкѣ". Тогда же, или при другомъ такомъ же случаѣ, она разсказала ему, какъ полюбила его, когда увидѣла спящимъ въ лунномъ сіяніи, какъ онѣ перенесли его въ Царство Фей, и какъ она думала, еще не зная о Милли, что, можетъ быть, и онъ полюбитъ ее.-- Но теперь я понимаю, что ты не можешь,-- сказала она,-- такъ побудь со мной немножко, а потомъ вернешься къ Милли.-- А м-ръ Скельмерсдэль уже былъ наполовину влюбленъ въ нее и только по инерціи продолжалъ онъ гнуть свою линію.
   Я ясно представляю себѣ, какъ среди всей этой красоты и блеска онъ повторяетъ ей свои однообразныя рѣчи о Милли, и о будущей лавкѣ, и о томъ, какъ ему нужны лошадь и повозка...
   И эта нелѣпость тянется день за днемъ. Я вижу эту маленькую фею, какъ порхаетъ она вокругъ него, какъ старается развеселить его, слишкомъ утонченная, чтобы понять, въ чемъ дѣло, слишкомъ нѣжная, чтобы отпустить его. А онъ, какъ бы загипнотизированный своими земными мыслями, бродитъ за ней, слѣпой ко всему, что происходитъ въ Царствѣ Фей, за исключеніемъ этой чудесной нѣжной дружбы. Трудно, невозможно описать всю лучезарную прелесть ея, сіяющую сквозь чащу неуклюжихъ, безсвязныхъ фразъ м-ра Скельмерсдэля, но для меня, по крайней мѣрѣ, яркимъ свѣтомъ сіяетъ она средь темной мути его разсказовъ, какъ свѣтлячекъ въ поросли сорныхъ травъ.
   Пока все это происходило, жизнь въ Царствѣ Фей текла своимъ чередомъ -- и однажды, какъ я уже говорилъ, онѣ танцовали даже на волшебныхъ кружкахъ, которыми испещрены луга у Смида,-- но пришелъ, наконецъ, день, когда все кончилось. Она повела его въ большую пещеру, освѣщенную краснымъ свѣтомъ -- "чѣмъ-то вродѣ красныхъ фонариковъ";-- тамъ были нагромождены другъ на друга сундуки, и кубки, и золотые ларчики, и цѣлыя груды червонцевъ.
   Маленькіе гномы, которые стерегли сокровище, склонились передъ феей и отошли къ сторонѣ. И вдругъ обернулась она къ нему и ярко просіяли ея глаза.
   -- Ты былъ со мной такъ долго,-- сказала она,-- пора отпустить тебя. Ты долженъ вернуться къ твоей Милли... Ты долженъ вернуться къ твоей Милли, и вотъ, какъ я обѣщала, они дадутъ тебѣ золото.
   -- Она вродѣ какъ задыхалась,-- разсказываетъ м-ръ Скельмерсдэль.-- И тутъ-то я почувствовалъ, будто... (онъ схватился за грудь) будто я въ обморокъ падаю. Я поблѣднѣлъ, знаете, задрожалъ, но и тогда не нашелъ ни единаго слова.
   Онъ помолчалъ.
   -- Ну,-- сказалъ я.
   Но сцена эта не поддавалась его описанію. Я узналъ только, что она поцѣловала его на прощанье.
   -- И вы ничего не сказали?
   -- Ничего, отвѣтилъ онъ.-- Я стоялъ, какъ деревянный. А она, знаете ли, обернулась на меня, и вродѣ какъ плачетъ и смѣется,-- и я видѣлъ, какъ блестѣли ея глаза,-- а потомъ ушла. Тутъ засуетились вокругъ меня всѣ эти человѣчки и давай совать мнѣ золото и въ руки, и въ карманы, и за воротъ, и во всѣ мѣста...
   И только въ этотъ моментъ, когда фея исчезла, понялъ все м-ръ Скельмерсдэль. Онъ вдругъ началъ выбрасывать золото, которое они запихивали ему въ платье, и кричать на нихъ, чтобы они не давали ему больше.
   -- Не нужно мнѣ вашего золота,-- говорю я.-- Еще не все кончилось. Я не уйду. Я хочу опять разговаривать съ феей!..-- И бросился я за ней, а они не пускаютъ. Вцѣпились въ меня своими маленькими руками и тащатъ назадъ и все золото суютъ. А оно ужъ изъ брюкъ сыплется, изъ рукъ падаетъ.
   -- Не нуждаюсь въ вашемъ золотѣ!-- я-то говорю,-- хочу опять разговаривать съ феей!
   -- И говорили?
   -- Драка была.
   -- А потомъ добились?
   -- Нѣтъ, когда я отбился отъ нихъ, ее ужъ не было.
   И затѣмъ онъ бросился изъ освѣщеннаго краснымъ свѣтомъ подземелья, пробѣжалъ, ища ее, черезъ длинную пещеру, и выскочилъ, наконецъ, на широкое пустынное мѣсто, гдѣ носился взадъ и впередъ рой блудящихъ огоньковъ. Тамъ плясали, насмѣхаясь надъ нимъ, эльфы, а маленькіе гномы, выйдя изъ подземелья, бросали ему въ догонку пригоршни золота и кричали: "Волшебная любовь и волшебное золото. Волшебная любовь и волшебное золото".
   Когда услыхалъ онъ это, его объялъ великій страхъ, что все кончилось, и сталъ онъ кричать и звать фею и вдругъ пустился бѣжать отъ пещеры внизъ по откосу черезъ заросли терновника и шиповника, не переставая громко звать ее. А за нимъ неслись въ пляскѣ невидимые эльфы и щипали его и кололи, блудящіе огни вертѣлись, бросаясь ему въ лицо, гномы гнались, крича и швыряя въ него волшебнымъ золотомъ. Онъ бѣжалъ, ошеломленный всей этой сумятицей и вдругъ, очутившись по колѣна въ болотѣ, запнулся ногой за узловатый корень, споткнулся и упалъ.
   Упалъ, перевернулся и вдругъ увидѣлъ, что лежитъ на Альдингтонскомъ Холмѣ одинъ-одинешенекъ, а надъ нимъ сіяютъ звѣзды. Онъ приподнялся рѣзкимъ движеніемъ и почувствовалъ, что совсѣмъ закоченѣлъ отъ холода, и что платье его мокро отъ росы. Занималась блѣдная заря и дулъ свѣжій предразсвѣтный вѣтерокъ. Онъ думалъ, что все это только яркій и странный сонъ, но, сунувъ руку въ карманъ, нашелъ тамъ пепелъ. Тогда онъ понялъ, что это золото, данное гномами. Все тѣло у него еще болѣло отъ щипковъ и уколовъ, но нигдѣ не было видно ни одной царапины. Такимъ-то образомъ и такъ внезапно м-ръ Скельмерсдэль вернулся изъ Царства Фей въ земной міръ. Но и тогда еще онъ хотѣлъ убѣдить себя, что все это только ночной кошмаръ, пока не пришелъ въ лавку, въ Альдингтонъ и не узналъ тамъ, что пропадалъ три недѣли.
   -- Вотъ задача была,-- сказалъ м-ръ Скельмерсдэль.
   -- Какая?
   -- Да объяснять имъ. Полагаю, что вамъ никогда не приходилось объяснять что-нибудь такое.
   -- Никогда,-- согласился я; и тутъ онъ сталъ разсказывать, никого не забывая, какъ держали себя разныя лица, допрашивавшія его. Только одного имени не упомянулъ онъ.
   -- А Милли?-- сказалъ, наконецъ, я.
   -- Я и не старался повидать Милли,-- отвѣтилъ онъ.
   -- Измѣнилась она, должно быть?
   -- Все измѣнилось. Люди казались такіе большіе, неуклюжіе. И голоса такіе громкіе. Да и солнце въ то утро на восходѣ такъ и било въ глаза, съ непривычки.
   -- А Милли?
   -- Я не старался повидать Милли.
   -- Ну, а когда увидали?
   -- Я встрѣтилъ ее въ воскресенье, выходя изъ церкви.-- Гдѣ ты былъ?-- сказала она,-- и я понялъ, что будетъ ссора. Но мнѣ-то было все равно. Она со мною разговариваетъ, а я и думать о ней позабылъ. Какъ будто и нѣтъ ея вовсе. И никакъ не могъ я понять, что я въ ней прежде видѣлъ, что такое въ ней могло быть. Иногда, правда, тянуло меня къ ней, когда не вижу ея, а какъ встрѣтимся, сейчасъ ту увижу, а этой какъ будто не станетъ... Какъ бы тамъ ни было, но сердца ей я не разбилъ.
   -- Замужемъ?-- спросилъ я.
   -- Замужемъ, за двоюроднымъ братомъ,-- отвѣтилъ м-ръ Скельмерсдэль и нѣкоторое время разсматривалъ узоръ на скатерти.
   И когда онъ опять заговорилъ, было ясно, что его первая возлюбленная уже снова исчезла изъ его памяти, что разговоръ со мной опять воскресилъ въ его сердцѣ ту прекрасную фею, незабвенную во вѣкъ. Онъ говорилъ только о ней, и торопливо разсказывалъ мнѣ удивительныя вещи -- было бы неблагородно съ моей стороны повторять здѣсь эти странныя тайны любви. Но я думаю, что страннѣе всего былъ самъ этотъ маленькій чистенькій приказчикъ, который съ сигарой между пальцевъ, за рюмкою вина, разсказывалъ съ той же печалью, съ той же тоской, хотя и притупленной временемъ, о мукахъ своего неутомимаго сердечнаго голода той поры.
   -- Я не могъ ѣсть,-- говорилъ онъ,-- не могъ спать... Дѣлалъ ошибки въ счетѣ, путался въ сдачѣ. И днемъ и ночью она была тутъ и все заманивала меня, все заманивала... Ахъ, какъ я хотѣлъ ее! Боже, какъ хотѣлъ! Почти всякій вечеръ я былъ тамъ, на Холмѣ, даже въ дождь. Я исходилъ его вдоль и поперекъ, просилъ, чтобъ впустили меня. Кричалъ. Плакалъ такъ, что распухъ. Безумный былъ я, несчастный. Все говорилъ себѣ, что ничего не было, а самъ каждое воскресенье послѣ обѣда, и въ дождь и въ ведро, ходилъ туда, хоть зналъ -- не хуже всякаго, что днемъ ничего не будетъ. Пробовалъ спать тамъ...
   Онъ вдругъ замолчалъ и глотнулъ изъ стакана.
   -- Я пробовалъ спать тамъ,-- сказалъ онъ еще разъ и губы его задрожали.-- Я пробовалъ спать тамъ, много разъ пробовалъ, и, знаете ли, сэръ,-- не могъ, ни разу не могъ. Я думалъ, что, если бъ удалось заснуть тамъ, то, можетъ быть, что-нибудь... Но я сидѣлъ тамъ и лежалъ, а не могъ, все отъ думъ своихъ, отъ тоски. Эта тоска... Я пробовалъ...
   Онъ вздохнулъ, допилъ вино судорожными глотками, и вдругъ всталъ и началъ застегивать куртку, пристально и серьезно разсматривая дешевыя олеографіи, висѣвшія надъ каминомъ. Маленькая записная книжка въ черномъ переплетѣ, въ которую онъ записывалъ цифры дневного оборота, упрямо топорщилась изъ его бокового кармана. Застегнувъ куртку, онъ провелъ рукой по груди и вдругъ, обернувшись ко мнѣ, сказалъ:-- ну, пора уходить.
   По его глазамъ и движеніямъ видно было, что онъ хотѣлъ сказать еще что-то, но не находилъ словъ.
   -- Наговорились,-- сказалъ онъ, наконецъ, въ дверяхъ съ блѣдной улыбкой и исчезъ. Вотъ и вся исторія о м-рѣ Скельмерсдэлѣ, побывавшемъ въ Царствѣ Фей, точно записанная мною съ его словъ.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru