Шекспир Вильям
Тимон Афинский

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

СОЧИНЕНІЯ
ВИЛЬАМА ШЕКСПИРА
ВЪ ПЕРЕВОДѢ И ОБЪЯСНЕНІИ
А. Л. СОКОЛОВСКАГО.

ИМПЕРАТОРСКОЮ АКАДЕМІЕЮ НАУКЪ
переводъ А. Л. Соколовскаго удостоенъ
ПОЛНОЙ ПУШКИНСКОЙ ПРЕМІИ.

ИЗДАНІЕ ВТОРОЕ,
пересмотрѣнное и дополненное по новѣйшимъ источникамъ.

ВЪ ДВѢНАДЦАТИ ТОМАХЪ.

Томъ III.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
ИЗДАНІЕ Т-на А. Ф. МАРКСЪ.

http://az.lib.ru

OCR Бычков М. Н.

ТИМОНЪ АѲИНСКІЙ.

   Едва ли какая-нибудь изъ Шекспировыхъ пьесъ подвергалась такому множеству разнорѣчивыхъ изслѣдованій и толкованій, какъ Тимонъ. Изслѣдованія эти касались не только опредѣленія времени, когда пьеса была написана, или источниковъ, изъ которыхъ заимствованъ ея сюжетъ, но возникали даже очень серьезные вопросы, былъ ли Шекспиръ ея авторомъ, а если и былъ, то въ какой мѣрѣ? Такъ, нѣкоторые комментаторы еще до сихъ поръ держатся мнѣнія, будто въ Тимонѣ Шекспиръ только слегка передѣлалъ драму, существовавшую до него, при чемъ многое оставилъ въ ней даже нетронутымъ. Мнѣнія и заключенія по всѣмъ этимъ вопросамъ опирались на весьма различныя данныя, но въ общемъ приводились къ двумъ исходнымъ пунктамъ. Одни изслѣдователи доказывали свои выводы путемъ изысканій историческихъ и археологическихъ, стараясь найти для поддержки этихъ выводовъ реальные факты; другіе же разсматривали пьесу исключительно съ эстетической точки зрѣнія, отыскивая въ ней самой доказательства, принадлежала ли она (частью или вполнѣ) перу Шекспира. Скудость матеріала для рѣшенія вопроса первымъ способомъ была причиной, что онъ фактически остался неразрѣшеннымъ, но зато данныя, вытекавшія изъ анализа самой пьесы, были такъ краснорѣчивы, что несомнѣнная принадлежность драмы перу Шекспира оспаривается въ настоящее время уже очень немногими. За это говоритъ не только глубокій замыселъ основной идеи, но и его выполненіе; болѣе же всего истинно Шекспировскій языкъ во всѣхъ главныхъ сценахъ, тотчасъ же обличающій въ глазахъ мало-мальски знакомаго съ Шекспиромъ читателя руку, написавшую Лира, Макбета и многія другія, несомнѣнно принадлежащія тому же автору произведенія. Въ примѣръ можно привести хотя бы весь четвертый актъ, въ которомъ помѣщены главные монологи Тимона, а также великолѣпная сцена съ Апемантомъ. Но если несомнѣнность сочиненія драмы Шекспиромъ обличается этимъ внутреннимъ ея характеромъ, то нельзя сказать того же относительно общей ея постройки и сценоведенія, гдѣ представляется совершенно иное, крайне загадочное явленіе. Разбирая Шекспировы пьесы, мы прежде всего поражаемся въ нихъ замѣчательной законченностью въ развитіи фабулы и утонченной отдѣлкой характеровъ всѣхъ дѣйствующихъ лицъ безъ исключенія. Если лицъ этихъ, конечно, можно раздѣлить на главныя и второстепенныя, то дѣленіе это относится лишь до ихъ сравнительной важности въ общемъ ходѣ дѣйствія, индивидуальная же отдѣлка каждаго характера всегда представляется ясной и законченной не менѣе, чѣмъ отдѣлка характеровъ главныхъ лицъ. Ничего подобнаго не замѣчается въ Тимонѣ. Вся пьеса написана какъ бы нарочно для того, чтобъ выставить только одно лицо и развить только одинъ характеръ. Это не драма, а скорѣе монодрама, напоминающая современные психологическіе романы. Фабула бѣдна, неинтересна и не представляетъ эпизода, правильно поставленнаго и стройно развитаго, какъ мы это привыкли видѣть во всѣхъ Шекспировыхъ произведеніяхъ. Характеры второстепенныхъ лицъ до того блѣдны, что ихъ даже нельзя назвать характерами, а сверхъ того, всѣ они не имѣютъ ни малѣйшаго индивидуальнаго, самостоятельнаго значенія въ общемъ ходѣ пьесы и выведены исключительно для того, чтобъ оттѣнить лицо Тимона и осмыслить тотъ или другой его поступокъ. Такое рѣзкое отличіе общей концепціи произведенія сравнительно съ тѣмъ, что мы привыкли видѣть въ Шекспирѣ обыкновенно, именно и породило много сомнѣній и вопросовъ, точно ли вся пьеса написана Шекспиромъ, или онъ только передѣлалъ и исправилъ чужое произведеніе и, отдѣлавъ одинъ главный характеръ, оставилъ прочее въ томъ видѣ, какъ нашелъ. Это послѣднее мнѣніе находило поддержку въ фактѣ, что въ числѣ старинныхъ пьесъ англійскаго театра конца XVI столѣтія было отыскано рукописное драматическое произведеніе совершенно съ тѣмъ же содержаніемъ, какое мы видимъ и въ Шекспировомъ Тимонѣ. Пьеса эта, напечатанная Дейсомъ въ изданіяхъ Шекспирова общества, считается нѣкоторыми комментаторами до сихъ поръ именно той пьесой, которую Шекспиръ будто бы передѣлалъ, но мнѣніе это опровергается при первомъ поверхностномъ взглядѣ. Пьеса до того слаба и нелѣпа, что нѣтъ никакой возможности предположить, чтобы ее могъ передѣлать даже Шекспиръ. Другое мнѣніе, состоящее въ томъ, что Шекспиръ, не касаясь самой пьесы, только заимствовалъ ея сюжетъ, можетъ показаться правдоподобнѣе, но оно ничѣмъ не доказано. Пьеса по времени, когда она была написана, принадлежитъ къ концу XVI вѣка (т.-е. къ тому періоду, когда по всей вѣроятности, написалъ своего Тимона Шекспиръ) и была даваема только на второстепенныхъ провинціальныхъ сценахъ, а потому невольно рождается вопросъ: почему же предполагать, что именно Шекспиръ заимствовалъ свой сюжетъ у автора названной пьесы, а не наоборотъ? Фактъ, что Шекспиръ заимствовалъ большинство своихъ сюжетовъ изъ постороннихъ источниковъ, конечно, справедливъ, но это еще не ведетъ къ непремѣнному заключенію, что, если существуетъ какая-нибудь пьеса съ сюжетомъ, обработаннымъ равно Шекспиромъ, ее слѣдуетъ непремѣнно считать источникомъ, откуда онъ заимствовалъ этотъ сюжетъ. Загадочный вопросъ о причинахъ рѣзкаго противорѣчія общей постройки Шекспирова Тимона съ той манерой, какую мы находимъ въ прочихъ произведеніяхъ поэта, остался такимъ образомъ неразрѣшеннымъ. Въ позднѣйшее время было высказано новое предположеніе, которое хотя также не разрѣшило вопроса документально, но все-таки болѣе вѣроятно, чѣмъ предыдущія. Полагаютъ, что Шекспировъ Тимонъ дошелъ до насъ въ неотдѣланной редакціи, и что поэтъ почему-нибудь не успѣлъ или не хотѣлъ переработать свою пьесу позднѣе вновь съ придачей полной законченности какъ фабулѣ произведенія, такъ и отдѣльнымъ характерамъ. Фактъ, что Шекспиръ написанныя имъ прежде пьесы нерѣдко передѣлывалъ вновь съ несравненно большимъ развитіемъ первоначальнаго плана, мы имѣемъ налицо. Такой переработкѣ подверглись, напримѣръ, "Ромео и Джульетта", а также "Гамлетъ". Потому нѣтъ ничего неправдоподобнаго въ предположеніи, что недостатки Тимона были слѣдствіемъ слишкомъ спѣшной работы, при чемъ авторъ, разрабатывая главную идею, набросалъ детали лишь вчернѣ, полагая вернуться къ тому же предмету позднѣе. Такое мнѣніе довольно вѣско подтверждается тѣмъ, что Тимонъ ни разу не былъ изданъ не только при жизни Шекспира, но даже въ первые годы послѣ его смерти и напечатанъ въ первый разъ лишь въ полномъ собраніи сочиненій Шекспира, изданномъ въ 1623 году Геммингомъ и Конделемъ, когда издатели, вѣроятно, собирали все, что осталось послѣ поэта, не разбирая, въ какой степени оставшіяся произведенія были разработаны. Напечатана пьеса въ этомъ изданіи въ отдѣлѣ трагедій, четвертой по счету, подъ заглавіемъ "The lyfe of Timon ad Athens", т.-е. "Жизнь Тимона Аѳинскаго". Эскизный характеръ всего произведенія обнаруживается при разборѣ не только второстепенныхъ лицъ, но даже и главнаго. Безпрестанно встрѣчаются недоговоренности и пробѣлы, явно обличающіе незаконченность и торопливость работы. Даже въ самой роли Тимона, на отдѣлку которой авторъ, видимо, налегъ въ особенности, встрѣчаются точно такіе же недостатки. Монологи его порой слишкомъ длинны, порой отрывочны, а иногда въ нихъ встрѣчаются даже повторенія мыслей, выраженныхъ уже въ другихъ сценахъ. Все это вмѣстѣ взятое невольно подкупаетъ въ пользу высказаннаго мнѣнія, что въ Тимонѣ мы должны видѣть не вполнѣ разработанное произведеніе, и что этимъ обстоятельствомъ вполнѣ объясняются тѣ недостатки, которые порождали даже сомнѣніе -- точно ли Шекспиръ написалъ всю драму. Вѣренъ ли такой взглядъ, или нѣтъ, конечно, осталось не доказаннымъ документально, но несомнѣнная принадлежность драмы Шекспиру, какъ уже сказано выше, вполнѣ доказывается грандіозностью замысла и истинно Шекспировскимъ языкомъ главныхъ сценъ, а потому изъ всѣхъ предположеній, которыя дѣлались о драмѣ, послѣднее должно считаться самымъ правдоподобнымъ.
   Время, когда драма написана, осталось въ точности не извѣстнымъ. Фактъ, что первое дошедшее до насъ изданіе вышло уже послѣ смерти Шекспира, не позволяетъ сдѣлать даже приблизительнаго заключенія, когда онъ могъ ее написать. Но если оставить попытки разрѣшить этотъ вопросъ на основаніи фактическихъ документовъ и обратиться къ самому тексту, то при анализѣ его можно съ большимъ вѣроятіемъ счесть драму скорѣе позднимъ, чѣмъ раннимъ произведеніемъ Шекспира. За это говорить не только глубина основной идеи, напоминающей самыя зрѣлыя Шекспировы произведенія, но и внѣшняя форма стиха, равно какъ и общая манера веденія разговоровъ и сценъ, ничѣмъ не напоминающія произведенія молодости поэта. Но опять надо прибавить, что и это предположеніе не болѣе, какъ догадка, не подтверждаемая фактическими данными...
   Даже то, что сказано относительно силы и звучности стиховъ, нельзя примѣнить ко всему тексту. Многіе стихи кажутся несомнѣнно принадлежащими Шекспиру, въ другихъ же замѣчаются совсѣмъ иные пошибъ, манера. Есть въ текстѣ даже много такихъ мѣстъ,-- которыя хотя и печатаютъ во всѣхъ изданіяхъ прозой, но звучатъ до нѣкоторой степени метрами и удареніями, напоминающими стихи. Очень можетъ бытъ, что авторъ имѣлъ намѣреніе написать эти мѣста текста стихами, но не отдѣлалъ текста окончательно.
   Фабула драмы, какъ уже сказано выше, никакъ не можетъ считаться заимствованной изъ современной Шекспиру пьесы съ тѣмъ же содержаніемъ. Легенда о Тимонѣ была извѣстна въ Англіи гораздо раньше, и при томъ въ четырехъ различныхъ редакціяхъ, изъ которыхъ двѣ принадлежатъ литературѣ древняго міра и двѣ -- средневѣковой. Первое сказаніе о Тимонѣ мы находимъ у Плутарха, въ біографіи Марка Антонія, гдѣ при описаніи мизантропическаго настроенія, которое постигло Антонія послѣ жизни его въ Александріи, сказано, что онъ сталъ подражать Тимону, который подобно ему испыталъ людскую неблагодарность. Тимонъ, говоритъ Плутархъ, былъ аѳинянинъ, жившій во время Пелопонезской войны, какъ это можно видѣть изъ комедій Аристофана и Платона, въ которыхъ онъ осмѣянъ за свою мизантропію. Чуждаясь всѣхъ аѳинянъ, онъ былъ ласковъ только съ однимъ Алкивіадомъ. Философъ-циникъ Апемантъ, удивленный этимъ предпочтеніемъ, спросилъ однажды Тимона о его причинѣ. "Я люблю,-- отвѣтилъ Тимонъ:-- этого молодого человѣка за то, что предвижу, какъ много зла онъ сдѣлаетъ Аѳинамъ".-- Апемантъ, впрочемъ, также посѣщалъ Тимона и дѣлалъ это потому, что какъ нельзя болѣе былъ похожъ на него характеромъ и образомъ жизни. Однажды въ праздникъ Бахуса оба они ужинали вмѣстѣ. "Не правда ли, ужинъ сегодня хорошъ?" -- спросилъ Апемантъ.-- "Былъ бы хорошъ,-- отвѣтилъ Тимонъ:-- если бъ за столомъ не было тебя". Въ другой разъ, въ день народнаго собранія, Тимонъ взошелъ на трибуну и, когда всѣ смолкли, въ ожиданіи, что онъ скажетъ, произнесъ слѣдующую рѣчь: "Аѳиняне, во дворѣ моего дома растетъ фиговое дерево, на которомъ уже повѣсились нѣсколько изъ вашихъ гражданъ. Рѣшивъ выстроить на этомъ мѣстѣ домъ, я считаю нужнымъ васъ объ этомъ увѣдомить -- для того, чтобы желающіе повѣситься могли исполнить свое намѣреніе ранѣе, чѣмъ дерево будетъ срублено". Послѣ смерти Тимонъ былъ погребенъ на берегу моря, но почва, на которой поставлена была гробница, впослѣдствіи опустилась, и ее со всѣхъ сторонъ окружила вода, сдѣлавъ неприступной для людей. На гробницѣ была высѣчена надпись: "Здѣсь я нашелъ покой послѣ того, какъ смерть окончила мою несчастную жизнь. Не спрашивайте, какъ меня звали, и пусть злые погибнутъ въ бѣдахъ". Говорятъ, будто эпитафія эта была сочинена самимъ Тимономъ, а затѣмъ, по преданію, поэтъ Каллимахъ прибавилъ къ ней еще два стиха: -- "Здѣсь погребенъ человѣконенавистникъ Тимонъ. Кляни меня, прохожій, если хочешь клясть, но только проходи скорѣе".
   Такова повѣсть о Тимонѣ, разсказанная Плутархомъ. Другой писатель, Лукіанъ, переработалъ эту легенду въ сатирическую поэму, въ которой разсказывается, что Тимонъ, испытавъ неблагодарность людей, сталъ громко и дерзко жаловаться на то Юпитеру. Царь боговъ, пробужденный этими жалобами отъ сна, спросилъ, кто былъ этотъ неугомонный крикунъ. Меркурій назвалъ Тимона, прибавивъ, что онъ своими прежними жертвами богамъ вполнѣ заслужилъ ихъ милость и участье. Тогда Юпитеръ объявилъ, что онъ съ удовольствіемъ поразилъ бы враговъ Тимона своимъ Перуномъ, но на бѣду перунъ оказался испорченнымъ вслѣдствіе того, что Юпитеръ недавно бросилъ его въ скептика Анаксагора. Желая однако сдѣлать для Тимона что-нибудь, царь боговъ послалъ къ нему Меркурія вмѣстѣ съ богомъ богатства -- Плутусомъ, для того, чтобы хорошенько разузнать, въ чемъ дѣло. Плутусъ предложилъ Тимону золота, но тотъ сначала отвергъ его съ негодованіемъ, говоря, что именно золото его и погубило. Затѣмъ однако онъ согласился принять даръ боговъ и по знаку Плутуса выкопалъ массу золота изъ земли. Едва объ этомъ узнали въ Аѳинахъ, какъ всѣ бывшіе друзья Тимона, льстецы, женщины и наконецъ и весь народъ толпой прибѣжали къ нему съ новыми убѣжденіями въ своей дружбѣ и участьѣ. Но Тимонъ не поддался на новую лесть и, прогнавъ всю эту толпу камнями, остался попрежнему мизантропомъ.
   Въ средневѣковой литературѣ легенда о Тимонѣ была обработана два раза въ двухъ сборникахъ разсказовъ, изъ которыхъ первый озаглавленъ: "Pleasant histories and excellent novels", а второй (вышедшій въ 1572 году и составленный Пайнтеромъ) извѣстенъ подъ именемъ: "Palace of pleasure". Повѣсть о Тимонѣ, напечатанная въ этомъ послѣднемъ сборникѣ, развита болѣе подробно, и въ ней, между прочимъ, повторены анекдоты, которые приводитъ въ своей замѣткѣ Плутархъ объ ужинѣ съ Апемантомъ, о знакомствѣ Тимона съ Алкивіадомъ и о смоковницѣ, на которой Тимонъ предлагалъ аѳинянамъ повѣситься.
   Разсматривая эти источники, не остается никакого сомнѣнія, что первая идея о Тимонѣ была заимствована Шекспиромъ изъ нихъ и вѣрнѣе всего изъ Плутарха. За это говорить не только приведенный этимъ писателемъ историческій фактъ о томъ, что Тимонъ существовалъ дѣйствительно, но равно и то, что нѣкоторые факты его жизни перенесены прямо Шекспиромъ въ свою драму (эпитафія Тимона и анекдотъ о смоковницѣ). Но признавая эту несомнѣнность заимствованія исходнаго пункта драмы, т.-е. мизантропіи Тимона, нельзя тотчасъ же не замѣтить, что этимъ и ограничивается все, что взято Шекспиромъ изъ этихъ источниковъ. Во всѣхъ нихъ Тимонъ выставленъ только какъ мизантропъ, ненавидящій людей, при чемъ причина, доведшая его до этой крайности и состоявшая въ неблагодарности друзей, упоминается лишь вскользь. Между тѣмъ у Шекспира предшествующая жизнь Тимона, въ которой онъ является не только мизантропомъ, но напротивъ -- самымъ жизнерадостнымъ человѣкомъ, разработана съ неменьшей подробностью, чѣмъ и второй періодъ его душевнаго состоянія, составляющаго противоположность первому. Причина, почему Шекспиръ не удовольствовался одностороннимъ разсказомъ о мизантропіи Тимона, но развилъ его характеръ гораздо подробнѣе, понятна вполнѣ. Изображеніе такого односторонняго состоянія, какъ мизантропія, безъ объясненія его причинъ могло имѣть только анекдотическій интересъ, и потому ограничиться подобнымъ взглядомъ на предметъ, конечно, не могъ Шекспиръ, никогда не изображавшій своихъ лицъ иначе, какъ съ полнѣйшимъ психологическимъ объясненіемъ каждаго ихъ душевнаго движенія и каждаго малѣйшаго поступка. Мизантропія, конечно, иногда можетъ быть до нѣкоторой степени врожденнымъ качествомъ, но чаще она бываетъ слѣдствіемъ именно разочарованія и утраты вѣры въ тѣ идеалы, которымъ человѣкъ поклонялся прежде. А на то, что Тимонъ впалъ въ мизантропію именно вслѣдствіе этой второй причины, указываетъ сама историческая о немъ легенда. Потому понятно, что, взявъ ее за основу своего произведенія, Шекспиръ долженъ былъ держаться въ этихъ границахъ и, рядомъ съ изображеніемъ Тимоновой мизантропіи, объяснить ея причины. Причины же эти заключались въ томъ, что Тимонъ, разочаровавшись въ своихъ прежнихъ вѣрованіяхъ и упованіяхъ, естественно впалъ въ противоположную имъ крайность и сталъ жечь то, чему поклонялся прежде. Эта черта составляетъ всю основу его характера, а изъ нея выводится и основная мысль пьесы. Обращаясь къ первой части трагедіи, мы видимъ въ Тимонѣ человѣка, чья вся душа наполнена исключительно любовью и желаніемъ дѣлать добро, но затѣмъ возникаетъ вопросъ: что же или кого именно любилъ и кому именно желалъ онъ дѣлать добро? Сосредоточилъ ли онъ свою привязанность на женщинѣ, на любимомъ другѣ или на какимъ-нибудь излюбленномъ стремленіи, однимъ словомъ, имѣло ли прекрасное его стремленіе любить и дѣлать добро какой-нибудь осязательный, реальный предметъ? Разсматривая факты, какіе даетъ трагедія, мы видимъ, что именно этого-то предмета въ стремленіяхъ Тимона и не было. Въ желаніи своемъ любить онъ, можно сказать, любилъ только свою любовь, а въ стремленіи дѣлать добро -- обожалъ только это желаніе, нисколько не думая о томъ, на какой предметъ, достойный или недостойный, падали его благодѣянія. Говоря о друзьяхъ, онъ не называетъ ни одного имени и благодѣтельствуетъ огульно всѣмъ. Въ такомъ міровоззрѣніи Тимона обнаруживается первая важная сдѣланная имъ ошибка, которая неминуемо должна была повести къ горькимъ разочарованіямъ. Людской дѣятельности поставленъ предѣлъ, котораго перейти невозможно по недостатку нашихъ личныхъ силъ. Хотѣть дѣлать добро всему міру то же, что хотѣть увеличить океанъ, выливъ въ него ничтожное количество воды. Потому тотъ, кто поступаетъ такимъ образомъ, долженъ напередъ разсчитывать, что ему за его добрыя дѣла нечего ждать благодарности. А Тимонъ именно ждалъ такой благодарности и, надо прибавить, ждалъ ее не изъ честолюбія или какихъ-либо иныхъ корыстныхъ побужденій, а единственно потому, что считалъ весь міръ раздѣляющимъ его взгляды и убѣжденія. Но судьба обрушила на него еще болѣе жестокій ударъ, чѣмъ простое отсутствіе благодарности. Она поразила его прямой неблагодарностью,-- неблагодарностью низкой и жестокой. Но и въ этой послѣдней бѣдѣ, какъ отказывается, Тимонъ опять былъ виноватъ самъ. Онъ съ своей честной, прямой, но, къ сожалѣнію, ложно смотрѣвшей на жизнь душой просмотрѣлъ извѣстный фактъ, что, чѣмъ чище и безкорыстнѣе бываетъ человѣкъ, желающій дѣлать добро, тѣмъ болѣе онъ рискуетъ наткнуться на недостойныхъ людей, желающихъ эксплоатироватъ его доброту. Когда Тимоновы друзья оказались именно такими, то онъ, испытавъ ихъ неблагодарность, впалъ при этомъ въ величайшее изъ своихъ заблужденій. Любя весь міръ и считая его такимъ же безкорыстнымъ, какимъ былъ самъ, онъ пріурочилъ понятіе объ этомъ мірѣ къ той ничтожной кучкѣ льстецовъ, какими былъ окруженъ, а потому, когда эти льстецы его оставили, онъ возненавидѣлъ въ ихъ лицѣ весь міръ точно такъ же, какъ прежде его любилъ. Трагическое положеніе лица, впавшаго въ такое ужасное, хотя и фальшивое положеніе, конечно, способно привлечь нашу симпатію, но вмѣстѣ съ тѣмъ нельзя не признать, что до этого ужаснаго положенія Тимонъ дошелъ по собственной ошибкѣ. Въ этой его ошибкѣ заключается вся основная мысль драмы, а вмѣстѣ и тотъ великій урокъ, который она намъ даетъ. Разсматривая характеръ Тимона, мы приходимъ къ заключенію, что если кто-нибудь захочетъ слишкомъ широко смотрѣть на свои способности и задумаетъ дѣлать больше, чѣмъ это дозволено нашей слабой людской природѣ, то такой человѣкъ, не имѣя для своей дѣятельности никакой реальной почвы, не только не сдѣлаетъ ничего, но, сверхъ того, рискуетъ впасть въ разочарованіе, которое, въ случаѣ, если человѣкъ этотъ не одумается и не пойметъ своей ошибки во время, можетъ ввергнуть въ отчаяніе столь же глубокое, какъ высоко стояли тѣ мечты, какія онъ лелѣялъ прежде. Драма учитъ насъ такимъ образомъ великому правилу, что всякій, кто хочетъ что-нибудь дѣлать (будь это даже идеальнѣйшее добро), долженъ для успѣха, во-первыхъ, строго сознавать и опредѣлить степень своихъ способностей, а во-вторыхъ (и это еще болѣе важно), подыскать для своей дѣятельности вѣрный и соразмѣрный съ этой способностью предметъ, который могъ бы съ пользой воспринять труды и плоды нашихъ усилій. Тимонъ поступилъ какъ разъ вопреки этимъ двумъ требованіямъ, вслѣдствіе чего и произошло, что почва, на которой онъ стоялъ, выскользнувъ изъ-подъ его ногъ, повергла его въ бездну.
   При взглядѣ на драму съ такой точки зрѣнія тотчасъ же обнаружится ложность ходячаго мнѣнія, будто въ Тимонѣ изображена Шекспиромъ исключительно мизантропія. Если Тимонъ дѣйствительно сдѣлался мизантропомъ (этимъ именемъ онъ называетъ себя самъ), то мизантропія вовсе не была основнымъ свойствомъ его характера, но лишь конечнымъ результатомъ цѣлаго цикла душевныхъ состояній и переходовъ, которые онъ испыталъ. Словомъ, исторія Тимона представляетъ намъ (подобно всему, что изображалъ Шекспиръ) не какой-нибудь отдѣльный эпизодъ, но изображеніе цѣлаго цикла преемственныхъ и органически связанныхъ явленій жизни, которыя Шекспиръ выдѣлилъ изъ общаго потока этой жизни и поставилъ предъ нами въ такой живой законченной формѣ, что мы, наслаждаясь богатствомъ и силой созданныхъ поэтомъ образовъ, въ то же время можемъ изучать по нимъ жизнь, какъ это дѣлаемъ и по ея настоящихъ, дѣйствительно существующимъ явленіямъ. Идея, выраженная въ Тимонѣ, глубока и истинна нисколько не менѣе тѣхъ великихъ идей, какія поэтъ выразилъ въ прочихъ величайшихъ своихъ созданіяхъ, каковы Лиръ, Макбетъ, Отелло, и этимъ именно объясняется то убѣжденіе, что Тимонъ дѣйствительно написанъ Шекспиромъ, хотя многіе второстепенные недостатки пьесы и возбуждали сомнѣніе близорукихъ критиковъ въ ея подлинности. Выше уже было замѣчено, что вся постройка фабулы обнаруживаетъ торопливость и небрежность. Если понимать подъ именемъ фабулы стройное гармоническое сцѣпленіе различныхъ событій, которыя хотя и сочетаются по закону причины и слѣдствія, но вмѣстѣ съ тѣмъ имѣютъ и самостоятельное значеніе, то можно сказать, что въ Тимонѣ фабулы нѣтъ никакой. Почти все дѣйствіе пріурочено къ личности одного Тимона и имѣетъ въ виду выставить исключительно его. Въ драму, правда, введенъ побочный эпизодъ объ Алкивіадѣ и о его ссорѣ съ аѳинскимъ сенатомъ, но эпизодъ этотъ не имѣетъ къ пьесѣ никакого отношенія и можетъ бытъ выпущенъ изъ нея безъ малѣйшаго ущерба. Да и вся личность Алкивіада явно введена только вслѣдствіе того, что о немъ упоминается въ первоначальной древней легендѣ о Тимонѣ. Алкивіадъ, правда, заключаетъ драму чтеніемъ надгробной эпитафіи Тимона, но для этого не было надобности создавать спеціальное лицо. Равно нимало не вяжется съ общимъ ходомъ пьесы и то обстоятельство, будто Алкивіадъ воевалъ съ Аѳинами для того, чтобы отомстить за Тимона, что противорѣчитъ даже исторіи. Личность Тимона не имѣетъ никакого явно политическаго значенія, и потому хотя въ пьесѣ и говорится о неблагодарности отечества за его заслуги, но главная перипетія драмы основана не на этомъ. Прочія сцены драмы, въ которыхъ Тимонъ не участвуетъ лично, не имѣютъ даже второстепеннаго значенія и написаны явно съ намѣреніемъ освѣтить и выяснить характеръ главнаго лица. Таковы, напримѣръ, разговоры льстивыхъ гостей Тимона о его добродѣтеляхъ, горькія жалобы слугъ на постигшее его несчастье, грубые отказы друзей помочь и т. д. Нѣкоторыя изъ этихъ сценъ (какъ, напримѣръ, отказы друзей) обнаруживаютъ даже нѣкоторую натянутость и преувеличенность, что у Шекспира большая рѣдкость. Все, словомъ, обличаетъ во внѣшней постройкѣ драмы нѣкоторую поспѣшность и небрежность.
   Недостатки эти однако вполнѣ выкупаются грандіозною постройкою характера самого Тимона, отдѣлкой котораго авторъ явно занялся съ особенной любовію и приложилъ къ ней всѣ силы своего таланта. Недостаточность разработки, правда, замѣчается и здѣсь, но зато общая концепція и планъ задуманы и выполнены безупречно. Съ первыхъ сценъ драмы Тимонъ является человѣкомъ, избалованнымъ судьбой до того, что большаго довольства трудно было бы пожелать. Онъ богатъ, знатенъ, окруженъ людьми, которыхъ любитъ и (что всего важнѣе) въ чью взаимную любовь вѣритъ самъ. Люди съ твердымъ характеромъ и вѣрнымъ, практическимъ взглядомъ на жизнь, будучи поставлены въ такое положеніе, часто увлекаются властолюбіемъ, дѣлая изъ своихъ льстецовъ послушныхъ куколъ, которыми забавляются и въ то же время держатъ ихъ въ рукахъ. Но у Тимона вмѣсто твердаго характера было мягкое, способное на одну любовь сердце, а вмѣсто практическаго пониманія жизни -- совершенная неспособность обсуждать ея явленія. Отсюда и произошло все его несчастье. Кто слишкомъ во что-нибудь вѣритъ, тотъ скорѣе всего можетъ впасть въ противоположную крайность, но Шекспиръ, зная, что въ жизни рѣзкіе переходы изъ одной крайности въ другую почти никогда не происходятъ внезапно, умѣлъ и въ этомъ случаѣ довести Тимона до его паденія не вдругъ, а постепенно. Первый обрушившійся на него ударъ, состоявшій въ томъ, что Тимонъ узналъ о своемъ разореніи, не только не произвелъ на него удручающаго впечатлѣнія, но, напротивъ, какъ будто еще болѣе утвердилъ тѣ радужные взгляды на жизнь, которыхъ онъ держался. Онъ до того вѣрилъ въ своихъ друзей, что былъ даже радъ дать имъ возможность отплатить ему добромъ за добро. Зато, когда онъ въ этомъ такъ горько разочаровался, тутъ уже явились всѣ данныя для страшной происшедшей въ немъ перемѣны. Ударъ этотъ былъ такъ ужасенъ и до того разбилъ все, чему Тимонъ вѣрилъ и что такъ любилъ, что подобной катастрофы никто не могъ перенести безнаказанно. Зная это, поэтъ-психологъ, прежде чѣмъ довести Тимона до полной крайней мизантропіи, провелъ его предварительно черезъ душевную стадію, поразительно вѣрно объясняющую этотъ переходъ. Узнавъ окончательно, что онъ покинутъ всѣми, Тимонъ подвергается припадку бѣшенства, граничащаго съ помѣшательствомъ, послѣ чего окончательное превращеніе его почти въ звѣря становится уже въ нашихъ глазахъ болѣе понятнымъ и естественнымъ. Два послѣднія дѣйствія драмы, въ которыхъ Тимонъ является въ этомъ ужасномъ положеніи, нарисованы такими порой неистовыми чертами, что многіе критики серьезно ставили Шекспиру въ вину, будто онъ превысилъ въ изображеніи этого положенія то удивительное чувство мѣры, которое мы видимъ во всѣхъ его прочихъ произведеніяхъ. Но если это мнѣніе и можетъ считаться до нѣкоторой степени справедливымъ, то развѣ только въ детальной разработкѣ вопроса, а никакъ не въ общей его концепціи. Тимонъ въ послѣдней стадіи развитія своего характера не могъ удержаться въ обыкновенныхъ границахъ, но долженъ былъ непремѣнно ихъ превысить именно потому, что онъ точно также не зналъ мѣры и тѣмъ противоположнымъ чувствамъ, какія онъ выказывалъ въ первой половинѣ драмы. Потому, если Шекспиръ дѣйствительно изобразилъ Тимона въ концѣ драмы почти-что звѣремъ, онъ чувствовалъ, что дѣлалъ, и нимало не отклонился отъ того, что ему диктовали общіе законы жизни. Зато въ разработкѣ деталей мы дѣйствительно можемъ найти въ роли Тимона нѣкоторыя шероховатости и, пожалуй, преувеличенности, которыя обличаютъ однако скорѣе поспѣшность и небрежность, съ какою драма была написана, чѣмъ общія ошибки противъ чувства мѣры и правды. Такъ, напримѣръ, многія изъ отдѣльныхъ выраженій Тимона грѣшатъ излишнимъ цинизмомъ, котораго можно было бы избѣжать. Но еще болѣе обличаютъ поспѣшность и небрежность частыя повторенія однѣхъ и тѣхъ же мыслей, которыя Тимонъ высказываетъ въ своихъ монологахъ. Все это вмѣстѣ взятое какъ нельзя лучше подтверждаетъ вѣроятность высказаннаго выше мнѣнія, что вся драма дошла до насъ лишь въ необработанномъ окончательно, эскизномъ видѣ, и, что, если бъ Шекспиръ вздумалъ вернуться къ ней во второй разъ, конечно, всѣ замѣчаемые въ настоящее время въ драмѣ недостатки были бы сглажены, и мы, въ виду такой дѣйствительно великой психологической идеи, какая проведена въ драмѣ, имѣли бы въ Тимонѣ произведеніе, нимало не уступающее тѣмъ лучшимъ созданіямъ Шекспира, въ которыхъ онъ преподалъ намъ тѣ величайшіе жизненные уроки, которымъ мы не перестаемъ удивляться.
   Хотя выше было замѣчено, что второстепенныя лица драмы не имѣютъ никакого самостоятельнаго значенія и выведены только затѣмъ, чтобы выяснить и оттѣнить характеръ главнаго лица, но интересное исключеніе представляетъ въ этомъ случаѣ Апемантъ. Хотя въ общихъ чертахъ лицо это точно также служитъ только для лучшаго опредѣленія личности Тимона, но характеръ его вмѣстѣ съ тѣмъ имѣетъ и опредѣленное, индивидуальное значеніе. Многіе критики относили Тимона къ циклу тѣхъ трагедій Шекспира, въ которыхъ онъ изобразилъ древній міръ, какъ, напримѣръ, въ "Коріоланѣ", "Юліи Цезарѣ" и др. Мнѣніе это, конечно, совершенно ложно, такъ какъ въ характерѣ всей драмы общаго съ древнимъ міромъ можно признать только одни имена дѣйствующихъ лицъ. Но въ лицѣ Апеманта мы дѣйствительно можемъ замѣтить тотъ пошибъ и то вѣяніе, какіе обнаруживаютъ герои и люди древняго міра. Философъ-циникъ по убѣжденію, Апемантъ дошелъ до своихъ взглядовъ на жизнь не вслѣдствіе ударовъ и несчастій, какіе довели до мизантропіи Тимона, но выработалъ ихъ самъ путемъ чисто апріорическихъ взглядовъ и этимъ дѣйствительно придалъ себѣ тотъ монументальный характеръ, какой поражаетъ насъ въ древнихъ герояхъ, чей скульптурный обликъ представляется, подобно вышедшей изъ головы Юпитера Минервѣ, въ совершенно готовомъ видѣ, безъ всякаго указанія, какъ и почему онъ могъ образоваться. Сцена послѣдняго свиданія Тимона съ Апемантомъ самая лучшая во всей драмѣ, и въ ней характеры обоихъ мизантроповъ -- одного мизантропа по слабости характера, а другого по убѣжденію -- до того рельефно объясняютъ другъ друга, что послѣ нея къ характерамъ обоихъ не представляется надобности въ прибавкѣ ни одного малѣйшаго штриха. Одна эта сцена можетъ служить лучшимъ доказательствомъ, что Тимонъ не только дѣйствительно написанъ Шекспиромъ, но что вмѣстѣ съ тѣмъ эта драма создана поэтомъ въ тотъ позднѣйшій періодъ развитія его творческихъ силъ, когда онъ написалъ свои величайшія произведенія.
  

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

   Тимонъ, благородный аѳинянинъ.
   Луцій, Лукуллъ, Семпроній -- льстецы Тимона.
   Вентидій, ложный другъ Тимона.
   Апемантъ, философъ-циникъ.
   Алкивіадъ, аѳинскій полководецъ.
   Флавій, управитель Тимона,
   Фламиній, Луцилій, Сервилій -- слуги Тимона.
   Кафисъ, Филотъ, Титъ, Луцій, Гортензій -- слуги заимодавцевъ Тимона.
   Слуга Варрона, заимодавца Тимона.
   Слуга Исидора, заимодавца Тимона.
   Поэтъ.
   Художникъ.
   Ювелиръ.
   Купецъ.
   Старый аѳинянинъ.
   Пажъ.
   Шутъ.
   Фрина, Тимандра -- любовницы Алкивіада.

Знатные аѳиняне, сенаторы, солдаты, разбойники, чужестранцы, гости, маски.

Дѣйствіе въ Аѳинахъ и близлежащемъ лѣсу.

  

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Зала въ домѣ Тимова.

(Входятъ изъ разныхъ дверей поэтъ, художникъ, купецъ, ювелиръ и другіе).

  
             Поэтъ. Съ пріятнымъ днемъ!
             Художникъ.                     Радъ, что здоровымъ встрѣтилъ
             Я здѣсь тебя.
             Поэтъ.           Давно мы не видались.
             Ну что, какъ міръ?
             Художникъ.           Ветшаетъ съ каждымъ днемъ.
             Поэтъ. Ну, этотъ слухъ, положимъ, не новинка!
             Вѣстей получше нѣтъ ли у тебя?
             Новѣй, чуднѣй, сто разъ не повторенныхъ.
             Да вотъ, смотри (Указываетъ на купца и ювелира).
             Какихъ духовъ, о, щедрость,
             Себѣ служить не заставляешь ты!
             Ты власть надъ всѣмъ!-- купецъ извѣстенъ мнѣ.
             Художникъ. Съ нимъ ювелиръ; -- я знаю ихъ обоихъ.
             Купецъ (ювелиру). О, да, о, да, достойный человѣкъ!
             Ювелиръ. Сомнѣнья нѣтъ.
             Купецъ.                     Ни съ кѣмъ онъ не сравнится.
             Творить добро такая же потребность
             Его душѣ, какъ жить или дышать.
             Ювелиръ. Со мной брильянтъ.
             Купецъ.                               О, покажи!-- Навѣрно
             Для Тимона?
             Ювелиръ.           Да, если только онъ
             Дастъ цѣну мнѣ; -- но что болтать объ этомъ!
             Поэтъ (декламируетъ про себя):
             Когда порокъ мы хвалимъ изъ корысти --
             Грязнимъ мы тѣмъ высокіе стихи,
             Чей долгъ прямой превозносить лишь честность!
             Купецъ (разматривая брильянтъ).
             Грань хороша.
             Ювелиръ.           Все хорошо,-- взгляни лишь,
             Что за вода
             Художникъ (поэту). Ты сочиняешь, вѣрно,
             Стихи иль гимнъ, чтобъ посвятить его
             Хозяину?
             Поэтъ.           Да, вылилась бездѣлка
             Въ свободный часъ.-- Вѣдь стихъ, какъ сокъ деревьевъ,
             Сочится самъ и каплетъ сквозь кору
             Родного пня. Должно огниво высѣчь
             Огонь въ кремнѣ, но нашъ огонь священный
             Родится въ свѣтъ свободно самъ собой
             И, разъ родясь, не знаетъ онъ преграды.
             Какъ быстрый ключъ.-- Что у тебя?
             Художникъ.                                         Картина.
             Когда же книгу мы прочтемъ твою?
             Поэтъ. А вотъ лишь только поднесу ее
             Хозяину.-- А ты свою картину
             Покажешь намъ?
             Художникъ (открывая картину). Надѣюсь, недурна?
             Поэтъ. Восторгъ, восторгъ! Прекрасно! Превосходно!
             Художникъ. Ну, это слишкомъ ужъ.
             Поэтъ.                                         О, нѣтъ, напротивъ!
             Какъ говоритъ изящной постановкой
             Фигура вся! Какъ силенъ этотъ взглядъ!
             Какъ выгибъ губъ исполненъ мощной думы!
             Онъ говоритъ понятно безъ рѣчей.
             Художникъ. Съ природы снять дѣйствительно успѣлъ
             Я копію на этотъ разъ удачно.
             Что скажешь ты про этотъ поворотъ?
             Хорошъ иль нѣтъ?
             Поэтъ.           О, онъ природу учитъ,--
             Вѣдь мастерство живѣе, чѣмъ она.

(Проходятъ нѣсколько сенаторовъ).

             Художникъ. Какъ оцѣненъ однако Тимонъ всѣми!
             Поэтъ. Сенаторы,-- счастливый нашъ народъ 1).
             Художникъ. Смотри еще.
             Поэтъ.                     Ты видишь эти волны
             Живыхъ существъ, явившихся сюда?
             Такъ выслушай -- изобразить въ стихахъ
             Намѣренъ я такого человѣка,
             Кому весь міръ несетъ наперерывъ
             Дань похвалы, дань чести и вниманья.
             Стѣснять мой стихъ не буду я ничѣмъ.
             Помчится онъ по восковымъ таблицамъ 2),
             Какъ по морю, и не смутится злобой
             Ни въ чемъ его свободный, быстрый бѣгъ!
             Пусть, какъ орелъ, въ пути своемъ безслѣдномъ,
             Несется онъ со смѣлостью впередъ!
             Художникъ. Какъ понимать я долженъ рѣчь такую?
             Поэтъ. Скажу сейчасъ.-- Ты видишь, какъ усердно
             Всѣ личности,-- какой бы ни дала имъ
             Природа умъ: поверхностный, серьезный,
             Пустой иль нѣтъ,-- несутъ наперерывъ
             Свои услуги Тимону. Привлекъ
             Своимъ добромъ" и щедростью безъ мѣры
             Онъ всѣ сердца. Кадитъ ему не только
             Толпа льстецовъ, чьи лица отражаютъ
             Какъ зеркало 3), улыбки богачей,
             Но даже самъ философъ Апемантъ,
             Привыкшій, какъ твердятъ, гнушаться даже
             Самимъ собой.-- Колѣни даже онъ
             Склонить готовъ предъ Тимономъ, довольный,
             Когда его почтитъ улыбкой тотъ.
             Художникъ. Случилось точно слышать мнѣ однажды
             Бесѣду ихъ.
             Поэтъ.           Такъ слушай же:-- хочу
             Изобразить я на цвѣтущемъ холмѣ
             Фортуны тронъ! Внизу гудитъ толпа
             Людскихъ существъ всѣхъ знаній и достоинствъ,
             Алкающихъ упорнѣйшимъ трудомъ
             Достичь того, къ чему они стремятся.
             Въ ихъ сборищѣ, средь столькихъ лицъ и глазъ,
             Съ мольбою устремленныхъ на фортуну,
             Намѣренно поставится одинъ,
             Чьей внѣшности придамъ живое сходство
             Я съ Тимономъ. Его перстомъ лилейнымъ 4)
             Прійти къ себѣ богиня поманитъ
             И тѣмъ отдастъ безпрекословно въ рабство
             Ему былыхъ соперниковъ его!
             Художникъ. Замыслилъ ты дѣйствительно недурно!
             Фортуны тронъ и этотъ человѣкъ,
             Изъ всей толпы намѣченный богиней
             На то, чтобъ онъ, съ склоненной головой,
             Вбѣжалъ на холмъ за чуднымъ даромъ счастья --
             Прекрасно можно это въ самомъ, дѣдѣ
             Все выразить.
             Поэтъ.           Прослушай до конца...
             Едва успѣхъ счастливца увидали
             Всѣ бывшіе товарищи его --
             То даже тѣ, которые считали
             Себя знатнѣй -- теперь стремглавъ пустились.
             Ему служить, торчать въ его передней,
             Лить вслухъ рѣчей хвалебный ѳиміамъ,
             Держать ему съ покорнымъ видомъ стремя,--
             Ну, словомъ, будто имъ однимъ могли
             Они дышать.
             Художникъ. Но что жъ потомъ?
             Поэтъ.                                         Потомъ
             Вотъ было что: -- Фортуна, измѣнясь,
             Въ капризный часъ прогнала съ глазъ любимца-
             И тутъ-то всѣ прихлѣбники его-.
             Что ползали предъ нимъ -- кто на колѣняхъ,
             Кто на рукахъ -- позволили теперь
             Ему съ горы скатиться прямо книзу,
             Съ его судьбой своей не раздѣливъ.
             Художникъ. Немудрено:-- есть тысячи картинъ,
             Гдѣ нравъ Фортуны вѣтреной представленъ
             Во много разъ живѣй, чѣмъ на словахъ.
             Ты, впрочемъ, задался прекрасной цѣлью
             Открыть предъ взоромъ Тимона, что часто
             Тотъ, кто стоитъ на горной высотѣ,
             Предъ всѣми вдругъ летитъ ногами кверху.

(Трубы. Входитъ Тимонъ со свитой. Съ нимъ разговариваетъ слуга Вентидія).

             Тимонъ. Какъ, онъ въ тюрьмѣ?
             Слуга.                               Да, добрый господинъ!
             Весь долгъ его -- ничтожныхъ пять талантовъ.
             Платить нѣтъ средствъ, заимодавцы строги!
             Замолвить слово проситъ за него
             Онъ имъ въ письмѣ;-- иначе вся его
             Разбита жизнь.
             Тимонъ.           Вентидій благородный!..
             Ну, ничего! Я не изъ тѣхъ пустыхъ
             Говоруновъ, что покидаютъ близкихъ,
             Когда они прибѣгнутъ къ нимъ въ нуждѣ.
             Участья онъ достоинъ въ полной мѣрѣ
             И потому не будетъ безъ него --
             Я долгъ плачу, чтобъ дать ему свободу!
             Слуга. Его навѣкъ обяжешь этимъ ты.
             Тимонъ. Снеси ему привѣтный мой поклонъ.
             Я долгъ пришлю. Пусть, получивъ свободу,
             Онъ посѣтитъ по-дружески меня.--
             Не въ томъ добро, чтобъ разъ помочь несчастнымъ,
             А въ томъ, чтобъ ихъ поддерживать и впредь!
             Иди жъ домой.
             Слуга.           Всѣхъ благъ тебѣ и счастья!

(Уходитъ слуга. Входитъ старикъ аѳинянинъ).

             Старикъ. Прошу тебя, склони, достойный Тимонъ,
             Ко мнѣ твой слухъ.
             Тимонъ.                     Охотно, старина.
             Старикъ. Есть у тебя слуга одинъ, Луцилій.
             Тимонъ. Ну, да; такъ что жъ?
             Старикъ.                               Будь добръ и прикажи
             Его позвать.
             Тимонъ.           Ей!-- здѣсь ли онъ? Луцилій!

(Входитъ Луцилій).

             Луцилій. Что, господинъ?
             Старикъ.                     Вотъ этотъ твой прихлѣбникъ 5)
             Ко мнѣ шататься вздумалъ по ночамъ.
             Я честно жилъ и наживалъ добро
             Ужъ много лѣтъ, такъ, значитъ, въ полномъ правѣ
             Желать, чтобъ мой наслѣдникъ былъ приличнѣй,
             Чѣмъ подавщикъ тарелокъ за столомъ.
             Тимонъ. Что жъ хочешь ты?
             Старикъ.                               Единственную я
             Имѣю дочь. Наслѣдникомъ инымъ
             Я оставлять добро свое не стану,
             Дочь хороша и въ возрастѣ, когда
             Пришла пора ей думать о замужествѣ.
             Я на ея потратилъ воспитанье
             Что только могъ,-- и вижу вдругъ теперь,
             Что твой слуга задумалъ добиваться
             Ея любви.-- Прошу, достойный Тимонъ,
             Будь милосердъ и помоги смирить
             Мнѣ наглеца;-- объ этомъ самъ старался
             Безъ пользы я.
             Тимонъ.           Онъ честенъ.
             Старикъ.                               Что жъ въ томъ?
             Находитъ честность должную награду
             Сама въ себѣ! Къ чему же приплетать
             Тутъ дочь мою?
             Тимонъ.           А дѣвушка склонна
             Къ нему душой?
             Старикъ.           Ну, молодость на это
             Склонна всегда!.. Что значатъ въ эти годы
             Любовь и страсть -- судить объ этомъ можемъ
             Мы по себѣ.
             Тимонъ (Луцилію). А ты?-- Ее ты любишь?
             Луцилій. Да, господинъ, и дочь дала согласье
             Быть мнѣ женой.
             Старинъ. А           я клянусь, что если
             Мое согласье вздумаютъ они
             Такъ обойти,-- то я себѣ назначу
             Наслѣдникомъ кого-нибудь изъ нищихъ,
             Ее жъ лишу безъ жалости всего.
             Тимонъ. Какъ много ей ты обѣщался дать,
             Когда бъ она себѣ сыскала ровню?
             Старикъ. Я бъ три таланта выдалъ ей сейчасъ же
             И все потомъ.
             Тимонъ.           Луцилій честно служитъ 6)
             Мнѣ много лѣтъ, и я принесть готовъ
             Ему на благо маленькую жертву.
             Исполню тѣмъ я только небольшой
             Долгъ доброты.-- Отдай ему, старикъ,
             Свое дитя, а я уровновѣшу
             Ихъ средства такъ, что будетъ стоить столько жъ
             Онъ, какъ она.
             Старикъ.           Ахъ, господинъ мой добрый!
             Дай слово мнѣ, что будетъ такъ,-- и дочь я
             Отдамъ сейчасъ.
             Тимонъ.           Даю честное слово.
             Луцилій. О, господинъ, благодарю всѣмъ сердцемъ!
             Все, все добро, какое мнѣ судьба
             Пошлетъ впередъ -- считай твоимъ навѣки!

(Уходятъ старикъ и Луцилій).

             Поэтъ. Благоволи принять, достойный Тимонъ,
             Мой слабый трудъ и будь счастливъ всегда!
             Тимонъ. Благодарю! Услышишь обо мнѣ
             Ты болѣе; не уходи такъ скоро.
             (Живописцу) Съ чѣмъ ты, мой другъ?
             Живописецъ. Съ картиной, мужъ достойный!
             Принять ее прошу отъ всей души.
             Тимонъ. Цѣнилъ всегда я живопись высоко.
             Портретъ вѣдь выше, чѣмъ оригиналъ.
             Съ тѣхъ поръ, какъ въ душахъ поселилась низость,
             Чтобъ торговать натурою людской,
             Въ живыхъ мы людяхъ видимъ только внѣшность,
             А кисть даетъ намъ безъ обмана то,
             Что точно есть 7).-- Твой трудъ пришелся очень
             По сердцу мнѣ, и въ этомъ убѣдишься
             Ты скоро самъ.-- Останься здѣсь покамѣстъ
             И жди хорошихъ отъ меня вѣстей.
             Художникъ. Да сохранятъ тебя въ грядущемъ боги!
             Тимонъ. Благодарю.-- Подайте руки мнѣ;
             Мы отобѣдаемъ сегодня вмѣстѣ.
             (Ювелиру) А за брильянтъ того, что просишь ты,
             Я не плачу.
             Ювелиръ. Ужели ты призналъ
             Нестоящей его цѣны, какую
             Назначилъ я?
             Тимонъ.           Какъ можно!-- Оцѣнилъ
             Его я выше,-- такъ что если бъ вздумалъ
             Его купить -- то разорилъ бы этимъ
             Себя въ конецъ.
             Ювелиръ.           Назначилъ цѣну я,
             Какую можно дать. Но вѣдь извѣстно,
             Что вещи одинаковой цѣны
             Нерѣдко оцѣняются различно,
             Смотря по ихъ владѣльцамъ. Славный Тимонъ
             Собой удвоитъ цѣну всякой вещи,
             Которую захочетъ пріобрѣсть.
             Тимонъ. Насмѣшливъ ты.
             Купецъ.                     О, никогда:-- онъ только
             Намъ повторилъ, что слышалъ много разъ
             Отъ всѣхъ вездѣ. (Входитъ Апемантъ).
             Тимонъ.           Смотрите, кто идетъ.
             Хотите вы его послушать брани?
             Ювелиръ. За честь сочтемъ съ тобою раздѣлить
             Мы эту брань.
             Купецъ. Бьетъ всѣхъ онъ безъ разбора..
             Тимонъ. Съ пріятнымъ днемъ, любезный Апемантъ!
             Апемантъ. Отвѣта жди въ тотъ день, когда съ тобой
             Любезнымъ быть мнѣ явится охота.
             А будетъ то, когда людишки эти
             Отыщутъ честь, а самъ ты станешь псомъ.
   Тимонъ. За что же ихъ позоришь ты, не зная?
   Апемантъ. Вѣдь они аѳиняне?
   Тимонъ. Да.
   Апемантъ. Ну, такъ я сказаннаго назадъ не беру.
   Тимонъ. А меня ты знаешь?
   Апемантъ. Само собой!-- потому я тебя и назвалъ твоимъ именемъ.
   Тимонъ. Ты гордецъ, Апемантъ.
   Апемантъ. О, да! И всего больше горжусь тѣмъ, что я не Тимонъ.
   Тимонъ. Куда ты шелъ?
   Апемантъ. Шелъ разбить башку кому-нибудь изъ честныхъ аѳинянъ.
   Тимонъ. За это можешь поплатиться своей.
   Апемантъ. Конечно, если будутъ казнить за поступки, которые не стоятъ выѣденнаго яйца.
   Тимонъ. Нравится тебѣ эта картина?
   Апемантъ. Нравится тѣмъ, что она безвредна 8).
   Тимонъ. Художникъ, создавшій картину, талантливъ.
   Апемантъ. Художникъ, создавшій самого художника, высказалъ еще большій талантъ; однако на этотъ разъ изъ его рукъ вышла тоже дрянь.
   Художникъ. Собака.
   Апемантъ. Твоя мать изъ моей породы; -- кто жъ она по-твоему, если я собака?
   Тимонъ. Обѣдай сегодня со мной, Апемантъ.
   Апемантъ. Я важныхъ баръ не ѣмъ.
   Тимонъ. И хорошо дѣлаешь: -- иначе ты огорчилъ бы ихъ барынь.
   Апемантъ. Тѣ ѣдятъ ихъ сами. Оттого у нихъ и животы растутъ.
   Тимонъ. Какой неприличный выводъ!
   Апемантъ. Его въ моихъ словахъ откопалъ ты, такъ и возьми себѣ за трудъ.
   Тимонъ. Нравится тебѣ этотъ брильянтъ?
   Апемантъ. Меньше, чѣмъ честность; а она не стоить людямъ ни гроша.
   Тимонъ. Сколько, ты думаешь, онъ стоитъ?
   Апемантъ. Не стоитъ того, чтобъ я о немъ думалъ..-- Что дѣлаешь, поэтъ?
   Поэтъ. Ничего, философъ.
   Апемантъ. Неправда!-- ты постоянно врешь.
   Поэтъ. Развѣ ты не философъ?
   Апемантъ. Философъ.
   Поэтъ. Значитъ, я не совралъ, назвавъ тебя такъ.
   Апемантъ. А ты поэтъ?
   Поэтъ. Поэтъ.
   Апемантъ. Такъ какъ же ты не врешь? Прочитай свое послѣднее произведеніе, въ которомъ ты увѣряешь, будто Тимонъ достойный человѣкъ.
   Поэтъ. Это не ложь, а правда.
   Апемантъ. Онъ достоинъ тебя и стоитъ, чтобъ ты бралъ съ него деньги за твои труды. Кто любитъ лесть -- любитъ льстеца.-- О, если бъ я былъ знатнымъ бариномъ!
   Тимонъ. Что жъ бы ты сталъ дѣлать?
   Апемантъ. То же, что дѣлаю теперь:-- сталъ бы презирать ихъ всѣхъ.
   Тимонъ. Значитъ, и себя?
   Апемантъ. Да.
   Тимонъ. За что же?
   Апемантъ. За то, что пожелалъ въ глупый часъ бариномъ чдѣлаться 9).-- (Купцу) Ты купецъ?
   Купецъ. Да, Апемантъ.
   Апемантъ. Желаю, чтобъ торговля тебя разорила, если этого не сдѣлаютъ боги.
   Купецъ. Разоритъ торговля, значитъ -- разорили боги.
   Апемантъ. Ну, да,-- вѣдь она твой богъ, такъ пусть она тебя и разоритъ. (Трубы. Входитъ слуга).
   Тимонъ. Чьи это трубы?
   Слуга. Тамъ двадцать всадниковъ съ Алкивіадомъ.
   Тимонъ. Прими ихъ всѣхъ и проведи ко мнѣ.

(Уходитъ слуга).

             Мы отобѣдаемъ сегодня-вмѣстѣ.

(Поэту, художнику и прочимъ)

             А васъ прошу не уходить, пока
             Не расплачусь, какъ слѣдуетъ, я съ вами.
             Картину мы посмотримъ, кончивъ пиръ,
             А до того, повѣрьте, радъ душою
             Я видѣть васъ.

(Входитъ Алкивіадъ со своими друзьями).

             Алкивіадъ.           Здорово, другъ!
             Апемантъ.                               Такъ, такъ!..
             Пусть скрючились бы ваши всѣ суставы 10)!
             Вѣдь ни въ одномъ изъ этихъ сладкихъ плутовъ
             Пріязни нѣтъ другъ къ другу ни на грошъ,
             А льстятъ въ глаза!-- Нѣтъ, вижу я, что люди
             Всѣ выродились въ стадо обезьянъ!
             Алкивіадъ. Такъ много дней не видѣвшись съ тобой,
             Я по тебѣ проголодался, Тимонъ.
             Тинонъ. Будь гостемъ здѣсь. Найдемъ, какъ провести
             Пріятно день мы предъ твоимъ отъѣздомъ.
             Отправимся жъ, достойный другъ, со мной.

(Уходятъ всѣ, кромѣ Апеманта. Входятъ двое гостей).

   1-й гость. Который часъ, Апемантъ?
   Апемантъ. Часъ быть честнымъ.
   1-й гость. Честнымъ надо быть всегда.
   Апемантъ. Тѣмъ больше будешь ты проклятъ за то, что этого не исполняешь.
   2-й гость. Идешь ли ты на пиръ къ Тимону?
   Апемантъ. Непремѣнно. Хочу посмотрѣть, какъ плуты обжираются, а дураки горячатъ глотки виномъ!
   2-й гость. Прощай, прощай!
   Апемантъ. Ты глупъ, что повторилъ эти слова два раза.
   2-й гость. Почему?
   Апемантъ. Тебѣ слѣдовало сберечь одно прощай для себя, потому что отъ меня ты его не получишь.
   1-й гость. Чтобъ тебѣ повѣситься!
   Апемантъ. Если повѣшусь, то никакъ не по твоему желанію. Обратись съ этой посудой къ твоимъ друзьямъ.
   2-й гость. Уберись ты, сварливая собака! Кончится тѣмъ, что я выгоню тебя отсюда палкой.
   Апемантъ. Собакѣ нѣтъ безчестья убѣжать отъ копытъ осла.

(Уходитъ Апемантъ).

             1-й гость. Вотъ человѣкъ навыворотъ!-- Пора
             Итти однако къ Тимону на праздникъ.
             Щедрѣй онъ, право, щедрости самой.
             2- и гость. Она въ немъ плещетъ черезъ край. Самъ Плутусъ,
             Богъ золота, ему годиться можетъ
             Лишь въ ключники! Онъ всемеро платить
             Привыкъ за все. Чуть подари ему
             Бездѣлицу -- отвѣтомъ за нее
             Онъ превзойдетъ признательности мѣру.
             1-й гость. Такой души не видывалъ я въ свѣтѣ.
             2-й гость. Пошли, судьба, счастливыхъ много дней
             Ему впередъ.-- Пора итти.
             1-й гость.                               Идемъ. (Уходятъ).
  

СЦЕНА 2-я.

Тамъ же. Парадная зала въ домѣ Тимона.

(Гобои. Среди залы накрытъ пиршественный столъ. Флавій и слуга хлопочутъ, затѣмъ входятъ Тимонъ, Алкивіадъ, Луцій, Лукуллъ, Семпроній, Вентидій, сенаторы и другіе гости. Позади идетъ съ сердитымъ видомъ Апемантъ).

             Вентидій. Достойный Тимонъ, боги положили
             Предѣлъ годамъ, прожитымъ на землѣ
             Моимъ отцомъ. Счастливымъ отошелъ
             Къ покою онъ и всѣ свои богатства
             Оставилъ мнѣ. А такъ какъ твоему
             Обязанъ я великодушью многимъ,
             То возвратить я полностью спѣшу
             Тебѣ мой долгъ и вѣрь, что буду вѣчно
             Признателенъ всѣмъ сердцемъ я тебѣ
             За то, что мнѣ ты возвратилъ свободу!
             Тимонъ. О, перестань, Вентидій благородный!
             Моей любви не понялъ, вижу, ты,
             Я услужить подаркомъ безвозвратнымъ
             Хотѣлъ тебѣ, а кто жъ беретъ назадъ,
             Что подарилъ? Бываетъ безъ сомнѣнья,
             Что поступаютъ съ нами иногда
             Такъ высшіе; но подражать имъ въ этомъ
             Мы не должны. Пороки ихъ сіяютъ,
             Но тѣмъ себя они не извиняютъ!
             Вентидій. Что за душа!

(Гости подобострастно стоятъ около Тимона).

             Тимонъ.                     Что жъ, гости дорогіе,
             Стоите вы?-- Прошу безъ церемоній!
             Вѣдь этикетъ придуманъ для того,
             Чтобъ внѣшній лоскъ скрывалъ притворство сердца.
             Онъ нуженъ тамъ, гдѣ ласковы лишь съ виду
             Съ друзьями мы и ждемъ, чтобъ поскорѣй
             Они ушли; но истинная дружба
             Не такова:-- съ ней этикетъ не нуженъ.
             Садитесь же и вѣрьте, что цѣню
             Я именно за то мое богатство,
             Что имъ могу услуживать друзьямъ.
             1-й гость. Мы въ этомъ всѣ давно уже сознались.
             Апемантъ. Сознались вы? Такъ въ петлю всѣхъ бы васъ!
             Тимонъ. А, Апемантъ,-- я радъ тебѣ сердечно.
             Апемантъ. Я здѣсь не съ тѣмъ, чтобъ радовать тебя.
             Хочу, чтобъ ты меня напротивъ выгналъ
             Отсюда прочь.
             Тимонъ.           Какой же ты ворчунъ!
             Задался мыслью, кажется, ты стать
             Совсѣмъ не человѣкомъ. Дурно, дурно!
             Мы знаемъ: ira furor brevis est 11),
             Но ты привыкъ вѣдь злиться постоянно...
             Не хочешь съ нами сѣсть -- такъ мы накроемъ
             Гебѣ отдѣльный столъ.-- Не любишь ты
             Быть въ обществѣ друзей, да и не созданъ
             Для этого.
             Апемантъ. Останусь я, пожалуй,
             Но на меня, чуръ, послѣ не пенять.
             Я говорю тебѣ объ этомъ раньше.
             Подмѣтить здѣсь хочу я кое-что.
   Тимонъ. Это меня нисколько не безпокоитъ. Ты аѳинянинъ, и потому милости просимъ. Власти противъ тебя я употреблять не буду; но все-таки надѣюсь, что моя хлѣбъ-соль заставитъ тебя немного сдерживать языкъ.
             Апемантъ. Твоя хлѣбъ-соль мнѣ встанетъ въ горлѣ комомъ
             Затѣмъ, что льстить не буду я тебѣ,--
             Такъ что мнѣ въ ней?-- О, сколько здѣсь людей
             Жрутъ Тимона, и онъ того не видитъ!
             Скорбитъ душа при видѣ, какъ такая
             Толпа обжоръ, на одного напавъ,
             Пьетъ кровь его, а онъ (вотъ гдѣ безумство) --
             Ихъ угощаетъ ласково собой!..
             Дивлюсь, какъ можно довѣрять другъ другу
             Въ людской толпѣ! Я запретилъ бы людямъ,
             Идя къ столу, носить съ собой ножи 12)!
             Объѣдковъ больше было бъ, да и гости
             Себя сберечь тогда могли бъ вѣрнѣй.
             Примѣровъ тьма:-- вотъ хоть бы тотъ!-- Сидитъ
             Онъ съ Тимономъ; съ нимъ братски дѣлитъ хлѣбъ;
             Пьетъ изъ одной по-дружески амфоры
             Его онъ душу пополамъ съ виномъ!
             А случай будь -- его зарѣжетъ первый!
             Навѣрно такъ!-- Будь я богатъ -- боялся бъ
             Я за обѣдомъ поднести стаканъ
             Къ моимъ губамъ! Боялся бъ, чтобъ, открывши
             Передъ всѣми ротъ, я тѣмъ не побудилъ
             Кого-нибудь пырнуть ножомъ мнѣ въ горло
             И умертвить!-- Богатымъ предъ ѣдой
             Полезно ротъ свой защищать уздой.
             Тимонъ. Теперь, друзья, мы выпьемъ круговую.
             2-й гость. Сюда, сюда! Направь амфору къ намъ.
             Апемантъ. Да, да, направь!-- Направить мастеръ дѣло,
             Какъ должно, ты! Лишь не пришлось бы плохо
             Хозяину отъ здравицы твоей!
             Вотъ я такъ пью напитокъ благородный!
             Онъ никому не сдѣлаетъ вреда;
             Никто водой себя не замараетъ;
             Она подъ-стать обѣду моему.
             Пирами мы привыкли лишь гордиться,
             Но все жъ хочу богамъ я помолиться.
             На деньги, боги, я не льщусь!
             Я о себѣ одномъ молюсь!
             Не буду я глупцомъ такимъ,
             Что клятвамъ вѣрить радъ людскимъ,
             Не переноситъ женскихъ слезъ,
             Спокоенъ, если дремлетъ песъ,
             Тюремнымъ вѣритъ сторожамъ
             И при нуждѣ идетъ къ друзьямъ!
             Пусть прихотливо люди жрутъ --
             Коренья пищу мнѣ дадутъ!

(Ѣстъ и пьетъ.)

             Ѣшь, Апемантъ, на доброе здоровье.
   Тимонъ. Я думаю, другъ Алкивіадъ, твое сердце и теперь на полѣ сраженья?
   Алкивіадъ. Оно тамъ, гдѣ можно оказать тебѣ услугу.
   Тимонъ. Я думаю, тебѣ пріятнѣй сѣсть за непріятельскій завтракъ, чѣмъ за дружескій столъ?
   Алкивіадъ. О, да,-- когда онъ облитъ кровью. Такой пиръ я пожелаю лучшему изъ друзей.
   Апемантъ. Желаю, чтобъ всѣ эти льстецы стали твоими врагами. Ты бы тогда ихъ убилъ и пригласилъ меня на обѣдъ, чтобъ ихъ съѣсть.
   1-й гость (Тимону). Какъ бы мы желали, безцѣнный другъ, чтобъ тебѣ пришла когда-нибудь надобность испытать нашу къ тебѣ дружбу! Мы почли бъ себя счастливыми, если бъ могли, доказать тебѣ хоть ея частицу.
   Тимонъ. О, не сомнѣвайтесь, дорогіе друзья, что это время рано или поздно придетъ! Сами боги рѣшили, что когда-нибудь вы мнѣ поможете, потому что, зачѣмъ же было имъ иначе дѣлать васъ моими друзьями? Если бъ вы не принадлежали вполнѣ моему сердцу, то для чего же изъ тысячи другихъ лицъ стали бы вы одни носить дорогое имя моихъ друзей? Въ дружбу вашу я вѣрю болѣе, чѣмъ, можетъ-быть, изъ скромности вѣрите въ нее вы сами! Вотъ какъ высоко я васъ ставлю!-- О, боги!-- часто думалось мнѣ, для чего было бъ намъ имѣть друзей, если бъ мы никогда въ нихъ не нуждались? Вѣдь они были бъ въ этомъ случаѣ самыми безполезными въ мірѣ существами и походили бъ на тѣ музыкальные инструменты, которые, вися въ футлярахъ, хранятъ сладкіе звуки только для самихъ себя!-- Мнѣ даже часто хотѣлось потерять мое богатство для того, чтобъ видѣть, какъ это тѣсно сблизило бъ меня съ вами!-- Мы рождены, чтобъ дѣлать добро; а что же можно назвать болѣе своей собственностью, какъ не имущество нашихъ друзей? Что за наслажденіе въ мысли, что кучка людей братски располагаетъ имуществомъ другъ друга! (Плачетъ). О, радость, утопающая въ слезахъ въ самый мигъ своего рожденья и тѣмъ какъ бы кончающая свою жизнь!-- Я не могу удержать слезъ и для того, чтобъ скрыть эту слабость, пью за ваше здоровье!
             Апемантъ. Заплакалъ онъ, чтобъ ихъ заставить выпить!
             2-й гость. Ты радость зародилъ у насъ въ глазахъ,--
             Она на свѣтъ явилась, какъ младенецъ.
             Апемантъ. Вотъ смѣхъ-то гдѣ! Навѣрняка побочный!
             3-й гость. Меня, клянусь, растрогалъ ты!..
             Апемантъ.                                                   Скажите!.. 13)

(За сценой трубы).

   Тимонъ. Что значатъ эти трубы? Ступайте узнать.

(Входитъ слуга).

   Слуга. Тамъ пришли какія-то женщины и убѣдительно просятъ ихъ принять.
   Тимонъ. Женщины? Чего онѣ хотятъ?
   Слуга. Ихъ сопровождаетъ вѣстникъ, которому поручено объяснить ихъ желанія.
   Тимонъ. Проси войти. (Входитъ мальчикъ, одѣтый купидономъ).
             Купидонъ. Привѣтъ тебѣ, достойный, славный Тимонъ,
             И всѣмъ гостямъ, вкушающимъ отъ дивныхъ
             Твоихъ щедротъ!-- Пять чувствъ явились здѣсь
             Признать твое владычество надъ ними
             И принести признательность за всѣ
             Твои дары. Слухъ, обонянье, вкусъ,
             А также тѣла сладостная нѣга
             Ублажены до сытости роскошнымъ
             Твоимъ столомъ; такъ счастью въ заключенье
             Утѣшить мы хотимъ тебѣ и зрѣнье!
             Тимонъ. Всѣмъ мой привѣтъ! Мы примемъ васъ съ почетомъ
             Пусть музыка играетъ въ честь гостей.
             1-й гость. Вотъ какъ любимъ ты всѣми, славный Тимонъ.

(Музыка. Купидонъ уходить и возвращается съ женщинами въ костюмахъ амазонокъ. Онѣ танцуютъ и играютъ на лютняхъ).

             Апемантъ. Что за подборъ пустѣйшей суеты!
             Вонъ пляшутъ какъ!-- помѣшанныя дуры!
             Безумно все вѣдь, впрочемъ, что блеститъ!
             Какъ посравнить пустую эту пышность
             Съ тѣмъ, что простой твердитъ намъ здравый смыслъ!
             Чтобъ сытымъ быть, пучка кореньевъ съ масломъ
             Довольно намъ. Мы лѣземъ въ дураки
             Для прихоти! Льстимъ для того, чтобъ ѣсть
             Насчетъ другихъ; когда жъ придетъ ихъ старость.
             То наплюемъ отравой клеветы
             Мы имъ въ лицо.-- Найдется ль человѣкъ,
             Чей нравъ никто не развращалъ при жизни,
             И кто бы самъ не развращалъ другихъ?
             Кто не былъ въ гробъ сопровождаемъ бранью
             Своихъ друзей? Боюсь, плясуньи эти
             Когда-нибудь растопчутъ и меня!
             Вѣдь и предъ солнцемъ двери закрываютъ,
             Когда лучи подъ вечеръ догораютъ.

(Гости встанутъ изъ-за стола и благодарятъ Тимона, затѣмъ выбираютъ каждый по амазонкѣ и танцуютъ съ ними подъ звуки гобоевъ).

             Тимонъ. Украсили вы нашъ веселый пиръ,
             Красавицы! Явясь сюда, ему
             Двойную вы придать умѣли прелесть.
             Вы превзошли прекраснымъ исполненьемъ,
             Что я придумалъ для веселья самъ!
             Привѣтъ мой вамъ.
             Одна изъ дамъ.           Хорошее одно
             Ты склоненъ видѣть въ насъ, достойный Тимонъ.
   Апемантъ. Еще бы! Вѣдь ваше худшее -- грязь, а чтобъ поднять ее, никто не станетъ склоняться 14).
             Тимонъ. Когда гостямъ угодно прохладиться,
             То столъ накрытъ,-- распоряжайтесь всѣмъ.
             Всѣ женщины. Благодаримъ. (Женщины и купидонъ уходятъ).
             Тимонъ. Эй, Флавій!
             Флавій.                     Что угодно?
             Тимонъ. Подай ларецъ.
             Флавій.                     Иду. (Въ сторону) Ну, вотъ, начнетъ
             Теперь дарить; сказать же слово противъ
             Не смѣй никто. Пора ему бы было
             Открыть глаза, и долженъ это сдѣлать
             Скорѣй всѣхъ я.-- Самъ пожалѣетъ онъ,
             Все потерявъ, что не перечилъ прежде
             Ему никто.-- У щедрости, жаль, нѣтъ
             Въ затылкѣ глазъ; -- будь это -- многихъ бѣдъ
             Намъ удалось избѣгнуть бы счастливо
             Тамъ, гдѣ насъ умъ итти толкаетъ криво.

(Уходитъ Флавій и возвращается съ ларцемъ).

             1-й гость. Гдѣ слуги?
             Слуга.                     Здѣсь.
             2-й гость.                               Готовьте лошадей.
             Тимонъ. Нѣтъ, нѣтъ, друзья! Минутку погодите.
             Словечко вамъ мнѣ надобно' сказать..

(Даетъ одному изъ гостей брильянтъ).

             Прошу тебя принять бездѣлку эту
             Любезный другъ. Ея значенье этимъ
             Возвысишь ты.
             1-й гость.           Подарками осыпалъ
             Меня ты, Тимонъ, съ головы до ногъ.
             Всѣ. Равно и насъ.

(Входитъ слуга).

             Слуга.                    Подъѣхали къ дверямъ
             Тамъ нѣсколько сенаторовъ; -- желаютъ
             Войти сюда.
             Тимонъ.           Проси!-- Я радъ ихъ видѣть.
             Флавій (Тимону). Позволь сказать тебѣ два слова, Тимонъ,
             Вопросъ не пустъ и важенъ для тебя.
             Тимонъ. Ну, если такъ, то надо со вниманьемъ
             Заняться имъ. Приди потомъ; теперь же
             Займись пріемомъ дорогихъ гостей.
             Флавій (тихо). Что дѣлать мнѣ? (Входитъ 2-й слуга).
             Слуга. Прислалъ изъ дружбы Луцій
             Тебѣ въ подарокъ четырехъ коней.
             Масть -- молоко, серебряная упряжь!
             Тимонъ. Благодарю. Я принимаю ихъ 1
             Отъ всей души. Распорядись, чтобъ щедро
             Былъ награжденъ принесшій этотъ даръ.

(Входитъ 3-й слуга).

             Ну что еще? Съ какой пришелъ ты вѣстью?
   Слуга. Благородный Лукуллъ приглашаетъ тебя завтра съ собой на охоту и посылаетъ тебѣ въ подарокъ двѣ своры гончихъ.
             Тимонъ. Скажи ему, что буду непремѣнно
             Собакъ прими, вознаградивъ, конечно,
             Какъ слѣдуетъ того, кто ихъ привелъ.
             Флавій (тихо). Чѣмъ наконецъ ему придется кончить?
             Даритъ онъ зря и угощать велитъ
             Огуломъ всѣхъ, не думая, что пусты
             Въ его дому давно всѣ сундуки.
             Не только знать не хочетъ онъ, какъ бѣденъ
             Сталъ деньгами, но я не смѣю даже
             Ему сказать, какъ горько обнищалъ
             И сердцемъ онъ, утративши возможность
             Впредь потакать наклонностямъ своимъ.
             Наобѣщалъ такъ безконечно много
             Онъ въ будущемъ, что всѣ его посулы
             Одинъ лишь долгъ. Онъ съ добротой своей
             Впередъ за все готовъ платить проценты.
             Взята въ залогъ давно его земля
             Друзьями же! О, если бъ съ честью я
             Разстался съ нимъ, чтобъ не пришлось разстаться
             Позднѣй въ бѣдѣ и горѣ! Оставаться
             Всю жизнь намъ лучше вовсе безъ друзей,
             Чѣмъ заводить по глупости своей
             Такихъ друзей, чья дружба намъ вреднѣе
             Самой вражды!-- О, какъ его жалѣю
             Сердечно я! (Уходитъ Флавій).
             Тимонъ (одному изъ гостей). Ты, другъ мой, унижаешь
             Напрасно самъ достоинства свои 15).
             Прошу тебя принять бездѣлку эту
             Въ знакъ памяти и дружбы отъ меня.
             2-й гость. Принявъ ее, достойный Тимонъ, буду
             Сугубо я признателенъ тебѣ.
             3-й гость. Ты сотканъ весь изъ щедрости.
             Тимонъ.                                         Ахъ, кстати:
             Припомнилъ я, достойный другъ, что ты
             Хвалилъ гнѣдую лошадь, на которой
             Разъ ѣздилъ я. Когда она тебѣ
             Такъ нравится -- то я ее охотно
             Тебѣ дарю.
             3-й гость.           О, нѣтъ! Прошу, прости!..
             Я не могу на это согласиться.
             Тимонъ. Нѣтъ, нѣтъ -- ты только выслушай, что я
             Тебѣ скажу: извѣстно, люди хвалятъ
             То, что они находятъ по душѣ;
             А я всегда желанья близкихъ мѣрялъ
             По собственнымъ. Вѣрь мнѣ, что это такъ.
             (Прочимъ) Я къ вамъ, ко всѣмъ, сбираюсь скоро въ гости.
             Гости. Пріятнѣй гостя не дождаться намъ.
             Тимонъ. Я такъ счастливъ, когда васъ принимаю,
             Что царствами готовъ бы раздавать
             Подарки вамъ. Для васъ ничтожны слишкомъ
             Мои дары! Я не усталъ бы вѣчно
             Ихъ раздавать.-- Алкивіадъ! Ты воинъ,
             И потому, конечно, не богатъ.
             Поднесть тебѣ подарокъ я считаю
             Естественнымъ поступкомъ доброты.
             Вѣдь жизнь провелъ ты съ мертвыми тѣлами,
             А потому владѣнья всѣ твои
             Лишь рядъ гробницъ.
             Алкивіадъ.           Да, пользы въ нихъ немного.
             1-й гость (Тимону). Мы всѣ тебѣ обязаны навѣкъ.
             Тимонъ. А я всѣмъ вамъ.
             2-й гость.                     Мы всѣ твои сердцами.
             Тимонъ. А Тимонъ вашъ.-- Эй, факеловъ сюда!
             1-й гость. Богатство, счастье, честь -- вотъ что желаю
             Я Тимону на много, много лѣтъ.
             Тимонъ. Служить друзьямъ -- вотъ Тимона въ чемъ счастье.

(Гости и Алкивіадъ уходятъ)

             Апемантъ. Кивать и льстить въ привѣтѣ заученомъ
             Да вѣчно задъ выпячивать поклономъ --
             Вотъ вся ихъ жизнь!-- Ну стоитъ ли ихъ весь
             Дурацкій рой того, чѣмъ платятъ здѣсь
             За то, что гнутъ колѣни эти хамы?
             Вся дружба ихъ -- подонки грязной ямы!
             Въ комъ чести нѣтъ -- тотъ ноги вѣчно гнетъ,
             Глупецъ же все за чванство продаетъ.
             Тимонъ. Будь, Апемантъ, ты подобрѣй душою --
             Я и тебѣ добро бы сдѣлать могъ.
   Апемантъ. Нѣтъ, уволь! Мнѣ не надо ничего. Если я позволю тебѣ подкупить даже себя, то кто же станетъ тогда колоть тебѣ глаза правдой? Вѣдь ты изгрѣшишься совсѣмъ. Ты раздаешь свое добро такъ щедро, что скоро, боюсь, заложишь самъ себя. Ну, скажи, къ чему эти пиры, эта роскошь и чванство?
   Тимонъ. Если ты снова начинаешь ворчать на общество 16), то я даю слово тебѣ не отвѣчать. Прощай и возвратись сюда въ лучшемъ расположеніи духа. (Уходитъ Тимонъ).
             Апемантъ. Ну, хорошо! Не хочешь слушать ты,
             Такъ говорить съ тобой я перестану
             И тѣмъ замкну тебѣ къ спасенью путь.
             Вѣдь люди всѣ къ совѣтамъ добрымъ глухи;
             Зато на лесть льнутъ роемъ, точно мухи. (Уходитъ).
  

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Комната въ домѣ одного изъ сенаторовъ..

(Входитъ сенаторъ съ бумагой въ рукѣ).

  
             Сенаторъ. Еще пять тысячъ! Исидоръ съ Баррономъ
             Ему ужъ дали девять. Съ прежней суммой
             Онъ задолжалъ мнѣ цѣлыхъ двадцать-пять
             И въ мотовствѣ не хочетъ знать предѣла.
             Нѣтъ, такъ нельзя,-- да я и не хочу,
             Чтобъ было такъ. Вѣдь только пожелай
             Я золота -- то стоитъ мнѣ украсть
             У нищаго собаку и послать
             Ее въ даръ Тимону -- такъ этотъ песъ
             Мнѣ начеканитъ тотчасъ же монеты.
             Когда я лошадь вздумаю продать
             Съ тѣмъ, чтобъ купить взамѣнъ хоть двадцать лучшихъ,--
             Ее пошлю я Тимону безъ всякихъ
             Рѣчей и словъ -- она родитъ мнѣ цѣлый
             Табунъ коней. Дверь настежь у него
             Открыта всѣмъ, и сторожа съ улыбкой
             Зовутъ къ нему огуломъ въ гости всѣхъ.
             Нѣтъ, такъ нельзя! Простѣйшій здравый смыслъ
             Твердитъ, что жить такъ долго невозможно.
             Эй, Кафисъ! Эй! Гдѣ Кафисъ? (Входитъ Кафисъ).
             Кафисъ.                               Здѣсь. Что долженъ
             Исполнить я?
             Сенаторъ.           Надѣнь сейчасъ же плащъ
             И вмигъ отправься къ Тимону. Потребуй,
             Чтобъ отдалъ онъ немедленно тѣ деньги,
             Какія долженъ мнѣ. Да не давай
             Себя умаслить рѣчью. Если бъ вздумалъ
             Онъ какъ-нибудь учтиво отказать:
             Вертѣть бы сталъ въ рукахъ умильно шляпу,
             Съ приказомъ пожелать премного счастья
             Хозяину -- такъ ты его не слушай.
             Скажи, что деньги нужны до зарѣзу
             Мнѣ самому; что принужденъ я съ краю
             Держать свое; что срокъ его расписокъ
             Прошелъ давно, а я, ему довѣрясь,
             Тѣмъ подорвалъ свой собственный кредитъ.
             Прибавь еще, что какъ ни дорогъ Тимонъ
             Сердечно мнѣ, но не могу же я
             Ломать хребетъ изъ-за его мизинца.
             Моей нуждѣ словами не помочь,
             И мнѣ нужна немедленно уплата.
             Иди жъ скорѣй, да какъ придешь -- прими
             Построже видъ и будь въ рѣчахъ настойчивъ.
             Невольно страхъ беретъ меня, что скоро
             Повыщиплютъ всѣ перья у него,
             И станетъ прежній нашъ блестящій Фениксъ
             Голъ, какъ соколъ 17).-- Ступай теперь.
             Кафисъ.                                         Иду.
             Сенаторъ. Ну да, иди,-- да захвати расписки,
             А главное -- на сроки напирай.
             Кафисъ. Исполню все какъ слѣдуетъ.
             Сенаторъ.                               Ступай же.

(Уходятъ).

  

СЦЕНА 2-я.

Комната въ домѣ Тимона.

(Входитъ Флавій со счетами).

  
             Флавій. Не хочетъ знать ни удержа ни мѣры
             Въ расходахъ онъ. Не знаетъ, какъ и чѣмъ
             Ихъ сократить. Ему все ни почемъ,
             Что бъ ни было -- все тратитъ онъ безъ счета.
             Не видывалъ примѣровъ въ жизни я,
             Чтобъ кто-нибудь изъ доброты себя
             Такъ доводилъ до глупости конечной.
             Что дѣлать тутъ? Очнется онъ безпечно
             Лишь въ часъ, когда придетъ бѣда на дворъ!
             Нѣтъ надо мнѣ поговорить серьезно
             Сегодня съ нимъ. Пускай вернется только
             Съ охоты онъ.-- Да, да, Нехорошо!

(Входятъ Кафисъ и слуги Исидора и Баррона).

             Кафисъ. Ба! Отъ Баррона? Вѣрно, ты пришелъ
             За деньгами?
             Слуга Баррона. А ты за ними тоже?
             Кафисъ. Конечно, такъ. Отъ Исидора ты?
             Слуга Исидора. Само собой.
             Кафисъ.                     Отдать недурно было бъ
             Сегодня всѣмъ.
             Слуга Баррона. Едва ли будетъ такъ.
             Кафисъ. Вотъ онъ и самъ.

(Входятъ Тимонъ, Алкивіадъ и гости).

             Тимонъ.                               Мы, пообѣдавъ, ѣдемъ
             Опять на ловлю, другъ Алкивіадъ. (Увидя слугъ)
             Вы что? Ко мнѣ?
             Кафисъ.           Да, господинъ,-- пришли мы
             Со счетами просроченныхъ долговъ.
             Тимонъ. Долговъ? Какихъ? Откуда ты, во-первыхъ?
             Кафисъ. Я изъ Аѳинъ.
             Тимонъ.                     Тебѣ заплатитъ Флавій.
             Кафисъ. Да онъ меня посулами пустыми
             Ужъ скоро мѣсяцъ тянетъ день за днемъ.
             Хозяинъ ждетъ; твердитъ, что важный случай
             Его заставилъ требовать назадъ
             Свое добро, и потому велѣлъ онъ
             Просить тебя, чтобъ ты, по благородству
             Твоей души, исполнилъ неотложно,
             Что проситъ онъ.
             Тимонъ.           Но ты, любезный другъ,
             Надѣюсь я, прійти вѣдь можешь завтра.
             Кафисъ. Нѣтъ, не могу.
             Тимонъ.                     Ну, полно, перестань!..
             Слуга Баррона. Явился я затѣмъ же отъ Варрона.
             Слуга Исидора. Мнѣ Исидоръ велѣлъ просить, чтобъ отданъ
             Немедля долгъ былъ также и ему.
             Кафисъ. Мой господинъ въ нуждѣ такой, что трудно
             И высказать.
             Слуга Варрона. Вѣдь вотъ ужъ шесть недѣль
             Пропущенъ срокъ обѣщанной уплаты.
             Слуга Исидора. Безъ счету разъ меня твой управитель
             Съ пустымъ карманомъ отсылалъ назадъ,
             И потому велѣли обратиться
             Мнѣ, мимо всѣхъ, къ тебѣ.
             Тимонъ.                     Постойте, дайте
             Опомниться! (Аливіаду и гостямъ).
                                 Прошу, друзья, пройдите
             Въ ту комнату;-- я къ вамъ явлюсь сейчасъ.

(Алкивіадъ и гости уходятъ).

             Эй, Флавій, это что? Что сталось съ міромъ?
             Съ меня крикливо требуютъ уплаты
             Какихъ-то мной просроченныхъ долговъ!
             Гдѣ честь моя, и какъ могло случиться,
             Что до такого дожилъ я стыда?
             Флавій (слугамъ). Прошу, друзья, повремените часъ.
             Вы видите, что господинъ мой занятъ
             Теперь другимъ. Дождитесь до обѣда.
             Я объясню въ подробности ему,
             Какой причиной вызвана просрочка.
             Тимонъ. Да, да, друзья, пожалуйста. (Флавію) Вели ихъ
             Всѣхъ угостить. (Уходитъ Тимонъ).
             Флавій. Идите вслѣдъ за мной.

(Уходитъ Флавій. Входятъ Апемантъ и шутъ).

             Кафисъ. Постойте.-- Вотъ идутъ шутъ съ Апемантомъ.
             Надо надъ нимъ позабавиться.
   Слуга Варрона. На висѣлицу его! Онъ наговоритъ намъ только дерзостей.
   Слуга Исидора. Чтобъ ему очумѣть, собакѣ.
   Слуга Варрона (шуту). Каково поживаешь, дуракъ?
   Апемантъ. Это ты свою тѣнь спрашиваешь?
   Слуга Варрона. Я говорю не съ тобой.
   Апемантъ. Знаю, что съ собой, (Шуту) Идемъ прочь.
   Слуга Исидора (слугѣ Варрона). Вотъ ты теперь съ нимъ связался и посадилъ себѣ дурака на шею.
   Апемантъ. Неправда: ты еще стоишь на своихъ ногахъ.
   Кафисъ. А кто, по-твоему, здѣсь дураки?
   Апемантъ. Тѣ, что дѣлаюгь такіе вопросы. Негодяи, хамы, ростовщики, сводники денегъ съ нуждой.
   Слуги. Какъ! Кто мы такіе?
   Апемантъ. Ослы.
   Слуги. Почему?
   Апемантъ. Потому что сами не знаете, кто вы такіе, и спрашиваете объ этомъ меня.-- Поговори съ ними, шутъ.
   Шутъ. Какъ поживаете, господа?
   Слуги. Премного благодарны. Какъ здоровье твоей красотки?
   Шутъ. Ничего. Она кипятитъ воду, чтобъ шпарить такихъ цыплятъ, какъ вы.-- Надѣюсь повидаться съ вами въ Коринѳѣ 18).
   Апемантъ. Хорошо сказано! Спасибо. (Входитъ пажъ).
   Шутъ. Смотрите, вотъ идетъ пажъ моей красотки.
   Пажъ (шуту). Ну что начальство 19)? Чѣмъ ты занятъ въ этой мудрой компаніи? Каково поживаешь, Апемантъ?
   Апемантъ. Я отвѣтилъ бы тебѣ дѣльно на этотъ вопросъ, если бъ у меня была палка во рту.
   Пажъ. Прочитай мнѣ адреса этихъ писемъ. Я ихъ не могу разобрать.
   Апемантъ. Развѣ ты не умѣешь читать?
   Пажъ. Не умѣю.
   Апемантъ. Немного же мудрости умретъ въ тотъ день, когда тебя повѣсятъ.-- Вотъ это письмо къ Тимону, а это къ Алкивіаду. Ступай теперь. Ты родился побочнымъ и умрешь сводникомъ.
   Пажъ. А ты родился собакой и съ голоду, какъ она, околѣешь.-- Не отвѣчай:-- я ужъ ушелъ. (Уходитъ пажъ).
   Апемантъ. Ты такъ же скоро бѣжишь отъ всякаго добра.-- Шутъ, я иду съ тобой къ Тимону.
   Шутъ. Ты оставишь меня тамъ?
   Апемантъ. Да, если Тимонъ дома (слугамъ). Вы слуги трехъ ростовщиковъ?
             Слуги. Да, потому что намъ они, къ сожалѣнью, не служатъ.
   Апемантъ. Услужить вамъ готовъ я, какъ палачъ служитъ вору.
   Шутъ. Такъ вы служите ростовщикамъ всѣ трое?
   Слуги. Да, шутъ.
   Шутъ. Немудрено: всякому ростовщику непремѣнно служитъ какой нибудь дуракъ. Моя госпожа ростовщица, и ей служу я. Когда люди занимаютъ деньги у вашихъ господъ, то они приходятъ печальными, а уходятъ веселыми; а вотъ къ моей хозяйкѣ такъ, напротивъ, приходятъ съ весельемъ, а уходятъ съ горемъ.-- Какъ вы думаете, отчего?
   Слуга Баррона. Я знаю, отчего.
   Апемантъ. Такъ скажи намъ, чтобъ мы могли объявить тебя и бездѣльникомъ и знатокомъ сводничества. Твоя репутація, впрочемъ, при этомъ нисколько не пострадаетъ.
   Слуга Баррона. А что такое знатокъ сводничества?
   Шутъ. А это, видишь ли, господинъ, одѣтый щеголемъ и иногда похожій на тебя; но вообще говоря, это духъ, принимающій всякіе виды. Порой онъ является вельможей, порой законникомъ, а то ученымъ, хотя, впрочемъ, такимъ, который предпочитаетъ драгоцѣнный камень философскому. Онъ ловкій кавалеръ, и его можно встрѣтить во всѣхъ видахъ, какіе люди способны принимать отъ тринадцатилѣтняго возраста до восьмидесятилѣтняго.
   Слуга Баррона. Ты, какъ вижу, не совсѣмъ дуракъ.
   Шутъ. Точно такъ же, какъ ты не совсѣмъ умникъ. Ко мнѣ ровно столько глупости, сколько въ тебѣ не хватаетъ ума.
   Апемантъ. Отвѣтъ, достойный Апеманта.
   Слуги. По мѣстамъ, по мѣстамъ! Вотъ идетъ Тимонъ.

(Возвращаются Тимонъ и Флавій).

   Апемантъ. Идемъ, тутъ, со мной.
   Шутъ. Пожалуй. За любовниками, старшими братьями 20) и женщинами я не гоняюсь, а за философомъ пойти можно.

(Уходятъ Апемантъ и шутъ).

             Флавій (слугамъ). Ступайте прочь! Поговоримъ мы послѣ.

(Уходятъ слуги).

             Тимонъ. Я изумленъ! Я не приду въ себя!..
             Зачѣмъ же мнѣ не говорилъ ты прежде
             Объ этомъ всемъ? Зачѣмъ передо мной
             Ты не раскрылъ, въ какомъ я положеньи,
             Чтобъ могъ свои я соглашать расходы
             Со средствами?
             Флавій.           Я начиналъ не разъ
             Объ этомъ рѣчь, но не хотѣлъ и слушать
             Ты никогда.
             Тимонъ.           Чистѣйшій вздоръ! Ты просто
             Являлся въ часъ, когда я былъ разстроенъ,
             И думаешь себя теперь прикрыть,
             Вину сваливши на мои же плечи.
             Флавій. Ахъ, сколько разъ, мой добрый господинъ,
             Я приносилъ тебѣ, какъ должно, счеты,
             И каждый разъ бросалъ ты ихъ подъ столъ,
             Не разсмотрѣвъ, и прибавлялъ лишь только,
             Что ихъ прочелъ ты въ честности моей!
             Какъ много разъ я горько-горько плакалъ,
             Когда въ отвѣтъ на маленькій подарокъ
             Ты возвращать приказывалъ мнѣ цѣнность
             Его втройнѣ.-- Бывало, позволялъ
             Себѣ не разъ я противъ всякихъ правилъ
             Тебѣ давать совѣты, чтобъ не такъ
             Для всѣхъ широко раскрывалъ ты руки!
             Случалось даже вѣдь глотать порой
             Мнѣ отъ тебя неласковое слово,
             Когда тебѣ хотѣлъ я объяснить,
             Что клонятся твои къ упадку средства,
             Долги жъ растутъ, какъ водъ приливный валъ!
             Пора тебѣ узнать, многолюбимый
             Мой господинъ (хоть узнаешь объ этомъ
             И поздно ты), что средствъ твоихъ, хотя бы
             Собрать ихъ всѣ, не хватитъ для уплаты
             И половины всѣхъ твоихъ долговъ!
             Тимонъ. Ну, такъ продать вели мои всѣ земли.
             Флавій. Онѣ давно всѣ отданы въ залогъ,
             Часть продана; другими врядъ ли можемъ
             Заткнуть мы ротъ предъявленнымъ долгамъ;
             А тамъ предъявятъ къ иску и другіе.
             Такъ какъ тутъ быть? Чѣмъ содержать весь домъ?
             Какъ разобраться въ путаницѣ счетовъ?
             Тимонъ. Мои поля до Спарты простирались.
             Флавій. О, господинъ, вѣдь для тебя весь міръ
             Былъ звукъ пустой! Будь онъ твоимъ -- его бы
             Однимъ ты словомъ подарилъ друзьямъ!
             Тимонъ. Да, это такъ!..
             Флавій.                     Когда подозрѣваешь
             Меня въ незнаньи ты иль плутовствѣ --
             Вели избрать посредниковъ, какихъ ты
             Захочешь самъ. Пусть разберутъ они
             Мои дѣла. Безсмертныхъ я зову
             Въ свидѣтели, что много-много разъ,
             Когда толпа прихлѣбниковъ сбиралась
             Въ твоемъ дворцѣ,-- когда текли, какъ слезы,
             Потоки винъ изъ нашихъ погребовъ,
             Когда твой домъ, залитый весь огнями,
             Гремя, стоналъ отъ звуковъ флейтъ и лиръ,--
             Я уходилъ въ подвалъ уединенный
             И плакалъ тамъ печально о тебѣ!
             Тимонъ. Прошу, молчи! Довольно!..
             Флавій.                                         Небо знаетъ,--
             Такъ говорилъ я самъ себѣ,-- какъ добръ
             Мой господинъ, и сколько въ ночь одну
             Его добра здѣсь истребили эти
             Прихлѣбники, обжоры, блюдолизы!
             Послушать ихъ, такъ кто не радъ отдать
             Все Тимону;-- мечи, сердца и руки --
             Все, все ему!-- Онъ благороденъ, щедръ,
             Великъ, могучъ! А чуть изсякнутъ средства,
             Какими онъ за эту платитъ лесть,--
             Умчится вмигъ и духъ, которымъ эта
             Честь вызвана!-- Пиръ далъ -- нужда возьметъ?
             Одинъ порывъ холодной зимней бури
             Погубитъ рой всѣхъ этихъ жадныхъ мухъ!
             Тимонъ. Ну, перестань,-- довольно поученій!..
             Даря друзьямъ, дарилъ не изъ пустого
             Тщеславья я. Быть-можетъ, поступалъ
             Я не умно, но все же не безчестно.
             Причины нѣтъ, чтобъ плакалъ ты. Иль точно
             Ты думаешь, что если потерялъ
             Ты мужество, то вмѣстѣ съ тѣмъ лишился
             И я друзей? Приди въ себя, не бойся!
             Я почерпнуть могу въ сосудѣ дружбы --
             Что захочу. Она откроетъ сердце
             Мнѣ широко. Имуществомъ друзей
             Могу распоряжаться такъ же вольно
             Я, какъ заставить говорить тебя.
             Флавій. О, если бъ вѣра эта оправдалась
             На опытѣ!
             Тимонъ. Я даже склоненъ думать,
             Что небеса, пославъ такой ударъ
             Внезапно мнѣ, благословить хотѣли
             Имъ твердую увѣренность мою 21)
             Въ моихъ друзей! Моей нуждѣ я радъ,
             И ты увидишь, какъ ты ошибался,
             Когда считалъ, что потерялъ я все.
             Нѣтъ, я богатъ!-- Мое богатство въ дружбѣ!
             Эй, кто-нибудь! Фламиній гдѣ? Сервилій!

(Входятъ Фламиній, Сервилій и другіе слуги).

   Сервилій. Что угодно?
   Тимонъ. Отправьтесь сейчасъ же поодиночкѣ: ты -- къ Луцію, ты -- къ Лукуллу,-- (я съ ними сегодня охотился),-- а ты -- къ Семпронію. Кланяйтесь имъ отъ меня и скажите, что я горжусь необходимостью прибѣгнуть къ ихъ дружбѣ съ просьбой о займѣ.-- Пусть они пришлютъ мнѣ пятьдесятъ талантовъ 22).
             Фламиній. Исполню все.
             Флавій (тихо).           Лукуллъ, и Луцій!.. хм!..
             Тимонъ (другому слугѣ). А ты поди къ сенаторамъ: они,
             Конечно, склонятъ слухъ свой со вниманьемъ
             Къ моимъ словамъ, припомнивъ тѣ услуги,
             Которыя успѣлъ я оказать
             Отечеству.-- Скажи, что я съ тобой
             Прошу прислать мнѣ тысячу талантовъ.
             Флавій. Я былъ настолько смѣлъ, что сдѣлалъ это
             Уже и самъ,-- (былъ это вѣдь ближайшій
             И лучшій путь),-- я предложилъ въ залогъ
             Твою печать и подпись; но, къ несчастью,
             Вернулся не богаче,-- покачали
             Они съ сомнѣньемъ только головой.
             Тимонъ. Возможно ли?.. Сказалъ ты правду?...
             Флавій.                                                   Да.
             Они въ отвѣтъ, какъ будто сговорясь,
             Сказали всѣ, что крайность ихъ прижала
             Теперь самихъ; что денегъ нѣтъ, что рады бъ
             Они душой исполнить все, да средствъ
             Нѣтъ, какъ на зло! При этомъ воздавали
             Они почетъ достоинствамъ твоимъ,
             Твердя, "что было бъ лучше!"... "Зло случилось
             Внезапно такъ!" -- "Вѣдь ошибаться могутъ
             И умные"... "Должны же быть причины"...
             "Имъ очень жаль"...-- Затѣмъ, съ холоднымъ взглядомъ
             И не безъ злой насмѣшки на губахъ,
             Они поспѣшно перешли къ разбору
             Другихъ какихъ-то, будто бъ важныхъ, дѣлъ,
             Оледянивъ такимъ нежданнымъ словомъ
             Мой имъ отвѣтъ.
             Тимонъ.           Пусть боги судятъ ихъ!..
             Ты не сердись: -- въ отжившихъ этихъ людяхъ
             Была всегда неблагодарность свойствомъ,
             Внѣдрившимся наслѣдственно въ ихъ плоть.
             Ихъ кровь тверда, свернулась и застыла;
             А потому нѣтъ теплой доброты
             И въ ихъ сердцахъ. Когда съ годами люди
             Предчувствуютъ, что близокъ ихъ конецъ --
             Они всегда, готовясь въ этотъ дальній,
             Тяжелый путь, становятся въ поступкахъ
             Черствы и вялы тѣломъ и душой.--
             Такъ не крушись! (Слугѣ) А ты ступай сейчасъ
             Къ Вентидію. (Флавію) Ты, знаю, сердцемъ вѣренъ
             И преданъ мнѣ; я упрекать не въ правѣ
             Тебя ни въ чемъ.-- (Слугѣ) Вентидій схоронилъ
             Ha-дняхъ отца и получилъ наслѣдство.--
             Когда онъ, бывъ несчастнымъ бѣднякомъ,
             Сидѣлъ въ тюрьмѣ и былъ оставленъ всѣми --
             Я спасъ его, ссудивши пять талантовъ
             Для выкупа. Снеси ему привѣтъ
             Сердечный мой и передай, что крайность
             Заставила по-дружески меня
             Его просить, чтобъ вспомнилъ онъ о деньгахъ,
             Ссуженыхъ мной. (Флавію) А ты, чуть ихъ получишь --
             Долгъ заплати явившимся слугамъ,
             Да, сверхъ того, разстанься съ мыслью злою,
             Чтобъ Тимонъ могъ погибнуть средь друзей.
             Флавій. Ахъ, если бъ такъ! Но тотъ, кто щедръ душою,
             Всѣхъ мѣряетъ по мѣркѣ вѣдь своей! (Уходитъ).
  

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА 1-я.

Аѳины. Комната въ домѣ Лукулла.

(Фламиній. Входишь слуга).

  
   Слуга. Я о тебѣ докладывалъ. Господинъ сейчасъ будетъ.
   Фламиній. Спасибо.
   Слуга. Вотъ и онъ. (Входитъ Лукуллъ).
   Лукуллъ (тихо). Отъ Тимона!-- навѣрно съ подаркомъ. Въ добрый часъ! Недаромъ мнѣ всю ночь снился серебряный умывальникъ съ чашей. (Громко) Что скажешь, любезный
   Фламиній?-- (слугѣ) Дай намъ вина.-- (слуга уходитъ) -- Каково поживаетъ твой великодушный господинъ,-- этотъ добрѣйшій и честнѣйшій изъ всѣхъ аѳинянъ?
   Фламиній. Онъ здоровъ.
   Лукуллъ. Радъ, сердечно радъ!-- А покажи, любезный другъ, что у тебя спрятано подъ плащомъ?
   Фламиній. Не болѣе, какъ пустой ларецъ, который мой господинъ убѣдительно проситъ тебя наполнить деньгами. Ему до крайности нужны пятьдесятъ талантовъ, и онъ послалъ меня за ними къ тебѣ, ни мало не сомнѣваясь, что ты ему не откажешь.
   Лукуллъ. Вотъ какъ23)!-- Онъ въ этомъ не сомнѣвается? Поистинѣ честная, благородная душа! Но было бы еще лучше, если бъ онъ не жилъ такъ широко. Сколько разъ говорилъ я съ нимъ до этому поводу, когда у него обѣдалъ; а разъ даже пришелъ къ нему ужинать именно съ цѣлью дать добрый совѣтъ сократить расходы; но онъ не сталъ меня слушать и даже не обратилъ вниманія на то, что я пришелъ къ нему за этимъ нарочно.-- Что дѣлать! У каждаго человѣка есть свои недостатки, а главный порокъ Тимона -- щедрость. Всѣ мои совѣты ему пропали даромъ. (Возвращается слуга съ виномъ).
   Слуга. Вино подано.
   Лукуллъ. Поди сюда, Фламиній. Я всегда считалъ тебя умнымъ человѣкомъ.-- За твое здоровье! (пьетъ).-
   Фламиній. Благодарю. Не знаю, чѣмъ заслужилъ.
   Лукуллъ. Нѣтъ, право, я всегда замѣчалъ въ тебѣ смётку и ловкость. Ты удивительно умѣешь понимать дѣло съ полуслова и пользоваться благопріятными обстоятельствами. Это прекрасное качество!-- (Слугѣ) Ступай прочь. (Слуга уходитъ).-- А ты, Фламиній, подойди поближе. Вотъ видишь, въ чемъ дѣло: твой господинъ щедръ, а ты уменъ и потому, хотя и явился ко мнѣ за деньгами, но, конечно, понимаешь, что теперь совсѣмъ не такое время, чтобъ раздавать ихъ зря, безъ всякаго иного обезпеченія, кромѣ дружбы. Вотъ тебѣ три червонца. Закрой глаза и скажи Тимону, что ты не засталъ меня дома.-- Счастливый тебѣ путь.
             Фламиній. Возможно ли, чтобъ такъ мѣнялся міръ
             Въ короткій срокъ людской, ничтожной жизни 24)?

(Бросаетъ деньги 25).

             Ступай назадъ, ничтожество, къ тому,
             Кто чтитъ тебя!
             Лукуллъ.           Вотъ какъ! Ну, вижу я,
             Что ты дуракъ такой же, какъ и Тимонъ.

(Уходитъ Лукуллъ).

             Фламиній. Пускай въ котелъ червонцы эти бросятъ,
             Въ которомъ будешь ты кипѣть въ аду!
             Одинъ металлъ расплавленный пусть будетъ
             Достойной карой за твои дѣла.
             Позорно дать тебѣ названье друга!
             Ты дружбы стыдъ, ея гангрена ты!..
             Ужель непрочна дружба точно такъ же,
             Какъ молоко, и, какъ оно, свернуться
             Способна въ ночь?-- О, боги, я предвижу
             Гнѣвъ Тимона!-- Вѣдь этотъ негодяй
             Еще въ желудкѣ чувствуетъ навѣрно
             Его обѣдъ. Ему ль здоровья ждать
             Отъ этихъ блюдъ, когда онъ самъ вреднѣе,
             Чѣмъ острый ядъ! Пусть отравится онъ,
             Съѣвъ тотъ обѣдъ, а передъ смертнымъ часомъ
             Пусть силы тѣ, какія далъ ему
             Хлѣбъ Тимона -- не благо исцѣленья
             Ему пошлютъ, но лишь продлятъ мученья! (Уходитъ).
  

СЦЕНА 2-я.

Площадь.

(Входятъ Луцій и три чужестранца).

   Луцій. Кто? Тимонъ? Это мой лучшій другъ и достойнѣйшій человѣкъ.
   1-й чужестранецъ. Мы это слышали сами, хотя лично съ нимъ не знакомы. Но я могу сообщить о немъ изъ общихъ разсказовъ не совсѣмъ благопріятныя вѣсти. Говорятъ, что счастливые дни Тимона кончились, и благосостояніе его пошатнулось 26).
   Луцій. Какой вздоръ! не вѣрьте этому: Тимонъ нуждаться не можетъ.
   2-й чужестранецъ. Я могу увѣрить, что въ очень недавнее время одинъ изъ слугъ Тимона являлся къ Лукуллу съ просьбой о ссудѣ нѣсколькихъ талантовъ. Убѣдительность его просьбы доказываетъ ясно нужду, въ какой находится его господинъ. И тѣмъ не менѣе слуга ушелъ ни съ чѣмъ.
   Луцій. Неужели?
   2-й чужестранецъ. Повторяю, что онъ ушелъ ни съ чѣмъ.
   Луцій. Удивляюсь и съ тѣмъ вмѣстѣ стыжусь за Лукулла. Отказать такому почтенному человѣку! Немного же, какъ вижу, въ немъ чести. Я тоже получалъ отъ Тимона кое-какіе подарки въ видѣ денегъ, посуды, камней и тому подобныхъ бездѣлушекъ; хотя, конечно, далеко не въ такомъ размѣрѣ, какъ Лукуллъ; но увѣряю, что если бъ Тимонъ вмѣсто Лукулла обратился съ просьбой ко мнѣ -- то я никакъ бы не отказалъ ему въ ссудѣ нѣсколькихъ талантовъ. (Входитъ Сервилій).
   Сервилій. Ну, вотъ на счастье и Луцій. А вѣдь я даже усталъ, мой добрый господинъ, проискавъ тебя такъ долго.
   Луцій. Сервилій!-- радъ тебя видѣть. Поклонись отъ меня, какъ пойдешь домой, твоему почтенному,' добрѣйшему господину. Вѣдь это мой лучшій другъ.
   Сервилій. Мой господинъ велѣлъ тебѣ передать...
   Луцій. Что онъ велѣлъ мнѣ передать?.. что?.. Я уже безъ того слишкомъ много обязанъ Тимону. Онъ меня обдарилъ такъ, что я не знаю даже, чѣмъ его отблагодарить. Что же велѣлъ онъ передать мнѣ на этотъ разъ?
   Сервилій. На этотъ разъ онъ велѣлъ передать только его покорнѣйшую просьбу ссудить ему вслѣдствіе крайней нужды нѣсколько талантовъ.
   Луцій. Полно,-- онъ вѣроятно шутитъ. Я увѣренъ, что, будь ему нужда не въ пяти, а въ пяти тысячахъ талантовъ, онъ и ихъ нашелъ бы безъ затрудненія.
             Сервилій. На этотъ разъ нуждается онъ въ меньшемъ,
             И если бъ точно не нуждался онъ
             До крайности, тогда не сталъ бы я
             Просить съ такимъ настойчивымъ усердьемъ.
   Луцій. И ты говоришь серьезно?
   Сервилій. Клянусь душою, да.
   Луцій. Какой же я неосторожный глупецъ! Издержался какъ разъ въ такое время, когда представился случай показать свою порядочность. Удивительное несчастье! Не дальше, какъ вчера, я долженъ былъ заплатить деньги за небольшую покупку и вотъ теперь лишился счастья сдѣлать прекрасное дѣло.-- Сервилій!-- клянусь богами, я не могу исполнить твоей просьбы и зову себя за это сугубымъ глупцомъ. Я думалъ даже самъ обратиться къ Тимону съ просьбой о пособіи. Эти господа могутъ это засвидѣтельствовать... Но теперь, конечно, я этого не сдѣлаю ни за всѣ сокровища Аѳинъ! Снеси мой сердечный поклонъ твоему господину и скажи, что я надѣюсь на его снисходительное извиненіе за то, что не могъ исполнить его просьбы. Прибавь, что я глубоко огорченъ невозможностью услужить такому почтеннѣйшему человѣку. Пожалуйста, любезный Сервилій, передай ему все это.
   Сервилій. Слушаю; -- будетъ исполнено.
   Луцій. Ты этимъ искренно меня обяжешь.

(Уходитъ Сервилій ).

             Да, да! Сказали правду вы! Нашъ Тимонъ
             Дѣйствительно готовъ скатиться внизъ.
             Вѣдь стоитъ намъ безъ помощи остаться
             Одинъ лишь разъ, чтобъ больше не подняться!

(Уходитъ Луцій).

             1-й чужестранецъ. Замѣтить могъ Гостилій ты?
             2-й чужестранецъ.                                                   О, да!
             1-й чужестранецъ. Вотъ свѣта духъ! У всѣхъ льстецовъ сердца
             Точнехонько такого же покроя.
             Возможно ль близкимъ другомъ намъ считать
             Того, кто ѣлъ съ одной тарелки съ нами?
             Вѣдь Луцію вторымъ отцомъ былъ Тимонъ!
             Спасалъ его не разъ онъ кошелькомъ,
             Поддерживалъ, платилъ его прислугѣ!
             Когда, бывало, Люцій подносилъ
             Къ губамъ вино -- касался серебра
             Онъ Тимона!.. А что теперь? О, страшенъ
             Поистинѣ бываетъ человѣкъ,
             Когда захочетъ показать себя
             Предъ нами онъ въ душѣ неблагодарнымъ!
             Вѣдь Тимону отказываетъ Луцій
             Въ томъ, что другой съ охотою бы далъ
             И нищему!
             2-й чужестранецъ. Страдаетъ даже вѣра
             Отъ дѣдъ такихъ.
             1-й чужестранецъ. Что до меня -- я въ жизни
             Обязанъ не былъ Тимону ничѣмъ!
             Подарковъ мнѣ онъ никогда не дѣлалъ,
             И потому его считаться другомъ
             Мнѣ нѣтъ причинъ; но все жъ изъ уваженья
             Къ его уму и качествамъ души
             Я искренно скажу, что, если бъ вздумалъ
             Онъ обратиться съ просьбою въ своей
             Нуждѣ ко мнѣ -- взглянулъ бы я на все
             Свое добро, какъ на подарокъ, данный
             Мнѣ Тимономъ, и лучшую бы часть
             Почелъ за долгъ отдать ему немедля:
             Такъ высоко цѣню я благородство
             Его души; но кажется, что нынче
             Намъ доброту полезнѣй забывать!
             "Знать лишь себя" -- вотъ что у всѣхъ въ предметѣ
             Корысть царитъ надъ благородствомъ въ свѣтѣ!

(Уходятъ).

  

СЦЕНА 3-я.

Комната въ домѣ Семпронія.

(Входятъ Семпроній и слуга Тимона).

             Семпроній. Съ чего же вздумалъ Тимонъ обратиться
             Сперва ко мнѣ?-- Иль не нашлось другихъ?
             Послать бы могъ онъ къ Луцію, къ Лукуллу,
             Къ Вентидію -- тотъ кстати сталъ богатъ,
             Да, сверхъ того, былъ выкупленъ недавно
             Имъ изъ тюрьмы. Своимъ добромъ они
             Обязаны вѣдь Тимону всѣ трое.
             Слуга. Пытались мы попробовать и ихъ 27),
             Да изъ плохого оказались всѣ
             Они, къ несчастью, вылиты металла.
             Прямой отказъ былъ общій ихъ отвѣтъ.
             Семпроній. Отъ всѣхъ отказъ? Лукуллъ, Вентидій... вотъ какъ!
             И онъ послалъ тебя ко мнѣ! Хм.-хм!..
             Не много жъ выказалъ ума и дружбы
             Онъ, сдѣлавъ такъ! Меня послѣднимъ счелъ онъ
             Прибѣжищемъ! Три друга отказались
             Его лѣчить, такъ онъ взвалилъ лѣченье
             На плечи мнѣ!-- Нѣтъ, нѣтъ, обиденъ очень
             Подобный взглядъ! Меня цѣнить былъ долженъ
             Повыше онъ. Я не могу понять,
             Зачѣмъ ко мнѣ не вздумалъ обратиться
             Онъ къ первому? Вѣдь я прекрасно помню,
             Что раздавать онъ начиналъ подарки
             Всегда съ меня; а чуть зашелъ вопросъ,
             Чтобъ услужить, отдавши ихъ обратно,
             Такъ я въ хвостѣ!-- Нѣтъ, нѣтъ, такъ обращаться
             Со мной нельзя. Я не желаю стать
             Посмѣшищемъ и быть сочтеннымъ всѣми
             За дурака. Когда бъ послалъ ко мнѣ
             Онъ къ первому -- ссудилъ бы я охотно
             Ему втройнѣ, что проситъ онъ:-- такъ сильно
             Желалъ ему всегда я услужить
             Отъ всей души,-- ну, а теперь прошу
             Не гнѣваться!-- Направить можешь ты
             Домой свой путь и тамъ къ отвѣтамъ прежнимъ
             Прибавить мой: кто оскорбилъ меня,
             Тому ссужать не стану денегъ я! (Ухобитъ Семпроній).
   Слуга. Вотъ хорошо! Порядочный же ты негодяй! Нѣтъ, какъ вижу, дьяволъ, сдѣлавъ людей бездѣльниками, повредилъ этимъ самому себѣ. Онъ всталъ поперекъ собственной дороги, потому что предъ людскими мерзостями его плутни могутъ показаться ничѣмъ. Какъ лѣзъ изъ кожи этотъ негодяй для того, чтобъ показать себя бездѣльникомъ! Онъ призывалъ для этого на помощь даже добродѣтель, точь-въ-точь тѣ люди, что подъ маской пламеннаго усердія готовы сжечь цѣлыя государства.
  
             Его любовь такого жъ точно сорта;
             А на него надѣялся вѣдь Тимонъ,
             Какъ на стѣну; но, кажется, осталась
             Ему одна надежда на боговъ!
             Друзья мертвы, и дверь его жилища,
             Не pнавшая такъ много лѣтъ замковъ,
             Теперь должна закрыться, чтобъ надежной
             Защитой стать владѣльцу самому.
             Вота щедрость насъ къ чему въ концѣ приводитъ!
             Тотъ, кто добра, какъ должно, не берегъ --
             Когда-нибудь самъ сядетъ подъ замокъ! (Уходитъ).
  

СЦЕНА 4-я.

Зала въ домѣ Тимона.

(Титъ, Гортензій и другіе слуги Тимоновыхъ кредиторовъ ждутъ его выхода. Входятъ слуги Варрона и Луція)

             Слуга Варрона. Гортензій, Титъ, здорово! Радъ васъ [видѣть.
             Титъ. А мы тебя.
             Гортензій.           И Луцій здѣсь 28); -- пришлось
             Сойтись намъ всѣмъ.
             Слуга Луція.           И, кажется, по дѣлу,
             Всѣмъ общему. Что до меня -- я присланъ
             За деньгами.
             Титъ.           И мы за тѣмъ же самымъ. (Входитъ Филотъ).
             Слуга Луція. Вотъ и Филотъ.
             Филотъ.                               Всѣхъ съ добрымъ днемъ.
             Слуга Луція.                                                   Здорово,
             Любезный другъ. Какъ думаешь, который
             Быть можетъ часъ?
             Филотъ.           Да близко девяти 29).
             Слуга Луція. Такъ поздно?
             Филотъ.                     Да; не вышелъ развѣ Тимонъ?
             Слуга Луція. Покамѣстъ нѣтъ.
             Филотъ.                               Дивлюсь,-- вѣдь онъ, бывало,
             Ужъ въ семь часовъ являлся, какъ звѣзда.
             Слуга Луція. Бывало такъ, да нынче сократились
             Дни Тимона. Вѣдь мота день, какъ солнце,
             Прямехонько стремится на закатъ,
             Съ той разницей, что вновь ему, какъ солнцу,
             Уже не встать. Боюсь, что зимній вѣтеръ
             У Тимона бушуетъ въ кошелькѣ.
             Какъ ни греби усердно въ немъ руками --
             Едва ль найти удастся что-нибудь.
             Филотъ. Боюсь и я.
             Титъ.                     Диковинныя вещи
             Творятся здѣсь. (Гортензію). Скажи, тебя прислали
             За деньгами?
             Гортензій.           За ними.
             Титъ.                               Какъ же это?
             Брильянты Тимона, я знаю, носитъ
             Твой господинъ,-- такъ что же ты приходишь
             За нихъ съ. него же деньги получать?
             Гортензій. Клянусь, сюда пришелъ я противъ воли.
             Слуга Луція. Замѣтьте всѣ: вѣдь Тимонъ платить больше,
             Чѣмъ задолжалъ. Выходитъ, что съ него жъ
             Взять господинъ твой хочетъ за брильянты,
             Которые ему подарены.
             Гортензій. Зову боговъ въ свидѣтели, что горько
             Мнѣ выполнять подобныя дѣла.
             Извѣстно всѣмъ, жилъ Тимона богатствомъ
             Мой господинъ, и вотъ теперь, какъ воръ,
             Забылъ добро онъ самъ себѣ въ дозоръ.
             Слуга Варрона. Три тысячи талантовъ долженъ Тимонъ
             Лишь намъ однимъ! А сколько вамъ?
             Слуга Луція.                               Пять тысячъ.
             Слуга Варрона. Изрядный кушъ! Твой господинъ, какъ видно,
             Охотнѣй вѣрилъ Тимону, чѣмъ мой;
             Иначе долгъ обоихъ былъ бы равенъ. (Входитъ Фламиній).
   Титъ. Вотъ одинъ изъ Тимоновыхъ слугъ.
   Слуга Луція. Эй, Фламиній! На одно слово. Скажи, намѣренъ ли выйти твой господинъ?
   Фламиній. Нѣтъ, совсѣмъ не намѣренъ.
   Титъ. Доложи, что мы его дожидаемся.
   Фламиній. Не зачѣмъ докладывать, потому что онъ вашу аккуратность знаетъ и безъ меня.

(Уходитъ Фламиній. Входитъ Флавій, закрывъ лицо плащомъ).

             Слуга Луція. Вонъ кто-то, весь закутанный плащомъ,
             Подходитъ къ намъ.-- Ба! Это управитель.
             Лови, лови! Иначе улетитъ
             Онъ въ облакѣ 30).
             Титъ.                     Эй, слушай!
             Слуга Варрона.           На два слова.
             Флавій. Чего, мой другъ, ты хочешь отъ меня?
             Титъ. Чего хочу?-- Хочу, извѣстно, денегъ.
             Флавій. Ахъ, если бы извѣстно было намъ,
             Гдѣ ихъ найти 31)!-- Сполна бы получили
             Вы деньги всѣ.-- Скажи, зачѣмъ своихъ
             Расписокъ вы не предъявляли прежде,
             Когда, сидя за Тимона столомъ.
             Его добро безстыдно пожирала
             Ватага вашихъ презрѣнныхъ господъ?
             Небось, тогда они съ улыбкой гнусной
             Не заикались о своихъ долгахъ
             И прятать рѣчь умѣли о процентахъ
             На днѣ своихъ прожорливыхъ утробъ.
             Ступайте прочь!-- Теряете вы время
             Напрасно здѣсь. Дорогу дайте мнѣ.
             Пришла пора покончить всѣ заботы
             Намъ съ Тимономъ.-- Мнѣ нечѣмъ управлять,
             Да и ему впредь нечего мотать.
             Слуга Луція. Такой отвѣтъ намъ службы не сослужитъ.
             Флавій. Пусть будетъ такъ,-- въ немъ все жъ позора нѣтъ,
             А вамъ позоръ, что служите вы плутамъ 32).

(Уходитъ Флавій).

   1-й слуга Варрона. Что такое ворчитъ этотъ отставной холопъ?
   2-й слуга Варрона. Пусть ворчитъ. Вѣдь онъ нищій и потому, понятно, хочетъ это на комъ-нибудь выместить. Извѣстно, что смѣлѣе всѣхъ разговариваетъ тотъ, у кого нѣтъ ни кола ни двора. Такія шавки всегда лаютъ на то, что выше ихъ 33).

(Входитъ Сервилій).

   Титъ. Вотъ идетъ Сервилій. Авось получимъ хоть отъ него путный отвѣтъ.
   Сервилій. Ступайте прочь и приходите въ другое время. Этимъ вы премного насъ обяжете. Господинъ мой въ такомъ раздраженномъ состояніи, что обычное спокойствіе оставило его совсѣмъ. Онъ боленъ и не можетъ выйти изъ комнаты 34).
             Слуга Луція. Сидятъ иные въ ней и безъ болѣзни,
             А если точно Тимонъ захворалъ,
             То тѣмъ скорѣй ему бы надо было
             Отдать долги и тѣмъ себѣ дорогу
             Проторить въ рай.
             Сервилій.           О, боги!
             Титъ.                               Не явиться жъ
             Вѣдь намъ съ такимъ отвѣтомъ къ господамъ,
             Приславшимъ насъ.
             Фламиній (за сценой). Эй!.. Помоги Сервилій!..

(Вбѣгаетъ Тимонъ въ припадкѣ бѣшенства. За нимъ Фламиній).

             Тимонъ. Какъ! Мнѣ закрыта собственная дверь!.. 35)
             Всегда считалъ себя свободнымъ Тимонъ,
             И вотъ теперь тюрьмою сталъ ему
             Его же домъ!.. Тотъ домъ, гдѣ пировалъ
             Съ друзьями онъ, надъ нимъ готовъ сомкнуться
             Рядами стѣнъ желѣзныхъ, какъ сердца
             Его друзей!..
             Слуга Луція. Подходи, Титъ, ты первымъ.
   Титъ. Вотъ счетъ, почтенный господинъ.
   Слуга Луція. А вотъ мой.
   Слуга Гортензія. Мой также.
   Слуга Варрона. Вотъ наши.
   Филотъ. Всѣ счеты здѣсь.
   Тимонъ. Бейте меня ими, разрубите до пояса 36).
   Слуга Луція. Какъ можно, почтенный господинъ.
   Тимонъ. Надѣлайте денегъ изъ моего сердца.
   Титъ. Мнѣ слѣдуетъ пятьдесятъ талантовъ.
   Тимонъ. Возьми въ уплату мою кровь!..
   Слуга Луція. Мнѣ пять тысячъ кронъ.
             Тимонъ. Пять тысячъ капель крови пусть заплатятъ
             Тебѣ мой долгъ!.. Ну, дальше,-- разомъ всѣ!
   1-й слуга Варрона. О, господинъ!
   2-й слуга Варрона. Почтенный Тимонъ!
   Тимонъ. Берите меня! Бейте! Разорвите на части, и пусть разразятъ васъ боги! (Уходитъ Тимонъ).
   Гортензій. Кажется, нашимъ господамъ дѣйствительно придется проститься со своими деньгами. Долги эти можно съ полнымъ правомъ назвать отчаянными, потому что платить ихъ долженъ сумасшедшій человѣкъ.

(Возвращаются Тимонъ съ Флавіемъ).

             Тимонъ. Меня они рѣшились задушить!
             Бездѣльники!.. долги!.. мерзавцы, черти!..
             Флавій. О, господинъ!
             Тимонъ.                     А что, когда бы точно
             Устроить такъ?.. 37)
             Флавій.           Что, господинъ?
             Тимонъ.                               Да, да!
             Такъ сдѣлаю... Эй, Флавій!
             Флавій.                     Что угодно?
             Тимонъ. Зови сейчасъ друзей моихъ на пиръ.
             Зови ихъ всѣхъ -- Семпронія, Лукулла
             И Луція. Хочу мерзавцевъ этихъ
             Я разъ еще на славу угостить.
             Флавій. О, господинъ! Себя не помня, можно
             Такъ говорить! Нѣтъ средствъ, у насъ на самый
             Простой обѣдъ.
             Тимонъ.           Я говорю зови!
             Что будетъ дальше -- не твоя забота.
             Пусть разъ еще ватага эта вся
             Сберется здѣсь. Мой поваръ имъ обѣдъ
             Задастъ такой, что подивится свѣтъ! (Уходятъ).
  

СЦЕНА 5-я.

Зала сената.

(Сенаторы сидятъ на своихъ мѣстахъ. Входитъ Алкивіадъ со свитой).

             1-й сенаторъ. Я голосъ мой соединяю съ вашимъ.
             Вина тяжка: онъ долженъ умереть.
             Прощая зло, потачку преступленью
             Даемъ мы впредь.
             2-й сенаторъ. Да, да, законъ велитъ
             Его казнить.
             Алкивіадъ. Сенату здравья, чести
             И милости, когда судить еберется
             Онъ о дѣлахъ!
             1-й сенаторъ. Что скажешь, храбрый вождь?
             Алкивіадъ. Являюсь я просителенъ смиреннымъ
             Предъ вами здѣсь. Извѣстно вамъ, что милость
             Должна дарить въ законѣ передъ всѣмъ.
             Ея уставы обходить способенъ
             Лишь злой тиранъ.-- Съ моимъ случился другомъ
             Тяжелый грѣхъ. Несчастный случай сдѣлалъ,
             Что преступилъ въ запальчивости онъ
             Законъ страны, чѣмъ, какъ извѣстно, всякій
             Себя ввергаетъ въ бездну, изъ которой
             Исхода, нѣтъ. Но тотъ, о комъ веду
             Теперь я рѣчь (когда забытъ свершенный
             Проступокъ имъ), хорошій человѣкъ
             Со всѣхъ сторонъ. Не запятналъ нимало
             Своей вины онъ подлостью (и этимъ
             Уже смягчилъ достаточно еб).
             Онъ былъ введенъ лишь благородствомъ духа
             Въ проступокъ свой, почувствовавъ, что горько
             Была врагомъ его задѣта честь.
             Но и тогда воздерживалъ онъ долго
             Свой правый гнѣвъ. Разумной, скромной рѣчью
             Отъ всей души пытался споръ пресѣчь
             Онъ прежде, чѣмъ рѣшился вынуть мечь.
             1 -й сенаторъ. Ты ищешь очень ложною натяжкой
             Придать дурному внѣшній видъ добра.
             Вникая въ смыслъ твоей искусной рѣчи,
             Вѣдь къ убѣжденью можемъ мы прійти,
             Что хочешь ты признать убійство даже
             Достоинствомъ, а ссорливости дать
             Видъ храбрости; -- межъ тѣмъ она на дѣлѣ
             Лишь незаконное ея дитя
             И родилась, когда на свѣтѣ люди,
             Забывши миръ, распались на ряды
             Враждебныхъ сектъ. Признать должны мы доблесть
             Лишь только въ томъ, кто переноситъ мудро
             То, что способенъ дерзко наказать
             Людской языкъ; кто на обиду смотритъ
             Лишь какъ на внѣшность, чуждую ему,
             Какъ, смотримъ на изнанку мы одежды;
             Кто не даетъ надъ сердцемъ и душой
             Взять верхъ страстямъ и не влечетъ напрасно
             Себя въ бѣду.-- Вѣдь если оскорбленье
             Есть даже зло, и мы, чтобъ смыть обиду,
             Идемъ на смерть, то не глупецъ ли тотъ,
             Кто жизнь за зло безъ пользы отдаетъ?
             Алкивіадъ. Я возражу...
             1-й сенаторъ.           Не въ мести, а въ терпѣньи
             Нашъ высшій долгъ! Украсить преступленье
             Нельзя ничѣмъ.
             Алкивіадъ.           Отъ всей души прошу я
             Меня простить, почтенные отцы!
             Но я солдатъ и говорить умѣю
             Лишь по-просту: скажите, почему
             Толпы людей стремятся храбро въ битву,.
             Когда они должны бъ напротивъ были,
             По-вашему, позволить перерѣзать
             Себя врагамъ? Когда заслуга вся
             Людей -- терпѣть, то что жъ мы будемъ дѣлать
             На полѣ битвъ?-- Признать придется намъ,
             Что женщины, неся заботы дома,
             Храбрѣе насъ, оселъ отважнѣй льва;
             А воръ въ цѣпяхъ -- когда въ терпѣньи доблесть --
             Поставленъ выше долженъ быть судьи!
             Нѣтъ, нѣтъ отцы! Когда хотите быть
             Вы почтены за истинную доблесть,
             То власть должны явить вы въ добротѣ
             И. милости! Грѣшитъ, конечно, тотъ,
             Чей ножъ людей сражаетъ хладнокровно.
             Но если мы въ самозащитѣ равной
             Сразимъ врага -- то долженъ этотъ грѣхъ
             Намъ быть прощенъ! Преступенъ гнѣвъ во всѣхъ;
             Но кто жъ. изъ насъ изъятъ отъ страсти гнѣва?
             А потому должны въ рѣшеньи вашемъ
             Вы взять въ расчетъ то, что я вамъ сказалъ.
             2-й сенаторъ. Потеря словъ.
             Алкивіадъ.                     Потеря словъ?.. Такъ пусть же
             Услуги тѣ, какія оказалъ
             Онъ въ Спартѣ вамъ и въ Византіи, будутъ
             Ходатаемъ безмолвнымъ за него.
             1-й сенаторъ. Что, что еще?
             Алкивіадъ.                     Я говорю, что храбро
             Онъ вамъ служилъ; что множество враговъ
             Сразилъ въ бою. Припомнить васъ прошу я,
             Какъ доблестно въ послѣдней битвѣ дрался
             Съ врагами онъ и сколько имъ нанесъ
             Смертельныхъ ранъ.
             2-й сенаторъ.           И сколько захватилъ
             Добычи самъ! Бездѣльникъ онъ извѣстный!
             Онъ въ оргіяхъ доходитъ до потери
             Подчасъ ума. Добро все пропадаетъ
             Безслѣдно въ немъ. Одни его пороки
             Способны погубить его безъ всякихъ
             Иныхъ враговъ. Онъ въ изступленьи скотскомъ
             Свершалъ не разъ гнуснѣйшія дѣла.
             Въ порокахъ онъ.неистовъ и ужасенъ
             И можетъ намъ развратомъ быть опасенъ.
             1-й сенаторъ. Казнить его!
             Алкивіадъ.                     Жестокая судьба!
             Зачѣмъ въ бою убитъ онъ не былъ честно?
             Но если вы не цѣните прошедшихъ
             Его заслугъ, хотя изъ нихъ могли бы
             Его проступокъ выкупить вполнѣ
             Тѣ подвиги, какіе онъ для васъ
             Свершилъ въ бою,-- тогда зачтите въ выкупъ
             Его вины хоть то, что сдѣлалъ я!
             Ужъ если вашъ преклонный возрастъ любитъ
             Ручательства, то я въ залогъ того
             Вамъ отдаю мои побѣды, честь
             И подвиги. Когда законъ рѣшилъ
             Его казнить, то пусть по крайней мѣрѣ
             Онъ кровь прольетъ въ сраженьи, какъ солдатъ.
             Такимъ путемъ добьетесь вы того же:
             Законъ суровъ, но онъ войны не строже.
             1-й сенаторъ. Мы предпочтемъ охотнѣе законъ.
             Твой другъ умретъ; не трать рѣчей напрасно.
             Ты ими насъ лишь только раздражишь.
             Кто пролилъ кровь, тому отъ смертной казни
             Спасенья нѣтъ ни въ дружбѣ ни въ пріязни.
             Алкивіадъ. Ужели такъ?.. Такъ нѣтъ же! Приведется
             Подумать вамъ сперва о томъ, кто я!
             2-й сенаторъ. Какъ! Что?..
             Алкивіадъ.                     Да, да, вы вспомните сначала
             О томъ, кто я!
             3-й сенаторъ. Угрозы!..
             Алкивіадъ.                     Ваша старость
             Вамъ, кажется, совсѣмъ затмила умъ.
             Иначе мнѣ не привелось напрасно бъ
             Васъ такъ просить о сущихъ пустякахъ.
             Я снова боль почувствовалъ въ костяхъ
             Отъ старыхъ ранъ, послушавъ ваши рѣчи.
             1-й сенаторъ. Эй, берегись,-- нашъ гнѣвъ словами кратокъ,
             Но дологъ онъ послѣдствіемъ своимъ.
             Тебя изгнать навѣки присуждаемъ
             Мы изъ Аѳинъ38)!
             Алкивіадъ.           Изгнать меня? Нѣтъ, лучше
             Рѣшите глупость вы свою изгнать,
             Свои грѣхи, свою привычку къ взяткамъ,
             Все, что позоритъ гнусный вашъ сенатъ!
             1-й сенаторъ. Когда тебя чрезъ два восхода солнца
             Увидятъ здѣсь -- строжайшей карой будешь
             Постигнутъ ты. Съ твоимъ же другомъ кончимъ
             Мы тотчасъ же. Онъ больше раздражать
             Не будетъ насъ. (Уходятъ сенаторы).
             Алкивіадъ.           Пускай позорно боги
             Продлятъ вамъ жизнь, пока не обратитесь
             Вы всѣ, какъ есть, въ ходячихъ мертвецовъ,
             Чей гнусный видъ пугать людей лишь будетъ!
             О, я взбѣшенъ!.. Въ сраженьяхъ бился я,
             Пока они гроши свои считали,
             Ихъ съ жадостью пуская въ оборотъ!
             Нажить себѣ успѣлъ я только раны,
             Когда они... И вотъ награда мнѣ!
             Вотъ тотъ бальзамъ, который эти скряги
             Пролить хотятъ на раны ихъ вождя.
             Изгнать меня!.. Ну, что жъ, пускай! Худого
             Не будетъ въ томъ: изгнанье мнѣ по сердцу.'
             Вы руки имъ развяжете мои,
             Чтобъ могъ излить свободно на Аѳины
             Я элость мою!-- Подговорю солдатъ
             Встать за меня; они и такъ вѣдь ропщутъ.
             Чѣмъ врагъ сильнѣй, тѣмъ больше славы намъ
             Съ нимъ воевать! Оставить зло безъ мести
             Солдатъ, какъ богъ, не можетъ ради чести! (Уходитъ).
  

СЦЕНА 6-я. '

Великолѣпная зала въ домѣ Тимона.

(Музыка и накрытые столы. Слуги стоятъ кругомъ. Въ разныя двери входятъ гости).

   1-й гость. Съ пріятнымъ днемъ.
   2-й гость. Съ тѣмъ же тебя.
   1-й гость. Кажется, нашъ почтенный хозяинъ хотѣлъ въ прошедшій разъ только испытать своихъ друзей.
   2-й гость. То же самое думалъ и я, когда мы встрѣтились. Вѣрно, ему еще не такъ плохо, какъ это могло показаться изъ той шутки, какую онъ затѣялъ разыграть съ друзьями.
   2-й гость. Конечно!-- Новый его пиръ лучшее тому доказательство.
   1-й гость. Совершенная правда. Онъ послалъ мнѣ убѣдительнѣйшее приглашеніе быть у него. Сначала я хотѣлъ отказаться по причинѣ очень важныхъ дѣлъ, но онъ просилъ такъ настойчиво, что не согласиться было невозможно.
   2-й гость. Я также былъ очень занятъ, но онъ и слушать не хотѣлъ моихъ извиненій. Мнѣ очень жаль, что я былъ не при деньгахъ, когда онъ посылалъ за нами.
   1-й гость. Я жалѣю объ этомъ также; особенно теперь, когда вижу, какъ повернулись дѣла.
   2-й гость. Я думаю, это чувство испытываютъ всѣ собравшіеся здѣсь гости. Сколько хотѣлъ онъ у тебя занять?
   1-й гость. Тысячу талантовъ.
   2-й гость. Тысячу?
   1-й гость. А у тебя?
   2-й гость. Онъ посылалъ ко мнѣ... Но тсс... вотъ и онъ.

(Входитъ Тимонъ со свитой).

   Тимонъ. Отъ всего сердца привѣтствую васъ, дорогіе друзья! Какъ вы себя чувствуете?
   1-й гость. Превосходно. Впрочемъ, мы всегда довольны, когда знаемъ, что хорошо тебѣ.
   2-й гость. Ласточки не такъ охотно слѣдуютъ за лѣтомъ, какъ мы за тобой.
   Тимонъ (тихо). И не такъ охотно покидаютъ зиму. Люди такія же перелетныя птицы. (Громко). Друзья мои! обѣдъ едва ли вознаградитъ васъ за долгое ожиданье, а потому насыщайте покамѣстъ вашъ слухъ по крайней мѣрѣ музыкой, если звукъ трубъ не кажется вашимъ ушамъ слишкомъ тяжелымъ. Скоро мы сядемъ за обѣдъ.
   1-й гость. Я надѣюсь, ты не сердишься за то, что я долженъ былъ отправитъ твоего посланнаго ни съ чѣмъ?
   Тимонъ. О, не смущай себя такимъ вздоромъ!
   2-й гость. Мой благородный другъ!
   Тимонъ. Что, мой дражайшій? (Подаютъ кушанья въ закрытыхъ блюдахъ).
   2-й гость. Мнѣ, право, такъ стыдно, что я оказался несчастнымъ нищимъ, когда ты посылалъ ко мнѣ въ послѣдній разъ.
   Тимонъ. Не думай объ этомъ.
   2-й гость. Если бъ твой посланный пришелъ всего двумя часами раньше...
   Тимонъ. Прошу, не порти своего пріятнаго расположенія духа, вспоминая объ этомъ. Эй, подавайте все разомъ.
   2-й гость. Все закрытыя блюда.
   1-й гость. Ручаюсь, пиръ будетъ царскій.
   2-й гость. Не сомнѣвайтесь: намъ подадутъ все, что только могутъ дать деньги и время года.
   1 -й гость. Какъ идутъ дѣла? Что новаго?
   3-й гость. Изгнанъ Алкивіадъ. Слышали вы объ этомъ?
   1-й и 2-й гости. Какъ? Изгнанъ Алкивіадъ?
   3-й гость. Да, это. вѣрно.
   2-й гость. Скажи, за что?
   Тимонъ. Прошу, друзья, занять мѣста за столомъ.
   3-й гость. Разскажу послѣ. Пиръ, надо думать, будетъ роскошный.
   2-й гость. Какъ вижу, Тимонъ все тотъ же.
   3-й гость. Только долго ли выдержитъ?
   2-й гость. Пока выдерживаетъ,-- ну, а со временемъ, конечно, какъ знать!
   3-й гость. Само собой.
   Тимонъ. Пусть каждый займетъ свое мѣсто съ такой же поспѣшностью, съ какой стремится къ губамъ своей возлюбленной. Кушанья будутъ для всѣхъ одни и тѣ же. Прошу, не дѣлайте изъ настоящаго пира церемоннаго обѣда, на которомъ блюда стынуть прежде, чѣмъ гости договорятся о старшинствѣ мѣстъ. Садитесь и вознесемъ прежде всего молитву къ богамъ. (Встаетъ и поднимаетъ руки къ небу). О, вы, высокіе благодѣтели! Посѣйте въ людскомъ обществѣ благодарность! пусть люди будутъ признательны вамъ за ваши дары, но не разоряйте для нихъ себя, если не хотите, чтобъ они стали васъ презирать! Давайте каждому человѣку, сколько ему надо, чтобъ онъ не былъ принужденъ занимать у другихъ. Иначе вѣдь если даже вы, боги, захотите занять у людей, то они навѣрно отъ васъ отступятся. Устройте такъ, чтобъ люди больше любили обѣдъ, чѣмъ того, кто ихъ кормитъ. Пусть въ обществѣ, гдѣ соберутся двадцать человѣкъ, будетъ ровно столько мерзавцевъ, а изъ двѣнадцати женщинъ, сидящихъ за столомъ, пусть дюжина будетъ тѣмъ, что такое онѣ на самомъ дѣлѣ! Всѣхъ остальныхъ вашихъ тварей, до аѳинскихъ сенаторовъ и городской черни включительно, сотрите, милосердные боги, въ пыль и прахъ!-- Что же до сидящихъ здѣсь моихъ друзей, то они въ моихъ глазахъ полнѣйшее ничто, а потому наградите ихъ, боги, и вы, ничѣмъ, обративъ въ ничто! Прочь крышки съ блюдъ! Теперь лакайте, псы!

(Съ блюдъ снимаютъ крышки. Въ нихъ горячая вода).

   Нѣкоторые гости. Что онъ хочетъ сказать?
   Другіе. Ничего не понимаемъ.
             Тимонъ. Пусть не увидитъ лучшаго обѣда
             Изъ васъ никто, рой прихвостней, обжоръ!..
             Паръ и вода -- достоинства вотъ ваши!
             Вамъ Тимонъ въ нихъ послѣдній шлетъ привѣтъ;
             Запятнанъ я былъ грязью вашей лести
             И, смывъ теперь ея позоръ и стыдъ,
             Помои вамъ выплескиваю въ лица!

(Выплескиваетъ на нихъ воду).

             Въ презрѣньи вѣкъ влачите жалкій свой,
             Толпа пустыхъ и жалкихъ чужеядцевъ,
             Прихлѣбниковъ съ улыбкой на губахъ!
             Орава мухъ, смѣющихся медвѣдей;
             Толпа дрянныхъ, разслабленныхъ волковъ,
             Шуты судьбы, пріятели тарелки,
             Рабы колѣнъ, кривляки на часахъ 39)!
             Пусть ядъ людскихъ и скотскихъ всѣхъ болѣзней
             Постигнетъ васъ! (Обращается къ одному).
                                 Куда? Куда? Постой!..
             Возьми сперва съ собой твое лѣкарство;
             И ты... и ты... (Бросаетъ въ нихъ посудой и выгоняетъ ихъ вонъ).
                                 Куда бѣжите вы?..
             Я занимать у васъ не стану денегъ;
             Я вамъ ихъ дамъ! Какъ? Всѣ бѣгутъ? Пускай же
             Первѣйшій плутъ впредь будетъ на пирахъ
             Желанный гость! Пусть рушатся во прахъ
             Мой домъ и вы! Клянетъ Аѳины Тимонъ!
             Отнынѣ врагъ всѣмъ обществамъ людскимъ онъ!..

(Уходитъ Тимонъ. Нѣкоторые изъ гостей возвращаются).

   1-й гость. Что же это такое?
   2-й гость. Какъ объяснить это бѣшенство Тимона?
   3-й гость. Не видѣлъ ли кто-нибудь моей шляпы?
   4-й гость. Я потерялъ плащъ.
   3-й гость. Онъ положительно сошелъ съ ума и ничего не хочетъ знать, кромѣ своей блажи. Еще вчера подарилъ онъ мнѣ брильянтъ, а сегодня сбилъ его съ моей шляпы. Не видѣлъ ли кто моего брильянта?
   3-й гость. А также моей шляпы?
   2-й гость. Вотъ она.
   4-й гость. Вотъ и мой плащъ.
   1-й гость. Идите, идите. Нечего здѣсь оставаться.
   2-й гость. Тимонъ помѣшался.
   3-й гость. Узналъ о томъ своими я боками.
   4-й гость. То дастъ брильянтъ, то угоститъ камнями 40).

(Уходятъ).

  

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Передъ стѣнами Аѳинъ.

(Входитъ Тимонъ).

             Тимонъ. Въ послѣдній разъ взглянуть, ограда волчья,
             Дай на себя! Разрушься, сгинь! Щитомъ
             Не будь впередъ надежнымъ для аѳинянъ!
             На женщинъ ихъ зову я злой развратъ!
             Пускай отцовъ не слушаются дѣти!
             Пускай рабовъ и скомороховъ рой
             Прогонитъ прочь сенаторовъ обрюзглыхъ
             И вмѣсто нихъ начнетъ рѣшать дѣда!
             Въ глазахъ отца идетъ пусть дочь-ребенокъ
             Въ развратный домъ! Невинной чистотѣ
             Приди конецъ!.. Смѣлѣе должники!
             Отбросьте страхъ! Ножи берите въ руки
             И въ горло ихъ тому, кто далъ взаймы!..
             Просторъ ворамъ! Смѣлѣй воруйте слуги!
             Разбой творятъ широкою рукой
             Вѣдь господа:-- законы имъ защита!
             Ложись служанка съ бариномъ въ постель:
             Жена тайкомъ вѣдь ходитъ же отъ мужа
             Въ публичный домъ!-- Подростокъ-сынъ, схвати
             Костыль отца отжившаго и старцу
             Имъ голову безъ страха размозжи!..
             Миръ, правда, страхъ, сердечность, совѣсть, вѣра,
             Ладъ съ ближними, невинный сонъ, покой,
             Почетъ, барышъ, законъ, торговля, нравы,
             Ученья свѣтъ, семейный добрый ладъ42),
             Религіи священные обряды --
             Исчезни все! Перемѣшайся въ хаосъ!..
             Заразы всѣ, какія могутъ только
             Разить людей,-- низриньтесь на проклятый
             Народъ Аѳинъ! Созрѣлъ для смерти онъ...
             Подагра пусть суставы скрючитъ старымъ
             Сенаторамъ, чтобъ стали члены ихъ
             Хромѣе душъ! Проникнетъ пусть развратъ
             Въ кровь юношамъ! Пусть до костей ихъ сгложетъ,
             Чтобъ весь свой вѣкъ, плывя добру напротивъ,
             Погибли въ злѣ, какъ въ омутѣ они!..
             Ядъ чирьевъ злыхъ, проникни въ грудь и въ сердце
             Аѳинянъ всѣхъ, и будь проказа жатвой
             Такихъ сѣмянъ!.. Дыханье лей отраву
             Изъ устъ въ уста, и пусть въ концѣ-концовъ
             Все общество ихъ станетъ ядовитымъ,
             Какъ дружба ихъ!-- Я нищимъ ухожу
             Отсюда прочь и нищету такую жъ
             Сулю тебѣ я, городъ проклятой!..
             Иду въ лѣса!.. Скорѣй, чѣмъ людямъ, звѣрю
             Лѣсному я въ сердечности повѣрю!
             Пусть не найдетъ изъ жителей Аѳинъ
             Себѣ нигдѣ покоя ни одинъ!
             Моя же злость на тварей ихъ породы
             Пусть безъ конца растетъ изъ года въ годы!..
             Такъ я сказалъ!.. (Уходитъ).
  

СЦЕНА 2-я.

Комната въ домѣ Тимона.

(Входятъ Флавій и нѣсколько слугъ).

             1-й слуга (Флавію). Скажи хоть ты, что жъ наконецъ все это?
             Гдѣ баринъ нашъ? Иль мы разорены
             Уже совсѣмъ, погибли, провалились?
             Флавій. Увы, друзья, что вамъ сказать въ отвѣтъ?
             Поклясться вамъ могу лишь я богами,
             Что нищій я такой же, какъ и вы.
             1 -й слуга. Такъ прахомъ все,-- и домъ и добрый баринъ?
             Все кончено? И ни души кругомъ,
             Чтобъ поддержать его своимъ участьемъ
             И съ нимъ судьбу по дружбѣ раздѣлить?
             2-й слуга. Какъ мы спиной привыкли обращаться
             Къ тому, кого могила унесла,--
             Такъ всѣ друзья спѣшатъ его покинуть
             Въ лихой бѣдѣ, бросая сожалѣньемъ
             Ему въ лицо, какъ кошелькомъ пустымъ;
             И онъ, бѣднякъ, покинутый, какъ нищій,
             Одинъ съ своей бездомной нищетой,
             Больной и всѣми брошенный, отпущенъ
             Итти на всѣ четыре стороны43)!
             Идутъ свои. (Входятъ еще нѣсколько слугъ).
             Флавій.           Печальные обломки
             Того, что было роскошью палатъ!
             3-й слуга. На сердцѣ носимъ Тимона ливреи
             Вѣдь все же мы. Прочесть объ этомъ можно
             У насъ въ глазахъ. Товарищами будемъ,
             Какъ прежде, мы на службѣ злой бѣдѣ.
             Корабль погибъ, и мы стоимъ печально
             На палубѣ, сокрывшейся въ волнахъ.
             Валы ревутъ, и голосъ ихъ уныло
             Гудитъ, что море вѣчности поглотитъ
             Насъ скоро всѣхъ 4І)!
             Флавій.           Друзья мои, хочу
             Добромъ послѣднимъ подѣлиться съ вами
             Я въ этотъ мигъ. Гдѣ бъ намъ ни привелось
             Сойтись во имя Тимона -- должны мы
             Товарищами добрыми сойтись!
             Склонивъ печально головы, промолвимъ
             Тогда мы всѣ унылыя слова,
             Что лучшихъ дней свидѣтелями были
             Когда-то мы, и звономъ погребальнымъ
             Пусть наша рѣчь звучитъ чѣмъ лучшимъ днямъ,
             Когда богатъ и славенъ былъ нашъ Тимонь!
             Сюда друзья: -- протягивайте руки!
             Для каждаго найдется что-нибудь! (Даетъ имъ денегъ).
             Довольно словъ! Расходимся сегодня
             Богаче мы печалью, чѣмъ добромъ. (Уходятъ слуги).
             О, славы мигъ, какой ты намъ приносишь
             Тяжелый плодъ!-- Кто не захочетъ лучше
             Не знать совсѣмъ довольства и утѣхъ
             При видѣ бѣдъ, несчастій и презрѣнья,
             Къ какимъ ведутъ богатство насъ и честь!
             Кому придетъ желанье громкой славы,
             Когда мы ею на себя рискуемъ
             Навлечь лишь смѣхъ! Кто пожелаетъ дружбы,
             Когда она лишь лживая мечта!
             Кого плѣнятъ богатство, блескъ и пышность.
             Когда они раскрашены лишь съ виду,
             Какъ и друзья!-- Сразилъ мой господинъ
             Себя ты самъ твоимъ прекраснымъ сердцемъ!
             Погубленъ ты излишкомъ доброты!
             Ужасный рокъ, въ ошибку человѣку
             Поставилъ ты, что былъ онъ слишкомъ добръ.
             Стремясь всегда къ поступкамъ человѣчнымъ,
             Возносимъ мы добромъ себя къ богамъ;
             Но кто жъ впередъ захочетъ быть сердечнымъ,
             Когда себя онъ губитъ этимъ самъ?..
             О, Тимонъ мой, благословенъ судьбою
             Ты былъ затѣмъ, чтобъ пасть страшнѣй потомъ
             Богатствомъ былъ ты выше мѣры взысканъ
             Лишь для того, чтобъ гибель въ немъ найти.
             Увы, увы, какъ бѣшеный, покинулъ
             Друзей своихъ неблагодарныхъ ты;
             Покинулъ домъ, и ничего, я знаю,
             Нѣтъ у тебя, чтобъ поддержать въ ужасной
             Себя бѣдѣ!-- Пойду за нимъ. Я долго
             Служилъ ему всѣмъ сердцемъ и душой,
             Такъ пусть и впредь, пока еще могу я
             Найти хоть грошъ въ карманѣ у себя,
             Ему служить, какъ прежде, буду я! (Уходитъ).
  

СЦЕНА 3-я.

Лѣсъ.

(Входитъ Тимонъ).

  
             Тимонъ. О, солнце, нашъ кормилецъ благодатный!
             Заставь земли утробу источить
             Сырую гниль! Пусть заразитъ она
             Подлунный міръ 45) -- твоей сестры обитель.
             Два близнеца, рожденные на свѣтъ
             И весь свой вѣкъ воспитанные вмѣстѣ,
             Сходны во всемъ: -- ихъ отличить нельзя;
             Но чуть судьба различные удѣлы
             Даруетъ имъ -- сейчасъ гнушаться высшій
             Начнетъ меньшимъ.-- Кто, выйдя изъ бѣды,
             Настигнутъ вдругъ приливомъ будетъ счастья,
             Начнетъ съ того, что станетъ презирать
             Тѣхъ, кто въ бѣдѣ.-- Пусть нищій и сенаторъ
             Другъ съ другомъ помѣняются судьбой:
             Покроется презрѣньемъ, какъ наслѣдствомъ,
             Сановникъ вмигъ, а голяка начнутъ
             Всѣ уважать. Таковъ законъ природы:
             Хорошій кормъ откармливаетъ скотъ,
             Съ дурного жъ онъ и чахнетъ и худѣетъ!
             Кто отъ души и съ полнымъ убѣжденьемъ
             Кого-нибудь посмѣетъ передъ всѣми
             Назвать льстецомъ? Но если посмотрѣть,
             То звать подобнымъ именемъ должны мы
             Огульно всѣхъ. Нижайшая ступень
             Предъ высшей льститъ на лѣстницѣ почета.
             Готовъ предъ позолоченнымъ глупцомъ
             Себя склонить съ покорностью ученый!
             Обманъ во всемъ! Прямого не найти
             Намъ ничего въ природѣ скверной нашей!
             А потому проклятье всѣмъ пирамъ,
             Всѣуь обществамъ и всѣмъ людскимъ поступкамъ!
             Я въ людяхъ сталъ себѣ противенъ самъ!
             Пусть разразятъ погибель и несчастья
             Весь родъ людской! (Роетъ землю). Пошли, земля для пищи
             Кореньевъ мнѣ, а если кто попроситъ
             Иныхъ даровъ,-- то ядомъ отрави
             Тому языкъ!-- Что вижу я?.. Металлъ!
             Блестящій, желтый... золото!.. О, боги!
             Вѣдь золота у васъ я не просилъ!
             Просилъ для пищи я себѣ кореньевъ!

(Выкапываетъ куски золота).

             Вотъ то, чѣмъ можемъ обращать легко
             Мы въ правду ложь, хорошее въ дурное!
             Чѣмъ можемъ съ бѣлымъ черное сравнять;
             Вотъ сдѣлать чѣмъ мы можемъ храбрымъ труса,
             Влить молодость въ суставы старика!
             О, для чего, скажите мнѣ, о боги,
             Служить намъ можетъ съ виду эта дрянь?
             А между тѣмъ жрецовъ почтенныхъ вашихъ
             Она заставитъ бросить алтари;
             Людей подвигнетъ вырывать подушки
             Изъ-подъ больныхъ, готовыхъ умереть 46).
             Злой желтый рабъ, въ сердцахъ ты губишь вѣру,
             Благословляешь то, что должно клясть,
             Ты ставишь въ честь отраву злой проказы,
             Разбойниковъ ты садишь на скамьи
             Сенаторовъ, балуешь ихъ почетомъ!
             Вдовѣ-старухѣ сыплешь жениха,
             Какъ вешній день, раздушишь язвы твари,
             Чей ядъ бы могъ больницы заразить...
             Ступай назадъ! Засыпься, злое зелье!
             Живешь, чтобъ быть всесвѣтной сводней ты!
             Ты -- гибель всѣмъ!-- Ступай же въ грязь, откуда
             Ты родилось.-- (За сценой барабанъ).
             Чу, барабанъ! (зарываетъ золото). Живуче,
             Какъ вижу, ты, по все жъ тебя зарою
             Насильно я.-- Ступай, проклятый воръ,
             Гдѣ не найдетъ тебя толпа дрянная
             Разслабленныхъ поклонниковъ твоихъ.
             Но нѣтъ, постой: частицу сберегу
             Про случай я.-- Быть-можетъ, пригодится

(Прячетъ чаетъ золота. Входитъ съ барабаннымъ боемъ и музыкой вооруженный Алкивіадъ. Съ нимъ Тимандра и Фрина).

             Алкивіадъ. Кто здѣсь?-- Отвѣть!
             Тимонъ.                               Такой же скотъ, какъ ты.
             Пусть сгложетъ ракъ тебя за то, что снова
             Моимъ глазамъ ты показалъ людей.
             Алкивіадъ. Отвѣть, кто ты, и какъ людей ты можешь
             Злословить такъ, когда такой же самъ
             Ты человѣкъ?
             Тимонъ.           Людей я ненавистникъ 47)
             И весь ихъ родъ глубоко не терплю!
             Что жъ до тебя, то пожелать могу я,
             Чтобъ сталъ ты псомъ. Тогда, быть-можетъ, сносенъ
             Ты будешь мнѣ.
             Алкивіадъ.           Я узнаю тебя,
             Но не могу понять и догадаться,
             Что такъ могло тебя вдругъ измѣнить.
             Тимонъ. Сказать, кто ты, могу равно и я,
             И больше знать во мнѣ охоты нѣту,
             А потому бери свой барабанъ
             И уходи. Облей всю землю кровью.
             Окрась весь міръ, какъ красный щитъ герба "48).
             Ужъ если злы законъ людской и божій,
             Такъ что же ждать иного отъ войны!

(Указывая на Фрину).

             Вонъ эта тварь надѣлала вѣдь больше
             Вреда и зла, чѣмъ сдѣлалъ ихъ твой мечъ,
             А взглядъ ея, какъ херувимскій, нѣженъ.
             Фрина. Пусть сгнилъ бы ротъ, бездѣльникъ, у тебя!
             Тимонъ. Я цѣловать тебя не собираюсь,
             Такъ гниль твоя останется тебѣ.
             Алкивіадъ. Какой судьбой могъ благородный Тимонъ
             Померкнуть такъ?
             Тимонъ.           Какъ мѣсяцъ! Я истратилъ,
             Какъ онъ, свой свѣтъ, а новаго у солнца
             Занять не могъ, затѣмъ что въ мірѣ солнца
             Такого нѣтъ.
             Алкивіадъ. Скажи во имя дружбы,
             Чѣмъ я могу полезенъ быть тебѣ?
             Тимонъ. Мой взглядъ на жизнь ты подтверди примѣромъ.
             Алкивіадъ. Скажи, какимъ?
             Тимонъ.                     Дай клятву быть мнѣ другомъ
             И измѣни. Но, впрочемъ, дашь иль нѣтъ
             Мнѣ клятву ты, исполнишь иль измѣнишь --
             Равно молю боговъ я, чтобъ сгубили
             Они тебя за то, что человѣкомъ
             Родился ты 49).
             Алкивіадъ.           Я о твоихъ несчастьяхъ
             Кой-что слыхалъ.
             Тимонъ.           Ихъ предсказать ты могъ
             И раньше мнѣ, когда я былъ въ довольствѣ.
             Алкивіадъ. Твою бѣду теперь я вижу:-- прежде
             Въ богатствѣ ты и счастьѣ утопалъ.
             Тимонъ. Былъ, значитъ, я на сворѣ двухъ развратницъ,
             Какъ ты теперь 50).
             Тимандра.           Ужели это онъ,
             Краса Аѳинъ?
             Тимонъ.           Тебя зовутъ Тимандрой?
             Тимандра. Ты но солгалъ.
             Тимонъ.                     Такъ потаскушкой вѣчной
             До смерти будь. Вѣдь льнутъ къ тебѣ безъ страсти
             Твои друзья. Вселяй болѣзнь въ того,
             Кто влить въ тебя свою стремится похоть.
             Зачѣмъ терять развратные часы?
             Губи глупцовъ! Въ госпитали и бани
             Дорога имъ! Съ ихъ краснощекихъ лицъ
             Румянецъ прочь!-- Сажай ихъ на воздержность!
             Тимандра. Повѣсься, скотъ.
             Алкивіадъ.                     Прости ему, Тимандра,
             Онъ потерялъ и потопилъ разсудокъ
             Въ своихъ бѣдахъ.-- Остался я вѣдь, Тимонъ,
             Какъ ты, безъ средствъ. Готовы взбунтоваться
             Мои войска, лишенные всего.
             Услышалъ я съ глубокой грустью въ сердцѣ,
             Что позабытъ въ Аѳинахъ ты проклятыхъ!
             Что прежнихъ дѣлъ и подвиговъ твоихъ,
             Когда мечомъ и деньгами своими
             Ты городъ спасъ, не хочетъ знать никто.
             Тимонъ. Прошу тебя, вели бить въ барабаны
             И уходи.
             Алкивіадъ. Всѣмъ сердцемъ я жалѣю
             Тебя, какъ другъ.
             Тимонъ.           Такъ для чего жъ меня
             Тревожишь ты? Ты видишь -- я остаться
             Хочу одинъ.
             Алкивіадъ. Ну, такъ прощай; вотъ деньги;
             Я дать тебѣ немного ихъ могу.
             Тимонъ. Возьми назадъ: я денегъ ѣсть не стану.
             Алкивіадъ. Когда я въ прахъ Аѳины разгромлю...
             Тимонъ. Такъ ты на нихъ идешь теперь войною?
             Алкивіадъ. Да, добрый другъ, причина есть тому.
             Тимонъ. Пустъ сгубятъ ихъ твоей побѣдой боги,
             За ними жъ вслѣдъ погубятъ и тебя.
             Алкивіадъ. За что жъ меня?
             Тимонъ.                               За то, что Рокъ судилъ
             Тебѣ сгубить страну мою родную,
             Въ ней перебивъ мерзавцевъ записныхъ!
             Назадъ свое взять золото ты можешь!
             Бери его! Вотъ золото еще.
             Теперь иди. Будь злой чумы ужаснѣй,
             Когда ее, изъ-за надзвѣздныхъ сферъ 51)
             Призвавъ, Зевесъ надъ городомъ преступнымъ
             Покровомъ зла по воздуху простретъ.
             Пусть никого въ Аѳинахъ не минуетъ
             Твой грозный мечъ! Сѣдого старца бей --
             Онъ ростовщикъ! Не уважай почтенныхъ
             Его сѣдинъ! Лукавыхъ бей матронъ:
             Онѣ честны одной своей одеждой,
             На дѣлѣ жъ всѣ развратницы въ душѣ.
             Не преклоняй меча передъ щеками
             Прелестныхъ дѣвъ, какъ ни сверкала бъ грудь ихъ
             Сквозь кружева бѣлѣй, чѣмъ молоко,
             Всѣмъ на соблазнъ!-- На ней пощады слова
             Ты не читай! Предательство ты долженъ
             Лишь видѣть въ ней! Младенца не щади,
             Улыбка чья въ глупцовъ вселяетъ жалость.
             Представь себѣ, что, можетъ-быть, тотъ самый
             Побочный онъ, чья въ будущемъ рука,
             Какъ предсказалъ сомнительный оракулъ,
             Вонзитъ тебѣ нещадно въ горло ножъ 52).
             Руби его, забывши страхъ и совѣсть...
             Заклятье дай не слушать ничего!
             Въ сталь облеки глаза твои и уши,
             Чтобъ стонъ и вопль младенцевъ, матерей
             И юныхъ дѣвъ, какъ онъ бы ни былъ страшенъ,
             Въ нихъ не проникъ! Чтобъ даже видъ жрецовъ,
             Предъ алтаремъ въ священныхъ ризахъ павшихъ,
             Твои глаза укоромъ не смущалъ!--
             Вотъ золото, чтобъ заплатить солдатамъ
             Ты могъ своимъ.-- Пройди, какъ разрушитель,
             По всей землѣ.-- Когда жъ насытишь ярость --
             Погибни самъ!-- Я все сказалъ; иди!..
             Алкивіадъ. Такъ ты богатъ? Я деньги взять согласенъ,
             Но исполнять совѣтовъ всѣхъ твоихъ
             Я не хочу.
             Тимонъ. Какъ знаешь -- лишь бы только
             Былъ проклятъ ты.
             Фрина и Тимандра. Голубчикъ, Тимонъ! Дай
             Намъ золота:-- вѣдь у тебя осталось.
             Тимонъ. Настолько есть, чтобъ сводня съ потаскушкой
             Могли свое оставить ремесло.
             Сюда, ко мнѣ!-- Ну, задирайте, твари,
             Подолы вверхъ. (Сыплетъ имъ золото въ подставленныя платья).
                                 Съ васъ клятвы, знаю я,
             Брать нечего, хоть и способны вы
             Поклясться такъ, что въ лихорадкѣ боги
             Вздрогнули бъ всѣ, послушавъ вашихъ клятвъ.
             Но клясться васъ я заставлять не буду:
             Вы и безъ клятвъ исполните все то,
             Что я хочу,-- для этого довольно
             Вамъ быть собой!-- Безпутными останьтесь
             Свой цѣлый вѣкъ, и если кто-нибудь
             Наставить васъ захочетъ добрымъ словомъ --
             Удвойте съ нимъ распутный свой развратъ!
             Его огнемъ безстыднымъ распалите,
             Чтобъ онъ сгорѣлъ въ жару своихъ страстей,
             Отъ глазъ людей изнанку платья прячьте 53),
             И будутъ пусть за вашъ безпутный трудъ
             Шесть мѣсяцевъ достойной вамъ наградой,
             Чтобъ вы въ лѣченьи скверностей своихъ
             Ихъ провели.-- Чужихъ волосъ прядями
             Скрывайте плѣшь на вашихъ головахъ,
             Хотя бъ содрать пришлось вамъ эти пряди
             Съ повѣшенныхъ 54). Что за нужда?-- Носите
             Смѣлѣе ихъ! Ловите дураковъ!..
             Морщины лицъ замазывайте краской
             Хоть до того, чтобъ завязить могла
             Копыта лошадь въ нихъ.
             Фрина и Тимандра. Исполнимъ, Тимонъ!
             Лишь говори!-- За золото мы рады
             Пойти на все.
             Тимонъ.           Заразу злую сѣйте
             Въ костяхъ мужчинъ; кривите ноги имъ!
             Душите въ нихъ все мужество и силу!
             Законниковъ губите голоса,
             Чтобъ скверныхъ дѣлъ они не защищали,
             Гнуся въ судахъ. Разите вашимъ ядомъ
             Плутовъ жрецовъ, что на словахъ усердно
             Бичуютъ плоть, не вѣря ни на грошъ
             Своимъ словамъ. Долой носы до кости
             Мерзавцамъ тѣмъ, что чуютъ только свой
             Вездѣ барышъ, къ общественному жъ благу
             Чутьемъ тупы! Плѣшивьте до гола
             Бездѣльниковъ, что щеголяютъ чванно
             Въ своихъ кудряхъ, и пусть въ концѣ концовъ
             Отъ васъ свою получитъ также долю
             Рой тѣхъ пустыхъ, драчливыхъ хвастуновъ,
             Что уберечь себя успѣли въ битвахъ.--
             Чуму на все!.. Пускай работа ваша
             Живое все на свѣтѣ заглушитъ,
             Вотъ золото! Отъ васъ другимъ погибель --
             Такъ пусть оно погубитъ васъ самихъ,
             И въ грязный ровъ обѣихъ васъ!..
             Фрина и Тимандра.           Совѣтуй,
             Совѣтуй, мудрый мужъ! Давай побольше
             Лишь золота!
             Тимонъ.           Нѣтъ! Натворите больше
             Сначала зла:-- я далъ вамъ лишь задатокъ.
             Алкивіадъ. Пусть бьютъ походъ.-- Иду прямымъ путемъ
             Къ Аѳинамъ я.-- До лучшей встрѣчи, Тимонъ!
             Когда достичь удастся цѣли мнѣ,
             То мы еще увидимся съ тобою.
             Тимонъ. Хочу своей достичь я только цѣли,
             Чтобъ впредь тебя вовѣки не встрѣчать.
             Алкивіадъ. Вѣдь я тебѣ не сдѣлалъ въ жизни зла.
             Тимонъ. Нѣтъ, ты не разъ хвалилъ меня.
             Алкивіадъ. Такъ это
             Зовешь ты зломъ?
             Тимонъ.           Изъ этого выходитъ
             Для многихъ зло.-- Ступай,-- да этихъ шавокъ
             Возьми съ собой.
             Алкивіадъ.           Пойдемте; мы его
             Лишь сердимъ здѣсь.-- Эй, бейте въ барабаны.

(Уходятъ Алкивіадъ, Фрина и Тимандра).

             Тимонъ. Ужель мы можемъ голодомъ страдать,
             Когда сразилъ насъ недугъ злой измѣны? (Роетъ землю).
             О, ты, земля! Мать общая, чьи нѣдра
             Даютъ жизнь всѣмъ и грудью необъятной
             Питаютъ всѣхъі Создавъ людей кичливыхъ,
             Надменнѣйшихъ изъ всѣхъ твоихъ сыновъ,
             Умѣла ты изъ той же самой персти
             Создать ужей, зловредныхъ черныхъ жабъ,
             Слѣпыхъ червей и ящерицъ, горящихъ,
             Какъ золото, блестящей чешуей,--
             Все, словомъ, то, что злого мы находимъ
             Подъ сводомъ тѣмъ, гдѣ въ лучезарномъ блескѣ,
             Живя весь міръ, горитъ Гиперіонъ!
             Пошли жъ, земля, тому, кто ненавидитъ
             Весь родъ людской,-- одинъ ничтожный корень
             Изъ нѣдръ твоихъ, столь щедрыхъ на дары!
             А тамъ закрой навѣкъ свою утробу
             И не рожай впередъ неблагодарныхъ
             Людей на свѣтъ! Пусть на землѣ ихъ смѣнятъ
             Стада волковъ, медвѣдей и гіэнъ!
             Драконы пусть и чудища родятся
             Впередъ на свѣтъ, какихъ еще ни разу
             Сводъ мраморный чертога твоего
             Не видывалъ!-- А, корень я нашелъ!..
             Благодарю.-- Пускай изсохнутъ соки
             Твоихъ лѣсовъ, полей, лозъ винограда!
             Заглохнуть пусть зеленые луга,
             Гдѣ плугъ прошелъ,-- все, словомъ, что проклятой
             Толпѣ людей даетъ тѣ вещества,
             Чья сила имъ въ напиткахъ или явствахъ
             Грязнитъ сердца и отравляетъ умъ. (Входитъ Апемантъ).
             Идетъ опять съ людскимъ обличьемъ кто-то;
             Чума ему!
             Апемантъ. Сюда меня прислали.
             Разнесся слухъ, что жить затѣялъ ты
             По-моему.
             Тимонъ. Я взялъ съ тебя примѣръ
             Лишь потому, что не нашлось собаки,
             Чтобъ дать его. Издохни ты совсѣмъ.
             Апемантъ. Вѣдь ты затѣялъ только притвориться.
             Фортуна скрыла отъ тебя лицо,
             И ты раскисъ ужъ, какъ дрянная баба.
             Скажи, зачѣмъ напялилъ на себя
             Лохмотья ты? Взялъ застунъ, смотришь дико,
             Ушелъ въ лѣса?-- Твои льстецы вѣдь пьютъ
             По-прежнему, спятъ на роскошныхъ ложахъ;
             Какъ въ дни былые, рядятся въ шелка;
             Впиваютъ запахъ вредныхъ ароматовъ 55).
             Тебя они забыли, точно въ вѣкъ
             И не жилъ ты!-- Нѣтъ, нѣтъ,-- срамить не долженъ
             Ты этотъ лѣсъ, задумавъ разыграть
             Въ немъ глупо роль хулителя пороковъ.
             Стань самъ льстецомъ -- вотъ что ты долженъ дѣлать!
             Старайся вновь подняться въ мнѣньи свѣта
             Тѣмъ именно, чѣмъ былъ низвергнутъ ты!
             Гнись въ три дуги 56)! Малѣйшее дыханье
             Того, кому ты будешь гнусно льстить,
             Пусть съ головы твоей сдуваетъ шапку.
             Хвали все то, что сквернаго найдешь
             Въ его душѣ! Превозноси пороки!--
             Вѣдь всѣ съ тобой себя держали такъ.
             Готовъ свои развѣшивать былъ уши
             Предъ всѣми ты; отъ всей души былъ радъ
             Ихъ похваламъ, въ которыхъ было правды
             Не болѣе, чѣмъ въ сладкихъ тѣхъ рѣчахъ,
             Какими насъ зоветъ кабатчикъ въ гости.
             Стань подлецомъ! Вѣдь если наживешь
             Ты деньги вновь, то все равно отдашь ихъ
             По-прежнему такимъ же подлецамъ.
             Не думай же, что сталъ теперь похожимъ
             Ты на меня!
             Тимонъ.           Будь я такимъ, какъ ты,
             Своей рукой съ собою бы я покончилъ.
             Апемантъ. Покончить ты съ собою вѣдь умѣлъ,
             Бывъ, чѣмъ ты былъ!-- А ты изъ сумасшедшихъ
             Попалъ въ глупцы!-- Иль ты вообразилъ,
             Что вѣтеръ -- твой теперешній дворецкій --
             Тебѣ своимъ дыханьемъ ледянымъ
             Согрѣетъ плащъ? Что мшистыя деревья,
             Орлиный вѣкъ успѣвшія прожить,
             Ходить по пяткамъ будутъ за тобою,
             Ловя руки твоей малѣйшій знакъ?
             Иль что потокъ, корою льда покрытый,
             Тебѣ дастъ утромъ теплое питье,
             Чтобъ подкрѣпить ночное истощенье?
             Попробуй кликнуть кличъ тѣмъ существамъ,
             Чья нагота ихъ подвергаетъ гнѣву
             Небесныхъ силъ, чье тѣло вѣчно бьетъ
             Напоръ стихій, держа въ рукахъ природы
             Жестоко ихъ!-- Пусть эти существа
             Польстятъ тебѣ! Увидишь самъ...
             Тимонъ.                               Увижу,
             Что ты дуракъ! Ступай домой.
             Апемантъ.                               Ты дорогъ
             Мнѣ больше сталъ съ тѣхъ поръ, какъ сталъ такимъ.
             Тимонъ. А я тебя сталъ больше ненавидѣть.
             Апемантъ. За что жъ?
             Тимонъ.           За то, что нищетѣ ты даже
             Задумалъ льстить.
             Апемантъ.           Нѣтъ, я не льщу! Я просто
             Сказалъ тебѣ, что ты изъ дряней дрянь.
             Тимонъ. Зачѣмъ ты здѣсь?
             Апемантъ.                     Мнѣ злить тебя пріятно.
             Тимонъ. Достойный трудъ мерзавца иль глупца.
             Ты счастливъ имъ?
             Апемантъ.           О, да.
             Тимонъ.                     Такъ ты мерзавцемъ
             Себя призналъ?
             Апемантъ.           Скажу, что если бъ ты
             Затѣялъ жить суровой, строгой жизнью,
             Чтобъ гордость тѣмъ былую покарать,--
             То въ этомъ я призналъ бы прокъ, пожалуй!
             Но вѣдь тебя принудила къ тому
             Твоя нужда! Не будь ты нищимъ -- сталъ бы
             Ты баринъ вновь. Почетна нищета
             Лишь въ случаѣ, когда ее избрали
             По волѣ мы! Богатымъ, что ни дай,
             Все мало имъ,-- бѣднякъ же всѣмъ доволенъ;
             А жизнь скверна, когда и средь богатства
             Довольства въ ней не можемъ мы найти!
             Быть въ самомъ скверномъ положеньи лучше,
             Когда его безъ жалобъ сносимъ мы;
             А ты теперь вѣдь жалокъ такъ, что было бъ
             Тебѣ всего пріятнѣй умереть.
             Тимонъ. Ну, ужъ никакъ не по совѣту твари,
             Чья жизнь еще ничтожнѣй, чѣмъ моя!
             Нѣтъ, жалкій рабъ, такихъ, какъ ты, Фортуна
             Не приласкала въ жизни никогда!
             Ты выросъ псомъ. Будь взысканъ ты судьбой
             Съ пеленъ, какъ мы,-- когда бы ты прошелъ
             Ступени всѣ тѣхъ радостей и счастья.
             Какія міръ послушно подносилъ,
             Какъ въ кубкѣ, намъ,-- развратникомъ бы рьянымъ
             Ты сталъ, какъ всѣ! Свою бъ истратилъ юность
             На ложѣ ты позорнѣйшихъ страстей!
             Тебѣ бы въ умъ совѣты ледяные
             Воздержности не вздумали прійти!
             Прошелъ бы ты путемъ медовымъ счастья
             Всю жизнь, какъ мы!-- Но мнѣ рука судьбы
             Для лакомства любезно предложила
             Весь этотъ міръ. Вѣдь мнѣ глаза, уста,
             Сердца людей служили такъ усердно,
             Что всѣхъ услугъ не могъ я и принять!
             Я даже счетъ имъ, какъ на дубѣ листьямъ,
             Подчасъ терялъ.-- И вдругъ одинъ порывъ
             Мороза сбилъ внезапно эти листья,
             Предавъ меня, открытаго, нагого,
             На жертву бурь, какія только могутъ
             На насъ подуть.-- Мнѣ, знавшему лишь счастье,
             Такой ударъ пришелся не легокъ!..
             Но ты, кого несчастье закалило
             Ужъ съ юныхъ лѣтъ -- такихъ ты бѣдъ не зналъ!
             Такъ что жъ тебѣ злосѣтовать напрасно
             На родъ людской? Тебѣ не льстили люди
             Вѣдь никогда;-- а что ты далъ имъ самъ?
             Ужь если есть и для тебя причина
             Кого-нибудь бранить и проклинать --
             Кляни отца! Кляни за то, что этотъ
             Дрянной голякъ, сошедшись съ жалкой нищей,
             Не въ добрый часъ родилъ тебя на свѣтъ
             И присудилъ быть нищимъ по наслѣдству.--
             Вонъ, негодяй! Когда бъ ты не родился
             Ничтожнѣй всѣхъ -- навѣрно сталъ бы ты
             Бездѣльникомъ и льстилъ бы всѣмъ безъ мѣры!..
             Апемантъ. Ты чванишься!
             Тимонъ.                     Да,-- тѣмъ, что я не ты.
             Апемантъ. А я горжусь, что не былъ въ жизни мотомъ.
             Тимонъ. Напротивъ, я доволенъ, что остался
             Имъ и теперь. Будь все мое богатство
             Въ тебѣ одномъ -- тебя повѣсить далъ бы
             Охотно я.-- Уйдешь ли наконецъ
             Отсюда ты? (ѣстъ корень). Будь въ этомъ корнѣ жизнь
             Аѳинянъ всѣхъ -- его сожралъ бы также
             Я и тогда.
             Апемантъ (подаетъ ему пищу) 57). Я улучшить хочу
             Тебѣ обѣдъ.
             Тимонъ.           Ты улучши сначала
             Мнѣ общество, убравшись прочь отсюда.
             Апемантъ. Уйдя, я лучшимъ сдѣлаю свое.
             Тимонъ. Не худшимъ ли? А нѣтъ, такъ пожелаю
             Всѣмъ сердцемъ я, чтобъ это былъ такъ.
             Апемантъ. Чтф отъ тебя мнѣ пожелать Аѳинамъ?
             Тимонъ. Чтобъ унесла нелегкая тебя 58)
             Въ ихъ городъ, къ нимъ. Разказывай, пожалуй,
             Что я богатъ.-- Вотъ золото -- смотри!
             Апемантъ. Здѣсь отъ него большого нѣту прока.
             Тимонъ. Есть и большой ужъ тѣмъ, что здѣсь проспитъ
             Оно въ землѣ, не натворивъ дурного.
             Апемантъ. Гдѣ спишь ты самъ?
             Тимонъ.                               Подъ тѣмъ, что надо мной.
             А ты скажи, гдѣ кормишься?
             Апемантъ.                               Гдѣ брюхо
             Отыщетъ кормъ; вѣрнѣй же, гдѣ случится.
             Тимонъ. Если бъ ядъ меня слушался, я зналъ бы, что дѣлать.
             Апемантъ. Что жъ бы ты сдѣлалъ?
             Тимонъ. Приправилъ бы имъ твой обѣдъ!
   Апемантъ. Никогда, какъ вижу, ты не держался въ поступкахъ съ людьми золотой середины и вѣчно вдавался въ крайности. Живя среди золота и ароматовъ, смѣшилъ ты людей своей утонченной щепетильностью, а теперь, попавъ въ лохмотья, заставляешь ихъ презирать себя за обратное.-- Не хочешь ли съѣсть репейникъ?
   Тимонъ. Я не ѣмъ того, что не терплю.
   Апемантъ. А репейника ты не терпишь?
   Тимонъ. Да,-- потому, что онъ похожъ на тебя.
   Апемантъ. Если бъ ты сталъ раньше презирать репейникъ лести, то онъ не былъ бы тебѣ такъ противенъ теперь.-- Случалось ли тебѣ встрѣтить человѣка, котораго любили бъ послѣ того, какъ онъ промотался?
   Тимонъ. А видалъ ли ты, чтобъ любили такого, которому никогда нечего было мотать?
   Апемантъ. Видалъ. Такой человѣкъ я.
   Тимонъ. Это потому, что у тебя все-таки было столько денегъ, чтобъ завести собаку.
   Апемантъ. Какое созданье въ мірѣ больше всего походитъ на твоихъ льстецовъ?
   Тимонъ. Женщина. Что жъ до мужчинъ, то имъ не зачѣмъ походить, потому что они сама лесть.-- Чтф бы ты сдѣлалъ съ міромъ, если бъ его отдали въ твою власть?
   Апемантъ. Подарилъ бы его скотамъ, чтобъ освободить отъ людей.
   Тимонъ. Значитъ, ты освободилъ бы его отъ себя и сдѣлался скотомъ самъ?
   Апемантъ. Да.
   Тимонъ. Молю боговъ, чтобъ они помогли тебѣ удовлетворить такому скотскому самолюбію. Но только помни, что если ты сдѣлаешься львомъ, то тебя обманетъ лисица. Будешь лисицей -- левъ станетъ тебя подозрѣвать, когда оселъ подастъ ему на тебя доносъ.-- Сдѣлаешься осломъ -- тебѣ надѣлаетъ вѣдъ твоя глупость до поры, пока не позавтракаетъ тобой волкъ. Ставъ волкомъ, ты не будешь знать покоя отъ жадности и попадешь въ бѣду, промышляя обѣдъ. Превратишься въ единорога -- тебя погубятъ гордость и злость, сдѣлавъ жертвой твоего же собственнаго бѣшенства 59). Станешь медвѣдемъ -- тебя убьетъ копытами лошадь, а въ шкурѣ лошади задеретъ тебя леопардъ. Будешь леопардомъ -- пятна обличатъ твое родство со львомъ и этимъ навлекутъ на тебя гибель. Бѣгство и одиночество будутъ для тебя и въ звѣриной шкурѣ единственнымъ средствомъ спасенья. Словомъ, какимъ бы скотомъ ты ни сдѣлался, тебѣ всегда будетъ угрожать смерть отъ когтей другого скота, и если ты этого не понимаешь, то, значитъ, цѣль твоя уже достигнута, и ты сталъ желаннымъ скотомъ.
   Апемантъ. Если бъ твои рѣчи могли мнѣ когда-нибудь понравиться, то это было бъ именно теперь. Аѳины давно уже превратились въ лѣсъ, полный дикихъ звѣрей.
   Тимонъ. Если ты здѣсь, то, значитъ, оселъ успѣлъ проломать аѳинскія стѣны и прибѣжалъ сюда.
   Апемантъ. Смотри, сюда идутъ поэтъ съ художникомъ. Да падетъ на тебя зараза ихъ присутствія; а я, чтобъ отъ нихъ отдѣлаться, ухожу прочь. Впрочемъ, я повидаюсь съ тобой когда-нибудь еще, если нечего будетъ дѣлать.
   Тимонъ. Я встрѣчу тебя съ радостью, если ты придешь мнѣ объяснить, что изъ всѣхъ людей на свѣтѣ остался въ живыхъ ты одинъ. Я соглашусь лучше быть собакой нищаго, чѣмъ Апемантомъ.
   Апемантъ. Всегда ты будешь первымъ изъ глупцовъ.
   Тимонъ. А на тебя мнѣ скверно даже плюнуть.
   Апемантъ. Чума тебѣ,-- тебя не стоитъ клясть.
             Тимонъ. Мерзавцы всѣ съ тобой въ сравненьи чисты.
   Апемантъ. Проказы гной течетъ въ твоихъ рѣчахъ.
   Тимонъ. Прибивъ тебя, запачкаю я руки.
   Апемантъ. Сгноить бы ихъ хотѣлъ я языкомъ.
   Тимонъ. Вонъ, негодяй! Отродье пса! Мнѣ къ горлу
             Подходитъ желчь, когда ты предо мной
             Стоишь живымъ! Моимъ глазамъ противенъ
             И гадокъ ты.
             Апемантъ.           Не лопни.
             Тимонъ.                     Вонъ, бездѣльникъ!
             Мнѣ камня жаль, чтобъ имъ въ тебя пустить.

(Бросаетъ въ него камнемъ)*

             Апемантъ. Скотъ.
             Тимонъ.           Жаба!
             Апемантъ.                     Рабъ!
             Тимонъ.                               Подлецъ, подлецъ, подлецъ!:

(Апемантъ отходитъ въ глубину сцены).

             Усталъ я жить въ фальшивомъ этомъ мірѣ!
             Я взять съ него хочу лишь только то,
             Что нужно всѣмъ:-- копай могилу, Тимонъ!
             Хочу я лечь на берегу морскомъ,
             Гдѣ день и ночь плескать на гробъ мой будетъ
             Шумящій валъ! На камнѣ изсѣку
             Самъ надпись я такую, чтобъ и смертью
             Смѣялся я надъ пошлостью живыхъ

(Смотритъ на золото).

             О, ты, губитель льстивый государей,
             Семейныхъ узъ неслышный, тихій врагъ!
             Чистѣйшихъ ложъ супружескихъ сквернитель!
             Отважный Марсъ! Женихъ любимый, свѣжій,
             Всѣмъ дорогой, чей страстный жаръ и пылъ
             Растаять снѣгъ способенъ, если бъ даже
             Онъ на Діану чистую попалъ!
             Великій богъ, намъ видимый, понятный,
             Легко тебѣ всѣ крайности сближать
             И ихъ заставить полюбить другъ друга.
             На всѣхъ ты можешь говорить нарѣчьяхъ,
             Служить ты можешь оселкомъ сердецъ!
             Представь себѣ, что взбунтовались люди,
             Твои рабы;-- заставь своей ихъ силой
             Въ разгарѣ ссоръ другъ друга перебить,
             Чтобъ міръ звѣрямъ достаться могъ въ наслѣдство.
             Апемантъ (подходя). Пусть будетъ такъ -- лишь умереть сначала
             Успѣлъ бы я.-- Я разскажу въ Аѳинахъ,
             Что ты богатъ:-- опрометью къ тебѣ
             Сбѣгутся всѣ.
             Тимонъ.           Ко мнѣ?
             Апемантъ.                     Ну, да.
             Тимонъ.                               Исчезни
             Сначала самъ съ моихъ ты глазъ!
             Апемантъ.                               Будь нищимъ
             И съ нищетой весь вѣкъ свой проживи.
             Тимонъ. А ты, проживъ съ ней вмѣстѣ, и издохни.

(Апемантъ уходитъ).

             Идутъ опять подобья человѣчьи.
             Ѣшь, Тимонъ, ѣшь и проклинай ихъ всѣхъ.

(Входятъ разбойники).

   1-й разбойникъ. Откуда онъ могъ добыть золото? Навѣрно это кой-какіе остатки его прежняго добра. Вѣдь онъ затосковалъ именно потому, что деньги у него вышли, а друзья его бросили.
   2-й разбойникъ. Говорятъ однако, что золота у него тьма.
   1-й разбойникъ. Попробуемъ узнать. Если онъ точно имъ не дорожитъ, то, конечно, отдастъ намъ охотно. Ну, а какъ быть, если онъ его прячетъ?
   2-й разбойникъ. Надо подумать. Золото у него точно спрятано, потому что съ собой онъ ничего не носитъ.
   1-й разбойникъ. Смотри, не онъ ли это?
   Всѣ разбойники. Гдѣ?
   2-й разбойникъ. Съ виду какъ разъ онъ.
   3-й разбойникъ. Онъ, онъ, я знаю навѣрно.
   Всѣ разбойники. Здорово, Тимонъ!
   Тимонъ. Кто вы такіе? Воры?
   Разбойникъ. Нѣтъ, солдаты.
   Тимонъ. Это одно и то же,-- а сверхъ того вы люди.
   Разбойникъ. Не воры мы, а бѣдняки въ нуждѣ.
             Тимонъ. Въ какой нуждѣ? ѣсть нечего вамъ, что ли?
             Такъ бросьте взглядъ: земля полна кореньевъ,
             Кругомъ журчатъ несмѣтные ручьи,
             Висятъ плоды пурпурные на вѣткахъ,
             А на дубахъ довольно желудей.
             Природа вамъ, какъ добрая хозяйка,
             Роскошный столъ устроила вездѣ.
             Гдѣ жъ тутъ нужда?
             1-й разбойникъ. Мы, какъ скоты иль рыбы,
             Не можемъ жить плодами и водой.
             Тимонъ. Да, знаю я:-- вы не могли бы жить,
             Когда бы вамъ для пищи дали даже
             Скотовъ и рыбъ;-- вамъ надо ѣсть людей.
             Но все же въ васъ мнѣ нравится хоть то,
             Что свой грабежъ ведете вы открыто
             И не таясь. У насъ вѣдь воровствомъ
             Привыкли жить въ Аѳинахъ по закону,--
             Ну вотъ даю въ добычу, воры, вамъ
             Я золото! Идите! Напивайтесь
             Лукавой кровью виноградныхъ лозъ,
             Пока ихъ сокъ не зародитъ горячку
             У васъ въ крови, избавивъ ваши шеи
             Отъ висѣлицъ.-- Врачей гоните прочь:
             Лѣкарства ихъ одна отрава людямъ.
             Они убьютъ скорѣй, чѣмъ вашъ разбой,
             А вы всѣхъ тѣхъ не забывайте рѣзать,
             Кого хотите въ жизни обобрать,
             Затѣмъ, что, кто мошенничать намѣренъ
             По ремеслу,-- тотъ и заняться долженъ
             Имъ, какъ знатокъ.-- Примѣровъ воровства
             Не занимать! Грабитель первый -- солнце!
             Оно пучины океанскихъ водъ
             Влечетъ къ себѣ.-- Луна -- воръ завзятой:
             Она воруетъ блѣдный свѣтъ отъ солнца.
             Такой же воръ широкій океанъ:
             Въ своихъ слезахъ соленыхъ растворяетъ
             Онъ дискъ луны 60).-- Грабитель и земля:
             Она питаетъ и родитъ навозомъ,
             Который въ дань несетъ ей цѣлый свѣтъ.
             Все въ мірѣ воръ! И даже судьи тѣ,
             Что строго васъ караютъ и бичуютъ,
             Отличны тѣмъ лишь отъ воровъ простыхъ,
             Что нѣтъ судей, которые могли бы
             Ихъ покарать 61). Возненавидьте всѣхъ,
             Начавъ съ себя Воруйте другъ у друга!
             Вотъ золото и рѣжьте глотки всѣмъ!--
             Кого ни встрѣтите -- такіе жъ воры
             Они, какъ вы.-- Въ Аѳины проберитесь;
             Разбой открытый начинайте смѣло
             По лавкамъ тамъ! Украдете вѣдь вы
             Все жъ у воровъ! Не вздумайте воздержны
             Быть на грабежъ лишь потому, что я
             Далъ денегъ вамъ.-- Пусть деньги тѣ погубятъ
             И васъ самихъ.-- Я все сказалъ.-- Аминь!

(Тимонъ уходитъ въ пещеру).

   3-й разбойникъ. Ну, признаться, онъ, подстрекая меня на наше ремесло, почти отбилъ охоту имъ заниматься.
   1-й разбойникъ. Вѣдь онъ давалъ эти совѣты только по своей злости на людей, а вовсе не потому, чтобъ желалъ намъ успѣха въ нашихъ темныхъ дѣлишкахъ 62).
   2-й разбойникъ. Я повѣрилъ ему, какъ врагу, и намѣренъ отказаться отъ своего ремесла.
   1-й разбойникъ. Подождемъ, пока можно будетъ спокойнѣе жить въ Аѳинахъ. Вѣдь такого дурного времени, когда бы нельзя было сдѣлаться честнымъ -- нѣтъ.

(Уходятъ разбойники. Входитъ Флавій).

             Флавій. О, боги, боги! Неужели этотъ,
             Всѣмъ міромъ брошенный, убитый горемъ,
             Несчастный, разоренный человѣкъ --
             Мой господинъ? Походитъ на печальный
             Онъ памятникъ прекрасныхъ дѣлъ, свершенныхъ,
             Къ несчастью, невпопадъ! Какъ въ немъ убиты
             И честь и блескъ! Найдется ль въ мірѣ дѣломъ
             Хоть что-нибудь ужаснѣе друзей,
             Когда конца прекрасныхъ нашихъ дней
             Виной они? Богъ какъ завѣтъ закона,
             Что мы должны любить своихъ враговъ,
             Исполнилъ онъ: любилъ въ былое время
             Онъ точно вѣдь въ лицѣ друзей враговъ 63)!
             Заклятый врагъ, сулящій зло словами,
             Сноснѣй, чѣмъ другъ, вредящій намъ дѣлами.

(Тимонъ выходитъ изъ пещеры)~

             Вотъ онъ!-- Меня онъ, кажется, замѣтилъ.
             Явился я участье показать
             Ему мое и предложить услуги
             Поігрежнему, пока я бодръ и живъ.--
             Мой господинъ, мой добрый баринъ!..
             Тимонъ.                                         Прочь!
             Кто ты такой?
             Флавій.           Иль я забытъ тобою?
             Тимонъ. Пустой вопросъ:-- людей всѣхъ позабылъ
             На свѣтѣ я. Когда ты человѣкомъ
             Себя зоветь -- то, значитъ, позабылъ,
             Я и тебя.
             Флавій. Я -- вѣрный твой служитель.
             Тимонъ. Тѣмъ больше знать тебя я не хочу!
             Слугъ преданныхъ я не видалъ вовѣки.
             Служили мнѣ лишь только подлецы,
             Чтобъ угощать мерзавцевъ за обѣдомъ.
             Флавій. Пусть боги мнѣ свидѣтелями будутъ,
             Что никогда смиренный управитель
             Не плакалъ такъ о злой бѣдѣ, въ какую
             Попалъ его несчастный господинъ.
             Тимонъ. Какъ!.. ты въ слезахъ?-- Такъ подойди: тебя я
             Готовъ любить за то, что ты отрекся,
             Какъ женщина, отъ жесткости кремнистой
             Сердецъ мужчинъ. Въ нихъ слезы вызываютъ
             Вѣдь только смѣхъ да сладострастный пылъ!
             Въ нихъ жалость спитъ:-- страшна тамъ жизнь бываетъ,
             Гдѣ плачетъ смѣхъ, а горе слезъ не знаетъ,
             Флавій. Молю тебя, мой господинъ достойный,
             Считать меня на службѣ у себя
             Попрежнему и жить моимъ достаткомъ,
             Пока имѣю я хоть что-нибудь.
             Тимонъ. Что думать мнѣ?.. Иль точно у меня
             Слуга нашелся честный и правдивый?
             Способна злость моей природы дикой
             Смириться тѣмъ. (Смотритъ на Флавія). Да, да,-- онъ человѣкъ!
             Рожденъ онъ женщиноні Простите, боги,
             Мнѣ въ безграничной добротѣ своей
             Излишній пылъ моей жестокой злобы:--
             Нашелся въ мірѣ честный человѣкъ!..
             Но онъ одинъ!.. Не ошибитесь, боги,
             Моимъ словамъ иной придавши смыслъ.
             "Онъ лишь одинъ!" -- и то простой наемникъ (Флавію).
             Я радъ проклясть былъ цѣлый родъ людской,
             Но ты умѣлъ отъ моего проклятья
             Себя спасти.-- Я, впрочемъ, все же буду
             Клясть всѣхъ людей, а про тебя прибавлю,
             Что ты скорѣе честенъ, чѣмъ уменъ.
             Ты, наругавшись надо мной, со смѣхомъ,
             Себѣ скорѣе службу бы нашелъ.
             Вѣдь много слугъ господъ находятъ новыхъ,
             На шею прежнихъ наступивъ ногой.
             Я, несмотря на очевидность даже,
             Подозрѣвать почти готовъ тебя,
             А потому сознайся мнѣ по правдѣ:
             Твои ко мнѣ участье и любовь
             Не ложны ли? Не выгоды ль своей
             Ты ищешь въ нихъ, какъ иногда богатый
             Даритъ съ надеждой возвратить подарки
             Себѣ назадъ цѣннѣе въ двадцать разъ?
             Флавій. Нѣтъ, господинъ мой добрый,-- слишкомъ поздно,
             Къ несчастью, началъ сомнѣваться ты!
             Жаль, не пришла на умъ боязнь обмана
             Тебѣ, когда друзей своихъ безпечно
             Ты угощалъ,-- Приходитъ къ намъ сомнѣнье
             Всегда -- увы!-- когда погибло все!
             Въ моемъ къ тебѣ участьѣ долженъ видѣть
             Ты истину;-- въ немъ преданность и долгъ,
             Какую я къ твоей душѣ прекрасной
             Питалъ всю жизнь!-- Забочусь я о томъ,
             Чтобъ могъ прожить ты безъ нужды суровой.
             И вѣрь, что впредь, какія бы богатства
             Мнѣ ни послала въ жизнь мою судьба --
             Съ восторгомъ все отдать готовъ я буду,
             Лишь только бъ могъ осуществить свое
             Желанье я: тебя богатымъ, сдѣлать
             Попрежнему.
             Тимонъ. Ну, такъ замѣть: довольнымъ
             Ты можешь быть, единственный правдивый!
             Изъ всѣхъ людей! Вотъ золото -- бери
             Его себѣ. Изъ нищеты моей
             Тебѣ богатство посылаютъ боги.
             Жить будешь ты въ довольствѣ и добрѣ;
             Но ставлю я тебѣ одно условье:
             Бѣги людей, возненавидь ихъ всѣхъ!
             Не знай вовѣкъ ни къ одному участья!
             Пусть, прежде чѣмъ задумаешь подать
             Ты нищему -- въ твоихъ глазахъ спадетъ
             Съ его костей кусокъ послѣдній мяса!
             Отдай добро, которое откажешь
             Ты людямъ дать, въ добычу сворѣ псовъ!
             Пускай людей долги и тюрьмы гложутъ!
             Нагими пусть останутся они,
             Какъ лѣсъ зимой, и ядъ болѣзней злыхъ
             По каплѣ кровь пусть высосетъ у нихъ!,
             Затѣмъ прощай и счастливъ будь.
             Флавій.                               Позволь
             Остаться мнѣ, чтобы тебя лелѣять
             И утѣшать.
             Тимонъ.           Остаться не желай,
             Когда не любишь слышать ты проклятій!
             Иди, пока свободнымъ и счастливымъ
             Ты можешь жить.-- Бѣги толпы людской,
             И пусть вовѣкъ не свижусь я съ тобой!

(Уходятъ въ разныя стороны).

  

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Передъ пещерой Тимона.

(Входятъ поэтъ и живописецъ. Тимонъ въ отдаленіи).

   Живописецъ. Если мнѣ сказали вѣрно, то жилище его должно "5ыть недалеко.
   Поэтъ. Что о немъ подумать? Слѣдуетъ ли считать вѣрнымъ слухъ, будто у него бездна золота?
   Живописецъ. Конечно. Такъ увѣряетъ Алкикіадъ, а сверхъ того, золото получили отъ него Фрина и Тимандра. Онъ подарилъ также значительное его количество бѣднымъ бродягамъ-солдатамъ и, какъ говорятъ, далъ большую сумму своему бывшему управителю.
   Поэтъ. Значитъ, слухъ объ его разореньи былъ пустой выдумкой для испытанія друзей.
   Живописецъ. Никакъ не болѣе. Увидишь, что онъ разрастется опять въ Аѳинахъ, какъ пальма, и расцвѣтетъ роскошнѣй первѣйшихъ гражданъ. Потому не надо терять времени для выраженія нашего къ нему участія въ воображаемой бѣдности. Это убѣдитъ его въ нашей честности и поможетъ намъ достичь цѣли, съ какой мы пришли сюда, если только вѣренъ слухъ о его богатствѣ.
   Поэтъ. Что ты хочешь, ему поднести на этотъ разъ?
   Живописецъ. Пока ничего, кромѣ моего посѣщенія; но я пообѣщаю ему написать превосходную картину.
   Поэтъ. Такъ же поступлю и я, разсказавъ ему планъ новаго сочиненія, которое замышляю для него.
   Живописецъ 64). Ну, вотъ и прекрасно. Обѣщанія нынче какъ разъ въ духѣ времени, потому что они открываютъ глаза надеждѣ. Исполненіе обѣщаннаго далеко не такъ выгодно и вообще оно въ ходу, только у менѣе развитыхъ людей. Словъ не держитъ нынче никто. Обѣщать -- значитъ вести себя согласно съ правилами порядочнаго круга, а исполнивъ обѣщанное, мы обнаружимъ этимъ только свою умственную недоразвитость точно такъ, какъ составленіе духовнаго завѣщанія обличаетъ тяжкую болѣзнь составителя 65).
   Тимонъ (выходя изъ пещеры). Артистъ хотъ куда! Если онъ вздумаетъ нарисовать самаго сквернаго человѣка, то выйдетъ все-таки лучшій, чѣмъ онъ.
   Поэтъ. Я все думаю, какое бы написать для него сочиненіе? Надо будетъ изобразить въ немъ его самого. Пусть это будетъ сатира противъ изнѣженности и благосостоянія съ обличеніемъ той безконечной лести, которая всегда слѣдуетъ по пятамъ за юностью и богатствомъ.
   Тимонъ (тихо). Значитъ, роль главнаго мерзавца твоего сочиненія будешь играть ты самъ. Тебѣ, какъ вижу, хочется отхлестать на спинѣ другихъ свои собственные пороки. Сдѣлай такъ, сдѣлай! У меня найдется золото, чтобъ заплатить тебѣ за это.
   Поэтъ. Итакъ, къ нему. (Декламируетъ):
             Мы, опоздавъ явиться,
             Своей вѣдь пользой можемъ поплатиться.
   Живописецъ. Да, это такъ. (Декламируетъ):
             Добро вѣрнѣй искать
             При свѣтѣ дня и тьмы ночной не ждать!
             Идемъ же, другъ.
   Тимонъ. Пойду я къ нимъ навстрѣчу.--
             О, золото, ужъ если ѳиміамомъ
             Тебѣ кадятъ на алтаряхъ сквернѣйшихъ,
             Чѣмъ даже хлѣвъ, то мы должны признать
             Дѣйствительно тебя всесильнымъ богомъ!
             Ты корабли спускаешь въ океанъ
             И подъ кормой ихъ вспѣниваешь волны!
             Рабовъ ничтожныхъ окружаешь свѣтлымъ
             Почетомъ ты! Но если такъ, то пусть же
             Приносятся всѣ жертвы лишь тебѣ,
             Какъ божеству, а слугъ твоихъ презрѣнныхъ
             Пускай сразитъ зараза злой чумы!
             Отправлюсь къ нимъ. (Подходитъ).
             Поэтъ. Будь здравъ, почтенный Тимонъ.
             Живописецъ. Не оставлялъ ты милостью своей
             Насъ никогда.
             Тимонъ.           Ужель случилось въ жизни
             Наткнуться мнѣ на честныхъ двухъ людей?
             Поэтъ. Мы, столько разъ вкушавшіе отъ щедрыхъ
             Твоихъ даровъ, узнали вдругъ, что вздумалъ
             Ты бросить свѣтъ, и что, забывъ былое,
             Тебя твои покинули друзья.
             О, низкій родъ, на небѣ не найдется
             Достойныхъ каръ для этакихъ людей!
             Забыть тебя, чье благородство лило,
             Какъ свѣтъ звѣзды, потокъ щедротъ и благъ
             Ба всю ихъ жизнь!.. Я возмущенъ и даже
             Словъ не найду такихъ, чтобъ въ нихъ достойно
             Всю гнусность ихъ позорную одѣть!
             Тимонъ. Такъ пусть она тогда гуляетъ голой!
             Ее замѣтятъ люди тѣмъ скорѣй!
             Равно и вы, правдивыя созданья,
             Оставшись тѣмъ, чѣмъ были вы всегда,
             Покажете свою яснѣе честность
             Предъ этими зловредными людьми.
             Живописецъ. И я и онъ мы прожили всю жизнь
             Вѣдь подъ дождемъ твоихъ благодѣяній!
             И это, вѣрь, мы чувствуемъ.
             Тимонъ.                               Еще бы!
             Вѣдь вы честны.
             Живописецъ.           Сюда пришли мы съ тѣмъ,
             Чтобъ предложить тебѣ свои услуги.
             Тимонъ. Честнѣйшіе! Но чѣмъ же мнѣ за то
             Васъ наградить? Вѣдь ѣсть сухіе корни
             Иль воду пить, пожалуй, оба вы
             Не станете?
             Они.           Тебѣ въ угоду рады
             Мы сдѣлать все.
             Тимонъ.           Честнѣйшія сердца!
             Прослышали, конечно, вы, что добылъ
             Я золото. Не правда ль, такъ? Сознайтесь!
             Вѣдь вы честны.
             Живописецъ.           Былъ точно слухъ объ этомъ,
             Но мы пришли сюда не потому.
             Тимонъ. Да, вы честны, добрѣйшія созданья!
             (Живописцу). Въ Аѳинахъ первый живописецъ ты
             Изобразить въ поддѣлкѣ все, что видишь,
             Великій ты вѣдь мастеръ 66)!
             Живописецъ.                     Это вѣрно
             Сказали вы.
             Тимонъ.           Еще бы,-- я на вѣтеръ
             Не говорю. (Поэту) Что жъ до твоихъ твореній,
             То ихъ прекрасный гармоничный стихъ
             Намъ говоритъ, что ты въ своемъ искусствѣ
             Умѣлъ сберечь естественность вполнѣ.--
             Сказать однако почитаю долгомъ
             Я вамъ, мои честнѣйшіе друзья,
             Что есть за вами легкій недостатокъ.
             Онъ, впрочемъ, малъ, и я считаю даже
             Нестоющимъ, чтобъ убивались очень
             Стараньемъ вы его исправитъ въ васъ.
             Они. Отъ всей души цы просимъ, добрый Тимонъ,
             Скажи, въ чемъ онъ.
             Тимонъ. Вы на меня, пожалуй,
             Разсердитесь.
             Они.           Напротивъ, благодарны
             Тебѣ навѣкъ мы будемъ всей душой.
             Тимонъ. Не лжете вы?
             Они.                               Не сомнѣвайся въ этомъ.
             Тимонъ. Такъ слушайте: довѣрились вы оба
             Мерзавцамъ двумъ, которые во всемъ
             Проводятъ васъ.
             Они.                     Ужели?
             Тимонъ.                     Да, и этихъ
             Мерзавцевъ ложь вы слушаете оба.
             Вы видите, какъ обмануть во всемъ
             Они умѣютъ васъ, и все же ихъ
             Вы кормите, стараетесь, гдѣ можно,
             Ихъ баловать, отлично сознавая,
             Что подлецы отпѣтые они.
             Живописецъ. Я о такомъ, признаться, человѣкѣ
             Не слыхивалъ.
             Поэтъ.           Ни я.
             Тимонъ.                     Люблю вѣдь васъ
             Я всей душой. Осыпать васъ готовъ
             Я золотомъ, лишь отъ себя прогнали бъ
             Вы этихъ двухъ завзятыхъ подлецовъ!
             Повѣсьте ихъ, убейте, бросьте въ грязь,
             Сгубите ихъ какимъ хотите средствомъ --
             И вотъ тогда дѣйствительно дамъ денегъ
             Я вволю вамъ.
             Они.                     Но кто жъ они? Скажи...
             Пожалуйста, скажи, достойный Тимонъ.
             Тимонъ. Ну, хорошо. (Разводитъ ихъ). Ты отойди сюда,
             А ты сюда. Вы разошлись -- однако
             Изъ васъ остался каждый все жъ вдвоемъ
             Съ бездѣльникомъ. (Живописцу) Когда не хочешь ты
             Быть въ обществѣ съ однимъ мерзавцемъ лишнимъ --
             Бѣги тѣхъ мѣстъ, гдѣ будетъ онъ. (Указывая на поэта,
             продолжаетъ, обращаясь къ тому) А ты,
             Когда тебѣ довольно, чтобъ съ тобою
             Былъ плутъ одинъ, не подходи къ нему.

(Указываетъ на живописца).

             Прочь, подлецы! Пришли искать вы денегъ,
             Такъ вотъ они! (Бьетъ ихъ). Вотъ плата вамъ за вашу
             Любовь ко мнѣ! Алхимики вы оба,
             Такъ золота надѣлайте себѣ
             Изъ этого! (Бьетъ ихъ и выгоняетъ). Вонъ, гнусныя собаки!

(Уходитъ въ пещеру).

  

СЦЕНА 2-я.

Тамъ же.

(Входятъ Флавій и два сенатора).

             Флавій. Я вамъ сказалъ, что Тимонъ не захочетъ
             Вступать навѣрно съ вами въ разговоръ.
             Онъ углубился такъ безповоротно
             Лишь самъ въ себя, что не выноситъ даже
             Присутствія чужихъ ему людей.
             1-й сенаторъ. Ты только насъ сведи къ нему въ пещеру,
             А мы ужъ съ нимъ сойдемся какъ-нибудь.
             Вѣдь дали мы въ Аѳинахъ обѣщанье
             Съ нимъ видѣться.
             2-й сенаторъ.           По времени смотря,
             Мѣняются и люди. Злое время
             Успѣло сдѣлать Тимона такимъ.
             Зато впередъ счастливый' часъ, быть-можетъ,
             Отдавъ ему блаженство дней былыхъ,
             Вновь сдѣлаетъ его, какимъ привыкли
             Его мы знать.-- Веди же насъ, а тамъ
             Что будетъ -- будь.
             Флавій.           Вотъ здѣсь его нещера.
             Миръ тихій ей!-- Достойный Тимонъ, выйди!
             Съ друзьями слово молвить согласись.
             Аѳины шлютъ тебѣ поклонъ привѣта
             Въ лицѣ своихъ почтенныхъ двухъ старшинъ.
             Отвѣть же имъ. (Тимонъ выходитъ изъ пещеры).
             Тимонъ.           Пусть ихъ не грѣетъ солнце,
             А только жжетъ! Пусть говорятъ скорѣй,
             Что надо имъ, и уберутся въ петлю.
             Типунъ имъ сядь за правду на языкъ,
             А за вранье -- пусть онъ сгніетъ до корня
             И отпадетъ!
             1-й сенаторъ. Достойный Тимонъ!
             Тимонъ.                                         Столько жъ
             Обоихъ васъ достоинъ я, какъ оба
             Вы стоите меня.
             2-й сенаторъ.           Шлютъ свой сердечный
             Тебѣ привѣтъ сенаторы Аѳинъ.
             Тимонъ. Благодарю. Послалъ охотно бъ язву
             Я имъ въ отвѣтъ, когда бы могъ достать
             Ее для нихъ.
             1-й сенаторъ. О, позабудь о томъ,
             Что горько мы оплакиваемъ сами!
             Сенатъ Аѳинъ, въ любви къ тебѣ согласный,
             Прислалъ молить, чтобъ возвратился снова
             Ты въ городъ нашъ. Рядъ должностей высокихъ
             И въ этотъ часъ не занятыхъ никѣмъ
             Ждетъ, чтобъ свое ты выразилъ согласье
             На пользу намъ и славу ихъ занять.
             2-й сенаторъ. Всѣ сознаютъ, что постудили точно
             Нехорошо и грубо мы съ тобой.
             Народъ 67) мѣнять рѣшеній хоть не любитъ,
             Но въ этотъ разъ самъ сознаетъ вполнѣ,
             Что нуженъ намъ для общаго спасенья
             Лишь ты одинъ, и чувствуетъ при этомъ,
             Что если руку не простретъ помочь
             Онъ Тимону -- то безъ него погубитъ
             И самъ себя. Поэтому прислали
             Обоихъ насъ, чтобъ выразить тебѣ
             Отъ всей души печаль о томъ, что было,
             И вмѣстѣ съ тѣмъ просить, чтобъ принялъ ты
             Въ награду зла такое воздаянье,
             Какимъ съ лихвой могли бы перевѣсить
             Обиду мы добромъ, какъ на вѣсахъ.
             Нашъ даръ тебѣ настолько будетъ цѣненъ,
             Что онъ сотретъ, убѣждены мы въ томъ,
             Въ твоей душѣ обиды прежней память
             И впишетъ въ ней любовь и нашу дружбу
             Такъ явственно, что будешь ты читать
             Ихъ вѣчно тамъ.
             Тимонъ.           Я вами очарованъ!
             До слезъ меня успѣли тронуть вы!
             Недостаетъ, я чувствую, мнѣ только
             Лишь женскихъ слезъ да сердца дурака,
             Чтобъ я сейчасъ расплакался предъ вами.
             1-й сенаторъ. Такъ согласись въ Аѳины возвратиться,
             Достойный мужъ! Онѣ -- отчизна намъ
             Вѣдь общая. Съ признательностью будешь
             Надъ городомъ главою признанъ ты
             И облеченъ, какъ должно, полной властью.
             Произносить твое съ почтеньемъ имя
             Тамъ будутъ всѣ, и безъ труда съ тобой
             Удастся намъ смирить Алкивіада,
             Чья злость, какъ вепрь, подкапываетъ счастье
             И миръ страны.
             2-й сенаторъ. Мечомъ грозитъ ужаснымъ
             Аѳинамъ онъ.
             1-й сенаторъ. Итакъ, почтенный Тимонъ...
             Тимонъ. Да, вижу я, что точно сдѣлать надо
             Мнѣ что-нибудь. Итакъ, прошу я васъ,
             Когда начнетъ Алкивіадъ васъ рѣзать --
             Сказать ему, что до его поступковъ
             Мнѣ дѣла нѣтъ! Когда, Аѳины взявъ,
             Таскать начнетъ за бороды онъ старцевъ
             И осквернять священныхъ вашихъ дѣвъ,
             Предавши все во власть свирѣпой распрѣ,
             Какъ дикій ввѣрь,-- я васъ прошу тогда
             Отъ Тимона сказать Алкивіаду,
             Что, какъ ни жаль и старцевъ мнѣ и дѣвъ,
             Все жъ Тимону до дѣлъ Алкивіада
             Заботы нѣтъ, и что онъ дѣлать можетъ,
             Что вздумаетъ!-- Отыщетъ у себя
             Ножей довольно онъ, чтобъ перерѣзать
             Вамъ горла всѣмъ; а въ лагерѣ его
             Цѣню я каждый ножъ гораздо выше,
             Чѣмъ оцѣнилъ знатнѣйшее бы горло
             По выбору изъ гражданъ всѣхъ Аѳинъ.
             Затѣмъ боговъ защитѣ милосердной
             Желая васъ всѣмъ сердцемъ поручить,
             Имъ предаю обоихъ васъ я такъ же,
             Какъ предаютъ тюремщику воровъ.
             Флавій. Вотъ видите: старанья ваши тщетны.
             Тимонъ. Я самъ себѣ надгробные стихи
             Теперь писалъ; -- вы ихъ прочтете завтра.
             Недугъ и жизнь здоровье подточили
             Давно ужъ мнѣ; -- склоняюсь къ смерти я!
             Найду я все въ моемъ уничтоженьи,
             Чего искалъ.-- Ступайте и живите!
             Пусть будетъ вамъ чумой Алкивіадъ,
             А вы -- ему, и безъ конца пусть длится
             Такая жизнь.
             1-й сенаторъ. Мольбы напрасны наши.
             Тимонъ. Но все жъ свою отчизну я люблю
             И не такимъ я созданъ человѣкомъ,
             Чтобъ былъ я радъ постигшей васъ бѣдѣ,
             Какъ обо мнѣ распространяютъ слухи. *
             1-й сенаторъ. Вотъ это мысль прекрасная вполнѣ.
             Тимонъ. Вы мой привѣтъ согражданамъ' снесите.
             1-й сенаторъ. Твои уста такая краситъ рѣчь.
             2-й сенаторъ. И въ уши намъ, какъ побѣдитель, входитъ.
             Тимонъ. Скажите жъ всѣмъ согражданамъ моимъ,
             Что, ихъ спасти желая отъ несчастья,
             Отъ бѣдъ войны, отъ болей и заботъ,
             Отъ мукъ любви и прочихъ всѣхъ страданій,
             Какимъ среди невѣрной здѣшней жизни
             Подвергнутъ нашъ убогій, утлый чолнъ --
             Я преподать намѣренъ имъ любезно
             Благой совѣтъ, какъ отвратить опасность,
             Которой вамъ грозитъ Алкивіадъ.
             2-й сенаторъ. Вернется онъ -- пріятно это слышать.
             Тимонъ. Есть дерево въ оградѣ у меня,
             Но мнѣ теперь пришла необходимость
             Его срубить. Скажите же въ Аѳинахъ
             Моимъ друзьямъ и прочимъ всѣмъ (какими бъ
             Ни оказались званье ихъ и санъ),
             Что если кто забыть желаетъ въ жизни
             Бѣды и зло -- то пусть онъ поспѣшитъ
             Прійти сюда, чтобъ могъ здѣсь на моемъ
             Повѣситься онъ деревѣ, покуда
             Его еще не подрубилъ топоръ 68).
             Флавій. Вы видите, намѣренъ онъ остаться
             Такимъ, какъ былъ. Не докучайте жъ больше
             Ему и вы.
             Тимонъ. Ко мнѣ не возвращайтесь!
             Когда жъ къ себѣ вернетесь вы домой,
             То пусть отъ васъ узнаютъ всѣ въ Аѳинахъ,
             Что Тимонъ домъ воздвигъ себѣ навѣкъ!--
             Что тамъ, гдѣ валъ соленый покрываетъ
             Однажды въ день на берегу песокъ,--
             Стоитъ мой гробъ. Оракуломъ пусть будетъ
             Навѣкъ онъ вамъ. Мои жъ уста теперь
             Въ послѣдній разъ промолвятъ слово злое:
             Лѣкарствомъ будь чума на все дурное!
             Пусть смерть во всемъ встрѣчаетъ человѣкъ.
             Померкни, свѣтъ,-- свой кончилъ Тимонъ вѣкъ!

(Тимонъ уходитъ въ пещеру).

             1 -й сенаторъ. Съ самой природой, кажется, срослась
             Въ немъ ненависть. Ее нельзя исторгнуть.
             2-й сенаторъ. Должны считать надежды мы свои
             Умершими! Вернемся, чтобъ подумать,
             Какимъ инымъ возможно будетъ средствомъ
             Намъ отвратить грозящую бѣду.
             1-й сенаторъ. Идемъ, идемъ,-- терять нельзя намъ время

(Уходятъ).

  

СЦЕНА 3-я.

Передъ стѣнами Аѳинъ.

(Входятъ два сенатора и вѣстникъ).

             1-й сенаторъ. Явился ты съ печальными вѣстями.
             Скажи, по крайней мѣрѣ, точно ль, вѣрны
             Твои слова о томъ, какъ силенъ врагъ?
             Вѣстникъ. Въ моихъ словахъ я уменьшилъ скорѣе
             Число ихъ силъ, а.сверхъ того, судя
             До быстротѣ, съ какой они спѣшили
             Прибыть сюда, отряды ихъ должны
             Быть близко ужъ.
             2-й сенаторъ. Придется плохо намъ,
             Когда друзья не приведутъ на помощь
             Намъ Тимона.
             Вѣстникъ.           Идя сюда, я встрѣтилъ
             Въ пути гонца,-- онъ близкій мой пріятель,
             И хоть служить съ нимъ привелось въ различныхъ
             Намъ лагеряхъ, но старая любовь
             Взяла свое, и мы разговорились
             Съ нимъ по душѣ. Его Алкивіадъ
             Послать въ пещеру Тимона съ приказомъ
             Просить, чтобъ тотъ участье принялъ также
             Въ его войнѣ, начатой противъ васъ
             За Тимона 69). (Входятъ два сенатора, ходившіе къ Тимону).
             1-й сенаторъ. Товарищи вернулись.
             3-й сенаторъ. Забудьте ждать отъ Тимона добра.
             Съ нимъ кончено!-- Шумъ вражьихъ барабановъ
             Гремитъ кругомъ; враги взвиваютъ прахъ
             Своимъ ужаснымъ натискомъ. Весь воздухъ
             Въ густой пыли! Скорѣй, скорѣе въ городъ!
             Боюсь, что врагъ намъ вырылъ западню,
             Гдѣ встрѣтить смерть придется намъ свою. (Уходятъ).
  

СЦЕНА 4-я.

Лѣсъ. Пещера Тимона. Предъ нею надгробный памятникъ.

(Входитъ солдатъ, посланный за Тимономъ).

             Солдатъ. Здѣсь, кажется, по описанью мѣсто
             Должно быть то.-- Эй, кто-нибудь, откликнись!
             Отвѣта нѣтъ. Что можетъ это значить?
             Иль умеръ онъ? Но кто жъ тогда воздвигъ
             Ему здѣсь гробъ? Должно-быть, звѣрь:-- людского
             Жилья здѣсь нѣтъ.-- Да, умеръ, безъ сомнѣнья.
             Зарытъ онъ здѣсь, и надпись на могилѣ
             Его видна.-- Читать я не умѣю,
             Но съ буквъ сниму я точный слѣпокъ воскомъ;
             А тамъ нашъ вождь понять сумѣетъ все.
             Вѣдь онъ у насъ разуменъ не по лѣтамъ.
             Его войска навѣрно ужъ успѣли,
             Достичь Аѳинъ -- желанной нашей цѣли. (Уходитъ).
  

СЦЕНА 5-я.

Передъ стѣнами Аѳинъ.

(Входятъ съ барабаннымъ боемъ Алкивіадъ и войско).

             Алкивіадъ. Пусть возвѣстятъ развратной ихъ столицѣ,
             Что мы пришли, громовымъ звукомъ трубъ.

(Трубы для переговоровъ. Сенаторы показываются на стѣнахъ).

             До сей поры вамъ удавалось все.
             Въ развратѣ вы свое губили время,
             Въ законъ странѣ вмѣняя произволъ...
             До сей поры и я и тѣ, что спали
             Подъ сѣнью зла, попавши вамъ во власть,
             Могли въ тоскѣ лишь изливать стенанья
             И, руки сжавъ, ломать ихъ на груди.
             Но часъ насталъ. Согнувшійся страдалецъ
             Подъ ношей зла воскликнулъ громко: "стой!
             Довольно съ васъ!" -- Пришла пора заботѣ
             Сразить и васъ на креслахъ дорогихъ,
             И мигъ насталъ, чтобъ чванное богатство
             Бѣжать само пустилось впопыхахъ.
             1-й сенаторъ. Вождь молодой, ты сердцемъ благороденъ!
             Такъ не забудь, что раньше, чѣмъ успѣлъ
             Созрѣть твой гнѣвъ, и прежде, чѣмъ довольно
             Имѣлъ ты силъ, а мы причинъ бояться
             Твоей руки,-- мы дѣлали попытку
             Пролить бальзамъ на твой свирѣпый гнѣвъ,
             Чтобъ возмѣстить неблагодарность нашу
             Съ избыткомъ впредь и честью и добромъ.
             2-й сенаторъ. Старались мы равно привлечь къ себѣ
             И Тимона, чей нравъ такъ измѣнился.
             Къ нему смиренно засылали мы
             Пословъ, прося, чтобъ согласился онъ
             Принять дары и наши предложенья.
             Поймешь ты самъ, что вѣдь не всѣ же были
             Неправы мы, и что нельзя огуломъ
             Казнить насъ всѣхъ.
             1-й сенаторъ.           Аѳинскихъ стѣнъ не строилъ
             Никто изъ тѣхъ аѳинянъ, чьей виной
             Ты потерпѣлъ прошедшія обиды.
             А, сверхъ того, ужель обиды тѣ
             Такъ велики, что наши башни, школы,
             Равно какъ всѣ трофеи прежнихъ лѣтъ,
             Разрушить ты намѣренъ такъ нещадно
             Изъ-за вины немногихъ частныхъ лицъ?
             2-й сенаторъ. Въ живыхъ ужъ нѣтъ сенаторовъ, чьей властью
             Былъ изгнанъ ты. Стыдъ сдѣланной ошибки
             Разбилъ имъ жизнь. Войди же, славный вождь,
             Въ столицу къ намъ, поднявъ твои знамена.
             И если месть (которую мы все жъ
             Должны назвать противною природѣ)
             Въ тебѣ сильна, то жребій пусть рѣшитъ,
             Кто долженъ пасть. Десятаго назначитъ
             Сама судьба. Кто вынетъ черный знакъ --
             Тѣмъ обреченъ пусть будетъ смертной казня.
             1-й сенаторъ. Ты видишь самъ: виновны здѣсь не всѣ,
             А потому не взыскивай съ невинныхъ
             Вину другихъ. Къ проступкамъ, какъ къ землѣ,
             Нельзя законовъ прилагать наслѣдства 70).
             Будь справедливъ, землякъ нашъ дорогой!
             Когда войска ввести ты хочешь въ городъ,
             То за стѣнами долженъ ты оставить
             Свой ярый гнѣвъ. Аѳины пощадишь
             Ты потому, что колыбелью были
             Онѣ твоей! Ты не погубишь близкихъ,
             Которымъ пасть придется точно такъ же,
             Какъ прочимъ всѣмъ, когда не будетъ знать
             Границъ твой гнѣвъ.-- Войди, какъ добрый пастырь,
             И отдѣли сначала отъ здоровыхъ
             Больныхъ овецъ, не допуская рѣзать
             Огульно всѣхъ.
             2-й сенаторъ. Добромъ достигнешь ты
             Отъ насъ скорѣй того, что пожелаешь,
             Чѣмъ строгостью.
             1-й сенаторъ.           И если съ добрымъ сердцемъ
             Захочешь ты войти въ ворота наши,
             Какъ добрый другъ,-- коснись тогда ногой
             Затворовъ ихъ, чтобъ распахнулись сами
             Они сейчасъ покорно предъ тобой.
             2-й сенаторъ. Брось намъ перчатку иль иную вещь
             Въ залогъ того, что ты идешь войной
             На насъ лишь съ тѣмъ, чтобъ получить возмездье,
             Но не затѣмъ, чтобъ погубить насъ всѣхъ,--
             И мы сейчасъ расположимъ все войско
             Твое у насъ до той поры, покуда
             Не выполнимъ всего, что хочешь ты.
             Аликвіадъ. Ну, хорошо! Вотъ вамъ моя перчатка.
             Сойдите внизъ, и пусть отворятъ мнѣ
             Замки воротъ, нетронутые нами.
             Я накажу лишь только тѣхъ, кого
             По совѣсти признаете вы сами
             Врагами мнѣ иль Тимону. Я слово
             Свое сдержу и, чтобъ не знали страха
             Напрасно вы,-- даю вамъ обѣщанье,
             Что ни одинъ изъ всѣхъ моихъ солдатъ
             Не перейдетъ назначенной границы,
             И что никѣмъ не будетъ возмущенъ
             Законный вашъ порядокъ. Тѣхъ же, кто
             Нарушитъ миръ,-- предамъ для строгой кары
             Я вамъ самимъ.
             Сенаторы.           Вотъ добрыя слова!
             Алкивіадъ. Сойдите же, чтобъ честно все исполнить.

(Сенаторы сходятъ и отворяютъ ворота. Входитъ солдатъ).

             Солдатъ. Нашъ славный вождь! Достойный Тимонъ умеръ
             И схороненъ на берегу морскомъ.
             Нашелъ я надпись на его гробницѣ
             И оттискъ снялъ съ нея на липкій воскъ.
             Пусть замѣнитъ онъ то, чего не можетъ
             Тебѣ сказать невѣжество мое.
             Алкивіадъ (читаетъ). Разстался скорбный трупъ съ душою скорбной тоже!
             Здѣсь Тимонъ схороненъ: -- онъ не терпѣлъ людей.
             Чума на нихъ на всѣхъ! Кляни меня прохожій,
             Когда желаешь клясть, лишь приходи скорѣй 71),
             Какъ хорошо ты этими словами
             Послѣднихъ чувствъ изобразилъ порывъ!
             Смѣялся ты надъ ложнымъ сѣтованьемъ
             Пустыхъ людей, когда притворно лился
             Потокъ ихъ слезъ;-- но твой великій духъ
             Былъ осѣненъ идеей величавой,
             Когда, въ залогъ прощанья прежнихъ золъ,
             Заставилъ ты могучаго Нептуна
             Потоки слезъ лить вѣчно надъ тобой!
             Да, умеръ ты! Но сохранимъ мы память
             Твою всегда!-- (Сенаторамъ) Иду я въ городъ къ вамъ.
             У васъ свой мечъ я обовью оливой!
             Родился миръ изъ грозныхъ нѣдръ войны,
             Такъ пусть ея залѣчитъ онъ же раны!
             Врачами быть другъ другу ихъ впередъ
             Заставимъ мы!-- Велите бить походъ! (Уходятъ).
  

ПРИМѢЧАНІЯ.

   1. По объясненію нѣкоторыхъ комментаторовъ, здѣсь вмѣсто выраженія: "happy men", т.-е. "счастливые люди",-- слово men должно быть въ единственномъ числѣ (man), и тогда восклицаніе поэта: счастливый человѣкъ! (happy man.) -- будетъ относиться къ Тимону. Поправка вызвана соображеніемъ, что называть счастливыми сенаторовъ нѣтъ никакихъ данныхъ. Къ первой сценѣ до входа Тимона вообще замѣчается нѣкоторая темнота и недоговоренность, заставляющая предполагать, что эта часть также дошла до насъ въ искаженномъ видѣ.
   2. Въ подлинникѣ: "wide sea of wax", т.-е. "обширное море воска". Смыслъ тотъ, что тогда писали на восковыхъ таблицахъ, которыя поэтъ и называетъ широкимъ моремъ, по которому помчатся его мысли. Колльеръ поправляетъ это выраженіе по найденному имъ экземпляру in folio 1632 года и вмѣсто слова "wax" ставитъ "verse", тогда смыслъ будетъ тотъ, что мысли поэта помчатся по морю стиховъ. Едва ли это измѣненіе служитъ къ украшенію подлинника.
   3. Въ подлинникѣ здѣсь оригинальное, но неудобное для перевода на русскій языкъ выраженіе:-- "glass-facer flatterer", т.-е. "зеркалолицый льстецъ". Смыслъ тотъ, какой приданъ редакціи перевода.
   4. Въ подлинникѣ:-- "ivory hand", т.-е. "рука изъ слоновой кости", въ смыслѣ: бѣлая, какъ слоновая кость.
   5. Въ подлинникѣ:-- "this thy creature", т.-е. буквально: "твоя креатура или зависящій отъ тебя". Употребленное въ переводѣ слово: "прихлѣбникъ" лучше передаетъ презрительный оттѣнокъ выраженія подлинника.
   6. Въ подлинникѣ Тимонъ, говоря о Луциліѣ, говоритъ -- "this gentleman". Выраженіе это употреблено въ смыслѣ, что онъ честный, добропорядочный слуга.
   7. Это саркастическое замѣчаніе Тимона какъ-то не вяжется съ тѣмъ оптимистическимъ взглядомъ на жизнь и людей, какимъ онъ проникнутъ въ первой части драмы. Вѣроятно, это тоже одна изъ недоговоренностей, которыхъ въ этой драмѣ много.
   8. Этимъ не совсѣмъ яснымъ отвѣтомъ Апемантъ, вѣроятно, хочетъ сказать, что картина безвредна въ противоположность настоящимъ людямъ, на ней изображеннымъ.
   9. Эта фраза Апеманта переведена согласно поправкѣ Колльера: "that I had so hungry а wish to be а lord", т.-е. "за то, что я жаждалъ сдѣлаться знатнымъ бариномъ". Въ прежнихъ же изданіяхъ вмѣсто "hungry а wish" стояло "angry wit", что не имѣло смысла.
   10. Слова Апеманта:-- "такъ, такъ!" ("so, so"!) объясняются тѣмъ, что вошедшіе гости низко кланяются Тимону, вслѣдствіе чего Апемантъ и желаетъ, чтобъ у нихъ скрючились суставы.
   11. Ira furor brevis est -- гнѣвъ похожъ на временное безуміе.
   12. Въ Шекспирово время приглашенные къ столу гости приходили со своими ножами. Вилки тогда еще не употреблялись.
   13. Въ подлинникѣ гость говоритъ: "you mov'd me much", т.-е. "ты очень меня растрогалъ". Апемантъ въ своей репликѣ повторяетъ послѣднее слово much! Восклицаніе это употреблялось въ смыслѣ ироническаго сомнѣнія (Деліусъ).
   14. Въ подлинникѣ игра словъ другая. Дама говоритъ:-- "you take us even at the best", т.-е. буквально: "ты берешь (видишь) въ насъ лучшее"; а Апемантъ возражаетъ:-- "the worst is filthy and would not hold taking", т.-е. "ваше худшее -- грязь, а ее брать не стоитъ".
   15. Эти слова Тимона, обращенныя къ одному изъ гостей, служатъ, очевидно, отвѣтомъ на его съ нимъ разговоръ. Но разговора этого въ текстѣ нѣтъ, что, вѣроятно, пропускъ. Можетъ быть также, что при представленіяхъ драмы Тимонъ во время рѣчи Флавія велъ съ гостемъ, нѣмой разговоръ жестами.
   16. Въ нѣкоторыхъ изданіяхъ этотъ монологъ Апеманта печатается переложеннымъ въ стихи, но они вышли очень грубы и незвучны.
   17. Въ подлинникѣ:-- "а naked gull", т.-е. "голая чайка". Въ переводѣ употреблено соотвѣтственное русское выраженіе.
   18. Коринѳъ отличался распущенностью нравовъ; потому въ Шексппрово время этимъ именемъ называли дома разврата, а коринѳянами -- ихъ посѣтителей.
   19. Въ подлинникѣ: "captain", т.-е. "капитанъ". Почему пажъ называетъ шута этимъ именемъ -- неизвѣстно. Можетъ-быть, онъ, въ качествѣ мальчишки, былъ у него въ подчиненіи, какъ у болѣе важнаго лица изъ домашней челяди.
   20. Намекъ на то, что старшіе братья получали больше наслѣдства, и потому за ними особенно ухаживали желавшіе поживиться чужимъ добромъ.
   21. Въ подлинникѣ оригинальное выраженіе: "these wants of mine are erowned", т.-е. буквально: "моя нужда увѣнчана или благословенна" (въ смыслѣ -- послана небомъ).
   22. По Стивенсу, этотъ монологъ Тимона напечатанъ стихами.
   23. Въ подлинникѣ Лукуллъ начинаетъ свою рѣчь восклицаніемъ la, la, la, la! Это междометіе имѣетъ тотъ же смыслъ, какъ и выраженіе перевода.
   24. Въ подлинникѣ Фламиній говоритъ: "is't possible, the world should so much differ, and alive that liv'd?", т.-е. буквально: "возможно ль, чтобъ міръ могъ такъ сильно измѣниться, пока мы, жившіе, еще живы?" Переводу приданъ тотъ же смыслъ, но лишь въ болѣе подходящей для русскаго языка редакціи.
   25. Указаніе, что Фламиній бросаетъ деньги, сдѣлано въ первый разъ въ изданіи Роу (1609 г.).
   26. Въ подлинникѣ здѣсь оригинальное выраженіе: "his estate shrinks from him", т.-е. буквально: "благосостояніе отступаетъ отъ него корчась".
   27. Здѣсь слово: пробовать (touch) употреблено именно въ томъ смыслѣ, какъ пробуется качество металла.
   28. Хотя здѣсь приходитъ не Луцій, а его слуга, но у Шекспира нерѣдко слуги зовутся именами ихъ господъ. Въ средніе вѣка этотъ обычай былъ очень распространенъ.
   29. Въ подлинникѣ оригинальное выраженіе: "labonring for nine", т.-е. буквально: "время работаетъ, чтобъ достичь девяти (часовъ)".
   30. Въ подлинникѣ: "he goes away in cloud", т.-е. "онъ улетитъ, какъ туча". Этими словами слуга Луція намекаетъ на закутанное лицо Флавія.
   31. Въ подлинникѣ игра словъ, Титъ говорить: "we wait for certain money", т.-е. "мы ожидаемъ нѣкоторыхъ денегъ". А Флавій принимаетъ слово certain въ смыслѣ: вѣрный и отвѣчаетъ, что хорошо, если бъ деньги эти были такъ же вѣрны (т.-е. существовали), какъ ихъ требованіе.
   32. Здѣсь также игра словомъ "serve". Слуга Луція говоритъ: "this answer will not serve", т.-е. "что въ этомъ отвѣтѣ нѣтъ пользы, или, что онъ ни къ чему не послужитъ. А Флавій отвѣчаетъ, что Луцію и прочимъ слугамъ стыдно служить (serve) такимъ дурнымъ господамъ.
   33. Въ подлинникѣ здѣсь пословица: "rail against great buildings", т.-е. буквально: "ругать большія зданія". Смыслъ тотъ, какой приданъ редакціи перевода.
   34. Стивенсъ переложилъ этотъ монологъ Сервилія въ стихи, но размѣръ вышелъ настолько неудаченъ, что большинство издателей сохраняетъ прежнюю прозаическую редакцію.
   35. Эта фраза Тимона означаетъ, вѣроятно, что служители пытаются удержать его бѣшеный порывъ.
   36. Въ подлинникѣ Титъ говоритъ: "here is my bill", т.-е. "вотъ мой счетъ", а Тимонъ отвѣчаетъ: "knock me down with'em", т.-е. "бейте меня ими" (т.-е. счетами). Но bill значитъ также аллебарда, и такимъ образомъ слова Тимона въ подлинникѣ имѣютъ двойной смыслъ, котораго въ переводѣ нельзя было передать.
   37. Этой фразой Тимонъ выражаетъ блеснувшую въ немъ мысль устроить друзьямъ извѣстный прощальный пиръ.
   38. Слова сенатора, что ихъ гнѣвъ "кратокъ словами, но дологъ послѣдствіемъ" -- служитъ вступленіемъ къ приговору, которымъ они краткимъ своимъ рѣшеніемъ изгоняютъ Алкивіада навсегда изъ Аѳинъ.
   39. Съ подлинникѣ здѣсь выраженіе: "minute-jacks", т.-е. "Джэки минутъ". Такъ назывались автоматическія куклы, ставившіяся на часахъ и дѣлавшія постоянно одни и тѣ же движенья.
   40. Въ современной Шекспиру, написанной на тотъ же сюжетъ, пьесѣ Тимонъ, кромѣ горячей воды, бросаетъ въ гостей камни, разрисованные въ видѣ артишокъ. Нѣкоторые комментаторы видѣли въ послѣднихъ словахъ гостя намекъ на это обстоятельство и дѣлали выводъ, что означенная пьеса послужила Шекспиру основой для его трагедіи. Само собой разумѣется, что такое мнѣніе слишкомъ бездоказательно. Гость могъ сравнить сдѣланный Тимономъ пріемъ съ бросаньемъ камней иносказательно, опираясь на первую часть своей фразы, гдѣ сказано, что еще вчера Тимонъ дарилъ своихъ гостей брильянтами.
   41. Въ подлинникѣ: "green virginity", т.-е. буквально: "зеленая дѣвственность". Слово green употреблено въ смыслѣ незрѣлый или молодой.
   42. Въ подлинникѣ: "domestie awe", т.-е. буквально: "домашнее уваженіе" -- въ смыслѣ уваженія между членами семьи. Далѣе стихъ: "религіи священные обряды" выраженъ въ подлинникѣ однимъ словомъ: misteries -- мистеріи. Буквальный переводъ на русскій языкъ былъ бы непонятенъ.
   43. Въ подлинникѣ оригинальное выраженіе: "а dedicated beggar to the air", т.-е. буквально: "бѣднякъ, обреченный воздуху" (въ смыслѣ -- итти въ пустое пространство).
   44. Здѣсь въ подлинникѣ очень смѣлая метафора, которую буквально нельзя было передать. Сравнивая положеніе Тимона съ кораблемъ, погибающимъ въ волнахъ океана, слуга говоритъ, что всѣ они тоже скоро погибнутъ -- "into tlie sea of air", т.-е. "въ океанѣ воздушномъ". Слово воздушный употреблено въ смыслѣ безбрежности или вѣчности, т.-е. смерти.
   45. Въ подлинникѣ Тимонъ, обращаясь къ солнцу, говоритъ: "below thy sister's orb infect the air", т.-е. буквально: "зарази воздухъ подъ орбитой твоей сестры". Сестрой солнца названа луна.
   46. Намекъ на случавшееся преступленіе, что изъ-подъ головы богача больного наслѣдники грубо вырывали подушку съ тѣмъ, чтобъ ускорить его смерть.
   47. Въ подлинникѣ Тимонъ на вопросъ Алкивіада, кто онъ?-- отвѣчаетъ: мизантропъ. Нѣкоторые комментаторы полагаютъ, что онъ употребляетъ это слово, какъ имя собственное, взамѣнъ имени Тимона, отъ котораго хочетъ такъ же отречься, какъ отрекся и отъ всего міра. Толкованье это однако ни на чемъ не основано; въ переводѣ же слово мизантропъ звучало бы очень неловко, потому оно и замѣнено равнозначащимъ выраженіемъ: ненавистникъ людей.
   48. Въ подлинникѣ Тимонъ говоритъ: "paint the ground, gules, gules!", т.-е. "окрась землю, красное, красное!" Слово gules имѣло спеціальное значеніе въ геральдикѣ и означало, что поле гербоваго щита окрашено краснымъ цвѣтомъ.
   49. Въ нѣкоторыхъ изданіяхъ эта рѣчь Тимона печатается прозой.
   50. Тимонъ зоветъ развратницами свои прежнія богатство и счастье, а вмѣстѣ намекаетъ на двухъ любовницъ Алкивіада, съ которыми тотъ къ нему явился.
   51. Въ подлинникѣ: "planetary plague", т.-е. "планетная чума". Въ то время полагалось, что чуму производило зловредное сочетаніе созвѣздій
   52. Это довольно темное выраженіе объясняется тѣмъ, что Тимонъ насмѣхается надъ двусмысленными изреченіями оракуловъ, предсказывавшихъ людямъ смерть отъ руки того или другого человѣка.
   53. Генлей объясняетъ эту фразу тѣмъ, что въ Англіи былъ нѣкогда законъ, по которому публичныя женщины должны были носить верхнее платье наизнанку для того, чтобъ ихъ всѣ могли узнавать. Тимонъ совѣтуетъ любовницамъ Алкивіада не исполнять этого постановленія и завлекать мужчинъ, притворяясь честными.
   54. Обычай носить фальшивые волосы былъ очень распространенъ въ Шекспирово время, при чемъ ими нерѣдко торговали палачи, продавая волосы казненныхъ.
   55. Въ подлинникѣ: "hug their diseas'd perfumes", т.-е. "обличаютъ нездоровые ароматы". Мэлоне полагаетъ, что подъ этимъ выраженіемъ надо понимать тогдашнюю особенно распространенную моду душиться, чѣмъ въ особенности злоупотребляли публичныя женщины. Но текстъ можетъ быть понятъ и въ прямомъ смыслѣ, безъ этого разъясненія.
   56. Въ подлинникѣ: "hinge thy knee", т.-е. "гни колѣни, какъ будто бы они были на шарнирахъ".
   57. Это поясненіе сдѣлано въ позднѣйшихъ изданіяхъ, такъ какъ безъ него слова Апеманта были бы непонятны.
   58. Въ подлинникѣ: "tliee thither in а whirlwind", т.-е. "видѣть тебя унесеннымъ туда (въ Аѳины) вихремъ". Буквальный переводъ потерялъ бы совершенно презрительный смыслъ подлинника.
   59. По сказочному преданію, охотникъ ловилъ единорога тѣмъ, что, раздразнивъ его до бѣшенства, самъ прятался за дерево. Единорогъ, разбѣжавшись, вонзалъ въ дерево свой рогъ и попадалъ такимъ образомъ охотнику въ руки. Объ этой охотѣ на единорога упоминается и въ другихъ пьесахъ, напр., "Юліи Цезарѣ".
   60. Смыслъ этой послѣдней фразы довольно теменъ. Объяснить ее можно только довольно натянутой метафорой, что луна, закатываясь въ волны океана, поглощается (т.-е. похищается) его бездной.
   61. Въ этой фразѣ въ подлинникѣ вмѣсто слова: "судьи", стоитъ слово: "laws" -- законъ. Смыслъ однако явно тотъ, какой приведенъ въ редакціи перевода.
   62. Въ подлинникѣ: "in our misteries", т.-е. буквально: "въ нашихъ тайнахъ".
   63. Смыслъ этой фразы Флавія невозможно было передать безъ нѣкотораго распространенія. Въ подлинникѣ сказано: "how rarely does it meet with this times guise, when inan was wish'd to love his enemies", т.-е. буквально: "какъ рѣдко случается по нынѣшнимъ временамъ, чтобъ человѣкъ былъ поставленъ въ положеніе, въ которомъ онъ дѣйствительно любилъ своихъ враговъ". Въ словахъ этихъ именно ироническій намекъ на извѣстный евангельскій законъ, повелѣвающій любить враговъ.
   64. Нейтъ въ своемъ изданіи напечаталъ этотъ монологъ живописца стихами, но они вышли довольно шероховаты. Я перевелъ эту сцену прозой согласно со старыми изданіями.
   65. Въ подлинникѣ мысль эта выражена очень неясно: performance is а kind of will or testament, which argues а great sickness in his judgment tliat makes it", т.-е. буквально: "обѣщаніе есть родъ воли или завѣщанія, которое доказываетъ тяжелую болѣзнь въ мысляхъ того, кто его дѣлаетъ (т.-е. завѣщаніе)".
   66. Въ подлинникѣ игра словомъ counterfeit: подражать или поддѣлывать. Тимонъ иронизируетъ, говоря, что живописецъ умѣетъ подражать природѣ (на своихъ картинахъ), но эта же фраза можетъ быть понята, какъ обвиненіе его въ двуличности и притворствѣ.
   67. Въ подлинникѣ здѣсь выраженіе:-- "public body", т.-е. буквально: "публичное тѣло" (въ смыслѣ общество, государство иди народъ). Можетъ-быть, сенаторъ называетъ такъ сенатъ, но прямого указанія на это въ текстѣ нѣтъ.
   68. Этотъ монологъ Тимона о деревѣ, на которомъ онъ предлагаетъ аѳинянамъ повѣситься, взятъ изъ Плутарха ("Жизнь Антонія").
   69. Это тотъ вѣстникъ, который не застаетъ уже Тимона въ живыхъ и приноситъ въ концѣ пьесы вѣсть о его смерти.
   70. Этими словами сенаторъ хочетъ сказать, что наслѣдники не могутъ отвѣчать за проступки своихъ отцовъ, какъ отвѣчаютъ за имущественные -- поземельные долги.
   71. Буквальный переводъ надгробной эпитафіи Тимона: "Здѣсь лежитъ скорбный прахъ, разставшійся со скорбнымъ тѣломъ! Не старайтесь узнать мое имя. Пусть чума сгложетъ васъ, злобные негодяи! Здѣсь схороненъ Тимонъ, который при жизни ненавидѣлъ всѣхъ живыхъ людей. Кляни его прохожій, если хочешь клясть, но только не останавливайся". Эпитафію эту Шекспиръ буквально заимствовалъ изъ Плутарха, гдѣ, между прочимъ, сказано, что первые два стиха сочинилъ самъ Тимонъ, а послѣдніе -- поэтъ Каллимахъ.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru