Шекспир Вильям
Гамлет

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

ГАМЛЕТЪ

ТРАГЕДІЯ

Представлена въ первый разъ въ началѣ 1750 года, на Императорскомъ театрѣ, въ Санктпетербургѣ.

   Источник: Гамлет. Трагедия. (Переделал с франц. прозаического перевода Делапласа) А. П. Сумароков. СПб., имп. Акад. наук, 1748, 69 с.

http://az.lib.ru

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

   КЛАВДІЙ, незаконный Король Даніи.
   ГЕРТРУДА, супруга ево.
   ГАМЛЕТЪ, сынъ Гертрудинъ.
   ПОЛОНІЙ, наперстникъ Клавдіевъ.
   ОФЕЛІЯ, дочь Полоніева.
   АРМАНСЪ, наперстникъ Гамлетовъ.
   ФЛЕМИНА, наперстница Офеліина.
   РАТУДА, мамка Офеліина.
   ПАЖЪ Гамлетовъ,
   ВОИНЫ.
  

Дѣйствіе есть въ Даніи, въ столичномъ городѣ, въ Королевскомъ домѣ.

  

ГАМЛЕТЪ          ТРАГЕДІЯ.

-----

ДѢЙСТВIЕ I.

  

ЯВЛЕНIЕ I.

  
  
                                           ГАМЛЕТЪ одинъ.
  
                       Смутился духъ во мнѣ. О нощь! о страшный сонъ!
                       Ступайте изъ ума любезны взоры вонъ!
                       Наполни яростью, о сердце! нѣжны мысли,
                       И днесь между враговъ Офелію мнѣ числи!
                       Офелію - - - увы! едино имя то
                       Преображаетъ все намѣренье въ ничто,
                       И нудитъ, во умѣ загладить ужасъ ночи.
                       Чтожъ здѣлаютъ потомъ ея драгіе очи!
                       О долгъ! преодолѣй любовь и красоту,
                       Остави щастливымъ приятну суету!
                       Отрыгни мнѣ теперь тирановъ гнусныхъ злоба,
                       Свирѣпство къ должности, на жертву къ мѣсту гроба,
                       Гдѣ Царь мой и отецъ себѣ отмщенья ждетъ!
                       Онъ совѣсти моей покою не даетъ:
                       Я слышу гласъ ево, и въ ребрахъ вижу рану:
                       О сынъ мой! вопіетъ, отмсти, отмсти тирану!
                       И свободи гражданъ.
  

ЯВЛЕНІЕ II.

  

ГАМЛЕТЪ и АРМАНСЪ.

  
                                           АРМАНСЪ.
  
                                           Смущенный голосъ твой
                       Воздвигъ меня съ одра, и отлучилъ покой,
                       Я вижу что душа твоя обремененна.
                       Не вся ли тако нощь тобою провожденна?
                       Знать въ храмину твою сонъ сладкій не входилъ?
                       Иль новый страхъ тебя толь рано возбудилъ?
                       Но Клавдій спитъ еще въ объятіяхъ Гертруды,
                       Еще покоятся ево тирански уды.
                       Иль вображается въ умѣ твоемъ теперь,
                       Молящая тебѣ Полоніева дщерь,
                       И пламенный твой духъ слезами утоляетъ? - - -
  
                                           ГАМЛЕТЪ.
  
                       Твой другъ Офелію отнынѣ оставляетъ.
                       Но можно ли тогда въ ночи покойно спать,
                       Когда велитъ судьба любезну покидать,
                       И быти ей врагомъ, врагомъ быть не умѣя,
                       Ниже къ враждѣ вины малѣйшія имѣя?
                       Ужасный сонъ! своихъ мечтавшихся мнѣ силъ,
                       Ты удареніемъ нещастна поразилъ!
                       Готовъ къ отмщенію; о сонъ! твоя мнѣ сила,
                       То, что исполнить, мнѣ уже опредѣлила.
  
                                           АРМАНСЪ.
  
                       Какую ты мечту - - -
  
                                           ГАМЛЕТЪ.
  
                                                     Довольно безъ мечты
                       Ко гнѣву и того, что сказывалъ мнѣ ты.
                       Злодѣйство Клавдія уже изобличенно,
                       Офеліинъ отецъ погибнетъ непремѣнно.
                       Отецъ мой убіенъ среди своей страны,
                       Не во полѣ, на одрѣ лукавыя жены!
                       Котора много лѣтъ жила съ нимъ безъ порока!
                       А льстецъ Полоній былъ орудьемъ злаго рока!
                       Полоній, сей, ково отецъ мой толъ любилъ!
                       О дщерь убійцына! почто тебѣ я милъ!
                       Почто мила ты мнѣ! почто я въ свѣтъ родился,
                       Когда я своего отца, твоимъ лишился!
                       А ты отца теперь лишенна будешь мной.
                       Равна у насъ любовь, равна и часть съ тобой.
                       Армансъ! ты хочешъ знать, что Гамлету мечталось,
                       И кое зрѣлище во мракѣ представлялось?
                       Разставшися съ тобой, я въ храминѣ стеналъ,
                       Хотѣлъ заснуть; но сонъ отъ глазъ моихъ бѣжалъ.
                       Отчаянье меня въ одрѣ моемъ терзало,
                       И ярость съ жалостью, чрезъ три часа мѣшало,
                       Потомъ я скорбію несносной утомленъ,
                       Забылся и заснулъ тоской обремененъ.
                       Но сей покой мнѣ сталъ мукъ пущею виною,
                       Родитель мой въ крови предсталъ передо мною.
                       И плачя, мнѣ вѣщалъ, о сынъ! любезный сынъ!
                       Познавъ вину моихъ нещастливыхъ судьбинъ,
                       Почто ты борешся съ разсудкомъ толь безчинно,
                       Или чтобъ и твое мнѣ сердце было винно?
                       Отмсти отцову смерть, и мщеньемъ утуши
                       Всегдашню жалобу стенящія души,
                       Прими Геройску мысль, отставъ дѣда любовны,
                       Воззри на тѣнь мою, и зри потоки кровны,
                       Которы предъ тобой изъ ребръ моихъ текутъ,
                       И проливаяся на небо вопіютъ.
                       Сей гласъ меня воздвигъ, ужасна тѣнь пропала;
                       Но мнилось, что еще и въ явѣ угрожала.
  
                                           АРМАНСЪ.
  
                       Суля природѣ дань, мать хочетъ пощадить:
                       Не можетъ я любовь того же сотворить?
                       Ты умѣряючи свою къ Гертрудѣ злобу,
                       Винишъ злодѣйство въ ней, но чтишъ ея утробу:
                       Полоній смерть приять достоинъ какъ злодѣй;
                       Но, Гамлетъ! онъ отецъ возлюбленной твоей.
                       Она сей смертію съ тобою разлучится;
                       Пускай на Клавдіѣ отмщенье совершится.
  
                                           ГАМЛЕТЪ.
  
                       Гертрудою, Армансъ, я человѣкомъ сталъ,
                       Полоніемъ отца на вѣки потерялъ,
                       Оставлю мать суду всевысочайшей власти.
                       И воспротивлюся своей негодной страсти.
  
                                           АРМАНСЪ.
  
                       Колико горькихъ слезъ любезной ты прольешь!
                       Иль горести ея безъ жалости ты ждешь?
                       Ты самъ себѣ влечешь тоскливо разлученье:
                       Какое приключить себѣ и ей мученье!
  
                                           ГАМЛЕТЪ.
  
                       Я бѣдствіемъ своимъ хочу себя явить,
                       Что надъ любовію могу я властенъ быть.
                       Люблю Офелію, но сердце благородно
                       Быть должно праведно, хоть плѣнно, хоть свободно.
  
                                           АРМАНСЪ.
  
                       Когда Офелія увидится съ тобой,
                       Я чаю премѣнишъ тогда разсудокъ свой,
                       И слабости свои невинныя познаешь.
  
                                           ГАМЛЕТЪ.
  
                       Почто ея ты мнѣ толь живо представляешь!
                       Я вознамѣрился не зрѣть ея въ сей день.
                       Воображайся мнѣ явившаяся тѣнь!
                       Воззрите вы глаза къ родительскому гробу,
                       И умножайте днесь во мнѣ свирѣпу злобу!
                       Ожесточите мя, какъ можете, теперь,
                       И дайте позабыть мнѣ, чья Офелья дщерь!
  

ЯВЛЕНІЕ III.

  

ГАМЛЕТЪ, АРМАНСЪ и ГЕРТРУДА.

  
                                           ГЕРТРУДА.
  
                       Не немощь ли тебя какая удержала,
                       Что я тебя вчера день цѣлый не видала?
                       Едва зоря могла взойти на небеса,
                       И освѣтила валъ и дальныя лѣса,
                       Гертруда не видавъ тебя вчера съ собою,
                       Сама пришла спросить, что здѣлалось съ тобою.
                       Не должно ли твоихъ отсутствіемъ притчинъ,
                       Знать матери всегда, любезнѣйшій мой сынъ?
                       Но ты смущаешся, и очи смутны стали;
                       Не здѣлалося ли тебѣ какой печали?
  
                                           ГАМЛЕТЪ.
  
                       Что я въ смущеніи, ты то могла узнать;
                       Не надобно уже того мнѣ открывать.
  
                                           ГЕРТРУДА.
  
                       Не надобно; но что мой сынъ тому виною?
                       Тебѣ не надлежитъ такъ скромну быть со мною.
  
                                           ГАМЛЕТЪ.
  
                       Молчи, и горести моей не умножай!
  
                                           ГЕРТРУДА.
  
                       Что здѣлалось тебѣ, скажи, не сокрывай.
                       Ты сею тайностью, мой сынъ, меня терзаешъ:
                       Или себѣ врагомъ Гертруду почитаешъ?
  
                                           ГАМЛЕТЪ.
  
                       Я отъ тебя свое имѣю существо,
                       И бытъ тебѣ врагомъ претитъ мнѣ естество.
  
                                           ГЕРТРУДА.
  
                       Но чемъ суровый сей отвѣтъ я заслужила?
                       Не тѣмъ ли, что тебя въ утробѣ я носила?
                       О есть ли бъ твой отецъ въ сей жизни пребывалъ!
                       Чтобъ, видя насъ теперь, онъ Гамлету сказалъ!
  
                                           ГАМЛЕТЪ.
  
                       На что ты предомной ево воспоминаешъ?
  
                                           ГЕРТРУДА.
  
                       На что воспоминать ево мнѣ воспрещаешъ?
                       Онъ въ памяти моей пребудетъ навсегда:
                       Безъ слезъ ево конца не вспомню никогда.
                       Когдабъ ты не былъ младъ, и могъ бы царствомъ править;
                       Хотѣлаль бы я, Князь, вдовство свое оставить?
                       На Царскій одръ, на тронъ, раба я вознесла;
                       Чтобъ лучше я твое наслѣдіе пасла.
  
                                           ГАМЛЕТЪ заплакавъ.
  
                       О Боже! ты зришъ все, и все тебѣ извѣстно;
                       Какъ слышишъ ты изъ устъ ея толь слово лестно?
                       Ты крѣпость скромности со всѣмъ ужъ отняла,
                       И тайну въ сихъ слезахъ изъ сердца извела.
  
                                           АРМАНСЪ.
  
                       Иль чувство отъ тебя, о Гамлетъ! отступаетъ!
  
                                           ГАМЛЕТЪ.
  
                       Ужъ поздно мысль таитъ; Гертруда тайну знаетъ.
                       Докончивай свою богопротивну лесть,
                       И Клавдія спасай, доколѣ время есть.
                       Скажи ему, что я къ ево готовлюсь казни,
                       Прелюбодѣйствуй съ нимъ не чувствуя боязни!
                       Не мни, что на тебя разверзся адскій зѣвъ,
                       И снидетъ рано ли, иль поздно вышній гнѣвъ.
                       Покойся въ роскошахъ, въ одрѣ окровавленномъ,,
                       Къ злодѣйству и грѣху тобой опредѣленномъ.
                       Не представляй себѣ на память никогда,
                       Что въ пропасти тебя ждетъ вѣчная бѣда.
                       И есть ли не сыта ты, ахъ! напившись кровью;
                       Пожри еще меня сей мерзскою любовью,
                       И сокруши свой плодъ: онъ бытъ не можетъ милъ,
                       Когда родитель мой душѣ твоей постылъ.
                       Но есть ли бъ естество въ томъ все мнѣ противлялось,
                       Тобъ сердце и тогда мое не убоялось;
                       Я больше не могу о жизни сожалѣть:
                       Пришелъ мой часъ, иду отмстить, иль умереть!
  
                                           АРМАНСЪ остановляетъ ево.
  
                       Остановися здѣсь. Князь, что ты предпріемлешъ!
                       Ты въ иступленіи едину ярость внемлешъ.
  
                                           ГАМЛЕТЪ.
  
                       Не внемлю ничего, лишъ мышлю объ отце:
                       Отецъ мой убіенъ! убійца здѣсь въ вѣнцѣ,
                       Довольствуяся имъ противясь вышней волѣ!
                       Онъ вмѣсто казни здѣсь во славѣ, на престолѣ!
                       Стени! тобой супругъ, тобою жизнь скончалъ.
  
                                           ГЕРТРУДА.
  
                       Покровъ безстыдныхъ дѣлъ Гертрудиныхъ ниспалъ,
                       Проклятая душа открылась предъ тобою,
                       Стыжусь слыть матерью, стыжуся слыть женою,
                       Стыжуся вспомянуть, что я, ахъ! человѣкъ,
                       И лучшебъ было то, чтобъ мнѣ не быть во вѣкъ.
                       Нѣтъ въ свѣтѣ семъ къ моей убѣжища отрадѣ,
                       И нѣтъ мученія достойнаго мнѣ въ адѣ.
                       Гдѣ скрыться отъ стыда! куды свой грѣхъ понесть!
                       Отколѣ возвращу свою погибшу честь!
                       Страдать: жизнь мука мнѣ, хотя и скоротечна,
                       А смерть мнѣ мука же, но мука безконечна.
                       Въ отчаяніи семъ что можно мнѣ избрать!
                       Коль буду я еще во свѣтѣ пребывать;
                       Все станетъ, что ни есть, меня изобличати,
                       И грѣхъ содѣянный на память представляти.
                       Когда, отчаянна, потщуся умереть;
                       Супруга умертвивъ, какъ я могу воззрѣть
                       Въ той жизни на него? и какъ предъ нимъ предстану?
                       Какъ буду данну зрѣть ему мечную рану!
  
                                           АРМАНСЪ.
  
                       Признаніе вины къ прощенію успѣхъ;
                       Кто плачетъ о грѣхѣ, тотъ чувствуетъ свой грѣхъ.
  
                                           ГАМЛЕТЪ.
  
                       Что въ томъ, что слезъ о немъ потоки проливаетъ?
                       Супруга плачемъ симъ она не оживляетъ.
                       Армансъ! въ сей часъ, какъ я съ тобою говорю,
                       Я тѣнь на облакахъ въ воздушномъ мракѣ зрю,
                       И слышу, что она по вѣтрамъ возглашаетъ:
                       Я стражду, а мой сынъ еще не отомщаетъ.
  
                                           ГЕРТРУДА.
  
                       Не медли, отомщай! убійца предъ тобой.
                       Забудь, что мать твоя, казни своей рукой!
                       Не дай мученія на свѣтѣ семъ терпѣти,
                       Стыдящейся, увы! на небеса воззрѣти;
                       Адъ проситъ добычи своей мой умъ плѣня,
                       И огненна рѣка пылаетъ на меня.
                       Уже хотятъ приятъ жилищи мя подземны,
                       И въ глубинѣ на мя бунтуютъ вихри темны.
                       Разверзлая земля, падетъ во мглу сей домъ,
                       Сверкаютъ молніи и небо мещетъ громъ.
                       Бѣги, мой сынъ, сихъ мѣстъ! ни кто въ нихъ ни спасется,
                       Бѣги, спасися ты, подъ ними твердь трясется.
                       Наполненъ мерзостью моею весь чертогъ,
                       И не присутствуетъ тамъ, гдѣ Гертруда, Богъ.
  
                                           АРМАНСЪ.
  
                       Она изъ разума, о Гамлетъ! изступаетъ;
                       Природа ей помочь тебѣ повелѣваетъ!
  
                                           ГАМЛЕТЪ.
  
                       Проси, чтобъ Богъ тебѣ вину твою простилъ.
  
                                           ГЕРТРУДА.
  
                       Нельзя, чтобъ онъ мнѣ грѣхъ толь тяжкій отпустилъ.
                       Какова таковой ждать грѣшницѣ прощенья?
                       Не можно избѣжать мнѣ вѣчнаго мученья:
                       Пребудетъ грѣхъ на мнѣ, надежды больше нѣтъ,
                       Разверсты пропасти, и адъ меня пожретъ.
  
                                           АРМАНСЪ.
  
                       Какъ грѣхъ твой ни великъ, его щедрота болѣ.
                       Предай себя, предай Его всемощной волѣ:
                       Уйми смятеніе, гласъ къ небу вознеси,
                       И со смиреніемъ прощенія проси.
  
                                           ГЕРТРУДА.
  
                       Господь изъ скверныхъ устъ молитвы не приемлетъ,
                       Стенанія сердецъ злодѣйскихъ онъ не внемлетъ.
  
                                           ГАМЛЕТЪ.
  
                       Взведи къ нему свои ты руки и взови!
  
                                           ГЕРТРУДА.
  
                       Онѣ омочены въ супруговой крови.
  
                                           АРМАНСЪ.
  
                       Безсмертный милосердъ, и гнѣвъ его смягчится,
                       Коль грѣшникъ передъ нимъ всемъ сердцемъ сокрушится.
                       Покайся, и коль смерть супругу ты дала,
                       Превысь блаженными злодѣйскія дѣла.
                       Сступи съ пути сего, ужъ недалеко бездна,
                       Еще быть можетъ жизнь твоя тебѣ полезна,
                       Сступи, доколь она со всемъ не претечетъ;
                       Оттолѣ страждущимъ во векъ изхода нѣтъ.
  
                                           ГЕРТРУДА.
  
                       О Боже! есть ли я тебя не прогнѣвляю,
                       Что по злодѣйствѣ семъ на небеса взираю,
                       И гласъ изъ скверныхъ устъ ты можешъ возприять;
                       Пошли отъ горнихъ мѣстъ свою Мнѣ благодать!
                      Не ввергни въ пропасть мя, гдѣ вверженнымъ въ тѣ смрады.
                       Не будетъ никогда малѣйшія отрады,
                       Куды не входитъ сонъ, единъ въ бѣдахъ покой,
                       Гдѣ нѣтъ ни на ково надежды никакой,
                       Гдѣ нѣтъ желаннаго нещастнымъ смерти рока,
                       И нѣтъ мученію отмѣнности, ни срока!
                       О адъ! терзаніе моихъ блудящихъ думъ,
                       И тѣмъ лишъ, что тебя я привожу на умъ,
                       Колеблется душа и нестерпимо стонетъ!
                       Чтожъ будетъ, какъ ея сіе мученье тронетъ!
                       Но, все, что ни страшитъ въ смятеніи меня,
                       Чево себѣ ни ждетъ душа моя стеня,
                       Ни что въ толикій страхъ злочастну не приводитъ,
                       Какъ то, когда сіе на мысль мою приходитъ,
                       Что, ахъ! не буду зрѣть Творца я своего,
                       И буду пребывать я вѣчно безъ него.
  
                                           ГАМЛЕТЪ.
  
                       Когда сію ты казнь всѣхъ зляе почитаешъ;
                       Кратчайшими къ Творцу, путями притекаешъ.
                       Мученья лютаго страшится и злодѣй;
                       Но стонетъ во грѣхахъ онъ о душѣ своей,
                       Не для ради того, что Бога прогнѣвляетъ,
                       Кѣмъ онъ на свѣтѣ сталъ, и въ свѣтѣ пребываетъ,
                       И вмѣсто, чтобъ Творцу работать и служить,
                       Печется лишъ о томъ, чтобъ щастливо прожить;
                       Но что онъ углія главѣ, своей готовитъ,
                       И краткимъ щастіемъ на вѣчность бѣдство ловитъ.
  
                                           ГЕРТРУДА.
  
                       Не можемъ мы воздать и за одно сіе,
                       Что мы изъ ничего имѣемъ бытіе;
                       Такъ въ пагубныхъ дѣлахъ своихъ приявъ прощенье,
                       Мнѣ чемъ заслуживать толь злое согрѣшенье?
  
                                           АРМАНСЪ.
  
                       Пусти изъ глазъ своихъ потоки слезныхъ рѣкъ,
                       Остави свѣтъ другимъ, и плачь въ пустыняхъ въ вѣкъ.
  
                                           ГЕРТРУДА.
  
                       На все готова я; я городъ оставляю,
                       Который мерзостью своею наполняю.
                       Но мню, что оскверню и жительство звѣрей;
                       Я тигровъ превзошла жестокостью своей.
  
                                           ГАМЛЕТЪ.
  
                       Не такъ жестоки ихъ свирѣпствы и опасны:
                       Въ злонравіи своемъ мы паче ихъ ужасны,
                       Во гнѣвѣ человѣкъ лютѣйшій самый звѣрь.
  
                                           ГЕРТРУДА.
  
                       То видно и на мнѣ одной, мой Князь, теперь.
                       Въ безстыдныхъ сихъ дѣлахъ, которыхъ ненавижу,
                       Препроводите мя отсель, дверей не вижу;
                       Хочу пребыть одна, хочу предъ Богомъ пасть:
                       А ты возприимай родительскую власть.
  

Конецъ перваго дѣйствія.

  

ДѢЙСТВІЕ II.

  

ЯВЛЕНІЕ I.

  

КЛАВДІЙ и ПОЛОНІЙ.

  
                                           КЛАВДІЙ.
  
                       Во всѣмъ я царствіи единаго зрю друга!
                       Изгнала днесь меня изъ сердца и супруга.
                       Раби не чувствуютъ любви ко мнѣ, лишъ страхъ
                       Еще содержитъ ихъ въ тиранскихъ сихъ рукахъ,
                       Когда природа въ свѣтъ меня производила,
                       Она свирѣпствы всѣ мнѣ въ сердце положила.
                       Во мнѣ изкоренить природное мнѣ зло,
                       О воспитаніе! и ты не возмогло,
                       Се въ первый разъ во мнѣ суровый духъ стонаетъ,
                       И варварствомъ моимъ меня изобличаетъ,
                       И есть ли онъ когда въ злодѣйствіи стоналъ;
                       То рвался, что еще на чью онъ жизнь алкалъ.
  
                                           ПОЛОНІЙ.
  
                       Супруга - - -
                                           КЛАВДІЙ.
  
                                 Днесь она вину свою признала,
                       И Божество въ сей день смиренно призывала.
                       Она потоки слезъ лила предъ нимъ стеня,
                       И отвратилася, мнѣ вшедшу, отъ меня:
                       Поди, сказала мнѣ, немѣдленно отселѣ,
                       И дай покаяться, доколѣ духъ мой въ тѣлѣ;
                       Приди, сказавъ еще, и ты въ себя въ сей часъ,
                       Уже разверзлися днесь пропасти на насъ.
                       Восколебало мя ужасное то слово,
                       И сердце здѣлало къ разкаянью готово.

(Падъ на колѣни:)

                       Се, Боже! предъ тобой сей мерзскій человѣкъ,
                       Который срамотой одной наполнилъ вѣкъ,
                       Поборникъ истинны, безстыдныхъ дѣлъ рачитель,
                       Врагъ твой, врагъ ближняго, убійца и мучитель!
                       Нѣтъ силы больше дѣлъ злодѣйскихъ мнѣ носить;
                       Принудь меня, принудь прощенія просить!
                       Всели желаніе искать мнѣ благодати;
                       Я не могу въ себѣ сей ревности сыскати!
                       Противныхъ божеству исполненъ всѣхъ страстей.
                       Ни искры добраго нѣтъ въ совѣсти моей.
                       При покаяніи жъ мнѣ что зачати должно?
                       Мнѣ царствія никакъ оставить не возможно.
                       На чтожъ мнѣ каяться и извергати ядъ;
                       Коль мысли отъ тебя далеко отстоятъ?

(Возстаетъ.)

  
                                           ПОЛОНІЙ.
  
                       Имѣй великій духъ приявши скипетръ въ руки,
                       Будь мужественъ по гробъ, и не страшися муки.
                       Не тотъ отваженъ, кто идетъ безстрашно въ бой;
                       Но съ смертію и мукъ безстрашно ждетъ герой.
                       Забудь и свѣтскія и Божески уставы.
                       Ты Царь противу ихъ послѣдуй правамъ славы.
  
                                           КЛАВДІЙ.
  
                       Наполненъ злобою жизнь вѣчную губя,
                       Будь бодръ мой томный духъ, и не щади себя!
                       Довольствуйся однимъ, ты Клавдій, щастьемъ свѣта,
                       И ужъ не отрицай днесь пагубна совѣта!
                       Не представляй злыхъ слѣдствъ, и жизни сей конца;
                       Вся часть твоя есть честь державы и вѣнца.
                       Наполнимъ щастіемъ здѣсь житіе толь кратко,
                       Чтобъ при концѣ сказать: я жилъ на свѣтѣ сладко.
                       Но кая фурія стѣсненну грудь грызетъ?
                       И кая скорбь во мнѣ всю внутренную рветъ?
                       О небо! не тревожъ меня, оставь въ покоѣ!
                       Уже не превратишъ мое ты сердце злое.
                       Не обличай меня, спасенья не хочу,
                       И что я здѣлалъ, то во адѣ заплачу.
  
                                           ПОЛОНІЙ.
  
                       Душа моя твоей послѣдовать готова;
                       Умремъ безъ робости и не преступимъ слова.
  
                                           КЛАВДІЙ.
  
                       Намѣренье сіе я твердо предпріялъ;
                       Но чтобъ никто въ пути намъ щастья не стоялъ,
                       Я зрю противъ себя супругу нынѣ львицей.
                       Сокроемъ таинство убійствія съ Царицей.
                       Она разкаялась: кто знаетъ для чево?
                       Не для паденіяль, Полоній, моево?
                       Пойдемъ теперь противъ супругиной любови,
                       Не пощадимъ пролить мы и ея днесь крови!
                       Но прежде погубимъ наслѣдника ея,
                       И взыдетъ въ Царскій одръ прекрасна дщерь твоя.
  
                                           ПОЛОНІЙ.
  
                       Сія щедрота весь мой разумъ превосходитъ.
  
                                           КЛАВДІЙ.
  
                       Усердіе, тебя въ толику честь возводитъ;
                       Когдажъ Офеліи я старъ явлюся быть,
                       Ты можешъ властію къ любви ея склонить.
  
                                           ПОЛОНІЙ.
  
                       Сѣдины подъ вѣнцемъ не могутъ быть примѣтны,
                       Со дщерію моей вы Царь единолѣтны.
  

ЯВЛЕНІЕ II.

  

КЛАВДІЙ, ПОЛОНІЙ, ГЕРТРУДА и РАТУДА.

  
                                           ГЕРТРУДА.
  
                       Вы всѣ свидѣтели моихъ безбожныхъ дѣлъ:
                       Того противна дня, какъ ты на тронъ возшелъ,
                       Тѣхъ пагубныхъ минутъ, какъ честь я потеряла,
                       И на супружню смерть нетронута взирала:
                       Свидѣтельствуйте вы, что я слагаю грѣхъ,
                       Всещедрый Богъ мнѣ далъ въ сей день къ сему успѣхъ.
                       Не тщетно многи дни мысль умъ мой угрызала,
                       И человѣчество въ зло сердце возвращала.
                       Я плодъ съ него сняла признавъ свою вину:
                       А ты не почитай мя больше за жену;
                       Любовь произвела во мнѣ твое злодѣйство!
                       Супружество мое съ тобой прелюбодѣйство.
                       Признайся такъ какъ я, сложи съ главы вѣнецъ,
                       И сотвори своимъ безстудіямъ конецъ.
                       Ты въ ненависти, Князь мой сынъ любимъ въ народѣ,
                       Надежда всѣхъ гражданъ, остатокъ въ царскомъ родѣ.
                       Ты одръ отца его сугубо осквернилъ,
                       И тяжкимъ бременемъ все царство отягчилъ.
                       Нещастная страна вся кровью обагренна,
                       И трупіемъ своихъ сыновъ отягощенна.
                       Колико много слезъ ты пролилъ бѣдныхъ женъ,
                       Сыновъ, и дочерей, отъ самихъ тѣхъ временъ,
                       Какъ честь мою любовь сквернѣйша поглотила,
                       А я тебя на тронъ Монаршескій пустила!
                       О какъ тогда, о какъ не сшедъ на землю громъ,
                       И съ нами не упалъ нашъ оскверненный домъ!
                       Какъ стѣны нашихъ сихъ чертоговъ не тряслися!
                       И какъ мы въ таковомъ грѣхѣ съ тобой спаслися!
                       Помысли Клавдій ты, какъ Вышній терпѣливъ:
                       И я жива, и ты еще по всемъ томъ живъ.
                       Отецъ въ немъ милосердъ, судья въ немъ преужасенъ:
                       По смерти грѣшныхъ вопль есть позденъ и напрасенъ.
  
                                           КЛАВДІЙ.
  
                       Ты хочешъ, чтобъ твой сынъ на мой престолъ возшелъ,
                       И предъ народомъ всѣмъ мнѣ судіею сѣлъ?
                       Я слышу изъ твоихъ устъ рѣчь не обычайну,
                       И мню, что ты ему открыла нашу тайну.
                       Какъ ты ево отца дерзнула умертвить,
                       Я зрю, что и меня такъ хочешъ погубить.
  
                                           ГЕРТРУДА.
  
                       Не о злодѣйствіяхъ я мысль уже имѣю,
                       Но о грѣхѣ твоемъ стеню и сожалѣю,
                       Которому и я сообщница была,
                       И поводъ твоему убійству подала,
                       Не ждавъ злой совѣсти послѣдующей муки,
                       И ахъ! въ супруговой крови багрила руки.
                       Хотяжъ въ семъ дѣлѣ я виновна больше васъ,
                       Но ту вину съ меня сложилъ единый часъ,
                       Въ который облака я гласомъ проницала,
                       И со смиреніемъ на небеса взирала.
                       Сложите такъ и вы тяжелы бремена,
                       Отпустится и вамъ, какъ мнѣ сія вина,
                       Я свѣтъ покину въ вѣкъ, и скроюсь въ лѣсы темны,
                       Жилищи будутъ тамъ пещеры мнѣ подземны,
                       Оставь и ты свой скиптръ, а ты свой пышный санъ,
                       Оставленный вамъ вѣкъ еще на пользу данъ.
                       Вы симъ и ненависть въ народѣ изтребите,
                       Что къ собственной своей вы пагубѣ губите,
                       Не таковы въ другихъ суть жестоки сердца,
                       Чтобъ изтребить пеклись они васъ до конца.
                       Примите только вы иныя въ жизни мѣры.
                       Враговъ своихъ прощать есть должность нашей вѣры.
  
                                           ПОЛОНІЙ.
  
                       Кому прощать Царя? народъ въ ево рукахъ.
                       Онъ Богъ, не человѣкъ, въ подверженныхъ странахъ.
                       Когда кому даны порфира и корона,
                       Тому вся правда власть, и нѣтъ ему закона.
  
                                           ГЕРТРУДА.
  
                       Не симъ есть праведныхъ наполненъ умъ Царей:
                       Царь мудрый есть примѣръ всей области своей;
                       Онъ правду паче всѣхъ подвластныхъ наблюдаетъ,
                       И всѣ свои на ней уставы созидаетъ,
                       То помня завсегда, что кратокъ смертныхъ вѣкъ.
                       Что онъ въ величествѣ такой же человѣкъ,
                       Раби его ему любезныя суть чады,
                       Отъ скипетра его ліется токъ отрады.
                       Милъ праведнымъ на немъ и страшенъ злымъ вѣнецъ.
                       И не приближится къ его престолу льстецъ.
                       А ты, о ядъ Царя! злодѣй всего народа,
                       Котораго имъ въ казнь извергнула природа!
                       Доколѣ во грѣхахъ сихъ будетъ утопать?
                       И долго ли Царя къ мученью поощрять?
                       Иль ты терпѣніе Господне презираешъ.
                       И устремительно на ярость прелагаешъ?
                       Уже и такъ Творца ты варваръ раздражилъ,
                       Брегись, чтобъ вскорѣ онъ тебя не поразилъ.
                       Онъ терпитъ; но терпѣть когда нибудь престанетъ,
                       И въ часъ, когда не ждешъ, въ твою погибель грянетъ.
  
                                           КЛАВДІЙ.
  
                       Оставимъ здѣсь ея, она теряетъ умъ;
                       Дадимъ свободу ей къ собранью прежнихъ думъ.
  

ЯВЛЕНІЕ III.

  

ГЕРТРУДА и РАТУДА.

  
                                           РАТУДА.
  
                       Воспомни о своемъ теперь Царица сынѣ.
                       Оставь злодѣевъ сихъ, предъ нимъ признайся нынѣ.
                       Открой то Гамлету, что въ сердцѣ ты таишъ!
                       Да тѣнь супругову въ семъ Князѣ утолишъ.
                       Трони ево ты слухъ плачевными словами!
                       И разрѣши свой грѣхъ сыновними устами.
  
                                           ГЕРТРУДА.
  
                       Мой сынъ увѣдомленъ, не знаю чрезъ ково;
                       И тайнаго ужъ нѣтъ предъ Княземъ ничево.
                       Не знаю, кто и какъ мою могъ сведать скверность,
                       И таинство пронзить, познавъ мою невѣрность.
                       Я говорила съ нимъ о мерзостяхъ своихъ,
                       Лишъ не открыла всѣхъ подробностей дѣлъ сихъ.
  
                                           РАТУДА.
  
                       Довольно. Будь предъ нимъ въ подробностяхъ безсловна,
                       Армансъ то знаетъ все, а я тому виновна;
                       Но мню, что то никакъ не можетъ быть виной,
                       Что въ пользу для тебя произвелося мной.
                       Отъ дней, какъ дѣйствіе то учинилось странно,
                       Я весь терзалась годъ, терзаясь непрестанно.
                       Днесъ правость на конецъ мой умъ въ полонъ взяла,
                       И молчаливости оковы прервала.
  
                                           ГЕРТРУДА.
  
                       Нѣтъ винности твоей.
  
                                           РАТУДА.
  
                                                     Свидѣтельствуя рану,
                       Супругу твоему въ одрѣ Полоньемъ дану,
                       Котору я омыла омыть принуждена,
                       Таилась я, что я была устрашена
                       И кто бы таковой, въ томъ вѣстницѣ повѣрилъ?
                       Полоній плачучи предъ всѣми, лицемѣрилъ,
                       Вѣщая всѣмъ, что твой возлюбленный супругъ,
                       Естественно въ одрѣ своемъ скончался вдругъ,
                       И что ево сокрыть была сія притчина,
                       Чтобъ не пуститъ ево умерша видѣть сына,
                       И пущей жалости ему не приключить,
                       Котора безъ того велика зрѣлась быть!
                       О вѣрности ево никто не сумнѣвался,
                       И вымыслъ злой души за правду показался.
                       Полоній до сего свирепости таилъ:
                       Какъ агнецъ былъ сей тигръ, и Царь ево любилъ:
                       Хотя бы всѣ мѣста я града обѣгала,
                       И съ плачемъ истинну народу возвѣщала;
                       Ктобъ дерзость такову, Царица, могъ имѣть,
                       Что бъ вшелъ онъ въ твой чертогъ, на тѣлѣ ранъ смотрѣть?
                       Ты радовалася, никѣмъ тогда не зрима,
                       Какъ мнилась быть твоя печаль неутолима.
                       Тиранъ задумчивъ былъ, какъ въ горестны часы,
                       Полоній на себѣ терзалъ тогда власы.
                       Свирѣпство было въ немъ прехитро прежде скрыто,
                       Но ахъ! чьи льстятъ уста, въ томъ сердце ядовито!
  
                                           ГЕРТРУДА.
  
                       Какимъ порядкомъ ты съ Армансомъ рѣчь вела,
                       И полную ли вѣсть о дѣлѣ зломъ дала?
  
                                           РАТУДА.
  
                       Все такъ, какъ было то, Армансу я сказала,
                       Какъ многажды о томъ изъ устъ твоихъ слыхала:
                       Какъ Клавдій вашъ союзъ съ супругомъ разрушалъ,
                       И какъ ево тебѣ невѣрности внушалъ,
                       Которыхъ, какъ я мню, конечно не бывало.
                       Какъ сердце на него твое ожесточало.
                       Какъ многажды тебя къ убійству онъ влачилъ,
                       И какъ Полонія съ собою согласилъ,
                       И погубилъ Царя въ срединѣ ночи спяща,
                       Въ крѣпчайшемъ снѣ, въ твоемъ объятіи лежаща.
  
                                           ГЕРТРУДА.
  
                       Скончай Ратуда рѣчь, тоски духъ вонъ влекутъ:
                       Я не могу себѣ представить тѣхъ минутъ.
                       Когда бы ты въ тотъ часъ Ратуда пробудилась,
                       Ты бъ взоръ свой на меня возвергнуть усрамилась:
                       А я то видѣла безъ слабости тогда.
  
                                           РАТУДА.
  
                       И тотъ единый часъ терзаетъ мя всегда,
                       Когда смятеніе мя ваше разбудило - - -
                       Какое зрѣлище передо мною было!
  
                                           ГЕРТРУДА.
  
                       Я представляю то теперь какъ адъ себѣ - - -
                       Оставь мя, я тотчасъ послѣдую тебѣ.
  

ЯВЛЕНІЕ IV.

  
                                           ГЕРТРУДА одна.
  
                       О дремлющая тѣнь супруга умерщвленна!
                       Что сотворила я, и что речетъ вселенна,
                       Когда представятся ей всѣ дѣла мои,
                       И въ нихъ проклятыя злодѣйствія сіи!
                       Другимъ нещастливымъ въ случаяхъ самыхъ строгихъ,
                       Отрада, что они жалѣемы отъ многихъ.
                       А обомнѣ уже кто станетъ сожалѣть?
                       Кто можетъ на меня съ щедротою воззрѣть?
                       О Царь мой! о супругъ! когда назвать такъ смѣю,
                       И право имени сего еще имѣю:
                       По возпріятіи мнѣ милости съ небесъ,
                       Когда раскаянье, стенанія, токъ слезъ,
                       И, сей отъ сердца гласъ, который я приемлю,
                       Удобны до тебя дойтить пронзивши землю;
                       Прими прошеніе толь смрадныя души,
                       И жалобу свою въ томъ свѣтѣ утиши!
                       Когдабъ я жизнь свою могла скончать безгрѣшно;
                       Я бъ съ радостью тебѣ послѣдовала спѣшно;
                       Но ахъ! законъ и свой животъ пресѣчь претитъ,
                       И самовольну смерть мученіемъ платитъ;
                       Такъ дай послѣдовать божественну уставу,
                       И смерти ожидать покинувъ царску славу!
                       Ратуда ждетъ меня: что дѣлаетъ мой сынъ?
                       И нѣтъ ли страха тамъ? съ Армансомъ онъ одинъ.
  

Конецъ втораго дѣйствія.

  
  

ДѢЙСТВІЕ III.

  

ЯВЛЕНІЕ I

ПОЛОНІЙ и ОФЕЛІЯ.

  
                                           ПОЛОНІЙ.
  
                       Возлюбленная дщерь, послѣдокъ рода славна!
                       О дщерь! твоя мнѣ жизнь всегда въ умѣ мысль главна.
                       Ужъ я состарѣлся, и дни къ концу веду.
                       Предстать на страшный судъ, и смерти вскорѣ жду,
                      Кто будетъ о тебѣ, какъ я умру, стараться?
                       Кто знаетъ, въ каковомъ житьѣ тебѣ остаться?
                       И можетъ быть пойметъ супругъ тебя такой,
                       Которымъ безъ меня затмится корень мой.
                       Вступи въ супружество при мнѣ, и дай мнѣ зрѣти,
                       Какую ты по мнѣ здѣсь будешъ часть имѣти.
                       Согласналь ты на то? а я тебѣ явлю,
                       Какія для тебя я способы ловлю.
  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                       Но кто есть сей супругъ, котораго желаешъ
                       Ты дочери своей? ково мнѣ представляешъ?
  
                                           ПОЛОНІЙ.
  
                       Кто вознесетъ тебя на сей высокій тронъ.
                       Тебѣ являются слова сіи какъ сонъ,
                       Однако будетъ такъ.
  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                                                     Я радостно внимаю,
                       И кто онъ, я теперь уже разумѣваю.
                       Въ какомъ я щастіи на свѣтѣ буду жить!
                       Хочу въ толь славно мнѣ супружество вступить.
                       Когда толь щастлива Офеліина доля;
                       Да будетъ въ томъ твоя непрекословна воля.
  
                                           ПОЛОНІЙ.
  
                       Я зрю, что рѣчи ты моей не поняла;
                       Не Гамлетъ будетъ то, ты щастьемъ назвала,
                       Кто суетно вѣнца и скиптра ожидаетъ.
                       Надежда иногда и тщетно услаждаетъ.
  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                       Почто ты возмутилъ духъ щастіемъ взманя?
                       Приятная мечта! ты скрылась отъ меня!
                       Надежда отошла и мысли помрачила,
                       Желанна мною честь лишъ сердце отягчила.
                       Мнѣ, на престолѣ быть, иной дороги нѣтъ.
                       Инова дочь твоя супружества не ждетъ.
  
                                           ПОЛОНІЙ.
  
                       Какая здѣлалась во всей тебѣ тревога!
                       Не сѣтуй, къ трону есть еще тебѣ дорога,
                       Которой ты еще скоряе притечешь.
  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                       Напрасно мысль мою къ надеждѣ ты влечешъ;
                       Иной дороги нѣтъ.
  
                                           ПОЛОНІЙ.
  
                                                     Но будь ты терпѣлива.
                       Я радуюсь, что мысль въ тебѣ толь горделива,
                       И вижу изъ сего, что ты достойна быть
                       Моею дочерью, и титло то носить!
                       Есть способъ быть тебѣ Офелія Царицей.
  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                       Нѣтъ больше способа, а я умру дѣвицей!
  
                                           ПОЛОНІЙ.
  
                       А ежели нашъ Царь супругъ твой будетъ самъ!
                       И естьли Клавдій то и обѣщалъ ужъ намъ?
  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                       Нашъ Царь? - - супругомъ мнѣ? - - иль мы живемъ въ поганствѣ?
                       Когда бывало то донынѣ въ Христіянствѣ?
                       Законъ нашъ двѣ жены имѣти вдругъ претитъ.
  
                                           ПОЛОНІЙ.
  
                       Гертрудиной рукой супругъ ея убитъ.
                       Ратудою уже убійство обличенно,
                       И все злодѣйствіе жены Царю внушенно.
                       По семъ извѣстіи какъ можетъ съ ней онъ жить?
                       Когда она ево дерзнула погубить;
                       Такъ можетъ жизнь отнять у него подобно.
  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                       Жена могла имѣть, жена толь сердце злобно
                       Къ супругу своему! я вѣрить не могу.
  
                                           ПОЛОНІЙ.
  
                       Ты знаешъ, какъ я честь Офеліи брегу!
                       Коликобъ было то Полонію безславно,
                       Когдабъ онъ сонъ сказалъ тебѣ за дѣло явно!
  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                       Такъ чтожъ намѣренъ Царь съ Гертрудой учинить!
  
                                           ПОЛОНІЙ.
  
                       Оставити ей честь, и тайно умертвить.
  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                       По сихъ намѣреньяхъ ево страшуся зрака;
                       Я тако не хочу, съ Монархом свѣта, брака.
  
                                           ПОЛОНІЙ.
  
                       Толико щастливу ты отметая часть,
                       Офелія влечетъ Полонія въ напасть
  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                       Ты мнѣ отец, и ты далъ сердце мнѣ такое,
                       Что гнусно передъ нимъ намѣреніе злое.
                       Я слыша, трепещу, толико странну вѣсть.
                       Что мнѣ недорого, всево дороже честь.
                       Царица пусть умретъ, когда умретъ ей должно;
                       Но мнѣ бытъ царскою супругой не возможно.
                       Не будетъ! что бы я свой долгъ пренебрегла,
                       Я добродѣтельно всю жизнь свою жила.
                       Не соглашаюся я въ тайнѣ вашей съ вами,
                       И къ трону не пойду кровавыми стопами.
                       Скажи Царю, чтобъ онъ на одръ меня не ждалъ,
                       И съ сей надеждою въ убійство не вступалъ.
                       Когда бы ярости въ немъ сердце не имѣло;
                       И въ правосудіибъ оно о ней жалѣло:
                       Гдѣ жалость, гдѣ любовь въ суровости такой?
                       Она еще жива; онъ ищетъ ужъ другой.
  
                                           ПОЛОНІЙ.
  
                       Подобьемъ таковымъ младенцы рассуждаютъ,
                       Которы всѣ дѣла грѣхами поставляютъ,
                       И что безуміе женъ старыхъ имъ втвердитъ,
                       Все мыслятъ, что то имъ въ нихъ совѣсть говоритъ.
  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                       Я суевѣрія съ закономъ не мѣшаю,
                       И Бога чистою душею почитаю;
                       Который въ естестьѣ мнѣ добродѣтель влилъ,
                       И откровеніемъ меня въ ней утвердилъ.
  
                                           ПОЛОНІЙ.
  
                       Когда полезныя совѣты я теряю,
                       Ты дочь, а я отецъ! такъ я повелѣваю.
  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                       Не принуждай ты дочь противиться себѣ,
                       И помни, какъ была послушна я тебѣ.
  
                                           ПОЛОНІЙ.
  
                       Знай, я тебя уже Царицей нарицаю,
                       А инако тебя за дочь не принимаю.
  

ЯВЛЕНIЕ II.

  

ОФЕЛІЯ одна.

  
                       За васъ любезна честь, и Гамлетъ дорогой,
                       За васъ прогнѣвался на мя родитель мой!
                       Тебѣ, о честь! я жизнь до смерти посвятила,
                       Тебя, мой Князь! по смерть я въ сердцѣ заключила.
                       Хотябъ за васъ мнѣ жизнь случилось погубить,
                       Ничто не можетъ въ вѣкъ во мнѣ васъ истребить.
                       Съ тобою буду, честь, жить въ бѣдности, въ напасти,
                       Довольняй какъ лишась тя, въ лутчей смертной части,
                       Въ великолѣпіи, въ порфирѣ и въ венце.
                       За васъ, увы! за васъ, злодѣя зрю въ отцѣ!
                       А ты, дражайшій Князь! хотя моимъ не будешъ,
                       Я знаю, что меня во вѣки не забудешъ.
                       Будь Царь, или не будь, хотя бъ ты былъ и рабъ,
                       Офелія тебя любила и тогда бъ.
  

ЯВЛЕНІЕ III.

  

ОФЕЛІЯ, ГАМЛЕТЪ и АРМАНСЪ.

  
                                           ГАМЛЕТЪ съ обнаженною шпагою.
  
                       Умрите вы теперь мучители, умрите!
                       Пришелъ вашъ лютый часъ - - - но что вы очи зрите!
                       Офелію - - - въ какой пришла сюды ты часъ!
                       Сокрой себя отъ Гамлетовыхъ глазъ!
  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                       Что здѣлалось тебѣ? и для чего мнѣ крыться?
                       Что такъ понудило тебя на мя озлиться?
                       Всегдашнее мя зрѣть желанье отмѣня,
                       Иль ты злодѣйкою, Князь, ставишь и меня?
                       Какую я тебѣ досаду показала?
                       За что любезный Князь тебѣ противна стала?
                       Днесь шлетъ Офелью прочь, а прежде самъ искалъ.
                       За что ты толь свирѣпъ мнѣ вдругъ, о Гамлетъ! сталъ!
                       Мой разумъ омраченъ, и всѣ трепещутъ члены:
                       Скажи причину мнѣ сей странныя премѣны.
  
                                           ГАМЛЕТЪ.
  
                       Возстаньте на меня вы всѣ случаи вдругъ,
                       Которы можете еще смутить мой духъ!
                       Всѣ скорби, всѣ бѣды, зберитесь совокупно,
                       Терзайте бѣднаго и мучте неотступно!
                       Терзайте, что бы жизнь моя скоряй прешла,
                       И томная бъ душа спокойствіе нашла!
  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                       Мя кажда рѣчь теперь, изъ устъ твоихъ, пронзаетъ,
                       И кажда быть твоей надежду отнимаетъ.
                       Дай помощь въ слабости, въ тоскѣ душѣ моей,
                       И сжалясь вниди въ страсть возлюбленной своей!
  
                                           ГАМЛЕТЪ.
  
                       Нѣтъ жалости уже во мнѣ немилосердомъ.
                       И больше не ищи любови въ сердцѣ твердомъ,
                       Затворены пути лучамъ очей твоихъ,
                       Не чувствую уже заразовъ дарагихъ.
                       Смотри, въ какой я сталъ Офелія судбинѣ:
                       Я всѣми напоенъ свирѣпостями нынѣ.
  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                       Такъ ты ту Князь любовь, котору ощущалъ,
                       Изъ серца своего со всѣмъ уже изгналъ,
                       Любовь, что быть должна, была до сама гроба?
                       Какой преступокъ мой, иль паче кая злоба,
                       Понудила тебя сей пламень истребитъ?
                       Возможно ли тебѣ Офелью не любить?
                       Гдѣ будутъ клятвы тѣ, которы я слыхала,
                       И дни, которыхъ я утѣшно ожидала?
                       Какой я врагъ тебѣ? тебѣ мой нравъ знакомъ:
                       Слыхалъ ли отъ меня ты вредну рѣчь о комъ?
                       Какими обличить могу себя я пѣньми?
                       Злодѣй возходитъ къ злу невдругъ, всегда степеньми.
                       А я иль развѣ всѣхъ тирановъ превзошла.
                       Или къ погибели другова не нашла;
                       Чтобъ на тово, ково толь много я любила,
                       На перьваго свои свирѣпствы обратила.
  
                                           ГАМЛЕТЪ.
  
                       Не множь отчаянья, жестокимъ не зови;
                       Я можетъ быть достоинъ сей любви,
                       Которая мою жестокость умаляетъ,
                       И ахъ! намѣренье мое опровергаетъ.
  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                       Скажи мнѣ, кто враги твои, мой Князь драгой!
                       И почему я въ ихъ число кладусь тобой!
                       Ужъ не отецъ ли - - - ахъ! ты очи отвращаешъ!
                       О Гамлетъ! Гамлетъ! что ты днесь предпринимаешъ!
  
                                           ГАМЛЕТЪ.
  
                       На добродѣтели, я въ ярость не вступлю,
                       А беззаконія я больше не стерплю.
  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                       Такъ гнѣва твоего уже причину знаю;
                       Но виннымъ Клавдія въ семъ дѣлѣ почитаю - - -
  
                                           ГАМЛЕТЪ.
  
                       Конечно знаешъ все: се новый громъ ушамъ!
                       И ты причислилась, и ты къ моимъ врагамъ!
  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                       Нѣтъ, я тебѣ вѣрна и въ вѣкъ не премѣнюся;
                       А въ злобѣ, знай, что я ни съ кѣмъ не соглашуся.
  
                                           ГАМЛЕТЪ.
  
                       Кто слышачи молчитъ о мерзостныхъ дѣлахъ;
                       Недобродѣтеленъ, но лютъ въ моихъ глазахъ.
                       Разбойникъ такъ какъ тотъ, ково кто умерщвляетъ.
                       И тотъ, кто вѣдая ту тайну, сокрываетъ.
                       Когдабъ, что слышу днесь, того я не слыхалъ
                       Я бъ добродѣтельной дщерь вражью почиталъ!
                       Но слышачи сіе, почтеніе теряю.
                       Какой я въ тѣлѣ духъ прекрасномъ обрѣтаю?
                       Тебѣ извѣстно то.
  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                                           Имѣлаль время я,
                       То возвѣстить тебѣ? о горька часть моя!
                       При семъ ты разсуди, Полоній ли въ томъ виненъ,
                       Когда тиранъ сихъ странъ толь злобенъ и безчиненъ?
                       Хоть праведно твоя суда достойна мать - - -
  
                                           ГАМЛЕТЪ.
  
                       Не сыну, матери безчинство отомщать,
                       А ты, то знаючи, передомной; молчала,
                       И грѣхъ ихъ отъ меня годъ цѣлый сокрывала!
  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                       Годъ цѣлый? - - - я то все услышала въ сей часъ,
                       И уничтожила родительскій приказъ,
                       По что два дѣла ты въ едино сообщаешъ?
                       Ты симъ меня, мой Князь, безмѣрно удивляешъ!
  
                                           ГАМЛЕТЪ
  
                       Ты всю смѣшала мысль: я не могу понять,
                       Какъ должно по твоимъ рѣчамъ мнѣ разсуждать.
                       Офелья! тайны той, клянуся, что не знаю,
                       Котору предъ тобой съ убійствомъ сопрягаю.
  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                       И мнѣ твои слова непостижимы днесь.
                       Внемли возлюбленный сего порядокъ весь;
                       Но внидемъ въ храмину мою, здѣсь быть ужасно.
                       Уже съ тобою, Князь, мнѣ явно быть опасно.
  

ЯВЛЕНIЕ IV.

  

АРМАНСЪ и РАТУДА.

  
                                           РАТУДА.
  
                       Армансъ! готовъ ли Князь, свой скипетръ взятъ, ийти,
                       И изъ подбремени народъ свой извести?
                       Царица Клавдія на вѣки оставляетъ,
                       И взоръ свой отъ него всемѣстно удаляетъ.
                       Благополученъ день, благословенъ сей часъ,
                       Въ которы дѣло ихъ открылося чрезъ насъ.
                       А я не мню, чтобъ я предъ нимъ виновна стала,
                       Что долго отъ него я то утаевала.
                       Опасности и страхъ притчина сей винѣ.
                       Тиранъ ужасенъ всѣмъ, и преужасенъ мнѣ.
  
                                           АРМАНСЪ.
  
                       Князь, слабость такову, отъ звѣрства отдѣляетъ,
                       И молчаливость ту Ратудѣ отпускаетъ.
                       Но что Гертруда днесь себѣ предприняла?
  
                                           РАТУДА.
  
                       Въ пустыняхъ обитать намѣренье взяла,
                       И ждетъ, чтобъ сына лишъ увидѣть ей на тронѣ,
                       Къ спокойству Даніи въ родительской коронѣ.
                       Но что ему взойти на свой престолъ претитъ?
  
                                           АРМАНСЪ.
  
                       Доколь съ нимъ истинна народъ не съединитъ,
                       Всѣ предпріятія ево Ратуда тщетны;
                       Въ пути ему стоятъ препятствія безсмѣтны.
                       Уже я множеству народа то открылъ,
                       И силою присягъ въ нихъ тайну заключилъ.
                       Одно лишъ то меня тревожа устрашаетъ,
                       Что Князь разгнѣванный терпѣніе теряетъ.
                       Ужъ алчный мечъ ево былъ въ гнѣвѣ обнаженъ,
                       И на враговъ ево жестоко устремленъ.
                       Но иль нещастье ихъ еще отъ нихъ бѣжало,
                       Иль щастіе ево ему то даровало,
                       Что мѣчъ безъ добычи въ влагалище вмѣщенъ,
                       И въ ярости изъ нихъ никто не пораженъ.
  
                                           РАТУДА.
  
                       Не зрѣли ли они меча тогда?
  
                                           АРМАНСЪ.
  
                                                               Не зрѣли.
  
                                           РАТУДА.
  
                       Пекитесь, что бы вы успѣхъ въ сей день имѣли!
  

ЯВЛЕНІЕ V.

  

АРМАНСЪ одинъ.

  
                       Снимай желанный часъ съ народа бремена,
                       И скончевай страны сей злыя времена!
                       Дай небо, чтобъ жилъ Князь съ Офельей неразлучно,
                       И правилъ скипетромъ своимъ благополучно!
  

ЯВЛЕНІЕ VI.

  

ГАМЛЕТЬ и АРМАНСЪ.

  
                                           ГАМЛЕТЪ.
  
                       Армансъ! любезный другъ! мой духъ со всѣмъ смущенъ!
                       Я жалостью опять, какъ прежде, напоенъ!
                       Чьи мысли таковы удобны быть жестоки,
                       Чтобъ онъ нетронутъ былъ, когда текутъ потоки,
                       Изъ предражайшихъ глазъ, возлюбленной ево?
                       Жалѣй Армансъ, жалѣй ты друга своево;
                       Но ахъ! не умножай моей негодной страсти:
                       Я тщуся побѣдить любовь въ моей напасти!
                       Хотя любовь меня меня колеблетъ и стыдитъ;
                       Но можетъ быть еще со всѣмъ не побѣдитъ.
                       Ахъ, Гамлетъ! ты себя напрасно величаешъ;
                       Уже подъ игомъ ты ея изнемогаешъ?
                       Твой разумъ естество почти превозмогло.
                       О долгъ! о красота! о коль терпѣть мнѣ зло!
                       Что дѣлать? что начать? Офелья умоляетъ,
                       Чтобъ я умѣрилъ гнѣвъ, и слезы проливаетъ.
                       Оставь меня, и дай еще мнѣ размышлять,
                       Что должно въ таковомъ мученіи начать.
  
                                           АРМАНСЪ.
  
                       Ты горести своей вдаешся неразсудно.
  
                                           ГАМЛЕТЪ.
  
                       Не можно вобразить, какъ мнѣ терпѣти трудно.
  

ЯВЛЕНІЕ VII.

  

ГАМЛЕТЪ одинъ.

  
                       Что дѣлать мнѣ теперь? не знаю, что зачать.
                       Легколь Офелію на вѣки потерять!
                       Отецъ! любовница! о имена драгія!
                       Вы были щастьемъ мнѣ во времена другія.
                       Днесь вы мучительны, днесь вы несносны мнѣ;
                       Предъ кѣмъ нибудь изъ васъ мнѣ должно быть въ винѣ.
                       Предъ кѣмъ я преступлю? вы мнѣ равно любезны:
                       Здержитеся въ очахъ моихъ потоки слезны!
                       Не зрюсь способенъ быть я къ долгу своему,
                       И нѣтъ пристанища блудящему уму

(Хватается за шпагу.)

                       Въ тебѣ единомъ, мечъ, надежду ощущаю,
                       А праведную месть я небу поручаю.
                       Постой - - - великое днесь дѣло предлежитъ:
                       Мое сей тѣло часъ съ душею раздѣлитъ.
                       Отверсть ли гроба дверь, и бѣдствы окончати?
                       Или во свѣтѣ семъ еще претерпѣвати?
                       Когда умру; засну, - - - засну и буду спать?
                       Но что за сны сія ночь будетъ представлять!
                       Умреть - - - и внити въ гробъ - - - спокойствіе прелестно;
                       Но что послѣдуетъ сну сладку? - - - неизвѣстно.
                       Мы знаемъ, что судитъ намъ щедро Божество:
                       Надежда есть, духъ бодръ; но слабо естество.
                       О смерть! противный часъ! минута вселютѣйша!
                       Послѣдняя напасть, но всѣхъ напастей злѣйша!
                       Воображеніе мучительное намъ!
                       Неизреченный страхъ отважнѣйшимъ серцамъ!
                       Единымъ именемъ твоимъ вся плоть трепещетъ.
                       И отъ пристанища опять въ валы отмещетъ.
                       Но есть ли бы въ бѣдахъ здѣсь жизнь была вѣчна;
                       Ктобъ не хотѣлъ имѣть сего покойна сна?
                       И кто бы могъ снести зла щастія гоненье,
                       Болѣзни, нищету, и сильныхъ нападенье,
                       Неправосудіе безсовѣстныхъ судей,
                       Грабежъ, обиды, гнѣвъ, невѣрности друзей,
                       Вліянный ядъ въ серца великихъ льсти устами?
                       Когдабъ мы жили въ вѣкъ, и скорбь жилабъ въ вѣкъ съ нами.
                       Во обстоятельствахъ такихъ намъ смерть нужна;
                       Но ахъ! во всѣхъ бѣдахъ страшна она.
                       Какимъ ты естество суровствамъ подчиненно!
                       Страшна - - но весь сей страхъ прейдетъ - - прейдетъ мгновенно.
                       Умри! - - - но что потомъ въ нещастной сей странѣ,
                       Подъ тяжкимъ бременемъ народъ речетъ о мнѣ?
                       Онъ скажетъ, что любовь геройство побѣдила,
                       Что я мнѣ данну жизнь безславно окончалъ,
                       И малодушіемъ токъ крови проливалъ,
                       Котору за него пролить мнѣ должно было.
                       Успокоеніе! почто ты духу льстило?
                       Не льзя мнѣ умереть; исполнить надлежитъ,
                       Что совѣсти моей днесь истинна гласитъ.
                       А ты отчаянну Гертруда въ мысль не впала,
                       Жестокость Клавдія на тебя возстала.
                       Войдемъ, и скажемъ ей, чтобъ Клавдія бреглась;
                       Чтобъ только кровь однихъ тирановъ пролилась.
  

Конецъ третьяго дѣйствія.

  
  

ДѢЙСТВІЕ ІV.

ЯВЛЕНІЕ I.

ОФЕЛІЯ и ФЛЕМИНА.

  
                                           ОФЕЛІЯ, платкомъ отирающая слезы.
  
                       Пускай ліются слезъ изъ глазъ моихъ потоки,
                       Пускай отъемлютъ жизнь болѣзни прежестоки,
                       О мѣсто полно бѣдствъ! позоръ прескверныхъ дѣлъ!
                       Колико мерзостей въ тебя отецъ мой ввелъ!
                       Почто отъ такова отца я родилася?
                       Отъ камня лутчебы Офелія взялася.
                       А ты тщеславіе, неправедная честь,
                       Чтобъ выше всѣхъ людей себя предъ тронъ вознесть,
                       Желаніе по гробъ, ненасытимой власти!
                       Источникъ и вина всея моей напасти!
                       Къ чему прельщала духъ Полоніевъ, къ чему?
                       Коль не къ нещастію злосердно моему.
                       Когда повелѣвать душа его желала;
                       Подъ скипетромъ моимъ ту бъ славу восприяла.
                       Хотяжъ бы Царскій вѣкъ еще и дологъ былъ;
                       Мой Князь и при Царѣ бъ ему то испросилъ.
                       О отче мой! ты смерть себѣ приготовляешъ,
                       И въ преисподнюю въ сей день себя ввергаешъ.
                       О небо! какъ сіе мнѣ бремя мочь снести,
                       Уже я не могу родителя спасти;
                       Моихъ прошеній Князь уже не принимаетъ,
                       Стенаніи своей любезной презираетъ;
                       Не могутъ жалобы мои ево тронуть:
                       Стезями тѣми же идетъ въ начатый путь.
  
                                           ФЛЕМИНА.
  
                       Дай время ярости, доколѣ мысли люты.
                       Прейдутъ сіи, прейдутъ жестокія минуты.
                       Я видѣла, когда отъ комнатъ нашихъ шелъ,
                       Какую жалость онъ въ очахъ своихъ имѣлъ.
                       Любовникъ въ тѣ часы, когда онъ жесточаетъ,
                       Противиться во всемъ сей нѣжной страсти чаетъ,
                       И хочетъ быти рабъ разсудка своево;
                       Но тщетны мысли тѣ! любовь сильняй всево.
  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                       Не разсужденіе; но гнѣвъ ево опасенъ,
                       И можетъ бытъ что плачь мой: былъ предъ нимъ напрасенъ.
                       И есть ли мой отецъ отъ Гамлетовыхъ рукъ,
                       Увы! пойдетъ во гробъ; колико дастъ мнѣ мукъ!
                       Я буду убѣгать любезнѣшаго зрака,
                       Не будетъ для меня сего желанна брака,
                       Не будетъ радостей, которыхъ я ждала,
                       Надежды сей лишусь, въ которой я жила,
                       Приятны вздохи мнѣ всѣ въ вздохи обратятся,
                       Веселости мои въ печали претворятся.
                       Но кая тщетна мысль еще меня бодритъ!
                       И кая мя еще надежда веселитъ!
                       Нещастный человѣкъ пустымъ себя прельщаетъ,
                       И изъ отчаянья надежду извлекаетъ,
                       Безпрочной суеты, намъ неслужащий даръ.
                       Какой уже, какой въ истлѣвшемъ пеплѣ жаръ!
  
                                           ФЛЕМИНА.
  
                       Приятняй сонца свѣтъ, когда пройдетъ ненастье,
                       И слаще сладка жизнь, когда пройдетъ нещастье.
                       Кто знаетъ для чево случаи таковы:
                       Не для познаніяль ево - - -
  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                                                               Увы!
                       Не льсти Флемина мнѣ ты частію иною.
                       Но кое зрѣлище! отецъ мой предомною.
                       Поди отсель.
  

ЯВЛЕНІЕ II.

  

ОФЕЛІЯ и ПОЛОНІЙ.

  
                                           ПОЛОНІЙ.
  
                                           О дщерь! любовь мою храня,
                       Хранишъ ли подлинно? достойналь ты меня?
                       Скажи, ещель я дочь возлюбленну имѣю?
  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                       Я истребить любви къ любимымъ не умѣю;
                       Но естьли то любовь, чтобъ должность погубить;
                       Такъ знай, что никово я не могу любить.
  
                                           ПОЛОНІЙ.
  
                       Ты думаешъ, что я свой долгъ позабываю,
                       И къ неполезному дщерь дѣлу понуждаю,
                       Уставы естества и свѣтскія губя,
                       И симъ безчестіе взлагаю на себя.
                       Страшись и ощущай мою немилость вѣчну;
                       Я въ ярость премѣню любовь къ тебѣ сердечну.
                       И естьли моево не хочешъ гнѣва несть;
                       Предупреждай сей гнѣвъ доколѣ время есть.
  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                       Ахъ! ты предупреждай гнѣвъ неба; вѣкъ прелестенъ,
                       Но ахъ! конецъ ево намъ смертнымъ не извѣстенъ.
                       Къ погибели твоей я трона не ищу,
                       И на престолъ вступить безчинно не хощу.
                       Помысли сверьхъ того, всель можно утаити:
                       А ярость праведну не можно утолити.
                       Не гнѣвайся, что я въ разсудкѣ такова.
                       Непослушаніе, противныя слова,
                       Отъ добродѣтельной души моей исходятъ:
                       И ежели они на гнѣвъ тебя приводятъ,
                       Оставь мнѣ, что тебѣ, толь дерзко говорю:
                       Я должность дочери сей дерзостью творю.
                       Довольно злыхъ людей Полонья отравляютъ,
                       Которые тебя устами прославляютъ,
                       Когда присутствуетъ бесѣдѣ ихъ твой зракъ:
                       И чтобъ ты ни сказалъ, они вѣщаютъ такъ,
                       Но что вредняй льстеца самолюбиву нраву?
                       Престань меня влещи въ погибельную славу,
                       И не теряй минутъ престоломъ мя прельщать;
                       Я чести не хочу безчестіемъ искать:
                       Симъ образомъ никакъ насъ честь не возвышаетъ,
                       Но добродѣтели въ серцахъ изкореняетъ,
                       И дѣлая единъ во славѣ чести видъ,
                       При отвращеніи сердецъ влечетъ намъ стыдъ.
  
                                           ПОЛОНІЙ.
  
                       Я наставленіевъ твоихъ не принимаю,
                       И ужъ въ послѣдній разъ тебѣ напоминаю:
                       Послушна ли ты мнѣ, послушна, или нѣтъ?
  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                       Во всемъ; но таковый противенъ мнѣ совѣтъ,
                       И повелѣнія исполнить неудобно.
                       О время! ты еще Полонію способно!
                       Когда тебѣ твоя противна стала дщерь;
                       Такъ сжалься надъ собой, не надо мной теперь:
                       Престань въ тиранскія ты дѣйствія мѣшаться,
                       И срамотой его безстыдно услаждаться!
                       Всѣ люди бременемъ ево отягчены,
                       И терпятъ можетъ быть для сей одной жены,
                       Которая Царя ихъ прежняго супруга.
                       Ково вы будете по ней имѣти друга?
                       Не сына ли ея, любима царствомъ всѣмъ?
                       Какое мнишъ найти прибѣжище ты въ немъ?
                       Умолкнетъ ли о васъ вражда, и гласъ народа,
                       Васъ поносящія во дни сего зла года?
                       Скажи мнѣ: какъ тиранъ на Дацкій тронъ вступилъ?
                       Который, ахъ! онъ день безъ казни проводилъ?
                       Къ кому склонялося то серце горделиво?
                       И кто имѣлъ ево гнѣвъ лютый справедливо?
                       И есть ли умертвитъ онъ Гамлетову мать;
                       Чево скажи, чево онъ будетъ ожидать?
                       Но Клавдіева часть Офелью устрашаетъ,
                       Не имъ; но что она твою съ собой сплетаетъ;
                       Прими мой сей совѣтъ, для сихъ текущихъ слезъ,
                       И ярость умягчи разгнѣванныхъ небесъ,
                       Для чести онаго ково я умоляю,
                       И для ради ково я слезы проливаю!
                       Внемди Офеліинъ въ тоскѣ прискорбный гласъ,
                       Доколѣ не пришелъ незапно грозный часъ!
  
                                           ПОЛОНІЙ.
  
                       Довольно ужъ тебѣ душа моя терпѣла,
                       И медлила хотя вся кровь во мнѣ кипѣла.
                       Когда пренебрегла ты всю мою пріязнь,
                       Ты мнѣ не дочь, въ сей день приимешъ люту казнь.
                       Я больше не могу преступницы жалѣти:
                       Страшись и трепещи, приходитъ часъ умрети!
                       Въ сей: день забудешъ ты число отцовыхъ злобъ.
                       Въ сей день забудешъ все..., въ сей день ты снидешъ въ гробъ.
  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                       Благословенъ сей день, въ который умираю,
                       Я въ добродѣтели животъ окончеваю.
                       Возми сію ты жизнь, котору ты мнѣ далъ,
                       И бремя то снимай, которо налагалъ.
                       А вы, о небеса! мой духъ восприимайте,
                       И симъ ево грѣхомъ, грѣхи ево скончайте!
  

ЯВЛЕНІЕ III.

  

ПОЛОНІЙ, ОФЕЛІЯ и КЛАВДІЙ.

  
                                           ПОЛОНІЙ.
  
                       Я милости твои, о Царь мой, погубилъ,
                       Не щастіемъ, что дочь такую я родилъ:
                       Что слышалъ прежде ты, она все мыслитъ тоже,
                       Но милость мнѣ твоя, всево, что есть, дороже:
                       Не давъ подъ власть твою Офельину красу,
                       Я кровь ея тебѣ на жертву принесу.
  
                                           КЛАВДІЙ.
  
                       Ты таковую честь, Офелья презираешъ?
                       Престола знать еще ты сладости не знаешъ.
  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                       Когда меня отецъ сей славой не прельстилъ,
                       И въ младости познать кончину осудилъ;
                       Я смерти своея смиренно ожидаю,
                       Я тронъ твой и съ тобой мерзя уничтожаю.
  
                                           ПОЛОНІЙ.
  
                       Не буди, государь, симъ словомъ прогнѣвленъ;
                       Она ужъ суждена, и судъ надъ ней свершенъ.
                       Погибнетъ скоро сей рукой безчеловѣчно,
                       Подъ остротой меча закроетъ очи вѣчно.
                       Но что бы былъ ты сытъ Полоній злостью сей,
                       Имѣй ты львовый гнѣвъ днесъ къ дочери своей.
                       Будь твердъ, чтобъ глазъ твоихъ она не отвращала,
                       И въ токахъ предъ тобой кровавыхъ трепетала.
                       Смотри безъ жалости, какъ станетъ умирать,
                       И испуская духъ томиться и страдать.
  
                                           КЛАВДІЙ.
  
                       Будь твердъ, не премѣнись Полоній, въ семъ обѣтѣ.
                       О правосудіе неслыханное въ свѣтѣ!
                       Единородну дщерь свою не пощадить;
                       Коль предъ Царемъ дерзнула преступить!
  
                                           ПОЛОНІЙ.
  
                       Намъ должно исправлять противящися нравы:
                       Когда не сокращать людей, на что уставы?
  
                                           КЛАВДІЙ.
  
                       Коль то ты предприялъ, такъ умертви скоряй;
                       Ждать смерти при концѣ есть самой смерти зляй.
  
                                           ПОЛОНІЙ.
  
                       Свидѣтельствовать смерть преступницы довлѣетъ.
                       Мы симъ дадимъ примѣръ, что Клавдій не жалѣетъ,
                       За преслушаніе на свѣтѣ ни ково,
                       И крови не щадитъ Полонья самово.
                       А я дамъ симъ примѣръ, коль рабъ прямой послушенъ
                       Владыкѣ долженъ быть, и коль я праводушенъ.
                       О мерзость! - - - какъ тебя еще я, нареку!
                       Я душу изъ тебя съ мученьемъ извлеку.
                       Пойдемъ.
  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                                 Къ тебѣ взвожу, всещедро небо, руки!
                       Не дай мнѣ чувствовать сей долго страшной муки.
  

ЯВЛЕНІЕ IV.

  

ОФЕЛІЯ одна.

  
                       Оставили меня: не знаю для чево.
                       Не здѣсь ли буду ждать мученья своево?
                       Вотъ какова моя нещастлива судбина!
                       Дщерь знатнаго отца, невѣста Царска сына,
                       Великолѣпіе, богатство, красоту,
                       И все что дѣлало приятной суету,
                       Въ единъ теперь я мигъ на вѣки погубляю.
                       Но все то, что ни есть, въ пристанищѣ теряю.
                       Тогда, когда мой Князь на свой восходитъ тронъ,
                       Все щастіе, вся жизнь, минуется какъ сонъ.
                       Тѣнь радостей въ любви! почто ты мнѣ коснулась?
                       Прелестная мечта! о какъ я обманулась!
                       Когда, ты небо мнѣ судило въ свѣтѣ быть;
                       Почто такимъ отцомъ мя было въ свѣтъ пустить?
                       Другой бы мой омылъ гробъ горькими слезами,
                       А сей отъемлетъ жизнь своими, ахъ! руками.
                       Прости страна и градъ рожденья моево!
                       Освобождайтеся отъ ига своево;
                       Чертоги, гдѣ росла! нещастныя чертоги!
                       Простите навсегда! А вамъ напасти строги,
                       Въ послѣдній мнѣ сей день, готовится конецъ;
                       Надежда подданныхъ приемлетъ свой вѣнецъ,
                       Но я, мой Князь, тебя, куды иду, оттуду,
                       Въ порфирѣ, и вѣнцѣ и въ славѣ зрѣть не буду,
                       Прости дражайшій Князь! - - -
  

ЯВЛЕНІЕ V.

  

ОФЕЛІЯ и СТРАЖИ.

  
  
                                           НАЧАЛЬНИКЪ СТРАЖИ.
  
                                                               Я долженъ то сказать! - - -
                       Полоній далъ приказъ тебя подъ стражу взять;
                       Такъ Клавдій повелѣлъ.
  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                                                     Я повинуюсь власти.
                       О небо! окончай скоряй мои напасти.
  

Конецъ четвертаго дѣйствія.

  
  

ДѢЙСТВІЕ V.

  

ЯВЛЕНІЕ I.

  

КЛАВДІЙ и ПОЛОНІЙ.

  
                                           ПОЛОНІЙ.
  
                       Нашъ вымыслъ дѣйствія начало восприялъ:
                       Я пятьдесятъ твоихъ рабовъ къ тому избралъ,
                       Которымъ велѣно, чтобъ Гамлета сразили,
                       И Клавдіеву власть сей смертью утвердили.
                       Я казнь сію внушилъ имъ общества добромъ,
                       Къ убйствію склонивъ сихъ воиновъ сребромъ.
                       Лукавство наше ихъ къ тому не возманило,
                       Доколѣ имъ сребро очей не ослѣпило,
                       И не разжгло сердецъ воюющихъ съ тобой,
                       На злобу къ сторонѣ отъ Клавдія другой.
                       За Гамлетомъ убить имъ велѣно Гертруду?
                       Сокровище приявъ, они готовы всюду.
                       Я судіею имъ тебя предвозвѣстилъ:
                       Страшатся только, чтобъ народъ ихъ не побилъ.
                       Но что намъ въ пагубѣ нещастныхъ сихъ печали?
                       Лишъ толькобъ дѣло то исправно докончали.
                       Еще закроются симъ оныя дѣла,
                       Которы совершить насъ нужда привела.
                       И есть ли государь тебѣ донесть я смѣю,
                       Какое я еще намѣренье имѣю:
                       Когда они дойдутъ до нашего суда,
                       Льзя способъ намъ сыскать и ихъ послать туда,
                       Куды они враговъ опасныхъ намъ низринутъ.
                       И тако таинства на свѣтѣ не покинутъ:
                       Армансъ съ Ратудою оружьемъ ихъ падутъ,
                       Надъ дщерью моей уже свершился судъ:
                       Симъ тайна въ вѣчное молчанье пренесется.
  
                                           КЛАВДІЙ.
  
                       Мой тронъ на камени претвердомъ остается.
                       Для привлеченія спокойствія серцамъ,
                       Послѣдуемъ всему, что къ пользѣ служитъ намъ.
                       Но дщерь твоя когда прииметъ мзду достойну?
                       Она творитъ мнѣ мысль еще днесь безпокойну:
                       Прелестна красотой, любима царствомъ симъ,
                       Горда противъ Царя, склонна врагамъ моимъ,
                       На смерть поносную отцомъ своимъ влачима,
                       И можетъ быть давно ужъ Гамлетомъ любима.
                       Кто знаетъ, что она по смерти ихъ зачнетъ;
                       Когда она свое непослушанье чтетъ,
                       И добродѣтелью преступокъ называетъ.
                       Какихъ Полоній дѣйствъ отъ дщери ожидаетъ?
  
                                           ПОЛОНІЙ.
  
                       Не сѣтуй государь! она умретъ въ сей часъ,
                       И воинамъ ужъ данъ Полоніевъ приказъ,
                       Привесть ея сюды. Но чтобъ уже сказала
                       Она то таинство, которое познала,
                       Того не можетъ быть: сколь дочь моя горда,
                       Столь въ сохраненіи химеры сей тверда,
                       Котору честностью безумство называетъ,
                       И ей отдавшись въ плѣнъ, въ ней Бога почитаетъ;
                       Но что бы слабости ей, въ серце не пустить,
                       Конечно надлежитъ скоряе умертвить.
                       Се сей противный зракъ.
  

ЯВЛЕНІЕ II.

  

ТѢ ЖЕ, ОФЕЛІЯ и СТРАЖИ.

  
                                           ПОЛОНІЙ.
  
                                                     Вы воины смотрите
                       Позорище сіе, и въ немъ примѣръ возмите,
                       О правосудіи народу возвѣстить,
                       Которо надъ собой я вамъ хочу явить.
                       Единородна дочь моя въ преступокъ впала:
                       Она владѣтелю досаду доказала,
                       Непослушаніемъ уставъ пренебрегла,
                       И милости ево упорствомъ воздала.
                       Ни лѣты, ни краса, въ которыхъ процвѣтала,
                       Ни безпорочна жизнь, въ которой пребывала,
                       Въ семъ преступленіи явившаясь теперь,
                       Не могутъ спасть ея, хоть мнѣ она и дщерь,
                       И умерщвляется отцовыми руками.
                       Я истинну одну имѣю предъ очами.
                       Но вмѣсто площади ей Царь чертогъ свой далъ,
                       И совершити казнь отца ея избралъ;
                       Чтобъ знатной крови сей безчестье не казалось,
                       А правосудіе повсюдубъ наблюдалось.
                       Сію едину онъ мнѣ милость сотворилъ:
                       Иныя отъ нево Полоній не просилъ.
                       Вянь, вянь преступница въ своемъ ты лучшемъ цвѣтѣ!
                       Предшествуй истинна, всему, что есть на свѣтѣ.
  

ЯВЛЕНІЕ III.

  

ТѢ ЖЕ и еще ВОИНЪ.

  
                                           ВОИНЪ.
  
                       Сей замокъ, государь, народомъ весь объятъ,
                       И люди отовсѣхъ сторонъ къ нему лѣтятъ:
                       Младыя, старики, и женскій полъ, и чада,
                       Всѣ, словомъ, жители сего престольна града,
                       Къ стѣнамъ чертоговъ сихъ безъ памяти бѣгутъ,
                       И со стенаніемъ согласно вопиютъ:
                       Ищите воины злодѣевъ сихъ ищите,
                       Кѣмъ Гамлетъ пораженъ, и смерть ево отмстите - -
  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                       Увы!
  
                                           КЛАВДІЙ.
  
                                 Нещастный Князь!
  
                                           ПОЛОНІЙ.
  
                                                               Ступай къ народу Царь!
                       Уйми толикое смущенье государь!
                       Я здѣсь остануся со дщерію моею,
                       А ты представь себя убійцамъ судіею,
                       И правосудіе свое предвозвѣсти.
  

ЯВЛЕНIЕ IV.

  

ПОЛОНІЙ, ОФЕЛІЯ и ВОИНЫ, которые ея привели.

  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                       И Гамлета ужъ нѣтъ! прости мой Князь! прости!
                       О злоба! что еще въ сей день ты сотворила!
                       Почто тебя я Князь во гробъ не предварила?
                       Иль ахъ! чтобъ дня сего, сей часъ мнѣ горьче былъ?
                       О градъ! ты всю свою надежду погубилъ!
  
                                           ПОЛОНІЙ.
  
                       Со удивленіемъ слова твои внимаю. - - -
  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                       Рази, я умереть теперь уже желаю.
                       Рази, какъ ты Царя нещастна поразилъ.
                       И знай, что сынъ ево Офелію любилъ,
                       А дщерь твоя о немъ вздыхала, ахъ! подобно.
                       Усугубляй свой гнѣвъ, и вырви духъ мой злобно!
  
                                           ПОЛОНІЙ.
  
                       Теперь открыла ты мнѣ всѣ свои дѣла.
                       Какой ты кровь моя мнѣ плодъ произвела!
                       Умри - - -

(Стремится заколоть дочь свою; но въ самое то время входитъ Гамлетъ съ Армансомъ и съ воинами, и вырываетъ мечъ изъ рукъ ево.)

  
                                           ГАМЛЕТЪ.
  
                       Ужъ никому твоя невредна злоба,
                       Не ей, тебѣ тиранъ отверсты двери гроба.
                       Уже народныя низпали бремена,
                       Когда ты страшенъ былъ, скончались времена.
                       Пади подъ остротой меча сего - - -
  

ОФЕЛІЯ бросясь къ Гамлету.

  
                                                               Жестокой!
                       Онъ мнѣ отецъ.
  
                                           ПОЛОНІЙ Гамлету.
  
                                           Всходи взносись на тронъ высокой,
                       Когда тебѣ твоя неправда помогла,
                       И дерзостны серца противъ Царя зажгла.
                       Пришелъ ко мнѣ мой рокъ. А ты теперь облейся
                       Отцовой кровію, и крови сей напейся.
  
                                           ГАМЛЕТЪ Офеліи.
  
                       Дай казнь мнѣ совершить.
  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                                                     Ахъ! сжалься надо мной.
  
                                           ГАМЛЕТЪ.
  
                       По таковыхъ дѣлахъ, онъ не родитель твой.
  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                       Я, Князь, злодѣя въ немъ какъ ты уничтожаю;
                       Однако въ немъ отца люблю и почитаю.
  
                                           ГАМЛЕТЪ.
  
                       Сей варваръ моево родителя убилъ.
  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                       Но Гамлетъ, онъ твою возлюбленну родилъ.
  
                                           ГАМЛЕТЪ.
  
                       Любезныя глаза! вы весь мой духъ мутите! - - -
                       Подъ стражу воины убійцу поведите.
                       Ступай тиранъ, и жди себѣ достойной мзды.
  
                                           ПОЛОНІЙ.
  
                       Дай небо, что бы васъ постигли всѣ бѣды!
  

ЯВЛЕНІЕ V.

  

ГАМЛЕТЪ, ОФЕЛІЯ и АРМАНСЪ.

  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                       Могуль я испросить родителю прощенье?
                       Тебѣ легко, мой Князь, скончать мое мученье!
                       Довольно я и такъ въ смятеніи жила,
                       Довольно горькихъ слезъ въ стенаніи лила.
                       Не презри горестна прошенія любезной.
                       Скончай сурову часть моей ты жизни слезной!
                       Ты хочешъ острый мечь на кровь мою поднять.
                       Или тебѣ не жаль Офелью потерять?
                       Въ какой ты горести мя Гамлетъ оставляешъ!
                       Ты самъ меня, мой Князь, съ тобою разлучаешъ.
  
                                           ГАМЛЕТЪ.
  
                       Удобно ли простить злодѣя такова?
  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                       Такъ знать не трогаютъ тебя мои слова?
                       Или ты мщеніе любви предпочитаешъ? - - -
                       Ты очи отъ меня во гнѣвѣ отвращаешъ!
                       О какъ обманута Офелія тобой,
                       Я тщуся быть твоей, ты быть не хочешъ мой,
                       И смотришъ на меня стенящую спокойно:
                       Знать серце быть мое твоимъ ужъ не достойно.
                       Я дщерь не Царская, а твой отецъ былъ Царь,
                       Офелія раба, а ты мой Государь;
                       Но я тебя любя, прельщалася не саномъ:
                       Надежда сладкая! ты стала мнѣ обманомъ!
                       Когда ты бѣдности въ странѣ сей Князь терпѣлъ,
                       Когда ты никакой надежды не имѣлъ
                       Взойти на тронъ, гдѣ злобъ тогда жилище было,
                       Такъ серце и тогда мое тебя любило.
                       Коль много разъ мои ты слезы отиралъ,
                       Которы ты своимъ нещастьемъ извлекалъ,
                       Какъ мы супружества, котораго желали,
                       Во градѣ семъ имѣть уже не уповали!
                       Ты былъ отечество свое покинуть радъ,
                       И убѣжать со мной въ какой незнатный градъ.
                       Хоть въ самый дальный край пространныя вселенной,
                       И жить въ убожествѣ въ любви уединенной,
                       Тамъ оба премѣнивъ нещастныхъ имена:
                       Гдѣ дѣлися вы тѣ драгія времена?
                       Вы въ горестяхъ, въ слезахъ, еще мнѣ сладки были,
                       И безмятежну жизнь нещастливымъ сулили.
                       А днесь, когда беретъ любовникъ мой вѣнецъ,
                       Пріятнымъ мыслямъ всѣмъ приходитъ, ахъ! конецъ,
                       За что ты премѣнилъ тѣ мысли въ мысли люты?
                       Ахъ! вспомни, вспомни тѣ толь сладкія минуты!
                       Когда я при тебѣ въ уныніи была,
                       Уныніемъ однимъ тронуть тебя могла.
                       Ты часто цаловалъ Офеліины руки,
                       И лаской скончевалъ мои малѣйши муки.
                       Ты свой покой въ моемъ покоѣ почиталъ;
                       Ахъ, Князь! каковъ ты былъ! и ахъ! каковъ ты сталъ!
                       Уже не чувствуешъ любезной огорченья,
                       И становишся самъ виной ея мученья.
                       Жалѣй меня, жалѣй, не дай мнѣ умереть!
  
                                           ГАМЛЕТЪ.
  
                       О небо! какъ посемъ на гробъ отцовъ воззрѣть,
                       Когда Офелію отъ горести избавлю,
                       И смрадному его убійцѣ жизнь оставлю?
                       Стенящая душа, остатокъ естества,
                       Просяща мщенія, предъ трономъ божества,
                       Родительская тѣнь! я думаю, что нынѣ
                       Ты зришъ себѣ врага въ своемъ любезномъ сынѣ,
                       Колеблющагося въ жару любви стеня,
                       И мной гнушается! взирая на меня.
                       Когда я симъ тебя мой отче прогнѣвляю,
                       И должности своей уставъ пренебрегаю,
                       Оставь мою вину! когдабъ я не любилъ,
                       Я бъ должность наблюдалъ и безпороченъ былъ.
  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                       Что ты любезной жизнь оставить помышляешъ,
                       Не праведно сіе порокомъ называешъ.
                       И есть либъ ты отца сей мыслію гнѣвилъ,
                       Каковъ бы онъ суровъ въ той новой жизни былъ,
                       Изъ той жизни, гдѣ суетъ и злобы не бываетъ,
                       И гдѣ тщеславіе людей не ослѣпляетъ,
                       Гдѣ царствуетъ покой, и истинна живетъ,
                       И время въ тишинѣ изъ вѣчности плыветъ.
  
                                           ГАМЛЕТЪ.
  
                       Но кровь его, но кровь въ чертогахъ сихъ пылаетъ,
                       И на отмщеніе мой духъ возпламеняетъ,
                       О Гамлетъ! совершай, что долгъ тебѣ велитъ!
                       Не впрямъ ли мнѣ того Офелья не проститъ!
  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                       Когда ты совершишъ намѣреніе грозно,
                       Тогда моимъ опять любовникомъ быть позно.
                       Тогда моя на вѣкъ надежда пропадетъ,
                       И ужъ меня ни что съ тобой не сопряжетъ.
  
                                           ГАМЛЕТЪ.
  
                       Инъ духъ страдай! воздамъ достойну плату злобѣ,
                       И возврачю покой потерянный во гробѣ.

(Хочетъ уйти.)

  
                                           ОФЕЛІЯ.

(Удерживаетъ ево, и становится на колѣни.)

  
                       Всѣ слабости мои открылись предъ тобой,
                       Изнемогаетъ духъ, темнѣетъ разумъ мой.
                       Я не могу сихъ думъ толь горестныхъ терпѣти,
                       И не могу при нихъ спокойно умерети.
                       И смерть твоя и жизнь мученье мнѣ сулитъ,
                       Воображеніе ужасно мя разитъ.
                       Когда ты о себѣ уже не сожалѣешъ;
                       Какую обо мнѣ ты мысль теперь имѣешъ?
                       Иль хочешъ взоръ закрыть, о мнѣ не вспомянувъ,
                       И духъ свой испустить, о мнѣ не воздохнувъ?
                       Но мня, что памяти и вздоховъ я достойна,
                       Вообрази себѣ, какъ буду безпокойна!
                       Сего ли для ты жизнь нещастныя продлилъ,
                       Чтобъ ты свирѣпяе мя съ нею разлучилъ,
                       Чтобъ я лютѣйшее терзаніе вкусила,
                       И очи, ахъ! въ тоскѣ несносной затворила?
                       Какое бѣдство я странѣ сей приключю!
                       Всѣ радости въ тебѣ народны помрачю.
                       Никто уже меня безъ злобы не вспомянетъ,
                       Коль изъ любви моей толь вредный громъ здѣсь грянетъ.
                       Когда надъ серцемъ я твоимъ имѣю власть;
                       Яви любезный Князь, яви мнѣ ону страсть!
                       Иль на Полонія желѣзомъ изощреннымъ,
                       Дай прежде смерть вкусить тобою чувствамъ плѣннымъ!
                       Отмщай! но прежде ты любовь мою забудь,
                       И проколи сперьва Офеліину грудь!
  
                                           ГАМЛЕТЪ.
  
                       Владычествуй любовь, когда твоя днесь сила,
                       И разсужденіе и духъ мой покорила!
                       Востань Офелія! ты власть свою нашла!
                       Отри свои глаза! напасть твоя прешла.
  
                                           ОФЕЛІЯ воставъ.
  
                       Преобращайся плачъ ты въ радости и смѣхи!
                       Мой Князь меня вознесъ на самый верьхъ утехи.
                       Не привидѣніель, не сонъ ли мнѣ сіе?
                       И подлинноль прешло все бѣдствіе мое?
                       Прешло - - - и прервались тѣ тяжкія оковы,
                       Что были разлучитъ съ душой меня готовы.
                       Въ веселіи тебѣ и щедрымъ небесамъ,
                       Дражайшій Князь! какой я мздою то воздамъ?
                       По утишеніижъ моихъ напастей многихъ,
                       Скажи мнѣ, какъ скончалъ ты дни временъ толь строгихъ,
                       И какъ ты удержалъ своихъ судбину бѣдъ?
                       Ужъ вѣсть была, что, ахъ! тебя на свѣтѣ нѣтъ.
                       Какое щастіе тебя въ немъ удержало?
  
                                           ГАМЛЕТЪ.
  
                       Все здѣшне жительство на помощъ мнѣ предстало,
                       Уже едва не весь извѣстенъ городъ былъ,
                       Какъ мой отецъ, ихъ Царь, животъ свой погубилъ,
                       Которыя о томъ и знали и не знали,
                       Единодушно всѣ на тронъ меня желали.
                       Но Клавдій знать уже меня подозрѣвалъ;
                       Полоній пятьдесятъ разбойниковъ избралъ:
                       Я именемъ другимъ назвать ихъ не умѣю,
                       Чтобъ имъ меня убить и съ матерью моею,
                       Прибыткомъ алчущихъ удобно ослѣпить.
                       Жестокія серца легко ко злу склонить.
                       Спасая мать свою, доколь поверту злобу,
                       Я ввелъ ея во храмъ къ родительскому гробу,
                       Ей тамо камень сей слезами омывать,
                       И силу вышнюю на помощь призывать,
                       Во ожиданіи, въ надеждѣ сей, доколь
                       Не будетъ сына зрѣть сѣдяща на престолѣ,
                       И какъ я отъ нея пошелъ сюды назадъ,
                       И прикоснулся лишъ святыхъ порогу вратъ:
                       Разбойники ко мнѣ съ стремленіемъ бѣжали,
                       Ихъ острыя мечи какъ молніи сверкали,
                       Но лишъ съ Армансомъ мы оружье извлекли,
                       Они покинувъ насъ, во всѣ страны текли:
                       Знать имъ возмнилося, что насъ во храмѣ много:
                       Увидяжъ только двухъ, опять напали строго.
                       Противъ нападковъ ихъ мы стали во вратахъ,
                       И защищалися пренебрегая страхъ.
                       Боязнь въ случаяхъ сихъ уже не помогаетъ;
                       Лишъ только помощи послѣднія лишаетъ.
                       Мы нѣку часть изъ нихъ повергли предъ собой.
                       И началъ слышиться во градѣ голосъ мой,
                       Чтобъ помощъ дали намъ къ спасенію Гертруды,
                       И что я гибну самъ: народъ бѣжалъ отвсюды.
                       Намѣренье свое по нуждѣ премѣня,
                       Разсыпалися всѣ злодѣи отъ меня;
                       Но множествомъ мечей всѣ пораженны стали,
                       Одни изранены, другія мертвы пали.
                       И какъ пришелъ всему желанный граду часъ,
                       Различный слышался о мнѣ въ народѣ гласъ:
                       Кто близко былъ меня, тотъ радостію таялъ;
                       А кто меня не зрѣлъ, тотъ мертва быти чаялъ:
                       И тако въ далекѣ былъ страшный слышенъ стонъ.
                       А я въ домъ Царскій шелъ со тьмою оборонъ.
                       Разбойники мнѣ все злодѣйство разсказали,
                       Которыя въ крови межъ мертвыхъ умирали.
                       Я душу яростью наполнену имѣлъ,
                       И съ нетерпѣніемъ, во многолюдствѣ шелъ,
                       Явить мучителямъ, достойну имъ судьбину,
                       И что владыки ихъ исполнить должно силу.
                       Тиранъ по лѣствицѣ въ низъ замка низходилъ,
                       И въ лицемѣріи, увы! мой Князь! вопилъ;
                       Но усмотрѣвъ въ рукѣ моей желѣзо наго,
                       Не къ радости позналъ быть Гамлета живаго,
                       И обратясъ въ свои чертоги утекалъ,
                       Гдѣ суетно себѣ убѣжища искалъ,
                       Отъ страха смертнаго во всѣ углы метался,
                       И палъ подъ симъ мечемъ; токъ крови проливался.
                       О возвращеніи во храмъ молясь моемъ,
                       Гертруда предстоитъ еще предъ олтаремъ.
                       Гражданство, воинство, мя съ нею ожидаютъ,
                       И съ скипетромъ въ рукахъ узрѣть меня желаютъ.
                       Пойдемъ, Офелія, пойдемъ не медля къ нимъ,
                       И съ ними небесамъ молитвы воздадимъ.
  

ЯВЛЕНІЕ ПОСЛѢДНЕЕ.

  

ТѢ ЖЕ и ВОИНЪ.

  
                                           ВОИНЪ.
  
                       Полоній, государь, подъ стражею скончался.
  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                       Ахъ!
  
                                           ГАМЛЕТЪ.
  
                                 Знать, что казни онъ достойной убоялся,
                       И убоявшися себѣ убійцомъ сталъ.
                       Скажи мнѣ, какъ онъ жизнь мучительску скончалъ?
  
                                           ВОИНЪ.
  
                       По приведеніи ево подъ стражу нами,
                       Онъ грозными на насъ металъ свой взоръ глазами,
                       И въ изступленіи предъ нами походивъ,
                       Сказалъ: когда вашъ Князь уже остался живъ,
                       Напрасно дочь моя тамъ проситъ и стонаетъ.
                       Прошеніемъ вину свою усугубляетъ;
                       Я не хочу отъ нихъ щедроты никакой,
                       И ихъ владѣтельми не ставлю надъ собой,
                       Скажите имъ, что я о томъ лишъ сожалѣю,
                       Что больше погубить ихъ силы не имѣю,
                       По сихъ словахъ тотчасъ онъ ножъ въ себя вонзилъ,
                       Скрежещущъ палъ, и духъ во злобѣ изпустилъ.
  
                                           ОФЕЛІЯ.
  
                       Я все исполнила, что дщери надлежало:
                       Ты само небо днесь Полонья покарало!
                       Ты, Боже мой! ему былъ долготерпѣливъ!
                       Я чту судьбы твои! твой гнѣвъ есть справедливъ!
                       Ступай мой Князь во храмъ, яви себя въ народѣ,
                       А я пойду отдать послѣдній долгъ природѣ.
  

Конецъ трагедіи.

  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru