Аннотация: Svarta fanor. Перевод Ксении Жихаревой. Текст издания: журнал ""Современный Міръ", NoNo 10-12, 1907.
Черныя знамена.
Картинки нравовъ на рубежѣ столѣтій.
Августа Стринберга.
Переводъ съ шведскаго К. Ж.
Глава первая.
У профессора Стенколя долженъ былъ состояться званый обѣдъ, но съ второклассными приглашенными, такъ какъ звѣздоносцы пировали здѣсь уже наканунѣ. Бордосскія вина всѣ выпили, и лакей выставилъ бѣлыя, потерявшія этикетки въ ледникѣ, красное вино налили въ графины, а шампанское морозили на кухнѣ въ смѣси снѣга, селитры и соли. Было просто, но блестяще, когда гости начали собираться. Они стояли на лѣстницѣ, съ часами въ рукахъ, чтобы не придти слишкомъ рано, а главное чтобы избѣжать необходимости разговаривать передъ обѣдомъ. Жили въ практическій, политико-экономическій вѣкъ и не хотѣли зря расточать слова. Такъ какъ будущіе сосѣди по столу были неизвѣстны, то нужно было соблюдать большую осторожность въ выборѣ темъ и остерегаться, чтобы не повторить однѣхъ и тѣхъ же остротъ тому же самому лицу.
Подошелъ писатель Фалькенстремъ и нашелъ своего пріятеля, книготорговца Кило, съ хронометромъ въ лѣвой рукѣ.
-- А лига тоже приглашена?-- спросилъ онъ.
-- Нѣтъ, только фронда.
-- Барышни будутъ?
-- Нѣсколько.
Фалькенстремъ досталъ металлическую гребенку и пригладилъ сѣдые виски.
-- А ростбифъ будетъ сырой или пережаренный?
-- Навѣрное, пережаренный, а, можетъ, и жесткій.
Фалькенстремъ вытащилъ коробку изъ подъ шоколада и вложилъ въ нее верхную челюсть съ восемью зубами.
-- Забавная штука съ этой коробкой,-- сказалъ онъ;-- я зашелъ въ лавку купить подходящую коробку, чтобъ взять ее съ собой на обѣдъ. Разумѣется, я не хотѣлъ говорить, на что она мнѣ нужна, а просто стоялъ и искалъ въ витринѣ.
Лавочникъ, который оказался отгадчикомъ мыслей, вдругъ прервалъ мои поиски:
-- Вамъ нужно пустую коробку изъ подъ шоколада, я самъ такъ дѣлаю; она отлично подходитъ, плоска и занимаетъ мало мѣста въ карманѣ брюкъ.-- Вотъ дьявольская проницательность,-- отвѣтилъ я, поблагодарилъ за совѣтъ и хотѣлъ идти.-- А то еще пользуются коробками отъ лепешечекъ, -- продолжалъ онъ,-- и, если повернуться спиной, то кажется, будто кладешь въ ротъ лепешку, или берешь понюшку табаку. Только нужно раньше осмотрѣть, нѣтъ ли въ комнатѣ зеркалъ.-- Я поблагодарилъ еще разъ за цѣнныя разъясненія и пошелъ!-- Какъ ты думаешь, будетъ сегодня травля?
-- Мистеръ Анъяла будетъ травить Вюберга Калевалой; фрекенъ Пай будетъ травить тебя Тильдой К.; Поповскій будетъ травить Аспазіей. Потомъ слово будетъ предоставлено всѣмъ. Графъ Максъ прочтетъ послѣ обѣда платоновскій діалогъ о знаменіяхъ, а фрекенъ Олезундъ споетъ двадцать шесть григовскихъ романсовъ.
-- Нечего сказать, будетъ весело! Но докторъ Боргъ придетъ, надѣюсь!
-- Да, придетъ, но онъ поклялся не произнести ни слова. Онъ страшенъ, когда говоритъ, но еще страшнѣе, когда молчитъ.
Хлопнула дверь, и гости, расположившіеся на всѣхъ четырехъ лѣстницахъ, стали продвигаться маленькими отрядами, извиваясь по винтовой лѣстницѣ къ двери въ прихожую.
Гостиная приняла гостей, которые всѣ были знакомы между собой. Они пожимали руки, показывали зубы, а дамы бросались, другъ другу на грудь. Маленькая падчерица хозяевъ здоровалась съ гостями и спрашивала, хорошо ли они вытерли себѣ ноги. Она одна говорила, всѣ остальные дѣлали видъ, что говорятъ что то, чего не было слышно, и отвѣчали на вопросы, которыхъ никто не предлагалъ. Бродили кругомъ, разсматривая картины на стѣнахъ, и, когда кто-нибудь выражалъ свое незнаніе оригинала, весь хоръ отвѣчалъ сразу. Положеніе всегда спасалъ какой-нибудь Мурильо, игравшій роль громоотвода въ собиравшейся здѣсь грозѣ. Сюжетъ жевали, покуда хватало силъ, потомъ переходили къ рамѣ, а когда она оказывалась отработанной, художникъ Вюбергъ цѣплялся за подрамокъ, потому что боялся, что кто-нибудь подхватитъ тему и заговорить объ открывшейся картинной выставкѣ, которой опасно было касаться.
Обѣдъ начался въ семь часовъ, потому что такъ можно было рано избавиться отъ гостей. Передъ супомъ, по обыкновенію воцарилось молчаніе и шестнадцать правыхъ рукъ занялось катаньемъ хлѣбныхъ шариковъ, такъ что столъ напоминалъ морской берегъ во время отлива съ копошащимися крабами. Подали супъ, и шестнадцать череповъ легло ничкомъ, большинство -- настоящіе долихоцефалы, одни черные, другіе русые, третьи бѣлые и голые, какъ заднія части купающихся. Всѣ, ѣвшіе супъ, точно смотрѣлись въ глубокія тарелки, или прятали лица, чтобы не показывать зеркало души, или же возсылали тайныя молитвы о взаимной погибели, потому что всѣ они были врагами и пришли сюда только потому, что не посмѣли не придти. Салонъ профессора Стенколя задавалъ тонъ, здѣсь лансировали и опрокидывали, здѣсь можно было стать великимъ и можно было потерять свое величіе. Съ супомъ покончили, и хлюпанье смѣнилось зловѣщей тишиной, во время которой крабы опять выползли и принялись мять тѣсто, образуя изъ него то маленькіе круглые шарики, похожіе, на тѣ, что насаживаютъ на крючокъ, когда ловятъ плотву, то раскатывая его на длинныя веселки, которыми замѣшиваютъ опару. Тогда профессоръ Стенколь поднялъ свою рюмку съ мадерой и выпилъ за здоровье гостей. Всѣ руки, судорожно какъ у утопающихъ, схватились за рюмки и затѣмъ все снова стихло. Профессоръ Стенколь долженъ былъ прервать молчаніе и попробовалъ открыть травлю.
Мистеръ Анъяла съ удовольствіемъ излилъ бы скорбь по поводу утраченной свободы своей родины, но тутъ сидѣлъ Поповскій, русскій, готовый разоблачить мнимаго мученика. Поэтому онъ отвѣтилъ уклончиво. Но тогда профессоръ забросилъ крючекъ рускому?
-- Поповскій,-- сказалъ онъ,-- извѣстна тебѣ форма правленія 1789 года?
Здѣсь онъ ожидалъ взрыва со стороны доктора Борга, чего-нибудь сногсшибательнаго, что оживило бы разговоръ, но докторъ молчалъ, вырабатывая внутри себя леденящій составъ, дѣйствовавшій снаружи парализующимъ и удушающимъ образомъ.
Поповскій, который былъ воспитанъ и зналъ, что за столомъ слѣдуетъ избѣгать кабацкихъ ссоръ, поднялъ только свой стаканъ и пожелалъ выпить съ финномъ.
-- Ваше здоровье, Анъяла!-- сказалъ онъ.
Но мистеръ Анъяла не притронулся къ своей рюмкѣ, а сталъ накладывать себѣ рыбы.
Теперь столъ представлялъ собою положительно школу глухонѣмыхъ. Кивали и пили, пили и кивали, совсѣмъ по китайски.
Вызывали на травлю доктора Борга, но онъ отвѣчалъ столь ледянымъ составомъ, что челюсти гостей коченѣли отъ холода и никто не могъ ѣсть съ аппетитомъ.
Однако, за жаркимъ, вина все же начали дѣйствовать, и сосѣди парами что-то забормотали между собой. Точно на похоронахъ.
Ревизоръ К. сидѣлъ, согнувшись, и любовался своей женой, великой писательницей; онъ восхищался всѣмъ, что она говорила, но она спрашивала большей частью объ адресахъ. А сейчасъ она сидѣла рядомъ съ малюткой Захрисомъ, который зналъ адреса всѣхъ.
-- Ну, -- спросила она Захриса, -- вотъ вы вышли и по нѣмецки; кто это васъ переводитъ? И хорошо переведено?
Послѣдній вопросъ былъ только для формы, и Захрисъ, который мѣтилъ на Тильду для того, чтобы встрѣтиться въ ея салонѣ съ знаменитымъ актеромъ, отвѣтилъ только на первый вопросъ.
-- Фру Магеръ!
-- Ну, неужели она! Фру Тильда сдѣлала видъ, будто знаетъ ее. А гдѣ она живетъ теперь?
-- Она живетъ въ Зеелендорфѣ, за Берлиномъ.
-- Значитъ, она переѣхала. Такъ въ... какъ вы сказали?
-- Въ Зеелендорфѣ (Возьми ты себѣ фру Матеръ, подумалъ онъ, у меня ужъ есть переводчикъ получше, котораго тебѣ и не понюхать).
-- Зеелендорфъ? Съ двумя е?
-- Съ двумя е.
Фру Тильда записала въ своей памяти, такъ что по ея вѣкамъ было видно, какъ заработалъ воображаемый карандашъ.
Ревизоръ наслаждался въ душѣ успѣхомъ своей жены; онъ понялъ, что сочиненія ея выйдутъ на нѣмецкомъ языкѣ, и тогда она заткнетъ за поясъ всѣхъ этихъ писателей, которыхъ онъ презиралъ. Поэтому онъ чокнулся съ Захрисомъ и поблагодарилъ его за оказанное вниманіе.
-- Въ тотъ день, когда Тильдѣ удастся убить своего протоколиста, увидишь, какъ...
-- Убить?
-- Ну да! Мы, вѣдь, сидимъ здѣсь среди воровъ и убійцъ. Они крадутъ другъ у друга мысли, адреса, друзей, даже личности. А Тильда К.-- честолюбица, которая, помимо литературной славы, стремится еще къ новому блестящему браку. И ради этого не гнушается никакимъ средствомъ. Она бережетъ свою красоту, выдерживая мужа въ целибатѣ, а когда захочетъ его бросить, обвинитъ его въ импотенціи. Всѣ молодые люди подтверждаютъ это, т. е. что она говорила или намекала на это, и сила на ея сторонѣ. Тогда онъ перерѣжетъ себѣ горло. Захрисъ первый будетъ лжесвидѣтельствовать, потому что онъ такой.
Фалькенстремъ забормоталъ въ отвѣтъ:
-- Ты правъ, мы сидимъ въ разбойничьемъ вертепѣ. Ты знаешь, что Аспазія, когда собирала мужчинъ, подцѣпила и графа Макса. Она сама ходила и хвасталась этимъ. Но, когда онъ ее бросилъ, она пошла на попятный и выставила Макса лгуномъ, такъ что ему пришлось бѣжать изъ города. Потомъ она старалась убить его въ газетахъ, черезъ своихъ пишущихъ любовниковъ, а теперь Стенколь посадилъ ихъ рядомъ, убійцу и жертву. Это пикантно, въ особенности, потому, что Аспазія новыми клеветническими выходками, старалась разстроить помолвку Макса. Бываютъ времена упадка, но такого, насквозь прогнившаго, какъ эта фронда, навѣрно никогда не существовало. Вонъ сидитъ фрекенъ Пай, любительница молодыхъ женщинъ; черезъ редактора Хольгерса Марта она старается втиснуть въ газету предательскую статью противъ тебя. Всѣ, сидящіе за этимъ столомъ, полны зависти и ненависти другъ къ другу, но они не удержались бы вмѣстѣ, еслибъ не боялись новыхъ вооруженій лиги, а вонъ сидитъ Захрисова Іенни и отравляетъ профессора Калькбреннера; видишь, какъ она цѣлится въ него сладкими глазками и гнусавитъ. А вонъ, Нюраксъ любезничаетъ съ женой Калькбреннера, чтобы получить академическую премію для самаго недостойнаго. Да, это галерные рабы честолюбія, скованные корыстью, всѣ они стараются добиться имени на твой счетъ, а потомъ сами же тебя растопчутъ.
Профессору Стенколю, послѣ неудавшейся травли, стало не интересно, а такъ какъ самъ онъ не желалъ компрометироваться, то сидѣлъ молча и лишь изрѣдка поднималъ стаканъ за здоровье какого нибудь гостя. Гость отвѣчалъ стаканомъ точь въ точь, какъ часовой при смѣнѣ караула. Но профессору нельзя было пить, онъ нервничалъ, и по лицу его было видно, что ему хочется, чтобы столъ съ гостями провалился сквозь землю. Подъ конецъ онъ не могъ удержать зѣвка, и разверзлась огромная пасть съ желтыми кадміевыми плодами и золотыми пломбами, точно спальный альковъ съ расписанными стѣнами. Съ гипнотической силой привычнаго лектора, онъ увлекъ своимъ примѣромъ всю аудиторію, одного за другимъ; и такъ какъ слушатели пообѣдали дома въ три часа, а обѣдъ состоялъ изъ десяти блюдъ, то за шестымъ блюдомъ началась уже настоящая пытка. Никто не рѣшался пропустить какое нибудь блюдо, и мистеру Анъялѣ, сидѣвшему возлѣ хозяйки, пришлось принять изъ ея рукъ рябчика и трехъ устрицъ. Съ эту минуту онъ пожелалъ умѣть колдовать. чтобы спустить птицу и моллюсковъ за отворотъ жилета, но онъ не умѣлъ, хотя и принадлежалъ къ свѣдущей въ колдовствѣ націи. Онъ видѣлъ только, что ему грозитъ смерть отъ апоплексическаго удара, а ему не хотѣлось умирать въ молодыхъ годахъ изъ-за рябчика, поэтому онъ попытался спастись юмористическимъ маневромъ повѣшеннаго. Съ предсмертнымъ ужасомъ, написаннымъ на лицѣ, онъ обратился къ хозяйкѣ:
-- Глубокоуважаемая, если вы непремѣнно хотите, чтобъ я умеръ у вашихъ ногъ, то... Развѣ вы такъ любите смертные случаи за обѣдомъ?
Хозяйка не понимала языка Калевалы и терпѣть не могла юмора; такъ какъ, кромѣ того, она была занята горничной, относительно горячихъ тарелокъ для спаржи, и однимъ глазомъ смотрѣла за ней, а другимъ -- за своимъ мужемъ, то быстро изобрѣла третій, зачаточный глазъ на кончикѣ носа и, бросивъ имъ взглядъ на Анъялу, отвѣтила наобумъ:
-- Да, и съ фру Эртбергъ въ заглавной роли, она пройдетъ пятьдесятъ разъ подрядъ...
Мистеръ Анъяла былъ счастливъ отдѣлаться отъ рябчика и, въ благодарность фру Эртбергъ, которой не выносилъ, разсыпался въ восторженныхъ похвалахъ ея таланту, а самъ въ это время превратилъ рябчика въ кашу, запрятавъ кости подъ кожу, а кожу подъ кости, такъ что тарелка приняла такой видъ, какъ будто на ней, дѣйствительно, ѣли рябчика. Устрицъ онъ закопалъ подъ гренками, и наверхъ, въ качествѣ надгробныхъ плитъ, положилъ нѣсколько корокъ.
За седьмымъ блюдомъ, состоявшимъ изъ исполинской спаржи, шестнадцать череповъ снова нагнулись надъ тарелками, но, когда толстые стволы приходилось обсасывать, то мужчины, боясь выпачкать бороды масломъ, "поднимали" усы, показывая зубы, какъ лютые звѣри, и въ то же время глазами озирались по сторонамъ, не видитъ ли кто нибудь, какъ они похожи на собакъ съ костью во рту.
За восьмымъ блюдомъ,-- легкій паштетъ изъ омара съ гусиной печенкой -- общество перестало разговаривать. Идіотскія лица съ отчаяніемъ уставлялись только на стаканъ съ виномъ, и чѣмъ больше пили, тѣмъ становились тупѣе. Мертвая тишина и тупоуміе воцарились въ залѣ. Докторъ Боргъ отпустилъ ремешокъ на жилеткѣ, а Аспазія начала разстегивать панцырь.
Нужно знать, что Аспазія ходила въ панцырѣ и заманивала мужчинъ въ свои желѣзныя объятія, на подобіе орудія пытокъ, называемаго die Eiserne Jungfrau.
Захрисова Іенни была мертвецки пьяна, но когда ей хотѣлось сказать что-нибудь неприличное, всякій разъ ей замораживалъ губы леденящій составъ ужаснаго доктора Борга.
Графъ Максъ, напротивъ, получившій маленькое незамѣтное мѣстечко рядомъ съ ревизоромъ К., котораго онъ въ памяти смѣшивалъ съ математикомъ К., изъ любезности занималъ своего сосѣда разговоромъ о математикѣ. Герръ К., думая, что графъ -- математикъ, поддерживалъ разговоръ, хотя и не имѣлъ понятія о математикѣ. Такъ какъ ни одинъ изъ нихъ не зналъ математики, то получался винегретъ, который, при возрастающемъ опьяненіи, сталъ обоимъ такъ непріятенъ, что они приняли другъ друга за шарлатановъ, особенно въ виду того, что недоразумѣніе выяснилось только на слѣдующій день. Начавшееся опьяненіе, за бургундскимъ ставшее нестерпимымъ, такъ какъ не находило выхода, начало теперь дѣйствовать, какъ потогонное, и лбы покрылись каплями, какъ графины съ холодной водой. Весь залъ наполнился запахомъ пота, и винныхъ испареній.
Фалькенстремъ, умѣвшій волшебнымъ образомъ заставлять исчезать кушанья съ тарелки и пріобрѣвшій огромную технику въ проглатываніи цѣлыхъ кусковъ нѣсколькими движеніями горла, на подобіе индюка, -- и тотъ задрожалъ, когда подали фрукты, потому что проглотить цѣлое яблоко онъ все же не рѣшался. Онъ взялся было, правда, за коробку изъ-подъ шеколада, но раздумалъ, взялъ яблоко и орѣховъ, положилъ въ карманъ и сказалъ:
Фалькенстремъ долженъ былъ положитъ этому конецъ, но, не въ силахъ заставить себя повторить, выстрѣлилъ другой остротой:
-- Я сказалъ, что мои жены всегда любили меня больше всего, когда я бывалъ немножко выпивши.
Никто не улыбнулся, хотя всѣ знали, что онъ былъ женатъ три раза; выраженіе было точно, но... три развода, три трагедіи. У большинства тоже были передряги, и пробужденныя воспоминанія подѣйствовали угнетающимъ образомъ. Подбородки наклонились къ груди, и затылки встали подъ прямымъ угломъ, точно всѣ склонились, готовые принять ударъ судьбы сверху. Слово выпивши тоже прозвучало диссонансомъ въ залѣ, гдѣ пили шампанское и бургундское, но въ то же время оно обнаружило дрожжи, лежавшія на днѣ всѣхъ этихъ переполненныхъ и готовыхъ лопнуть бочекъ; слово это нѣсколько приподняло маски и произвело такой же эффектъ, какъ если бы хозяинъ поднялъ свой стаканъ и обратился къ гостямъ съ такой фразой:
-- Встряхнитесь-ка, ребята!
Кромѣ того, напомнило морской сигналъ доктора Борга своимъ гостямъ за обѣдомъ, гдѣ были одни мужчины, когда онъ, поднявъ рюмку съ водкой, крикнулъ:
-- Закидывай!
Глава вторая.
Было одно лицо, которое не пило и почти не ѣло, а только "отмѣчало"; это была Тильда К. Она сидѣла, какъ шулеръ, трезвая, ясная, слушая и спрашивая, задавая практическіе житейскіе вопросы, и прежде всего собирая адреса, -- адреса издателей, директоровъ театровъ, переводчиковъ. Она хотѣла знать имена всѣхъ рецензентовъ, личныя свѣдѣнія, редакціонныя тайны; хотѣла знать, кто на комъ женатъ, потому что, хотя и сама женщина, обращалась къ протекціи юбокъ. Но она спрашивала это съ женскимъ очарованіемъ, такъ что ее находили только наивной. Мужчина въ подобномъ положеніи производилъ бы впечатлѣніе циника и не получилъ бы отвѣта. Въ концѣ концовъ, ограбивъ общество и забравъ всѣ его связи въ карманъ, она замѣтила, что докторъ Боргъ сидитъ безъ дѣла и неиспользованный. Сначала она подумала спросить его объ его паціентахъ, и какая болѣзнь у фру Фьёсъ. Но докторъ замораживалъ ее. Тогда она, въ качествѣ психолога, рѣшила, что онъ будетъ польщенъ, если она обратится къ его высокимъ познаньямъ по поводу своего здоровья, въ которомъ ни одинъ врачъ до сихъ поръ не могъ разобраться. Поэтому она свернула голову на бокъ, какъ курица, и, глядя ему въ зрачки, томно пролепетала:
-- Дорогой докторъ...
-- Какъ ваше здоровье?-- отрѣзалъ тотъ.
-- Да, докторъ, въ немъ то и дѣло; во мнѣ не могъ разобраться ни одинъ врачъ.
-- Тогда, какъ же, чортъ возьми, смогу разобраться я?
Одинъ щелчокъ она пропустила, какъ остроумную шутку, и продолжала съ улыбкой, точно укусила кислое яблоко:
-- Еслибы докторъ согласился выслушать меня...
-- Безплатные совѣты я даю только въ клиникѣ для чернорабочихъ отъ 12 до часу ежедневно. Но если вы хотите дружескаго совѣта, родите ребенка! Это очищаетъ внутренности и прогоняетъ всѣ причуды.
Тильда отвернулась отъ него и начала совершенно новый разговоръ съ редакторомъ Хольгеромъ Боргомъ объ измѣненіи персонала редакціи. "Имъ нужно достать новаго литературнаго обозрѣвателя, потому что этотъ никуда не годится."
На столѣ появился дессертъ, послѣдній дессертъ, и вмѣстѣ съ нимъ привели маленькую падчерицу и усадили ее рядомъ съ профессоромъ, который почувствовалъ себя вооруженнымъ. Изъ этого насоса онъ можетъ безнаказанно поливать гостей, не неся никакой отвѣтственности, думалъ онъ.
По собранью прошелъ трепетъ, потому что знали, что теперь предстоитъ: придется расплачиваться своей особой съ этимъ людоѣдомъ, на столько, вдобавокъ, трусливымъ, что онъ не рѣшался кусаться самъ. Салли была, что называется, чертенокъ; она говорила, но не отъ себя, а подхватывала родительскую злость и передавала по назначенію. Она слушала ихъ разговоры, присутствовала при ихъ ссорахъ, принимала участіе въ спорахъ, давала хорошіе совѣты, говорила имъ ты, брала взятки, кричала на прислугу, но все это съ такимъ видомъ, который только веселилъ и радовалъ родителей.
Поѣвши и попробовавъ вина, маленькій дьяволенокъ обвелъ глазами столъ, ища жертвы. Поиски ея остановились на мистерѣ Анъялѣ, и, поискавъ въ памяти, она нашла, и выступила въ походъ:
-- Что это за штука -- ложный мученикъ, дядя Анъяла?
Къ несчастью, дядя Анъяла не разслышалъ и долженъ былъ переспросить, что дало дьяволенку случай"нанести свой ударъ два раза. Пораженная не въ бровь, а въ глазъ, крупная фигура отшатнулась на спинку стула. Послышались подавленные смѣшки, и профессоръ Стенколь для вида выдралъ Салли за ухо -- это тоже входило въ представленье.
Теперь настала очередь профессора Калькбреннера. По жестокой насмѣшкѣ судьбы, человѣкъ этотъ былъ учителемъ Стенколя и назначилъ его доцентомъ; въ заключеніе онъ задолжалъ своему бывшему ученику. Не будь этого послѣдняго обстоятельства, онъ не сидѣлъ бы за этимъ столомъ, гдѣ большинство терзало его въ писаньяхъ, газетахъ, рѣчахъ и пѣсняхъ. Онъ хотѣлъ спрятаться, но не могъ, потому что дьяволъ уже устремилъ на него свои хорошенькіе глазки; онъ предпочелъ бы сидѣть на хлѣбѣ и водѣ въ тюремной камерѣ, скрывая свой позоръ, бранилъ себя, что изъ слабости къ своимъ неблагодарнымъ дѣтямъ, надѣлъ ярмо Стенколя; но было поздно. Стенколь сидѣлъ за маленькой вѣдьмой и пускалъ стрѣлы. Лукъ былъ натянутъ, и отравленная стрѣла полетѣла; но невидимая рука направила ее на этотъ разъ обратно, такъ что она попала и въ стрѣлка, и преимущественно въ него.
-- Послушай, Калькбреннеръ (она говорила ему ты, замѣтивъ, что его не уважаютъ, и что у него нѣтъ чувства собственнаго достоинства), это ты купилъ папу, или онъ самъ продался тебѣ? Какъ это было, мама?
Докторъ Боргъ поднялъ стаканъ и сказалъ.
-- Благодаримъ хозяевъ за обѣдъ!
Затѣмъ всталъ, отодвинулъ стулъ отъ стола и пошелъ въ переднюю. Тамъ онъ остановился у двери, повернулся, плюнулъ и прошипѣлъ: чертъ знаетъ, что такое!
Компанія поднялась послѣ двухчасовой пытки, и въ плетеныхъ стульяхъ остались круглыя впадины отъ сидѣнья; салфетки, скомканныя нервными руками, сотни разъ поднесенныя ко рту, лежали кучей, какъ кишки, какъ извилины высохшихъ мозговъ, какъ тряпичныя куклы, полишинели, образуя лица, члены казненныхъ, совершенно, какъ подушка послѣ безсонной ночи, или носовой платокъ послѣ похоронъ съ настоящими слезами. Впрочемъ, весь столъ походилъ на магазинъ стекла, потому что къ каждому прибору полагалось восемь стакановъ, на посудную торговлю, мусорное ведро съ апельсинными корками, объѣдками сыра и хлѣба, косточками, окурками (второразряднымъ позволялось курить), спичками, пепломъ, а полоскательныя чашки, въ которыя плевали, напоминали умывальникъ. Мусорное ведро и умывальникъ!
Теперь гости раздѣлились на мелкія группы и принялись перемывать косточки хозяевамъ.
Фалькенстремъ сдѣлалъ пируэтъ и приладилъ фальшивые зубы, безъ которыхъ его говорильная машина не дѣйствовала. Захрисъ стоялъ рядомъ, и онъ излилъ ему свою досаду въ одномъ восклицаніи:
-- Это ужасно!
Захрисъ, который принципіально не говорилъ дурно о тѣхъ, кѣмъ въ данномъ случаѣ пользовался, притворился, что не понялъ.
Стоявшій по другую сторону Поповскій мгновенно изобличилъ Захриса, но такъ, что тотъ не слышалъ:
-- Захрисъ это такая дрянь -- онъ всегда хорошо отзывается обо всѣхъ!
Подошелъ Нюраксъ, художникъ:
-- Вы знаете, что нашъ книготорговецъ разорился?
-- Развѣ Кило разорился?
--Да; случай необыкновенный, но это вѣрно.
Маленькій книгопродавецъ стоялъ возлѣ печки, точно подпирая ее. Онъ былъ молодъ, но съ заросшимъ темной бородой лицомъ и страдальческими глазами больной собаки. Когда онъ улыбался, что дѣлалъ очень часто, то казалось, что онъ плачетъ, потому что глаза его наполнялись слезами, и онъ всхлипывалъ. Онъ производилъ впечатлѣніе человѣка, не могущаго ни дурно поступать, ни даже дурно думать; онъ не могъ сказать нѣтъ, когда кто-нибудь собирался обмануть его, и потому его считали недалекимъ; вѣчно онъ молчаливо угрызался какими то невѣдомыми проступками, былъ умѣренъ во всемъ, мало пилъ, не курилъ, носилъ съ собою чистую атмосферу, соблюдая чистоту въ одеждѣ и въ рѣчахъ.
Имѣя книжную торговлю, которая хорошо шла, былъ втянутъ въ издательскія дѣла ужаснымъ Захрисомъ, который подбилъ его основать журналъ съ тайной программой: "Прежде всего Захрисъ!". Затѣмъ его заставили издавать сочиненія друзей Захриса въ прессѣ и другихъ. Видя, что разореніе приближается, онъ неподвижно смотрѣлъ на него, не въ состояніи шевельнуть пальцемъ, и прямо таки жаждалъ катастрофы.
Онъ зналъ, что у Захриса есть долги, но до того находился подъ его вліяніемъ, былъ до того добродушенъ отъ природы, что не желалъ огорчать дикаго звѣря. Онъ думалъ, что вампиръ можетъ огорчаться.
Между тѣмъ, стоя сейчасъ у колонно-образной печи и играя шнуркомъ отъ отдушника, ни съ кѣмъ не заговаривая и ни отъ кого не слыша обращенія въ накуренной комнатѣ, онъ походилъ на Святого Севастьяна у столба; всякій проходящій пускалъ въ него стрѣлу по старой скверной привычкѣ.
-- Ты не думаешь повѣситься? сказалъ одинъ.
-- Ты стоишь у позорнаго столба?-- спросилъ другой.
Маленькій человѣчекъ отвѣчалъ страдальческой улыбкой, говорящей: я прощаю вамъ, потому что самъ нуждаюсь въ прощеніи. Одинъ графъ Максъ не проявилъ безстыдства; онъ сидѣлъ молча и наблюдалъ книготорговца. Табачный дымъ стоялъ такъ густо, что маленькій Кило казался стоящимъ на кострѣ, и привязаннымъ за спину для сожженія живьемъ. Еслибъ онъ искалъ этого блестящаго общества, то судьба его была бы заслужена, но они заманили его, втащили, ощипали и растерзали. У него была дѣтская душа, и, въ качествѣ теософа, онъ старался, по мѣрѣ силъ, сдѣлать изъ своей маленькой особы прекрасное художественное произведеніе. Слѣдилъ за своими мыслями и желаніями, соблюдалъ мѣру и осмотрительность, оберегался отъ дурныхъ вліяній. Захрисъ въ свое время отнялъ у него невѣсту, но такъ какъ онъ не долженъ былъ признавать права собственности въ любви, то не жаловался, хотя и горевалъ; онъ могъ бывать у Захриса и смотрѣть на свою возлюбленную, и этого ему было довольно. И когда Іенни мучила Захриса, какъ муху на булавкѣ, онъ не могъ испытывать злорадства, потому что жалѣлъ все страдающее живое. Нерѣдко ему приходилось играть на лютнѣ для своего вампира и выслушивать жалобныя пѣсни Захриса о злой Іенни. Кило жалѣлъ Іенни и все размышлялъ о фактѣ, что злой человѣкъ можетъ быть красивымъ. Красота, вѣдь, выраженіе величайшаго добра, и Богъ самъ долженъ быть красивѣе всѣхъ. Въ сагахъ говорится, правда, о демонахъ принимающихъ ангельскій образъ, и о падшихъ ангелахъ, низвергнутыхъ въ наказаніе на землю, но сохраняющихъ слѣды своего высокаго происхожденія въ сверхчеловѣческой красотѣ.
Кило стоялъ у печки и смотрѣлъ сквозь двери трехъ комнатъ, какъ злая Іенни завлекала Поповскаго своими возбуждающими взглядами, чтобы познакомиться съ его знатными родственниками и украсть ихъ. Онъ стоялъ и смотрѣлъ на всю эту гнусность, скорбя безъ досады или злобы, а графъ Максъ наблюдалъ его съ участіемъ и восхищеніемъ. Максъ курилъ, пуская кольца, извивавшіяся кверху, какъ мотокъ нитокъ, или носившіяся кругомъ въ волшебномъ хороводѣ. Ему казалось, что въ этихъ образахъ онъ видитъ свои мысли, свои невысказанныя слова, сохранявшія стремленіе вылиться въ образы и придававшія смутныя формы дыму, смѣшанному съ заключающимся въ его легкихъ чистымъ воздухомъ. Тѣ же губы и языкъ, создающіе слова съ гипнотизирующей силой, лѣпили и скульптурный легкій дымъ, формы котооаго становились нерожденными словами. Кольцо дыма было невысказанное О, съ восклицательнымъ знакомъ или безъ него; разрываясь и извиваясь, оно превращалось въ латинское J, но рукописное, носившее слѣды человѣческой руки. Иногда онъ видѣлъ однѣ хаотическія картины: туманность, имѣвшую видъ яичнаго бѣлка, или ампіосъ съ аллантоидомъ, дѣтское мѣсто съ пуповиной; но изъ нихъ потомъ выскакивали органическія формы: ухо, раковина, ноздри. Сидя и выдувая свои фигуры, онъ вдругъ увидѣлъ, какъ одно кольцо пошло прямо къ книготорговцу, но, не дойдя до него на футъ, точно испугалось и повернуло назадъ. А отвернувшись, чтобы показать, что снарядъ пущенъ безъ дурного намѣренія, онъ увидѣлъ въ зеркалѣ, что фигура маленькаго человѣка окружена бездымнымъ кольцомъ, за которымъ воздухъ былъ чистъ.
-- Вотъ такъ штука, онъ защищенъ даже отъ нашего испорченнаго дыханья, самъ того не зная,-- сказалъ онъ себѣ.
Редакторъ Хольгеръ, инженеръ, поймавшій взглядъ графа, отвѣтилъ на его тайныя мысли.
-- Да, въ Сакунталѣ сказано, что страданіе и аскетизмъ сообщаютъ высшія способности, что кающійся въ концѣ концовъ овладѣваетъ духовнымъ міромъ, такъ что его даже боятся верховныя силы.
-- И посылаютъ Аспару, чтобы соблазнить кающагося. Сакунтала явился плодомъ такой связи... А то, что случалось тогда, случается и донынѣ. Вотъ и объясненіе извѣстныхъ грѣхопаденій нашихъ современныхъ кающихся. Нельзя спускать небо на землю.
-- И то нѣтъ, потому что Іенни держитъ жертвы въ то время, какъ Захрисъ обдираетъ ихъ до костей.
Тутъ влетѣлъ Стенколь съ вечерними газетами, которыя распласталъ, чтобы разсмотрѣть.
-- Вотъ! Послушайте-ка!-- захрипѣлъ онъ.
-- Пойдетъ теперь бубнить!-- сказалъ Хольгеръ.-- Онъ самъ не смѣетъ дать себѣ волю, но настолько глупъ, что думаетъ, ему простятъ, если онъ откроетъ чужія грязныя трубы.
-- Когда разразится вся ненависть, которую онъ на себѣ сосредоточилъ, онъ сожмется, какъ стиранный шерстяной чулокъ...
-- Вотъ,-- оралъ Стенколь.-- Калькбреннеръ конченъ и ѣдетъ. Здѣсь разбирается его философія. Это занятно! Хотите послушать? Это зло, но хорошо написано!
-- Какая безпримѣрная грубость! Вѣдь это же хулиганъ!
Максъ и Хольгеръ встали и выбрались изъ комнаты, пока Стенколь отдѣлывалъ своего стараго учителя.
-- Собрали ему на профессуру. Въ наши времена все, вѣдь, покупается, и оптовые торговцы назначаютъ профессоровъ. Мы всегда звали Стенколя -- глупый Стенколь, но это слишкомъ мягко. Онъ микрокефалъ. Помнишь, какъ онъ, редакторъ радикальной газеты, гдѣ пожалованье орденовъ помѣщаютъ въ мелкихъ извѣстіяхъ, а Шведскую Академію въ судебной хроникѣ, когда, наконецъ, заполучилъ звѣзду и началъ коситься на академію, какъ онъ прощался съ молодежью, предостерегая ее, чтобы она берегла свои души отъ пыли; какъ будто кусочекъ жести на фракѣ не плевокъ, и пролѣзать въ академію не предательство, когда всю жизнь расписывалъ ее, какъ продажное учрежденіе. Это тонкій малый! продалъ всѣхъ своихъ друзей юности и выдалъ врагу ихъ головы въ мѣшкѣ. И такой-то фруктъ смѣетъ предостерегать молодежь (чтобы слѣдовала его примѣру!). Вѣдь это же язва, этотъ человѣкъ, онъ готовъ лизать всѣмъ пятки, и я презираю себя за то, что пошелъ сюда. Еслибъ финская баня была открыта, я бы пошелъ соскрести всю грязь, которой запачкалъ себѣ душу. Вчера на этихъ самыхъ стульяхъ сидѣла Шведская Академія, и тогда избивали насъ. Это называется терпимостью, но это нѣчто другое. Это мошенничество, безхарактерность, нравственное помѣшательство. Кстати, по поводу Академіи...
Изъ курилки донеслось скрипѣнье Стенколя:
-- Ну, а архіепископъ то умеръ! Теперь конецъ уддевальцу.
-- Конецъ! Пока у нихъ есть кофе Икса и водка Игрека -- уддевальцамъ не конецъ,-- отвѣтилъ Захрисъ, имѣвшій должность въ Гатенбургѣ.
-- Все-таки гнусно изображать человѣка въ такомъ видѣ. Стенколь взялъ журналъ и всѣ столпились около него, смотря черезъ его плечо.
Какъ всѣ палачи, Стенколь больше всего на свѣтѣ боялся топора. Жертвы вокругъ него кричали отъ радости, потому что палачъ былъ изображенъ съ женой, и въ какомъ видѣ!.. Звѣзда и кресло (въ академіи), но съ крышкой, а рядомъ на гвоздѣ висѣло собраніе сочиненій Стенколя...
Челюсти палача, приготовившіяся къ гомерическому хохоту, перекосились, глаза выкатились; горло вздымалось волнами отъ засѣвшихъ словъ, точно онъ подавился кускомъ яблока.
-- Вотъ, онъ и получилъ свое,-- сказалъ Хольгеръ.-- Я никогда не смотрю юмористическихъ журналовъ, потому что, если на первой страницѣ я смѣюсь надъ своимъ врагомъ, то могу быть увѣренъ, что на второй найду самого себя.
Между тѣмъ Захрисъ усмотрѣлъ всѣ экономическія возможныя послѣдствія этого мучительнаго положенія, и увѣренной рукой повернулъ выключатель: взявъ стаканъ съ пуншемъ, сѣлъ къ столу и сталъ разсказывать анекдотъ, не имѣвшій никакого отношенія къ понесенному Стенколемъ пораженію. Спасши такимъ образомъ своего друга (а онъ зналъ, чего это стоило), онъ сѣлъ въ центрѣ кружка, предпочитавшаго подносъ съ пуншемъ изобличительной травлѣ въ дамской комнатѣ. Захрисъ весь вечеръ находился въ угнетенномъ настроеніи. Онъ, правда, попробовалъ было всплыть, но пошелъ ко дну въ враждебномъ потокѣ. Теперь, окруженный тепломъ и влагой, въ кругу благодарныхъ слушателей, привѣтствовавшихъ избавителя отъ всякаго разумнаго разговора, онъ началъ расти, какъ грибъ ночью, вспухъ и, послѣ трехъ рюмокъ пунша, въ которыя по два раза подливалъ виски, превратилъ кружокъ въ замкнутое общество, или въ отдѣльный кабинетъ въ кафе. Далеко, въ гостиной, фрекенъ Олезундъ подвизалась со своими двадцатью шестью Григовскими романсами, такъ что въ кружкѣ Захриса можно было поболтать безъ помѣхи.
Послѣ щелчка со звѣздой. Стенколь старался оправиться, но никто не слушалъ его, нсмотря на его, размашистые жесты, задѣвавшіе этажерку, съ поддѣльными древностями. Онъ съежился на креслѣ, какъ заклепанная пушка на лафетѣ, и, такъ какъ онъ ненавидѣлъ музыку, то никто не желалъ его, присутствія, въ гостиной.
Хмѣль опасенъ, когда бросается внутрь; онъ долженъ имѣть выходъ въ разговорѣ. Захрисъ какъ разъ собрался выболтать свое полуопьянѣніе и насладиться мнимымъ ощущеніемъ силы, Стенколь же только изрѣдка открывалъ спасительный клапанъ, испуская подавленныя восклицанія:
-- Вѣдь, это же кошачій пискъ, это пѣніе! Что такое говоритъ Захрисъ? Въ восемьдесятъ девятомъ? Нѣтъ, въ девяносто второмъ! Вы говорите о Карлѣ двѣнадцатомъ? Сволочь! Да, въ документахъ Фрюкселля, касающихся шведской исторіи имѣются письма иностранныхъ пословъ изъ Стокгольма, гдѣ указывается, что онъ любилъ пажей! Одинъ названъ до имени!
Но Захрисъ былъ не изъ тѣхъ, что легко выпускаютъ свое изъ рукъ, однако, имя Карла XII привело его въ уныніе, и онъ замѣтилъ, какъ интересъ къ нему ослабѣваетъ, такъ какъ, нѣкоторые изъ слушателей, дѣйствительно, хотѣли остановиться на великой темѣ. Поэтому онъ сдѣлалъ фокусъ, какъ съ колодой картъ, ловко спряталъ короля и вытащилъ самого себя. Но маленькій орелъ не могъ надуть народъ, тогда онъ натянулъ взятую напрокатъ львиную шкуру на уши и закричалъ такъ, чтобъ было похоже на львиное рычанье:
-- Да, когда я былъ въ Христіаніи,-- я ѣзжу туда иногда повидаться съ друзьями, потому что тамъ меня принмаютъ,-- Ибсенъ сейчасъ же отыскалъ меня къ гостиницѣ. Я и говорю ему: Ты, Ибсенъ...
Кружокъ у пунша съ почтеніемъ созерцалъ маленькаго Захриса, который росъ ужаснымъ образомъ.
-- И тогда я говорю, видишь ли, Бьернсонъ... А Бьердсонъ говоритъ: "Захрисъ правъ!"...
Стенколю стало завидно, потому что Захрисъ портилъ, сейчасъ его репертуаръ и стрѣлялъ его порохомъ. И когда успѣхъ Захриса достигъ полной степени, онъ сорвался съ мѣста, выпятилъ грудь и пошелъ, прямо на притворщика за аммуниціей. Онъ досталъ ее изъ шкафа съ документами. Тамъ лежали всѣ письма, которыя онъ получалъ отъ извѣстныхъ лицъ, по странности, даже и ругательныя, потому что ихъ онъ имѣлъ обыкновеніе читать вслухъ, чтобы показать, какой неблагодарный негодяй, такой-то или такой-то. Въ собраніи писемъ находились также и жалобы и обвиненія однихъ противъ другихъ, такъ что, когда онъ хотѣлъ поссорить двухъ лицъ, онъ просто доставалъ какое нибудь письмо, написанное въ глубочайшей тайнѣ. Сейчасъ онъ хотѣлъ свергнуть Захриса, а за одно разоблачить и норвержца.
Захрисъ сейчасъ же запалилъ фитиль и началъ разсказывать новый анекдотъ о Зола, и что Зола говорилъ. Но Стенколь кричалъ ему въ ротъ своимъ скрипучимъ голосомъ и сталъ читать письмо отъ Ибсена, гдѣ тотъ жаловался на навязчивость Захриса.
-- Человѣкъ, котораго я не знаю, и книгъ котораго не могу читать, вдругъ появляется, здоровается со мной, какъ съ другомъ дѣтства, соболѣзнуетъ мнѣ по поводу моего послѣдняго провала, предлагаетъ свое покровительство. Говоритъ мнѣ ты, точно по ошибкѣ... Я его выставилъ!
Захрисъ былъ изобличенъ, но, такъ какъ онъ умѣлъ колдовать ртомъ, то самъ присоединился къ хохоту, и такъ какъ самолюбіе его дѣлало его неуязвимымъ для брани (онъ стоялъ слишкомъ высоко, чтобы это могло задѣвать его), онъ схватилъ кинжалъ за ручку и повернулъ его противъ убійцы.
-- Это совершенно вѣрно,-- сказалъ онъ,-- но потомъ я пошелъ къ Бьернсону, который завидовалъ Ибсену, и за обѣдомъ Бьернсонъ сказалъ то же самое про Стенколя.
Стенколь стрѣлой бросился къ своему пороховому погребу и подъ буквой Б нашелъ письмо Бьернсона, въ которомъ маленькому Захрису доставалось тоже порядочно.
-- Вотъ, послушайте! Слушайте же! "Зачѣмъ этотъ семинаристъ пишетъ книги, никому неизвѣстно... Если ты можешь избавить меня отъ него, я готовъ послать къ черту половину вопроса о консулатѣ"...
Захрисъ попался теперь между двумя дверями, но бросился въ сторону, высвободился и, загородивъ спину, началъ визжать и царапаться, но безуспѣшно; замѣтивъ же, что войско измѣняетъ, перемѣнилъ фронтъ, сбросилъ львиную шкуру и превратился въ маленькаго, жалкаго осленка, возбуждавшаго состраданіе. Въ этомъ заключалась его главнѣйшая хитрость -- сдѣлаться маленькимъ и возбудить состраданье. Онъ становился тогда похожимъ на недоразвившійся зародышъ, обнаруживалъ всю синю незначительность, такъ что людей это трогало и они поднимали его за руку, до того онъ былъ безпомощенъ и малъ. Но вставши на ноги, онъ снова дѣлался страшенъ, и первымъ дѣломъ принимался царапаться.
Молчаливые члены компаніи, вначалѣ почувствовавшіе облегченіе отъ того, что избавлены отъ необходимости выставлять себя, и наслаждавшіеся зрѣлищемъ двухъ палачей, казнящихъ другъ друга, почувствовали теперь стыдъ; и. боясь, что шкафъ съ документами обнаружитъ и ихъ соучастіе, если Стенколь будетъ продолжать, встали, смотря на часы и мысленно ища уважительнаго предлога, чтобы уйти (въ ближайшую пивную).
Но Стенколь попробовалъ крови и долженъ былъ убить кого нибудь для спасенія своей чести. Такъ какъ онъ былъ не изъ той породы, что кусаетъ крупныхъ звѣрей, онъ поискалъ маленькаго звѣрька и нашелъ Севастьяна у столба.
-- Ну, милый Кило,-- хватилъ онъ,-- смотри, чтобъ книги были въ порядкѣ, когда придется строиться къ разсчету, а то тебя, пожалуй, притянутъ.
Но Провидѣнье защищаетъ своихъ и дѣлаетъ ихъ во время слѣпыми и глухими. Книготорговецъ слышалъ только послѣднее слово и, думая, что его спрашиваютъ о печкѣ, сдѣлалъ невольный жестъ къ отдушнику. Тутъ, по лицамъ окружающихъ, онъ замѣтилъ, что ослышался, но, напуганный злымъ выраженіемъ въ лицѣ Стенколя, остановился какъ разъ въ ту минуту, когда готовился переспросить, и, измѣнивъ выраженіе, сказалъ глазами: я понимаю удачныя шутки на мой счетъ. Онъ былъ спасенъ, ибо зрители думали, что онъ остроумнымъ пріемомъ парировалъ грубую шутку Стенколя, которою и слышалъ, и понялъ.
Бѣгущихъ мужчинъ задержали въ дверяхъ вырвавшіяся дамы, предвкушавшія всеобщую травлю, но мужчины отыскали боковую дверь и пробрались черезъ прихожую, чтобы проститься съ хозяйкой. По странному совпаденію, у всѣхъ былъ одинъ и тотъ же предлогъ; имъ хотѣлось прослушать послѣдній номеръ въ симфоническомъ концертѣ.
Итакъ, наконецъ, они были свободны. Истерзанные, оглушенные, потные, прокуренные, измятые, желчные, усталые, обозленные, они спирально спускались по четыремъ лѣстницамъ и, наконецъ, очутились на улицѣ. Отрядъ шелъ въ двѣ шеренги, сначала молча, вдыхая чистый воздухъ звѣзднаго вечера, провѣтривая легкія и души.
Но потомъ прорвалось. Все, чего нельзя было.говорить у Стенколя, просилось наружу. Пара за парой начинала разговоръ, развертывавшійся изъ простыхъ переходовъ сюиты въ болѣе богатыя фуги.
Фуга превратилась въ многоголосый, канонъ; тотъ.же старый мотивъ конца вѣка, но въ другихъ тонахъ.
-- Виски, подлая, появилась въ 1890 году; она дѣлаетъ, людей мрачными и затираетъ веселый пуншъ, требующій пѣсенъ и кеглей. Велосипедъ и телефонъ увеличиваютъ быстроту и развиваютъ нетерпѣніе: быстрые результаты, или никакихъ! А отвратительный женственный теннисъ, гдѣ важнѣе повредить сопернику, чѣмъ, какъ при игрѣ въ мячъ, самому щегольнуть красивымъ ударамъ. Это мелко! А потомъ -- покеръ, воровская игра изъ за однихъ денегъ, безъ соображенія.
-- Когда женщина, какъ теперь, обладаетъ правомъ абсолютнаго вето по отношенію къ мужчинѣ въ каждой ихъ распрѣ, то мужчина беззащитенъ, и въ мірѣ царитъ ложь.
-- Нѣтъ, никогда, въ нашемъ. кругу, я не видѣлъ, что бы женатый мужчина былъ невѣренъ, если его къ этому не вынуждаетъ жена...
-- Жениться? Нѣтъ, благодарю покорно! Содержать собесѣдницу для молодыхъ людей, а самому сидѣть и молчать въ своемъ домѣ. Недавно у насъ былъ одинъ молодчикъ, такъ тотъ объяснялся моей женѣ въ моемъ присутствіи; я думалъ, онъ посватнется къ ней.
-- Ревность -- это чувство чистоты у мужчины, удерживающее это мысли отъ проникновенія въ половую сферу другого мужчины, черезъ жену. Мужъ, который не ревнуетъ, а примиряется, развратенъ. Я зналъ одного мужа, который извлекалъ наслажденіе изъ кокетства своей жены, и любилъ друзей дома...
-- Онъ -- женонавистникъ? У него, вѣдь, дѣти отъ четырехъ браковъ и три развода за спиной! Это просто бранное слово и, какъ таковое, ложь.
-- Плохое предзнаменованіе для Густава Адольфа; желтая бригада пропила его церковь... а священники подкапываютъ ее, насколько возможно...
-- Да, слабость этого механическаго міровоззрѣнія заключалась въ недостаткѣ двигателя. Я не могу представить себѣ движенія безъ двигателя... въ perpetuum mobile вѣрили тѣ, кто въ него не вѣрилъ.
-- Вавилонъ и Библія и Гаммураби! Но вѣдь это доказываетъ только, что Библія имѣетъ авторитетъ и источники, а не просто выдумана! Она все же старше, чѣмъ думали. Впрочемъ ветхій завѣтъ самъ цитируетъ писанія, послужившія ему источниками... а о клинообразныхъ письменахъ о всемірномъ потопѣ мы читали въ 70 тыхъ годахъ. И вы все-таки не вѣрите въ потопъ! (Хотя я не понимаю, почему вявиловскижъ письмамъ быть болѣе достовѣрными, чѣмъ библейскимъ.
-- Если дадутъ всеобщее избирательное право, то получится большинство изъ сектантовъ и церковныхъ чтецовъ... Вы не знаете, что дѣлаете. Но, что консерваторы боятся избирательнаго закона, это непонятно.
-- Тогда они навяжутъ намъ потихоньку національный театръ съ лоттереей. Идея? Да, та, что они будутъ избавлены отъ необходимости играть національныхъ писателей въ національномъ томболя -- театрѣ. Никогда туда не попастъ. Тамъ будутъ свѣтскіе спектакли!
-- Литература! Просто тявканье! Ничего новаго не растетъ на этой пашнѣ; одни обсѣвки, которые являются слишкомъ поздно.
-- Альмквистъ? Что же намъ пробавляться, все Тикомъ, Жанъ-Полемъ, Деламоттъ Фуке и Гофманомъ?... Нѣтъ, мы пошли дальше съ Зола и Киплингомъ... Видишь ли, это -- неосвѣдомленность объ источникахъ -- кричать объ оригинальности Альмквиста. Это разбойничьи романы; а его пьесы сущая чепуха, онъ даже не подозрѣваетъ, что драма разыгрывается въ настоящемъ и oratio recta. Въ Лебяжьемъ гротѣ они вѣдь разсказываютъ пьесу въ самой пьесѣ, oratio obligua.
-- Ну, а его музыка?
-- Вѣроятно, шарлатанство съ финскими народными пѣснями и мѣстными мелодіями. Такъ всегда, бываетъ, когда необразованность и невѣжество дѣлаютъ открытія. Они не знаютъ, что открытія эти -- старыя; и восхищеніе толпы, такимъ образомъ, обосновано, она не знаетъ оригинала. А мы живемъ въ развращенное, шарлатанское время, когда доброе называютъ злымъ, маленькое -- большимъ. Когда будутъ изобличены три величайшихъ шарлатана: стерилизованный Пастёръ, немузыкальный Вагнеръ и идіотскій Ибсенъ, тогда время опять вернется въ свою колею. Куриная холера, Сумерки боговъ и Нора! Чертъ знаетъ что!
-- Матеріальное развитіе пошло впередъ, но духовная и умственная жизнь пошла назадъ. Нѣтъ почти ни одного человѣка, могущаго вести логическое разсужденіе. Если я, напримѣръ, говорю, что мужчина фактически создалъ всю матеріальную и духовную, культуру, то мнѣ отвѣчаютъ -- нѣтъ, потому что Роза Бонеръ писала скверныя картины, и имѣла орденъ Почетнаго Легіона, Жоржъ Зандъ писала посредственные романы, а, Ковалевская немножко знала математику, которой научилась у Вейерштраса.
-- Развѣ мы напрасно изучали въ школѣ Аристотелеву логику? Они боятся его, зоологи! Или это ихъ суевѣріе, обожаніе женщины? Атеисты должны были поклоняться чему-нибудь, и впали въ страшное заблужденіе!.. Можетъ ли доказанное существованіе факта быть объектомъ взглядовъ? Говорятъ о моихъ взглядахъ относительно женскаго вопроса. Если сегодня дѣйствительно понедѣльникъ; то это не зависитъ отъ взглядовъ. Понедѣльникъ сегодня, онъ слѣдуетъ за воскресеньемъ и предшествуетъ вторнику. Точно такъ же, какъ женщина слѣдуетъ въ цѣпи существъ послѣ мужчины и передъ ребенкомъ.
-- Финляндцы должны бы поставить Бьернсону позорный столбъ -- да, да, потому что это онъ въ русскихъ газетахъ натравливалъ русскихъ на Швецію.
-- Бьернсонъ? Норвежцы презираютъ его до глубины души, и, еслибы не нуждались въ немъ, какъ въ рекламѣ для своихъ крокетовъ изъ рыбы, давно бы уничтожили его... Но теперь Каролина хочетъ быть королемъ въ Швеціи и найдется довольно бабъ, чтобы выбрать...
-- Фалькъ возсталъ изъ мертвыхъ! Слыхали?
-- Навѣрное теперь онъ закалился въ бессемеровскихъ печахъ Ада...
-- Альмквистъ? Да, онъ -- богъ мышьякоѣдовъ...
-- Писать ни о чемъ, производить искусство безъ содержанія -- это художественная промышленность; это орнаментовка, декоративное искусство; пусть имъ занимаются ювелиры и литейщики! Гиганты литературы никогда не писали стихотвореній: возьмите Диккенса, Бальзака, Золя! Стихи -- принадлежатъ дѣтству народа, такъ какъ даже дикари риѳмовали свои законы, чтобы запомнить ихъ, и дѣти лепечутъ въ риѳму.
-- Упадокъ естественныхъ наукъ начался съ натурализма. Спеціалисты были собирателями матеріаловъ и прислуживали Геккелю, величайшему изъ всѣхъ, потому что онъ одинъ былъ и обозрѣвателемъ и систематизаторомъ.
-- И они воображаютъ, что могутъ предохранить отъ зараженія бациллами посредствомъ дезинфекціи! Какъ можно дезинфецировать атмосферу, насквозь пропитанную органической пылью и иломъ? Дѣлай себя невоспріимчивымъ, поддерживая въ себѣ силу и здоровье; работай днемъ, спи ночью, будь умѣренъ въ повседневной жизни. Вы говорите о пьянствѣ! Но объѣдаться хуже, а курить табакъ такой же крупный порокъ, какъ и нить! Тотъ это знаетъ, кто отравленъ табакомъ, страдалъ бредомъ, сердечными припадками и безсонницей. Вы говорите о распутствѣ неженатыхъ! Съ этими бѣднягами не бываетъ такихъ случаевъ; но посмотрите на женатыхъ, которые сидятъ отупѣлые, умственно разслабленные и скучаютъ вдвоемъ, и, чтобы прогнать скуку, занимаются изобрѣтеніями. Въ концѣ концовъ, они приходятъ къ взаимному презрѣнью и отвращенію, такъ что не могутъ видѣть другъ друга, и сидятъ, оскотимѣвшіе, съ пустыми головами, не въ состояніи сказать ни слова. Источникъ, изъ котораго они должны были черпать силу, отнялъ самую силу, они гнались за воображаемымъ наслажденіемъ, котораго такъ и не нашли, потому что оно лежитъ въ цѣли -- въ ребенкѣ. Не говорите мнѣ о святости брака...
-- Ну, а ребенокъ, внѣ брака, кто же защититъ его?
-- Законъ! Законъ объ обязанности воспитывать дѣтей... его достаточно, и даже больше, чѣмъ нужно...
-- Студенческіе экзамены? Нѣтъ ни одного изъ цензоровъ или учителей, который не провалился бы, еслибъ мальчики стали экзаменовать ихъ! Развѣ это равная игра, что цѣлая учительская коллегія собирается противъ одного юноши, что цѣлое собраніе спеціалистовъ требуетъ, чтобы одинъ юноша служилъ козломъ отпущенія для всѣхъ нихъ? Вѣдь, это же ни съ чѣмъ не сообразно! И я не понимаю, какъ кто нибудь можетъ дѣлаться студентомъ; я считаю чудомъ, что я студентъ! Изъ этого никогда не можетъ выйти толку! Но ени не знаютъ, должно быть, что дѣлаютъ. Бѣлая фуражка -- это просто вывертъ, вродѣ канта и звѣздочки поручика... Общество требуетъ вывертовъ! Бѣлая фуражка обозначаетъ только, что имѣешь состоятельныхъ родителей, а этимъ не слѣдуетъ хвастаться!
-- Сидѣть, разставивъ ноги, на четвероногомъ животномъ, стало искусствомъ, искусствомъ верховой ѣзды! Если нельзя сдѣлаться ничѣмъ инымъ, дѣлаются ловкимъ наѣздникомъ!
-- Ваше здоровье, Анъяла!
-- Когда вы кричите хоромъ: онъ, вѣдь, пишетъ о своей женѣ!-- то я спрашиваю: хорошо ли онъ пишетъ?-- Въ этомъ случаѣ, именно, онъ можетъ писать, даже если она дурна и зла, какъ никто, потому что требуется, чтобы онъ писалъ красиво о безобразномъ! но какъ только начинаетъ писать женщина, она пишетъ гнуснѣйшую ложь про своего мужа и всѣ въ восторгѣ. Вотъ тебѣ справедливость и равенство -- это одинъ разговоръ!
-- Препятствовать эмиграціи путемъ законодательства? Развѣ можно было помѣшать переселенію народовъ? Неужели вы думаете, что можно измѣнить законы міровой исторіи -- въ законодательныхъ коммиссіяхъ?
-- Женщина Ковалевская, Кюри и другія -- только новыя названіямужской любезности по отношенію къ женщинѣ. Любезность, какъ жертва -- красива и правильна; но когда ея требуютъ, какъ права, то несправедливость на лицо.
-- Зола умеръ отъ угара, Траріе скончался, Бернгардъ Лазаръ умеръ, тогда процессъ возобновился при закрытыхъ дверяхъ. И, вотъ, тайное судопроизводство понравилось, и ни одна изъ по французскихъ газетъ не заключала отчета о томъ. Какъ защищались генералы. Justice, Vérité,-- чепуха!
-- Быть либераломъ, или свободомыслящимъ, Что это значитъ? Uebermensch.-- Весь низшій классъ либераленъ, значить ли это, что низшій классъ Uebermensch. а высшій Untermensch? Что демосъ демократиченъ, это видно изъ самого слова. Если еврей отрицаетъ божественность Христа, это не значитъ, что онъ либералъ: если финляндецъ ненавидитъ русскихъ, онъ еще не либералъ, если женщина -- сторонница эмансипаціи, она еще не либералка; если не имѣющій права голоса -- сторонникъ всеобщей подачи голосовъ, онъ тоже же либералъ; если человѣкъ, не занимающійся торговлей, сторонникъ свободной торговли, это не значитъ, что онъ либералъ. Нѣтъ никакой заслуги стоять за собственное благо; это только въ порядкѣ вещей.
-- Чкловѣкъ, вступающій въ союзъ съ животнымъ противъ своего ближняго, долженъ бы смертью погибнутъ.
-- Постановленія о порядкѣ въ городахъ государства запрещаютъ содержаніе вредныхъ животныхх, запрешаютъ загрязненіе тротуаровъ и подворотенъ, но общественный прокуроръ, который могъ бы запретить содержаніе собакъ въ городахъ, не смѣетъ посягнуть на нихъ! Онъ больше собакъ!
-- Когда законы безмолвствуютъ, должны вопіять камни.
-- Большія государства должны быть теперь очень покладисты.
-- Жизнь Іисуса Штрауса и Фаустъ Гете (первая половина), Плоды чтеній, стихи гимназиста, и ночи лунатика, положенныя на музыку для мельницы у Грота, вотъ тебѣ и весь великій человѣкъ.
-- Фаустъ Рюдберга (первая часть) уже не Гетевскій Фаустъ!
-- Слава Швеціи не въ Скансенѣ, не въ Арсеналѣ; и не въ Риддаргольмской церкви; слава Швеціи въ Академіи Наукъ, въ Публичной библіотекѣ, въ Національномъ музеѣ. Ступай туда, странникъ, посмотри, шведъ, и увидишь по твоей наукѣ, литературѣ, по твоему искусству, что и ты тоже гражданинъ міра!
-- Зачѣмъ ему выдавать содержаніе своей разведенной женѣ? Она возьметъ любовника, или выйдетъ вторично замужуъ, ему придется платить за чужую любовь. Это же несправедливо, особенно, если благодаря этому, онъ не имѣетъ средствъ, чтобы, жениться во второй разъ, или взять любовницу...
Въ безплодной странѣ, и въ безплодное время, питаютъ ужасъ ко всему продуктивному. Артисты и художники должны шататься праздно, чтобы не показать своей продуктивности.
-- На что нужны школы? Преподаванія тамъ никакого до ведется. Просто выслушиваютъ уроки, т. е.: выслушиваютъ то, что мальчикъ выучилъ самъ дома. Тотъ, кто учится самъ -- самоучка, слѣдовательно всѣ студенты самоучки. Но почему студенты презираютъ самоучекъ -- только по недостатку презрѣнія къ самимъ себѣ.
Глава третья.
Среди представителей декадентства или упадка, Ларсъ-Петтеръ Захриссонъ занималъ выдающееся мѣсто. Онъ выступилъ около 1880 года, выбился въ вице-президенты какой то невидимой партіи, но въ 1884 году былъ смѣщенъ "братомъ нагого священника", назначившимъ предсѣдательницей Тильду К... и сначала удалился съ окровавленнымъ носомъ, но потомъ выползъ по какимъ-то выкопаннымъ грязнымъ ходамъ, приводившимъ частью къ секретарю академіи, частью къ профессору Стенколю, частью къ газетѣ "Благо братскаго Народа". Онъ писалъ книги, но никто не зналъ, зачѣмъ. Въ нихъ, не было ни паѳоса, ни ненависти къ низменному и лживому, ни любви къ великому, сильному и истинному. Въ то время было опасно имѣть взгляды. Подъ взглядами понимались новыя мысли о старыхъ вещахъ; старыя мысли о новыхъ вещахъ можно было имѣть, такъ что запрещеніе взглядовъ, въ сущности, было жульничествомъ. На Захрисъ имѣлъ одинъ взглядъ, составлявшій его тайную программу: онъ долженъ пробиться. И ради этого онъ не гнушался никакими средствами. Трудность заключалась въ томъ, чтобы умѣть скрыть свою игру.
Онъ былъ литературнымъ маклеромъ, основывалъ акціонерныя компаніи для взаимныхъ восхищеній, спекулировалъ на знаменитостяхъ; устраивалъ синдикаты для созданія знаменитостей, которыя должны были возвысить его самого. Предпринималъ дѣловыя поѣздки для рекламы, составилъ союзъ экспорта въ Германію, былъ самъ корреспондентомъ датскихъ, норвежскихъ и финскихъ газетъ, сотрудникомъ въ стокгольмской газетѣ "Благо братскаго Народа", совѣтчикомъ въ двухъ театрахъ, стипендіатомъ шведской академіи, секретаремъ книгоиздателя Кило, повѣреннымъ художественнаго кружка, но онъ имѣлъ также какое-то отношеніе къ стокгольмской Высшей Школѣ, покровительствовалъ союзу писателей и клубу публицистовъ, былъ однимъ изъ основателей общества Одинъ и Фрейя, и даже появлялся при дворѣ! Этотъ-то развращенный восьмидесятникъ! Верткій, какъ угорь, и невоспріимчивый къ обидамъ и брани, онъ проникалъ всюду. Если дверь была закрыта, онъ пролѣзалъ въ кухонное окно; если его выбрасывали изъ двери, онъ проползалъ черезъ трубу. Словомъ, онъ не имѣлъ амбиціи, и это много обѣщало для его будущаго.
Но у этого предателя были и другія свойства, дѣлавшія его человѣкомъ вѣка. Онъ уважалъ всѣ взгляды, даже самые ложные, которые, однако, долженъ былъ бы оспаривать или исправлять; никогда не говорилъ дурно ни объ одномъ человѣкѣ, поступающемъ дурно, но всегда защищалъ всѣхъ мошенниковъ, покрывалъ ихъ слабости.-- "Терпѣть не могу, когда о комъ-нибудь говорятъ дурно", говорилъ онъ. Это значило: "Не суйте носъ въ мои дѣла!"
Его испытанная тактика заключалась въ предложеніи услугъ. Онъ былъ услужливъ, какъ для того, чтобы связывать людямъ руки, такъ и для того, чтобы закапывать капиталъ, который потомъ, по желанію, можно выкопать съ процентами. Едва-ли былъ человѣкъ, которому онъ не оказалъ бы непрошенной услуги, и когда онъ прекращалъ знакомство, то пріятель всегда оставался передъ нимъ въ долгу. Тогда для него наступала великая минута, и онъ говорилъ: "Неблагодарный человѣкъ -- это тягчайшее бремя, какое несетъ земля".
Но настоящимъ полемъ его дѣятельности была все же газета. Газета была гнилымъ плодомъ разлагающагося древа познанія. Редакторъ, котораго въ дружеской средѣ называли олицетворенной ложью, казалось, имѣлъ лицо на спинѣ и имѣлъ сотни рукъ, которыми хваталъ со всѣхъ сторонъ. Кто-то замѣтилъ даже, что газету его, чтобы прочесть правильно, нужно читать передъ зеркаломъ. Если, напримѣръ, попадалась замѣтка о прочныхъ банковскихъ акціяхъ, то можно было быть увѣреннымъ, что онѣ дутыя и ихъ нужно сбыть. Если же когда-нибудь онъ разоблачалъ мошенничество, то сейчасъ же градомъ сыпались оплаченныя опроверженія, и онъ извинялся за ошибку: "Это недоразумѣніе".
У него былъ секретарь, стоившій своего патрона. Звали его Смартманъ. Это былъ въ своемъ родѣ великій человѣкъ, рожденный для того, чтобы повелѣвать, съ располагающей манерой, яркій типъ; онъ втирался повсюду, въ банки, акціонерныя предпріятія, фабрики, и если подчасъ и выходилъ оттуда съ подбитымъ носомъ, за то всегда уносилъ въ горсти большія деньги. Онъ рѣшилъ, что газета должна стать милліоннымъ предпріятіемъ, и что Швеція должна управляться изъ ея конторы; завелъ филіальныя отдѣленія по всей странѣ, вліялъ на выборы въ риксдагъ, учреждалъ ландстинги, вводилъ въ долги городскія общины, проводилъ желѣзныя дороги (принимаемыя потомъ государствомъ), разорялъ фабрики, устраивалъ стачки. Онъ умѣлъ обращать все въ національныя дѣла, даже самыя частныя дѣла. Но спеціальность его была создавать великихъ людей, не противъ общественнаго мнѣнія, впрочемъ, а въ униссонъ ему. Если налицо оказывалось только сѣмя, онъ поливалъ его, чтобы оно проросло. Въ этотъ вѣкъ инженеровъ, Швеціи тоже необходимо было имѣть крупное инженерное имя, и онъ предоставилъ Эдиссона, шведскаго Эдиссона, который пріобрѣлъ такую славу, что на имени его можно было основать милліонное акціонерное общество. Послѣ Норденшельда, Швеціи понадобился великій путешественникъ, и онъ создалъ такую знаменитость, что имя Стэнли упоминалось рядомъ съ его именемъ, хотя шведъ объѣхалъ только нанесенныя на карты страны, и очень остерегался большихъ морскихъ переѣздовъ. Швеція не имѣла великаго химика. Смартманъ, не обинуясь, создалъ и его, опредѣлилъ его въ Берцеліусы, хотя химикъ былъ сноснымъ физикомъ, но не зналъ химіи. Въ короткое время онъ создалъ эпоху, хотя опредѣлялъ только извѣстный составъ извѣстныхъ веществъ. То былъ блестящій періодъ шарлатанства, и оскотинѣвшая нація принимала все, что угодно. Въ концѣ концовъ, нація должна была имѣть и величайшую женщину, и тогда онъ взялъ величайшую тупицу, какую могъ найти, тряпичницу, собиравшую кости и тряпки по всѣмъ мусорнымъ кучамъ и полямъ битвъ; сказалъ: Буди! И она бысть!
Захрисъ любилъ и преклонялся передъ этимъ человѣкомъ, смѣвшимъ совершать всѣ поступки, на которые онъ самъ не рѣшался. Захрисъ наслаждался всѣми его преступленіями, точно совершилъ ихъ самъ, но избѣгъ отвѣтственности. По природѣ своей онъ не могъ жить въ самомъ себѣ и собою, отчасти оттого, что его я отъ рожденія было слабо, отчасти же оттого, что онъ утратилъ его за жизнь или вѣрнѣе продалъ его на рынкѣ счастья.
И вотъ, однажды, въ зимній день, Захрисъ сидѣлъ въ своей избѣ за городомъ. Она называлась "вилла Альбано", потому что владѣлецъ ея принадлежалъ къ людямъ, облагораживающимъ самимъ себя и своихъ окружающихъ. При входѣ въ переднюю, васъ встрѣчало лающее чудовище китайскій бульдогъ-самка. Лай ей заглушалъ ея слова, гостя и привѣтствіе хозяина, и такъ какъ каждый кричалъ, чтобы другой могъ его понять, то дача, когда приходили гости, походила на кабакъ. Въ комнаты входили съ багровыми лицами, раздраженные привѣтствіемъ въ видѣ лая и безумнаго крика. Служанка, принимавшая пальто, была, разумѣется вѣрной слугой (хотя и крала) и жила уже третій годъ. Гостиная своей безпорядочной меблировкой указывала на содержаніе безпорядочнаго мозга. Комната, отъ природы надѣленная всѣми свойствами, чтобы быть привлекательной и уютной, стыдилась этой противной здравому смыслу обстановки. Гостиная, библіотека, кабинетъ хозяина, курилка и распивочная въ одно и то время она походила на комнату во время переѣзда или уборки. Небольшое пространство пола было занято колоссальной полупостланной кушеткой, ясно указывающей на свое наначеніе служить открытымъ альковомъ, конторка служила письменнымъ столомъ, старый, угрюмый кустарной работы шкафъ замѣнялъ буфетъ и заключалъ въ себѣ бутылки, напоминающія о выпивкѣ исподтишка; маленькій столикъ для выпивки; чучело скопы, называемой морскимъ орломъ, двѣ полки книгъ, именуемыя библіотекой, и гипсовый бюстъ скалящаго зубы Вольтера, величаемый художественнымъ произведеніемъ. Стѣны были увѣшаны картинами съ надписями -- квитанціи на такое количество, въ надлежащихъ случаяхъ, рекламъ. А выступъ на печкѣ былъ заставленъ фотографіями всѣхъ крупныхъ современныхъ писателей, отечественныхъ, и иностранныхъ. То была оправа, достойная хозяина. Его собственный портретъ масляными красками, работы великаго X. Х. и изображающій его за писательскимъ столомъ, былъ такъ осторожно "взять" сзади, что лица не приходилось видѣть, и потому всякій разговоръ о сходствѣ отпадалъ самъ собою.
Изслѣдовавъ комнату, глазъ останавливался на большомъ комодѣ. На нескромный вопросъ относительно назначенія этого таинственнаго предмета въ гостиной, хозяинъ всегда отвѣчалъ,-- что она служитъ ему комнатой для гостей, когда приходится принимать проѣзжающихъ иностранныхъ писателей; и сопровождалъ свое сообщеніе жестомъ въ сторону печки, такъ что всякому казалось, будто онъ видитъ, какъ Зола и Бьернсонъ пользуются коричневымъ комодомъ. Повидимому, комодъ стоялъ здѣсь единственно для того, чтобы вызывать вопросъ и этотъ отвѣтъ на него: "великіе писатели".
При видѣ маленькаго писателя въ этой обстановкѣ, лживость всей этой mise en scène бросалась сразу въ глаза, и его отталкивающая незначительная фигурка, въ силу контраста, дѣлалась еще меньше. До того было неправдоподобно, что это писатель, что когда онъ открывалъ бесѣду подавляющими словами: "сегодня я получилъ письмо отъ Ибсена", то невольно хотѣлось прервать: "ну, это ты, навѣрное, лжешь!" И все его гнѣздо казалось составленнымъ изъ наворованнаго. Одинъ предметъ не подходилъ къ другому, но въ объясненіе говорилось, что это почетныя подношенія. Это не были почетная подношенія, и украдены они тоже не были, но каждая вещь имѣла свою исторію; въ всякую исторію можно разсказывать на много ладовъ.
Однако, въ виллѣ должна быть и хозяйка, предсѣдательствующей въ гостиной и поющая за роялемъ; Захрисъ былъ нѣкогда женатъ, но развелся изъ за постоянныхъ дрязгъ; жена, утратила свои права; но тѣмъ не менѣе сохранила права на единственнаго ребенка, сына, котораго отправила въ Америку. Послѣ этого Захрисъ женился на невѣстѣ Кило, маленькой художницѣ по модѣ времени, которая, безъ всякой подготовки, поѣхала въ Парижъ; записалась въ мастерскую Колоросси и побывала тамъ нѣсколько разъ; этого ей было достаточно для того, чтобы, записаться въ художницы, получить доступъ въ кружокъ художниковъ и артистовъ и зажить ихъ свободной жизнью, не вызывая осужденій. Въ то время сдѣлаться артисткой для молодой дѣвушки было очень просто; и она поплыла подъ флагомъ мнимаго мученичества. Всякій разъ, какъ она добивалась стипендіи, и не получала ея, говорилось "Мы, бѣдныя женщины". Съ помощью пріятеля художника ей удалось написать картину и втиснуть ее на выставку "независимыхъ". Благодаря этому она сдѣлалась именемъ, чтобы не сказать маленькой знаменитостью. Послѣ того она забросила кисти, кинулась на Кило, а отъ него перескочила къ Захрису, силу котораго переоцѣнивала, отнюдь не восхищаясь, впрочемъ, его талантомъ. Она обладала особой элегантной красотой и непринужденностью манеръ и движеній, которыя усваиваются при общеніи съ артистической богемой. Всѣмъ, приходившимъ въ домъ, позволялось смотрѣть на нее, но не безплатно; всѣ должны была платить цвѣтами, услугами, рекламами, подношеніями натурой и даже наличными деньгами. Заговора между супругами не существовало, но, повидимому, въ главномъ вопросѣ между ними царило полное согласіе, такъ что гости или друзья оказывались обобранными тѣмъ или инымъ способамъ, но всегда со вкусомъ, скрашивающимъ низость пріема. Иногда Захрисъ становился на дыбы, но его сейчасъ же осаживали.
Однажды онъ увидѣлъ новые золотые часы у своей жены.
-- Откуда это? Какъ ты ихъ получила?-- зашипѣлъ онъ.
-- Я попросила, и Вилль подарилъ ихъ мнѣ.
-- Онъ былъ трезвъ?
-- Конечно!
-- Ему было неловко отказать! Но, подумай, если онъ потомъ раскаялся.
-- А тебѣ какое дѣло?
-- Это касается моей чести; если ты будешь позволять себѣ такіе поступки, хотя бы сами по себѣ они и были невинны.
-- Но не моей!
-- Конечно!
Захрисова Іенни была эмансипированная женщина, стало быть -- фурія по отношенію къ мужу. Просмотрѣвъ его бумаги и увидѣвъ, что онъ не такъ уважаемъ и могущественъ, какъ она думала, она рѣшила бросить его. Это было не легко. Захрисъ уцѣпился, присосался къ ней, вымолилъ, чтобы она осталась, выкупилъ свою голову на вѣсъ ея золотомъ.
А когда ничто не помогло, втравилъ ее въ беременность. Она не хотѣла имѣть дѣтей и взяла обѣщаніе съ мужа. Онъ нарушилъ обѣщаніе, солгалъ, и она попалась. Она считала его преступникомъ и въ теченіе цѣлыхъ девяти мѣсяцевъ ему пришлось видѣть передъ собой голову Медузы. Онъ старался подкупить цвѣтами, кольцами, шампанскимъ, но бичъ работалъ и въ мирные промежутки. Маленькій Кило, бывшій женихъ, былъ примирителемъ и громоотводомъ, но одновременно и бичомъ. Іенни, сохранившая его красивые перстни, начала ихъ носить теперь. Кило читалъ ей вслухъ, приносилъ романы, игралъ на лютнѣ маленькія меланхолическія испанскія мелодіи изъ временъ мавровъ.
Захрисъ вызывалъ почти жалость, сидя, какъ лицо безъ рѣчей, и слушая откровенныя признанія Іенни въ присутствіи Кило.
-- Да,-- говорила Іенни,-- я была дура, что не пошла за тебя, Кило. Это было бы совсѣмъ другое. Но пусть только Захрисъ помретъ, ты ужъ знаешь, гдѣ найти меня!
Захрисъ жевалъ пятнадцати ёровую сигару, слишкомъ большую для него; юмористически улыбался усами, но изъ глазъ его текли слезы пополамъ съ виски.
Кило дѣлалъ видъ, что не слышитъ, и продолжалъ играть или читать.
Іенни продолжала свое издѣвательство.
-- Я ношу твои кольца, Кило, потому что ты былъ моей первой любовью и останешься Моей единственной! Послушай, сколько ты далъ за этотъ рубинъ?
-- Этого не говорятъ,-- скромно отвѣчалъ Кило.
-- И отъ тебя я хотѣла бы имѣть дѣтей, но не отъ этого урода! Подумай только, носить дѣтеныша этого быка! Ясъ удовольствіемъ утопила бы его, потому что, навѣрное, онъ появится на свѣтъ въ очкахъ, съ брюшкомъ, и пятнадцати еревой сигарой во рту.
Захрисъ изжевалъ свою сигару до того, что губы его вспухли, высохли и стали коричневыми отъ соуса изъ табачныхъ листьевъ. Онъ имѣлъ не особенно пріятный видъ, потому что задумывалъ новую месть: поскорѣе опять втравить ее въ беременность.
Какъ художница, Іенни никогда ничего не достигла бы, но Захрисъ все-таки долженъ былъ изо-дня въ день выслушивать, что онъ разстроилъ ея карьеру. Наконецъ, настало время родовъ, но тутъ Захрисъ потерялъ всякую жалость и страшно наслаждался ея муками.
Онъ стоялъ въ комнатѣ рядомъ; когда она кричала, то это были крики не боли, а злобы, бѣшенства на то, что кто-то смѣетъ дѣлать ей больно. То, чего не смѣлъ никто, посмѣлъ новорожденный уродецъ. Онъ былъ безобразенъ, и мать не захотѣла его видѣть. Но когда онъ немножко подросъ, она стала обращаться съ нимъ шутливо, презрительно, такъ что мальчикъ выросъ юмористомъ. Двухъ лѣтъ онъ умѣлъ ругаться и пить пуншъ, отбросилъ всякія церемоніи съ отцомъ и матерью, и постоянно интервьюировалъ ихъ своимъ излюбленнымъ "слышь!". Гостей встрѣчалъ бранью, подслушивалъ разговоры родителей и выдавалъ всѣ ихъ тайны. Но, кромѣ этого, онъ выпрашивалъ у друзей дома деньги и пряталъ ихъ въ копилку.
Черезъ два года Захрисъ совершилъ новую низость... родился еще ребенокъ, тоже сынъ, котораго старшій братъ царапалъ еще въ люлькѣ.
Захрисъ въ качествѣ самопозолотчика началъ возвеличивать ихъ чуть не съ самаго момента рожденія, предрекалъ имъ блестящее будущее. Это были принцы и универсальные геніи. Они знали все, дѣлали изобрѣтенія въ электричествѣ, писали, рисовали, лѣпили, играли въ театръ, но бѣгло читать, писать и считать они не могли научиться, въ школу ходить они не хотѣли, а когда эти не хотѣли; то нечего было дѣлать. То были современные умы!
Мать воспитала изъ мальчиковъ нѣчто вродѣ фоксъ-террьеровъ, которыхъ натравливала на отца. Травлю она производила многими способами, но самый чувствительный заключался въ томъ, что она научала мальчиковъ разнымъ ядовитымъ вопросамъ, которыми отца оглушали за обѣдомъ. Мать выискивала въ энциклопедіи годъ рожденья какого-нибудь великаго человѣка и вдалбливала его мальчишкамъ. За супомъ она заводила о немъ рѣчь, притворялась незнающей, просила разъясненій у отца, и когда тотъ не зналъ цифры года, то мальчиковъ спускали на дичь, и отецъ оказывался посрамленнымъ. Эта невинная игра называлась "зудить старика". Но старикъ чувствовалъ себя польщеннымъ, что родилъ такихъ Wunderkinder'овъ и, въ свою очередь, пользовался мальчиками, чтобы травить гостей. Всю власть, которую красавица Іенни возбуждала въ Захрисѣ, и которую онъ не могъ излить на свою повелительницу, онъ извергалъ на своихъ пріятелей, сваливая вину и отвѣтственность на своихъ двухъ ищеекъ, которые были безотвѣтственны, такъ, какъ не понимали, что дѣлали или говорили.