(Отрывокъ изъ Французской Исторіи, Г. Шатобріана).
.... Войско выступило въ походъ. Тотчасъ повелѣніи были отданы; громко затрубили въ рога и трубы, и Менестрели заиграли на своихъ инструментахъ. Ратники взялись за оружіе, владѣльцы распустили свои знамена, рыцари сѣли на коней, и стали въ боевой порядокъ на томъ мѣстѣ, гдѣ знамя лилій и хоругвь завѣтная {Лабарумъ или Oriflamme, древняя хоругвь Королей Французскихъ. Прим. Русск. Пер.} развѣвались по воздуху. Отовсюду скакали къ нимъ наѣздники, молодые ратоборцы {Des Poursuivians d'armes.} и герольды, съ гербами и девизами своихъ господъ. Повсюду сіяли великолѣпныя брони, дорогія оружіи, копья, щиты, перья и бунчуки. Тамъ былъ весь цвѣтъ Французскаго воинства, ибо ни одинъ рыцарь, ни щитоносецъ не смѣлъ оставаться въ своемъ замкѣ. Сквозь звукъ трубъ, голоса военачальниковъ и ржаніе коней слышны были воинскіе клики разныхъ владѣльцевъ: Монжуа бѣлаго сокола! Монжуа Монморанси! Бурбонъ! Всѣ сіи клики покрывались кликомъ: Монжуа Св. Діонисія {Montjoie -- древній крикъ Французскихъ воиновъ, подобный Русскому ура. Прим. Русск. Перев.}, стихирами въ честь Пресвятыя Дѣвы и пѣснью о Роландѣ. Вассалы, съ непокрытою головою, стояли подъ стягами своего прихода, въ платьяхъ, похожихъ на рубахи безъ рукавовъ, и въ короткихъ епанчахъ; Бароны въ небольшихъ шапкахъ, въ длинныхъ одеждахъ на мѣху, шли каждый подъ цвѣтомъ своей возлюбленной; полунагая пѣхота, вооруженная луками, самострѣлами, мечами и косырями {Fauchard -- родъ косы или криваго бердыша. Пр. P. П.}; конница, такъ сказать, залитая въ желѣзо, въ малыхъ шишакахъ и съ копьями; Епископы въ кольчугахъ и въ митрахъ; милостынесобиратели, исповѣдники, святые кресты, образа угодниковъ, старинныя и новый военныя орудія: все въ этомъ войскѣ являло зрѣлище необыкновенное, блестящее и разнообразное.
Наканунѣ битвы, осматривай дружины Французскія въ одной своей поѣздкѣ. Маршалъ Клермонъ встрѣтился нечаянно съ Джономъ Чэндосомъ. У обоихъ въ гербѣ было то же изображеніе: женщина въ голубой одеждѣ, посреди солнечныхъ лучей. "Чандосъ!" сказалъ Маршалъ: "съ которыхъ поръ ты принялъ мой девизъ?" -- "Или ты мои?" отвѣчалъ Чандосъ.-- "Еслибъ "ваши войска," продолжалъ Клермонъ: "не дожидались съ "часу на часъ перевѣдаться между собою, то я бы те"бѣ доказалъ, что ты не долженъ носить этого девиза." -- "Э!" вскрикнулъ Чандосъ: "завтра увидимся, и я тебѣ докажу, что голубая женщина не твоя, а мои!"
Этотъ рыцарскій споръ стоилъ жизни Маршалу: онъ былъ убитъ на другое день Чандосомъ, во время сраженія...
Подлѣ Короля былъ сынъ его, юный, четырнадцатилѣтній Филиппъ, какъ львенокъ подлѣ льва. Вопли утихли; не слышно стало ударовъ сѣкиры и меча. Іоаннъ еще держалъ въ обѣихъ рукахъ свою сѣкиру, еще защищалъ своего сына, свой вѣнецъ и хоругвь завѣтную, и сражалъ каждаго, кто осмѣливался къ нему приступишь.... Не имѣя еще силъ для нанесеніи ударовъ, отрокъ блюлъ жизнь Монарха и кричалъ ему: "Родитель! остерегись: на право, на лѣво, за тобою!"по мѣрѣ того, какъ видѣлъ, что кто либо изъ враговъ приближался.
(Историкъ, расказавъ разбитіе войска Французскаго и плѣненіе Короля Іоанна, продолжаетъ:)
Такъ предначертаны въ небесахъ и побѣды и пораженія! Такъ высятся и падаютъ царства! За девять вѣковъ предъ тѣмъ, первый Король Франціи разбилъ Готѳовъ почти на томъ же мѣстѣ, гдѣ Іоаннъ сталъ плѣнникомъ Англичанъ; и Шарни палъ, защищая хоругвь завѣтную, на тѣхъ поляхъ, гдѣ чрезъ шесть сотъ лѣтъ послѣ него, Ларошъ Жакленъ долженствовалъ умереть за бѣлое знамя {Т. е. знамя Королей Французскихъ, во время революціи. Пpим. Перевод.}.
(Слѣдуетъ описаніе пиршества и почестей, возданныхъ Чернымъ Княземъ знаменитому своему плѣннику)
....Дотолѣ (говоритъ Г. Шатобріанъ) Король Іоаннъ сносилъ бѣдствіе свое съ твердостію: ни одна жалоба не вырвалась изъ его устъ, ни одна черта слабости не обличала въ немъ человѣка. По когда онъ увидѣлъ, что съ иннъ поступили столь великодушію, когда увидѣлъ, что тѣ самые непріятели, которые отказывали ему на тронѣ даже въ титулѣ Короля Французскаго, -- теперь плѣннаго его признавали Королемъ: тогда почувствовалъ, что онъ дѣйствительно побѣжденъ. Слезы невольно полились изъ глазъ его, и омыли слѣды крови, запекшейся у него на лицѣ. На пиршествѣ плѣна, Христіаннѣйшій Король могъ бы повторить слова другаго Царя: Слезы мои смѣшались съ виномъ въ моемъ сосудѣ. Прочія плѣнники также прослезились, видя Короля своего плачущаго. Пиршество было на время пріостановлено. Рыцари Французскіе, безпристрастные судіи дѣлъ благородныхъ, смотрѣли съ ропотомъ удивленія на своего побѣдителя, коему едва было тогда двадцать шесть лѣтъ. "Какая слава," говорили они между собою: "если жизнь и счастіе его продлятся!"
Слова несчастливцевъ бываютъ иногда прорицательны. Если Принцъ Валлійскій слышалъ рѣчи Французскихъ плѣнниковъ, то, видя непостоянство счастія, могъ имѣть тайное предчувствіе своей собственной судьбы. Сей Принцъ жилъ не долго. Сынъ его, восшедшій на престолъ Англійскій, видѣлъ измѣну тѣхъ своихъ вельможъ, которые сражались при Пуатье, принужденъ былъ прибѣгнутъ къ покровительству преемника Короля Іоанна, былъ свергнутъ съ престола, неблагодарнымъ Парламентомъ и заключенъ въ башню; сынъ его, говорю, обреченъ бывъ на голодную смерть, цѣлые пятнадцать дней боролся съ смертію, и тщетно желалъ, при послѣднемъ своемъ издыханіи, собрать хотя крупицы того пиршества, которое побѣдоносный отецъ его давалъ Монарху злополучному. Самая слава побѣдителя при Пуатье погибла въ тѣхъ поляхъ, гдѣ однажды разлила столь яркое сіяніе. Выше древняго аббатства Вуллье и селенія Бовуаръ, въ Пуату, на гребнѣ холма невоздѣланнаго и поросшаго морскимъ тростникомъ, находятся остатки стариннаго лагеря. Посреди сего лагеря, замѣтны развалины деревни и отверстіе не вовсе засыпаннаго колодезя: вотъ все, что свидѣтельствуетъ о пребываніи здѣсь героя. Селеніе Мопертви исчезло: никто даже не помнитъ, когда и гдѣ оно существовало. То мѣсто, гдѣ видны сіи слѣды Англійскаго лагеря, называется Карѳагенмъ (Carthage), какъ бы счастіе, посмѣиваясь надъ людьми, хотѣло изгладишь славное имя еще славнѣйшимъ, развалину развалиной, и тщету тщетою. Съ Франц. С.