Lib.ru/Классика: Стивенсон Роберт Льюис. Принц Отто

ПРИНЦЪ OTTO

Романъ P. Л. Стивенсона.

Съ англійскаго.

КНИГА I.

Странствующій принцъ.

I.
Принцъ ищетъ приключеній.

Не ищите на картѣ Европы отжившаго свой вѣкъ государства Грюневальда: вы его не найдете. Въ качествѣ независимаго княжества, безконечно малаго члена германской имперіи, оно въ продолженіе нѣсколькихъ столѣтій играло роль въ европейскихъ раздорахъ, и наконецъ, съ теченіемъ времени и стараніями нѣсколькихъ лысыхъ дипломатовъ, разсѣялось, какъ утренній туманъ. Менѣе счастливое, чѣмъ Польша, оно даже не оставило по себѣ сожалѣній, и самое воспоминаніе о его предѣлахъ заглохло.

То былъ уголокъ гористой страны, покрытой густымъ лѣсомъ. Многія рѣки брали свое начало въ долинахъ Грюневальда и вертѣли колеса мельницъ, которыми владѣли его жители. Тамъ былъ одинъ городъ, Митвальденъ, и нѣсколько сѣрыхъ деревушекъ, раскинутыхъ по скатамъ долинъ и сообщавшихся между собой посредствомъ крытыхъ мостовъ, перекинутыхъ черезъ болѣе широкіе изъ потоковъ. Стукъ водяныхъ мельницъ, плескъ воды, ароматическій запахъ сосновыхъ опилокъ, шелестъ вѣтра, проносящагося по безчисленнымъ рядамъ горныхъ сосенъ, выстрѣлы охотниковъ, глухой стукъ топоровъ, нестерпимыя дороги, свѣжая форель на ужинъ въ чистой столовой какого-нибудь трактира, пѣніе птицъ и музыка деревенскихъ колоколовъ -- вотъ что вспоминаютъ грюневальдскіе туристы.

На сѣверъ и на востокъ, подошвы Грюневальдскихъ горъ опираются на обширную равнину. Съ этихъ сторонъ нѣсколько маленькихъ государствъ граничило съ княжествомъ, и въ томъ числѣ угасшее герцогство Герольштейнъ. Къ югу оно граничило съ значительнымъ, сравнительно, королевствомъ, славившимся своими цвѣтами и горными медвѣдями, и населеннымъ народомъ съ удивительно простымъ и нѣжнымъ сердцемъ. Неоднократно заключаемыя съ теченіемъ столѣтій, брачныя узы соединили коронованныя фамиліи княжества и королевства, и послѣдній принцъ грюневальдскій, исторію котораго я намѣренъ разсказать, произошелъ отъ Пердитты, единственной дочери короля Флоризеля I. Что путемъ этихъ браковъ нѣсколько смягчился грубый, мужественный характеръ первобытной грюневальдской расы -- это мнѣніе было сильно распространено между жителями княжества. Углекопъ, горный пильщикъ, дровосѣкъ, работающій топоромъ въ сосновыхъ лѣсахъ Грюневальда, гордые своими мозолистыми руками, гордые своимъ смышленымъ невѣжествомъ и почти дикой наукой, съ нескрываемымъ презрѣніемъ относились къ мягкому характеру и нравамъ царствующаго дома.

Въ которомъ году начинается наша повѣсть, предоставляемъ угадать читателямъ. Что касается времени года (которое для нашей исторіи важнѣе перваго обстоятельства), то скажемъ, что дѣло было поздней весной, когда горные жители по цѣлымъ днямъ слышали звукъ охотничьяго рога, раздававшагося въ сѣверо-западномъ углу княжества, и говорили себѣ, что принцъ Отто охотится напослѣдкахъ до наступленія осени.

Въ этомъ мѣстѣ границы Грюневальда нѣсколькими крутыми обрывами спускаются въ сосѣднюю равнину, образуя тамъ и сямъ овраги. И эта дикая, пустынная мѣстность представляетъ рѣзкій контрастъ съ обработанной равниной, разстилающейся внизу. Въ то время ее пересѣкали только двѣ дороги: имперская большая дорога, идущая на Бранденау въ Герольштейнъ, тянулась по боковому скату и по наименѣе крутымъ террасамъ. Другая тонкой ниточкой извивалась по самымъ вершинамъ горъ, спускаясь въ дикія ущелья и омываясь водопадами. Въ одномъ мѣстѣ она проходила возлѣ башни или замка, выстроеннаго на верху гигантскаго утеса и господствовавшаго надъ обширной окрестностью, захватывающей и холмы Грюневальда, и оживленныя равнины Герольштейна.

Фельзенбургъ (такъ называлась эта башня) служилъ то тюрьмой, то охотничьей резиденціей.

Въ чащѣ лѣса, на пригоркѣ, заключенномъ между дорогами, охотничій рогъ гремѣлъ весь день, и наконецъ когда солнце начало заходить за горизонтъ равнины, торжественно протрубилъ о побѣдѣ. Первый и второй егеря отошли нѣсколько въ сторону и съ вершины холма обозрѣвали его скаты и разстилавшуюся подъ ними равнину, прикрывъ глаза рукой, такъ какъ солнце было у нихъ какъ разъ передъ носомъ. Но великолѣпіе его заката было нѣсколько омрачено. Сквозь смутныя очертанія тысячи обнаженныхъ тополей, сквозь дымъ изъ многочисленныхъ домовыхъ трубъ и вечерній туманъ, поднимавшійся съ полей, крылья вѣтреной мельницы, стоявшей на небольшой возвышенности, походили на ослиныя уши. И какъ разъ возлѣ проходила имперская большая дорога, путевой артеріей края.

Есть одно человѣческое стремленіе, которое еще не было воспѣто ни словами, ни музыкой, "Приглашеніе да большую дорогу" -- арія, вѣчно раздающаяся въ ушахъ цыганъ, и по внушенію которой наши кочующіе предки бродили весь свой вѣкъ. Часъ, погода, ландшафтъ -- все было въ строгомъ соотвѣтствіи. Воздухъ былъ полонъ перелетными птицами, сновавшими надъ Грюневальдомъ съ сѣвера на западъ. Глазъ обнималъ цѣлыя арміи, состоящія изъ мелкихъ точекъ. А внизу большая дорога говорила о томъ же самомъ.

Но для двухъ всадниковъ на холмѣ этотъ духовный призывъ былъ не внятенъ. Они, повидимому, были чѣмъ-то озабочены, зорко вглядывались во всѣ уголки окружающаго лѣса и въ ихъ нетерпѣливыхъ движеніяхъ выражались и досада, и смущеніе.

-- Я не вижу его, Буно,-- сказалъ первый изъ всадниковъ,-- нигдѣ, нигдѣ. Слыхомъ не слыхать и видомъ не видать.

-- Ни его самого, ни коня. Нѣтъ, онъ бросилъ охоту и уѣхалъ. Право, я готовъ пустить по его слѣдамъ собакъ!

-- Можетъ быть, онъ уѣхалъ домой,-- отвѣчалъ Буно, но безъ убѣжденія.

-- Домой? какъ бы да не такъ! Нѣтъ, онъ опять принялся за старое; это тѣ же штуки, что и три года тому назадъ, когда онъ еще не былъ женатъ; просто срамъ! Вонъ наше правительство выѣзжаетъ за предѣлы государства на сѣрой кобылѣ. Ахъ, нѣтъ, ошибся, никого не видно! Да! такъ вотъ что я тебѣ скажу: я больше уважаю хорошаго мерина, или англійскаго дога, чѣмъ твоего Отто.

-- Онъ не мой Отто,-- проворчалъ Куно.

-- Такъ чей же послѣ этого?

-- Ты самъ первый руку сунешь въ огонь за него, еслибы понадобилось,-- сказалъ Куно, взглядывая на собесѣдника.

-- Я!-- вскричалъ тотъ.-- Я бы желалъ, чтобы его отдѣлали! Я грюнвальдскій патріотъ... членъ союза и имѣю медаль, и я буду помогать принцу! Я -- свободу и за Гондремарка.

-- Ну, все равно. Еслибы, кто другой связалъ его, ты бы ему спуску не даль, и самъ хорошо это знаешь.

-- Ты на своемъ принцѣ помѣшанъ!-- возразилъ тотъ.-- Да, вотъ и онъ самъ!-- закричалъ онъ черезъ минуту.

И дѣйствительно, въ разстояніи какой-нибудь мили внизу горы показался всадникъ на сѣрой лошади, быстро пронесшійся и скрывшійся среди деревьевъ.

-- Черезъ десять минутъ онъ будетъ къ предѣлахъ Герольштейна,-- замѣтивъ Куно.-- Горбатаго могила исправятъ.

-- Если онъ загонитъ свою кобылу, я никогда ему этого не прощу,-- отвѣчалъ другой, собирая поводья.

Въ то время, какъ они спускались съ пригорка, чтобы догнать товарищей, солнце потухло и скрылось, и лѣсъ немедленно облекся сумракомъ и тишиной ранней ночи.

II.
Принцъ разыгрываетъ Гарунъ-аль-Рашида.

Ночь спустилась вокругъ принца въ то время, какъ онъ ѣхалъ по зеленымъ тропинкамъ въ лѣсу нижней долины; и хотя звѣзды глядѣли сквозь верхушки пирамидальныхъ сосенъ, правильныхъ и темныхъ какъ кипарисы, по свѣтъ ихъ мало помогалъ всаднику, и онъ ѣхалъ на угадъ. Строгій ликъ природы, неопредѣленность путешествія, открытое небо и чистый воздухъ опьяняли его, какъ вино, и суровый рокотъ рѣки, по лѣвую отъ него руку, пріятно ласкалъ его слухъ.

Было уже половина девятаго, когда его усилія увѣнчались успѣхомъ, и онъ, наконецъ, выѣхалъ изъ лѣсу на шоссе. Отто остановился и оглядѣлся. Дорога бѣжала вдаль, соединяясь на пути съ другими, которыя вели во всѣ концы Европы, порою касаясь морского берега, порою пробираясь въ людные города. Безчисленная армія путешественниковъ и бродягъ двигалась по нимъ во всѣхъ направленіяхъ и вездѣ искали отдыха въ этотъ поздній часъ и стучались въ двери гостинницъ и постоялыхъ дворовъ. Картины возникали и пропадали въ умѣ принца; въ немъ проснулось желаніе, отъ котораго кровь закипѣла въ жилахъ: послѣдовать соблазну и пуститься въ дальній путь, куда глаза глядятъ, на-встрѣчу неизвѣстному. Но вскорѣ желаніе это прошло: голодъ и усталость, и привычка къ обыденнымъ дѣйствіямъ, которую мы зовемъ здравымъ смысломъ, снова вступила въ свои права. И съ этимъ новыхъ направленіемъ мыслей, онъ поглядѣлъ на два ярко освѣщенныхъ окна, по лѣвую руку, между дорогой и рѣкой.

Онъ свернулъ на боковую тропинку к черезъ нѣсколько минутъ постучалъ рукояткой хлыстика въ вдоха большой мызы. Сердитый хорь собачьихъ голосовъ отозвался на его стукъ. Очень высокій, старый, сѣдовласый человѣкъ, со свѣчой въ рукахъ, пришелъ отворить ворота. Онъ былъ, должно быть, большой силачъ въ свое время и очень красивъ, но теперь одряхлѣлъ, потерялъ зубы, и голосъ его, когда онъ заговорилъ, былъ слабъ и дребезжалъ.

-- Извините меня,-- сказалъ Отто,-- я путешественникъ и заблудился.

-- Господинъ,-- отвѣчалъ старикъ съ чувствомъ большого достоинства,-- вы находитесь на рѣчной мызѣ, а я Кильянъ Готтесгеймъ,-- къ вашимъ услугамъ. Мы здѣсь въ одинакомъ разстояніи отъ Митвальдена въ Грюневальдѣ и Бранденау въ Герольштейнѣ: въ шести миляхъ оттуда, и отсюда,-- и дорога превосходна. Но на пути нѣтъ ни трактира, ни постоялаго двора. Вамъ придется принять мое гостепріимство; оно незатѣйливо, но я предлагаю вамъ его отъ чистаго сердца, потому что,-- прибавилъ онъ съ поклономъ,-- гостей посылаетъ Господь.

-- Именно. Отъ всего сердца благодарю васъ,-- отвѣчалъ Отто, кланяясь въ свою очередь.

-- Фрицъ,-- крикнулъ старикъ внутрь двора,-- проведи лошадь господина, а вы соблаговолите войти.

Отто вошелъ въ комнату, занимавшую большую часть нижняго этажа. Она, по всей вѣроятности, была когда-то раздѣлена перегородкой, потому что одна половина пола была выше поднята чѣмъ другая, и соединена съ другой ступеньками. Отъ этого каминъ, въ которомъ горѣлъ огонь, и обѣденный столъ, накрытый бѣлой скатертью, казалось, стояли на эстрадѣ. Вдоль стѣнъ тянулись темные, выложенные бронзой шкапы и комоды; на темныхъ полкахъ стояла старинная, деревенская посуда; ружья и удочки висѣли по стѣнамъ; кромѣ того, видны были большіе, старинные часы съ розами на циферблатѣ и въ углу заманчивый боченокъ съ виномъ. Все было чисто, уютно и нарядно.

Атлетическій юноша поспѣшилъ заняться сѣрой кобылой, и послѣ того какъ Кильянъ Готтесгеймъ представилъ Отто своей дочери Оттиліи, послѣдній пошелъ въ конюшню какъ подобаетъ доброму конюху, но не принцу; когда онъ вернулся, дымящаяся яичница и нарѣзанные ломтики домашней ветчины дожидались его; за ними послѣдовали рагу и сыръ. И не прежде чѣмъ гость утолилъ свой голодъ и все общество разсѣлось около огня, вокругъ кружки съ виномъ, изысканная вѣжливость Кильяна Готтесгейма дозволила ему обратиться къ принцу съ вопросомъ.

-- Вы, быть можетъ, пріѣхали издалека?

-- Да, какъ вы говорите, издалека, и потому, какъ видите, оцѣнилъ по достоинству стряпню вашей дочери.

-- Вы, быть можетъ, изъ Бранденау?

-- Именно, и долженъ былъ вернуться туда на ночь, еслибы не замѣшкался въ Митвальденѣ,-- отвѣчалъ принцъ, слѣдуя рядомъ съ истиной по обычаю всѣхъ лгуновъ.

-- Вы были по дѣлу въ Митвальденѣ?

-- Нѣтъ, больше изъ любопытства. Я никогда не бывалъ въ княжествѣ Грюневальдъ.

-- Славная земля, милостивый государь, и славное населеніе. Какъ люди, такъ и сосны. Мы себя считаемъ отчасти грюневальдцами, такъ какъ живемъ такъ близко отъ границы. И рѣка эта тоже грюневальдская, вся какъ есть. Да-съ, милостивый государь, прекрасная земля. Грюневальдецъ переброситъ черезъ голову такой топоръ, какого герольштейнцу и не поднять даже; а сосны-то, милостивый государь, сосны-то, да ихъ здѣсь больше, чѣмъ людей на всемъ земномъ шарѣ. Вотъ уже двадцать лѣтъ, какъ я не переходилъ границы, потому что старики становятся домосѣдами, но я помню все, какъ еслибы это было вчера. Съ горы на гору, дорога прямехонько ведетъ отсюда въ Митвальденъ, и вдоль всей дороги ничего не видно, кромѣ славныхъ зеленыхъ сосенъ, большихъ и малыхъ, и воды, воды на каждомъ шагу, милостивый государь! Мы однажды продали участокъ лѣса, тамъ на горѣ, около большой дороги, и груда монетъ, которую мы за это получили, заставила меня съ тѣхъ поръ постоянно разсчитывать, сколько денегъ стоятъ всѣ сосны въ Грюневальдѣ.

-- Вы, вѣроятно, не видали принца?-- спросилъ Отто.

-- Нѣтъ,-- вмѣшался въ разговоръ молодой человѣкъ -- и не желаемъ видѣть.

-- Почему такъ? развѣ онъ такъ нелюбимъ?-- спросилъ Отто.

-- Не то, что нелюбимъ,-- отвѣчалъ старикъ,-- но презираемъ.

-- Въ самомъ дѣлѣ?-- проговорилъ Отто тихо.

-- Да, милостивый государь, презираемъ,-- кивнулъ головой Кильянъ, набивая длинную трубку,-- и если хотите знать мое мнѣніе, то совершенно справедливо. Вотъ человѣкъ, которому много дано, и какъ же онъ этимъ пользуется? Онъ охотится, заботится о своемъ туалетѣ, что довольно стыдно для мужчины, и играетъ комедію; если же онъ еще что-нибудь и дѣлаетъ, то мы объ этомъ не слыхали.

-- Однако, все это довольно невинныя занятія,-- замѣтилъ Отто;-- что же бы вы хотѣли, чтобы онъ дѣлалъ? воевалъ?

-- Нѣтъ, милостивый государь. Но вотъ, что я вамъ скажу: я вотъ пятьдесятъ лѣтъ прожилъ на рѣчной мызѣ, и работалъ изо дня въ день, я пахалъ и сѣялъ, и собиралъ жатву, рано вставалъ и поздно ложился, и вотъ результаты: всѣ эти годы мыза поддерживала меня и мое семейство и была для меня лучшимъ другомъ, какой у меня когда-либо былъ, кромѣ жены; и вотъ теперь, когда время приходитъ мнѣ отдохнуть, я оставляю эту мызу въ лучшемъ видѣ, нежели получилъ. Такъ всегда бываетъ, когда человѣкъ работаетъ въ порядкѣ вещей; онъ добываетъ свой: хлѣбъ и покой, и все, за что онъ ни возьмется, процвѣтаетъ. И вотъ, по моему скромному разумѣнію, принцу слѣдовало трудиться, какъ я трудился и пахалъ на своей мызѣ, и тогда онъ нашелъ бы всеобщее счастіе и любовь.

-- Я раздѣляю ваше мнѣніе,-- отвѣтилъ Отто,-- хотя параллель невѣрна. Жизнь фермера проста и безъискусственна; жизнь принца и сложна, и искусственна. Легко приносить пользу въ первой, и необыкновенно трудно не дѣлать зла во второй. Если ваша жатва пропадетъ, вы можете обнажить голову и сказать: -- Да будетъ воля Его! Но если принцъ встрѣтитъ неудачу, онъ самого себя долженъ упрекать за попытку дѣйствовать. И, быть можетъ, еслибы всѣ короли въ Европѣ ограничивались невинными развлеченіями, ихъ подданнымъ лучше бы жилось.

-- Вотъ, молодой человѣкъ,-- вмѣшался Фрицъ,-- вы правильно судите. Вы сказали чистую правду. И я вижу, что вы, какъ и я, добрый патріотъ и врагъ всякихъ принцевъ.

Отто былъ нѣсколько ошеломленъ такимъ неожиданнымъ выводомъ и поспѣшилъ перемѣнить разговоръ.

-- Но,-- сказалъ онъ,-- вы удивляете меня своими отзывами объ этомъ принцѣ Отто. Признаюсь, я слыхалъ, что его очень хвалили. Меня увѣряли, что онъ добрый человѣкъ и никому не врагъ, кромѣ самого себя.

-- И это вѣрно, милостивый государь,-- заговорила дѣвушка,-- онъ очень красивый, пріятный человѣкъ, и мы знаемъ людей, готовыхъ умереть за него.

-- О! Куно!-- сказалъ Фрицъ;-- невѣжда?

-- Да, Куно, это вѣрно!-- перебилъ старикъ фермеръ.-- Хорошо; такъ какъ господинъ совсѣмъ не знаетъ здѣшнихъ мѣстъ и интересуется принцемъ, то я думаю, что моя исторія его позабавитъ. Должно вамъ знать, милостивый государь, что этотъ Куно одинъ изъ егерей принца и самый невѣжественный, нетрезвый человѣкъ, настоящій грюневальдецъ, какъ мы говоримъ въ Герольштейнѣ. Мы здѣсь хорошо его знаемъ, такъ какъ онъ часто заходитъ къ намъ съ собаками; я я всегда гостепріимно принимаю его, не разбирая какой онъ націи или сословія. И въ самомъ дѣлѣ, между Герольштейномъ и Грюневальдомъ такъ давно держится миръ и согласіе, что дорога отъ нихъ къ намъ такъ же открыта, какъ и дверь въ мой домъ, и человѣку не труднѣе перейти черезъ границу, чѣмъ птицѣ перелетѣть черезъ нее.

-- О, да,-- сказалъ Отто,-- миръ длился долго, цѣлыя столѣтія.

-- Именно столѣтія,-- подтвердилъ Кильянъ -- и очень будетъ жаль, если это перемѣнится. Ну, такъ вотъ этотъ Куно, милостивый государь, однажды провинился, и Отто, который вспыльчивъ, принялся бить его хлыстомъ, и здорово, какъ говорятъ. Куно терпѣлъ сколько могъ, наконецъ, потерялъ терпѣніе и пригласилъ прница помѣриться съ нимъ на кулачкахъ, какъ человѣкъ съ человѣкомъ, и какъ это у насъ здѣсь водится, когда двое поссорятся. Ну, и чтожъ, принцъ согласился, и такъ какъ онъ не силенъ, то и оказался не въ авантажѣ; человѣкъ, котораго онъ только что билъ какъ невольника негра, приподнялъ его за шиворотъ и хлопнулъ объ землю.

-- Онъ сломалъ ему руку, а другіе говорятъ носъ. А я говорю: и подѣломъ! Бороться одинъ на одинъ, что можетъ быть лучше?

-- Ну, а потомъ что было?-- спросилъ Отто.

-- О, потомъ Куно снесъ его домой, и съ того дня они большіе пріятели. Я не говорю, замѣтьте, чтобы эта исторія служила не къ чести принцу; нисколько: она забавна, вотъ и все. Человѣкъ долженъ знать свои силы, прежде чѣмъ пускаться въ ратоборство. Одинъ на одинъ, какъ говоритъ мой племянникъ, лучше этого ничего нѣтъ для оцѣнки человѣка.

-- А знаете ли, если хотите, то я васъ удивлю,-- замѣтилъ Отто.-- Я думаю, что побѣдителемъ вышелъ принцъ.

-- И вы правы, милостивый государь,-- внушительно возразилъ Кильянь. Въ глазахъ Господа, вы правы; но люди, милостивый государь, судятъ иначе и смѣются.

-- Они пѣсенку сложили про это,-- замѣтилъ Фрицъ.-- Какъ бишь она поется? Та-тум-та-ра...

-- Хорошо,-- перебилъ Отто, которому не очень хотѣлось прослушать пѣсенку:-- принцъ молодъ и можетъ образумиться.

-- Не такъ ужъ молодъ, позвольте,-- закричалъ Фрицъ.-- Ему подъ сорокъ.

-- Тридцать-шесть,-- поправилъ старикъ Готтесгеймъ.

-- О!-- вскричала Оттилія, замѣтно разочарованная,-- онъ пожилой человѣкъ! А, говорятъ, онъ былъ такъ хорошъ собой, когда былъ молодъ.

-- И уже плѣшивъ,-- прибавилъ Фрицъ.

Отто провелъ рукою по своимъ кудрямъ. Въ этотъ моментъ онъ далеко не былъ счастливъ, и даже скучныя вечера въ Митвальденскомъ дворцѣ начинали казаться ему пріятными по сравненію.

-- О, тридцать-шесть лѣтъ!-- протестовалъ онъ. Чтожъ-такое? человѣкъ еще не старъ въ эти годы. Мнѣ самому тридцать-шесть лѣтъ.

-- Я бы вамъ далъ больше,-- утѣшилъ старикъ фермеръ. Но если такъ, то вы однихъ лѣтъ съ мастеромъ Оттекиномъ, какъ его зовутъ люди, и бьюсь объ закладъ, что больше поработали на своемъ вѣку, чѣмъ онъ. Хотя эти годы и кажутся невелики по сравненію съ такимъ преклоннымъ возрастомъ, какъ мой, но все же это пора разумная, и даже глупцы и лѣнтяи начинаютъ тяготиться жизнью въ эти годы и казаться стариками. Да-съ, милостивый государь, въ тридцать пять лѣтъ человѣку богобоязненному слѣдуетъ уже создать себѣ домашній очагъ и нажить жену и дѣтей въ бракѣ; и его дѣла, какъ говорить писаніе, сказываются на немъ.

-- Чтожъ, принцъ женатъ,-- захохоталъ Фрицъ.

-- Это васъ, кажется, забавляетъ?-- освѣдомился Отто.

-- Ахъ!-- сказалъ грубіянъ. Развѣ вы ничего объ этомъ не знаете?

И сдѣлалъ жесть, долженствовавшій пояснить самымъ нагляднымъ образомъ его оскорбительный намекъ.

-- Ахъ, милостивый государь,-- продолжалъ самъ старикъ Готтесгеймъ,-- вотъ и видно, что вы не здѣшній. Но по-правдѣ сказать вся княжеская фамилія и весь дворъ -- таковы, что ихъ ничѣмъ не исправишь. Они живутъ въ праздности, и результатъ этого самый обыкновенный: развращенность. У принцессы есть любовникъ баронъ, какъ онъ себя величаетъ, изъ восточной Пруссіи. Но хуже всего то, что этому иностранцу и его любовницѣ позволяютъ вершить государственныя дѣла, между тамъ какъ принцъ живетъ въ свое удовольствіе и предоставляетъ государство на погибель. Хотя я и старъ, а навѣрное доживу до того, что все пойдетъ въ чорту.

-- Дядюшка, вы заблуждаетесь на счетъ Гондремарка,-- сказалъ Фрицъ, съ большимъ одушевленіемъ. Во всемъ остальномъ вы правы, и говорите какъ добрый патріотъ. Что касается принца, то еслибы онъ взялъ да и задушилъ свою жену, я бы ему это извинилъ.

-- Нѣтъ, Фрицъ, это значило бы присоединять злодѣяніе въ беззаконію,-- сказалъ старикъ. Вы понимаете, милостивый государь,-- обратился онъ къ злополучному принцу,-- что этотъ Отто самъ виноватъ во всѣхъ этихъ безпорядкахъ. Онъ самъ выбралъ себѣ молодую жену и клялся любить ее и беречь свое государство.

-- Поклялся предъ алтаремъ,-- вторилъ Фрицъ,-- но подите, вѣрьте этимъ людямъ.

-- Да-съ, милостивый государь, онъ предалъ и жену, и государство въ руки искателя приключеній изъ восточной Пруссіи, продолжалъ фермеръ,-- дозволилъ соблазнить свою жену и позволяетъ ей такъ дурно себя вести, что имя ея стало притчей во языцѣхъ, а вѣдь ей нѣтъ еще и двадцати лѣтъ; дозволяетъ обременять свое государство налогами и теперь готовится, ввергнуть его во всѣ бѣдствія войны...

-- Войны!-- вскричалъ Отто.

-- Да, такъ говорятъ, милостивый государь; тѣ, которые слѣдятъ за всѣмъ, что происходитъ, предсказываютъ войну. Ну-съ, и это очень печально, милостивый государь, печально для бѣдной женщины, которая губитъ свою душу; печально для счастливой маленькой страны, которою дурно управляютъ; и виноватъ во всемъ этомъ, долженъ сознаться, не кто иной, какъ самъ Отто.

-- Онъ нарушилъ свою клятву; онъ значитъ клятвопреступникъ. Онъ беретъ деньги и не дѣлаетъ работы; ясное дѣло, что онъ дурной человѣкъ!-- перебилъ Фрицъ.

-- А теперь, милостивый государь, мы объяснимъ вамъ почему мы такого мнѣнія объ этомъ принцѣ Отто. Одно дѣло: быть честнымъ и порядочнымъ человѣкомъ въ частной жизни, и другое дѣло быть честнымъ общественнымъ дѣятелемъ, милостивый государь; но когда человѣкъ ни то, ни другое, Господи спаси его душу! Даже этотъ Гондремаркъ, о которомъ Фрицъ такого высокаго мнѣнія...

-- Да,-- перебилъ Фрицъ,-- Гондремаркъ мнѣ подушѣ. Я бы желалъ, чтобы у насъ былъ такой въ Герольштейнѣ.

-- Онъ дурной человѣкъ,-- покачалъ головой старикъ фермеръ,-- и никогда ничего хорошаго не выходило изъ нарушеніи заповѣдей Господнихъ. Но въ одномъ и съ тобой согласенъ: онъ человѣкъ дѣятельный и энергическій.

-- Говорю вамъ, что въ немъ вся надежда Грюневальда, закричалъ Фрицъ. Онъ не подходитъ къ нѣкоторымъ вашимъ стариннымъ, чопорнымъ, допотопнымъ понятіямъ, но онъ настоящій современный человѣкъ, человѣкъ просвѣщенный и прогрессивный. Онъ не хорошо поступаетъ въ нѣкоторыхъ вещахъ; но вѣдь и всѣ дѣлаютъ то же самое; а онъ принимаетъ близко къ сердцу народные интересы, и замѣтьте мои слова, милостивый государь, вы вѣдь либералъ и врагъ всѣхъ правительствъ -- замѣтьте прошу васъ, мои слова: наступитъ день въ Грюневальдѣ, когда сметутъ этого принца и эту Мессалину принцессу, выгонятъ за предѣлы государства и провозгласятъ президентомъ барона Гондремарка. Я слышалъ какъ это говорятъ ораторы. Я былъ на митингѣ въ Бранденау и митвальденскіе депутаты говорили отъ лица пятнадцати тысячъ народа. Пятнадцать тысячъ, всѣ завербованы въ бригады и носятъ медаль вокругъ шеи въ знакъ единенія. Это все дѣло Гондремарка.

-- Ахъ, милостивый государь, видите къ чему это приводитъ: сегодня дикія рѣчи, а завтра дикія дѣла,-- перебилъ старикъ. Одно несомнѣнно: что этотъ Гондремаркъ одной ногой стоитъ при дворѣ, а другой въ массонскихъ ложахъ. Онъ выдаетъ себя, милостивый государь, за патріота, какъ это нынче называется, этотъ пришлецъ изъ восточной Пруссіи!

-- Выдаетъ себя!-- закричалъ Фрицъ,-- онъ въ самомъ дѣлѣ патріотъ! Онъ отбросить свой титулъ какъ только что будетъ провозглашена республика: я слышалъ это говорили на митингѣ.

-- Отброситъ титулъ барона, чтобы стать президентомъ,-- замѣтилъ Кильянъ. Ну, вы проживете дольше моего и увидите плоды всего этого.

-- Отецъ,-- шепнула Оттилія, дергая отца за сюртукъ,-- этому господину навѣрное нездоровится.

-- Ахъ, извините,-- закричалъ фермеръ, возвращаясь къ обязанностямъ гостепріимнаго хозяина,-- не прикажете ли подать вамъ чего-нибудь?

-- Благодарю васъ, я очень усталъ,-- отвѣчалъ Отто.-- Я слишкомъ понадѣялся на свои силы. Если вы укажете мнѣ, гдѣ я могу лечь спать, я вамъ буду благодаренъ.

-- Оттилія, свѣчу, -- сказалъ старикъ,-- въ самомъ дѣлѣ, милостивый государь, вы очень поблѣднѣли. Не хотите ли рюмку водки? Нѣтъ?-- ну, такъ потрудитесь идти за мной, я васъ проведу въ комнату, предназначенную для гостей. Вы не первый будете гостемъ подъ моей кровлей,-- продолжалъ старикъ, поднимаясь но лѣстницѣ, впереди гости:-- здоровая пища, честное вино и спокойная совѣсть лучше всѣхъ аптечныхъ лекарствъ. Вотъ, милостивый государь!-- И тутъ онъ отворилъ дверь и ввелъ Отто въ маленькую оштукатуренную и выбѣленную спальную.

-- Здѣсь вы у пристани. Она мала, но воздухъ въ ней чисть и пахнетъ лавандой. Окно выходятъ на рѣчку, а нѣтъ музыки слаще журчанія воды. Она вѣчно поетъ одну и ту же пѣсню, но не надоѣдаетъ, какъ люди съ своими пѣснями. Она уносить умъ за предѣлы стѣнъ, и хотя мы должны благодарить Бога за хорошій кровъ, но все же ни одинъ не сравнится съ божіимъ домомъ, подъ открытымъ небомъ. И кромѣ того, милостивый государь, это успокоиваеть человѣка такъ же какъ и молитва. Теперь, милостивый государь, я прощусь съ вами до завтра; и желаю вамъ отъ души спать крѣпко, какъ спитъ принцъ.

Съ этими словами, старикъ, отвѣсивъ въ двадцатый разъ нижайшій поклонъ, оставилъ своего гостя одного.

III.
Принцъ утѣшаетъ старость и красоту и читаетъ наставленія о скромности въ любви.

Принцъ поднялся рано и вышелъ изъ дому какъ разъ въ тотъ моментъ, когда птицы затягиваютъ свой первый хоръ, а воздухъ особенно чистъ и свѣжъ, солнце еще не высоко поднялось надъ горизонтомъ, и тѣни ложатся длиной съ версту. Для человѣка, плохо спавшаго ночь, свѣжесть этого часа дня дѣйствуетъ успокоительнымъ и бодрящимъ образомъ. Встать раньше всѣхъ своихъ собратій, быть Адамомъ наступающаго дня, приводитъ въ равновѣсіе и укрѣпляетъ взволнованныя чувства. Принцъ, глубоко забирая въ себя воздухъ и останавливаясь на ходу, бродилъ по мокрымъ полямъ, рядомъ съ своей тѣнью, и былъ доволенъ.

Тропинка вела внизъ въ ложбину, и онъ пошелъ по ней. Рѣчка была бурливая; неподалеку отъ мызы она изливалась водопадомъ въ родѣ небольшой пропасти. По близости отъ водопада росло нѣсколько деревьевъ, плакучія вѣтви которыхъ образовали родъ бесѣдки. Солнце пробиралось сквозь ея листву и тамъ и сямъ ложилось золотистыми пятнами.

Отто, котораго терзала ревность и досада, тотчасъ же влюбился въ этотъ солнечный, веселый уголокъ. Онъ усѣлся и, протянувъ ноги, глядѣлъ, слушалъ, мечталъ и думалъ, думалъ безъ конца и безъ связи.

По всей вѣроятности, онъ уже давно спалъ, когда чей-то голосъ вывелъ его изъ забвенія.

-- Это вы,-- взывалъ голосъ.

И оглядѣвшись, онъ увидѣлъ дочь Кильяна, которая, пугаясь своей собственной смѣлости, дѣлала ему боязливые знаки съ берега.

Она была простая, честная дѣвушка, здоровая, счастливая и добрая, и въ ней была красота доброты и здоровья. Но смущеніе придавало ей въ настоящую минуту особую прелесть.

-- Добраго утра,-- сказалъ Отто, вставая и идя ей на встрѣчу. Я всталъ рано и теперь вздремнулъ.

-- О! вскричала она,-- я пришла просить вашу свѣтлость простить моего отца; увѣряю, что еслибы онъ зналъ, съ кѣмъ говоритъ, то скорѣе бы проглотилъ свой языкъ. И Фрицъ также... чего только онъ не наговорилъ. Но на меня находило сомнѣніе; а сегодня утромъ я пошла въ конюшню и увидѣла вензель вашей свѣтлости на стременахъ!-- ваша свѣтлость, пощадите ихъ; они невинны, какъ младенецъ.

-- Дитя мое,-- отвѣчалъ Отто, которому было и забавно, и весело; вы ошибаетесь. Виноватъ одинъ я, потому что мнѣ не слѣдовало скрывать своего имени и дать этимъ господамъ говорить обо мнѣ. И мнѣ теперь слѣдуетъ извиниться передъ вами и просить васъ сохранить мою тайну и не выдавать мой неделикатный поступокъ. Что касается вашихъ опасеній, то близкіе ваши вполнѣ безопасны отъ меня въ Герольштейнѣ; но даже и въ Грюневальдѣ, какъ вамъ извѣстно, я не очень могущественъ.

-- О, принцъ,-- отвѣчала она, присѣдая,-- не говорите этого; всѣ егеря умрутъ за васъ.

-- Какой я счастливый принцъ!-- но хотя вы изъ вѣжливости отрицаете это, но хорошо знаете, что я -- одна только декорація. То, что мы слышали вчера вечеромъ, достаточно ясно это показываетъ. Вы видите тѣнь, которая ложится на этотъ утесъ. Боюсь, что принцъ Отто -- ничто иное какъ тѣнь, а утесъ -- это Гондремаркъ. Ахъ! еслибы ваши близкіе напали на Гондремарка, другое дѣло! Къ счастію младшій изъ нихъ восхищается имъ. Что касается вашего почтеннаго отца, то онъ разсудительный человѣкъ и интересный собесѣдникъ и я готовъ поручиться, что честный человѣкъ.

-- О! что касается этого, ваша свѣтлость, то вы правы. Да и Фрицъ тоже честный человѣкъ. Все, что говорилось, одна пустая болтовня. Когда въ деревнѣ сплетничаютъ, то, увѣряю васъ, дѣлаютъ это только ради шутки. Еслибы вы пошли на сосѣднюю мызу, то услышали бы такія же обвиненія и противъ моего отца.

-- Ну, ну, вы это уже преувеличиваете. Потому что все, что было сказано про принца Отто...

-- О! это срамъ!-- закричала дѣвушка.

-- Нѣтъ, не срамъ, но правда! О, да, правда. Я именно таковъ, какимъ они меня изображаютъ, и еще хуже того.

-- Вотъ какъ вы это принимаете!-- вскричала Оттилія.-- Ну, плохой же вы были бы боецъ. Я не такъ смотрю на вещи. Если на меня нападаютъ, то я обороняюсь. О! я даю сдачи. И вамъ тоже слѣдуетъ дѣлать. Право, это что-то неслыханное. Вы, кажется, стыдитесь самого себя. Вы, должно быть, повѣрили и тому, что вы плѣшивы?

-- О, нѣтъ,-- засмѣялся Отто.-- Въ этомъ неповиненъ; я не плѣшивъ.

-- Слава Богу!-- продолжала дѣвушка.-- Послушайте, вѣдь вы прекраснѣйшій человѣкъ, и я заставлю васъ въ этомъ сознаться... Ваша свѣтлость, смиреннѣйше прошу васъ простить меня. Но вѣдь вы знаете, что я говорю такъ не отъ недостатка почтенія. И, конечно, вы знаете, что вы прекраснѣйшій человѣкъ.

-- Ну, что же мнѣ вамъ на это сказать? вы прекрасный поваръ и отлично стряпаете; пользуюсь случаемъ поблагодарить васъ за прекрасное рагу. Но развѣ вамъ не случалось видѣть прекраснѣйшей провизіи испорченной неискусной стряпней, такъ что ее никто въ ротъ не беретъ? Ну вотъ это я, моя душа. Я полонъ добрыхъ качествъ, но кушанье неудобосъѣдобно. Я... я объясню вамъ однимъ словомъ... я сахаръ въ салатѣ.

-- Какъ вамъ угодно, мнѣ все равно, но вы прекрасный человѣкъ,-- повторила Оттилія, покраснѣвъ оттого, что ничего не поняла въ сравненіяхъ принца.

-- Знаете ли, что я вамъ скажу: вы сами прекрасная дѣвушка.

-- Ахъ! вотъ это всѣ про васъ говорятъ, что вы мастеръ кружить головы, что у васъ такія медовыя рѣчи, такія медовая рѣчи!

-- О! вы забываете, что я пожилой человѣкъ,-- уязвилъ принцъ.

-- Если хотите знать правду, то вы мнѣ кажетесь юношей, и хотя бы были принцемъ или не принцемъ, еслибы вы пришли мѣшать мнѣ, когда я стряпаю, я бы заткнула себѣ уши... И, ахъ, ваша свѣтлость, простите мою болтовню... у меня, что на умѣ, то и на языкѣ.

-- И у меня также!-- вскричалъ Отто.-- И вотъ этимъ-то они какъ разъ и недовольны.

Они казались очень милой парочкой. Шумъ воды заставлялъ ихъ разговаривать гораздо громче, нежели это въ обычаѣ у влюбленныхъ. Но для ревниваго наблюдателя ихъ оживленныя лица и то, что они стояли такъ близко одинъ около другого, могло бы показаться подозрительнымъ. И вотъ послышался рѣзкій голосъ, звавшій Оттилію. Она перемѣнилась въ лицѣ.

-- Это Фрицъ,-- сказала она;-- я должна идти.

-- Идите, душа моя, и полагаю, что мнѣ нечего просить васъ успокоиться, такъ какъ вы сами видѣли, что я не особенно грозенъ при ближайшемъ знакомствѣ,-- отвѣчалъ принцъ, привѣтливымъ жестомъ отпуская ее.

Оттилія ушла, а Отто вернулся на старое мѣсто; но расположеніе духа его перемѣнилось. Солнце теперь поднялось уже довольно высоко въ небѣ и позлащало поверхность воды, въ которой отражались голубыя небеса и зеленая листва деревьевъ. Струйки сверкали и журчали; и красота окружающей природы начинала дѣйствовать на умъ принца обаятельнымъ образомъ. Этотъ очаровательный уголокъ былъ такъ близко отъ его предѣловъ, но все же внѣ ихъ. Онъ никогда не испытывалъ радости отъ владѣнія тысячью и одной прекрасныхъ и интересныхъ вещей, которыя ему принадлежали; но теперь чувствовалъ какъ бы зависть къ тому, что принадлежало другому. Это была, правда, веселая, дилетантская зависть, но все же зависть: пристрастіе Ахава къ чужому винограднику, но въ слабой степени, и онъ обрадовался, когда Кильянъ появился на сценѣ.

-- Надѣюсь, милостивый государь,-- сказалъ старикъ фермеръ,-- что вы хорошо почивали подъ моей скромной кровлей.

-- Я любуюсь прекраснымъ мѣстомъ, гдѣ вы имѣете счастіе жить,-- уклонился Отто отъ прямого отвѣта.

-- Оно простое, деревенское,-- отвѣчалъ Готесгеймъ, съ удовольствіемъ озираясь кругомъ; -- настоящая деревня и на нѣкоторыхъ поляхъ на западъ превосходная пахатная земля, глубокій черноземъ. Вы бы поглядѣли на мою пшеницу! Ни въ Грюневальдѣ, ни въ Герольштейнѣ не найдется ни одной фермы, которая могла бы сравниться съ рѣчной фермой. Урожаи удивительные, но это зависитъ отчасти и отъ хорошей обработки, милостивый государь.

-- А въ рѣкѣ водится рыба?

-- Пропасть. Да, это пріятное мѣстечко. Пріятно даже помечтать здѣсь у воды, подъ плакучими вѣтвями деревьевъ. Но только вы извините меня, милостивый государь, если и окажу, что вы уже дожили до тѣхъ лѣтъ, когда ревматизмы начинаютъ одолѣвать человѣка. Говорятъ, отъ тридцати до сорока -- самое время, когда они разгуливаются. А въ этомъ мѣстѣ бываетъ слишкомъ сыро раннимъ утромъ и на пустой желудокъ. На вашемъ мѣстѣ, милостивый государь, если позволите высказать свое мнѣніе, я бы ушелъ отсюда.

-- Съ удовольствіемъ,-- отвѣчалъ Отто серьезно.-- Итакъ, вы всю жизнь прожили здѣсь?-- прибавилъ онъ, когда они уходили.

-- Я здѣсь родился и здѣсь желалъ бы умереть. Но фортуна, вертитъ колесо. Люди говорятъ, что она слѣпа; мы будемъ надѣяться, что она только дальновидна. Мой дѣдъ, отецъ и я, мы всѣ пахали эти пашни, и мой плугъ слѣдовалъ по ихъ бороздамъ. И три имени вырѣзано на садовой скамейкѣ, два Кильяна и одинъ Іоганнъ. Да-съ, милостивый государь, добрые люди готовились въ великой перемѣнѣ въ моемъ старинномъ саду. Когда я припоминаю отца въ шерстяномъ ночномъ колпакѣ, какъ онъ бродилъ въ немъ на послѣдяхъ и говорилъ мнѣ:-- Кильянъ, видишь ты дымъ табачный? ну, вотъ это и есть жизнь человѣческая. То была его послѣдняя трубка, и мнѣ кажется, онъ это зналъ. И, конечно, чудно ему казалось разставаться съ деревьями, которыя онъ садилъ, и съ сыномъ, котораго воспиталъ, и даже съ старой трубкой съ головой турка, которую онъ курилъ съ тѣхъ самыхъ поръ, какъ выросъ и сталъ ухаживать ли дѣвушками. Но въ здѣшнемъ свѣтѣ мы жильцы непостоянные, а что касается будущей жизни, то отрадно думать, что мы можемъ разсчитывать на милость Божію, а не на одни наши заслуги. И, однако, вы себѣ представить не можете, какъ мнѣ тяжело думать, что я умру не подъ этой кровлей.

-- Но почему же? развѣ вы должны отсюда переѣхать?

-- Почему? потому что ферму продаютъ за три тысячи талеровъ. Будь только треть этой суммы, у меня хватило бы кредита и сбереженій, чтобы купить ее. Но три тысячи талеровъ -- слишкомь большая сумма, и если только счастіе мнѣ не улыбнется и новый владѣлецъ не захочетъ продолжить мнѣ аренду, то я долженъ буду отсюда выселиться.

Это извѣстіе только усилило увлеченіе Отто этимъ уголкомъ и къ нему прилѣпились еще другія чувства Если все, что онъ слышатъ, была правда, то въ Грюневальде скоро станетъ слишкомъ неуютно для владѣтельнаго князя. А потому хорошо приготовить себѣ убѣжище,-- и можно ли представитъ себѣ болѣе очаровательное? Кромѣ того, старикъ Гоггесгеймъ внушалъ ему симпатію. Каждый человѣкъ любитъ въ душѣ своей разыграть родъ благодѣтельнаго божества. А помочь старику фермеру, который такъ грубо отдѣлывалъ его, было бы идеаломъ благородной мести. Мысли Отто прояснились отъ этого плана, и онъ сталъ смотрѣть на себя съ удвоеннымъ уваженіемъ.

-- Я думаю, что найду вамъ покупщика,--сказалъ онъ,-- и такого, который будетъ счастливь пользоваться вашимъ искусствомъ

-- Неужели? я быль бы вамъ отъ души благодаренъ, потому что убѣдился, что человѣкъ можетъ ежедневно упражняться въ покорности судьбѣ, подобно тому, какъ упражняется въ гимнастикѣ, и все-таки -- не достичь цѣли.

-- Когда вы будете составлять купчую крѣпость, то можете даже упомянуть о томъ, что аренда ваша будетъ пожизненная.

-- Быть можетъ, вашъ пріятель согласится перевести аренду послѣ меня на Фрица. Онъ хорошій малый.

-- Фрицъ молодъ, -- сухо замѣтилъ принцъ. Онъ долженъ самъ заработать себѣ положеніе, а не наслѣдовать его.

-- Онъ давно уже работаетъ на фермѣ.-- настаивалъ Гоггесгеймъ,-- и при моихъ преклонныхъ лѣтахъ -- мнѣ вѣдь исполнится семьдесятъ восемь лѣтъ -- для владѣльца было бы безпокойно думать о томъ, кто-то будетъ моимъ преемникомъ. А обезпечивъ за собой труды Фрица, владѣлецъ былъ бы спокоенъ. Фрица же навѣрное соблазнитъ непрерывность аренды.

-- У молодого человѣка еще не установившіеся взгляды,-- возразить Отто.

-- Быть можетъ, покупатель...-- началъ Кильянъ.

Черта неудовольствія появилась на щекахъ Отто.

-- Я самъ покупатель,--объявилъ онъ.

-- Я догадывался, -- отвѣчалъ фермеръ, отпуская старомодный, почтительный поклонъ.-- Вы осчастливили старика, и, право, я могу сказать, что нечаянно-негаданно пріютилъ у себя ангела. Милостивый государь, еслибы у вельможъ -- а по всему я вижу что вы вельможа -- были такія сердца, какъ ваше, то сколькихъ бѣдняковъ они могли бы осчастливить!

-- Не слѣдуетъ такъ строго судить ихъ,-- отвѣчалъ Отто,-- у насъ у всѣхъ есть свои слабости и недостатки.

-- Истинная правда,-- замѣтилъ Кильянъ набожно.--А какимъ именемъ долженъ я величать своего будущаго великодушнаго хозяина?

Воспоминаніе объ англійскомъ путешественникѣ. котораго онъ принималъ на прошлой недѣлѣ при своемъ дворѣ, и объ одномъ давнишнемъ англійскомъ грубьянѣ, котораго онъ знавалъ во дни юности, одновременно пришло въ голову принца.

-- Мое имя -- Трансомъ,-- объявилъ онъ.-- Я англійскій путешественникъ... Сегодня вторникъ. Въ четвергъ до полудня, деньги будутъ готовы. Мы сойдемся, если хотите, въ Митвальденѣ, въ "Утренней Звѣздѣ".

-- Я къ вашимъ услугамъ,-- отвѣчалъ фермеръ. -- Итакъ, вы англичанинъ! вы принадлежите къ породѣ великихъ путешественниковъ. А знакомы ли вы хотъ сколько-нибудь съ сельскимъ хозяйствомъ.

-- Я имъ когда-то интересовался,--отвѣчалъ принцъ.-- Къ тому же фортуна, какъ вы вѣрно замѣтили, перемѣнчива, и я желаю обезпечитъ себя на случай революцій.

-- Разумно дѣлаете, милостивый государь,--замѣтилъ фермеръ.

Они прибавили шагу, но, подходя къ фермѣ, услышали голоса, которые спорили все громче и громче. И выйдя изъ за деревьевъ. Они увидѣли въ нѣсколькихъ шагахъ Фрица съ Оттиліей.

Первый былъ внѣ себя отъ ярости, подкрѣплялъ свои грубыя рѣчи, взмахами кулака; послѣдняя казалась смущенной, но энергически защищалась.

-- Боже мой!-- проговорилъ Гоггесгеймъ и какъ будто хотѣлъ своротить съ дороги.

Но Отто прямо направился къ молодымъ людямъ, въ ссорѣ которыхъ, ему казалось, что онъ играетъ важную роль. И дѣйствительно, завидя принца, Фрицъ остановился въ трагической позѣ, какъ бы поджидая и вызывая его.

-- А, вотъ и вы!-- закричалъ онъ, какъ только они подошли такъ близко, что слова можно было разслышать.-- Вы во всякомъ случаѣ мужчина и должны мнѣ отвѣтить. Что вы дѣлали вдвоемъ въ кустахъ? Зачѣмъ вы тамъ сошлись? Господи! -- закричалъ онъ, снова поворачиваясь къ Оттиліи, -- подумать только, что я отдалъ вамъ свое сердце!

-- Извините,-- перебилъ его Отто,-- вы обращались во мнѣ. Въ силу какихъ обстоятельствъ, я обязанъ отдавать вамъ отчетъ въ поведеніи этой молодой дѣвицы? Что вы ей -- отецъ? братъ? мужъ?

-- О, милостивый государь, вы отлично знаете, въ чемъ дѣло,-- отвѣчалъ крестьянинъ. Мы понравилась другъ другу; но я отвергаю ее, потому что она мнѣ невѣрна. У меня тоже есть своя гордость.

-- Прекрасно, я вижу, что долженъ объяснить вамъ, что такое любовь,-- сказать Отто.-- Она измѣривается добротой. Весьма возможно, что вы горды; но и у этой дѣвицы тоже можетъ быть чувство собственнаго достоинства; ужъ я не говорю про себя самого. И, быть можетъ, если бы спросить у васъ отчетъ въ вашихъ поступкахъ, то вамъ было бы не совсѣмъ удобно отвѣтить.

-- Это все отговорки,-- закричалъ молодой человѣкъ.-- Вы отлично знаете, что мужчина все-таки мужчина, а женщина только женщина. Я задалъ вамъ вопросъ и жду отвѣта.

-- Когда вы глубже изучите либеральныя теоріи, то быть можетъ перемѣните свой тонъ, -- отвѣчалъ принцъ.-- Вы прибѣгаете къ фальшивsмъ мѣрамъ и вѣсамъ, мой юный другъ. У васъ одинъ аршинъ для женщинъ и другой для мужчинъ; одинъ для принцевъ и другой для фермеровъ. Къ принцу, который невнимателенъ къ женѣ, вы относитесь очень строго. Но какъ относитесь вы къ любовнику, оскорбляющему любимую женщину? Вы называете это любовью. Я бы нашелъ весьма естественнымъ, еслибы эта дѣвица потребовала, чтобы ее избавили отъ такой любви. Потому что, еслибы я, посторонній человѣкъ, позволилъ себѣ быть вполовину такимъ грубымъ, то вы по всей вѣроятности, и вполнѣ справедливо, свернули бы мнѣ шею. Въ вашу роль любовника входитъ защищать ее отъ дерзостей. Ну, такъ прежде всего защитите ее отъ самого себя.

-- О!-- замѣтилъ Готтесгеймъ, слушавшій, заложивъ руки за спину,-- это святая истина.

Фрицъ былъ смущенъ не только непоколебимымъ превосходствомъ манеръ принца, но и смутился сознаніемь, что попалъ въ просакъ.

Кромѣ того, его совсѣмъ сбило съ позиціи воззваніе къ либеральнымъ теоріямъ.

-- Хорошо,-- сказалъ, онъ,-- если я быть грубъ, то охотно извиняюсь. Я ничего худого не хотѣлъ и былъ въ своемъ правѣ. Но я выше всѣхъ этихъ пошлыхъ понятій, и если говорилъ рѣзко, то прошу у нея прощенія.

-- Охотно прощаю,-- объявила Оттилія.

-- Но мнѣ все еще не отвѣтили на мой вопросъ. Я спрашивалъ, о чемъ вы вдвоемъ разговаривали. Она говоритъ, что обѣщала не сообщать объ этомъ; но и все-таки хочу знать. Вѣжливость вѣжливостью, но я не позволю себя морочить. Я имѣю права, когда я ухаживаю за дѣвушкой.

-- Если вы разспросите г. Готтесгейма, то увидите, что я не терялъ времени. Я рѣшилъ сегодня утромъ купить эту ферму. На столько я готовъ удовлетворить ваше любопытство, хотя и признаю его празднымъ.

-- О, прекрасно, если тутъ замѣшано дѣло, то это совсѣмъ другой вопросъ. Хотя меня удивляетъ, почему вы не хотѣли говорить. Но, конечно, если вы покупаете ферму, то и разговору конецъ.

-- Разумѣется,-- замѣтилъ Готтесгеймъ, тономъ глубокаго убѣжденія.

Но Оттилія не унялась.

-- Что я вамъ говорила!-- съ торжествомъ закричала она.-- Я говорила вамъ, что хлопотала о васъ же. Теперь вы убѣдились въ этомъ? Стыдитесь своего подозрительнаго нрава! Вы бы должны были на колѣняхъ проситъ прощенія у меня и у этого господина.

IV.
Принцъ знакомится по дорогѣ съ общественнымъ мнѣніемъ.

Незадолго до полудня, Отто, благодаря искусснѣйшей тактикѣ, успѣлъ выбраться съ фермы неузнаннымъ. Онъ легко отдѣлался отъ напыщенной благодарности Кильяна и отъ довѣрчиваго поклоненія Оттиліи, но Фрицъ не такъ-то легко отсталъ отъ него. Этотъ юный политикъ таинственно подмигивая ему, предложилъ проводить его до большой дороги, и Отто, опасаясь ради молодой дѣвушки, чтобы у него не осталось какихъ-нибудь ревнивыхъ подозрѣній въ душѣ, не рѣшился напрямки отказаться отъ его проводовъ. Но съ досадой поглядывалъ на него и отъ всей души желалъ, чтобы онъ поскорѣй оставилъ его въ покоѣ.

Нѣкоторое время Фрицъ молча шелъ рядомъ, и они уже миновали полъ-дороги, когда онъ поглядѣлъ на своего спутника и покраснѣвъ открылъ огонь.

-- Не правда-ли,-- спросилъ онъ,-- вы такъ-называемый соціалистъ?

-- Ну, нѣтъ, не могу этого сказать,-- отвѣчалъ Отто.-- Почему вы меня объ этомъ спрашиваете?

-- Я вамъ скажу -- почему. Я сразу увидѣлъ, что вы красный прогрессистъ и что только боязнь старика Кильяна удерживаетъ васъ. И въ этомъ вы правы, милостивый государь: старики всѣ трусы. Но въ наше время, знаете, существуетъ столько группъ, что вы никогда не можете знать, на сколько прогрессивенъ человѣкъ, и я не былъ увѣренъ, что вы принадлежите къ свободнымъ мыслителямъ, пока вы не намекнули про женщинъ и про свободную любовь.

-- Въ самомъ дѣлѣ?-- вскричалъ Отто. Я, кажется, ни слова объ этомъ не говорилъ.

-- Конечно! мы ничего не сказали такого, что могло бы васъ компрометтировать! Вы только забросили сѣмена; испытывали почву, какъ говоритъ нашъ президентъ. Но меня трудно обмануть, потому что я знакомъ съ агитаторами, ихъ манерой, и всѣми ихъ ученіями; и между нами будь сказано,-- прибавилъ Фрицъ, понижая голосъ,-- я самъ принадлежу къ тайному обществу. О, да, я заговорщикъ, и вотъ моя медаль.

И вынувъ зеленую ленту, которую носилъ на шеѣ, онъ показалъ Отто оловянную медаль, съ изображеніемъ феникса и словомъ: Libertas.

-- Вотъ теперь вы видите, что можете довѣриться мнѣ,-- продолжалъ Фрицъ;-- я не трактирный болтунъ, я убѣжденный революціонеръ.

И онъ внушительно взглянулъ на принца.

-- Вижу,-- отвѣчалъ Отто,-- очень пріятно слышать. Но, послушайте, для блага страны важнѣе всего, если вы будете честнымъ и добрымъ человѣкомъ. Все зиждется на этомъ. Что касается меня, то хотя вы не ошиблись, и мнѣ приходится заниматься политикой, но по своему уму и характеру и неспособенъ къ руководящей роли. Боюсь, что природа предназначила меня быть субалтерномъ. Но всѣмъ, намъ, господинъ Фрицъ, приходится болѣе или менѣе командовать, хотя бы только своими страстями: а человѣку, собирающемуся жениться; слѣдуетъ и подавно держать себя въ рукахъ. Мужъ, подобно королю, весьма искусственная власть, и трудно съ достоинствомъ исправлять какъ ту, такъ и другую. Вы слѣдите за мной?

-- О, да, слѣжу,-- отвѣчалъ молодой человѣкъ, сильно разочарованный въ томъ, что слышалъ.

Но вдругъ лицо его прояснилось.

-- Вы для чего купили ферму?-- спросилъ онъ.

-- Узнаете впослѣдствіи,-- смѣясь отвѣчалъ принцъ.-- Умѣрьте свое рвеніе. И будь я на вашемъ мѣстѣ, я, знаете, поменьше бы болталъ объ этомъ.

-- О, повѣрьте, что я не болтунъ,-- закричалъ Фрицъ, кладя въ карманъ золотой, который ему подалъ принцъ. Да вы ничего мнѣ и не сказали: я подозрѣвалъ самъ, я, можно сказать, по первому же взгляду догадался. И помните, что если вашъ понадобится проводникъ, то я знаю всѣ тропинки въ лѣсу.

Отто, подсмѣиваясь, поѣхалъ дальше. Разговоръ съ Фрицемъ чрезвычайно позабавилъ его. Онъ былъ доволенъ также своимъ поведеніемъ на фермѣ. Люди вели себя глупѣе въ менѣе трудныхъ обстоятельствахъ. И къ довершенію всего апрѣльское утро и дорога были восхитительны.

Дорога лежала въ сторонѣ отъ городовъ и селъ, остававшихся по лѣвую руку. Тамъ и сямъ на днѣ зеленыхъ долинъ, принцъ могъ видѣть скученныя кровли домовъ или одинокія хижины дровосѣковъ. Но большая дорога была международнымъ предпріятіемъ и своей далью, какъ бы смѣялась надъ глухой жизнію Грюневальда. Она была также и очень пустынна. Близъ границы Отто встрѣтилъ отрядъ собственныхъ войскъ, маршировавшихъ по пыли и жару. Его узнали и слабо привѣтствовали. Но большую часть времени, онъ ѣхалъ одинъ среди высокихъ сосенъ.

Мало-но-малу хорошее расположеніе духа прошло: прежнія мысли, точно злыя насѣкомыя осадили его тучей, и рѣчи, выслушанный наканунѣ вечеромъ, снова забарабанили въ ушахъ, точно градъ. Онъ глядѣлъ на право и на лѣво, ища развлеченія, и вдругъ увидѣлъ перекрестную тропинку, круто сбѣгавшую съ горы, и на ней всадника, осторожно спускавшагося. Человѣческій голосъ или встрѣча, подобно источнику въ пустынѣ, былъ желанной вещью, и Отто замедлилъ ходъ коня, поджидая спутника. Онъ оказался краснолицымъ, плотнымъ селяниномъ съ парой туго набитыхъ мѣшковъ, перекинутыхъ черезъ сѣдло и фляжкой на перевязи. На окликъ принца, онъ отозвался весело и добродушно. И въ то же самое время сильно покачнулся въ сѣдлѣ. Очевидно, что онъ уже прикладывался къ фляжкѣ.

-- Вы ѣдете въ Митвальденъ?-- спросилъ принцъ.

-- Нѣтъ, только до перекрестка въ Танненбрунъ,-- отвѣчалъ человѣкъ.-- Хотите ѣхать вмѣстѣ.

-- Съ удовольствіемъ. Я даже поджидалъ васъ съ этой цѣлью,-- сказалъ Отто.

Въ это время они уже съѣхались, и человѣкъ, съ инстинктомъ сельскаго жителя, прежде всего оглядѣлъ, коня своего спутника.

-- Чортъ побери!-- закричалъ онъ,-- какой у васъ славный конь, пріятель!

И теперь, когда любопытство его было удовлетворено въ главномъ, онъ занялся второстепеннымъ -- лицомъ своего спутника, И вздрогнулъ.

-- Принцъ!-- вскричалъ онъ,-- кланяясь и снова такъ покачнулся, что чуть совсѣмъ не вылетѣлъ изъ сѣдла.

-- Прошу прощенья у вашей свѣтлости, что не съ разу призналъ васъ.

-- Если вы меня узнали,-- сказалъ принцъ,-- то безполезно намъ ѣхать вмѣстѣ... Я поѣду впередъ, съ вашего позволенія.

И онъ готовился пришпорить коня, когда полупьяный спутникъ, догнавъ его, схватилъ коня за узду.

-- Слушайте-ка, пріятель,-- закричалъ онъ,-- принцъ или не принцъ, а такъ негодится себя вести человѣку. Какъ?-- вы хотѣли ѣхать со мной инкогнито и заставить меня болтать! Но теперь когда оказалось, что я знаю васъ, вы желаете ѣхать впередъ! Шпіонъ!

И человѣкъ этотъ, красный отъ выпитаго вина и оскорбленнаго самолюбія, въ упоръ сказалъ это слово въ лицо принцу.

Отто жестоко смутился. Онъ спохватился, что поступилъ грубо, слишкомъ понадѣявшись на свое положеніе. Быть можетъ, также и капелька физическаго страха примѣшивалась къ его конфузу, такъ какъ спутникъ его смотрѣлъ силачемъ и быль не совсѣмъ трезвъ.

-- Пустите мою узду,-- сказать тѣмъ не менѣе Отто повелительно.

И когда, къ его удивленію, человѣкъ повиновался, онъ прибавилъ:

-- Вы должны бы понять, что если я былъ радъ ѣхать съ вами, какъ съ разумнымъ человѣкомъ и выслушивать ваши настоящія мнѣнія, то мнѣ нисколько не весело выслушивать пустые комплименты, съ какими вы ко мнѣ будете обращаться, зная, что я принцъ.

-- Вы думаете, что я буду вамъ лгать?-- закричалъ человѣкъ съ фляжкой, краснѣя еще сильнѣй.

-- Непремѣнно,-- отвѣтилъ Отто, вполнѣ овладѣвъ собой.-- Вы даже не покажете мнѣ медаль, которую носите на шеѣ.

Онъ увидѣлъ зеленую ленту вокругъ шеи своего спутника.

Перемѣна была мгновенная:-- красная физіономія помертвѣла, толстые, дрожащіе пальцы ухватились за предательскую ленту.

-- Медаль!-- закричалъ человѣкъ, вдругъ отрезвившись.-- У меня нѣтъ никакой медали.

-- Извините; я даже скажу вамъ, что изображено на мой медали:-- горящій фениксъ со словомъ Libertas.

Медалистъ онѣмѣлъ, а принцъ продолжалъ съ улыбкой:

-- Чудакъ вы, однако,-- жалуетесь на невѣжливость ее стороны человѣка, противъ котораго составляете заговоръ.

-- Заговоръ!-- протестовалъ человѣкъ.-- О, никогда!-- я не пойду ни на что преступное!

-- Вы странно заблуждаетесь,-- сказалъ Отто.-- Заговоръ уже самъ по себѣ преступенъ и казнится смертью. Да, я поручусь, что въ законѣ за это назначается тяжкое наказаніе хотя вамъ нечего такъ пугаться, потому что я не полицейскій. Но людямъ, занимающимся политикой, слѣдовало бы помнить и объ обратной сторонѣ медали.

-- Ваше высочество...-- началъ рыцарь бутылки.

-- Что за безсмыслица! -- вѣдь вы республиканецъ!-- закричалъ Отто.-- Какое вамъ дѣло до высочествъ? Но ѣдемъ вмѣстѣ. Такъ какъ вы этого такъ желали, то я не рѣшаюсь лишить васъ своего общества. Да кстати мнѣ надо васъ спросить кое-о чемъ. Почему, когда васъ такъ много... пятнадцать тысячъ, говорили мнѣ... но, вѣроятно, это преувеличено, не правда ли?

У его спутника послышался какой-то переливчатый звукъ въ горлѣ.

-- Почему, когда васъ такъ много,-- продолжалъ Отто,-- вы не придете ко мнѣ открыто и не объясните, чего вы желаете?-- что я говорю:-- чего вы требуете? Развѣ вы слышали, что я такъ страстно приверженъ къ власти? Врядъ ли. Итакъ, приходите смѣло, докажите мнѣ, что такіе какъ вы въ большинствѣ, и я отрекусь немедленно. Скажите это вашимъ пріятелямъ; удостовѣрьте ихъ въ моей готовности; убѣдите ихъ, что какъ бы они ни думали о моихъ недостаткахъ, врядъ ли они считаютъ меня такимъ неспособнымъ правителемъ, какимъ я самъ себя считаю. Я худшій изъ всѣхъ; могутъ ли они сказать больше.

-- О!-- я далеко не думаю...-- началъ человѣкъ.

-- Смотрите, вы уже готовитесь защищать мое правительство:-- на вашемъ мѣстѣ, я бы бросилъ заговоры. Вы такъ же мало годитесь въ заговорщики, какъ я въ принцы.

-- Одно только я скажу,-- объявилъ человѣкъ,-- мы не столько вами недовольны, какъ вашей женой.

-- Ни слова болѣе,-- перебилъ принцъ.

И послѣ минутнаго молчанія, прибавилъ:

-- Совѣтую вамъ еще разъ не путаться въ политику, и когда я увижу васъ вновь, то надѣюсь, что вы будете трезвы. Кто съ утра пьянъ, тотъ плохой судья даже и надъ худшимъ изъ принцевъ.

-- Я выпилъ, чтобы опохмелиться, а не затѣмъ, чтобы напиться,-- оправдывался человѣкъ. А еслибы и былъ пьянъ, то чтожъ такое? Кому отъ этого вредъ. Но моя мельница стоитъ безъ дѣла, и въ этомъ виновата ваша жена. И развѣ я одинъ страдаю? Подите и спросите. Гдѣ наши мельницы?-- гдѣ молодые люди, рабочія силы страны?-- гдѣ торговые обороты? Все парализировано. Нѣтъ, это не все одно и то же: если я страдаю не вашей винѣ, то и расплачиваюсь изъ своего тощаго кармана. А вамъ что отъ того, что я пьянъ? Пьяный или трезвый, я вижу,что мое отечество гибнетъ, и вижу, кто въ этомъ виноватъ. Ну вотъ я высказалъ свое мнѣніе, и вы можете теперь броситъ меня въ темницу, мнѣ все равно. Я сказалъ правду и больше не буду безпокоить ваше высочество своимъ присутствіемъ.

И мельникъ неуклюже поклонился, и подобралъ поводья.

-- Замѣтьте, что я не спрашивалъ, какъ васъ зовутъ,-- сказалъ Отто.-- Добрый путь!

И пришпоривъ коня, ускакалъ.

Но быстрая ѣзда не могла разсѣять его неудовольствія, потому что разговоръ съ мельникомъ былъ такой горькой пилюлей, которую ему трудно было проглотить. Началось съ того, что его попрекнули за манеры, и кончилось тѣмъ, что побили въ логикѣ, и то, и другое онъ претерпѣлъ отъ человѣка, котораго презиралъ. Всѣ старыя мысли вернулись съ удвоеннымъ ядомъ. Въ три часы пополудни, доѣхавъ до перекрестка, съ котораго шла дорога въ Бекштейнъ, Отто рѣшилъ свернуть туда и пообѣдать тамъ, не торопясь. Ничего хуже того, что было съ нимъ, не могло случиться.

Въ трактирѣ въ Бакштейнѣ, онъ замѣтилъ, тотчасъ же какъ вошелъ, молодого господина, принадлежащаго въ интеллигенціи: юноша обѣдалъ, держа передъ собой книгу. Отто усѣлся около него, извинившись предварительно, и спросилъ что онъ читаетъ.

-- Я просматриваю послѣднее сочиненіе доктора Готгольда, кузена и библіотекаря нашего принца въ Грюневальдѣ, человѣка большой эрудиціи и весьма остроумнаго.

-- Я знакомъ съ докторомъ, хотя я не читалъ еще его сочиненія.

-- Два преимущества, въ которыхъ я вамъ завидую,-- вѣжливо отвѣтъ молодой человѣкъ:-- вы пользуетесь большой честью и вамъ предстоитъ большое удовольствіе.

-- Доктора очень уважаютъ за его знанія, неправда ли?-- спросилъ принцъ.

-- Это человѣкъ замѣчательной силы ума,-- отвѣчалъ собесѣдникъ.-- Кто изъ насъ, молодыхъ людей, знаетъ что нибудь объ его кузенѣ, хотя онъ и принцъ?-- и кто не слыхалъ про доктора Готгольда? Умственная сила, единственная изъ всѣхъ отличій, коренится въ самой природѣ вещей!

-- Я имѣю честь говорить съ ученымъ, быть можетъ, съ писателемъ?-- спросилъ Отто.

Молодой человѣкъ покраснѣлъ.

-- Я имѣю нѣкоторыя права на оба эти титула, какъ вы вѣрно предположили,-- сказалъ онъ; вотъ моя карточка, я -- докторантъ Редереръ, авторъ нѣсколькихъ трактатовъ о политическихъ теоріяхъ и политической практикѣ.

-- Вы ужасно заинтересовали меня,-- сказалъ принцъ,-- тѣмъ болѣе, что, сколько я могъ замѣтить, мы здѣсь въ Грюневальдѣ находимся наканунѣ революціи. Прошу васъ, такъ какъ вы спеціально занимаетесь этимъ вопросомъ, сказать мнѣ:-- считаете ли вы, что это движеніе можетъ быть успѣшнымъ?

-- Я вижу,-- замѣтилъ молодой авторъ съ квелой усмѣшкой,-- что вы незнакомы съ моими сочиненіями. Я убѣжденный приверженецъ авторитета. Я не раздѣляю всѣхъ этихъ призрачныхъ утопій, которыми эмпирики убаюкиваютъ себя и подзадориваютъ невѣждъ. Дни этихъ идей прошли, повѣрьте мнѣ, или скоро пройдутъ.

-- Когда я гляжу вокругъ себя...-- началъ было Отто.

-- Когда вы глядите вокругъ себя,-- перебилъ докторантъ,-- вы видите невѣждъ. Но въ лабораторіи общественнаго мнѣнія, передъ свѣточемъ науки, мы начинаемъ отбрасывать эти фикціи. Мы начинаемъ возвращаться къ естественному порядку вещей, къ тому, что я бы назвалъ, заимствуя это выраженіе изъ терапевтики, выжидательнымъ леченіемъ злоупотребленій. Вы не перетолкуете того, что я вамъ говорю: -- страну, гдѣ мы видимъ такой порядокъ дѣлъ, какъ въ Грюневальдѣ, такого принца, какъ принцъ Отто, мы должны положительно ихъ осудитъ, они отстали отъ вѣка. Но я бы искалъ лекарства противъ этого не въ грубыхъ переворотахъ, но въ естественной замѣнѣ болѣе способнымъ принцемъ. Быть можетъ, вы найдете забавнымъ,-- прибавилъ докторантъ съ улыбкой,-- мое мнѣніе о томъ, какъ я понимаю роль принца. Въ настоящее время, когда ни ученые, не затворники больше, мы готовимъ себя къ практической дѣятельности. Я бы не желалъ ученаго принца, но желалъ бы, чтобы такой былъ около него. Я бы желалъ въ принцы человѣка хорошихъ, среднихъ способностей, скорѣе быстрыхъ, нежели глубокихъ; человѣка съ манерами вельможи, владѣющаго искусствомъ очаровывать и приказывать:-- привѣтливаго, снисходительнаго, обаятельнаго. Я наблюдалъ за вами съ той минуты, какъ вы вошли. Да, будь я подданнымъ грюневальдскимъ, я бы молилъ небо поставить во главѣ управленія такого человѣка, какъ вы.

-- Ну, врядъ ли!-- вскричалъ принцъ.

Докторантъ Редереръ засмѣялся отъ всего сердца.

-- Я зналъ, что удивлю васъ,-- сказалъ онъ.-- Мои идеи не идеи толпы.

-- Могу васъ увѣрить, что нѣтъ,-- подтвердилъ Отто.

-- Или, вѣрнѣе сказать,-- поправился докторантъ,-- не идеи нашего времени. Но, повѣрьте, наступитъ день, когда его идеи возьмутъ верхъ.

-- Позвольте мнѣ въ этомъ усомниться.

-- Скромность вещь похвальная,-- ухмыльнулся теоретикъ.-- Но увѣряю васъ, что съ такимъ совѣтчикомъ какъ докторъ Готгольдъ, вы были бы идеальнымъ правителемъ во всѣхъ практическихъ вопросахъ.

До сихъ поръ время пріятно протекало для Отто, но къ несчастію докторантъ оставался на ночь въ Бенигхейнѣ, такъ какъ былъ плохой всадникъ и любилъ путешествовать съ прохладой. И чтобы найти спутниковъ въ Мигвальдевь и уйти отъ собственныхъ мыслей, принцу приходилось осчастливитъ своимъ обществомъ нѣсколькихъ лѣсопромышленниковъ изъ различныхъ частей Германіи, роспивавшихъ вино довольно шумной компаніей на противуположномъ концѣ комнаты.

Ночь уже наступила, когда они сѣли на коней. Купцы громко говорили и смѣялись; у каждаго лицо напоминало полнолуніе; они шутили другъ съ другомъ, болтали и пѣли хоромъ, и то вспоминали про своего спутника, то забывали о немъ совершенно. Такимъ образомъ, Отто могъ совмѣстить и общество, и уединеніе, и порою прислушивался къ ихъ пустой болтовнѣ, порою къ голосамъ окружающаго лѣса. Слабое мерцаніе звѣздъ, тихіе лѣсные звуки, стукъ копытъ, съ музыкальнымъ ритмомъ ударявшихъ о землю, настроили его умъ на болѣе мирный ладъ. Онъ былъ почти спокоенъ духомъ, когда вся партія достигла вершины длиннаго холма, господствующаго надъ Митвальденомь.

Внизу, въ центрѣ лѣсовъ засверкали огоньки небольшого городка съ перекрещивавшимися улицами. Нѣсколько поодаль, по правую руку, дворецъ горѣлъ огнями точно какая-то фабрика.

Одинъ изъ купцовъ, хотя онъ и не зналъ Отто, былъ уроженцемъ Грюневальда.

-- Вонъ,-- сказалъ онъ, указывая на дворецъ хлыстомъ,-- царство Іезавели.

-- Что такое? почему вы его такъ называете?-- спросилъ другой, смѣясь.

-- Ахъ, такъ всѣ называютъ!-- отвѣчалъ грюневальдецъ и запѣлъ пѣсню, которую остальные, знакомые и со словами, и съ голосомъ, немедленно подхватили.

Ея свѣтлость Амалія-Серафима, принцесса Грюневальдская, была героиней, а Гондремаркъ -- героемъ этой баллады. Отто покраснѣлъ отъ негодованія. Онъ остановилъ лошадь и сидѣлъ, какъ оглушенный въ сѣдлѣ, а всадники продолжали спускаться съ холма безъ него.

Пѣсня пѣлась на грубый, простонародный напѣвъ и долго послѣ того, какъ словъ уже невозможно было разобрать, звуки ея, повторяемые эхомъ, оскорбительно раздавались въ ушахъ принца. Онъ бѣжалъ отъ этихъ звуковъ. По правую руку дорога сворачивала ко дворцу, и онъ послѣдовалъ по ней сквозь густыя тѣни и вѣтвистыя аллеи парка. Въ хорошій, лѣтній день это мѣсто бывало очень оживлено, когда бюргеры и придворные встрѣчались и раскланивались другъ съ другомъ; но въ этотъ часъ ночи, раннею весной, здѣсь было пустынно; даже птицы убрались на ночлегъ. Только зайцы шмыгали подъ прикрытіемъ темноты. Тамъ и сямъ бѣлѣлась статуя въ своей застывшей позѣ. Минутъ черезъ десять принцъ доѣхалъ до конца собственнаго дворцоваго сада, гдѣ находились конюшни, возлѣ моста, который велъ въ паркъ. Часы на дворѣ пробили десять, то же самое повторили и большіе часы на дворцовой башнѣ; и имъ откликнулись часы на городскихъ колокольняхъ. Около конюшенъ все было тихо; только слышенъ былъ стукъ копытъ лошадей, стоявшимъ въ стойлахъ, и цѣпей, за которыхъ онѣ были привязаны.

Отто слѣзъ съ лошади, и въ эту минуту ему припомнились глухіе толки, давно позабытые про безчестныхъ грумовъ и краденый овесъ. Онъ перешелъ черезъ мостъ, и подойдя къ окну, постучалъ шестъ или семь разъ особеннымъ манеромъ и при этомъ улыбнулся. Послѣ того отворилась форточка въ воротахъ и показалась при тускломъ свѣтѣ звѣздъ мужская голова.

-- Сегодня ночью нѣтъ ничего,-- сказалъ голосъ.

-- Принеси фонарь!-- приказалъ принцъ.

-- Святые угодники! Кто это такой?-- закричалъ грумъ.

-- Это я, принцъ,-- отвѣтъ Отто.-- Принеси фонарь, возьми кобылу, и впусти меня въ садъ.

Человѣкъ съ минуту молчалъ, и голова его торчала въ форточкѣ.

-- Ваша свѣтлость!-- проговорилъ онъ, наконецъ.-- Почему же, ваша свѣтлость, вы такъ странно постучались?

-- Потому что въ Митвальденѣ существуетъ на этотъ счетъ одно суевѣріе: будто отъ этого овесъ дешевѣетъ.

Что-то въ родѣ стона вырвалось изъ груди грума, и онъ убѣжалъ. Когда онъ вернулся, то даже при свѣтѣ фонаря было видно, что онъ блѣденъ, какъ мертвецъ. И рука его дрожала, когда онъ отворялъ ворота и бралъ кобылу подъ устцы.

-- Ваша свѣтлость,-- началъ онъ, наконецъ,-- Христа ради...

И умолкъ, подавленный сознаніемъ вины.

-- Что, Христа ради?-- весело спросилъ Отто.-- Христа ради, пусть подешевѣетъ овесъ.

И прошелъ въ садъ, оставивъ грума окаменѣвшимъ на мѣстѣ.

Садъ спускался рядомъ террасъ въ пруду. По одну сторону почва снова поднималась и была увѣнчана кровлями и птицами дворца. Новѣйшій фронтонъ съ колоннами, большая зала, большая библіотека, княжескіе аппартамеиты, оживленные и освѣщенные помѣщенія большого дома, всѣ выходили на городъ. Сторона, глядѣвшая въ садъ, была гораздо древнѣе; и здѣсь было почти темно; лишь немногія окна въ равныхъ этажахъ были освѣщены. Большая четырехугольная башня вздымалась, съуживаясь кверху, точно телескопъ. И поверхъ всего безжизненно висѣлъ флагъ.

Въ саду, погруженномъ въ сумерки и озаряемомъ одними звѣздами, пахло фіалками. Аллеи и бесѣдки глядѣли мрачно. Принцъ быстро сбѣгалъ по террасамъ и мраморнымъ лѣстницамъ, спасаясь отъ тяжелыхъ думъ. Но, увы! отъ послѣднихъ нѣтъ убѣжища! Но вотъ, когда онъ дошелъ до половины пути, до него донеслись звуки музыки изъ бальной залы, гдѣ дворъ танцовалъ. Звуки доносились слабо и прерывисто, но оживили въ памяти другіе, и сквозь нихъ Отто послышалась грубая пѣсня лѣсопромышленниковъ. Мрачный сплинъ окуталъ его душу. Вотъ онъ вернулся домой: жена его танцуетъ, а онъ съиграль шутку надъ лакеемъ. А тѣмъ временемъ, оба стали сказкой своихъ подданныхъ. И это онъ, Отто, превратился въ такого принца, въ такого мужа, въ такого человѣка! Онъ поспѣшно пошелъ дальше.

Черезъ нѣсколько шаговъ, онъ неожиданно наткнулся на часового; немного далѣе его окликнулъ другой; а на мостикѣ, перекинутомъ черезъ прудъ, его остановилъ офицеръ, проходившій съ патрулемъ. Бдительность придворной стражи была сегодня чрезвычайная, но любопытство заглохло въ душѣ Отто, и онъ только сердился на эти остановки. Привратникъ у чернаго входа впустилъ его и удивился, увидя принца такимъ разстроеннымъ. Черезъ внутреннія лѣстницы и покои, принцъ добрался до своей спальной, сорвалъ съ себя платье и бросился на постель. Бальная музыка продолжала долетать до него, а сквозь нее ему слышался хоръ купцовъ, распѣвавшихъ грубую пѣсню, спускаясь съ холма.

КНИГА II.

О любви и о политикѣ.

I.
Что случилось въ библиотекѣ.

На слѣдующее утро, въ шесть часовъ безъ четверти, докторъ Готтольдъ уже сидѣлъ за своей конторкой въ библіотекѣ. Около него стояла чашка чернаго кофе, а глаза его, время отъ времени, озирали бюсты и длинный рядъ книгъ въ различныхъ переплетахъ, между тѣмъ, какъ умъ былъ занятъ переборкой того, что было сдѣлано наканунѣ. Онъ былъ человѣкъ лѣтъ сорока, съ льняными волосами, тонкими, нѣсколько поблекшими чертами лица и свѣтлыми, уже потускнѣвшими глазами. Онъ вставалъ и ложился съ пѣтухами и всю жизнь посвящалъ двумъ вещамъ: эрудиціи и рейнвейну. Старинная пріязнь существовала между нимъ и Отто; они рѣдко видѣлись, но всегда въ такихъ случаяхъ становились на прежнюю дружескую ногу. Готгольдъ, дѣвственный жрецъ науки, полъ-дня завидовалъ своему кузену, когда тотъ женился, но никогда не завидовалъ его власти.

Чтеніе не было популярнымъ развлеченіемъ при грюневальдскомъ дворѣ, и эта большая, красивая, солнцемъ залитая галерея съ книгами и статуями на практикѣ оказывалась частнымъ кабинетомъ Готгольда. Но въ это утро онъ не долго просидѣлъ за манускриптомъ, какъ дверь отворилась и вошелъ принцъ. Докторъ глядѣлъ на чего пока онъ подходилъ, поочередно попадая въ полосу свѣта, проливаемаго утреннимъ солнцемъ черезъ каждое окошко. Отто казался такимъ веселымъ, шелъ такой воздушной походкой, былъ такъ хорошо одѣтъ и вымытъ, и завитъ, казался такимъ щеголемъ, такимъ воплощеніемъ изящества, что сердце его кузена отшельника невольно ожесточилось противъ него.

-- Здравствуй, Готгольдъ,-- сказалъ Отто, опускаясь въ кресло.

-- Здравствуй, Отто!-- отвѣчалъ библіотекарь.-- Ты сегодня рано поднялся! Что это случай или начало исправленія?

-- Пора исправиться, какъ ты думаешь?

-- Не могу представить себѣ этого,-- возразилъ докторъ.-- Я слишкомъ большой скептикъ, чтобы читать нравоученія; что касается добрыхъ намѣреній, то я вѣрилъ въ нихъ, когда былъ молодъ. Они бываютъ цвѣта радужныхъ надеждъ.

-- Если ты хорошенько подумаешь, то увидишь, что я принцъ непопулярный.

И взглядъ Отто показалъ, что его замѣчаніе есть въ то же время и вопросъ.

-- Популярный? да, но прежде всего слѣдуетъ условиться въ характерѣ популярности; бываетъ популярность буквоѣда, вполнѣ безличная и такая же нереальная, какъ и кошмаръ; бываетъ популярность политическая -- штука сложная и, наконецъ, твоя популярность, самая личная изъ всѣхъ. Женщины къ тебѣ льнуть; прислуга тебя обожаетъ и вообще тебя такъ же естественно любить, какъ гладить собаку. Еслибы ты былъ мельникомъ, то былъ бы самымъ популярнымъ человѣкомъ въ Грюневальдѣ. Какъ принцъ... гмъ! ну, да, ты стоишь на ложномъ пути. И надо бытъ пожалуй философомъ, чтобы это сознавать, какъ ты дѣлаешь.

-- Пожалуй философомъ!-- повторилъ Отто.

-- Да, пожалуй. Я не хочу былъ догматическимъ.

-- Пожалуй философомъ, но несомнѣнно недобродѣтельнымъ человѣкомъ.

-- Не римской добродѣтели,-- подтвердилъ отшельникъ.

Отто придвинулъ кресло ближе къ столу, оперся на него локтемъ и поглядѣлъ кузену прямо въ лицо.

-- Короче сказать, не мужественнымъ человѣкомъ, такъ что ли?

-- Пожалуй,-- отвѣчалъ кузенъ. И смѣясь, прибавилъ:

-- Я не думалъ, что ты гонишься за мужественностью, и это мнѣ нравилось, могу сказать, что я готовъ былъ этимъ восхищаться. Названія добродѣтелей оказываютъ извѣстное обаяніе на большинство людей; мы всѣ претендуемъ на нихъ, какъ бы они ни были несовмѣстимы съ нашимъ характеромъ; мы всѣ хотимъ быть и отважны, и вмѣстѣ съ тѣмъ осторожны; мы всѣ носимся съ своей гордостью; но хвалимся и своимъ смиреніемъ. Ты не таковъ. Безъ всякихъ компромисовъ ты остаешься самимъ собой. Это пріятно видѣть. Я всегда говорилъ: Отто человѣкъ безъ всякихъ претензій.

-- Безъ претензій, но и безъ всякой силы!-- закричалъ Отто.-- Мертвая собака въ канавѣ дѣятельнѣе, чѣмъ я. И вопросъ, который теперь стоитъ передо мной, вопросъ, который я долженъ рѣшить, во что бы то ни стало, Готгольдъ, это: не могу ли я, поработавъ надъ самимъ собой и пожертвовавъ собой, стать хорошимъ принцемъ?

-- Никогда,-- отвѣчалъ Готгольдъ.-- Брось эту мысль. И, кромѣ того, мое дитя, ты даже и не попытаешься стать имъ.

-- Нѣтъ, Готгольдъ, ты напрасно такъ говоришь. Если я по природѣ своей неспособенъ быть принцемъ, то что же я здѣсь дѣлаю съ моими доходами, дворцомъ и тѣлохранителями? И какимъ образомъ, я... буду настаивать на исполненіи законовъ другими?

-- Вопросъ затруднительный,-- согласился Готгольдъ.

-- Почему же мнѣ не попытаться?-- продолжалъ Отто.-- И я даже обязанъ попытаться. И пользуясь совѣтами и помощью такого человѣка, какъ ты...

-- Я!-- вскричалъ библіотекарь,-- упаси меня Богъ!

Отто хотя и не былъ въ особенно веселомъ настроеніи, не могъ не улыбнуться.

-- Однако, мнѣ говорили вчера вечеромъ,-- засмѣялся онъ,-- что такой безличный человѣкъ какъ я, въ соединеніи съ такимъ человѣкомъ, какъ ты, можетъ образовать наилучшее изъ правительствъ, какое только можно себѣ представить.

-- Желалъ бы знать, чье разстроенное воображеніе создало такое чудище,-- освѣдомился Готгольдъ.

-- Одинъ изъ твоихъ собратовъ по ремеслу... писатель, нѣкто Рёдереръ.

-- Рёдереръ! невѣжественный дуракъ!-- вскричалъ библіотекарь.

-- Ты неблагодаренъ,-- замѣтилъ Отто.-- Онъ твой горячій поклонникъ.

-- Неужели?-- спросилъ Готгольдъ, на котораго эти слова произвели, очевидно, впечатлѣніе. Ну, чтожъ, это говоритъ въ его пользу. Нужно будетъ перечитать эту галиматью. Все это тѣмъ похвальнѣе съ его стороны, что мы съ нимъ діаметрально противуположныхъ взглядовъ. Востокъ и западъ не могутъ быть дальше другъ отъ друга. Неужели я заставилъ его перемѣнить свои мнѣнія? Но нѣтъ; это походило бы на волшебную сказку.

-- Ты, значитъ, не приверженецъ авторитета?

-- Я? Упаси Богъ, нѣтъ. Я -- красный, мое дитя.

-- Ну, значитъ, я естественно могу задать тебѣ слѣдующій вопросъ. Если я не гожусь для своего поста, если друзья, мои съ этимъ согласны; если мои подданные требуютъ моего отреченія, если революція подготовляется, то не слѣдуетъ ли мнѣ пойти навстрѣчу неизбѣжному? не слѣдуетъ ли мнѣ предотвратить ужасы и покончить съ нелѣпостью своего положенія? Словомъ, не долженъ ли я отречься отъ престола? О, повѣрь мнѣ, я чувствую всю нелѣпость этого вопроса и безполезную трату словъ,-- прибавилъ онъ, пожимаясь,-- но даже такой маленькій принцъ, какъ я, не можетъ отречься безъ жестовъ. Онъ долженъ завернуться въ тогу и торжественно удалиться.

-- Или же спокойно оставаться на своемъ мѣстѣ,-- отвѣтилъ Готгольдъ.-- Какая муха укусила тебя сегодня? Развѣ ты не знаешь, что праздными руками дотрогиваешься до священнѣйшихъ кладязей философія, гдѣ таится безуміе? Да, Отто, безуміе! Въ свѣтломъ храмѣ мудреца, въ самомъ святилищѣ мудрости, которое мы держимъ на запорѣ, кишмя-кшпатъ противорѣчія. Всѣ люди, всѣ по существу безполезны; природа терпитъ ихъ, но въ нихъ не нуждается, не пользуется ими: они безплодные цвѣтки! Всѣ, всѣ безъ исключенія; всѣ строятъ зданіе на пескѣ, всѣ подобны ребенку, который дуетъ на стекло и пишетъ на немъ и стираетъ написанное, пишетъ и стираетъ пустыя и праздныя слова. Не говори больше объ этомъ. Говорю тебѣ, что на этомъ пути таится безуміе.

Готгольдъ всталъ съ кресла и опять сѣдъ. Онъ засмѣялся и, перемѣнивъ тонъ, продолжалъ:

-- Да, мой другъ, мы живемъ не затѣмъ, чтобы вести борьбу съ великанами; мы живемъ, чтобы быть счастливыми, подобно цвѣткамъ, если можемъ. И именно потому, что ты умѣлъ быть счастливъ, я всегда втайнѣ восхищался тобой. Оставайся вѣренъ этому принципу; повѣрь мнѣ, это единственный правильный. Будь счастливъ, будь празденъ, будь легкомысленъ! Къ чорту всякую казуистику! и предоставь править дѣлами Гондремарку, какъ было до сихъ поръ. Онъ, говорятъ, хорошо съ этимъ справляется, и его тщеславію льститъ такое положеніе.

-- Готгольдъ!-- вскричалъ Отто,-- что ты говоришь. Дѣло совсѣмъ не въ безполезности: я не могу ограничиться безполезностью. Я могу быть или полезенъ или вреденъ,-- то или другое. Я согласенъ съ тобой, что все мое княжество и я самъ -- чистѣйшая нелѣпость, сатира на государство, и что банкиръ или трактирщикъ, содержащій трактиръ, отправляютъ болѣе серьезныя обязанности, чѣмъ я. Но теперь, когда я цѣлыхъ три года умывалъ руки и предоставлялъ все: трудъ, отвѣтственность, честь и радости управленія -- если только таковыя существуютъ -- Гондремарку и... Серафимѣ...

Онъ замкнулся, произнося это имя, а Готгольдъ отвелъ глаза въ сторону.

-- Прекрасно...-- продолжалъ принцъ,-- что же вышло изъ этого? Налоги, армія, пушки -- къ чему все это? Все это напоминаетъ игрушечныхъ солдатиковъ! И народу надоѣла эта глупость! И теперь, слышу я, война, война затѣвается въ этомъ чайникѣ! Какая смѣсь нелѣпости и беззаконія! И когда наступитъ неизбѣжное -- революція -- кого будутъ бранить, кого обвинять передъ Богомъ и людьми? Меня! декоративнаго принца!

-- Я думалъ ты презираешь общественное мнѣніе.

-- Я презиралъ,-- мрачно произнесъ Отто,-- но теперь больше не могу. Я становлюсь старъ. И кромѣ того, Готгольдъ, въ дѣлѣ замѣшана Серафима. Ее ненавидятъ въ странѣ, куда я ее привезъ и дозволилъ ей ее испортить. Да, я далъ ей страну, какъ игрушку, и она сломала ее: отличный принцъ, чудесная принцесса! Даже жизнь ея, скажи самъ Готгольдъ, жизнь ея подвергается опасности или нѣтъ?

-- Сегодня пока нѣтъ, но если ты спрашиваешь меня серьезно, я не поручусь за завтрашній день. Ей даютъ плохіе совѣты.

-- А кто? Этотъ самый Гондремаркъ, которому ты совѣтуешь мнѣ предоставить дѣла,-- закричалъ принцъ.-- Драгоцѣнный совѣтъ! Путь, котораго я держался въ продолженіе трехъ лѣтъ, вотъ куда привелъ. О! ей даютъ плохіе совѣты! еслибы только это. Но полно, смѣшно намъ играть въ прятки. Ты знаешь, какія вещи про нее разсказываютъ?

Готгольдъ закусилъ губы и молча кивнулъ головой.

-- Послушай, ты не особенно хвалишь мое поведеніе, какъ правителя, но какъ, по твоему, я исполнялъ свои обязанности, какъ мужъ?

-- Нѣтъ, нѣтъ, это другая статья. Я старый холостякъ, старый монахъ. Я не могу давать тебѣ совѣтовъ на счетъ супружеской жизни.

-- Да я и не прошу совѣтовъ,-- сказалъ Отто, вставая.-- Все это должно кончиться.

Онъ сталъ ходить взадъ и впередъ по комнатѣ, заложивъ руки за спину.

-- Ну, Отто, помогай тебѣ Богъ,-- сказалъ Готгольдъ послѣ довольно продолжительнаго молчанія.-- Я не могу тебѣ помочь.

-- Отъ чего все это произошло?-- спросилъ принцъ, останавливаясь.-- Какъ мнѣ назвать свое поведеніе? Недовѣріе къ самому себѣ? Страхъ быть смѣшнымъ? Извращенное тщеславіе? Но не все ли равно какъ называется то, что поставило меня въ это положеніе? Я никогда не могъ хлопотать изъ пустяковъ. Я съ самаго начала стыдился этого игрушечнаго княжества. Мнѣ было невыносимо думать, что люди сочтутъ, что я серьезно къ нему отношусь, къ такой, явной нелѣпости! Я не могу дѣлать ничего, что можетъ показаться смѣшнымъ. У меня слишкомъ развитъ юморъ. То же самое и съ моей женитьбой! Я не вѣрилъ, что эта дѣвушка меня любитъ и не хотѣлъ навязываться; драпировался своимъ равнодушіемъ. Какое жалкое безсиліе!

-- Ахъ, мы одной съ тобой крови. Ты прекрасно изобразилъ характеръ прирожденнаго скептика.

-- Скептика? скажи: труса! Трусъ, вотъ настоящее слово! Дрянной, безголовый, легкомысленный трусъ!

Въ то время, какъ принцъ произносилъ эти слова съ необычайной энергіей, маленькій, толстый старый господинъ, отворившій дверь за спиной Готгольда, получилъ ихъ, точно зарядъ, прямо въ лицо. Съ своимъ попугаичьимъ носомъ, тонкими, сжатыми губами, маленькими, бѣгающими глазками, онъ былъ воплощенной формалистикой и при обыкновенныхъ обстоятельствахъ умѣлъ пускать пыль въ глаза зрителю напускной важностью и разсудительностью. Но при малѣйшей непріятности дрожащія руки и растерянные жесты выдавали слабость его характера. И въ настоящую минуту, когда онъ встрѣтилъ такой неожиданный пріемъ въ библіотекѣ Митвальденскаго дворца, бывшей обычно обителью безмолвія, руки его заболтались въ воздухѣ, точно его подстрѣлили, и онъ визгливо вскрикнулъ.

-- О!-- пролепеталъ онъ, приходя въ себя.-- Ваша свѣтлость! Прошу тысячу разъ прощенія. Но встрѣтить вашу свѣтлость въ такой ранній часъ въ библіотекѣ... такое неожиданное обстоятельство, я никакъ не могъ его предвидѣть.

-- Не велика бѣда, господинъ канцлеръ,-- отвѣчалъ Отто.

-- Я пришелъ по дѣлу, на минуту: вчера вечеромъ я оставилъ здѣсь бумаги у господина доктора,-- объявилъ канцлеръ Грюневальда. Господинъ докторъ, будьте такъ добры передать, ихъ мнѣ и я вамъ больше не буду мѣшать.

Готгольдъ выдвинулъ ящикъ въ конторкѣ и передалъ старику связку документовъ; послѣ приличныхъ поклоновъ тотъ уже готовился уйти.

-- Г-нъ Грейвенгезангъ,-- сказалъ принцъ,-- такъ какъ мы встрѣтились, то поговоримъ.

-- Я къ услугамъ вашей свѣтлости.

-- Все ли было спокойно въ мое отсутствіе?

-- Все идетъ какъ обыкновенно; ничего важнаго не случилось; важно, если запускать дѣла, если же аккуратно заниматься ими, они нисколько не важны. Слуги вашей свѣтлости ревностно исполняютъ вашу волю.

-- Мою волю, г. канцлеръ? Но когда же я вамъ что-нибудь приказывалъ? Я бы желалъ, чтобы вы сообщили мнѣ что-нибудь объ этихъ неважныхъ дѣлахъ.

-- Правительственная рутина, отъ которой ваша свѣтлость такъ разумно устранили свои досуги...-- началъ Грейзенгезангь.

-- Оставимъ мои досуги, перейдемъ въ фактамъ,-- настаивалъ Отто.

-- Дѣловая рутина шла обычнымъ порядкомъ,-- отвѣчалъ чиновникъ, замѣтно растерявшись.

-- Весьма странно, г. канцлеръ, что вы такъ настойчиво увертываетесь отъ моихъ вопросовъ. Вы заставляете меня предполагать, что ваше непониманіе намѣренное. Я спрашивалъ васъ: все ли спокойно? извольте отвѣчать.

-- Вполнѣ... о! вполнѣ спокойно!-- отвѣчалъ старикъ и, очевидно, вралъ.

-- Хорошо, я приму въ свѣденію ваши слова,-- замѣтилъ принцъ строго.-- Вы увѣряете меня, своего принца, что со времени моего отсутствія ничего не происходило, о чемъ вы были бы обязаны довести до моего свѣденія.

-- Ваша свѣтлость, беру въ свидѣтели васъ самихъ и господина доктора, что я этого не говорилъ.

-- Молчите!-- сказалъ принцъ и, подумавъ нѣкоторое время, прибавилъ:

-- Г. Грейзенгезангь, вы старый человѣкъ и служили моему отцу, прежде чѣмъ поступить на мою службу. Ваше достоинство страдаетъ, да и мое также отъ того, что вы будете мнѣ лгать и изворачиваться. Соберитесь съ мыслями и категорически извѣстите меня о томъ, что вамъ поручено отъ меня скрыть.

Готгольдъ, низко наклонявшись надъ своей конторкой, казался погруженнымъ въ работу; но плечи его подергивались отъ внутренняго хохота. Принцъ ждалъ, спокойно вертя въ пальцахъ носовой платокъ.

-- Ваша свѣтлость, такимъ неслужебнымъ порядкомъ и не имѣя въ рукахъ документовъ, мнѣ было бы трудно, почти невозможно, съ достовѣрностью изложить нѣкоторыя серьезныя обстоятельства, дошедшія до нашего свѣденія,-- сказалъ наконецъ старикъ.

-- Я не стану критиковать вашъ, образъ дѣйствій,-- возразилъ принцъ.-- Я желаю чтобы между нами не было никакихъ непріятностей, потому что я помню, что вы были мнѣ когда-то преданы и долгіе годы служили вѣрой и правдой. Поэтому оставимъ пока дѣла, которыя вамъ нужно еще разслѣдовать, и займемся тѣмъ, что у васъ теперь въ рукахъ. Что это за документы? извольте объяснить мнѣ это.

-- О, это! это пустяки, ваша свѣтлость,-- вскричалъ старикъ.-- Это полицейское дѣло, мелочь административнаго характера. Это просто на просто бумаги, захваченныя у англійскаго путешественника.

-- Захваченныя? въ какомъ смыслѣ? Объяснитесь.

-- Сэръ Джонъ Кробтри,-- вмѣшался Готгольдъ, поднимая голову,-- былъ арестованъ вчера вечеромъ.

-- Вѣрно ли это?-- сухо спросилъ Отто канцлера.

-- Это признано было необходимымъ,-- протестовалъ тотъ. Декретъ объ арестѣ былъ составленъ по всей формѣ съ бланковой подписью вашей свѣтлости. Я простой агентъ; я не имѣлъ никакихъ полномочій помѣшать этой мѣрѣ.

-- Какъ? этотъ путешественникъ, мой гость, арестованъ? на какомъ основаніи?

Канцлеръ что-то пробормоталъ.

-- Ваша свѣтлость, быть можетъ, найдете причину въ этихъ документахъ,-- сказалъ Готгольдъ, указывая перомъ на бумаги.

Отто взглядомъ поблагодарилъ своего кузена

-- Дайте мнѣ ихъ,-- обратился онъ къ канцлеру.

Но этотъ господинъ, очевидно, не рѣшался повиноваться.

-- Баронъ фонъ-Гондремаркъ,-- сказалъ онъ,-- взялъ въ свои руки это дѣло. Я въ настоящемъ случаѣ простой посланный и какъ таковой не имѣю полномочія сообщать кому бы то ни было бумаги, которыя держу въ рукахъ, Г. докторъ, я увѣренъ, что вы поддержите меня?

-- Я слышалъ много глупостей,-- сказалъ Готгольдъ,-- и преимущественно отъ васъ. Но эта послѣдняя превосходитъ всѣ остальныя.

-- Приказываю вамъ отдать мнѣ эти бумаги, сію минуту,-- сказалъ Отто, вставая.

Грейзенгеванъ повиновался, но прибавить:

-- Съ позволенія вашей свѣтлости я отправлюсь теперь въ канцелярію дожидаться дальнѣйшихъ приказаній.

-- Г. канцлеръ, видите вы это кресло?-- указать ему Отто.-- Вотъ гдѣ вы будете дожидаться моихъ приказаній. Ни слова болѣе,-- прибавилъ онъ, видя, что канцлеръ раскрылъ-было ротъ.-- Вы достаточно выказали ваше усердіе къ своему патрону, и терпѣніе мое начинаетъ истощаться.

Канцлеръ подошелъ въ указанному креслу и молча сѣлъ въ него.

-- А теперь,-- сказалъ Отто, развертывая рукопись,-- что это такое? похоже на рукописную книгу.

-- Такъ точно,-- отвѣчалъ Готгольдъ,-- это рукописное описаніе путешествія.

-- Вы читали ее, г. Готгольдъ?-- спросилъ принцъ.

-- Нѣтъ, но я видѣлъ заглавіе. Рукопись эта была подана мнѣ открытой, и ни слова не было сказано о томъ, что это тайна.

Отто сердито взглянулъ на канцлера.

-- Понимаю. Захватить рукопись автора въ наше время и въ такомъ ничтожномъ и невѣжественномъ государствѣ, какъ Грюневальдъ, да это поистинѣ позорная глупость. Милостивый государь,-- обратился онъ къ канцлеру,-- я удивляюсь, что вы снизошли до такихъ обязанностей! Я не стану уже напирать на то, какъ вы себя вели относительно своего принца! но снизойти до роли шпіона! потому что какъ же иначе назвать ваше поведеніе? Схватить бумаги этого джентльмена, частныя бумаги иностранца, трудъ всей его жизни, быть можетъ, раскрыть ихъ и прочитать. И какое намъ дѣло до книгъ? Быть можетъ, вы спрашивали мнѣнія господина доктора, но у насъ въ Грюневальдѣ нѣтъ index expurgatorius. Еслибы онъ былъ; то это было бы самой нелѣпой пародіей и самымъ дикимъ фарсомъ на этой жалкой землицѣ.

Но, говоря это, Отто продолжалъ разворачивать рукопись и глаза его остановились на заглавіи, четко написанномъ красными чернилами. Оно гласило:

"Мемуары о пребываніи при различныхъ европейскихъ дворахъ. Сочиненіе сэра Джона Кробтри, баронета".

Ниже шелъ перечень главъ съ обозначеніемъ того или другого изъ германскихъ дворовъ, и въ томъ числѣ глаза девятнадцатая была посвящена Грюневальду.

-- Ага! грюневальдскій дворъ!-- сказалъ Отто,-- любопытно было бы прочитать.

-- Какая методическая голова, этотъ англійскій баронетъ,-- замѣтилъ Готгольдъ.-- Каждая глаза написана и окончена на самомъ мѣстѣ. Я прочитаю его сочиненіе, когда оно появится въ печати.

-- Было бы забавно теперь же заглянуть въ него,-- настаивалъ Отто.

Готгольдъ нахмурилъ брови и сталъ глядѣть въ окно.

Хотя принцъ и понялъ, что это означало неодобреніе, но любопытство пересилило въ немъ совѣстливость.

-- Я только загляну въ эту рукопись,-- проговорилъ онъ съ смущеннымъ смѣхомъ.

Говоря это, онъ снова сѣлъ за столъ и раскрылъ передъ собой рукопись путешественника.

II.
"О грюневальдскомъ дворѣ". Извлеченіе изъ рукописи путешественника.

Можно было бы спросить (такъ начиналъ англійскій путешественникъ свою девятнадцатую главу), почему я остановился именно на Грюневальдѣ изъ всѣхъ другихъ княжествъ, такихъ же ничтожныхъ, скучныхъ и развращенныхъ. Случай руководилъ здѣсь мною и больше ничего; но я не вижу причины сожалѣть о своемъ пріѣздѣ. Зрѣлище этого маленькаго общества, погрязшаго въ собственныхъ порокахъ, не было, быть можетъ, особенно поучительно, но я нашелъ его крайне забавнымъ.

Владѣтельный князь, Отто Іоганнъ-Фридрихъ, молодой человѣкъ, недостаточно образованный, сомнительной храбрости и безъ малѣйшаго проблеска дарованій, заслужилъ вообще презрѣніе. Я съ большимъ трудомъ добился свиданія, такъ какъ онъ часто отсутствуетъ изъ дворца, гдѣ его присутствіе незамѣтно, и гдѣ у него одна только роль: прикрывать грѣхи своей жены. По крайней мѣрѣ въ третье свое посѣщеніе дворца я нашелъ этого принца при отправленіи его безславныхъ обязанностей, съ женой по правую руку и ея любимцемъ по лѣвую. Онъ недуренъ собой; у него волосы золотистаго цвѣта и отъ природы вьются, а глаза черные; такую комбинацію я всегда считалъ признакомъ какой-нибудь прирожденной дисгармоніи, физической или нравственной; его черты неправильны, но пріятны; носъ, быть можетъ, немного коротокъ, а ротъ изнѣженъ; манеры у него превосходныя, и онъ очень, очень остроуменъ.

Но подъ этимъ внѣшнимъ лоскомъ кроется отсутствіе всякихъ солидныхъ качествъ, ничтожество характера, пустота и отсутствіе всякой опредѣленной цѣли въ жизни, вполнѣ характеризующая продуктъ гнилой эпохи.. Онъ обладаетъ поверхностнымъ знакомствомъ со многими предметами, но ничего не изучилъ основательно.-- Мнѣ скоро надоѣдаетъ всякое занятіе,-- объявилъ онъ мнѣ, смѣясь; можно почти подумать, что онъ гордится своей неспособностью и отсутствіемъ нравственнаго мужества. Результаты его дилеттантизма видны во всемъ: онъ плохой фехтовальщикъ, второстепенный наѣздникъ, танцоръ, стрѣлокъ; онъ поетъ -- я слышалъ его -- и поетъ, какъ ребенокъ; пишетъ нестерпимые стихи на болѣе нежели сомнительномъ французскомъ языкѣ; играетъ какъ заурядный любитель, короче сказать, нѣтъ числа вещамъ, которыя онъ дѣлаетъ и дѣлаетъ скверно. Единственная мужественная страсть въ немъ -- это страсть къ охотѣ. Короче сказать, онъ представляетъ собой какое-то сочетаніе слабостей: театральная хористка, наряженная въ мужское платье и посаженная на лошадь изъ цирка. Я видѣлъ эту жалкую пародію на принца, верхомъ на лошади, одного или съ нѣсколькими егерями, пренебрегаемаго всѣми. и даже пожалѣлъ человѣка, ведущаго такое пустое и печальное существованіе. Послѣдніе Меровинги, вѣроятно, были на него похожи.

Принцесса Амалія-Серафима, дочь эрцгерцога Тоггенбургъ-Тангейзера, была бы такъ же ничтожна, еслибы не была орудіемъ въ рукахъ честолюбиваго человѣка. Она гораздо моложе принца, женщина лѣтъ двадцати-двухъ, насквозь проѣденная тщеславіемъ, на видъ какъ бы и умная, но въ сущности глупа. У ней темные, выпуклые глаза, слишкомъ большіе для ея лица, и въ нихъ сверкаетъ легкомысліе и жестокость; лобъ у ней таковъ и узокъ; фигура худая и слегка сутуловатая. Ея манеры, разговоръ, который она пересыпаетъ французскими фразами, всѣ ея вкусы и самое честолюбіе -- все одинаково напускное. Я считаю ее лживой. Въ частной жизни такая женщина вноситъ въ семью раздоръ, собираетъ вокругъ себя толпу пустоголовыхъ обожателей и кончаетъ разводомъ: это очень обыкновенный и совсѣмъ неинтересный типъ, кромѣ развѣ для циниковъ. Но въ рукахъ такого человѣка какъ Гондремаркъ, она можетъ быть причиной серьезныхъ общественныхъ бѣдствій.

Гондремаркъ, истинный правитель этой несчастной страны, характеръ болѣе сложный. Его положеніе въ Грюневальдѣ, какъ чужеземца, безусловно фальшивое, и онъ удерживается въ немъ лишь чудесами нахальства и ловкости. Его рѣчь, его лицо, его политика -- все двойственно. И какая изъ этихъ двухъ физіономій настоящая -- хитеръ будетъ тотъ, кто это скажетъ. Однако я смѣю догадываться, что и та, и другая, только маски, и онъ ждетъ случая, ждетъ намека фортуны, на которые она не скупится для ловкихъ людей.

Съ одной стороны, въ качествѣ мажордома неспособнаго Отто, овладѣвшій влюбленной принцессой, какъ игрушкой и орудіемъ, онъ преслѣдуетъ политику самовластія и расширенія территоріи. Онъ призвалъ къ военной службѣ всю способную къ ношенію оружія часть населенія, накупилъ пушекъ, приманилъ на службу способныхъ офицеровъ изъ иностранныхъ армій и теперь начинаетъ въ своихъ международныхъ отношеніяхъ прибѣгать къ нахальному задирательству и неопредѣленнымъ угрозамъ. Мысль расширить предѣлы Грюневальда можетъ казаться нелѣпой, но у этого маленькаго государства очень выгодная позиція, а сосѣди беззащитны, и въ такую минуту, когда соревнованіе, существующее, между большими державами, нейтрализируетъ каждую изъ нихъ, дѣятельная политика можетъ удвоить княжество и по числу населенія и по пространству. Во всякомъ случаѣ несомнѣнно, что такая цѣль преслѣдуется Митвальденскимъ дворомъ и я, съ своей стороны, не считаю ее вполнѣ неосуществимой. Маркграфство Бранденбургское выросло, изъ ничтожнаго княжества въ грозную державу, и хотя въ настоящее время уже нѣсколько поздно предпринимать политику приключеній, да и воинственная эпоха, повидимому, миновала, но фортуна, не будемъ этого забывать, все еще слѣпо вертитъ свое колесо и для людей, и для націй. Одновременно съ этими воинственными затѣями взимаются непомѣрные налоги, запрещаются газеты и страна, которая три года тому назадъ была счастлива и процвѣтала, теперь находится въ застоѣ, золото стало рѣдкостью, и мельницы праздно стоятъ на горныхъ потокахъ.

Съ другой стороны, въ роли народнаго трибуна, Гондремаркь является воплощеніемъ франкмасонства и составляетъ центръ заговора противъ государства. Всѣ мои симпатіи на сторонѣ такого движенія, и я не хотѣлъ бы проронить ни единаго слова, которое могло бы затруднить или отсрочить революцію. Но чтобы показать, что я говорю съ знаніемъ дѣла, а не какъ пустой болтунъ, упомяну, что лично присутствовалъ на митингѣ, на которомъ обсуждались и вырабатывались всѣ подробности республиканской конституціи; и могу прибавить, что ораторы называли Гондремарка своимъ главнокомандующимъ и вершителемъ ихъ судебъ. Онъ убѣдилъ обманутыхъ имъ людей (потому что я считаю это обманомъ), что его сила сопротивленія принцессѣ ограничена и при каждомъ новомъ проявленіи самовластія, уговариваетъ хитрыми доводами; отсрочить возстаніе. Такимъ образомъ (чтобы привести примѣръ его хитрой политики) онъ провелъ декретъ объ обязательности военной службы подъ предлогомъ, что искусство владѣть оружіемъ и маневрировать -- необходимое подготовленіе возмущенія. И на дняхъ когда разнесся слухъ-за границей, что готовится война съ непокорнымъ сосѣдомъ, эрцгерцогомъ Герольштейнскимъ, и я былъ увѣренъ, что это послужить сигналомъ для немедленнаго возстанія, я былъ сраженъ изумленіемъ, увидя, что и это подготовлено и очень хитро обставлено. Я ходилъ отъ одного къ другому въ либеральномъ лагерѣ и всѣ повторяли одинъ и тотъ же дурацкій аргументъ: "Гораздо лучше, чтобы наша молодежь познакомилась съ настоящей войной и кромѣ того весьма будетъ хорошо, если мы завладѣемъ Герольштейномъ; мы можемъ распространить на нашихъ сосѣдей всѣ блага свободы, въ тотъ самый день, какъ добудемъ ихъ для себя, и республика будетъ имѣть больше силъ для сопротивленія въ томъ случаѣ, еслибы всѣ короли Европы соединились для того, чтобы обуздать насъ".

Я не зналъ, чему больше дивиться: простодушію толпы или отвагѣ этого авантюриста. Какъ долго можетъ длиться такая двойная игра -- не знаю. Однако этотъ ловкій человѣкъ ведетъ ее уже въ продолженіе пяти лѣтъ, и его милость при дворѣ и популярность среди масонскихъ ложъ еще не пошатнулись.

Я имѣю привилегію быть съ нимъ знакомымъ. Хотя онъ сложенъ довольно неуклюже, но умѣетъ съ достоинствомъ фигурировать въ салонѣ и въ бальной залѣ. Темпераментъ у него желчный. Онъ брюнетъ и щеки его отливаютъ синевой, когда выбриты. Его слѣдуетъ причислить къ человѣко-ненавистникамъ; онъ сознательно презираетъ своихъ ближнихъ. Но самъ онъ не что иное, какъ пошлый честолюбецъ и тщеславный человѣкъ и страстно любить лесть и похвалы.

Всего удивительнѣе, какъ онъ съумѣлъ понравиться принцессѣ. Онъ старше ея мужа, гораздо некрасивѣе его и во всѣхъ отношеніяхъ менѣе пріятный человѣкъ, чѣмъ принцъ. И при всемъ томъ, онъ не только вполнѣ завладѣлъ ея мыслями и дѣйствіями, но и заставляетъ ее играть въ публикѣ унизительную роль. Я не говорю про безусловную жертву своимъ добрымъ именемъ: многія женщины находитъ въ этомъ особую прелесть. Но здѣсь при дворѣ находится нѣкая графиня фонъ-Розенъ, жена или вдова какого-то таинственнаго графа, особа болѣе нежели двусмысленнаго поведенія и уже далеко не молодая, занимающая гласно постъ любовницы барона. Я думалъ сначала, что она ничто иное какъ подкупленная сообщница, простое орудіе или ширма. Но самаго поверхностнаго знакомства, съ г-жею фонъ-Розенъ достаточно было, чтобы разсѣять это заблужденіе. Эта особа скорѣе произведетъ скандалъ, нежели предотвратитъ его. И кромѣ того не дорожитъ никакими обычными приманками: деньгами, почестями или отличіями. Какъ особа откровенно безнравственная, она понравилась мнѣ. При грюневальдскомъ дворѣ она производитъ впечатлѣніе чего-то безъискусственнаго..."

III.
Принцъ и англійскій путешественникъ.

Принцъ Отто съ усиливающимся негодованіемъ читалъ мемуары англичанина и, наконецъ, вышелъ изъ терпѣнія. Онъ бросилъ рукопись на столъ и всталъ.

-- Это не человѣкъ, а дьяволъ!-- сказалъ онъ:-- Какое грязное воображеніе! Какое жадное до злыхъ сплетенъ ухо! Какіе злобные чувства и языкъ! я самъ сталъ на него похожъ, читая его! Канцлеръ, гдѣ помѣстили этого человѣка?

-- Онъ находится въ Флаговой башнѣ,-- отвѣчалъ Грейзенгезангь,-- въ покоѣ Гаміани.

-- Проведите меня къ нему,-- сказалъ принцъ.

И вдругъ, какъ бы припомнивъ что-то, спросилъ канцлера:

-- Что это значитъ, что я видѣлъ такъ много часовыхъ въ саду?

-- Не могу знать, ваша свѣтлость,-- отвѣчалъ тотъ, вѣрный своей политикѣ.-- Разстановка часовыхъ до меня не относится.

Отто собирался накинуться на старика, но прежде чѣмъ онъ успѣлъ заговорить, Готгольдъ тронулъ его за руку. Отто съ большимъ усиліемъ сдержалъ свой гнѣвъ.

-- Хорошо,-- проговорилъ онъ, беря свертокъ.-- Идите за мной въ Флаговую башню.

Канцлеръ послѣдовалъ за принцемъ и оба пошли въ башню. Путь былъ долгій и затруднительный, такъ какъ библіотека находилась въ одномъ изъ новыхъ строеній, а башня, на которой развевался флагъ, въ старинномъ замкѣ въ саду. По самымъ разнороднымъ лѣстницамъ и корридорамъ они дошли, наконецъ, до небольшого дворика, усыпаннаго пескомъ; садъ, съ его зелеными лужайками былъ видѣнъ сквозь высокую рѣшетку; громадныя старыя зданія вздымались со всѣхъ сторонъ; этажъ за этажемъ, Флаговая башня поднималась къ небесамъ и, вознесясь надъ всѣми строеніями, развѣвался въ воздухѣ желтый флагъ. Часовой у входа на лѣстницу, которая вела въ башню, отдалъ честь; другой прохаживался на первой площадкѣ лѣстницы; третій стоялъ у двери временной тюрьмы.

-- Мы стережемъ этотъ мѣшокъ съ грязью, точно драгоцѣнность,-- подсмѣялся Отто.

Покой Гаміани назывался такъ по имени одного итальянскаго доктора, обошедшаго хитрымъ манеромъ одного изъ прежнихъ принцевъ. Комнаты были просторныя, высокія, красивыя и окнами выходили въ садъ; но стѣны очень толсты (башня была старинная) и окна снабжены рѣшетками. Принцъ, въ сопровожденіи канцлера, который мелкими шажками плелся за нимъ, прошелъ маленькую библіотеку и большой салонъ и влетѣлъ какъ ураганъ, въ спальню, находившуюся на другомъ концѣ.

Сэръ Джонъ оканчивалъ свой туалетъ: человѣкъ лѣтъ пятидесяти, суровый, неуступчивый, умный, сгъ глазами и зубами, выражавшими большую фивическую храбрость. Вторженіе принца его нисколько не смутило и онъ поклонился съ насмѣшливой развязностью.

-- Чему долженъ я приписать честь вашего посѣщенія?-- спросилъ онъ.

-- Вы ѣли мой хлѣбъ,-- отвѣтилъ Отто,-- вы жали мою руку и жили гостемъ подъ моей кровлей. Когда я быль съ вами невѣжливъ? Въ чемъ съ вами поступили, какъ не съ почетнымъ гостемъ? И вотъ, милостивый государь,-- прибавилъ онъ, съ сердцемъ хлопнувъ по рукописи,-- вотъ ваша отплата.

-- Ваша свѣтлость прочитали мою рукопись?-- сказалъ баронетъ.-- Признаюсь, что это много чести дли меня. Но очеркъ не полонъ. Мнѣ придется кое-что къ нему прибавить. Я скажу, что принцъ, котораго я упрекалъ въ бездѣятельности, выказываетъ большое рвеніе въ дѣлѣ полиціи и принимаетъ на себя обязанности довольно некрасивыя. Мнѣ придется разсказать нелѣпый эпизодъ о моемъ арестѣ и удивительное свиданіе, какимъ вы меня удостоили. Впрочемъ, я уже сообщилъ о моемъ арестѣ своему посланнику въ Вѣнѣ и если, только вы не намѣрены меня умертвить, то я буду свободенъ, хотите вы этого или нѣтъ, черезъ недѣлю. Врядъ ли будущая имперія Грюневальдъ въ состояніи пока вынести войну съ Англіей. Я нахожу, что мы квиты. Я не обязанъ вамъ никакимъ объясненіемъ; вы не правы. Если вы съ умомъ прочитали то, что я написалъ, вы должны благодарить меня. И въ заключеніе, такъ какъ я еще не кончилъ свой туалетъ, то надѣюсь, что простая вѣжливость тюремщика принудить васъ удалиться

На столѣ лежала бумага и Отто, сѣвъ за столъ, написалъ паспортъ на имя сэра Джона Крабтри.

-- Приложите печать, господинъ канцлеръ,-- приказалъ онъ съ самыхъ величественнымъ жестомъ.

Грейзенгезангъ вынулъ красный портфель и приложилъ печать, въ формѣ самой непоэтической гербовой марки; его неловкія, неуклюжія движенія тоже не мало придавали комизма всей этой сценѣ. Сэръ Джонъ глядѣлъ и явно потѣшался, и Отто пожалѣлъ, хотя уже слишкомъ поздно, о безполезномъ величіи своего жеста и приказанія. Но, наконецъ, канцлеръ окончилъ свое дѣло и, не дожидаясь приказа, скрѣпилъ своей подписью паспорть, послѣ этого подалъ его Отто съ поклономъ.

-- Теперь прикажите,-- сказалъ принцъ,-- запречь одну изъ моихъ каретъ и лично присмотриге за тѣмъ, чтобы въ нее былъ уложенъ багажъ сэра Джона и чтобы карета дожидалась за Фазаньимъ домикомъ. Сэръ Джонъ сегодня утромъ уѣзжаетъ въ Вѣну.

Канцлеръ церемонно раскланялся и ушелъ.

-- Вотъ вашъ паспортъ,-- обратился Отто въ баронету.-- Отъ всей души жалѣю, что съ вами поступили такъ негостепріимно.

-- Прекрасно; значитъ войны съ Англіей не будетъ,-- отвѣчалъ сэръ Джонъ.

-- Послушайте, милостивый государь, вы обязаны быть со мной вѣжливымъ. Теперь обстоятельства перемѣнились и мы снова стоимъ на равной ногѣ, какъ два джентльмена. Не я приказалъ васъ арестовать; я вернулся съ охоты вчера ночью и если вы не можете упрекать меня за свое заточеніе, то могли бы поблагодарить за свое освобожденіе.

-- Тѣмъ болѣе, что вы прочитали мои бумаги,-- хитро замѣтилъ путешественникъ.

-- Въ этомъ я былъ не правъ и прошу вашего извиненія. Врядъ ли вы въ немъ можете съ достоинствомъ отказать человѣку, который представляетъ собой собраніе всякихъ слабостей. Да и вина не на моей только сторонѣ. Еслибы ваши бумаги были невинныя, то это было бы не больше какъ нескромнымъ любопытствомъ съ моей стороны. Ваша собственная вина усиливаетъ мою.

Сэръ Джонъ глядѣлъ на Отто, одобрительно мигая глазами, затѣмъ поклонился, но молча.

-- А теперь, милостивый государь, такъ какъ вы сами свободный человѣкъ, то я имѣю къ вамъ просьбу,-- продолжалъ принцъ.-- Я прошу, чтобы вы пошли со мной въ садъ, какъ только вамъ это будетъ возможно.

-- Съ этой минуты какъ я свободенъ,-- отвѣчалъ сэръ Джонъ, на этотъ разъ съ безусловной вѣжливостью,-- я вполнѣ въ услугамъ вашей свѣтлости и, если вы извините мой недоконченный туалетъ, то я готовъ послѣдовать за вами, даже въ этомъ видѣ.

-- Благодарю васъ.

И безъ дальнѣйшаго промедленія, оба человѣка, принцъ впереди, спустились по лѣстницѣ башни, гдѣ шаги ихъ гулко раздавались, прошли черезъ дворикъ и очутились на открытомъ воздухѣ, въ озаренномъ утреннимъ солнцемъ саду, среди террасы цвѣтниковъ. Они прошли мимо пруда, гдѣ карпы кишѣли въ такомъ же множествѣ, какъ пчелы въ ульѣ; они поднялись одинъ за другимъ по разнымъ лѣсенкамъ, осыпаемые на своемъ пути апрѣльскимъ цвѣтомъ деревъ и сопровождаемые оркестромъ птицъ. Отто не останавливался, пока не дошелъ до самой верхней изъ садовыхъ террасъ.

Здѣсь были ворота, которыя вели въ паркъ, и возлѣ нихъ, подъ сѣнью лавровыхъ кустовъ, стояла мраморная скамейка. Подъ ихъ ногами находился дворецъ съ развѣвающимся надъ нимъ желтымъ флагомъ, на фонѣ голубого неба.

-- Пожалуйста, садитесь,-- сказалъ Отто.

Сэръ Джонъ молча повиновался. Въ продолженіе нѣсколькихъ секундъ Отто прохаживался передъ нимъ, погруженный въ сердитыя думы. Птицы оглушительно пѣли.

-- Милостивый государь,-- обратился, наконецъ, принцъ къ англичанину,-- вы для меня, помимо свѣтскихъ условій, вполнѣ неизвѣстный человѣкъ. Я не знакомъ ни съ вашимъ характеромъ, ни съ вашими желаніями. Я никогда намѣренно не оскорблялъ васъ. Между нами есть разница въ общественномъ положеніи, но я желаю отброситъ это. Я буду смотрѣть на васъ только какъ на джентльмена, если только вы тоже считаете меня джентльменомъ. Положимъ, я былъ неправъ, заглянувъ въ эти бумаги, которыя теперь вамъ возвращаю; но если любопытство было недостойно, съ чѣмъ я соглашаюсь, то клевета заставляетъ предполагать въ человѣкѣ и жестокость, и трусость. Я раскрылъ вашу рукопись и что же въ ней нашелъ? Что я нашелъ въ ней про мою жену? Ложь!-- закричалъ онъ.-- Все это ложь! Нѣтъ ни одного слова правды въ вашемъ нестерпимомъ пасквилѣ! Вы -- мужчина; вы -- старикъ, вы могли бы быть ея отцомъ; вы -- джентльменъ; вы -- ученый и благовоспитанный человѣкъ и вы собираете всѣ эти скандальныя сплетни и готовитесь ихъ напечатать! Таково ваше рыцарство! Но, слава Богу, у ней есть мужъ. Вы говорите въ своей рукописи, что я плохой фехтовальщикъ; я прошу васъ преподать мнѣ урокъ въ этомъ искусствѣ. Паркъ возлѣ насъ; вонъ тамъ, за Фазаньимъ домикомъ, васъ дожидается карета; если я буду убитъ, то... вы сами написали, что на меня мало обращаютъ вниманія при моемъ дворѣ; всѣ привыкли къ моимъ исчезновеніямъ; это будетъ въ порядкѣ вещей; и прежде, нежели кто-нибудь обо мнѣ спохватится, вы уже будете за границей.

-- Позвольте вамъ замѣтить,-- отвѣчалъ сэръ Джонъ,-- что вы требуете невозможнаго.

-- А если я ударю васъ?-- вскричалъ принцъ съ угрозой.

-- Это будетъ ударъ труса,-- хладнокровно возразилъ баронетъ,-- потому что я на него не отвѣчу. Я не могу драться съ царствующей особой.

-- Но вы считаете возможнымъ оскорблять человѣка, которому не смѣете дать удовлетворенія,-- закричалъ Отто.

-- Извините, вы несправедливы,-- замѣтилъ англичанинъ; -- именно потому, что вы царствующая особа, я не могу драться съ вами, но по той же самой причинѣ я имѣю право критиковать ваши дѣйствія и вашу жену. Вы во всѣхъ отношеніяхъ человѣкъ общественный; вы душою и тѣломъ принадлежите публикѣ. На вашей сторонѣ законъ, штыки вашей арміи и уши шпіоновъ. У насъ только одно оружіе -- истина.

-- Истина!-- повторилъ принцъ съ жестомъ.

Наступила новая пауза.

-- Ваша свѣтлость,-- сказалъ наконецъ сэръ Джонъ,-- вы не должны ждать винограда отъ репейника. Я -- старый циникъ. Никому нѣтъ до меня дѣла и, сказать по правдѣ, послѣ нашего теперешняго свиданія я не знаю человѣка, который бы мнѣ былъ такъ симпатиченъ, какъ вы. Вы видите, я перемѣнилъ мнѣніе и имѣю рѣдкую добродѣтель въ томъ сознаться. Я разорву свою дребедень здѣсь же, при васъ, въ нашемъ собственномъ саду. Я прошу вашего извиненія, прошу извиненія у принцессы и даю вамъ честное слово джентльмена и старика, что когда моя книга путешествій появится въ свѣтъ, въ ней не будетъ даже упомянуто имени Грюневальдъ. И, однако, это была пикантная страница. Но еслибы ваша свѣтлость прочитали, что я пишу о другихъ дворахъ!-- Я старый воронъ; но не моя вина, если въ мірѣ такъ много гнилого и разлагающагося матеріала.

-- Не сами ли вы видите все въ черномъ цвѣтѣ?-- спросить Отто.

-- Можетъ быть, можетъ быть,-- отвѣчалъ путешественникъ.-- Я не поэтъ, не создаю себѣ иллюзій. Я вѣрю въ лучшее будущее для человѣчества или, во всякомъ случаѣ, безусловно не вѣрю въ наше время. Гнилыя яйца -- главная тэма моихъ пѣсенъ. Но право же, ваша свѣтлость, когда я встрѣчаю истинное достоинство, я съ радостью признаю его. Сегодняшній день я всегда буду вспоминать съ благодарностью, потому что я встрѣтилъ государя, одареннаго мужественными качествами, и прямо заявляю вамъ, хотя я старый придворный и старый радикалъ, что я отъ всего сердца и вполнѣ искренно прошу позволенія облобызать руку вашей свѣтлости.

-- Нѣтъ,-- отвѣчалъ Отто,-- я лучше васъ самого облобызаю.

И прежде нежели англичанинъ успѣлъ опомниться, принцъ заключилъ его въ свои объятія.

-- А теперь,-- прибавилъ онъ,-- вотъ Фазаній домикъ; за нимъ вы найдете мою карету, которой, прошу васъ, воспользоваться. Счастливаго пути до Вѣны!

-- Ваша свѣтлость съ пыломъ молодости проглядѣли одно обстоятельство,-- отвѣчалъ сэръ Джонъ,-- что я еще ничего сегодня не ѣлъ.

-- Хорошо,-- улыбнулся принцъ,-- вы господинъ своего времени; можете ѣхать, можете оставаться. Но предупреждаю васъ, что вашъ другъ можетъ оказаться безсильнѣе вашихъ враговъ. Принцъ вполнѣ на вашей сторонѣ; онъ желаетъ оказать вамъ всякое содѣйствіе, но кому я это говорю? Вы лучше меня знаете, что я не одинъ въ Грюневальдѣ.

-- Въ вашихъ словахъ есть нѣкоторое основаніе,-- съ серьезнымъ видомъ, наклонилъ голову путешественникъ. Но Гондремаркъ любитъ медлить; политика его подземная и онъ боится открытыхъ дѣйствій. И теперь, когда я былъ свидѣтелемъ того, съ какой рѣшимостью вы умѣете дѣйствовать, я съ веселымъ сердцемъ рискну поручить себя вашему покровительству. Кто знаетъ? Вы, быть можетъ, возьмете верхъ.

-- Неужели вы такъ довѣряете мнѣ?-- вскричалъ принцъ.-- Вы совсѣмъ оживили меня!

-- Я отрекаюсь отнынѣ отъ характеристики людей,-- сказалъ баронетъ.-- Я слѣпъ, какъ сова; я совсѣмъ васъ не понялъ. Но только помните: порывъ одно дѣло, а исполненіе другое. Я все-таки не довѣряю вашей комплекціи: короткій носъ, волосы и глаза разнаго цвѣта; да! это все характерные признаки и я долженъ кончить, какъ и началъ.

-- Вы все еще думаете, что я ничтожество?

-- Нѣтъ, ваша свѣтлость, умоляю васъ, забудьте, что я написалъ; я не Пилатъ и вырвалъ это изъ памяти; вырвите и вы, если меня любите.

IV.
Принцъ ждетъ въ пріемной.

Пріободренный утренними подвигами, принцъ направился въ пріемную принцессы, за болѣе труднымъ предпріятіемъ. Портьеры передъ нимъ раздвинулись, камеръ-пажъ прокричалъ его имя и Отто вошелъ съ обычной граціей и чувствомъ собственнаго достоинства. Въ пріемной дожидалось уже нѣсколько человѣкъ и въ томъ числѣ дамъ. Послѣднія принадлежали въ числу немногихъ лицъ въ Грюневальдѣ, между которыми Отто зналъ, что популяренъ. И пока дежурная фрейлина отправилась доложить объ его приходѣ принцессѣ, Отто обошелъ комнату, собирая на пути выраженія преданности и расточая комплименты, съ привѣтливой граціей. Еслибы въ этомъ заключалась сущность правительственныхъ обязанностей, то онъ былъ бы идеальный монархъ. Одна дама за другой были безпристрастно удостоены его вниманіемъ.

-- Сударыня,-- сказалъ онъ одной,-- какъ это вы ухищряетесь съ каждымъ днемъ хорошѣть.

-- А вы, ваша свѣтлость, съ каждымъ днемъ дурнѣете. У васъ былъ такой же ослѣпительный цвѣтъ лица, какъ и у меня, но я берегу свой, а ваша свѣтлость съ каждымъ днемъ все болѣе и болѣе загораете.

-- Я скоро превращусь въ негра, что во мнѣ какъ разъ пристало, такъ какъ я рабъ красоты. М-me Графинская, въ какой піесѣ мы съ вами подвизаемся въ слѣдующій разъ? Знаете ли, мнѣ только-что сказали, что я плохой актеръ?

-- Oh, ciel!-- воскликнула дама.-- Кто это смѣлъ сказать! какой невѣжа!

-- Превосходный человѣкъ, увѣряю васъ,-- отвѣчалъ Отто.

-- Не можетъ быть, не повѣрю! Ваша свѣтлость играете, какъ ангелъ.

-- Вы, конечно, говорите, что думаете. Развѣ можно быть такой прелестной и говорить неискренно? Но джентльменъ, критикующій меня, желалъ бы, вѣроятно, чтобы я игралъ, какъ актеръ.

Громкія одобренія, хоръ восхищенныхъ женскихъ восклицаній встрѣтилъ остроту. Отто совсѣмъ разцвѣлъ. Теплая атмосфера женской ласки и праздной болтовни нравилась ему чрезвычайно.

-- М-me фонъ-Эйзенталь, у васъ восхитительная прическа,-- замѣтилъ онъ.

-- Всѣ это говорятъ,-- замѣтила какая-то дама.

-- Если я понравилась Prince Charmant...-- протянула дама, присѣдая и бросивъ убійственный взглядъ принцу.

-- Что, это новая мода?-- спросилъ онъ.-- Изъ Вѣны?

-- Самая послѣдняя новинка; я приберегла ее къ возвращенію вашей свѣтлости. Я почувствовала себя сегодня моложе, когда узнала, что вы вернулись. Но зачѣмъ же вы такъ часто покидаете насъ, ваша свѣтлость?

-- Чтобы имѣть удовольствіе вернуться. Я какъ собака: я долженъ зарывать въ землю кость и потомъ бѣгать ее раскапывать.

-- О! кость! фи! какое сравненіе! вы вернулись изъ лѣса дикаремъ.

-- Сударыня, кость всего дороже собакѣ,-- отвѣчалъ принцъ. Ахъ! вотъ и m-me Розенъ.

И Отто, отойдя отъ группы дамъ, окружавшихъ его, направился въ амбразуру окна, гдѣ стояла дама.

Графиня фонъ-Розенъ до сихъ поръ молчала и казалась скучной, но, съ приближеніемъ Отто, лицо ея просвѣтлѣю. Она была высока, стройна, какъ нимфа, и очень изящна. Лицо ея, красивое и въ покоѣ, стало еще прелестнѣе, когда оживилось и зарумянилось, а глаза засверкали отъ удовольствія. Она была хорошая пѣвица и голосъ ея, даже когда она говорила, поражалъ своей музыкальностью и богатствомъ оттѣнковъ. Словомъ, во всѣхъ отношеніяхъ это была женщина обаятельная и ловкая. Она встрѣтила Отто замѣчаніемъ, исполненнымъ нѣжной веселости.

-- Наконецъ-то вы подошли ко мнѣ, жестокій принцъ! Мотылекъ! Позвольте мнѣ по крайней мѣрѣ поцѣловать вашу руку.

-- Извините; мнѣ слѣдуетъ поцѣловать вашу.

И Отто наклонился и поцѣловалъ ея руку.

-- Вы лишаете меня всѣхъ привилегій,-- замѣтила она улыбаясь.

-- А что новаго при дворѣ?-- спросилъ принцъ; я обращаюсь къ вамъ, какъ къ своей газетѣ.

-- Стоячая вода!-- отвѣчала она.-- Міръ заснулъ и состарился въ просонкахъ; я не запомню уже, въ продолженіе цѣлой вѣчности, какого-нибудь проявленія жизни, и послѣднее сильное ощущеніе, испытанное мною, относится къ тому времени, когда гувернантка драла меня за-уши. Однако, я замѣчаю, что не совсѣмъ справедлива къ себѣ и къ вашему злополучному очаровательному дворцу!

И она разсказала ему, прикрываясь вѣеромъ, пикантную исторію, съ большимъ мастерствомъ и нѣжными взглядами. Остальныя отдалились отъ нихъ, потому что при дворѣ считали, что графиня въ милости у принца. Тѣмъ не менѣе, она порою понижала голосъ почти до шопота.

-- Знаете ли,-- сказалъ Отто, смѣясь,-- что вы единственная занимательная женщина въ мірѣ.

-- О! неужели вы, наконецъ, объ этомъ догадались?

-- Да! съ годами я становлюсь умнѣй.

-- Съ годами? къ чему вы упоминаете объ этихъ предателяхъ? я не вѣрю въ годы; календарь чистѣйшій обманъ.

-- Вы вполнѣ справедливы. Вотъ уже шесть лѣтъ, какъ мы дружны, и я замѣчаю, что съ каждымъ годомъ вы становитесь моложе.

-- Льстецъ! Но впрочемъ, сознаюсь, что я думаю то же самое. Недѣлю тому назадъ я совѣтовалась съ своимъ духовнымъ отцомъ, то есть съ зеркаломъ, и оно мнѣ отвѣчало: "нѣтъ еще!" Я исповѣдую, такимъ образомъ, свое лицо разъ въ мѣсяцъ! О! это очень торжественная минута! Знаете ли, что я сдѣлаю, когда зеркало скажетъ: "Да!?

-- Не имѣю понятія.

-- И я тоже. Мнѣ предстоитъ такой большой выборъ: самоубійство, карточная игра, монастырь, томъ мемуаровъ или политика. Я боюсь, что выберу послѣднее.

-- Скучная исторія,-- замѣтилъ принцъ.

-- Нѣтъ, она мнѣ даже нравится. Вѣдь въ сущности политика -- двоюродная сестра сплетни, а вѣдь нельзя же отрицать, что послѣдняя очень занимательна. Вотъ, напримѣръ, если я вамъ скажу, что принцесса и баронъ ежедневно ѣздили вмѣстѣ осматривать пушки, то это будетъ или политической новостью, или сплетней, смотря по тому, въ какихъ выраженіяхъ я это передаю. Я -- тотъ алхимикъ, который превращаетъ металлы. Они почти не разставались во время вашего отсутствія,-- продолжала она, проясняясь, по мѣрѣ того, какъ лицо Отто омрачалось, вотъ вамъ нѣчто въ родѣ сплетни; и ихъ вездѣ встрѣчали привѣтствіями -- а съ этой прибавкой все извѣстіе получаетъ политическую окраску.

-- Поговоримъ лучше о другомъ,-- попросилъ Отто.

-- Я сама хотѣла вамъ это предложить, то-есть, вѣрнѣе сказать, хотѣла рѣшительно перейти къ политикѣ. Знаете ли вы, что эта война популярна, ...о! такъ популярна, что даже принцессу Серафину народъ привѣтствуетъ.

-- Все возможно; возможно, что мы готовимся воевать, но, даю вамъ честное слово, что не знаю, съ кѣмъ.

-- И вы сознаетесь въ этомъ?.. Я не имѣю претензіи читать вамъ мораль, но сознаюсь, что всегда ненавидѣла ягненка и питала романическое чувство къ волку. О! бросьте вы роль ягненка и покажитесь государемъ, потому что мнѣ надоѣло это междуцарствіе.

-- А я думалъ, что вы принадлежите въ ихъ партіи.

-- Я бы принадлежала къ вашей партіи, mon prince, еслибы она у васъ была. Правда, что вы не честолюбивы. Въ Англіи былъ нѣкогда человѣкъ, котораго называли поставщикомъ королей. Знаете ли, мнѣ кажется, что я могла бы имъ быть тоже.

-- Со временемъ я попрошу васъ быть поставщикомъ фермера.

-- Что это загадка?-- спросила графиня.

-- Именно загадка; и притомъ очень хорошая.

-- Долгъ платежемъ красенъ. Я задамъ вамъ тоже загадку. Гдѣ Гондремаркъ?

-- Первый министръ?-- въ своемъ министерствѣ, вѣроятно.

-- Именно,-- отвѣчала графиня и указала вѣеромъ на дверь, которая вела въ аппартаменты принцессы. А мы съ вами, mon prince, дожидаемся въ пріемной. Вы думаете, что я злая,-- прибавила она.-- Испытайте и вы увидите. Возложите на меня какое-нибудь порученіе, спрашивайте, о чемъ угодно. Нѣтъ чудовищности, какую я бы для васъ не сдѣлала, нѣтъ тайны, которую бы не выдала.

-- Благодарю васъ,-- отвѣчалъ онъ, цѣлуя ея руку.-- Но я слишкомъ уважаю своихъ друзей. Я лучше ничего не хочу знать. Мы съ вами побратались, какъ враги-солдаты на аванпостахъ, но пусть каждый остается вѣренъ своей арміи.

-- Ахъ!-- вскричала она,-- еслибъ всѣ мужчины были такъ великодушны, какъ вы, тогда стоило бы быть женщиной!

Однако, судя по ея взглядамъ, это великодушіе ее какъ-будто разочаровало. Она искала какого-нибудь утѣшенія и, должно быть, нашла, потому что вдругъ повеселѣла.

-- Могу ли я попросить своего государя удалиться,-- сказала она.-- Это бунтъ съ моей стороны и un cas pendable; но что мнѣ дѣлать?-- мой медвѣдь ревнивъ!

-- Довольно,-- закричалъ Отто.-- Агасверъ передаетъ вамъ скипетръ; мало того: онъ готовъ вамъ во всемъ повиноваться. Вамъ стоитъ только приказать.

И съ этими словами, принцъ отошелъ и сталъ ухаживать за придворными дамами Графинской и фонъ-Эйзенталь. Но графиня умѣла пользоваться своимъ оружіемъ и заронила въ сердцѣ принца мысль о мести. Что Гондремаркъ былъ ревнивъ -- это было пріятно слышать! И графиня Розенъ, благодаря этой ревности, представилась ему въ новомъ свѣтѣ!

V.
Гондремаркъ въ покояхъ принцессы.

Графиня Розенъ сказала правду. Первый министръ Грюневальда сидѣлъ запершись съ Серафиной. Туалетъ послѣдней былъ оконченъ и принцесса, одѣтая со вкусомъ, сидѣла передъ громаднымъ зеркаломъ. Сэръ Джонъ описалъ ея наружность недоброжелательно, но вѣрно; вѣрно по буквѣ, что не мѣшало ему быть пасквилемъ, произведеніемъ ненавистника женщинъ. Лобъ принцессы, быть можетъ, былъ слишкомъ высокъ, но это къ ней шло; ея фигура, слегка сутуловатая, была, однако, изящна, а руки, ноги, уши, форма головы -- безукоризненны. Она не была красива, но была жива, измѣнчива, колоритна и интересна; а глаза ея, если и были черезъ-чуръ выразительны, за то производили сильное впечатлѣніе. Они были самой красивой чертой въ ея лицѣ и, однако, постоянно давали ложное истолкованіе ея мыслямъ. Въ глубинѣ своего незрѣлаго, жесткаго сердца, она была заражена мужскимъ честолюбіемъ и властолюбіемъ, а глаза ея сверкали жгучимъ задоромъ, отвагой, хитростью, манили, какъ глаза алчной сирены. И она была хитра въ извѣстномъ смыслѣ. Терзаясь, что она не мужчина и не можетъ прославиться своими подвигами, она задумала роль женщины съ безграничнымъ могуществомъ, она затѣяла покорить всѣ сердца, завладѣть всѣми умами и въ то время, какъ сама не любила никого въ мірѣ, желала, чтобы всѣ ея слушались. Это обычное женское честолюбіе. Такова могла быть та дама, которая бросила свою перчатку въ клѣтку со львами и пригласила своего рыцаря достать ее. Но подводные камни одинаково расположены и на пути женщинъ, какъ и на пути мужчинъ.

Возлѣ нея, на низенькомъ табуретѣ, Гондремаркъ прикурнулъ въ покорной кошачьей позѣ. Страшная синяя челюсть этого человѣка и мрачные, желчные глаза, быть можетъ, придавали больше цѣны его желанію угодить и понравиться. Лицо его выражало умъ, характеръ и какую-то отважную безчестность, въ родѣ какъ бы у морского разбойника. Манеры его въ то время, какъ онъ улыбался принцессѣ, были крайне почтительны, но вовсе не изящны.

-- Можетъ быть,-- говорилъ баронъ,-- но теперь позвольте мнѣ откланяться. Я не долженъ заставлять своего государя ждать въ пріемной. Но и намъ необходимо теперь же рѣшить.

-- Этого никакъ, никакъ нельзя отложить?-- спросила принцесса.

-- Невозможно,-- отвѣчалъ Гондремаркъ,-- ваша свѣтлость сами это видите. На первыхъ порахъ мы должны дѣйствовать съ змѣиной осторожностью; но когда близится развязка, намъ нѣтъ другого выбора, какъ быть смѣлыми, какъ львы. Еслибы принцъ не возвращался, было бы лучше, но мы слишкомъ далеко зашли, чтобы отступать.

-- Отчего онъ вернулся? и какъ разъ сегодня?

-- По инстинктивному влеченію своей натуры, натуры человѣка, созданнаго на то, чтобы путать и портить чужую игру. Но вы преувеличиваете опасность. Подумайте, какъ мы до сихъ поръ благополучно вели свое дѣло и съ какими препятствіями! Неужели же вѣтреная голова?.. но, нѣтъ...

И онъ смѣясь подулъ на свои пальцы.

-- Вѣтреная голова -- все еще государь Грюневальда.

-- Только благодаря вашему позволенію и до тѣхъ поръ, пока вы это позволяете. Существуютъ природныя права: власть должна принадлежать сильному, таковъ законъ. Если онъ вздумаетъ стать вамъ поперекъ дороги... ну, вы слышали исторію про глиняный горшокъ и желѣзный?

-- Вы называете меня горшкомъ?.. вы очень нелюбезны, баронъ,-- засмѣялась принцесса.

-- Прежде, нежели мы привыкнемъ къ вашей славѣ, а долженъ буду исчерпать много титуловъ.

Принцесса покраснѣла отъ удовольствія.

-- Но Фридрихъ все еще государь, monsieur le Flatteur,-- сказала она.-- Неужели же вы мнѣ предлагаете революцію?

-- Которая уже совершилась!-- вскричалъ онъ.-- Принцъ царствуетъ лишь по альманаху; но управляетъ моя принцесса.

И онъ съ восхищеніемъ и обожаніемъ поглядѣлъ на Серафину, у которой сердце забилось отъ радости.. Глядя на своего огромнаго раба, она пила нектаръ лести и властолюбія. Онъ же продолжалъ:

-- У моей принцессы только одинъ недостатокъ; только одну опасность я вижу на томъ великомъ поприщѣ, которое ее ожидаетъ. Могу я назвать ее? могу я быть столь дерзокъ? Эта опасность -- въ ней самой: у ней сердце слишкомъ мягко.

-- У ней храбрости не хватаетъ, баронъ,-- сказала принцесса.-- Представьте только, что будетъ, если мы плохо разсчитали, если мы будемъ разбиты.

-- Разбиты?.. развѣ заяцъ можетъ разбить собаку? Наши войска разставлены вдоль границы; черезъ пять часовъ авангардъ въ пять тысячъ штыковъ будетъ у воротъ Бранденау; а во всемъ Герольштейнѣ не наберется и пяти сотъ человѣкъ, умѣющихъ маневрировать. Дѣло просто, какъ дважды два четыре. Никакого сопротивленія не можетъ быть.

-- Не великъ тогда и подвигъ,-- замѣтила она.-- Это-то вы называете славой? Это все равно, что побить ребенка.

-- Мужество дипломатично. Мы предпринимаемъ смѣлый шагъ; не впервые обращаемъ глаза всей Европы на Грюневальдъ. И во время переговоровъ, въ послѣдующіе три мѣсяца, запомните мои слова, мы или выдержимъ, или падемъ. Вотъ тутъ-то я буду нуждаться въ вашихъ совѣтахъ,-- прибавилъ онъ, почти мрачно.-- Еслибы я не видѣлъ васъ въ дѣлѣ, еслибы я не зналъ изворотливости вашего ума, я бы трепеталъ, сознаюсь въ томъ, за послѣдствія. Но въ этой сферѣ, мужчинамъ слѣдуетъ признать свою неспособность. Всѣ великіе дипломаты, которые вели успѣшные переговоры, если не были женщинами, то всегда пользовались совѣтами женщинъ. У m-me де-Помпадуръ были плохіе слуги; она не нашла своего Гондремарка; но какой она была великій политикъ! А Катерина Медичи!.. какая вѣрность взгляда, какая изобрѣтательность на средства, какая гибкость въ пораженіи! Но, увы! вѣтреныя головы были у ея родныхъ дѣтей и въ ней самой была только одна вульгарная черта, а именно: она была доброй женой и допустила семейнымъ узамъ и привязанностямъ связать себя по рукахъ и ногамъ.

Эти странныя историческія теоріи, прямо составленныя ad usum Seraphinae, не оказали обычнаго, успокоивающаго вліянія на принцессу.

Было очевидно, что на нее нашло сомнѣніе въ своихъ собственныхъ дѣяніяхъ. Она продолжала оспаривать своего совѣтчика, полузакрывъ глаза и иронически улыбаясь.

-- Какіе мужчины дѣти!-- говорила она,-- какъ они любятъ громкія слова! Еслибы вамъ пришлось чистить кастрюли, г. баронъ, вы бы, навѣрное, назвали бы это доблестью.

-- И назвалъ бы,-- твердо отвѣчалъ баронъ.-- Добродѣтель нуждается въ красивомъ названіи; она не такъ-то привлекательна сама по себѣ.

-- Прекрасно, но извольте мнѣ разъяснить, въ чемъ наша храбрость. Мы просили позволенія, какъ дѣти. Наша бабушка въ Берлинѣ, нашъ дядюшка въ Вѣнѣ, вся фамилія погладила насъ по головкѣ и поощрила къ дѣйствію. Храбрость!.. я дивлюсь, когда слышу васъ.

-- Ваша свѣтлость сегодня на себя не похожи!. Вы забываете, въ чемъ заключается опасность. Справедливо, что мы получили одобреніе со всѣхъ сторонъ; но вашей свѣтлости хорошо извѣстно, на какихъ невозможныхъ условіяхъ, и, кромѣ того, извѣстно тоже, какъ легко забываются такія тайныя совѣщанія на гласныхъ сеймахъ и какъ отъ нихъ открещиваются. Опасность существуетъ (онъ внутренно бѣсился, что долженъ раздувать тотъ самый уголь, который старался потушить), и не менѣе существенная отъ того, что она не военная. Еслибы намъ пришлось опереться на наши войска, то хотя я раздѣляю надежды вашей свѣтлости на усердіе нашего главнокомандующаго, но не слѣдуетъ забывать, что онъ еще не имѣлъ случая доказать свое искусство. Что касается переговоровъ, то тутъ руководство принадлежитъ намъ и, зъ вашей помощью, я не боюсь опасности.

-- Все это прекрасно,-- вздохнула Серафина.-- Но я вижу опасность въ иномъ направленіи. Этотъ народъ, этотъ ужасный народъ -- представьте только, что онъ возмутится? Что подумаетъ о насъ Европа?-- что мы предпринимаемъ вторженія въ чужую землю, когда мой собственный тронъ колеблется!

-- Простите, ваша свѣтлость,-- отвѣчалъ улыбаясь Гондремаркъ,-- тутъ вы ошибаетесь. Что питаетъ недовольство народа? Что, какъ не налоги? Но разъ мы завладѣемъ Герольштейномъ, налоги будутъ отмѣнены, сыновья вернутся въ семьи, покрытые славой, дома обогатятся награбленной добычей, на всѣ вкусы найдется своя доля военной славы и всѣ семьи будутъ счастливы! "Ай!-- станутъ они говорить другъ другу, хлопая длинными ушами,-- принцесса знала что дѣлала; она была права, у ней умная голова на плечахъ и вотъ намъ теперь лучше живется, чѣмъ прежде". Но къ чему я все это говорю?-- ваша свѣтлость сами раньше того указывали мнѣ на все это; ваши резоны и убѣдили меня предпринять все это дѣло.

-- Мнѣ кажется, г. фонъ-Гондремаркъ,-- сказала Серафина колко,-- вы часто приписываете мнѣ свою собственную дальновидность.

На одну секунду Гондремаркъ потерялся передъ такой ловкой аттакой, но тотчасъ же опомнился.

-- Неужели?-- сказать онъ.-- Чтожъ, это возможно. Я замѣтилъ такую же наклонность и у вашей свѣтлости.

Это было сказано такъ откровенно и казалось такъ справедливо, что Серафина успокоилась. Ея тщеславіе было задѣто и, когда причину устранили, она повеселѣла.

-- Хорошо,-- замѣтила она,-- но все это не идетъ къ дѣлу. Мы заставляемъ Фридриха ждать въ передней и я все еще не знаю плана нашего похода. Ну-съ, товарищъ-адмиралъ, будемъ совѣщаться.

-- Адмиралъ?-- переспросилъ баронъ, улыбаясь.-- Долго еще намъ ждать, пока у насъ будетъ адмиралъ въ Грюневальдѣ.

-- До моря не близко, monsieur l'Ambitieux, и у насъ не можетъ быть адмирала, пока нѣтъ порта,-- отвѣчала она.

-- Не близко? Когда государство начнетъ расширяться, оно растетъ въ геометрической прогрессіи.

-- Полноте, вы шутите, monsieur mon premier ministre. Какъ мнѣ теперь его принять? И что намъ дѣлать, если онъ увидитъ, что у насъ дѣловое совѣщаніе?

-- Я пока раскланяюсь съ вашей свѣтлостью. Я видѣлъ васъ въ дѣлѣ. Пригласите его заняться театромъ! Но будьте какъ можно мягче,-- прибавилъ онъ.-- Нельзя ли, чтобы у моей государыни голова поболѣла, напримѣръ?

-- Ни за что!-- отвѣчала она.-- Женщина, которая умѣетъ править, какъ мужчина, умѣетъ драться, не должна уклоняться отъ поединка. Рыцарь не долженъ позорить свое оружіе.

-- Если такъ, то позвольте мнѣ умолять ma belle dame sans merci, присвоить себѣ единственную добродѣтель, которой у нея нѣтъ. Будьте снисходительны въ бѣдному молодому человѣку; притворитесь, что интересуетесь его охотой; что вамъ надоѣла политика; что вы отдыхаете въ его обществѣ отъ сухихъ дѣловыхъ занятій. Одобряете ли, ваша свѣтлость, такой планъ дѣйствій?

-- Все это пустяки,-- отвѣчала Серафина.-- Совѣтъ -- вотъ существенное.

-- Совѣтъ?-- вскричалъ Гондренаркъ.-- Позвольте мнѣ, ваша свѣтлость...

Онъ всталъ и сталъ расхаживать по комнатѣ, передразнивая Отто и голосомъ и жестами, и довольно удачно.

"Что у насъ сегодня на очереди, г. Гондремаркъ? Ахъ, господинъ канцлеръ, у васъ новый парикъ? Вамъ меня не обманутъ; я знаю всѣ парики въ Грюневальдѣ; у меня государственный взглядъ. Что это за бумаги? О, знаю. Ну, разумѣется. Навѣрное, навѣрное, держу пари, что никто изъ васъ не замѣтилъ этого парика. Ну, разумѣется. Ничего объ этомъ не знаю. Боже мой, скоро ли это кончится? Ну хорошо, подпишите ихъ всѣ; у васъ есть довѣренность. Видите, г. канцлеръ, что я узналъ вашъ парикъ"...

-- И вотъ какимъ образомъ,-- заключилъ Гондренаркъ своимъ собственнымъ голосомъ,-- нашъ монархъ просвѣщаетъ и направляетъ своихъ совѣтниковъ.

Но когда баронъ обратился къ Серафимѣ за одобреніемъ, онъ встрѣтилъ ледяной отпоръ.

-- Вамъ угодно щеголять остроуміемъ, г. фонъ-Гондремаркъ,-- сказала она,-- и вы, кажется, забыли, гдѣ вы находитесь. Но такого рода репетиціи могутъ ввести въ заблужденіе. Вашъ повелитель, принцъ Грюневальдскій, бываетъ иногда гораздо требовательнѣе.

Гондренаркъ послалъ ее къ чорту въ душѣ. Изъ всѣхъ оскорбленныхъ самолюбій, оскорбленное самолюбіе шута всего сердитѣе; а когда ожидаются важныя событія, такіе мелкіе удары становятся нестерпимыми. Но Гондремаркъ былъ желѣзный человѣкъ. Онъ ничего не показалъ. Онъ даже не отступилъ назадъ, какъ бы сдѣлалъ дюжинный интриганъ, но храбро возражалъ:

-- Принцесса,-- сказалъ онъ,-- если, какъ вы говорите, онъ окажется требовательнымъ, то мы возьмемъ быка за рога.

-- Увидимъ,-- отвѣчала она, и поправила платье, какъ бы собираясь встать.

Досада, гнѣвъ, отвращеніе -- всѣ самыя ѣдкія чувства шли къ ней какъ брилліанты. Она въ эту минуту очень похорошѣла.

"Дай Богъ, чтобы они поссорились", подумалъ Гондренаркъ. "Проклятая лисица можетъ ускользнуть отъ меня, если они не поссорятся, пора выпуститъ его на сцену. Пустъ сцѣпятся!"

И въ силу этихъ размышленій, онъ опустился на одно колѣно и рыцарски поцѣловалъ руку принцессы.

-- Государыня, отпустите теперь своего слугу,-- проговорилъ онъ.-- Мнѣ надо еще многое приготовить къ совѣту.

-- Ступайте,-- сказала она и встала.

И въ то время какъ Гондремаркь вышелъ въ боковую дверь, она позвонила и приказала впустить принца.

VI.
Принцъ читаетъ лекцію о бракѣ, съ практическими иллюстраціями о разводѣ.

Съ цѣлымъ міромъ прекрасныхъ намѣреній, Отто вступилъ въ кабинетъ своей жены. Какими отеческими, какими нѣжными,какими душевными словами готовился онъ ее растрогать! Серафина тоже была хорошо настроена. Ея обычное отношеніе къ Отто, какъ къ помѣхѣ, которая можетъ разстроить всѣ ея планы, смѣнилось временнымъ недовѣріемъ къ самимъ планамъ. Кромѣ того, Гондремаркъ возбудилъ въ ней гнѣвъ и отвращеніе. Въ душѣ она никогда не любила барона. Сквозь его наглую угодливость, сквозь обожаніе, которымъ онъ съ неделикатной деликатностью привлекалъ ея вниманіе, она угадала грубость его натуры. Такъ человѣкъ можетъ гордиться тѣмъ, что приручилъ медвѣдя, и все-таки возмущаться его запахомъ. И кромѣ того, у нея было глухое предчувствіе, что этотъ человѣкъ фальшивъ и обманываетъ ее. Правда, что и она фальшиво играла его любовью, но онъ, быть можетъ, фальшиво игралъ ея тщеславіемъ. Дерзость послѣдней мимической сцены, которую отъ себѣ позволялъ, и ложное положеніе, въ какомъ она находилась въ то время, какъ сидѣла и глядѣла на него, тяжелымъ камнемъ легли на ея совѣсть. Она встрѣтила Отто почти какъ виноватая, но вмѣстѣ съ тѣмъ обрадовалась тому, что его приходъ отвлекаетъ ее отъ всѣхъ этихъ тяжелыхъ вещей.

Но направленіе всякаго разговора зависитъ отъ тысячи мелочей и, при самомъ входѣ въ комнату, Отто непріятно поразило одно обстоятельство. Гондремаркъ ушелъ, но стулъ, на которомъ онъ сидѣлъ, остался на прежнемъ мѣстѣ и Отто было тяжело, что этого человѣка не только принимаютъ, но онъ и уходитъ съ какой-то таинственностью. Подъ вліяніемъ этой горькой мысли, онъ довольно рѣзко отослалъ человѣка, который его ввелъ къ принцессѣ.

-- Вы, однако, у меня какъ дома,-- замѣтила послѣдняя, задѣтая его повелительнымъ тономъ и взглядомъ, брошеннымъ имъ на стулъ.

-- Я такъ рѣдко у васъ бываю,-- отвѣчалъ Отто,-- что имѣю почти право на то, чтобы со мной обращались, какъ съ гостемъ.

-- Вы сами выбираете себѣ общество, Фридрихъ,-- замѣтила она.

-- Я затѣмъ сегодня и пришелъ, чтобы поговорить объ этомъ. Мы уже четыре года какъ женаты, Серафина, и эти годы не были счастливыми ни для васъ, ни для меня. Я хорошо знаю, что не годился вамъ въ мужья. Я не молодъ, не честолюбивъ, люблю бездѣлье; и вы презирали меня, не смѣю сказать, несправедливо. Но, чтобы судить безпристрастно о той и о другой сторонѣ, я долженъ напомнить, какъ я дѣйствовалъ. Когда я нашелъ, что васъ забавляетъ разыгрывать роль государыни на этой миніатюрной сценѣ, развѣ я не передалъ вамъ мой игрушечный ящикъ, Грюневальдъ? А когда я нашелъ, что я непріятенъ вамъ какъ мужъ, развѣ я надоѣдалъ вамъ своимъ вниманіемъ? Согласитесь, что ни одинъ мужъ не могъ быть менѣе требовательнымъ? Вы скажете, что у меня нѣтъ чувствъ, нѣтъ предпочтеній и, слѣдовательно, нѣтъ и чести; что я иду, куда вѣтеръ дуетъ, что всѣ мои дѣйствія обусловливаются моимъ характеромъ и, въ одномъ, вы будете справедливы: что легко, очень легко предоставлять вещи ихъ собственному теченію. Но, Серафина, я начинаю понимать, что это не всегда благоразумно. Если я былъ слишкомъ старъ и слишкомъ безпеченъ, чтобы быть вашимъ мужемъ, я долженъ былъ помнить, что я -- государь той страны, куда вы явились гостьей и ребенкомъ. Въ этомъ отношеніи, у меня были обязанности и этихъ обязанностей я не исполнилъ.

Ссылаться на преимущество старшаго возраста, значитъ навѣрное оскорбить своего собесѣдника.

-- Обязанности!-- засмѣялась Серафина,-- какъ странно слышать это слово въ вашихъ устахъ, Фридрихъ! Вы меня смѣшите! Что это за фантазія? Ступайте, кокетничайте съ фрейлинами, будьте принцемъ изъ саксонскаго фарфора, какимъ вы кажетесь. Наслаждайтесь жизнью, mon enfant, и предоставьте обязанности и государство намъ.

Это множественное мѣстоимѣніе оскорбило слухъ принца.

-- Я и безъ того слишкомъ много наслаждался,-- сказалъ онъ,-- если это называется наслаждаться. А между тѣмъ я могъ бы многое возразить вамъ. Вы, кажется, воображаете, что я до страсти люблю охотиться. Но право, бывали дни, когда меня гораздо больше интересовало то, что вы любезно называете моимъ правительствомъ. И я всегда претендовалъ на нѣкоторый вкусъ; я умѣлъ отличать счастіе отъ скучной рутины; между охотой, трономъ Австріи и вашимъ обществомъ, я бы ни минуты не колебался въ выборѣ, еслибы выборъ отъ меня зависѣлъ. Вы были дѣвочка, бутонъ, когда васъ мнѣ отдали!..

-- Господи!-- вскричала она,-- вы, кажется, намѣрены объясниться въ любви?

-- Я никогда не бываю смѣшонъ,-- отвѣтилъ онъ,-- это мое единственное достоинство и вы можете быть увѣрены, что между вами произойдетъ только модное супружеское объясненіе. Но когда я говорю о прошломъ, то простая вѣжливость требуетъ, чтобы я говорилъ о немъ съ сожалѣніемъ. Будьте же справедливы: вы бы сами сочли меня страшнымъ грубіянонъ, еслибы я вспоминалъ объ этихъ дняхъ безъ приличной печали. Будьте еще справедливѣе и скажите, хотя бы только изъ снисхожденія, что и вы сожалѣете о прошломъ.

-- Мнѣ не о чемъ сожалѣть,-- заявила принцесса.-- Вы меня удивляете. Я думала, что вы счастливы.

-- Счастливъ, счастливъ!-- есть сто способовъ быть счастливымъ. Одинъ человѣкъ чувствуетъ себя счастливымъ, когда бунтуется; другой, когда спитъ; третій ищетъ счастія въ винѣ, въ перемѣнѣ, въ путешествіи. Говорятъ, добродѣтель дѣлаетъ счастливымъ,-- я не пробовалъ; говорятъ также, что въ прежнихъ, спокойныхъ, старомодныхъ супружествахъ было много счастія. Счастливъ? Да, я счастливъ, если хотите, но скажу вамъ откровенно, я былъ счастливѣе, когда привезъ васъ сюда своей женой.

-- Но, кажется, съ тѣхъ поръ, вы перемѣнили свое мнѣніе,-- замѣтила принцесса не безъ замѣшательства.

-- Нѣтъ, я никогда не мѣнялся. Помните, Серафина, когда мы ѣхали домой и вы увидѣли розы по дорогѣ и я вышелъ изъ экипажа и нарвалъ вамъ розъ?-- то была узенькая тропинка между высокими деревьями; и помните золотистый закатъ солнца и облака, бѣжавшія надъ нашими головами? Я сорвалъ вамъ девять, девять красныхъ розъ и вы за каждую изъ нихъ меня поцѣловали, и я сказалъ себѣ, что на каждую розу и на каждый поцѣлуй придется, по крайней мѣрѣ, годъ любви. Увы! не прошло и полутора лѣтъ, какъ все кончилось. Но развѣ вы думаете, Серафина, что мое сердце измѣнилось?

-- Право, не знаю,-- отвѣчала она точно автоматъ.

-- Нѣтъ, оно не измѣнилось. Въ любви, хотя бы даже мужа къ женѣ, нѣтъ ничего смѣшного, когда эта любовь сознаетъ себя несчастной и ничего не требуетъ. Я построилъ свое зданіе на пескѣ; простите меня, я не въ упрекъ это говорю; я построилъ зданіе на своихъ собственныхъ недостаткахъ, но я вложилъ свое сердце въ это зданіе и оно схоронено среди обломковъ.

-- Какъ поэтично!-- проговорила она съ напускнымъ смѣхомъ, потому что какая-то невѣдомая, непривычная мягкость проникала въ ея сердце.-- Но что вы хотите сказать?-- спроси" она, стараясь предать твердость голосу.

-- Я хочу сказать слѣдующее, хотя мнѣ и трудно это высказывать. Я хочу сказать: Серафима, я все-таки вашъ мужъ и вмѣстѣ съ тѣмъ бѣдный глупецъ, которой васъ любятъ. Поймите, я -- не побирающійся мужъ; я не хочу милости, не хочу, чтобы вы дали мнѣ, изъ состраданія то, чего не можете дать въ любви. Я не прошу и не зналъ бы этого. Что касается ревности, то какое право я имѣю ревновать? Собака, которая лежитъ на сѣнѣ, сама не ѣсть и другимъ не даетъ, только смѣшна въ глазахъ другихъ собакъ. Но какъ бы то ни было, а въ глазахъ свѣта, я все же вашъ мужъ и спрашиваю васъ: честно ли вы со мной поступаете? Я держусь поодаль, предоставляю вамъ свободу, предоставляю вамъ дѣлать все, что вы хотите. Чѣмъ же вы мнѣ за это отплачиваете? Я нахожу, Серафина, что вы были слишкомъ легкомысленны. Между людьми, находящимися другъ съ другомъ въ такихъ отношеніяхъ, какъ мы съ вами, требуется особенная деликатность и взаимное вниманіе. Можетъ быть трудно избѣжать скандала, но очень тяжело его переносить.

-- Скандала!-- закричала она, съ трудомъ переводя духъ.-- Скандала!.. вы къ этому вели свою рѣчь?

-- Я старался высказать вамъ то, что я чувствую. Я сказалъ вамъ, что люблю васъ, люблю безъ взаимности... что очень горько для мужа; я открылъ всю свою душу, чтобы слова мои не показались оскорбительными. А теперь, такъ какъ я началъ, то уже и кончу.

-- Я прошу этого; я хочу знать, въ чемъ дѣло?

Отто вспыхнулъ.

-- Я долженъ сказать то, о чемъ лучше бы умолчать. Я совѣтую вамъ рѣже видѣться съ Гондремаркомъ.

-- Съ Гондремаркомъ? А почему?

-- Ваша близость съ нимъ служитъ поводомъ въ скандалу,-- сказалъ Отто достаточно твердо,-- скандалу, который мучителенъ для меня и убилъ бы вашихъ родителей, еслибы они о немъ узнали.

-- Вы первый говорите мнѣ это,-- проговорила она.-- Благодарю васъ.

-- И вы права,-- отвѣчалъ онъ.-- Быть можетъ, я одинъ изъ вашихъ друзей...

-- Оставьте въ покоѣ моихъ друзей,-- перебила она.-- Мои друзья, другого рода люди. Вы пришли ко мнѣ и вздумали разыграть чувствительную сцену. Когда я видѣла васъ въ послѣдній разъ? Я въ этотъ промежутокъ времени управляла за васъ вашимъ королевствомъ и въ этомъ вы мнѣ не помогали. Наконецъ, когда я устала отъ мужской работы, а вы устали отъ своихъ забавъ, вы приходите и дѣлаете мнѣ сцену супружеской ревности... точно лавочникъ своей женѣ! Это слишкомъ нелѣпо. Вы должны были бы пенять, что я не могу управлять за васъ государствомъ и вмѣстѣ съ тѣмъ вести себя, какъ дѣвочка. Скандалъ носится въ воздухѣ, который окружаетъ насъ, государей; государю слѣдовало бы это знать. Вы играете неверную роль. Вѣрите ли вы этимъ слухамъ?

-- Развѣ я былъ бы тогда здѣсь?

-- Вотъ это-то я и хочу знать!-- закричала она, окончательно выходя изъ себя.-- Предположимъ, что вы вѣрите, предположимъ, говорю я, что вы вѣрите?..

-- Я бы заставилъ себя вѣрить противному,-- отвѣчалъ онъ.

-- Я такъ и думала. О! вы состоите изъ одной низости!

-- Послушайте,-- закричалъ онъ, разсердившись, наконецъ, въ свою очередь:-- довольно такихъ словъ. Вы намѣренно искажаете мое поведеніе; вы злоупотребляете моимъ терпѣніемъ. Отъ имени вашихъ родителей, отъ своего имени, я приглашаю васъ быть осторожнѣе.

-- Что это просьба, monsieur mon mari?-- спросила она.

-- Какъ вамъ угодно; я могъ бы вамъ и приказать.

-- Вы можете по существующимъ законамъ даже посадить меня въ тюрьму. Но что же вы отъ этого выиграете?

-- Вы будете вести себя по прежнему?-- спросилъ онъ.

-- Непремѣнно,-- отвѣчала, она.-- Какъ скоро эта комедія будетъ окончена, я попрошу барона фонъ-Гондремарка придти ко мнѣ. Поняли ли вы?-- прибавила она, вставая.

-- Если такъ, то я попрошу васъ взять меня подъ руку и вмѣстѣ со мной посѣтить другую часть моего жалкаго дома,-- сказалъ Отто, весь дрожа отъ гнѣва.-- Будьте спокойны, это не отниметъ у васъ много времени и будетъ послѣдней услугой, которую вамъ придется мнѣ оказать.

-- Послѣдней?-- вскричала она.-- Съ большимъ удовольствіемъ!

Она подала ему руку и онъ повелъ ее подъ руку. Оба въ душѣ сгорали отъ гнѣва и раздраженія. Онъ провелъ ее черезъ боковую дверь, въ которую передъ тѣмъ вышелъ Гондремаркъ; они прошли нѣсколько корридоровъ, гдѣ рѣдко кто проходилъ и которые окнами выходили во дворъ и, наконецъ, пришли въ ту часть дворца, гдѣ расположены были покои принца. Первая комната была оружейная и въ ней стѣны увѣшаны оружіемъ различныхъ странъ, а окна выходили на террасу передняго фронтона.

-- Вы привели меня сюда, чтобы убить? - освѣдомилась она.

-- Я привелъ васъ сюда только мимоходомъ,-- отвѣтилъ Отто.

Послѣ того они вошли въ библіотеку, гдѣ старикъ камергеръ силѣлъ и дремалъ. Онъ всталъ, поклонился принцу и принцессѣ и спросилъ, что они прикажутъ.

-- Дожидайтесь насъ здѣсь,-- отвѣчалъ Отто.

Слѣдующая остановка была въ портретной галлереѣ, гдѣ висѣлъ портретъ Серафины въ амазонкѣ и съ красными розами въ волосахъ, какъ его приказалъ нарисовать принцъ. Онъ молча указалъ ей на портретъ. Она молча приподняла брови; и затѣмъ они вышли въ корридоръ, устланный коврами, куда выходили четыре двери. Одна вела въ спальню Отто, другая въ спальню Серафины. И здѣсь, наконецъ, Отто выпустилъ ея руку и подойдя въ двери, заперъ ее на замокъ.

-- Давно уже она не запиралась извнутри,-- замѣтилъ онъ.

-- Довольно, что она запирается снаружи,-- отвѣчала принцесса.-- Это все?

-- Прикажете отвести васъ назадъ?-- спросилъ онъ.

-- Я бы предпочла,-- отвѣчала она съ вызовомъ,-- чтобы меня отвелъ баронъ фонъ-Гондремаркъ.

Отто позвалъ камергера.

-- Если баронъ фонъ-Гондремаркъ находится во дворцѣ,-- сказалъ онъ,-- то попросите его придти сюда къ принцессѣ.

И когда камергеръ ушелъ, принцъ спроси":

-- Могу я еще чѣмъ-нибудь услужить вамъ?

-- Нѣтъ, благодарю васъ. Вы очень позабавили меня,-- отвѣчала она.

-- Теперь я возвращаю вамъ вполнѣ вашу свободу. Вы были несчастны замужемъ.

-- Да, несчастна.

-- Мужъ, однако, не особенно стѣснялъ васъ и отнынѣ будетъ стѣснять еще меньше. Но одну вещь я все-таки прошу васъ не забывать, а именно: что вы носите имя моего отца и такъ какъ вы не желаете принимать отъ меня совѣтовъ, то постарайтесь сами носить его съ большимъ достоинствомъ.,

-- Какъ долго не идетъ баронъ фонъ-Гондремаркъ,-- замѣтила она.

-- О! Серафина, Серафина!-- воскликнулъ онъ.

И на этомъ окончилось ихъ свиданіе.

Она подошла въ окну и стала въ него глядѣть; немного спустя камергеръ доложилъ о приходѣ барона фонъ-Гондремарка, который вошелъ нѣсколько растерянный и смущенный отъ такого необычнаго приглашенія. Принцесса отвернулась отъ окна съ улыбкой, выказавшей всѣ ея бѣлые зубы; только румянецъ на щекахъ, болѣе сильный чѣмъ обыкновенно, выдавалъ ея волненіе. Отто былъ блѣденъ, но вполнѣ владѣлъ собой.

-- Баронъ фонъ-Гондремаркъ,-- сказалъ онъ,-- сдѣлайте мнѣ одолженіе: отведите принцессу въ ея покои.

Баронъ, все еще не постигавшій, что все это значитъ, предложилъ руку принцессѣ, которая съ улыбкой ее приняла и чета удалилась черезъ портретную галлерею.

Какъ только они ушли, Отто сообразилъ всю нелѣпость своего поведенія и то, что онъ сдѣлалъ діаметрально противуположное тому, что хотѣлъ сдѣлать. Онъ съ минуту простоялъ, какъ бы оглушенный. Такое полное и неудержимое фіаско показалось ему самому очень смѣшнымъ и онъ громко разсмѣялся, не смотря на свою ярость. Это настроеніе смѣнилось, въ свою очередь, сильнымъ припадкомъ раскаянія, а затѣмъ онъ снова разсердился, вспомнивъ свою неудачу. Такимъ образомъ, его раздирали самыя противуположныя чувства: то онъ горевалъ о своей непослѣдовательности и невыдержкѣ, то проникался жгучимъ негодованіемъ и благородной жалостью къ самому себѣ.

Онъ ходилъ по комнатѣ, точно леопардъ. Отто могъ быть опасенъ минутами. Подобно пистолету, онъ могъ выстрѣлить и убить, но подобно пистолету же его могли бросить въ сторону. Но въ эту именно минуту, когда онъ бѣгалъ по комнатѣ, поперемѣнно негодуя, бѣсясь и терзаясь, и рвалъ въ клочки носовой платокъ, его раздраженіе дошло до послѣдней степени, нервы были крайне натянуты. Пистолетъ, можно сказать, быль заряженъ. И когда ревность, минутами, судорогой пробѣгала по его лицу, онъ былъ тогда опасенъ. Онъ презиралъ страданія ревности, и, однако, они его терзали. Но и въ самомъ разгарѣ своего бѣшенства, онъ все еще вѣрилъ въ невинность Серафины; но мысль о возможности измѣны съ ея стороны была горьчайшей приправой въ кубку его горестей.

Но вотъ въ дверь постучались и камергеръ подалъ еку записку. Онъ взялъ ее и смялъ въ рукѣ, продолжая ходить по комнатѣ и предаваться бурнымъ мыслямъ; нѣсколько минутъ прошло прежде, нежели онъ понялъ, въ чемъ дѣло. Тогда онъ остановился и распечаталъ записку. Она была нацарапана карандашомъ, рукою Готгольда, и гласила слѣдующее:

"Совѣтъ немедленно созывается и втайнѣ. Г. ф. Г."

Если совѣтъ созывался раньше срока и втайнѣ, ясно, что опасались его вмѣшательства. Опасались! Это пріятно. Готгольдь также, Готгольдь, всегда смотрѣвшій на него, какъ на хилаго мальчика, теперь беретъ на себя трудъ предупреждать его; Готгольдъ чего-то ждетъ отъ его вмѣшательства. Хорошо! никто изъ нихъ не будетъ разочарованъ въ своихъ предположеніяхъ; государь, котораго слишкомъ долго держалъ въ тѣни несчастный любовникъ, снова появится и засіяетъ, какъ солнце. Онъ позвалъ камердинера, тщательно исправилъ безпорядокъ въ своемъ туалетѣ и затѣмъ, завитой, надушенный и изящный, какъ настоящій prince charmaut, но съ раздувающимися ноздрями, отправился въ совѣтъ, гдѣ его не ждали.

VII.
Принцъ распускаетъ совѣтъ.

Дѣло было, какъ сообщалъ Готгольдь. Освобожденіе сэра Джона, смущенное повѣствованіе Грейзенгезанга и пуще всего сцена между Серафиной и принцемъ побудила заговорщиковъ сдѣлать смѣлый шагъ. Поднялась суматоха, гонцы полетѣли въ разныя стороны съ записками и въ половинѣ десятаго утра, часомъ раньше обычнаго срока, грюневальдскій совѣтъ собрался вокругъ стола.

Составъ его былъ невеликъ. По настоянію Гондремарка, членовъ подвергли тщательному выбору и оставили однѣ только пѣшки. Трое секретарей сидѣло у бокового стола. Серафина заняла предсѣдательское мѣсто; по правую руку отъ нея сидѣлъ Гондремаркъ, по лѣвую Грейзенгезангъ; далѣе, казначей Графинскій, графъ Эйзенхаль и двѣ-три безцвѣтныхъ личности и, наконецъ, къ общему удивленію, Готгольдь.

Отто назначилъ его стоимъ частнымъ секретаремъ, главнымъ образомъ для того, чтобы онъ могъ получать жалованье. Его настоящее появленіе было грознымъ признакомъ. Гондремаркъ косился на него и одинъ изъ безцвѣтныхъ членовъ совѣта, поймавъ на лету этотъ косой взглядъ, поскорѣй отодвинулся отъ лица, которое явно было въ немилости.

-- Время не терпитъ, ваша свѣтлость,-- сказалъ баронъ:-- можемъ мы приступить къ дѣду?

-- Немедленно,-- отвѣчала Серафина.

-- Простите, ваша свѣтлость,-- вмѣшался Гоггольдъ:-- но, быть можетъ, вамъ еще неизвѣстно, что принцъ Отто вернулся.

-- Принцъ не будетъ присутствовать на совѣтѣ,-- отвѣчала Серафина, слегка покраснѣвъ.-- Депеши готовы, г. канцлеръ? Одна предназначается въ Герольштейнъ.

Секретарь подалъ бумагу.

-- Вотъ, государыня. Прикажете прочитать?-- спросилъ Грейвенгезангъ.

-- Намъ извѣстно содержаніе,-- отвѣчалъ Гондремаркъ.-- Ваша свѣтлость одобряетъ его?

-- Безусловно,-- сказала Серафина.

-- Не стоитъ, значитъ, читать,-- заключить баронъ.-- Угодно подписать вашей свѣтлости?

Принцесса подписала; за ней подписали Гондремаркъ, Эйзенталь и одинъ изъ безучастныхъ членовъ совѣта, послѣ чего бумага передана была черезъ столъ библіотекарю. Тотъ медленно читалъ читать ее.

-- Намъ некогда ждать, господинъ докторъ,-- грубо закричалъ баронъ.-- Если вы не хотите подписывать по приказанію вашего государя, то возвратите мнѣ депешу. А не то, оставьте совѣтъ,-- прибавилъ онъ съ раздраженіемъ.

-- Я не согласенъ послѣдовать вашему приглашенію, г. фонъ-Гондремаркъ; а государь мой, на чемъ я продолжаю съ сожалѣніемъ настаивать, все еще отсутствуетъ,-- отвѣчалъ докторъ спокойно.

И продолжалъ читать бумагу въ то время, какъ другіе члены переглядывались и перешептывались.

-- Государыня, господа,-- сказалъ онъ, наконецъ,-- то, что я держу въ рукахъ, есть просто-на-просто объявленіе войны.

-- Просто-на-просто,-- отвѣтила Серафина съ вызовомъ.

-- Государь этой страны находится подъ одной крышей съ нами,-- продолжалъ Гоггольдъ,-- я настаиваю на томъ, чтобы его пригласили сюда. Нахожу безполезнымъ высказывать свои резоны, потому что всѣ вы должны въ душѣ стыдиться своей измѣны.

Совѣтъ забушевалъ, какъ море. Поднялись восклицанія.

-- Вы оскорбляете принцессу,-- загремѣлъ Гондремаркъ.

-- Я настаиваю на своемъ протестѣ,-- возразилъ Готгольдь.

Среди этой суматохи дверь широко распахнулась и вошелъ Отто.

Появленіе его до того смутило присутствующихъ, что они молча усѣлись на свои мѣста, а Грейзенгезангъ, чтобы скрытъ смущеніе, сталъ рыться въ бумагахъ. Всѣ при этомъ забыли поклониться принцу.

-- Господа,-- проговорилъ принцъ и замолчалъ.

Всѣ повскакали съ мѣстъ, и этотъ безмолвный упрекъ окончательно деморализировалъ слабѣйшихъ членовъ.

Принцъ медленно подошелъ къ нижнему краю стола и тамъ снова остановился, и устремивъ взглядъ на Грейзенгезанга, спросилъ:

-- Что это значитъ, г. канцлеръ, что меня не увѣдомили объ этой перемѣнѣ часа засѣданія?

-- Ваша свѣтлость,-- отвѣчалъ канцлеръ,-- ея свѣтлость, принцесса...-- И умолкъ.

-- Я думала,-- заговорила Серафина,-- что вы не намѣрены присутствовать въ совѣтѣ.

Тутъ глаза ихъ встрѣтились, и Серафина не могла выдержать его взгляда и опустила свои.

Но гнѣвъ въ ней только сильнѣе разгорѣлся отъ того, что ей было стыдно.

-- А теперь, господа, прошу васъ садиться,-- сказалъ Отто, беря кресло.-- Я находился въ отсутствіи и безъ сомнѣнія дѣла нѣсколько запущены. Но прежде нежели мы перейдемъ въ текущимъ дѣламъ, г. Графинскій, извольте немедленно отпустить мнѣ четыре тысячи кронъ. Отмѣтьте, пожалуйста, у себя въ записной книжкѣ,-- прибавилъ онъ, видя, что казначей съ удивленіемъ выпучилъ на него глаза.

-- Четыре тысячи кронъ?-- переспросила Серафина,-- скажите пожалуйста, для чего?

-- Для моихъ собственныхъ надобностей,-- отвѣчалъ Отто, улыбаясь.

Гондремаркъ толкнулъ Графинскаго подъ столомъ.

-- Если вашей свѣтлости угодно будетъ указать, какое назначеніе...-- начала было эта подставная кукла.

-- Вы здѣсь, милостивый государь, не затѣмъ, чтобы задать вопросы своему государю,-- замѣтилъ Отто.

Графинскій взглядомъ просилъ поддержки у своего принципала, и Гондремаркъ поспѣшилъ ему на помощь и запѣлъ сладкимъ, вкрадчивымъ голосомъ:

-- Ваша свѣтлость естественно удивлена, и г. Графинскій, хотя я увѣренъ, что онъ не имѣлъ намѣренія оскорбить вашу свѣтлость, быть можетъ, лучше бы сдѣлалъ, еслибы началъ съ объясненія. Въ настоящую минуту всѣ государственные рессурсы вполнѣ поглощены и, какъ мы надѣемся доказать, употреблены самымъ разумнымъ образомъ. Черезъ мѣсяцъ, я не сомнѣваюсь, мы будемъ имѣть возможность исполнить всѣ требованія, какія вашей свѣтлости угодно будетъ предъявить намъ; но въ настоящую минуту я боюсь, что даже такой малой суммы нельзя будетъ удѣлить безъ ущерба для дѣлъ. Мы горимъ усердіемъ угодить вашей свѣтлости, хотя усердіе можетъ оказаться не по силамъ.

-- Г. Графинскій, сколько денегъ у насъ въ кассѣ?-- спросилъ Отто.

-- Ваша свѣтлость,-- протестовалъ казначей,-- мы не можемъ удѣлить изъ этихъ денегъ ни гроша.

-- Вы, кажется, милостивый государь, уклоняетесь отъ прямого отвѣта,-- сверкнулъ глазами принцъ, и повернувшись къ боковому столу, сказалъ:

-- Г. секретарь, покажите мнѣ приходъ и расходъ нашей кассы.

Графинскій поблѣднѣлъ, какъ смерть; канцлеръ, дожидавшійся своей очереди, про себя молился; Гондремаркъ насторожился, какъ разозленная кошка. Готгольдъ, съ своей стороны, съ удивленіемъ глядѣлъ на своего кузена; онъ, конечно, выказывалъ энергію, но съ какой стати въ такой серьезный моментъ, когда время страшно дорого, онъ завелъ всю эту рѣчь о деньгахъ? и къ чему онъ тратитъ силы на личное дѣло?

-- Я вижу,-- продолжалъ Отто, указывая пальцемъ на цифру прихода,-- что у насъ имѣется 20,000 кронъ въ кассѣ.

-- Совершенно вѣрно, ваша свѣтлость,-- отвѣчалъ баронъ.-- Но наши обязательства, изъ которыхъ нѣкоторыя къ счастію не требуютъ немедленнаго расхода, значительно превышаютъ эту сумму, и въ настоящее время было бы нравственно невозможно отдѣлить хотя бы только одинъ флоринъ. По существу, касса пуста. Мы уже получили крупный счетъ за военные припасы.

-- Военные припасы?-- воскликнулъ Отто съ искусно поддѣланнымъ удивленіемъ.-- Но если я не ошибаюсь, то мы заплатили по этимъ счетамъ въ январѣ?

-- Послѣ того были новые заказы,-- объяснилъ баронъ.-- Пополненъ новый паркъ артиллеріи; пятьсотъ лафетовъ, семьсотъ вьючныхъ муловъ, подробности занесены въ особый меморандумъ. Г. секретарь Гольцъ, прошу васъ покажите меморандумъ.

-- Можно подумать, господа, что мы собираемся воевать,-- сказалъ Отто.

-- Да, мы собираемся воевать,-- отвѣчала Серафина.

-- Воевать!-- вскричалъ принцъ.-- Съ кѣмъ это? Въ Грюневальдѣ миръ царствовалъ въ продолженіе столѣтій. Какое оскорбленіе нанесено намъ; какому нападенію подверглись мы?

-- Вотъ, ваша свѣтлость, ультиматумъ,-- сказалъ Гондремаркъ.-- Въ немъ недоставало только подписи, когда ваша свѣтлость изволили такъ кстати войти.

Отто положилъ бумагу передъ собой; читая, онъ мальцамъ постукивалъ по столу.

-- И вы, кажется, собирались отправятъ эту бумагу безъ моего вѣдома?-- спросилъ онъ, наконецъ.

Одинъ изъ безразличныхъ членовъ поспѣшилъ замазать дѣло.

-- Г. докторъ фонъ-Гогенштоквицъ только-что выразилъ свое несогласіе касательно этого пункта,-- заявилъ онъ.

-- Дайте мнѣ всю остальную корреспонденцію объ этомъ вопросѣ,-- сказалъ принцъ.

Она была подана ему, и онъ терпѣливо сталъ читать ее отъ начала до конца, въ то время какъ члены совѣта сидѣли за столомъ въ довольно глупомъ положеніи. Секретари же обмѣнивались восхищенными взглядами за своимъ столомъ: стычка въ совѣтѣ была для нихъ рѣдкимъ и желаннымъ развлеченіемъ.

-- Господа,-- сказалъ Отто, прочитавъ всю корреспонденцію,-- я съ тяжелымъ чувствомъ читалъ это. Претензія на Обермюнстероль очевидно несправедливая; въ ней нѣтъ капли справедливости. Тутъ нѣтъ мотива даже для послѣобѣденной баловни, а вы хотите раздуть это въ casus belli.

-- Само собой разумѣется, ваша свѣтлость,-- отвѣчалъ Гондремаркъ, который былъ слишкомъ уменъ чтобы защищать то, что не выдерживало критики: -- претензія на Обермюнстероль просто на просто предлогъ.

-- Прекрасно,-- сказалъ принцъ.-- Г. канцлеръ, возьмите перо. "Совѣтъ",-- сталъ онъ диктовать,-- я устраняю всѣ слѣды моего вмѣшательства,-- обратился онъ къ женѣ,-- и ничего не говорю о секретѣ, въ которомъ это дѣло держалось отъ меня; я доволенъ, что во-время пришелъ.-- "Совѣтъ" продолжалъ онъ диктовать,-- "по ближайшемъ разсмотрѣніи фактовъ и просвѣщенный нотой въ послѣдней депешѣ изъ Герольштейна, имѣетъ удовольствіе сообщитъ, что онъ вполнѣ согласенъ и по буквѣ, и по духу съ великогерцогскимъ дворомъ Герольштейна". Вы кончили, дайте мнѣ подписать эту депешу.

-- Съ позволенія вашей свѣтлости,-- сказалъ баронъ...-- ваша свѣтлость такъ поверхностно знакомы съ внутренней исторіей этой корреспонденціи, что всякое вмѣшательство можетъ нанести большой ущербъ. Такая депеша, какъ та, которую ваша свѣтлость изволили продиктовать, можетъ парализовать всю предыдущую политику Грюневальда.

-- Политику Грюневальда!-- вскричалъ принцъ.-- Можно подумать, что у васъ нѣтъ никакого чувства юмора! Неужели вы хотите удить рыбу въ стаканѣ воды?

-- Осмѣлюсь замѣтить, ваша свѣтлость, что даже и въ стаканѣ воды можетъ быть ядъ. Цѣль этой войны заключается не только въ расширеніи территоріи, тѣмъ менѣе въ военной славѣ, потому что ваша свѣтлость весьма справедливо замѣтили, что Грюневальдъ слишкомъ малъ, чтобы быть честолюбивымъ. Но политическій организмъ его въ серьезномъ разстройствѣ; республиканство, соціализмъ, всякія превратныя идеи таятся въ немъ; шагъ за шагомъ опасная, по-истинѣ, организація выросла вокругъ трона вашей свѣтлости.

-- Я слышалъ объ этомъ, г. Гондремаркъ,-- перебилъ принцъ,-- но имѣю основанія думать, что ваши свѣдѣнія еще авторитетнѣе моихъ.

-- Я счастливъ выраженіемъ довѣрія со стороны моего государя,-- отвѣчалъ съ непобѣдимымъ нахальствомъ Гондремаркъ.-- Поэтому главнымъ образомъ въ виду этихъ безпорядковъ сложилась наша внѣшняя политика. Надо было чѣмъ-нибудь отвлечь общественное вниманіе, занять праздныхъ, популяризировать правительство вашей свѣтлости и, если можно, сразу и замѣтнымъ образомъ понизить налоги. Предполагаемая экспедиція, потому что ее нельзя назвать войной безъ гиперболы -- казалось совѣту -- соединяетъ всѣ требуемыя условія; замѣтная перемѣна къ лучшему въ общественномъ настроеніи стала очевидна тотчасъ же послѣ нашихъ приготовленій, и я не сомнѣваюсь, что если успѣхъ будетъ на нашей сторонѣ, то дѣйствіе его превзойдетъ самыя смѣлыя наши надежды.

-- Вы очень ловки, г. Гондремаркъ,-- сказалъ Отто.-- Вы возбуждаете мое восхищеніе. Я до сихъ поръ не отдавалъ должнаго вашимъ качествамъ.

Серафина съ радостью взглянула на Отто, предполагая, что онъ побѣжденъ. Но Гондремаркъ все еще ждалъ, вооруженный съ головы до ногъ: онъ зналъ, какъ упорно бываетъ возмущеніе слабаго характера.

-- А планъ создать постоянную милицію, на который меня убѣдили согласиться, въ тайнѣ направленъ былъ къ той же цѣли?-- спросилъ принцъ.

-- Я все еще думаю, что его дѣйствіе было превосходно,-- отвѣчалъ баронъ:-- дисциплина и отбываніе караула прекрасныя успокоительныя лекарства. Но сознаюсь вашей свѣтлости, что въ ту эпоху, когда былъ подписанъ декретъ, я не зналъ размѣровъ революціоннаго движенія, и никто изъ насъ, полагаю, и не подозрѣвалъ, что такая милиція входила въ планъ республиканскихъ предложеній.

-- А это было?-- спросилъ Отто.-- Странно! въ силу какихъ же фантастическихъ основаній?

-- Основанія по-истинѣ фантастическія,-- отвѣчалъ баронъ.-- Вожаки вообразили, что милиція, набранная изъ народа, въ случаѣ возстанія окажется невѣрной или равнодушной въ трону.

-- Вижу,-- сказалъ принцъ,-- начинаю понимать.

-- Ваша свѣтлость начинаете понимать,-- повторилъ Гондремаркъ, съ сладкой вѣжливостью.-- Осмѣлюсь я просить вашу свѣтлость досказать фразу?

-- Исторію революціи,-- возразилъ Отто сухо.-- А теперь, ваше заключеніе,-- прибавилъ онъ.

-- Мое заключеніе, ваша свѣтлость, будетъ простымъ размышленіемъ: война популярна; еслибы завтра объявили, что войны не будетъ, то многіе сильно бы разочаровались и при настоящемъ напряженномъ настроеніи умовъ достаточно пустяка, чтобы ускорить событія. Въ этомъ заключается опасность. Революція близится; мы сидимъ здѣсь въ совѣтѣ подъ Дамокловымъ мечомъ.

-- Мы должны поэтому столковаться,-- замѣтилъ принцъ,-- и придумать почетный выходъ изъ опасности.

До этой минуты и со времени первыхъ словъ оппозиціи, высказанныхъ библіотекаремъ, Серафина не произнесла и двадцати словъ. Опустивъ глаза въ землю, съ раскраснѣвшимися щеками, она нервно стучала ногой по полу и геройски сдерживала свой гнѣвъ. Но въ этотъ моментъ она потеряла терпѣніе.

-- Исходъ!-- закричала она.-- Онъ найденъ и подготовленъ прежде, нежели вы узнали, что онъ необходимъ. Подпишите депешу и позвольте намъ дѣйствовать безъ дальнѣйшихъ промедленій.

-- Принцесса! Я сказалъ: "почетный" исходъ,-- возразилъ Отто съ поклономъ.-- Эта же война въ моихъ глазахъ и по собственному сознанію г. фонъ-Гондремарка -- непозволительная уловка. Если мы плохо управлялись здѣсь въ Грюневальдѣ, то неужели населеніе Герольштейна должно расплачиваться своею кровью за наши ошибки? Ни за что на свѣтѣ, принцесса, пока я живъ. Но я придаю столько значенія тому, что я здѣсь слышалъ сегодня впервые,-- а почему только сегодня, не стану спрашивать,-- что отъ всего сердца желаю придумать планъ, которому могъ бы слѣдовать съ честью для себя.

-- А если это вамъ не удастся?-- спросила она.

-- Если не удастся, то я пойду на встрѣчу судьбѣ. При первыхъ явныхъ признакахъ неудовольствія, я созову штаты, и если они этого отъ меня потребуютъ, то отрекусь отъ престола..

Серафина сердито разсмѣялась.

-- Вотъ человѣкъ, для котораго мы работали!-- вскричала она.-- Мы говоримъ ему о перемѣнахъ; онъ толкуетъ о средствахъ предотвратить ихъ, и этимъ средствомъ оказывается отреченіе! Государь, неужели вамъ не стыдно приходить въ послѣднюю минуту къ тѣмъ, которые весь день работали? Оглянитесь на самого себя! Я здѣсь одна пыталась сохранить ваше достоинство. Я совѣтовалась съ мудрѣйшими, какихъ только могла найти, въ то время какъ вы пировали и охотились. Я предусмотрительно составила свой планъ; онъ созрѣлъ для дѣйствія, и тогда...-- тутъ голосъ ея прервался:-- вы являетесь затѣмъ, чтобы все погубить. Завтра вы опять вернетесь къ своимъ удовольствіямъ; вы снова заставите насъ думать и работать за себя и затѣмъ снова вернетесь и снова разрушите то, чего не съумѣете понять. О! это невыносимо! Будьте скромнѣе. Не претендуйте на мѣсто, котораго вы не можете съ достоинствомъ занимать. Что вы такое? Что вы дѣлаете здѣсь въ совѣтѣ? Ступайте, ступайте къ своимъ равнымъ. Прохожіе на улицахъ смѣются надъ вами!

При этой удивительной выходкѣ весь совѣтъ растерялся.

-- Государыня!-- сказалъ испуганный баронъ, забывая объ осторожности,-- успокойтесь.

-- Обращайтесь ко мнѣ, милостивый государь!-- закричалъ принцъ.-- Я не могу допустить этихъ перешептываній.

Серафина залилась слезами.

-- Государь,-- закричалъ баронъ, вставая,-- принцесса...

-- Г. фонъ-Гондремаркъ,-- объявилъ принцъ,-- если вы позволите себѣ еще одно замѣчаніе, я прикажу васъ арестовать.

-- Воля вашей свѣтлости,-- отвѣчалъ Гондремаркъ съ низкимъ поклономъ.

-- Помните же это,-- произнесъ Отто.-- Г. канцлеръ, принесите всѣ эти бумаги въ мой кабинетъ. Господа, совѣтъ распущенъ.

И, поклонившись, онъ вышелъ изъ комнаты, въ сопровожденіи Грейзенгезанга и секретарей, какъ разъ въ ту минуту, какъ придворныя дамы, призванныя второпяхъ, входили въ другую дверь, чтобы увести принцессу въ ея покой.

VIII.
Партія войны приступаетъ къ дѣйствіямъ.

Подчаса спустя, Гондремаркъ снова сидѣлъ запершись съ Серафиной.

-- Гдѣ онъ теперь?-- спросила она, когда онъ вошелъ.

-- Государыня, онъ съ канцлеромъ и -- чудо изъ чудесъ -- за работой!

-- Ахъ!-- проговорила она,-- онъ созданъ для того, чтобы мучитъ меня! Такой блестящій планъ и рухнулъ отъ такого пустяка! Кто могъ бы думать, что онъ станетъ помѣхой? Но теперь все погибло!

--Государыня,-- сказалъ Гондремаркъ,-- не все еще. Съ своей стороны, мы тоже что-нибудь придумаемъ. Вы образумились; вы видите его такимъ, какъ онъ есть,-- видите его такъ, какъ вы видите все, когда не задѣто ваше черезъ-чуръ доброе сердце; видите окомъ зрѣлаго, государственнаго человѣка. До тѣхъ поръ, пока онъ можетъ вмѣшиваться въ дѣла, имперія, какую мы могли бы создать, далека отъ насъ. Я выступалъ на этотъ путь, не упуская изъ виду его опасности, и былъ готовь даже къ этой послѣдней. Но, государыня, я зналъ двѣ вещи: я зналъ, что вы рождены для того, чтобы повелѣвать, а я для того, чтобы служитъ вамъ; я зналъ, что по рѣдкой случайности рука нашла орудіе, и потому съ самаго начала, какъ и теперь, вѣрю въ то, что никакой наслѣдственный баловень не расторгнетъ этого союза.

-- Я рождена для того, чтобы повелѣвать! Вы забываете мои слезы!

-- Государыня! то были слезы Александра Великаго!-- закричалъ баронъ.-- Онѣ растрогали, онѣ наэлектризовали меня. Я на минуту забылся... даже я! Но неужели вы думаете, что я не замѣтилъ, какъ вы держали себя передъ тѣмъ? что я не восхищался вашей сдержанностью? вашимъ самообладаніемъ? Ахъ! это было достойно великой государыни!

Онъ помолчалъ.

-- Это стояло видѣть! этому стоило поучиться! О! это вселило въ меня вѣру! Я старался подражать вашему спокойствію. И мнѣ пришла счастливая мысль въ голову; я убѣжденъ, что это счастливая мысль, что каждый человѣкъ, доступный вліянію аргументовъ, убѣдился бы! Но это не удалось и я не жалѣю о неудачѣ. Будемъ откровенны; позвольте мнѣ открыть вамъ мое сердце. Я любилъ двѣ вещи достойной любовью: Грюневальдъ и мою государыню.

Тутъ онъ поцѣловалъ ея руку.

-- Или я долженъ отказаться отъ своего министерства, оставить страну, которая стала для меня второй родиной, и государыню, которой я клялся служить... или...

Онъ снова умолкъ.

-- Увы! баронъ, тутъ не можетъ быть никакихъ "или",-- отвѣчала Серафима.

-- Нѣтъ, государыня, дайте мнѣ срокъ. Когда я впервые увидѣлъ васъ, вы были еще очень юны: не всякій бы замѣтилъ ваши способности; но послѣ того, какъ я имѣлъ честь бесѣдовать съ вами разъ или два, я понялъ, что нашелъ достойную государыню. Мнѣ кажется, что у меня есть нѣкоторыя дарованія и я честолюбивъ. Но дарованія мои чисто служебнаго характера и чтобы они проявились, я долженъ найти, кому сложить. Вотъ основа и сущность нашего союза; каждый нуждается въ другомъ; каждый на своемъ мѣстѣ: господинъ и слуга, повелитель и исполнитель; голова и руки. Говорятъ, что браки составляются на небесахъ; тѣмъ болѣе такія чистыя, трудовыя, умственныя товарищества, созданныя для основанія имперій! Но это не все. Мы нашли другъ друга уже созрѣвшими, полными великихъ идей, которыя выяснялись съ каждымъ словомъ. Вся моя жизнь, пока я васъ не встрѣтилъ, была мелка и пуста; не то же ли самое -- позволю себѣ высказать это открыто -- было и съ вами? Имѣли ли вы этотъ орлиный взглядъ, этотъ обширный, широкій кругозоръ! Такимъ образомъ мы образовали и пополнили другъ друга.

-- Это правда!-- вскричала она.-- Я чувствую это. Но всѣ дарованія на вашей сторонѣ; ваше великодушіе вводитъ васъ въ заблужденіе. Все, что я могла вамъ предложить, это -- положеніе, сферу для дѣятельности. И я предложила ее безъ всякихъ ограниченій; я входила въ ваши соображенія; вы могли вполнѣ разсчитывать на мою поддержку, на справедливую оцѣнку вашихъ дѣйствій. Скажите мнѣ, скажите еще разъ, что я помогала вамъ.

-- Нѣтъ, государыня, вы создали меня. Во всемъ рѣшительно вы вдохновляли меня. И мы намѣтили свою политическую программу, взвѣшивая каждый шагъ; какъ часто я восхищался вашей проницательностью, вашей мужественной рѣшимостью и быстротой соображенія! Вы знаете, что это не лесть; ваша совѣсть вторитъ моимъ словамъ; развѣ вы теряли время на пустяки, развѣ вы предавались удовольствіямъ? Молодая и прекрасная, вы жили жизнью умственнаго и терпѣливаго труда. Прекрасно, вы получите за это вознагражденіе, когда падетъ Бранденау и будетъ основана ваша имперія.

-- Что вы говорите? развѣ не все погибло?

-- Нѣтъ, государыня, я питаю ту же мысль, что и вы.

-- Г. баронъ, всѣмъ, что есть для меня священнаго, я клянусь, что у меня нѣтъ никакихъ мыслей; я ни о чемъ не думаю; я совсѣмъ разбита.

-- Васъ поглощаетъ чувство богатой натуры, неправильно понятой и несправедливо оскорбленной. Обратитесь къ своему уму и скажите мнѣ, что онъ вамъ подсказываетъ.

-- Ничего не нахожу, кромѣ бури въ душѣ.

-- Вы находите одно слово запечатлѣннымъ въ душѣ: отреченіе.

-- О! какой трусъ! Онъ предоставилъ мнѣ трудиться за него и въ послѣднюю минуту пырнулъ меня ножемъ сзади. Въ немъ ничего нѣтъ: ни уваженія, ни любви,-- жену, достоинство, тронъ, честь отца -- онъ все позабылъ! Мокрая курица! Какъ я его презираю!

-- Да,-- отвѣчалъ баронъ,-- слово: отреченіе; оно мнѣ свѣтить какъ путеводная звѣздочка.

-- Я понимаю ваши фантазіи. Это просто безуміе, чистѣйшее безуміе. Баронъ, я болѣе непопулярна, нежели онъ. Вы это знаете. Они могутъ извинить его слабость, они могутъ любить его за слабость; но меня они ненавидятъ.

-- Такова благодарность народная; но мы теряемъ время. Вотъ, государыня, что я думаю. Человѣкъ, который въ минуту опасности толкуетъ объ отреченіи, по моему мнѣнію, человѣкъ вредный. Я говорю откровенно въ виду, серьезности положенія; въ настоящее время нѣтъ мѣста для увертокъ. Трусъ, облеченный властью, опаснѣе огня. Мы живемъ на вулканѣ; если этому человѣку предоставить дѣйствовать, то не пройдетъ недѣли, какъ Грюневальдъ обагрится невинной кровью. Вы знаете, что я говорю правду; вы безстрашно ждете всякихъ катастрофъ. Для него это все пустяки: онъ готовится отречься отъ престола.

-- Отречься, великій Боже! когда эта несчастная страна довѣрена ему въ управленіе, когда жизнь мужчинъ и женщинъ...

Тутъ голосъ какъ будто измѣнилъ ему; въ одну минуту онъ овладѣлъ собой и продолжалъ:

-- Но вы, государыни, достойнѣе понимаете свои обязанности. Я съ вами мысленно, и въ виду ужасовъ, которые предвижу, говорю и ваше сердце подсказываетъ вамъ то же самое: мы слишкомъ далеко зашли, чтобы отступить. Честь, долгъ, мало того: чувство самосохраненія требуетъ, чтобы мы шли дальше.

Она глядѣла на него, задумчиво наморщивъ лобъ.

-- Я понимаю это,-- проговорила она:-- но что же дѣлать? власть въ его рукахъ.

-- Власть, государыня? власть въ рукахъ арміи.

И поспѣшно, прежде нежели она успѣла перебить его, онъ продолжалъ:

-- Мы должны спасать самихъ себя, я долженъ спасать свою государыню, а она должна спасать своего министра; намъ обоимъ приходится спасать этого опрометчиваго молодого человѣка отъ его собственнаго безумія. Въ случаѣ взрыва, онъ станетъ первой жертвой; я вижу его,-- закричалъ баронъ,-- растерзаннаго на клочки, а Грюневальдъ, несчастный Грюневальдъ! Нѣтъ, государыня, власть въ вашихъ рукахъ и вы должны ею воспользоваться; этого требуетъ ваша совѣсть.

-- Покажите мнѣ, какимъ образомъ?-- закричала она.-- Предположимъ, что мы арестуемъ, революція вспыхнетъ немедленно!

Баронъ притворился смущеннымъ.

-- Это правда,-- сказалъ онъ,-- вы проницательнѣе меня. Однако, есть же, долженъ же быть какой-нибудь исходъ.

И онъ замолчалъ, дожидаясь удобной минуты.

-- Нѣтъ,-- сказала она,-- я съ самаго начала говорила вамъ, что нѣтъ исхода. Надежды наши погибли; погибли подъ ударами вѣтренника, невѣжественнаго, капризнаго, своенравнаго... который завтра же исчезнетъ неизвѣстно куда... въ погонѣ за своими мужицкими удовольствіями!

Для Гондремарка всякая уловка была годна.

-- Какъ разъ то, что вамъ нужно!-- вскричалъ онъ.-- Государыня! Быть можетъ, сами того не зная, вы разрѣшили нашу задачу.

-- Что вы хотите сказать? объяснитесь.

Баронъ какъ будто собрался съ мыслями.

-- Принцъ долженъ снова отправиться на охоту,-- съ улыбкой сказалъ онъ.

-- Ахъ! еслибы это было!-- вскричала она:-- и подольше остаться на охотѣ!

-- И подольше остаться!-- вторилъ баронъ.

Онъ сказалъ это такъ значительно, что она измѣнилась въ лицѣ, а интриганъ, боясь, чтобы она не придала болѣе мрачный смыслъ его словамъ, поспѣшилъ ихъ объяснить.

-- На этотъ разъ онъ поѣдетъ на охоту въ каретѣ подъ вѣрнымъ конвоемъ нашихъ наемныхъ уланъ. Назначеніемъ его будетъ Фельзенбургъ, это мѣсто здоровое; скала высока; окна малы и снабжены рѣшетками; замокъ какъ будто нарочно для того выстроенъ. Мы поручимъ командованіе шотландцу Гордону; онъ по крайней мѣрѣ не будетъ чувствовать никакихъ угрызеній совѣсти. Кто замѣтитъ отсутствіе государя? Онъ отправился на охоту, подумаютъ всѣ. Онъ вернулся во вторникъ, а уѣхалъ въ четвергъ; все въ порядкѣ вещей. Тѣмъ временемъ война начнется: нашему принцу скоро наскучитъ его уединеніе и къ тому времени, какъ мы одолѣемъ, или немного позднѣе, если онъ окажется очень несговорчивымъ, его выпустятъ на свободу, и мы снова увидимъ его распоряжающимся театральными представленіями.

Серафина сидѣла мрачная, погруженная въ думы.

-- Да,-- сказала она внезапно,-- а депеша? Онъ вѣдь ее теперь пишетъ.

-- Она не можетъ пройти черезъ совѣтъ раньше четверга,-- отвѣчалъ Гондремаркъ,-- что касается частной отсылки ноты, то всѣ курьеры въ моемъ распоряженіи. Всѣ люди у меня какъ на подборъ. Я человѣкъ запасливый.

-- Очевидно,-- отвѣчала она съ взрывомъ отвращенія, которое по временамъ внушалъ ей этотъ человѣкъ. И помолчавъ немного, замѣтила:-- Бароyъ фонъ-Гондремаркъ, я не могу рѣшиться на такую крайнюю мѣру.

-- Я раздѣляю отвращеніе вашей свѣтлости, но что же намъ дѣлать? Мы беззащитны.

-- Вижу. Но это слишкомъ рѣзко, это просто преступно,-- сказала она, гляди на него почти съ ужасомъ.

-- Взгляните на это шире,-- отвѣчалъ онъ:-- кто виноватъ въ этомъ преступленіи?

-- Онъ!-- закричала она,-- клянусь Богомъ, онъ! И я это признаю. Но все-таки...

-- Мы не сдѣлаемъ ему никакого вреда,-- убѣждалъ Гондремаркъ.

-- Я знаю это,-- отвѣчала она, но все еще неохотно.

Но въ эту минуту, такъ какъ храбрымъ людямъ покровительствуетъ фортуна, съ самаго сотворенія міра -- эта аккуратная богиня сошла съ своего колеса. Одна изъ статсъ-дамъ принцессы попросила дозволенія войти. Оказалось, что какой-то человѣкъ принесъ записку барону фонъ-Гондремарку. Она была отъ хитраго Грейзенгезанга, изловчившагося нацарапать карандашомъ подъ самымъ носомъ Отто и прислать слѣдующее извѣщеніе: "на первомъ же совѣтѣ довѣренность, данная принцессѣ, будетъ уничтожена. Корн. Грейз."

Смѣлость такого поступка свидѣтельствовала о безусловномъ испугѣ ея автора. Для Грейзенгезанга единственнымъ сильнымъ мотивомъ быль страхъ.

Итакъ послѣ трехъ-лѣтняго права подписывать декреты, которымъ пользовалась Серафина, его собирались у нея отнять. Это было болѣе нежели оскорбленіе; это была публичная немилость, и она не стала раздумывать о томъ, насколько ее заслужила, но нравственно подпрыгнула при этомъ извѣстіи, какъ раненый тигръ.

-- Довольно,-- сказала она,-- я подпишу указъ объ арестѣ. Когда онъ отправится?

-- Мнѣ понадобится двѣнадцать часовъ, чтобы собрать своихъ людей, и всего лучше сдѣлать это ночью. Завтра въ полночь, если вамъ угодно?-- отвѣчалъ баронъ.

-- Прекрасно. Моя дверь всегда для васъ отперта, баровъ. Какъ только декретъ будетъ готовъ, принесите его мнѣ для подписи.

-- Государыня, изъ всѣхъ васъ, вы одна не рискуете своей головой въ этомъ дѣлѣ. Поэтому и, чтобы предупредить всякія колебанія, я осмѣливаюсь предложить, чтобы приказъ былъ весь собственноручно вами написанъ.

-- Вы правы.

Онъ положилъ передъ ней бланкъ и она написала приказъ твердымъ почеркомъ и перечитала его. Вдругъ жестокая улыбка мелькнула на ея лицѣ.

-- Я забыла про его маріонетку,-- сказала она.-- Пусть они пользуются обществомъ другъ друга.

И она приписала приказъ объ арестѣ доктора Готгольда.

-- У вашей свѣтлости лучше память, нежели у вашего покорнаго слуги,-- оказалъ баронъ и въ свою очередь тщательно пересмотрѣлъ роковую бумагу.

-- Прекрасно,-- сказалъ онъ.

-- Вы покажетесь въ гостиной, баронъ?-- спросила она.

-- Я думаю, что будетъ лучше избѣгать возможности публичнаго оскорбленія,-- отвѣчалъ онъ.-- Все, что можетъ поколебать мой авторитетъ, вредно отзовется на будущемъ.

-- Вы правы,-- отвѣчала она и протянула ему руку, какъ старому другу и себѣ равному.

IX.
Цѣна рѣчной фермы: тщеславіе -- главная причина паденія.

Пистолетъ выстрѣлилъ. При обыкновенныхъ обстоятельствахъ, сцена за столомъ совѣта вполнѣ истощила бы весь запасъ энергіи и гнѣва у Отто. Онъ началъ бы разбирать и осуждать свой образъ дѣйствія; припоминать все, что было справедливаго и несправедливаго въ обвиненіяхъ Серафины, и вскорѣ пришелъ бы въ такое душевное состояніе, когда католикъ бѣжитъ въ исповѣдальню, а дуракъ обращается къ бутылкѣ. Два предмета, второстепенной важности, предохранили его отъ такого настроенія. Во-первыхъ, ему приходилось очень много работать; а для такого человѣка, какъ Отто, небрежнаго и лѣниваго по природѣ, работа -- лучшее лекарство отъ угрызеній совѣсти. Все время послѣ полудня онъ занимался съ канцлеромъ: читалъ, диктовалъ, подписывалъ и отправлялъ депеши. И это поддерживало въ немъ бодрость духа. Во-вторыхъ, его тщеславіе все еще было въ тревогѣ, онъ все еще не получилъ денегъ; завтра утромъ ему придется разочаровать старика Килліана и въ глазахъ этой семьи, считавшей его ни во что, тогда какъ онъ хотѣлъ разыграть роль ея спасителя, онъ падетъ еще ниже. Для человѣка съ характеромъ Отто, это равнялось смерти. Онъ не могъ примириться съ такимъ положеніемъ. И даже въ то время, какъ онъ занимался тщательно и основательно ненавистными дѣлами своего княжества, въ умѣ онъ придумывалъ планъ выдти изъ затруднительнаго положенія. Этотъ планъ былъ вполнѣ по вкусу человѣку, но дѣлалъ мало чести государю; въ немъ его легкомысленная натура усматривала и находила отмщеніе за серьезность и тяготы сегодняшняго утра. Онъ усмѣхался, думая о немъ, и Грейзенгезангъ съ удивленіемъ видѣлъ это и приписывалъ его веселость утренней перестрѣлкѣ.

Подъ вліяніемъ этой идеи, старый царедворецъ рѣшился поздравить своего государя съ его поведеніемъ. Оно напоминало ему, говорилъ онъ, отца Отто.

-- Что такое?-- спросилъ Отто, мысли котораго были далеко.

-- Я говорю о томъ, какъ вы хорошо отдѣлали членовъ совѣта,-- пояснилъ льстецъ.

-- О, объ этомъ? да!-- отвѣчалъ Отто. И при всей своей безпечности почувствовалъ, что его тщеславіе пріятно польщено и въ умѣ съ удовольствіемъ перебиралъ подробности давишней сцены. "Я хорошо ихъ отдѣлалъ",-- подумалъ онъ.

Когда самыя спѣшныя дѣла были окончены, было уже поздно и Отто удержалъ канцлера обѣдать, и тотъ занималъ его старинными исторіями и комплиментами.

Карьера канцлера съ самого начала была основана на безусловномъ подчиненіи; онъ пролѣзъ въ почести и высшія должности и умъ его совсѣмъ оподлился. Инстинктъ креатуры подсказывалъ ему, какъ угодить Отто. Во-первыхъ, онъ проронилъ нѣсколько словъ объ ограниченности женскаго ума; затѣмъ пошелъ дальше и вскорѣ уже разбиралъ по ниточкѣ характеръ Серафины передъ ея супругомъ, одобрительно внимавшимъ ему. Само собой разумѣется, что никакихъ именъ не произносилось, и само собой разумѣется, что личность того отвлеченнаго или идеальнаго человѣка, съ которымъ она сравнивалась, оставалась открытымъ секретомъ. Но этотъ высушенный старичокъ обладалъ удивительной способностью къ злу и умѣлъ внѣдряться въ умъ своего собесѣдника, распространяться объ его добродѣтеляхъ, но не задѣвать при этомъ его самоуваженія.

Отто разрумянился отъ комплиментовъ, токайскаго вина и удовлетворенной совѣсти. Онъ видѣлъ себя въ самомъ розовомъ цвѣтѣ. Если даже Грензенгезангъ, думалъ онъ, могъ подмѣтить слабыя стороны въ характерѣ Серафины и такъ безчестно перебѣжать въ противный лагерь, то онъ, униженный мужъ, обойденный государь, не былъ значитъ черезъ-чуръ строгъ.

Въ такомъ прекрасномъ настроеніи простился онъ съ старымъ джентльменомъ, голосъ котораго оказался такимъ музыкальнымъ, и направился въ гостиную. Уже на лѣстницѣ имъ овладѣло нѣкоторое сомнѣніе; но когда онъ вошелъ въ большую галлерею и увидѣлъ свою жену, отвлеченные комплименты канцлера соскочили съ него, какъ капли дожди, и онъ пробудился къ поэтическимъ фактамъ жизни. Она стояла подъ ярко горѣвшей люстрой, спиной къ нему. При взглядѣ на нее онъ ощутилъ какъ бы физическую слабость. Вотъ та жена, которую онъ клялся любить, и что изъ этого вышло!

Серафлна первая привела его въ чувство. Она какъ лебедь подплыла къ нему и съ нѣжностью, притворность которой была оскорбительна, пролепетала:

-- Фридрихъ, какъ вы поздно приходите!

Это была сцена изъ высшей комедіи, какія обыкновенно происходятъ въ несчастныхъ супружествахъ, и ея апломбъ показался ему противнымъ.

Въ этихъ маленькихъ собраніяхъ никакого этикета не соблюдалось. Гости приходили и уходили, какъ хотѣли. Оконныя амбразуры служили убѣжищемъ для счастливыхъ парочекъ, вокругъ большого камина собирались любители разговоровъ, большею частью скандалезныхъ; а на другомъ концѣ комнаты помѣщался столъ для карточной игры. Къ этому пункту направился Отто не прямо, но весьма искусно лавируя и по дорогѣ расточая любезности и комплименты.

Достигнувъ карточнаго стола, Отто сталъ напротивъ графини Ровенъ, и какъ только встрѣтился съ нею глазами, отошелъ въ амбразуру окна, гдѣ она скоро подошла къ нему.

-- Вы хорошо сдѣлали, что отвлекли меня,-- сказала она съ жаромъ.-- Эти карты будутъ моей погибелью.

-- Бросьте ихъ,-- отвѣтилъ Отто.

-- Бросить!-- закричала она.-- Да это моя судьба играть въ карты. Моимъ единственнымъ спасеніемъ было бы умереть отъ чахотки. Теперь я умру на чердакѣ.

-- Вы мрачно настроены сегодня вечеромъ.

-- Я проигралась. Вы не знаете, что такое алчность.

-- Я выбралъ, значитъ, дурное время,-- замѣтилъ Отто.

-- Ахъ! у васъ до меня просьба,-- вскричала она, вся просвѣтлѣвъ и удивительно похорошѣвъ отъ этого.

-- Графиня, я набираю партію и пришелъ просить васъ примкнуть къ ней.

-- Разумѣется. Я теперь опять чувствую въ себѣ мужество.

-- Графиня, быть можетъ, я ошибаюсь,-- продолжалъ Отто,-- но мнѣ кажется, что вы ко мнѣ расположены.

-- Я такъ къ вамъ расположена, что и сказать не смѣю.

-- Значитъ, я могу попросить васъ объ одной услугѣ.

-- Просите; въ чемъ бы она ни состояла, я заранѣе даю слово исполнить.

-- Графиня, случалось ли валъ когда-нибудь воровать?

-- Часто. Я нарушала всѣ десять заповѣдей, и еслибы завтра издали новыя, то я не успокоилась бы, пока бы ихъ не нарушила.

-- Вамъ предстоитъ учинить на этотъ разъ грабежъ, и мнѣ кажется, что это можетъ васъ позабавить,-- сказалъ принцъ.

-- У меня нѣтъ практической опытности,-- отвѣчала она,-- но за то доброй воли множество. Въ свое время я. разбила разъ рабочій ящикъ и нѣсколько сердецъ, включая и свое собственное. Но долговъ разбивать еще не случалось! Но это не должно быть трудно. Грѣхи такъ нероманически легки! Что же мы съ вами должны разбивать?

-- Графиня, мы должны разбить кассу, -- сказалъ Отто.

И въ краткихъ словахъ, остроумно, и не безъ паѳоса разсказалъ ей про свое пребываніе на фермѣ, про свое обѣщаніе купить ее и про отказъ въ деньгахъ, которомъ ему сегодня отвѣчали въ совѣтѣ. И заключилъ нѣсколькими практическими совѣтами на счетъ оконъ въ казначействѣ и условій, облегчающихъ и затрудняющихъ предположенный подвигъ.

-- Они отказали вамъ въ деньгахъ,-- сказала она, когда онъ кончилъ.-- И вы дозволили это? зачѣмъ?

-- Они выставили резоны,-- отвѣчалъ Отто, покраснѣвъ.-- Резоны эти были не таковы, чтобы я могъ ихъ оспаривать, и теперь я вынужденъ ограбить фонды своей страны. Это неприлично, но забавно.

-- Забавно,-- повторила она,-- да.

Она просидѣла довольно долго задумавшись. Наконецъ, спросила:

-- Сколько вамъ нужно?

-- Три тысячи кронъ, потому что часть денегъ у меня есть.

-- Прекрасно,-- отвѣтила она, повеселѣвъ.-- Я вашъ вѣрный сообщникъ. А гдѣ мы встрѣтимся?

-- Вы знаете Бѣгущаго Меркурія въ паркѣ? Гдѣ пересѣкаются три тропинки; тамъ поставили скамейку и статую. Мѣсто это недалеко отъ дворца, а Меркурій -- богъ воровъ.

-- Дитя,-- сказала она, ударивъ его вѣеромъ:-- но вы большой-эгоистъ, знаете ли вы это? Ваше удобное мѣсто очень далеко отъ моею дома. Вы должны предоставить мнѣ достаточно времени; я не могу придти раньше двухъ часовъ. Но какъ только часы пробьютъ два, вашъ соучастникъ явится и будетъ желаннымъ гостемъ, надѣюсь. Стойте: вы кого-нибудь съ собой приведете?-- прибавила она.-- О! не въ качествѣ гувернера... Я не изъ чопорныхъ.

-- Я приведу одного изъ своихъ грумовъ. Я поймалъ, какъ онъ воруетъ овесъ.

-- Какъ его зовутъ?

-- Не знаю. Я еще не завелъ знакомства съ моимъ воромъ. Онъ мнѣ нуженъ теперь какъ спеціалистъ...

-- Какъ и я! Какъ это лестно!-- закричала она.-- Но сдѣлайте мнѣ одно одолженіе. Будьте на мѣстѣ раньше меня. Да! подождите меня. На этотъ разъ пусть мы будемъ не принцъ я графиня, но кавалеръ съ дамой... а вашъ пріятель воръ пускай дожидается насъ у фонтана. Обѣщаете?

-- Всѣ ваши приказанія будутъ исполнены. Вы командиръ, а я вашъ подчиненный,-- отвѣчалъ Отто.

-- Хорошо! дай-то Богъ, чтобы наше предпріятіе увѣнчалось успѣхомъ. Сегодня не пятница?

Что-то въ ея манерѣ поразило Отто и какъ бы пробудило въ немъ тѣнь подозрѣнія.

-- Не странно ли,-- сказалъ онъ,-- что я выбираю себѣ сообщника въ противномъ лагерѣ.

-- Глупенькій!-- сказала она:-- ваша единственная мудрость въ томъ, что вы умѣете отличать своихъ друзей!

И внезапно, воспользовавшись тѣмъ, что глубокая амбразура скрывала изъ отъ постороннихъ глазъ, схватила его руку и со страстью ее поцѣловала.

-- Теперь, прощайте,-- сказала она.

Онъ отошелъ, нѣсколько растревоженный, сомнѣваясь въ томъ, не слишкомъ ли онъ понадѣялся на себя. Въ этотъ моментъ она ослѣпила его, точно драгоцѣнный уборъ, и даже сквозь броню своей любви въ женѣ, онъ почувствовалъ ударъ. Но черезъ минуту опасенія его разсѣялись.

Отто, какъ и графиня, рано удалились изъ гостиной, и принцъ, отпустивъ своего камердинера, вышелъ по внутреннему корридору, черезъ черный ходъ, и отправился разыскивать грума.

Конюшня, какъ и въ первый разъ, погружена была во мракѣ и Отто снова употребилъ магическій стукъ, и снова грумъ показался и помертвѣлъ отъ страха.

-- Добрый вечеръ, пріятель,-- сказалъ Отто, смѣясь.-- Возьми мѣшокъ изъ-подъ овса, на этотъ разъ пустой, и ступай за мной. Ты мнѣ нуженъ на весь остатокъ ночи.

-- Ваша свѣтлость,-- простоналъ грумъ,-- мнѣ поручено стеречь малыя стойла. Я здѣсь одинъ.

-- Полно,-- замѣтилъ принцъ,-- ты не такъ уже преданъ своему дѣлу.

И видя, что грумъ дрожитъ съ ногъ до головы, Ото положилъ ему руку на плечо.

-- Еслибъ я хотѣлъ тебѣ зла,-- сказалъ онъ,-- развѣ я бы пришелъ сюда?

Грумъ мгновенно успокоился. Онъ взялъ мѣшокъ, и Отто повелъ его по тропинкамъ и аллеямъ, все время милостиво болтая, и оставилъ его у фонтана, гдѣ пучеглазый Тритонъ неизмѣнно лилъ воду въ пѣнистый бассейнъ. Отсюда Отто направился уже одинъ къ тому мѣсту, гдѣ на круглой площадкѣ стоялъ на ципочкахъ, озаренный свѣтомъ звѣздъ, Меркурій, копія съ болонской статуи Джана. Ночь была тепла и безвѣтрена. Рогъ новаго мѣсяца показался въ небѣ, но онъ былъ все еще малъ и стоялъ слишкомъ низко надъ горизонтомъ, чтобы соперничать съ громадной толпой меньшихъ свѣтилъ, и мрачная физіономія земли была залита свѣтомъ звѣздъ. Сквозь одну изъ аллей, которая расширялась по направленію ко дворцу, онъ могъ видѣть часть освѣщенной террасы, на которой прохаживался часовой, а дальше уголокъ города, съ освѣщенными улицами. Но вокругъ него молодыя деревья мистически темнѣлись въ слабомъ сіяніи звѣзднаго неба и среди ночной тишины, бѣгущій богъ казался живымъ.

Среди безмолвія и мрака ночи, совѣсть Отто внезапно просвѣтлѣла, точно циферблатъ городскихъ часовъ. Онъ отвертывался мысленно отъ него, но стрѣлка, быстро обѣгая, указывала на рядъ ошибокъ, отъ которыхъ у него духъ занялся. Что онъ дѣлаетъ на этомъ мѣстѣ? Деньги были зря растрачены, но по его собственной небрежности. А теперь онъ собирается внести путаницу въ финансы страны, которою лѣнился управлять. А теперь онъ опять собирался швырять деньгами, и на этотъ разъ для частной, хотя и великодушной цѣли. И человѣкъ, котораго онъ поймалъ на воровствѣ овса, долженъ былъ теперь обокрасть кассу. И къ довершенію всего приплелъ къ этому дѣлу графиню Розенъ, на которую смотрѣлъ свысока, какъ смотритъ цѣломудренный мужчина на женщину дурного поведенія. Оттого, что онъ считалъ, что она такъ низко пала, что уже потеряла всякую совѣсть, онъ собирался еще сильнѣе унизить ее и окончательно скомпрометировать участіемъ въ этомъ безчестномъ поступкѣ. Это было хуже чѣмъ соблазнить женщину.

Отто сталъ ходить быстрыми шагами и громко свистать, и когда наконецъ заслышалъ шаги въ темной и узкой аллеѣ, то бросился на встрѣчу графинѣ, какъ въ избавительницѣ. Слишкомъ ужъ тяжело ему было наединѣ съ своими мыслями! Кромѣ того, дли человѣка можетъ быть облегченіемъ общество другого, котораго онъ считаетъ еще менѣе добродѣтельнымъ, нежели самого себя!

Въ нему подошелъ юноша, не высокаго роста и съ оригинальной походкой, въ широкополой, мягкой шляпѣ, тащившій съ большими усиліями тяжелый мѣшокъ. Отто отступилъ назадъ, но юноша махнулъ рукой, какъ сигналомъ, и запыхавшись, подбѣжалъ, бросилъ мѣшокъ на землю, самъ опустился на скамью и обнаружилъ черты графини фонъ-Розенъ.

-- Это вы, графиня!-- закричалъ принцъ.

-- Нѣтъ, нѣтъ,-- запыхавшимся голосомъ отвѣчала она,-- графъ фонъ-Розенъ, мой младшій братъ. Славный малый. Но дайте ему перевести духъ.

-- Прекрасно; но что это за мѣшокъ?

-- Присядьте возлѣ меня и я сейчасъ вамъ разскажу. О! я такъ устала... попробуйте, какъ бьется мое сердце! Гдѣ вашъ воръ?

-- На своемъ постѣ! Прикажете представить его вамъ? онъ, кажется, славный малый.

-- Нѣтъ, не торопитесь. Я должна поговорить съ вами, хотя я обожаю вашего вора. Я обожаю всякаго, у кого хватаетъ духа поступать дурно. Я никогда не гонялась за добродѣтелью, пока не влюбилась въ своего государя.

Тутъ она музыкально разсмѣялась.

-- Да и то я люблю васъ не за ваши добродѣтели,-- прибавила она.

Отто былъ смущенъ.

-- Но вы мнѣ еще не сказали, что у васъ въ мѣшкѣ?

-- Сейчасъ, сейчасъ, дайте духъ перевести,-- сказала она и задышала еще тяжелѣе прежняго.

-- Хорошо, я самъ погляжу.

Отто хотѣлъ взять мѣшокъ, но она остановила это.

-- Отто,-- проговорила она,-- нѣтъ... нѣтъ не трогайте. Я сама скажу, я открою всю душу. Дѣло сдѣлано, я одна обокрала казначейство. Здѣсь ровно двѣ тысячи кронъ. О, я надѣюсь, что этого довольно!

Ея смущеніе было такъ очевидно, что принцъ задумался, глядя ей въ лицо, какъ бы застывъ въ позѣ съ протянутой рукой, причемъ она продолжала держать его за руку.

-- Вы!-- сказалъ онъ, наконецъ.-- Какимъ образомъ?-- И затѣмъ вырвавъ руку, прибавилъ: -- О! я понимаю, вы дѣйствительно очень низкаго обо мнѣ мнѣнія.

-- Ну такъ знайте, что я солгала,-- вскричала она.-- Деньги мои, мои собственные, а теперь они ваши. То, что вы задумали, было недостойно васъ. А мнѣ дорога ваша честь, и я поклялась самой себѣ, что спасу васъ. Я умоляю васъ позволить спасти васъ.

И внезапно перемѣнивъ тонъ на нѣжный и умоляющій, она прибавила:

-- Отто! умоляю васъ, позвольте мнѣ спасти васъ. Примите эту услугу отъ своего бѣднаго друга, который васъ любитъ.

-- Графиня, графиня,-- пробормоталъ Отто, въ крайнемъ смущеніи:-- я не могу, пустите меня.

И онъ хотѣлъ было встать, но въ ту же минуту она бросилась передъ нимъ на колѣни и охватила его ноги.

-- Нѣтъ,-- лепетала она,-- вы не уйдете. Неужели вы такъ страшно презираете меня? Я даю вамъ деньги взаймы; я ненавижу деньги, я бы проиграла ихъ въ карты и совсѣмъ разорилась. А такимъ образомъ я выгодно помѣщаю капиталъ; вы спасете меня отъ разоренія. Отто!-- вскричала она, видя, что онъ снова дѣлаетъ попытки оттолкнуть ее:-- если вы оставите меня одну теперь, въ такую позорную для меня минуту, я умру!

Онъ громко застоналъ.

-- О! подумайте о томъ, какъ я страдаю!-- умоляла она.-- Если вы страдаете отъ избытка щепетильности, то подумайте, что должна я вытерпѣть отъ стыда! Вы отказываетесь взять у меня деньги взаймы! вы готовы лучше воровать, вы такого низкаго обо мнѣ мнѣнія! Вамъ легче растоптать мое сердце ногами! Отто! сжальтесь надо мной!

Она все еще обнимала его колѣни, и поймавъ его руку, стала цѣловать ее, и у него начала кружиться голова.

-- О!-- вскричала она,-- понимаю! О! какой ужасъ! это потому что я уже стара! потому что я больше не красавица!

И она горько зарыдала.

Это былъ coup de grâce. Отто пришлось теперь утѣшать ее,и послѣ краткихъ переговоровъ деньги были приняты. Между женщиной и слабымъ мужчиной такой конецъ былъ неизбѣженъ. Графиня фонь-Розенъ тотчасъ же перестала плакать. Она поблагодарила кроткимъ голосомъ и тотчасъ же встала съ колѣнъ и усѣлась на скамейкѣ, какъ можно дальше отъ принца.

-- Теперь вы понимаете,-- сказала она,-- почему я просила васъ отправить подальше своего вора и почему я пришла одна. Какъ я трепетала за свои сокровища! Но я вооружена, у меня пистолетъ. Вы видите, что я могла сдержать свою угрозу.

-- Графиня!-- произнесъ Отто съ слезами въ голосѣ:-- пощадите меня! Вы слишкомъ добры, слишкомъ благородны!

-- Мнѣ удивительно васъ слышать. Вы избѣжали большой глупости. Вы будете въ состояніи исполнить обѣщаніе, данное вами пріятелю крестьянину. Вы нашли прекрасное помѣщеніе для капитала вашего друга. Вы предпочли истинную доброту пустой щепетильности и теперь стыдитесь этого! Вы осчастливили своего друга и теперь грустите, точно голубка! Полноте, развеселитесь! Я знаю, что добродѣтельные поступки всегда приводятъ въ уныніе, но вы не обязаны постоянно въ нихъ практиковаться. А на этотъ разъ простите себѣ свою добродѣтель. Ну-съ, извольте взглянуть мнѣ въ лицо и улыбнуться.

Но онъ не глядѣлъ на нее. Когда женщина поцѣлуетъ мужчину, то представляется ему въ волшебномъ свѣтѣ, и въ такую минуту, при неопредѣленномъ мерцаніи звѣздъ, покажется ему ослѣпительно прекрасной. Въ волосахъ ея играетъ свѣтъ; глаза сіяютъ, какъ звѣзды, а лицо въ тѣни -- и эту тѣнь можно принять за отраженіе страсти. Отто утѣшился въ своемъ пораженіи; ему оно стало казаться интереснымъ.

-- Нѣтъ,-- сказалъ онъ,-- я не неблагодарный.

-- Вы обѣщали мнѣ потѣху,-- засмѣялась она.-- А я тоже потѣшила васъ. У насъ произошла бурная сцена.

Онъ засмѣялся въ свою очередь, но звукъ его смѣха не былъ успокоителенъ.

-- Слушайте, что вы мнѣ дадите въ награду за мою прекрасную декламацію?-- продолжала она.

-- Все, что хотите.

-- Все, что я захочу? Честное слово? предположите, что я попрошу у васъ корону?

-- Честное слово, отдамъ.

-- Не попросить ли мнѣ? нѣтъ; на что она мнѣ? Грюневальдъ ничтожное государство; мое честолюбіе гораздо выше этого. Я попрошу... но, кажется, что мнѣ ничего не нужно,-- заключила она.-- Вмѣсто того, я сама вамъ дамъ нѣчто... Я дамъ вамъ позволеніе поцѣловать меня... разокъ.

Отто пододвинулся, она приблизила къ нему лицо; оба они улыбались, все это казалось такой невинной шуткой, что принцъ былъ пораженъ внезапнымъ сильнымъ ощущеніемъ, потрясшимъ все его существо, когда губы ихъ встрѣтились. Оба немедленно отодвинулись другъ отъ друга и нѣкоторое время просидѣли молча Отто чувствовалъ, что такое молчаніе опасно, но не находили словъ. Вдругъ графиня какъ бы пробудилась отъ сна.

-- Что касается вашей жены...-- начала она яснымъ и твердымъ голосомъ.

Это слово вывело Отто изъ оцѣпенѣнія.

-- Я ничего не хочу слышать дурного про свою жену,-- закричалъ онъ рѣзко.

Затѣмъ опомнившись, прибавить болѣе мягкимъ тономъ:

-- Я вамъ открою свой секретъ: я люблю свою жену.

-- Вы не дали мнѣ докончить,-- отвѣчала она, улыбаясь.-- Неужели вы думаете, что я нечаянно заговорила о ней. Вѣдь вы потеряли голову. Ну и я также. А теперь не бойтесь словъ, пожалуйста,-- прибавила она съ нѣкоторой рѣзкостью.-- Это единственная вещь, которую я презираю. Если вы не глупецъ, то увидите, что я строю крѣпость на вашей добродѣтели. И во всякомъ случаѣ считаю нужнымъ предупредить васъ, что совсѣмъ не умираю отъ любви къ вамъ. Это веселый водевиль, а совсѣмъ не трагедія для меня! А теперь вотъ что я хотѣла вамъ сказать про вашу жену. Она не была и не будетъ любовницей Гондремарка. Будьте увѣрены, что онъ бы похвастался этимъ непремѣнно, еслибы это было. Прощайте!

Она мигомъ убѣжала, а Отто остался одинъ съ мѣшкомъ, съ деньгами и Меркуріемъ.

X.
Готгольдъ перемѣняетъ мнѣніе.

Графиня оставила бѣднаго Отто, одновременно погладивъ его по шерсткѣ и противъ шерстки. Благодатныя слова о женѣ и добродѣтельный исходъ свиданія были ему равно пріятны. Но тѣмъ не менѣе, когда онъ взвалилъ мѣшокъ съ деньгами на плечи и отправился разыскивать своего грума, онъ чувствовалъ, что самолюбіе его страдаетъ. Поддаться соблазну и быть насильственно возвращеннымъ на стезю добродѣтели вдвойнѣ оскорбительно для мужского тщеславія. Открыть собственную слабость и способность въ измѣнѣ, и въ тотъ же самый мигъ узнать о вѣрности своей жены отъ особы, которая ее не любила, усиливало горечь удивленія.

Онъ былъ на полдорогѣ отъ Меркурія къ фонтану, когда мысли его стали проясняться и онъ удивился, замѣтивъ, что сердится. Да! въ сердцахъ онъ остановился и ударилъ рукой по небольшому кусту. Въ ту же минуту изъ куста вылетѣла стая разбуженныхъ воробьевъ и исчезла въ чащѣ деревьевъ. Онъ тупо поглядѣлъ имъ вслѣдъ, и когда они скрылись, продолжалъ глядѣть на звѣзды.-- Я сержусь? По какому праву? не имѣю никакого права! подумалъ онъ. Онъ проклиналъ графиню фонъ-Розенъ и тутъ же раскаявался. Сильно давили деньги его плечи.

Когда онъ дошелъ до фонтана, то изъ досады и расходившагося самолюбія сдѣлалъ непростительную глупость. Онъ отдалъ мѣшокъ съ деньгами вороватому груму.

-- Подержи это у себя,-- сказалъ онъ,-- пока я тебя завтра не кликну. Тутъ много денегъ, и ты можешь поэтому видѣть, что я тебя не считаю подлецомъ.

И онъ ушелъ, волнуясь, точно сдѣлалъ нѣчто великодушное. Это было отчаянной попыткой насильсгвенно вернуть самоуваженіе, и подобно всѣмъ такимъ попыткамъ оказалась въ концѣ концовъ безполезной. Онъ легъ спать съ цѣлымъ адомъ въ душѣ; вертѣлся съ боку на бокъ до самаго разсвѣта, а тамъ вдругъ уснулъ мертвымъ сномъ и проснулся уже въ десять часовъ; пропустить часъ свиданія съ старикомъ Килліаномъ было бы слишкомъ большой для него непріятностью, и онъ торопился изо всей мою, нашелъ грума (къ удивленію) вѣрнымъ на своемъ постѣ и за нѣсколько минутъ до полудня прибылъ въ трактиръ "Утренняя звѣзда". Килліанъ уже находился тамъ въ праздничномъ платкѣ, чопорный и суровый на видъ. Стряпчій изъ Бранденау коршуномъ надзиралъ за документами, разложенными на столѣ, а грумъ и хозяинъ трактира призваны были въ качествѣ свидѣтелей. Очевидная почтительность такого важнаго человѣка, трактирщика, явно поразила удивленіемъ старика фермера; но только, когда Отто подписалъ свое имя, онъ догадался объ истинѣ. Тутъ онъ пришелъ въ неописанный восторгъ.

-- Его свѣтлость!-- вскричалъ онъ.-- Его свѣтлость!-- и повторилъ это восклицаніе, пока умъ его не освоился окончательно съ этимъ фактомъ. Тогда онъ обратился къ свидѣтелямъ:

-- Господа,-- сказалъ онъ,-- вы живете въ странѣ, благословенной отъ Бога; изъ всѣхъ великодушныхъ людей, какихъ я знавалъ, по совѣсти говорю вамъ, господа, вотъ самый великодушный. Я уже старикъ и видѣлъ много добраго и злого, пережилъ великую голодовку, но лучшаго человѣка, нѣтъ, никогда не встрѣчалъ.

-- Мы это знаемъ,-- закричалъ трактирщикъ: -- мы это знаемъ въ Грюневальдѣ. Еслибы мы почаще видѣли его свѣтлость, то считали бы себя счастливѣе.

-- Это добрѣйшій государь,-- началъ грумъ, и вдругъ заплакалъ и не могъ продолжать. Всѣ на него оглянулись, и Отто также, Отто, почувствовавшій угрызенія совѣсти, когда увидѣлъ, какъ этотъ человѣкъ ему благодаренъ.

Послѣ этого наступилъ чередъ стряпчаго сказать комплиментъ.

-- Я не знаю, что провидѣніе готовитъ вамъ къ будущемъ,-- сказалъ онъ,-- но этотъ день будетъ свѣтлымъ моментомъ въ лѣтописяхъ вашего царствованія. Привѣтствія солдатъ не могутъ быть краснорѣчивѣе волненія, выражающагося на этихъ честныхъ лицахъ.

И стряпчій сдѣлалъ поклонъ, отступилъ нѣсколько шаговъ назадъ и понюхалъ табаку съ виденъ человѣка, воспользовавшагося случаемъ выказать свои дипломатическія способности.

Старикъ Килліанъ продолжалъ разсыпаться въ благодарностяхъ и благословлять принца.

Сцена приняла почти характеръ оваціи, и когда принцу удалось, наконецъ, вырваться, онъ почувствовалъ желаніе отправиться туда, гдѣ бы его похвалили. Поведеніе его въ совѣтѣ представилось ему въ радужномъ свѣтѣ и это воспоминаніе въ свою очередь напомнило ему про Готгольда. Онъ рѣшилъ отправиться въ Готгольду.

Готгольдъ былъ по обыкновенію въ библіотекѣ и немного сердито положилъ перо при входѣ Отго.

-- Вотъ, наконецъ, и вы,-- сказалъ онъ.

-- Да; и мы кажется произвели революцію.

-- Боюсь, что да,-- замѣтилъ докторъ.

-- Какъ? боитесь? Боязни нѣтъ больше мѣста; я узналъ свою силу и чужую слабость и теперь намѣренъ самъ управлять страной.

Готгольдь ничего не сказалъ, но глядѣлъ въ полъ и гладилъ подбородокъ.

-- Вы не одобряете меня?-- вскричалъ Отто.-- Какой же вы флюгеръ!

-- Напротивъ того. Мои наблюденія подтвердили мои опасенія. Вамъ не справиться, Отто, право, не справиться.

-- Съ чѣмъ не справиться?-- спросилъ принцъ, у котораго вдругъ заныло сердце.

-- Съ дѣлами,-- отвѣчалъ Готгольдь.-- Вы не пригодны для дѣятельной жизни; у васъ не хватитъ привычки, сдержанности, дисциплины, терпѣнія. Ваша жена способнѣе, гораздо способнѣе, хотя она и въ дурныхъ рукахъ. Она дѣловая женщина, а вы, милый мальчикъ, вы сами по себѣ.

-- Вы перемѣнили ваше мнѣніе о Серафинѣ, я вижу,-- сказалъ Отто.

-- Перемѣнилъ!-- вскричалъ докторъ, покраснѣвъ.-- Я всегда былъ такого мнѣнія; хотя сознаюсь, что восхищался ею въ совѣтѣ. Когда она сидѣла молча и топала ногой, я любовался ею, какъ бы любовался ураганомъ. Еслибы я былъ изъ тѣхъ, которые способны жениться, то вотъ призъ, который могъ бы соблазнить меня. Она манитъ, какъ Мексика манила Кортеса; предпріятіе трудно, туземцы недружелюбны, я думаю даже, что они жестоки -- но столица могущественна золотомъ. Да! я желалъ бы въ этомъ случаѣ быть завоевателемъ.

-- Кому вы это все говорите? Ужъ, конечно, вы знаете, что я люблю свою жену.

-- О! любите! любовь -- великое слово, его найдешь во всѣхъ словаряхъ. Еслибы вы любили ее, она бы платила вамъ взаимностью. Еслибы вы любили ее, то не оскорбили бы въ совѣтѣ при постороннихъ.

-- Готгольдъ, вы несправедливы. Я отстаивалъ интересы своей страны.

-- Ахъ, это-то всего хуже. Вы даже не поняли, что неправы, что зайдя такъ далеко, какъ они зашли, отступить значитъ погубить себя.

-- Однако, вы меня поддерживали.

-- Да. Я былъ такъ же слѣпъ, какъ и вы. Но теперь глаза мои раскрылись. Если вы будете продолжать, какъ начали, прогоните Гондремарка и обнаружите скандалъ раздора въ своемъ домѣ, то насъ постигнетъ худшая изъ бѣдъ въ Грюневальдѣ. Революція, пріятель, революція.

-- Вы странно разсуждаете для краснаго,-- замѣтилъ Отто.

-- Я красный республиканецъ, но не красный революціонеръ,-- отвѣтилъ докторъ.-- Нѣтъ существа хуже пьянаго грюневальдца! И только одинъ человѣкъ можетъ спасти насъ отъ него, и этотъ человѣкъ -- Гондремаркъ, съ которымъ я умоляю васъ помириться. Но не вы, нѣтъ! не вы! ваша жена была права, когда говорила, что вы можете только эксплуатировать свое положеніе. Вы могли въ этотъ моментъ толковать о деньгахъ! Ради Бога, на что они вамъ понадобились? Какія это деньги? Что за таинственная исторія?

-- Мнѣ они нужны были не для худого. Я хотѣлъ купить ферму.

-- Купить ферму?-- повторилъ Готгольдъ,-- купить ферму!

-- Ну да, что-жъ такое, и купилъ, если хотите знать.

Готгольдъ вскочилъ съ мѣста.

-- А на какія деньги?-- закричалъ онъ.

Лицо принца омрачилось.

-- Это мое дѣло,-- отвѣчалъ онъ.

-- Вы видите, что вамъ самому стыдно,-- укорялъ Готгольдъ.-- Итакъ вы купили ферму въ такую минуту, когда вашей странѣ грозитъ опасность, и безъ сомнѣнія затѣмъ, чтобы быть готовымъ на случай отреченія. И я увѣренъ, что вы украли деньги. Есть только два способа достать деньги: украсть ихъ или заработать. Но я узнаю, въ чемъ дѣло: а пока не узнаю, не подамъ вамъ руки. Человѣкъ можетъ быть плохимъ правителемъ, но обязанъ быть безукоризненнымъ джентльменомъ.

Принцъ поднялся на ноги, бѣлѣе бумаги.

-- Готгольдъ,-- сказалъ онъ,-- вы выводите меня изъ терпѣнія. Берегитесь, берегитесь.

-- Какъ? вы угрожаете мнѣ? Такъ вотъ результатъ нашей бесѣды!

-- Когда вы видѣли, чтобы я употреблялъ свою власть въ частной ссорѣ?-- закричалъ Отто.-- Для частнаго человѣка ваши слова были бы непростительнымъ оскорбленіемъ, но меня вы можете оскорблять безнаказанно и я долженъ еще благодарить васъ за откровенность. Мало того, я долженъ восхищаться смѣлостью, выказанной вами передъ такимъ грознымъ монархомъ, какъ я; вы точно Натанъ передъ Давидомъ. Вы безжалостной рукой вырвали съ корнемъ нашу старинную дружбу. Я остаюсь совсѣмъ сиротой. Моя послѣдняя привязанность разбита. И хотя я беру небеса во свидѣтели, что не желалъ этого, но тѣмъ не менѣе очутился одинокимъ. Вы говорите, что я не джентльменъ, и однако всѣ обиды нанесены вами; и хотя я очень хорошо понимаю, кому вы подарили свои симпатіи, но воздержусь отъ всякихъ дальнѣйшихъ намековъ.

-- Отто, вы съ ума сошли,-- завопилъ Готгольдъ:-- оттого что я спросилъ, откуда вы взяли деньги, и оттого, что вы...

-- Г. фонъ-Гогенштоквицъ, я освобождаю васъ отъ вмѣшательства въ мои дѣла,-- сказалъ Отто.-- Я выслушалъ все, что мнѣ нужно, и вы достаточно язвили мое тщеславіе. Быть можетъ, я не умѣю править страной, быть можетъ, я не умѣю любить, но Богъ мнѣ далъ одну добродѣтель -- я умѣю прощать. Я прощаю васъ; даже въ эту злую минуту ослѣпленія страстью, я способенъ видѣть свои ошибки и найти вамъ оправданіе. И если я желаю, чтобы на будущее время вы меня уволили отъ вашихъ разговоровъ, то не изъ злопамятства, а потому, что, клянусь Богомъ, никакой человѣкъ не можетъ терпѣть такого обращенія. Радуйтесь: вамъ удалось увидѣть своего государя въ слезахъ; радуйтесь: тотъ самый человѣкъ, котораго вы такъ часто попрекали его счастіемъ, доведенъ до послѣдней степени горя и одиночества. Нѣтъ... Я ничего не хочу больше слышать; я хочу оставить за собой послѣднее слово, какъ вашъ государь, и это слово будетъ словомъ прощенія.

И съ этими словами Отто вышелъ изъ комнаты, а докторъ Готгольдъ остался одинъ, обуреваемый самыми противуположными чувствами: огорченіемъ, раскаяніемъ, причемъ ему было также немножко и забавно. Онъ ходилъ взадъ и впередъ передъ своимъ столомъ и вопрошалъ себя, вздымая руки къ потолку, кто изъ нихъ двоихъ виноватъ въ этой злополучной ссорѣ. Наконецъ, онъ вынулъ изъ шкапа бутылку рейнвейна и стаканъ изъ богемскаго желтаго хрусталя. Первый стаканъ немного согрѣлъ и успокоилъ его сердце; послѣ второго стакана всѣ житейскія невзгоды показались ему совершенными пустяками; и обсуждая случившееся, онъ сказалъ самому себѣ съ легкой краской въ лицѣ, усмѣхнувшись и вздохнувъ, хотя и не тяжело, что онъ былъ слишкомъ безцеремоненъ съ своимъ кузеномъ.

"Онъ сказалъ правду,-- прибавилъ мысленно кающійся библіотекарь, на свой монашескій ладъ,-- я обожаю принцессу".

И покраснѣвъ еще сильнѣе, украдкою, хотя былъ одинъ въ этой большой галереѣ, онъ выпилъ бутылку до дна за здоровье Серафины.

XI.
Графиня Розенъ въ роли провидѣнія.-- Первое дѣйствіе: она дурачитъ барона.

Въ достаточно поздній часъ или, выражаясь точнѣе, въ три часа пополудни, графиня Розенъ пустилась въ свѣтъ. Она сошла по лѣстницѣ въ садъ, накинувъ на голову кружевную мантилью и безпечно волоча по пыли длинный шлейфъ своего чернаго бархатнаго платья.

На другомъ концѣ большого сада, соприкасаясь заднимъ фасадомъ съ виллой графини, стояло большое зданіе, гдѣ первый министръ занимался дѣломъ и бездѣльемъ. Это разстояніе (считавшееся по снисходительному митвальденскому кодексу достаточнымъ для сохраненія приличій) графиня быстро миновала, открыла небольшую дверь ключомъ, взбѣжала по лѣстницѣ и безцеремонно вошла въ кабинетъ Гондремарка. То была большая и очень высокая комната; вдоль стѣнъ красовались книги, на столѣ и на полу навалены были бумаги; тамъ и сямъ виднѣлась картина; большой огонь горѣлъ въ каминѣ, а дневной свѣтъ проходилъ сквозь стеклянный куполъ. У камина сидѣлъ великій баронъ Гондремаркъ безъ сюртука; онъ почти покончилъ съ дневными занятіями и собрался отдыхать. Выраженіе его лица, вся его природа какъ будто преобразились. Гондремаркъ дома казался настоящею противуположностью Гондремарка въ должности. У него былъ какой-то грубо добродушный видъ, который къ нему очень шелъ. Грубость и умъ выражались въ его лицѣ и вмѣстѣ съ своими манерами онъ отбросилъ и хитрое, зловѣщее выраженіе лица.

-- Наконецъ-то!-- закричалъ онъ, увидя графиню.

Графиня вошла въ комнату молча, бросилась въ кресло и закинула одну ногу на другую. Въ своихъ кружевахъ и бархатномъ платьѣ, черныхъ шелковыхъ чулкахъ и бѣлоснѣжныхъ юбкахъ, съ своимъ тонкимъ профилемъ и стройной, хотя и полной фигурой, она представляла странный контрастъ съ большимъ, чернымъ, умнымъ сатиромъ у камина.

-- Какъ вы часто за мной присылаете!-- закричала она.-- Вы меня компрометируете.

Гондремаркъ засмѣялся.

-- Кстати,-- сказалъ онъ,-- гдѣ вы носитесь? васъ не было дома до самаго утра.

-- Я подавала милостыню,-- отвѣчала она.

Баронъ снова засмѣялся, потому что дома и безъ сюртука онъ былъ весельчакъ.

-- Счастье, что я не ревнивъ,-- замѣтилъ онъ.-- Но вы знаете мои правила: наслажденіе и свобода идутъ рука объ руку. Я вѣрю въ то, во что вѣрю; это немного, но я вѣрю. А теперь къ дѣлу. Вы прочитали мое письмо?

-- Нѣтъ; у меня голова болѣла.

-- Ахъ, въ самомъ дѣлѣ! ну, значитъ, я многое могу сообщить вамъ. Мнѣ страхъ какъ хотѣлось васъ видѣть вчера вечеромъ и сегодня утромъ: вчера днемъ я довелъ свое дѣло до конца; корабль введенъ въ гавань; еще одно послѣднее усиліе, и я перестану возиться съ принцессой Ратафіей. Да; дѣло сдѣлано. У меня въ рукахъ приказъ, собственноручно написанный Ратафіей; я держу его у сердца. Въ двѣнадцать часовъ ночи принцъ Вѣтренная голова будетъ захваченъ въ постелѣ и какъ ребенокъ посаженъ въ карету; а на утро будетъ любоваться прекраснѣйшимъ видомъ изъ оконъ крѣпости Фельвенбургъ. Прощай, Вѣтренная голова! Война будетъ объявлена, дѣвчонка будетъ въ моихъ рукахъ; до сихъ поръ я былъ необходимъ, а теперь стану господиномъ положенія. Я давно, давно несу эту интригу на своихъ плѣчахъ, точно Самсонъ ворота въ Газѣ. Теперь я снимаю это бремя съ своихъ плечъ.

Она вскочила съ кресла и поблѣднѣла.

-- Неужели это правда?

-- Я сообщаю вамъ фактъ. Дѣло сдѣлано.

-- Я ни за что этому не повѣрю. Правда? Собственноручный? Ни за что не повѣрю, Генрихъ.

-- Божусь вамъ.

-- О! что вамъ стоитъ побожиться! Да и чѣмъ вы станете божиться? виномъ, женщинами и пѣсней? Это нисколько не обязываетъ,-- сказала графиня.

Она подошла къ Гондремарку и положила руку на его плечо.

-- Что касается приказа... нѣтъ, Генрихъ, ни за что не повѣрю! скорѣй умру. У васъ какія-то тайныя цѣли... какія, не знаю... но я не повѣрю.

-- Хотите, я вамъ покажу?

-- Вы не можете. Приказа нѣтъ.

-- Ѳома невѣрный! Хорошо, я васъ обращу и вы увидите приказъ.

Онъ подошелъ къ стулу, на который бросилъ сюртувъ, и вынувъ изъ кармана бумагу, подалъ ей.

-- Читайте,-- сказалъ онъ.

Она жадно схватила бумагу и глаза ея засверкали въ то время, какъ она ее читала.

-- Вотъ какъ падаетъ династія!-- сказалъ баронъ,-- и я ее до этого довелъ, а мы съ вами ей наслѣдуемъ!

Онъ точно выросъ и со смѣхомъ протянулъ руку:

-- Отдайте мнѣ мою бумагу,-- сказалъ онъ.

Но она быстро спрятала бумагу за спину,-- и глядя ему въ глаза, сказала:

-- Нѣтъ, нѣтъ... Мнѣ надо сперва сговориться съ вами на счетъ одного пункта. Неужели вы думаете, что я слѣпа? Такую бумагу она могла дать только одному человѣку... любовнику. И такъ вы ея любовникъ, соучастникъ, господинъ... о! я, конечно, этому вѣрю, потому что знаю вашу власть. Но кто же я, послѣ этого? Я, обманутая вами!

-- Ревность!-- закричалъ Гондремаркъ. -- Анна, я бы никогда этому не повѣрилъ! Но ручаюсь вамъ всѣмъ, во что только можно вѣрить, что я не ея любовникъ. Быть можетъ, это могло бы быть; но я еще не рѣшался объясниться ей въ любви. Она такая капризная, настоящая кукла; то хочетъ, то не хочетъ; съ нею ничего не сообразишь, ей-Богу! И до сихъ поръ я достигалъ всего, что хотѣлъ, и безъ этого, и держу любовника про запасъ. И знаешь что, Анна,-- строго прибавилъ онъ,-- ты должна бросить эти глупости, слышишь ли? Я держу эту дурочку въ увѣренности, что я ее обожаю; и еслибы она только догадалась про наши отношенія, то она такъ глупа и чопорна, что способна испортить все дѣло.

-- Все это прекрасно, но съ кѣмъ вы проводите всѣ дни? и чему я должна вѣрить: вашимъ словамъ или вашимъ поступкамъ?

-- Анна, это чортъ знаетъ, что такое, ты просто слѣпа!-- закричалъ Гондремаркъ.-- Ты знаешь меня. Ну похоже ли, чтобы я заинтересовался такой жеманной дурой? Право тяжело, что мы такъ долго знаемъ другъ друга и ты все еще можешь считать меня трубадуромъ. Но если есть въ мірѣ, что я презираю и ненавижу, такъ это такихъ куколъ изъ берлинской шерсти. Дайте мнѣ живую женщину, я самъ живой человѣкъ. Ты мнѣ пара; ты создана для меня; ты меня занимаешь, какъ театральное представленіе. И зачѣмъ бы я сталъ тебя обманывать? Если я тебя не люблю, то зачѣмъ ты мнѣ нужна? Ни зачѣмъ. Это ясно какъ Божій день.

-- Любишь ли ты меня, Генрихъ?-- спросила она нѣжно.-- Дѣйствительно ли ты меня любишь?

-- Говорю тебѣ, что люблю тебя больше всѣхъ, послѣ самого себя. Я бы голову потерялъ, еслибы лишился тебя.

-- Если такъ,-- сказала она, складывая бумагу и спокойно засовывая ее въ карманъ,-- я тебѣ вѣрю и присоединяюсь къ заговору. Разсказывай же мнѣ. Въ полночь, говоришь ты, его арестуютъ? Я вижу, что ты рѣшилъ поручитъ это Гордону. Это отлично; онъ всѣмъ здѣсь чужой.

Гондремаркъ подозрительно слѣдилъ за ней.

-- Къ чему ты взяла эту бумагу?-- спросилъ онъ.-- Отдай ее мнѣ.

-- Нѣтъ, я оставлю ее у себя. Я должна устроить все это дѣло; ты не можешь обойтись безъ меня, и чтобы дѣйствовать, какъ слѣдуетъ, я должна имѣть въ рукахъ эту бумагу. Гдѣ я найду Гордона? въ его комнатѣ?

Она говорила съ лихорадочнымъ самообладаніемъ.

-- Анна,-- мрачно произнесъ Гондремаркъ, въ которомъ желчное, сердитое придворное настроеніе смѣнило веселое, добродушно домашнее.-- Отдай мнѣ эту бумагу. Разъ, два, три.

-- Генрихъ,-- отвѣчала она, глядя ему прямо въ лицо,-- берегись. Я не терплю приказаній.

Оба глядѣли такъ, что опасно было къ нимъ подступиться. И молчаніе длилось довольно долго. Наконецъ, она нашла нужнымъ его прервать и со смѣхомъ, звучавшимъ честно и правдиво, сказала:

-- Не ребячься. Ты меня удивляешь. Если твои увѣренія не лживы, то у тебя нѣтъ причины не довѣрять мнѣ, а мнѣ нѣтъ резона измѣнить тебѣ. Труднѣе всего выманить принца изъ дворца безъ скандала. Слуги ему преданы; его камергеръ -- рабъ и одного крика достаточно, чтобы все погибло.

-- Ихъ можно захватить силою,-- отвѣчалъ онъ, слѣдуя за ней на эту новую дорогу, и арестовать вмѣстѣ съ нимъ.

-- И съ тѣмъ вмѣстѣ разрушить весь планъ!-- закричала она.-- Онъ не беретъ съ собой слугъ, когда ѣдетъ на охоту. Ребенокъ пойметъ въ чемъ дѣло. Нѣтъ, нѣтъ; такой планъ глупъ; его должно быть выдумала Ратафія. Но выслушай меня. Ты знаешь, что принцъ за мной ухаживаетъ?

-- Знаю. Бѣдная Вѣтренная голова, я ему во всемъ помѣха.

-- Ну, такъ слушай, не лучше ли, если я выманю его изъ дворца въ какой-нибудь тихій уголокъ парка... напримѣръ, къ статуѣ Меркурія? Гордона можно поставить въ рощу; а карета будетъ ждать позади храма; ни крика, ни звука, ни шума шаговъ: принцъ исчезнетъ безслѣдно! Что ты на это скажешь? Развѣ я не хорошій союзникъ? Развѣ мои beaux yeux не могутъ пригодиться? Ахъ, Генрихъ, не бросай своей Анны! она тебѣ пригодится!

Онъ ударилъ открытой ладонью по камину.

-- Колдунья!-- сказалъ онъ:-- во всей Европѣ не найдешь другую, такую хитрую, какъ ты. Пригодятся! само собой разумѣется, что теперь дѣло въ шляпѣ.

-- Когда такъ, то поцѣлуй меня и отпусти. Я должна захватить во-время Вѣтренную голову.

-- Постой, постой,-- сказалъ баронъ,-- не торопись. Я бы желалъ, честное слово, тебѣ довѣриться. Но разъ ты убѣжишь отъ меня съ этой бумагой въ карманѣ, кто знаетъ, что ты предпримешь. Ни ты, ни я этого не знаемъ. Видишь ли,-- отечески пригрозилъ онъ графинѣ,-- ты лукава, какъ обезьяна.

-- Божусь тебѣ,-- закричала она,-- спасеніемъ...

-- Стройная женщина! мнѣ нисколько не любопытно слушать твою божбу.

-- Ты думаешь, что у меня нѣтъ религіи? Ты считаешь, что у меня нѣтъ и чести? Хорошо, слушай: я спорить съ тобой не буду, но скажу тебѣ разъ навсегда: оставь мнѣ этотъ приказъ, и принцъ будетъ арестованъ, возьми его отъ меня, и такъ же вѣрно, какъ я съ тобой говорю, я разстрою все дѣло. Довѣрься мнѣ или берегись меня: какъ хочешь.

И она протянула ему бумагу.

Баронъ въ большомъ смущеніи стоялъ въ нерѣшимости, взвѣшивая обѣ опасности. Онъ протянулъ-было руку, и опять отнялъ ее.

-- Хорошо,-- сказалъ онъ,-- если ты называешь это довѣріемъ...

-- Будетъ,-- перебила она его.-- Не порти своего поступка. И такъ какъ ты повелъ себя какъ милый мальчикъ, то я теперь объясню тебѣ мои резоны. Я отправлюсь во дворецъ и все устрою съ Гордономъ; но какимъ образомъ я заставлю Гордона повиноваться? И опять могу ли я заранѣе назначить часъ? Можетъ быть, полночь, а можетъ быть, и гораздо позже; вѣдь все это дѣло случая; а чтобы дѣйствовать и чтобы у меня были развязаны руки, я должна держать въ рукахъ узелъ всего событія. А теперь я отправляюсь. Возведи меня въ санъ рыцаря.

И она протянула ему руки и любовно улыбнулась.

-- Хорошо,-- сказалъ онъ цѣлуя ее:-- у каждаго человѣка есть своя слабость. Благодарю Бога, что моя не такъ еще худа. Ну, брысь теперь. Я ребенку довѣрилъ бомбу.

ХII.
Графиня Розенъ въ роли провидѣнія.-- Второе дѣйствіе: она предупреждаетъ принца.

Первымъ дѣломъ графини Розенъ было вернуться на свою виллу и переодѣться. Какъ бы ни разыгралась эта исторія, но она твердо рѣшила побывать у принцессы. А передъ этой нелюбимой ею женщиной она не хотѣла предстать въ невыгодномъ для себя свѣтѣ. Это было минутное дѣло. У графини былъ глазъ военачальника во всемъ, что касалось туалета. Она не походила на тѣхъ женщинъ, которыя съ безпомощностью Фабія Кунктатора не знаютъ, какое изъ своихъ платьевъ выбрать, и появляются въ свѣтъ, просидѣвъ цѣлые часы за туалетомъ разряженныя курамъ на смѣхъ. Одинъ взглядъ, одинъ распущенный локонъ, искусный и красивый безпорядокъ въ волосахъ, кусочекъ кружева, желтая роза, приколотая къ груди, и картина готова.

-- Такъ будетъ хорошо,-- рѣшила она.-- Прикажите моей каретѣ слѣдовать за мной во дворецъ. Черезъ полчаса она должна быть тамъ и дожидаться меня.

Ночь уже наступила и лавки освѣтились лампами вдоль усаженныхъ деревьями улицъ столицы Отто, когда графиня пустилась въ свое рискованное предпріятіе. Она была въ ликующемъ настроеніи духа; удовольствіе и интересъ сильнѣе оттѣняли ея красоту и она это знала.

Что она теперь сдѣлаетъ? Она завладѣла бумагой, отъ которой все зависитъ. Отто, Гондремаркъ и Ратафія, и само государство всѣ въ ея рукахъ; одинъ взмахъ ея руки, и все полетитъ къ чорту. Она преисполнилась сознаніемъ своего важнаго значенія и громко расхохоталась отъ удовольствія. Головокруженіе отъ всемогущества, болѣзнь Цезарей, помрачила ея умъ.

-- О! безумный свѣтъ!-- подумала она и громко, и радостно расхохоталась.

Ребенокъ, засунувъ палецъ въ ротъ, проходилъ мимо того мѣста, гдѣ она усѣлась на скамейкѣ, соображая, что ей предпринять, и вытаращилъ глаза на смѣющуюся даму. Она подозвала его, но ребенокъ заупрямился. Тогда съ той странной страстью, которую часто проявляютъ женщины въ самыхъ неожиданныхъ случаяхъ и по поводу чистѣйшихъ пустяковъ, графиня захотѣла непремѣнно переупрямить ребенка и, конечно, очень скоро ребенокъ уже сидѣлъ у нея на колѣняхъ и игралъ ея цѣпочкой и часами.

-- Еслибы у тебя былъ медвѣдь и обезьяна, кого бы ты охотнѣе сломалъ?-- спросила графиня.

-- Да вѣдь у меня нѣтъ ни медвѣдя, ни обезьяны,-- отвѣчало дитя.

-- Ну такъ вотъ, гляди, флоринъ, на который ты можешь себѣ купить и медвѣдя, и обезьяну; я дамъ тебѣ его, если ты отвѣтишь на мой вопросъ. Скорѣе говори, котораго ты сломаешь, медвѣди или обезьяну?

Но дитя только таращило глазки на свѣтленькій флоринъ; оракула никакъ нельзя было заставятъ высказаться, и графиня поцѣловала его, дала ему флоринъ, спустила на дорожку и продолжала свой путь, весело и безмятежно.

-- Котораго изъ нихъ я сломаю?-- вопрошала она себя, поправляя рукой небрежную прическу.-- Котораго?-- и она поглядѣла вопросительно на небо.-- Люблю ли я ихъ обоихъ или никого не люблю? Немножко... много... нисколько? Котораго изъ двухъ... обоихъ, должно быть; во всякомъ случаѣ терпѣть не могу Ратафіи.

Тѣмъ временемъ какъ она прошла въ бронзовыя ворота, поднялась въ гору и вступила на широкую террасу, ночь уже спустилась; передній фасадъ дворца горѣлъ огнями и вдоль балюстрады лампы тоже уже были зажжены. Послѣдніе лучи зари виднѣлись на западномъ краю неба, и она остановилась, слѣди за тѣмъ, какъ они потухали.

-- И подумать только,-- говорила она самой себѣ:-- что вотъ и тутъ стою... воплощенная судьба, рокъ, провидѣніе... и не имѣю понятія о томъ, на чью сторону я стану!

Окна покоевъ Отто въ числѣ прочихъ тоже были ярко освѣщены, и она поглядѣла на нихъ съ проснувшейся нѣжностью.

-- Какъ долженъ чувствовать себя человѣкъ, которому измѣнили?-- подумала она.-- Бѣдный, бѣдный безумецъ! Дѣвчонка заслуживаетъ того, чтобы онъ увидѣлъ этотъ приказъ.

И безъ всякихъ дальнѣйшихъ промедленій вошла во дворецъ и велѣла просить аудіенціи у принца Отто.-- Принцъ,-- отвѣчали ей,-- у себя въ покояхъ и желаетъ отдохнуть.-- Она послала сказать свое имя. Посланный вернулся и объявилъ, что принцъ очень извиняется, но никакъ не можетъ никого принять.

-- Если такъ, я напишу,-- сказала она и нацарапала нѣсколько строкъ, упоминая, что дѣло идетъ о жизни и о смерти! "Помогите мнѣ,-- прибавила она,-- кромѣ васъ, никто мнѣ помочь не можетъ".

На этотъ разъ посланный вернулся быстрѣе и попросилъ графиню послѣдовать за собой: принцъ приметъ графиню фонъ-Розенъ.

Отто сидѣлъ у огня въ своей большой оружейной комнатѣ. Оружіе сверкало вокругъ него, отражая переливы свѣта. Лицо его было обезображено слѣдами пролитыхъ слезъ. Онъ глядѣлъ печально и угрюмо и даже не всталъ на встрѣчу гостьѣ, но только поклонился и рукой отослалъ человѣка. Та неопредѣленная чувствительность, служившая графинѣ за разъ и вмѣсто сердца, и вмѣсто совѣсти, сильно разыгралась при видѣ такого горя и такой безпомощности. Она немедленно вошла въ свою роль. Какъ только они остались одни, она подошла къ принцу и съ театральнымъ жестомъ воскликнула:

-- Проснитесь!

-- Графиня,-- мрачно отвѣтилъ Отто,-- вы пустили въ ходъ сильныя слова. Вы толкуете про жизнь и про смерть. Скажите мнѣ, кому грозитъ опасность? Кто здѣсь,-- прибавилъ онъ горько,-- такъ безпомощенъ, что даже Отто фонъ-Грюневальдъ можетъ помочь ему?

-- Прежде всего,-- сказала она,-- узнайте имена заговорщиковъ: принцесса и баронъ фонъ-Гондремаркъ. Развѣ вы не можете угадать остального?

И такъ какъ онъ продолжалъ, ходить, то она закричала, указывая на него пальцемъ.

-- Вамъ! Вамъ грозитъ опасность! Вашъ врагъ и мой стакнулись и задумали погубить васъ. Но они забыли про васъ и про меня. Мы образуемъ partie carrée, принцъ, въ любви и въ политикѣ. Они ходятъ съ туза, но мы покроемъ его козыремъ. Ну-съ, партнеръ, прикажите ходить?

-- Графиня, я васъ не понимаю, объяснитесь.

-- Вотъ, глядите.

И она протянула ему бумагу.

Онъ взялъ ее, поглядѣлъ и вздрогнулъ, затѣмъ, ни слова не говоря, закрылъ лицо рукой. Она тщетно ждала отъ него слова.

-- Какъ?-- вскричала она:-- вы принимаете это такъ малодушно? Съ такимъ же успѣхомъ можно искать вина въ кружкѣ молока, какъ любви въ сердцѣ этой женщины! Бросьте все его и будьте мужчиной! Послѣ заговора львовъ, составился заговоръ мышей и разстроилъ всѣ ихъ козни. Вы были очень воодушевлены прошлой ночью, когда ничто не угрожало вамъ и все улыбалось. Сегодня дѣло серьезное; сегодня стоитъ постоять за себя.

Онъ поспѣшно всталъ съ мѣста и лицо его, слегка раскраснѣвшееся, выражало рѣшимость.

-- Графиня фонъ-Розенъ,-- сказалъ онъ,-- я понимаю положеніе, въ какомъ нахожусь, и признателенъ вамъ; вы продолжаете дѣйствовать, какъ истинный другъ, но я вижу, что долженъ обмануть ваши ожиданія. Вы, повидимому, ждете, что я буду сопротивляться; но зачѣмъ бы я сталъ сопротивляться? Я немного этимъ выиграю и теперь, когда я прочиталъ эту бумагу, и послѣднія мечты мои, мечты безумца, разсѣялись, мнѣ нечего больше терять. У меня нѣтъ партіи, нѣтъ политики, нѣтъ гордости, да и нечѣмъ было бы гордиться. Ради какихъ принциповъ или ради чьей пользы сталъ бы я вести борьбу? Неужели вы хотите, чтобы я кусался и царапался, какъ пойманная бѣлка? Нѣтъ, графиня; объявите тѣмъ, кто прислалъ васъ, что я готовъ слѣдовать въ крѣпость. По крайней мѣрѣ, этимъ предотвратится скандалъ.

-- Вы дадите себя посадить въ крѣпость? по собственной охотѣ?-- вскричала она.

-- Не могу сказать, что по собственной охотѣ, но по крайней мѣрѣ безъ сопротивленія. Я давно желалъ какой-нибудь перемѣны. Ну вотъ я и воспользуюсь той, какая мнѣ представляется. Неужели же отказываться? Слава Богу, у меня есть настолько юмора, чтобы не дѣлать трагедіи изъ фарса.

Онъ бросилъ приказъ на столъ.

-- Объявите, что я готовъ,-- высокомѣрно прибавилъ онъ.

-- Ахъ!-- сказала она,-- вы сильнѣе разгнѣваны, чѣмъ хотите сознаться.

-- Я, графиня! разгнѣванъ?-- закричалъ онъ.-- Вы бредите. У меня нѣтъ причины гнѣваться. Мнѣ на всѣ лады доказали мою слабость, неустойчивость и непригодность для дѣла. Я неумѣлый правитель, сомнительный джентльменъ; и вы сами, при всей своей снисходительности, два раза упрекали меня въ малодушіи. И я буду гнѣваться? Я могу сознавать, что со мной поступаютъ немилостиво, но настолько добросовѣстно, чтобы видѣть причины этого coup d'état.

-- Кто насказалъ вамъ все это?-- съ удивленіемъ закричала она.-- Вы думаете, что вы вели себя не такъ какъ слѣдуетъ? Ваша свѣтлость, еслибы вы не были такъ молоды и такъ красивы, я бы ненавидѣла васъ за вашу добродѣтель. Вы доводите ее до такихъ предѣловъ, что она чуть не переходитъ въ общее мѣсто. И эта неблагодарность...

-- Поймите меня, графиня,-- перебилъ принцъ, покраснѣвъ еще сильнѣе:-- никакой рѣчи о благодарности или о гордости не можетъ быть. Вы пришли сюда, побуждаемая одной только добротой, въ чемъ я не сомнѣваюсь, и вмѣшиваетесь въ такія дѣла, которыя касаются только меня и моей фамиліи. Вы не имѣете понятія о томъ, что моя жена, а ваша государыня, могла выстрадать; не вамъ, и даже не мнѣ судить объ этомъ. Я принимаю всю вину на себя; и еслибы это было иначе, то я былъ бы дѣйствительно пустой хвастунъ, еслибы толковалъ о любви и затѣмъ отрекался бы отъ предмета своей любви при первомъ ничтожномъ униженіи. Во всѣхъ прописяхъ вы найдете, что человѣкъ долженъ умереть за ту, которую любитъ. Такъ почему бы человѣку не пойти въ тюрьму?

-- Любовь! что общаго между любовью и тюрьмой?-- взывала графиня къ потолку и въ стѣнамъ.-- Небо свидѣтель, что я такъ почитаю любовь, какъ только можно; моя жизнь можетъ это доказать; но я допускаю только взаимную любовь. Всякая другая -- чистый призракъ.

-- Я болѣе абсолютно отношусь въ любви, графиня, хотя, конечно, сердце у меня не такое нѣжное, какъ у женщины, которая выказала мнѣ столько доброты. Но все это не идетъ въ дѣлу. Мы здѣсь собрались не затѣмъ, чтобы устроить турниръ трубадуровъ.

-- Позвольте, вы забываете одну вещь. Если она способна, стакнувшись, съ Гондремаркомъ, лишить васъ свободы, она способна также лишить васъ и чести.

-- Чести?-- повторилъ онъ.-- Мнѣ удивительно слышать это изъ устъ женщины. Женщины не такъ разсуждаютъ. Если я не съумѣлъ заслужить ея любовь или заставить ее слушаться меня какъ мужа, какія я могу предъявлять права? Я ей сталъ постороннимъ человѣкомъ. Если моя жена меня больше не любитъ, то я долженъ идти въ тюрьму, такъ какъ она этого хочетъ. Если она любитъ другого, то туда мнѣ и дорога. Но знаете, графиня, что я не потерплю, чтобы кто-либо, мужчина или женщина, дурно говорили о моей женѣ,-- прибавилъ онъ съ раздраженіемъ.-- Она невиновата.

-- За то, что не любитъ васъ!-- вскричала графиня.-- Но развѣ вы не видите, что она не способна любить!

-- Скорѣе я неспособенъ внушать любовь.

Графиня громко расхохоталась.

-- Безумецъ! да я первая влюблена въ васъ.

-- Ахъ, графиня, вы очень сострадательны. Но все это пустые споры. Я знаю, на что рѣшился. Быть можетъ, говоря откровенно, я пользуюсь только удобнымъ случаемъ. Я вѣдь не лишенъ любви къ приключеніямъ. Я попалъ въ ложное положеніе, такъ говоритъ по крайней мѣрѣ общественное мнѣніе. Не мѣшайте мнѣ изъ него выйти!

-- Если вы рѣшились, то, конечно, я не стану разубѣждать васъ. Я сознаюсь даже, что мнѣ это выгодно. Ступайте; вы унесете съ собой мое сердце; во всякомъ случаѣ гораздо болѣе значительную часть его, нежели мнѣ было бы это желательно. Я не буду спать по ночамъ, думая про ваше несчастіе. Но не бойтесь, я не стану вамъ льстить: вы безумецъ, но герой!

-- Увы, графиня, а ваши несчастныя деньги! Я дурно сдѣлалъ, что взялъ ихъ, но вы были такъ краснорѣчивы. И благодаря Бога, я могу предложить вамъ нѣчто взамѣнъ.

Онъ взялъ какія-то бумаги съ камина.

-- Вотъ, графиня, документъ о покупкѣ. Ферма мнѣ не нужна тамъ, куда я отправляюсь, и у меня нѣтъ теперь надежды инымъ способомъ вознаградить васъ за вашу доброту. Вы дали мнѣ деньги взаймы безъ всякихъ формальностей, повинуясь своему доброму сердцу. Роли наши перемѣнились! солнце грюневальдскаго принца готово закатиться, и я знаю, что вы будете такъ добры, что и теперь откинете всякія формальности и примете то единственное, что я могу вамъ дать. Если, мнѣ что будетъ служить утѣшеніемъ въ послѣдующее время, такъ это то, что мой знакомый крестьянинъ спасенъ отъ нищеты, а мой великодушный другъ не потерялъ своихъ денегъ.

-- Неужели вы не видите, въ какомъ я гнусномъ положеніи?-- вскричала графиня.-- Дорогой принцъ, на вашемъ паденіи я основываю свое благосостояніе!

-- Я зналъ, что вы будете отказываться. Но это не измѣнитъ моего рѣшенія. И на этотъ разъ, и въ послѣдній я приказываю вамъ, какъ вашъ государь, повиноваться мнѣ!

И жестомъ, исполненнымъ достоинства, принцъ заставилъ графиню взять бумагу.

-- Она мнѣ жжетъ руки,-- сказала графиня.

Послѣ того наступило непродолжительное молчаніе.

-- Въ которомъ часу (если только вамъ это извѣстно) я буду арестованъ?-- спросилъ наконецъ принцъ.

-- Ваша свѣтлость, когда вамъ угодно!-- воскликнула графиня.-- Если вы пожелаете разорвать эту бумагу, то никогда.

-- Напротивъ, я бы желалъ, чтобы поторопились. Мнѣ надо только успѣть написать прощальное письмо принцессѣ.

-- Хорошо,-- сказала графиня.-- Я совѣтовала вамъ сопротивляться, но если вы рѣшили противное, то мнѣ приходится похлопотать о вашемъ арестѣ. Я взяла на себя...-- она запнулась,-- устроить это дѣло, но клянусь Богомъ, мой дорогой другъ, только потому, что разсчитывала оказать вамъ услугу. Но такъ какъ вы не хотите принять ее, то окажите услугу мнѣ и, какъ только вы будете готовы, ступайте къ статуѣ Меркурія, гдѣ мы видѣлись прошлою ночью. Для васъ отъ этого хуже не будетъ; а говоря откровенно, намъ всѣмъ будетъ лучше.

-- Милая графиня, разумѣется. Я готовъ перенести главную непріятность и, конечно, не стану спорить о подробностяхъ. Идите и будьте увѣрены, что я вамъ отъ души благодаренъ. Когда я напишу письмо, то отправлюсь къ назначенному мѣсту. Сегодня ночью я тамъ не встрѣчу такого опаснаго кавалера, какъ вчера,-- прибавилъ онъ, улыбаясь съ утонченной любезностью.

Какъ только графиня ушла, онъ призвалъ къ себѣ на помощь все свое хладнокровіе. Онъ долженъ былъ выйти съ честью изъ очень затруднительнаго положенія. Относительно главнаго пункта, онъ ни минуты не колебался. Разговоръ съ Готгольдомъ до такой степени разстроилъ его; онъ почувствовалъ себя такъ глубоко униженнымъ, что встрѣтилъ вѣсть объ арестѣ, можно сказать, съ радостью. Вотъ наконецъ такой шагъ, который ему казался безупречнымъ: вотъ случай выйти изъ всѣхъ затрудненій. Онъ сѣлъ писать къ Серафинѣ и гнѣвъ въ немъ возгорѣлся. Его собственная снисходительность представилась ему чѣмъ-то чудовищномъ, а ея эгоизмъ и жестокость еще чудовищнѣе. Перо дрожало въ его рукѣ. Онъ былъ изумленъ, почувствовавъ, что его покорность растаяла, но не могъ вернуть ее себѣ. Въ нѣсколькихъ горячихъ словахъ онъ простился съ ней, окрестивъ свое отчаяніе названіемъ любви, а свое раздраженіе -- прощеніемъ. Въ послѣдній разъ оглядѣлъ покой, куда ему не суждено было возвращаться, и поспѣшилъ уйти... плѣнникомъ любви.... или гордости.

Онъ прошелъ черезъ заднюю дверь, въ которую часто ходилъ, при менѣе серьезныхъ обстоятельствахъ. Привратникъ отворилъ ему дверь, и свѣжій, ночной воздухъ и звѣзды встрѣтили его на порогѣ. Онъ оглядѣлся кругомъ и вдохнулъ полной грудью ночной воздухъ, поглядѣлъ на громадный шатеръ неба и успокоился. Его пустое мелкое существованіе приняло свои настоящіе размѣры; собственное горе показалось ему ничтожнымъ передъ обширнымъ лономъ природы. Онъ почувствовалъ, что горесть его улеглась; свѣжій воздухъ, ночная тишина съ ея безмолвной музыкой успокоили его духъ.

-- Хорошо,-- сказалъ онъ,-- я прощаю ей. Если это можетъ быть ей полезно, то я прощаю.

И быстрыми шагами прошелъ по саду, вышелъ въ паркъ и по слабо освѣщенной звѣдами аллеѣ пришелъ къ тому мѣсту, гдѣ стоялъ Меркурій. Темная фигура двинулась къ нему на встрѣчу.

-- Прошу прощенія, государь,-- произнесъ чей-то голосъ,-- но если я не ошибаюсь, и это вы, принцъ, то мнѣ дали понять, что вы готовы за мной послѣдовать.

-- Г. Гордонъ?-- спросилъ Отто.

-- Да, полковникъ Гордонъ,-- отвѣчалъ офицеръ.-- На меня возложено очень тяжелое порученіе и мнѣ очень пріятно, если все обойдется безъ хлопотъ. Карета тутъ по близости; позволите мнѣ проводить васъ, ваша свѣтлость?

-- Полковникъ,-- отвѣчалъ принцъ,-- я дожилъ до самаго счастливаго дня въ моей жизни, когда я долженъ уже не приказывать, а повиноваться.

-- Весьма философское замѣчаніе,-- замѣтилъ полковникъ.-- Честное слово! удивительно глубокое, замѣчаніе! достойно было бы Плутарха! Я принялъ на себя весьма непріятную обязанность, но ваша свѣтлость значительно облегчаете мое положеніе. Вѣдь тюремщикъ въ сущности не что иное, какъ такой же узникъ.

-- Могу я спросить васъ, полковникъ Гордонъ, что заставило васъ принять на себя такое опасное и неблагодарное дѣло?

-- Конечно, конечно,-- отвѣчалъ офицеръ-проходимецъ.-- Мнѣ удвоили за это жалованье.

-- Ну-съ, полковникъ, я, конечно, не возьму на себя критику вашихъ дѣйствій. Но вотъ я вижу карету.

И дѣйствительно, на перекресткѣ двухъ аллей парка стояла карета, запряженная четверней и съ зажженными фонарями. Немного поодаль, въ тѣни деревьевъ, держался небольшой отрядъ улановъ.

XIII.
Графиня Розенъ въ роли провидѣнія.-- Дѣйствіе третье: она просвѣщаетъ принцессу.

Когда графиня Розенъ оставила принца, она прямо отправилась въ полковнику Гордону и, не удовольствовавшись сообщенными ему инструкціями, лично послѣдовала за авантюристомъ-офицеромъ къ статуѣ Меркурія. Полковникъ предложилъ ей руку, и оба заговорщика принялись весело болтать. Графиня была въ какомъ-то вихрѣ удовольствія и возбужденія; языкъ ея трещалъ безъ умолку, улыбка не сходила съ устъ, глаза сверкали, а щеки, обыкновенно блѣдныя, разгорѣлись и это къ ней очень шло. Немного стоило привести Гордона въ ея ногамъ,-- такъ по крайней мѣрѣ она думала, не считая эту побѣду достойной себя.

Спрятанная въ большихъ сиреневыхъ кустахъ, она наслаждалась необыкновеннымъ декорумомъ ареста и слышала разговоръ мужчинъ, замершій вдали по дорогѣ. Вскорѣ затѣмъ среди ночной тишины послышался стукъ колесъ и лошадиныхъ копытъ и замеръ вдали. Принцъ уѣхалъ.

Графиня Розенъ поглядѣла на часы. Она успѣетъ, думалось ей, окончить свое предпріятіе еще сегодня вечеромъ. И поспѣшивъ назадъ во дворецъ, подстрекаемая опасеніемъ, какъ бы ее не опередилъ Гондремаркъ, она велѣла доложить о своемъ приходѣ принцессѣ и передать, что она проситъ принять ее. Еслибы она просила этого только отъ себя лично, ей бы навѣрное отказали, но она выдала себя за агента барона, какъ ей угодно было выразиться, и была немедленно принята.

Принцесса сидѣла одна за столомъ и дѣлала видъ, что обѣдаетъ. Лицо у ней было въ пятнахъ, а глаза опухшіе. Она не спала и не ѣла; даже одѣта была небрежно. Короче сказать, она была нездорова, некрасива, не въ духѣ и чувствовала угрызенія совѣсти. Графиня провела параллель между нею и собой, и засіяла пуще прежняго.

-- Вы пришли, графиня de la part de monsieur le baron,-- промямлила принцесса.-- Садитесь, пожалуйста. Что скажете?

-- Что скажу?-- повторила графини.-- О! многое, много скажу такого, чего лучше бы хотѣла не говорить, и многаго не скажу, чего бы хотѣлось высказать. Потому что я подобна св. Павлу, ваша свѣтлость, и всегда желаю дѣлать то, что не слѣдуетъ. Хорошо! Говоря категорически -- такъ кажется это называется?-- я показала принцу вашъ приказъ. Онъ не повѣрилъ глазамъ своимъ. Ахъ!-- вскричалъ онъ,-- милая графиня Ровенъ, это невозможно, этого быть не можетъ... я долженъ услышать это отъ нея самой. Моя жена -- добрая дѣвочка, но бѣдняжка поддалась дурному вліянію, она только глупа, но не зла. Mon prince,-- отвѣчала я,-- она молода и слѣдовательно жестока. Молодежь бьетъ мухъ. Онъ никакъ не могъ понять, что я говорю.

-- Графиня,-- сказала принцесса самымъ твердымъ тономъ, но вспыхнувъ отъ гнѣва:-- кто прислалъ васъ сюда и съ какою цѣлью? Сообщите ваше порученіе. До сихъ поръ вы только испытывали мое терпѣніе.

-- О, принцесса, я думаю, что вы очень хорошо меня поняли. У меня нѣтъ вашей философіи. У меня, что на умѣ, то и на языкѣ.

-- Должна ли я понять, что принцъ арестованъ?-- спросила принцесса, вставая.

-- Въ то самое время, какъ вы здѣсь сидѣли и обѣдали!-- закричала графиня, небрежно развалясь на стулѣ.

-- Вы исполнили свое порученіе; я васъ больше не задерживаю.

-- О! нѣтъ! съ вашего позволеніи, я еще не кончила. Я слишкомъ много вытерпѣла сегодня вечеромъ по вашей милости. Я изъ-за васъ страдала. Меня заставили страдать на вашей службѣ.

Она развернула, говоря это, вѣеръ. Хотя пульсъ ея сильно бился, но вѣеръ медленно двигался въ рукѣ. Волненіе ея выдавали сверкающіе глаза и разгорѣвшееся лицо, торжествующая красота и побѣдоносный взглядъ, которымъ она глядѣла на свою соперницу.

-- Вы не мнѣ служите, графиня,-- отвѣчала Серафина.

-- Нѣтъ, принцесса, конечно. Но мы обѣ служимъ одному и тому-же лицу, какъ вамъ извѣстно, а если не извѣстно, то имѣю честь извѣстить васъ объ этомъ. Ваше поведеніе такъ легкомысленно, такъ легкомысленно,-- повторила она, махая вѣеромъ, точно бабочва крыльями,-- что, бытъ можетъ, вы въ самомъ дѣлѣ не понимаете.-- Графиня свернула вѣеръ, положила его на колѣни и приняла менѣе небрежную позу.

-- Право,-- продолжала она,-- мнѣ жаль видѣть молодую женщину въ вашемъ положеніи. Вы вступили въ жизнь со всѣми преимуществами рожденія, приличнаго замужества... и собой вы хорошенькая... а посмотрите, до чего вы довели себя! Моя бѣдная принцесса, подумать страшно! Но ничто такъ не вредитъ человѣку, какъ вѣтренность,-- тонко прибавила графиня.

И раскрывъ вѣеръ, начала самодовольно имъ обмахиваться.

-- Я не позволю вамъ долѣе забываться,-- вскричала Серафина,-- что съ вами такое? Вы, кажется, съ ума сошли.

-- Нисколько. Я настолько въ здравомъ умѣ, чтобы понимать, что сегодня вечеромъ вы ничего не посмѣете со мной сдѣлать, и пользуюсь этимъ обстоятельствомъ. Я оставила моего Prince Charmant въ ту минуту, какъ онъ до-красна наплакалъ себѣ глаза изъ-за деревянной куклы. У меня сердце мягкое. Я люблю моего прекраснаго принца; вы этого никогда не поймете, но мнѣ страстно хочется дать ему его куклу, осушить его бѣдные глазки и сдѣлать его счастливымъ. О! вы бездушная женщина!-- вскричала графиня, вскакивая со стула и указывая вѣеромъ, который начиналъ дрожать въ ея рукѣ, на принцессу.-- Деревянная кукла! есть у васъ сердце или кровь, или хоть капля души? Вотъ человѣкъ, и онъ любитъ васъ. О! это дважды въ жизни не дается! это вовсе не такая обыкновенная вещь! Красивыя и умныя женщины тщетно жаждутъ любви! А вы, вы глупая дѣвчонка, топчете ногами такое сокровище, вы, одурѣвшая отъ тщеславія женщина! Прежде, нежели браться за управленіе государствомъ, вы бы лучше поучились тому, какъ вести себя въ семьѣ. Семья -- это царство женщины!

Она остановилась и засмѣялась. Она дѣйствительно казалась не вполнѣ нормальной.

-- Я выскажу вамъ одну вещь, которую лучше было бы не говорить. Графиня Розенъ, какъ женщина, добрѣе и лучше васъ, принцесса, хотя вы этого никогда не поймете. Когда я показала принцу вашъ приказъ и поглядѣла ему въ лицо... о! мое сердце было тронуто и... я буду откровенна... мнѣ очень хотѣлось утѣшить его. Но онъ не захотѣлъ. "Если ей можетъ доставить удовольствіе, чтобы и надѣлъ вѣнецъ мученика, то дайте мнѣ сюда терновый вѣнокъ", сказалъ онъ.-- Говорю вамъ... Я вполнѣ съ вами откровенна... я отдала ему въ руки вашъ приказъ и просила его сопротивляться. Вы, предавшая своего мужа, можете и меня предать Гондремарку; мой принцъ никого не предастъ. Поймите же, хорошенько поймите, что вы спокойно сидите здѣсь чисто по его снисходительности. У него была полная возможность... я дала ему ее... измѣнить роли. И онъ отказался, онъ вмѣсто васъ отправился въ тюрьму.

Принцесса заговорила не безъ смущенія:

-- Ваша рѣзкость оскорбляетъ и огорчаетъ меня, но я не могу сердиться на то, что, во всякомъ случаѣ, дѣлаетъ честь непонятной добротѣ вашего сердца, и вы хорошо сдѣлали, что сказали мнѣ это. Я готова вамъ въ этомъ сознаться. Я съ величайшимъ сожалѣніемъ согласилась на эту мѣру. Я допускаю, что принцъ во многихъ отношеніяхъ... очень любезный человѣкъ. Наше горе... и, быть можетъ, отчасти и мои вина, что мы такъ мало подходили другъ къ другу... но я уважаю, искренно уважаю всѣ его хорошія качества. Какъ частное лицо, я бы такъ же думала, какъ и вы. Трудно, я знаю, найти извиненія для государственныхъ соображеній. Лишь съ крайней неохотой повиновалась я высшему долгу, и какъ скоро безопасность государства это дозволитъ, обѣщаю вамъ, что принцъ будетъ выпущенъ на свободу. Многія на моемъ мѣстѣ разсердились бы на ваши дерзости. Я не...-- и она почти жалобно взглянула на графиню...-- я не такая бездушная, какъ вы думаете.

-- И можете ставитъ какія-то государственныя затрудненія выше любви?

-- Графиня! эти затрудненія -- вопросъ жизни и смерти для многихъ и въ томъ числѣ для васъ самихъ,-- отвѣчала принцесса съ достоинствомъ.-- Я, графиня, хотя все еще молода, но научилась въ трудной школѣ, что мои чувства должны идти позади всего.

-- О святая невинность!-- вскричала графиня.-- Возможно ли, что вы не знаете, что вы не подозрѣваете объ интригѣ, въ которой вы замѣшаны? Мнѣ, наконецъ, васъ становится жалко! Въ сущности, вѣдь мы обѣ женщины, моя бѣдная, бѣдная принцесса! а каждая женщина родится глупой. И хотя я ненавижу всѣхъ женщинъ, но за нашу общую глупость прощаю васъ. Ваша свѣтлость, я сейчасъ глубоко оскорблю васъ и предамъ человѣка, котораго называютъ моимъ любовникомъ, и если вы захотите воспользоваться своею властью, то можете погубить и меня. О, вотъ гдѣ начинается чистѣйшая французская комедія! Вы предаете, я предаю, они предаютъ. Вотъ вамъ письмо, принцесса. Ви видите, печать цѣла, и я нашла его сегодня утромъ около своей постели. Ради васъ самихъ, ради моего Prince Charmant, ради этого княжества, дѣла котораго такъ тревожатъ вашу совѣсть, распечатайте его и прочитайте!

-- Должна ли я понимать, что это письмо касается меня?

-- Прочтите и испытайте.

-- Я не могу прочесть раньше васъ; быть можетъ, тутъ говорится о частныхъ дѣлахъ, которыя до меня не касаются.

Графиня разорвала конвертъ, пробѣжала письмо и подала его принцессѣ. Серафина узнала почеркъ Гондремарка и съ глубокимъ потрясеніемъ прочитала слѣдующее:

"Дорогая Анна, приходи немедленно. Ратафія, наконецъ,согласилась упрятать мужа въ тюрьму. Такимъ образомъ, дура будетъ въ моихъ рукахъ. Le tour est joué. Она будетъ теперь плясать по моей дудкѣ, или же я ей задамъ. Приходи. Генрихъ".

-- Принцесса, успокойтесь,-- сказала графиня, наблюдавшая съ тревогой за побѣлѣвшимъ лицомъ Серафины.-- Вы напрасно стали бы бороться съ Гондремаркомъ, у него больше ресурсовъ, нежели одна милость двора, и онъ завтра же погубилъ бы васъ однимъ словомъ. Въ противномъ случаѣ, я бы не предала его вамъ. Но Генрихъ -- мужчина и играетъ вами, какъ маріонеткой. И теперь, по крайней мѣрѣ, вы знаете, кому принесли въ жертву моего принца. Принцесса, выпейте вина! простите, я была слишкомъ жестока!

-- Нѣтъ, графиня, не жестоки, но полезны,-- отвѣчала Серафина съ блѣдной улыбкой.-- Нѣтъ, благодарю васъ, мнѣ ничего не нужно. Я только была очень удивлена въ первую минуту. Дайте мнѣ придти въ себя. Я должна хорошенько подумать.

Она сжала голову обѣими руками, между тѣмъ, какъ въ головѣ у ней кружился цѣлый вихрь мыслей.

-- Это свѣдѣніе достигло меня, когда я всего болѣе въ немъ нуждалась. Я бы не поступила, какъ вы, но тѣмъ не менѣе благодарю васъ. Я очень обманулась въ баронѣ Гондремаркѣ.

-- О, принцесса, бросьте Гондремарка и подумайте о принцѣ!-- закричала графиня Розенъ.

-- Вы опять говорите, какъ частное лицо,-- отвѣчала принцесса,-- и я васъ за это не порицаю. Но мои собственныя мысля заняты многими вещами. Какъ бы то ни было, такъ какъ я вѣрю, что вы вѣрный другъ моего... такъ какъ вы вѣрный другъ Отто, то я дамъ вамъ въ руки приказъ о тамъ, чтобы его выпустили на свободу. Дайте мнѣ чернильницу. Вотъ!

И она поспѣшно написаоа, дрожащей рукой нѣсколько словъ.

-- Помните, графиня, что объ этомъ не слѣдуетъ никому говорить, пока я не увижу барона, я понимаю, что малѣйшая оплошность... я теряюсь въ соображеніяхъ. Неожиданность совсѣмъ сбила меня съ толку...

-- Обѣщаю, что не пущу въ ходъ эту бумагу, пока вы мнѣ не прикажете. Хотя я желала бы, чтобы принцъ поскорѣе былъувѣдомленъ объ этомъ, чтобы успокоить его бѣдное сердце. Ахъ, я совсѣмъ забыла, что онъ написалъ вамъ письмо. Позвольте, принцесса, я вамъ его принесу. Это, кажется, дверь въ его покои.

И она хотѣла отворить ее.

-- Она заперта на ключъ извнутри,-- сказала, покраснѣвъ, Серафина.

-- О! о!-- вскричала графиня.

Наступило молчаніе.

-- Я сама добуду письмо,-- сказала, наконецъ, принцесса,-- я теперь прошу васъ оставить меня. Я вамъ очень благодарна, но желаю остаться одна.

Графиня низко присѣла и ушла.

XIV.
О причинахъ происшедшей революціи.

Какъ ни была принцесса храбра, но оставшись одна, ухватилась за столъ, ища поддержки. Весь созданный ею міръ рухнулъ. Она никогда не любила и не довѣряла вполнѣ Гондремарку; она всегда считала возможнымъ, что онъ окажется невѣрнымъ другомъ; но чтобы у него не было тѣхъ гражданскихъ доблестей, которыми его надѣлило ея воображеніе, чтобы онъ былъ дюжинный интриганъ, захотѣвшій сдѣлать изъ нея свое орудіе,-- этотъ ударъ былъ тяжкій и неожиданный. Свѣтъ и мракъ чередовались въ ея мозгу; то она вѣрила, то не вѣрила. Она оглядѣлась, ища записки. Но графиня Розенъ, которая не забыла взять бумагу отъ принца,-- озаботилась также унести свою записку отъ принцессы; графиня Розенъ была старый боецъ и самыя сильныя волненія скорѣе возбуждали, нежели омрачали ясность ея мысли.

Записка напомнила Серафинѣ о другомъ письмѣ: о письмѣ Отто. Она встала и поспѣшно направилась, все еще съ вихремъ мыслей въ головѣ, въ оружейную принца. Старикъ камергеръ дожидался тамъ, и присутствіе другого лица, шпіонившаго (или, по крайней мѣрѣ, ей такъ казалось) за ея несчастіемъ, возбудило ребяческій гнѣвъ въ Серафинѣ.

-- Ступайте!-- закричала она; но когда старикъ былъ уже почти у дверей, она прибавила:-- стойте! когда баронъ Гондремаркъ пріѣдетъ во дворецъ, велите ему меня здѣсь ждать.

-- Слушаю,-- отвѣчалъ камергеръ.

-- Тутъ было письмо...-- начала она и остановилась.

-- Ваша свѣтлость,-- сказалъ камергеръ,-- найдете письмо на столѣ. Я не получалъ никакихъ приказаній, иначе вашей свѣтлости не пришлось бы самой безпокоиться.

-- Хорошо, хорошо. Уходите.

И когда онъ ушелъ, она схватила письмо. Мысли ее все еще были не вполнѣ ясны; какъ луна, закрываемая проносящимися мимо облаками, разсудокъ въ ней то свѣтилъ, то омрачался, и она читала письмо то сознательно, то безсознательно.

"Серафина,-- писалъ принцъ,-- я не стану упрекать васъ ни единымъ словомъ. Я прочиталъ вашъ приказъ и уѣзжаю. Что же мнѣ другое остается? Я попусту растратилъ свою любовь и у меня ея больше нѣтъ. Сказать, что я вамъ прощаю -- безполезно; теперь мы, по-крайней мѣрѣ, навѣки разстались; по собственному желанію вы освобождаете меня изъ моего плѣна; я свободнымъ, ухожу въ тюрьму. Вы теперь въ послѣдній разъ слышите о моей любви или гнѣвѣ. Я ухожу изъ вашей жизни; вы можете вздохнуть свободно; вы отдѣлались отъ мужа, который допустилъ васъ его бросить, и отъ государя, который передалъ вамъ свои права, и отъ влюбленнаго, который ставилъ себѣ за честь защищать васъ въ ваше отсутствіе. Какъ вы отплатили ему за это -- объ этомъ лучше всякихъ моихъ словъ скажетъ вамъ ваше сердце. Наступитъ день, когда ваши призрачныя мечты разсѣятся, какъ дымъ, и вы останетесь одна. Тогда вы вспомните объ

"Отто".

Она съ ужасомъ читала эти слова: этотъ день наступилъ. Она была одна; она была не искренна, ока была жестока; совѣсть грызла ее и кромѣ того тщеславіе, уязвленное до послѣдней степени. Она жертва обмана! она безпомощна! она обманула себя, думая обмануть мужа! Она всѣ эти годы питалась лестью, грубо глотая шпаги, точно клоунъ въ циркѣ! Она, Серафина! Ея быстрый умъ предвидѣлъ теперь всѣ послѣдствія: паденіе, общественный позоръ, и безуміе, и глупость своего поведенія, которымъ будетъ потѣшаться вся Европа. Она припомнила скандалъ, который она презирала съ царской гордостью. Увы! какъ, иначе взглянула она на него теперь! Ее считаютъ любовницей этого человѣка: быть можетъ, поэтому...-- Она закрыла глаза передъ мучительной перспективой, открывшейся передъ нею. Быстрѣе молніи она схватила со стѣны сверкнувшую шлагу. Ахъ, она спасется отъ этого ужаса! Она уйдетъ изъ этого міра глупцовъ и пошляковъ, въ которомъ ее теперь терзаютъ. Ей остался только одинъ, исходъ. Она закрыла глаза, прошептала молитву и приставала лезвіе къ груди.

Неожиданная боль заставила ее вскрикнуть и... вмѣстѣ съ тѣмъ, она опомнилась. Нѣсколько капель крови было наградой этой отчаянной попытки; но боль отрезвила ее и желаніе самоубійства разсѣялось.

Въ тотъ же самый моментъ, мѣрные шаги послышались въ галлереѣ, и она узнала походку барона, котораго такъ часто ожидала съ нетерпѣніемъ, и собралась съ силами для предстоявшей битвы. И скрывъ шпагу въ складкахъ платья, она выпрямилась, сверкая гнѣвомъ и поджидая врага.

Доложили о приходѣ барона и впустили его. Для него возня съ Серафиной была ненавистнымъ занятіемъ: подобно школьнику, съ Виргиліемъ въ рукахъ, ему некогда и неинтересно было замѣчать ея прелести, но когда онъ увидѣлъ ее теперь, преображенной гнѣвомъ, въ немъ проснулись новыя чувства: искренняго восхищенія и желанія. Онъ съ радостью ощутилъ ихъ; это были новыя средства для борьбы. "Если мнѣ придется разыгрывать любовника,-- подумалъ онъ, такъ какъ это было его постоянной заботой,-- то я съумѣю, я думаю, играть съ душой". Тѣмъ временемъ онъ отвѣсилъ принцессѣ низкій поклонъ, съ обычной, неуклюжей торжественностью.

-- Я предлагаю,-- сказала она страннымъ голосомъ, котораго сама у себя не знала до сихъ поръ,-- выпустить принца на свободу и не начинать войны.

-- Ахъ, принцесса,-- отвѣчалъ онъ,-- я зналъ, что это такъ будетъ! Ваше нѣжное сердце, я зналъ, возмутится, когда дѣло дойдетъ до этой крайне тяжелой, но необходимой мѣры. Ахъ, принцесса, повѣрьте, что я достоинъ быть вашимъ союзникомъ; я знаю, что у васъ есть качества, которыхъ у меня нѣтъ, и разсчитываю на нихъ, какъ на лучшія орудія въ оружейной палатѣ нашего союза: я разсчитываю на нѣжную женщину, скрывающуюся въ королевѣ, на любовь, состраданіе, улыбку, награждающую! Я могу только повелѣвать, но вы, вы можете и любить, и сострадать, но должны обуздывать эти восхитительныя качества уздой разума. Я самъ столько разъ, столько разъ восхищался вами,-- протянулъ онъ, какъ будто бы вспоминая прошлыя, но сладкія минуты восторга,-- во теперь, принцесса...

-- Но теперь, баронъ Гондремаркъ, прошло время для этихъ декларацій,-- вскричала она.-- Вѣрны вы мнѣ? или вы меня обманываете? Загляните въ себѣ въ сердце и отвѣчайте. Я хочу знать отвѣтъ вашего сердца.

"Вотъ оно", подумалъ Гондремаркъ.-- Вы, принцесса, вы сами... (онъ отступилъ назадъ какъ бы въ страхѣ, но тѣмъ не менѣе съ робкой радостью) вы сами приказываете мнѣ заглянуть въ свое сердце?

-- Развѣ вы думаете, что я этого боюсь?-- закричала она, сверкнувъ глазами и съ загорѣвшимся румянцемъ на щекахъ, такъ что баронъ отринулъ послѣднія сомнѣнія.

-- Ахъ, принцесса,-- вскричалъ онъ, тяжело падая на колѣни: -- Серафина! Вы мнѣ разрѣшаете? вы угадали мою тайну? Это правда -- я съ радостью предаю въ ваши руки жизнь мою -- я люблю васъ, люблю васъ страстно какъ равную, какъ государыню, какъ товарища по оружію и какъ прелестную, обожаемую женщину. О! сжальтесь надъ моей любовью!

Она слушала его съ удивленіемъ, бѣшенствомъ и презрѣніемъ. Его слова оскорбляли ее до боли; его видъ, въ то время какъ онъ неуклюже ползалъ по полу, смѣшилъ ее до отвращенія, точно кошмаръ какой-то.

-- О, позоръ!-- вскричала она.-- Какъ это гадко и нелѣпо! что бы сказала графиня?

Великій баронъ Гондремаркъ, искусный политикъ, нѣкоторое время продолжалъ стоять на колѣняхъ въ такомъ состоянія духа, что его можно было бы даже пожалѣть. Тщеславіе въ его желѣзной груди ныло и болѣло. Если бы только онъ могъ взять назадъ свое объясненіе, еслибы онъ не сунулся такъ глупо въ огонь! Онъ медленно приподнялся съ колѣнъ и въ первую минуту душевная мука нашла выраженіе въ словахъ, а такъ какъ языкъ обыкновенно выдаетъ всю внутреннюю мерзость человѣка, то онъ позволилъ себѣ такой отвѣтъ, въ которомъ ему пришлось раскаиваться въ продолженіе послѣдовавшихъ затѣмъ шести недѣль.

-- Ахъ!-- сказалъ онъ,-- графиня! теперь я понимаю причину раздраженія вашей свѣтлости.

Лакейская дерзость словъ блѣднѣла передъ дерзостью самаго тона. Они вызвали въ душѣ Серафины одинъ изъ тѣхъ бурныхъ вихрей, которые отуманивали ея разсудокъ; она вскрикнула, и когда вихрь разсѣялся, бросила окровавленную шпагу на полъ, и увидѣла, что Гондремаркъ пошатнулся съ раскрытымъ ртомъ и прижимая руку къ ранѣ. Въ слѣдующій моментъ, онъ бросился къ ней съ такими проклятіями, какихъ она въ жизни не слыхала; схватилъ-было ее за плечо, она отшатнулась, но онъ тутъ же повалился на полъ.

Приподнявшись на одинъ локоть, въ то время, какъ она глядѣла на него, помертвѣвъ отъ ужаса, онъ крикнулъ:

-- Анна! помоги! Анна!

Тутъ слова измѣнили ему и онъ упалъ навзничь, повидимому, мертвый.

Серафина забѣгала по комнатѣ, она ломала себѣ руки и громко кричала; въ душѣ ея царствовалъ безпросвѣтный ужасъ и желаніе, чтобы все это оказалось сномъ и она бы проснулась.

Послышался стукъ въ дверь; она бросилась къ ней и придерживала ее, дыша, какъ дикій звѣрь и съ бѣшеной силой въ рукахъ, пока ей не удалось запереть дверь на крюкъ.

Этотъ успѣхъ нѣсколько освѣжить ея разсудокъ. Она подошла къ своей жертвѣ и поглядѣла на него. А стукъ въ дверь становился все сильнѣе и сильнѣе. О, да, онъ былъ мертвъ. Она убила его. Онъ звалъ графиню, испуская послѣднее дыханіе. Ахъ! кто-то позоветъ Серафину? Она убила его. Она, чья нерѣшительная рука едва смогла пролить нѣсколько капель крови изъ собственной груди, она нашла въ себѣ силу однимъ ударомъ свалить этого колосса.

Все это время стукъ въ дверь усиливался и совсѣмъ уже не походилъ на обычные пріемы, требуемые дворцовой жизнью. Скандалъ стучался въ двери и съ такими послѣдствіями, о которыхъ она боялась даже и подумать. Въ то же самое время, среди голосовъ, звавшихъ ее по имени, она узнала голосъ канцлера. Онъ или кто другой, кто-нибудь да долженъ же первый узнать о случившемся.

-- Что, г. Грейзенгезангъ тутъ?-- спросила она.

-- Ваша свѣтлость... да!-- отвѣчалъ старикъ.-- Мы слышали крики, какой-то стукъ. Не случилось ли бѣды?

-- Ничего рѣшительно,-- отвѣчала Серафима.-- Я желаю переговорить съ вами. Отошлите остальныхъ.

Она съ трудомъ переводила духъ, послѣ каждой фразы, но голова у ней была свѣжа. Она опустила обѣ половинки портьеры, прежде нежели отпереть дверь. И такимъ образомъ, обезпечивъ себя отъ любопытныхъ взоровъ, впустила низкопоклоннаго канцлера и снова заперла дверь.

Грейзенгезангъ неуклюже и долго возился съ портьерой, пока она не приподняла ее сама.

-- Боже мой!-- вскричалъ онъ.-- Баронъ?

-- Я его убила,-- отвѣчала она.-- Да, я убила его!

-- Боже мой,-- сказалъ старый придворный,-- этому еще не бывало примѣровъ. Ссора влюбленныхъ...-- прибавилъ онъ укоризненно.-- Но, дорогая принцесса, что же намъ теперь дѣлать? Это очень важно; въ нравственномъ отношенія, принцесса, это очень дурно. Я беру смѣлость, ваша свѣтлость, на минуту заговорить съ вами какъ съ дочерью, любимой, хоть и уважаемой дочерью, и долженъ сказать, что не смѣю скрыть отъ васъ, что это очень дурно съ нравственной стороны. И, Боже мой!-- у насъ на рукахъ мертвое тѣло!

Она зорко наблюдала за нимъ:-- надежда смѣнилась презрѣніемъ; это чувство вернуло ей храбрость!

-- Поглядите, умеръ ли онъ.

Ни одного слова въ свою защиту; передъ такимъ ничтожествомъ ей противно было оправдываться.

-- Поглядите, умеръ ли онъ?-- вотъ все, что она сказала.

Съ величайшей осторожностью канцлеръ подошелъ въ барону, и тотъ въ эту минуту раскрылъ глаза.

-- Онъ живъ,-- съ радостью закричалъ старый придворный, обращаясь въ Серафинѣ.-- Принцесса, онъ живъ.

-- Ну, такъ помогите ему,-- отвѣчала принцесса:-- перевяжите его рану.

-- Принцесса, мнѣ нечѣмъ этого сдѣлать,-- отвѣчалъ канцлеръ.

-- Развѣ вы не можете взять носового платка или галстуха? что-нибудь?-- закричала она.

И говоря это, оторвала оборку отъ своего легкаго кисейнаго платья и бросила ее на полъ.

-- Возьмите,-- сказала она, выпрямляясь въ своемъ оборванномъ платьѣ.

Но канцлеръ всплеснулъ руками и съ ужасомъ отвернулъ голову. Тяжелая рука барона разорвала лифъ на принцессѣ, въ ту минуту, какъ баронъ падалъ на подъ.

-- Ваша свѣтлость, вашъ туалетъ въ безпорядкѣ.

-- Возьмите оборку, онъ можетъ умереть.

Грейзенгезангъ обратился въ барону и сталъ говорить разные глупости:

-- Онъ еще дышетъ, еще не все погибло; онъ еще не умеръ.

-- Если это все, на что вы способны, то призовите другихъ людей; его нужно немедленно отнести домой.

-- Принцесса,-- вскричалъ канцлеръ,-- это будетъ самое печальное зрѣлище для города. О, Боже мой! государство рухнетъ,-- вздохнулъ онъ.

-- Во дворцѣ есть носилки,-- отвѣчала она.-- Вы обязаны позаботиться о томъ, чтобы доставить его бережно домой. Я вамъ это приказываю. Вы отвѣчаете за это головой.

-- Я вижу это, дорогая принцесса, ясно вижу, но какъ это сдѣлать? гдѣ взять людей? развѣ слугъ принца?-- да, они любятъ своего господина; они будутъ вѣрны, если другіе и измѣнятъ.

-- О, нѣтъ, не ихъ!-- закричала принцесса,-- возьмите моего собственнаго лакея, Сабру.

-- Сабру! фран-масона!-- отвѣчалъ канцлеръ, потерявъ голову.-- Если онъ увидитъ это, то сейчасъ забьетъ въ набатъ; народъ разорветъ насъ въ клочки.

Она мужественно измѣрила всю глубину своего униженія.

-- Призовите, кого хотите,-- сказала она,-- и принесите носилки сюда.

Оставшись одна, она подбѣжала къ барону и съ трепещущимъ сердцемъ старалась остановитъ кровъ. Прикосновеніе въ тѣлу этого великаго шарлатана было ей противно до мозга костей; рана для ея невѣжественныхъ глазъ казалась смертельной: однако, она побѣдила это чувство и, лучше чѣмъ канцлеръ во всякомъ случаѣ, перевязала рану. Глаза, не ослѣпленные ненавистью, могли бы полюбоваться барономъ въ обморокѣ. Онъ казался такимъ громаднымъ и спокойнымъ; такая мощная машина была приведена въ бездѣйствіе; и черты его лица, съ котораго сошло выраженіе злости и притворства, казались высѣчены рѣзцомъ. Но не такимъ казался онъ Серафинѣ. Жертва ея, растянутая на полу, съ обнаженной грудью, поражала ее своимъ безобразіемъ. И въ умѣ ея промелькнулъ привлекательный образъ Отто.

Во дворцѣ поднялась бѣготня и послышался говоръ голосовъ; эхо большой лѣстницы со сводами откликалось на эту суматоху; затѣмъ, въ галлереѣ послышались шаги. То былъ канцлеръ, въ сопровожденіи четырехъ изъ лакеевъ Отто съ носилками. Слуги, войдя въ комнату, уставились на растрепанную принцессу и раненнаго барона; они не смѣли говорить, но мысли ихъ были нелестныя для принцессы. Гондремарка положили на носилки, спустили занавѣски и понесли, а за носилками поплелся канцлеръ съ помертвѣлымъ лицомъ.

Серафина подбѣжала въ окну. Прижавшись лицомъ къ стеклу, она могла видѣть террасу и начало аллеи, освѣщенной фонарями и соединявшей дворецъ съ городомъ. Вотъ маленькая процессія вышла изъ дворца, прошла по террасѣ и вступила въ освѣщенную аллею:-- раскачиваемыя четырьмя носильщиками носилки и канцлеръ, плетущійся за ними, повѣся носъ. Она наблюдала за ними и въ головѣ ея носились странныя мысли: глаза ея устремлены были на сцену, происходившую передъ ними, но умъ былъ занять ея погибшей жизнью и разрушившимися надеждами. Никого не было въ мірѣ, кому бы она могла довѣряться. Не было руки, которая бы протянулась къ ней дружески или хотя бы изъ рыцарскаго состраданія. Съ паденіемъ Гондремарка, пала ея партія и ея кратковременная популярность. И вотъ, она стояла, прислонившись лбомъ къ холодному стеклу, въ разорванномъ платьѣ, углубленная въ горькія мысли.

Тѣмъ временемъ послѣдствія начинали уже сказываться, и въ обманчивой тиши ночи заваривалась красная революція. Носилки вышли въ желѣзныя ворота и вступили на городскія улицы. Какая паника, пронесшаяся въ воздухѣ, разнесла по городу о случившейся катастрофѣ?-- кто знаетъ. Но уже изъ дворца кровавая вѣсть успѣла добѣжать до города. Слухи, съ ихъ громкимъ шопотомъ, облетѣли горожанъ; мужчины выходили изъ домовъ, сами не зная зачѣмъ; толпы собирались на бульварѣ; при свѣтѣ рѣдкихъ фонарей толпа все росла и росла.

И вотъ, среди этого томительнаго ожиданія, толпа увидѣла приближавшіяся носилки и за ними важную особу канцлера Грейзенгезанга, который плелся невѣрной походкой. Молча глядѣли на нихъ граждане и, какъ только они прошли, толки закипѣли, точно вода въ чайникѣ. Кучки разсѣялись и, мало-помалу, слѣдуя другъ за другомъ, весь народъ соединился въ процессію, задвигавшуюся вслѣдъ за задернутыми занавѣсками носилками. Вскорѣ болѣе смѣлые изъ толпы стали осаждать вопросами канцлера. Никогда еще не нуждался онъ такъ въ великомъ искусствѣ вранья, при помощи котораго прожилъ всю жизнь. Но въ настоящую минуту оно измѣнило ему, потому что другая преобладающая черта его характера -- страхъ -- выдавала его. къ нему приставали все сильнѣе и сильнѣе; онъ сталъ путаться и вдругъ изъ носилокъ послышался стонъ. Въ одинъ моментъ толпа заволновалась, какъ море, и канцлеръ на секунду позабылъ о самомъ себѣ. За это ему многое простится. Онъ дернулъ за рукавъ одного изъ носильщиковъ.

-- Скажи принцессѣ, чтобы она спасалась бѣгствомъ,-- шепнулъ онъ.-- Все погибло.

И въ слѣдующую минуту онъ лепеталъ несвязныя слова о помилованіи окружавшей его бурной толпѣ.

Пять минутъ спустя, трепещущій лакей вбѣжалъ въ оружейную.

-- Все погибло!-- закричалъ онъ.-- Канцлеръ велитъ вамъ бѣжать.

И въ ту же минуту, поглядѣвъ въ окно, Серафина увидѣла, что чернь показалась въ освѣщенной фонарями аллеѣ.

-- Благодарю васъ, Георгъ,-- сказала она.-- Благодарю васъ. Ступайте.

И такъ какъ человѣкъ колебался, она прибавила:

-- Я вамъ приказываю идти. Спасайтесь сами.

И черезъ ту же заднюю дверь, но только двумя часами позже, Амалія-Серафина, послѣдняя принцесса, послѣдовала за Отто-Іоганномъ-Фридрихомъ, послѣднимъ принцемъ Грюневальда.

КНИГА III.

Счастливая бѣда.

I.
Принцесса Босоножка.

Привратникъ, сбитый съ ногъ толпой, убѣжалъ отъ главнаго входа во дворецъ и дверь стояла открытой настежь.

Въ то время, какъ Серафина бѣжала по террасамъ, крики и громкій топотъ толпы все ближе и ближе подступали къ завоеванному дворцу. Топотъ ногъ напоминалъ кавалерійскую аттаку, звонъ разбиваемыхъ лампъ слышался сквозь шумъ, но всего громче раздавалось ея собственное имя. Вдругъ грохнулъ выстрѣлъ у дверей въ кордегардію; одно ружье выстрѣлило и затѣмъ съ тыеячеголоснымь воплемъ толпа завладѣла Митвальденскимъ дворцомъ.

Погоняемая этими зловѣщими звуками и голосами, принцесса пролетѣла по саду, какъ птица, перебѣжала черезъ паркъ, который былъ узокъ въ этомъ мѣстѣ, и углубилась въ чащу лѣса. Такимъ образомъ, въ одно мгновеніе, она разсталась, съ тихимъ и мирнымъ пріютомъ дворцовыхъ покоевъ, перестала быть государыней и, упавъ съ самыхъ вершинъ цивилизованной жизни, очутилась въ лѣсу оборванной Босоножкой.

Она шла прямо впередъ въ лѣсу по проторенной дорожкѣ, озаренной звѣздами. Въ этотъ часъ ночи, лѣсъ былъ безмолвенъ. Ночной страхъ, точно живой духъ, сторожилъ его мрачныя дебри. Она все шла и шла, натыкаясь иногда на вѣтки, мучительно, но напрасно напрягая слухъ.

Но тропинка шла въ гору и вотъ очутилась на скалистомъ холмѣ, господствовавшемъ надъ океаномъ деревьевъ. Кругомъ возвышались другія вершины холмовъ, малыя и большія; подъ ея ногами разстилались темныя долины, поросшія лѣсомъ; надъ головой раскидывалось небо съ безчисленными сверкающими звѣздами, а вдоль западнаго горизонта виднѣлись неопредѣленныя очертанія горъ. Величіе и красота ночи окутывали ее; глаза ея блестѣли, какъ и звѣзды, на которыя она глядѣла, а сердце понемногу стихало. Солнце, въ ослѣпительномъ блескѣ плывущее по небу, превращая въ золото лазурныя пространства неба и подавая сигналъ къ пробужденію миріады людей, ничего не говоритъ каждому человѣку въ отдѣльности... А мѣсяцъ, подобно скрипкѣ, прославляетъ и оплакиваетъ нашу общую судьбу. Однѣ только звѣзды, веселыя шептуньи, тихо бесѣдуютъ съ нами, какъ добрые пріятели. Онѣ, улыбаясь, выслушиваютъ про наши горести, какъ добрые старые люди, богатые опытомъ и снисходительностью. И своей двойственной величиной, для глазъ такой незначительной, и такой громадной для воображенія, напоминаютъ о двойственномъ характерѣ человѣческой природы и судьбы.

Такъ сидѣла принцесса, любуясь красотой ночи и совѣтуясь съ ея мудрыми совѣтниками.

Мало-по-малу въ памяти ея отчетливо возстановлялась исторія прошлаго бурнаго вечера: графиня съ ей вѣеромъ; большой баронъ на колѣняхъ; кровь на паркетномъ полу; стукъ въ двери; колыханіе носилокъ въ аллеѣ, освѣщенной фонарями; вѣстникъ; крики озлобленной толпы,-- и вмѣстѣ съ тѣмъ все это было далеко и фантастично и она чувствовала отчетливо и сознательно одно только: цѣлебную тишину и спокойствіе ночи. Она посмотрѣла въ сторону Митвальдена: изъ-за холма, скрывавшаго его отъ ея глазъ, показалось большое зарево пожара. Тѣмъ лучше:-- тѣмъ лучше, что она пала съ трагическимъ величіемъ, озареннымъ свѣтомъ пылающаго дворца! Сожалѣнія къ Гондремарку, участія къ Грюневальду въ ея душѣ не было и слѣда: этотъ періодъ ея жизни былъ для нея на-вѣки заключенъ и отъ него осталось у ней только оскорбленное тщеславіе. Одна мысль была ясна въ ея головѣ -- бѣжать. И другая наклевывалась глухо и, отъ которой она отворачивалась, хотя безсознательно повиновалась,-- бѣжать въ направленіи въ Фельзембургу. Не сердце ея, нѣтъ, потому что тогда это было бы сознательнымъ дѣйствіемъ, но вся ея натура рвалась къ Отто. Она должна исполнить долгъ и освободить его:-- такъ говорилъ хладнокровный умъ; но жаръ, вспыхивавшій въ ея груди, и слезы, навертывавшіяся на глаза, говорили, что она бѣжитъ къ нему, какъ въ покровителю и другу.

Она встала съ мѣста, собравшись съ духомъ, и пошла внизъ съ холма въ лѣсу. Лѣсъ принялъ ее въ свои нѣдра. Снова пошла она одинокая, безпріютная, безъ вожака и путеводителя. По временамъ, свѣтъ, мерцавшій тамъ и сямъ въ отверстія между вершинами деревъ, привлекалъ ее; мѣстами деревья рѣдѣли и было свѣтлѣе; по временамъ, шелестъ, пролетавшій между листьями, нарушалъ удручающую тишину и безмолвіе ночи. По временамъ ночной мракъ словно тѣснѣе окутывалъ ее и какъ бы гнался по ея пятамъ. Она останавливалась и безмолвіе все росло и росло, пока, наконецъ, ей не становилось тяжко дышать; тогда она пускалась бѣжать, оступаясь, цѣпляясь за вѣтки, но еще сильнѣе начиная отъ этого спѣшить. И вотъ, весь лѣсъ снимался съ мѣста и пускался за ней слѣдомъ. Шумъ ея собственнаго безумнаго бѣга нарушалъ безмолвіе, откликался и наполнялъ ночь ужасомъ. Паническій страхъ овладѣвалъ ею: паническій страхъ передъ деревьями, ловившими ее своими вѣтками; передъ мракомъ, населявшимся странными формами и лицами. Она боролась со страхомъ и старалась побѣдить его. И, однако, ея послѣднее убѣжище, разумъ, омрачаемый этими припадками страха, все еще не совсѣмъ потухъ. Она знала, что ей слѣдуетъ остановиться, но воля ей не повиновалась и она бѣжала дальше.

Она уже была близка къ безумію, какъ вдругъ неожиданно очутилась на небольшой прогалинѣ. Вмѣстѣ съ тѣмъ, шумъ сталъ громче и ей видѣлись какія-то бѣлыя волны и неопредѣленный очертанія. И при этомъ земля исчезла подъ ея ногами и она куда-то провалилась, но удержалась на ногахъ, хотя сознаніе ей измѣнило. Когда она пришла въ себя, то увидѣла, что стоитъ по колѣно въ ледяной водѣ горнаго ручейка и держится одной рукой за утесъ, съ котораго онъ сбѣгаетъ. Струя смочила ей волосы. Она видѣла бѣлый каскадъ, звѣзды, сверкающія въ ручейкѣ, бѣлую пѣну и, внезапно успокоившись духомъ, съ радостью прислушивалась въ шуму водопада. Она выбралась изъ ручейка. Въ виду доказанной уже слабости, снова пускаться во мракъ лѣсной чащи значило бы идти на встрѣчу смерти или безумію. Но здѣсь на прогалинкѣ, около ручейка, имѣя надъ головой кроткія звѣзды, и луну, выплывшую какъ разъ въ эту минуту изъ-за облаковъ, она могла безъ страха ожидать разсвѣта.

Съ вечера воздухъ быть холоднѣе, но ночью стало значительно теплѣе; изъ нѣдръ лѣса доносились теплыя струи воздуха, точно чье-то глубокое и мирное дыханіе. Роса выпала сильная и смочила траву и крѣпко сидѣвшія въ ней маргаритки. Ей впервые приходилось проводить ночь подъ открытымъ небомъ и теперь, когда страхъ ея прошелъ, она была тронута до глубины души ея мирнымъ безмолвіемъ и яснымъ спокойствіемъ. Съ кроткой добротой глядѣли на принцессу небесныя свѣтила, а честный ручеекъ журчалъ ей слова ободренія и участія.

Наконецъ, она стала замѣчать изумительную перемѣну, передъ которой пожаръ Митвальденскаго дворца казался блѣднымъ и неэффектнымъ. Наружность глядѣвшихъ на нее сосенъ стала постепенно измѣняться; трава тоже, какъ ни была она воротка, вдругъ какъ бы оживилась и прояснѣла. И эта медленная перемѣна тронула и восхитила ея сердце. Она оглядѣлась кругомъ; природа глянула ей въ лицо, многозначительно приложивъ палецъ въ губамъ, открывая ей свою чудную тайну. Она поглядѣла вверхъ и... о, радость! небо почти очистилось отъ звѣздъ и послѣднія потухали въ его синевѣ.

-- О!-- вскричала она, прерывистымъ отъ радости голосомъ: -- это заря!

Она поднялась съ мѣста и пошла по лѣсу; поднялась въ гору и оттуда глядѣла на безмолвное вторженіе дня. На востокѣ забѣлѣлось; мракъ превращался въ свѣтъ и звѣзды потухали, точно фонари въ городѣ. Бѣлая полоса превратилась въ серебро, серебро перешло въ золото, а золото стало свѣтлымъ и горячимъ пламенемъ. День издалъ свой первый вздохъ, твердый и свѣжій и лѣсъ кругомъ вздохнулъ и затрепеталъ. И вотъ, вдругъ выплыло солнце и метнуло въ ослѣпленные глаза принцессы свой первый лучъ. Со всѣхъ сторонъ тѣни растаяли. День наступилъ ясный и смѣлый. Солнце медленно и побѣдоносно продолжало всходить по небу.

Серафина стояла, прислонясь спиной къ соснѣ, и ей показалось, что радостное пробужденіе лѣса точно смѣется надъ нею. Покровъ ночи, нѣжный привѣтъ разсвѣта миновали и теперь подъ горячими взорами дня, она, смущенно вздыхая, оглядѣлась вокругъ.

Въ сторонѣ, изъ-за лѣса, надъ которымъ господствовалъ холмъ, на которомъ она стояла, поднимался столбъ дыма и таялъ въ золотѣ и синевѣ неба. Въ той сторонѣ, вѣроятно, было человѣческое жилье. Серафина снова углубилась въ лѣсной лабиринтъ.

На горѣ уже царилъ день; но въ оврагахъ царствовалъ еще полу-свѣтъ и лежала роса Серафина шла по лѣсной тропинкѣ: Она потеряла изъ виду путеводный столбъ дыма и шла по этой пустынѣ, руководясь только солнцемъ. Но вотъ показалась новые признаки близкаго сосѣдства человѣка: поваленныя деревья, обсѣченныя топоромъ, связки зеленыхъ вѣтвей и кучи сухого хвороста. По нимъ она направляла свой путь, пока не дошла, наконецъ, до полянки, съ которой поднимался дымъ. На полянкѣ стояла хижина у ручья, который прихотливо извивался и низбѣгалъ внизъ. На порогѣ хижины принцесса увидѣла загорѣлаго и грубаго на видъ лѣсника, стоявшаго, закинувъ руки за спину и глядѣвшаго на небо.

Она прямо направилась къ нему: прекрасное, необыкновенное видѣніе, съ блестящими глазами, въ великолѣпномъ, но оборванномъ одѣяніи; съ брилліантами въ ушахъ и съ разорваннымъ лифомъ.

Въ этотъ ранній часъ, появившись среди безмолвія лѣса, она показалась человѣку чѣмъ-то сверхъ-естественнымъ и онъ въ испугѣ отступилъ назадъ.

-- Я озябла и устала,-- сказала она.-- Позвольте мнѣ погрѣться у вашего огня.

Лѣсникъ былъ очевидно взволнованъ, но ничего не сказалъ.

-- Я заплачу,-- сказала она, и тотчасъ же раскаялась въ томъ, что сказала, испугавшись, быть можетъ, искры ужаса въ его растерянныхъ глазахъ. Но по обыкновенію, мужество въ ней крѣпло отъ борьбы и, оттолкнувъ его, она вошла въ хижину, куда онъ послѣдовалъ за ней съ суевѣрнымъ удивленіемъ.

Внутри хижины было темно и неуютно; но на камнѣ, служившемъ очагомъ, горѣло нѣсколько сучьевъ съ веселымъ трескомъ и красивыми переливами пламени. Уже одинъ видъ огня согрѣлъ ее; она прикурнула возлѣ очага на полу и глядѣла въ огорь. Лѣсникъ глядѣлъ на свою гостью: на лохмотья великолѣпнаго платья, на голыя руки, на оборванныя кружева и на брилліанты. Онъ не находилъ словъ.

-- Дайте мнѣ поѣсть,-- сказала она,-- сюда къ огню.

Онъ поставилъ передъ ней кружку съ простымъ виномъ, положилъ хлѣбъ, кусокъ сыру и пригоршню сырыхъ луковицъ. Хлѣбъ былъ черствъ и киселъ; сыръ походилъ на кожу и даже лукъ, который занимаетъ, вмѣстѣ съ трюфелями и персиками, почетное мѣсто среди плодовъ земныхъ, врядъ ли пригодная для принцессы пища, въ сыромъ видѣ. Но она ѣла, если не съ аппетитомъ, то съ мужествомъ и, поѣвъ, не пренебрегла запить виномъ. Во всю свою жизнь до сихъ поръ ей не приходилось ѣстъ грубой пиши и запивать ее виномъ; но мужественная женщина легче примѣняется къ измѣнившимся обстоятельствамъ, чѣмъ самый мужественный мужчина. Во все это время лѣсникъ изподтишка наблюдалъ за нею и низкія мысли, боязливыя и алчныя, загорались въ его глазахъ. Она ясно читала ихъ и знала, что ей нужно уходить.

Она встала съ мѣста и подала ему флоринъ.

-- Довольно съ васъ?-- спросила она.

Но тутъ у человѣка развязался языкъ.

-- Мнѣ этого мало,-- объявилъ онъ.

-- Я больше вамъ не могу дать,-- отвѣчала она, и спокойно прошла мимо него.

Однако, сердце ея сильно билось, потому что она видѣла, что онъ протянулъ руки, какъ бы затѣмъ, чтобы ее удержать, а глаза его искали топора. Проторенная дорожка вела на западъ отъ полянки и она быстрыми шагами пошла по ней. Она не оборачивалась. Но когда поворотъ дорожки скрылъ ее отъ глазъ лѣсника, она свернула въ лѣсную чащу и пустилась бѣжать безъ оглядки, пока не сочла себя въ безопасности.

Она долго шла, пока, наконецъ, не выбилась изъ силъ и не пришла въ большому, но не очень глубокому пруду. Камни торчали изъ него, точно острова; тростникъ росъ по краямъ; дно усѣяно было сосновыми иглами, а сами сосны, корни которыхъ образовали какъ-бы мысъ, безмолвно глядѣли на отраженія своихъ зеленыхъ вершинъ. Принцесса пробралась къ краю пруда и съ удивленіемъ поглядѣла въ немъ на себя. Она долго сидѣла у пруда, грѣясь на солнышкѣ и дивясь на самое себя, на свои голыя руки, исцарапанныя и покрытыя синяками, на то, что она такъ оборвана и такъ грязна.

Потомъ со вздохомъ принялась за свой туалетъ передъ этимъ лѣснымъ зеркаломъ; вымыла лицо и руки; сняла съ себя драгоцѣнности и завернула ихъ въ платокъ, кое-какъ исправила прорѣхи въ своемъ платьѣ и, распустивъ волосы, прикрыла ими разорванный спереди лифъ. Ея волосы пахли фіалкой,-- ей вспомнилось, что это говорилъ Отто, и она понюхала ихъ теперь; но, покачавъ головой, тихонько и печально засмѣялась.

Смѣхъ былъ повторенъ дѣтскимъ эхо. Она оглянулась и увидѣла двухъ дѣтишекъ, маленькую дѣвочку и мальчика, который былъ еще меньше дѣвочки. Они стояли у пруда, подъ сосной, точно куклы. Серафина не любила дѣтей и была поражена ихъ появленіемъ.

-- Кто вы такіе?-- рѣзко закричала она.

Ребятишки съ испугомъ попятились назадъ, и Серафина упрекнула себя за то, что испугала такихъ крошечныхъ созданій.

Она встала и ласково позвала ихъ:

-- Подойдите ко мнѣ, не бойтесь.

И шагнула въ нимъ.

Но, увы! въ это самое мгновеніе ребятишки повернулись къ ней спиной и со всѣхъ ногъ бросились бѣжать.

Горестно сжалось сердце бѣдняжки. Какъ она одинока; ей всего лишь двадцать-одинъ годъ -- скоро, впрочемъ, будетъ двадцать два -- и никто въ мірѣ ее не любить. Никто, кромѣ Отто. Да и тотъ, можетъ быть, разлюбилъ. Еслибы она расплакалась въ этомъ лѣсу, гдѣ была одна, то рисковала бы умереть отъ горя или съ ума сойти. А потому она поспѣшно подавила эти мысли, какъ тушатъ загорѣвшуюся бумагу, и съ отчаяніемъ въ душѣ и съ тревогой въ сердцѣ продолжала свой путь.

Въ половинѣ одиннадцатаго, она вышла на большую дорогу и пошла по ней, уставшая до смерти и не заботясь о томъ, что будетъ. Дорога, напоминавшая о сосѣдствѣ людей и о цивилизаціи, нѣсколько пріободрила ее и она прилегла на зеленой каймѣ подъ тѣнью дерева. Сонъ одолѣлъ ее; сначала она съ ужасомъ боролась съ нимъ, но затѣмъ онъ мирно принялъ ее въ своя объятія. И вотъ, на время она позабыла о своихъ испытаніяхъ. И въ то время, какъ ея тѣло лежало распростертое у большой дороги, въ истрепанной, хотя и великолѣпной одеждѣ, птицы подлетали къ ней, подзывали другихъ и толковали на своемъ собственномъ языкѣ объ этомъ странномъ явленіи.

Солнце продолжало свой путь; тѣнь сошла съ ея ногъ и поднималась все выше и выше и готовилась совсѣмъ оставить ее, когда послышался стукъ экипажа, о которомъ впередъ возвѣстило щебетаніе птицъ. Дорога въ этомъ мѣстѣ очень круто поднималась въ гору; стукъ колесъ приближался и, черезъ десять минутъ, показался джентльменъ, шедшій бодрой походкой по травянистой опушкѣ дороги, съ удовольствіемъ поглядывая вокругъ себя. Время отъ времени онъ останавливался, вынималъ записную книжку и что-то вписывалъ въ нее карандашомъ. И еслибы тутъ былъ какой-нибудь соглядатай, то онъ могъ бы слышать, какъ онъ бормоталъ какія-то слова, похожія на стихи. Стукъ колесъ слышался, но самъ экипажъ еще не показывался. Ясно было, что путникъ далеко опередилъ свой экипажъ.

Онъ очень близко подошелъ къ тому мѣсту, на которомъ лежала принцесса, прежде нежели глаза его остановились на ней; но, увидя ее, онъ вздрогнулъ, спряталъ въ карманъ записную книжку и подошелъ ближе. Около того мѣста, гдѣ она спала, лежалъ жерновъ; онъ сѣлъ на него и принялся хладнокровно ее разглядывать. Она лежала на боку, положивъ голову на голую руку, другая была вытянута вдоль тѣла. Казалось, что ее тутъ бросили бездыханную, до такой степени неподвижно было ея тѣло. Дыханія совсѣмъ не было слышно. Смертельная усталость выражалась вполнѣ ясно въ этомъ уснувшемъ тѣлѣ. Путникъ угрюмо улыбнулся. Онъ точно глядѣлъ на статую и сталъ разбирать ея прелести. Лицо, въ эту трогательную минуту свободы и безсознательности, поразило его: румянецъ сна шелъ къ нему какъ цвѣтовъ.

"Честное слово,-- подумалъ онъ,-- я никакъ не ожидалъ, что она можетъ быть такою хорошенькой. И подумать, прибавилъ онъ, что я далъ слово ни о чемъ этомъ не писать".

Онъ тронулъ ее своей тросточкой и она тотчасъ же проснулась, приподнялась съ крикомъ и дико поглядѣла на него.

-- Надѣюсь, что ваша свѣтлость хорошо почивали?-- сказалъ онъ, кланяясь.

Но она издавала только какіе-то невнятные звуки.

-- Успокойтесь,-- сказалъ онъ, показывая ей примѣръ своей собственной невозмутимостью.-- Моя дорожная карета сейчасъ подъѣдетъ и, я надѣюсь, буду имѣть необыкновенную честь похитить владѣтельную принцессу.

-- Сэръ Джонъ!-- проговорила она, наконецъ.

-- Къ услугамъ вашей свѣтлости.

-- Вы ѣдете изъ Митвальдена?

-- Сегодня утромъ я выѣхалъ изъ него...

-- Баронъ...-- начала она и умолкла.

-- Принцесса, вы настоящая Юдиѳь, но теперь, когда вашъ гнѣвъ, вѣроятно, уже улегся, вамъ, конечно, пріятно будетъ слышать, что онъ живъ и поправляется. Я былъ у него сегодня утромъ. Рана не опасна, какъ говорятъ, но заставляетъ его сильно страдать. Его стоны слышны были въ сосѣдней комнатѣ.

-- А принцъ?-- спросила она,-- извѣстно ли что-нибудь о немъ?

-- Говорятъ, что вамъ всего лучше это знать.

-- Сэръ Джонъ,-- съ живостью проговорила она,-- вы были такъ великодушны, что предложили мнѣ свой экипажъ. Не можете ли вы, прошу васъ, отвезти меня въ Фельвенбургъ? У меня тамъ есть очень важное дѣло.

-- Я ни въ чемъ не могу отказать вамъ,-- серьезно и солидно проговорилъ старый джентльменъ.-- Все, что только въ моей власти, я съ удовольствіемъ сдѣлаю для вашей свѣтлости. Какъ только карета моя подъѣдетъ, пользуйтесь ею, какъ вамъ будетъ угодно. Но,-- прибавилъ онъ, возвращаясь въ прежней шутливой манерѣ,-- вы ничего у меня не спрашиваете про дворецъ.

-- Мнѣ все равно,-- отвѣчала она,-- мнѣ кажется, я видѣла, что онъ горѣлъ.

-- Изумительно,-- замѣтилъ баронетъ.-- Вамъ кажется? И неужели же потеря сорока платьевъ не трогаетъ васъ? Ваше хладнокровіе восхищаетъ меня. А государство-то? Когда я уѣзжалъ, временное правительство засѣдало, и два его члена вамъ извѣстны, хотя бы по имени: Сабра, который, сколько мнѣ помнится, имѣлъ честь служить вашимъ выѣзднымъ лакеемъ, и нашъ старый пріятель канцлеръ, въ должности, однако, его подчиненнаго. Но при этихъ переворотахъ послѣдніе бываютъ первыми, а первые послѣдними.

-- Сэръ Джонъ,-- заявила она искреннимъ тономъ: -- вы, конечно, думаете быть мнѣ пріятнымъ, но, увѣряю васъ, что эти вещи меня не интересуютъ.

Баронетъ былъ до такой степени сбитъ съ толку, что предложилъ пойти на встрѣчу экипажу. Они такъ и сдѣлали. Онъ помогъ ей сѣсть въ экипажъ, сѣлъ съ нею рядомъ и изъ различныхъ ящиковъ (почтовая карета была снабжена всякими удобствами) досталъ фрукты, страсбургскій пирогъ, прекрасный бѣлый хлѣбъ и бутылку хорошаго вина. Всѣмъ этимъ онъ отечески угощалъ ее и все время, повинуясь закону гостепріимства, не позволилъ себѣ и тѣни насмѣшки. Его доброта казалась такой искренней, что Серафина почувствовала благодарность.

-- Сэръ Джонъ,-- сказала она,-- вы въ душѣ ненавидите меня; почему же вы такъ добры со мной?

-- Ахъ, принцесса,-- отвѣчалъ онъ, не оправдываясь отъ обвиненія,-- я имѣю честь считать вашего мужа своимъ другомъ и состою его поклонникомъ.

-- Вы!-- вскричала она.-- Мнѣ говорили, что вы написали злыя вещи и про него, и про меня.

-- Таковъ былъ странный путь, на которомъ мы узнали другъ друга,-- отвѣчалъ сэръ Джонъ.-- Я особенно зло (употреблю ваше выраженіе) писалъ про васъ, принцесса. Вашъ мужъ выпустилъ меня на свободу, вручилъ мнѣ паспортъ и затѣмъ съ самымъ юношескимъ жаромъ вызвалъ меня на дуэль. Зная, какова его семейная жизнь, я восхитился его отвагой и великодушіемъ. "Не бойтесь,-- говорилъ онъ,-- если убьете меня; никто обо мнѣ не пожалѣетъ". Я объяснилъ ему, что дуэль невозможна. "Даже если я ударю васъ?" -- спросилъ онъ. Все это очень занимательно и я жалѣю, что не могу занести это въ свою книгу. Какъ бы то ни было, я былъ побѣжденъ, полюбилъ принца отъ всей души и при немъ разорвалъ мои скандальныя сплетни на вашъ счетъ. Это одна, изъ мелкихъ услугъ, которыя оказаны вамъ вашимъ супругомъ, принцесса.

Серафина сидѣла нѣкоторое время молча. Она могла безмятежно переносить дурное мнѣніе о себѣ людей, которыхъ презирала. У ней не было страстнаго желанія одобренія, какъ у Отто; она шла своей дорогой, поднявъ носъ вверху. Но сэръ Джонъ, послѣ всего, что онъ сказалъ, и назвавши себя другомъ ея мужа, получилъ нѣкоторое значеніе въ ея глазахъ.

-- Что вы обо мнѣ думаете?-- вдругъ спросила она.

-- Я уже говорилъ вамъ,-- отвѣчалъ сэръ Джонъ:-- я думаю,что вамъ необходимо выпить другую рюмку вина.

-- Полноте, это недостойно васъ. Вы не изъ робкаго десятка. Вы говорили, что восхищаетесь моимъ мужемъ; во имя его, будьте добросовѣстны.

-- Я восхищаюсь вашей смѣлостью,-- отвѣчалъ баронетъ.-- Но вообще, какъ вы это замѣтили и высказали, наши натуры несимпатичны другъ другу.

-- Вы говорили про скандалъ,-- продолжала Серафина.-- Что, развѣ скандалъ былъ очень великъ?

-- Да, очень великъ.

-- И вы ему повѣрили?

-- О, принцесса, что за вопросъ!

-- Благодарю васъ за отвѣтъ! А теперь, клянусь вамъ честью и душой, что, несмотря на весь скандалъ, я была вѣрной женой своему мужу.

-- Мы, по всей вѣроятности, разно понимаемъ это слово,-- замѣтилъ сэръ Джонъ.

-- О!-- вскричала она,-- я очень дурно съ нимъ поступала, но я говорю не про это. Если вы уважаете моего мужа, то я хочу, чтобы вы и меня поняли: я могу смотрѣть ему въ лицо, не краснѣя.

-- Можетъ быть, принцесса, и я никогда не утверждалъ противнаго.

-- Вы не вѣрите мнѣ! Вы думаете, что я преступная жена! вы думаете, что онъ былъ моимъ любовникомъ!

-- Принцесса,-- отвѣчалъ баронетъ,-- когда я разорвалъ свою рукопись, я обѣщалъ вашему доброму мужу не заниматься больше вашими дѣлами и, увѣряю васъ въ послѣдній разъ, что вовсе не желаю быть судьей вашего поведенія.

-- Но вы не хотите оправдать меня! Ахъ!-- вскричала она,-- онъ меня оправдаетъ. Онъ лучше меня знаетъ.

Сэръ Джонъ улыбнулся.

-- Вы смѣетесь надъ моимъ несчастіемъ?-- спросила Серафина.

-- Надъ вашимъ женскимъ хладнокровіемъ,-- отвѣчалъ сэръ Джонъ.-- Мужчина врядъ ли бы рѣшился это сказать, хотя, конечно, ваши слова очень естественны и, я не сомнѣваюсь, вполнѣ искренни. Но замѣтьте, принцесса,-- такъ какъ вы сдѣлали мнѣ честь серьезно спросить моего мнѣнія,-- что я не могу сожалѣть о вашемъ, какъ вы его называете, несчастіи. Вы были безусловно эгоистичны и теперь пожинаете послѣдствія. Еслибы вы думали о своемъ мужѣ, вмѣсто того, чтобы думать только о самой себѣ, вы бы не очутились одинокой бѣглянкой, съ обагренными кровью руками, выслушивающей отъ угрюмаго стараго англичанина правду, которая еще горше скандала.

-- Благодарю васъ,-- отвѣчала она, вся дрожа.-- Вы правы. Прикажите остановить карету.

-- Нѣтъ, дитя,-- отвѣчалъ сэръ Джонъ,-- вы должны сперва успокоиться.

Наступило долгое молчаніе, въ продолженіе котораго карета катилась по горамъ и лѣсамъ.

-- Ну, теперь я совсѣмъ покойна,-- сказала она, наконецъ, твердымъ голосомъ:-- я прошу васъ, какъ джентльмена, выпустить меня.

-- Мнѣ кажется, что это будетъ неблагоразумно съ вашей стороны. Пожалуйста, позвольте мнѣ довезти васъ.

-- Сэръ Джонъ,-- сказала она,-- еслибы смерть ждала меня на дорогѣ, я бы вышла изъ вашей кареты. Я не осуждаю васъ, напротивъ: я благодарю васъ. Я теперь знаю, какою я кажусь другимъ; но скорѣе, чѣмъ принять услугу отъ человѣка, который такъ обо мнѣ думаетъ, я...

И умолкла.

Сэръ Джонъ дернулъ за шнурокъ, карета остановилась; онъ изъ нея вышелъ и подалъ ей руку, но она отказалась отъ его помощи.

Дорога выбралась изъ долинъ, по которымъ извивалась, и теперь бѣжала вокругъ горы на сѣверъ отъ Грюневальда. Мѣсто, на которомъ она вышла изъ экипажа, образовало уголъ; крутая скала и нѣсколько искривленныхъ вѣтромъ сосенъ склонялись надъ ней. Внизу голубыя равнины уходили въ даль и сливались съ небомъ, а впереди дорога сильными зигзагами поднималась къ мѣсту, гдѣ высокая башня на утесѣ замыкала собой горизонтъ.

-- Вонъ,-- сказалъ баронетъ, указывая на башню,-- вы видите Фельзенбургь, цѣль вашего путешествія. Я желаю вамъ счастливаго пути и сожалѣю, что не могу больше быть вамъ полезенъ.

Онъ сѣлъ въ карету, далъ знакъ кучеру и карета покатилась.

Серафина стояла съ боку дороги и глядѣла передъ собой, ничего не видя. О сэрѣ Джонѣ она больше не думала: она ненавидѣла его, а то, что Серафина ненавидѣла или презирала, низводилась въ ея глазахъ до лиллипутской малости и переставало занимать ея мысли. Теперь у нея было много другого, о чемъ поразмыслить. Свиданіе съ Отто, которое она еще не простила ему, представлялось ей теперь совсѣмъ въ иномъ свѣтѣ. Онъ приходилъ къ ней еще подъ впечатлѣніемъ полученнаго оскорбленія, и насколько это мѣняло весь смыслъ его словъ! Да! онъ, должно быть, любилъ ее; это чувство въ немъ было мужественное, а не происходило отъ слабости воли. А она, неужели она неспособна любить? Казалось, что такъ; и она глотала слезы и страстно желала увидѣть Отто, чтобы объяснялъ ему все и на колѣняхъ попросить прощенья за всѣ свои прегрѣшенія, и если они были таковы, что ихъ нельзя загладить, то, по крайней мѣрѣ, воротить ему свободу, которой она его лишила.

Торопливыми шагами направилась она по горной дорогѣ и, сообразно ея извивамъ, то теряла изъ виду башню, то вновь видѣла ее передъ собой и подъ собой, озаренную горнымъ пурпурнымъ сіяніемъ.

II.
О христіанской добродѣтели.

Когда Отто сѣлъ въ свою подвижную тюрьму, онъ нашелъ въ ней другого сѣдока въ углу на передней скамейкѣ. Но такъ какъ этотъ человѣкъ сидѣлъ, опустивъ голову, и такъ какъ фонари каретные не освѣщали ея внутренности, а свѣтили снаружи, то принцъ и не могъ видѣть, кто это такой. Полковникъ послѣдовалъ за своимъ узникомъ и захлопнулъ дверцу; и послѣ этого четверня лошадей немедленно пустилась крупной рысью.

-- Джентльмены,-- сказалъ полковникъ, послѣ нѣкотораго молчанія,-- если мы будемъ путешествовать молча, то лучше сдѣлали бы, еслибы сидѣли дома. Я, конечно, представляюсь вамъ не въ очень привлекательномъ видѣ; но я человѣкъ со вкусомъ, люблю книги и серьезный, ученый разговоръ и, къ несчастію, осужденъ всю жизнь проводить съ кордегардіи. Джентльмены, настоящій случай для меня нежданная удача, не отнимайте ея у меня. Я теперь вижу передъ собой сливки придворнаго общества, за исключеніемъ прелестныхъ женщинъ; я вижу великаго писателя въ лицѣ доктора...

-- Готгольда!-- вскричалъ Отто.

-- Кажется, что намъ одна дорога,-- съ горечью произнесъ докторъ.-- Ваша свѣтлость на это не разсчитывали.

-- На что вы намекаете?-- закричалъ Отто,-- на то, что я васъ арестовалъ?

-- Дѣло ясное,-- отвѣчалъ докторъ.

-- Полковникъ Гордонъ,-- обратился къ нему принцъ,-- сдѣлайте мнѣ одолженіе и оправдайте меня въ глазахъ г. фонъ-Гогенштокинца.

-- Джентльмены,-- сказалъ полковникъ,-- вы оба арестованы по приказу принцессы Серафины, регентши государства; приказъ скрѣпленъ подписью перваго министра, барона фонъ-Гондремарка, и помѣченъ третьяго дня, двѣнадцатымъ числомъ. Я раскрываю вамъ тайны государственной тюрьмы,-- прибавилъ онъ.

-- Отто,-- сказалъ Готгольдъ,-- я прошу у васъ прощенья за свои подозрѣнія.

-- Готгольдъ,-- отвѣчалъ принцъ,-- я не увѣренъ, что буду въ состояніи васъ простить.

-- Ваша свѣтлость слишкомъ великодушны, чтобы не сдѣлать этого,-- замѣтилъ полковникъ.-- Но, извините, у меня на родинѣ существуетъ обыкновеніе благодарить Бога и я теперь предлагаю это сдѣлать.

Говоря это, полковникъ вынулъ изъ-подъ скамейки большую корзинку, изъ которой торчали длинныя горлышки бутылокъ.-- Tu spem reducis... какъ дальше, докторъ?-- весело спросилъ онъ.-- Въ извѣстномъ смыслѣ я вашъ гость, и я увѣренъ, что вы оба слишкомъ хорошо понимаете мое затруднительное положеніе и не откажетесь облегчить его. Джентльмены, пью за здоровье принца!

-- Полковникъ,-- отвѣчалъ Отто,-- вы веселый собесѣдникъ. Пью за здоровье полковника Гордона.

Послѣ этого всѣ трое принялись весело попивать вино, а, тѣмъ временемъ, карета выѣхала на большую дорогу и поѣхала быстрѣе.

Внутри кареты царствовало благодушное настроеніе; вино зарумянило щеки Готгольда; смутныя очертанія лѣсныхъ деревъ, клочки звѣзднаго неба, то расширявшагося, то съуживавшагося, мелькали въ окна кареты; въ одно изъ нихъ, оставшееся открытымъ, лѣсной воздухъ долеталъ съ ночной свѣжестью; стукъ колесъ и лошадиныхъ копытъ весело звучалъ въ ушахъ. Тостъ слѣдовалъ за тостомъ; рюмка за рюмкой наполнялась и осушалась нашимъ тріо и они начали уже подпадать волшебному обаянію, подъ вліяніемъ котораго смѣхъ все чаще и чаще нарушалъ долгіе промежутки мечтательнаго безмолвія.

-- Отто,-- сказалъ Готгольдъ, послѣ одного изъ такихъ тихихъ промежутковъ,-- я не прошу васъ простить меня. Еслибы роли перемѣнились, то я бы не могъ простить.

-- Пустяки,-- отвѣчалъ Ото,-- все это одни слова. Я прощаю васъ, но ваши слова и подозрѣнія болѣзнекно откликаются въ душѣ. Да и не ваши только. Безполезно было бы, полковникъ Гордонъ, въ виду приказа, который вы выполняете, скрывать отъ васъ мою семейную распрю; она дошла до того, что стала общимъ достояніемъ. Ну, и что же могу я сказать, что я прощаю свою жену? да, конечно, могу сказать, и могу даже простить, но въ какомъ смыслѣ? Я, разумѣется, не стану мстить, но, вмѣстѣ съ тѣмъ, разумѣется, не могу иначе о ней думать, какъ объ особѣ, мнѣ вполнѣ посторонней.

-- Позвольте,-- вмѣшался полковникъ.-- Надѣюсь, то я говорю съ христіанами? мы всѣ, надѣюсь, сознаемъ себя великими грѣшниками.

-- Я отрицаю это сознаніе,-- замѣтилъ Готгольдъ.-- Согрѣтый этой живительной влагой, я отрицаю вашъ тезисъ!

-- Какъ, сэръ? вы никогда ничего худого не дѣлали? Но вѣдь я только-то слышалъ, какъ вы просили прощенья не у Бога, а у такого же простого смертнаго, какъ и вы сами?

-- Согласенъ, то вы поймали меня; вы сильны въ аргументаціи, г. полковникъ.

-- Очень пріятно слышать. Я вѣдь воспитывался въ Эбердинѣ. Что касается вопроса о прощеніи, то онъ зависитъ отъ вольныхъ мыслей и (что гораздо опаснѣе) отъ регулярной жизни. Твердая вѣра и безпутная жизнь, вотъ корень мудрости. Вы оба слишкомъ добродѣтельные люди, чтобы умѣть прощать.

-- Парадоксъ немного натянутый,-- отвѣчалъ Готгольдъ.

-- Извините, полковникъ,-- заговорилъ принцъ,-- я охотно очищаю васъ отъ намѣренія оскорбить, но ваши слова язвятъ, какъ сатира. Неужели вы думаете, что мнѣ пріятно слушать, то меня провозглашаютъ добродѣтельнымъ, какъ разъ тогда, когда я искупаю послѣдствія своего долгаго безпутства.

-- О! простите!-- закричалъ полковникъ:-- васъ никогда не изгоняли изъ церкви, вы не были разжалованы въ солдаты, а я былъ; былъ разжалованъ за нарушеніе воинской дисциплины. По правдѣ сказать, ваша свѣтлость, я былъ горькимъ пьяницей; но теперь я исправился,-- продолжалъ онъ, наливая себѣ вина.-- Но, видите ли, человѣкъ, который, какъ я, дѣйствительно испыталъ на самомъ себѣ недостатка своего характера и научился смотрѣть на себя какъ на родъ слѣпой игрушки въ рукахъ судьбы, получаетъ совсѣмъ иной взглядъ на снисходительность. Я не стану говорить о прощеньи другихъ, когда самъ нуждался въ прощеніи. Мой отецъ, пасторъ Александръ Гордонъ, былъ добродѣтельный человѣкъ и предавалъ всѣхъ проклятію. Я же то, что называется порочный человѣкъ и въ этомъ-то и заключается вся разница. Человѣкъ, который не умѣетъ прощать другимъ, есть просто человѣкъ, не искушенный жизнью.

-- А между тѣмъ, полковникъ, мнѣ говорили о васъ, какъ о дуэлистѣ,-- замѣтилъ Готгольдъ.

-- Это совсѣмъ иное дѣло, сэръ,-- отвѣчать солдатъ.-- Это профессіональный этикетъ. И, смѣю думать, безъ всякаго нехристіанскаго озлобленія.

Вскорѣ послѣ этихъ словъ, полковникъ крѣпко уснулъ и его спутники переглянулись съ улыбкой.

-- Какой чудакъ!-- сказалъ Готгольдъ.

-- И удивительный стражъ,-- прибавилъ принцъ,-- но то, что онъ говорилъ, правда.

-- Собственно говоря,-- пробормоталъ Готгольдъ,-- мы самихъ себя не можемъ простить, когда отказываемъ въ прощеніи ближнему. Во всѣхъ нашихъ ссорахъ играетъ роль наша собственная вина.

-- Но развѣ не бываетъ такихъ оскорбленій, которыя нельзя простить, если уважаешь себя?

-- Отто, какой человѣкъ уважаетъ себя? Для этого бѣднаго бродяги-авантюриста мы представляемся респектабельными джентльменами; но для себя самихъ, что мы такое, какъ не картонная вывѣска, за которой скрывается тьма темъ слабостей и недостатковъ?

-- Я, пожалуй; но ты, Готгольдъ, съ твоей ученостью, съ твоимъ трудолюбіемъ, острымъ умомъ, съ массой книгъ, написанныхъ тобой для блага человѣчества, съ твоимъ презрѣніемъ во всякимъ удовольствіямъ и соблазнамъ!

-- Отто, я однимъ словомъ разрушу твои иллюзіи: я -- пьяница. Да! Я слишкомъ много пью. Эта злосчастная привычка лишила тѣ книги, которыя ты такъ прославляешь, всѣхъ ихъ достоинствъ. Она испортила мой характеръ; при чемъ была добродѣтель въ томъ, что я говорилъ тебѣ вчера вечеромъ? И насколько во всемъ этомъ виновато было вино! Увы, увы! какъ говоритъ этотъ слабый братъ нашъ, мы всѣ великіе грѣшники, одинъ краткій мигъ живущіе на землѣ, знающіе о добрѣ, но забывающіе зло и предстоящіе въ своей наготѣ и срамѣ передъ очами Бога!

-- Неужели это такъ? Но, что-же мы въ такомъ случаѣ? И неужели лучшіе изъ людей...

-- Лучшихъ нѣтъ,-- перебилъ Готгольдъ.-- Я не лучше, а вѣрнѣе, что гораздо хуже тебя или этого соннаго несчастливца. Я былъ фарисеемъ и теперь ты меня знаешь: вотъ и все.

-- И все-таки ты не убилъ моей любви,-- отвѣтилъ Отто мягко.-- Наши дурные поступки не мѣняютъ насъ. Готгольдъ, налей себѣ вина. Выпьемъ за то, что есть хорошаго во всемъ этомъ дурномъ дѣлѣ; выпьемъ за нашу старинную дружбу и, затѣмъ, прости всѣ причины, вызывающія твое справедливое неудовольствіе, и выпьемъ за мою жену, которую я такъ обидѣлъ, и которая меня такъ обидѣла, и которую я оставилъ, боюсь, въ опасную для нея минуту. Что за дѣло до того, насколько мы дурны, если другіе насъ любятъ и мы любимъ другихъ?

-- Ахъ,-- отвѣчалъ докторъ,-- ты это хорошо сказалъ. Это хорошій отвѣтъ пессимисту и непрерывное чудо въ человѣческомъ родѣ. Итакъ, ты все еще любишь меня и можешь простить свою жену? Ну что-жъ, мы можемъ, въ такомъ случаѣ, зажать глотку совѣсти, какъ глупой собачонкѣ, которая лаетъ на вѣтеръ! Ахъ! любовь всего крѣпче.

Оба замолчали и докторъ постукивалъ пальцами объ рюмку.

Карета выбралась изъ долинъ на ту часть горной дороги, которая огибаетъ фронтъ Грюневальда и господствуетъ надъ Герольштейномь. Далеко внизу бѣлый водопадъ сверкалъ, озаренный сіяніемъ звѣздъ, ниспадая съ лѣсного ската, а еще дальше внизу, ночь стояла надъ равниной. По другую сторону, свѣтъ отъ фонарей озарялъ пропасти; и карлики-сосны, дрожа всѣми своими иглами, мелькали и снова исчезали изъ виду. Гранитная дорога гремѣла подъ колесами и копытами и, по временамъ, вслѣдствіе постоянныхъ изгибовъ дороги, Отто видѣлъ конвой, на противуположномъ краю пропасти. Вотъ, наконецъ, высоко надъ ними, на скалѣ, смѣло выдавшейся въ горѣ, показался Фельзенбургъ, вырѣзывавшійся на звѣздномъ небѣ.

-- Посмотри, Готгольдъ, вотъ мѣсто нашего назначенія.

Готгольдъ точно вышелъ изъ забытья.

-- Я думалъ,-- сказалъ онъ,-- что если есть опасность, то зачѣмъ же ты не сопротивлялся своему аресту? Мнѣ говорили, что ты добровольно сюда отправился; но тебѣ слѣдовало бы быть томъ, чтобы защищать ее!

Краска сбѣжала съ лица принца.

III.
Графиня Розенъ въ роли провиденія: дѣйствіе послѣднее, въ которомъ она скачетъ по лѣсамъ и горамъ.

Когда хлопотунья-графиня ушла отъ Серафины, то мы нисколько не преувеличимъ, если скажемъ, что она сильно струхнула. Она остановилась въ корридорѣ и перебрала въ умѣ всѣ свои дѣянія, мысленно представляя себѣ, какъ бы на это, взглянулъ Гондремаркъ, еслибы узналъ. Въ одну минуту вѣеръ пришелъ въ движеніе, но ея безпокойство не поддавалось на этотъ разъ усиліямъ вѣера.

"Дѣвчонка потеряла голову", подумала она и тутъ же съ досадой прибавила:

-- Я зашла слишкомъ далеко.

И она немедленно рѣшила обратиться въ бѣгство. Убѣжищемъ для графини фонъ-Розенъ служила нѣкая сельская вилла въ лѣсу, прозванная ею, въ припадкахъ поэтической лихорадки, "Сосновые Чары", а всѣми другими называемая по-просту, безъ затѣй, Клейнбруннъ.

Туда, по зрѣломъ размышленіи, отправилась она во весь опоръ, проскакавъ мимо Гондремарка у поворота въ дворцовую аллею, но притворившись, что его не замѣтила. Такъ какъ Клейнбруннъ находился въ семи добрыхъ миляхъ разстоянія, въ глубинѣ узкой долины, то она провела ночь безъ всякихъ вѣстей о томъ, что творится во дворцѣ, а зарево его пожара было замаскировано лежавшими между нимъ и ею холмами. Графиня фонъ-Розенъ дурно спала ночь; она серьезно тревожилась на счетъ результатовъ вчерашняго веселаго вечера и видѣла уже себя осужденной на продолжительное пребываніе въ своей пустынѣ и на длинную оборонительную переписку съ Гондремаркомъ прежде, нежели ей можно будетъ къ нему вернуться. Отъ нечего дѣлать она стала разсматривать документы, полученные ею отъ Отто, и даже тутъ увидѣла причину къ неудовольствію. Въ настоящія смутныя времена ей не особенно пріятно было владѣть землей, и, кромѣ того, она была увѣрена, что Отто гораздо дороже заплатилъ за ферму, чѣмъ она стоила. Кромѣ всего этого приказъ объ освобожденіи Отто буквально жегъ ей пальцы.

Принявъ во вниманіе всѣ эти обстоятельства, она облеклась на утро въ щегольскую амазонку и мужскую шляпу и поскакала къ воротамъ крѣпости Фельэенбургъ, сама хорошенько не вѣдая, зачѣмъ это дѣлаетъ, но съ обыкновеннымъ экспериментальнымъ взглядомъ на вещи. Комендантъ Гордонъ, вызванный къ воротамъ, привѣтствовалъ всемогущую графиню самымъ галантнымъ образомъ, хотя удивительно, какимъ старикомъ казался онъ по утру.

-- Ахъ, комендантъ,-- сказала она,-- мы пріѣхали къ вамъ съ сюрпризомъ,-- и многозначительно кивнула ему.

-- Эхъ! графиня, оставьте мнѣ моихъ плѣнниковъ, и если еще вы къ нимъ присоединитесь, то я, клянусь, никогда не пожелаю перемѣнить образъ жизни.

-- Вы-бы баловали меня, неправда ли?

-- Я-бы постарался, постарался.

И онъ подалъ ей руку. Она взяла ее и приподняла шлейфъ амазонки.

-- Я пріѣхала, чтобы видѣть принца, по порученію этого идіота Гондремарка, который употребляетъ меня, какъ курьера. Развѣ я похожа на курьера, полковникъ Гордонъ?-- сказала она и посмотрѣла ему прямо въ глаза.

-- Вы похожи на ангела, графиня,-- отвѣчалъ комендантъ съ изысканной любезностью.

Графиня засмѣялась.

-- Ангелъ верхомъ на лошади. Ну, скорѣе къ дѣлу.

-- Вы пришли, увидѣли и побѣдили,-- шутилъ Гордонъ, довольный собой и своимъ остроуміемъ.-- Мы выпили за ваше здоровье въ каретѣ, графиня, рюмку отличнаго вина; мы пили въ честь самой красивой женщины и самыхъ красивыхъ глазъ въ Грюневальдѣ. Право, я въ жизни не видывалъ такихъ глазъ; только однажды, когда я былъ молодымъ глупцомъ въ коллегіи: ее звали Томазина Гегъ. Даю вамъ честное слово, что она была какъ двѣ капли воды похожа на васъ.

-- Итакъ, вамъ было очень весело въ каретѣ?-- спросила графиня, граціозно подавляя зѣвокъ.

-- Да, да, мы весело болтали. Но мы выпили, быть можетъ, немного больше, нежели это въ обычаѣ у принца, потому что сегодня, утромъ, онъ, мнѣ кажется, не въ своей тарелкѣ. Мы его опять развеселимъ къ вечеру. Вотъ его дверь.

-- Чудесно; дайте мнѣ духъ перевести. Нѣтъ, нѣтъ, подождите. Будьте на-готовѣ и отворите по первому моему знаку.

И графиня, принявъ вдохновенную позу, запѣла своимъ красивымъ голосомъ: "Laecia ch'io pianga", и когда дошла до извѣстнаго мѣста, гдѣ лирически взывается въ свободѣ, то дверь, по ея знаку, отворилась и она появилась передъ принцемъ съ сверкающими глазами и разгорѣвшимися отъ пѣнія щеками. Такое необыкновенное, театральное появленіе было настоящимъ праздникомъ для печальнаго узника.

-- Ахъ, графиня! вы здѣсь!-- вскричалъ онъ и побѣжалъ ей на встрѣчу.

Она выразительно взглянула на Гордона и, когда дверь затворилась, бросилась на шею принцу.

-- Ахъ, какъ тяжко видѣть васъ здѣсь,-- застонала она, прильнувъ къ нему.

Но принцъ стоялъ какъ пень въ этомъ завидномъ положеніи, и графиня немедленно образумилась.

-- Бѣдное дитя,-- проговорила она,-- бѣдное дитя! Сядьте вотъ тутъ, около меня, и разсказывайте все про себя. Мое сердце рвалось къ вамъ. Какъ вы тутъ себя чувствуете?

-- Графиня,-- отвѣчалъ принцъ, къ которому вернулась вся его любезность, усаживаясь около графини:-- теперь я буду чувствовать себя отлично, пока вы будете со мной. Но я жду отъ васъ вѣстей. Я горько упрекалъ себя за свою вчерашнюю инерцію. Вы благоразумно совѣтовали мнѣ сопротивленіе; мой долгъ былъ сопротивляться. Вы благоразумно и благородно совѣтовали мнѣ. Я думалъ объ этомъ съ удивленіемъ. У васъ благородное сердце.

-- Отто, пощадите меня. Я даже не знаю, правильно ли я поступила? вѣдь у меня тоже есть обязанности; но когда я васъ вижу, онѣ всѣ вылетаютъ у меня изъ головы. Всѣ мои хорошія намѣренія испаряются.

-- А мои приходятъ всегда слишкомъ поздно,-- вздохнулъ онъ.-- О! чего бы я не далъ за то, еслибы я сопротивлялся. Чего бы я не далъ за свободу?

-- А что бы вы дали?-- спросила она, и красный вѣеръ былъ развернутъ; махая имъ, она зорко наблюдала за принцемъ.

-- Я? Что вы хотите сказать? Графиня, у васъ есть новости для меня?

-- О! О!-- проговорила графиня сомнительно.

Онъ бросился въ ея ногамъ.

-- Не шутите моими надеждами,-- молилъ онъ:-- скажите мнѣ, дорогая графиня, скажите! Вы не можете быть жестокой, это не въ вашемъ характерѣ! Дать? Что я могу дать? у меня ничего нѣтъ. Я могу только молить о состраданіи.

-- Дитя,-- отвѣчала она,-- не дѣлайте этого. Это недобросовѣстно. Отто, вы знаете мою слабость. Пощадите меня. Будьте великодушны.

-- О, графиня, не мнѣ, а вамъ быть великодушной, быть сострадательной.

Онъ взялъ ея руку и пожалъ; онъ осыпалъ ее ласками и мольбами. Графиня выдержала самую пріятную осаду и затѣмъ сдалась. Она вскочила на ноги, вытащила изъ лифа приказъ, согрѣтый у нея на груди, и бросила его на полъ.

-- Вотъ!-- вскричала она.-- Я вынудила ее написать его. Воспользуйтесь имъ и погубите меня.

И она отвернулась, точно хотѣла скрыть силу своего волненія.

Отто набросился на бумагу, прочиталъ ее и громко вскрикнулъ:

-- Боже ее благослови, Боже ее благослови!

И поцѣловалъ бумагу.

Графиня была очень добрая женщина, но это было свыше ея силъ.

-- Неблагодарный!-- закричала она.-- Я вырвала у ней этотъ приказъ, я предала своего патрона, чтобы добыть его, а вы благодарите ее, а не меня.

-- Вы не можете порицать меня за это. Я люблю ее.

-- Вижу. А меня?

-- Васъ, графиня? Вы -- мой самый дорогой, добрый и великодушный другъ,-- сказалъ онъ, подходя въ ней.-- Вы были бы совершенствомъ изъ друзей, еслибы не были такой красавицей. У васъ много юмора, вы не можете не сознавать своей прелести, и время отъ времени забавляетесь, испытывая мою слабость. И иногда мнѣ бываетъ весело отъ этой комедіи. Но не сегодня: сегодня вы будете самымъ искреннимъ, вѣрнымъ, мужественнымъ другомъ и дозволите мнѣ забыть, что вы прелестны, а я слабъ. Милая графиня, дозвольте мнѣ сегодня вполнѣ вамъ довѣриться.

Онъ, улыбаясь, подалъ ей руку и она откровенно пожала ее.

-- Вы околдовали меня. Сдаюсь и должна сознаться, что вы выпутались очень ловко изъ очень затруднительнаго положенія. Принцъ, вы такъ же ловки, какъ я прелестна.

И, говоря это, она, въ самомъ дѣлѣ, была прелестна.

-- Вы выходите изъ своей роли, являясь мнѣ такой очаровательной,-- замѣтилъ принцъ, кланяясь.

-- Это моя послѣдняя стрѣла. Я обезоружена. Все это пустые заряды, mon prince! А теперь говорю вамъ, что если вы покинете эту тюрьму, то погубите меня. Выбирайте!

-- Графиня, я выбралъ и покину тюрьму. Долгъ призываетъ меня. Но, не бойтесь погибели. Напротивъ того, я предлагаю вамъ вмѣстѣ со мной, какъ медвѣдемъ на цѣпи, отправиться къ Гондремарку. Я сталъ вполнѣ безсовѣстенъ, чтобы спасти жену, я сдѣлаю все, что онъ хочетъ. Онъ будетъ удовлетворенъ. Будь онъ великъ, какъ Левіаѳанъ, и ненасытенъ, какъ могила, я удовлетворю его. И вся честь будетѣ принадлежать вамъ.

-- Рѣшено! Превосходно. Вы больше не Prince Charmant, а принцъ-волшебникъ, принцъ-Солонъ! ѣдемъ тотчасъ же. Но, постойте, я прошу, дорогой принцъ, позволенія возвратить вамъ документъ на ферму. Ферма понравилась вамъ, а я вѣдь ея не видѣла. Кромѣ того, вы захотѣли помочь крестьянину, а не я. И, наконецъ, я предпочитаю получить свой долгъ деньгами.

Оба засмѣялись.

-- Вотъ я опять сталъ фермеромъ,-- сказалъ Отто, принимая документъ,-- но за то погрязъ въ долгахъ по уши.

Графиня позвонила и комендантъ снова появился.

-- Полковникъ,-- сказала она,-- я готовилась бѣжать вмѣстѣ съ его свѣтлостью. Результатомъ нашего разговора вышло полное соглашеніе и coup d'étât устраненъ. Вотъ приказъ.

Полковникъ Гордонъ осѣдлалъ носъ серебряными очками.

-- Такъ,-- сказалъ онъ,-- я вижу подпись принцессы, но вѣдь онъ не скрѣпленъ барономъ.

-- Генрихомъ? Я здѣсь его представителемъ.

-- Отлично, ваша свѣтлость, поздравляю васъ, а себя жалѣю. Меня побѣдила красота и я остаюсь одинъ съ своимъ горемъ. Докторъ остается мнѣ въ утѣшеніе -- probus, doctue, lepidus, jucundus: ученій человѣкъ.

-- Ай, о бѣдномъ Готгольдѣ ничего не сказано?-- спросилъ принцъ.

-- Оставимъ его въ утѣшеніе коменданту,-- замѣтила графиня.

-- Надѣюсь, что ваша свѣтлость нашли меня почтительнымъ въ отправленіи временной тяжкой обязанности, выпавшей мнѣ на долю?-- спросилъ Гордонъ.

-- Полковникъ,-- отвѣчалъ Отто, протягивая ему руку:-- ваше общество само по себѣ уже было весьма пріятно. Я не только благодарю васъ за вашъ веселый нравъ, но также и за ваши философскія разсужденія, которыя мнѣ очень понравились. Надѣюсь, что вижу васъ не въ послѣдній разъ, а пока, на память о нашемъ странномъ знакомствѣ, позвольте предложить вамъ эти стихи, которые я здѣсь написалъ. Я не поэтъ, и тюремная рѣшетка плохая вдохновительница поэзіи, но я смотрю на свои стихи, какъ на курьезъ.

Лицо полковника просвѣтлѣло, когда онъ бралъ бумагу; серебряные очки опять торопливо были вздернуты на носъ.

-- Ага!-- сказалъ онъ,-- александрійскій, трагическій стихъ. Я буду беречь это стихотвореніе, какъ святыню,

"Dieux de l'immense plaine et des vastes forêts!"

-- Очень хорошо! право, очень хорошо!

"Et du géôlier lui-même apprendre des leèons!"

-- Превосходно!

-- Будетъ, комендантъ,-- закричала графиня,-- вы можете читать стихи, когда мы уѣдемъ. Отоприте намъ свои ревнивыя ворота.

-- Прошу прощенія; для человѣка съ моимъ характеромъ и вкусами, эти стихи, этотъ краснорѣчивый намекъ... весьма трогательны, увѣряю васъ. Могу я предложить вамъ конвой?

-- Нѣтъ, нѣтъ,-- отвѣчала графиня.-- Мы уѣдемъ инкогнито, какъ и пріѣхали. Мы поѣдемъ верхомъ отсюда. Принцъ сядетъ на лошадь моего грума. Поспѣшность и тайна -- вотъ все, что намъ нужно, г. полковникъ.

И она съ нетерпѣніемъ пошла впередъ. Но Отто нужно было еще проститься съ д-ромъ Готгольдомъ, и комендантъ послѣдовалъ за нимъ, держа въ одной рукѣ серебряные очки, а въ другой бумагу: онъ не могъ утерпѣть, чтобы не сообщить о своемъ стихотворномъ сокровищѣ всѣмъ, кого встрѣчалъ, и восторгъ его все усиливался, по мѣрѣ того, какъ онъ разбиралъ строчку за строчкой.

-- Объявляю,-- произнесъ онъ, наконецъ, съ видомъ человѣка, открывшаго великую тайну,-- что они напоминаютъ мнѣ стихи Робби Бернса!

Но всему бываетъ конецъ и Отто пошелъ пѣшкомъ рядомъ съ графиней вдоль горной стѣны, между тѣмъ, какъ грумъ слѣдовалъ съ лошадьми за ними. Кругомъ сіяло солнце, дулъ вѣтерокъ, проносились птицы и открывался обширный горизонтъ; главамъ представлялся цѣпкій кустарникъ, ухо внимало журчанію горныхъ потоковъ, а далеко внизу подъ ногами зелень лѣсовъ сливалась съ сапфиромъ равнинъ.

Сначала они шли молча, потому что умъ Отто былъ полонъ восхищенія свободой и природой и вмѣстѣ съ тѣмъ онъ мысленно готовился въ свиданію съ Гондремаркомъ. Но когда они обошли первый рѣзкій выступъ скалы и Фельзенбургъ скрылся изъ глазъ, графиня остановилась.

-- Тутъ мы сядемъ на лошадей. Я люблю скакать съ хорошимъ спутникомъ.

Но пока она это говорила, карета показалась изъ-за ближайшаго угла по дорогѣ немного ниже того мѣста, гдѣ они стояли. Карета медленно двигалась, а немного впереди тихо шелъ путникъ съ записной книжкой въ рукахъ.

-- Это сэръ Джонъ,-- закричалъ Отто и окликнулъ баронета.

Тотъ спряталъ записную книжку въ карманъ, поглядѣлъ въ лорнетъ и замахалъ тросточкой. И всѣ трое пошли быстрѣе на встрѣчу другъ другу. Они сошлись у впадины въ скалѣ, откуда била тонкая струя воды и дождемъ разлеталась надъ кустарникомъ. Баронетъ почтительно поклонился принцу, а въ поклонѣ графини выразилось насмѣшливое удивленіе.

-- Неужели, графиня, вы не слышали новости?-- спросилъ онъ.

-- Какой новости?-- закричала она.

-- Новости перваго разряда: въ государствѣ -- революція, республика объявлена, дворецъ сожженъ до тла, принцесса въ бѣгствѣ, Гондремаркъ раненъ.

-- Генрихъ раненъ?-- взвизгнула она.

-- Раненъ и очень сильно страдаетъ,-- подтвердилъ сэръ Джонъ.-- Его стоны...

Съ губъ графини сорвалось такое проклятіе, что въ другую, болѣе спокойную, минуту ея слушатели подпрыгнули бы на мѣстѣ. Она подбѣжала къ своей лошади, вскочила на сѣдло и, еще не успѣвъ въ немъ плотно усѣсться, поскакала во весь опоръ. Грумъ, послѣ минутнаго недоумѣнія, послѣдовалъ за ней. Въ своемъ бѣшеномъ галопѣ она чуть не задѣла каретныхъ лошадей на краю обрыва, но проскакала дальше и ущелья разносили эхо ея бѣшеной скачки. Грумъ тщетно старался ее нагнать.

На четвертомъ поворотѣ, она чуть не задавила какую-то женщину, съ трудомъ поднимавшуюся вверхъ, и та съ громкимъ крикомъ отскочила, пробывъ на волосокъ отъ смерти. Но графиня не удостоила обратить вниманія на это обстоятельство. Она скакала, какъ бѣшеная, и грумъ едва поспѣвалъ за ней.

-- Какая впечатлительная дама,-- проговорилъ сэръ Джонъ.-- Кто бы подумалъ, что она любитъ его.

Но не успѣлъ онъ выговорить этихъ словъ, какъ принцъ схватилъ его за руку.

-- Моя жена! принцесса? Что съ ней?

-- Она идетъ по дорогѣ,-- отвѣчалъ баронетъ.-- Я разстался съ ней минутъ двадцать тому назадъ.

Въ слѣдующій моментъ баронетъ остался одинъ, а принцъ бѣгомъ пустился внизъ съ горы, по слѣдамъ графини.

IV.
Дѣти въ лѣсу.

Въ то время, какъ ноги принца быстро бѣжали съ горы, сердце его, которое сначала летѣло впереди ногъ, стало колебаться и трусить. Не то, чтобы онъ пересталъ жалѣть о бѣдствіяхъ Серафины или утратилъ желаніе ее видѣть; но воспоминаніе объ ея непобѣдимой холодности проснулось въ немъ и, въ свою очередь, пробудило его вѣчное недовѣріе къ самому себѣ.

Если бы сэръ Джонъ успѣлъ разсказать ему все, еслибы онъ только узналъ, что она спѣшить въ Фельзенбургъ, онъ полетѣлъ-бы ей на встрѣчу. Но такъ какъ онъ ничего этого не зналъ, то подумалъ, что онъ опять навязывается съ своими услугами, пользуясь, быть можетъ, ея несчастіемъ, и теперь, когда она въ бѣдѣ, готовится лѣзть съ непрошенными нѣжностями къ женѣ, оттолкнувшей его въ минуты счастія. Прежнія раны, нанесенныя его тщеславію, опять заныли; опять гнѣвъ облекся личиной великодушія; онъ безусловно простятъ, поможетъ, спасетъ свою не любящую жену, но сдѣлаетъ все это на почтительномъ разстояніи, заставивъ молчать свое сердце, уважая равнодушіе Серафины, какъ невинность ребенка. Такимъ образомъ, когда, обогнувъ уголъ скалы, онъ увидѣлъ оборванную принцессу, съ трудомъ поднимавшуюся въ гору, то его первой мыслью было успокоить ее въ чистотѣ своихъ намѣреній, и онъ тотчасъ пересталъ, бѣжать и остановился. Она, съ своей стороны, протянувъ руки, побѣжала къ нему на встрѣчу съ легкимъ крикомъ, но, видя, что онъ остановился, тоже остановилась, парализованная угрызеніями совѣсти, и, наконецъ, съ виноватой робостью направилась къ тому мѣсту, гдѣ онъ стоялъ.

-- Отто,-- сказала она,-- прости меня, я все погубила.

-- О, Серафина!-- произнесъ онъ съ рыданіемъ въ голосѣ, но не двигаясь съ мѣста, частью сдерживаемый своими прекрасными намѣреніями, частью пораженный до онѣмѣнія ея утомленнымъ видомъ и оборваннымъ платьемъ. Еслибы она молчала, то они скоро очутились бы въ объятіяхъ другъ друга. Но она тоже готовилась къ этому свиданію и расхолодила драгоцѣнныя минуты своими оправданіями.

-- Ахъ,-- продолжала она,-- я все испортила. Но, Отто, выслушай меня съ снисходительностью. Я не оправдываться пришла, а сознаться въ своей винѣ. Я получила такой жестокій урокъ; у меня было время обдумать все и міръ кругомъ меня совсѣмъ перемѣнился. Я была слѣпа, и ненавидѣла свѣтъ и гонялась за тѣнью. Но когда мечта разсѣялась и я предала тебя, я думала, что убила...

Она помолчала съ секунду.

-- Я думала, что убила Гондремарка,-- прибавила она, сильно покраснѣвъ,-- и очутилась одна, какъ ты мнѣ предсказывалъ.

Упоминаніе о Гондремаркѣ точно пришпорило великодушіе

-- Ахъ,-- вскричалъ онъ,-- а чья-же это вина, какъ не моя собственная! Мой долгъ былъ остаться съ тобой, хотя бы ты меня не любила. А я ушелъ и бросилъ тебя на произволъ судьбы. Прошу тебя, прости меня и довѣрься моей любви. Только пойми меня хорошенько!-- прибавилъ онъ, видя, что она хочетъ говорить и жестомъ прося ее повременить.-- Моя любовь измѣнилась; сна очищена отъ всякихъ супружескихъ притязаній; она ничего не проситъ, ни на что не надѣется, ничего не желаетъ взамѣнъ. Забудь навсегда ту ея сторону, которая была тебѣ такъ непріятна, и прими безъ смущенія мою братскую любовь.

-- Ты слишкомъ великодушенъ,-- отвѣчала она.--Я знаю, что оскорбила твою любовь. Я не могу принять такой жертвы. Лучше оставь меня. О, ступай и предоставь меня моей судьбѣ!..

-- Ну, нѣтъ!-- сказалъ Отто:-- прежде всего намъ надо выбраться изъ этого осинаго гнѣзда, куда я тебя загналъ. Моя честь тутъ замѣшана. Я говорилъ, что бѣденъ, какъ Іовъ, но, нѣтъ же! недалеко отсюда у меня есть свой собственный домъ, куда я могу отвезти тебя. Принца Отто больше не существуетъ, попытаемъ счастья въ роли охотника Отто. Пойдемъ, Серафина; докажи, что ты прощаешь меня (я простилъ, если только есть что прощать) и постараемся выбраться изъ этого непріятнаго положенія. Ты говорила, моя душа, что если не смотрѣть на меня какъ на мужа и на принца, то я пріятный человѣкъ. Я теперь не мужъ и не принцъ и, слѣдовательно, ты спокойно можешь пользоваться моимъ обществомъ. Пойдемъ; было бы глупо дать себя захватить; ты можешь идти?

-- Отто, я все сдѣлаю, чтобы угодить тебѣ,-- отвѣчала она съ излишнимъ жаромъ.

-- Ну, такъ маршъ въ путь.

И онъ пошелъ впередъ, въ болѣе трудныхъ мѣстахъ оборачиваясь назадъ, чтобы помочь ей. Лицо ея каждый разъ при этомъ прояснялось и она съ отчаяніемъ въ глазахъ взглядывала на него. Онъ видѣлъ это, но не смѣлъ понять, какъ слѣдуетъ. "Она не любитъ меня", говорилъ онъ самому себѣ. "Это раскаяніе или благодарность. Я былъ бы не джентльменъ, если бы воспользовался такой жалкой уступкой".

Когда они спустились въ долину, то увидѣли, что горныйпотокъ, превратившійся здѣсь уже въ настоящую рѣчку, запруженъ былъ плотиной и на ней стояла мельница.

Мельникъ, заслышавъ шаги, вышелъ на порогъ; онъ и Отто взаимно узнали другъ друга и вздрогнули.

-- Здравствуйте, мельникъ,-- сказалъ принцъ.-- Вы были, какъ видите, правы, а я ошибался. Я сообщаю вамъ новость и приглашаю идти въ Митвальденъ. Мой тронъ поверженъ... и ваши собраты по Фениксу правятъ государствомъ.

Краснощекій мельникъ выразилъ на лицѣ своемъ удивленіе.

-- А ваша свѣтлость?-- запинаясь проговорилъ онъ.

-- Моя свѣтлость обратилась въ бѣгство, и направляется къ границѣ.

-- Вы оставляете Грюневальдъ? это немыслимо!

-- Хотите арестовать насъ, пріятель?-- съ улыбкой спросилъ Отто.

-- Арестовать васъ? я?-- вскричалъ мельникъ.-- За кого ваша свѣтлость меня принимаете? Помилуйте, да я увѣренъ, что во всемъ Грюневальдѣ не найдется человѣка, который бы наложилъ на васъ руку.

-- О, многіе, многіе! но отъ васъ, который былъ смѣлъ войной во время моего величія, я скорѣй ожидаю помощи въ моемъ несчастіи.

Мельникъ сталъ цвѣта свеклы.

-- И вы не ошибаетесь. Могу я попросить васъ и вашу супругу войти въ мой домъ.

-- Намъ некогда, но еслибы вы были такъ добры и принесли намъ сюда рюмку вина, то сдѣлали бы намъ удовольствіе и услугу.

Мельникъ покраснѣлъ пуще прежняго. Онъ поторопился принести вино въ кружкѣ и три прозрачныхъ хрустальныхъ бокала.

-- Ваша свѣтлость, не думайте, что я настоящій пьяница,-- сказалъ онъ, наполняя рюмки.-- Въ то время, когда я на бѣду попался вамъ на глаза, я былъ немножко подъ хмѣлькомъ, но обыкновенно я человѣкъ трезвый и даже этотъ бокалъ, который я пью за ваше здоровье (и за здоровье принцессы), для меня необычное дѣло.

Всѣ трое выпили вина и затѣмъ, отказавшись отъ дальнѣйшаго гостепріимства, Отто и Серафина продолжали свой путь по долинѣ, въ которой стали показываться высокія деревья.

-- Я долженъ былъ загладить свою вину передъ этимъ человѣкомъ,-- сказалъ принцъ,-- потому что въ послѣдній разъ, какъ я его видѣлъ, я жестоко обидѣлъ его. Быть можетъ, я сужу по себѣ, но начинаю думать, что человѣкъ отъ униженія не выигрываетъ.

-- Это совсѣмъ въ твоемъ духѣ,-- отвѣчала она:-- ты по добротѣ настоящій принцъ.

Она взглянула на него съ любовью, говоря это, и Отто встрепенулся.

-- Не говори мнѣ такихъ вещей!

-- Отто, я никогда не умалчивала про дурное, когда дурное подумала; зачѣмъ же я буду молчать про хорошее?

-- Хорошо, хорошо,-- перебилъ онъ, краснѣя.-- Но подумаемъ сперва о нашей безопасности. Мой мельникъ прекрасный человѣкъ, но пальца въ ротъ ему класть не слѣдуетъ. Если мы будемъ идти вдоль по рѣкѣ, то она приведетъ насъ, послѣ безконечныхъ извивовъ, къ моему дому. Но тутъ есть проселочная тропинка, до того пустынная, что даже кабанъ рѣдко показывается на ней. Можешь ты идти по этой тропинкѣ, или же ты слишкомъ устала?

-- Я пошла бы за тобой на луну.

-- Что ты, что ты,-- отвѣчалъ онъ, глупо растерявшись,-- я хочу сказать, что тропинка очень трудная. Надо продираться сквозь кусты и репейники.

-- Неужели ты думаешь, что я такая нѣженка? Я такъ же мало боюсь репейниковъ, какъ и ты. Пойдемъ, показывай дорогу. Забудемъ, что мы когда-либо были владѣтельными князьями; я -- Ева, ты -- Адамъ. Увидишь, что я умѣю, подобравъ юбки, перескакивать черезъ рвы и ручейки. Пойдемъ; посмотри, вотъ полянка; возьмемся за руки и побѣжимъ.

Въ самомъ дѣлѣ, они вышли на открытое мѣсто, зеленую и невинную лужайку, окруженную величественными деревьями. Она какъ будто приглашала къ дѣтскимъ играмъ и принцъ съ принцессой сдѣлали, какъ она предлагала. Рука ее лежала теплая и отзывчивая въ его рукѣ, и сердце въ немъ забилось не отъ того, что онъ бѣжалъ, но отъ ея близости. Когда они добѣжали до конца лужайки, она бросилась на землю и усадила его подлѣ себя, не выпуская его руки.

-- Представимъ себѣ, что мы никогда до сихъ поръ не встрѣчались,-- сказала она.-- Ты меня не знаешь и я разскажу тебѣ мою исторію. Я была заворожена и сидѣла въ очарованномъ замкѣ, какъ вдругъ моя тюрьма рухнула и я убѣжала въ лѣсъ. Мнѣ кажется, что я до сихъ поръ не дышала; сердце во мнѣ было мертво. Но вотъ я пришла въ ручью и сѣла около него; луна свѣтила, а затѣмъ наступила заря и я была обращена въ живую женщину. Вотъ моя исторія; разсказывай теперь свою.

-- У меня нѣтъ никакой исторіи, кромѣ того, что я былъ большимъ безумцемъ и такимъ же остался.

-- Дай, я тебѣ погадаю,-- сказала она, глядя на его руку.-- Вотъ, я вижу по линіямъ твоей руки, что ты всегда будешь великодушенъ, даже съ тѣми, которые этого не заслуживаютъ; но я вижу также, что ты также и гордъ, и вполнѣ заслуживаешь любви и будешь любимъ; и тебя до сихъ поръ не понимали, а теперь всѣ твои друзья тебя обожаютъ.

-- Кто меня обожаетъ?

-- Всѣ!-- закричала она.

И вдругъ прибавила:

-- Оглядись кругомъ себя, на эту долинку, гдѣ листочки распускаются на деревьяхъ и цвѣты начинаютъ циклъ. Вотъ, гдѣ мы встрѣтились съ тобой и встрѣтились впервые; лучше забыть все, что было, и начать жизнь сначала. Я никогда тебя не видѣла, ты никогда меня не видалъ до сегодня. О! какой есть цѣлебный бальзамъ для нашихъ прегрѣшеній, божій даръ -- забвеніе! И какое счастіе проснуться взрослыми дѣтьми. Нѣтъ, мы до сихъ поръ никогда не встрѣчались.

-- Серафина,-- отвѣчалъ онъ,-- пусть будетъ такъ; пусть все, что было, останется дурнымъ сномъ; пусть ты меня никогда не видѣла, я на тебѣ не женился, не обижалъ тебя; пусть я тебѣ посторонній. Я видѣть долгій сонъ и въ этомъ снѣ обожалъ дѣвушку, недобрую, но красивую, во всѣхъ отношеніяхъ стоявшую выше меня, но холодную, какъ ледъ. И въ новомъ снѣ вдругъ увидѣлъ, что она измѣнилась и растаяла, тронулась моей любовью и отвѣчала на нее. И я -- у котораго нѣтъ другихъ достоинствъ, кромѣ любви, рабской и покорной -- лежалъ тихо и не смѣлъ пошевелиться, изъ боязни проснуться.

-- И не шевелись,-- произнесла она съ глубокимъ чувствомъ въ голосѣ.-- Не шевелись, мой другъ, а не то мы оба проснемся. Я тоже видѣла страшный сонъ. И вотъ, сидя здѣсь, говорю себѣ, что жилъ-былъ волшебный принцъ, который любилъ глупую и холодную дѣвчонку, любилъ, не смотря на всѣ испытанія; любилъ неблагодарную, измѣнницу, дерзкую, и когда, наконецъ, Богъ смягчилъ душу его негодной жены, его великое сердце простило ей все.

Такъ бесѣдовали они въ лѣсу, гдѣ царила весна, а тѣмъ временемъ въ Митвальденской ратушѣ провозглашалась республика.

Библіографическій постскриптумъ, служащій эпилогомъ романа.

Читатель, хорошо знакомый съ новѣйшей исторіей, не станетъ требовать подробностей объ участи республики. Самый вѣрный разсказъ объ этомъ можно найти, въ мемуарахъ Греназнгезанга (7 томовъ, Лейпцигъ), написанныхъ нашимъ мимолетнымъ знакомцемъ, докторантомъ Редереромъ. Докторантъ, съ обычной вольностью біографа, дѣлаетъ изъ своего героя великаго человѣка, центральную фигуру своего дѣла. Но, съ этой оговоркой, книга написана вѣрно и интересно.

Читатель, разумѣется, знакомъ съ энергическими и блестящими страницами сэра Джона (2 тома; Лондонъ, Лонгманъ, Герстъ, Рисъ, Ормъ и Броунъ). Сэръ Джонъ, который въ нашемъ историческомъ романѣ играетъ третьестепенную роль, въ своей собственной книгѣ выступаетъ на первый планъ. Его фигура такъ нарисована во весь ростъ и самодовольство автора нашло оправданіе въ восхищеніи публики. Но одинъ пунктъ, однако, требуетъ поясненія: глава о Грюневальдѣ была разорвана рукой самого автора въ дворцовомъ саду; какимъ же образомъ она цѣликомъ попала въ мою скромную книгу? А вотъ какъ: этотъ замѣчательный литераторъ былъ человѣкъ методическій; "двухъ экземплярный Ювеналъ" -- такъ обозвалъ его какой-то зоилъ. И когда онъ роворвалъ вышеупомянутые листки, то больше для того, какъ онъ объяснялъ впослѣдствіи, чтобы доказать свою искренность, нежели съ мыслью истребить ихъ безъ возврата. Въ то время у него былъ второй рукописный экземпляръ его книги. Но глава, какъ читатель знаетъ, была честно выпущена изъ знаменитыхъ "Мемуаровъ о различныхъ европейскихъ дворахъ".

Библіографія можетъ дать намъ дальнѣйшія свѣденія о нашихъ герояхъ. Передо мной небольшой томъ (напечатанный для интимнаго обращенія, безъ имени издателя): Poésies, par Frédéric et Amélie". Мой экземпляръ достался мнѣ случайно и имя перваго его владѣльца написано на заглавномъ листѣ рукой самаго принца Отто. Скромный эпиграфъ: "La rime n'est pas riche", можетъ быть приписанъ тому-же сотруднику. Онъ очень вѣренъ и я нашелъ этотъ томикъ необыкновенно скучнымъ. Тѣ стихотворенія, въ которыхъ мнѣ кажется, что я узнаю руку принцессы, особенно скучны и тяжелы. Но книжечка имѣла успѣхъ среди той публики, для которой была предназначена; я слышалъ, что вышелъ второй томъ этихъ стихотвореній, но не могъ досталъ его. Тутъ мы можемъ разстаться съ Отто и Серафиной, т.-е. съ Фредерикомъ и Амаліей -- мирно старѣющимися при дворѣ отца послѣдней, пописывая французскіе стишки и сообща держа корректуры.

Но просматривая дальше каталогъ книгъ, я вижу, что м-ръ Суинбернъ посвятилъ громкое лирическое стихотвореніе и шестнадцать энергическихъ сонетовъ памяти Гондремарка. Это имя по меньшей мѣрѣ дважды появляется въ трубныхъ гласахъ Виктора Гюго, прославляющихъ патріотовъ различныхъ странъ. И недавно, когда я уже считалъ свое дѣло оконченнымъ, я напалъ на слѣды потерпѣвшаго фіаско политика и его графини... Въ "Diary of J. Hogg Cotterill, Esq". (весьма интересномъ сочиненіи),-- я прочиталъ, что м-ръ Коттериль, въ бытность свою въ Неаполѣ, былъ представленъ "барону и баронессѣ Гондремаркъ: онъ -- нѣкогда надѣлалъ шуму, она -- все еще красавица и оба чрезвычайно умны. Она очень хвалила, какъ я говорю по-французски,-- говорила, что ни за что не признала бы во мнѣ англичанина, была знакома съ моимъ дядей, сэромъ Джономъ, въ Германіи, нашла, что у меня есть съ нимъ фамильное сходство и его величественныя и вѣжливыя манеры... приглашала меня къ себѣ".

И дальше:

"Посѣтилъ баронессу фонъ Гондремаркъ; остался очень доволенъ... весьма образованная, умная женщина, старой школы, нынѣ уже угасшей... Читала мои "Remarks on Sicily"... Эта книга напомнила ей книгу моего дяди, но она нашла въ ней больше изящества... я боялся, что, можетъ быть, за то она показалась ей менѣе энергической... увѣряла, что нѣтъ... болѣе мягкое изложеніе... болѣе литературнаго изящества, но столько же энергіи мысли и твердости въ описаніяхъ. Чрезвычайно лестно. Я проникся истиннымъ уваженіемъ въ этой благородной патриціанкѣ" Знакомство продолжалось нѣкоторое время, и когда м-ръ Коттериль выѣхалъ изъ Неаполя въ свитѣ лорда Протокола, какъ онъ тщательно извѣщаетъ насъ объ этомъ, на кораблѣ флага адмирала Ярдарма, одной изъ главныхъ причинъ его сожалѣнія, что онъ покидаетъ Неаполь, было то, что онъ разстается "съ этой крайне умной и симпатичной лэди, которая уже смотритъ на меня, какъ на младшаго брата".

А. Э.

"Вѣстникъ Европы", NoNo 1--3, 1886

OCR Бычков М. Н.

Оставить комментарий Стивенсон Роберт Льюис (перевод: Анна Энквист) (yes@lib.ru) Год: 1885 Обновлено: 03/11/2015. 372k. Статистика. Роман: Проза, Переводы Романы	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: Prince Otto. Перевод Анны Энквист. Текст издания: "Вѣстникъ Европы", NoNo 1-3, 1886.

Стивенсон Роберт Льюис Принц Отто

Странствующій принцъ.

О любви и о политикѣ.

Счастливая бѣда.

Стивенсон Роберт Льюис
Принц Отто