Сю Эжен
Отравители

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Сцены ямайских нравов.

   

НОВѢЙШІЯ
ПОВѢСТИ и РАЗСКАЗЫ.

СОЧИHEHІЕ
ЕВГЕНІЯ-СЮ, БАЛЬЗАКА И ОЖЕРА.

ПЕРЕВОДЪ СЪ ФРАНЦУЗСКАГО.

II.

   

МОСКВА.
ВЪ ТИПОГРАФІИ Н. СТЕПАНОВА.
1835.

   

ОТРАВИТЕЛИ.

СЦЕНЫ ЯМАЙКСКИХЪ НРАВОВЪ.

I.
Господинъ Плантаціи.

   Г. Вилль былъ самый достойный почтенія, честнѣйшій изъ всѣхъ богатыхъ владѣльцевъ Ямайкскихъ плантацій. Онъ былъ богатъ, потому что его владѣнія простирались отъ Аколлы до Карбета; онъ былъ добръ, и сосѣди обвиняли его въ излишней снисходительности къ чернымъ.
   Главное было то, что Г. Вилль получалъ газету Times, и Негро-любивый духъ сей газеты раскрылъ въ немъ чувства самыя филантропическія, которыя, вѣроятно, подавлены бы были въ его сердцѣ, ежелибъ не были растроганы чтеніемъ помянутыхъ, достойныхъ уваженія листовъ, чтеніемъ, которое Г. Вилль поэтически сравнивалъ съ благодѣтельною росою, которая способствуетъ произрастанію и цвѣту сахарнаго тростника, потому что господинъ плантаціи былъ начитанъ, очень начитанъ; ибо онъ читалъ гораздо болѣе, чѣмъ уставъ о Черныхъ и Ямайкскаго Меркурія.
   Однимъ утромъ Г. Вилль пошелъ посѣтить свою сахаро-варителыищу, называемую Anse aux bananiers. Впереди его двое Негровъ, вооруженные ножами, шли босикомъ. Сіи вѣрные слуги, одѣтые только въ однѣ холщеныя шировары, долженствовали, сбирая колючія тернія, прокладывать дорогу для мула, на коемъ ѣхалъ ихъ господинъ, и убивать пресмыкающихся, которыя могли его смертельно уязвить, потому что всѣмъ извѣстно, что змѣя съ копейнымъ жаломъ очень опасна, а господинъ плантацій такъ дорожилъ своимъ животнымъ, что не отдалъ бы оное и за пятьдесять кадрюплей.
   Прибывши, онъ увидѣлъ надзирателя заведенія, который наказывалъ Негра, привязаннаго къ бревну.-- Гей! Яковъ! закричалъ господинъ; въ чемъ провинился этотъ невольникъ?
   -- Онъ хотѣлъ убѣжать и сдѣлаться каштаннымъ {Каштанными Неграми называютъ тѣхъ, которые убѣгаютъ въ горы, чтобъ жить на свободѣ.}.... По закону слѣдуетъ пятьдесять ударовъ плетью, но какъ вы изволили всѣ наказанія убавить вполовину, то ему надо дать только двадцать пять.... Онъ получилъ еще только двѣнадцать....
   -- Продолжай! изрекъ благодѣтетельный Г. Вилль при восклицаніяхъ своихъ негровъ, которые гордились, что имѣютъ столь добраго господина.
   Онъ взошелъ потомъ на сахарную мельницу. Сія машина состояла изъ двухъ огромныхъ цилиндрическихъ камней, вертящихся на своихъ осяхъ, оставляя между собою самый маленькій промежутокъ, въ который вкладывался сахарный тростникъ, подвигаемьый по мѣрѣ того, какъ мельница оный вбираетъ и сотретъ. Шаги Г. Вилля, идущаго по пальмовымъ листьямъ, набросаннымъ на полу мельницы, не могли быть услышаны молодою Негритянкою, подкладывавшей тростникъ въ мельницу.... но не на мельницу обращались особенно взоры бѣдной дѣвушки, но на молодаго и прекраснаго Негра съ выразительными глазами, бѣлыми зубами и съ черною блестящею кожею на тѣлѣ.
   Иногда прекрасный Негръ приближалъ свой губы къ нѣжнымъ губамъ дѣвушки; и тогда она склоняла нарочно голову и уста ея любовника цѣловали только ея длинные шелковидные волосы.
   Тогда бѣдная дѣвушка хохотала изо всей силы.... Между тѣмъ огромные цилиндры втаскивали и вытаскивали длинный тростникъ, и она, сообразно движенію онаго, приближалась къ машинѣ, не смотря и занимаясь своимъ любовникомъ.
   -- Мели, говорилъ онъ ей, ты отказываешь мнѣ въ поцѣлуѣ!... Зачѣмъ же я подарилъ тебѣ прекрасный шейный уборъ изъ перьевъ колибри? Часто для тебя я ловилъ ящерицъ съ голубоватою, золотовидною чешуею; я далъ тебѣ передникъ, который пожелала бы имѣть первая красавица мулатка нашей страны.... Разъ двадцать носилъ за тебя ноши. Сіи глубокія раны доказываютъ, что не разъ принималъ я за тебя наказаніе, которое тебѣ слѣдовало, упуская любимаго господиномъ голубя.... и за все это одинъ только поцѣлуй, одинъ только!...
   Мели не была неблагодарною, нѣтъ, она и сама протянулъ съ улыбкою къ нему свои коралловыя губки.... какъ вдругъ испустила ужасный вопль, заставившій обернуться почтеннаго Г. Вилля, который искалъ уже надзирателя, чтобъ велѣть ему наказать плетью шутливую и праздную Негритянку.
   Занятая совершенно своею любовью, подвигая не смотря безпрестанно руку къ машинѣ, несчастная не замѣтила, что въ оной не было уже болѣе тростника, и въ ту минуту, когда любовникъ обнималъ ее, она вставила кисть руки между цилиндрами, которые, продолжая оную втягивать, раздробили.... Рука послѣдовала бы за кистью; ежелибъ молодой Негръ не бросился на спасительный топоръ {Сіе произшествіе такъ обыкновенно, что нарочно кдадутъ для сего близь мельницы топоръ.} и однимъ ударомъ не отдѣлилъ бы отъ руки кисти, которая исчезла стертая въ дребезки между камнями.
   Негръ былъ осужденъ къ сорока ударамъ плетью за то, что задержалъ производство работъ и изуродовалъ Негритянку его господина. Что же касается до Мели} то ее уволили отъ наказанія за безразсудство, потому что она не была главнѣйшею причиною, и вредъ, который она себѣ сдѣлала, былъ болѣе убыточенъ для ея господина, чѣмъ для нее собственно: она потеряла только одну руку, а онъ потерялъ по крайности сотню гурдовъ {Изуродованный Негръ теряетъ покрайности треть своей цѣнности.}. Потомъ отослали ее въ больницу плантацій, потому что прежде всего надобно быть человѣколюбивымъ.
   Тогда вновь раздались радостныя восклицанія. Господинъ плантацій возвратился домой, сопровождаемый благословеніями своихъ невольниковъ, закурилъ свою сигарку, раскинулся на своемъ сафьянномъ тюфякѣ, пилъ много и приказалъ своимъ невольникамъ позвать къ нему Іафета, какъ скоро онъ его кликнетъ.
   И потомъ, какъ ничто не располагпетъ болѣе къ спокойствію, какъ доброе дѣло, онъ заснулъ крѣпкимъ сномъ.
   

II.
Іафетъ.

   Іафетъ былъ Негръ, Конго, необыкновенно смѣтливый, несравненно ловкій и долгое время онъ занималъ должность надзирателя за охотничьими собаками Г. Вилля, который черезъ сіе оказывалъ ему особенный родъ уваженія и довѣренности. Но уже прошло пятнадцать дней съ тѣхъ самыхъ поръ, какъ Іафетъ былъ отрѣшенъ отъ своей должности и замѣщенъ другимъ Негромъ. Онъ сдѣлался задумчивъ, бранчивъ, худѣлъ видимо, не отзывался на ласки своей жены Изиды и съ трудомъ даже ѣлъ маньоко, ею приготовляемый всякій вечеръ со вздохомъ. Когда ему сказали, что господинъ его спрашиваетъ, онъ сидѣлъ въ своей хижинѣ безмолвенъ, устремивъ глаза на пустую колыбель и въ такомъ безчувствіи, что надобно было сильно потрясти его, чтобъ принудить опомниться, его, который былъ первымъ корифеемъ въ Caladou и Bamboula {Танцы Негровъ.}, когда, въ часъ прекраснаго вечера, Негры танцовали при звукѣ бубновъ и калебассъ, наполненныхъ зернами золотолистника.
   Онъ вышелъ не обратя даже взгляда на свою жену и пошелъ къ господской хижинѣ, которая отличалась отъ прочихъ своими зелеными ставнями, блестящей и гладкой кровлею, и густыми пальмами, оную отѣнявшими.
   Господинъ, небрежно лежа на постелѣ, игралъ куркомъ своего охотничьяго ружья: то спускалъ, то взводилъ оный. Негръ вошелъ. Его черты, хотя запечатлѣнныя сильною печалію, были спокойны; но вдругъ ужаснѣйшее выраженіе ненависти и бѣшенства блеснуло на его лицѣ, которое мгновенно воспріяло вновь свою обыкновенную неподвижность.
   Но не сердитый взоръ Г. Вилля, не ружье имъ держимое возбудили гнѣвъ и страхъ Іафета; но видъ ловкаго Негра, который, сидя у ногъ своего господина, шутилъ съ прекрасной Испанской собачкою, и своей злой и насмѣшливой улыбкой выказывалъ съ намѣреніемъ, до какой степени пользуется онъ довѣренностію своего господина.
   -- Іафетъ! сказалъ ему достойный Г. Вилль, я примѣчаю болѣе и болѣе твою небрежность.... Вопервыхъ ты худѣешь, между тѣмъ какъ добрый Негръ долженъ всегда стараться быть здоровымъ, чтобъ дѣлать честь своему господину и показывать, что онъ стоитъ хорошихъ денегъ.... Напротивъ того собаки мои худѣли; я отнялъ у тебя присмотръ за ними, далъ тебѣ другую должность; но ты и оную также исполняешь дурно. Ты не будешь болѣе ко мнѣ показываться и будешь заниматься съ другими Неграми одинаковыми работами; ты не будешь ходить со мною въ городъ, и Шамъ зайетъ твои должности.
   И тогда можно было сказать, что глаза Іафета хотятъ выпрыгнуть изъ своихъ мѣстъ. Онъ держалъ въ рукѣ ключь отъ двери, который сжалъ такъ крѣпко, что тотъ погнулся....
   -- Простите, Милостивѣйшій Государь!... Простите! пробормоталъ онъ послѣ минутнаго молчанія.... Девять дней только тому назадъ, какъ я началъ не заниматься своею должностію, а да тѣхъ поръ....
   -- До тѣхъ поръ, это правда, ты былъ всегда достойнымъ слугою, сказалъ господинъ, бросая кусочикъ сахару Шаму, который началъ отнимать оный у Испанской собачки, но съ той поры, надобно имѣть мое великодушіе, чтобъ не заставить тебя умереть подъ плетью Надзирателя, ибо пусть Богъ меня покараетъ, если я понинаю, чему приписать таковую перемѣну въ твоемъ поведеніи.
   Тогда Іафетъ, какъ бы вышедшій побѣдителемъ изъ внутренней борьбы самъ съ собою, произнесъ съ трудомъ и какъ бы не хотя: "Это отъ того, что девять дней тому назадъ, какъ мой сынъ исчезъ.... и я не могу ни о чемъ думать, кромѣ сей ужасной потери.... Я любилъ столько моего первенца!"
   -- Твой сынъ исчезъ! подхватилъ почтенный Вилль, вставая съ своего мѣста и прикладываясь въ Іафета своимъ ружьемъ, которое, по счастію, не было заряжено: ибо Іафетъ стоилъ по крайности триста гурдовъ. Твой сынъ исчезъ!... негодяй!... Негрёнокъ лучшей породы!... Прекрасно, не удовольствовашись тѣмъ, что ты пренебрегалъ моими собаками, ты теряешь своего сына.... ты хочешь меня раззорить! Слушай, если завтра, въ этотъ часъ, твой сынъ не найдется, если черезъ десять дней ты не будешь здоровъ по прежнему, то будешь жестоко наказанъ. Убирайся вонъ и чтобъ я не видѣлъ тебя болѣе; а ты, мой любезный Шамъ, вотъ возьми эти часы, которые я было назначилъ для этаго негодяя, возьми ихъ: ты заслужилъ таковый подарокъ, потому что ты мнѣ такъ служишь, какъ никогда не умѣлъ этотъ безумный. А ты... ступай вонъ! или клянусь тебѣ, что ты познакомишься съ моимъ ружьемъ!
   Надобно знать, до какой степени простирается ненависть и ревность между Неграми, чтобъ постигнуть то, что испытывалъ Іафетъ: онъ попятился назадъ, и вышелъ сложа руки и не произнося ни слова; но онъ устремилъ быстрый и пламенный взоръ на Шама съ неизъяснимою выразительностію.
   Когда онъ вышелъ вонъ, то засмѣялся такимъ смѣхомъ, который заставилъ трепетать Г. Вилля, между тѣмъ какъ Шамъ предавался дѣтской радости, поднеся часы къ уху и слушая какъ они стучали.
   

III.
ОТРАВИТЕЛИ *.

   * Еще въ 1822 году на всѣхъ Анитильскихъ островахъ, Франціи и Англіи принадлежащихъ, существовала секта отравителей. Сей родъ тайнаго судилища, составленный изъ каштановыхъ Негровъ, собирался въ извѣстныя времена въ непроходимыхъ ущеліяхъ, извѣтныхъ только островскимъ Неграмъ. Оному каждый Негръ приносилъ свою жалобу, разсказывалъ о причинахъ желаемаго отмщенія и потомъ, произнеся обычную клятву, получалъ частичку яду, которою могъ истребить животныхъ или бѣлыхъ людей. Послѣдніе изъ сихъ отравитлей были казнены въ 1823 году.
   
   Была уже ночь; ничего не было слышно, кромѣ шуму высокихъ пальмъ, колеблемыхъ вечернимъ вѣтромъ, произительныхъ криковъ ящерицы, или печальнаго пѣнія витютней и жериссъ.
   Одинъ человѣкъ съ трудомъ карабкался на остроконечную гору, составлявшую подножіе Суфріера, горы, лежащей на сѣверо-западной оконечности Ямайки. Часто онъ прицѣплялся къ ліанамъ, висѣвшихъ на массахъ краснаго гранита, иногда съ помощію палки, окованной желѣзомъ, которою дѣйствовалъ весьма искусно, прыгалъ съ одного обрыва горы на другой, и можно бы было ужаснуться, видя его иногда почти висѣвшимъ надъ сими бездонными пропастями.... Одинъ разъ, изтомленный усталостію, скользя по косвенной тропинкѣ и ища подпоры, на чемъ бы можно было удержаться, увидѣлъ колеблющійся надъ собою одинъ изъ сихъ прекрасныхъ кактусовъ съ красными и бѣлыми цвѣтами, и схватилъ оный... но вдругъ отбросилъ съ ужасомъ сіе холодное и липкое тѣло. Это была весьма большая змѣя, которая играла, освѣщаемая лучами мѣсяца. Человѣкъ скатился почти съ горы, но въ своемъ паденіи онъ встрѣтилъ кучу густыхъ и твердыхъ ракитниковъ, прицѣпляется къ онымъ, примѣчаетъ тропинку въ десяти шагахъ, закрываетъ глаза, падаетъ и узнаетъ дорогу, которая долженствовала его прямо довести до вершины горы.
   Сей человѣкъ былъ Іафетъ, изтерзанный, окровавленный; ни одна жалоба не вырывалась изъ его стѣсненной груди; только взоръ его блисталъ въ темнотѣ, и время отъ времени имя сына вырывалось изъ его устъ.
   Послѣ неслыханныхъ усилій, онъ достигъ наконецъ вершины горы. Она была совершенно покрыта пальмовыми, алоевыми и банановыми деревьями, которыя еще не чувствовали прикосновенія сѣкиры и такъ срослись густо, что Іафетъ никогда не успѣлъ бы проникнуть между сими деревьями, переплетшимися и перепутавшимися во всѣхъ направленіяхъ, если бы его отличный ножъ не просѣкъ ему наконецъ дороги между симъ густымъ лѣсомъ.
   Примѣтивъ издали красноватый блескъ, онъ началъ смѣяться страннымъ образомъ, воткнулъ свой ножъ за поясъ и сталъ прислушиваться.... Слышны были только крики ящерицы и печальная пѣснь витютней и жериссь....
   Іафетъ нашелъ наконецъ проложенную дорогу; онъ долго по ней слѣдовалъ, прислушиваясь со вниманіемъ.
   Скоро онъ сталъ различать странные и торжественные голоса, но еще слабые и въ отдаленіи.... Онъ затрепеталъ и удвоилъ шаги.... Голоса стали слышнѣе.... Негръ приближался съ ужасною быстротою.... вдругъ перестали пѣть, послѣдовало мгновенное молчаніе.... и чрезъ нѣсколько времени услышали крикъ дитяти, сначала страшно-пронзительный, потомъ умирающій и судорожный.... Казалось, что имя Іафета произносимо было при послѣднемъ издыханіи.
   Іафеть, окаменѣлый, оставался неподвижнымъ, съ блудящими взорами.... "Возможно ли!" сказалъ онъ, "неужели я пришелъ уже поздно!... Адъ и смерть!... Шоетъ, сказали мнѣ въ темнотѣ, твой сынъ находится на Суфріерѣ.... Тамъ предалъ его.... Можетъ быть онъ служитъ для ихъ чародѣйскихъ заклинаній.... Бѣги, спѣши къ горѣ, еще есть время... проклятіе и адъ.... Тамъ! Тамъ!..."
   Странныя и торжественныя пѣнія часъ отъ часу дѣлались громче, и Іафетъ продолжалъ бѣжать, произнося проклятія, на красноватый свѣтъ, который окрашивалъ пурпуровымъ цвѣтомъ часть огромныхъ деревьевъ густаго лѣса, между тѣмъ какъ другія обрисовывались черными массами надъ симъ воспламененнымъ основаніемъ.
   Іафетъ наконецъ добѣжалъ, спрятался позади уступа горы, которая далеко отбрасывала его глѣнь, и началъ разсматривать....
   Посрединѣ обширной прогалины было собраніе большаго количества Негровъ, которые, сидя съ сложенными крестообразно руками, устремляли пристально свои взоры на трехъ черныхъ Негровъ, окружавшихъ стальную вазу, поставленную на пламенѣющій костеръ; подлѣ нихъ находилась еще свѣжая и окровавленная дѣтская голова, воткнутая на длинную бамбуковую палку: это была голова Іафетова сына. Тѣло дитяти кипѣло въ вазѣ, наполненной водою; ибо кромѣ двухъ бѣлыхъ цесарокъ, пяти змѣиныхъ головъ, трехъ червей пальмоваго оливника и чернаго голубя, необходимо было нужно для полнаго совершенія чародѣйства достать тѣло двѣнадцатилѣтняго мальчика. А посему отравители, руководимые Шамомъ, овладѣли молодымъ Іафомъ въ одинъ день, когда онъ заблудился при захожденіи солнца, гоняясь за голубыми попугаями на пустынныхъ берегахъ соленаго озера.
   Когда Іафетъ узналъ голову своего сына, то съ быстротою молніи выхватилъ свой ножъ, но его ноги подкосились и онъ упалъ оледенѣвши отъ ужаса у подножія горы.
   Это было еще не все: Іафетъ узналъ Шама посреди черныхъ. Все для него изъяснилось: Шамъ укралъ у него сына, зная, что пораженный таковою потерею, онъ не будетъ исполнять съ точностію своей должности, занять которую было жарчайшее желаніе Шама, и потомъ чтобъ употребить для себя въ пользу ребенка и поладить съ отравителями, въ коихъ могъ имѣть со временемъ нужду, онъ предалъ имъ свою жертву.
   Что сдѣлалъ Шамъ въ семъ случаѣ, дѣлается также и вездѣ; только различны употребляемыя средства.
   Трое черныхъ продолжали свое дѣйствіе; по данному знаку всѣ столпились на пологости горы и къ нимъ привели молодаго Негра.
   "Чего ты требуешь?" спросилъ одинъ изъ трехъ старшинъ, котораго чело было совершенно закрыто бѣлыми и курчавыми волосами.-- Мщенія противъ моего господина, его имущества, дѣтей и домашняго скота.-- "Что онъ тебѣ сдѣлалъ?" -- Мой отецъ былъ старъ и изтомленъ работами въ то время, когда господинъ нашъ услышалъ, что получается дорогая плата за тѣхъ Негровъ, которые подвергаются публичной казни {Чтобъ принудить хозяевъ плантацій не скрывать своихъ Негровъ отъ приговоровъ, произносимыхъ судебными мѣстами, правительство опредѣлило награду за каждаго Негра, осужденнаго закономъ на смерть, изъ 300 гурдовъ. Что заставляетъ иногда хозяевъ плантацій дѣлать коммерческіе обороты, подобно здѣсь означенному, заставляя осуждать по ложнымъ доносамъ несчастныхъ престарѣлыхъ и больныхъ Негровъ, которые, не имѣя уже никакой цѣнности, не принося никакой пользы, стоютъ болѣе расходами на свое содержаніе, чѣмъ доставляютъ выгодъ. А какъ цѣна ихъ смерти есть довольно значительна, то владѣльцы почитаютъ оное за ловкій оборотъ.}; зная, что онъ не получитъ и двухъ самыхъ мѣлкихъ монетъ за кожу моего отца продавъ его съ публичнаго торгу, онъ его ложно обвинилъ въ воровствѣ, настоялъ, чтобъ онъ былъ осужденъ, и получилъ цѣну его крови, и теперь, когда я вамъ сіе разсказываю, тѣло моего бѣднаго стараго Милка качается на висѣлицѣ! -- "Подойди и обожди," сказалъ Негръ съ бѣлыми волосами.
   Другой проситель представился. Это былъ веселый и свѣжій Негръ; сколько черты Милкова сына были обезображены и впалы, столь напротивъ лице перваго было кругло, полно и лоснилось. Вопросы начались снова.
   -- Чего ты требуешь?-- "Я изъ селенія, называемаго Ансъ Нельсонъ, почтенный отецъ; нашъ господинъ очень добръ, наши хижины чисты и прохладны, плоды садовъ нашихъ принадлежатъ вамъ, и никогда не отнимаютъ дѣтей нашихъ отъ матерей, прежде чѣмъ первымъ совершится пятнадцать лѣтъ; сухія морія и маньоко раздаются щедро, и какъ мило смотрѣть на насъ по Воскресеньямъ, прыгающихъ и веселящихся на морскомъ берегу или ныряющихъ въ воду, чтобъ достать гурды, которыми господинъ награждаетъ искуснѣйшаго плавателя! Что касается до надзирательской плети, то наши дѣти употребляютъ оную, дабы ворочать черепахъ на берегу," сказалъ онъ смѣючись, "и двадцать изъ насъ отказались отъ свободы, чтобъ остаться при такомъ милостивомъ господинѣ." -- Ну! такъ чегожъ ты хочешь? спросилъ съ нетерпѣніемъ старый Негръ. "Потерпи немного, почтенный отецъ, ты это сей часъ услышишь. Господинъ нашъ теперь богатъ, онъ хочетъ возвратиться въ Европу: тогда наши плантаціи, можетъ быть, будутъ куплены какимъ нибудь бѣлымъ злымъ, который прикажетъ навязать новые ремни къ плети надзирательской; а потому всѣ ниши Негры послали меня къ вамъ просить погубить домашній скотъ и жатву, принадлежащія нашему господину, такъ чтобы достаточно разорить его, дабы онъ не могъ въ скорости оставить островъ, и мы моглибъ сохранить его для нашего счастія сего обожаемаго господина! {Историческое событіе.}
   Старый Негръ произнесъ сильный крикъ, на который всѣ черные отвѣтствовали; подозвалъ сына Милка и невольника изъ Ансъ Нельсона, велѣлъ имъ стать на колѣни и сказалъ: "Кляншпесь каменнымъ крестомъ, находящимся близь хижины властителя, недрами вашей матери и глазами вашихъ женъ, сохранить втайнѣ все вами видѣнное!" -- Мы клянемся.-- "Знайте, что за малѣйшую нескромность вы падете подъ ударами сыновей Суфріеры.-- "Мы знаемъ это." -- Обѣщайтесь клятвенно споспѣшествовать ненависти вашихъ сотоварищей, даже жертвуя вашими женами и дѣтьми, еслибъ сіе сдѣлалось необходимо для достиженія предположеннаго надъ бѣлыми мщенія? --"Клянемся!"...
   Послѣ чего Негръ приказалъ сыскать нѣсколько свертковъ съ ядовитыми травами, которыхъ достоинство они только одни знали. Глава секты подержалъ оные нѣсколько времяни надъ паромъ вазы, раздѣлилъ на двѣ части и подозвалъ Милка и Кюдди.
   Потомъ, обмакнувъ въ вазу бамбуковую трость, помазалъ имъ лобъ, брови и грудь.
   Послѣ чего вручилъ каждому изъ нихъ часть яда, объяснивъ его свойства и употребленіе, и заставивъ ихъ повторить данную клятву надъ головою ребенка.
   Іафетъ трепеталъ ужаснымъ образомъ.
   Костеръ издавалъ уже только блѣдный свѣтъ; Негры растались, назначивъ вновь собраться въ томъ же мѣстѣ черезъ семнадцать дней, и удалились въ свои недоступныя пещеры.
   -- Черезъ семнадцать дней! вскричалъ Іафетъ, прыгая отъ радости; черезъ семнадцать дней, Шамъ!...
   Два часа спустя, онъ уже былъ въ своей хижинѣ подлѣ своей жены Изиды, молившейся со слезами предъ пустой колыбелію ихъ сына, и ничего не слышно было снаружи, кромѣ шума вѣтвей длинныхъ пальмъ, колеблемыхъ вѣтромъ, пронзительныхъ криковъ ящирецъ и тихихъ и печальныхъ пѣсней витютней и жериссъ.
   

IV.
ПРАЗДНИКЪ.

   Двадцать съ небольшимъ дней спустя послѣ того времени, всѣ владѣльцы плантацій Ямайкскихъ собрались въ домъ почтеннаго Г. Вилля, и его обширный и хорошо устроенный домъ съ трудомъ могъ вмѣщать толпу посѣтителей.
   Посреди огромной залы, убранной кедровымъ деревомъ и акажу, въ которую солнечный свѣтъ чуть чуть проходилъ сквозь занавѣсы, накрѣпко задернутыя, богато-одѣтые Негры постепенно подчивали гостей ананасами и арбузами изъ ледника, длинными бананами, столь пріятными для вкуса, масломъ растѣній, заключающихъ въ себѣ тончайшій ядъ, гоіавомъ, инбиремъ и множествомъ другихъ фруктовъ, облитыхъ блестящимъ и чистѣйшимъ сахаромъ, которыя сіяли будто брилліанты. Послѣ сего двое дворецкихъ разносили пуншъ, сдѣланный изъ рому, тафіи и инбиря, при которомъ подавали небольшіе кусочки пальмовой капусты, обсыпанные сахаромъ и ванилью. И такъ зала почтеннаго Вилля была настоящимъ раемъ въ ту минуту.
   Тамъ двигались, толкались молодыя, рѣзныя креолки съ черными и блестящими взорами, шутливыя, гибкія и легкія, какъ дочери Гренады; по ихъ пріятной и выразительной улыбкѣ, по занимательной небрежности наряда, можно было узнать смуглыхъ дѣвушекъ Ямайкскихъ; нѣкоторыя, полу-лежа въ разноцвѣтныхъ висячихъ постеляхъ, позволяли молодымъ черноволосымъ мущинамъ качать себя, или быстро бѣгали, чуть чуть дотрогиваясь прелестными своими ножками до полу и, смѣясь, играли длинными перьями своихъ опахалъ.
   Самая рѣзвая веселость царствовала въ семъ восхитительномъ жилищѣ; только время отъ времени прерывались сіи игры, и тогда спрашивали съ нетерпѣніемъ: "да скоро ли они придутъ? "
   Потому что много хлопотъ было въ тюрьмѣ. Вообразите себѣ, пятдесятъ Негровъ и Негрянокъ успокоить, исповѣдать, пріобщить и повѣсить, это не такъ-то скоро дѣлается; потомъ разставить войска, назначить совершеніе обряда; особенно потому, что встрѣтилось одно прещекотлявое обстоятельство: обѣ власти, военная и гражданская колоніи, захотѣли насладиться зрѣлищемъ процессіи; но надобно было, чтобъ начать съ которой нибудь. И это предпочтеніе черезвычайно безпокоило начальника тюремъ, Г. Жонсона, который однако, вспомня изрѣченіе cedant arma togoe, приказалъ сперва провести осужденныхъ Негровъ передъ домомъ Гражданскаго Правительства. Вотъ почему и мучило нетерпѣніе гостей почтеннаго Г. Вилля, который жилъ почти о бокъ съ домомъ Военнаго Губернатора.
   Однако раздался таки наконецъ глухой звукъ, который становился часъ отъ часу явственнѣе; потомъ сіи крики: "вотъ они! вотъ они!" Всѣ бросились къ окнамъ, всякій занялъ для себя мѣсто, кромѣ только одной молодой дѣвочки, которая начала плакать; ибо ей ничего не было видно.-- Бѣдное дитя!
   Въ одномъ окошкѣ торчала толстая фигура Г. Вилля. "А! а! мои негодяи, это не дурно, что таки наконецъ васъ поймали; а это по чьей милости? сказалъ онъ обернувшись съ самодовольнымъ видомъ къ собранію. По моей милости, или лучше сказать, по милости этаго шута Іафета, который показалъ намъ, гдѣ пахнетъ розами. Напримѣръ, этаго я ему, право, никогда не прощу, что онъ такъ исковеркалъ бѣдняжку Шама послѣ его смерти; ибо не довольно того, чтобъ зарѣзать, онъ еще... брръ.... это ужасно! Но наконецъ, пусть Богъ сохранитъ душу сего бѣдняка! потому что онъ-то открылъ намъ убѣжище отравителей, прежде чѣмъ бросился въ пропасть безхвостаго волка; однако сіе не помѣшало проклятой сей сектѣ разорить Ансъ Нельсонъ до той степени, что этотъ бѣдный Адамсъ, который имѣлъ столь прекрасное состояніе, долженъ теперь снова приняться по прежнему за работу, человѣка, котораго всѣ Негры обожали.-- Это непостижимо! отвѣчалъ другой владѣлецъ.-- "Пусть бы, сказалъ Вилль, пусть бы несчастіе было удѣломъ только такихъ негодяевъ, какъ Гарри, который избавляетъ себя отъ старыхъ Негровъ, продавая ихъ на висѣлицу! Это варварство! Отъ сего-то, со времени казни бѣднаго Милка, ужасная смертность царствуетъ въ его владѣніи."
   Крики, возвѣщавшіе о прибытіи кортежа, прервали слова Вилля: это были отравители, которыхъ мы уже видѣли на Суфріерѣ; они шли въ два ряда, одѣтые въ холстинныхъ платьяхъ, съ цѣпямиi на рукахъ и на ногахъ; впереди ихъ шелъ старый сѣдовласый Негръ.
   Они пришли на площадь, на коей стояли двѣ висѣлицы. Казнь началась въ пять часовъ, по причинѣ большаго жару; въ шесть часовъ старый Негръ съ бѣлыми волосами, которому назначено было быть послѣднимъ, надѣлъ веревку себѣ на шею, произнося громогласно, какъ и всѣ товарищи, ему предшествовавшіе: "Вѣчное проклятіе измѣннику Іафету!"
   Всю ночь танцовали у почтеннаго Вилля и много забавлялись, ибо подобнаго праздника давно не видала въ Ямайкѣ.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru