Шекспир Вильям
Король Иоанн

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

КОРОЛЬ ІОАННЪ

ДРАМА ШЕКСПИРА

ПЕРЕВОДЪ СЪ АНГЛІЙСКАГО
Дмитрія Мина.

МОСКВА.
Въ Университетской типографіи (М. Катковъ),
на Страстномъ бульварѣ.
1882.

   

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА ПЕРВАЯ.

Нортамптонъ. Тронная зала во дворцѣ.

Входятъ КОРОЛЬ ІОАННЪ, КОРОЛЕВА ЭЛЕОНОРА, ПЕМБРОКЪ, ЭССЕКСЪ, СОЛСБЕРИ и другіе съ ШАТИЛЬЙОНОМЪ.

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Ну, Шатильйонъ, скажи, чего отъ насъ
             Желаетъ Франція?
   

ШАТИЛЬЙОНЪ.

                                 Король французскій
             Привѣтствуетъ и здѣсь, въ моемъ лицѣ,
             Такъ говоритъ величеству, взятому
             Взаймы у Англіи...
   

КОРОЛЕВА ЭЛЕОНОРА.

                                 Взаймы взятому
             Величеству?... престранное начало!
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Нѣтъ, матушка, дослушаемъ посла.
   

ШАТИЛЬЙОНЪ.

             Король Филиппъ отъ имени Артура
             Плантагенета, что рожденъ Готфридомъ,
             Твоимъ покойнымъ братомъ, предъявляетъ
             Законнѣйшее право на весь этотъ
             Прекрасный островъ съ областями: Меномъ,
             Ирландіей, Анжу, Потье, Туренемъ,
             И требуетъ, чтобъ ты, сложивши мечъ,
             Такъ незаконно взявшій эти земли,
             Вручилъ его Артуру, твоему
             Племяннику и вмѣстѣ съ тѣмъ монарху.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             А если мы откажемъ, что затѣмъ?
   

ШАТИЛЬЙОНЪ.

             Затѣмъ -- свирѣпый натискъ грозной брани
             Чтобъ вырвать силою взятое силой.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Такъ вотъ отвѣтъ: за бранью ждите брань.
             За кровью кровь, насилье за насильемъ.
   

ШАТИЛЬЙОНЪ.

             Прими жь изъ устъ моихъ Филипповъ вызовъ,
             Какъ ультиматумъ моего посольства.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Прими и мой, и удалися съ миромъ.
             Будь молніей въ глазахъ Французовъ: прежде,
             Чѣмъ принесешь ты къ нимъ объ этомъ вѣсть,--
             Я буду тамъ и гряну громомъ пушекъ.
             Такъ съ Богомъ въ путь! Будь трубнымъ гласомъ гнѣва,
             Пророкомъ мрачнымъ вашего разгрома.
             Графъ Пемброкъ, проводить посла съ почетомъ
             И почестью. Прощайте, Шатильйонъ!

(Шатильйонъ и Пемброкъ уходятъ.)

КОРОЛЕВА ЭЛЕОНОРА.

             Ну, что, мой сынъ? Не я ли говорила
             Что не смирится гордый духъ Констансы
             До той поры, пока не запалитъ
             Всю Францію, весь міръ войной за сына?
             А это мы могли бы отвратить,
             Легко уладить все миролюбиво.
             И вотъ теперь двухъ королевствъ судьба
             Должна рѣшиться страшной тратой крови.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             За насъ могущество, за насъ и право.
   

КОРОЛЕВА ЭЛЕОНОРА.

             Могущество, но только, сынъ, не право;
             Не то бы плохо было мнѣ съ тобой!
             Такъ на ухо тебѣ моя тутъ шепчетъ совѣсть,
             Но только Богъ, да ты, да я, ту слышимъ повѣсть.

Входитъ шерифъ Нортамптонскій и шепчетъ на ухо Эссексу.

ЭССЕКСЪ.

             Пришли съ неслыханной изъ графства тяжбой
             Истцы на судъ твой, государь. Ввести ихъ?
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Введи. (Шерифъ уходитъ.) Пусть наши
             Монастыри съ аббатствами заплатятъ
             Издержки на войну.

Входятъ ШЕРИФЪ съ РОБЕРТОМЪ ФОКЕНБРИДЖЕМЪ и ФИЛИППОМЪ, его побочнымъ братомъ.

                                           Что вы за люди?
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Твой вѣрноподданный. Я джентельменъ,
             Изъ Нортамптона родомъ, старшій сынъ,
             Какъ думаю, сэръ-Робертъ Фокенбриджа,
             Что въ рыцари былъ посвященъ въ бою
             Подателемъ почетовъ Львинымъ-Сердцемъ.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ (Роберту).

             А ты?
   

РОБЕРТЪ.

                       Я сынъ и истинный наслѣдникъ
             Того же Фокенбриджа.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

                                           Какъ же это?
             Онъ старшій сынъ, а ты прямой наслѣдникъ!
             Вы стало-быть отъ разныхъ матерей?
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Нѣтъ, отъ одной; въ томъ, государь, нѣтъ спора,
             И, думаю, отъ одного отца;
             Но вѣрно ли и это, знаетъ небо,
             Да мать моя, а я -- какъ всякій сынъ --
             Не вѣдаю.
   

КОРОЛЕВА ЭЛЕОНОРА.

                       Ахъ, грубый человѣкъ!
             Не стыдно ли тебѣ позорить мать?
             Ты честь ея чернишь такимъ сомнѣньемъ.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Я, королева? Нѣтъ; что мнѣ позорить?
             Объ этомъ братъ хлопочетъ, а не я.
             И докажи онъ это, онъ отхватитъ,
             По малой мѣрѣ, пятьсотъ фунтовъ въ годъ
             Моихъ доходовъ. Да хранитъ же небо
             Честь матери моей и мой доходъ!
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Вотъ удалецъ! Но если братъ онъ младшій,
             Съ чего жь онъ хочетъ твоего наслѣдства?
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Съ чего -- не знаю; видно чтобъ владѣть имъ!
             Но онъ коритъ меня моимъ рожденьемъ.
             Законно ли рожденъ я, или нѣтъ,
             На голову пусть матери моей
             Падетъ вина; но что рожденъ недурно
             (Миръ надо мной трудившимся костямъ)!
             Судите сами, государь, сличивъ
             Его лицо съ моимъ, скажите, могъ ли
             Старикъ сэръ-Робертъ насъ родить обоихъ?
             А если былъ отецъ онъ намъ обоимъ,
             И этотъ сынъ портретъ его,-- о, Робертъ!
             Я на колѣнахъ прославляю Бога
             Что на тебя похожъ я такъ немного!
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Откуда къ намъ такой чудакъ явился?
   

КОРОЛЕВА ЭЛЕОНОРА.

             Въ немъ сходное есть что-то съ Львинымъ Сердцемъ...
             И голосомъ похожъ онъ на него.
             Взгляни, какъ онъ своимъ громаднымъ ростомъ
             Напоминаетъ сына моего.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Въ его черты я вглядывался долго;
             Онъ вылитый Ричардъ. Скажи, пріятель,
             Съ чего ты требуешь владѣній брата?
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Съ того что онъ съ полъ-лика, какъ отецъ!
             Самъ съ полъ-лица, а хочетъ взять всю землю,
             Отнять дохода пятьсотъ фунтовъ въ годъ.
   

РОБЕРТЪ.

             О, государь! Когда былъ живъ отецъ мой,
             Твой братъ бывалъ въ нерѣдкихъ съ нимъ сношеньяхъ...
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Ну, этимъ, сэръ, не выиграть вамъ иска!
             Вы лучше разкажите намъ, въ какихъ
             Сношеньяхъ съ нимъ бывала наша мать.
   

РОБЕРТЪ.

             И какъ-то разъ посломъ его отправилъ
             Въ Германію, для сдѣлокъ по дѣламъ
             Тогдашнимъ, къ императору. Король
             Воспользовался этимъ и, покуда
             Отецъ мой былъ въ отлучкѣ, жилъ у насъ
             Въ дому все время. Какъ прельстилъ онъ мать,
             Стыжусь сказать, но правда, все же правда!
             Огромными морями былъ отрѣзанъ
             Отъ матери отецъ мой (какъ я слышалъ
             Самъ отъ него), когда зачатъ забавный
             Былъ этотъ сэръ. На смертномъ же одрѣ
             Отецъ въ духовной завѣщалъ мнѣ земли
             И умеръ, въ томъ увѣренный что этотъ
             Сынъ матери моей не сынъ его;
             А еслибы и былъ имъ, то родился
             На Божій свѣтъ задолго раньше срока.
             Такъ возврати жь мнѣ, государь, удѣлъ мой;
             Онъ мой! Онъ мнѣ отцомъ моимъ завѣщанъ.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Довольно, другъ! Твой братъ законный сынъ:
             Онъ былъ рожденъ женою послѣ брака.
             А если ею твой отецъ обманутъ,
             То мать вини: вѣдь это рискъ для всѣхъ
             Кто женится. Скажи мнѣ, могъ ли братъ мой,
             Кѣмъ этотъ сынъ рожденъ, какъ увѣряешь,
             Отнять его у твоего отца?
             Повѣрь, мой другъ, отецъ твой отстоялъ бы
             Его предъ цѣлымъ свѣтомъ какъ теленка
             Своей коровы. Если же мой братъ,
             Будь онъ отцомъ его, надъ нимъ не властенъ,
             То и отецъ твой, хоть ему чужой,
             Не въ правѣ отвергать его. Итакъ,
             Ужь если сыномъ матери моей
             Былъ твоему отцу рожденъ наслѣдникъ,
             То и наслѣдникъ твоего отца
             Имѣетъ право на удѣлъ отцовскій.
   

РОБЕРТЪ.

             Такъ мой отецъ не властенъ былъ наслѣдства
             Лишить того, въ комъ онъ не призналъ сына?
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Не властенъ, сэръ, такъ точно, какъ заставить
             Чтобъ я родился, если смѣю думать.
   

КОРОЛЕВА ЭЛЕОНОРА.

             Чѣмъ хочешь быть -- простымъ ли Фокенбриджемъ,
             Владѣть землей, какъ братъ твой, или сыномъ,
             Усыновленнымъ славнымъ Львинымъ Сердцемъ,
             Наслѣдникомъ величья, но безъ лена?
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Будь, королева, братъ мой схожъ со мной,
             А я, какъ онъ, сэръ-Роберту подобенъ;
             Имѣй, какъ онъ, я хлыстики, не ноги,
             И, вмѣсто рукъ, двѣ шкурки отъ угрей;
             Будь профиль мой такъ узокъ что не смѣлъ бы
             Я за ухо заткнуть изъ розы бантикъ,
             Чтобъ не сказали: "Вотъ гуляетъ фартинкъ";
             Владѣй при томъ и всѣмъ его имѣньемъ,--
             То не сойти мнѣ съ мѣста, королева,
             Когда солгу,-- я отдалъ бы всѣ земли
             Лишь бы имѣть мой образъ, взглядъ и лобъ;
             Нѣтъ, не хочу тобою быть, сэръ-Нобъ! {Сокращенное Робертъ.}
   

КОРОЛЕВА ЭЛЕОНОРА.

             Ты нравишься мнѣ очень! Брось всѣ земли,
             Отдай ихъ брату; самъ же вслѣдъ за мной
             Неси во Францію войны перуны.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ (Роберту).

             Владѣй же, братъ, землей; я рабъ фортуны.
             Ты сталъ богатъ по милости лица,
             Хоть для него не сыщешь ты купца.
             А я на смерть за вами, королева.
   

КОРОЛЕВА ЭЛЕОНОРА.

             За мной? Нѣтъ, ты передъ лицомъ монаршимъ!
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Обычай мой -- давать дорогу старшимъ.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Какъ звать тебя?
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

                                 Филиппомъ, государь.
             Да, я Филиппъ, твой рабъ, мой властелинъ,
             Сэръ-Роберта супруги старшій сынъ.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Носи жь отнынѣ имя ты того
             Чей носишь образъ. Преклони, Филиппъ,
             Колѣно, встань, и пусть узнаетъ свѣтъ
             Что ты сэръ-Ричардъ и Плантагенетъ.
   

ФИЛЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Ну, по рукамъ, по матери мой братъ!
             Я почестью, землею ты богатъ.
             Благословляю часъ, въ который волей рока
             Я былъ зачатъ когда сэръ-Робертъ былъ далеко.
   

КОРОЛЕВА ЭЛЕОНОРА.

             Прямой Плантагенетъ! Зови меня
             Своею бабушкой; ты внукъ мой, Ричардъ!
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Хоть не совсѣмъ законно; что за дѣло?
             Немножко вкривь и далеко за край!
             Влѣзай въ окно, кто въ дверь войти не смѣетъ;
             Кто днемъ боится, ночью тотъ гуляй;
             Какъ ни добыть, кто добылъ, тотъ имѣетъ.
             Какъ ни стрѣльнулъ, лишь бы попалъ стрѣлецъ,
             И я все я, ктобъ ни былъ мой отецъ.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ (Роберту).

             Ну, Фокенбриджъ, владѣй землей удѣльной;
             Ты сквайръ съ землей, онъ рыцарь безземельный.
             Но, матушка, насъ Франція зоветъ!
             За нами, Ричардъ! Намъ пора въ походъ.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Прощай, мой братъ! Пусть счастье благосклонно
             Тебя хранитъ: вѣдь ты рожденъ законно.

(Уходятъ всѣ кромѣ Филиппа Побочнаго).

             Ну вотъ, на футъ разбогатѣвъ почетомъ,
             Я обѣднѣлъ землей на сотни футовъ.
             За то теперь могу любую Джени
             Я сдѣлать дамой.-- "Добрый день, сэръ-Ричардъ!"
             -- Благодарю, мой милый!-- И Петромъ
             Я назову того чье имя Джорджъ;
             Вѣдь съ новыхъ почестей именъ не помнятъ:
             Все это слишкомъ вѣжливо и чинно
             Для насъ, недавнихъ выскочекъ! Но вотъ
             И гость заморскій съ модной зубочисткой
             Является къ столу моей особы.
             И я, насытя рыцарскій свой голодъ,
             Вступаю, чистя зубы, въ разговоръ
             Съ заѣзжимъ франтомъ.-- "Мой милѣйшій сэръ!"
             (Такъ на локоть опершись, начинаю),
             "Позвольте мнѣ спросить васъ".-- То вопросъ;
             А тамъ, какъ въ катехизисахъ, и мнѣ
             Даютъ отвѣтъ: "Я весь къ услугамъ вашимъ!
             Я вашъ слуга покорный." -- И опять
             Вопросъ: "Нѣтъ, сэръ; чѣмъ я могу служить вамъ?"
             Такъ, прежде чѣмъ отвѣтъ пойметъ вопросъ,
             Мы другъ предъ другомъ сыплемъ комплименты,
             Болтая всякій вздоръ о славномъ По,
             О Пиренеяхъ, Альпахъ, Апеннинахъ,
             Чтобъ вплоть до ужина убить тѣмъ время.
             И вотъ она, вотъ болтовня придворныхъ;
             Вотъ цѣль людей ползущихъ вверхъ какъ я!
             Тотъ сынъ побочный времени (какимъ
             Останусь я, какъ ни гонись за свѣтомъ),
             Въ комъ нѣтъ не только смысла подражать
             Манерами, костюмомъ, внѣшней формой,
             Пустому тону высшаго сословья,
             Но и сердечной склонности струить
             Пресладко-сладкій ядъ по вкусу вѣка.
             Все это нужно изучить не съ тѣмъ
             Чтобъ міръ обманывать, но чтобъ въ обманъ
             Не власть и этимъ выпрямить ступеньки
             Той лѣстницы гдѣ мнѣ придется лѣзть.--
             Но кто спѣшитъ сюда въ дорожномъ платьѣ?
             Что за почтарь-жена? Да что жь безъ мужа?
             Хоть потрудился бъ рогомъ извѣстить
             Насъ о ея пріѣздѣ.

(Входятъ леди Фокенбриджъ и Джемсъ Гэрней.)

                                 Боже мой!
             Да это мать моя! Скажите, леди,
             Зачѣмъ спѣшите ко двору? Что съ вами?
   

ЛЕДИ ФОКЕНБРИДЖЪ.

             Гдѣ, гдѣ онъ, братъ твой? Гдѣ тотъ рабъ негодный,
             Что такъ безчеститъ мать свою?
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

                                           Братъ Робертъ,
             Сынъ старика сэръ-Роберта, гигантъ
             Могучій Кольбрандтъ, многосильный мужъ?
             Такъ вы за нимъ, за Робертовымъ сыномъ?
   

ЛЕДИ ФОКЕНБРИДЖЪ.

             Да, да, за нимъ! Да, грубіанъ, за сыномъ
             Сэръ-Роберта? Что ты надъ нимъ глумиться?
             Твой братъ и ты -- сэръ-Роберта вы дѣти!
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Оставь, Джемсъ Гэрней, на минуту насъ.
   

ГЭРНЕЙ.

             Изволь, Филиппъ.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

                                 Филиппъ? пипъ-пипъ! зови
             Такъ воробьевъ. Сейчасъ не то услышишь.-- (Гэрней уходитъ.)
             Сударыня, сэръ-Робертъ -- не отецъ мой!
             Сэръ-Робертъ могъ бы часть свою во мнѣ,
             Не оскоромясь, съѣсть въ пятокъ великій.
             Сэръ-Робертъ могъ трудиться; только врядъ ли
             Онъ надо мной трудился: мы вѣдь знаемъ
             Его издѣлья! Матушка, скажите,
             Кому обязанъ я за эти члены?
             Вѣдь ногъ такихъ не могъ сработать Робертъ?
   

ЛЕДИ ФОКЕНБРИДЖЪ.

             Такъ заодно ты съ братомъ? Хоть изъ выгодъ
             Своихъ бы честь мою ты поберегъ?
             Къ чему насмѣшки эти, дерзкій рабъ?
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Не рабъ, а рыцарь, сущій Базилиско!
             Меча ударомъ -- ухъ, плечо какъ ломитъ!
             Здѣсь посвященъ я въ рыцари. Нѣтъ, я
             Не сынъ сэръ-Роберта. Я самъ отрекся
             Отъ Роберта, отъ имени, помѣстья,
             Законнаго рожденья -- отъ всего.
             Скажите жь, кто отецъ мой? Онъ, надѣюсь,
             Былъ славный малый? Кто онъ, говорите?
   

ЛЕДИ ФОКЕНБРИДЖЪ.

             Отъ имени отрекся Фокенбриджа?
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Да, всей душей и сердцемъ, какъ отъ бѣса.
   

ЛЕДИ ФОКЕНБРИДЖЪ.

             Ты былъ рожденъ Ричардомъ Львинымъ-Сердцемъ.
             Обольщена его любовью страстной,
             Я приняла его на ложе мужа.
             О, да проститъ мнѣ небо тяжкій грѣхъ!
             Ты былъ плодомъ любви моей преступной,
             Меня сломившей силой неотступной.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Клянусь же солнцемъ, еслибъ вновь родиться
             Я долженъ былъ -- къ чему отецъ мнѣ лучшій!
             Есть и грѣхи достойные прощенья;
             Таковъ и твой! Твой грѣхъ не плодъ безпутства.
             Какъ дань покорности любви могучей,
             Свое ты сердце отдала тому,
             Съ чьей яростью и силой непомѣрной
             Не смѣлъ вступить и левъ безстрашный въ бой,
             Отъ чьей руки онъ царственнаго сердца
             Не уберегъ; у льва жь кто вырвалъ сердце,
             Тому похитить женское легко.
             Нѣтъ, матушка, благодарю тебя
             Отъ всей души я за отца такого!
             И кто дерзнетъ тебѣ вмѣнить въ развратъ
             Любовь твою, ту душу шлю я въ адъ.
             Пойдемъ къ моимъ, и съ ласкою привѣта
             Тамъ скажутъ всѣ: ты впала бъ въ страшный грѣхъ,
             Страсть Ричарда оставивъ безъ отвѣта,
             И думать такъ я приневолю всѣхъ.

(Уходятъ.)

   

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА ПЕРВАЯ.

ФРАНЦІЯ. ПОДЪ СТѢНАМИ АНЖЕРА.

Входятъ, съ одной стороны, ЭРЦГЕРЦОГЪ АВСТРІЙСКІЙ, съ войскомъ; съ другой -- КОРОЛЬ ФИЛИППЪ ФРАНЦУЗСКІЙ, съ войскомъ, ЛУДОВИКЪ, КОНСТАНСА, АРТУРЪ и свита.

ЛУДОВИКЪ.

             Привѣтъ мой Австріи передъ Анжеромъ.
             Артуръ! Великій Ричардъ, предокъ твой,
             Тотъ что у льва изъ груди вырвалъ сердце
             И велъ войну святую въ Палестинѣ,
             Былъ этимъ храбрымъ герцогомъ до срока
             Сведенъ во гробъ. Но, чтобы зло исправить,
             Теперь пришелъ по нашей просьбѣ герцогъ
             Развить за честь твою, дитя, знамена
             И вырвать то что у тебя похитилъ
             Твой беззаконный дядя Іоаннъ.
             Такъ обними жь его, люби и чествуй.
   

АРТУРЪ.

             Богъ вамъ проститъ смерть Ричарда, тѣмъ болѣ
             Что жизнь дарите вы его потомку,
             Права его прикрывъ крылами брани!
             Шлю вамъ привѣтъ безсильною рукой,
             Но сердцемъ полнымъ чистой къ вамъ любви.
             У стѣнъ Анжера мой привѣтъ вамъ, герцогъ!
   

ЛУДОВИКЪ.

             Прекрасный отрокъ, кто жь тебя отвергнетъ?
   

ЭРЦГЕРЦОГЪ АВСТРІЙСКІЙ.

             Кладу на лобъ твой жаркій поцѣлуй,
             Печать любви въ залогъ мной данной клятвѣ
             Что не вернусь домой пока Анжеръ
             И все, чѣмъ ты во Франціи владѣешь,
             Съ тѣмъ блѣдноликимъ берегомъ, гдѣ волны
             Къ пятамъ его мчитъ съ ревомъ Океанъ,
             Отъ прочихъ странъ отторгшій весь тотъ островъ,
             Пока вся Англія въ оградѣ моря,
             Вся эта твердь съ стѣной изъ волнъ, гдѣ ей
             Не страшны замыслы племенъ враждебныхъ,
             Пока весь дальній уголъ міра
             Тебя не встрѣтитъ королемъ; дотолѣ,
             Дитя мое, не положу оружья.
   

КОНСТАНСА.

             Примите жь благодарность отъ вдовы,
             Отъ матери, покуда съ силой вашей
             Онъ не получитъ столько силъ что вамъ
             Воздастъ полнѣе за любовь.
   

ЭРЦГЕРЦОГЪ АВСТРІЙСКІЙ.

                                           Миръ неба
             Надъ тѣмъ, чей мечъ подъятъ въ столь правой брани
   

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ.

             Такъ съ Богомъ къ дѣлу! Громъ орудій нашихъ
             Направимте къ разгрому гордыхъ стѣнъ.
             Велите лучшимъ людямъ въ ратномъ дѣлѣ
             Всѣ подступы къ Анжеру осмотрѣть.
             Мы царственныя кости сложимъ здѣсь,
             Пробьемся внутрь въ ручьяхъ французской крови,
             Но этотъ городъ принцу покоримъ.
   

КОНСТАНСА.

             Нѣтъ, подождите что посолъ вамъ скажетъ,
             Чтобъ понапрасну не багрить мечей.
             Изъ Англіи, быть-можетъ, Шатильйонъ
             Несетъ намъ миръ, пока мы брань готовимъ.
             Тогда раскаемся мы въ каждой каплѣ крови,
             Пролитой здѣсь съ поспѣшностью безумной.

(Входитъ ШАТИЛЬЙОНЪ.)

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ.

             Не чудно ли, принцесса! Вотъ лишь только
             Сказала ты, какъ ужь посолъ явился.
             Ну благородный Шатильйонъ скажи,
             Но въ двухъ словахъ, въ чемъ Англіи отвѣтъ?
   

ШАТИЛЬЙОНЪ.

             Скажу, покиньте этотъ жалкій приступъ:
             Для вашихъ силъ есть подвигъ поважнѣе.
             Отвергнувъ правый искъ вашъ, Іоаннъ
             Идетъ войной на васъ. Противный вѣтеръ
             Мнѣ помѣшалъ; ему жь помогъ въ одно
             Со мною время высадиться съ войскомъ.
             Неудержимо онъ идетъ къ Анжеру.
             Полки его сильны, солдаты храбры.
             Съ нимъ королева-мать какъ духъ раздора,
             Чтобъ разжигать въ немъ кровь враждой; при ней
             Племянница Іоанна Бланка; съ ними
             Побочный сынъ покойнаго Ричарда
             И вся лихая вольница страны,
             Сбродъ безшабашныхъ, пылкихъ добровольцевъ
             Съ щеками дѣвушекъ, съ огнемъ драконовъ.
             Всѣ замки дома распродавъ и гордо
             Права родовъ взваливъ себѣ на плечи,
             Они идутъ вновь попытать здѣсь счастья.
             Короче -- лучшій выборъ смѣльчаковъ,
             Чѣмъ тотъ какой несетъ къ намъ флотъ британскій,
             Еще не плылъ ни разу по волнамъ
             На пагубу и горе христіанства.

(Барабанный бой.)

             Но дикій громъ ихъ грубыхъ барабановъ
             Велитъ молчать. Смотрите, вотъ они
             Идутъ вступить въ переговоръ иль бой.
             Готовьтесь.
   

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ.

                                 Какъ нежданно врагъ явился!
   

ЭРЦГЕРЦОГЪ АВСТРІЙСКІЙ.

             Чѣмъ врагъ нежданнѣе, тѣмъ въ насъ сильнѣй
             Онъ долженъ вызвать смѣлость для отпора:
             Вѣдь смѣлость крѣпнетъ и растетъ съ бѣдой.
             Такъ пусть идутъ! Привѣтъ имъ; мы готовы.

Входятъ КОРОЛЬ ІОАННЪ, ЭЛЕОНОРА, БЛАНКА, ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ, ПЕМБРОКЪ и войска.

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Миръ Франціи, когда насъ съ миромъ впуститъ
             Въ нашъ край исконный; если жь нѣтъ, пусть льется
             Кровь Франціи; пусть миръ летитъ на небо;
             А мы, Господень гнѣвный бичъ, смиримъ
             Гордыню тѣхъ кто гонитъ миръ на небо.
   

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ.

             Миръ Англіи, когда съ войной отхлынетъ
             Отъ Франціи чтобъ Англіи дать миръ!
             Мы любимъ Англію и для нея
             Льемъ градомъ потъ подъ тяжестью доспѣховъ,
             А этотъ трудъ твоимъ бы долженъ быть.
             Но ты такъ мало Англію щадишь
             Что подкопался подъ ея монарха,
             Расторгъ преемственный царей порядокъ
             И малолѣтство трона осмѣявъ,
             Честь дѣвственной короны опозорилъ!
             Смотри вотъ образъ брата твоего;
             Глаза, чело -- все такъ, какъ у Готфрида.
             Онъ малый очеркъ все въ себѣ вмѣстилъ,
             Что умерло съ Готфридомъ, и рукой
             Временъ развитъ онъ будетъ въ длинный свитокъ.
             Готфридъ твой старшій братъ; вотъ сынъ Готфридовъ
             Тронъ Англіи -- Готфридовъ тронъ по праву;
             А онъ Готфридовъ сынъ! Такъ какъ же это
             Случилось такъ что сталъ ты королемъ,
             Когда живая кровь еще струится
             Въ вискахъ того съ кого ты снялъ корону?
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             А кто тебѣ далъ, Франція, высокій
             Санъ судіи чтобъ звать меня къ отвѣту?
   

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ.

             Тотъ Судія верховный кто влагаетъ
             Въ грудь каждаго законнаго монарха
             Благую мысль блюсти законность правъ.
             И тотъ кѣмъ мнѣ повѣренъ этотъ отрокъ,
             Мнѣ власть даетъ винить тебя въ неправдѣ;
             Онъ мнѣ поможетъ и казнить ее.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Въ чужую власть облекся ты.
   

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ.

                                           Нисколько!
             Я тѣхъ караю кто похитилъ власть.
   

КОРОЛЕВА ЭЛЕОНОРА.

             Кто жь, Франція, скажи, похитилъ власть?
   

КОНСТАНСА.

             Я дамъ отвѣтъ: ее твой сынъ похитилъ!
   

КОРОЛЕВА ЭЛЕОНОРА.

             О наглая! Ужь не тебѣ ль съ твоимъ
             Побочнымъ сыномъ властвовать надъ міромъ?
   

КОНСТАНСА.

             Была вѣрна я сыну твоему,
             Какъ своему ты мужу, и мой сынъ
             Лицомъ сходнѣй съ отцомъ своимъ Готфридомъ,
             Чѣмъ Іоаннъ съ тобою нравомъ; вы же
             Сходны какъ дождь съ водой, какъ дьяволъ съ бѣсомъ.
             Мой сынъ побочный? О клянусь душой,
             Отецъ его не такъ рожденъ законно!
             Вѣдь знаютъ всѣ что онъ рожденъ тобой!
   

КОРОЛЕВА ЭЛЕОНОРА.

             Ну мать! Дитя, она отца безчеститъ!
   

КОНСТАНСА.

             Ну бабка! Сынъ, она тебя позоритъ!
   

ЭРЦГЕРЦОГЪ АВСТРІЙСКІЙ.

             Уймитесь!
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

                       Чу! кричитъ герольдъ.
   

ЭРЦГЕРЦОГЪ АВСТРІЙСКІЙ.

                                                     Вотъ дьяволъ!
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             И онъ тебя по-дьявольски проучитъ
             Лишь попадись ему ты въ этой шкурѣ!
             Вѣдь заяцъ ты; о зайцѣ жь ходитъ слухъ
             Что онъ такъ храбръ что щиплетъ львовъ за гривы,
             Но только -- мертвыхъ! Эй, пріятель, бойся;
             Я прокопчу твой мѣхъ, лишь попадись!
   

БЛАНКА.

             И какъ къ нему идетъ одежда льва,
             Что имъ у льва похищена сперва!
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Она виситъ съ спины его не хуже
             Чѣмъ пышный плащъ Алкидовъ съ плечъ осла.
             Твой грузъ, оселъ, сниму я въ первой встрѣчѣ
             И дамъ такой что затрещатъ и плечи.
   

ЭРЦГЕРЦОГЪ АВСТРІЙСКІЙ.

             Что за крикунъ? Онъ оглушилъ намъ уши
             Такимъ избыткомъ словоизверженья!
             Король Филиппъ, рѣшай, что предпринятъ?
   

ФИЛИППЪ.

             Глупцы и женщины, прервите споры!
             Вотъ, Іоаннъ, нашъ искъ: всю Англію
             Съ Ирландіей, Анжу, Туренъ и Менъ
             Я требую отъ имени Артура;
             Отдай мнѣ ихъ и положи оружье.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Нѣтъ, жизнь скорѣй! Тебя я презираю!
             Артуръ Бретонскій, сдайся въ наши руки,
             И -- отъ любви моей получишь больше
             Чѣмъ отъ трусливой Франціи руки.
             Смирись, дитя.
   

ЭЛЕОНОРА.

                                 Поди ко мнѣ, мой внучекъ!
   

КОНСТАНСА.

             Поди, дитя; поди, мой милый, къ бабкѣ;
             Отдай ей тронъ, и бабушка за то
             Въ награду дастъ и сливъ, и фигъ, и вишень.
             Вѣдь бабушка добра!
   

АРТУРЪ.

                                           Постойте, мама!
             Ахъ, лучше бъ мнѣ скорѣй въ могилу лечь!
             Не стою я чтобъ такъ за насъ шумѣли.
   

КОРОЛЕВА ЭЛЕОНОРА.

             Онъ матери стыдится. Бѣдный, плачетъ!
   

КОНСТАНСА.

             Стыдится ль, нѣтъ ли,-- все же стыдъ тебѣ!
             Не стыдъ за мать, а хитрой бабки злоба
             Изъ бѣдныхъ глазъ его исторгли эти
             Жемчужины любезныхъ небу слезъ.
             И небо приметъ ихъ, какъ даръ. Да, эти
             Кристаллы слезъ преклонятъ небеса
             Вамъ отомстить и дать ему защиту.
   

КОРОЛЕВА ЭЛЕОНОРА.

             О, богохульница земли и неба!
   

КОНСТАНСА.

             О ты, злодѣйка предъ землей и небомъ!
             Я богохульница? Нѣтъ, ты и сынъ твой
             Отняли тронъ, права и всѣ владѣнья
             У бѣднаго ребенка! Онъ, рожденный
             Твоимъ же старшимъ сыномъ, сталъ несчастливъ
             Изъ-за тебя: твой грѣхъ на немъ казнится.
             Законовъ кара пала на него,
             Затѣмъ что онъ -- второе лишь колѣно
             Отъ гнусныхъ чреслъ твоихъ, грѣхомъ чреватыхъ!
   

КОРОЛЕВА ЭЛЕОНОРА.

             Уймись, безумная!
   

КОНСТАНСА.

                                 Одно лишь слово!
             Не только онъ за грѣхъ ея казнится;
             Но Богъ избралъ ее съ ея грѣхомъ
             Въ орудье казни этой дальной вѣтви,
             Казнимой за нее ея же казнью.
             А грѣхъ ея -- неправда, и неправда
   
             Палачъ ея грѣха. И вотъ за это,
             Изъ-за нея, казнится мой ребенокъ.
             Проклятье ей!
   

КОРОЛЕВА ЭЛЕОНОРА.

                                 Хулительница злая!
             Послѣдней волей сынъ твой правъ лишенъ.
   

КОНСТАНСА.

             Все знаю -- все! Но воля та подложна;
             То воля женщины, злой бабки воля.
   

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ

             О, перестань, принцесса! Будь спокойнѣй!
             Не подобаетъ крикомъ привлекать
             Вниманье всѣхъ къ столь жалкимъ пререканьямъ.
             Трубачъ, зови на стѣны городскія
             Людей Анжера: пусть рѣшатъ, кто долженъ
             Быть королемъ -- Артуръ иль Іоаннъ?

Трубятъ въ трубы. ГРАЖДАНЕ Анжера появляются на стѣнахъ.

ГРАЖДАНИНЪ.

             Кто вызвалъ насъ на стѣны?
   

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ.

                                           Франція.
             За Англію.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

                                 За самое себя
             Васъ Англія зоветъ, народъ мой вѣрный,
             Мои Анжерцы!
   

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ.

                                 Васъ, Анжерцевъ вѣрныхъ
             И подданныхъ Артура, звали мы
             Для совѣщаній мирныхъ.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

                                           Въ нашу пользу.
             Такъ напередъ и выслушайте насъ.
             Знамена войскъ французскихъ, подступившихъ
             Вотъ тутъ предъ очи вашего Анжера,
             Такъ сдвинуты на гибель вамъ! Ихъ пушки,
             Тая въ своихъ утробахъ страшный гнѣвъ,
             Готовы каждую минуту ринуть
             Чугунъ ихъ злобы противъ вашихъ стѣнъ.
             Все къ приступу кровавому готово;
             Французъ жестокій сталъ ужь у воротъ,--
             У этихъ сомкнутыхъ очей Анжера!
             И, не успѣй придти я, эти камни,
             Что мирно спятъ, обвивши васъ кругомъ,
             Какъ поясомъ, ужь силой ихъ орудій
             Изъ прочныхъ известковыхъ ложъ своихъ
             Всѣ были бъ вырваны чтобъ дать убійству
             Широкій путь ворваться въ домъ вашъ мирный.
             Но вотъ, при видѣ вашего монарха,
             Законнаго, который быстрымъ маршемъ,
             Хоть и съ трудомъ, въ отпоръ имъ сталъ у стѣнъ,
             Чтобъ защитить имъ щеки отъ царапинъ,--
             Смотрите, вдругъ Французы оробѣли
             И вмѣсто ядеръ облеченныхъ въ пламя
             Чтобъ затряслась стѣна какъ въ лихорадкѣ,
             Теперь стрѣляютъ словомъ, скрытымъ въ дымъ,
             Съ злымъ умысломъ смутить вашъ слухъ обманомъ.
             Такъ вѣрьте жь имъ! Нѣтъ, добрые граждане,
             Впустите насъ. Король вашъ утомленъ,
             Измучился отъ спѣшности похода
             И ждетъ гостепріимства вашихъ стѣнъ.
   

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ.

             Лишь кончу я, отвѣтьте намъ обоимъ.
             Смотрите, вотъ, держа мою десницу,
             Которой Богъ вручилъ защиту права,
             Стоитъ здѣсь юный принцъ Плантагенетъ,--
             Сынъ брата старшаго того пришельца
             И, стало-быть, король его и вашъ.
             Вотъ за его-то попранное право
             Мы попираемъ предъ Анжеромъ поле,
             Къ вамъ будучи настолько лишь враждебны,
             Насколько намъ велитъ нашъ долгъ святой
             Потребовать отъ васъ гостепріимной
             Защиты угнетенному. Свершите жь
             Прямой вашъ долгъ предъ тѣмъ кто въ правѣ ждать
             Его отъ васъ,-- предъ этимъ юнымъ принцемъ!
             Тогда оружье наше, какъ медвѣдь
             Закованный, лишь съ виду будетъ грозно;
             Гнѣвъ нашихъ пушекъ грянетъ празднымъ громомъ
             Въ неуязвимыхъ облакахъ небесъ,
             И безъ боя, мы радостно отступимъ,
             Не иззубривъ мечей, не смявши шлемовъ,--
             Уйдемъ домой съ той теплой въ жилахъ кровью,
             Которой шли обрызгать городъ вашъ,
             А женъ, дѣтей и васъ оставимъ въ мирѣ.
             Но если намъ откажете безумно,
             То эта толща вашихъ древнихъ стѣнъ
             Не скроетъ васъ отъ нашихъ громовъ бранныхъ,
             Хотя бъ со всѣмъ ихъ войскомъ Англичане
             Вмѣстились здѣсь за грубой стѣнъ оградой.
             Такъ говорите жь: признаетъ ли городъ
             Монархомъ насъ во имя правъ Артура,
             Иль мы должны подать къ сраженью знакъ
             И въ нашу собственность ворваться кровью?
   

ГРАЖДАНИНЪ.

             Мы -- подданные короля Британцевъ,
             И въ городъ нашъ войдетъ лишь нашъ монархъ.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Признайте жь въ насъ монарха и впустите.
   

ГРАЖДАНИНЪ.

             Не смѣемъ! Лишь предъ тѣмъ кто намъ докажетъ
             Что онъ монархъ нашъ,-- склонимся. Дотолѣ жь
             Ворота наши заперты для всѣхъ.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             На комъ корона, тотъ вамъ и монархъ.
             Не вѣрите? Такъ вотъ вамъ тридцать тысячъ
             Свидѣтелей изъ истыхъ Англичанъ.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ (въ сторону).

             Дѣтей побочныхъ и иныхъ.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Всѣ подтвердятъ мой санъ своею кровью.
   

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ.

             Не меньше здѣсь, и столь же чистокровныхъ.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ (въ сторону).

             Не безъ побочныхъ впрочемъ.
   

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ.

             Стоятъ предъ нимъ, готовясь въ бой за право!
   

ГРАЖДАНИНЪ.

             Пока никто не доказалъ намъ права,
             Мы, ради права, васъ лишаемъ правъ.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Такъ да проститъ Господь грѣхи всѣхъ тѣхъ
             Чьи души, прежде чѣмъ падетъ роса
             Вечерняя, взнесутся къ вѣчной жизни
             Въ ужасной прѣ о томъ кто здѣсь король!
   

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ.

             Аминь! На коней, рыцари! къ оружью.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Святой Георгъ,-- ты, пасть пронзивъ дракону,
             Сидишь съ тѣхъ поръ верхомъ въ дверяхъ тавернъ,--
             Учи насъ драться! (Эрцгерцогу.) Лѣшій, будь я дома,
             Въ твоей пещерѣ и съ твоею львицей,
             Я бъ къ шкурѣ льва приладилъ бычью морду,
             И сталъ бы ты уродомъ.
   

ЭРЦГЕРЦОГЪ АВСТРІЙСКІЙ.

                                           Смолкни, рабъ!
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Что? вздрогнули! Вѣдь это левъ рычитъ.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Въ равнину -- въ бой! Тамъ въ боевомъ порядкѣ
             Пусть строются къ сраженью всѣ полки.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Не медлите воспользоваться полемъ.
   

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ.

             Да будетъ такъ. (Лудовику) А ты на томъ холмѣ
             Построить нашихъ. Богъ и наше право!

(Уходятъ.)

   

СЦЕНА ВТОРАЯ.

ТАМЪ ЖЕ.

Шумъ битвы; стычки; потомъ отступленіе.
ФРАНЦУЗСКІЙ ГЕРОЛЬДЪ съ трубачами подходитъ къ воротамъ города.

ФРАНЦУЗСКІЙ ГЕРОЛЬДЪ.

             Ворота настежь распахни, Анжеръ!
             Встрѣчай Артура, герцога Бретаньи!
             Рукой Французовъ въ этотъ день свершилъ
             Онъ столько дѣлъ что много слезъ Британки
             Прольютъ о дѣтяхъ падшихъ въ прахъ кровавый,
             Гдѣ столькихъ вдовъ мужья легли какъ трупы,
             Холодную лобзая грудь земли.
             Побѣда, съ легкою для насъ потерей,
             Играетъ въ вьющихся знаменахъ нашихъ,
             Вступить готовыхъ въ городъ вашъ, Анжерцы,
             Чтобъ съ торжествомъ провозгласить Артура
             Всей Англіи и вашимъ королемъ.

Входитъ АНГЛІЙСКІЙ ГЕРОЛЬДЪ съ трубачами.

АНГЛІЙСКІЙ ГЕРОЛЬДЪ.

             Ликуй, Анжеръ! звони въ колокола!
             Какъ побѣдитель въ жаркой, страшной сѣчѣ,
             Идетъ и нашъ, и твой король Іоаннъ!
             Блиставшія предъ симъ какъ серебро,
             Французской кровью позлатились брони;
             На гребняхъ шлемовъ нашихъ нѣтъ пера
             Чтобъ было сшиблено копьемъ французскимъ;
             Знамена наши держатъ тѣ же руки
             Что ихъ несли когда мы вышли въ бой,
             И, какъ охотники съ веселой травли,
             Идутъ Британцы съ поля молодцами,
             Окрасивъ руки въ пурпуръ вражьей крови.
             Ворота настежь! дайте путь героямъ!
   

ГРАЖДАНИНЪ.

             Герольды! Съ нашихъ башень мы могли
             Съ начала до конца слѣдить за ходомъ
             Борьбы межь вами. Самый лучшій глазъ
             Не могъ замѣтить разницы межь вами:
             Кровь шла за кровь, удары за удары,
             И мощь за мощь, и смѣлость за отвагу.
             Въ васъ равный вѣсъ, и васъ равно мы любимъ;
             Но прежде чѣмъ одинъ не перевѣситъ,
             Нашъ городъ запертъ вамъ, хоть радъ обоимъ.

Входятъ, съ одной стороны, КОРОЛЬ ІОАННЪ, съ войскомъ, ЭЛЕОНОРА, БЛАНКА и ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ; съ другой КОРОЛЬ ФИЛИППЪ, ЛУДОВИКЪ, ЭРЦГЕРЦОГЪ АВСТРІЙСКІЙ и войско.

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Иль, Франція, не изошла ты кровью
             Что правъ моихъ стѣснять все хочешь бѣгъ?
             Смотри чтобъ ихъ потокъ, тѣснимъ преградой,
             Не вышелъ изъ русла и не залилъ,
             Ярясь, твоихъ стѣсняющихъ плотинъ!
             Такъ не мѣшай же имъ спокойно литься
             Серебряной волною въ Океанъ.
   

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ.

             А развѣ крови меньше, хоть на каплю,
             Тобой пролито, Англія, чѣмъ мной?
             Нѣтъ! много больше. И клянусь десницей,
             Что правитъ всей страной подъ этимъ небомъ,
             Что прежде чѣмъ вложу я мечъ въ ножны,
             Сражу того, надъ кѣмъ онъ занесенъ,
             Или внесу мой трупъ въ число убитыхъ,
             Чтобъ красовался именемъ монарха,
             Убитаго, потерь военныхъ списокъ.
   

ПОБОЧНЫЙ.

             Ого, величество! Какъ въ васъ взыграла
             Кровь царская при громкомъ словѣ: слава!
             О смерть! Желѣзомъ челюсти оправь,
             Мечи солдатъ себѣ клыками сдѣлай
             И, пожирая мясо человѣчье,
             Пируй, пока цари творятъ расправу.
             Что жь, короли, смутились? что стоите?
             Кричите: въ бой! Скорѣй къ полямъ кровавымъ,
             О грозные, хоть равные, владыки!
             Пусть смерть однихъ упрочитъ миръ другимъ;
             Но напередъ -- убійство, кровь и гибель!
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Чью сторону вы, граждане, берете?
   

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ.

             Кто вашъ король? за Англію отвѣтьте.
   

ГРАЖДАНИНЪ.

             Король нашъ -- тотъ, въ комъ короля признаемъ.
   

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ.

             Признайте въ насъ: мы стали здѣсь за право.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Нѣтъ -- въ насъ! Мы сами здѣсь собственнолично
             Уполномочились вамъ предъявить права
             На нашъ удѣлъ -- Анжеръ, на васъ -- Анжерцы.
   

ГРАЖДАНИНЪ.

             Власть выше нашей отрицаетъ это.
             И вотъ пока вашъ длится споръ, мы, въ прежнемъ
             Сомнѣньи, накрѣпко замкнемъ ворота,
             Покуда страхъ царящій въ насъ теперь,
             Не разрѣшится королемъ безспорнымъ.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Клянуся небомъ, эта дрянь Анжерцы
             Дурачатъ васъ, монархи! Беззаботно
             Съ бойницъ своихъ глазѣютъ какъ въ театрѣ,
             И кажутъ пальцами на драму вашихъ
             Кровавыхъ сценъ. Примите жь мой совѣтъ.
             На время примиритесь, какъ мятежный
             Ерусалимъ и двиньте сообща
             Всѣ средства злобы на Анжеръ. Съ востока
             И запада Французъ съ Британцемъ гряньте
             Изъ заряженныхъ до ихъ жерлъ орудій,
             Пока ихъ грохотъ въ прахъ не разгромитъ
             Кремнистыхъ ребръ той крѣпости мятежной.
             По мнѣ сейчасъ бы грянуть въ эту сволочь
             И бить ее и бить покуда стѣнъ
             Безпомощныхъ мы не развѣемъ въ воздухъ!
             Покончивъ съ этимъ, раздѣлите силы,
             По націямъ разставьте знамена,
             И двиньте мечъ на мечъ, фронтъ противъ фронта.
             И мигъ придетъ когда въ одномъ изъ васъ
             Фортуна сыщетъ своего любимца,
             Его украситъ лавромъ дня того
             И поцѣлуетъ славною побѣдой.
             Ну что? каковъ совѣтъ мой, государи?
             Политикъ въ немъ не чуется ли вамъ?
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Клянусь нависшимъ надо мною небомъ,
             Совѣтъ хорошъ. Что жь, Франція, сольемся,
             Съ землей Анжеръ сравняемъ и потомъ
             Рѣшимъ въ бою: кто будетъ въ немъ монархомъ.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ (французскому королю).

             Когда въ тебѣ есть царская порода
             (Вѣдь и тебя какъ насъ злой городъ бѣситъ!),
             То противъ дерзкихъ этихъ стѣнъ поставь
             Орудія какъ и свои мы ставимъ.
             Потомъ, разсыпавъ въ прахъ Анжеръ, начните
             Вновь ссориться и чтобъ покончить ссору,
             Въ рай или адъ насъ шлите безъ разбору.
   

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ.

             Да будетъ такъ! Откуда жь вы начнете?
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Мы съ запада направимъ разрушенье
             Въ центръ города.
   

ЭРЦГЕРЦОГЪ АВСТРІЙСКІЙ.

                                 Я съ сѣвера.
   

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ.

                                                     А съ юга
             Градъ ядеръ ринетъ нашихъ пушекъ громъ.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ (въ сторону).

             Преумный планъ! Отъ сѣвера да къ югу!
             Французъ съ Австрійцемъ метятъ въ ротъ другъ другу!
             Я подожгу ихъ. Что жь впередъ, впередъ!
   

ГРАЖДАНИНЪ.

             Постойте мигъ и выслушайте насъ,
             Великіе! Я укажу путь къ миру
             И дружбѣ -- путь безъ крови въ городъ нашъ,
             И дамъ возможность кончить жизнь, въ постеляхъ
             Тѣмъ существамъ что обреклись лечь въ полѣ.
             Внимайте жь намъ, о сильные, безъ гнѣва.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Ну, говори! Мы выслушать готовы.
   

ГРАЖДАНИНЪ.

             Вотъ дочь Испаніи принцесса Бланка
             Она въ родствѣ съ Британіей. Припомнимъ
             Лѣта дофина и лѣта принцессы.
             Коль пылкая любовь красы лишь ищетъ,
             Гдѣ ей найти прекраснѣй юной Бланки?
             Коль честная любовь лишь ищетъ чести,
             Гдѣ ей сыскать честнѣй и чище Бланки?
             Коль гордая любовь цѣнитъ лишь знатность,
             Въ чьихъ жилахъ кровь знатнѣй, чѣмъ въ жилахъ Бланки?
             Но если въ ней краса и честь, и знатность,
             То это жь все и въ принцѣ; если жь нѣтъ,
             То лишь затѣмъ что онъ вѣдь не она.
             Порока нѣтъ и въ ней, коль ей не вмѣнимъ
             Въ порокъ лишь то зачѣмъ она не онъ.
             Онъ тотъ счастливый въ половину смертный,
             Кто будетъ полнымъ, только слившись съ ней.
             Она -- отдѣлъ прекрасный совершенства,
             Но полнота всѣхъ совершенствъ лишь въ немъ.
             О! два такихъ сребристыхъ тока вмѣстѣ
             Даютъ красу ихъ общимъ берегамъ;
             А два такіе берега двумъ токамъ,
             Двѣ обороны, дали бъ вы, монархи,
             Двумъ этимъ принцамъ, сочетавъ ихъ бракомъ.
             Такой союзъ скорѣй бы чѣмъ всѣ пушки
             Разбилъ воротъ затворы; бракъ такой,
             Сильнѣй чѣмъ можно порохомъ взорвать,
             Понудитъ насъ открыть входъ въ городъ настежъ
             Чтобъ васъ принять. А безъ того и море
             Свирѣпое не такъ къ моленьямъ глухо,
             Львы болѣе доступны; горы, скалы
             Подвижнѣе; нѣтъ, мало -- смерть сама
             Не такъ рѣшительна въ своемъ свирѣпствѣ,
             Какъ тверды мы въ упорствѣ.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

                                           Вотъ такъ голосъ!
             Онъ разомъ вызвалъ изъ лохмотьевъ смерти
             Всю гниль ея! Вотъ это ротъ такъ ротъ!
             Смерть, горы, скалы, море такъ и мечетъ;
             О львахъ же лютыхъ говоритъ такъ просто,
             Какъ о сабачкахъ малыя дѣвчонки!
             Какой пушкарь родилъ его на свѣтъ?
             Его слова -- дымъ, пламя, взрывы, пушки;
             Его языкъ, что палка, такъ и хлещетъ
             Насъ по ушамъ. Что слово, то ядро;
             Да и получше чѣмъ кулакъ французскій!
             Съ тѣхъ поръ какъ папой братняго отца
             Я началъ звать, такъ не былъ битъ я словомъ.
   

КОРОЛЕВА ЭЛЕОНОРА.

             Сынъ, согласимся съ нимъ; устроимъ бракъ;
             Племянницу надѣлимъ должнымъ вѣномъ.
             Такой союзъ, повѣрь мнѣ, такъ упрочитъ
             Тебя въ правахъ непрочныхъ на корону
             Что отпрыску тому не хватитъ свѣта
             Разцвѣсть въ цвѣтокъ и дать могучій плодъ.
             Я вижу по глазамъ, сдались Французы;
             Замѣть, какъ шепчутся они! Такъ дѣйствуй,
             Пока еще въ нихъ духъ честолюбивъ;
             Пока сердца, готовыя растаять
             Отъ теплаго дыханья нѣжныхъ чувствъ,
             Въ нихъ не застыли снова въ прежній ледъ.
   

ГРАЖДАНИНЪ.

             Какой отвѣтъ на наше предложенье
             Получимъ мы отъ двухъ величествъ вашихъ?
   

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ.

             Пусть Англія начнетъ; она всѣхъ прежде
             Рѣчь повела съ Анжеромъ. Что ты скажешь?
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Окажу: когда твой царскій сынъ способенъ
             Прочесть: люблю въ той книгѣ красоты, (указывая на Бланку)
             Въ приданое я дамъ ей какъ царицѣ
             Анжу, Потье, Туренъ съ прекраснымъ Мэномъ
             И все что мы на этомъ берегу
             Считаемъ нашимъ (исключая впрочемъ
             Лишь осаждаемый Анжеръ): все это
             Озолотитъ ей брачную постель,
             Обогатитъ ее гербами, саномъ,
             Какъ и она красой, умомъ и родомъ
             Равняется всѣмъ въ мірѣ королевамъ.
   

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ.

             Что скажешь, сынъ? Взгляни въ лицо принцессы.
   

ЛУДОВИКЪ.

             Гляжу и такъ, и вижу, мой отецъ,
             Въ очахъ ея неслыханное диво;
             Въ нихъ отраженъ весь образъ мой, какъ тѣнь,
             И эта тѣнь, ставъ солнцемъ въ дивныхъ взорахъ,
             Велитъ мнѣ, солнцу, быть простою тѣнью.
             О! никогда еще я не любилъ
             Такъ самого себя, какъ здѣсь увидя,
             Что въ блескѣ глазъ у ней я отраженъ.

(Шепчется съ Бланкой.)

   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ (въ сторону).

             Онъ въ блескѣ глазъ у Бланки отраженъ,
             Повѣшенъ въ складкахъ лба ея за шалость
             И четвертованъ въ сердцѣ -- что же онъ?
             Любви измѣнникъ? О, какая жалость,
             Что отраженъ, повѣшенъ и казненъ
             Въ тѣхъ прелестяхъ такой болванъ какъ онъ!
   

БЛАНКА.

             Мнѣ воля дяди то же что моя,
             И если въ васъ онъ замѣчаетъ нѣчто
             Пріятное ему, то это нѣчто
             Мнѣ отнести къ моей не трудно волѣ,
             И, коль хотите (чтобъ сказать вѣрнѣй),
             Могу себя заставить полюбить васъ.
             Я впрочемъ льстить не стану вамъ, милордъ,
             Оказавъ что все что въ васъ -- любви достойно;
             Скажу одно лишь -- нѣтъ въ васъ ничего,
             (Хотя бъ судья вашъ былъ вполнѣ пристрастный),
             За что бы я могла васъ ненавидѣть.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Что говорятъ счастливцы? что мнѣ скажетъ
             Племянница?
   

БЛАНКА.

                                 Мой долгъ повиноваться
             Всему что мнѣ предпишетъ ваша мудрость.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             А вы, дофинъ, любить ее способны?
   

ЛУДОВИКЪ.

             Способенъ ли? Спросите лучше: можно ль
             Мнѣ не любить, кого люблю всѣмъ сердцемъ?
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             О, если такъ, мы съ ней даемъ тебѣ
             Пять нашихъ областей: Туренъ, Волкоссенъ,
             Анжу, Потье и Менъ, и тридцать тысячъ
             Маркъ англійской монетой, къ нимъ въ добавокъ.
             Филиппъ французскій, если ты согласенъ,
             Благослови дѣтей твоихъ.
   

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ.

                                           Я радъ!
             Соедините руки, принцъ съ принцессой.
   

ЭРЦГЕРЦОГЪ АВСТРІЙСКІЙ.

             И губы! Такъ -- скажу я безъ обмолвки --
             Я поступилъ и въ день моей помолвки.
   

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ.

             Такъ отворяйте жь ворота, Анжерцы!
             Встрѣчайте вами созданныхъ друзей,
             Сейчасъ въ капеллѣ пресвятой Маріи
             Торжественно свершимъ обрядъ вѣнчанья.
             Но гдѣ жь принцесса съ сыномъ? гдѣ Констанса?
             Не здѣсь конечно; иначе бъ она
             Своимъ присутствіемъ намъ помѣшала
             Бракъ совершить. Кто знаетъ, гдѣ она?
   

ЛУДОВИКЪ.

             Груститъ въ твоей палаткѣ королевской.
   

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ.

             И то сказать: здѣсь заключенный бракъ,
             Ее, конечно, не утѣшитъ въ скорби.
             Британскій братъ нашъ, какъ намъ успокоить
             Вдову-принцессу? За ея права
             Я шелъ, и вдругъ, Богъ знаетъ какъ, склонился
             На путь своихъ лишь выгодъ.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

                                           Все устроимъ.
             Мы герцогство Бретаньи съ графствомъ Ричмондъ
             Дадимъ Артуру и Анжеръ богатый
             Ему сдадимъ. Позвать сюда Констансу;
             Пусть поспѣшитъ къ ней вѣстникъ съ приглашеньемъ
             На торжество. Конечно, этимъ мы
             Ея надеждъ не всю исполнимъ мѣру,
             Но хоть отчасти такъ ее утѣшимъ
             Что заградимъ ея уста для криковъ.
             Пойдемте же и наскоро устроимъ
             Негаданный, нежданный этотъ пиръ.

(Вотъ уходятъ, кромѣ Филиппа Побочнаго; граждане сходятъ со стѣнъ.)

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Свѣтъ, короли, ихъ сдѣлки -- о безумство!
             Вотъ Іоаннъ, вкругъ обобравъ Артура
             Радешенекъ съ нимъ подѣлиться частью!
             А Франція?-- не совѣстью ль въ доспѣхъ
             Закована, не съ честью ль шла за право.
             Какъ Божій воинъ?-- шепчется теперь
             Съ лукавымъ бѣсомъ, смутникомъ всѣхъ мнѣній,
             Съ тѣмъ маклеромъ, который все ломаетъ
             Обѣты, вѣрность; кто хватаетъ всѣхъ
             Царей и нищихъ, старыхъ, юныхъ, даже
             И дѣвъ у коихъ только-что и есть
             Что имя дѣвъ и тѣхъ готовъ ограбить.
             О выгода! ты льстивый джентельменъ,
             Приманка, къ коей такъ податливъ свѣтъ,--
             Тотъ свѣтъ, который такъ уравновѣшенъ,
             Что плавно бъ могъ по ровному катиться,
             Когда бъ не ты, о, выгода, ты, падкость
             На низкое, пружина всѣхъ движеній,
             Не отклоняла насъ отъ равновѣсья,
             Отъ всѣхъ путей, стремленій, высшихъ цѣлей,--
             Да, это ты, о выгода, приманка,
             Дѣлецъ и сводникъ, вѣчно лгущій звукъ,
             Глаза затмила вѣтреннымъ Французамъ,
             Заставивъ ихъ вдругъ промѣнять войну,
             Святую, честную, въ охрану права,
             На этотъ миръ, позорнѣйшій и низкій!
             Но я-то самъ зачѣмъ надъ ней глумлюсь?
             Затѣмъ что ею все еще не взысканъ!
             А всыпь она въ ладонь мнѣ горсть червонцевъ,
             Сожму ль въ кулакъ я пальцы чтобъ не брать?
             Такъ вотъ и я глумлюсь надъ богачами,
             Пока я нищъ и рукъ не грѣлъ на деньгахъ.
             Ну что жь? пока я нищъ, браню богатыхъ
             И говорю: богатство грѣхъ великій!
             Когда жь и мнѣ пошлетъ богатство рокъ,
             Тогда скажу: "о бѣдность, злой порокъ!"
             Ужь если и цари для выгодъ рушатъ клятвы,
             Мнѣ выгода кумиръ и жду отъ ней я жатвы.

(Уходитъ.)

   

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА ПЕРВАЯ.

Тамъ же. Палатка французскаго короля.

Входятъ КОНСТАНСА, АРТУРЪ и СОЛСБЕРИ.

КОНСТАНСА.

             Пошли вѣнчаться! миръ скрѣпить присягой!
             Двѣ лживыхъ крови слить въ одну! Сдружились!
             Дофинъ мужъ Бланки! Бланкѣ наши земли!
             Не можетъ быть! Ты спуталъ, не дослышалъ;
             Обдумайся и разкажи опять.
             Возможно ль это? Нѣтъ, ты ложь сказалъ.
             Я не солгу, сказавъ что лжешь ты. Рѣчи
             Ты говоришь пустыя, такъ -- на вѣтеръ.
             Другъ, увѣряю, я тебѣ не вѣрю:
             Вѣдь мнѣ король клялся совсѣмъ въ противномъ.
             Казнить тебя за то что такъ пугаешь!
             Вѣдь я больна и такъ склонна къ испугамъ;
             Угнетена и потому пуглива,
             Вдова, безъ мужа, и всего пугаюсь,
             Я женщина, а женщины пугливы.
             И если ты мнѣ скажешь: я шутилъ,
             Въ душѣ моей тревога все не стихнетъ
             И вздрагивать я стану цѣлый день.
             Но что же ты такъ головой качаешь?
             Зачѣмъ глядишь такъ жалостно на сына?
             Зачѣмъ къ груди ты руку прижимаешь?
             Зачѣмъ изъ глазъ твоихъ слеза катится
             Какъ вышедшій изъ береговъ потокъ?
             Иль эта скорбь мнѣ потверждаетъ правду
             Рѣчей твоихъ? Такъ повтори жь -- не все,
             Но въ двухъ словахъ: правдива вѣсть, иль нѣтъ?
   

СОЛСБЕРИ.

             Правдива такъ какъ были тѣ къ вамъ лживы,
             По чьей винѣ должны вы вѣрить мнѣ.
   

КОНСТАНСА.

             О, если насъ ты учишь вѣрить горю,
             То научи и горе смерть мнѣ дать!
             И горе то пусть такъ столкнется съ жизнью,
             Какъ сходятся два яростныхъ бойца
             И въ самый мигъ ихъ встрѣчи гибнутъ оба.
             Дофинъ мужъ Бланки! Сынъ, причемъ же ты?
             Французъ Британцу другъ! А что жь со мною?
             Прочь съ глазъ моихъ! Твой видъ мнѣ ненавистенъ;
             Отъ этой вѣсти сталъ такъ гнусенъ ты.
   

СОЛСБЕРИ.

             Какое жь зло я сдѣлалъ вамъ, принцесса.
             Сказавъ о злѣ вамъ сдѣланномъ другими?
   

КОНСТАНСА.

             Но это зло въ самомъ себѣ такъ мерзко
             Что гнусенъ всякъ, кто говоритъ о немъ.
   

АРТУРЪ.

             О, мать моя! Прошу тебя, утѣшься.
   

КОНСТАНСА.

             Мой утѣшитель! Еслибъ былъ ты страшнымъ
             И мать свою позорящимъ уродомъ,
             Весь въ родинкахъ, весь въ безобразныхъ пятнахъ,
             Хромымъ, горбатымъ, смуглымъ идіотомъ,
             Покрытымъ мерзкими для глазъ прыщами,
             О, я тогда бъ утѣшилась! Тогда бы
             Я не могла любить тебя, и ты
             Не стоилъ бы ни рода, ни короны!
             Но ты прекрасенъ, милый мой! Тебѣ
             Со дня рожденья счастье и природа
             Сулили славу. Изъ даровъ природы,
             Краса твоя поспоритъ съ блескомъ лилій
             И съ розой разцвѣтающей. Но счастье,
             Увы! тебя покинуло, забыло,
             И срамъ творитъ съ твоимъ британскимъ дядей;
             А Францію за деньги завлекло
             Въ великій грѣхъ; попрать права царей
             И сводней стать фортуны съ Іоанномъ,--
             Фортуны блудной съ наглымъ Іоанномъ!
             Скажи жь ты мнѣ, не лжецъ ли твой Французъ?
             Излей въ него ядъ злобы, иль ступай,
             Оставь меня, и я одна сумѣю
             Снесть скорбь мою.
   

СОЛСБЕРИ.

                                 Простите мнѣ, принцесса!
             Безъ васъ одинъ уйти я не могу.
   

КОНСТАНСА.

             Ты можешь, долженъ, я нейду съ тобой!
             Я научу печаль мою быть гордой.
             О, скорбь горда, и кто скорбитъ, тотъ силенъ.
             Такъ пусть ко мнѣ, къ моей великой скорби,
             Идутъ цари, а скорбь такъ велика
             Что всей землѣ не снесть ея громады.

(Бросается на землю.)

             Здѣсь я сижу съ моей тоской. Смотри,
             Вотъ мой престолъ; падите въ прахъ, цари!

Входятъ КОРОЛЬ ІОАННЪ, КОРОЛЬ ФИЛИППЪ, ЛЮДОВИКЪ, БЛАНКА, ЭЛЕОНОРА, ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ, ЭРЦГЕРЦОГЪ АВСТРІЙСКІЙ и свита.

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ.

             Да, дочь моя!.. И этотъ славный день
             Для Франціи днемъ пиршествъ будетъ вѣчно.
             Взгляни, и солнце чтобъ его прославить
             Сдержало бѣгъ и какъ алхимикъ блескомъ
             Очей пылающихъ прахъ этихъ нивъ
             Въ сверкающее злато превращаетъ.
             Пусть каждый годъ, день этотъ приводя,
             Приводитъ намъ его всегда какъ праздникъ.
   

КОНСТАНСА (вставая).

             Какъ день грѣха, не праздникъ! Чѣмъ такимъ
             Прославился? Что онъ такого сдѣлалъ
             Чтобъ золотыми буквами его
             Въ календаряхъ отъ прочихъ отличать?
             Нѣтъ, лучше выкиньте изъ дней недѣли
             Сей день стыда, насилья, вѣроломства;
             А если онъ останется, пусть молятъ
             Беременныя женщины чтобъ роды
             Не совпадали съ этимъ днемъ, изъ страха
             Родить уродовъ; пусть лишь въ этотъ день
             Страшатся моряки судокрушеній;
             Пусть заключенные лишь въ этотъ день
             Контракты рушатся, все начатое
             Въ день этотъ гибнетъ, правда станетъ ложью.
   

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ.

             Клянусь, принцесса, нѣтъ тебѣ причины
             Такъ проклинать прекрасный этотъ день.
             Не клялся ль я величествомъ своимъ?
   

КОНСТАНСА.

             Ты обманулъ меня поддѣльнымъ сходствомъ
             Съ величествомъ! Въ фальшивой той монетѣ
             Нѣтъ цѣнности. Ты лгалъ, нарушилъ клятву;
             Ты ль шелъ съ мечомъ лить кровь враговъ моихъ,
             И вотъ свою сливаешь съ вражьей кровью.
             Суровый видъ войны, бойца отвага
             Остыли въ дружбѣ и румянахъ мира,
             И вашъ союзъ есть наше угнетенье.
             Грянь небо, грянь въ предателей-царей!
             Вдова зоветъ, вдовѣ будь мужемъ небо!
             Не попусти чтобъ миромъ завершился
             Безбожный день; но до заката солнца
             Посѣй раздоръ въ предателей-царей!
             Услышь меня, услышь!
   

ЭРЦГЕРЦОГЪ АВСТРІЙСКІЙ.

                                           Констанса, миръ!
   

КОНСТАНСА.

             Война! война! не миръ! мой миръ въ войнѣ!
             О Австрія! Лиможъ! Ты опозорилъ
             Кровавый свой трофей! Рабъ, извергъ, трусъ!
             Отвагой малъ, ты подлостью великъ!
             Ты съ сильной стороной всегда лишь силенъ!
             Фортуны рыцарь, тамъ лишь бьешься ты,
             Гдѣ отъ капризной воли этой дамы
             Спасенья ждешь! И ты клятвопреступникъ,
             И ты рабъ сильныхъ! Что же ты, глупецъ
             И прихвостень, стучалъ, кричалъ и клялся
             Стоять за насъ? Къ чему, холопъ презрѣнный,
             Весь этотъ громъ? Не ты ли мнѣ клялся
             Быть воиномъ моимъ, просилъ повѣрить
             Твоей звѣздѣ, твоей фортунѣ, силѣ?
             И что жь? отпалъ теперь къ моимъ врагамъ!
             А еще въ львиной шкурѣ! Сбрось ее
             И на плеча накинь телячью кожу!
   

ЭРЦГЕРЦОГЪ АВСТРІЙСКІЙ.

             О, еслибъ это мнѣ сказалъ мущина!
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             И на плеча накинь телячью кожу.
   

ЭРЦГЕРЦОГЪ АВСТРІЙСКІЙ.

             Посмѣй еще, и ты погибъ, несчастный!
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             И на плеча накинь телячью кожу.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Забылся ты; намъ это непріятно.

Входитъ ПАНДУЛЬФО.

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ.

             Вотъ къ намъ идетъ святой легатъ отъ папы.
   

ПАНДУЛЬФО.

             Миръ вамъ, земнымъ помазанникамъ неба!
             Къ тебѣ съ святымъ я дѣломъ, Іоаннъ.
             Я, кардиналъ прекраснаго Милана
             И папы Иннокентія легатъ,
             Пандульфъ, тебя за папу вопрошаю:
             Какъ смѣлъ возстать ты противъ церкви, нашей
             Святыя матери, и возбранить
             Стефану Лангтону, что избранъ нами
             Въ архіепископы въ Кэнтербери,
             Занять святую каѳедру? Объ этомъ
             Святый отецъ нашъ папа Иннокентій
             Послалъ меня спросить тебя, король.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Чье имя есть на свѣтѣ чтобъ дерзало
             Къ отвѣту звать свободный духъ царей?
             Но, кардиналъ, чтобъ звать меня къ отвѣту,
             Не могъ ты выбрать имя столь смѣшное,
             Столь жалкое, какъ имя папы. Такъ
             Отвѣть ему и, сверхъ того, прибавь
             Отъ Англіи что никому изъ римскихъ
             Священниковъ не далъ я десятины,
             Ни податей, что въ царствѣ я глаза,
             И что въ странѣ гдѣ царствую, сумѣю
             И власть держать, и удержать главенство.
             Такъ и отвѣть, откинувъ всякій страхъ,
             Предъ папою съ присвоенной имъ властью.
   

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ.

             Не богохульствуй, братъ мой Іоаннъ.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Пускай тебя и всѣхъ владыкъ земныхъ
             Проныра-попъ, вожакъ вашъ, держитъ въ страхѣ
             Проклятьями, но съ правомъ брать съ васъ выкупъ
             Пускай за деньги -- эту пыль и дрянь --
             Онъ продаетъ грѣховъ вамъ отпущенье,
             Хоть тѣмъ себѣ прощенья самъ не купитъ;
             Пусть кормите вы плута-чародѣя
             И своего патрона щедрой данью,--
             Я, я одинъ противлюсь власти лапъ,
             И тотъ мнѣ врагъ, кто папѣ другъ и рабъ.
   

ПАНДУЛЬФО.

             Такъ, въ силу данной мнѣ закономъ власти,
             Будь проклятъ ты и отлученъ отъ церкви!
             Благословенъ тотъ подданный, кто противъ
             Еретика подыметъ знамя бунта,
             И нарѣчется вѣрнымъ сыномъ церкви
             И сопричтенъ тотъ къ праведникамъ будетъ,
             Кто явно или тайно прекратитъ
             Жизнь грѣшника.
   

КОНСТАНСА.

                                 О, пусть же вмѣстѣ съ Римомъ
             Законъ и мнѣ дастъ право проклинать!
             Скажи: аминь, владыко кардиналъ,
             Проклятьямъ страшнымъ; ихъ изречь лишь можетъ
             Языкъ того, кто былъ, какъ я, обиженъ.
   

ПАНДУЛЬФО.

             Мнѣ проклинать, жена, законъ далъ право.
   

КОНСТАНСА.

             Онъ далъ и мнѣ! Гдѣ правъ законъ не держитъ,
             Законно тамъ и не хранить закона.
             Законъ отдать не можетъ скиптръ Артуру,
             Затѣмъ что скиптръ взятъ держущимъ законъ.
             Тамъ гдѣ законъ полнѣйшая неправда,
             Законно ль тамъ мнѣ запрещать проклятья?
   

ПАНДУЛЬФО.

             Король Филиппъ, подъ страхомъ отлученья,
             Расторгни связь съ архи-еретикомъ
             И Францію воздвигни на него,
             Коль не уступитъ Риму.
   

КОРОЛЕВА ЭЛЕОНОРА.

                                           Ты блѣднѣешь,
             О Франція! Не отнимай руки.
   

КОНСТАНСА.

             А, бѣсъ! боишься что Французъ, раскаясь,
             Союзъ расторгнетъ и уйдетъ отъ ада!
   

ЭРЦГЕРЦОГЪ АВСТРІЙСКІЙ.

             Король Филиппъ, смирись предъ кардиналомъ.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             И на плеча накинь телячью кожу.
   

ЭРЦГЕРЦОГЪ АВСТРІЙСКІЙ.

             И эту спрячу, грубіянъ, я дерзость
             Въ карманъ...
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

                                 Нѣтъ! лучше спрячь въ исподнемъ платьѣ,
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Что кардиналу скажешь ты, Филиппъ?
   

КОНСТАНСА.

             Онъ скажетъ то же, что и кардиналъ.
   

ЛУДОВИКЪ.

             Обдумай строго выборъ свой, отецъ!
             Тамъ Римъ грозитъ своимъ проклятьемъ тяжкимъ;
             Здѣсь предстоитъ намъ съ Англіей разрывъ.
             Что легче?
   

БЛАНКА.

                       Снесть проклятье Рима легче.
   

КОНСТАНСА.

             Крѣпись, Лудовикъ; въ видѣ новобрачной
             Жены твоей тебя смущаетъ демонъ.!
   

БЛАНКА.

             Нужда въ Констансѣ говоритъ,-- не вѣра.
   

КОНСТАНСА.

             Нужда? Такъ ты созналась что въ нуждѣ я,--
             Въ нуждѣ, живущей лишь со смертью вѣры?
             О, если такъ, то вотъ отсюда выводъ:
             Умри нужда, и вѣра оживетъ;
             Съ попраньемъ нуждъ моихъ въ насъ крѣпнетъ вѣра,
             Съ поддержкой ихъ слабѣетъ вѣра въ насъ.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Въ смущеніи король; не отвѣчаетъ.
   

КОСТАНСА.

             Разстанься съ нимъ, и -- твой отвѣтъ готовъ.
   

ЭРЦГЕРЦОГЪ АВСТРІЙСКІЙ.

             Рѣшись, Филиппъ; брось помыслъ безотрадный.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Набрось телячью кожу, шутъ парадный!
   

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ.

             Въ смущеньи я; не знаю, что отвѣтить.
   

ПАНДУЛЬФО.

             А развѣ менѣе смутишься ты,
             Когда проклятье надъ тобою грянетъ?
   

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ.

             О, будь ты мною, отче преподобный,
             И вырази, какъ поступилъ бы ты?
             Едва мы подали другъ другу руки;
             Едва успѣли слить два царскихъ сердца
             Въ одинъ союзъ, незыблемый, скрѣпленный
             Всей силою священнѣйшихъ обѣтовъ,
             Едва умолкъ и звукъ сердечныхъ клятвъ
             Въ любви и мирѣ, въ вѣрности и дружбѣ
             Двухъ королевствъ и двухъ ихъ королей;--
             Да и за мигъ предъ тѣмъ, до примиренья,
             Едва успѣли смыть съ себя мы кровь,
             Чтобъ по рукамъ ударить въ знакъ согласья,--
             (А руки наши, знаетъ Богъ, какъ были
             Окрашены кровавой кистью мщенья,
             На нихъ писавшей страшный споръ царей):
             И вотъ! ужь эти руки, такъ недавно
             Обмытыя, скрѣпившія союзъ нашъ,
             Должны страшиться дружескихъ пожатій!
             Расторгнуть вѣрность! такъ шутить надъ небомъ!
             Такъ уподобить насъ дѣтямъ, въ ихъ дружбѣ
             Измѣнчивымъ! заставить насъ отречься
             Отъ клятвъ сейчасъ лишь данныхъ! въ брачный пиръ
             Святаго мира вторгнуться съ мечомъ
             И внесть мятежъ на свѣтлое чело
             Чистосердечности! Прелатъ святой,
             Отецъ духовный, да не будетъ такъ!
             Будь милостивъ! Изобрѣти, измысли,
             Вели не столь тяжелое, и свято
             Исполню все, но съ нимъ останусь другомъ.
   

ПАНДУЛЬФО.

             Все тяжело, все гнусно, все безцѣльно,
             Что не грозитъ Британіи разрывомъ.
             Бери жь свой мечъ! Будь нашей церкви воинъ!
             Не то -- она, мать наша, изречетъ
             Проклятье матери надъ блуднымъ сыномъ.
             О Франція! Схватить змѣю за жало,
             За лапу льва держать въ желѣзной клѣткѣ,
             За клыкъ тигрицу,-- вѣрь мнѣ, безопаснѣй,
             Чѣмъ съ тѣмъ дружить, чью руку держишь ты!
   

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ.

             Расторгнуть руки можно, но не вѣрность.
   

ПАНДУЛЬФО.

             Такъ ставишь ты въ раздоръ, въ междуусобье,
             И вѣрность съ вѣрностью, и клятву съ клятвой,
             И съ языкомъ языкъ свой? О, сперва
             Исполни первый свой обѣтъ предъ небомъ --
             Обѣтъ быть воиномъ за нашу церковь;
             А въ чемъ клялся ты послѣ и клялся
             Противъ себя -- того не выполняй:
             Понеже тотъ кто клялся сдѣлать злое,
             Зла не свершитъ коль не свершитъ сей клятвы;
             А гдѣ ко злу насъ прямо клонитъ дѣло,
             Не лучше ль тамъ совсѣмъ не сдѣлать дѣла?
             Вѣрнѣйшій путь чтобъ выйти изъ ошибки --
             Власть вновь въ ошибку: пусть мы тутъ неправы,
             За то неправое творимъ мы правымъ
             И ложью ложь врачуемъ; такъ огонь
             Скорѣй всего остудитъ жаръ ожоги.
             Религія велитъ хранить обѣты;
             Но свой обѣтъ ты сдѣлалъ противъ той же
             Религіи, чьимъ именемъ поклялся:
             Въ залогъ ты вѣрности своей далъ клятву
             Противу клятвы! Тамъ же, гдѣ не знаешь,
             Въ чемъ истина, для коей ты клянешься,
             Клянись въ одномъ -- не быть клятвопреступнымъ;
             Иначе клятвы ваши были бъ -- шутки!
             Въ чемъ клялся ты? Чтобъ быть клятвопреступнымъ?
             Ты будешь имъ коль сдержишь то въ чемъ клялся.
             Такъ первый твой обѣтъ въ враждѣ съ послѣднимъ!
             Самъ на себя ты поднялъ бунтъ и, вѣрь мнѣ,
             Славнѣе нѣтъ побѣды для тебя
             Какъ ополчить всю твердость, все величье
             Души твоей въ отпоръ прельщеньямъ грѣшнымъ.
             Вотъ почему и молимъ мы тебя
             Свершить сей подвигъ. Если жь не свершишь,
             То, вѣдай, грянетъ громъ проклятій нашихъ,
             Столь тягостныхъ что вѣкъ ихъ не стряхнешь
             И кончишь жизнь подъ черной ихъ опалой.
   

ЭРЦГЕРЦОГЪ АВСТРІЙСКІЙ.

             Бунтъ! сущій бунтъ!
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

                                 Тебѣ еще неймется!
             Заткни жь себѣ телячьей кожей пасть.
   

ЛУДОВИКЪ.

             Отецъ, за мечъ!
   

БЛАНКА.

                                 За мечъ -- въ день нашей свадьбы?
             За мечъ на кровь съ которой лишь сроднился?
             Какъ? звать на пиръ нашъ трупы мертвецовъ?
             При визгѣ трубъ, при трескѣ барабановъ
             Отпраздновать нашъ бракъ музыкой адской!
             Нѣтъ, мой супругъ -- увы! для устъ моихъ
             Еще такъ ново имя то! Хоть ради
             Словъ: мой супругъ, мной сказанныхъ впервые,--
             Здѣсь на колѣняхъ я молю, на дядю
             Не подымай меча!
   

КОНСТАНСА.

                                 О! на колѣняхъ,
             Огрубшихъ отъ склоненій непрерывныхъ,
             Молю тебя, мой доблестный дофинъ,
             Не измѣняй назначеннаго небомъ!
   

БЛАНКА.

             О, докажи любовь ко мнѣ! Чье имя,
             Какъ не жены, тебя сильнѣе тронетъ?
   

КОНСТАНСА.

             Сильнѣе честь! Она твоей опорѣ
             Сама опора. Честь, Лудовикъ, честь!
   

ЛУДОВИКЪ.

             Возможно ли такъ долго медлить! Ваше
             Величество, опасность ужъ близка.
   

ПАНДУЛЬФО

             Я изреку ему проклятье.
   

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ.

             Постой!-- Союзъ нашъ, Англія, расторгнутъ.
   

КОНСТАНСА.

             О, доблестный возвратъ изгнанной чести!
   

КОРОЛЕВА ЭЛЕОНОРА.

             О, гнусный подвигъ легкости французской!
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Филиппъ, сейчасъ оплачешь этотъ часъ!
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Оплачешь -- да, лишь только бы дозволилъ
             Стражъ вѣчности, могильщикъ лысый, время!
   

БЛАНКА.

             Багровитъ солнце. Свѣтлый день, прощай!
             Къ кому пристать? Теперь я здѣсь и тамъ;
             Къ двумъ арміямъ мои простерты руки,
             И въ бѣшенствѣ, взявъ за руки меня,
             Онѣ меня расторгнутъ на двѣ части.
             Супругъ, могу ль желать тебѣ побѣды?
             О дядя мой, разгромъ твой мнѣ пріятенъ!
             Отецъ, боюсь желать тебѣ успѣха!
             О, бабка, я чужда твоихъ надеждъ!
             Кто бъ тутъ ни выигралъ, все жь въ проигрышѣ я,
             И прежде чѣмъ сыграть игру успѣютъ.
   

ЛУДОВИКЪ.

             За мной, за мной, жена; во мнѣ источникъ счастья.
   

БЛАНКА.

             Гдѣ счастье я найду, тамъ и должна упасть я.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Спѣши, Филиппъ! всѣ силы наши двинь.

(Филиппъ Побочный уходитъ.)

             О Франція! Я весь огнемъ пылаю
             Отъ ярости, и пылъ ея таковъ
             Что только кровью, самой лучшей кровью
             Всей Франціи я жаръ въ себѣ залью.
   

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ.

             Смотри, чтобъ жаръ не жжегъ тебя! И прежде
             Чѣмъ наша кровь зальетъ его, самъ въ пепелъ
             Не обратись. Гроза ужь надъ тобой.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Грозѣ въ отпоръ гроза. Къ оружью! смѣло въ бой.

(Уходятъ.)

   

СЦЕНА ВТОРАЯ.

Тамъ же. Поле предъ Анжеромъ. Сраженіе. Стычки.
Входитъ ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ съ головой эрцгерцога Австрійскаго.

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Ухъ, что за жаръ! Весь воздухъ такъ и жжетъ,
             Какъ будто бѣсъ какой-то съ неба пышетъ
             На насъ огнемъ. Дай духъ переведу,
             А голову Австрійца здѣсь положимъ.

Входятъ КОРОЛЬ ІОАННЪ, АРТУРЪ и ГУБЕРТЪ.

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Смотри за принцемъ, Губертъ. Мчись, Филиппъ!
             Шатеръ нашъ царскій окруженъ врагами,
             И мать моя, боюсь, попалась въ плѣнъ.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Не бойтесь, государь! Я спасъ ее;
             Ея высочеству ужь врагъ не страшенъ.
             Пойдемьте жь въ бой! Еще одно усилье --
             И счастливо мы кончимъ этотъ трудъ. (Уходятъ)
   

СЦЕНА ТРЕТЬЯ.

Тамъ же. Стычки. Сраженіе. Отступленіе.

Входятъ КОРОЛЬ ІОАННЪ, ЭЛЕОНОРА, АРТУРЪ, ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ, ГУБЕРТЪ и лорды.

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Пусть будетъ такъ. (Элеонорѣ) Вы, королева, правьте
             Здѣсь съ сильнымъ войскомъ. (Артуру) Другъ мой, что такъ грустенъ?
             Тебя старушка любитъ; дядя жь твой
             Такъ будетъ добръ къ тебѣ, какъ твой отецъ.
   

АРТУРЪ.

             Ахъ, это горе мать мою убьетъ!
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ (Филиппу Побочному).

             Братъ, въ Англію отправься предо мной,
             И, прежде чѣмъ прибуду, растряси
             Мѣшки аббатовъ, нашихъ скопидомовъ.
             Пора пустить ихъ ангеловъ на волю;
             Пусть людъ голодный кормится теперь
             На жирныхъ ребрахъ мира. Дѣйствуй смѣло.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Гдѣ золото да серебро, оттуда
             Меня ни книгой, ни свѣчей, ни звономъ
             Не выгонятъ. Я покидаю ваше
             Величество. Въ моихъ молитвахъ (если
             Я вспомню ихъ!) я стану поминать
             Васъ, бабушка. Цѣлую вашу руку.
   

КОРОЛЕВА ЭЛЕОНОРА.

             Прощай, нашъ добрый внукъ.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

                                           Прощай, прощай!

(Филиппъ Побочный уходитъ).

   

КОРОЛЕВА ЭЛЕОНОРА (Артуру).

             Поди сюда, мой внучекъ,-- на два слова.

(Отводитъ его въ сторону)

   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Приближься, Губертъ. О, мой добрый Губертъ!
             Должникъ я твой, и здѣсь, въ темницѣ тѣла,
             Живетъ душа, которая, повѣрь мнѣ,
             За всю любовь тебѣ съ лихвой заплатитъ.
             Да, добрый другъ мой, преданность твоя
             Хранится здѣсь, какъ драгоцѣнность, въ сердцѣ.
             Дай руку мнѣ. Мнѣ бъ нужно кой о чемъ
             Поговорить съ тобой, но время терпитъ.
             Предъ Богомъ, Губертъ, я почти стыжусь
             Сознаться въ томъ какъ чтимъ ты мной высоко.
   

ГУБЕРТЪ.

             Вы, государь, ко мнѣ добры чрезмѣрно.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Нѣтъ, добрый другъ, такъ говорить не время.
             Но день придетъ, и какъ бы тихо къ намъ
             Ни кралось время,-- день придетъ награды.
             Хотѣлъ сказать я, но отложимъ. Солнце
             Еще горитъ на небѣ; гордый день,
             Ласкаемый утѣхъ житейскихъ роемъ,
             Еще такъ рѣзвъ, такъ пышенъ что мнѣ страшно
             Заговорить. Вотъ еслибъ въ полночь грянулъ
             Желѣзнымъ языкомъ изъ мѣдныхъ устъ
             Вдругъ колоколъ въ глухое ухо ночи;
             Иль еслибъ мы стояли на кладбищѣ
             И ты бъ кипѣлъ отъ тысячи обидъ;
             Иль еслибы унынье, духъ угрюмый,
             Свернулъ, сгустилъ, сковалъ всю кровь тебѣ,--
             (Ту кровь, что въ людяхъ льется такъ игриво,
             Блеститъ въ глазахъ ихъ идіотскимъ смѣхомъ
             И щеки имъ румянитъ тѣмъ весельемъ,
             Что такъ противно для моей души);
             Иль еслибъ могъ ты слышать безъ ушей,
             Глядѣть безъ глазъ и мнѣ давать отвѣты
             Безъ языка, лишь помысломъ однимъ,
             Безъ глазъ, ушей и звука словъ опасныхъ:
             Тогда бъ и въ блескѣ радостнаго дня
             Я въ грудь твою мою излилъ бы душу.
             Но -- нѣтъ; къ чему? А все жь ты дорогъ мнѣ,
             Какъ и тебѣ я, кажется, самъ дорогъ.
   

ГУБЕРТЪ.

             Такъ дороги что все что повелите
             Исполнить мнѣ, хотя бъ съ утратой жизни,
             Клянусь, исполню.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

                                 Вѣрю, добрый Губертъ.
             О Губертъ, Губертъ! На того ребенка
             Взглянулъ ли ты? Сказать ли правду, другъ мой?
             То сущая змѣя въ моемъ пути,
             И гдѣ бъ ноги я ни поставилъ, всюду
             Онъ предо мной. Ты понялъ мысль мою?
             Ты стражъ его.
   

ГУБЕРТЪ.

                                 Столъ бдительный что вреднымъ
             Онъ вашему величеству не будетъ.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Смерть.
   

ГУБЕРТЪ.

                       О, милордъ!
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

                                           Могила.
   

ГУБЕРТЪ.

                                                     Живъ не будетъ.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Довольно. Губертъ, ты мнѣ другъ. Я веселъ.
             Что ждетъ тебя, о томъ пока молчу.
             Такъ помни же! Прощайте, королева
             Войска мои вамъ слѣдомъ.
   

КОРОЛЕВА ЭЛЕОНОРА.

                                           Да хранитъ
             Тебя Господь!
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

                       Въ путь, въ Англію, племянникъ
             Вотъ дядька твой; считай его въ числѣ
             Друзей твоихъ. Скорѣе въ путь, въ Кале.

(Уходятъ.)

   

СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ.

Тамъ же. Палатка Французскаго короля.
Входятъ КОРОЛЬ ФИЛИППЪ, ЛУДОВИКЪ, ПАНДУЛЬФО и свита.

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ.

             Такъ бурею среди ревущихъ волнъ
             Разносятся по разнымъ направленьямъ
             Армады цѣлой сборныя суда.
   

ПАНДУЛЬФО.

             Будь твердъ и вѣрь, все Богъ устроитъ къ благу.
   

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ.

             Какихъ ждать благъ, когда такъ много золъ?
             Иль не побиты мы? иль не въ плѣну
             Артуръ? Анжеръ не взятъ? друзья не пали?
             И въ Англію, прорвавъ преграды всѣ,
             Не ускользнулъ Британецъ кровожадный?
   

ЛУДОВИКЪ.

             И все, что взялъ, не укрѣпилъ такъ сильно?
             Примѣровъ не было, чтобъ кто такъ быстро
             И такъ обдуманно, въ такомъ порядкѣ,
             Одерживалъ побѣды! Кто читалъ,
             Иль слыхивалъ о чемъ-нибудь подобномъ?
   

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ.

             Я бъ легче снесъ твою хвалу Британцамъ,
             Будь нашъ позоръ не столько безпримѣрнымъ.

(Входитъ Констанса.)

             Но это кто? Ахъ! то души могила,
             Гдѣ вѣчный духъ, какъ узникъ заключенъ
             Въ темницѣ жалкой, полной горемъ жизни!
             О, согласись идти со мной, принцесса!
   

КОНСТАНСА.

             Ну, вотъ смотри, къ чему довелъ ты миромъ.
   

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ.

             Стерпи, Констанса! милая, утѣшься!
   

КОНСТАНСА.

             Прочь всѣ совѣты, прочь всѣ утѣшенья!
             Мнѣ дастъ совѣтъ кто рушитъ всѣ совѣты --
             Смерть, смерть одна. О, милая услада!
             О, прочный тлѣнъ! о смрадъ благоуханный!
             О, смерть, воздвигнись съ ложа вѣчной ночи,
             Ты, ненависть, ты, всѣхъ счастливыхъ страхъ!
             Позволь мнѣ, смерть, лобзать твой остовъ страшный
             Вложить глаза мои въ твои глазницы,
             Червей твоихъ свить мнѣ на пальцахъ въ перстни
             И, прахомъ дверь дыханью заградивъ,
             Принять твой видъ, страшилище! Приди же,
             Оскаль свой зѣвъ и, какъ Жена, прильну
             Въ улыбкѣ устъ твоихъ. Подруга бѣдныхъ,
             Ко мнѣ, ко мнѣ!
   

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ.

                                 Скорбь милая, умолкни!
   

КОНСТАНСА.

             Нѣтъ, нѣтъ, пока въ груди есть духъ для крика!
             О, будь языкъ мой языкомъ громовъ,
             Я бъ потрясла весь міръ своею скорбью;
             Я бъ вызвала отъ сна злой смерти остовъ,
             Кому не внятенъ слабый женскій вопль,
             Кому смѣшны обычныя воззванья.
   

ПАНДУЛЬФО.

             Жена, твой крикъ -- крикъ бреда, а не горя.
   

КОНСТАНСА.

             Священникъ ты, а говоришь нелѣпость.
             Я не въ бреду; я помню чьи рву косы;
             Констанса имя мнѣ, Готфридъ мой мужъ,
             Артуръ мой сынъ, и вотъ его не стало.
             Я не въ бреду! О, еслибъ Богъ разстроилъ
             Разсудокъ мой, я бъ и себя забыла;
             Себя жь забывъ, забыла бъ сколько бѣдъ!
             О, докажи, философъ, что въ бреду я,
             И ты къ святымъ причтешься, кардиналъ.
             Нѣтъ, я въ своемъ умѣ, способна къ горю,
             И часть разумная во мнѣ укажетъ
             Мнѣ путь уйти отъ этихъ страшныхъ мукъ
             Кинжаломъ, петлей. Еслибъ я была
             Безумная, я бъ позабыла сына,
             Иль чудился бъ мнѣ въ каждой куклѣ онъ;
             Но я въ своемъ умѣ, и слишкомъ ясно,
             Отчетливо все горе сознаю.
   

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ.

             Сбери же пряди косъ своихъ. О, сколько
             Любви и въ этой роскоши волосъ!
             Чуть гдѣ падетъ серебряной росинкой
             Слеза на нихъ, ужь тысячами нити
             Другихъ волосъ къ ней липнутъ въ общемъ горѣ,
             Какъ вѣрный кругъ испытанныхъ друзей,
             Сплотившихся въ одно среди невзгоды.
   

КОНСТАНСА.

             Такъ въ Англію? поѣдемъ.
   

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ.

                                           Прежде косы
             Сбери опять.
   

КОНСТАНСА.

                       Пожалуй; а сказать ли,
             Зачѣмъ сберу? Срывая съ нихъ повязку,
             Кричала я: "Рука, спаси мнѣ сына,
             Какъ ты даешь свободу волосамъ!"
             И вотъ теперь, завидуя ихъ волѣ,
             Я снова ихъ повязкою свяжу,
             Пока въ плѣну ребенокъ мой злосчастный.
             Ты говорилъ когда-то, кардиналъ,
             Что, встрѣтясь въ небѣ, мы друзей узнаемъ.
             О, если такъ, я свижусь вновь съ младенцемъ,
             Прекраснѣйшимъ изъ всѣхъ земныхъ дѣтей
             Отъ Каина и до того младенца
             Что въ эту ночь лишь первый издалъ крикъ.
             Но червь тоски цвѣтокъ мой сгложетъ въ почкѣ
             Всю свѣжесть мая сгонитъ съ щекъ его,
             И сынъ мой станетъ худъ, какъ въ лихорадкѣ,
             И слабъ, съ потухшимъ взоромъ, какъ мертвецъ
             И такъ умретъ, и такъ воскреснетъ снова,
             И я, съ нимъ встрѣтившись, ужь не узнаю
             Его въ раю. О, нѣтъ! ужь вѣчно, вѣчно
             Мнѣ милаго Артура не видать.
   

ПАНДУЛЬФО.

             Грѣшно такъ сильно предаваться грусти.
   

КОНСТАНСА.

             Такъ говоритъ лишь тотъ кто былъ бездѣтенъ.
   

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ.

             Ты любишь грусть свою не меньше сына.
   

КОНСТАНСА.

             Грусть заняла мнѣ мѣсто сына. Всюду
             Она со мной, легла въ его постель,
             Глядитъ какъ онъ умильно повторяетъ
             Его слова, движенья; даже въ платье,
             Что онъ носилъ, влагаетъ формы сына.
             Такъ почему жь мнѣ грусти не любить?
             Прощайте. Еслибъ васъ постигло то же
             Что и меня, я бъ утѣшала лучше.

(Срываетъ головной уборъ.)

             Къ чему держать мнѣ волосы въ порядкѣ
             Когда въ умѣ такой разладъ? О небо,
             Мой милый сынъ, мой мальчикъ, мой Артуръ,
             Мой хлѣбъ насущный, радость, жизнь, мой міръ.
             Вдовы надежда и въ скорбяхъ услада!

(Уходитъ.)

КОРОЛЬ ФИЛИППЪ.

             Пойду за ней; ея печаль опасна. (Уходитъ)
   

ЛУДОВИКЪ.

             Нѣтъ радости мнѣ въ мірѣ! Жизнь скучна,
             Какъ два раза разказанная сказка,
             Докучная для слуха тѣхъ кто дремлетъ.
             Да, горькій стыдъ убилъ всю сладость жизни,
             И что въ замѣнъ оставилъ? Срамъ и горечь.
   

ПАНДУЛЬФО.

             Предъ исцѣленьемъ отъ болѣзни тяжкой,
             Въ тотъ мигъ какъ силы крѣпнутъ въ насъ, сильнѣй
             Бываетъ приступъ; выходя изъ тѣла
             Зло всѣхъ недуговъ кажется намъ злѣй.
             Что потерялъ ты проигравъ день битвы?
   

ЛУДОВИКЪ.

             Всѣ дни веселья, счастія и славы.
   

ПАНДУЛЬФО.

             Да, выиграй,-- ты бъ потерялъ навѣрно!
             Нѣтъ, сынъ мой, нѣтъ! Къ кому добра фортуна,
             На тѣхъ она глядитъ всегда съ угрозой.
             Повѣришь ли какъ много Іоаннъ
             Утратилъ въ томъ въ чемъ видитъ онъ удачу?
             И ты жалѣешь что Артуръ въ плѣну?
   

ЛУДОВИКЪ.

             Отъ всей души, какъ радъ его плѣнившій.
   

ПАНДУЛЬФО.

             Какъ кровь юна въ тебѣ, такъ юнъ и разумъ!
             Но выслушай что вѣщій духъ мой скажетъ
             И знай что словъ моихъ единый духъ
             Развѣять долженъ до малѣйшей крошки
             Весь прахъ и соръ съ тропы ведущей прямо
             Тебя на тронъ Британскій. Такъ внимай же.
             Артуръ въ плѣну; но статочное ль дѣло
             Чтобъ Іоаннъ, пока кипитъ ключомъ
             Младая жизнь въ крови того ребенка,
             Имѣлъ хоть часъ, хоть мигъ, хоть вздохъ покойный?
             Нѣтъ, вырванный рукой неправой скипетръ,
             Какъ взятъ, такъ долженъ и хранимъ быть силой;
             А кто стоитъ на скользкомъ мѣстѣ, тотъ
             И подлыхъ рукъ не брезгаетъ поддержкой,
             Чтобъ Іоаннъ стоялъ, Артуру надо пасть
             И будетъ такъ: зане нельзя иначе.
   

ЛУДОВИКЪ.

             Падетъ Артуръ; какая жь въ томъ мнѣ польза?
   

ПАНДУЛЬФО.

             Какъ Бланки мужъ, ты отъ нея предъявишь
             Всѣ тѣ права что предъявлялъ Артуръ.
   

ЛУДОВИКЪ.

             И, какъ Артуръ, лишусь ихъ вмѣстѣ съ жизнью?
   

ПАНДУЛЬФО.

             О, какъ ты зеленъ въ этомъ дряхломъ мірѣ!
             Іоаннъ далъ путь, успѣхъ же дастъ намъ время.
             Кто свой престолъ упрочилъ кровью правой,
             Того престолъ непроченъ и кровавъ.
             Такимъ злодѣйствомъ подданныхъ сердца
             Онъ охладитъ, остудитъ такъ въ нихъ вѣрность,
             Что весь народъ воспользуется каждымъ
             Малѣйшимъ поводомъ, чтобъ свергнуть иго,
             И каждому паровъ сгущенью въ небѣ,
             Простой игрѣ природы, легкой бурѣ,
             Ненастью, случаямъ наипростѣйшимъ,
             Припишетъ чудное происхожденье
             И назоветъ ихъ знаменьями, чудомъ,
             Предвѣстьемъ, метеоромъ, гласомъ неба,
             Зовущимъ на Іоанна злую месть.
   

ЛУДОВИКЪ.

             Но, можетъ-быть, онъ не убьетъ Артура,
             А лишь безвреднымъ сдѣлаетъ въ темницѣ?
   

ПАНДУЛЬФО.

             О принцъ! Едва онъ про тебя прослышитъ,
             Какъ ужь Артуръ, коль съ рукъ еще не сбытъ,
             Погибнетъ тотчасъ. Тутъ-то и отхлынутъ
             Сердца всѣхъ подданныхъ отъ Іоанна,
             И, кинувшись лобзать въ уста крамолу,
             Исторгнутъ поводъ къ бурнымъ мятежамъ
             Изъ окровавленной руки тирана.
             Я, мнится, зрю ужь въ очію ту бурю!
             И мало ль благъ тебѣ еще таится
             Въ грядущемъ, принцъ! Побочный Фокенбриджъ
             Ужь въ Англіи теперь; онъ грабитъ церкви,
             Гнететъ святыню. Будь тамъ хоть двѣнадцать
             Французовъ,-- вмигъ примкнули бъ десять тысячъ
             Къ нимъ Англичанъ, какъ сокола на зовъ,
             Иль какъ малѣйшій снѣжный комъ, катясь,
             Становится горою. О дофинъ,
             Пойдемъ къ его величеству! Вѣдь чудо,
             Что можешь ты извлечь изъ этихъ смутъ!
             Теперь-то бы, съ началомъ бѣдъ, и грянуть
             На Англію! Король мнѣ покорится.
   

ЛУДОВИКЪ.

             На сильныя слова могучій и отвѣтъ!
             Идемъ. Скажи лишь да, король не скажетъ: нѣтъ.

(Уходятъ.)

   

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА ПЕРВАЯ.

Нортамптонъ. Комната въ замкѣ.

Входятъ ГУБЕРТЪ и ДВОЕ ПРИСЛУЖНИКОВЪ.

ГУБЕРТЪ.

             Ты до красна желѣзо накали,
             А ты за пологъ спрячься, и лишь только
             Ногою топну, оба выбѣгайте,
             И мальчика, съ кѣмъ буду говорить,
             Вяжите крѣпче къ стулу. Ждите знака.
   

1й ПРИСЛУЖНИКЪ.

             А есть приказъ на этакое дѣло?
   

ГУБЕРТЪ.

             Еще бы нѣтъ! Идите жь и не бойтесь. (Прислужники уходятъ.)
             Эй, мальчуганъ, сюда! къ тебѣ есть дѣло.

Входитъ АРТУРЪ.

АРТУРЪ.

             Здорово, Губертъ.
   

ГУБЕРТЪ.

                                 Здравствуй, малый принцъ.
   

АРТУРЪ.

             Да, малый принцъ; но съ сильнымъ притязаньемъ
             Стать выше принца. Что же ты такъ грустенъ?
   

ГУБЕРТЪ.

             Бывалъ и веселъ.
   

АРТУРЪ.

                                 Не сердись. Я думалъ
             Что на землѣ грустнѣе нѣтъ меня,
             Хоть помню я, во Франціи, гдѣ жилъ я,
             Вся молодежь изъ шалости ходила
             Грустна какъ ночь. Ахъ, еслибъ я на волю
             Былъ выпущенъ и пасъ овецъ,-- ей Богу,
             Я бъ цѣлый день былъ веселъ. Да и здѣсь
             Я не грустилъ бы еслибъ только вѣдалъ
             Что дядя мой не сдѣлаетъ мнѣ зла.
             Онъ все меня боится; только, право,
             Чѣмъ виноватъ я что я сынъ Готфрида?
             Ничѣмъ! Я былъ бы словно въ небесахъ
             Будь я твой сынъ: меня бъ любилъ ты, Губертъ.
   

ГУБЕРТЪ (въ сторону).

             Съ нимъ говорить нельзя: своимъ невиннымъ
             Онъ лепетомъ умершую во мнѣ
             Разбудитъ жалость. Лучше кончить разомъ.
   

АРТУРЪ.

             Ты боленъ, Губертъ; ты сегодня блѣденъ.
             О, я бъ былъ радъ, будь ты немножко боленъ,
             Тогда бъ всю ночь съ тобою я провелъ!
             Какъ я тебя, вѣдь ты меня не любишь.
   

ГУБЕРТЪ (въ сторону).

             Его слова мнѣ прямо входятъ въ душу. (Подаетъ ему бумагу.)
             Читай, Артуръ!
             (Въ сторону). Что это? глупость! слезы!
             Вы гоните всю пытку за дверь! Надо
             Мнѣ поспѣшить; не то -- рѣшимость вылью
             Изъ глазъ моихъ потокомъ женскихъ слезъ.
             (Артуру). Иль не прочтешь? написано знать дурно.
   

АРТУРЪ.

             Нѣтъ, слишкомъ хорошо для дѣлъ столь гнусныхъ!
             Ты оба глаза долженъ выжечь мнѣ!
   

ГУБЕРТЪ.

             Да, принцъ.
   

АРТУРЪ.

                                 И выжжешь?
   

ГУБЕРТЪ.

                                                     Да.
   

АРТУРЪ.

                                                               И хватитъ силъ?
             Разъ у тебя болѣла голова;
             Я лобъ тебѣ обвилъ своимъ платкомъ
             (Онъ лучшій былъ и вышитъ мнѣ принцессой)
             И не просилъ его назадъ. Всю ночь
             Я голову поддерживалъ тебѣ
             И, какъ въ часу минуты, неустанно,
             Развлечь тебя стараясь, говорилъ:
             "Не нужно ли чего?" иль: "гдѣ болитъ?"
             Иль: "Чѣмъ могу помочь тебѣ?" -- Другой,
             Сынъ даже нищаго, всю ночь проспалъ бы
             И не сказалъ бы ласковаго слова.
             А за тобой ухаживалъ вѣдь принцъ.
             Ты скажешь: я хитрилъ, я притворялся
             Изъ выгодъ? Что жь, пожалуй, говори!
             Коль Богъ рѣшилъ, чтобъ ты вредилъ мнѣ,-- значитъ
             Вредить ты долженъ. Ахъ! лишусь ли глазъ,
             Которые ни разу не взглянули,
             Да и не взглянутъ злобно на тебя?
   

ГУБЕРТЪ.

             Я поклялся желѣзомъ выжечь ихъ.
   

АРТУРЪ.

             Такъ можно сдѣлать въ нашъ лишь вѣкъ желѣзный!
             Само желѣзо, красное какъ жаръ,
             Приблизившись къ глазамъ моимъ, упьется
             Слезами ихъ и, видя ихъ невинность,
             Загаситъ въ нихъ неистовый свой пылъ;
             Да и потомъ подъ ржавчиной истлѣетъ
             За то одно что жжечь мнѣ ихъ хотѣло.
             Иль крѣпче ты, чѣмъ кованный чугунъ?
             Нѣтъ! еслибы самъ ангелъ мнѣ явился
             И возвѣститъ: тебя ослѣпитъ Губертъ,--
             Я бъ Губерту повѣрилъ,-- не ему.
   

ГУБЕРТЪ (топая ногой.)

             Эй вы!

Входятъ ПРИСЛУЖНИКИ съ желѣзомъ, веревками и прочимъ.

ГУБЕРТЪ.

                       Сейчасъ за дѣло, какъ велѣлъ я!
   

АРТУРЪ.

             Спаси, о Губертъ! о спаси! Я слѣпну
             Ужь отъ однихъ злыхъ взоровъ тѣхъ убійцъ.
   

ГУБЕРТЪ.

             Подать желѣзо, говорятъ вяжите!
   

АРТУРЪ.

             Ахъ, для чего насиліе такое?
             Я не противлюсь; буду твердъ, какъ камень.
             Ахъ, ради Бога, не вяжи меня!
             Послушай, Губертъ! прогони злодѣевъ,
             И буду я сидѣть смирнѣй овечки,
             Не шевельнусь, словечка не промолвлю
             И на желѣзо не взгляну сердито.
             Лишь только вышли ихъ; а тамъ, какъ хочешь,
             Терзай меня; я все тебѣ прощаю.
   

ГУБЕРТЪ (прислужникамъ).

             Вонъ! встать за дверью! я одинъ съ нимъ справлюсь.
   

1й ПРИСЛУЖНИКЪ.

             Душевно радъ не быть при этомъ дѣлѣ.

(Прислужники уходятъ.)

АРТУРЪ.

             Ахъ что я сдѣлалъ? Самъ я друга выгналъ!
             Онъ сердцемъ добръ, и съ виду только страшенъ.
             Верни его: онъ жалостью своей
             Твою разбудитъ.
   

ГУБЕРТЪ.

                                 Ну, готовься, мальчикъ!
   

АРТУРЪ.

             И нѣтъ спасенья?
   

ГУБЕРТЪ.

                                 Нѣтъ! ты глазъ лишишься.
   

АРТУРЪ.

             О, небо! еслибъ тонкій волосокъ,
             Пылинка, мошка -- все что такъ опасно
             Для лучшаго изъ чувствъ -- въ твой глазъ попало,
             То, чувствуя какъ жжетъ и эта малость,
             Ты понялъ бы, какъ страшенъ замыслъ твой.
   

ГУБЕРТЪ.

             Гдѣ жь обѣщанья? Стой, уйми языкъ.
   

АРТУРЪ.

             Двухъ языковъ, о Губертъ, было бъ мало,
             Чтобъ вымолить пощаду парѣ глазъ!
             Не принуждай меня молчать. Нѣтъ, Губертъ,
             Ужъ если хочешь, вырѣжь мнѣ языкъ;
             Но глазъ не трогай! Пощади мнѣ ихъ,
             Хоть для того, чтобъ на тебя смотрѣть.
             Вонъ, погляди, твой прутъ желѣзный стынетъ
             И сталъ безвреднымъ.
   

ГУБЕРТЪ.

                                 Раскалю опять.
   

АРТУРЪ.

             Нѣтъ, право, нѣтъ! Огонь вѣдь умеръ съ горя
             О томъ что, созданный намъ въ пользу, служитъ
             Для дѣлъ ему несвойственныхъ. Самъ видишь,
             Ужь злобы нѣтъ въ горящихъ угляхъ тѣхъ:
             Небесный вѣтръ задулъ въ нихъ пылъ, посылавъ
             Имъ голову раскаянія пепломъ.
   

ГУБЕРТЪ.

             Я оживлю въ нихъ пылъ своимъ дыханьемъ.
   

АРТУРЪ.

             Но лишь затѣмъ, чтобъ вызвать въ нихъ румянецъ
             И жаръ стыда за твой поступокъ, Губертъ.
             Смотри, чтобъ съ нихъ не отскочила искра
             Тебѣ въ глаза: натравленный на драку,
             Такъ песъ грызетъ хозяина, кто травитъ.
             И вотъ все то, чѣмъ ты вредить хотѣлъ,
             Не дѣйствуетъ. Уже ль въ тебѣ лишь нѣтъ
             Той жалости что есть въ огнѣ, въ желѣзѣ,
             Въ орудіяхъ, прославленныхъ ихъ злобой?
   

ГУБЕРТЪ.

             Ну, такъ живи! Я глазъ твоихъ не трону,
             Хоть отдавай твой дядя мнѣ полцарства.
             А все жь я клятву далъ и былъ намѣренъ
             Желѣзомъ этимъ выжечь ихъ, дитя.
   

АРТУРЪ.

             Вотъ прежній Губертъ, а досель онъ былъ
             Переодѣтъ.
   

ГУБЕРТЪ.

                       Прощай. Ни слова болѣ!
             Чтобъ дядя твой не зналъ что живъ ты,-- надо
             Пустить въ его шпіоновъ ложный слухъ.
             Повѣрь, мой милый, ни за что на свѣтѣ
             Не оскорблю тебя; засни жь покойно.
   

АРТУРЪ.

             О, Боже мой! Благодарю, мой Губертъ!
   

ГУБЕРТЪ.

             Молчи. Тихонько выйди мнѣ вослѣдъ;
             Изъ-за тебя нажить мнѣ страшныхъ бѣдъ.

(Уходятъ.)

   

СЦЕНА ВТОРАЯ.

Тамъ же. Тронная зала во дворцѣ.

Входятъ КОРОЛЬ ІОАННЪ въ коронѣ, ПЕМБРОКЪ, СОЛСБЕРИ и другіе лорды. Король садится на тронъ.

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             И вотъ мы, вновь вѣнчанные, на тронѣ,
             И взоры всѣхъ, надѣюсь, рады намъ.
   

ПЕМБРОКЪ.

             То было вашего величества желанье;
             Но вновь зачѣмъ короновались вы?
             Вѣнецъ ужь былъ на васъ; вашъ санъ высокій
             Не поколебленъ; вѣрности въ народѣ
             Бунтъ не потрясъ и, въ долгомъ ожиданьи
             Дней лучшихъ, край вашъ перемѣнъ не жаждетъ.
   

СОЛСБЕРИ.

             И потому -- надѣть корону дважды,
             Украсить санъ и безъ того богатый,
             На лилію класть краски, позолоту
             На золото, влить ароматъ въ фіалку,
             Ледъ шлифовать, или къ радугѣ прибавить
             Цвѣтъ небывалый, иль свѣчей пытаться
             Усилить яркость солнца, око неба,--
             Напрасный трудъ, смѣшная прихоть воли!
   

ПЕМБРОКЪ.

             Монарха волю чту я, но дерзну
             Весь этотъ актъ сравнить со сказкой старой,
             Разказанной на новый ладъ, не кстати,
             Не вовремя, и потому докучной.
   

СОЛСБЕРИ.

             Онъ искажаетъ древній, всѣмъ знакомый,
             Почтенный образъ старины сѣдой.
             И, какъ нежданный вѣтеръ парусамъ,
             Даетъ онъ мыслямъ поворотъ нежданный,
             Въ тупикъ становитъ и пугаетъ умъ,
             Смущаетъ здравый смыслъ и заставляетъ
             Не вѣрить правдѣ въ новомодномъ платьѣ.
   

ПЕМБРОКЪ.

             Свой трудъ стараясь улучшить до-нельзя,
             Художникъ чванный только портитъ трудъ.
             О, сколько разъ, въ ошибкѣ извиняясь,
             Мы дѣлаемъ ее лишь тѣмъ замѣтнѣй!
             Такъ на прорѣхѣ небольшой заплата,
             Не скрывъ ее, скорѣй все портитъ платье,
             Чѣмъ самая прорѣха до заплаты.
   

СОЛСБЕРИ.

             Въ такомъ-то смыслѣ предъ вѣнчаньемъ новымъ
             Совѣтъ мы дали. Было не угодно
             Вамъ внять ему, и всѣ мы покорились,
             Затѣмъ что мы покорствуемъ всему,
             Что вашему величеству пріятно.
   

ІОАННЪ.

             Изъ поводовъ къ вторичному вѣнчанью
             Есть много важныхъ: вамъ они извѣстны.
             Есть и еще важнѣе тѣхъ; но только
             Какъ страхъ мой стихнетъ, сообщу объ нихъ.
             Межь тѣмъ просите обо всемъ что нужно
             Исправить какъ дурное: я приму
             И выполню охотно просьбы ваши.
   

ПЕМБРОКЪ.

             Итакъ, какъ органъ всѣхъ здѣсь предстоящихъ,
             Какъ выразитель мыслей ихъ,-- молю
             Какъ за себя, такъ и за нихъ, но паче
             Всего, монархъ, за благо намъ священной
             Твоей особы,-- я молю, монархъ,
             Освободи Артура! Плѣнъ его
             Рождаетъ ропотъ на устахъ крамолы,
             Поднять готовой роковой запросъ
             Такой: "Коль мирный край нашъ -- твой по праву,
             За что жь изъ страха (страхъ же -- это спутникъ,
             Какъ говорятъ, неправды) -- держишь въ узахъ
             Ты сродника-младенца? душишь въ мглѣ
             Невѣжества и, въ цвѣтѣ лѣтъ, лишаешь
             Его всѣхъ выгодъ рыцарской науки?"
             Такъ вотъ чтобъ злоба дня не подымала
             Такихъ запросовъ, молимъ у тебя,
             Какъ самъ дозволилъ намъ, свободы принца.
             И молимъ лишь во столько въ нашу пользу,
             Во сколько благо слугъ твоихъ считаешь
             Твоимъ же благомъ -- дать ему свободу.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Быть по сему! Отнынѣ юность принца
             Ввѣряю вамъ.

Входитъ ГУБЕРТЪ.

                                 Съ какимъ извѣстьемъ, Губертъ?

(Отводитъ его въ сторону.)

ПЕМБРОКЪ.

             Вотъ на кого возложенъ подвигъ крови!
             Пріятель мой самъ видѣлъ у него
             Приказъ. Злой образъ гнуснаго злодѣйства
             Въ его глазахъ, а сдержанность въ лицѣ
             Намъ говоритъ какой въ немъ адъ клокочетъ.
             И я боюсь: не кончено ли то
             Въ чемъ мы его работы такъ страшились.
   

СОЛСБЕРИ.

             А самъ король? смотри, со щекъ его
             То замыслъ злой, то совѣсть гонятъ краску,
             Какъ мечутся между двухъ войскъ герольды.
             Созрѣла страсть и, какъ нарывъ, прорвется.
   

ПЕМБРОКЪ.

             И, какъ нарывъ, боюсь, извергнетъ гной,
             Гной мерзкій смерти милаго ребенка.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ (подходя къ лордамъ).

             Кто сдержитъ сильную десницу смерти?
             Духъ благости во мнѣ не умиралъ;
             Того жь, о комъ вы просите,-- не стало.
             Артуръ, доносятъ намъ, скончался въ ночь.
   

СОЛСБЕРИ.

             Дѣйствительно, онъ былъ неизлѣчимъ!
   

ПЕМБРОКЪ.

             Дѣйствительно, онъ былъ такъ близокъ къ смерти
             Что смерть пришла, какъ слышно, до болѣзни!
             Не здѣсь, такъ тамъ дадутъ за то отвѣтъ.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Что жь взоръ въ меня вперяете такъ грозно?
             Въ рукахъ ли нашихъ ножницы судьбы?
             Повелѣваю ли я пульсомъ жизни?
   

СОЛСБЕРИ.

             Фальшь явная въ игрѣ! И какъ не стыдно
             Величеству вести ее такъ нагло!
             Играйте жь счастливо; за симъ -- прощайте.
   

ПЕМБРОКЪ.

             Постой, лордъ Солсбери! Пойдемъ, поищемъ,
             Гдѣ малый тронъ въ безвременномъ гробу
             Нашелъ себѣ страдалецъ. Кто, по праву,
             Всѣмъ островомъ владѣлъ бы съ дѣтскихъ лѣтъ,
             Тотъ взялъ три фута въ немъ земли! О, свѣтъ,
             Какъ дуренъ ты! Чьихъ силъ снести то станетъ?
             Но близокъ громъ, и скоро, скоро грянетъ!

(Лорды уходятъ.)

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Гнѣвъ такъ и пышетъ въ лицахъ ихъ. Охъ, каюсь!
             Нѣтъ прочности въ построенномъ на крови,
             И ближнихъ смерть намъ жизни не продлитъ.

Входитъ гонецъ.)

             Твой страшенъ видъ. Куда же кровь бѣжала
             Изъ щекъ твоихъ? Такія тучи въ небѣ
             Лишь буря разгоняетъ. Ну, скорѣй
             Грянь громомъ. Что Французы?
   

ГОНЕЦЪ.

                                           Всѣ идутъ
             Изъ Франціи на Англію. Такого
             Нашествія громадныхъ силъ ни разу
             Не подымала ни одна страна!
             Ты научилъ ихъ дѣйствовать поспѣшно:
             О сборѣ войскъ вѣстей не получалъ,
             А вотъ ужь слышишь -- врагъ въ страну ворвался.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Такъ что жь дремали, пьянствовали что ли
             Развѣдчики? Какъ мать моя безпечна!
             Такой сборъ войскъ во Франціи, а слуха
             Къ ней не дошло!
   

ГОНЕЦЪ.

                                 О, государь! засыпанъ
             Землею слухъ родительницы вашей:
             Она скончалась перваго апрѣля;
             А за три дня, предъ этимъ, умерла
             Въ безумьи и Констанса: это -- слухи,
             Правдивые, иль нѣтъ,-- того не знаю.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Сдержи свой бѣгъ, о грозный духъ случайность!
             Дружись со мной, дай въ недовольныхъ перовъ
             Вселить пріязнь въ себѣ. Такъ мать скончалась!
             Ну, плохо жь мнѣ во Франціи теперь!
             А кто ведетъ французскія тѣ силы,
             Которыя, какъ говоришь, ужь здѣсь?
   

ГОНЕЦЪ.

             Дофинъ.

Входятъ ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ и ПИТЕРЪ изъ Помфрета.

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

                       Кружится голова отъ гадкихъ
             Твоихъ вѣстей! (Филиппу). Ну что? какъ свѣтъ толкуетъ
             Твою расправу? Но дурныхъ вѣстей
             Не сказывай: ужь ихъ и такъ довольно.
   

ПОБОЧНЫЙ.

             Боитесь слышать вы дурныхъ вѣстей,
             Такъ худшаго, не выслушавъ, дождетесь.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Ну, не сердись, Филиппъ! я былъ раздавленъ
             Напоромъ волнъ; но вотъ я выплылъ снова,
             Духъ перевелъ и выслушать готовъ
             Вѣсть всякую что бъ въ ней ни сообщалось.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Чтобъ оцѣнить успѣхъ мой съ духовенствомъ,
             Сочтите, сколько денегъ я привезъ,
             Но дурно то что на пути обратномъ
             Нашелъ я людъ страны въ волненьи странномъ:
             Онъ вѣритъ разнымъ слухамъ, глупымъ бреднямъ,
             Боится, самъ не вѣдая чего.
             И вотъ пророкъ, захваченный мной съ улицъ
             Помфрёта. Тамъ я видѣлъ какъ толпами
             Валилъ за нимъ народъ, и самъ я слышалъ
             Какъ онъ, въ нескладныхъ виршахъ, пѣлъ о томъ
             Что въ Вознесенье де и въ самый полдень
             Вы сложите вѣнецъ свой, государь.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Пустой болтунъ, съ чего поешь ты такъ?
   

ПИТЕРЪ.

             Съ того что знаю что и будетъ такъ.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Возьми его и брось въ темницу, Губертъ,
             А въ день, въ который, какъ пророчитъ онъ,
             Сложу вѣнецъ, вели повѣсить въ полдень.
             Отдай подъ стражу и спѣши назадъ:
             Ты будешь нуженъ.

(Губертъ и Питеръ уходятъ.)

                                 О, племянникъ милый!
             Ты слышалъ вѣсть? Ты знаешь кто къ намъ вторгся?
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Какъ не слыхать! Французы. Слухъ то общій.
             Но вотъ еще -- я встрѣтилъ лордовъ Биготъ
             И Солсбери (глаза ихъ такъ и рдѣли!).
             Они съ толпою лордовъ шли искать
             Гдѣ погребенъ Артуръ, вчера убитый,
             По вашему, какъ говорятъ, приказу.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             О, добрый сродственникъ! Спѣши, проникни
             Въ ихъ тѣсный кругъ; скажи имъ что у насъ
             Есть способы снискать любовь ихъ снова.
             Веди ихъ къ вамъ.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

                                 Пойду и разыщу.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Но лишь скорѣй; не пожалѣй ужь ногъ.
             О, какъ имѣть мнѣ внутреннихъ враговъ,
             Когда грозятъ нашествіемъ свирѣпымъ
             Моей землѣ отвсюду чужеземцы!
             Придѣлай къ пяткамъ крылья, мой Меркурій,
             И мчись какъ мысль отъ нихъ ко мнѣ назадъ.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Духъ времени научитъ шевелиться. (Уходитъ)
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Такъ говоритъ лишь рыцарь благородный!
             (Гонцу) Ступай за нимъ. Ему быть-можетъ нужно
             Имѣть гонца межь перами и мной.
             Ты будешь имъ.
   

.

                                 Готовъ служить, милордъ. (Уходитъ)
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Такъ мать моя скончалась!

Входитъ ГУБЕРТЪ.

ГУБЕРТЪ.

             Милордъ, толкуютъ, будто въ эту ночь
             Пять было лунъ, четыре неподвижныхъ,
             А пятая ходила вкругъ другихъ.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Пять лунъ на небѣ!
   

ГУБЕРТЪ.

                                 Старики, старухи
             На улицахъ толкуютъ это къ худу.
             Вѣсть объ Артурѣ съ устъ у нихъ не сходитъ;
             О немъ шушукаютъ вездѣ другъ съ другомъ
             И головой качаютъ. Говорящій
             Хватаетъ за руку другаго; тотъ же
             Кто слушаетъ, въ испугѣ, хмуря брови,
             Съ свирѣпымъ взоромъ, головой трясетъ.
             Такъ видѣлъ я, какъ съ молотомъ, вотъ такъ,
             Предъ наковальней, гдѣ желѣзо стыло,
             Стоялъ съ раскрытымъ ртомъ кузнецъ и слушалъ
             Портнаго. Съ мѣркой, съ ножницами, въ туфляхъ,
             Надѣтыхъ въ торопяхъ не на ту ногу,
             Портной разказывалъ что сто де тысячъ
             Французовъ лагеремъ стоятъ ужь въ Кентѣ;
             Межь тѣмъ другой, ремесленникъ тщедушный,
             До-нельзя грязный, перебилъ его
             И сталъ разказывать про смерть Артура.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Да что же ты? смутить меня что ль хочешь
             Что все твердишь про смерть Артура? Ты же
             Убилъ его! Имѣлъ причинъ я много
             Желать чтобъ умеръ онъ; а ты имѣлъ ли?
   

ГУБЕРТЪ.

             Я, государь? Не вы ль мнѣ мысль внушили?
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             О, въ томъ-то вотъ и язва королей
             Что подлѣ нихъ рабы всегда готовы
             Принять капризъ ихъ за приказъ ворваться
             Въ жилище крови! легкій ихъ намекъ
             Счесть за законъ и думать что постигли
             Владыки грозный ликъ, когда онъ мраченъ
             Отъ прихоти быть-можетъ, не отъ гнѣва!
   

ГУБЕРТЪ.

             Здѣсь ваша подпись за печатью вашей.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             О, подпись, подпись! Ты въ тотъ страшный день,
             Какъ дастъ земля отчетъ послѣдній небу,
             Свидѣтельствовать будешь противъ насъ!
             Какъ часто зло творимъ затѣмъ что видимъ
             Орудье зла! Не подвернись мнѣ ты,
             Отмѣченный рукой самой природы,
             Какъ избранникъ способный къ дѣлу срама,--
             Убійство то мнѣ не пришло бъ на умъ.
             Но, увидавъ твой лобъ презрѣнный, зная
             Тебя способнымъ къ мерзости кровавой,
             Податливымъ на все въ часъ нужды,-- я
             Чуть намекнулъ тебѣ на смерть Артура,
             И вотъ ужь ты, чтобъ услужить монарху,
             Безъ совѣсти зазрѣнья губишь пришла.
   

ГУБЕРТЪ.

             Милордъ!
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

                       А покачай ты головой, прерви
             Хоть на минуту темныхъ словъ теченье,
             Иль устреми въ лицо мнѣ взоръ съ сомнѣньемъ,
             Какъ бы прося чтобъ мысль развилъ я проще,
             Я бъ онѣмѣлъ отъ страха, бросилъ все,
             И ужасъ твой во мнѣ родилъ бы ужасъ.
             Но, нѣтъ! ты понялъ мысль мою въ намекахъ,
             Намеками самъ стакнулся съ грѣхомъ
             И приневолилъ каменное сердце,
             А стало-быть и руку, сдѣлать то
             Чего языкъ назвать не повернется.
             Прочь съ глазъ моихъ! Во вѣкъ мнѣ не являйся!
             Я брошенъ перами; въ мои владѣнья,
             Къ воротамъ самымъ, вторгся чужеземецъ;
             А тутъ, вотъ въ этой области тѣлесной,
             Вотъ въ этомъ царствѣ крови и дыханья,
             Царитъ раздоръ, гражданская война,
             Межь совѣстью моей и смертью принца.
   

ГУБЕРТЪ.

             Монархъ! Возстань въ отпоръ другимъ врагамъ,
             А я мирю тебя съ твоей дутою.
             Артуръ твой живъ! И Губерта рука
             Еще чиста и дѣвственно-невинна,
             И нѣтъ на ней багровыхъ брызгъ отъ крови;
             А въ эту грудь еще не проникалъ
             Жестокій трепетъ страшныхъ думъ убійцы.
             Въ моемъ лицѣ ты оскорбилъ природу,
             Которая, какъ съ виду ни груба,
             Таитъ въ себѣ духъ слишкомъ благородный
             Чтобъ ножъ вонзить въ невиннаго младенца.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Такъ живъ Артуръ! Бѣги жь скорѣе къ лордамъ;
             Брось эту вѣсть, какъ воду, въ пылъ ихъ гнѣва
             И, тѣмъ смиривъ, ихъ преклони къ покорству.
             Прости мнѣ то что о лицѣ твоемъ
             Сказалъ я въ бѣшенствѣ: мой гнѣвъ былъ слѣпъ;
             Глаза жь мои, отъ страшныхъ думъ о крови,
             Представили тебя мнѣ въ худшемъ видѣ.
             Нѣтъ, нѣтъ, молчи! Веди взбѣшенныхъ лордовъ
             Въ мои палаты. Съ просьбою моей
             Я слишкомъ медлю; ты бѣги скорѣй.

(Уходятъ.)

   

СЦЕНА ТРЕТЬЯ.

Предъ замкомъ.
На стѣнѣ показывается АРТУРЪ въ нарядѣ моряка.

АРТУРЪ.

             Хоть высоко, но со стѣны спрыгну.
             О, сжалься, мать-земля, не дай убиться!
             Кто знаетъ здѣсь меня? Никто; а еслибъ
             Кто и узналъ, меня нарядъ мой скроетъ.
             Какъ страшно! Но я все-таки рѣшусь.
             Удастся мнѣ спрыгнуть и не разбиться,
             То я спасенъ. Не все ль равно, гдѣ ни умру,
             Въ темницѣ ль, сидя здѣсь, иль, спрыгнувъ, тамъ во рву?

(Кидается со стѣны.)

             О, въ этихъ камняхъ скрытъ духъ дяди, полный злости!
             Господь, прими мой духъ! Ты, Англія, скрой кости!

(Умираетъ.)

Входятъ СОЛСБЕРИ, ПЕМБРОКЪ и БИГОТЪ.

СОЛСБЕРИ.

             Я встрѣчусь съ нимъ въ Сентъ-Эдмондсбери, лорды!
             Онъ нашъ спаситель, а въ такое время
             Какъ не принять столь дружескій привѣтъ.
   

ПЕМБРОКЪ.

             Но кто привезъ письмо отъ кардинала?
   

СОЛСБЕРИ.

             Привезъ его французскій графъ Мелонъ;
             Онъ на словахъ о дружбѣ къ намъ дофина
             Сказалъ мнѣ больше чѣмъ гласитъ письмо.
   

БИГОТЪ.

             Такъ завтра утромъ свидимся мы съ нимъ.
   

СОЛСБЕРИ.

             Нѣтъ, лучше ѣдемте сейчасъ: вѣдь, лорды,
             Два добрыхъ дня пути къ нему отсюда.

Входитъ ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Второй привѣтъ мой нынче гнѣвнымъ лордамъ!
             Король къ себѣ черезъ меня васъ проситъ.
   

СОЛСБЕРИ.

             Король насъ самъ уволилъ. Нашей чести
             Мы не дадимъ въ подкладку грязной, Жалкой
             Его порфиры, не пойдемъ за тѣмъ
             Кто, гдѣ пройдетъ, вездѣ кладетъ слѣдъ крови.
             Вотъ нашъ отвѣтъ. Мы знаемъ и о худшемъ.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Что бъ вы ни знали, вѣжливость знать лучше.
   

СОЛСБЕРИ.

             Въ насъ говоритъ не вѣжливость, а горе.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Но горю вашему причины нѣтъ;
             Такъ вотъ причина вѣжливымъ быть въ словѣ.
   

ПЕМБРОКЪ.

             О, сэръ, и гнѣвъ свое имѣетъ право.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Да, право -- дѣлать вредъ тому кто гнѣвенъ.
   

СОЛСБЕРИ.

             Но вотъ темница! Господи, кто это?

(Увидавъ трупъ Артура.)

ПЕМБРОКЪ.

             Гордись красою царственной, о смерть!
             Скрыть этотъ грѣхъ, знать, на землѣ нѣтъ ямы.
   

СОЛСБЕРИ.

             Его, какъ бы гнушаясь имъ, убійство
             Открытымъ бросило взывать о мщеньѣ.
   

БИГОТЪ.

             Нѣтъ! обреченную могилѣ прелесть
             Нашло ужь слишкомъ цѣнной для могилы.
   

СОЛСБЕРИ.

             Что скажешь ты, сэръ-Ричардъ? Ты видалъ ли,
             Читалъ, или слышалъ, или могъ повѣрить,
             И вѣришь ли теперь, хотя и видишь,
             Тому что видѣлъ? Не видавъ возможно ль
             Повѣрить этому? Да это верхъ всего,
             Вѣнецъ въ шлему, нѣтъ -- это гребень шлема
             Въ гербѣ убійства! Грѣхъ наикровавый,
             Свирѣпость злѣйшая, ударъ гнуснѣйшій
             Изъ всѣхъ какими исторгали слезы
             У жалости гнѣвъ звѣрскій, злость слѣпая!
   

ПЕМБРОКЪ.

             Убійства всѣхъ временъ ничто предъ этимъ!
             Оно единственно, недостижимо;
             Оно придастъ и чистоту, и святость
             Незачатымъ еще грѣхамъ въ грядущемъ,
             И каждое убійство будетъ шутка
             Въ сравненьи съ этимъ зрѣлищемъ ужаснымъ.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Да, гнусное, безжалостное дѣло,
             Кровавый грѣхъ какой-то злой руки,
             Коль чья-нибудь рука тутъ виновата.
   

СОЛСБЕРИ.

             Коль чья-нибудь рука тутъ виновата?
             Мы ожидали что случится такъ:
             То Губертовыхъ рукъ позорный подвигъ,
             А замыселъ внушенный королемъ,
             И вотъ я съ нимъ всѣ связи разрываю.
             Здѣсь, предъ развалиной сей жизни нѣжной,
             Склонивъ колѣна, приношу обѣтъ,
             Какъ ѳиміамъ предъ жертвой бездыханной,
             Святой обѣтъ -- бѣжать утѣхъ земныхъ,
             Чуждаться, какъ заразы, удовольствій,
             Не знать покоя, праздности пока
             Руки своей, служащей долгу мщенья,
             Не окружу я славы ореоломъ.
   

ПЕМБРОКЪ и БИГОТЪ.

             И твой обѣтъ мы клятвой подтверждаемъ.

Входитъ ГУБЕРТЪ.

ГУБЕРТЪ.

             Я весь въ жару, ища васъ всюду, лорды,
             Король послалъ за вами. Живъ Артуръ!
   

СОЛСБЕРИ.

             Каковъ смѣльчакъ! и смерти не стыдится!
             Прочь съ глазъ, мерзавецъ! прочь!
   

ГУБЕРТЪ.

                                                     Я не мерзавецъ.
   

СОЛСБЕРИ.

             Такъ мечъ мой вырветъ жертву у закона!

(Обнажаетъ мечъ.)

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Блестящъ вашъ мечъ! Вложите жь, сэръ, въ ножны.
   

СОЛСБЕРИ.

             Вложу сперва вонъ въ тѣ ножны -- въ убійцу.
   

ГУБЕРТЪ.

             Назадъ, лордъ Солсбери! Прошу подальше!
             Мой мечъ, клянусь вамъ, какъ и вашъ, отточенъ.
             И было бъ жаль, когда въ пылу задора
             Подверглись вы опасности защиты:
             Стоя за честь свою, могу забыть
             Заслуги ваши, санъ и ваше лордство.
   

БИГОТЪ.

             Гнилой навозъ, грозить ты смѣешь лорду!
   

ГУБЕРТЪ.

             Нисколько, лордъ! Но честь я защищу,
             Хоть оскорби ее самъ императоръ.
   

СОЛСБЕРИ.

             Убійца ты!
   

ГУБЕРТЪ.

                                 Покуда нѣтъ; не дайте жь
             Мнѣ бытъ убійцей. Кто сказалъ неправду,
             Тотъ клеветникъ, а клевета есть ложь.
   

ПЕМБРОКЪ.

             Руби его!
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

                                 Уймитесь, говорю!
   

СОЛСБЕРИ

             Посторонись, не то -- задѣну, Ричардъ!
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Нѣтъ, лучше чорта! Слушай, Солсбери!
             Лишь бровь нахмурь, лишь сдѣлай шагъ впередъ,
             Иль вымолви малѣйшую мнѣ дерзость,
             И ты -- погибъ! Припрячь же свой рожонъ;
             Не то я такъ тебя сломаю съ нимъ
             Что закричишь: самъ чортъ изъ ада вышелъ!
   

БИГОТЪ.

             Ужели жь ты, нашъ славный Фокенбриджъ,
             Стоишь за жизнь мерзавца и убійцы?
   

ГУБЕРТЪ.

             Грѣшишь, лордъ Биготъ.
   

БИГОТЪ.

                                           Принца кто жь убилъ?
   

ГУБЕРТЪ.

             И часу нѣтъ какъ былъ онъ живъ и веселъ.
             Я чтилъ, любилъ его и цѣлый вѣкъ
             Оплакивать его потерю стану
   

СОЛСБЕРИ.

             Не вѣрьте вы водѣ коварныхъ слезъ;
             Вѣдь и злодѣи не безъ этой жижи,
             А онъ къ тому давно привыкъ, и слезы
             Рѣкой прольетъ чтобъ доказать невинность.
             За мной же всѣ, для чьей души противенъ
             Тлетворный залахъ этой гнусной бойни,
             Гдѣ смрадъ грѣха мнѣ душу отравилъ.
   

БИГОТЪ.

             Идемте въ Бэри -- къ нашему дофину.
   

ПЕМБРОКЪ.

             А королю ты скажешь, что мы -- тамъ.

(Лорды уходятъ.)

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Ну свѣтъ, хорошъ! (Губерту). Чье это дѣло, Губертъ?
             И если это рукъ твоихъ работа.
             Какъ ни безмѣрны благости предѣлы,
             Ты проклятъ, извергъ!
   

ГУБЕРТЪ.

                                           Выслушайте, сэръ!
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Нѣтъ, выслушай меня сначала самъ.
             Ты черенъ такъ -- да что жь чернѣй на свѣтѣ?
             Самъ Люциферъ, князь ада, меньше проклятъ.
             Во всемъ аду нѣтъ бѣса безобразнѣй
             Тебя, злодѣй, коль ты убилъ ребенка.
   

ГУБЕРТЪ.

             Клянусь душой!
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

                                 Хотя бъ одно согласье
             Ты далъ на этотъ ужасъ -- горе, извергъ!
             Къ чему тебѣ веревка? Тонкой нити,
             Какую тянетъ изъ себя паукъ,
             Достаточно для петли; а тростинки
             Для перекладины. Чтобъ утолиться,
             Тебѣ лишь стоитъ въ ложку влить воды,
             И цѣлый океанъ воды возстанетъ
             И поглотитъ тебя, убійца! Да,
             Ты остаешься въ сильномъ подозрѣньи!
   

ГУБЕРТЪ.

             О, если дѣломъ, словомъ, помышленьемъ
             Я грѣшенъ въ кражѣ сладкаго дыханья,
             Чѣмъ оживлялся этотъ чудный прахъ,
             Пусть адскихъ мукъ на казнь мою не станетъ!
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Такъ на рукахъ неси жь отсюда трупъ.
             Растерянъ я и, мнится, путь утратилъ
             Среди опасностей и терній міра!
             О, какъ легко всю Англію ты поднялъ,
             Останокъ бренный королевской власти,
             Откуда право, жизнь, любовь страны
             Умчались въ небо! И теперь придется
             Вытягивать, на части рвать зубами
             Надменной власти спорныя права.
             Теперь война какъ песъ изъ-за огрызка
             Величества свой гребень ощетинитъ
             И зарычитъ на свѣтлоокій миръ.
             Теперь враги внѣ дома, смуты въ домѣ,
             (Слились въ одно, и общее смятенье
             Минуты ждетъ (какъ воронъ смерти звѣря),
             Когда бъ сразиться съ властью самозванной,
             Теперь счастливъ, чей плащъ и поясъ сдержитъ
             Напоръ грозы. Неси же трупъ ребенка.
             Иди за мной. Спѣшу я къ королю.
             Заботъ себѣ мы бездну ожидаемъ,
             И небо грозно хмурится надъ краемъ.

(Уходятъ.)

   

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА ПЕРВАЯ.

Нортамптонъ. Комната во дворцѣ.

Входятъ КОРОЛЬ ІОАННЪ, ПАНДУЛЬФО съ короной и свита.

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Такъ передалъ твоей рукѣ я славы
             Моей вѣнецъ.
   

ПАНДУЛЬФО (вручая корону).

                                 Прими жь назадъ изъ этой
             Руки моей, какъ щедрый папы даръ,
             Величіе и санъ свой королевскій.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Сдержи теперь и ты святое слово.
             Иди къ Французамъ; именемъ его
             Святѣйшества останови ихъ силы,
             Пока пожаръ насъ всѣхъ не охватилъ.
             Всѣ наши графства въ полномъ возмущеньи;
             Народъ въ враждѣ съ подданствомъ, присягнулъ
             На вѣрность и покорность пришлой власти
             И чуждой крови. Ты одинъ лишь въ силахъ
             Отвлечь приливъ испорченныхъ соковъ.
             Не медли же. Недугъ временъ такъ грозенъ
             Что коль не дать сейчасъ же сильныхъ средствъ,
             Неисправимая настанетъ гибель.
   

ПАНДУЛЬФО.

             Дыханьемъ устъ воздвигъ я эту бурю,
             Когда дерзнулъ на папу ты возстать;
             И о ты смиренъ и, тѣхъ же устъ дыханьемъ,
             Тушу огонь военной непогоды
             Чтобъ ведро дать взволнованной странѣ.
             Сегодня, въ праздникъ Вознесенья,-- помни,--
             Въ день какъ ты лапѣ присягнулъ,-- иду
             Склонить Французовъ мечъ вложить въ ножны.

(Уходить.)

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Такъ ныньче Вознесенье! Не сказалъ ли
             Пророкъ что въ Вознесенье, въ самый полдень,
             Сложу вѣнецъ? И я его сложилъ!
             Но, слава небу, самъ его сложилъ я,
             А не насильственно, какъ полагалъ.

Входитъ ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Весь Кентъ отпалъ; одинъ лишь замокъ Доуэръ
             Въ немъ держатся. Какъ гостя дорогаго,
             Дофина съ войскомъ принялъ Лондонъ твой.
             Тебя не слушая, твое дворянство
             Спѣшитъ на службу къ твоему врагу,
             И дикое смятенье обуяло
             Кружкомъ твоихъ сомнительныхъ друзей
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             И даже вѣсть о томъ что живъ Артуръ,
             Ко мнѣ вернуться не склонила лордовъ?
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Онъ найденъ ими мертвымъ близь темницы,--
             Пустой ларецъ, откуда жизни перлъ
             Рукой проклятой чьей-то былъ похищенъ.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ

             Негодный Губертъ мнѣ сказалъ: онъ живъ.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Клянусь душой, онъ въ этомъ былъ увѣренъ.
             Но что жь ты пріунылъ? глядишь такъ грустно?
             Какъ разумомъ, такъ будь великъ и въ дѣлѣ;
             Пусть знаетъ свѣтъ что царственныхъ очей
             Никая скорбь, ни страхъ не омрачаютъ.
             Будь живъ какъ время; будь огонь съ огнемъ;
             Грози грозящимъ и смотри отважно
             На страхъ назойливый и, вѣрь, людишки,
             Чей духъ зависитъ отъ великихъ міра,
             Вдругъ выростутъ по твоему примѣру,
             И духъ въ нихъ будетъ твердъ, несокрушимъ.
             Вставай; сверкни броней, какъ богъ войны,
             Задумавшій собой украсить битву.
             Будь смѣлъ; яви увѣренность въ судьбу.
             Какъ? смѣть войти ко льву въ его пещеру,
             Спугнуть его; дрожать заставить въ ней!
             Нѣтъ, никогда! Вставай, или навстрѣчу
             Опасности, еще отъ насъ далекой,
             И бейся съ ней, пока не вторглась въ домъ.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Былъ у меня сейчасъ легатъ отъ папы;
             Съ нимъ выгодный союзъ я заключилъ.
             Онъ далъ мнѣ слово отослать обратно
             Войска дофина.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

                                 О, союзъ безславный!
             И будемъ мы на собственной землѣ
             Любезничать, врагамъ уступки дѣлать,
             Хитрить, умаливать, просить пощады
             Въ виду вторженья? Безбородый мальчикъ,
             Въ шелку, въ атласѣ, станетъ тутъ храбриться,
             Въ странѣ свободы набираться духа,
             Позорить воздухъ нашъ знаменъ шумихой,
             И мы то стерпимъ! Нѣтъ, милордъ, за мечъ!
             Быть-можетъ, кардиналу не удастся
             Миръ заключить; а если и удастся,
             Пусть видятъ всѣ что мы готовы въ бой.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Все отдаю въ твое распоряженье.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Итакъ впередъ, милордъ! не унывай и вѣдай
             Что будь въ сто разъ сильнѣй, врагъ не уйдетъ съ побѣдой.

(Уходятъ.)

   

СЦЕНА ВТОРАЯ.

Равнина близъ Сентъ-Эдмондсбери.

Входятъ ДОФИНЪ ЛУДОВИКЪ, СОЛСБЕРИ, МЕЛОНЪ, ПЕМБРОКЪ, БИГОТЪ, всѣ вооружонные, и войско.

ЛУДОВИКЪ.

             Снявъ копію съ бумаги, графъ Мелонъ,
             Приберегите списокъ намъ на память,
             А подлинникъ вручите лордамъ. Пусть
             Они и мы, читая изложенѣе
             Условій нашихъ, вѣдаемъ что мы
             Затѣмъ и причастились здѣсь, да свято,
             Ненарушимо клятву сохранимъ.
   

СОЛСБЕРИ.

             Мы никогда ей не измѣнимъ сами.
             Однако, принцъ, хотя непринужденно,
             По доброй волѣ, вѣрой вамъ и правдой
             Служить клялись мы; но, дофинъ, повѣрьте,
             Я сѣтую о томъ что дней недугъ
             Лѣчимъ быть долженъ пластыремъ возстанья
             И что, одну врачуя, мы наносимъ
             Сто новыхъ ранъ! О, больно, горько думать
             Что эту сталь я отнялъ отъ бедра
             Для умноженья вдовъ, и гдѣ же?-- тамъ,
             Гдѣ къ честной оборонѣ, гдѣ къ спасенью
             Весь край родной взываетъ: Солсбери!
             Но какъ же быть? Зло времени такъ сильно
             Что для охраны и спасенья правъ
             Должны мы дѣйствовать рукой все той же
             Неправды грозной, тѣхъ же смутъ кровавыхъ.
             И не прискорбно ль, о друзья -- страдальцы
             Что мы, сыны и дѣти дорогаго
             Намъ острова, въ немъ дожили до часа,
             Когда пришлось намъ вслѣдъ за чуткеземцемъ
             Ступить ногой на грудь отчизны, стать
             Въ ряды враговъ (я, отвернувшись, плачу
             О срамотѣ такой судьбины горькой!)
             Собой украсить рыцарство чужое,
             Примкнуть къ знаменамъ вражьимъ и ворваться --
             Куда жь? въ отчизну! Еслибъ, сдвинувъ съ мѣста,
             О ты, Нептунъ, обвившій островъ нашъ,
             Могъ перекинуть на рукахъ могучихъ
             Всю нашу націю къ брегамъ невѣрныхъ,
             Тамъ кровь враждующихъ двухъ войскъ Христовыхъ
             Въ одну союзную слилась бы вену
             И не лилась бы такъ противо-братски!
   

ЛУДОВИКЪ.

             Въ словахъ твоихъ духъ благородства дышетъ;
             Въ груди твоей борьба двухъ сильныхъ чувствъ
             Колеблетъ сердце какъ землетрясенье.
             О, что за славный выигралъ ты бой
             Межь понужденіемъ и долгомъ чести!
             Дай отереть мнѣ дождь росы почтенный,
             Что серебромъ со щекъ твоихъ катится.
             Случалось мнѣ отъ женскихъ таять слезъ,
             Обычнаго для женщинъ наводненья;
             Но этотъ дождь столь мужественныхъ капель,
             Но этотъ ливень, слѣдъ душевныхъ бурь,
             Страшитъ мой взоръ и въ большій ужасъ вводитъ,
             Чѣмъ грозный образъ купола небесъ,
             Исчерченныхъ огнями метеоровъ.
             О доблестный Британецъ, подними
             Чело, разсѣй великимъ сердцемъ бурю!
             Пусть эту воду льютъ глаза младенцевъ,
             Не знающихъ какъ грозенъ міръ-гигантъ;
             Да тѣ что знаютъ счастье лишь въ лирахъ,
             Гдѣ кровь кипитъ, гдѣ радость вторитъ дружбѣ.
             За мной! за мной! Опустишь руку ты
             Такъ глубоко въ сокровищницу счастья,
             Какъ самъ дофинъ. То жь, перы, ждетъ и васъ,
             Когда сольете съ нашей ваши силы.

Входитъ ПАНДУЛЬФО со свитой.

ЛУДОВИКЪ.

             И вотъ, какъ будто подсказалъ мнѣ ангелъ,
             Смотрите, шествуетъ святый легатъ,
             Да укрѣпитъ союзъ нашъ дланью неба
             И дастъ святымъ дыханьемъ имя права
             Начатому.
   

ПАНДУЛЬФО.

                                 Миръ славному Дофину!
             Затѣмъ внимай: днесъ съ Римомъ примирился
             Король Іоаннъ, и духъ его, возставшій
             На брань съ святою церковью, опять
             Приникъ къ ея столицѣ -- трону Рима.
             Итакъ свивай надменныя знамена
             И укроти духъ злобный бурной брани,
             Да у подножья мира спитъ война
             И, стихшая какъ левъ, привыкшій къ длани,
             Да будетъ лишь по имени грозна.
   

ЛУДОВИКЪ.

             Прости, прелатъ; я не уйду отсюда!
             Рожденъ я слишкомъ высоко чтобъ быть
             Зависимымъ, пригоднымъ какъ работникъ,
             Какъ нужное орудье, для какой бы
             То ни было державы. Устъ дыханьемъ
             Въ угасшихъ угляхъ ты огонь войны
             Раздулъ межь мной и королемъ опальнымъ.
             Ты самъ подкидывалъ дрова въ огонь,
             И вотъ онъ вспыхнулъ такъ что вѣтерокъ,
             Его раздувшій, не уйметъ пожара.
             Ты мнѣ помогъ какъ понимать мнѣ право;
             Ты указалъ на островъ; нѣтъ, ты самъ
             Мнѣ навязалъ на душу это дѣло.
             И вотъ теперь доносишь: Іоаннъ
             Мирится съ Римомъ! Что мнѣ въ этомъ мирѣ?
             Я, въ силу брака моего, считаю
             Весь край моимъ, со смертію Артура.
             И вотъ, почти весь островъ покоривъ,
             Вернусь затѣмъ что Римъ смирилъ Іоанна!
             Иль рабъ я Рима? Далъ ли Римъ хоть пенни,
             Снабдилъ ли войскомъ, выслалъ ли припасовъ
             Къ поддержкѣ предпріятья? Иль не я
             Несу все бремя? Кто же какъ не я,
             Да тѣ что связаны со мной союзомъ,
             Выносимъ на плечахъ всю тяжесть брани?
             Иль не кричали въ городахъ прибрежныхъ:
             " Vive le roy!" мнѣ въ слѣдъ островитяне?
             Всѣ козыри въ моихъ рукахъ, и мнѣ
             Везетъ игра чтобъ выиграть корону,
             И спасовать я долженъ здѣсь? О, нѣтъ,
             Пусть этого объ насъ не скажетъ свѣтъ!
   

ПАНДУЛЬФО.

             Глядишь ты, принцъ, лишь на поверхность дѣла.
   

ЛУДОВИКЪ.

             Какъ ни глядѣлъ бы, все жъ я не вернусь,
             Пока успѣхъ настолько не прославитъ
             Начатыхъ дѣлъ насколько льстила мнѣ
             Надежда прежде чѣмъ я вывелъ въ поле
             Мной избранныхъ на то лихихъ бойцовъ,
             Готовыхъ вырвать славную побѣду
             Изъ челюстей опасности и смерти.

(Трубы.)

             Что значитъ трубъ такой веселый вызовъ?

Входитъ ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ со свитой.

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             По правиламъ приличья свѣта, просимъ
             Вниманія: я посланъ къ вамъ со словомъ.
             Святый прелатъ Миланскій! нашъ король
             Желаетъ знать, что сдѣлалъ ты для мира?
             Какъ ты отвѣтишь, такъ и я сумѣю
             Сдержать языкъ иль волю дать ему.
   

ПАНДУЛЬФО.

             Дофинъ, не внемля гласу убѣжденій,
             Стоитъ упорно на своемъ и прямо
             Мнѣ объявилъ что онъ меча не броситъ.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Онъ правъ, клянусь всей кровью пролитою
             Съ начала міра! Слушайте жь теперь,
             Что чрезъ меня король нашъ вамъ отвѣтитъ.
             Онъ въ бой готовъ. И какъ не быть готовымъ?
             Все это обезьянство силъ военныхъ,
             Весь этотъ маскарадъ въ броняхъ и шлемахъ.
             Вся эта дурь мальчишекъ безбородыхъ --
             Смѣшатъ его ужасно! Онъ готовъ
             Повыхлестать бичемъ съ своихъ предѣловъ
             Весь этотъ сбродъ пигмеевъ, сволочь карловъ.
             Рука, чья мощь у вашихъ же дверей,
             Отдула васъ, заставивъ прыгать въ окна;
             Нырять, какъ ведра, въ скрытые колодцы;
             Лѣзть подъ навозъ въ конюшняхъ; запираться
             Въ шкафы, въ лари, гдѣ прячутся заклады;
             Валяться съ свиньями; искать спасенья
             Въ подвалахъ, тюрьмахъ; вздрагивать и трястися,
             Чуть крикнетъ гдѣ пѣтухъ, эмблема ваша,
             И думать: то Британца грозный крикъ,
             Уже ли жь та рука что васъ тузила
             Во Франціи, здѣсь въ Англіи ослабла?
             Такъ знайте жь: нашъ монархъ во всеоружьи
             Ширяется надъ краемъ какъ орелъ,
             Чтобъ пасть на каждаго, гнѣздо кто тронетъ!--
             А вы, мятежники, неблагодарный
             Сбродъ выродковъ, Нероновъ кровожадныхъ,
             Готовыхъ рвать грудь матери своей
             Британіи -- позоръ вамъ! Ваши жены
             И дочери, при громѣ барабановъ,
             Какъ амазонки, рвутся въ бой, наперстки
             Преобразивъ въ стальныя рукавицы,
             Иголки -- въ копья, а сердецъ ихъ нѣжность --
             Въ свирѣпую и злую кровожадность.
   

ЛУДОВИКЪ.

             Кончай, хвастунъ, и удалися съ миромъ.
             Ты хоть кого перекричишь! Прощай.
             Намъ время слишкомъ дорого чтобъ спорить
             Съ такимъ нахаломъ.
   

ПАНДУЛЬФО.

                                 Попрошу я слова.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             За мною рѣчь.
   

ЛУДОВИКЪ.

                                 Не слушаю обоихъ.
             Бей въ барабанъ! Пускай языкъ войны
             Кричитъ теперь за насъ, за наше право.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Бей въ барабанъ, и вскрикнетъ онъ конечно,
             Какъ вскрикните и вы, какъ васъ побьемъ.
             Лишь пробуди ты барабаномъ эхо,
             Какъ ужь ему отвѣтитъ здѣсь вблизи
             Нашъ барабанъ такимъ же рѣзкимъ громомъ.
             Ударь въ другой, и нашъ другой такой же,
             И такъ же громко, загрохочетъ къ небу
             Не хуже грома. Знайте; Іоаннъ
             (Не полагаясь на хромца легата,
             Что посланъ къ вамъ не, дѣлъ, а смѣха ради)
             Ужь къ вамъ спѣшитъ, и на его челѣ
             Усѣлась смерть, и нынче жь страшный остовъ
             На тысячахъ Французовъ запируетъ.
   

ЛУДОВИКЪ.

             Бей сборъ! Идемъ искать гдѣ остовъ смерти.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             И вы его найдете, мнѣ повѣрьте. (Уходятъ.)
   

СЦЕНА ТРЕТЬЯ.

Тамъ же. Поле битвы. Стычки.

Входятъ КОРОЛЬ ІОАННЪ и ГУБЕРТЪ.

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Какъ бой идетъ?
   

ГУБЕРТЪ.

                                 Не хорошо, милордъ.
             Но вашему величеству получше ль?
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Проклятая вернулась лихорадка,
             Которой такъ страдалъ я. Охъ, мнѣ тяжко!

Входитъ ГОНЕЦЪ.

ГОНЕЦЪ.

             Милордъ, вашъ храбрый сродникъ Фокенбриджъ
             Васъ проситъ съ поля битвы удалиться,
             Давъ знать куда изволите поѣхать.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Въ аббатство Суйнстедъ -- такъ скажи ему.
   

ГОНЕЦЪ.

             Вѣсть добрая! Огромный тотъ десантъ,
             Что въ помощь ждалъ себѣ Дофинъ,-- три ночи
             Тому назадъ, какъ на мель сѣлъ въ Гудвинѣ;
             Сейчасъ лишь вѣсть пришла о томъ, Французы
             Дерутся вяло и уходятъ съ поля.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Я весь горю отъ лютой лихорадки
             И ужь не радъ счастливымъ тѣмъ вѣстямъ.
             Скорѣй въ Суйнстедъ! Носилокъ мнѣ, носилокъ!
             Я весь разслабъ и выбился изъ силъ.

(Уходятъ)

   

СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ.

Тамъ же. Другая часть поля сраженія.

Входятъ СОЛСБЕРИ, ПЕМБРОКЪ, БИГОТЪ и другіе лорды.

СОЛСБЕРИ.

             Кто зналъ что столько у него друзей.
   

ПЕМБРОКЪ.

             Попробуемъ, пріободримъ Французовъ;
             Вѣдь ихъ побьютъ, такъ намъ же будетъ худо.
   

СОЛСБЕРИ.

             Да этотъ выродокъ бѣсовскій Фокенбриджъ,
             На зло намъ всѣмъ, одинъ весь бой выноситъ.
   

ПЕМБРОКЪ.

             Король чуть живъ и, говорятъ, уѣхалъ.

Входитъ МЕЛОНЪ, раненый и поддерживаемый солдатами.

МЕЛОНЪ.

             Подвесть меня къ бунтовщикамъ-Британцамъ.
   

СОЛСБЕРИ.

             Насъ иначе, въ дни счастья, величали.
   

ПЕМБРОКЪ.

             То графъ Мелонъ.
   

СОЛСБЕРИ.

                                 И раненъ онъ смертельно.
   

МЕЛОНЪ.

             Спасайтесь, лорды! Мы васъ обманули
             И продали! Тащите изъ ушка
             Возстанья нитки. Къ вѣрности забытой
             Вернитесь вновь. Бѣгите къ Іоанну
             И въ прахъ падите. Знайте, если въ битвѣ
             Французъ осилитъ -- съ васъ онъ, за труды,
             Посниметъ головы: онъ въ этомъ клялся,
             А съ нимъ клялись и я и много нашихъ,
             На алтарѣ въ Сентъ-Эдмонсбери,-- тамъ,
             Гдѣ мы клялись на томъ же алтарѣ
             Въ святой любви и вѣчной дружбѣ къ вамъ.
   

СОЛСБЕРИ.

             Возможно ли? ужели жь это правда?
   

МЕЛОНЪ.

             Иль не смотрю въ глаза я смерти страшной?
             Иль не осталось въ насъ лишь капли жизни,
             Что истекаетъ съ кровью, какъ отъ жара
             Свой видъ теряетъ, тая, слѣпокъ воска?
             Къ чему обманывать мнѣ въ этомъ мірѣ,
             Когда въ обманѣ нѣтъ ужь пользы мнѣ?
             Съ чего мнѣ лгать теперь, когда ужь ясно
             Что здѣсь умру, а тамъ живутъ лишь правдой?
             Такъ знайтесь жь: если побѣдитъ Дофинъ,
             А вамъ въ глаза блеснетъ востокъ разсвѣтомъ
             Другой зари, то принцъ -- клятвопреступникъ.
             Нѣтъ! Въ эту жь ночь (ужь смрадъ ея дыханья
             Повилъ, какъ дымомъ, шлемъ огнепернатый
             На старцѣ дряхломъ, истомленномъ солнцѣ),
             Да, въ эту жь злую ночь въ послѣдній разъ
             Вздохнете вы и тѣмъ внесете пеню
             Измѣны за измѣны жизнью вашей,
             Коль побѣдить поможете Дофину.--
             При королѣ есть нѣкто Губертъ; шлю
             Ему поклонъ. Любовь къ нему и то
             Что прадѣдъ мой былъ родомъ Англичанинъ
             Меня понудили во всемъ сознаться.
             За это же, прошу васъ, отнесите
             Меня отъ шума и тревоги битвы
             Куда-нибудь, гдѣ бъ могъ собрать остатокъ
             Я думъ своихъ, пока душа и тѣло
             Не разлучатся въ созерцаньи неба.
   

СОЛСБЕРИ.

             Мы вѣримъ, графъ. И накажи насъ Богъ
             Когда солгу, какъ по сердцу мнѣ этотъ
             Удобный случай повернуть шаги
             На честный путь съ дороги гнусной бѣгства.
             Какъ переставшій бушевать лотокъ,
             Смирившій ярость бурнаго стремленья,
             Войдемъ въ русло, откуда вышли вонъ,
             И тихо потечемъ съ покорствомъ въ славный
             Нашъ Океанъ -- къ монарху Іоанну.
             Я помогу отнесть тебя отсюда;
             Предсмертную уже я вижу муку
             Въ твоихъ очахъ. Ну, братья, въ бѣгство вновь!
             На новый путь, за старую любовь!

(Уходятъ, поддерживая Мелона.)

   

СЦЕНА ПЯТАЯ.

Другая часть той же равнины. Французскій лагерь.

Входитъ ЛУДОВИКЪ и свита.

ЛУДОВИКЪ.

             Казалось, солнце нехотя садилось,
             Покрывъ весь западъ пурпуромъ, когда
             Вымѣривалъ Британцевъ шагъ попятный
             Ихъ собственную землю. Да и славно жь
             Закончили мы день кровавый залпомъ
             Въ нихъ ядеръ съ пожеланьемъ доброй ночи.
             И свили мы знаменъ лоскутья, въ полѣ
             Послѣдніе, почти имъ овладѣвъ.

Входитъ ГОНЕЦЪ.

ГОНЕЦЪ.

             Гдѣ, гдѣ Дофинъ?
   

ЛУДОВИКЪ.

                                 Онъ здѣсь. Какія вѣсти?
   

ГОНЕЦЪ.

             Мелонъ убитъ; всѣ англійскіе лорды,
             По убѣжденью графа, вновь отпали;
             А тотъ десантъ, котораго такъ ждалъ ты,
             Погибъ разбившись въ отмеляхъ Гудвинскихъ.
   

ЛУДОВИКЪ.

             Дурныя вѣсти, провались ты съ ними!
             Ну, признаюсь, не ожидалъ я къ ночи
             Такой бѣды? Да кто же мнѣ сказалъ
             Что Іоаннъ бѣжалъ за часъ иль за два
             Предъ тѣмъ какъ ночь два войска развела?
   

ГОНЕЦЪ.

             Кто бъ ни сказалъ,-- сказалъ, Дофинъ, онъ правду?
   

ЛУДОВИКЪ.

             Ну хорошо! Стать по квартирамъ, на ночь
             Разставить стражу. Завтра до разсвѣта
             Я подымусь чтобъ вновь извѣдать счастья,

(Уходятъ.)

   

СЦЕНА ШЕСТАЯ.

Открытое поле въ окрестностяхъ Суинстедскаго аббатства. Ночь.

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ и ГУБЕРТЪ встрѣчаются.

ГУБЕРТЪ.

             Стой! Кто идетъ? откликнись, иль убью!
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Не бей -- свои! А ты кто?
   

ГУБЕРТЪ.

                                           Я -- Британецъ.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Куда бредешь?
   

ГУБЕРТЪ.

                                 Тебѣ на что? Вѣдь такъ же,
             Какъ ты спросилъ, могу и я спросить.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Да это Губертъ; такъ ли?
   

ГУБЕРТЪ.

                                           Не ошибся.
             И мнѣ сдается, что тамъ ни случись,
             Что ты мнѣ другъ, коли призналъ мой голосъ.
             Кто?къ ты такой?
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

                                 Да все что хочешь. Впрочемъ
             Ты одолжишь меня, когда признаешь
             Во мнѣ отчасти кровъ Плантагенетовъ.
   

ГУБЕРТЪ.

             О, память, память! Ты съ безглазой ночью
             Срамишь меня! Прости мнѣ, храбрый рыцарь,
             Что голосъ твой, такъ мнѣ давно знакомый,
             На этотъ разъ отъ слуха ускользнулъ.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ

             Что новаго? оставимъ комплименты.
   

ГУБЕРТЪ.

             Бродя по черному челу ночному,
             Ищу тебя.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

                       Живѣй! какія вѣсти?
   

ГУБЕРТЪ.

             О добрый сэръ! Подобны ночи -- вѣсти:
             Черны, угрюмы, грустны и ужасны.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Показывай, гдѣ рана въ тѣхъ вѣстяхъ:
             Не дама я, отъ страха не сомлѣю.
   

ГУБЕРТЪ.

             Кажись, отравленъ нашъ король монахомъ!
             Онъ языка почти совсѣмъ лишился.
             Я тотчасъ кинулся къ тебѣ съ злой вѣстью,
             Чтобъ лучше ты вооружиться могъ,
             Чѣмъ въ случаѣ, когда бъ узналъ позднѣе.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Какъ принятъ ядъ? Кто пробуетъ тамъ пищу?
   

ГУБЕРТЪ.

             Монахъ, сказалъ я,-- страшный извергъ. Въ немъ
             Вся внутренность вдругъ лопнула. Король,
             Хоть очень слабъ, но можетъ-быть спасется.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Кто жь при его величествѣ теперь?
   

ГУБЕРТЪ.

             Иль не слыхалъ? Всѣ лорды возвратились,
             А съ ними и принцъ Генрихъ. По его-то
             Ходатайству помилованы лорды
             И всѣ они теперь при королѣ.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             О, укроти свой гнѣвъ, благое небо!
             Не испытуй насъ свыше нашихъ силъ!
             О, Губертъ! Въ эту ночь, при переходѣ
             Трясины той, застигъ меня приливъ.
             Поларміи моей погибло въ топяхъ
             Близь Линкольна; меня же конь мой спасъ.
             Веди меня скорѣе къ королю.
             Боюсь, умретъ онъ прежде чѣмъ прибудетъ.

(Уходятъ.)

   

СЦЕНА СЕДЬМАЯ.

Садъ Суинстедскаго аббатства.

Входятъ ПРИНЦЪ ГЕНРИХЪ, СОЛСБЕРИ и БИГОТЪ.

ПРИНЦЪ ГЕНРИХЪ.

             Ужь поздно. Въ немъ вся кровь заражена,
             И мозгъ (Жилище бренное души,
             Какъ полагаютъ),-- мозгъ когда-то ясный,
             Теперь нескладнымъ бредомъ возвѣщаетъ
             Что скоро все покончится.

Входитъ ПЕМБРОКЪ.

ПЕМБРОКЪ.

                                           Его
             Величество еще владѣетъ рѣчью
             И думаетъ что еслибъ онъ на воздухъ
             Былъ вынесенъ, то это укротило бъ
             Палящій Жаръ, въ немъ вызванный отравой.
   

ПРИНЦЪ ГЕНРИХЪ.

             Такъ вынести его скорѣе въ садъ. (Биготъ уходитъ.)
             Онъ все въ бреду?
   

ПЕМБРОКЪ.

                                 Теперь онъ сталъ покойнѣй
             Чѣмъ былъ при васъ. Сейчасъ онъ громко пѣлъ.
   

ПРИНЦЪ ГЕНРИХЪ.

             О бредъ болѣзни! Боли смертной муки
             Ужь подъ конецъ не сознаютъ себя.
             Смерть, истощивъ всѣ органы, неслышно
             Бросаетъ ихъ и приступомъ идетъ
             Противъ души, язвитъ ее и мучитъ
             Мильйонами причудливыхъ фантазій,
             И грезы тѣ, врываясь въ мозгъ, въ послѣдній
             Пріютъ души, въ немъ путаются въ спорѣ.
             Не странно ли что смерть поетъ? Не странно ль
             Что этотъ блѣдный, истомленный лебедь
             Самъ надъ собой поетъ отходный гимнъ
             И томною гортанью напѣваетъ
             Пѣснь погребальную душѣ и тѣлу
             На вѣчный ихъ покой.
   

СОЛСБЕРИ.

                                           Утѣшьтесь, принцъ!
             Вы рождены привесть въ порядокъ стройный
             Оставленный имъ хаосъ вамъ въ наслѣдство.

Вносятъ КОРОЛЯ ІОАННА въ креслахъ, БИГОТЪ и свита.

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Ну вотъ опять душа моя на волѣ,
             Не рвется вонъ изъ оконъ, изъ дверей.
             Въ груди моей такое пышетъ лѣто
             Что внутренность во мнѣ распалась въ пыль.
             Я словно миньятюра на листѣ
             Пергамента, пылаю весь и корчусь
             Въ своемъ огнѣ.
   

ПРИНЦЪ ГЕНРИХЪ.

                                 Что съ вами, государь?
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Отравленъ -- гибну, умеръ, брошенъ всѣми!
             И ни одинъ изъ васъ зимы не кликнетъ
             Вложить мнѣ въ грудь ея льдяные пальцы;
             Никто въ мое пылающее чрево
             Не устремитъ потока рѣкъ моихъ
             И не упроситъ сѣвера повѣять
             Мнѣ рѣзкимъ вѣтромъ въ высохшія губы,
             Чтобъ остудить ихъ! Кажется не много
             Прошу -- лишь холода; но вы такъ скупы
             Что отказать готовы мнѣ и въ этомъ.
   

ПРИНЦЪ ГЕНРИХЪ.

             О, нѣтъ ли силъ цѣлительныхъ для васъ
             Въ слезахъ моихъ?
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

                                 Нѣтъ! соль ихъ пуще жжетъ.
             Адъ, адъ во мнѣ, и лютый демонъ
             Сидитъ въ аду чтобъ безконечно мучить
             Мою на вѣки проклятую кровь.

Входитъ ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Я весь въ огнѣ отъ спѣшности съ какою
             Я къ вашему величеству летѣлъ.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

             Пришелъ закрыть ты мнѣ глаза, племянникъ!
             Поломаны, сгорѣли мачты всѣ
             И снасти парусовъ на коихъ плылъ я
             Въ одинъ тончайшій волосокъ скрутились.
             На ниточкѣ виситъ моя душа,
             И нить порвется, лишь мнѣ вѣсть ты скажешь,
             И что затѣмъ увидишь? Комъ земли,
             Лишь жалкій призракъ царскаго величья!
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Дофинъ сюда всѣ силы направляетъ,
             А чѣмъ ихъ встрѣтимъ -- знаетъ Богъ одинъ!
             Милордъ, въ ночь эту лучшая часть войскъ,
             Съ которой отступалъ я такъ успѣшно,
             Поглощена, среди болотъ, нежданнымъ
             Приливомъ волнъ.

(Король умираетъ.)

СОЛСБЕРИ.

                                           Вѣсть мертвую донесъ
             Ушамъ ты мертвымъ! Государь, милордъ!
             За мигъ предъ симъ король, и вотъ что нынѣ!
   

ПРИНЦЪ ГЕНРИХЪ.

             Вотъ такъ и мнѣ начать свой путь и кончить!
             Что жь прочно въ мірѣ, гдѣ надежды, силы,
             Коль и монархъ сталъ прахомъ -- для могилы?
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Ты отошелъ отъ насъ! Что жь! я останусь,
             И за тебя долгъ мщенья совершу;
             Потомъ мой духъ пойдетъ къ тебѣ на небо,
             Чтобъ тамъ служить тебѣ, какъ здѣсь служилъ!
             А вы, о звѣзды, что вступили вновь
             Въ свой прежній путь,-- гдѣ жь ваши силы? Будьте
             Вѣрны хоть здѣсь! Сейчасъ за мной! Прогонимъ
             Разгромъ и вѣчный срамъ нашъ за ворота,
             Разбитые отчизны изнемогшей.
             Найдемъ врага; не то -- онъ самъ насъ сыщетъ!
             Ужь по пятамъ за мной спѣшитъ Дофинъ.
   

СОЛСБЕРИ.

             Вамъ, кажется, не все еще извѣстно?
             Здѣсь отдыхаетъ кардиналъ Пандудьфъ.
             За полчаса предъ этимъ отъ Дофина
             Явился онъ и предложилъ намъ миръ
             На выгодныхъ условьяхъ и почетныхъ,
             Съ намѣреньемъ войну покончить здѣсь.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Еще скорѣй ее онъ кончитъ если
             Увидитъ въ насъ готовность дать отпоръ.
   

СОЛСБЕРИ.

             Дофинъ войну покончилъ ужь отчасти.
             Свой вагенбургъ ко взморью онъ отправилъ,
             А все веденье дѣла въ нашей распрѣ
             Препоручилъ Пандульфу. Если вы
             На то согласны,-- я и вы, и лорды,
             Идемъ сегодня жь въ полдень къ кардиналу,
             Чтобъ все привесть къ желанному концу.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Да будетъ такъ!-- А вы, нашъ юный принцъ,
             И лорды, коимъ быть при насъ не нужно,
             Усопшему устройте погребенье.
   

ПРИНЦЪ ГЕНРИХЪ.

             Мы въ Уорстерѣ положимъ прахъ его:
             Такъ онъ хотѣлъ.
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

                                 Тамъ да почіетъ въ мирѣ!
             А ты, нашъ принцъ, возложишь на себя
             Вѣнецъ отцовъ и славу королевства.
             Къ стопамъ твоимъ покорно, на колѣняхъ,
             Я повергаю преданность свою
             И мой обѣтъ -- служить тебѣ до гроба.
   

СОЛСБЕРИ.

             А мы клянемся нашу къ вамъ любовь,
             Не запятнавъ ничѣмъ, хранить во вѣки.
   

ПРИНЦЪ ГЕНРИХЪ.

             Я сердцемъ добръ и радъ бы всѣмъ воздать вамъ;
             Но чѣмъ могу воздать я, кромѣ слезъ?
   

ФИЛИППЪ ПОБОЧНЫЙ.

             Внесемъ дань слезъ печали сколько нужно,
             И безъ того ей много мы внесли!
             Нѣтъ! не падетъ нашъ край, какъ вѣкъ не падалъ,
             Къ ногамъ надменныхъ дерзкихъ иноземцевъ,
             Когда себя не изъязвитъ онъ самъ.
             Теперь, когда всѣ лорды возвратились,
             Пусть съ трехъ угловъ вселенной грянетъ врагъ,--
             Не дрогнемъ мы! Кто насъ дрожать принудитъ,
             Коль Англія себѣ вѣрна пребудетъ?
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru