Then there were sighs, the deeper for suppression,
Ant stolen glances, sweeter for the theft,
And burning blushes, though for no transgression.
1 И вдох тем глубже, чем вздохнуть боится,
Поймает взор и сладостно замрет,
И вспыхнет вся, хоть нечего стыдиться.
Байрон. Дон Жуан, п. 1, ст. 74.
Yet Juli as very coldnes still waskind,
And tremulously gentle her small hand
Withdrew itself from his, but left behind
A little pressure, thrilling, and so bland
And slight, so very slight that to the mind,
1 Была в ней даже холодность мила.
Вдруг вздрогнула хорошенькая ручка
И выскользнула из его руки,
Пожатьем нежным бегло подарив.
Столь незаметным, столь неуловимым,
Что он, вздохнув, подумал -- быть не может.
Байрон. Дон Жуан, п. 1, ст. 71.
О, how this pring of love ressembleth
The uncertain glory ofan April day;
Which now shows all the beauty of the sun;
And by and by a cloud takes ail away!
1 Весна любви напоминает нам
Апрельский день, изменчивый, неверный.
То весь он блещет солнечным теплом,
То вдруг нахмурится сердитой тучей.
Шекспир. Два веронца, д. I, явл. 3.
Souvenir ridicule et touchant: le premier salon où а dix-huit ans l'on a paru seul et sans appui! Le regard d'une femme suffisait pour m'intimider. Plus je voulais plaire, plus je devenais gauche. Je me faisais de tout les idées les plus fausses; ou je me livrais sans motifs, ou je voyais dans un homme un ennemi, parce qu'il m'avait regardé d'un air grave. Mais alors, au milieu des aiffreux malheurs de ma timidité, qu'un beau jour était beau!
1 Забавное, трогательное воспоминание: первая гостиная, в которую восемнадцатилетний юноша вступает один, без поддержки! Достаточно было одного беглого женского взгляда, и я уже робел. Чем больше я старался понравиться, тем больше я обнаруживал свою неловкость. Мои представления обо всем -- как они были далеки от истины: то я ни с того ни с сего привязывался к кому-нибудь всей душой, то видел в человеке врага, потому что он взглянул на меня сурово.
Но среди всех этих ужасных мучений, проистекавших из моей робости, сколь поистине прекрасен был ясный, безоблачный день.
Le besoin d'anxiete, tel était le caractère de la belle Marguerite de Valois, ma tante, qui bientôt épousa le roi de Navarre, que nous voyons de présent régner en France sous le nom de Henri IV-e. Le besoin de jouer formait tout le secret du caractère de cette princesse aimable; de lа ses brouilles et ses raccommodements avec ses frères des l'âge de seize ans. Or, que peut jouer une jeune fille? Ce qu'elle a de plus précieux: sa réputation, la considération de toute sa vie.
Mémoires du duc d'Angoulême, fils naturel de Charles IX1
1 Жажда треволнений -- таков был характер прекрасной Маргариты Валуа, моей тетки, которая вскоре вступила в брак с королем Наваррским, царствующим ныне во Франции под именем Генриха IV. Потребность рисковать -- вот в чем секрет характера этой обворожительной принцессы; отсюда и все ее ссоры и примирения с братьями, начиная с шестнадцатилетнего возраста. А чем может рисковать молодая девушка? Самым драгоценным, что у нее есть: своим добрым именем. По нему судится вся жизнь ее.
"Мемуары герцога Ангулемского, побочного сына Карла IX".
There also was of course in Adeline
That calm patrician polish in the adress,
Which ne'er can pass the equinoctial line.
Of any thing which Nature would express:
Just as a Mandarin finds nothing fine,
At least his manner suffers not to guess
That any thing he yiews can greatly please.
Don Juan, с. XIII, st. 84l
1 У Аделины, несомненно, был
Патрицианский холод в обращенье,
Тот светский лоск, что сдерживает пыл
Всех чувств живых, страшась, как преступленья,
Нарушить равновесье. Так застыл,
Невозмутим, исполненный презренья,
В своем величье, важный мандарин.
Байрон. Дон Жуан, п. XIII, стр. XXXIV.