Аннотация: Очерк о Паоло Веронезе.
Текст издания: журнал "Вестник Европы". -- 1805. -- Ч. 21, Nо 10. -- С.103-107.
Павел Веронез
Павел Веронез, после Тициана, почитается славнейшим живописцем школы венецианской. Чрезвычайная легкость в изобретении и исполнении, особливый способ изображать великолепную одежду, и весьма частые погрешности против летоисчисления -- вот отличительные черты Павла Веронеза.
Будучи богат мыслями, он имел гораздо менее ума, нежели воображения, и мало чувствительности; изобретал, одевал, двигал свои фигуры по прихотям собственного вкуса, и все то казалось ему хорошим, что только глаза его одобряли. В самом деле его расположения и изобретения живописны, для глаз весьма приятны, и не без движения; но ум не видит в них поэзии. Чем большей исправности требуют предметы, тем менее в них истины. Нельзя страннее представить на картинах происшествий самых важных, взятых из церковной и светской истории. -- Чем более у него фигур на сцене, тем они кажутся важнее, как сами по себе так и по богатству принадлежностей. Штрих его, твердый, быстрый, похожий на Теньеров, с жаром и точностью представляет натуру; краски блестящи и ярки, а особливо на шелковых платьях, иногда вышитых золотом; его рисовка величава и приятна, когда он имел перед глазами хорошее образцы; жаль только, что по большей части он писал без выбора.
Почти на всех картинах у него изображены венециане или восточные жители, которых он видал в Венеции, и которых богатые уборы обращали на себя его внимание. Павел Веронез помещал фигуры свои в зданиях особенного, смелого зодчества, которое было в обыкновении в его время, и которое совсем не соответствует изображенным предметам. Украшения, сосуды и прочие принадлежности вероятно тогда были в употреблении в Венеции.
Самые лучшие произведения Павла Веронеза теперь у нас перед глазами, и мы можем с точностью судить об его таланте. Картина, представляющая брак в Кане Галилейской, более всех показывает его искусство. Какая пышность в расположении! Какая жизнь в фигурах! Какое великолепие в одеянии! Где найдете краски более яркие? Какая непринужденная легкость в отделке! Как хорошо разборчивый художник умел воспользоваться сей светлой архитектурой, сияя светлыми облаками! Как на столь обширной картине он умел все представить с точностью! Подумаете, что у него были перед глазами все предметы, которые изобразил так искусно! Зритель вступает в пиршественную храмину, ходит вокруг собеседников, садится, и пьет с ними. Сие чрезвычайное произведение, соединяющее в себе более точности, нежели какая-нибудь из известных больших картин, может служить образцом для живописцев во всех родах; оно тем кажется удивительнее, что все части равно совершенны, и что везде соблюдена строго постепенность в свете и яркости красок, приличных каждому предмету, смотря по месту, которое они занимают.
Отдавши дань удивления прекрасной картине и пособиям искусства, служащим для увеселения глаз и для подражания натуре, если спросим о содержании сей картины, если представим себе, как должен был художник изобразить ее: тогда все то, что казалось глазам согласием, является уму безобразною смесью; истина и точность исчезают. Не странно ли видеть всю пышность, все богатство азиатское на свадебном пиру в доме какого-то жителя небольшого городка галилейского? Где правдоподобие? Недостает вина для пиршествующих; в одну минуту непостижимою силою вода превращается в вино. Сколько работы для кисти живописца! Какое удивление должно быть написано на лицах собеседников! Напротив того в картине Павла Веронеза нет никакого отличия от обыкновенного пиршества; музыканты спокойно, продолжают играть на своих орудиях; собрание слушает их, одни друг на друга умильно смотрят, другие забавляются маленькою собачкою; чудотворное вино разливают и пьют, как обыкновенное. Можно ли равнодушно смотреть на спасителя, пренепорочную деву и апостолов, пирующих с современниками Павла Веронеза, монахами, стихотворцами, музыкантами, с королем французским, с турецким султаном? Без сомнения, он думал, что для изображения брака в Кане Галилейской ничего более не нужно, как одеть некоторых собеседников в платье известного цвета, и голову человека, сидящего среди собратьев, окружить лучами. Он поступил подобно портретным живописцам, которые, написавши какую-нибудь парижскую мещанку и подле ее маленького сына ее с крыльями Амура, думают, что изображенное лицо имеет все прелести Венеры. Павел Веронез очень хорошо сделал, что не одел евреев в национальное платье по собственному своему изобретению; тогда мы не увидели бы сих богатых венецианцев, которых никто не изобразил лучше Веронеза. Станем удивляться красотам картины, не заботясь об ее содержании и о словах Горация: Non erat hic locus. Впрочем, рассудив прилежно, найдем, что это не его ошибка; Павел Веронезе сделал очень хорошо то, что мог.
Другие живописцы изобразили нам древних со всею точностью, какая только может быть известна по описаниям историков и памятникам, до нас дошедшим; однако портреты сии не во всем сходны, потому что художники писали их не с подлинников, но по большей части с образцов, оставшихся в памяти. Мы с удовольствием смотрим на сии портреты и восхищаемся, видя, так сказать, воскресающих людей, которые привыкли удивляться, -- видя их такими, какими представляем в своем воображении; но может быть, они не узнали бы себя в картинах новейших живописцев; может быть Афины и Рим не узнали бы гордых детей своих в портретах, сделанных итальянцами и французами, так точно, как Софокл, Демосфен, Вергилий и Цицерон не узнали бы своего языка в лучших греческих и латинских сочинениях, написанных в наше время. Павел Веронез, обещавшись изобразить древность, представил обычаи времен новейших; под старинными именами написал новых венецианцев. Соглашаюсь, что это погрешность; но сии венецианцы более на себя походят, нежели греки, римляне и вообще все древние, изображенные нынешними художниками. Итак вместо того, чтобы порицать Веронеза за ошибки против хронологии, потомство будет благодарить его: ибо сии самые ошибки подали повод изобразить гордых остроумных венецианцев, сих искусных художников и опасных политиков.
Павел Веронез написал несколько картин, отличающихся от других огнем и характером. Он не везде нарушал приличия так, как в плане брака в Кане Галилейской; но вообще все произведения его имеют один стиль, те же красоты и те же недостатки -- недостатки счастливые, которым мы обязаны весьма много! Жаль, что сим именем должно называть причину его оригинальности, источник необыкновенного таланта, который ставит его наряду с приятнейшими древними и новыми живописцами.
Телассон.
-----
Телассон Ж.Ж. Павел Веронезе / Телассон // Вестн. Европы. -- 1805. -- Ч.24, No 24. -- С.247-253.