Уэйкфилд Джернингэм
Новозеландские китоловы

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (*) Изъ Adventure in New-Zeland by Jorningham Wakefield.
    Перевод Алексея Бутакова.
    Текст издания: журнал "Отечественныя Записки", No 2, 1846.

   

НОВОЗЕЛАНДСКІЕ КИТОЛОВЫ (*)

(*) Изъ Adventure in New-Zeland by Jorningham Wakefield.

   Китоловы, поселившіеся на берегахъ Новой-Зеландіи, состояли первоначально изъ матросовъ, не сдѣлавшихъ никакого преступленія, но искушенныхъ перспективою удобствъ береговой жизни къ оставленію своихъ судовъ, а также изъ бѣглыхъ преступниковъ, которымъ удалось выбраться изъ ссыльныхъ колоній Новой-Голландіи и Вандименовой-Земли. Немногіе, родившіеся въ этихъ колоніяхъ, вѣроятно, обязаны своимъ происхожденіемъ членамъ того или другаго изъ вышеприведенныхъ разрядовъ. Эти "ходячіе", какъ ихъ вообще называютъ, отличаются необыкновенною красотою и тѣлесною силой. Нравственнымъ превосходствомъ надъ своими новозеландскими собратіями они, вѣроятно, обязаны раннему знакомству съ суровою жизнью колоніальнаго пастуха или дровосѣка, и постояннымъ сношеніямъ съ дикими туземцами Австраліи.
   Такая разнородность первоначальныхъ составныхъ частей этого страннаго братства произвела самыя рѣзкія противорѣчія въ характерахъ китолововъ. Прямодушіе и мужественная отвага моряка смѣшиваются въ нихъ съ лукавствомъ и заносчивостью ссыльнаго. Не смотря на сильную наклонность къ пьянству и происходящимъ отъ него порокамъ, китоловъ гостепріименъ какъ-нельзя-больше, и суровое жилище его можетъ служить образцомъ порядка и опрятности. Неограниченная щедрость и великодушіе ихъ, вѣроятно, поощряли бы жадныхъ туземцевъ въ воровству и буйству, еслибъ китоловы не пріобрѣли себѣ всеобщаго уваженія несомнѣнною смѣлостью и открытымъ презрѣніемъ и ненавистью ко всѣмъ, обнаруживавшимъ эти дурныя качества. Недостатокъ книжнаго образованія замѣняется у китолововъ практическимъ знаніемъ свѣта; слѣдствіемъ этого бываетъ необычайная способность ихъ отличать плутовство отъ истинной сметливости и лицемѣріе отъ искренности, въ людяхъ, съ которыми имъ приходится быть въ сношеніяхъ. Такимъ образомъ, съ самаго начала правильной колонизаціи Новой-Зеландіи, никто лучше китолова не умѣлъ отличить съ перваго взгляда шарлатана-доктора или ханжу-миссіонера отъ знающаго врача или истинно-достойнаго проповѣдника Слова Божія: онъ первый подмѣтитъ и выставить на всеобщее посмѣшище недостатки и пороки первыхъ, и воздастъ искреннее, должное уваженіе знаніямъ и добродѣтелямъ вторыхъ.
   Я, разумѣется, говорю объ общихъ чертахъ этого разряда людей; но есть и между ними нѣсколько ужасныхъ исключеній. Впрочемъ, надобно сказать къ чести китолововъ вообще, что человѣкъ замѣчательно-дурнаго характера, будь онъ землякъ ихъ или туземецъ, всегда встрѣчаетъ между зимы заслуженное презрѣніе.
   Довольно-трудно опредѣлять время перваго поселенія на Новой-Зеландія этихъ суровыхъ разсадителей европейскаго просвѣщенія и европейскихъ воровокъ. Еще къ 1793 году, китоловныя суда разныхъ націй посѣщала берега острововъ. Сношенія ихъ съ туземцами ознаменовывались вопіющими жестокостями и несправедливостями со стороны бѣлыхъ, вѣроломствомъ и лживостью со стороны туземцевъ, и отвратительною, кровожадною мстительностью съ обѣихъ сторонъ. Много повинныхъ жертвъ, какъ бѣлыхъ, такъ и туземцевъ, погибло въ-слѣдствіе свирѣпыхъ возмездій за прошлыя убійства и насилія. Около 1807 года, англійскій матросъ Джорджъ Брюсъ сопутствовалъ одному изъ туземныхъ владѣльцевъ, Те-Пеги, на сѣверъ острововъ, женился на его дочери и сдѣлался самъ, чрезъ посредство Те-Пеги, татуированнымъ предводителемъ. Онъ былъ, вѣроятно, первымъ Европейцемъ, поселявшимся въ Новой-Зеландіи, и пользовался надъ своими новыми родственниками вліяніемъ, весь наблагодѣтельнымъ для Англичанъ, которыхъ суда не переставали посѣщать берега его новаго отечества, и которые постоянно имѣли сношенія съ дикими. Но черезъ нѣсколько лѣтъ одинъ безсовѣстный шкиперъ англійскаго китоловнаго судна заманилъ къ себѣ Брюса съ женою, увезъ ихъ, высадилъ мужа въ Малаккѣ, а жену продалъ другому купеческому капитану въ Пуло-Пенангъ.
   Послѣ этого случая и до 1814 года, не было слышно, чтобъ Европейцы жили постоянно въ Новой-Зеландіи. Между бѣлыми посѣтителями и туземцами возобновились прежнія сцены варварства и разврата. Насилія и смертоубійства достигли наконецъ до такой степени, что обратили на себя общее вниманіе, и губернаторъ Новаго Южнаго-Валлиса издалъ въ 1814 году прокламацію, въ которой выставлены многія ужасныя подробности -- это было сдѣлано по поводу экспедиціи г. Марсдена, имѣвшаго благодѣтельную цѣль основать миссіонерскую колонію на берегу залива острововъ, въ сѣверовосточной части сѣвернаго острова Новой-Зеландіи.
   Изъ документовъ его видно, что нѣсколько матросовъ и бѣглыхъ преступниковъ рѣшились поселиться между туземцами, и вскорѣ подтвердилось фактовъ, что двое изъ послѣднихъ, возбудившихъ противъ себя ненависть, и презрѣніе туземцевъ своимъ буйствомъ и развратомъ, пришли сами къ г. Марсдену въ самомъ жалкомъ положеніи, прося его доставить имъ возможность возвратиться въ прежнюю ссылку въ Новую-Голландію.
   Со времени основанія этого поселенія въ Новой-Зеландіи, европейскіе бродяги всякаго рода распространились по сѣверной ея части. Двое ссыльныхъ, убѣжавшихъ изъ Сиднея и скрывавшихся на миссіонерскомъ брикѣ г. Марсдена, добравшись до берега, исчезли во внутрь острова. Страннымъ можетъ показаться и то обстоятельство, что въ числѣ послѣдователей первыхъ миссіонеровъ, гг. Марсдена и Кендаля, было также двое ссыльныхъ, которыхъ они взяли на поруки. Неизвѣстно, имѣли ли миссіонеры причину раскаяться въ своемъ поручительствѣ.
   Еще труднѣе опредѣлить время первыхъ переселеній "тюленьщиковъ" на южные берега Новой-Зеландіи. Извѣстно, что еще въ концѣ прошлаго столѣтія партіи ихъ привозились на южные берега и оставлялись тамъ съ провизіей и оружіемъ для промысла тюленьихъ шкуръ, которыя потомъ забирались приходившими нарочно для этого колоніальными судами. Малое населеніе той части острова было причиною, что прошло нѣсколько времени до столкновеній тюленьщиковъ съ туземцами: во одинъ изъ прежнихъ тюленьщиковъ, котораго г. Уэкфильдъ встрѣчалъ въ Новой-Зеландіи въ 184-2 и 1843 годахъ, разсказывалъ ему множество своихъ скитальческихъ приключеній, когда жизнь его часто висѣла на волоскѣ, и когда необходимы были всѣ физическія и нравственныя превосходства бѣлыхъ, подкрѣпленныя самымъ тѣснымъ единодушіемъ, для обороны противъ вѣроломства и неутомимыхъ нападеній кровожадныхъ туземцевъ.
   Но основаніе китоловныхъ поселеній на этихъ берегахъ было положено около 1827 года, когда нѣсколько тюленьщиковъ, занимавшихся многіе годы своимъ опаснымъ промысломъ вокругъ всего южнаго острова Новой-Зеландіи, рѣшились попытать счастіи надъ китами и устроить на этотъ предметъ заведенія въ нѣсколькихъ мѣстахъ южной части Кукова-Пролива.
   Въ это время, кровопролитныя войны между туземцами свирѣпствовали въ высшей степени своей ярости. Завоеватель Рауперага не успѣлъ еще вытѣснить племя Нгагитау на всегдашняго мѣстопребыванія, и покровительствуемые имъ пакега (т. е. бѣлые) должны были раздѣлить всѣ опасности и потери пададающаго племени, съ которымъ они побратались. Не разъ жилища ихъ были выжжены и маленькая собственность разграблена до-чиста отчаянными набѣги мы партій изгнаннаго племени.
   Число бѣлыхъ, однако, увеличивалось; они упорно возобновляли свои китоловныя заведенія, и, пріобрѣтая себѣ посредственъ сношеній съ Сиднеемъ оружіе, порохъ и разные товары, сдѣлались въ свою очередь покровителями туземцевъ. Нѣкоторыя изъ вытѣсненныхъ войнами племенъ образовали въ сосѣдствѣ китолововъ людныя селенія; враждебные Нгагитау не осмѣливались нападать на своихъ побѣдителей, хорошо-снабженныхъ огнестрѣльнымъ оружіемъ и снарядами, и подкрѣпленныхъ исправно-снаряженными китоловными шлюпками. Острыя копья и остроги китолововъ служили также оружіемъ къ случаѣ нужды, и легкія китобойки (whale-boats, китоловныя шлюпки) были опасными противниками неуклюжихъ военныхъ челноковъ туземцевъ.
   Надобно, однако, сказать, что въ началѣ китоловныхъ селеній сношенія ихъ съ Сиднеемъ были довольно-рѣдки и непостоянны, такъ-что они чисто оставались безъ средствъ продолжитъ съ выгодою свои промыслы. Китовый жиръ часто пропадалъ даромъ въ большихъ количествахъ, за недостаткомъ бочекъ, и труды промышленниковъ вознаграждались только незначительными выручками за китовый усъ. Но въ 1839 году, когда г. Уэкфильдъ прибылъ въ Куковъ-Проливъ, сношенія китолововъ съ Сиднеемъ были уже ре-г ударны, и опи трудились безъ всякой иомѣхм со стороны прежнихъ туземныхъ враговъ своихъ. Китоловный городокъ Таруайтъ, на берегу одной бухты въ южной части Кукова-Пролива, и многочисленныя селенія на островкѣ Капити, были уже въ замѣчательно-цвѣтущемъ состояніи.
   Въ самомъ началѣ этихъ селеній, китоловы соединялись маленькими партіями и выбирали изъ среды своей искуснѣйшихъ и опытнѣйшихъ для управленія китобойками во время промысла: но вѣроятно, власть этихъ начальниковъ не распространялась далѣе. По мѣрѣ умноженія селеній, они содержались и были снабжаемы всѣмь нужнымъ купцами изъ Сиднея, и тогда члены "партіи" нанимались регулярно на извѣстныхъ условіяхъ, а "головы" каждой пріобрѣтали родъ деспотической власти, которую они умѣли поддерживать какъ на шлюпкахъ, такъ и на берегу благоразуміемъ и твердою волей. Результатомъ этого была суровая дисциплина, почти не уступавшая дисциплинѣ военныхъ судовъ, и тѣмъ болѣе удивительная, что китоловы вообще не имѣли привычки признавать надъ собой чью бы то ни было власть.
   Замѣчательно, что между ними существуетъ родъ свода законовъ, передаваемыхъ преданіемъ и почти повсемѣстно уважаемыхъ, касательно противорѣчащихъ притязаніи на пойманнаго кита. Каждая китоловная станція имѣетъ свои узаконенія н обычаи; но всѣ они вообще очень-схожи между собою. Признано, на-примѣръ, что тотъ, кто разъ "закрѣпился" за кита, имѣетъ не обладаніе имъ несомнѣнное право, еслибъ даже онъ и нашелся вынужденнымъ обрѣзать линь, но лишь бы острога его была въ китѣ; а каждый "острожникъ" знаетъ свое оружіе по какой-нибудь особенной мѣткѣ. "Закрѣпиться" за кита значить всадить въ него острогу, къ которой привязано 200 саженъ тонкой крѣпкой веревки или линя; почувствовавъ боль, китъ начинаетъ метаться и вдругъ опускается въ глубину, а веревка, которой немедленно выпускается сажень около 150 или 180, увлекаетъ китобойку съ невѣроятною быстротою въ-слѣдъ за разъяреннымъ отъ боли чудовищемъ. Китобойка, "закрѣпившаяся" за китенка, имѣетъ право и на обладаніе его матерью, потому-что самка кита никогда не покидаетъ своего дѣтища. Если китобойка просятъ помощи шлюпки, принадлежащей соперничествующей "партіи", то она раздѣляетъ добычу съ тѣмъ, отъ кого получила содѣйствіе. Эти и многія другія постановленія никогла не записываются, но такъ хорошо извѣстны всѣмъ и каждому, что споры бываютъ очень-рѣдки: въ такихъ случаяхъ, дѣло рѣшается авторитетомъ старшихъ "головъ" селенія. "Единственный случай" разсказываетъ г. Уакфильдъ: "что спорившіе обратились къ посредничеству закона, былъ въ 18ч3 году: дѣло состояло въ томъ, что убитаго и поставленнаго на ночь на якорь кита унесло въ море, и другая шлюпка, захвативъ его, возвратила всаженную въ него острогу ея хозяну. Китъ былъ унесенъ теченіемъ миль за десять отъ того мѣста, гдѣ его убили; но всеобщее презрительное негодованіе было единодушно выражено противъ человѣчка, унизившаго себя до обращенія къ законникамъ, наперекоръ уставамъ своего залива".
   Время промысла, на которое нанимаются китоловы, начинается въ мая и продолжается до начала октября, заключая въ себѣ такимъ-образомъ зимніе мѣсяцы южнаго полушарія. Въ-продолженіе этого періода, самки съ своими китятами держался около береговъ Новой-Зеландіи. По-временамъ, ихъ набирается столько, что даже китоловныя суда, обыкновенно занимающіяся своимъ промысломъ въ открытомъ морѣ, располагаются на нѣсколько мѣсяцевъ въ заливахь Новой Зеландіи и уходятъ съ такою добычей, какой бы имъ навѣрно не удалось наловить въ морѣ -- не говоря уже о томъ, что прибрежные промыслы не сопряжены съ такими трудами, лишеніями и опасностями, какъ морскіе, въ-продолженіе которыхъ имъ часто случается не видать берега по три, по четыре и даже пяти мѣсяцевъ, и плавать въ мѣстахъ бурныхъ, холодныхъ и сырыхъ.
   Новозеландскіе китоловы раздѣляются на три разряда: головы, передовые и обыкновенные гребцы. Голова, что свидѣтельствуетъ и названіе его, начальствуетъ китобойкой; мѣсто его на рулѣ, исключая момента, когда кита убиваютъ -- это уже его дѣло. Передовой гребетъ первымъ весломъ съ носа шлюпки; онъ "закрѣпляется" за кита острогою и правитъ шлюпкой подъ руководствомъ головы въ то время, когда тотъ убиваетъ кита. Простымъ гребцамъ остается только грести, когда и какъ имъ прикажетъ "голова" или "передовой"; только одинъ изъ нихъ, кадочникъ, сидящій подлѣ кадокъ съ линемъ, имѣетъ особенную обязанность смотрѣть, чтобъ линь былъ чисто уложенъ и чтобъ не могъ запутаться, когда "закрѣпившись" его вдругъ понадобится выпускать. Вмѣсто жалованья, имъ выдастся извѣстная доля барышей ловли, которую каждый получаетъ по своему званію: "голова" больше всѣхъ, потомъ передовой, потомъ остальные гребцы. Начальникъ китоловной "партіи" командуетъ одною изъ шлюпокъ и называется "первымъ головою": онъ "голова партіи", такъ-какъ начальникъ каждой китобойки "голова" своей шлюпки.
   Языкъ китолововъ не что иное, какъ родъ argot, или тарабарщины, почти-непонятой непосвященному. Главныя лица ихъ пользуются, подобно героямъ "Иліады", отличительными прозвищами. Такъ, еа-примѣръ, одинъ "первый голова" партіи назывался всѣми не иначе, какъ "Старикомъ"; другой былъ "Длинный Бобъ", третій "Мясникъ Поттъ"; если мы присовокупимъ еще имена "Билля Буфетчика", "Цыгана Смита", "Жирнаго Джексона", "Чорнаго Джима" и "Билля Купора", то почти исчислимъ всю китоловную аристократію Новой-Зеландіи. Всѣ предметы мѣновой торговли съ туземцами имѣютъ также свои особенныя клички, для того, чтобъ можно было разсуждать между собою въ присутствіи туземцевъ, не посвящая ихъ въ таинства своихъ разсчетовъ. Такъ, на-примѣръ, свиньи и картофель называются воркунами и коротышками; ружья, порохъ, простыни, трубки и табакъ на ихъ нарѣчіи -- пальники, пыль, подстилки, пароходы и трава. Туземный предводитель -- nob (сокращенные noble, вельможа), женщина -- тёлка, дѣвушка -- трещотка, дитя -- визгунъ. Каждый изъ туземныхъ вождей пользовался, кромѣ общаго прозванія, еще частнымъ, какъ, напримѣръ, тутъ были: "Сатана", "Старая Змѣя", "Забіяка", "Кулачникъ", "Сѣдобородый", "Убійца", "Дикій Чортъ", "Долговязый" и тому подобное.
   Китоловныя партіи, нанимаемыя въ Сиднеѣ, получали задатки тамъ и истрачивали ихъ на мѣстѣ. Послѣ этого какой-нибудь бригъ или шкуна перевозитъ всю "сволочь" -- такъ иногда партіи величаютъ сами-себя -- на станцію въ Новую-Зеланлію, съ шлюпками, китоловнымъ снарядомъ, провизіей, крѣпкими напитками, товарами для вымѣниванія у туземцевъ дровъ и свѣжей провизіи, платьемъ, табакомъ и всякимъ скарбомъ; все это отдается на сохраненіе "перваго головы" и отпускается нанимателемъ партіи также въ видѣ задатка на-счетъ будущихъ барышей, по самымъ безбожнымъ цѣнамъ. Прибывъ на мѣсто, партія дополняется тѣми изъ своихъ прежнихъ членовъ, которые по какимъ-нибудь причинамъ, или для собственнаго наслажденія, провели свое лѣто тамъ.
   Шлюпки, выкрашенныя и снабженныя на-ново, заслуживаютъ нѣсколько подробнѣйшаго описанія. Китобойки суть длинныя шлюпки легкой постройки, острыя съ носа и кормы, значительно сѣдловатыя (то-есть ихъ оконечности выходятъ изъ воды выше середины), длиною отъ двадцати до тридцати футовъ и распашныя, слѣдственно, довольно-узкія. Кормовая часть футовъ на пять или на шесть впередъ, забрана глухою настилкой наравнѣ съ привальнымъ брусомъ: изъ нея выходить вертикальный "болванъ", цилиндрическій брусъ дюймовъ около шести въ діаметрѣ, на который накидывается оборотъ или два линя отъ остроги, для того, чтобъ призадержать его высучиваніе, когда за кита "закрѣпились" и онъ мчитъ за собою своихъ преслѣдователей. На этомъ же болванѣ "голова"-китобойки нарѣзываетъ замѣтки, въ воспоминаніе каждаго кита, убитаго его шлюпкой. Прежнія китобойки строились обыкновенно пяти-весельными, но теперь, особенно для береговыхъ партій, ихъ дѣлаютъ шести, семи и даже восьми-весельныя. Нечетное число веселъ признано удобнѣйшимъ, потому-что гребля остается равная съ обѣихъ сторонъ въ самый критическій моментъ, когда острожникъ, сидящій за передовымъ весломъ, готовится поразить кита. Вмѣсто руля служитъ длинное и здоровое весло, опирающееся на брусокъ, придѣланный сверху ахтер-штевня, и придерживаемое къ нему ремнемъ: весло обращается въ этой петлѣ свободно и обшивается въ томъ мѣстѣ кожею изъ предосторожности противъ тренія. Подлѣ самой рукоятки проходитъ насквозь весла желѣзный болтъ, въ плоскости лопасти, за него "голова" шлюпки держится правою рукою и правитъ этимъ рулевымъ весломъ которое на большихъ китобойкахъ бываетъ 27 футовъ длины, стоя, съ удивительною ловкостью и граціей. На большомъ волненіи, неопытный рулевой былъ бы имъ непремѣнно выброшенъ за бортъ, но для настоящаго китолова самое огромное волненіе-вещь весьма обыкновенная. Для остальныхъ веселъ, также обиваемыхъ кожею, втыкаются деревянныя уключины, вытачиваемыя изъ крѣпкаго дерева и обвертываемыя матиками. Прямо противъ уключинъ, ниже балокъ, крѣпко придѣлываются къ борту другой стороны брусочки съ впадинами, куда вставляются рукоятки веселъ. когда ихъ надобно "сушитъ", т.е. держать лопасть выше воды, не вынимая весла изъ уключины, для того, чтобъ быть въ готовности на всякій случаи, когда китобойка "закрѣпилась", или когда ей приходится идти подъ парусомъ. Когда китобойка сушитъ весла, выжидая чего-нибудь, то говорится, что она "въ дрейфѣ". Мачта и большой рейковый, почти треугольный, парусъ, кладутся во время гребли, чтобъ не мѣшать ей, подъ заднюю банку, такъ-что другой конецъ ея высовывается по правую сторону рулеваго, которому легко достать ее въ случаѣ нужды или убрать. Вмѣстѣ съ мачтою и парусомъ укладывается также легкій флагштокъ съ какимъ-нибудь фантастическимъ флажкомъ. Мачта вставляется во вторую банку съ носа, а фалъ паруса крѣпится за среднюю. Китобойки отлично ходятъ подъ парусомъ и могутъ носить большую парусность. Въ носовой части, на разстояніе трехъ или четырехъ футъ, сдѣлана такая же настилка, какъ въ кормовой, и назади ея вырѣзаны въ поперечной доскѣ двѣ выемки, обыкновенно обиваемые кожей, въ которыя острожникь опирается колѣнами, чтобъ на волненіи стоять твердо на ногахъ, когда онъ готовится пустить свое оружіе въ кита. Острога,-- желѣзное оружіе, котораго копье имѣетъ видъ нѣсколько-похожій на лиліи прежняго французскаго герба, съ зазубринами, чтобъ ей не легко было выдернуться; она придѣлывается къ ясеневому пяти-футовому древку, и остріе ея оберегается отъ ржавчины деревяннымъ футляромъ. Во время ловли, острога кладется на такъ-называемую клюку или вилообразную уключину передоваго весла. Къ острогѣ привязывается линь, котораго двѣсти сажень укладывается въ двухъ кадкахъ, нарочно для того сдѣланныхъ. Запасныя остроги и копья съ овальными стальными остріями, спрятанными у каждаго въ деревянный футляръ, хранятся подъ банками; кошка, или маленькій четырехрогій якорекъ съ острыми лапами, кладется въ носу; анкерокъ воды, бутылка гроту, непромокаемыя куртки гребцовъ и ящикъ сухарей погружаются въ корму, если предвидится долгая и далекая погоня за китомъ. Иногда къ вооруженію китобойки присовокупляется "лопата",-- острое желѣзное оружіе, въ видѣ маленькаго заступа, на длинномъ древки. Лопата употребляется самыми отчаянными китоловами для пораженія кита въ хвостъ, чтобъ сдѣлать страшные размахи его менѣе опасными, когда чудовище начнетъ метаться съ острогою въ своемъ тѣлѣ.
   Китобойки раскрашиваются, по фантазіи "головъ", разными красками, и носъ каждой всегда особенно отъ остальнаго корпуса шлюпки. На носу изображается обыкновенно звѣзда, серпъ луны, глазъ, шаръ, или какое-нибудь другое фантастическое украшеніе: имя китобойки часто красуется огромными буквами на ея кормовой наружной обшивкѣ.
   Командныя слова "головы" кратки и ясны: одна сторона шлюпки, по числу веселъ, называется "двойная", а другая тройная. Командуя гребцамъ, онъ только говоритъ: "греби два", "табань {Табанить значитъ буровить веслами, чтобъ остановить ходъ шлюпки, или грести назадъ. Если одна сторона будетъ гресть, а другая затабанитъ, то шлюпка круто заворотятся.} три", "греби всѣ", "табань назадъ", "суши весла", и т. п. Китобойки необыкновенно поворотливы на волненіи, безопасны въ жестокіе вѣтры, выгребаютъ и пристаютъ къ берегу въ самые сильные буруны. Въ попутную бурную погоду стоятъ только взять рифы у паруса и привязать нижній конецъ рейка къ привальному брусу, чтобъ пролетѣть очень-спокойно какое угодно разстояніе, если имъ примется выдерживать штормъ въ морѣ, то они связываютъ родъ плота изъ веселъ, мачты и паруса, спускаютъ его съ навѣтренной стороны за бортъ, "сушатъ" рулевое весло и оттерпливаются до благопріятной перемѣны погоды. Вѣтеръ, ударя въ лопасть весла, не дозволяетъ шлюпкѣ уклоняться подъ вѣтеръ. Нѣсколько лѣтъ тому назадъ, одно китоловное судно разбилось на Друммондовомъ-Рифѣ, подъ экваторомъ; двѣ китобойки со спасшимися людьми достигли благополучно острова Гуагама, прибѣгая въ крѣпкіе вѣтры къ этому способу, и проплыли такимъ-образомъ около двухъ-тысячъ морскихъ миль (около 3500 верстъ).
   Пришелъ на станцію, голова партіи озабочивается, чтобъ большіе желѣзные чаны, служащіе для вытапливанія жира, были осмотрѣны, вычищены и если нужно, исправлены; спуска для шлюпокъ также осматриваются и починиваются; подъемныя стрѣлы, подмостки съ талями и прочимъ снарядомъ, шпили и досчатая настилка, на которой жиръ вырѣзывается изъ кита -- все это также приводится въ порядокъ и готовность; шлюпочные сараи, домы для помѣщенія партіи, кухня и купорная устроиваются на зиму; провизія и всѣ припасы убираются въ сухое и безопасное мѣсто. Потомъ выбираютъ, купора, поваровъ, плотника, маляра и "язычника". Послѣдній получаетъ свой титулъ въ-слѣдствіе предоставленнаго ему исключительнаго права пользоваться всѣмъ жиромъ, вытапливаемымъ изъ языка и внутренностей кита, въ вознагражденіе за обязанность "взрѣзывать" его. Къ большой китоловной партіи присоединяется еще прикащикъ, который ведетъ счетъ вещамъ, забираемымъ въ магазинѣ партіи каждымъ изъ ея членовъ. Это дѣлается съ тѣмъ, чтобъ каждый могъ въ началѣ промысла задолжать сколько ему угодно, и получать по самымъ безбожнымъ цѣнамъ сколько ему заблагоразсудится платья, табаку, крѣпкахъ напитковъ, и прочаго, чтобъ потомъ ему прошлось получить какъ-можно-меньше платы чистыми деньгами. Станція запасается отъ туземцевъ картофелемъ, дровами, свиньями и разнаго рода живностью.
   Передъ началомъ ловли, головѣ партіи предстоитъ еще весьма-важная обязанность: запастись для своихъ людей туземными женами на время промысла. Люди, проведшіе здѣсь лѣто, уже непременно имѣютъ постоянныхъ спутницъ: они проживаютъ свободные отъ промысловъ мѣсяцы у родственниковъ своихъ супругъ въ совершенной праздности, иди занимаются воздѣлываніемъ какою-нибудь маленькаго клочка земли, или покупаютъ у своихъ туземныхъ родственниковъ и сосѣдей свиней и картофель, и перепродаютъ то и другое съ хорошими барышами заходящимъ къ Новой-Зеландіи судамъ. Но люди, ежегодно возвращающіеся въ Сидней съ жиромъ, или приходящіе на промыселъ въ первый разъ, отправляются съ "бывалыми" своими товарищами по сосѣднимъ селеніямъ, съ тѣмъ, чтобъ добыть себѣ сожительницъ на время ловли. Опытные "головы" или "передовые" партіи заключаютъ торжественные договоры съ родственниками избранныхъ красавицъ, и условія эти почти всегда исполняются ненарушимо. Въ случаѣ, если жена окажется нерадивою или станетъ слишкомъ-медленно учиться своимъ хозяйственнымъ обязанностямъ, какъ-то: поваренному искусству, починиванью платья и мытью бѣлья, то отецъ или дядя виновной уводитъ ее домой и доставляетъ взамѣнъ другую, болѣе способную къ выполненію этихъ статей уговора. Китоловъ, съ своей стороны, по истеченіи срока, уплачиваетъ условленные товары и, сверхъ того, долженъ принимать съ нѣкоторой степенью снисходительности попрошайческія посѣщенія своихъ новыхъ родственниковъ во время промысла. Запасъ женами считается головами партій въ числѣ важнѣйшихъ, и безъ-сомнѣнія много содѣйствуетъ опрятности, добропорядочности и спокойствію ихъ подчиненныхъ. Обязанность вагине (wahine) или жены состоитъ въ слѣдующемъ: она встаетъ за часъ передъ разсвѣтомъ, приготовляетъ завтракъ и припасаетъ все, что ея супругу и повелителю нужно взять съ собою въ шлюпку, которая должна уйдти до зари; моетъ и починиваетъ его платье, содержитъ домъ въ чистотѣ и порядкѣ, и наконецъ, приготовляетъ ужинъ къ возвращенію мужа. Она же обязана въ отсутствіе хозяина дома оказывать гостепріимство случайнымъ посѣтителямъ; сверхъ-того, она часто добровольно подвергается грубостямъ и побоямъ, стараясь унимать своего мужа или пріятелей его во время пьяныхъ оргій и неизбѣжныхъ при томъ бѣшеныхъ дракъ -- то и другое слѣдуетъ почти-неразлучно послѣ каждой удачной ловли. Вагине новозеландскихъ китолововъ отличаются вообще сильною привязанностью къ своимъ временнымъ супругамъ: онѣ скоро примыкаютъ къ порядку и опрятности, облегчаютъ сношенія между китоловами и своими земляками, и часто пріобрѣтаютъ благодѣтельное вліяніе на буйныя страсти бѣлыхъ. Жены во всемъ, кромѣ брачнаго обряда, онѣ часто дѣлаются законными женами китолововъ -- если въ сосѣдствѣ случится какъ-нибудь нечаянно англійскій пасторъ. Онѣ составляютъ отрадную часть картины китоловныхъ станцій или селеній и содѣйствуютъ нѣкоторымъ образомъ просвѣщенію своихъ земляковъ, оказывая уваженіе къ добрымъ качествамъ полуобразованныхъ бѣлыхъ, тогда-какъ ихъ собственныя усилія смягчаютъ многія дурныя черты ихъ буйныхъ и суровыхъ характеровъ...
   Положимъ теперь, что предварительныя оргіи, служащія неизбѣжнымъ предисловіемъ промыслу каждаго года, почти кончены. Прикащикъ партіи перестаетъ отпускать изъ магазина въ долгъ, пока что-нибудь не пріобрѣтется. "Головы" собственноручными сильными средствами "успокоиваютъ" нѣсколькихъ неугомонныхъ воркуновъ, которымъ не нравятся прекращеніе наслажденій для предстоящихъ тяжкихъ трудовъ; шлюпки ежедневно выѣзжаютъ практиковаться на греблѣ и подъ парусами. Наконецъ, утромъ въ одно изъ первыхъ чиселъ мая, съ сигнальнаго холма, находящагося на оконечности мыса, которымъ ограничивается заливъ нашей китоловной станицы, и на которомъ часовые постоянно смотрятъ впередъ въ море, увидѣли кита.
   Три или четыре китобойки живо сталкиваются въ воду и гребутъ взапуски въ море; шлюпки соперничествующей партіи показываются изъ-за какого-нибудь сосѣдняго изгиба берега и несутся въ ту же сторону: по-временамъ, только фонтанъ, пускаемый китомъ, или случайный всплескъ его огромнаго хвоста, кажущіеся падали едва-замѣтными бѣлыми дымками, означаютъ его мѣсто и указываютъ "головамъ" куда надобно править. Чѣмъ ближе шлюпки къ киту, тѣмъ больше соображенія и стратегіи имъ нужно въ маневрированіи, чтобъ первымъ "пристать". Когда всѣ онѣ гребутъ къ одной сторонѣ, то легчайшія на ходу уходятъ впередъ, а отставшія образуютъ собою родъ линіи; но вдругъ китъ, пройда еще мили три по прежнему направленію, круто заворачиваетъ и появляется подлѣ задней шлюпки. Тогда всѣмъ приходится перемѣнить тактику, и тутъ, если киту вздумается дѣлать много поворотовъ, старомодныя пятивесельныя китобойки имѣютъ значительное преимущество передъ семи и восьмивесельными, которымъ большая длина мѣшаетъ быстро заворачиваться, хотя по прямому пути онѣ и оставляютъ за собою своихъ короткихъ и вертлявыхъ соперницъ. Нѣкоторыя изъ шлюпокъ упорно слѣдятъ за тѣми изъ китобоекъ соперничествующей партіи, на которыхъ "головы" извѣстны своею долговременною опытностью: такимъ образомъ часто случается, что двѣ шлюпки вдругъ перемѣняютъ направленіе и гребутъ въ сторону отъ прочихъ, стараясь перегнать другъ друга, потому-что "старый песъ" одной изъ нихъ заключилъ, по какому-нибудь обстоятельству вѣтра, теченія или погоды, и можетъ-быть по какому-нибудь признаку, замѣченному при послѣднемъ фонтанѣ, которымъ фыркнулъ китъ, что онъ намѣренъ перемѣнить путь; а наблюдавшій за нимъ соперникъ, зная сметливость "стараго чорта", кричитъ своимъ: "Джорджъ держитъ лѣвѣе... навались!" я тотчасъ же направляется вслѣдъ за Джорджемъ.
   Погоня оживляется, послѣдній маневръ ведетъ шлюпки прямо на пересѣчку пути кита,-- кризисъ повидимому близокъ. Голова возбуждаетъ своихъ гребцовъ поощрительными восклицаніями: "Вотъ онъ шлёпнулъ! -- а вотъ и китёнокъ! навались, греби сильнѣе!.. Вотъ онъ снова фыркнулъ... ура! Старый Джорджъ близёхонько... мы его сейчасъ обгонимъ! Сильнѣй, сильнѣй греби!.." Въ это время, онъ правитъ кормовымъ весломъ правою рукою, а лѣвою подмогаетъ грести загребному веслу. Весла гнутся въ дугу, пѣна брызжитъ изъ-подъ носа шлюпокъ, и обѣ китобойки замѣтно настигаютъ кита. "Вотъ онъ опчть шлёпнулъ!.." продолжаетъ голова, видя, что огромное животное до половины высунулось изъ воды и потомъ, нырнувъ снова, ударяло по водѣ плашмя своимъ широкимъ хвостомъ -- сильнѣй греби! -- мы сейчасъ подлѣ него -- навались, навались!.. Бьюсь объ бутылку рома, вотъ опять китёнокъ -- бьюсь объ закладъ, что онъ дастъ восемь тоннъ жира! -- Навались, друзья! -- Полведра рому, если восемь тоннъ! -- еще разъ-пять гребнутъ -- в мы подлѣ него. Ура! Билль, вставая!.. Передовой "сушитъ" свое весло, опирается колѣнями въ выемки носовой настилки и балансируетъ надъ головою острогу, готовясь метнуть ее въ кита. Разумѣется, что линь къ ней привязанъ и всѣ предосторожности приняты, чтобъ не могло сдѣлаться ни малѣйшей путаницы.
   Въ это время новичокъ, гребутъ однимъ изъ веселъ, начинаетъ трусить, гребетъ вяло и по-временамъ робко озирается чередъ плечо: голова посылаетъ ему цѣлый залпъ ругательствъ съ угрозою "переломать всѣ кости въ его шкурѣ", если онъ теперь вздумаетъ глазѣть по сторонамъ. Бѣднякъ, начиная бояться гнѣва головы больше, нежели самого кита, скрѣпляетъ сердце и наваливается сколько есть силъ.
   Но вотъ обѣ шлюпки приведены въ минутное недоумѣніе: китъ скрылся -- однако онъ вскорѣ выныриваетъ подлѣ шлюпки "стараго Джорджа". .Молодой острожникъ его, недавно возведенный въ это званіе, промахивается острогою по киту и получаетъ въ награду лейку, пущенную ему въ голову сильною рукою взбѣшенаго старина, который при этомъ случаѣ не жалѣетъ самыхъ свирѣпыхъ "французскихъ фразъ". Соперникъ Джорджа пользуется его неудачею и маневрируетъ такъ, чтобъ очутиться на томъ мѣстѣ, гдѣ по всей вѣроятности китъ снова вынырнетъ. -- "Греби два, табань три!" кричитъ онъ, круто заворачивая къ животному, и потомъ, видя, какъ оно поднимается изъ воды саженяхъ въ двухъ отъ китобойки, онъ командуетъ передовому, стоящему съ поднятою острогой, "смотри впередъ! все ли чисто? пускай!" и пущенная сильною рукою острога летитъ прямо и вѣрно въ черную массу. Это называется "закрѣпиться", какъ я уже пояснялъ выше. "Суши весла!" командуетъ голова; линь съ визгомъ высучивается изъ кадокъ; оборотъ его накинутъ на "болвана", чтобъ нѣсколько призадержать ту быстроту, и китобойка летитъ, буквально разрѣзывая каждую волну, такъ-что хребты пѣны возвышаются съ обѣихъ сторонъ высоко надъ ея бортами. Гребцы сидятъ неподвижно за своими поднятыми веслами; только передовой держитъ въ готовности топорикъ. чтобъ перерубить линь, лишь только онъ "заѣстъ", т. е. запутается, да еще загребной поливаетъ по временамъ болванъ, который жестоко дымится отъ тренія линя. Теперь обнаруживается все искусство "головы", который правитъ китобойкою при этомъ страшномъ ходѣ и долженъ слѣдитъ за каждымъ движеніемъ испуганнаго кита, потому-что отъ малѣйшей прозѣвки его и шлюпка можетъ опрокинуться. Когда линь ослабнетъ, онъ велитъ "выбирать"; если рыба вдругъ метнется впередъ, онъ кричитъ "трави!" т. е. выпускай линь; по-временамъ онъ задаетъ острастку новичку, который едва понимаетъ, что съ нимъ дѣлается, и не знаетъ чего ему ожидать,-- до того, что запугиваетъ его до нѣкотораго рода самоотверженія. Остальнымъ гребцамъ "бѣжать за китомъ" кажется какъ-будто развлеченіемъ и отдыхомъ послѣ долгой, усиленной гребли: они смотрятъ такъ хладнокровно, что по-видимому хотѣли бы закурить трубки, еслибъ его не было рѣшительно противъ всѣхъ правилъ.
   Линь быстро высучивается за китомъ -- двѣсти сажень едва хватило, когда киту вдругъ вздумалось "промѣрять глубину", то-есть быстро опуститься въ глубь; но вотъ является другая китобойка той же партіи, по сигналу, сдѣланному ей флажкомъ, и лишь-только китъ вынырнулъ, чтобъ перевести духъ, въ него всаживается другая острога. Китъ изнемогаетъ отъ повторенныхъ усилій, быстрота его хода уменьшается, и онъ чаще показывлется на поверхности воды: голова наконецъ предвидитъ моментъ послѣдняго удара.
   "На корму!" кричитъ онъ острожнику и проворно мѣняется съ нимъ мѣстами. Ходъ шлюпки уменьшается по мѣрѣ утомленія кита. "На воду, греби сильнѣй!" командуетъ голова звонко и рѣзко; гребцы его, по-крайней-мѣрѣ старшіе изъ нихъ, знаютъ уже по его голосу и потому, какъ онъ держитъ надъ головою свое острое, свѣтлое копье, что онъ сейчасъ нанесетъ киту рѣшительный ударъ.
   Китъ, по-видимому, уснулъ на поверхности воды; но и онъ медленно приготовлается къ истребленію своихъ враговъ.
   Голова слѣдитъ за каждымъ его движеніемъ. "Греби ровно! навались! греби два, табань три! навались! такъ держать! приставай!" и вдругъ, видя, что китъ медленно приподнимаетъ одно изъ своихъ плавательныхъ перьевъ, омъ всаживаетъ въ него на футъ овальное остріе своего копья, и "самую жизнь" кита. Скорое повиновеніе приказанію -- "табань, всѣ назадъ!" спасаетъ шлюпку отъ уничтоженія, потому-что въ это время китъ размахнулъ своимъ хвостомъ я ударилъ имъ по водѣ съ ужаснымъ громомъ. Потомъ омъ намываетъ "шлепать" хвостомъ и нырять во всѣ стороны; голова продолжаетъ командовать острожнику н гребцамъ, приготовляетъ другое копье н старается держать шлюпку внѣ водоворотовъ, образуемыхъ порывистыми движеніями кита; двѣ шлюпки той же партіи успѣли уже подойдти на помощь и держатся внѣ всплесковъ, выжидая момента пустить копья. Одна изъ нихъ подошла поближе м всадила въ кита копье, но не успѣла отойдти и разлетается въ дребезги отъ страшнаго удара хвостомъ, который въ то же время перешибъ двумъ человѣкамъ ноги; но третья шлюпка подхватываетъ плавающихъ людей съ разбитой шлюпки, а нашъ "голова" снова входитъ въ середину водоворотовъ, вонзаетъ еще копье въ "жизнь" и выбирается изъ пѣны, которая уже начинаетъ алѣть отъ крови. Чудовище выпрыгиваетъ до половины изъ воды и ударяетъ по ней плавательными перьями и хвостомъ съ громомъ, не-уступающимъ пушечнымъ выстрѣламъ; оно вздрагиваетъ, мечется, ныряетъ и бьется бѣшенѣе, чѣмъ когда-нибудь и обрызгиваетъ водою и кровью шлюпки, на которыхъ ловцы удерживаютъ свою запальчивость и хладнокровны во всѣхъ своихъ движеніяхъ. Теперь, какъ говорится, китъ "бѣснуется и харкаетъ кровью", -- гибель его неминуема. Китобойка , превосходно управляемая опытнымъ головою, остаетса цѣла и невредима, а начальникъ ея нарѣзываетъ съ самодовольною усмѣшкой новую замѣтку на болванѣ, изъявляетъ свое благоволеніе гребцамъ и обѣщаетъ имъ, что вечеромъ новичокъ угоститъ ихъ пол-ведромъ рома, въ честь посвященія своего въ настоящіе китоловы.
   Если теченіе попутное, то всѣ шлюпки побѣдоносной партіи собираются а буксируютъ убитаго кита къ берегу; если противное, то его на ночь ставятъ на якорь, и шлюпки возвращаются къ сумеркамъ домой. Пьяная оргія празднуетъ успѣхъ ловли далеко за полночь головы китобоекъ сбираются къ ужину въ хижинѣ, служащей главною квартирою станціи, и разсказываютъ длинныя повѣсти о своихъ старыхъ китоловныхъ подвигахъ, о быстротѣ своихъ новыхъ шлюпокъ. О ловкости и силѣ своихъ гребцовъ, и разсуждаютъ о вѣроятностяхъ будущихъ успѣховъ ловли. Докторъ,-- вообще какой нибудь бѣглый подлекарь китоловнаго судна, котораго общими силами кормятъ, поятъ и одѣваютъ всѣ сосѣднія станціи,-- няньчится съ переломанными членами пострадавшихъ во время ловли, и мало-по-малу маленькій городокъ успокоивается, и ночная тишина прерывается только изрѣдка лаемъ бульдога изъ которой-нибудь хижины, или криками ночной птицы (ити порати, по-новозеландски), перелетающей чрезъ заливъ. Такимъ-образомъ проходитъ время ловли, съ той разницей, что вытапливаніе китоваго жира происходитъ днемъ и ночью безпрерывно: извѣстное число людей, подъ начальствомъ головъ китобоевъ, стоятъ "на вахтѣ" у чановъ и регулярно смѣняютъ другъ друга.
   Вытапливаніе жира считается китоловами процессомъ, недопускающимъ никакого отлагательства. Чаны ихъ -- огромные желѣзные котлы съ печами или "топками" внизу, жиръ опускается туда кусками, величиною около двухъ кубическихъ футовъ, и изъ нихъ вытапливается масло, а остатокъ бросается въ печи вмѣстѣ съ дровами для усиленія огня. Послѣ этого, масло переливается въ другіе чаны или холодильни, а изъ нихъ уже разливается въ бочки, въ которыхъ нагружается на суда. Люди, занятые вытапливаніемъ жира, рѣдко моются, брѣются, или причесываются; кожа и платье ихъ пропитаны жиромъ и грязью. "Почти всѣ они" говоритъ г. Уэкфильдъ, посѣщавшій китоловный городокъ Телава-ити, на южной половинѣ Новой-Зеландіи: "почти всѣ они сильны и жилисты. Видя, какъ они мѣшали кипящее въ чанахъ масло и поправляли огонь въ раскаленныхъ топкахъ, я невольно вспомнилъ о страшномъ лѣсномъ горнилѣ шиллеровой баллады Der Gang zum Eisenhammer, нарисованномъ въ безподобныхъ очеркахъ Реча. Спросивъ одного изъ нихъ, работаютъ ли они по воскресеньямъ, я получилъ презрительный отвѣтъ: "О, воскресенья никогда не заглядываютъ въ этотъ заливъ!" Вся земля вокругъ топильни и весь ближайшій берегъ были пресыщены китовымъ жиромъ, и вонь отъ валявшихся повсюду кусковъ мяса, костей и остатковъ остова была нестерпимая."
   Если путешественнику случится посѣтить китоловное селеніе, то онъ вездѣ найдетъ радушный пріемъ. Все, что ни есть въ запасѣ лучшаго изъ съѣстныхъ и питейныхъ припасовъ, предлагается ему женами китолововъ, которымъ мужья, уѣзжая на ловлю, строго наказываютъ не щадить для гостя ничего, а на ночь ему предлагается лучшая койка въ цѣломъ домѣ.
   Жилища китолововъ обыкновенно выстраиваются для нихъ туземцами: деревянныя рамы оплетаются камышемъ, тростникомъ и прутьями; все это вымазывается снаружи и внутри глиною и накрывается соломенною крышей. Большая печь занимаетъ одинъ конецъ дома: она вѣчно окружена толпами туземцевъ съ горшечками и чугунными котелками, любимыми собаками и позвонками китоваго спиннаго хребта, служащими вмѣсто стульевъ: въ дымовой трубѣ непремѣнно коптится нѣсколько добрыхъ окороковъ и рыбъ. Койки въ два этажа съ опрятными занавѣсками расположены вдоль стѣнъ, на подобіе постелей пассажирскихъ каютъ пароходовъ англійскаго канала; на серединѣ стоитъ большой сосновый столъ съ такими же скамьями по бокамъ; на стропилахъ и полкахъ положены запасныя бухты линя, весла, мачты и паруса, остроги, лопатки и копья и жестяная лампадка, тщательно-вычищенная. Двѣ четверо-угольныя дыры въ стѣнѣ служатъ окнами, которыя на ночь закрываются ставнями. Боченокъ съ солониною, ящикъ съ мукою и ушатъ воды стоятъ по одну сторону дверей, а по другую опрятный прилавокъ, на которомъ разставлены ярко-вычищенныя оловянныя блюда, нѣсколько стакановъ и фаянсовой посуды. На порогѣ сидитъ старая дворовая собака неизвѣстной породы, облѣзлая и покрытая рубцами, доставшимися ей въ безчисленныхъ сраженіяхъ; она спокойно отдѣлывается отъ любезностей свиньи и нѣсколькихъ попрошаекъ-туземцевъ, которымъ равномѣрно хочется войдти въ домъ и воспользоваться всѣмь, что въ немъ плохо лежитъ. Двое или трое маори, (такъ называютъ себя туземцы Новои-Зеландіи) спятъ на солнышкѣ, завернувшись въ простыни и прислонясь къ стѣнѣ, и нѣсколько "полукровныхъ" ребятишекъ возятся сь козлами или бѣгаютъ за курами и голубями по замасленному прибрежью передъ домомъ. Величайшая опрятность, господствующая внутри жилища китолова и въ одеждѣ женщинъ и дѣтей, напоминаетъ прибрежинхъ Голландцевъ. -- на этотъ счетъ и китоловы особенно-взъискательны.
   Если вь виду покажется судно, то шлюпки выѣдутъ кь нему далеко на встрѣчу и введутъ его на безопасное якорное мѣсто: это происходить отчасти отъ желанія узнать новости, а отчасти и отъ вошедшей въ пословицу готовности моряковъ помогать своимъ собратіямъ. Когда "Тори" (судно, на которомъ г. Уэкфильдъ пришелъ въ Новую-Зеландію) стояло на якорѣ у островка Капити, въ октябрѣ 1839 года, увидѣли шедшій съ юга брикъ, тщетно пытавшійся вылавировать къ якорной стоянкѣ противъ крѣпкаго сѣверо-западнаго вѣтра; шкиперъ его. незнавшій мѣстности и имѣвшій мало людей, часто входилъ въ полосу сильнаго неблагопріятнаго теченія и не только не подавался къ сѣверу, но даже безпрестанно терялъ мѣсто. Толеми Ивенсъ, извѣстный подъ названіемъ "Старика" и начальствовавшій главною китоловною станціей, выѣхалъ на своей китобойкѣ къ брику во время самаго жестокаго порыва. Судномъ управляли дурно: вмѣсто поворота оверштагъ, оно поворотило черезъ фордевиндъ и разминовалось съ китобойкой, которая такимъ-образомъ очутилась мили за три отъ своей станціи и должна была выгребать домой противъ крѣпкаго вѣтра и теченія. Часа два самая усиленная гребля не подавала ея ни на шагъ впередъ; наконецъ, теченіе сдѣлалось слабѣе, и она возвратилась благополучно, а брикъ между-тѣмъ унессло миль на десять въ море, и вѣтеръ ревѣлъ хуже прежняго. Когда усталые гребцы вытаскивали шлюпку за берегъ, одинъ изъ нихъ пробормоталъ, что онъ "не обязывался выгребать ко всѣмъ сиднейскимъ брикамъ".
   " Старикъ" обернулся и, отсыпавъ ему цѣлый коробъ ругательныхъ словъ, сказалъ: "Ты ворчишь, а? Такъ мы выѣдемъ снова -- спускайте шлюпку! Стоило величайшаго труда, чтобъ отговорить упрямаго старина отъ этой опасной экспедиціи, которая, навѣрно, была бы его послѣднею. Станція его на Токомапунѣ, или Островкѣ-Ивэнса, была всегда образцомъ порядка и дисциплины. Китобойка его походила на щегольскую гичку какого-нибудь военнаго судна или яхты. Она была вся тѣльнаго цвѣта съ красною носовою частью, за которой было нарисовано гербовое перо принца валлійскаго; названіе "Лихой Джекъ" красовалось на кормѣ. Гребцы были всегда одѣты однообразно, въ синихъ или красныхъ рубашкахъ съ бѣлыми прошвами и въ чистыхъ бѣлыхъ шальварахъ, съ зюйд-вестками {Зюйд-вестки (South-westers) шляпы изъ крашеной или смоленой парусины, которыхъ заднія поля шире переднихъ и боковыхъ и ложатся на спину, для того, чтобъ вода не стекала съ головы за шею. Онѣ названы по юго-западнымъ вѣтрамъ (south-westers), самымъ бурнымъ и дождливымъ.} на головахъ. Кормовая настилка накрывалась тонкою, красивою циновкой; уключины бережно обернуты матиками; остроги, копья, мачта съ парусомъ и даже флагштокъ -- въ зеленыхъ крашеныхъ парусинныхъ чехлахъ. Когда она приставала съ разлета въ борту стоящаго за якорѣ судна, весла убирались разомъ, и загребной принималъ кормовое отъ головы, вылѣзавшаго за судно; послѣ этого шлюпка отталкивалась, сдавалась съ концомъ за корму и гребцы не трогались съ своихъ мѣстъ,-- совершенно какъ на военныхъ капитанскихъ гичкахъ. Тотъ же порядокъ и такая же дисциплина соблюдались въ тѣхъ выдающихся мѣстахъ, куда приставали шлюпки для высматриванія и выжиданія китовъ. Если берегъ былъ приглубый, то шлюпка закрѣплялась фалинемъ; если подлѣ него была отмель, то шлюпку вытаскивали за суша, выше возвышенія прилива, подставляли подпорки и дневальный не отходилъ отъ нея. На ночь для каждой шлюпки зажигалось во для огня: одинъ для головы и острожника, а другой для остальныхъ гребцовъ.
   Китоловамъ часто приходится тяжко трудиться; въ дурные годы, когда китовъ появляется мало, они гребутъ ночи на пролетъ и выѣзжаютъ миль на пятнадцать (около двадцати-шести верстъ) отъ своихъ станцій: все и разстояніе гребутъ безъ отдыха, и голова позволяетъ своимъ людямъ сушить весла и закурить трубки не прежде, какъ прійдя мы мѣсто предполагаемой ловли.
   По-видимому, китоловы ставятъ стихіи рѣшительно ни во что. Г. Уэкфильдъ видѣлъ, какъ одна китобойка вышла изъ Веллингтона {Въ 1839 году, полковникъ Уэкфильдъ (дядя автора путешествія), главный агентъ Ново-Зеландской Компаніи, отправился въ Новую-Зеландію на суднѣ Тори, чтобъ купить у туземныхъ владѣтелей большіе участки земли для основанія регулярной англійской колоніи и для выбора мѣста, удобнаго для торговаго порта. Онъ избралъ для послѣдняго заливъ Порт-Никольсонъ, находившійся на сѣверномъ берету Кукова-Пролива, раздѣляющаго большіе острова Новой-Зеландіи. Въ слѣдующемъ году переселенцы, привезенные изъ Англіи на нѣсколькихъ нарочно для этого снаряженныхъ судахъ, основали городъ Веллингтонъ, который въ два года выросъ на берегу залива и сдѣлался главнымъ торговымъ пунктомъ Новой-Зеландіи. Въ 1840 году, англійское правительство объявило владычество королевы Викторіи на всѣхъ берегахъ острововъ Новой-Зеландіи и учредило тамъ регулярное колоніальное правленіи. Къ-сожалѣнію, посланный туда губернаторъ, по наущенію миссіонеровъ, которыхъ главное селеніе было въ Корорарека, при заливѣ острововъ, на сѣверо-восточномъ берегу Новой-Зеландіи, избралъ мѣсто для столицы колоній. Недалеко оттуда и основалъ городъ Ауклэндъ, въ мѣстѣ далеко не столь выгодномъ, чѣмъ Веллингтонъ, такъ-что туда поселилось нѣсколько эмигрантовъ не ранѣе, какъ въ 1843 году. Миссіонеры противодѣйствовали колонистамъ Ново-Зеландской Компаніи, потому-что лишились при регулярной колонизаціи значительной части своего прежняго вліянія и выгодъ, которыми они пользовались почти отъ исключительныхъ сношеній своихъ съ туземцами. Но смотря, однако, на многія злонамѣренныя стѣсненія со стороны губернатора, Веллингтонъ, куда безпрестанно приходили китоловныя и купеческія суда изъ Англіи и Австраліи, продолжалъ процвѣтать стараніями старыхъ и вновь прибывшихъ колонистовъ, умѣвшихъ пользоваться естественными богатствами страны и мѣстными удобствами, такъ-что въ 1813 и 1814 годахъ тамъ было уже нѣсколько каменныхъ домовъ, церковь, давка, клубъ, конскія скачки, земледѣльческія выставки; тамъ издавалось нѣсколько газетъ и въ-продолженіи двухъ лѣтъ перебывало болѣе 200 купеческихъ судовъ, не считая каботажныхъ, служащихъ для прибрѣжнаго плаванія по портамъ Новой-Зеландіи.} на свою станцію, на разстояніи миль сорока, въ такой вѣтръ, что многія каботажныя суда не рѣшились высунуться: и все это потому только, что первый голова, "Черный Моррей", разсчелъ, что люди его достаточно пропьянствовали на полученные ими задатки, и что ихъ пьяныхъ легче уговорить отправиться на станцію. Онъ добрался туда благополучно, совершивъ единственно посредствомъ своего искусства и присутствія духа, самый трудный и опасный переходъ, на который немногіе бы рѣшились и съ совершенно-трезвыми гребцами.
   Въ-продолженіе промысла 1843 года, китъ, преслѣдуемый нѣсколькими шлюпками соперничествующихъ партій, убѣжалъ отъ нихъ въ бурунъ, бьющій отъ берега на четверть мили разстоянія около Отаки, въ крѣпкіе вѣтры и послѣ нихъ.Видя этотъ маневръ кита, большая часть китобоекъ не рѣшилась за нимъ слѣдовать, а стала сушитъ весла внѣ буруна; вѣтръ былъ такой, что ни одинъ изъ головъ не взялся бы пристать къ берегу не опрокинувшись. Но Биль Буфетчикъ, бывшій тогда на короткой, поворотливой, пятивесельной китобойкѣ, смѣло послѣдовалъ за китомъ, "закрѣпился", "бѣжалъ" за нимъ и убилъ его -- и все это не выходя изъ страшнѣйшаго буруна.
   Такая же замѣчательная рѣшительность обнаруживается у китолововъ въ случаѣ какихъ-нибудь раздоровъ ихъ съ туземцами. Въ началѣ 18ѢЗ года, вожди Рауперага и Рангигаета, намѣреваясь ограбить "Длиннаго Джорджа", голову маленькой китоловной станціи, состоящей изъ двухъ шлюпокъ, на островѣ Капити, затѣяли съ нимъ ссору. Однажды утромъ напали они на него въ-расплохъ, со всѣми свитами, и, забравъ все, что у него было, не исключая шлюпокъ, перевезли свою добычу на островокъ, бывшій резиденціею Раупераги. Длинный Джорджъ вступилъ въ сношенія съ двумя главными сосѣдними китоловными станціями. Голова одной изъ нихъ отказался, боясь, что магистратъ Веллингтона вступится противъ такого самоуправства-. но головы другой, зная, по-видимому, неосновательность подобныхъ опасеній {Колонисты Веллингтона всегда жаловались на нерадивость и медлительность своего магистрата.}, рѣшили дѣло по-своему. Насажавъ на нѣсколько китобоекъ людей, вооруженныхъ копьями, острогами, "лопатками" и старыми ржавыми ружьями, они отправились вмѣстѣ съ ними прямо на островъ Раупераги.
   Видя ихъ приближеніе, лукавый вождь вышелъ на берегъ и началъ "куражиться", какъ выражаются китоловы. и спросилъ, чего имъ надобно.
   -- А вотъ сейчасъ увидишь! отвѣчали тѣ, и, выскочивъ изъ шлюпокъ, окружили его и Рангигаету съ своимъ опаснымъ оружіемъ, требуя немедленнаго возвращенія всего взятаго.
   Желаніе ихъ было немедленно выполнено: испуганные вожди приказали своимъ подданнымъ спустить на воду увезенныя шлюпки и погрузить въ нихъ всѣ награбленныя вещи. Потомъ китоловы уѣхали отъ уничиженныхъ грабителей, обѣщавъ выгнать ихъ всѣхъ съ Капити, если они въ другой разъ осмѣлятся провиниться такимъ же образомъ.
   На нѣкоторыхъ китоловныхъ станціяхъ простые гребцы всѣ изъ туземной молодёжи -- тѣ, которые брали ихъ на ловлю, остались ими довольны. Можно предположить, что въ-слѣдствіе этого обычая и супружескихъ узъ китолововъ съ туземками, они произвели значительную перемѣну въ бытѣ Новозеландцевъ еще до прибытія Тори. Г. Уэкфильдъ встрѣчалъ многихъ, постоянно одѣвавшихся по-европейски и говорившихъ довольно-хорошо по-англійски: нѣкоторые препорядочно выучились плотничать; челноки большею частію были снабжены холстинными парусами и управлялись кормовымъ весломъ, наподобіе китобоекъ. Одна туземная деревня близь Те-ава-ити высылала двѣ китобойки, на которыхъ всѣ люди были маори, хотя имъ никогда не удавалось убить кита, но они часто "закрѣплялись" и получали по 20 фунтовъ стерлинговъ за каждаго отъ шлюпки, которая пользовалась ихъ трудами. Вождь Гико всегда ѣздитъ на китобойкѣ, и многіе утверждаютъ, что онъ самъ закрѣплялся за кита. Говорятъ, что жители южнаго острова сдѣлали еще большіе успѣхи въ подражаніи искусству и трудолюбію бѣлыхъ китолововъ и тюленьщиковъ. Племя Нгагитау, прежде столь враждебное, имѣетъ, какъ полагаютъ, около тридцати большихъ тюленебоекъ. Г. Уэкфильдъ видѣлъ нѣкоторыя изъ нихъ въ Капити: онѣ имѣютъ прекрасныя морскія качества, управляются кормовымъ весломъ и на каждой по два рейковыхъ паруса.
   Но за то и дурныя качества характера китолововъ привились въ усиленной степени ко многимъ изъ туземцевъ нѣкоторые сдѣлались горькими пьяницами, многіе наглыми хвастунами, забіяками и безчувственными негодяями. Въ прежніе годы, когда китоловы были не такъ многочисленны, чтобъ могли обороняться противъ нападеній туземцевъ, они должны были прибѣгать къ ихъ вождямъ и снискивать ихъ дружбу и покровитедьство лестью и подарками: то же случается и теперь, лѣтомъ, когда китоловы разбросаны по разнымъ островамъ и туземнымъ селеніямъ. Слѣдствіемъ этого бываютъ алчность, заносчивость, придирчивость и грабительство вождей; хотя китоловы и смѣются надъ ними, когда они вмѣстѣ и когда сила на ихъ сторонѣ, за то одинокимъ поселеніямъ или вновь-прибывшимъ бѣлымъ, еще непривыкшимъ къ этимъ вещамъ, приходится вдвойнѣ оттерпливаться. Извѣстные владѣтели Новой-Зеландіи никогда неупускаютъ случая притѣснить Европейцевъ, которымъ приведется очутиться беззащитиыми въ ихъ рукахъ. Были даже и такіе примѣры, но ихъ можно считать рѣдкими исключеніями, что враждебные поступки туземцевъ противъ колонистовъ происходили по наущеніямъ и даже съ содѣйствіемъ нѣкоторыхъ изъ китоловомъ. Нѣтъ сомнѣнія, однако, что общая масса китолововъ навѣрно заклеймила бы подобныхъ злодѣевъ заслуженнымъ безчестіемъ, еслибъ она вполнѣ убѣдилась въ дѣйствительности ихъ преступленій.
   Такимъ-образомъ, мы видимъ, что китоловы, задолго еще до регулярной колонизаціи, подвергались всѣмъ опасностямъ первыхъ сношеній бѣлыхъ съ дикими; они первые ознакомились съ берегами острововъ Новой-Зеландіи и вообще съ прибрежными странами, пріучили туземцевъ къ новымъ потребностямъ и привили къ нимъ много новыхъ пороковъ, наконецъ, внушили имъ значительное уваженіе къ физическимъ качествамъ пакега, или бѣлыхъ. Кромѣ миссіонерской экспедиціи г. Марсдена въ 1814 г., этимъ суровымъ труженикамъ принадлежитъ исключительная честь проложенія пути къ болѣе-возвышенному просвѣщенію -- переселенцы и остальные миссіонеры слѣдовали по ихъ стопамъ. Нисколько не унижая благосостоянія дикихъ, образованъ ихъ въ нравственномъ отношеніи и давъ имъ новую, чистую религію. Европейцы, однако, не могутъ оспоривать несомнѣнный фактъ, что первыми и, конечно, безсознательными разсадителями европейскаго просвѣщенія въ Новой-Зеландіи были суровые китоловы, тюленьщики, пильщики и добыватели льна; эти скитальцы испытали величайшія опасности и удержались между варварами-туземцами единственно своимъ мужествомъ, упорствомъ и физическою силою.
   Въ сношеніяхъ своихъ съ европейскими колоніями Новой-Зеландіи, китоловъ обнаруживаетъ большое сходство съ матросомъ, возвратившимся изъ долгаго, труднаго плаванія. Получивъ по окончаніи промысла слѣдующую имъ по разсчету уплату, они отправляются "гулять" въ Веллингтонъ или Нельсонъ {Другой городъ, основанный Ново-Зеландской Компаніей на южномъ берегу Кукова-Пролива.}. Разумѣется, что снабженіе китолововъ всѣмъ нужнымъ и покупка продукта ихъ ловли перешли изъ рукъ сиднейскихъ купцовъ къ веллингтонскимъ, которые платятъ имъ лучше и отсылаютъ китовый жиръ прямо въ Англію, а потому мѣсяца на два или недѣль на шесть въ году, Веллингтонъ дѣлается рѣшительно Портсмутомъ въ миньятюрѣ. Буйное веселье не прерывается; въ каждомъ кабачкѣ или погребкѣ раздаются дикіе звуки скрипки и волынки; маленькій импровизированный театръ набивается биткомъ регулярно разъ въ недѣлю, и слабая полиція Веллингтона часто страдаетъ отъ разныхъ практическихъ шутокъ замысловатыхъ китолововъ. Программа увеселеній дополняется гонками на шлюпкахъ, при чемъ часто прозакладываются довольно значительныя деньги,-- или по-временамъ нечаянными драками, поводъ къ которымъ подаетъ глубокое презрѣніе, выражаемое китоловами къ "увальнямъ-эмигрантамъ", или Jimmy-grants, какъ они ихъ называютъ. Если китоловный промыселъ увеличится и будетъ процвѣтать, то мирнымъ жителямъ Веллингтона скоро прійдется выбраться и поселиться въ окрестностяхъ. Промотавъ деньги свои на удовольствія, изобрѣтенныя самыми дикими фантазіями, неугомонные гуляки притихаюгъ и отправляются искать себѣ работы на лѣто.
   Нѣкоторые присоединяются къ пильщикамъ, классу людей, составленному почти изъ одинаковыхъ съ ними матеріаловъ и характеромъ схожихъ съ китоловами, потому-что пильщики ведутъ также дикую и трудную жизнь въ лѣсахъ по сосѣдству колоній, также любятъ выпить и имѣютъ множество общихъ съ китоловами знакомыхъ мѣстъ и людей. Надобно сказать, что привычки пильщика не вкореняють въ него той же отчаянной смѣлости, или той же любви къ порядку и опрятности, какими отличаются китоловы, а потому пильщикъ стоятъ рѣшительно степенью ниже китолова.
   Другіе покупаютъ у окрестныхъ туземцевъ свиней и картофель, и привозятъ на рынки въ колоніяхъ; но тѣ, которые исключительно занимаются этимъ торгомъ, опять-таки въ нравственномъ отношеніи ниже китолововъ. Чтобъ выгоднѣе купить свой товаръ, имъ надобно подличать передъ маори и льстить имъ, для того, чтобъ не дѣлать почти-нензбѣжныхъ въ такихъ случаяхъ подарковъ; такая дипломатія очень-трудна и унижаетъ ихъ характеръ, но лучшими и самыми добропорядочными изъ китолововъ можно считать тѣхъ, которые "накутившись", отправляются на мѣсто въ деревню, гдѣ живутъ родственники ихъ вагине и обработываютъ тамъ какой-нибудь клочокъ земли, который туземцы имъ охотно уступаютъ. Эти люди постоянно колеблются между тихими удовольствіями семейной жизни и спокойствіемъ земледѣльца, и сильными ощущеніями китовой ловли, не зная чему отдать преимущество. Многіе изъ нихъ, самодовольно указывая путешественнику на свои участки, покрытые превосходною пшеницей, или на свои фруктовыя деревья, увѣряютъ, что имъ уже опротивѣлъ китовый промыселъ, и что на будущій годъ "пусть кто хочетъ бьется за этою дьявольщиной"; а между-тѣмъ приходитъ первое мая, и тотъ же мирный земледѣлецъ стоитъ за рулевымъ весломъ своей китобойки; глаза его жадно смотрятъ впередъ, и онъ съ прежнимъ одушевленіемъ вскрикиваетъ: "Вотъ онъ!-- вотъ фыркнулъ!-- греби, греби сильнѣй!.."
   Всѣ первоначальные пильщики, добыватели льна, "свинщики", тюленьщики и китоловы, принимали дѣятельное участіе въ туземныхъ междоусобныхъ войнахъ, въ которыхъ они отличались самою запальчивою храбростью и часто не уступали въ жестокости туземцамъ. Выкидыши этихъ разнородныхъ промышлениковъ попадаются повсемѣстно въ Новой-Зеландіи; эти праздношатающіеся бродяги -- горькіе пьяницы и преданы всѣмъ возможнымъ порокамъ, они навѣрное сдѣлались бы разбойниками, еслибъ здѣсь нашлось достаточно искушенія для занятія этимъ ремесломъ. Они скитаются безъ цѣли, не находятъ себѣ мѣстъ ни у китолововъ, ни у кого бы то ни было, потому-что бродяжество сдѣлало ихъ неспособными къ работѣ, и вообще они извѣстны подъ названіемъ "утаптывателей взморья"; они часто посѣщаютъ колоніальныя тюрьмы которыя въ новыхъ городахъ въ самомъ жалкомъ видѣ, но сидятъ въ нихъ не долѣе того, сколько имъ заблагоразсудится пользоваться пищею и помѣщеніемъ на казенный счетъ.
   Въ 1844 году считалось тридцать двѣ китоловныя станція, зависѣвшія отъ Веллингтона, при которыхъ на сѣверномъ островѣ было 25 китобоекъ, а на южномъ 43; на этихъ 68 шлюпкахъ и находившихся при станціяхъ мелкихъ каботажныхъ судахъ, было около 650 человѣкъ. Въ промыселъ 1843 года они добыли 1215 тоннъ китоваго масла (около 73,000 пуд.) и 49 тоннъ китоваго уса (около 2550 п.), все это вмѣстѣ стояло въ Лондонѣ 50,000 фунт. стерл. или около 320,000 рублей серебромъ.
   Успѣхъ ловли, разумѣется, не всегда одинаковъ; но по всему надобно полагать , что китоловный промыселъ клонится къ упадку. Нѣтъ сомнѣнія, что число китовъ значительно уменьшается отъ истребленія самокъ и даже китятъ, которые не переживаютъ того, что за нихъ "закрѣпляются" съ цѣлью ловить ихъ матерей, ибо тѣ, какъ выше было сказано, никогда не покидаютъ дѣтей своихъ.
   Ходъ китовъ начинается обыкновенно въ концѣ апрѣля или въ началѣ мая. Они по-видимому идутъ съ юга и появляются сперва около восточнаго входа въ Куковъ-Проливъ; потомъ идутъ самымъ проливомъ, предпочитая сѣверную его часть, отъ береговъ которой тянутся большею частію отмели; и наконецъ, обогнувъ довольно близко островки Мана и Капити, выходятъ изъ Кукова-Пролива въ такъ-называемый Материнскій-Заливъ, простирающійся миль на полтораста къ сѣверу отъ Капити въ Мысу Эгмонту. Въ Материнсковъ-Заливѣ,-- названномъ такъ потому, что тамъ самки разрѣшаются отъ бремени, предпочитая его по причинѣ мелководья,-- ихъ никто еще не тревожилъ.
   Г. Уэкфидьдъ присоединяется въ числу тѣхъ, которые думаютъ, что прибрежный китоловный промыселъ долженъ быть рѣшительно запрещенъ, для того, чтобъ киты могли безпрепятственно посѣщать избираемые ими для дѣторожденія заливы.
   Страшно подумать, говоритъ онъ далѣе: "какихъ послѣдствій должно бы было ожидать, еслибъ китоловы оставались въ-продолженіе многихъ лѣтъ безъ всякаго надзора со стороны правительства: нѣтъ сомнѣнія, что эти суровые колонисты довершили бы свои подвиги окончательнымъ истребленіемъ туземцевъ, сколько враждебными столкновеніями съ ними, столько же и постоянно-прививаемыми къ нимъ злокачественными болѣзнями и пороками.
   Дурное вліяніе ихъ сдѣлалось бы ощутительнымъ для всего мореходнаго свѣта. Въ странѣ, имѣющей всѣ естественныя удобства и матеріалы для строенія и снаряженія судовъ, гдѣ жизненныя потребности въ такомъ изобиліи, легко могла бы составиться могущественная нація морскихъ разбойниковъ, которымъ закрытыя бухты и превосходныя проходныя гавани разныхъ островковъ и самые извилистые проходы между ними, доставили бы весьма надежны притоны; тогда бы имъ ничего не значило сдѣлаться грозою всей морской торговли Австраліи и острововъ Южнаго-Моря. Когда въ Новую-Зеландію достигли слухи о вѣроятности войны между Англіею и Соединенными-Штатами, по случаю нѣкоторыхъ несогласій на-счетъ границы Штатовъ съ Канадою, китоловы стали помышлять весьма-серьёзно о призахъ, которые бы они набрали, выѣзжая въ море на своихъ китобойкахъ и нападая на всѣ американскія суда, которыя приблизились бы къ Кукову-Пролни у.
   Не смотря, однако, на многія черныя стороны своего характера, китоловы заслуживаютъ уваженіе за прямодушіе и гостепріимство, за необычайную отважность, отчаянную предпріимчивость, непоколебимую твердость въ опасностяхъ и стойкость, съ которыми они борются со всѣми затрудненіями, встрѣчающимися на ихъ бурномъ поприщѣ.

А. Бутаковъ.

   1843.

"Отечественныя Записки", No 2, 1846

   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru