Шассен Шарль-Луи
Хроника парижской жизни

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    I. Отношение Франции в восточному и римскому вопросам, смерть папы Пия IX.- Образ действий обеих палат по поводу этой смерти.- Торжественные заупокойные мессы в Париже и Версали.- Губернатор Ладмиро и его преемник Эмар.- Кандидат в папы каррикатуриста Жиля.- Адрес новому папе восьми клерикальных газет и миллион лепты св. Петра.- Погребение Клода-Бернара и национальные почести науке.- Либеральные адвокаты и судьи ультрамонтаны.- Приготовления к празднованию столетия памяти Вольтера.- Дуэль в Марсели по поводу гражданскаго брака.- Вызов де-Мёна Рошфором.
    II. Выборы 27-го января.- Избирательный циркуляр де-Марсэра.- Вопрос к военному министру.- Вопрос к хранителю государственной печати.- Ораторская дуэль между Руэром и Гамбеттой.- Запрос Лоржериля.- Четыре предохранительные закона и бюджет.- Заявление Буассе об отделении церкви от государства.- Неудача де-Мёна и ответ министра Барду.- Безсилие сената.- Новое требование одной двенадцатой бюджетных сумм.- 24-е февраля и открытие памятника Ледрю-Роллена.
    III. Празднование карнавала и театральные новости - Отсутствие серьёзных драматических новостей.- Большая опера.- Итальянская опера и представления Сальвини.- "Эрнани" В. Гюго.- "Раздел", драма академика Легуве.- "Знаменитый процесс", мелодрама Деннери и Кормона.- "Прекрасная госпожа Донис" и "Блаксоны".- Чисто парижские фарсы: "Клуб", "La Cigale" и "Niniche", "Цыганка" оперетка Штрауса.- "Маленький Герцог" оперетка Лекока.- Банкротство "третьего лирического театра".- Смерть, художника Шарля Добиньи.
    Перевод Е. Г. Бартеневой(?).


   

ХРОНИКА ПАРИЖСКОЙ ЖИЗНИ.

I.

Отношеніе Франціи въ восточному и римскому вопросамъ, смерть папы Пія IX.-- Образъ дѣйствій обѣихъ палатъ по поводу этой смерти.-- Торжественныя заупокойныя мессы въ Парижѣ и Версали.-- Губернаторъ Ладмиро и его преемникъ Эмаръ.-- Кандидатъ въ папы каррикатуриста Жиля.-- Адресъ новому папѣ восьми клерикальныхъ газетъ и милліонъ лепты св. Петра.-- Погребеніе Клода-Бернара и національныя почести наукѣ.-- Либеральные адвокаты и судьи ультрамонтаны.-- Приготовленія къ празднованію столѣтія памяти Вольтера.-- Дуэль въ Марсели по поводу гражданскаго брака.-- Вызовъ де-Мёна Рошфоромъ.

   Февраль мѣсяцъ ознаменовался въ европейской жизни двумя событіями громадной важности: побѣдою Россіи надъ Турціею и возведеніемъ на папскій престолъ новаго римскаго первосвященника, Льва XIII. Случись нѣчто подобное не болѣе, какъ десять лѣтъ тому назадъ, и Франція, воинственная и безпокойная, стремившаяся подавать свой голосъ во всѣхъ міровыхъ событіяхъ и вліять тѣмъ или другимъ образомъ на всякія европейскія дѣла, непремѣнно шумно отозвалось бы и на оба эти факта дѣятельнымъ вмѣшательствомъ. Но десять лѣтъ тяжелаго опыта, невзгодъ и различныхъ испытаній не прошли напрасно для нашей страны. Они охладили ея рыцарскій пылъ, а съ тѣмъ вмѣстѣ и шовинистскія поползновенія, и главное, чего она теперь добивается -- это спокойствія и мира, которые позволили бы ей безпрепятственно продолжать свое демократическое воспитаніе и практическую реализацію принциповъ 89 года, результатомъ которыхъ до сихъ поръ съумѣли воспользоваться лучше ея нѣкоторыя другія европейскія государства.
   За то, при такихъ обстоятельствахъ, при которыхъ другія націи рѣшительно погибли бы, Франція съумѣла возродиться. Въ экономическомъ смыслѣ она съ изумительнымъ тактомъ съумѣла тотчасъ же, вслѣдъ за нашествіемъ, разчлененная, вся истекающая кровью и лишенная такой массы денегъ, какой не могло у ней быть въ запасѣ, приняться за дружный, повсемѣстный и вознаграждающій трудъ. Въ политическомъ -- она успѣшно отстояла свою свободу и независимость отъ всѣхъ интригъ и покушеній коалиціи старыхъ партій, столько ее угнетавшихъ въ прошедшемъ, несмотря на то, что дважды: 24 то мая и потомъ 16 го, казалось, была ими окончательно порабощена; и при томъ завоевала эту свободу не путемъ революціоннаго взрыва, а благодаря благоразумію, такту и зрѣлой сдержанности трудящихся слоевъ общества и сельчанъ, гораздо болѣе, чѣмъ энергіи и талантамъ своихъ политическихъ руководителей. Экономическое возрожденіе Франціи, подтвержденное успѣхомъ національныхъ займовъ, будетъ вполнѣ и блистательно доказано всемірной выставкой, открытіе которой уже приближается. Возрожденіе политическое, признаками близости котораго должно считать выборы 1876--1877 годовъ, достигнетъ окончательнаго своего выраженія не ранѣе того момента, когда сенатъ сдѣлается такимъ же сторонникомъ республики и демократіи, какъ палата депутатовъ, и когда постъ президента будетъ порученъ кому-либо изъ мирныхъ гражданъ, что должно совер шиться въ продолженіи 1879--1880 годовъ.
   При такомъ положеніи вещей, признаваемомъ громаднымъ большинствомъ французовъ, само собой становится понятно, что страна наша не обнаруживаетъ никакихъ воинственныхъ поползновеній по поводу восточнаго вопроса и остается глуха ко всѣмъ возбужденіямъ торгово промышленной сосѣдки -- Англіи. Напрасно парижскія газеты, въ послѣднее время, наперерывъ одна передъ другой, помѣщали на своихъ столбцахъ цѣлыя массы сенсаціонныхъ статей и извѣстій, въ которыхъ на всевозможные лады разрѣшались и путались восточныя недоразумѣнія: ихъ читали только сами газетчики. Публика такъ хладнокровно къ нимъ относилась, что любой публицистъ могъ бы, еслибы захотѣлъ, хотя каждый день мѣнять радикально свои взгляды и убѣжденія и никто не сталъ бы вмѣнять этого ему въ вину, по той простой причинѣ, что никто этого даже и не замѣтилъ бы. Признаки нѣкотораго нетерпѣнія были обнаружены публикою только при ожиданіи того, въ какомъ смыслѣ, по отношенію къ восточному вопросу, выскажется магъ и чародѣй нашего времени -- князь Бисмаркъ. Наконецъ, оракулъ удостоилъ изречь свои глаголы. Такъ какъ въ рѣчи желѣзнаго дѣятеля преобладало мирное настроеніе, то впечатлѣніе ею произведенное на Францію было какъ нельзя болѣе благопріятно; въ словахъ оратора, что нѣкоторыя полезныя стороны парижскаго трактата 1856 года могутъ быть сохранены въ неприкосновенности, нѣкоторыя газеты увидали даже косвенную любезность Франціи со стороны нашего бывшаго безпощаднаго врага; изъ замаскированныхъ угрозъ клерикализму, произнесенныхъ княземъ-канцлеромъ въ окончаніи его рѣчи, они заключили, что Франціи могли бы угрожать весьма непріятные сюрпризы, еслибы ей, благодаря послѣдней побѣдѣ демократіи, не удалось окончательно сломить всякое вліяніе ультрамонтановъ.
   Не освободись Франція во-время отъ этого пагубнаго вліянія и смерть папы Пія IX могла бы вызвать не мало новыхъ бѣдъ и замѣшательствъ въ нашей странѣ. Пастырское посланіе, которымъ архіепископъ Дюпанлу извѣщаетъ, въ самыхъ непріязненныхъ для Италіи выраженіяхъ, объ этомъ событіи своихъ вѣрныхъ овецъ орлеанской епархіи, не осталось бы клерикальнымъ документомъ, единственномъ въ своемъ родѣ, и вызвало бы неизбѣжно со стороны всѣхъ другихъ епископовъ цѣлую бурю манифестацій за свѣтскую власть папы, что могло бы насъ привести къ открытому разрыву съ Пталіей. Скептицизмъ герцога Деказа, стоявшаго во главѣ министерства иностранныхъ дѣлъ, не помѣшалъ бы прозелитизму какого-нибудь де-Брольи, воодушевленному іезуитами, натворить Богъ знаетъ какихъ несообразностей при дипломатическихъ подготовленіяхъ къ избранію новаго папы. Одинъ непримиримый Маннингъ, еслибы онъ чувствовалъ, что его поддерживаютъ французскіе клерикалы, могъ бы надѣлать всякихъ хлопотъ цѣлой Европѣ. Римскій вопросъ не преминулъ бы связать съ восточнымъ, возникла бы невообразимая кутерьма и пожаръ войны могъ бы охватить всю Европу.
   Къ счастію для цѣлаго міра, Франція, перемѣной своего министерства, вырвала изъ рукъ фанатиковъ тотъ зажженный фитиль, который долженъ былъ обусловить пагубный взрывъ и, такимъ образомъ, своимъ отстраненіемъ отъ вмѣшательства въ европейскія дѣла, принесла имъ громадную пользу, уничтоживъ въ корнѣ одно изъ важнѣйшихъ замѣшательствъ, угрожавшихъ всему цивилизованному міру. Парижскіе клерикалы, какъ въ этомъ нельзя и сомнѣваться, конечно, употребили всевозможныя усилія, чтобы произвести какъ можно болѣе шуму по поводу смерти "папы -- великаго человѣка" и вызвать возможно большее число манифестацій. Всѣ усилія ихъ, однако-же, доставили имъ весьма жалкій успѣхъ. Въ самой палатѣ, съ заявленіемъ о пріостановленіи въ знакъ траура засѣданія, въ день справленія торжественной заупокойной мессы по Піѣ IX, выступилъ не Келлеръ, и даже не де-Мёнъ, а темный и малоизвѣстный депутатъ де-Кержегю. Онъ заявилъ свое требованіе 8-го февраля въ такихъ безобидныхъ и грустныхъ выраженіяхъ, что республиканцамъ стало просто жаль его и предложеніе его прошло единогласно. Но когда нѣкоторые депутаты узнали, что въ корридорахъ палаты, правые хвастаются принятіемъ этого предложенія, какъ успѣхомъ клерикализма, то Жюль Ферри счелъ необходимымъ объяснить съ трибуны, что если предложеніе де-Кержегю и принято лѣвыми, то, только ради "парламентскаго приличія" и чтобы оказать уваженіе къ убѣжденіямъ тѣхъ изъ палатскихъ товарищей, которые, разумѣется, въ день мессы въ палату не явятся, но что въ этомъ голосованіи "изъ любезности" никоимъ образомъ не слѣдуетъ видѣть ничего, что бы хотя самымъ отдаленнымъ образомъ могло быть истолковано въ видѣ политической или религіозной манифестаціи.
   Благочестивое большинство сената могло бы, еслибы захотѣло, на основаніи образа дѣйствій всего парламента въ день погребенія Виктора Эммануила, потребовать торжественнаго закрытія засѣданія и въ день заупокойной мессы по Піѣ IX. Но оно ограничилось только тѣмъ, что одинъ изъ его представителей, сенаторъ де-Равиньянъ, повторилъ предложеніе де-Кержегю. Лѣвые встрѣтили это предложеніе молчаніемъ и послѣ обычнаго вопроса президента: "сопротивляющихся предложенію нѣтъ?" оно было принято.
   Торжественныхъ заупокойныхъ мессъ было отслужено двѣ, одновременно въ Парижѣ и въ Версали. Въ Версали, такъ какъ она считается оффиціально "конституціонною столицею Франціи", на мессѣ присутствовалъ Мак-Магонъ въ полной парадной формѣ и сенатское бюро въ цѣломъ своемъ составѣ, за исключеніемъ только одного изъ секретарей, принадлежащаго къ крайней лѣвой. Бюро палаты не присутствовало ни на одной изъ мессъ, и никто не былъ ни тутъ, ни тамъ, въ качествѣ его представителя. Вице-президентъ этого бюро и одинъ изъ секретарей, принадлежащій къ правымъ, хотя и присутствовали на мессѣ въ Версали, но въ качествѣ частныхъ лицъ вмѣстѣ съ другими товарищами "меньшинства". Парижскія газеты съ ужасомъ заявляли почти о совершенномъ отсутстствіи депутатовъ въ церкви парижской Богоматери, хотя всѣ они и были поимянно приглашены. Администрація мессы заявила также сенскому префекту, что въ церкви будутъ оставлены мѣста для членовъ парижскаго муниципальнаго совѣта, но благоразумно предоставила занять эти мѣста публикѣ, опасаясь, чтобы на восемьдесятъ заготовленныхъ мѣстъ не явилось всего двухъ или трехъ членовъ муниципалитета. Опасенія ея были превзойдены дѣйствительностью: на мессу не явилось ни одного!
   За то офицеровъ всѣхъ родовъ оружія явились въ соборъ цѣлыя массы. Въ средѣ ихъ красовался парижскій губернаторъ Ладмиро, которому приходилось въ послѣдній разъ появляться оффиціально въ публикѣ, такъ какъ онъ достигъ того возраста, при которомъ, по закону, военные отстраняются отъ занятія должностей дѣйствительной службы и отчисляются въ кадры резерва. Парижскимъ губернаторомъ, вмѣсто него, республиканскій кабинетъ назначилъ генерала Эмара, бывшаго нѣкогда адъютантомъ Кавеньяка. Генералъ Эмаръ извѣстенъ тѣмъ, что имѣлъ смѣлость произнесть нѣтъ на плебисцитѣ, послѣдовавшемъ за государственнымъ переворотомъ 2 декабря, и тѣмъ, что болѣе всѣхъ другихъ военныхъ сопротивлялся рѣшенію Базена при мецской капитуляціи. Кромѣ того, онъ открытый противникъ клерикализма, и какія бы должности ни случалось ему занимать, онъ никогда не присутствовалъ на клерикальнымъ церемоніяхъ и процессіяхъ. Изъ этого, однако, не слѣдуетъ, что будь онъ назначенъ на мѣсто губернатора восьмью днями ранѣе, то онъ не явился бы на заупокойной мессѣ. Ему тамъ слѣдовало быть, такъ какъ множество офицеровъ, воспитанниковъ іезуитскихъ коллегій, явились бы все равно туда помимо его позволенія. Да и кромѣ того, такъ какъ на мессѣ присутствовали представители маршала и парламентскаго меньшинства, то онъ обязанъ былъ тоже явиться, и это присутствіе не могло имѣть никакого характера военной или клерикальной демонстраціи, точно также, какъ появленіе на мессѣ министра иностранныхъ дѣлъ, протестанта Баддингтона, который этимъ сдѣлалъ только любезность дипломатическому корпусу, всѣ члены котораго, не исключая русскаго и англійскаго посланниковъ князя Орлова и лорда Лайонса, были на лицо, нисколько не выражая своей симпатіи къ католицизму. При такихъ условіяхъ, церемонія утратила совершенно характеръ исключительно ультрамонтанской демонстраціи. Напрасно клерикальныя знаменитости старались выставляться на показъ: они не были замѣчены въ толпѣ народа, собравшейся какъ въ соборѣ, такъ и около него. У входовъ его образовались длинные хвосты лицъ, желавшихъ проникнуть внутрь храма, подобно тому, какъ это бываетъ у театровъ и, по всей вѣроятности, тутъ было несравненно болѣе обыкновенныхъ зѣвакъ, чѣмъ искреннихъ католиковъ и ханжей. Такъ какъ крайнія галлереи собора были отведены для публики, и впускъ въ нихъ былъ безъ билетовъ, то понятно, что явилось множество охотниковъ поглядѣть на праздничное убранство собора и послушать музыки средневѣкового характера. Музыка, написанная нарочно по этому поводу ученымъ капельмейсторомъ Вервьетомъ, очень удалась, но эффектъ освященія катафалка зеленымъ огнемъ серебрянныхъ факеловъ совершенно пропалъ вслѣдствіе сильнаго сквозного вѣтра, царившаго въ соборѣ. Безчисленное множество большихъ восковыхъ свѣчъ тоже безпощадно тушилось этимъ вѣтромъ, воскъ съ нихъ такъ и капалъ на богатыя ризы духовенства и должно быть значительно ихъ перепортилъ.
   Вокругъ собора, за муниципальными верховыми и полицейскими, толпились массы зѣвакъ, стараясь разглядѣть личности подъѣзжавшихъ въ экипажахъ къ собору. Никого, однакоже, эта публика не удостоила оваціи и не встрѣтила шиканьемъ. Она была только замѣчательно весело настроена, и, я думаю, что увидай она въ это время самого знаменитаго редактора "Univers" Вёльо, она бы ограничилась однимъ громкимъ взрывомъ смѣха. Его изображеніе и на самомъ дѣлѣ красовалось въ этотъ день на всѣхъ витринахъ газетныхъ продавцовъ. Широкій и усѣянный всевозможными прыщами ликъ этого дѣятеля изображенъ былъ въ бумажномъ колпакѣ, украшенномъ тремя желтыми лентами, что придавало колпаку внѣшнее сходство съ папской тіарой. Подъ этимъ изображеніемъ каррикатуристъ Жиль ограничился скромною подписью: "мой кандидатъ". Вёльо эта шутка не понравилась, онъ немедленно подалъ жалобу генеральному прокурору, пустилъ въ ходъ свои связи съ членами обѣихъ палатъ и добился какъ того, что этотъ, хотя и не подписанный, но несомнѣнный его портретъ, былъ конфискованъ, такъ и того, что редакція юмористическаго журнала "la Lune rousse" была присуждена къ уплатѣ нѣсколькихъ сотъ франковъ. За это наказанный журналъ отомстилъ ему весьма искусно и такъ, что новому наказанію подвергнуться не могъ. Онъ выхлопоталъ у артистки Жюдикъ формальное право напечатанія на своихъ страницахъ ея портрета въ одной изъ послѣднихъ ея ролей, имѣвшихъ значительный успѣхъ, гдѣ она изображаетъ камелію, ставшею знатной дамой. Но изображая Жюдикъ-Нинишъ, Жиль хотя и сохранилъ ея ростъ, фигуру и костюмъ, но снабдилъ лицомъ и крупнымъ прыщеватымъ носомъ все того же Вёльо. Въ тоже время въ "Réveil" появилась весьма злая сатира Рошфора на папскій конклавъ. Де-Мёнъ самолично потребовалъ въ палатѣ съ трибуны преслѣдованія этой газеты и она была приговорена судомъ ассизовъ, за оскорбленіе одной изъ признанныхъ государствомъ религій, къ уплатѣ 3,000 фр. штрафа, а редакторъ ея къ 2-хъ мѣсячному тюремному заключенію.
   За то республиканцы, не имѣющіе дурной привычки подвергать газеты преслѣдованіямъ за высказываемыя ими мнѣнія, дали католическимъ органамъ полную возможность высказать всю ихъ скорбь и недовольство Италіей, по поводу послѣдняго протеста кардинала Симеони противъ уничтоженія свѣтской власти папы. Восемь наиболѣе іезуитскихъ изъ парижскихъ газетъ "Défense", "Franèais", "France nouvelle". "Gazette de France", "Monde", "Univers", "Union" и "Villes et Campagnes" подписали коллективный адресъ священной коллегіи, съ заявленіемъ желанія, чтобы Св. Духъ помогъ ей избрать новаго Пія. Въ адресѣ этомъ парижскіе клерикалы высказывали свою глубочайшую преданность новымъ догматамъ католицизма, придуманнымъ послѣднимъ первосвященникомъ, и заклинали будущаго папу поддерживать свое "непогрѣшимое всемогущество" съ такою же энергіей и непреклонностью, какъ дѣлалъ это Пій IX, сопротивляясь всякому вліянію духа времени. Быстрота, съ какою произошли выборы, и самый выборъ въ папы Льва XIII, пришлись далеко не по вкусу составителямъ этого адреса. Они громко требовали назначенія такого лица, которое рѣшилось бы называться Піемъ X, кардиналъ же Печчи, выборомъ котораго Европа вообще довольна, такъ какъ въ папы могъ быть облеченъ кто-нибудь и хуже его, назвался Львомъ XIII. Львами же до сихъ поръ были все такіе папы, которые не слишкомъ-то дружили съ іезуитами. Поэтому, парижскіе клерикалы значительно опечалены избраніемъ кардинала Печчи, и если и продолжаютъ курить передъ нимъ ѳиміамъ лести, то только для того, чтобы скрыть свое недовольство, а также, чтобы заискать у новаго папы къ себѣ расположеніе. Такъ они поторопились въ самый день избранія Льва XIII, заявить, что архіепископъ Сегюръ, предсѣдатель центральнаго комитета католическихъ клубовъ и ассоціацій во Франціи, уполномоченъ немедленно поднести новому святѣйшему отцу милліонъ франковъ, въ счетъ лепты св. Петра, доставлять которую самымъ щедрымъ образомъ французскіе ультрамонтаны обязуются и впредь "ватиканскому узнику", изъ опасенія, чтобы бѣдность и недостатокъ средствъ не обусловили для него необходимости принятія пенсіона отъ итальянскаго правительства, или, чего Боже сохрани, не побудили его святѣйшество къ сближенію и примиренію съ самимъ "узурпаторомъ".
   На слѣдующій день, послѣ заупокойной мессы въ честь Пія IX въ соборѣ Парижской Богоматери, въ церкви святого Сюльниція происходила погребальная месса усопшаго ученаго, Клода Бернара. На этотъ разъ католическая церемонія служила только прикрытіемъ блестящей манифестаціи позитивистскихъ тенденцій Франціи. Клодъ Бернаръ, знаменитый въ цѣломъ мірѣ физіологъ и авторъ безсмертнаго труда "Введеніе въ опытную медицину", способствовавшій своими работами окончательному уничтоженію множества метафизическихъ гипотезъ, былъ погребенъ съ особеннымъ почетомъ на счетъ государства. Министръ народнаго просвѣщенія и исповѣданій, Барду, отнесшійся весьма хладнокровно къ смерти папы, на этотъ разъ лично, отъ имени правительства, потребовалъ отъ обѣихъ палатъ кредита въ 10,000 франковъ дли чествованія науки, въ лицѣ одного изъ ея знаменитѣйшихъ представителей. Гамбетта, въ качествѣ предсѣдателя бюджетной комиссіи, поддержалъ это предложеніе нѣсколькими горячими словами Никто не осмѣлился оспаривать этого требованія и, такимъ образомъ, республика получила возможность чествовать заслуги чистаго ученаго наравнѣ съ заслугами какой-либо военной, или политической знаменитости. Къ чести республиканской партіи должно замѣтить, что никто изъ ея членовъ не остановился передъ соображеніемъ, что покойный не отличался при жизни особеннымъ героизмомъ и твердостью республиканскихъ убѣжденій. Всѣ охотно забыли, что, во время имперіи, Клодъ Бернаръ согласился стать сенаторомъ, и что вступленію своему въ среду 40 безсмертныхъ онъ гораздо болѣе обязанъ былъ мастерскому умѣнью, съ какимъ воздерживался всегда дѣлать какіе-либо общіе выводы изъ глубоко обслѣдованныхъ и уясненныхъ имъ физіологическихъ фактовъ. За внесеніе въ общественное сознаніе массы такихъ фактовъ, общіе выводы изъ которыхъ уже сдѣланы, или будутъ неизбѣжно сдѣланы другими, Клодъ Бернаръ и заслужилъ то, чтобы его въ высшей степени полезное для человѣчества существованіе было почтено національною признательностью.
   Вслѣдъ за похоронами Клода Бернара происходили гражданскіе похороны молодого адвоката Верана, одного изъ радикальнѣйшихъ членовъ парижскаго муниципальнаго совѣта. Весьма интересно отношеніе ко всѣмъ этимъ погребальнымъ церемоніямъ состава судебнаго вѣдомства. На заупокойную мессу Пія IX въ соборѣ Богоматери явилась депутація отъ кассаціоннаго суда, и члены ея явились въ красныхъ судейскихъ мантіяхъ и въ шляпахъ, обитыхъ крепомъ. Вслѣдъ за ними, въ соборѣ размѣстились делегаты и это всѣхъ другихъ судебныхъ инстанцій. На погребеніе Верана судьи не явились, но за то появились всѣ адвокаты, тоже въ мантіяхъ, подъ предводительствомъ старѣйшины своего сословія, Бетоло. Бетоло произнесъ даже надъ могилою рѣчь, въ которой, однако, замѣтилъ, что, удивляясь талантамъ покойнаго и уважая его добродѣтели, онъ не раздѣлялъ вполнѣ нѣкоторыхъ изъ его философскихъ взглядовъ. Разумѣется, что въ странѣ, гдѣ признана свобода сознанія, и гдѣ она составляетъ общественное право, Бетоло не совершилъ никакого особеннаго гражданскаго подвига, но, во всякомъ случаѣ, его рѣчь и появленіе еще въ первый разъ при третьей республикѣ на гражданскихъ похоронахъ сословія адвокатовъ въ цѣломъ составѣ, представляетъ собою, нѣкоторымъ образомъ, знаменіе времени. Франція такъ еще запугана двумя предшествовавшими правительствами нравственнаго порядка, что всякое открытое.дѣйствіе, наперекоръ установившимся католическимъ предразсудкамъ, служитъ явнымъ признакомъ, что клерикальныя претензіи уже въ значительной степени смирены и побѣждены. Другимъ признакомъ того же самаго явленія служитъ возобновленіе проэкта празднованія, ЗО-го мая 1877 года, столѣтія памяти Вольтера; мысль объ этомъ празднованіи, возникшая первоначально одновременно съ мыслью о всемірной выставкѣ, была оставлена среди водоворота политическихъ тревогъ прошлаго года. Теперь она воскресла съ новою силою. Извѣстно, что и Женева, съ своей стороны, собирается праздновать память столѣтія Жанъ-Жака Руссо. Можетъ быть, всѣ подобныя празднества было бы лучше отложить достолѣтней годовщины 1789 г., но въ этомъ случаѣ, мнѣнія учредителей праздника расходятся съ личными нашими мнѣніями.
   "Вольтеръ, говорятъ эти учредители (депутаты Дрео, Менѣе и Вильсонъ, профессоръ медицинскаго факультета, Гаварре и инженеръ Жилле-Виталь) въ своемъ заявленіи объ открытіи національной подписки:-- одинъ изъ тѣхъ людей, которые своимъ существованіемъ принесли громадную честь человѣчеству. Вся его долголѣтняя жизнь была энергической и безпощадной войной, объявленной невѣжеству лицемѣрію и фанатизму... Никто до него не приносилъ въ міръ болѣе мужественнаго и честнаго ученія. Догматизмъ теологовъ возбуждалъ самыя пагубныя войны и покрывалъ землю развалинами, обагряя ее потоками крови; доктрина Вольтера приведетъ нѣкогда человѣчество къ неизбѣжному и плодотворному торжеству разума, истины и мира... Праздновать, съ возможнымъ блескомъ, столѣтіе Вольтера составляетъ прямую обязанность всѣхъ друзей свободы, прогресса и науки, къ какой бы расѣ человѣческаго рода они ни принадлежали".
   Разумѣется, лучшій способъ празднованія памяти мыслителя состоитъ въ возможно большей популяризаціи его идей... Поэтому, первою мыслью комитета явилось -- собрать въ одинъ томъ лучшія изъ шедевровъ Вольтера, также какъ самые характеристическіе отрывки изъ его философскаго лексикона и корреспонденцій, съ тѣмъ, чтобы, назначивъ за этотъ томъ самую ничтожную цѣну, способствовать наибольшему его распространенію. Къ сожалѣнію, въ этомъ томѣ около 1,000 страницъ, что, по моему мнѣнію, нѣсколько помѣшаетъ тому, чтобы въ народныхъ библіотекахъ онъ сталъ общимъ достояніемъ. Я полагаю, что было бы полезно его значительно сократить и сдѣлать доступнымъ пониманію самыхъ неразвитыхъ изъ сельчанъ. Кромѣ изданія этого тома, комитетъ остановился на мысли объ устройствѣ возможно большаго числа публичныхъ чтеній о Вольтерѣ, повсюду, гдѣ только для этого найдутся лекторы. Это мысль тоже чрезвычайно удачная и полезная для народа. Что касается до устройства даровыхъ спектаклей и торжественнаго собранія, на которомъ статуя Вольтера "должна быть увѣнчана лавровымъ вѣнкомъ, поднесеннымъ отъ имени человѣчества", то первое зависитъ отъ тѣхъ средствъ, какія дастъ подписка, а послѣднее -- отъ того, насколько правительство окажетъ содѣйствія этому осуществленію манифестаціи въ честь свободной мысли.
   Католическія газеты, а слѣдомъ за ними и "Фигаро", уже и теперь забили въ набатъ, ужасаясь возможности празднованія столѣтія подобнаго вольнодумца, какъ Вольтеръ. Разумѣется, что клерикалы и реакціонеры употребятъ всевозможныя усилія, чтобы запугать администрацію и достигнуть хотя бы того, чтобы уменьшить размѣры и значеніе праздника.
   Вмѣшательство клерикаловъ въ частную жизнь гражданъ -- великое зло, продолжающее у насъ существовать. Разскажу вамъ, по этому поводу, одно трагическое происшествіе, окончившееся процессомъ въ ассизномъ судѣ департамента Устьевъ Роны, 22-го февраля. Въ ноябрѣ 1877 г., нѣкто Жозефъ Дэмъ" редакторъ бонапартистскаго листка "Aigle", издающагося въ Марсели, задумалъ, на его столбцахъ, религіозный походъ противъ гражданскаго брака, признаваемаго нашимъ закономъ единственною обязательною формою брака. Сначала онъ печаталъ только общія соображенія, потомъ, по поводу недавно совершившагося брака Кловиса Гюга -- редактора газеты "la Jeune République", онъ позволилъ себѣ выходки и нападки на этотъ случай и высказалъ мысль, что невѣста Гюга, не подвергавшаяся церковному обряду, не имѣла права одѣваться въ бѣлое платье и украшаться померанцовымъ вѣнкомъ. Въ третьей статьѣ онъ не ограничился даже и этимъ и сталъ уже нападать не на убѣжденія Гюга, какъ свободнаго мыслителя, а оскорбилъ его, какъ мужа и будущаго отца, такъ что Гюгъ былъ вынужденъ вызвать его на дуэль. Дуэль состоялась, и Гюгъ, совершенно незнакомый съ фехтовальнымъ искуствомъ -- однимъ изъ тѣхъ неумѣлыхъ пріемовъ шпаги, къ которымъ способны только люди, берущіе ее въ первый разъ въ руки -- убилъ своего соперника на повалъ. За это Гюгъ былъ призванъ къ суду; обвинялся онъ въ предумышленномъ нанесеніи раны, обусловившей смерть Дэма, хотя и безъ намѣренія убивать его. Секунданты убитаго утверждали, что дуэль должна была окончиться съ полученіемъ кѣмъ-либо изъ противниковъ легкой раны, что Гюгъ получилъ ихъ двѣ, но такъ какъ кровь изъ этихъ ранъ не была видна подъ грудью рубашки, то онъ воспользовался минутой, когда Дэмъ опустилъ уже шпагу, чтобы нанести ему смертельный ударъ, противно всѣмъ правиламъ для дерущихся на шпагахъ. Гюгъ, которому удалось поѣздкой въ Италію избѣжать предварительнаго заключенія, явился передъ судомъ присяжныхъ и вполнѣ опровергъ это обвиненіе секундантовъ, поддержанное также и братомъ убитаго. Генеральный прокуроръ отказался поддерживать обвиненіе и призналъ, что дуэль происходила съ соблюденіемъ легальныхъ формъ, а присяжные произнесли оправдательный приговоръ. Не убей Гюгъ своего соперника, дѣло не могло бы окончиться для него такъ благополучно, его судили бы тогда судомъ исправительной полицій,и, такъ какъ дуэли запрещены закономъ, то и дуэлистамъ, и секундантамъ угрожало бы тюремное заключеніе на нѣсколько мѣсяцевъ и штрафъ. Оправданіе Кловиса Гюга присяжными было встрѣчено публикой, находившейся въ зданіи суда съ энтузіазмомъ. Гюгу сдѣлана была рѣшительная овація, которой ея участники хотѣли выказать все свое негодованіе противъ бонапартистовъ да еще клерикальнаго оттѣнка. Его вынесли на рукахъ изъ дверей суда, а центральный марсельскій избирательный комитетъ выставилъ его своимъ кандидатомъ на мѣсто умершаго Гаспайля.
   Этотъ судебный приговоръ надѣлалъ во Франціи много шуму и, вѣроятно, послужитъ хорошимъ предостереженіемъ клерикаламъ, полагавшимъ до сихъ поръ, что они могутъ безнаказанно подвергать посмѣянію частную жизнь и самыя завѣтныя убѣжденія свободныхъ мыслителей.
   Тотчасъ, вслѣдъ за осужденіемъ газеты "Réveil" за статью Гошфора о конклавѣ, Гошфоръ прислалъ изъ Женевы, черезъ двухъ своихъ пріятелей, вызовъ де-Мёну, но послѣдній отвѣчалъ этимъ лицамъ, что онъ не желаетъ входить ни въ какія сношенія съ бѣглымъ ссыльнымъ изъ Новой Каледоніи. Тогда Гошфоръ напечаталъ въ "Réveil" и "Reuple" двѣ статьи противъ апостола-кирассира до того злыя и остроумныя, что де-Мёну придется быть весьма долго притчею во языцѣхъ цѣлой Франціи, да, впрочемъ, и совершенно подѣломъ!
   

II.

Выборы 27-го января.-- Избирательный циркуляръ де-Марсэра.-- Вопросъ къ военному министру.-- Вопросъ къ хранителю государственной печати.-- Ораторская дуэль между Руэромъ и Гамбеттой.-- Запросъ Лоржериля.-- Четыре предохранительные закона и бюджетъ.-- Заявленіе Буассе объ отдѣленіи церкви отъ государства.-- Неудача де-Мёна и отвѣтъ министра Барду.-- Безсиліе сената.-- Новое требованіе одной двѣнадцатой бюджетныхъ суммъ.-- 24-е февраля и открытіе памятника Ледрю-Роллена.

   27-го января, въ тотъ самый день, когда я вамъ отправилъ послѣднее свое письмо, въ нѣсколькихъ департаментахъ происходили выборы. Въ Жирондскомъ Департаментѣ выбирали депутата на мѣсто умершаго; въ одномъ изъ округовъ Восточныхъ Пиренеи надлежало замѣнить депутата, избраннаго въ сенатъ. Въ семи другихъ округахъ происходилъ перевыборъ депутатовъ, полномочія которыхъ не были признаны палатою. Какъ въ двухъ первыхъ мѣстностяхъ были выбраны республиканцы, такъ и въ семи остальныхъ никто изъ забракованныхъ реакціонеровъ не удостоился переизбранія и всѣхъ ихъ замѣнили республиканцы. Такимъ образомъ, населенія различныхъ мѣстностей Франціи своимъ приговоромъ вполнѣ подтвердили правильность провѣрки полномочій палаты и оказались солидарными съ ея республиканскимъ большинствомъ. Второй опытъ этого рода, но еще въ болѣе широкихъ размѣрахъ, имѣетъ произойти 3 то марта, день, на который назначены перевыборы 16 отвергнутыхъ депутатовъ. Успѣхъ республиканцевъ и на этихъ выборахъ такъ мало сомнителенъ, что парижская демократическая пресса почти даже и не заботилась о поддержкѣ кандидатовъ, выступающихъ противъ забракованныхъ роялистовъ и бонапартистовъ. Министръ де-Марсэръ весьма ловко и умно воспользовался такимъ положеніемъ вещей и отправилъ къ префектамъ циркуляръ, совершенно противоположный циркуляру своего предшественника, де-Фурту. Онъ заявляетъ въ немъ, что "правительство рѣшительно отвергаетъ доктрину оффиціальныхъ кандидатуръ и отказывается отъ принятія какихъ бы то ни было мѣръ, при пособіи которыхъ проводятся подобныя кандидатуры". Онъ предлагаетъ всѣмъ чиновникамъ сохранять "полнѣйше безпристрастіе относительно соперничествующихъ кандидатовъ" и совѣтуетъ имъ остерегаться отъ всякихъ дѣйствій, которыя населенія могли бы истолковать въ смыслѣ предпочтенія одного кандидата передъ другимъ". "Изъ этого не слѣдуетъ, говоритъ онъ далѣе:-- чтобы правительству не было пріятно видѣть, что избиратели своими выборами выражаютъ свое предпочтеніе и привязанность къ республикѣ, но подобныя выраженія сочувствія къ правительству тогда только могутъ быть цѣнны и имѣть значеніе, когда высказываются совершенно свободно". Циркуляръ этотъ до того поразилъ самихъ реакціонеровъ, что они невольно въ своихъ органахъ стали воздавать де-Марсэру такія похвалы, какихъ не удостоивался во Франціи ни одинъ изъ либеральныхъ министровъ. Либеральную свою добросовѣстность де-Марсэръ, дѣйствительно, доводитъ до послѣднихъ предѣловъ. Такъ, имѣя право назначать мэровъ въ города, подъ однимъ условіемъ выбора ихъ изъ членовъ муниципальнаго совѣта, онъ назначаетъ на эти мѣста тѣхъ лицъ, которыхъ выбираютъ сами эти совѣты. Напримѣръ, онъ назначилъ, такимъ образомъ, мэромъ въ Авиньонѣ нѣкоего дю-Демэна, депутата, полномочія котораго на дняхъ должны быть отвергнуты палатой, такъ какъ при выборѣ его, правительство нравственнаго порядка прибѣгло къ самымъ отъявленнымъ подлогамъ. Когда министра стали упрекать за это назначеніе, то онъ отвѣчалъ: "Я считаю себя вправѣ только тогда его смѣстить, когда авиньонцы сами перемѣнятъ о немъ свое мнѣніе". Словами этими министръ указываетъ на несостоятельность существующаго закона о мэрахъ, взваливающаго на центральную власть то, что касается только мѣстныхъ интересовъ и какъ бы прямо рекомендуетъ палатѣ, едва она получитъ возможность вводить практическія реформы, необходимость составленія новаго муниципальнаго закона въ республиканскомъ духѣ. Подобный образъ дѣйствій де Марсэра привязываетъ къ министерству даже и непримиримыхъ. Такъ, никто изъ нихъ не рѣшился сдѣлать запроса военному министру Борелю, стремленія котораго тоже весьма почтенны, хотя дѣйствія и не всегда этому вполнѣ соотвѣтствуютъ, по поводу одного непріятнаго происшествія въ Нантѣ. Въ этомъ городѣ военныя власти запретили солдатамъ являться, въ качествѣ фигурантовъ, въ театрѣ за то, что въ одной изъ мелодрамъ, они съ необыкновеннымъ одушевленіемъ пѣли вставленную въ пьесу Марсельезу. Нантскій депутатъ Лезанъ ограничился простымъ вопросомъ военному министру, а большинство удовольствовалось тѣмъ, что Борель обѣщалъ отмѣнить распоряженіе, обидное для жителей Нанта и для республиканцевъ, не обративъ вниманія на то, что въ своихъ объясненіяхъ военный министръ высказалъ нѣсколько банальностей насчетъ нашего національнаго гимна. Хранителю печати, Дюфору, тоже былъ сдѣланъ вопросъ по поводу того, что большая часть членовъ гренобльскаго суда позволили себѣ сдѣлать овацію генеральному прокурору, смѣщенному Дюфоромъ. Случай этотъ далъ возможность одному изъ непримиримыхъ, Мадье де-Монжо, произнести блистательную рѣчь по поводу тѣхъ антипатій къ республикѣ, какія постоянно позволяютъ себѣ выражать члены несмѣняемой магистратуры. Дюфоръ, въ своемъ объясненіи, старался придать этой оваціи характеръ простой вѣжливости между сослуживцами, но, въ тоже время, прибавилъ, что "еслибы магистратура задумала дѣлать манифестаціи другого характера, то хранитель печати съумѣетъ исполнить, относительно ихъ, свой долгъ спокойно и безъ колебанія, и тѣ, кто обратился бы къ нему съ вопросомъ: воспрепятствовалъ ли онъ такимъ манифестаціямъ? увидѣли бы, что онъ съумѣлъ это сдѣлать". Эти слова министра всѣ лѣвые покрыли рукоплесканіями, заявляя тѣмъ какъ сочувствіе кабинету, такъ и свою солидарность.
   Въ ночномъ, и весьма бурномъ засѣданіи палаты, Гамбетта имѣлъ случай, въ качествѣ неоспоримаго главы республиканской партіи, войти въ ораторское состязаніе съ главою бонапартистовъ. Поводъ къ этому подалъ вѣчный вопросъ объ исторической отвѣтственности за невзгоды, пережитыя Франціею въ послѣднюю войну. Руэръ съ крайнимъ безстыдствомъ затѣялъ снять съ себя отвѣтственность за несчастный походъ отъ Шалопа въ Седанъ, и приписать вину потери Эльзаса сопротивленію республиканцевъ. Гамбетта, въ отвѣтъ на это, бросилъ ему въ лицо упрекъ во всѣхъ ошибкахъ и преступленіяхъ, навлеченныхъ на Францію вліяніемъ Руэра, начиная отъ казни Максимиліана въ Мексикѣ и до измѣны Базена въ Мецѣ. Мнѣніе Руэра, что Франція должна была выпрашивать у Пруссіи мира, тотчасъ вслѣдъ за погибелью наполеоновской арміи, ораторъ назвалъ "теоріею общей низости". Онъ напомнилъ своему противнику оба торжественныя осужденія имперіи, низложеніе ея, голосованное бордоскимъ собраніемъ и постановленіе въ Тріанонѣ.-- "И вы осмѣливаетесь называть себя политиками! громилъ онъ съ трибуны бывшаго вице-императора:-- развѣ вы желали власти для того, чтобы управлять Франціей?-- Нѣтъ! Завладѣвъ ею, вы дѣйствовали сначала какъ жуиры, а подъ конецъ какъ предатели".
   Разбитые и уничтоженные бонапартисты совершенно растерялись, и ареной мести грозному своему обвинителю избрали Сенатъ. При этомъ никто изъ нихъ не рѣшился выступить прямо, а орудіемъ они выпустили легитимиста Лоржериля. Лоржериль, напоминающей своей внѣшностью извѣстнаго комика Пале-Рояльскаго театра, Гіасента, выступилъ на трибуну, и прочелъ очень длинную, напередъ заготовленную имъ рѣчь. Оказалось, что все. это краснорѣчіе было потрачено лишь для того, чтобы сдѣлать простой вопросъ министру юстиціи: почему подвѣдомственное ему министерство не требуетъ отъ дѣятелей 4-го сентября, захватившихъ власть безъ всякихъ уполномочій, отчета о расходахъ, произведенныхъ правительствомъ народной обороны? Дюфоръ отвѣчалъ на это просто и ясно, что всѣ изслѣдованія, какія были необходимы для отчетности за это время, были произведены, а еслибы существовала надобность въ произведеній еще какихъ-либо слѣдствій и преслѣдованій, то приходится удивляться, почему они не были потребованы тогда, когда друзья г. Лоржериля обладали властью. Лоржериль, въ рѣчи своей, между прочимъ, весьма неловко коснулся герцога Одиффре Пакье, и тѣмъ вынудилъ и его выступить съ возраженіемъ. Герцогъ заявилъ, что онъ состоялъ предсѣдателемъ одной изъ важнѣйшихъ комиссій для изслѣдованія расходовъ того времени (commission des marchés), и что, какъ должно быть извѣстно всей Франціи, всѣ финансовыя дѣйствія правительства 4 то сентября вполнѣ обслѣдованы, такъ что на пути, на который всталъ Пожериль, ему не удастся ни вызвать новыхъ преслѣдованій, ни возбудить какихъ-либо скандаловъ. Eco удивляло только одно, что три вагона съ документами, которые комиссія, подъ его предсѣдательствомъ, видѣла въ Бордо -- въ Версали не оказались на лицо. Онъ полагалъ, что эти вагоны сгорѣли, но министръ финансовъ, Леонъ Сэ, заявилъ на это, что означенные документы всѣ цѣлы и доставлены въ сохранности въ министерство, гдѣ разборъ ихъ и сортировка были поручены нѣкоему Буравиллю. Чиновникъ этотъ очень долго, несмотря на повторныя требованія, не представлялъ ихъ счетной палатѣ, а такъ какъ онъ бонапартистъ, то должно думать, что въ нихъ заключались какія-нибудь разоблаченія, неблагопріятныя никакъ не для республиканцевъ, а развѣ для бонапартистовъ. Наконецъ, счетная палата добилась таки ихъ полученія, и разборъ ихъ доказалъ, что всѣ расходы по вооруженію страны производились правительствомъ народной обороны совершенно правильно. Между тѣмъ, двѣ недѣли тому назадъ, умеръ депутатъ отъ Гавра, Лесень, съ горя о потерѣ этихъ документовъ, что лишало его возможности оправдаться отъ тѣхъ клеветъ, которыя распространяли о его дѣятельности бонапартисты.
   Гамбетта, какъ я уже говорилъ, сдѣлавшись несомнѣннымъ главой всѣхъ республиканцевъ, главнѣйшей своей цѣлью въ настоящее время поставилъ сохранять полнѣйшее согласіе между кабинетомъ и палатой, считаемое имъ крайне необходимымъ для успѣшнаго укрѣпленія республики, и избѣгать всякихъ поводовъ хотя бы къ малѣйшему разладу между ними. Между тѣмъ, кабинетъ путемъ опыта убѣдился въ неудобствѣ полученія бюджетныхъ суммъ, при управленіи общественными дѣлами, по одной двѣнадцатой части, почему и заявилъ свое желаніе, чтобы въ возможно короткій срокъ, весь бюджетъ былъ утвержденъ. Палата, съ своей стороны, справедливо опасаясь интригъ сената, хотѣла бы удержать систему выдачи бюджетныхъ суммъ по частямъ, до тѣхъ поръ, пока всякая возможность повторенія 16-го мая, не будетъ окончательно отстранена. Для того, чтобы удовлетворить и палату и министерство, Гамбетта, заручившись обѣщаніемъ послѣдняго относительно поддержки въ сенатѣ четырехъ законопроэктовъ, прозванныхъ имъ "законопроэктами гарантія", поспѣшилъ подвергнуть ихъ голосованію палаты. Вотъ эти четыре новые закона:
   1) "Условія, при какихъ правительству могутъ быть открываемы добавочные и экстра-ординарные крециты,-- должны быть точно опредѣлены. (Этимъ отъ главы государства отнимается возможность злоупотреблять отсрочкой созыва новыхъ палатъ въ случаѣ ихъ распущенія)".
   2) "Право префектовъ и министровъ запрещенія розничной продажи того или другого изданія должно быть окончательно отмѣнено". (Этимъ отнимается отъ администраціи возможность прекращать вліяніе неблагопріятныхъ оффиціальному кандидату органовъ).
   3) "Всѣ проступки и преступленія печати, совершенныя съ 16-го мая по 14 е декабря прошлаго года, должны быть амнистированы. (Въ видахъ удовлетворенія общественнаго негодованія, возбужденнаго опытомъ подтасовки народнаго голосованія, произведеннымъ "нравственнымъ порядкомъ").
   4) "Всѣ прежніе законы объ осадномъ положеніи должны быть измѣнены такимъ образомъ, чтобы правительство никоимъ образомъ не могло злоупотреблять этимъ положеніемъ, для достиженія конспираторскихъ цѣлей и, прикрываясь законностію (какъ сдѣлалъ Луи-Бонапартъ въ 1851 году и какъ сдѣлалъ бы и Мак-Магонъ, еслибы послѣдовалъ наущеніямъ Батби, и еслибы графъ Шамборъ и герцогъ Омальскій не испугались бы за свои головы въ декабрѣ 1877 г.).
   Добившись голосованія этихъ законопроэктовъ палатою и заручившись обязательствомъ министровъ относительно поддержки ихъ въ сенатѣ. Гамбетта не видѣлъ ужь никакихъ неудобствъ, для прекращенія провѣрки полномочій въ видахъ скорѣйшаго обсужденія бюджета. Какъ президентъ бюджетной комиссіи, онъ собралъ въ бурбонскомъ дворцѣ комиссію и министровъ. Сидя между Дюфоромъ и Сэ съ ихъ товарищами, онъ просилъ каждаго изъ нихъ изъяснить депутатамъ причины ихъ нежеланія, чтобы расходы на весь годъ были быстро утверждены, а также отвѣчаютъ ли они за то, что маршалъ не измѣнитъ обязательному для него конституціонному образу дѣйствій. Тѣмъ не менѣе, въ это засѣданіе, 8-го февраля, комиссія не пришла ни къ какому результату, хотя ее и удовлетворили объясненія министровъ, такъ что понадобилось еще одно, подобное же собраніе въ Версали, чтобы комиссія рѣшилась отступить отъ принятаго передъ тѣмъ образа дѣйствій, въ виду обнаружившихся въ сенатѣ интригъ реакціонеровъ. Она успокоилась успѣхомъ министерства въ дѣлѣ нападенія на него Бюффе, о которомъ я буду говорить впослѣдствіи, и совершеннымъ безсиліемъ сената, которое обнаружено было имъ при попыткахъ замѣщенія вакансіи умершаго пожизненнаго сенатора Орель-де-Паладина. Кромѣ того, рѣшено было, что послѣ вотированія бюджета расходовъ, палата снова пріостановится и что косвенные налоги будутъ оставлены въ запасѣ, какъ орудія борьбы съ опасными стремленіями сенатскаго большинства или маршала-президента, если таковыя вновь обнаружатся.
   При такихъ условіяхъ, пренія о различныхъ статьяхъ общественныхъ расходовъ въ палатѣ не могли быть затруднительны; такъ какъ комиссія и кабинетъ заранѣе условились во всемъ, до самыхъ мелочей, то республиканцы представляли нѣкоторыя поправки только для вида. Но всякій разъ, когда какой-нибудь изъ депутатовъ старался отстоять какое-нибудь особенно дорогое для его избирателей требованіе, то докладчики комиссіи или который-нибудь изъ министровъ, отвѣчали ему обыкновенно одной и той же фразой: "Въ настоящее время это не можетъ быть принято, но въ будущемъ году вопросъ этотъ будетъ подвергнутъ обслѣдованію". Такимъ образомъ, множество демократическихъ желаній и стремленій было высказано и поставлено на очередной порядокъ... того времени, когда въ сенатъ явится республиканское большинство. Что касается до заявленій, опроверженій и поправокъ правыхъ, то, по отношенію къ нимъ, было заранѣе условлено отдѣлываться общими фразами и, по возможности оставлять ихъ безъ всякаго вниманія.
   Такимъ образомъ, пренія приняли нѣсколько оживленный характеръ только тогда, когда дѣло дошло до разсмотрѣнія бюджета исповѣданій, хотя бюджетъ этотъ составленъ былъ по тому же плану, какъ и въ прошломъ году; но въ замѣчательномъ докладѣ Гишара, въ которомъ были проведены національныя традиціи, касавшіяся отношеній церкви къ государству, требовалось точное исполненіе конкордата, и подвергалась общему осужденію пагубная доктрина іезуитовъ, возведенная новѣйшимъ католицизмомъ въ какія-то несомнѣнныя аксіомы, почему докладъ этотъ и вызвалъ протесты нѣкоторыхъ фанатиковъ, которые, впрочемъ, были признаны недостойными серьёзнаго опроверженія.
   Только тогда, когда грубый толстякъ Бараньонъ задумалъ заговорить о преслѣдованіяхъ атеистовъ и мученичествѣ клерикаловъ, приправляя свою рѣчь непристойными выходками противъ республиканцевъ, послѣдніе сочли нужнымъ сдѣлать ему серьёзное возраженіе. Депутатъ Шарль Буассё, со всѣми ораторскими предосторожностями, но въ сущности, со всею безпощадностью непреклонной логики, напомнилъ палатѣ объ абсолютномъ антагонизмѣ, существующемъ между принципами восемьдесятъ девятаго года и доктринами Ватикана, между французскою революціей и и римскимъ католицизмомъ.
   Во имя свободной мысли и свободы совѣсти, онъ заключилъ -- впрочемъ, только теоретически -- признаніемъ принципа отдѣленія церкви отъ государства. Во время этого пренія, трибуны палаты, сверхъ обыкновенія, были переполнены массою слушательницъ прекраснаго пола, перемѣшанной съ множествомъ духовныхъ лицъ, внѣшнею красотою неотличающихся. Очевидно, вся эта публика ждала какой-либо особенно вдохновенной рѣчи своего излюбленнаго апостола де-Мёна, но драгунъ-златоустъ почему-то обманулъ ожиданія своихъ поклонницъ и почитателей; говорилъ же онъ по поводу одной изъ добавочныхъ статей финансоваго закона уже въ слѣдующемъ засѣданіи, когда публика, жаждавшая его краснорѣчія, отсутствовала.
   Добавочною этою статьею прекращается выдача стипендій (bourses) тѣмъ изъ семинарій, гдѣ профессорами состоятъ лица, принадлежащія къ какимъ либо религіознымъ корпораціямъ или ассоціаціямъ; причемъ стипендіи эти передаются другимъ семинаріямъ. Въ статьѣ этой, какъ видятъ читатели, нѣтъ ничего ужаснаго, такъ какъ сумма денегъ, ассигнуемыхъ государствомъ на образованіе духовныхъ лицъ, не сокращается, а только не будетъ поступать въ руки іезуитовъ, проповѣдующихъ ученія, совершенно противуположныя съ правилами старой галликанской церкви.
   Де Мёнъ въ своей рѣчи старался поддержать извѣстные тезисы іезуитовъ, проводимые чуть не ежедневно всѣми клерикальными органами, что никакихъ отдѣльныхъ церквей, какъ, напримѣръ, галликанская, не существуетъ, что ультрамонтанизмъ совершенно тождественъ съ католицизмомъ, что конгрегаціи не нуждаются ни въ чьемъ позволеніи для проведенія своихъ воззрѣній и т. д. Рѣчь его была составлена по всѣмъ правиламъ ораторскаго искуства и произносилъ онъ ее плавно и выразительно, хотя безъ всякаго одушевленія, и при томъ она была безконечно длинна. Всякій разъ, когда онъ заговаривалъ о необходимости предоставленія полнѣйшей независимости всѣмъ представителямъ ультрамонтанства, что бы они не проповѣдывали, его прерывали возраженіями, что если эти представители не хотятъ быть въ зависимости отъ государства, то пусть и не требуютъ отъ него никакихъ денегъ. Главный же аргументъ его рѣчи, на эффектъ котораго онъ особенно разсчитывалъ, заключался въ томъ, что республикѣ, если она несовмѣстима съ католицизмомъ, предстоитъ неизбѣжная погибель, и, разумѣется, вызвалъ только смѣхъ въ средѣ лѣвыхъ. Окончаніе его рѣчи, въ которомъ онъ требовалъ, чтобы министерство объявило, "приноситъ ли оно съ собою войну или миръ католикамъ", весьма хладнокровно было прослушано Дюфоромъ, но побудило министра Барду просить слова. Въ своей рѣчи, Барду высказалъ именно то, что слѣдовало сказать: "Мы вовсе не профессора теологіи, заявилъ онъ: -- и не имѣемъ претензіи направлять чье либо сознаніе въ томъ или другомъ смыслѣ... Мы просто либеральное правительство и будемъ только либеральны. Дѣйствуемъ мы въ виду существующихъ фактовъ и законовъ; во Франціи же существуютъ: во-первыхъ, извѣстное соглашеніе, называемое конкордатомъ, и, во-вторыхъ, органическіе законы. Мы заставимъ исполнять эти законы, потому что мы обязаны это дѣлать, пока они существуютъ... Мы представляемъ собою принципы французской революціи, именемъ которой у насъ признана свобода исповѣданій и свобода совѣсти... мы не оставимъ безъ охраны ни одного изъ гражданскихъ и общественныхъ правъ, ввѣренныхъ нашей охранѣ, и будемъ сопротивляться всякимъ покушеніямъ противъ общества".
   Все это, какъ видитъ читатель, очень просто, но съ самаго возникновенія Зй республики никто изъ министровъ не могъ такъ ясно и опредѣленно указать духовенству на его настоящее мѣсто. Слова эти безъ сравненія сильнѣе тѣхъ блѣдныхъ фразъ, какими въ прошломъ году Жюль-Симонъ, навлекъ на себя какъ анаѳемы папы, такъ и неудовольствіе быть выгнаннымъ изъ министерства Мак-Магономъ. Если герцогъ Маджентскій на столько "укрощенъ", что не поторопится смѣстить такого министра исповѣданій, который прямо прекращаетъ ультрамонтанамъ возможность всякихъ захватовъ власти, то это будетъ лучшимъ доказательствомъ того, какой значительной степени успѣха достигли республиканцы. Понятно, что и въ сенатѣ реакціонеры должны употребить въ дѣло всѣ остающіяся въ ихъ рукахъ средства, чтобы свергнуть Барду, да и все министерство. Если новый кризисъ не возникнетъ въ самомъ скоромъ времени, то будетъ ясно, что въ самомъ сенатѣ уже невозможно отыскать достаточнаго числа элементовъ для образованія противо-республиканской коалиціи къ услугамъ іезуитовъ.
   Но сенатъ уже доказалъ свое безсиліе, употребивъ нѣсколько болѣе двухъ мѣсяцевъ -- самый долгій срокъ, дозволяемый конституціей -- на избраніе новаго пожизненнаго сенатора, вмѣсто умершаго Ореля де-Паладина. Бывшій министръ иностранныхъ дѣлъ, депутатъ, которому грозитъ непризнаніе его полномочій палатою, герцогъ Деказъ, какъ конституціоналистъ съ чрезвычайно гибкими и растяжимыми убѣжденіями, былъ бы для реакціи самымъ подходящимъ человѣкомъ. Можно смѣло сказать, что онъ вѣрнѣе всякаго другого съумѣлъ бы сплотить такое сенатское большинство правыхъ, благодаря какому было возможно распущеніе палаты въ 1876 году. И что же? Этотъ орлеанистъ три раза былъ забаллотированъ, вслѣдствіе ненависти легитимистовъ къ орлеанизму. Орлеанйсты поступили бы совершенно справедливо въ отношеніи къ своимъ невѣрнымъ союзникамъ и выказали бы значительный политическій тактъ, еслибы послѣ этого перешли къ лѣвымъ и подали свои голоса за весьма блѣднаго республиканца Виктора Лефрана. Но они упорно остались въ коалиціи и, благодаря этому, послѣ двухъ баллотировокъ и при одномъ голосѣ большинства, въ пожизненные прошелъ легитимистъ Карайонъ Латуръ.
   Этотъ жалкій успѣхъ настолько ободрилъ, однако, дѣятелей нравственнаго порядка, что они сочли возможнымъ приступить къ возбужденію конфликта, объ осуществленіи котораго они такъ упорно мечтаютъ. Въ началѣ февраля, когда Леонъ Сэ внесъ въ сенатъ законъ о добавочныхъ и экстраординарныхъ кредитахъ, только что принятый палатою, ядовитый Бюффе открылъ походъ противъ министерства. Онъ высказалъ мнѣніе, что законъ этотъ скорѣе политическій, чѣмъ финансовый, и что въ немъ видна противо-конституціонная тенденція ограничить власть маршала-президента. Онъ потребовалъ, чтобы законъ этотъ былъ переданъ для пересмотра въ особенную комиссію. Министръ, напротивъ, настаивалъ, чтобы законъ обыкновеннымъ порядкомъ былъ переданъ въ финансовую комиссію сената, въ которой хотя и предсѣдательствуетъ Пуйе-Кертье, но на четырехъ правыхъ членовъ приходится 5 лѣвыхъ. Бюффе потребовалъ голосованія, и увы! провалился большинствомъ одного голоса.
   Тѣмъ не менѣе, Бюффе, поддержанный Шенелономъ. Парисомъ, де-Белькастелемъ и другими, продолжалъ свои наступательныя дѣйствія. Когда, 22-го февраля, министръ финансовъ внесъ въ сенатъ бюджетъ расходовъ на 1878 годъ, принятый палатою, и просилъ сенаторовъ поспѣшить его утвержденіемъ, чтобы къ концу мѣсяца успѣть привести финансовое положеніе правительства въ нормальное состояніе, то встрѣтилъ оппозицію. Заявленъ былъ протестъ на раздѣленіе бюджета на бюджеты доходовъ и расходовъ, хотя подобное раздѣленіе бюджета постоянно производилось во Франціи при конституціонной монархіи и только при имперіи бюджетъ разсматривался цѣликомъ, какъ одинъ законъ. Оппозиція указывала на трудность, при отдѣльномъ разсматриваніи двухъ бюджетовъ, представлять полезныя замѣчанія и поправки, что составляетъ неотъемлемое право комиссіи и каждаго изъ ея членовъ. Пуйе-Кертье, поддержанный своими единомышленниками, настаивалъ, чтобы о бюджетахъ были составлены спеціальные доклады и утверждалъ, что онъ лично не считаетъ для себя возможнымъ немедленно составить общій докладъ такъ, чтобы пренія могли тотчасъ же начаться и закончиться въ 3 или 4 засѣданія, какъ этого желало правительство. Пренія начали принимать тревожный характеръ, такъ что министръ общественныхъ работъ, де-Фрейсине, желая прекратить ихъ, воскликнулъ: "Въ чемъ же, наконецъ, дѣло? Вѣдь намъ нужно только узнать, расположенъ ли сенатъ употребить всѣ усилія для прекращенія выдачи бюджетныхъ суммъ по одной двѣнадцатой?" По этому, приступлено было къ голосованію неотложности разсмотренія бюджета расходовъ и, къ крайнему изумленію всѣхъ, неотложность прошла при большинствѣ 267 голосовъ противъ 7. Не меньшее изумленіе возбудилъ и отчетъ о голосованіи, помѣщенный въ Оффиціальномъ журналѣ, въ которомъ утверждалось, что неотложность эта принята единогласно 256 голосами. Въ сущности же произошло вотъ что. При провозглашеніи голосованія, де-Брольи и шесть его наиболѣе рьяныхъ сотоварищей открыто голосовали противъ -- полагая, что этимъ они увлекутъ за собою всю массу реакціонеровъ; когда же они увидали, что дѣло идетъ не такъ, то поторопились уничтожить свои голосованія.
   Кабинетъ, однакоже, не могъ принять этого голосованія за обѣщаніе разсмотрѣть бюджетъ въ необходимый срокъ. Ему было извѣстно сверхъ того, что оппозиція, побитая въ публичномъ засѣданіи, снова подыметъ голову въ сенатской комиссіи. Поэтому, онъ представилъ требованіе о новой выдачѣ 1/12 бюджетныхъ суммъ на мартъ мѣсяцъ. Это требованіе, внесенное въ бюро палаты 23-го, было разрѣшено 25-го. Такимъ образомъ, сенатъ имѣетъ въ своемъ распоряженіи довольно времени для отысканія, въ подробностяхъ бюджета, предлоговъ для нападокъ на депутатовъ. Республиканское же большинство палаты, приступившее снова къ продолженію провѣрки полномочій, съ своей стороны, на нѣсколько недѣль можетъ замедлить принятіе бюджета косвенныхъ налоговъ и удержать такимъ образомъ въ своихъ рукахъ главное орудіе защиты на все время, пока сенатъ не утвердитъ законовъ-гарантій, поддерживаемыхъ правительствомъ и необходимыхъ для страны, чтобы предотвратить возникновеніе новыхъ 24 и 16 то мая.
   Все, значитъ, вышло къ лучшему, такъ какъ финансовые рессурсы страны будутъ выданы правительству не ранѣе 1-го апрѣля, а тогда кабинетъ Дюфоръ-Марсэръ-Барду откроетъ выставку и останется хозяиномъ положенія на все продолжительное время парламентскихъ ваканцій. Затѣмъ новыя нападки на него могутъ начаться только въ послѣднюю треть года, и палатѣ, въ видахъ поддержки кабинета, можно будетъ воспользоваться бюджетомъ на 1879 годъ, точно такъ же, какъ она воспользовалась бюджетомъ на 1878.
   Годовщина революціи 1848 года, по обыкновенію, была отпразднована цѣлымъ рядомъ банкетовъ какъ въ Парижѣ, такъ и въ провинціи. Открытіе памятника, поставленнаго вдовою Ледрю-Роллена надъ его могилой на кладбищѣ Отца Лашеза, обставлено было необычайною торжественностью. Главнѣйшая изъ четырехъ группъ, составляющихъ большинство палаты, республиканскій союзъ, въ полномъ своемъ составѣ, присутствовалъ при этомъ открытіи. Члены его были въ форменныхъ шарфахъ и съ депутатскими знаками въ петлицахъ. Многочисленные городскіе сержанты, сдерживавшіе напоръ публики, были, противъ обыкновенія, чрезвычайно вѣжливы съ представителями народа и при ихъ появленіи почтительно кланялись. Ворота кладбища не были заперты, но публика пускалась только по билетамъ, такъ что парламентскія, департаментскія и рабочія депутаціи могли въ совершенномъ порядкѣ дойти къ могилѣ. У могилы было произнесено нѣсколько рѣчей. Кремьё говорилъ отъ имени оставшихся въ живыхъ членовъ временнаго правительства 1848 года. Кромѣ него, говорили Викторъ Гюго, Луи Бланъ и, наконецъ, президентъ парижскаго муниципальнаго совѣта, Гериссонъ. Послѣднему пришла чрезвычайно счастливая мысль -- привести отрывокъ изъ рѣчи Ледрю-Роллена въ пользу амнистіи изгнанниковъ 1848 года и связать его съ необходимостью амнистировать ссыльныхъ 1871 г. Такимъ образомъ, и здѣсь, какъ въ прошломъ мѣсяцѣ на погребеніи Распайля, двадцатитысячная толпа присутствовавшихъ гражданъ одновременно съ криками: "да здравствуетъ республика" и "да здравствуетъ всеобщее голосованіе", внушительно прогремѣла: "да здравствуетъ амнистія". По странной случайности, относительно скромный памятникъ трибуну второй республики (онъ состоитъ изъ бронзоваго его бюста на каменной глыбѣ, надпись на которой гласитъ, что онъ былъ первымъ организаторомъ всеобщаго голосованія) оказался какъ разъ напротивъ несравненно болѣе пышнаго монумента, воздвигнутаго на счетъ суммъ государства и города Парижа генераламъ Лекомту и Клеману Тома. Такимъ образомъ, требованіе амнистіи вырвалось какъ бы изъ могилы этихъ первыхъ жертвъ возстанія 18 то марта 1871 года, такъ какъ Гамбетта, подавшій сигналъ къ этому крику, стоялъ окруженный другими депутатами, какъ разъ у этой могилы.
   

III.

Празднованіе карнавала и театральныя новости -- Отсутствіе серьёзныхъ драматическихъ новостей.-- Большая опера.-- Итальянская опера и представленія Сальвини.-- "Эрнани" В. Гюго.-- "Раздѣлъ", драма академика Легуве.-- "Знаменитый процессъ", мелодрама Деннери и Кормона.-- "Прекрасная госпожа Донисъ" и "Блаксоны".-- Чисто парижскіе фарсы: "Клубъ", "La Cigale" и "Niniche", "Цыганка" оперетка Штрауса.-- "Маленькій Герцогъ" оперетка Лекока.-- Банкротство "третьяго лирическаго театра".-- Смерть, художника Шарля Добиньи.

   За послѣднее время, мнѣ весьма рѣдко приходилось сообщать вамъ новости изъ какой-либо иной сферы нашей жизни, за исключеніемъ политической. Причина этому сама собою понятна -- событія, которыя переживала Франція въ теченіи восьми мѣсяцевъ прошлаго года, были до такой степени важны для всей ея будущности, что положительно требовали къ себѣ исключительнаго вниманія. Все остальное блѣднѣло, отступало на дальній планъ, теряло чуть не всякій интересъ... Если общественная жизнь наша и текла своимъ обычнымъ порядкомъ, то участіе, которое мы принимали въ ней, сводилось чуть ли не на механическое или, вѣрнѣе, напоминало апатію, какую испытываетъ опасно больной въ тяжелыя минуты кризиса своего недуга, когда для него самого еще не разъяснился вопросъ, что ему предстоитъ: жить или умереть.
   Вздохнули свободно мы только послѣ побѣды республики... Тяжелый кошемаръ разрѣшился: Франція будетъ жива!.. Все кругомъ какъ будто тоже одушевилось и ожило; все снова получило новый смыслъ и привлекательность; самого Парижа не узнать. Повсюду толпа, веселый говоръ, радостныя лица; жизнь снова входитъ въ свои права; всѣ какъ бы стараются захватить какъ можно болѣе впечатлѣній, вознаградить потерянное время, жить полнѣе, разнообразнѣе, всестороннѣе.
   Въ такомъ радостномъ настроеніи встрѣтилъ Парижъ настоящій карнавалъ; я, по крайней мѣрѣ, не помню болѣе оживленнаго, хотя и нынче не происходило обычной процессіи масляничнаго быка, процессіи когда-то такой веселой и дѣйствительно народной и обращенной геніемъ Наполеона III-го, особенно въ послѣдніе годы имперіи, въ полицейскій маскарадъ. За то всѣмъ извѣстные маскарады "Большой Оперы" (въ нынѣшнемъ году ихъ было четыре) отличались такимъ блескомъ, многолюдствомъ и дѣйствительною веселостью, о какихъ мы въ послѣднее время даже и позабыли. Не весь Парижъ, впрочемъ, раздѣляетъ то чувство радости, съ какимъ встрѣтили массы окончательное упроченіе республики. Высшее общество норѣшило въ нынѣшнюю зиму не открывать своихъ салоновъ, не давать ни баловъ, ни раутовъ... Цѣль подобнаго добровольнаго затворничества вполнѣ патріотическая; лишить промышленниковъ тѣхъ выгодъ и прибылей, которыя имъ доставили бы тѣ суммы, которыя обыкновенно тратятся на подобныя затѣи и тѣмъ умѣрить хотя нѣсколько радость о торжествѣ республики.
   Я уже имѣлъ случай писать о томъ, что театры наши весь прошлый годъ мало посѣщались и не представили почти ничего, что заслуживало бы серьёзнаго вниманія критики. Явленіе это обусловливалось отчасти все тою же неопредѣленностью политическаго положенія Франціи, а одною изъ самыхъ практическихъ и осязательныхъ причинъ является спекулятивный духъ нашихъ театральныхъ директоровъ и антрепренеровъ. Разсчитывая на барыши, какіе можетъ имъ принести всемірная выставка, они стараются приберечь до времени ея открытія всѣ пьесы, которыя, по своимъ серьёзнымъ достоинствамъ, или по другимъ своимъ качествамъ могутъ привлечь значительный наплывъ публики. Новыя пьесы, блестящія обстановки, ангажементы свѣтилъ театральнаго міра и т. д.-- все это приберегается для гостей иностранцевъ, отъ постоянной же публики они большею частью отдѣлываются кое-какъ и кое-чѣмъ. Къ сожалѣнію, и директоръ Большой Оперы Аланзье нисколько не выдѣляется изъ среды подобныхъ промышленниковъ. Такъ послѣ оперы Массенэ: "Лагорскій Король", продержавшейся на сценѣ очень недолго, мы не видали на сценѣ этого театра ничего, кромѣ возобновленныхъ оперъ Мейербера, да еще съ такими плохими исполнителями, какъ Саломонъ, Вильаре и т. д. Краусъ была ангажирована всего только на шесть недѣль и стяжала себѣ новые лавры ролью Селики въ "Африканкѣ". Еслибы не великолѣпный оркестръ и хоры, то хоть и не посѣщай "Большой Оперы". Единственною новинкою сезона былъ одноактный балетъ "Фанданго". Либретто балета этого принадлежалъ лучшимъ изъ парижскихъ либретистовъ, Мельяку и Галеви, но тѣмъ не менѣе оно весьма банально и неудачно. Музыка написана композиторомъ Сальвэромъ, получившимъ римскую премію и уже нѣсколько извѣстнымъ другимъ своимъ произведеніемъ: "Браво". Она достаточно мелодична и сносна -- не болѣе. "Итальянскій Театръ", хотя и заставляетъ насъ тоже слушать всѣмъ надоѣвшую "Травіату", но за то въ числѣ ея исполнителей явились Капуль и Альбани, а сверхъ того оперныя представленія чередовались съ представленіями пріѣзжавшаго къ намъ на короткое время знаменитаго итальянскаго трагика Сальвини съ собственною трупой. Года два назадъ, насъ посѣщалъ такимъ же образомъ Росси и имѣлъ громадный успѣхъ и выгоды. Успѣхъ Сальвини былъ не меньшій; по мнѣнію знатоковъ, онъ гораздо талантливѣе Росси, но большихъ денежныхъ сборовъ онъ не сдѣлалъ. Особенно хорошъ онъ въ "Отелло" и "Гамлетѣ". Должно сознаться, что въ настоящее время во Франціи нѣтъ ни одного трагика, который могъ бы потягаться въ искуствѣ, талантѣ и одушевленіи съ Сальвини, и я думаю, что изъ его представленій наши артисты вынесли для себя не малую пользу.
   Переходя къ коротенькому обзору собственно драматическихъ новостей, появившихся на нашихъ сценахъ за первыя два мѣсяца настоящаго года, я долженъ заранѣе извиниться, что мнѣ приходится занимать вниманіе читателей произведеніями весьма незначительными. "Théâtre Franèais" даже ничего, кромѣ возобновленій, и не даетъ. Изъ этихъ возобновленій, наиболѣе удачно было возобновленіе "Мизантропа", а воскрешеніе на сценѣ послѣ столькихъ лѣтъ "Эрнани" Виктора Гюго было чуть не событіемъ. Талантливая Сара Бернаръ оказалась восхитительною доною Соль, а вашъ знакомецъ Вормсъ просто поразилъ публику превосходнымъ созданіемъ роли Карла V, особенно въ сценѣ у гробницы. Роль Эрнани не удалась Муннэ-Сулли; но "Эрнани" вообще изобилуетъ столькими первостепенными красотами, что при сносномъ вообще ансамблѣ она привела публику просто въ энтузіазмъ. Виктору Гюго, очевидно, было пріятно видѣть такой пріемъ произведенію своей молодости, и онъ, послѣ нѣсколькихъ представленій, устроилъ въ "Grand Hôtel" банкетъ, на который собралъ какъ исполнителей "Эрнани", такъ и всѣхъ парижскихъ театральныхъ критиковъ и рецензентовъ. На банкетѣ этомъ онъ произнесъ рѣчь о значеніи идеи, "побуждающей всѣ сердца къ миру, согласію и братству" и провозгласилъ тостъ за "процвѣтаніе тѣхъ двухъ отечествъ, которыя равно дороги для французскаго художника: Франціи и искуства".
   Изъ серьёзныхъ, или, по крайней мѣрѣ, имѣющихъ претензію на серьёзность пьесъ, появившихся за это время, заслуживаютъ наиболѣе вниманія двѣ: шедшая на сценѣ театра Водевиля драма въ 4-хъ дѣйствіяхъ академика Легуве, "La Séparation", и мелодрама гг. Денери и Кормона, поставленная сначала на сценѣ театра "Ambigu", но потомъ перенесенная на болѣе значительную сцену "Театра Сен-Мартенскихъ Воротъ": "Une cause célèbre". Подобно тому, какъ два года тому назадъ, академикъ Эмиль Ожье написалъ извѣстную свою комедію "Госпожа Каверлэ", для доказательства необходимости введенія въ наше законодательство развода, сотоварищъ его, Легувэ, своимъ "Séparation" стремится доказать, что раздѣлъ имуществъ супруговъ и разрѣшеніе имъ жить порознь (séparation des corps et des biens), допускаемое нашими судами -- мѣра далеко неудовлетворительная. Конечно, полумѣра эта облегчаетъ нѣсколько положеніе жены дурного мужа, такъ какъ освобождаетъ ее отъ прямой отъ него зависимости, а иногда и отъ тираніи его, но за то женщина обрекается этимъ на одиночество, для выхода изъ котораго ей возможенъ только адюльтеръ. Тэма эта, впрочемъ, скорѣе только намѣчена, чѣмъ разработана въ холодной и скучной комедіи Легувэ.
   Драма "Une cause célèbre" имѣла такой же громадный успѣхъ, какъ и "Двѣ Сироты" одного изъ ея авторовъ и, по всей вѣроятности, еще долго не сойдетъ со сцены. Это -- мелодрама очень ловко скомпанованая; въ ней есть счастливыя сценическія положенія (невинный приговаривается судомъ къ тяжлому наказанію изъ за неосторожной болтовни своей маленькой дочери, чѣмъ пользуется дочь настоящаго убійцы, спасающая его своимъ молчаніемъ) и эффектныя сцены. Несмотря на находящіяся въ ней преувеличенія и невѣроятности, она смотрится безъ скуки, хотя и растянута на цѣлые шесть актовъ. Наивныя зрительницы плачутъ чуть-ли не въ теченіи цѣлой пьесы, что и доставило ей весьма солидный "успѣхъ слезъ".
   Эдмондъ Гондинэ поставилъ на сцену театра Гимназіи передѣлку изъ извѣстнаго романа Гектора Мало: "Прекрасная госпожа Донисъ". Пьеса эта была бы не дурна, еслибы не была совершенно искалѣчена цензурой. Романъ Мало представляетъ собою весьма удачный этюдъ нравовъ временъ имперіи. Цензозура времени нравственнаго порядка перечеркала все то, что составляло характеристику этого времени, почему пьеса является происходящею гдѣ-то на воздухѣ "внѣ мѣста и времени", чѣмъ, конечно, отнята отъ нея значительная доля интереса.
   Если къ перечисленнымъ нами пьесамъ прибавить шедшую на сценѣ "Одеона" нелишенную нѣкоторыхъ достоинствъ комедію молодыхъ авторовъ Жака Нормана и Артура Делакруа: "Блаксоны: отецъ и дочь", да попытку д'Эрвильй драматизировать средневѣковую легенду: Le bonhomme Misère, поставленную по рисункамъ Гревена, то вотъ и все, что намъ дало начало новаго года для искуства.
   Затѣмъ идутъ фарсы, оперетки, шаржи... и увы! на ихъ долю выпадаетъ значительный успѣхъ...
   Нѣкоторыя изъ нихъ просто не поддаются никакому анализу. Въ нихъ нѣтъ почти никакого содержанія, не положено никакой мысли, и они представляютъ собою только картинки изъ парижской бульварной жизни, утрированныя и шаржированныя. Но, смотря ихъ на сценѣ, невольно смѣешься, смѣешься безъ конца, такъ бойко онѣ ведены, такъ весело исполняются, такимъ неудержимымъ потокомъ бьетъ изъ нихъ живое остроуміе. И такихъ пьесъ, чисто парижскихъ, которыя потеряютъ всякій смыслъ на всѣхъ другихъ сценахъ, кромѣ парижскихъ, въ настоящее время, цѣлыхъ три. Одна изъ нихъ комедія въ 3-хъ дѣйствіяхъ Гондинэ и Феликса Когена "Клубъ" уже четвертый мѣсяцъ держится на сценѣ театра "Водевиля", другая "La Cigale", приносила обильные сборы театру Variétés, пока на той же сценѣ не появилась третья: "Ниночка" (Niniche) совершенно ее затмившая. Въ послѣдней участвуетъ въ главной роли Жюдикъ, и съ нею вмѣстѣ и Дюпюи. Успѣхъ этой пьесы, кажется, заставитъ дирекцію совершенно отказаться отъ дорогихъ постановокъ оперетокъ и вернуться къ водевилямъ. Оказывается, что и Жюдикъ и Дюпюи, не поющіе или поющіе въ "Ниночкѣ" очень мало, такъ же забавны и на своемъ мѣстѣ и въ водевилѣ, какъ въ самой веселой изъ оперетокъ. Публика такъ и валитъ, чтобы на нихъ поглядѣть. Сюжета этой пьесы я, конечно, разсказывать не берусь, скажу только, что его героиня, Нинишь, бывшая камелія, вышедшая Богъ знаетъ какими судьбами за иностраннаго дипломата, графа Комизскаго. Ея прошедшее и настоящее до того не похожи, что это даетъ поводъ къ самымъ невѣроятнымъ коллизіямъ, почему на сценѣ являются поперемѣнно и дпиломаты, и камеліи, и мировые судьи, и аукціонисты, и трувильскіе купальщики и т. д.
   Но за оперетки еще очень крѣпко держится дирекція театра "Rénaissance". До конца января, въ теченіи болѣе, чѣмъ трехъ мѣсяцевъ, на этой сценѣ держалась оперетка Страуса "Цыганка", текстъ которой, впрочемъ, передѣланъ на французскіе нравы Делькуромъ и Вильде. Успѣхомъ своимъ она обязана была больше всего превосходному пѣвцу Измаэлю, бывшему баритону комической оперы, извѣстной Зюльмѣ Бюфаръ, да еще одной вводной пѣсенкѣ "пирогъ съ угрями", которую Измаэль исполняетъ съ неподражаемымъ мастерствомъ. Пѣсенка эта дѣйствительно весьма злая и остроумная, очень граціозно положенная на музыку и вы ее навѣрно услышите въ Петербургѣ, такъ какъ ее уже поютъ и въ Лондонѣ, и въ Парижѣ, и въ Вѣнѣ, а, можетъ быть, даже и въ Нью-Йоркѣ.
   "Цыганку" съ начала февраля замѣнила трехъ-актная оперетка Лекока "Маленькій Герцогъ", написанная на либретто Мельяка и Галеви, еще въ первый разъ измѣнившихъ своему неразлучному маэстро -- Оффенбаху. Успѣхъ новаго произведенія Лекока обѣщаетъ затмить даже успѣхъ всѣмъ извѣстной его "Дочери Анго". Лекокъ, начавшій съ подражаній Оффенбаху, былъ нѣкоторое время его счастливымъ соперникомъ, а теперь можно положительно сказать, что побѣдилъ его и сталъ главою всей легкой французской музыки. Произошло это оттого, что онъ избралъ себѣ весьма удачный путь; онъ задался цѣлью освободить оперетки отъ крайностей каскаднаго жанра, сохраняя ихъ веселость и игривость. "Маленькій Герцогъ" -- плоть отъ плоти и кость отъ костей лучшихъ оффенбаховскихъ оперетокъ, но композиторъ возвышается въ ней до красотъ, заключающихся въ комическихъ операхъ Обера и Адана. Легкость, грація и игривость музыки "Герцога" изумительны, такъ что чуть не вся оперетка. запоминается сама собою каждымъ изъ слушателей, если онъ только не глухой.
   Либретто пьесы не замысловато, но и не лишено смысла, того смысла, больше котораго не требуется ни для одной комической оперы. Одна сцена, въ которой начальница пансіона даетъ урокъ пѣнія своимъ 24 пансіонеркамъ, производитъ просто фуроръ. Граціозная Гранье, въ первый еще разъявляющаяся на сценѣ въ роли мальчика (герцогъ), провела эту роль такъ тонко и съ такимъ изяществомъ, что, по общему сознанію критиковъ и цѣнителей, Парижъ послѣ Дежазе не видалъ ничего подобнаго.
   Закончить хронику мнѣ приходится печальною новостью. Театръ Gaité, обратившійся въ третій лирическій, театръ и получавшій значительную субсидію (200,000 фр.), подъ условіемъ, чтобы онъ ставилъ на своей сценѣ произведенія молодыхъ французскихъ композиторовъ-обанкрутился. Поставленная имъ въ началѣ прошлаго года опера Массе: "Павелъ и Виргинія", имѣла успѣхъ и нѣкоторое время давала недурные доходы дирекціи, но послѣ того ей никакая попытка не удавалась. Тогда дирекція ухватилась за "Орфея въ аду" -- но увы! и она до того уже набила оскомину парижанамъ, что дѣлъ дирекціи не поправила и въ началѣ февраля, театръ обанкрутился. Оффенбаха весьма огорчило это обстоятельство и онъ разослалъ въ редакціи нѣкоторыхъ газетъ письмо, въ которомъ объяснялъ, что театръ обанкрутилъ не "Орфей", а то, что сборами съ него дирекція вынуждена была покрывать свои прежніе долги. Письмо это соблазнило артистовъ-исполнителей "Орфэя", они рѣшились на ассоціаціонныхъ началахъ продолжать его представленія, разумѣется, не обязываясь уплачивать долговъ прежней дирекціи. Но увы! публика не шла уже слушать надоѣвшую оперетку въ великолѣпной обстановкѣ и, черезъ три дня, члены ассоціаціи вынуждены были снова закрыть театръ. "Орфея" жалѣть нечего, но жаль то, что молодые композиторы потеряли сцену, которая была открыта для ихъ произведеній. 200,000 франковъ субсидіи, которые государство выдавало ежегодно этому театру, не исключены изъ бюджета 1878 года. Министръ изящныхъ искуствъ обязался употребить эти деньги на то, чтобы помочь постановкѣ на любой изъ сценъ произведеній молодыхъ композиторовъ, доступъ которымъ закрытъ, какъ въ театръ Большой Оперы, такъ и въ Комическую Оперу. Поговариваютъ уже о томъ, нельзя-ли приспособить для такого назначенія небольшую сцену театра Консерваторіи, съ тѣмъ чтобы ставить на ней отрывки изъ оперъ молодыхъ музыкантовъ.
   Еще новость, печальная для искуства. Умеръ знаменитый художникъ Шарль Добиньи -- и эта потеря для живописи, чуть не такая же огромная, какъ потеря Курбэ. Добиньи родился въ 1817 году, а съ 1830-го уже стадъ выставлять свои произведенія на выставкахъ. Онъ окончательно добилъ старый классическій пейзажъ и пріучилъ зрѣніе публики къ реальнымъ изображеніямъ природы, не переходя той черты, за которой начинаются крайности. Особеннымъ вниманіемъ нашей академіи изящныхъ искуствъ онъ, однако, не пользовался и стоялъ отъ нея въ сторонѣ, такъ что всякія награды и знаки оффиціальнаго почета сталъ получать уже подъ старость. На могилѣ его директоръ академіи де-Шенневьеръ говорилъ рѣчь, въ которой отдалъ должную справедливость громадному таланту усопшаго. Къ сожалѣнію, онъ, назвавъ Добиньи "послѣднимъ нашимъ великимъ пейзажистомъ", сдѣлалъ большую неловкость, такъ какъ прямо противъ него стоялъ знаменитый Жюль Депрэ, а по бокамъ его два сына Шарля Добиньи, оба уже успѣвшіе заслужить репутацію первостепенныхъ художниковъ.

Людовикъ.

   Парижъ, 28-го февраля 1878 года.

"Отечественныя Записки", No 3, 1878

   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru