Шайноха Карл
Домна-Розанда

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Историческая монография Шайнохи.
    Текст издания: журнал "Русская Мысль", No 6, 1881.

ДОМНА-РОЗАНДА.
Истор. монографія Шайнохи.
(Переводъ съ польскаго.)

   Сочиненія талантливаго польскаго историка Шайнохи мало извѣстны русской читающей публикѣ. Ея вниманію предлагается историческій этюдъ Шайнохи: "Домна-Розанда". Это была дочь волохскаго господаря Василія Лупулы, жившаго во второй половинѣ XVII вѣка.
   Въ выборѣ статьи и въ тѣхъ затрудненіяхъ, которыя встрѣчались въ подстрочномъ переводѣ столь своеобразнаго писателя, какъ Шайноха, я руководствовался обязательнымъ содѣйствіемъ Н. И. Костомарова, глубоко изучившаго эту эпоху. Безспорно, что статья Шайнохи имѣетъ для насъ интересъ и значеніе по слѣдующимъ соображеніямъ:
   Хотя эпоха Хмельницкаго тщательно разработана русскими историками, но не безполезно познакомиться со взглядами на эпоху писателей другого, противуположнаго, лагеря. При двойномъ свѣтѣ ярче увидимъ истину.
   Шайноха, повѣствуя о судьбѣ Розанды, касается исторіи Волощины, столь мало намъ извѣстной. Такимъ образомъ статья Шайнохи внесетъ лепту въ сокровищницу историческаго знанія.
   Трагическая судьба Розанды и ея семейства тѣсно связана съ событіями, потрясшими южную полосу современной Россіи. Рѣдко въ исторіи встрѣчаются примѣры, чтобы на небольшомъ относительно пространствѣ земли сталкивалась такая масса противоположныхъ интересовъ, страстей, національностей, религіи, общественныхъ формъ жизни и культуры. Восточный деспотизмъ турецко-татарскихъ ордъ, демократическій строй казачества, аристократизмъ Рѣчи Посполитой, исламъ, католицизмъ и православіе вели отчаянную борьбу во имя политическихъ интересовъ к богатствъ юной Розанды, этой ничѣмъ неповинной жертвы. Это -- цѣлая драма, достойная кисти Шекспира.
   Все, что было четыреста лѣтъ тому назадъ въ силѣ, исчезло безвозвратно -- Рѣчь Посполитая, орда, казачина -- и потрясено могущество Турціи. На развалинахъ прошедшаго явилась русская держава и русскій народъ, призванный развивать дальнѣйшую нить исторической жизни на этой богатой событіями мѣстности, но идти впередъ можно лишь при всестороннемъ изученіи прошедшаго.

Ф. Неслуховскій.

I.
Сирота.

   Домна-Розанда была самая несчастная сирота въ мірѣ, -- у нея не было отечества. У ней были родители, было блестящее положеніе въ свѣтѣ, славилась она чрезвычайнымъ богатствомъ, но все это пошло прахомъ, -- у нея не было отечества. Она впала въ бездну невыразимаго горя и сдѣлалась игрушкою судьбы -- жертвою многихъ бѣдъ и страданій. Будучи еще отроковицею, она становится предметомъ кроваваго спора между соискателями ея руки, неумышленною виновницей такой кровопролитной войны, какую только знаетъ исторія, наконецъ вѣнценосная невѣста унижается до того, что дѣлается противъ своей воли женою буйнаго казака.
   Но не одна только трагическая судьба Домны-Розанды привлекаетъ къ ней наше вниманіе. Ближайшія свѣдѣнія о ней особенно интересны намъ потому, что споры объ ея рукѣ происходили преимущественно на Польской землѣ, лилась кровь благороднѣйшихъ ея сыновъ и убійственный погромъ встревожилъ польскій народъ. Заслуживаетъ вниманія и то обстоятельство, что неумышленная виновница столькихъ народныхъ бѣдствій извѣстна въ исторіи подъ чуждымъ ей именемъ.
   Старинныя польскія хроники и позднѣйшія историческія описанія именуютъ героиню нашу Домной, между тѣмъ какъ настоящее ея имя Розанда, къ которому у волоховъ прибавлялся титулъ "domna", латинское "domina" -- княжна. Крестное имя въ соединеніи съ почетнымъ титуломъ обратилось въ собственное и героиня нашего разсказа осталась навсегда въ исторіи подъ ополяченнымъ именемъ Домны-Розанды.
   Эта злополучная невѣстка нашего Богдана Хмельницкаго, какъ младшая дочь волохскаго (молдавскаго) господаря Василія Лупулы {Земля сосѣдняя Буковинѣ, нынѣшняя Молдавія, называлась у поляковъ Волохіею или Волощиною; земля по Дунаю лежащая, нынѣшняя Валахія, называлась у поляковъ Мультаны или Молдавія. Въ настоящемъ разсказѣ сохранены давнія названія.}, не могла разсчитывать на унаслѣдованіе родительскаго престола. Съ тѣхъ поръ, какъ земля Волохская подпала подъ турецкое иго, ни одной фамиліи господарей волохскихъ не удалось упрочить престола за своимъ родомъ: обыкновенно во второмъ уже поколѣніи они теряли скипетръ, попадали, по султанскому приговору, подъ топоръ палача или въ неволю, либо считались изгнанниками. Вновь посаженный господарь, въ чаяніи упрочить тронъ за своимъ потомствомъ, обыкновенно разрывалъ связь со своей прежнею родней, но послѣ того, лишенный господарскаго сана, очутившись безъ прежняго и новаго отечества, скитался въ сосѣднихъ странахъ бѣднымъ изгнанникомъ.
   Такимъ образомъ несчастное сосѣдство съ варварскимъ исламомъ какъ земли Волохской, такъ и всѣхъ остальныхъ народовъ этого восточнаго края, было причиною безпрерывныхъ въ нихъ смятеній. Потрясенія давали себя чувствовать безъ всякой пощады какъ самому краю, такъ и господствовавшимъ въ немъ родамъ владыкъ и даже каждому ничѣмъ неповинному члену такого рода. Счастливые западные народы только по слухамъ знали объ этомъ бичѣ восточнаго варварства. Они могли свободно трудиться надъ устройствомъ внутреннихъ своихъ дѣлъ, улаживать домашнія недоразумѣнія и могли спокойно, безопасно подвигаться въ просвѣщеніи, но тамъ, на рубежѣ всякаго просвѣщенія, подъ пасмурнымъ небомъ бусурманщины, какъ это бываетъ и въ природѣ подъ давленіемъ надвигающейся буря, ничто не могло спокойно развиваться: ни земля, ни семья и даже ни одна изъ сиротъ семьи не могла дождаться предназначенныхъ ей плодовъ жизни, -- все еще въ цвѣту разметывалось бурею.
   Съ XVI вѣка шла безпрерывная борьба сосѣднихъ государствъ между собою за обладаніе прекраснымъ краемъ Волохскимъ. Предъ всѣми первенство издавна оставалось за королевствомъ Польскимъ и господари волохскіе, въ знакъ вассальной зависимости отъ короны польской, много разъ преклоняли колѣна въ Снятынѣ и Колымыѣ предъ польскими королями изъ дома Ягеллоновъ. Рядомъ съ Польшею стремились упрочить власть и вліяніе надъ Волохіей сыны той оригинальной общины, которая состояла отчасти изъ поляковъ и русскихъ, отчасти изъ пришельцевъ разныхъ народностей, -- общины, которая была въ одно и то же время послушна и враждебна королевству Польскому и поперемѣнно то во враждѣ, то въ союзѣ съ восточною басурманщиною, -- общины, которая собственно была только плодомъ замѣшательства, возникшаго между разнородными элементами, господствовавшими въ тѣхъ странахъ, и чудовищнаго смѣшенія остатковъ христіанскаго просвѣщенія съ азіятскимъ варварствомъ: то было казачество. Но суровѣе всего, однако, отзывался на Волощинѣ гнетъ ярма турецкаго.
   При помощи этихъ спорящихъ между собою силъ, а нерѣдко при пособіи орды, или подчиненнаго османамъ Семиградія, временами появлялся на господарствѣ какой-нибудь грекъ, полябъ, казакъ и рѣдко туземецъ. Изъ Польши претендента на господарство возводило покровительство знатныхъ пановъ, магнатовъ, изъ казацкой Сѣчи -- сабля, изъ Стамбула -- подкупъ золотомъ. Каждый, не будучи самъ царской крови, мечталъ оставить тронъ своимъ діутямъ, основывалъ въ Волощинѣ своей роднѣ домъ, своему роду пышную осѣдлость съ высокими замыслами и заоблачными надсидами. Но прежде, чѣмъ эти замыслы успѣвали осуществляться, взрывался новый вихрь постояннаго въ томъ краѣ стихійнаго броженія и креатуру польскихъ магнатовъ замѣнялъ ренетатъ изъ Турціи, мѣсто удалаго друга казаковъ заступалъ разбогатѣвшій лихвою эпирскій купецъ, а личный любимецъ султана уступалъ мѣсто упоенному астрологическими бреднями дворянину испанскихъ королей. Низложенный соперникъ обращался въ прежнее ничтожество, а недоконченное созиданіе великихъ родовыхъ плановъ замѣнялъ иногда скромный дворецъ изгнанника, нашедшаго пріютъ въ Польшѣ (послѣднее было еще исходомъ сравнительно счастливымъ). Польша вообще была самою могучею опорой господарямъ въ ихъ замыслахъ водворить въ Волощинѣ государственный порядокъ; она же была и вожделѣннѣйшимъ пристанищемъ на случай опасности. Потому-то всѣ господари искали союза съ короною польскою, роднилисъ и дружились съ польскими магнатами, старались пріобрѣсти имѣнія и права обывателя въ Польшѣ. Въ особенности пользовалась Польша дружбою и покорностію господарей изъ туземцевъ, болѣе почетныхъ претендентовъ на власть въ собственномъ краѣ, какъ, напримѣръ, дружбою уважаемаго господаря Іереміи Могилы, въ царствованіе Сигизмунда Вазы. Упомянутый Іеремія Могила замышлялъ даже соединеніе Волощины съ Польшею и въ договорѣ, заключенномъ въ 1595 году съ польскою короною, "просилъ предоставить валохамъ, съ пріобрѣтеніемъ ими наслѣдственныхъ волостей и со вступленіемъ въ брачные союзы, всякую свободу въ Польшѣ". "Итакъ, -- гласитъ договоръ, -- оба народа войдутъ въ братство между собою и ничѣмъ не будутъ различаться другъ отъ друга, какъ дѣти одной матери" {Присяга Іереміи Могилы въ 1595 году. Немцѣвичь: "Zbiór pamietnikow dawnej Polski", т. IV, стр.147.}.
   Сноснѣе чѣмъ гдѣ-либо участь волохскаго изгнанника была въ Польшѣ. Правда, и въ Польшѣ весьма нерѣдко, вмѣсто пріюта, ожидала его кара, за то въ Турціи обыкновенно угрожала ему петля палача, -- въ день бѣдствія никуда нельзя было спастись. Приходилъ низвергнутымъ господарямъ неизбѣжный конецъ: родившись гдѣ-нибудь въ далекихъ краяхъ полуденныхъ, или полуночныхъ, они послѣ своего господарскаго величія въ Волохіи находили безъименную могилу на кладбищѣ, гдѣ хоронили выброшенныхъ изъ оконъ Эдыкулъ ("Черной башни") плѣнниковъ турецкихъ, или на днѣ какого-нибудь южнаго моря, испустивъ дыханіе съ невольничьимъ галернымъ весломъ въ рукахъ.
   Какое трагическое зрѣлище, почти въ неизмѣнной послѣдовательности, представляетъ намъ исторія господарей волохскихъ въ теченіе цѣлаго столѣтія, предшествовавшаго нашему повѣствованію!
   Начиная отъ господаря Якова Гераклида-Деспота въ 1563 г. вплоть до отца Домны-Розанды проходитъ рядъ искателей приключеній, которыхъ, за весьма малѣйшимъ исключеніемъ, не знаешь какъ назвать -- плутами или героями. Вотъ, напримѣръ, Яковъ Гераклидъ: сынъ греческаго матроса съ какого-то изъ острововъ, Самоса или Крита, онъ былъ сначала писцомъ въ ватиканской библіотекѣ, затѣмъ въ Эскуріалѣ -- придворнымъ Карла V, послѣ того -- скитальцемъ по Швеціи и Лифляндіи, потомъ -- гоcтемъ польскихъ магнатовъ, съ помощію которыхъ пришелъ въ Волощину, гдѣ онъ сталъ господаремъ. Какъ бы царь или деспотъ волохскій, онъ сперва законодатель, потомъ угнетатель своего народа и за то разомъ, нѣсколькими соперниками сверженный съ престола, лишенъ турками свободы и жизни. Рѣзкими чертами означилъ онъ свое имя въ исторіи.
   Спустя десять лѣтъ послѣ господаря Гераклида усѣлся на волохскомъ престолѣ удивительнѣйшій господарь, по общему мнѣнію шляхтичъ изъ Мазовіи, именуемый волохами Ивоніей. Принявъ -- вѣроятно, въ плѣну -- турецкую вѣру, онъ посредствомъ торговли нажилъ несмѣтныя богатства и, благодаря имъ, сдѣлался султанскимъ любимцемъ, потомъ пашою и затѣмъ господаремъ волохскимъ. Когда ему, по приказанію султана, велѣно было платить "харачъ" въ большемъ размѣрѣ, въ немъ пробудилась шляхетская гордость: онъ провозгласилъ себя слова христіаниномъ и поднялъ народъ къ защитѣ независимости. При помощи казаковъ удалось ему одержать нѣсколько побѣдъ надъ соединенными арміями, турецкою и молдавскою, но въ дальнѣйшемъ ходѣ войны счастіе ему измѣнило. Преданный измѣною и взятый въ плѣнъ, Ивонія съ гордо-поднятымъ челомъ погибъ смертію христіанскаго богатыря.
   Спустя пять лѣтъ послѣ смерти Ивоніи овладѣлъ волохскимъ господарствомъ одинъ изъ удальцовъ Запорожской Сѣчи, казакъ Иванъ Подкова, назвавшій себя родственникомъ Ивоніи. Былъ Подкова дѣйствительно близокъ къ Ивоніи не только по польскому происхожденію, но и по духу. Онъ стремился, согласно съ военными планами польскаго короля Стефана, возобновить борьбу за. освобожденіе Волощины отъ турокъ. Но король Стефанъ не любилъ незванныхъ союзниковъ. Вступивъ въ войну съ Москвою, онъ желалъ сохранить на то время миръ съ султаномъ и потому противился горячности новаго господаря. Схваченный поляками, Иванъ Подкова былъ обезглавленъ палачомъ на львовскомъ рывкѣ. "Несъ свою голову въ бой съ невѣрными, теперь кладу ее на жертву христіанамъ", произнесъ онъ на эшафотѣ {Зубрицкій: "Хроника города Львова", 1578 г., стр. 203.}. Это была плачевнѣйшая жертва разрыва между полумѣсяцемъ и крестомъ, въ концѣ концовъ покинутая и тою, и другою стороною.
   Черезъ десять слишкомъ лѣтъ, силою оружія Замойскаго, поляки возвели на господарство знатнаго туземца Іеремію Могилу. Необыкновенною милостію неба, онъ умеръ да престолѣ, обольщая себя надеждою упрочить престолъ за своимъ родомъ. Но за рѣдкое счастіе отца жестоко поплатилось его многочисленное потомство. Изъ нѣсколькихъ его сыновей одинъ нашелъ пріютъ подъ кровлею польскаго дворика на Подолѣ, другой погибъ въ неволѣ магометанской, третій отрекся отъ вѣры отцовъ и умеръ въ исламѣ придворнымъ челядинцемъ султана. Четыре дочери Іереміи нашли себѣ спасеніе въ Польской землѣ въ супружескихъ союзахъ съ первѣйшими панами королевства.
   Но много было пролито крови польской и волохской для удержанія сыновьямъ Могилы княжеской шапки и для выручки приданаго дочерямъ; двѣ изъ дочерей пожертвовали своими мужьями, а всѣ четыре -- многимъ числомъ родныхъ и близкихъ изъ поляковъ. Наконецъ, плодомъ всѣхъ усилій, единымъ наслѣдіемъ свѣтлыхъ надеждъ отцовскихъ, осталась семья разсѣянныхъ по міру сиротъ.
   Послѣ паденія дома Могилы скипетромъ волохскимъ овладѣлъ Каспаръ Граціанъ, родомъ кроатъ. Прежде всего мы встрѣчаемъ его въ числѣ слугъ эрцъ-герцоговъ штирійскихъ, затѣмъ въ такой же роли при дворѣ короля неаполитанскаго, гдѣ, чтобъ обратить на себя вниманіе цареградскаго Дивана, онъ взялся выкупать изъ неволи у христіанъ турецкихъ плѣнниковъ. Заручившись расположеніемъ султана, онъ получилъ волохское господарство для того, чтобы лживыми обѣщаніями искусить поляковъ къ походу цецорскому. На поляхъ Цецоры воздвиглась знаменитѣйшая изъ могилъ, по которымъ Волощиву издавна прозвали кладбищемъ поляковъ, а въ самой уединенной могилѣ слегъ самъ искуситель Граціанъ послѣ своего бѣгства изъ рядовъ польскихъ.
   Во время цецорскаго похода въ лѣсахъ Покутья и Буковины свирѣпствовала шайка "опришковъ" {Карпатскіе горные удальцы. Примѣч. перев.}, во главѣ которой стоялъ какой-то Барновскій, родомъ полякъ, по воспитанію волохъ, вообще же извѣстный на русскомъ рубежѣ разбойничій атаманъ. Добивая остатки польской арміи, уходившіе изъ обоза, онъ заслужилъ вниманіе преемника Граціана, поступилъ къ нему на службу и вскорѣ открылъ себѣ путь въ господарству. Усѣвшись на Княжескомъ престолѣ подъ именемъ Мирона I, онъ поспѣшилъ отправиться за султанскимъ утвержденіемъ въ Царьградъ, но тамъ судьба поблагопріятствовала другому. Соперникъ его исходатайствовалъ у Дивана казнь Мирона, а опустѣвшій престолъ господарскій въ слѣдующемъ 1634 году занялъ третій претендентъ -- отецъ нашей Домны-Розанды, Василій Лупула, который въ польскихъ правительственныхъ актахъ извѣстенъ подъ именемъ Владислава IV. Былъ онъ самый соотвѣтственный по характеру туземной исторіи претендентъ на Волощину: какъ въ недалекомъ будущемъ пришлось ему остаться безъ трона и безъ найденнаго подъ волохскимъ небомъ отечества, такъ и прежняя жизнь его осталась неизвѣстною, -- не знали ни его происхожденія, ни его прежняго отечества. Преданіе признаетъ его родомъ изъ Эпира, грекомъ, разбогатѣвшимъ отъ торговыхъ предпріятій.
   Поляки положительно не признавали его потомкомъ господарскаго дома Могилы, но такъ какъ обѣ дочери Лупулы считались въ Польшѣ вообще Могилянками, то вѣроятно, что отецъ ихъ, по крайней мѣрѣ по женской линіи, происходилъ изъ этого рода. Во всякомъ случаѣ Лупула зналъ Волощину съ давнихъ лѣтъ, былъ должностнымъ лицомъ у прежнихъ господарей и, одинаково хорошо знакомый съ положеніемъ дѣлъ въ Турціи и Волощинѣ, былъ хорошо подготовленъ къ принятію княжеской власти.
   Тотчасъ по вступленіи въ княжескій дворецъ, новому господарю пришлось, по принятому обычаю, собрать около себя кружокъ родни и свить себѣ уютное гнѣздышко для отдыха послѣ долголѣтней скитальческой жизни среди чужихъ людей. Польская шутливость острила надъ этими волохскими гнѣздами -- непрочными и перемѣнчивыми, какъ убѣжище перепелокъ; отсюда сложилась въ Польшѣ поговорка: "hospodarstwo woloskie jak przepiórcze pole" (волохскій господарь во дворцѣ -- что перепелъ въ полѣ).
   Но человѣческой природѣ нравятся азартныя игры: въ иномъ ущельѣ альпійскихъ горъ снѣжный обвалъ ежегодно заноситъ хатку скитальцевъ, но всегда найдется новый поселенецъ, который выстроитъ вновь хатку на томъ же мѣстѣ. Чуть не каждый господарскій родъ погибалъ жертвою варварскихъ смятеній въ этомъ краѣ -- и все-таки каждый новый господарь торопился свить себѣ новое гнѣздо надъ бездною и основать новый родъ изгнанниковъ.
   Проницательный Василій Лупула руководствовался въ этомъ случаѣ болѣе разсудкомъ, нежели чувствомъ. Вступилъ онъ въ бракъ не съ христіанкой, не съ полькой, какъ дѣлали многіе ихъ предшественники, но съ магометанкой, черкешенкой, которая, вѣроятно, послѣ брака приняла крещеніе. Это возбудило противъ него недоброжелательство въ христіанской Волощинѣ, но расположило къ нему султана и вліятельныхъ цареградскихъ сторонниковъ жены господаря. Василій поспѣшилъ успокоить встревоженную совѣсть своего народа и духовенства: онъ сталъ раздавать щедрую милостыню греческимъ церквамъ въ Волощинѣ и въ султанской столицѣ. Когда же Василій Лупула, какъ господарь, за большую сумму исходатайствовалъ у Дивана согласіе на перенесеніе мощей Св. Параскевы изъ Царьграда въ Яссы и основалъ тамъ монастырь, то ему дозволялось гораздо большее самовластіе въ дѣлахъ церковныхъ, чѣмъ кому-либо изъ предшествовавшихъ господарей. Пріобрѣтенныя при посредствѣ жены - мусульманки связи въ Стамбулѣ помогли ему на долгія лѣта сохранять наилучшія отношенія съ Диваномъ, и сталъ онъ выше своихъ предшественниковъ уже тѣмъ, что долѣе ихъ удержалъ за собою правленіе. Такимъ образомъ Лупула и его жена имѣли время выростить двухъ дочерей, изъ которыхъ младшая наречена была старопольскимъ именемъ -- Розанда {Примѣчаніе Н. И. Костомарова: "Имя ея было Локсандра, т. е. Александра, а выраженіе "Домна-Розанда" равняется французскому: madame Alexandrine".}. Рожденная отъ отца грека и матери черкешенки, носившая въ Польшѣ названіе Могилянки, обязанная послушаніемъ Портѣ, которая считала за собою право самовластной опеки надъ дочерями господаря, -- въ какомъ изъ этихъ краевъ и народовъ должна была Розанда видѣть свое отечество? Уже то, что она родилась на тронѣ господарскомъ, предвѣщало ей паденіе и скитальческую жизнь, и ей тѣмъ болѣе было необходимо то пристанище или убѣжище, какое при всякомъ толчкѣ судьбы даетъ намъ сознаніе, что у насъ есть отчизна. Но безъ этого пріюта не шло ли къ Розандѣ названіе "сироты?"
   Сиротою, по-истинѣ, была дочь господаря, какъ и ея родина, какъ и каждый порубежный край, лежавшій по сосѣдству съ дикимъ варварствомъ. Не было у ней отчизны; за то въ тѣхъ краяхъ и у тѣхъ народовъ, съ которыми она была связана различными узами, выискивалось много соперниковъ, спорившихъ между собою изъ-за ея руки. Подобно тому, какъ за обладаніе Волощиною безпрестанно боролись: Оттоманская Порта, Польское королевство и запорожское войско съ татарами, -- такъ и Домна-Розанда сдѣлалась предметомъ борьбы претендентовъ и вліяній турецкихъ, польскихъ, казацкихъ. Съ этой стороны представляется особенно любопытною исторія этой "Могилянки". Судьба ея представляетъ собою трагическій образъ судьбы цѣлаго края. Молодая сирота становится на время цѣлью и побѣдною пальмой того пограничнаго удальства, которое съ незапамятныхъ временъ въ тѣхъ порубежныхъ краяхъ проявилось въ борьбѣ зачатковъ образованности съ зачатками варварства, а обильно пролитая въ этомъ удальствѣ кровь была дорогая для сироты кровь польская.
   Соперники съ оружіемъ въ рукахъ добивались овладѣть Волощиной и вмѣстѣ съ тѣмъ рукой Розанды, разсчитывая на ея приданое и на тѣ сокровища ея отца, о которыхъ въ иноземныхъ странахъ, какъ равно и о богатствѣ всей Волощины, ходили баснословные слуги. О нихъ-то мы и скажемъ прежде всего.
  

II. Богатство господаря

   О сокровищахъ Лупулы существовало тѣмъ болѣе высокое мнѣніе, что никто не видалъ ихъ своими глазами. Были однако обстоятельства, устранявшія всякое сомнѣніе въ дѣйствительности ихъ существованія. Первымъ изъ такихъ обстоятельствъ были непрочность положенія самихъ господарей, понуждавшая каждаго изъ нихъ жадно вопить сокровища, чтобы было чѣмъ предотвратить утрожавшую опасность, или облегчить горе въ минуты изгнанія. Поэтому-то всякій разъ, когда мы встрѣчаемъ извѣстіе, что господари скрываются въ какомъ-нибудь отдаленномъ мѣстѣ отъ постигшей ихъ бѣды, тутъ же рядомъ идетъ рѣчь о сокровищахъ, будто бы увезенныхъ изгнанниками въ глубину лѣсовъ Буковины, въ стѣны Каменецъ-Подольской крѣпости, или въ отдаленный уголокъ Польши.
   Лупула, по самому уже званію господаря, прослылъ за скопидома и обладателя громадныхъ сокровищъ, а личные его поступки еще болѣе увеличивали сложившееся о немъ мнѣніе. Всѣхъ поражало, что Лупула въ теченіе долгихъ лѣтъ управлялъ страною, а въ то время долго и спокойно управлять въ Яссахъ могъ лишь тотъ, кто щедро сыпалъ золото въ Стамбулѣ: не задолго до вступленія Лупулы на престолъ состоялось султанское распоряженіе, чтобы каждый изъ волохскихъ князей ежегодно получалъ новую грамоту объ утвержденіи его въ этомъ званіи и чрезъ каждые три года лично являлся въ Царьградъ хлопотать о продолженіи царской милости. Многолѣтнее счастливое исполненіе этой тяжелой повинности Лупулой привело всѣхъ къ убѣжденію, что сокровищница его бездонна, если ежегодный схарачъ" и посулы не исчерпали ее.
   Куда бы ни достигало имя господаря Василія Лупулы, въ какой бы странѣ ни появлялись его послы, повсюду видны были несомнѣнные признаки богатствъ волохскаго господаря, далеко отражался отблескъ отъ его сокровищъ, которыя, какъ солнце, сіяли гдѣ-то въ глубинѣ подваловъ замка, возобновленнаго Лупулою въ Яссахъ. И патріархъ константинопольскій, и многіе католическіе монахи римской церкви одинаково получали отъ господаря щедрыя подаянія; сверхъ того, патріархъ получилъ значительную сумму для уплаты долговъ своей церкви. Каждое письмо къ королю польскому сопровождалось богатыми подарками, описаніемъ которыхъ французскія и нѣмецкія газеты того времени долго занимали вниманіе европейской публики. Даже богатѣйшіе польскіе магнаты, особенно высшіе сановники воеводствъ, сосѣднихъ Волощинѣ, пріучены были къ господарскимъ подаркамъ, считавшимся въ тѣхъ странахъ важнѣйшимъ источникомъ обогащенія.
   Что же, наконецъ, сказать о той непомѣрной пышности, которая поражала всякаго, приближавшагося къ особѣ самого господаря? Его окружало величіе, напоминавшее собою блескъ восточнаго двора, тѣмъ болѣе, что за предѣлами Волощины открывался въ дѣйствительности восточный міръ, по наружному виду болѣе нашего великолѣпный. По этому поводу много приводившихъ въ изумленіе подробностей въ обстановкѣ господарскаго двора было только подражаніемъ восточной выставкѣ богатствъ на-показъ, а приведенные въ изумленіе поляки принимали ихъ за дѣйствительные и, возвращаясь на родину, разносили преувеличенные слухи о сокровищахъ Лупулы.
   Во всякомъ случаѣ было не мало несомнѣнныхъ признаковъ дѣйствительнаго богатства господаря. Пріѣзжавшихъ въ Волохскую землю княжескихъ гостей обыкновенно ожидали выѣхавшіе впередъ на встрѣчу бояре, придворные и нарядно убранная милиція. Для пріема во дворцѣ кого-либо изъ важныхъ иноземныхъ сановниковъ отправлялся на встрѣчу отрядъ великолѣпно убранныхъ всадниковъ, сопровождавшій придворную карету. Въ каретѣ ѣхали двое придворныхъ сановниковъ для приглашенія почетнаго гостя во дворецъ господаря. По пути во дворецъ болѣе и болѣе обнаруживались признаки восточной жизни, чаще и чаще проявлялась туреччина въ одеждѣ и говорѣ многочисленной толпы, кишавшей на площадяхъ; среди группъ волохской пѣхоты, одѣтой въ красный цвѣтъ, виднѣлись группы янычаръ, а у подъѣзда дворца, среди высокихъ шапокъ волохскихъ бояръ, мелькали турецкія чалмы.
   Въ покой дворца вводилъ гостя маршалъ двора, окруженный толпою каларашей {Непонятное для Линде слово каларашъ, вѣрнѣе карлашъ, объясняется слѣдующимъ образомъ въ отрывочномъ описаніи посольства Николая Бѣгановскаго, подстолія львовскаго въ Турціи въ 1643 году (Срав. Дневникъ Станислава Освѣцима", рукоп. въ библіотекѣ Оссолинскихъ No 224, стр. 461):
   "Изъ Хоцима до самихъ Яссъ на всемъ пути насъ сопровождали каралаши (это люди, которыхъ господарь волохскій содержитъ во всѣхъ городахъ для быстраго исполненія его порученій)".} и придворныхъ, поражавшихъ разнообразіемъ костюмовъ турецкихъ, татарскихъ, волохскихъ и даже польскихъ. Эта свита растворяла двери -- и взору посѣтителя открывался обширный залъ, или на мѣстномъ языкѣ -- диванъ, служившій мѣстомъ судебныхъ совѣщаній. Затѣмъ слѣдовалъ другой залъ, или диванъ, въ которомъ величаво засѣдали члены княжескаго совѣта, образуя живописный кругъ, составленный на половину изъ величавымъ, въ бѣлыхъ чалмахъ, турокъ и на половину изъ бородатыхъ, въ національныхъ костюмахъ, волоховъ. Наконецъ, открывался третій залъ, обставленный самымъ богатымъ образомъ, среди котораго возсѣдалъ на тронѣ господарь.
   "Было по-истинѣ, -- писали польскіе послы, пораженные открывавшимся передъ ними зрѣлищемъ {Описаніе посольства Николая Бѣгановскаго: "Дневникъ Станислава Освѣнцима", стр. 463.}, -- чему подивиться этой господарской магнифиценціи, которая вполнѣ достойна всякой консидераціи. Кромѣ другихъ одеждъ, было на господарѣ одѣяніе подобное тому, какое носилъ турецкій султанъ, производившее шумъ и шелестъ, какъ ни на одномъ изъ монарховъ. Оно, какъ кажется, было изъ альтембасовой ткани, съ вышитыми золотомъ цвѣтами, въ палецъ толщиною, съ двумя парами застежекъ брилліантовыхъ, очень блестящихъ и, полагаю, высокой цѣнности, подшитое соболями, которые достоинствомъ, конечно, соотвѣтствуютъ покрышкѣ".
   Дворъ господаря представлялъ еще болѣе блеска и величія спустя нѣсколько мѣсяцевъ послѣ приведенныхъ посломъ словъ удивленія. Это были, несомнѣнно, лучшія минуты въ жизни волохской столицы во время правленія Лупулы, -- минуты, полныя лучшихъ надеждъ для страны и ея правителя. Господарь въ это время праздновалъ свадьбу старшей своей дочери, Елены-Маріи, съ княземъ биржанскимъ и дубинскимъ, Янушемъ Радзивиломъ {Описаніе свадьбы по свидѣтельству современниковъ: "Theatri Europe oder historischer Beschreibung der denkwürdigsten Geschichten von Jahr 1647".-- "Жизнь Януша Радзивила", Эдуарда Комубая. Вильно, 1859 г., стр. 78--81.}. Помолвку дочери господаря съ княземъ Янушемъ во всѣхъ отношеніяхъ можно было считать счастливымъ событіемъ. По своимъ богатствамъ "князь на Биржахъ и Дубинкахъ" не многимъ уступалъ волохскимъ господарямъ, по родовитости же князь Радзивилъ считалъ себя выше господаря Василія Лупулы. Лупула -- сынъ никому неизвѣстныхъ родителей -- въ настоящемъ случаѣ роднился съ домомъ баснословной древности, владѣтелемъ семи княжествъ въ Литовской землѣ, родственно связаннымъ съ царствовавшими домами въ Европѣ. Не говоря уже о Варварѣ Радзивилъ, увѣнчанной польскою короною, родной дядя новаго господарскаго зятя, одноименный ему Янушъ, женился недавно на дочери курфирста бранденбурскаго, Софіи-Елизаветѣ, и этимъ бракомъ связалъ по крови домъ Радзивиловъ съ половиною царствовавшихъ династій въ Европѣ.
   Но, кромѣ блеска такой связи, свойство князя Януша Радзивила съ Лупулою представляло еще другія, болѣе цѣнныя, ожиданія. Лупула, какъ родственникъ и преемникъ господарскаго дома Могилы, дружелюбнаго нѣкогда Польшѣ, всегда поддерживалъ добрыя отношенія съ короною польскою, но никогда онъ не выступалъ съ болѣе ясными доказательствами своего расположенія къ польской коронѣ, какъ въ настоящемъ случаѣ. Родственная связь съ домомъ Радзивиловъ была рѣшительнымъ шагомъ къ переходу господаря на сторону Польши. Тѣмъ болѣе могла радоваться корона польская настоящему случаю, что союзъ Лупулы съ Радзивилами и Польшею совпалъ со временемъ тайныхъ приготовленій Владислава IV къ великой войнѣ съ Турціею, въ которой дружба или вражда Волощины могла дать рѣшительный перевѣсъ той или другой сторонѣ. Въ случаѣ побѣды христіанъ надъ Блистательною Портою, Лупула, какъ связанный узами родства съ могущественнымъ въ Литвѣ домомъ Радзивиловъ, могъ разсчитывать на полную независимость княжества отъ Турціи, на тѣсное, предначертанное еще Іереміей Могилрю, соединеніе съ Польшею и на неисчислимыя выгоды для обоихъ народовъ, населявшихъ Днѣстровскія побережья.
   Во всякомъ случаѣ не легко было уладить этотъ брачный союзъ, богатый такими блестящими надеждами. Господарь и князь Янушъ Радинвилъ. встрѣтили вначалѣ непреоборимыя препятствія. Главное препятствіе было со стороны Порты, которой протекторатъ распространялся не только на княжество, но и на родственныя отношенія господарской семьи. Поэтому Лупула не могъ выдать замужъ свою дочь безъ согласія Дивана, который всегда сопротивлялся и не желалъ слишкомъ тѣснаго сближенія господарей съ польскою вороною и польскими панами. И на этотъ разъ также султанъ Ибрагимъ долго не соглашался на вступленіе въ бракъ Могилянви съ польскимъ княземъ; но когда, съ помощію золота Лупулы и при посредничествѣ семиградскаго князя, личнаго друга Радзивила и такого же вассала Порты, какъ Лупула, Диванъ сталъ уже склоняться и готовъ былъ дать свое согласіе на бравъ, -- неожиданно въ самой столицѣ Яссахъ обнаружилась интрига, которую устроили польскіе недоброжелатели князя Януша. Они завидовали богатому приданому господарской дочери, а можетъ-быть еще болѣе завидовали тому, что зять легко могъ наслѣдовать престолъ тестя. Чтобъ охладить родителей Домны-Елены съ свойству съ Янушемъ Радзивидомъ, былъ пущенъ слухъ, что самъ великій князь московскій замышляетъ искать руки дочери богатаго господаря. По этой причинѣ и по многимъ другимъ помолвка князя откладывалась, посольства князя Януша не достигали Яссъ и цѣлыхъ три года прошли въ безпрерывныхъ проискахъ партій; наконецъ дѣло о союзѣ Радзивила съ домомъ Лупулы, а Волощины съ ТІолынею -- увѣнчалось полнымъ успѣхомъ.
   Въ это-то время явилась въ полномъ блескѣ величія эта "магнифиценція" двора и сокровищъ господаря волохскаго. На всѣ стороны прозвучало господарское и турецкое золото, пущенное въ ходъ изъ подваловъ Лупулы. Поскакали послы господарскіе съ богатыми дарами и съ приглашеніями на свадебный пиръ въ Яссы.
   Почти въ одно и то же время отправились два волохскихъ посольства ко дворамъ варшавскому и константинопольскому съ извѣстіемъ о литовской свадьбѣ: одно -- къ королю Владиславу IV, другое -- къ султану Ибрагиму. Не замедлили прибыть съ принесеніемъ поздравленій и для присутствованія при торжествѣ послы: отъ султана Ибрагима, отъ короля Владислава IV, отъ курфирста бранденбургскаго, отъ князей курляндскаго и семиградскаго, отъ цареградскаго патріарха, отъ воеводы мультанскаго и множества воеводъ и пановъ польскихъ, приглашенныхъ на свадебный пиръ. Наконецъ, въ послѣднихъ числахъ января 1645 года, пожаловалъ съ границамъ Волощины самъ женихъ, окруженный тысячами пановъ, придворныхъ слугъ и войска, подъ шестью національными знаменами и сверхъ того съ отрядомъ чужеземныхъ наемниковъ.
   Съ тѣхъ поръ, какъ существуютъ господари волохскіе, не помнили такого съѣзда ни въ прежней столицѣ -- Сочавѣ, ни въ новой -- въ Яссахъ. Съ высокими представленіями о богатствахъ Лупулы съѣхались гости въ Яссы, но безпримѣрное великолѣпіе въ пріемѣ, которымъ господарь окружилъ своихъ гостей, превысило всякія ожиданія. На встрѣчу зятю, пріѣхавшему въ сопровожденіи такого многолюдства, выѣхалъ господарь съ втрое многочисленнѣйшею свитою и съ 12.000 человѣкъ войска; самъ же онъ сидѣлъ на арабскомъ конѣ, залитомъ золотомъ и драгоцѣнными каменьями ослѣпительнаго блеска. Слѣдуя восточному обычаю, господарь подарилъ коня жениху своей дочери, чтобы тотъ подъѣхалъ на немъ къ порогу дома, гдѣ ожидала его высокая невѣста. Господарь пересѣлъ на другаго коня, также богато убраннаго, и оба князя -- зять и тесть -- въѣхали во дворецъ посреди соединенной свиты двухъ дворовъ и при громѣ пушечныхъ выстрѣловъ съ городскихъ стѣнъ, любуясь зрѣлищемъ совершавшихся съ двухъ сторонъ маневровъ и эволюцій войскъ.
   Спустя нѣсколько дней совершено было бракосочетаніе по греческому обряду. Два митрополита во главѣ многочисленнаго духовенства встрѣтили брачную чету на порогѣ церкви. Обрядъ вѣнчанія совершилъ кіевскій митрополитъ Петръ Могила, членъ рода того же имени господарей и родственникъ Лупулы по женской линіи. На другой день послѣ бракосочетанія начался пріемъ подарковъ, подносимыхъ невѣстѣ, продолжавшійся нѣсколько дней. Въ первый день поднесли подарни послы отъ имени короля польскаго, курфирста, князей курляндскаго и семиградскаго и знатнѣйшихъ сенаторовъ и пановъ короны польской. Другой день предназначался для пріема подарковъ отъ сосѣдняго княжества Мультанскаго (Валахіи), поднесенныхъ послами князей, бояръ и духовенства. На третій день били челомъ города молдавскіе и семиградскіе, увеличивая своими приношеніями уже возвысившуюся гору золота и разныхъ драгоцѣнностей. Дворъ султана почтилъ новобрачныхъ присылкою искусныхъ турецкихъ музыкантовъ, которые приводили въ восторгъ собравшихся гостей.
   Между тѣмъ во дворцѣ господаря шелъ брачный пиръ, изрѣдка прерываемый приношеніемъ даровъ и минутами посвященными на осмотръ и удивленіе ими.
   Не только дворецъ господаря, но и вся столица обратилась какъ бы въ подворье наѣхавшихъ свадебныхъ гостей. Въ залахъ княжескаго дворца пировала на разныхъ столахъ прибывшая въ столицу знати въ то же время въ домахъ горожанъ, бояръ и почти въ каждомъ домѣ угощались толпы слугъ, придворныхъ и воиновъ. Пріѣзжимъ низшаго разряда отъ казначеевъ господаря отпускались на угощеніе денежныя суммы въ размѣрѣ по щедрости не уступавшемъ угощенію вельможъ въ замкѣ. Щедро вознаграждался каждый, кто при подношеніи свадебныхъ подарковъ и поздравленій умѣлъ выразить чувства глубокой почтительности словомъ и челобитьемъ. Вознаграждалась каждая выходка тысячи вертѣвшихся предъ глазами фигляровъ и турецкихъ фокусниковъ: кудесникъ, обрадованный ласковымъ вниманіемъ и подаяніемъ звонкой монеты, на колѣняхъ цѣловалъ край одежды господаря. Притекала такимъ образомъ и къ богатымъ, и къ убогимъ непрерывная струя щедрости изъ сокровищницы господаря. А сколько золота, сколько всякаго добра и богатства, изъ разнаго рода металла цѣнныхъ издѣлій -- досталось въ приданое счастливому супругу дочери господаря!
   Новобрачная сидѣла въ кругу женщинъ, за однимъ изъ столовъ женскихъ. По мѣстному обычаю, въ тѣ времена назначались на пиршествахъ особые столы дѣвицамъ и женщинамъ. Затѣмъ и другимъ виднѣлось много дамъ изъ Польши, однѣ изъ нихъ были природныя польки, другія -- урожденныя волошки, вышедшія замужъ за поляковъ и вмѣстѣ съ мужьями приглашенныя на свадебное пиршество. Среди почетныхъ дамъ невольно останавливалось вниманіе зрителя на величавой осанкѣ хозяйки дома -- особѣ высокаго ума и сильной воли. Въ ней разительны, однако, были нѣкоторые признаки восточнаго происхожденія -- черты и пріемы, напоминавшіе природную черкешенку и прежнюю магометанку.
   Но польскій глазъ съ особеннымъ удовольствіемъ замѣчалъ польскія черты и пріемы въ обѣихъ дочеряхъ господаря. Какъ новобрачная княжна Елена, такъ и выдававшаяся въ кругу дѣвицъ Розанда были на половину польки. У этихъ княженъ, намъ у отраслей дома Могилы, было много тетокъ замужнихъ за поляками и много родныхъ въ Польшѣ; онѣ поддерживали съ ними безпрерывныя сношенія и связи, видѣли въ Польшѣ страну близкую имъ по родственнымъ связямъ, понятіямъ и идеаламъ. У нихъ собственно не было настоящаго отечества, но во дворахъ и домахъ польскихъ было для нихъ что-то родное, и туда въ настоящее время, къ величайшей радости родителей, прокладывала себѣ путь старшая княжна Елена. Въ кругу полекъ и среди общаго веселья неподдѣльнымъ восторгомъ бились сердца молодыхъ Княженъ, и тѣмъ ярче блестѣли ихъ красота и прелесть обращенія.
   Пиры между тѣмъ продолжались; шли плясы и всевозможныя развлеченія. Почти двѣ недѣли прошло въ постоянныхъ празднествахъ. Нужно было употребить всю силу изобрѣтательности и роскоши, чтобы въ теченіе такого долгаго времени доставлять гостямъ постоянно новыя и новыя развлеченія. И правду сказать, чудеса творились для увеселенія гостей. Изъ сосѣднихъ турецкихъ областей толпы фокусниковъ, кудесниковъ, бойцовъ, акробатовъ, шутовъ и шутихъ разнаго возраста и дола спѣшили на пиръ, чтобы своимъ искусствомъ я ловкостію приводить зрителей въ удивленіе и восторгъ. Съ неуловимою быстротой воздвигались для зрѣлища зданія, замки и крѣпости, и потомъ съ такою же быстротою обращались въ развалины, силою огня или желѣза. Изъ этихъ развалинъ появлялись великаны, вступали въ бой съ дикими звѣрями и дѣлались добычею львовъ, слоновъ или такихъ чудовищъ, какимъ подобныхъ не бывало и въ природѣ. Чтобъ изгладить тяжелое впечатлѣніе этихъ ужасныхъ сценъ, выступали потѣшники съ низкимъ лбомъ, плотно остриженные напереди, съ оставленною на макушкѣ длинною прядью волосъ, которою прикрѣплялся съ головѣ громадной величины мельничный камень; они позволяли разбивать эти камни на себѣ молотомъ или кружились съ ними по сценѣ съ быстротою мельничныхъ крыльевъ и падали наконецъ къ ногамъ господаря, протягивая руку на кошелькомъ золота и цѣлуя края княжеской одежды.
   На двѣнадцатый день такихъ пиршествъ и развлеченій окончилось наконецъ свадебное пиршество. По затраченнымъ суммамъ судили о количествѣ и богатствѣ приданаго, которое предназначалось отправить въ Польшу. Вся почти родня господаря провожала новобрачныхъ съ большими церемоніями до предѣловъ Волощины. Радзивилъ упросилъ брата и сестру господаря проводить его до Каменецъ-Подольска, откуда, угостивъ ихъ великолѣпно, отправилъ обратно въ Яссы. Длинная вереница обозовъ, натруженныхъ приданымъ и вѣномъ новобрачной, тянулась на протяженіи нѣсколькихъ миль. Въ теченіе многихъ дней и недѣль всѣ дороги изъ Волощины были запружены разъѣзжавшимися свадебными гостями.
   Возвращавшіеся гости разносили преувеличенныя вѣсти о богатствахъ господаря Лупулы. Они обратили общее вниманіе на младшую дочь господаря Розанду, теперь единственную уже дочь въ родительскомъ домѣ. Во всѣхъ сосѣднихъ земляхъ видѣли въ Розандѣ будущую наслѣдницу богатствъ отцовскихъ, обладательницу баснословнаго состоянія.
   Благоволеніе Оттоманской Порты въ теченіе долгихъ лѣтъ съ отцу Розанды порождало надежды, что будущій зять вмѣстѣ съ рукою княжны унаслѣдуетъ и престолъ ея отца. Шаткость трона волохскихъ господарей внушала смѣлость каждому проходимцу искать руки дочери господаря, а можетъ-быть и цѣлой Волощины. Такимъ образомъ Розанда сдѣлалась предметомъ многоразличныхъ искательствъ. Сирота безъ отечества и фамильныхъ преданій въ прошедшемъ вдругъ сразу очутилась въ омутѣ предложеній, которыя шли съ разныхъ противуположныхъ сторонъ, спѣшившихъ навязать ей свою родню, свое прошедшее, свою отчизну. Начались свадебныя посольства съ предложеніями изъ всѣхъ тѣхъ земель, между которыми шла безпрерывная борьба за обладаніе Волощиною. Обращались по-очередно съ предложеніемъ съ Розандѣ сыны могущественныхъ домовъ короны польской, спѣшила толпа воинственныхъ сватовъ изъ Сѣчи Запорожской, напомнила о своемъ правѣ вліять на судьбу дочери господаря и Оттоманская Порта, Единственное спасеніе въ ея сиротскомъ положеніи было примкнуть къ очагу одного изъ покровительствовавшихъ домовъ и признать въ душѣ отечествомъ страну, не чуждую ея сердцу; но тутъ, какъ нарочно, влеченія юнаго сердца тянули въ одну сторону, а сила обстоятельствъ -- въ другую. Послѣдуемъ прежде всего за душевными желаніями Розанды, направленными въ земли лежавшія за Днѣстромъ.
  

III.
Сватовство польскихъ господчиковъ.

   Когда волохскій господарь Лупула черезъ отправленнаго въ Варшаву посла извѣстилъ польскаго короля Владислава о помолвкѣ старшей дочери своей Елены, тогда король въ свою очередь отправилъ посла въ Яссы съ поздравленіемъ господаря съ предстоящимъ бракомъ {St. Albrechti Radzivil rerum gestarum подъ числомъ 31 декабря 1644 года. "Памяти. Альбрехта Станислава Радзивила", т. II, стр. 154.}. По многимъ поводамъ посломъ назначенъ былъ молодой человѣкъ, Петръ Потоцкій, староста смятынскій, воеводичъ брацлавскій, сынъ Николая Потоціаго, впослѣдствіи великаго гетмана. Въ выборѣ посла руководствовались, между прочимъ, тѣмъ соображеніемъ, что Потоцкій приходился сродни какъ Янушу Радзивилу, такъ и нареченной его невѣстѣ. Правда, что родство между этими домами было слишкомъ далекое, но въ тѣ времена даже самая слабая тѣнь родства имѣла болѣе вѣса въ глазахъ людей, нежели впослѣдствіи близость двухъ родныхъ братьевъ.
   Отецъ брацлавскаго воеводича, гетманъ Николай Потоцкій, былъ родной племянникъ Стефана Потоцкаго, извѣстнаго во всей польокой коронѣ бракомъ съ одною изъ четырехъ дочерей господаря волохскаго Іереміи Могилы: по этимъ родственнымъ связямъ домовъ Потоцкій поставленъ былъ въ необходимость защищать интересы своихъ шуриновъ, потомковъ Могилы, и поплатился за это заточеніемъ въ башнѣ Эдыкулъ, на берегахъ Чернаго моря. Вступавшій теперь въ бракъ со старшею дочерью Лупулы, Радзивилъ, несмотря на свои молодые годы, былъ уже вдовцомъ. Его первая жена, Марія Потоцкая, съ которою онъ прожилъ недолго" была дочерью выше сказаннаго Стефана Потоцкаго и Маріи, княжны волохской, а стало-быть и внукою Могилы, прежняго господаря волохскаго. Такимъ образомъ Петръ Потоцкій находился въ родствѣ съ обоими домами новобрачныхъ, и считалось вполнѣ приличнымъ назначить его, предпочтительно передъ другими, представителемъ свадебнаго посольства.
   Была впрочемъ другая, болѣе уважительная, причина желать назначенія Потоцкаго на этотъ постъ. Его родные, въ томъ числѣ и Янушъ Радзивилъ, думали этимъ назначеніемъ открыть старостѣ смятынскому доступъ къ господарскому двору и ввести его въ семейный кругъ господаря волохскаго. Исполнивъ представительство короля при бракосочетаніи старшей господарской дочери, послу можно было заискивать младшую. Внуку Могилы до всему подобало искать себѣ невѣсту изъ того же дома Могилы. У короля Владислава выпросили назначеніе воеводича въ Яссы, но не одно только людское доброжелательство прокладывало ему путь къ счастью, и самъ онъ своею наружностію, важностію осанки, личными качествами и рыцарскими доблестями представлялъ изъ себя безукоризненнаго жениха.
   Появленіе воеводича брацлавскаго въ салонахъ господаря вполнѣ согласовалось съ видами его родни. Послѣ оффиціальныхъ визитовъ королевскаго посла начались визиты и посѣщенія частныя. Господарь и его супруга оказывали полное вниманіе гостю. Розанда рада была видѣть молодаго рыцаря изъ Польши но она была еще такъ молода, что не признавалось нужнымъ торопиться рѣшать ея судьбу. Притомъ нужно было вести дѣло весьма осторожно, такъ какъ Порта вовсе не желала, чтобы дочери господаря выходили замужъ за польскихъ пановъ, а прежде времени распространенные слухи объ искательствѣ воеводича могли уничтожить самое дѣло. Не дошло еще до формальной помолвки, а ужь во всѣхъ знатныхъ домахъ Польши говорили о предстоявшей женитьбѣ Потоцкаго на Домнѣ-Розандѣ и слухи эти находили мѣсто въ газетахъ французскихъ {Gazette de France, 1650 г., "Извѣстія изъ Варшавы", стр. 1573 и 1610 отъ 6 и 16 ноября.} и нѣмецкихъ.
   Между тѣмъ неожиданно явился при дворѣ волохскомъ знатный юноша, котораго ни имя, ни личность никому не были извѣстны. Имя, подъ которымъ онъ явился, признавалось всѣми вымышленнымъ и во всѣхъ его поступкахъ просвѣчивала какая-то неразгаданная таинственность. Баричъ, какъ было видно, по воспитанію и по происхожденію, онъ сразу открылъ себѣ доступъ въ салоны княжескаго дворца, не привыкшаго соблюдать строгаго этикета въ выборѣ гостей. Таинственный гость, по примѣру своихъ предшественниковъ, умѣвшихъ не разъ проникнуть во дворецъ господарей, успѣлъ расположить къ себѣ весь княжескій дворъ и пользовался полнымъ вниманіемъ князя и его супруги. Юная княжна находила несказанное удовольствіе въ обществѣ молодаго человѣка и, какъ не связанная никакими положительными обѣщаніями относительно Потоцкаго, видимо склонялась къ нему влеченіемъ сердца.
   Тогда незнакомецъ пересталъ таиться и объявилъ настоящее свое имя. Оно было громко какъ во всей Волощинѣ, такъ среди поляковъ и во всей Руси: то былъ Дмитрій, князь Вишневецкій, сынъ королевскаго хорунжаго Януша Вишневецкаго, внукъ, по боковой линіи, князя Михаила, мужа Регины Могилянки, и правнукъ князя Дмитрія, извѣстнаго претендента на волохскій престолъ. Родъ Вишневецкихъ черезъ посредство брака съ Региною Могилянкою былъ кровно связанъ съ господарями, царствовавшими прежде и нынѣ въ Волощинѣ, а смерть князя Дмитрія и Михаила въ войнѣ за Волощину, постигшая ихъ вслѣдствіе трудовъ и лишеній или въ заточеніи, еще тѣснѣе связала родъ Вишневецкихъ съ судьбою Волощины. При одномъ имени князя отворились бы настежъ двери всѣхъ домовъ волохскихъ и двери дворца самого господаря Лупулы по преимуществу.
   Но удальцу хотѣлось прежде всего убѣдиться въ силѣ личныхъ своихъ достоинствъ. Словно наперекоръ воеводичу брацлавскому, Петру Потоцкому, который, благодаря протекціи короля и родныхъ, обратилъ на себя вниманіи въ Яссахъ, князь Дмитрій порѣшилъ отбросить въ сторону всѣ призанятыя орудія и собственными силами добыть себѣ счастіе. Какъ кто зачастую случается, задуманное дѣло приняло для смѣльчака вначалѣ весьма счастливый оборотъ. При извѣстіи о его настоящемъ имени и намѣреніяхъ относительно княжны Розанды, семья господаря сохранила къ нему прежнія свои доброжелательныя отношенія. Осмотрительный Лупула продолжалъ принимать князя въ своемъ домѣ съ прежнею любезностію, предоставляя себѣ въ будущемъ окончательное рѣшеніе дѣла. Искательство воеводича изъ Потока шло своимъ чередомъ, и какъ прежде легко распространялись слухи о женитьбѣ Петра Потоцкаго на Розандѣ, такъ точно теперь всѣ толковали о бракѣ князя Вишневецкаго съ Домною-Розандою {Каховскій: "Annalium Poloniae Clim." -- "Исторія царствованія Іоанна Казимира", В. Каховскаго. Познань 1859 года, т. I, стр. 115.-- "Памятники царствованія Сигизмунда III, Владислава IV, Іоанна Казимира", издалъ изъ рукописи Войцицкій. Варшава 1841 года, т. II, стр. 134.}.
   Явился еще изъ Польши и третій искатель руки княжвы волохской. Въ искателяхъ золотой руки княжны не было недостатка. Съ разныхъ мѣстъ являлись сыновья князей и сенаторовъ, молодые паны и заурядная шляхта, молодежь и сильно помятые вдовцы. У всѣхъ проявились корыстолюбивыя поползновенія къ богатству и приданому изъ господарской сокровищницы: для однихъ сокровища эти служили только прикрасою того рыцарскаго риска, который неразлучно былъ связанъ со сватовствомъ, а для другихъ само богатство могло удовлетворить тщеславію. Соперники обыкновенно дѣйствовали вдали другъ отъ друга, стараясь сохранить тайну, чтобы на случай неудачи не подвергнуться безполезной огласкѣ и насмѣшкамъ злыхъ и завистливыхъ людей. Часто однако соперники неожиданно сталкивались между собою и тогда между искреннѣйшими друзьями, между ближайшими родственниками, между почтенными опекунами и молодежью, порученною ихъ попеченію, происходили самыя забавныя столкновенія.
   Тотъ же самый князь Янушъ Радзивилъ, вторымъ бракомъ сочетавшійся съ сестрою Розанды, въ первый разъ (какъ сказано выше) былъ женатъ на дочери Стефана Потоцкаго и Маріи, дочери господаря изъ дома Могилы. Хотя дочь воеводы Потоцкаго приходилась только внучкою господарю и не была особенно богата, при всемъ томъ много было у нея поклонниковъ и искателей руки. Между ними были весьма опасные соперники князю Янушу, такъ какъ онъ былъ диссидентъ, послѣдователь ученія Кальвина, а невѣста -- строгая католичка. Для достиженія цѣли необходимо было заручиться протекціей кого-либо изъ именитыхъ католиковъ. Такую протекцію оказалъ князю Янушу родной его дядя, Альбрехтъ Радзивилъ, великій канцлеръ литовскій, человѣкъ почтенный, довольно преклонныхъ лѣтъ, вдовецъ, извѣстный во всей странѣ своимъ умомъ и притомъ ревностный католикъ. Несмотря на различіе вѣроисповѣданія, члены дома Радзивиловъ всегда были готовы поддерживать другъ друга, когда дѣло шло объ интересахъ ихъ рода. При такой поддержкѣ канцлера, князь Янушъ не сомнѣвался въ счастливомъ исходѣ своего сватовства. И дѣйствительно очень счастливо удалось это сватовство переговорами въ Варшавѣ. Набожный дядюшка сообщилъ влюбленному племяннику весьма пріятныя вѣсти о результатѣ переговоровъ съ матерью невѣсты. Рѣшено было ускорить дѣло и князь-ваицлеръ долженъ былъ на другой день утромъ сдѣлать формальное предложеніе. Желая провѣдать объ успѣхѣ предложенія, нашъ молодой кальвинистъ побѣжалъ на слѣдующій день въ костелъ по. іезуитовъ въ полной увѣренности, что застанетъ тамъ во время утренняго богослуженія дядюшку. Но какъ же былъ пораженъ молодой человѣкъ, когда услышалъ отъ своего благочестиваго свата слѣдующія слова: "Мой возлюбленный племянникъ! да будетъ тебѣ извѣстно, что вчера я горячо поддерживалъ тебя и твое предложеніе. Но сегодня ночью Пресвятая Богородица, которой я усердно молился, повелѣла мнѣ жениться на твоей избранной. Не пеняй на меня, по что Богъ мнѣ внушилъ, тому я слѣдовать долженъ".
   Спустя нѣсколько времени обнаружилось, что князь-канцлеръ при первомъ разговорѣ съ матерью невѣсты предлагалъ въ женихи ея дочери не племянника, а себя лично. Дядюшка и племянникъ въ одинаковой степени соблазнялись желаніемъ породниться съ домомъ Могилы. Однако канцлеру не удалось отбить невѣсту у молодаго князя. Благодаря участію постороннихъ лицъ, князь Янушъ послѣ долгихъ искательствъ взялъ верхъ надъ богатымъ дядюшкою и женился на паннѣ Потоцкой {Весь этотъ случай описалъ самъ князь Янушъ Радзивилъ въ письмѣ изъ Варшавы къ отцу отъ 15 октября 1637 г. "Жизнь князя Януша Радзивила", Эдуарда Котлубая, стр. 318.}. Соискателямъ такихъ лѣтъ, какъ былъ князь-канцлеръ литовскій, оставалось развѣ искать у менѣе привлекательныхъ Могилянокъ, какою, напримѣръ, была Анна, тетка невѣсты Радзивила, одна изъ четырехъ дочерей Іереміи Могилы.
   Васъ Анна, такъ и всѣ три ея сестры вышли замужъ за поляковъ. На Аннѣ женился одинъ изъ Пржерембскихъ, Янъ-Максимиліанъ, воевода ленчицкій, сынъ кастеляна серадскаго. Послѣ смерти своего перваго мужа Анна вышла замужъ за Яна Сендзивая Чарнковскаго. Когда умеръ и второй мужъ, у вдовушки нашелся новый женихъ, Владиславъ Мышковскій, воевода краковскій. Потерявъ и этого мужа въ 1658 г., Анна вышла за четвертаго -- Станислава Ревера Потоцкаго, великаго короннаго гетмана. Это была самая блестящая ея партія. Реверъ родился въ 1579 году, а его нареченная родилась приблизительно въ 1608 году. Такимъ образомъ стала предъ алтаремъ весьма почтенныхъ лѣтъ чета: восьмидесятилѣтній женихъ и невѣста слишкомъ пятидесяти лѣтъ. При яркомъ блескѣ волохскихъ сокровищъ сглаживались морщины на полувѣковыхъ лицахъ Могилянокъ, молодѣли сердца и дряхлыхъ старцевъ.
   Въ догонку за молодыми племянниками и свояками спѣшили съ любезностями съ дочерямъ господарей волохскихъ и убѣленные сѣдинами дядюшки. Никого это не удивляло, какъ мы уже видѣли въ приведенномъ выше примѣрѣ, когда сватали прежде всего внучку господаря Марію Потоцкую и человѣкъ весьма почтенныхъ лѣтъ, и его племянникъ, и сватали нѣсколько разъ Анну, -- и тѣмъ болѣе не поражало теперь никого, когда явились со всѣхъ сторонъ искатели самой молодой и самой богатой изъ Могилянокъ -- Домны-Розанды. Рядомъ съ двумя молодыми искателями ея руки изъ Потока и Вишневца выступилъ третій самый несчастливый изъ соперниковъ, человѣкъ почтенный по лѣтамъ и по сану.
   Молодые люди въ искательствѣ Розанды успѣли сберечь себѣ жизнь, старецъ же изъ-за Розанды сложилъ свою сѣдую голову.
   По современнымъ извѣстіямъ, несчастнымъ соперникомъ между искателями руки Розанды былъ воевода черниговскій, польный коронный гетманъ, Мартынъ Калиновскій. Владѣтель обширныхъ земель въ Польшѣ, Покутьѣ и Подолѣ, Калиновскій, какъ сосѣдъ Волощины, находился издавна въ тѣсныхъ съ нею сношеніяхъ. Въ эту же Волохскую страну, какъ въ настоящее, такъ и въ прежнее время, устремлялись его сердечныя мечты и желанія. Гетманъ былъ нѣсколько лѣтъ уже вдовцомъ, послѣ смерти жены Елены Корецкой, родной сестры извѣстнаго князя изъ Корца, по имени Самуила. Князь Самуилъ былъ женатъ на Екатеринѣ, одной изъ четырехъ дочерей Іереміи Могилы. Эти княжны нѣсколько разъ вдовствовали и вновь выходили замужъ. По женѣ гетманъ былъ въ свойствѣ съ Корецкимъ и потому былъ сродни Іереміи Могилѣ. Связанный родствомъ съ двумя домами, Калиновскій принималъ дѣятельное участіе въ усиліяхъ всѣхъ зятей Іереміи Могилы, поддерживалъ ихъ тестя и его сыновей. Въ этой борьбѣ погибъ въ бою лютою смертью князь Самуилъ Корецкій и почти въ то же самое время Богъ даровалъ Калиновскому сына, рожденнаго отъ сестры погибшаго. Въ память шурина, единственный сынъ и наслѣдникъ гетмана нареченъ былъ Самуиломъ: имя памятное страданіями изъ-за Волощины.
   Въ то время, съ которому относится настоящій разсказъ, Самуилъ Калиновскій былъ въ цвѣтѣ лѣтъ и скорѣе нежели отецъ имѣлъ право явиться въ числѣ искателей дѣвственной руки Розанды. Несомнѣнно, что гетманъ охотно уступилъ бы свое мѣсто сыну въ ряду соискателей волохскихъ, но судьбѣ иначе было угодно. Въ то самое время, когда князь Янушъ Радзивилъ искалъ руки старшей сестры Розанды, молодой Калиновскій горячо полюбилъ дочь канцлера Оссолинскаго, на которой онъ женился спустя 14 мѣсяцевъ послѣ брака Радзивила. Бракъ этотъ былъ образцомъ любви и супружескаго счастія {Доказательствомъ этому служатъ ея заботы объ освобожденія мужа изъ мнимой неволи. Слухъ о неволѣ татарской оказался ложнымъ. Каховскій; "Annalium Polania Clim", т. I, стр. 399. "Исторія царствованій Яна-Казимира", Каховскаго. Изданіе Эдуарда Рачинскаго изъ рукописи 1840 г. Вновь исправлена и издана въ Познани 1859 г., т. I, стр. 162.}. Ничего другаго не оставалось гетману, какъ благословить сына и пожелать ему счастья, а самому подумать о Волощинѣ и завести сватовство съ родителями Розанды.
   Взявшись серьезно за это дѣло, старикъ гетманъ явился опаснымъ соперникомъ прочихъ искателей руки Розанды {"Мемуары Николая Емиловскаго отъ 1648 по 1679 г.", стр. 33. Хмельницкій имѣлъ взрослаго сына Тимоѳея, задумать женить его на дочери волохскаго господаря и пріобрѣсть ему владѣніе въ землѣ Волохской. Узнавъ объ этомъ, Калиновскій, коронный гетманъ, пожелалъ этому воспрепятствовать, такъ какъ самъ, какъ вдовецъ, имѣлъ виды на дочь господаря.}, но, увы, самъ гетманъ очутился въ болѣе щекотливомъ положеніи, нежели его соперники. Чѣмъ болѣе жениховъ являлось у дочери Лупулы, тѣмъ труднѣе становился выборъ и волею-неволею приходилось откладывать рѣшеніемъ со дня на день. Подъ перемѣнчивымъ небомъ юго-восточныхъ земель, въ которыхъ шла безпрерывная борьба разныхъ религіозныхъ вѣрованій, народностей, нравовъ и умственнаго развитія, не было ничего опаснѣе, какъ нерѣшительность и выжиданіе. Ежеминутно въ этихъ порубежныхъ степяхъ, среди враждебныхъ стихій, могла возникнуть отъ самыхъ ничтожныхъ причинъ буря, которая, направивъ свой полетъ въ возлюбленную всѣмъ Волощину, грозила опрокинуть исподволь подготовленные планы и цѣли. Въ ожиданіи возможныхъ грозъ и ударовъ, некогда было господарю медлить съ рѣшеніемъ вопроса о судьбѣ Розанды, -- время не ждало, и даже не подождало настолько, чтобы Розанда успѣла достигнуть дѣвичей зрѣлости. Прежде нежели юная дочь Лупулы достигла тѣхъ лѣтъ и красы, когда уже нельзя было отказывать искателямъ ея руки, ссылаясь на молодость невѣсты, берега Днѣпра и Днѣстра задрожали отъ такого ужаснѣйшаго взрыва обычной тѣмъ краямъ бури, который нагналъ господарской дочкѣ новыхъ сватовъ и искателей ея руки.
  

IV. Казацкіе сваты.

   Ссора казака Хмельницкаго съ сильнымъ сосѣдомъ Конецпольскимъ заставила перваго искать спасенія на неприступныхъ островахъ Днѣпра. Тамъ скиталось уже нѣсколько сотенъ подобныхъ ему бѣглецовъ, изгнанниковъ и бродягъ. Хмельницкій, избранный ими въ предводители, сталъ подстрекать окрестныхъ жителей въ возстанію и угрожать польскимъ панамъ. Магнаты польскіе встревожились; въ числѣ ихъ были трое панскихъ родовъ, которые въ то время искали руки Розанды. Всѣ трое видѣли неизбѣжную необходимость грозно выступать противъ бунтовищковъ въ Низовьяхъ. Послѣдній изъ поименованныхъ нами претендентовъ руки Розанды, гетманъ Калиновскій, равно какъ и князь Іеремія Вишневецкій, дядя втораго Конкурента, таинственнаго князя Дмитрія изъ Вишневца, были всегда врагами казацкихъ своеволій. Коронный гетманъ Николай Потоцкій, отецъ перваго искателя руки княжны волохской, Петра, изъ Потока, безъ вѣдома короля, рѣшилъ уничтожить Хмельницкаго.
   Между тѣмъ непредвидѣнное стеченіе событій уготовило гибель самому гетману. Хмельницкій искалъ и получилъ желаемую помощь отъ татаръ и вмѣстѣ съ ними вступилъ въ бой съ короннымъ войскомъ. Въ сраженіи при Желтыхъ-Водахъ погибъ сынъ гетмана, Стефанъ Потоцкій; подъ Корсуномъ легко почти все польское войско отъ натиска орды и казаковъ.
   Оба гетмана, Потоцкій и Калиновскій, попались въ плѣнъ и были отправлены въ Крымъ терпѣть татарскую неволю. Хмельницкій, сверхъ собственнаго ожиданія, увидѣлъ себя побѣдителемъ всей почти Рѣчи Посполитой и вождемъ полумилліоннаго сброда, составленнаго изъ сбѣжавшихся отовсюду толпами представителей неурядицы, бунта и язычества. Такимъ образомъ закипѣла одна изъ обычныхъ въ тѣхъ краяхъ бурь, и напоромъ силъ казацкихъ и татарскихъ опрокинутъ былъ весь существовавшій общественный строй; огненный потокъ истребленія покрылъ обширное пространство земель, подвластныхъ Польшѣ.
   Упоенный своимъ величіемъ, Хмельницкій далъ волю самымъ дикимъ и горделивымъ замысламъ. Ему посчастливилось въ союзѣ съ ордою, и онъ вошелъ въ сношенія съ невѣрными въ Царьградѣ и обѣщалъ отдаться въ подданство султана. Невѣрные, въ свою очередь, льстили сумасброднымъ мечтамъ его честолюбія, ласкали его дружелюбными посольствами и подарками. Съ чаушами султана прибывали на Украйну посольства отъ султанскихъ подручниковъ: Волощины, Мультанъ и Семиградія. Изъ Царьграда, чрезъ Волощину, прибылъ въ Чигиринъ патріархъ Константинопольскій и принесъ благословеніе православному побѣдителю ляховъ. Походная столица Хмельницкаго сдѣлалась сборнымъ мѣстомъ подозрительнѣйшихъ пришельцевъ, тамъ выковывались самый враждебные замыслы противъ Польши.
   Повелитель столицы возмечталъ, что онъ избранъ Богомъ ниспровергнуть существующій порядокъ въ этихъ странахъ, и когда давались ему совѣты болѣе умѣреннаго свойства, Хмельницкій гремѣлъ голосомъ Атилы: "Богъ мены это далъ и братъ мій, душа моя, соколъ мій, Исламъ-Гирей, царь орды Крымской". Богданъ, въ неразрывной съ нимъ пріязни, мечталъ завоевать Польшу и подѣлиться ею съ сосѣдями: Ракоцію, князю семиградскому, предназначался Краковъ, шведамъ -- сѣверная часть Польши, а казакамъ, подъ покровительствомъ орды и турокъ, осталась бы южная часть Польши {О планахъ Хмельницкаго раздѣлить Польшу между Ракоціемъ и шведами, кромѣ многихъ другихъ современныхъ свѣдѣній, читаемъ въ "Дневникѣ Станислава Освѣцима", подъ числомъ 24 марта 1650 года: "...Какъ только появится трава, Хмельницкій нападетъ на насъ съ трехъ сторонъ. Онъ самъ съ татарами намѣревается вторгнуться въ глубь Великой Польше по тѣмъ соображеніяхъ, что чѣмъ дальше проникнетъ въ Польшу, тѣмъ болѣе прибудетъ у него войска изъ холоповъ. Князю семиградскому хочетъ послать отрядъ въ 1.000 человѣкъ казаковъ для занятія Кракова и вѣнчанія его, а шведы въ то же время вторгнутся съ границъ Пруссіи".}. Казалось, уже немыслимо было благополучіе для Запорожья иначе, какъ подъ покровительствомъ "сокола" -- Исламъ-Гирея и могущественнаго султана въ Царьградѣ, и вотъ послы турецкіе безпрестанно приносятъ гетману войска запорожскаго увѣренія въ любви и готовности помогать.
   Послѣ совѣщаній съ иностранными послами Богданъ проводилъ ночи въ попойкахъ и ворожбѣ въ кругу колдуній. Дѣлались вопросы о предстоящихъ событіяхъ и судьбѣ отдѣльныхъ лицъ и каждое гаданье оказывалось благопріятнымъ. Ворожеи предсказывали ему въ этотъ годъ великую войну и великій успѣхъ на этой войнѣ. Обрадованный Богданъ пѣлъ спьяна думы, а на другое утро приказывалъ вести себя въ церкви здѣсь, припавъ ницъ въ землѣ крестообразно, благодарилъ Господа за ниспосланныя милости. Тогда патріархъ звалъ гетмана къ алтарю для принятія Св. Таинъ; гетманъ отказывался приступить съ таинству въ нетрезвомъ видѣ и небывши у исповѣди, но патріархъ далъ ему полное разрѣшеніе отъ грѣховъ и произнесъ: "Иды, причащайся, гетмане!"
   Когда Богданъ приступилъ къ причастію, во всемъ казацкомъ войскѣ раздались возгласы неимовѣрнаго восторга: принятіи причастія изъ рукъ патріарха уничтожило распространившееся подозрѣніе въ склонности гетмана къ исламу. Палили изъ пушекъ въ знакъ торжества и городѣ оглашался криками радости: "Збавитель нашъ, господарь, великій гетманъ причащается" {Всѣ подробности, относящіяся къ этому времени, о Хмельницкомъ находятся въ путевомъ журналѣ къ запорожскому войску, въ источникахъ для исторіи Польши, изданныхъ М. Грабовскимъ и А. Пржездецкимъ, стр. 3--17.}.
   Упомянутый патріархъ обвѣнчалъ вдовца Хмельницкаго съ чужою женой, съ панею подстаростиною Чаплинскою, когда ея первый мужъ Чаплинскій былъ живъ и находился въ Польшѣ. Эта поспѣшность вовсе не была нужна, -- ея не требовало ни семейное счастье, ни политическія соображенія. Что между этими новобрачными любовь была не велика, доказало близкое будущее. У Богдана было уже два наслѣдника его политическаго величія; то были два сына: Тимошка и Юрій, прижитые отъ первой жены. И гетманъ сильно заботился о судьбѣ своихъ сыновей. Для старшаго изъ нихъ, Тимошки, онъ готовилъ блестящую будущность за предѣлами родины. Это былъ дѣтина дикій, необтесанный, незнакомый со свѣтскими приличіями обхожденія. Свои прозвали его "пали-вода", а у чужихъ онъ считался буяномъ и сорванцомъ {"Журналъ поѣздки къ запорожскому войску", стр. 11. "Pastorias historiae Polonae", стр. 158. Каховскій, I, стр. 368, cui semper insanire pro virtute fait.}. Тимошка постоянно ссорился со своею мачихой и когда мнимый патріархъ отправилъ къ ней чернеца съ подарками, разгульный пасынокъ, напоивъ посла водкою, опалилъ ему бороду свѣчою. Такія выходки не отвращали родительскаго сердца отъ сына -- такого же задорнаго, какъ и отецъ. Прибыли съ гетману послы отъ волохскаго господаря Василія Лупуды. Наслышавшись отъ нихъ о богатствахъ Лупулы, гетманъ задумалъ женить Тимошку на дочери господаря, Розандѣ. Во-первыхъ, богатое приданое за княжною, затѣмъ виды на наслѣдство волохскаго престола, съ согласія или безъ согласія тестя, и, наконецъ, виды на землю Мультанскую, весьма возможные при благосклонности съ гетману султана, -- всѣ эти соображенія манили разгоряченное воображеніе отца устроить судьбу Тимошки.
   Немедленно отправлены были въ Яссы казацкіе сваты къ Лупулѣ. Ихъ приняли съ удивленіемъ, не показывая ни малѣйшаго желанія удовлетворить ихъ искательствамъ.
   Хотя царствовавшіе въ Волощинѣ господари не могли хвалиться особенною знатностію своихъ родовъ, при всемъ томъ на такихъ простыхъ людей, какъ Тимошка, взирали свысока и не могли допустить и мысли породниться съ ними. Розанда, привыкшая съ почтительному вниманію Потоцкихъ и Вишневецкихъ, приходила въ ужасъ при мысли выйти замужъ за чигиринснаго "паливоду", который опаливалъ бороды чернецамъ. Отецъ ея, господарь, отговаривался предъ казацкими сватами, что дочь его находится подъ верховною властью Порты и безъ ея соизволенія онъ не въ правѣ распорядиться рукою дочери {Каховскій: "Annalium Poloniae", I, стр. 199.}.
   Съ неменьшимъ удивленіемъ, какъ и въ Яссахъ, принято было извѣстіе о сватовствѣ Тимошки при дворахъ тѣхъ польскихъ пановъ, которые сами желали того же. Казацкая наглость привела въ негодованіе особенно двухъ гетмановъ -- Потоцкаго и Калиновскаго: перваго -- какъ отца жениха Розанды, а втораго потому, что тотъ самъ для себя имѣлъ на нее виды. Благодаря значительнымъ денежнымъ суммамъ разныхъ лицъ и въ томъ числѣ и самого господаря Лупулы, оба гетмана были освобождены изъ крымской неволи.
   Пораженные извѣстіемъ о намѣреніяхъ Хмельницкаго относительно Волощины, оба гетмана выступили въ походъ, зорко слѣдя за всѣми его движеніями. Но если трудно было сломить Хмельницкаго силою оружія, то еще труднѣе было проникнуть во всѣ его замыслы и устоять противъ тѣхъ порывовъ, которые возникали въ этой горячей головѣ, упоенной счастіемъ. Отказъ, который получилъ Хмельницкій отъ господаря, ни мало не озадачилъ его. Гехканъ, не медля, обратился къ султану съ просьбою руки Домны-Розанды для сына, а между тѣмъ готовился въ походу на Волощину, но дѣлалъ видъ, что въ союзѣ съ татарами и согласно ихъ желанію готовится къ войнѣ съ Москвою. Когда настало время вторгнуться въ непріятельскія владѣнія, Хмельницкому удалось склонить татаръ въ противоположную сторону и ударять на Волощину. Прежде нежели былъ полученъ отвѣтъ изъ Царьграда отъ султана на сдѣланное предложеніе, настойчивый отецъ Тимошки рѣшился возобновить сватовство въ Яссахъ, подкрѣпивъ его вооруженною силой въ нѣсколько десятковъ тысячъ орды и казаковъ. Счастіе, которое до сихъ поръ не оставляло своего любимца, не измѣнило ему и въ этомъ сумасбродномъ предпріятіи. Въ немалому удивленію господаря и польскихъ гетмановъ, слѣдившихъ за движеніями Хмельницкаго, въ исходѣ 1650 года разнеслась вѣсть о внезапномъ вторженіи татаръ и казаковъ въ Волощину. Вмѣсто прежнихъ сватовъ, которые являлись съ господарю съ мирными предложеніями и получили отказъ, вторгнулись теперь во владѣнія Лупулы 15.000 казаковъ подъ начальствомъ Богдана Хмельницкаго и 20.000 бусурманъ подъ начальствомъ султана Нуреддина съ угрозою разорить страну.
   Опасаясь, чтобы гетманъ Потоцкій, занимавшій позицію подъ Каменцомъ, не поспѣшилъ на помощь господарю, вооруженные сваты положили раздѣлить силы и вторженіемъ съ двухъ сторонъ ознаменовать огнемъ и мечомъ свои свадебныя предложенія {Что татары и казаки двумя отрядами вторгнулись въ Волощину въ 1660 году, свидѣтельствуютъ объ этомъ современники, особенно же не напечатанныя до сихъ поръ письма отъ 22 октября 1650 года въ рукописи Виктора Баваровскаго, обнимающей періодъ времени 1648--1662 гг. Кромѣ того сравни о вторженіи въ Волощину: "Teatrum Europeum", т. VI, стр. 1116.}. Прежде всего татары должны были начать борьбу съ господаремъ, а Богданъ съ казаками вознамѣрился стоять на границахъ, наблюдая за движеніями Потоцкаго {О намѣреніяхъ Потоцкаго поспѣшить на помощь и воспрещеніи данномъ ему королемъ -- Каховскій, т. I, стр. 200; "Theatrum Europeum", VI, 1116.}; затѣмъ уже приходила очередь казакамъ. Итакъ, ударили на господаря двумя натисками съ цѣлью добыть руку его дочери. Поздно было уже усмирить вооруженныхъ сватовъ добровольнымъ изъявленіемъ согласія на бракъ, -- союзники угрожали завладѣть не только Розандою, но и свергнуть съ престола ея отца. Захваченный въ расплохъ, господарь Лупула могъ вывести въ поле всего только 6.000 кое-какъ вооруженной милиціи. Съ такими силами трудно было устоять противъ такого грознаго натиска. Господарь и весь дворъ его оставили столицу и искали обычнаго въ Волощинѣ въ минуты опасности средства спасенія, т. е. спасались бѣгствомъ въ лѣса. Господарша съ дочерью Розандою, съ остальными дѣтьми и со всѣми своими главными сокровищами нашла убѣжище въ укрѣпленномъ Сочанскомъ замкѣ. Господарь съ малочисленнымъ войскомъ искалъ, по обычаю волохскому, спасенія въ лѣсахъ, смежныхъ замку, чтобъ оттуда, въ крайнемъ случаѣ, подать выручку семейству. На открытый грабителямъ край обрушились тяжелые татарскіе удары. Въ одно мгновеніе наводнила бусурманщина всю страну, истребляя все огнемъ и внося во всѣ углы страны ужасъ и разореніе. Толпы жителей съ дѣтьми и со всѣмъ достояніемъ потянулись длинною вереницей въ крымскую неволю. Сожженная и разграбленная столица Яссы превратилась въ развалины. Вся Волощина, многолѣтними заботами господаря Лупулы благоустроенная и тщательно воздѣланная, обратилась въ необозримое пепелище. Самъ господарь, скрывшись въ чащѣ лѣсовъ, поразмѣщалъ на вершинахъ высокихъ деревьевъ соглядатаевъ и ежеминутно освѣдомлялся, въ какихъ мѣстахъ виднѣется пламя пылающаго пожара. Но въ какую сторону ни устремлялся взоръ, повсюду, одновременно, виднѣлись клубы дыма пылавшихъ жилищъ и все небо пылало кровавымъ заревомъ. Никто не защищалъ страны и врагъ могъ продолжать опустошенія столько времени, сколько было ему угодно. Чтобъ остановить дальнѣйшее разореніе, господарь отправилъ къ султану Нуреддину посредниковъ, предлагая богатый окупъ, если орда немедля удалится изъ края. Обремевенные добычею, татары согласились вступить въ переговоры. Осада укрѣпленныхъ городовъ, особенно же неприступныхъ засѣкъ въ лѣсахъ Буковины -- всегда не по вкусу были татарамъ, которые теперь думали о томъ только, какъ бы всецѣло увезти награбленную добычу. Они согласились на окупъ въ нѣсколько сотъ тысячъ талеровъ {О количествѣ контрибуціи татарамъ и казакамъ не согласно свидѣтельствуютъ современныя извѣстія. Въ "Мемуарѣ Альбрехта Радзивила", т. II, стр. 425, читаемъ, что татарамъ уплачено 180.000 талеровъ, казакамъ -- 10.000. "Theatrum Europeum", VI, стр. 1117, что 100.000 талеровъ. Каховскій, I, стр. 198, сообщаетъ о контрибуціи въ 300.000; Рудовскій, т. I, кн. 11, § 3, говоритъ о 60.000.-- "Pastorius Hist. Pol.", т. II, стр. 158, считаетъ контрибуцію въ 20.000 дукатовъ.}, которыхъ большая часть была тогда же уплачена. Чтобы не лишиться остальной части окупа, ненасытная орда стала отступать, не заботясь о дальнѣйшей судьбѣ своихъ союзниковъ, казаковъ, въ Волощинѣ, и нагруженная добычею возвратилась въ Крымъ.
   Отступленіе татаръ разстроило виды казаковъ, наблюдавшихъ на границахъ, но ничуть не сбило съ толку Хмельницкаго. Онъ не боялся болѣе польскихъ войскъ подъ начальствомъ гетмана Потоцкаго, который при всемъ своемъ желаніи не могъ подать помощи нареченному тестю своего сына. Дошелъ къ нему въ то время положительный приказъ короля не вмѣшиваться въ волохскія смуты. Хмельницкій, обезпеченный съ этой стороны, выступилъ на поле битвы одинъ, безъ союзниковъ, готовый ко второму вторженію послѣ татаръ во владѣнія господаря. Волохская земля не успѣла опомниться отъ погрома татарскаго, какъ надъ нею стряслась новая буря: налетѣло 15.000 казацкихъ свадебныхъ поѣзжанъ. И въ настоящемъ случаѣ уже нечего было думать объ оборонѣ. Какачество, утомленное долгою бездѣятельностію, бросилось, подъ предводительствомъ Дорошенко, Нечая и Пушкаренка, добывать то, что уцѣлѣло отъ татарскаго грабежа. Хмельницкій вознамѣрился проникнуть въ засѣки, въ которыхъ скрывался господарь, и овладѣть Сочавою, Розандою и сокровищами. Напрасно Лупула заявлялъ гетману, чрезъ посольство, что Волощина -- земля султана и посягательство на его владѣнія не пройдетъ безнаказанно. Напрасны были ожиданія помощи со стороны Польши и еще менѣе можно было разсчитывать на помощь собственнаго народа. Оставалось схватиться за послѣднее средство добровольнаго согласія на всѣ притязанія непріятеля, дабы избѣжать кроваваго принужденія, сопровождаемаго тысячами новыхъ разрушительныхъ бѣдствій.
   Къ казакамъ отправленъ былъ посредникъ волохскій съ условіями мира. Лупула обязался выдать дочь за гетманскаго сына Тимошиу и внести опредѣленную сумму окупа съ тѣмъ, чтобы казаки удалились изъ страны какъ можно скорѣе. Хмельницкій согласился на предложенныя условія мира, требуя, чтобъ они были приведены въ исполненіе какъ можно скорѣе. На послѣднихъ переговорахъ, при посредничествѣ двухъ поляковъ, состоявшихъ на службѣ при дворѣ господаря, положили: спустя три мѣсяца послѣ заключенія мира, т. е. сейчасъ послѣ праздника Рождества Христова 1650 года, должно было совершиться бракосочетаніе княжны Розанды съ гетманичемъ Тимошкою. Въ обезпеченіе тайнаго исполненія договора отданы были Хмельницкому въ залогъ четверо знатнѣйшихъ бояръ волохскихъ и въ числѣ ихъ родной племянникъ господаря Лупулы. Уплачены были казакамъ условленныя суммы выкупа. Въ уваженіе сговорчивости господаря въ принятіи важнѣйшихъ пунктовъ договора, суммы выкупа были значительно менѣе тѣхъ, которыя даны были Крымской ордѣ.
   Юную Домну-Розанду, главную жертву свадебнаго договора, никто не спрашивалъ о согласіи. Отецъ заключилъ договоръ, помимо болѣе пріятныхъ для нея искательствъ съ другихъ сторонъ, и ей представилась въ самомъ мрачномъ свѣтѣ вся тягота ея положенія. Вопреки задушевнымъ желаніямъ Розанды, устремленнымъ въ Польшу, судьба навязывала ей задорнаго супруга съ Днѣпровскаго низовья, а съ третьей стороны угрожала ей неволя въ башняхъ Стамбула, какъ неизбѣжное слѣдствіе совершившихся событій. Единственнымъ утѣшеніемъ посылало небо злополучной невѣстѣ возможность смягчить горечь ея сватовства съ Тимошкою положительнымъ требованіемъ исполненія договора съ казаками о томъ, чтобы женихъ явился на свадьбу въ польскомъ уборѣ и въ обществѣ лицъ, указанныхъ въ договорѣ. Несомнѣнно, что подобнаго рода условіе возникло въ круту. придворныхъ дамъ, окружавшихъ княгиню и ея дочь. Это были наивныя желанія, вполнѣ соотвѣтствовавшія юнымъ лѣтамъ княжны и ея привычкамъ; но, увы, какой контрастъ, какую иронію судьбы мы видимъ между этими желаніями и дѣйствительностію, полною трагизма!... Итакъ, въ договоръ была внесена особая статья, чтобы нареченный женихъ сталъ подъ вѣнецъ въ польской одеждѣ и въ обществѣ поляковъ.
   "При такой обстановкѣ должна совершиться эта свадьба, -- писали въ письмахъ изъ Львова {Рукопись Виктора Базаровскаго, заключающая извѣстія съ 1648--1662 года, въ письмѣ отъ 22 октября 1650 года.}.-- Сынъ Хмельницкаго долженъ явиться на свадьбу окруженный польскою шляхтою, соблюдая наши обычаи и свѣтскія приличія, что ему исполнить не трудно, такъ какъ при немъ находится много шляхтичей, которые поучатъ это свѣтскимъ приличіямъ".
   При такихъ условіяхъ могъ Тимошка разсчитывать на болѣе благосклонный пріемъ со стороны невѣсты, и еслибъ онъ сгладилъ шероховатость казацкихъ нравовъ, волохская отроковица Домна-Розанда, безспорно, встрѣтила бы ниспосланную ей судьбу съ свѣтлою улыбкою. Въ числѣ многихъ несчастій, которыя неразлучно сопровождали жизнь человѣческую въ этой мѣстности, являлось и то неизбѣжное послѣдствіе, что здѣсь человѣкъ привыкалъ въ постояннымъ перемѣнамъ и сердце его, въ особенности такое юное, какъ сердце Розанды, не усвоивало себѣ твердыхъ убѣжденій и привязанностей, -- оно становилось такимъ же измѣнчивымъ и прихотливымъ, какъ и самое небо этой страны.
   Дѣйствительно, злополучная невѣста Тимошки, увлеченная потовомъ превратностей судьбы, невольно обращалась чувствомъ и поступками въ разныя стороны и попадала въ омутъ самыхъ скорбныхъ испытаній.
   Съ неуловимою быстротой бросала ее судьба во всѣ стороны сосѣднихъ Волощины краевъ, и эта казацкая свадебная буря унесла ее въ Стамбулъ и засадила на время за рѣшетку султанскаго дворца.
  

V.
Турецкое заложничество.

   Дошли до васъ положительныя извѣстія о двукратномъ пребываніи Розанды въ Константинополѣ въ качествѣ заложницы. Въ первый разъ встрѣчаемъ ее тамъ вскорѣ послѣ брака сестры ея съ княземъ Радзивиломъ. Несомнѣнно, что Розанда оставалась въ столицѣ вмѣсто сестры въ видахъ обезпеченія вѣрности отца турецкому Дивану {О первомъ пребываніи Розанды заложницею читаемъ въ донесеніи Яна Тіополи, венеціанскаго посла, къ королю Владиславу IV, въ 1647 г. Смотри "Coбраніе древнихъ памятниковъ, относящихся къ исторіи Польши", Ю. У. Нѣмцевича, т. V, сто 41. Считаю это пребываніе Розанды въ Константинополѣ первымъ. Что же касается втораго ея пребыванія въ Царьградѣ, о немъ говорятъ источники турецкіе: "Hammer-Geschichte des Osmanischen Reichs" 1835 г., т. II, стр. 372. Это было до брака Розанды съ Тимошкою. Турецкіе источники считаютъ его не бракомъ, а похищеніемъ Розанды казаками въ 1652 г. Изъ достовѣрныхъ источниковъ видно, что между 1647 и 1652 г. Розанда находилась въ домѣ родителей и вмѣстѣ съ матерью путешествовала по Литвѣ. На этомъ основаніи считаю, что Розанда была въ Турціи два раза въ качествѣ заложницы.}. Только послѣ долголѣтняго управленія Волощиною Лупула умѣлъ пріобрѣсти довѣріе Дивана; но до этого времени господарь долженъ былъ отдавать своихъ дочерей въ залогъ султану: прежде старшую Елену, потомъ младшую -- Розанду. Когда же впослѣдствіи Лупула заручился полнымъ довѣріемъ Дивана, то не было уже болѣе нужды въ дальнѣйшемъ пребываніи Розанды въ Константинополѣ и мы встрѣчаемъ ее въ Яссахъ въ донѣ родителей. Злополучное казацкое сватовство вновь поколебало авторитетъ Лупулы на берегахъ Босфора и дочь его вторично очутилась заложницею. Это казацкое сватовство было истиннымъ несчастіемъ. Не говоря уже о страшномъ раззореніи страды, оно было причиною многихъ бѣдъ, обрушившихся на господаря въ Диванѣ. Нападеніе казаковъ на Волощину и бѣгство его господаря въ лѣсныя засѣки стали тотчасъ извѣстны Дивану. Распространился даже слухъ, что Лудула свергнутъ казаками съ престола и что нужно додумать о назначеніи для страны новаго господаря. Въ Стамбулѣ постоянно проживала толпа честолюбцевъ, выжидавшихъ господарскаго мѣста. Они образовали цѣлый классъ назойливыхъ искателей господарства и носили кличку "господарчиковъ" {Письмо гетмана Потоцкаго къ королю Яну-Казимиру отъ 22 октября 1650 года (Собраніе рукописей Базаровскаго). Въ письмѣ этомъ читаемъ: "По случаю вторженія въ Волощину татаръ и казаковъ, господарчики, которые постоянно проживаютъ въ Стамбулѣ ради полученія званія господаря, распустили слухъ" что Лупула лишенъ татарами и казаками господарства".}.
   Едва дошли до Стамбула слухи, что Хмельницкій окончательно уничтожилъ Лудулу, какъ тогда этихъ "господарчиковъ" пустилась въ поиски упраздненнаго мѣста. На несчастіе Лупулы, надолго затянулось соперничество между искателями и прежде, нежели султанъ далъ окончательное свое рѣшеніе, отцу Розанды удалось удалить изъ страны наѣздниковъ; до самъ Лупула не былъ увѣренъ, что изъ Стамбула не грозитъ ему опасность, -- распространились болѣе и болѣе тревожные слухи, что близко появленіе новаго соперника.
   Во всякомъ случаѣ господарь очутился въ весьма опасномъ положеніи и нужно было быть готовымъ на всякія жертвы, чтобъ удержать за собою Волощину, тѣмъ болѣе, что со времени появленія зловѣщаго казацкаго сватовства отношенія Лупулы къ Портѣ приняли неблагопріятный оборотъ. Самый отказъ господаря Хмельницкому въ просьбѣ руки Розанды для сына заставилъ гетмана возбуждать въ Портѣ подозрѣніе о тѣсной дружбѣ Лупулы съ Польшею. Въ настоящее время хотя Хмельницкій и заключилъ миръ съ господаремъ, но не считалъ нужнымъ разувѣрять туровъ въ ихъ подозрѣніяхъ о вѣрности господаря. Примиреніе Хмельницкаго съ Лупулою не было искреннее и съ обѣихъ сторонъ выжидали только благопріятнаго случая къ разрыву. Богданъ зналъ это очень хорошо и всевозможными интригами старался поколебать авторитетъ Лупулы въ Царьградѣ, чтобы, въ случаѣ нарушенія условій договора, можно было съ помощію оружія достягнуть своихъ желаній.
   Лупулѣ приходилось защищаться отъ двухъ враговъ: съ одной стороны -- отъ происковъ Богдана, а съ другой стороны -- отъ "господарчиковъ". Въ минуты грозной опасности Польша осталась единственнымъ путемъ спасенія для волохскихъ господарей. Къ этой издавна дружественной Польшѣ прибѣгнулъ и теперь Лупула за совѣтомъ, за помощью и, на случай полнаго несчастья, за убѣжищемъ. Въ данное время Лупула болѣе всего нуждался въ вооруженной помощи въ виду ожидаемаго вторженія со стороны Царьграда, и о ней-то господарь умолялъ Польшу. Сверхъ того господарь просилъ о дарованіи ежу правъ польскаго гражданства и предоставленіи его семейству убѣжища въ предѣлахъ гостепріимной Польской земли, причемъ просилъ не отказать ему въ совѣтѣ, какъ впредь вести дѣла съ Хмельницкимъ, которому, несмотря на состоявшуюся помолвку, онъ готовъ отказать въ рукѣ дочери, если только поляки окажутъ ему помощь {Всѣ эти извѣстія взяты изъ вышеприведеннаго письма короннаго гетмана къ польскому королю.}.
   Стеченіе разныхъ обстоятельствъ значительно помогло полякамъ исполнить желаніе Лупулы. Труднѣе всего было оказать вооруженную помощь на случай наѣзда господарчиковъ, но эта помощь оказалась теперь вовсе ненужною, такъ какъ самъ Лупула немедленно отправилъ пословъ въ Стамбулъ съ подарками и съ донесеніемъ, что онъ живъ, благополучно господствуетъ въ Волощинѣ и остается по-прежнему вѣрнымъ слугою Высокой Порты. Такимъ образомъ сразу рушились всѣ поиски соперниковъ и прежнему господарю "Земли Богдана" султанъ пожаловалъ саблю и кафтанъ въ знакъ временнаго утвержденія въ званіи господаря.
   Въ то же время гетманъ Потоцкій, дружественно расположенный къ господарю, увѣдомилъ его, что королю Яну-Казимиру весьма желательно, чтобы не состоялся бракъ Тимошки съ дочерью господаря. Чтобъ еще болѣе тѣсными узами связать господаря съ польскою короною, король Янъ-Казимиръ пожаловалъ господарю грамоту въ 1650 г. названіе польскаго обывателя въ весьма лестныхъ для господаря выраженіяхъ. Въ этомъ документѣ торжественно свидѣтельствуется о заслугахъ, неоднократно оказанныхъ Лупулою польскому народу: "Что онъ не разъ отражалъ набѣги варваровъ отъ польскихъ границъ, многихъ изъ польской шляхты освободилъ отъ татарской неволи и даже самимъ, недавно выкупленнымъ изъ плѣна, гетманамъ содѣйствовалъ къ полученію свободы" {Грамота пожалованная Лупулѣ. Въ сочиненіи Дегеля: "Codex diplomaticus R. P.", т. I, стр. 621.}.
   И за эти-то услуги Лупула разсчитывалъ теперь на благодарность Польши и рѣшился вручить ея покровительству свое семейство. Спустя нѣсколько недѣль послѣ вторженія въ Волошину казаковъ и татаръ, когда притонъ ожидали еще и появленія кого-либо изъ господарчиковъ стамбульскихъ, жена Лупулы вмѣстѣ съ дочерью Розандою, съ остальными дѣтьми и сокровищами оставила, окруженную со всѣхъ сторонъ опасностями, Волохскую страну и искала убѣжища въ Польшѣ. Княжескій домъ ея старшей дочери, княгини Радзивилъ, далъ ей гостепріимное убѣжище, вполнѣ достойное высокаго положенія такихъ знатныхъ гостей {О путешествіи жены господаря съ Розандою въ Литву читаемъ въ Gazette de France 1651 r., въ "Письмахъ изъ Варшавы" въ 1650 г. декабря 5 и 14, стр. 41 и 66.}. Вслѣдъ за семействомъ долженъ былъ немедленно туда прибыть и самъ князь, Василій Лупула, и уже, какъ гласятъ современныя извѣстія, приблязился съ остальными своими сокровищами къ границамъ Польши, но получилъ изъ Стамбула благопріятныя извѣстія, возвратиться въ Яссы и за границею оставилъ лишь свое семейство.
   Итакъ, весьма скоро и неожиданно очутилась Розанда на Польской землѣ. Она прибыла въ Польшу, какъ всѣ тогда предполагали, чтобы болѣе никогда не оставлять ее. Самъ господарь, отецъ Розанды, положительно высказался предъ поляками, что только одною можно заставить его исполнять договоръ, заключенный съ Хмельницкимъ. Поляки съ своей стороны искренно желали, чтобы дѣло не дошло до такой крайности и рука Розанды досталась бы одному изъ польскихъ ея искателей.
   Въ этомъ случаѣ всѣ обстоятельства весьма счастливо сложились въ пользу Потоцкаго. Былъ онъ, какъ сказано, сродни князю Янушу Радзивилу и нашелъ въ немъ сильнаго ходатая у княженъ волохскихъ, проживавшихъ въ его домѣ. Молодой староста каменецкій, какъ сынъ великаго короннаго гетмана, превосходилъ своихъ. соперниковъ если не взаимною къ себѣ склонностію Розанды, то перевѣсомъ политическихъ видовъ въ глазахъ ея отца, цѣнившаго равнымъ образомъ рыцарскую помощь гетмана, въ случаѣ нужды, какъ и его могущественный голосъ въ королевскомъ совѣтѣ. Вотъ почему, помимо нѣкотораго влеченія сердца Розанды къ молодецкому князю Дмигрію Вишневецкому, родители ея дали окончательное согласіе на бракъ дочери съ сыномъ великаго короннаго гетмана. Не только молва, но всѣ современныя газеты распространяли, какъ несомнѣнную новость, что молодой староста каменецкій, Петръ Потоцкій, становится зятемъ волохскаго господаря. По догадкамъ тогдашнихъ вѣстовщиковъ, расходились слухи, что поѣздка Розанды съ матерью въ Литву, въ домъ Радзивила, была предпринята съ тою цѣлью, чтобы въ домѣ сестры и зятя тайно совершить помолвку и также тайно устроить свадьбу {Gatette de France 1650 г., стр. 1573 и 1610, въ "Письмахъ изъ Варшавы" подъ числомъ 5 и 16 ноября 1650 года.}.
   Легко понять негодованіе Хмельницкаго, когда такіе слухи достигли Чигирина. Мысль женить сына на дочери господаря сдѣлалась до этой минуты его непреоборимымъ желаніемъ, вопросомъ оскорбленной чести и гордости, и для достиженія своей цѣли Хмельницкій готовъ былъ на всѣ жертвы, хотя бы пришлось вести войну со всею Польшей и Литвою. Онъ рѣшился достигнуть во что бы то ни стало страстно излюбленнаго намѣренія, съ достиженіемъ котораго открывался, казалось, счастливый исходъ дальнѣйшимъ его предположеніямъ. Стремясь къ своей цѣли всевозможными путями, Хмельницкій готовился начать войну за Розанду съ Волощиною и Польшею и разомъ готовилъ ударъ Лупулѣ въ томъ мѣстѣ, откуда всего больше грозила ему опасность, именно въ Диванѣ. Въ прежнимъ доносамъ о сношеніяхъ Лупулы съ Польшею Богданъ присоединилъ новые, которые становились настолько грознѣе предыдущихъ, насколько возрасталъ въ Стамбулѣ авторитетъ Хмельницкаго и подрывалось тамъ прежнее значеніе господаря Василія Лупулы.
   Какъ бы то ни было, ради ли намѣренія облегчить путь для обладанія Розандою и Волощиною, или по другимъ соображеніямъ, только несомнѣнно, что союзъ Хмельницкого съ исламомъ теперь достигъ своего зенита. Въ это-то именно время три знаменитые мусульманина въ Царьградѣ признали Богдана Хмельницкаго за сына и съ тѣхъ поръ Хмельницкій прослылъ между турками за правовѣрнаго, принявшаго ученіе пророка {Изъ писемъ волохскаго господаря Лупула къ велик. князю гетману Потоцкому отъ 18 октября 1651 года. "Собраніе рукописей Баваровскаго", въ которомъ читаемъ среди новостей изъ Константинополя слѣдующее: "Много шума надѣлало признаніе Хмельницкаго сыномъ чрезъ янычара Агу, Килькайбея и Ректасъ-агу, убѣждавшихъ это признать себя подданнымъ султана".}. Въ то же самое время Хмельницкій принялъ въ Чигиринѣ громкій титулъ стража Оттоманской Порты {Al. Radzivil memor. rerum gestarom. Событія въ ноябрѣ 1650 года, т. II, стр. 427.}, -- титулъ, столь несогласный съ призваніемъ казачества, обрекшаго себя на постоянную борьбу съ невѣрными. Диванъ, желая за все это отблагодарить Хмельницкаго, оправдывалъ причины его гнѣва на господаря тѣмъ охотнѣе, что Лупула явно нарушалъ присягу вѣрности султану новыми связями съ польскою короною, а особенно же отправленіемъ семейства на жительство въ Литву. Но Диванъ руководствовался и въ этомъ.случаѣ ему одному свойственными правилами политической мудрости. Двѣ стороны боролись между собою и султанъ съумѣлъ дать такого рода рѣшеніе, которое не принесло пользы ни той, ни другой сторонѣ. Обѣимъ оставалось радоваться взаимной неудачѣ, а пользу извлекъ одинъ лишь верховный судья, самъ падишахъ.
   Такими правилами справедливости руководствовался и въ настоящемъ случаѣ султанъ, разбирая возникшій споръ между запорожскимъ гетманомъ Хмельницкимъ и заподозрѣннымъ въ вѣрности султану господаремъ "Земли Богдана".
   Главнымх предметомъ спора была дочь господаря Розанда. Гетманъ запорожскій требовалъ ея руки для своего сына Тимошки, а господарь, по своему расположенію къ польскому народу, предназначалъ ее одному изъ поляковъ. Султанъ, по надлежащемъ разсмотрѣніи дѣла, порѣшилъ, чтобы Домна-Розанда не шла замужъ ни за казака, ни за ляха, но была бы отправлена въ Стамбулъ заложницею въ знакъ вѣрности ея отца султану. Въ такомъ смыслѣ дано было повелѣніе господарю, который очень хорошо зналъ всю суровость Порты въ случаѣ, еслибъ онъ осмѣлится не послушаться воли падишаха.
   Семейство господаря немедленно должно было оставить Польшу. Вельможные польскіе искатели Розанды не осмѣлились, вопреки воли султана, удержать ее въ Польшѣ. Для нихъ оставалась одна надежда продолжать свои дальнѣйшія искательства въ Царьградѣ у продажныхъ сановниковъ Дивана, въ рукахъ которыхъ находилась теперь судьба Розанды. Порта не дала еще положительнаго согласія на бракъ Тимошки съ дочерью господаря и всѣмъ противникамъ казацкихъ затѣй казалось несомнѣннымъ, что Порта никогда не согласятся на этотъ бракъ; распространились даже слухи, что султанъ положительно запретилъ господарю выдавать дочь замужъ за молодаго Хмельницкаго {Въ письмѣ браціанскаго воеводы Ланцкронскаго въ ноябрѣ мѣсяцѣ 1651 года читаемъ: "Свадьба сына Хмельницкаго отсрочена, но до какого времени non constat, и это потому, что господарь получилъ отъ султана повелѣніе, чтобы дочери своей за этого .......... казацкаго не отдавалъ" ("Собраніе рукописей Виктора Баваровскаго").} и этимъ открывались новыя надежды для коронныхъ искателей руки Розанды.
   И вотъ несчастная княжна Розанда съ грустью оставила Польшу, съ растерзаннымъ сердцемъ распрощалась съ родителями въ Яссахъ и, лишенная всякой отрады въ жизни, очутилась въ Царьградѣ узницею. Судьба ея казалась тѣмъ болѣе печальною, что почти никому не была извѣстна и съ умысломъ облекалась пеленою непроницаемой тайны. Всякій разъ, когда который-нибудь изъ княжескихъ домовъ, подвластныхъ Турціи, постигала необходимость отдавать дочь въ заложницы султану, первою заботою каждаго было скрыть сколько возможно это насиліе семьѣ, такъ какъ оно было связано съ самыми оскорбительными для чести заложницы подозрѣніями. Поэтому пребываніе Розанды за рѣшетками сераля оставалось въ тайнѣ предъ свѣтомъ, и этою неизвѣстностію дѣйствительно удалось на нѣкоторое время отклонить отъ нея вниманіе людей.
   Не извѣстно съ точностію, какъ долго продолжался этотъ плѣнъ заложничества Розанды и какія невзгоды пришлось тамъ перетерпѣть несчастной Доннѣ. Клевета однако распустила вѣсти, которыя припоминались впослѣдствіи княжнѣ ея недоброжелателями, будто она, желая скорѣе получить свободу, искупила ее потерею своей чести. Въ турецкихъ лѣтописяхъ встрѣчаемъ темное извѣстіе, что какой-то агентъ господаря Лупулы продалъ Розанду въ Константинополь за двадцать тысячъ піастровъ какому-то польскому или венгерскому магнату, выкупившему ее съ цѣлью сочетаться съ нею бракомъ въ домѣ ея родителей {Gazette de France 1652 г., стр. 1153, "Письмо изъ Варшавы" отъ 14 ноября 1652 года.}. Когда Розанда, помолвленная такимъ образомъ, возвращалась во Волощину съ своимъ женихомъ, на дорогѣ напали на нихъ казаки и препроводили дочь господаря къ своему молодому гетману съ цѣлію женитьбы {"Hammer Geschichte des osmanischen Reiches", издан. въ 4-хъ томахъ 1835 года, т. III, стр. 372, при описаніи событій на 1652 годъ. На основаній извѣстія, что Розанда на пути изъ Стамбула увезена была казаками, можно заключитъ, что она передъ своею свадьбою проживала въ Царьградѣ и слѣдовательно находилась въ немъ во второй разъ.}.
   Только это одно обстоятельство было истинное. Едва успѣла Розанда получить свободу и увидѣть себя въ кругу родныхъ, какъ сынъ Богдана Хмельницкаго, Тимошка, запорожскій поклонникъ Розанды, не замедлилъ, на основаніи два года тому заключеннаго договора, затребовать вооруженною силой обѣщанную ему дочь господаря. Этотъ свадебный походъ Тимошки сопровождался такою громкою извѣстностью и совершился съ такимъ пролитіемъ крови и своей и чужой, что стоитъ особаго описанія.
  

VI.
Свадебный походъ.

   Когда Богданъ Хмельницкій, осенью 1650 года, вынудилъ у господаря согласіе на бракъ дочери съ его сыномъ, рѣшено было отпраздновать свадьбу сейчасъ послѣ праздника Рождества Христова. Съ тѣхъ поръ ни Богданъ, ни сынъ его Тимошка не забывали ни на минуту срока волохской свадьбы непреоборимыя препятствія отодвинули желанный срокъ на многіе мѣсяцы. Всевозможныя преграды желанію обоихъ Хмельницкихъ ставили слѣдующіе польскіе вельможи: великій коронный гетманъ Потоцкій, отецъ перваго нареченнаго Розанды, польскій коронный гетманъ Калиновскій, мечтавшій самъ попасть въ женихи княжны, и наконецъ польный литовскій гетманъ князь Янушъ Радзивилъ, мужъ старшей дочери Лупулы, принимавшій близкое участіе въ судьбѣ всѣхъ членовъ семейства. Какъ только Хмельницкій въ союзѣ съ ордою задумывалъ отправить Тимошку по договору на волохскую свадьбу, тотчасъ коронные паны заступали ему дорогу, поднимали народъ къ отпору казакамъ и невѣрнымъ и только послѣ двухъ кровавыхъ войнъ Тимошка достигъ цѣли и обвѣнчался съ Розандою въ Яссахъ.
   Такимъ образомъ болѣе нежели полтора года продолжался этотъ небывалый свадебный походъ, устилая путь не цвѣтнымъ ковромъ, а огромными грудами трудовъ, въ числѣ которыхъ многіе пали не отъ меча, но погибли болѣе лютою смертію. Пала жертвою этого кроваваго свадебнаго времени и личность близкая Богдану и это сыну, жена перваго изъ нихъ и мачиха втораго, нѣкогда жена подстаросты Чаплинского, беззаконно обвѣнчанная патріархомъ съ гетманомъ Хмельницкимъ, она погибла не отъ непріятельскаго меча, а была повѣшена по повелѣнію мужа и пасынка.
   Оба Хмельницкіе, готовясь ввести въ домъ свой блестящую дщерь Могилы, рѣшились для ея пріема очистить углы своего жилища отъ всякаго сора: отъ признаковъ грубости, пороковъ и дурныхъ привычекъ. Очистку дома пришлось начать съ хозяйки дона. Отецъ и сынъ во имя справедливости произнесли суровый приговоръ надъ бывшею женою подстаросты за ея укоризненное поведеніе, которое особенно въ послѣднее время перешло всякія границы: Искуситель ея былъ молодой часовщикъ изъ Львова. Хмельницкій поручилъ ему присматривать за бочонками золота и серебра, зарытыми въ Чигиринѣ; но стражъ невѣрно сберегалъ сокровища. Когда, на расходы по случаю предстоящей свадебной поѣздки Тимошки, пришлось шевельнуть сложенное въ бочонки золото, Хмельницкій не досчитался одного и приказалъ взять стража подъ допросъ. Подъ пытками онъ не только сознался въ похищеніи бочонка, но указалъ на Хмельницкую, какъ на соучастницу въ похищеніи; а дальнѣйшее разслѣдованіе открыло, что между ними водились и болѣе близкія отношенія. Разгнѣванный Хмельницкій произнесъ смертный приговоръ надъ женою и хранителемъ сокровищъ, изощряя казнь позорными церемоніями. Преступники повѣшены были вмѣстѣ на одной и той же висѣлицѣ и въ той одеждѣ, въ которой творили грѣхъ {"Дневникъ Станислава Освѣцима", рук. Оссол., No 224, стр. 1134, іюля 9 дня 1661 года. "Въ то же время получено курьёзное извѣстіе о Хмельницомъ и его женѣ. Влюбилась она въ часовыхъ дѣлъ мастера, который находился при ней въ качествѣ управителя дома, вступила съ нимъ въ связь, а мужу творила разнаго рода непріятности. Долго все оставалось въ тайнѣ; но когда Хмельницкій сталъ повѣрять свои сокровища, чтобы заплатить татарамъ, одного бочонка съ золотомъ не оказалось. Хмельницкій сперва подумалъ, что сынъ его, отправляясь въ походъ въ Литву, взялъ его съ собою; но когда изъ его письма убѣдился, что сынъ его не бралъ и не видалъ бочонка, Хмельницкій приказалъ хранителя сокровищъ истязать и онъ сознался не только въ воровствѣ, но призналъ жену Хмельницкаго соучастницею въ кражѣ и въ разныхъ любовныхъ беззаконіяхъ, съ нею совершенныхъ. Хмельницкій не столько за кражу, сколько за оскверненіе ложа обратилъ въ гнѣвъ свою чрезвычайную любовь къ женѣ и приказалъ обоихъ обличенныхъ раздѣть и въ тонъ же видѣ, какъ они творили грѣхъ, вмѣстѣ связать и повѣсить. Объ этомъ вамъ самъ король, для потѣхи, во время ужина, разсказалъ". А S. Radzivil memor. rerom geetanim, въ описаніи событій происшедшихъ въ маѣ 1651 г. А S. Radzivil pamietniki, т. II, стр. 437.}. Мѣстныя позднѣйшихъ временъ и не вполнѣ достовѣрныя преданія свидѣтельствуютъ, что главнымъ виновникомъ столь позорной смерти Хмельницкой былъ жестокій "пали-вода", Тимошка. Онъ приказалъ повѣсить свою мачиху въ Чигиринѣ на воротахъ собственнаго дома, среди повѣшенныхъ тамъ труповъ хищныхъ птицъ {Самуелъ Величко: "Лѣтопись событій..." Кіевъ 1848 г., стр. 14. "Тымошъ... толь былъ своевольній, же во смерти отеческой (если то есть правда) Чаплинскую мачиху свою на воротахъ обвѣсилъ".
   Одно изъ многочисленныхъ доказательствъ, какъ неосновательны бываютъ малороссійскія хроники, всѣ почти гораздо позже событій, совершившихся при Хмельницкокъ, написанныя. Даже столь важное событіе въ жизни Хмельницкато, какъ его ссора съ Чаплинскимъ и его отношенія къ женѣ, совершенно невѣрно изложено въ этихъ неосновательныхъ казацкихъ источникахъ. Величко пространно описываетъ убіеніе Чаплинскаго до приказанію Хмельницкато, но вовсе не знаетъ того, что Хмельницкій приказалъ повѣсить вторую свою жену, Чаплинскую, которая, по показанію Велички, пережила мужа и, по преданію казаковъ, была повѣшена Тимошкою, умершимъ, какъ живѣстно, прежде отца своего за нѣсколько лѣтъ. Еслибы Величко познакомился съ "Исторіею Рудавскаго", то увидѣлъ бы, что Хмельницкій послѣ убіенія второй жены женился въ третій разъ, о чемъ вовсе не знаютъ преданія и хроники украинскія.}. Затѣмъ вмѣстѣ съ отцомъ Тимошка возобновилъ пріостановленный польокимъ оружіемъ свадебный походъ и открылъ войну за Розанду. Несомнѣнно, что духъ казацкой удали и рыцарскаго романтизма были, дѣйствительно, причиною борьбы, вспыхнувшей между казачествомъ и Польшею въ 1651 и 1652 годахъ; въ этомъ удостовѣряютъ многія донесенія современниковъ, изъ которыхъ для примѣра приведемъ слѣдующее: "Сильное ожесточеніе и пламя охватили Украйну" -- читаемъ въ одномъ дневникѣ, заслуживающемъ полнаго довѣрія, отъ 12 февраля 1651 года {"Дневникъ Станислава Освѣцима", рукоп Оссол., No 294, стр. 1096.}. Хмельницкій, не имѣя возможности осуществить задуманнаго желанія -- женить сына въ Волощинѣ, по причинѣ препятствій со стороны нашихъ войскъ, вздумалъ открытою войною достигнуть цѣли, сталъ къ намъ относиться враждебно и потому миръ и договоры, клятвою утвержденные, въ сторону отбросилъ, коммиссіей съ этою цѣлію учрежденною пренебрегъ, хотя старинные казаки промежъ себя толковали, что король много для нихъ дѣлаетъ.
   Вспыхнувшая война была по преимуществу война изъ-за Розанды. Собранному отовсюду казачеству подъ знамена Хмельницкаго всегда сопутствовала орда подъ начальствомъ хана Исламъ-Гирея. Съ противной стороны двигалось многочисленное польское войско съ самимъ королемъ Яномъ-Казимиромъ во главѣ. Въ послѣднихъ числахъ іюня 1651 года на обширныхъ равнинахъ Волыни, подъ Берестечкомъ, сошлись двѣ враждебныя и вмѣстѣ съ тѣмъ громадные боевыя силы, какихъ не видано было въ тѣхъ странахъ свѣта со временъ "великой войны" подъ Гринвальдомъ и Таненбергомъ. Проходило уже два дня во взаимномъ поддразниваніи другъ друга посредствомъ схватокъ между подъѣздами, но эти полумилліонныя массы не вошли еще въ полный разгаръ настоящей битвы. Только въ третій день должно было наступить для Богдана та счастіе, которое на текущій годъ предрекали пьяному Богдану въ Чигиринѣ ворожеи и знахарки.
   Но за нѣсколько недѣль передъ тѣмъ повѣшенная Чаплинская какъ бы пресѣкла Хмельницкому нить счастья. Послѣдній день великаго боя подъ Берестечкомъ былъ для нее днемъ чуть не окончательной гибели. Отъ громоваго натиска польскихъ отрядовъ разсѣялась объятая Дикою тревогою орда, а вслѣдъ за бѣгущимъ ханомъ Исламъ-Гиреемъ послѣдовалъ и самъ Хмельницкій. Послѣ бѣгства вождя разбѣжался, нѣсколько позже, и казацкій обозъ, оставляя въ добычу побѣдителю все, что въ немъ находилось. Въ числѣ настигнутыхъ поляками недобитковъ погибъ проходимецъ-патріархъ, убитый и ограбленный польскими цюрами (джурами или слугами).
   Послѣ страшнаго разгрома подъ Берестечкомъ нечего было мечтать о сватовствѣ и свадьбѣ. Оставалось благодарить Бога, что своеволіе и безурядица среди посполитаго рушенія не дозволили польскому королю вполнѣ воспользоваться плодами своей побѣды и окончательно истребить враговъ. Безпечность побѣдителей была для враговъ спасеніемъ. Въ скоромъ времени Богданова казацкая сила поднялась какъ трава на украинской степи. Спустя нѣсколько недѣль послѣ сраженія подъ, Береотечномъ Хмельницкій въ союзѣ съ татарами снова стоялъ во главѣ войскъ, грозный какъ и прежде коронѣ польской. Все впрочемъ окончилось скромнымъ міромъ въ Бѣлой-Церкви, который принесъ ту пользу полякамъ, что были уничтожены тяжелыя для нихъ условія Сборовскаго мира {"Дневникъ Станислава Освѣцима", рукоп. Оссол., No 224, cтp. 1096, подъ числомъ іюля 10-го дня 1651 года.}.
   Какъ только Хмельницкій отдохнулъ отъ удара, тотчасъ воскресли въ немъ прежніе волохскіе планы и вспомнилъ онъ о пріостановленномъ свадебномъ походѣ. Не успѣли разойтись по домамъ польскія войска изъ-подъ Бѣлой-Церкви, какъ уже изъ Украйны пришли вѣсти о новомъ походѣ въ Яссы Хмельницкаго и его сына. Современные дневники въ октябрѣ мѣсяцѣ разсказываютъ {"Дневникъ Освѣцима", стр. 1225.}: "Доходятъ грустныя и невыносимыя вѣсти, что Хмельницкій сына своего Тимошку съ отрядомъ казаковъ отправляетъ въ Волощину за обѣщанною ему въ жены дочерью волохскаго господаря. Вмѣстѣ съ нимъ должны двинуться татары, кочующіе за Корсуномъ въ долинѣ Капустной; въ теченіе двухъ недѣль всѣ войска должны собраться и выступить въ походъ. Панъ Краковскій (Потоцкій), считая это предпріятіе величайшимъ бѣдствіемъ и оскорбленіемъ для Рѣчи Посполитой, сосредоточилъ войска подъ Махновкою, подъ предлогомъ проявляющихся бунтовъ, и вручилъ начальство польскому гетману (Калиновскому), а самъ, по причинѣ тяжелой болѣзни, 22 октября уѣхалъ въ Хмельники для поправленія разстроеннаго здоровья".
   Не. много спустя умеръ великій гетманъ Потоцкій и съ его кончиною окончательно рушились надежды сына его Петра на полученіе руки Розанды. Такая же судьба постигла надежды молодецкаго князя Дмитрія Вишневецкаго. Если Розанда могла кому-либо еще достаться изъ числа польскихъ искателей ея руки, то болѣе всего, казалось, счастье стало склоняться на сторону польскаго гетмана Калиновскаго, товарища умершаго гетмана Потоцкаго. Сдѣлавшисъ въ настоящее время начальникомъ всѣхъ коронныхъ войскъ, Калиновскій имѣлъ власть и средства защитить господаря Лупулу отъ свадебныхъ затѣй Хмельницкаго, и дѣйствительно Калиновскій рѣшился силою оружія отразить Тимошку на случай его вторженія въ Носы.
   Между тѣмъ во всей коронѣ разнеслись слухи, что вдовецъ-гетманъ самъ не прочь сватать дочь господаря. Хмельницкаго это не устрашило нисколько, а напротивъ послужило впередъ наукою, чтобы съ большею предусмотрительностію и стойкостію стремиться къ достиженію цѣли. Хмельницкій отсрочилъ на нѣкоторое время свой походъ въ Волощину въ ожиданіи исхода созваннаго въ Варшавѣ сейма, который при извѣстіи о второмъ походѣ Хмельницкаго за Розандою могъ бы объявить ему новую войну. Нужно было прежде всего притворною покорностію убаюкать сеймовыхъ пановъ и, заручившись или благопріятнымъ для казаковъ опредѣленіемъ сейма, или минутою, когда сеймъ будетъ сорванъ, круто повернуть къ достиженію цѣли.
   Сеймъ дѣйствительно былъ сорванъ и это неожиданно способствовало Хмельницкому открыть походѣ. Въ силу бурнаго хода совѣщаній не состоялось опредѣленія сейма ни на уплату жалованья войску, ни на подкрѣпленіе арміи новыми силами; все кто вмѣстѣ лишило гетмана Калиновскаго всѣхъ средствъ защиты. Слишкомъ долгое притворство Хмельницкаго, будто бы отказавшагося отъ своихъ волохскихъ плановъ, успокоило минутную тревогу пановъ польскихъ и усыпило ихъ мимолетную бдительность. Не предвидя никакой опасности, гетманъ Калиновскій расположилъ лагерь подъ Батовомъ на берегахъ Буга и медленно стягивалъ туда войска, какъ вдругъ онъ получаетъ отъ Хмельницкаго письмо, которымъ тотъ увѣдомляетъ, что сынъ его Тимошка будетъ проходить по этимъ жъ мѣстамъ на свадьбу въ Волощину; а какъ между казачествомъ и расположенными подъ Батовомъ польскими отрядами легко могутъ произойти при встрѣчѣ столкновенія, то Богданъ Хмельницкій совѣтуетъ и проситъ гетмана Калиновскаго отступить и очистить путь его сыну {"Мемуары Николая Іемёловскаго съ 1648 по 1679 годъ", стр. 33.}.
   Былъ ли это совѣтъ искренній или лукавый, во всякомъ случаѣ онъ дерзкій. Ни одинъ гетманъ не принялъ бы его, но всякій иной подготовилъ бы отвѣтъ болѣе рѣшительный и съ большею предусмотрительностію. Калиновскій совершенно непонималъ своего положенія, -- онъ не зналъ о количествѣ непріятельскихъ силъ и не принялъ обычныхъ въ этихъ случаяхъ средствъ къ защитѣ. Въ лагерѣ подъ его начальствомъ было около 9,000 отборнаго войска; гордый вождь предполагалъ встрѣтиться съ нѣсколькими тысячами казацкаго сброда, предводимаго Тимошкою, и думалъ, что ему не трудно будетъ разсѣять и истребить его поголовно. Обманутый ложными развѣдками, гетманъ никакъ не предполагалъ, чтобы татары сопровождали этотъ свадебный походъ Тимошки, Изъ упомянутаго письма видно было, что самъ Хмельницкій находился въ то время въ Чигиринѣ и показывалъ видъ, что предпріятіе Тимошки -- дѣло ему совершенно чуждое и предпринято вопреки его желанію: въ силу этихъ соображеній всѣ дѣло казалось неопаснымъ.
   Польный гетманъ бодро поджидалъ враговъ и ничуть не смутился, когда утромъ 1-го іюня подъ Батовомъ вмѣсто Тимошки появились татары. Происшедшая немедленно схватка вскорѣ убѣдила, что на сторонѣ невѣрныхъ такой перевѣсъ, предъ которымъ не въ силахъ устоять передніе польскіе отряды, и они съ потерею отступили въ лагерь.
   Пришла туда вѣсть о приближеніи Тимошки съ 40.000 ордою подъ начальствомъ султана Нуреддина. На другой день дѣйствительно появились въ виду лагеря два союзника; за ними слѣдовалъ третій -- безспорно самый грозный изъ нихъ -- Богданъ Хмельницкій во главѣ нѣсколькихъ десятковъ тысячъ конницы. Обширный, не укрѣпленный, на половину не занятый должнымъ количествомъ войскъ, гетманскій лагерь вдругъ былъ охваченъ со всѣхъ сторонъ тучами враговъ и, конечно, не въ силахъ былъ дать отпоръ и обреченъ на неизбѣжную, поголовную гибель.
   При всемъ томъ рѣшено не покоряться судьбѣ безъ боя; но это былъ ни бой, не сраженіе, а какая-то хаотическая борьба силъ, различно и противорѣчиво описываемое, -- въ точноcти описать ее невозможно. Наконецъ, къ полному смятенію, въ началѣ боя вспыхнулъ среди обоза пожаръ. Загорѣлись скученныя скирды хлѣба и сѣна; поднявшійся вихрь подымалъ вверхъ тысячи пылающихъ сноповъ и охватывалъ цѣлымъ моремъ пламени. Отрядъ польской кавалеріи, оттѣсненный передъ тѣмъ непріятелемъ, не рѣшался сдѣлать натискъ на аттакующаго врага; гетманъ, взбѣшенный колебаніемъ своей конницы, приказалъ стоящей за всю пѣхотѣ дать по ней залпъ. Тогда невольно выдвинутая впередъ конница вступила въ бой за окопами лагеря. Въ одно и то же время дрались въ лагерѣ, на окопахъ, въ полѣ, -- боролись съ татарами, казаками, боролись съ пожаромъ и подъ огнемъ своей же братьи.
   "Наконецъ, когда въ тотъ же часъ сдѣлалъ натискъ Хмельницкій, мы не могли устоять, насъ со всѣхъ сторонъ окружили, татары тѣснили саблями, а казаки таборомъ и все наше войско поголовно истребили", -- писалъ на другой день послѣ сраженія одинъ изъ десяти спасшихся отъ гибели {"Воспоминанія Грабовскаго", т. II, стр. 82.}.
   Меньшая половина арміи вмѣстѣ съ польнымъ гетманомъ Калиновскимъ и остальными предводителями легла на полѣ сраженія, большая -- цвѣтъ рыцарской польской молодежи -- очутиласъ въ татарскомъ плѣну. Въ настоящемъ случаѣ участь доставшихся въ татарскую неволю была во сто кратъ печальнѣе участи погибшихъ въ бою. Казаки, подъ вліяніемъ разгорѣвшейся жажды мести, хотѣли поголовнаго избіенія плѣнныхъ поляковъ, какъ бы дорого ни пришелся имъ выкупъ плѣнниковъ у татаръ, которые безъ откупа не отдавали на рѣзню своей добычи. Сраженіе подъ Батовомъ казаки считали счастливымъ приключеніемъ на пути ихъ свадебнаго похода въ Волощину и, желая потѣшить себя во время этого похода, Тимошкины поѣзжане порѣшили выкупить у невѣрныхъ 5.000 шляхетскихъ головъ для избіенія.
   Татары сначала не соглашались на такую продажу. Нужно было въ шатрахъ Богдана и Тимошки устроить веселую пирушку, подпоить приглашенныхъ начальниковъ татарскихъ отрядовъ, чтобы склонить ихъ ударить по рукамъ въ знавъ согласія. При частыхъ тостахъ въ честь свадьбы волохской, при помощи бочонковъ золота. оставшихся неукраденными панею Хмельницкою и ея любовникомъ, состоялся окончательный торгъ: за 30.000 червонцевъ казаки купили у татаръ всѣхъ оставшихся въ живыхъ коронныхъ плѣнныхъ. На другой день утромъ, передъ палатюю Хмельницкаго и Выговскаго, мечомъ наемныхъ палачей изъ орды Нагайской началось избіеніе 5.000 жертвъ. Въ продолженіе нѣсколькихъ дней передъ глазами пьяной толпы казаковъ шла бойня. Такъ погибло много жертвъ въ ознаменованіе свадьбы Тимошки: погибъ братъ Яна Собѣскаго, будущаго короля Яна III, Маркъ Собѣскій, сынъ польнаго гетмана Калиновскаго, Самуилъ Калиновскій, мужъ дорогой ему Урсулы, дочери канцлера; погибло много сыновей сенаторовъ и другихъ достойнѣйшихъ сановниковъ Польши. Голову убитаго въ бою польнаго короннаго гетмана татары воткнули на лику и носили въ своемъ побѣдоносномъ станѣ.
   "Съ тѣхъ поръ, какъ существуетъ Польша, -- слышатся жалобы одного изъ современниковъ {Каховскій: "Annalium Poliniae", I, стр, 321--329. Величко: "Лѣтопись русская", т. I, стр. 110--113.}, -- не поражалъ ее ударъ страшнѣе Батовскаго". Сами побѣдители были поражены громадностію своего успѣха. Имъ теперь открывался путь не только на Волощину, но и на всѣ стороны Польскаго королевства; словно пораженные величіемъ совершеннаго дѣла, они поколебались и вмѣсто того, чтобъ ударить на беззащитную и объятую ужасомъ Польшу, робко стали отступать назадъ. Только послѣ долгаго бездѣйствія проснулась въ нихъ охота къ дѣятельности, но теперь дѣло у нихъ шло вяло и безплодно. Богданъ Хмельницкій съ отрядомъ татаръ подступилъ къ стѣнамъ Каменца-Подольскаго, потерялъ тамъ нѣсколько недѣль на безуспѣшную осаду крѣпости и возвратился въ Украйну въ чрезвычайно мрачномъ настроеніи духа. Тимошка съ остальными татарами и со штатомь придворныхъ, необходимыхъ для свадебнаго торжества, продолжалъ путь въ Яссы.
   Тамъ ужь не было никакихъ средствъ отдѣлаться отъ нежеланнаго зятя. Господарь, какъ ни вертѣлся, долженъ былъ дать окончательное согласіе на бракъ.
   Даже дочь господаря, утомленная такою долгою и мучительною неопредѣленностью своей судьбы, рада была окончательной развязкѣ я, по словамъ современниковъ, заслуживающихъ довѣрія {Каховскій, т. I, стр. 333.}, "съ нетерпѣніемъ поджидала Тимошку и приказывала пѣть себѣ украинскія пѣсни". Одного только желали ея родные, чтобы женихъ не приводилъ съ собою толпы татаръ и казаковъ, которые такими кровавыми жертвами подъ Батовомъ устлали себѣ свадебный путь. Услышавши о приближеніи будущаго зятя къ границамъ Волощины, господарь письменно просилъ его, что если онъ желаетъ быть принятымъ въ Яссахъ, какъ сынъ, пусть распуститъ сопровождавшія его войска. "Богиня войны, -- писалъ Лупула къ Тимошкѣ {"Описаніе свадьбы Тимошки Хмельницкаго", рук. Оссол., No 231, стр. 223.}, -- зловѣщая сваха среди свадебныхъ торжествъ и печальны свадебные плясы подъ звукъ оружія. Удали татаръ, упроси отца остаться съ казаками въ предѣлахъ Украйны, пріѣзжай самъ съ приличнымъ товариществомъ -- и дочь моя ждетъ тебя у подножія алтаря".
   Еще съ болѣе убѣдительнымъ краснорѣчіемъ обращался господарь къ султану Нуреддину: оно сопровождалось приложеніемъ богатыхъ даровъ. Благодаря такимъ ходатайствамъ и болѣе мирному настроенію обоихъ Хмельницкихъ, Волохская земля была спасена отъ раззоренія. Татары подъ начальствомъ Нуреддина и казаки съ Богданомъ Хмельницкимъ остановились на границахъ Волощины, намѣреваясь скоро совсѣмъ удалиться отъ нихъ. Только Тимошка во главѣ отряда въ нѣсколько тысячъ направился къ Яссамъ, посылая впередъ себя посольства и письма къ господарю съ цѣлью условиться насчетъ своего пріема и брачнаго церемоніала.
   Наконецъ, въ половинѣ августа, спустя десять недѣль послѣ кроваваго Батовскаго погрома, свадебная казацкая дружина прибыла въ обѣтованную Волохскую землю. Подъѣхалъ и молодой женихъ съ многочисленнымъ и стройнымъ поѣздомъ, но безъ польской компаніи и безъ польской обстановки, какъ условливались два года тому назадъ. Свита Тимошки состояла изъ отборнаго отряда всадниковъ казаковъ, изъ множества родственныхъ Хмельницкому дамъ и свашекъ казацкихъ, слѣдовавшихъ за обозомъ на десяткахъ повозокъ. Поѣздъ заключался длинною вереницей телѣгъ и украинскихъ мажъ, нагруженныхъ одеждами, подарками и множествомъ разнаго рода товаровъ {Каховскій: "Annalium Poloniae", I, стр. 348.}.
   Во главѣ этого торжественнаго шествія находились два лица, какъ первѣйшіе совѣтники жениха и главные распорядители на время свадебнаго торжества: то были два знаменитые впослѣдствіи казака -- Иванъ Выговскій, нѣкогда польскій шляхтичъ, и Тетера, всегда вѣрный союзникъ Польши.
   Какъ Тимошка подъ ихъ руководствомъ велъ себя во время свадебнаго торжества въ Яссахъ, какъ вообще происходило это славное свадебное пиршество, все это описалъ очень подробно одинъ изъ поляковъ, проживавшій въ то время при дворѣ господаря. Намъ неизвѣстно ни его имя, ни занимаемая имъ при дворѣ должность. Для большей достовѣрности передадимъ его собственными словами разсказъ о достопамятномъ торжествѣ.
  

VII. Свадьба Тимошки.

   "Послѣ неоднократныхъ посольствъ съ обѣихъ сторонъ, по случаю предстоящей свадьбы, -- читаемъ въ одномъ весьма интересномъ описаніи, сдѣланномъ нашимъ землякомъ {"Описаніе свадьбы Тимошки, сына Хмельницкаго, съ Розандою, дочерью господаря Волохскаго Василія Лупулы въ 1652 году", рукоп. Оссол. No 231, стр. 223.
   Описаніе свадьбы начинается вступленіемъ, которое мы пропустили. Оно гласитъ слѣдующее: "Совершилось то, что Богъ de charo pignore господарю ab aeterno constitait, или чего по неизбѣжному опредѣленію судьбы миновать было невозможно. Послѣ пораженія подъ Батовомъ и послѣ осады Бахенца Хмельницкій сейчасъ же отправилъ пословъ къ господарю cum indignatione, чтобы дочь свою, согласно данному обѣщанію, онъ отдалъ Тимошкѣ in sociam vitae et thori. На что господарь non tarn libenter, quam reverenter согіясяій; племянника своего in inetanti въ Чигиринѣ pro obside отправилъ. По поводу... и т. дал.
   Пропущено мною также нѣсколько словъ о Розандѣ, приведенныхъ въ § VI нашего разсказа, "которая его предъ тѣмъ avider поджидала и приказывала пѣть себѣ казацкія пѣсни". Въ разсказѣ словами лѣтописца нѣсколько латинскихъ выраженій переведено на польскій, а нѣкоторыя польскія слова, вышедшія изъ употребленія, замѣнено новыми. Сравни извѣстіе о свадьбѣ Тимошки въ "Мемуарахъ Родзивилла", т. II, стр. 482.}, -- панъ Тимошъ приблизился наконецъ 16 августа къ Ямполю. Его милость господарь, во всемъ свѣдущій, послалъ на встрѣчу гостю въ Сороки своего великаго дворника, господина Тома, въ сопровожденіи отряда въ 6.000 человѣкъ, притомъ послалъ карету въ шесть лошадей, богатый запасъ всякой жизвости, вина и меду съ приказаніемъ чествовать гостя, какъ господарскаго сына, и проводить его до Яссъ. Тимошъ поступилъ вотъ какъ: онъ посланъ въ Сороки къ пану Тому, приглашая его къ себѣ въ Ямполь. Когда тотъ, желая исполнить его волю, переправился на ту сторону Днѣстра, Тимошъ немедленно велѣлъ его задержать въ видахъ обезпеченія себя отъ измѣны. Но этого было еще мало: Тимошка тотчасъ написалъ къ его милости господарю, чтобъ онъ прислалъ къ нему гетмана, своего родственника, въ качествѣ заложника. Господарь поморщился, но долженъ былъ исполнить требованіе и отправилъ въ заложники своего родственника. Какъ только послѣдній прибылъ въ Ямполь, панъ Тимошъ, во вторникъ 26 августа, сталъ переправляться на другую сторону рѣки. Въ среду ночевалъ онъ въ Пельцахъ, въ четвергъ -- въ Прутахъ, въ пятницу -- въ Койханахъ, а къ полудню прибылъ въ Яссы. Его милостъ господарь, въ сопровожденіи бояръ и 8.000 войска, выѣхалъ на встрѣчу своего нежеланнаго зятя. Господаря сопровождало шесть пажей, прилично, по-турецки, одѣтыхъ. Окруженный кавалькадою, господарь, на богато-убранныхъ коняхъ, ѣхалъ съ царскимъ величіемъ, котораго описать не берусь. Приближался и Тимошъ въ сопровожденій 3.000 запорожскаго войска. Говорили, что кто было войско отборное, однако на видъ больно не казисто.
   "Когда обѣ стороны сошлись въ долинѣ на разстояніи 1/4 мили, войско господаря, раздѣлившись на два отряда, построилось по обѣидъ сторонамъ обоза. А панъ Тимошъ-гетманичь и его войско видимо были озадачены, -- они понеслись съ горы лавою, какъ будто въ бой, причемъ Тимошъ приказалъ играть музыкѣ. Съѣхавшись вмѣстѣ, зять и тесть сошли съ коней и поздоровались. Панъ Тимошъ обнялъ отца, а тотъ его по-отечески поцѣловалъ. Господарь обратился къ нему съ рѣчью, высказывалъ радость по поводу его пріѣзда, но тотъ на это не отвѣтилъ ни слова, только стоялъ какъ вкопаный и кусалъ себѣ губы, -- за него отвѣчалъ Выговскій.
   "Въ кавалькадѣ пана Тимоша было девять коней плохихъ и исхудалыхъ, два сѣдла были драгоцѣнны, одно усаженное жемчугомъ, а другое золотомъ богато вышитое. Самъ Тимошъ былъ въ атласномъ, кармазиноваго цвѣта, жупанѣ, въ ферезіи бархатной, подбитой соболемъ, которая, какъ видно, не на него скроена. Онъ былъ дѣтина молодой, съ лицомъ рябоватымъ отъ оспы, роста малаго, но большой разиня. Рыдвановъ шестиконныхъ было два, сокровищница одна, простыхъ возовъ 400, наполненныхъ соболями, кажется, для продажи. Нѣкоторые изъ полковниковъ были на хорошихъ лошадяхъ, всѣ въ польскихъ уборахъ, блистали серебромъ, но такихъ не много, а больше всего голь.
   "Ѣхалъ панъ Тимошъ рядомъ съ его милостью господаремъ. Они въѣзжали въ городъ и встрѣчены были пальбою изъ орудій. Гремѣла музыка военная и иная, а наибольше турки и цыгане.
   "Господарь его милость ввелъ гостя въ свои покои; здѣсь Стефанъ представилъ ему своего сына, господарчика, выражая радость по случаю пріѣзда, а Тимошъ по-прежнему все молчитъ и вмѣсто него отвѣчаетъ Выговскій. Начались въ покояхъ невѣсты танцы, цыгане пилили на своихъ сербахъ; господарь затѣмъ удалился въ свои покой, предлагая молодому, послѣ стольныхъ трудовъ удалиться на покой и обмыться отъ дорожной пыли.
   "Господарь назначилъ своихъ комнатныхъ придворныхъ прислуживать гостю. Тамъ стояла его собственная ассистенція, состоявшая изъ Выговскаго, Тетеры и другихъ, въ особыхъ спискахъ означенныхъ, стояли и нѣкоторые изъ волохскихъ бояръ, а онъ, какъ волкъ, взглянулъ на нихъ изъ подлобья, повернулся спиною, вынулъ ножъ и началъ при боярахъ обрѣзывать себѣ ногти. Полковникамъ, есауламъ и сотникамъ отведены помѣщенія въ городѣ и каждому назначены пристава и содержаніе. Весь таборъ казацкій размѣстился подъ Виногродомъ и много вреда дѣлалъ онъ жителямъ. Жиды нигдѣ не показывались, а кто изъ нихъ попадался, хорошо за это поплатился.
   "Подъѣхали и казацкія свашки: имъ также отвели помѣщенія и всего вдоволь отпустили. Приготовленъ былъ затѣмъ обѣденный столъ; господарь пригласилъ къ обѣду пана Тимоша, но онъ на скоро собрался и господарю пришлось долго его ждать. Онъ пришелъ наконецъ переодѣтый въ иную одежду, польскую; господарь посадилъ его рядомъ съ собою. Стали кушать, пять за здоровье, палить изъ пушекъ, а Тимошъ по-прежнему молчитъ -- ни бе, ни ме, что сильно оскорбляло господаря. Играла волохская турецкая музыка, а турки показывали разные фокусы до поздней ночи.
   "На другой день, въ субботу (31 августа), панъ Тимошъ приготовлялся съ вѣнцу и не приходилъ къ столу. Всѣ боярыни и дѣвицы волохскія, богато одѣтыя, танцовали во дворцѣ, а панъ Тимошъ, сидя на виду всѣхъ у окна, пилъ табакъ (черный кофе) и смотрѣлъ на волохскіе танцы. Въ воскресенье утромъ боярыни и волохская молодежь танцовали, а потомъ ихъ милости господарь и господарша возлюбленную свою дочь Домну-Розанду съ сокрушеннымъ сердцемъ вручили неуклюжему, неотесанному и нѣмому жениху.
   "Онъ ѣхалъ въ церковь верхомъ на своемъ турецкомъ конѣ, съ султаномъ на головѣ, въ богатой одеждѣ, подаренной ему господаремъ; его сопровождали два пажа: бояре ввели его въ церковь, словно что хорошее. Тамъ ихъ подвели къ алтарю и, какъ то водится, они, стоя на колѣняхъ, на коврѣ, принесли обоюдную клятву въ вѣрности.
   "Панъ Тимошъ возвратился изъ церкви въ замокъ франтомъ, былъ веселъ и обнялъ свою невѣсту; стеченіе людей было громадное; палили изъ орудій и пѣли. Дочь господаря заливалась слезами. Потомъ сѣли за столъ, за свахами послали карету, но дома ихъ не нашли, -- онѣ на постояломъ дворѣ пили водку. Этихъ чучелъ привезли въ замокъ; всѣ онѣ -- родня Хмельницкому: лицомъ безобразны, въ еврейскихъ шубейкахъ, подшитыхъ однако соболями, и съ большими воротниками. Хотѣли онѣ, кажется, подражать волохскому наряду. Нужно бы о нихъ написать и много, но приличіе не дозволяетъ. Всѣхъ ихъ въ особыхъ покояхъ угощала ея милость господарша.
   "Господарь постоянно упрашивалъ пана Тимоша, чтобы тотъ, пилъ, ѣлъ и былъ веселъ. Тогда Тимошъ, наклонившись въ Кенарскому, сказалъ: "дзякую очень его милость господаря, -- всего вдоволь. Чего-жь бульше треба"? Привелъ наконецъ Господь доброе слово услышать!... Турецкая музыка заиграла тутъ за здоровье Хмельницкаго и въ честь соединенія двухъ домовъ палили изъ пушекъ. Панъ Тимошъ послалъ за своими музыкантами, -- за органистомъ, тремя скрипачами, віолончелемъ и бубенщикомъ; они заиграли ему по-польски и онъ развеселился и приказалъ пуститься въ-плясъ своимъ казакамъ, которые лѣзли въ комнаты.
   "Попойка продолжалась до часу ночи, но свашекъ вѣжливо выпроводили домой заранѣе, потому что боярыни ихъ чѣмъ-то задѣли. Одна изъ казачекъ, Карпинская, была баба задорная и въ присутствіи господарши сказала боярынямъ: "Чи на блазенство мы до васъ пріѣхалы? Коли вы приличнѣе насъ, то зачѣмъ вашу дочку за казачка даете?" Спускаясь по лѣстницѣ, она упала, -- была она очень тучна и пьяна, -- и съ трудомъ ее довели до кареты. Остальныя держались по крайней мѣрѣ на ногахъ. Возницамъ и ленгошамъ, которые ихъ домой отвозили, въ видѣ удовольствія давали орѣховъ. Затѣмъ молодой, быстро вскочивши изъ-за стола, отправился въ свои комнаты, а потомъ -- въ опочивальню.
   "На другой день, 2 сентября, и на третій панъ Тимошъ изъ своихъ комнатъ не выходилъ. Въ среду онъ выѣзжалъ покататься по полямъ; въ четвергъ господарь, его жена, Домна-Розанда и панъ Тимошъ, а также бояре и боярыни обѣдали за общимъ столомъ. Немногихъ туда впускали, потому что придворныя дѣвицы прислуживали господарю за столомъ. Панъ Тимошъ съ супругою открылъ танцы; ему прислуживали Выговскій и Тетера. Господарь за этотъ трудъ подарилъ зятю кусокъ златоглава, но тотъ и поклониться не умѣлъ.
   "Въ тотъ же день панъ Тимошъ отдаривалъ знатнѣйшихъ бояръ. Его милости господарю подарилъ сорокъ соболей, женѣ своей соболью шубку, покрытую адамантомъ, боярамъ -- по сту левковыхъ талеровъ, подарокъ для нихъ не важный. Господарь подарилъ зятю четыре лошади съ сѣдельнымъ приборомъ и два волохскихъ аргамака. Здѣсь находился также посолъ мультанскаго (валахскаго) господаря; онъ предъявилъ въ подарокъ господарю турецкую лошадь съ сѣдельнымъ приборомъ, а гетманичу -- коверъ и кусокъ златоглава, другихъ пословъ не было.
   "Господарь за дочерью далъ двѣ тысячи талеровъ, не считая собственно приданаго. Сверхъ того изъ особеннаго попеченія къ дочери далъ господарь 2.000 червонцевъ, карету, повозки, нагруженныя дорогими предметами, и много другихъ вещей. Господарь подарилъ Выговскому бархату 10 локтей, атласу 20 локтей, бламъ рысьяго мѣха и 300 левковыхъ талеровъ. Полковникамъ подарено было сукна и шелковой матерій да двѣ пары платья и по 150 талеровъ. Эсауламъ и сотникамъ пожаловано деньгами, -- они безъ всякаго стыда требовали ихъ себѣ какъ бы какого долга.
   "Въ пятницу, 6 сентября, Тимошъ выѣхалъ изъ Яссъ. Господарь проводилъ его до того мѣста, гдѣ происходила встрѣча. Также ѣхала и господарша съ боярынями. Когда сошли съ лошадей и стали прощаться, во все то время, пока господарь бесѣдовалъ съ зятемъ, Розанда обнимала свою мать и горько шакала. Потомъ подошла къ отцу прощаться; онъ ее поцѣловалъ и старался придать себѣ веселый видъ, хотя скорбь сжимала еіу сердце. Дочь едва могли оторвать отъ его ногъ.
   "Затѣмъ начали прощаться бояре и боярыни. Его милость господарь стоялъ еще съ открытою годовою, а уже панъ Тимошъ сѣлъ на коня, надвинулъ шапку и уѣхалъ. Господарь, проводивши гостей, возвратился въ городъ".
   Современный свидѣтель разсказомъ о прощаніи оканчиваетъ описаніе. свадьбы. Изъ другихъ источниковъ мы узнаемъ о двухъ рѣзкихъ и многозначительныхъ для будущаго похвальбахъ, которыя во время пира сорвались съ языка у молчаливаго Тимошки. Однажды, когда господарь уговаривалъ его жить въ мирѣ съ поляками, онъ, ударяя рукою по саблѣ, сказалъ: "пока эта сабля у меня при бедрѣ, не перестану истреблять ею ляховъ". Другой разъ зашла рѣчь о сосѣднемъ княжествѣ Мультанскомъ, котораго князь Радулъ велъ частые споры съ Лупулою. Новобрачный произнесъ: "я съумѣю съ отцомъ устроить дѣло въ Портѣ такъ, что мнѣ отдала будетъ земля Мультанская".
   Слова эти, подслушанныя одною госпожею, присутствовавшею за столомъ, скоро дошли до Радула и чуть было не привели Тимошку къ гибели.
   Свадебное торжество не принесло ничего существеннаго Хмельницкому, кромѣ заронившихся въ его душу этихъ пагубныхъ надеждъ. Личность Розанды. никогда не была предметомъ его душевныхъ влеченій и время очень скоро показало, что жизнь съ женою стала для него невыносимою. Гораздо больше привлекало его богатое приданое Розанды, но и въ этомъ отношеніи измѣнили ему слишкомъ преувеличенныя ожиданія. Означенная выше сумма такъ мало соотвѣтствовала распространеннымъ слухамъ о богатствахъ Лупула, что ее можно было считать развѣ временнымъ задаткомъ слѣдуемаго приданаго. Какъ бы то ни было, изъ настоящей бережливости господаря не вышло никакого ущерба для славы о его огромныхъ богатствахъ и, несмотря на постигшія его несчастія въ послѣдніе годы, все-таки богатства Лупулы не переставали считать въ баснословныхъ цифрахъ -- рѣдкими у кого въ то время милліонами, цѣлыми бочонками золота, серебра и драгоцѣнностей.
   Однако при настоящемъ свадебномъ торжествѣ эти богатства не поражали главъ посѣтителей и какъ бы нарочно скрывались изъ опасенія грабежа со стороны казаковъ. Все вообще свадебное пиршество было на видъ очень обыкновеннымъ, носило печать грусти и принужденности, особенно если сравнить со свадебнымъ торжествомъ старшей дочери господаря съ княземъ Янушемъ Радзивиломъ, происходившимъ за семь лѣтъ предъ этимъ. Въ мрачномъ видѣ является свадьба младшей сестры, Розанды. Вмѣсто прежнихъ пословъ и поздравленій отъ имени монарховъ господствовало совершенное отсутствіе дипломатическихъ свѣтилъ; вмѣсто прежняго отборнаго общества, сіявшихъ золотомъ пановъ, княгинь и княженъ, толпилось теперь казацкое полчище; вмѣсто прежнихъ хвалебныхъ описаній торжествъ, составленныхъ знатнѣйшими учеными, теперь самыя грустныя извѣстія распространялись въ дневникахъ о жизни новобрачныхъ въ первыя минуты ихъ медоваго мѣсяца.
   За неимѣніемъ другихъ источниковъ о судьбѣ Розанды, во время ея пребыванія въ Украйнѣ, намъ остается заглянуть во французскія газеты за 1652 г.; въ нихъ находимъ корреспонденцію изъ Варшавы отъ 15 ноября, слѣдовательно всего спустя два мѣсяца послѣ брава въ Яссахъ. Корреспондентъ сообщаетъ парижской публикѣ {Gazette de France 1652 г., cтp. 1153.}: "Сынъ гетмана Хмельницкаго, Тимошка, уже два раза билъ свою жену, дочь господаря волохскаго, недавно съ нимъ обвѣнчанную, упрекая ее въ близости съ визиремъ во время ея пребыванія заложницею въ сералѣ и за то, что будто бы этимъ путемъ она хотѣла пріобрѣсть свободу; но отецъ Хмельницкаго, который дорожилъ дружбою господаря, всѣми силами старался склонить сына къ лучшему обращенію съ женою".
   Несмотря на эти заботы, печальная доля невѣстки Богдана Хмельницкаго не улучшилась. Вскорѣ произошли событія, которыя не только Розанду, но весь родъ ея ввергнули въ бездну несчастій. Вмѣстѣ съ нимъ погибъ и Тимошка, виновникъ всѣхъ несчастій дома Лупулы; а какъ Тимошка связанъ былъ съ домомъ Лупулы единственно черезъ бракъ съ Розандою, то послѣдняя, безвинно испытавъ столько тяжелыхъ ударовъ судьбы, носила въ сердцѣ еще и тотъ тяжелый упрекъ, что была главною виновницею страданій и гибели роднаго дома.
   Окончательное паденіе дома Лупулы открыло наконецъ тайну о накопленныхъ у него богатствахъ, которыя такъ долго волновали воображеніе современныхъ поколѣній и привлекали въ домъ толпу искателей, желавшихъ получить изъ нихъ долю въ видѣ приданаго.
   Разсказомъ о судьбѣ дома и скопленныхъ въ немъ богатствъ окончимъ нашу повѣсть о печальной судьбѣ дочери господаря волохскаго.
  

VIII.
Разгромъ дома и сокровищъ.

   Вѣрны были предчувствія Лупулы, что зять его не ограничится однимъ обладаніемъ руки Розанды и полученною долею приданаго, а скоро потянется на Волощину за остальнымъ. И дѣйствительно, едва прошло нѣсколько недѣль послѣ брака, какъ Тимощка обратился къ господарю съ убѣдительнѣйшею просьбою дозволить ему переселиться въ Яссы въ видахъ спасенія отъ чумы, угрожавшей тогда Украйнѣ. Отказъ въ просьбѣ могъ навлечь грозныя требованія, а при согласіи легко можно было предвидѣть, что Тимошка начнетъ строить ковы въ самыхъ Яссахъ противъ тестя. Господарь, не желая подѣлиться властію съ назойливымъ зятемъ, рѣшился отдѣлаться отъ него какъ можно скорѣе и потому ухватился за мысль, высказанную Тимошкою на свадьбѣ о присвоеніи себѣ земли Мультанской, и началъ хлопотать объ этомъ въ Царьградѣ.
   Однако же мультанскій господарь Радулъ предупредилъ Лупулу, преслѣдуя противоположныя цѣли. Радулъ былъ извѣщенъ своею родственницею, женою Стефана, канцлера или лагафета Лупулы, о намѣреніяхъ Тимошки, высказанныхъ во время свадьбы. Радулъ немедленно вошелъ въ сношенія со своякомъ своимъ Стефаномъ и княземъ семиградскимъ Ракоціемъ. Всѣ вмѣстѣ успѣли оклеветать Лупулу передъ Диваномъ и исходатайствавали повелѣніе султана о низложеніи Лупулы съ господарства и о назначеніи вмѣсто его временнымъ господаремъ лагафета Стефана. Предусмотрительный всегда Лупулъ не успѣлъ еще провѣдать о ихъ замыслахъ, какъ уже былъ опутавъ интригами заговора, составленнаго канцлеромъ въ Яссахъ, и въ то же время на границахъ Волощины появилась союзная армія, мультанская и седмиградская. Спустя семь мѣсяцевъ послѣ брака Розанды, 6-го апрѣля 1653 года, столица Лупулы была уже въ рунахъ Радула, войскъ седмиградскихъ и лагафета Стефана, торжественно признаннаго господаремъ волохскимъ. Все семейство господаря должно было спасаться вторичнымъ бѣгствомъ отъ угрожавшаго насилія {Gazette de France 1633 г., стр. 14 и 129.}.
   Жена господаря съ дѣтьми и сокровищами нашла убѣжище въ Польшѣ, въ неприступныхъ стѣнахъ Каменецъ-Подольской крѣпости, а самъ господарь въ то же время бросился за помощію на Украйну и въ Стамбулъ, гдѣ всегда былъ открыть путь для подкупа и интригъ. Благодаря неизсякшимъ еще богатствамъ знаменитаго господаря, открывался болѣе вѣрный путь къ спасенію въ продажности нашей Дивана, нежели разсчитывать на помощь весьма неподвижнаго, въ подобныхъ случаяхъ, зятя Тимошки. Переговоры между Лудудою и Диваномъ шли уже такъ удачно, что примиреніе между воюющими соперниками за Волощину и возстановленіе прежняго порядка вещей должно было послѣдовать въ силу повелѣнія султана, а ожидаемая казацкая помощь для отраженія враговъ все еще не появлялась.
   Вдругъ, въ минуту близкую къ окончательному примиренію, на зарѣ полнаго успокоенія Волохской земли, Тимошка съ толпою неусидчивыхъ казаковъ вторгнулся въ ея предѣлы. Вспыхнула новая война, вначалѣ, впрочемъ, весьма для Лупулы удачная. Казаки, разоряя и опустошая весь край, овладѣли его столицею, Яссами. Лупула водворился въ ней съ зятемъ своимъ Тимошкою; возвратилась изъ Каменецъ-Подольска, вызванная мужемъ, господарша съ семьей и сокровищами. Лупула до окончательнаго прекращенія войны и полнаго умиротворенія страны отправилъ жену въ сильно укрѣпленную крѣпость Сочаву, куда вмѣстѣ съ своимъ мужемъ, Тимошкою, прибыла изъ Украйны и Розанда. Послѣ кратковременной разлуки мать и дочь увидѣлись снова, но въ печальномъ, измѣнившемся положеніи. Дальнѣйшій ходъ войны готовилъ для нихъ еще болѣе печальную участь.
   Побѣдоносный Лупула, вмѣстѣ съ зятемъ Тимошкою, вытѣснивъ войска мультавскія изъ Волощины, задумалъ отомстить врагамъ и бросился за Радудою въ Мультаны; но улыбнувшееся счастье имъ измѣнило тамъ. Въ половинѣ поля 1653 года обоихъ постигло несчастіе, которое лишило ихъ всякой возможноcти продолжать войну. Разбитый Лупула окольными путями пробрался на Украйну къ Богдану Хмельницкому, а Тимошка съ уцѣлѣвшими казаками бѣжалъ въ Волощину и заперся съ тещею и женою въ Сочавѣ. Вслѣдъ на нимъ явились подъ стѣнами крѣпости: Радулъ, господарь мультанскій, лагофеть Стефанъ, окончательно признанный волохскимъ господаремъ, и князь седмиградскій Ракоцій {Каховскій: "Annalium Poloniae", I, 385. "Мемуары со временъ царствованія Сигизмунда, Владислава IV и Яна-Казихира", изд. Вайцицким, т. II, стр. 229.}. Союзникамъ оставалось только овладѣть Сочавою, и самымъ блестящимъ трофеемъ, какого они могли пожелать, было бы взятіе въ плѣнъ Тимошки, виновника всѣхъ смутъ, и захватомъ пресловутыхъ сокровищъ Лупулы окончить войну. Сочава сдѣлалась конечною цѣлью, къ которой направлены были всѣ помыслы и усилія. Союзники напрягали всѣ силы завладѣть крѣпостью и господаршею. Тимошка и казаки истощали всѣ средства для ея защиты.
   Началась осада достопамятнѣйшая въ военной исторіи новыхъ временъ. Спрятанныя въ стѣнахъ твердыни сокровища, привлекая къ себѣ не только вниманіе осаждающей толпы, но и составляя для ихъ вождей вѣнецъ военной славы, давали всему предпріятію характеръ похода за золотимъ руномъ. Присутствіе женщинъ въ стѣнахъ крѣпости и особенно княгини, извѣстной своимъ твердымъ характеромъ, воодушевляло защитниковъ къ оборонѣ. Въ ожиданіи казацкой помощи изъ Украйны подъ начальствомъ Богдана Хмельницкаго и Лупулы, осажденные рѣшились защищаться до выпаденія послѣдняго камня изъ стѣнъ твердыни.
   Съ такою же настойчивостью, но съ гораздо большимъ счастіемъ, дѣйствовали союзники. Въ то время, когда старанія Лупулы получить помощь отъ Богдана Хмельницкаго не достигали цѣди, врагамъ господаря посчастливилось подкрѣпиться новыми союзниками и новыми силами. Лупула, явившись въ Чигиринъ, засталъ Богдана Хмельницкаго до того пьянствующимъ, что не могъ въ теченіе цѣлой надѣли найти минуту для переговоровъ съ нимъ о чемъ бы то ни было. На восьмой день, наконецъ, Богданъ увидѣлъ господаря, пододвинулъ къ нему флягу и сказалъ: "вотъ, братъ, самое лучшее утѣшеніе въ горѣ". Въ настоящее время дѣйствительно трудно было чѣмъ-либо другимъ помочь горю, -- Хмельницкому угрожала война со стороны Польши и прежде всего ему должно было думать о собственной защитѣ.
   Между тѣмъ къ союзникамъ, осаждавшимъ Сочаву, приближалась значительная помощь отъ поляковъ. Новый господарь Стефанъ совмѣстно съ князьями мультанскимъ и седмигралскимъ, начиная войну съ Лупулою, обратились къ Польшѣ съ предложеніемъ союза и вѣчнаго мира, лишь бы только поляки не поддерживали Лупулу, а какъ Лупула находился теперь въ тѣсномъ союзѣ съ обоими Хмельницкими и волей-неволею становился открытымъ непріятелемъ Польши, то въ Варшавѣ дали согласіе на предложенный Стефаномъ союзъ и, чтобы поскорѣе лишить Лупулу и Хмельницкаго всякой надежды на овладѣніе Волощиною, волохскимъ союзникамъ оказана была помощь въ добываніи Сочавы. Тою же осенью 1653 года, въ одно и то же время, король, во главѣ короннаго войска, выступилъ противъ Богдана Хмельницкаго въ Украйну, а съ нетерпѣніемъ ожидавшееся союзниками польское подкрѣпленіе явилось въ лагерѣ мультанскихъ и седмиградскихъ войскъ, осаждавшихъ Тимошку.
   Съ удвоенными силами приступили союзники въ штурму Сочавы, но осажденные не падали духомъ. Лупула въ присланномъ письмѣ убѣждалъ продержать ее по крайней мѣрѣ одну недѣлю, а въ это время непремѣнно подоспѣлъ бы на выручку Богданъ съ казаками и ханъ съ татарскою ордой. Воодушевленная этими надеждами, господарша непоколебимою силой своего мужества оживляла весь гарнизонъ и находила новыя и новыя средства къ защитѣ. О ней читаемъ въ одной изъ современныхъ лѣтописей {Каховскій, I, 388.}:
   "На зятя она дѣйствовала силою увѣщаній, на казаковъ -- подкупомъ, на волоховъ -- обѣщаніями; всѣхъ заохочивала собственною отвагой, снабжала гарнизонъ живностью, мясомъ, скотомъ, даже каждому отпускала положенное количество воды. Не достало пороху, -- она отыскала средство для его приготовленія. Убѣждала Тимошку, чтобъ онъ во время попоекъ съ казаками воодушевлялъ ихъ къ стойкой защитѣ крѣпости. Эта женщина одна въ теченіе долгаго времени умѣла проводить противниковъ, отвергала мирные трактаты, предлагаемые на выгодныхъ условіяхъ. Напрасно князь седмиградскій обѣщая ей отъ имени туровъ прежнія милости, лишь бы покорилась турецкому султану, -- все отвергла".
   Хмельницкій однако не являлся на помощь, а отъ огня непріятельскаго все шире и шире становились проломы въ стѣнахъ крѣпости. Главный приступъ союзниковъ, который долженъ былъ рѣшить судьбу осады, былъ отраженъ; но когда осажденные полагали, что избавились отъ угрожавшей опасности, ихъ постигъ невыразимо-тяжкій ударъ: погибъ Тимошка въ то именно время, когда, по совѣту тещи, онъ воодушевлялъ казаковъ къ защитѣ. "Тимошка сидѣлъ съ казаками на попойкѣ, -- продолжаетъ свой разсказъ лѣтописецъ {Idem, 388.}, -- вдругъ попало ядро въ колесо повозки, раздробило ось и два осколка такъ сильно ударили Тимошку въ лобъ, что у него выскочилъ мозгъ и нога была раздроблена. Онъ остался на мѣстѣ безъ дыханія. Его подхватили и стали трясти, чтобы привести въ чувство, но ужь безголовый не могъ жить.
   "Не суждено было ему погибнуть смертью воина отъ пули, -- погибъ, какъ пьяница, за штофомъ водки, отъ обломка казацкаго воза, въ возмездіе за безчеловѣчный торгъ кровью плѣнниковъ подъ Батовомъ".
   Смерть Тимошки сильнѣе поразила Сочаву, нежели Розанду. Родь ихъ супружеской жизни въ Чигиринѣ -- годъ тяжелыхъ обидъ и страданій -- не могъ расположить сердца Розанды къ своему супругу. Вдовство возвратило ее подъ опеку матери, которая могла ли быть тяжелѣе опеки Тимошки? Но Сочава лишилась всего со смертію молодаго Хмельницкаго; въ казацкихъ полкахъ не было уже той готовности къ дальнѣйшей защитѣ города, -- со смертью Тимошки для нихъ не было никакой цѣли защищать крѣпость. Казаки видимо охладѣли въ исполненіи служебнаго дома и слышались между ними толки, что пора прекратить безполезную борьбу и покориться полякамъ. Каждую минуту Сочава могла остаться безъ защитниковъ, а жена господаря со всѣмъ своимъ семействомъ и сокровищами очутиться во власти столъ долго ею презираемыхъ враговъ.
   При такомъ положеніи дѣлъ еще разъ рука Розанды сдѣлалась приманкою казакамъ. Эту сироту, всю жизнь обрекаемую на жертву во имя самыхъ прихотливыхъ предначертаній и плановъ, мать предложила предводителю казаковъ Ѳедоровичу, если онъ будетъ продолжать защиту крѣпости. Вмѣстѣ съ рукою Розанды предназначались Ѳедоровичу послѣдніе остатки господарскихъ сокровищъ, какіе уцѣлѣли еще въ подвалахъ крѣпости, помимо ихъ постоянной растраты. Мать готова была отдать юную свою дочь всякому казаку, который склонитъ своихъ товарищей продолжать защиту крѣпости въ случаѣ, еслибъ у Ѳедоровича не хватило мужества пріобрѣсти предлагаемый даръ. Въ сиротской судьбѣ Розанды брачный вѣнецъ кололъ пуще терній: свадебный поѣздъ жениха заливалъ землю потоками крови, а верховная власть султана обрекала на позоръ ея дѣвичью честь, -- и чѣмъ же наконецъ материнская опека была лучше опеки враговъ?
   Но никакіе соблазны не были въ силахъ возбудить упавшаго духа у казаковъ. Они остались вѣрными замыслу поддаться полякамъ, а за ними послѣдовала и остальная часть гарнизона. 9-го октября 1653 года подписанъ договоръ о сдачѣ Сочавы на имя короля польскаго, новому господарю Волощины Стефану и его союзникамъ, князьямъ мультанскому и седмиградскому. Казаки выговорили для себя условіе свободнаго возвращенія на Украйну и не взяли съ собою ничего кромѣ тѣла погибшаго Тимошки.
   Господарша съ вдовствующею Розандой и съ остальными дѣтьми отдана была на милость побѣдителей, а сокровища Лупулы пошли въ раздѣлъ поровну между союзниками. На эти-то сокровища устремились теперь взоры людей, жадно выжидавшихъ минуты, когда предъ ихъ глазами раскроются эти загадочныя волохскія богатства, изъ-за которыхъ сваты Розанды добивались руки ея, добивались вооруженнымъ вторженіемъ въ Волощину, пролитіемъ крови подъ стѣнами Сочавы.
   Но за столько жертвъ что же наконецъ досталось въ руки побѣдителей? Потому ли, что нечѣмъ было похвалиться предъ людьми, а можетъ-быть и ради желанія скрыть достовѣрность количества наживы, но побѣдители -- князья волохскій, мультанскій и седмигралскій -- произвели дѣлежъ въ величайшей тайнѣ. Король польскій Янъ-Казиміръ находился вблизи павшей крѣпости. Онъ стоялъ подъ Каменцомъ во главѣ арміи, направленной противъ Хмельницкаго, но отказался принять участіе въ предложенномъ ему дѣлежѣ сокровищъ, захваченныхъ въ Сочавѣ. Второстепенные соучастники въ этой побѣдѣ не могли похвалиться богатствомъ доставшейся доли добычи. Такимъ образомъ тайна о количествѣ сокровищъ Лупулы не разоблачилась предъ глазами людей и, какъ обыкновенно бываетъ, долгія и напряженныя ожиданія кончились полнымъ разочарованіемъ.
   Однако, чтобы хотя какою-либо цифрою удовлетворить людское любопытство, оцѣнивали при осадѣ Сочавы; имущество Лупулы на сумму шесть милліоновъ золота и серебра {J. Chr. Engel, Geschichte der Moldau и Fortsetzung der allgemeinen Welt historie 49 Theil, 4 Band, 2 Abteilung, стр. 270.}. Осада, продолжавшаяся нѣсколько мѣсяцевъ, значительно уменьшила эту цифру, -- много израсходовано на продовольствіе, укрѣпленіе стѣнъ и на подкупъ казацкихъ полковъ. Говорили, будто господарь и жена его, въ виду окончательнаго разгрома, заблаговременно припрятали отъ побѣдителей значительную часть сокровищъ въ отдаленныхъ мѣстахъ. Ходили слухи, что господарь Лупула огромныя суммы положилъ въ банкахъ Константинополя, Венеціи, Лондона и Данцига. Подозрѣвали жену господаря, что она приказала зарыть въ землю много металловъ въ бочонкахъ и что они тамъ быть-можетъ и до сихъ поръ лежатъ зарытыми. Ходили даже слухи, что у злополучной Розанды хранится скрытно не мало количества золота, которое однако, при общемъ крушеніи дома, не только не спасло ее, но, напротивъ, было причиною окончательной ея гибели.
   Какъ баснословныя сокровища господаря, такъ и весь домъ его -- все пошло прахомъ. Посчастливилосъ было господарю, скрывавшемуся въ Украйнѣ, заручиться помощью татаръ, съ которыми онъ спѣшилъ на выручку къ Сочавѣ, но на пути достигла его вѣсть о сдачѣ крѣпости. Это обстоятельство сейчасъ измѣнило къ нему отношенія союзныхъ ордъ. Ханъ крымскій приказалъ Василія, какъ уже ни на что негоднаго, заковать въ кандалы и отправить въ Стамбулъ. По примѣру многихъ своихъ предшественниковъ, занимавшихъ нѣкогда господарскій престолъ, Василій Лупула былъ заточенъ на берегахъ Чернаго моря въ крѣпости Эдыкулъ, откуда ему, какъ и подобнымъ ему скитальцамъ, не было другаго выхода, кромѣ смерти. Въ минуты заточенія уже не было болѣе никакихъ слуховъ о господарѣ Лупулѣ; вѣрнѣе всего, онъ по повелѣнію султана былъ задушенъ въ темницѣ.
   Жена Лупуды досталась въ неволю князю седмиградскому. Всѣмъ извѣстна была ея ловкость, сила воли и связи въ Стамбулѣ; всѣ видѣли въ ней опасную узницу, за которою слѣдить нужно было бдительно и днемъ и ночью. Она должна была поклясться на Евангеліи, что не будетъ писать писемъ ни къ мужу, ни къ кому бы то ни было изъ родныхъ, проживавшихъ въ Царьградѣ. Особенно строго воспрещено было ей входить въ сношенія съ друзьями, проживавшими въ оттоманской столицѣ, подъ угрозою, что въ противномъ случаѣ малолѣтнему ея сыну, находившемуся у седмигралскаго князя, будутъ отрѣзаны носъ и уши. Ее отправили въ Седмиградіе, гдѣ она долго томилась въ тяжеломъ заключеніи. Судьба ея мало-по-малу вовсе перестала интересовать людей и наконецъ она была совершенно забыта въ этомъ мірѣ {О судьбѣ жены господаря находимъ извѣстіе въ письмѣ изъ Варшавы отъ 13 ноября 1653 года. Gazette de France 1653 года, стр. 1242.}. Не сохранилось ни одного преданія, которое пролило бы свѣтъ на послѣдніе дни жизни матери Розанды.
   Но дошла до насъ несомнѣнная и самая печальная вѣсть о судьбѣ самой Розанды. Потерявъ мужа и родителей, лишившись сокровищъ и честнато имени, пришлось этой несчастной женщинѣ испытать одно изъ самыхъ величайшихъ несчастій -- искать убѣжища въ Украйнѣ у Богдана, отца Тимошки; но, гонимая и оттуда военными бурями, вернулась несчастная въ Волощину, въ какой-то уцѣлѣвшій остатокъ изъ родительскихъ помѣстій. Она возвратилась туда за тѣмъ, чтобы погибнуть самою лютою смертью. Едва успѣла она пріютиться въ родномъ домикѣ, какъ стали кругомъ разноситься слухи, что часть изъ несмѣтныхъ сокровищъ Лупулы досталась Розандѣ и она увезла ихъ будто бы сначала въ Сочаву, а потомъ зарыла въ садикѣ своего жилища. Этого слуха было достаточно для того, чтобы шайка негодяевъ поспѣшила покуситься на пріобрѣтеніе этой богатой добычи. Эта шайка разбойниковъ напала на Розанду и, не добившись, гдѣ скрыты сокровища, мучительными истязаніями лишила ее жизни.
   Въ довершеніе горя, убійцы были украинскіе казаки, земляки ее мужа Тимошки, случайно находившіеся въ Волощинѣ. О ихъ злодѣяніи сообщаетъ тоже казакъ, въ краткихъ, го весьма характеристическихъ чертахъ, авторъ широко прославленной лѣтописи о подвигахъ казаковъ во времена Хмельницкаго. Его словами и окончимъ печальную повѣсть о бѣдной сиротѣ, лишенной отечества, которая во время жизни была предметомъ многихъ кровавыхъ воинъ, а о смерти ея дошло лишь это единственное извѣстіе:
   "Ради покоя и тишины вернувшись въ Волохскую землю, -- читаемъ въ наивныхъ и весьма часто сомнительныхъ разсказахъ Самуила Велички, -- Розанда жила какъ богатая и почтенная вдова до дня своей кончины, которая неожиданно постигла ее отъ рукъ казацкихъ бродягъ. Оставивъ ремесло военныхъ наемниковъ въ Волощинѣ, на пути домой они узнали о проживавшей вблизи Розандѣ и, разбойнически ворвавшись въ домъ ея, забрали все находившееся на виду и стали посредствомъ истязанія и мученій допытываться о скрытыхъ ей сокровищахъ. Но эта неустрашимая женщина отвѣчала казакамъ: "Лучше пусть сокровищами моими обладаютъ бездушная земля, но не вы, враги мои, надѣленные безсмертною душою". Произнеся эти слова, кончила жизнь Розанда, жена Тимошка.

"Русская Мысль", No 6, 1881

  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru