Северянин Игорь
Стихотворения в переводе на английский язык: R

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В переводе Ильи Шамбата (параллельные тексты).
    Rabbits" monologues [Заячьи моноложки]Radiant one [Лучезарочка]Radiant poem [Лучистая поэза]Radiant Tulle [Тюли лучистые]Raspberry berceuse [Малиновый berceuse]Ray of sun [Солнечный луч]Regina [Регина]Rehabilitation [Реабилитация]Renaissance [Возрождение]Repenting of self [Отрекшаяся от себя]Reproach (Укор)Rescreen Of A King [Рескрипт короля]Revelry [Кутеж]Rhythm [Рифмодиссо]Rider [Всадница]Riddle of horror [Загадка ужаса]Rightless harness [Бесправая запряжка]Ring [Перстень]Ringing of lilies [Звон лилий]Road improvisations [Дорожные импровизации]Rogue's song [Песня проходимца]Roll I [Перекат I]Roll II [Перекат II]Romance [Романс]Romance (In sleep, lulled by night) [Романс (Во сне, убаюканном ночью)]Romance III [Романс III]Romance (I love you passionately, tenderly) [Романс (Тебя любил я страстно, нежно)]Rondels about rondels [Рондели о ронделях]Rondel (Narcissus of Saron - Solomon) [Рондели (Нарцисс Сарона - Соломон)]Rondel of white night [Рондель белой ночи]Rondels (Vandelin dreams of Mirre) [Рондели (О Мирре грезит Вандэлин)]Rondo (I"m touched) [Рондо (Я тронут)]Rondo (Poisonous like a nymph is your perfume) [Рондо (Твои духи, как нимфа, ядовиты)]Rondo (Take me, - she said, growing pale) [Рондо (Бери меня, - сказала, побледнев)]Rondo (For you yourself to read in lemon boudoir) [Рондо (Читать тебе себя в лимонном будуаре)]Rondo of Henry Visnap [Рондо Генрику Виснапу]Rondel XV (Her happy sadness) [Рондель XV (Ее веселая печаль)]Rondel XVI (I love the lemon with the purple) [Рондель XVI (Люблю лимонное с лиловым)]Rondo XIX (Vervena, intoxicated by the sea) [Рондо XIX (Вервэна, упоенная морской)]Rondo XX (While it's not late, give me the answer) [Рондо XX (Пока не поздно, дай же мне ответ)]Rondo XXI (Far-afar, behind the blue rocks) [Рондо XXI (Далеко-далеко, там за скалами сизыми)]Rondo of kisses [Рондо о поцелуях]Rondo (O, don"t weep before dead body) [Рондо (О, не рыдай над мертвым телом)]Rose in Snow [Роза в снегу]Roses in ice [Розы во льду]Rossini [Россини]Russian [Русская]Russian pitchforks [Русские вилы]


Игорь Северянин.
Стихотворения

В переводе на английский язык Ильи Шамбата
(параллельные тексты)

                  Заячьи моноложки
   
                  1
   
   Что в мыслях не таи,
   Сомненьями терзаемый,
   Хозяева мои --
   Предобрые хозяева:
   Горячим молоком
   Животик мне распарили --
   И знаете? -- при том
   Ни разу не зажарили!..
   
   15 сентября 1916.
   Им. Бельск
   
                  2
   
   -- "Похож ты на ежа
   И чуточку на вальдшнепа", --
   Сказала, вся дрожа,
   Собака генеральшина:
   -- "Случалось мне тайком
   Вам, зайцам, хвост обгрызывать..."
   И наглым языком
   Рот стала свой облизывать...
   
   1916. Сентябрь
   Им. Бельск
   
                  3
   
   Вчера сибирский кот
   Его высокородия
   Вдруг стибрил антрекот
   (Такое уж отродие!..)
   Сказал хозяйский сын:
   "Бери примеры с заиньки", --
   И дал мне апельсин
   Мой покровитель маленький.
   
   1916. Сентябрь
   Им. Бельск
   
                  4
   
   Зачем-то нас зовут
   Всегда каким-то трусиком,
   А сами нас жуют,
   Смешно виляя усиком...
   Ужели храбрость в том,
   Чтоб вдруг на нас обрушиться
   С собакой и с ружьем,
   Зажарить и накушаться?
   
   
                  Rabbits' monologues
   
                  1
   
   Thus in thought not melted,
   By doubts not tormented,
   The hosts of mine --
   Hosts most kind:
   With hot milk
   My stomach had steamed --
   And you know? Because
   We did not burn even once!
   
   15 September 1916.
   Im. Belsk
   
                  2
   
   "You look like a hedgehog,
   And barely like woodcock," --
   All trembling, spoke
   The lady general's dog:
   "It happened as a secret
   Your tails to nibble, rabbits..."
   And with your cheeky tongue
   Began to lick its mouth...
   
   1916. September
   Im. Belsk
   
                  3
   
   Yesterday the Siberian cat
   Of the high-born
   Suddenly stole entrecote
   (Such was the spawn!..)
   Said the master's son:
   "Take hints from the bunny," --
   And my little patron
   Gave an orange to me.
   
   1916. September
   Im. Belsk
   
                  4
   
   For some reason they call us
   Always some panty,
   And they chew us,
   Funnily wagging mustache...
   Is it not courage in this,
   That suddenly will collapse on us
   With a dog and a rifle,
   To eat and fry?
   
   
                  Лучезарочка
   
                  1
   
   Сирень расцветала белая,
   Фиолевая сирень.
   И я, ничего не делая,
   Пел песни весь Божий день.
   Тогда только пол-двадцатого
   Исполнилось мне едва, --
   И странно ли, что листва
   Казалась душе объятою
   Дыханием Божества?
   
                  2
   
   На дачи стремились дачники, --
   Поскрипывали возы.
   И дети, закрыв задачники,
   Хранившие след слезы,
   Ловили сачками бабочек
   И в очере козерог,
   И вечером у дорог
   Подпрыгивала бодро жаба,
   Чеканящая свой скок.
   
                  3
   
   Мы жили у водной мельницы
   И старенького дворца.
   Салопницы и постельницы
   Там сплетничали у крыльца.
   Противные вы, сплетницы, --
   Единственное пятно
   На том, что забыть грешно.
   Пусть вам, забияки-сплетницы,
   Забвение суждено.
   
                  4
   
   Была небольшая яхточка
   Построена мужичком,
   Не яхточка, а барахточка,
   Любившая плыть вверх дном...
   Была она лишь двухместная,
   И, если в ней плыть вдвоем,
   Остойчива под веслом;
   Но третьего, -- неуместного, --
   Выкидывала ничком...
   
                  5
   
   Моя дорогая Женичка
   Приехала вечерком
   И, наскоро три вареничка
   Покушав, полубегом
   Отправилась прямо на речку,
   И я поспешил за ней,
   В бесшумье ночных теней
   Любимую Лучезарочку
   Катая, прижать тесней.
   
                  6
   . . . . . . . . . .
   
                  7
   
   Всю ночь мы катались весело,
   Друг к другу сердца крыля.
   Подруга моя повесила
   Шаль мокрую у руля.
   Ты помнишь? ты не забыла ли
   Того, что забыть нельзя,
   И что пронеслось, скользя?
   Да, полно, все это было ли?
   Расплылась воды стезя.
   
                  8
   
   Любимая! самая первая!
   Дыханье сосновых смол!..
   Была не всегда жизнь стервою --
   Твердит мне твое письмо,
   Летящее в дни июльские,
   Пятнадцать веков спустя
   (Не лет, а веков, дитя!)
   Чтоб дни свои эсто-мулльские
   Я прожил, о сне грустя...
   
                  9
   
   Пустяк, ничего не значащий,
   Значенья полн иногда, --
   И вот я, бесслезно плачущий,
   Былые воздвиг года.
   Лета вы мои весенние, --
   На яхточке пикники,
   Шуршащие тростники, --
   Примите благоговение
   Дрожащей моей руки.
   
                  10
   
   Рука, слегка оробелая...
   Былого святая сень...
   Сирень расцветала белая,
   Фиолевая сирень!
   Как трогательны три вареничка,
   И яхточка, и вуаль,
   И мокрая эта шаль,
   И ты, дорогая Женичка,
   Чье сердце -- моя скрижаль!
   
   
                  Radiant one
   
                  1
   
   Bloomed the white lilac,
   Lilac violet.
   And I, doing nothing,
   Sang songs for the whole day.
   Thus I barely
   Turn half-twentieth, -
   And is it strange, that foliage
   Seemed to the soul embraced
   With God's breath?
   
                  2
   
   To dacha strove the residents, -
   Creaked the carts.
   And children, closing textbooks,
   Keeping the tears' tracks,
   Caught butterflies with nets
   And Capricorn next,
   And in evening by the roads
   Cheerfully jumped the toad,
   Minting its hop.
   
                  3
   
   We lived by the water mill
   And palace aged.
   The mudrooms and the bedrooms
   Gossiped by the porch.
   You are obnoxious, gossips, -
   A spot just one
   On that which to forgive it is sin.
   Let to you, gossips-bullies,
   Be judged oblivion.
   
                  4
   
   By a man constructed
   Was little yacht,
   Not a yacht but a flounder
   Liking to sail bottoms-up...
   It was double-seated,
   And, if not to sail together in it,
   Stable under oar:
   But third one -- inappropriate, -
   Threw her face down...
   
                  5
   
   My Eugenia beloved
   Came in the even
   And, quickly three dumplings
   Ate, semi-running
   Directing toward the stream,
   And I hurried after it,
   In silence of shades of night
   The beloved Radiant
   One riding, pressing more tight.
   
                  6
   ..................
   
                  7
   
   We joyfully rode all night,
   Wings for each other's heart.
   Hang my girlfriend
   Wet shawl on steering wheel.
   Do you remember? Did you not forget
   Him whom forgive you cannot
   And what flashed by, sliding past?
   And, fully, has this been?
   Blurred water's path.
   
                  8
   
   Beloved one! The first!
   Smell of pine tar!..
   Life has not always been a bitch --
   Insists to me your letter,
   Flying in days of July,
   Fifteen centuries later
   (Not years, but centuries, kid!)
   That these days Estonian-mullah's
   I lived, mourning dream.
   
                  9
   
   A trifle, meaning nothing,
   Sometimes full of meaning, -
   And here I, without tears weeping,
   Erected by past years.
   You are my forests of spring, -
   Picnics on a yacht,
   Rustling sugar-canes, -
   Accept the reverence
   Of my trembling hand.
   
                  10
   
   The hand, slightly shy...
   Holy canopy of past...
   Bloomed the lilac white,
   Lilac of violet!
   How touching are three dumplings,
   And yacht, and veil,
   And wet is this shawl,
   And you, Wife beloved,
   Whose tablet is my heart!
   
   
                  Тюли лучистые
   
   От вьюги снег в полях муаров,
   Сиренево-голубоват.
   И рядом грохотных ударов
   Морской пустой простор объят.
   Сверкает солнце. Вьюга тюли
   Лучисто-снеговые ткет.
   Снежинки, -- золотые пули, --
   Летят в раскрытый смехом рот...
   Попали мы на праздник вьюги,
   Как дети, радые ему.
   А к ночи в призраковом цуге
   Увидим самое зиму.
   (На миг запнулся стиль надежный,
   Но... не "саму", а "самое",
   Согласно этике падежной,
   Звучащей что-то "не тае"...)
   
   
                  Radiant Tulle
   
   From blizzard of snow in fields of moire,
   Lilac-blue it is.
   And next to hits of thunder
   Is embraced the empty space of seas.
   The sun shines. The blizzard
   Radiant-snowy weaves.
   Snowflakes, - gold bullets, -
   Fly in the open laughing mouth...
   We fell on holiday of blizzard,
   Like children, glad of him.
   And in the night in ghostly appearance
   The very winter we will see.
   (For moment faltered hopeful manner,
   But... "the most," not "herself",
   According to the case ethic,
   Sounding something "not this way"...)
   
   
                  Лучистая поэза
   
                                  Ан. Н. Чеботаревской
   
   Я хочу быть росою двух цветущих цветов.
   Я хочу быть стезею голубых голубков.
   Я хочу быть солучьем двух лазурных планет.
   Я хочу быть созвучьем между "да", между "нет"
   
   Если буду росою, обрильянчу цветы.
   Если буду стезею, олазорю мечты.
   Если буду солучьем, я миры съединю.
   Если буду созвучьем, я себя сохраню.
   
   Так да буду собою и во веки веков!
   Животворной росою двух цветущих цветов,
   Бирюзовой стезею голубых голубков,
   И солучьем созвездий, и созвучьем основ.
   
   
                  Radiant poem
   
                                  To An.N. Chebotarevsky
   
   I want to be dew of two blooming flowers.
   I want to be path of blue love birds.
   I want to be sunray of two azure planets.
   I want to be consonance between "yes" and "not."
   
   If I am dew, I will spark up the flowers.
   If I am path, I will lighten the dreams.
   If I am sunray, I'll bring together the worlds.
   If I am consonance, myself I will keep.
   
   Thus I will be myself and for centuries!
   With life-giving dew of two blooming flowers,
   With azure path of blue doves,
   And sunray of constellations, and basics' consonance.
   
   
                  Малиновый berceuse
   
                                  В ней тихо бродила душа
                                  Тургенев
   
   В ней тихо бродила душа.
   Она была так хороша.
   Душа хороша как она:
   Пригожа, светла и нежна.
   И не было места средь дня,
   Чтоб ей не хотелось меня.
   И не было суток в году,
   Чтоб мог я помыслить: "не жду..."
   Она приходила ко мне
   И тихая, и в тишине.
   Когда приходила она,
   Тишала при ней тишина,
   И жизнь была так хороша:
   В ней тихо бродила душа.
   
   
                  Raspberry berceuse
   
                                  In her soul wandered quietly
                                  Turgenev
   
   In her soul wandered quietly.
   She was so pretty.
   Soul is good as is she:
   Beautiful, luminous and tender.
   And there was no place in the day,
   That she did not want me.
   And there were no days in the year,
   That I could think: "I am not waiting."
   She came to me
   In silence, and quietly,
   When she came over,
   Silence was silent before her,
   And in life was beautiful:
   In her quietly wandered the soul.
   
   
                  Солнечный луч
   
   В твою мечтальню солнце впрыгнуло
   С энергиею огневой,
   И, разогревшись, кошка выгнула
   Полоски шубки меховой.
   И расплескался луч в хрусталиках
   Цветочной вазы от Фраже,
   С улыбкой на диванных валиках
   Заметив томики Бурже...
   Луч попытается камелии
   Понюхать, в тщетном рвеньи рьян.
   Разглядывая рукоделия,
   Тебе покажет на изъян.
   Потом (пойми, ведь солнце молодо
   И пустовато, как серсо!)
   Чуть-чуть придать захочет золота
   Недопитому кюрасо...
   О, солнце марта любознательно,
   В нем шутка и предвешний хмель!
   Смотри, сосет оно признательно
   Развернутую карамель...
   И все стремится в сердце девичье
   Бесцеремонно заглянуть:
   Вместилась в грудь строфа ль Мицкевича,
   Строфа ль Мюссе вместилась в грудь?
   И напроказничав в мечталенке,
   Взглянув кокетливо в трюмо,
   Запрячется в конвертик маленький,
   В котором ты пошлешь письмо...
   
   
                  Ray of sun
   
   Into your dreamer the sun jumped
   With energy of fire,
   And, warmed up, the cat arched
   Stripes of the coat of fur.
   And splashed the ray in crystals
   Of flower vase from Fraje,
   On sofa rolls with a smile
   Noticed the tomes of Bourget...
   Ray attempts to smell
   Camelias, zealous with futile zeal...
   Looking at needles' work,
   Will show you the fault.
   Later (understand, sun is young
   And empty, like a hoop!)
   Gold will want to impart
   To a not drunk curacao...
   O, curious is the March sun,
   In it joke and pre-spring hop!
   Look how gratefully it sucks
   The caramel deployed...
   And all attempts in maiden's hearts
   To stare unceremoniously:
   Verse of Mitskevitch fit in chest,
   Did fit into chest the verse of Musset?
   And naughty in the dreamer,
   Coquettishly looking at dressing table,
   The little envelope is hidden,
   In which you will await the letter...
   
   
                  Регина
   
   Когда поблекнут георгины
   Под ало-желчный лесосон,
   Идите к домику Регины
   Во все концы, со всех сторон.
   Идите к домику Регины
   По всем дорогам и тропам,
   Бросайте на пути рябины,
   Дабы назад вернуться вам.
   Бросайте на пути рябины:
   Все ваши скрестятся пути,
   И вам, искателям Регины,
   Назад дороги не найти.
   
   
                  Regina
   
   When will dim the dahlias
   In forest sleep scarlet-bile,
   Go to the Regina's house
   In all ends, from all sides.
   Go into the Regina's house
   On all the roads and all trails,
   On the way throw mountain ash,
   So as for you to come back.
   Throw mountain ash upon the road:
   All your ways will mate,
   And you, seeker of Regina,
   Could not find the road back.
   
   
                  Реабилитация
   
   Ты осудил меня за то, что я, спеша
   К любимой женщине, родами утомленной,
   Прервал твое турнэ, что с болью исступленной
   К ней рвалась вся душа.
   
   Еще ты осудил меня за то,
   Что на пути домой я незнакомку встретил,
   Что на любовь ее так нежно я ответил,
   Как, может быть, никто!
   
   Но что же я скажу тебе в ответ? --
   Я снова с первою -- единственной и вечной,
   Как мог ты осудить меня, такой сердечный,
   За то, что я -- поэт?
   
   
                  Rehabilitation
   
   You judged me because I, hurried,
   To beloved woman, exhausted from labor,
   Stopped your tour, that with pain frenzied
   The whole soul to her does tear.
   
   You also judged me for this,
   That I met a stranger on the way home,
   That for love is tender my response,
   Like, maybe, no one!
   
   But what will I say in response? --
   I am anew -- eternal and only,
   How could you judge me, so sincere,
   And for this that I am a poet?
   
   
                  Возрождение
   
   Величье мира -- в самом малом.
   Величье песни -- в простоте.
   Душа того не понимала,
   Нераспятая на кресте.
   
   Теперь же, после муки крестной,
   Очищенная, возродясь,
   Она с мелодией небесной
   Вдруг обрела живую связь.
   
   Освободясь от исхищрений
   Когтистой моды, ожил стих --
   Питомец чистых вдохновений
   И вешних радостей живых.
   
   И вот потек он ручейково,
   Он бьет струей поверх запруд,
   И нет нигде такой оковы:
   Зальдить ручей -- мой вольный труд!
   
   
                  Renaissance
   
   The world's grandeur -- in the most small.
   In simplicity -- the song's greatness.
   That did not understand the soul,
   Uncrucified on a cross.
   
   Now, after the cross's torment,
   Resurrected, purified,
   She with a melody of heaven
   Suddenly live contact acquired.
   
   Freeing itself from contrivances
   Of clawed fashion, came to life the verse --
   A pet of clear inspirations
   And alive with spring joys.
   
   And now it flows like a river,
   It beats in jet above the dam,
   And such horseshoe there is nowhere:
   To ice the stream -- wilful labor of mine.
   
   
                  Отрекшаяся от себя
   
   Из-за ненужной, ложной гордости
   Она, прожив с ним много лет,
   Нашла в себе довольно твердости
   Представить, что былого нет.
   А между тем, в былом вся молодость,
   Все счастье, вся она сама.
   О, сколько скопческого холода!
   Без проблесков весны зима!
   Я знаю, дружба настояшая
   Все оправдает, все поймет.
   Свята душа, в скорбях горяшая,
   Бескрыл и низок сердца лет.
   
   
                  Repenting of self
   
   From unneeded, lying arrogance
   She, having for many years with him lived,
   Found in herself enough hardness
   To introduce, what had not been.
   And between them, in which youth had been,
   Her self, her happiness.
   O, how much Skopje chill!
   Winter without the spring's glimpses!
   I know, friendship real
   Justifies all, understands all.
   Holy is soul, hot in sorrows,
   Wingless and low are heart's years.
   
   
                  Укор
   
   Каждый раз, дитя, когда увижу
   Твоего отца,
   Я люблю тебя и ненавижу
   Без конца:
   О тебе он мне напоминанье,
   О тебе укор...
   И твоя любовь, твое страданье --
   Мой позор!
   
   
                  Reproach
   
   Every time, child, when I see
   Your dad,
   I love you and hate you
   Without end:
   You are remembrance of me,
   Reproach of you...
   And your love, your suffering --
   My rebuke!
   
   
                  Рескрипт короля
   
   Отныне плащ мой фиолетов,
   Берета бархат в серебре:
   Я избран королем поэтов
   На зависть нудной мошкаре.
   Меня не любят корифеи --
   Им неудобен мой талант:
   Им изменили лесофеи
   И больше не плетут гирлянд.
   Лишь мне восторг и поклоненье
   И славы пряный фимиам,
   Моим -- любовь и песнопенья! --
   Недосягаемым стихам.
   Я так велик и так уверен
   В себе, настолько убежден,
   Что всех прощу и каждой вере
   Отдам почтительный поклон.
   В душе -- порывистых приветов
   Неисчислимое число.
   Я избран королем поэтов --
   Да будет подданным светло!
   
   
                  Rescreen Of A King
   
   My purple cloak from now,
   In silver the velvet of beret,
   I'm chosen by the king of the poets
   On the tedious midges' jealousness.
   
   The luminaries do not love me,
   To them is inconvenient my talent:
   The lumberjacks had betrayed me
   And more do not weave garlands.
   
   To me the delight and adoration
   And glory's fragrant incense.
   Mine -- love and the song-singing! --
   With the unreachable poems.
   
   I am so great and I am so certain
   In me -- I'm convinced so,
   That I will forgive all and each conviction,
   I will give the honorable bow.
   
   
                  Кутеж
   
   -- Дайте, дайте припомнить... Был на Вашей головке
   Отороченный мехом незабудковый капор...
   А еще Вы сказали: "Ах, какой же Вы ловкий:
   Кабинет приготовлен, да, конечно, и табор!.."
   
   Заказали вы "пилку", как назвали Вы стерлядь, --
   И из капорцев соус и рейнвейнского конус...
   Я хочу ошедеврить, я желаю оперлить
   Все, что связано с Вами, -- даже, знаете, соус...
   
   А иголки Шартреза? а Шампанского кегли?
   А стеклярус на окнах? а цветы? а румыны?
   Мы друг друга хотели... Мы любви не избегли...
   Мы в слияньи слыхали сладкий тенор жасмина...
   
   Но... Вам, кажется, грустно? Ах, Люси, извините, --
   Это можно поправить... Вы шепнули: "устрой-ка"?..
   Хорошо, дорогая! для "заплаты есть нити", --
   У подъезда дымится ураганная тройка!
   
   
                  Revelry
   
   Let me, let me remember.... On your head had been
   Trimmed with fur forget-me-not bonnet...
   And you said still: "Ah, how agile you had been:
   Ready is the camp and the cabinet!.."
   
   You ordered the "file," as you called sterlet --
   From their kaporetz sauce and Rheinian cone...
   I want to make a masterpiece, to feather I want
   All that is connected to you -- even sauce, you know...
   
   And needles of Chartreuse? And Champagne's bowls?
   And bugles on windows? And Romanians? And flowers?
   We wanted one another... We didn't escape the love...
   In mergers we heard the jasmine's sweet tenor...
   
   But... It seems, you are sad? Ah, Lucy, forgive, -
   It can be corrected... you whisper: "arrange?.."
   Well dear! For "patches thread there is," --
   At entrance smokes the troika of hurricane!
   
   
                  Рифмодиссо
   
   Вдали, в долине, играют Грига.
   В игранье Грига такая нега.
   Вуалит негой фиордов сага.
   Мир хочет мира, мир ищет бога.
   О, сталь поляра! о, рыхлость юга!
   Пук белых молний взметнула вьюга,
   Со снежным полем слилась дорога.
   Я слышу поступь мороза-мага;
   Он весь из вьюги, он весь из снега.
   В мотивах Грига -- бессмертье мига.
   
   
                  Rhythm
   
   Afar, in the valley, they play Grieg.
   In playing of Grieg such a bliss.
   Vials with bliss the saga of fiords.
   World wants peace, world seeks God.
   O, polar steel! O, looseness of south!
   A bunch of white lightnings threw the snowstorm,
   With snowy field the road merged.
   I hear coming the frost-mage;
   He is here from snow, there from snowstorm.
   In Grieg's motives -- immortality of the moment.
   
   
                  Всадница
   
   От утра до вечера по тропинкам бегая,
   Почву перерезавшим всхлипчато и шатко,
   Утомилась, взмылилась маленькая пегая,
   Под красивой всадницей шустрая лошадка.
   Ноги добросовестно много верст оттопали.
   Есть -- не елось, выпить же -- приходилось выпить.
   Земляникой пахнули листики на тополе, --
   Значит, преждевременно было пахнуть липе...
   Птицы в гнездах ласковых накопляли яйца.
   В поволоке воздуха возникали страсти.
   Всадница настроилась: вот сейчас появится
   Никогда не встреченный, кто ей скажет: "Здравствуй".
   Поворотов столько же, сколько в рыбном озере
   Вдумчивых, медлительных окуней, -- а нет ведь
   Тайного, безвестного, кто свежее озими,
   Кто вот-вот появится, пораздвинув ветви...
   
   
                  Rider
   
   From morning to evening she ran on the trails,
   Sobbingly and shaky having cut the soil,
   The little piebald tired, soared,
   Under the beautiful rider, the fast horse.
   Feet in good faith stomped many miles.
   Eat -- not to eat, to drink -- to drink I needed.
   With strawberry smelled leaves on maple, -
   It means, it is too early to smell of linden...
   Birds in the tender nests eggs gather.
   In dragging of the air passion appeared.
   Rider tuned in: now will appear
   Never the one she met, saying to her, "Hey there."
   So many turns, as in a fish lake
   Of thoughtful, slothful perches --
   And no secret, unknown, than winter more fresh,
   Someone appeared, moving apart the branches...
   
   
                  Загадка ужаса
   
                                  И. Д.
   
   Мы встретились в деревьях и крестах,
   Неразлученные в стремленьях и мечтах,
   Но не промолвим мы друг другу ничего
   И вновь расстанемся, не зная -- отчего.
   
   Вновь замелькают дни и, может быть, года,
   Но мы не встретимся уж больше никогда:
   Не разрешили мы, слиянные в мечтах,
   Загадки ужаса в деревьях и крестах...
   
   
                  Riddle of horror
   
                                  I.D.
   
   We met among the crosses and the trees,
   Inseparable in aspirations and dreams,
   But we will say nothing to one another
   And now will part, not knowing -- what for.
   
   Anew glisten the days and, maybe, years,
   But we will not meet ever:
   We did not solve, merged with dreams,
   Riddle of horror in crosses and trees...
   
   
                  Бесправая запряжка
   
   Каждое утро смотрю на каретник
   В окно из столовой:
   Кучер, надевши суровый передник,
   Лениво, без слова,
   
   Рыжую лошадь впрягает в пролетку.
   Та топчется гневно,
   Бьется копытами мерно и четко, --
   Всегда, ежедневно!
   
   Странная мысль мне приходит: "А если б
   Впрягал бесконечно
   Он свою лошадь?"...-- но это для песни
   Так дико, конечно...
   
   "...Лишь запряжет, глядь, нелепая лошадь
   Знай ржет себе в стойле.
   И не удастся ему уничтожить
   Судьбы своеволья..."
   
   
                  Rightless harness
   
   Every morning I look at carriage maker
   From window of mess hall:
   Coachman, wearing severe apron,
   Lazily, without word,
   
   Harnesses into cab a red horse.
   It tramples angrily,
   Precise and measured beats with hooves, -
   Always, every day!
   
   Strange thought comes to me: "And if
   Harnessed his horse endlessly?" --
   But this for the song
   Is wild, certainly...
   
   "Will harness, see, the clumsy horse
   Know he is laughing at his stall.
   And he cannot exterminate
   Fates of self-will"...
   
   
                  Перстень
   
   Как драгоценен перстень мой,
   Такой простой, такой дешевый,
   На мой вопрос мне дать готовый
   Единственный ответ прямой!
   Есть в перстне у меня тайник,
   Причудливый своим затвором,
   Тот благодетельный, в котором
   Сокрыт последний в жизни миг.
   С трудом, но все еще дышу.
   В миражи всматриваясь далей,
   Цианистый лелею калий...
   Когда же умереть решу,
   Неуподобленный герою,
   Уверившись, что даль пуста,
   Бестрепетно тайник открою
   И смерть вложу в свои уста.
   
   
                  Ring
   
   How precious is my ring,
   So simple, so inexpensive,
   To my response to give
   The only answer straight and ready!
   In my ring there is stash,
   Bizarre with its gait,
   That one beneficent, in which
   Hidden the life's final second.
   Hardly, but I still breathe.
   Peering in mirages afar,
   I cherish cyanide...
   When I will choose to die,
   By the hero unliked,
   Convinced that void is the distance,
   Fearlessly I open the cache
   And on my lips place the death.
   
   
                  Звон лилий
   
   Я грусть свою перегрущу --
   Я утро в комнату впущу,
   И, белой лилией дыша,
   Оно, волнуясь и спеша,
   Заполнить комнату мою
   Всем тем -- всем тем, что я люблю:
   Прозолоченной белизной
   И гор окружных крутизной,
   Лазурью неба и волны.
   И станут дни мои полны
   Стихами, нежностью, и вновь
   Неистребимая любовь
   К Несуществующей впорхнет,
   Как утро -- в комнату, в мой гнет,
   В нужду мою, в тоску, в мой стон.
   О, лилий ароматный звон!
   О, Адриатика моя
   Я -- снова я! Я -- снова я!
   
   
                  Ringing of lilies
   
   My sorrow I will overload --
   I'll let into the room the morning,
   And, breathing with white lily,
   It, hurrying and worrying,
   To fill the room of mine
   With all that -- that I love:
   With gilded whiteness
   With surrounding mountains' steepness,
   With azure of the sky and waves.
   And full will be my days
   With poems, tenderness, and anew
   The indestructible love
   Will flutter toward the non-existing one,
   Like morning -- in the room, in oppression of mine,
   In my thirst and angst and moan.
   O, purple lilies' ringing!
   O, Adriatic of mine
   I'm -- again I! I'm -- again I!
   
   
                  Дорожные импровизации
   
                  1
   
   Над Балтикой зеленоводной
   Завила пена серпантин:
   О, это "Regen" быстроходный
   Опять влечет меня в Штеттин!
   Я в море вслушиваюсь чутко,
   Безвестности грядущей рад...
   А рядом, точно незабудка
   Лазоревый ласкает взгляд.
   Знакомец старый -- Висби -- вправо.
   Два года были или нет?
   И вот капризно шлет мне Слава
   Фатаморгановый привет.
   Неизмеримый взор подругин
   В глаза впивается тепло,
   И басом уверяет "Regen",
   Что впереди у нас светло!
   
   Пароход "Regen"
   14 авг. 1924 г.
   
                  2
   
   Подобна улица долине.
   В корзине каждой, как в гнезде,
   Повсюду персики в Берлине,
   В Берлине персики везде!
   Витрины все и перекрестки
   В вишнево-палевых тонах.
   Берлин и персик! вы ль не тезки,
   Ты, нувориш, и ты, монах?..
   Асфальтом зелень опечалив,
   Берлин сигарами пропах...
   А бархат персиковый палев,
   И персики у всех в устах!
   И чувства более высоки,
   И даже дым, сигарный дым,
   Тех фруктов впитывая соки,
   Проникся чем-то молодым!
   Я мог бы сделать много версий,
   Но ограничусь лишь одной:
   Благоухает волей персик
   Над всей неволей площадной!
   
   Берлин
   23 авг. 1924 г.
   
                  3
   
   Еще каких-нибудь пять станций,
   И, спрятав паспорт, как девиз,
   Въезжаем в вольный город Данциг,
   Где нет ни армии, ни виз!
   Оттуда, меньше получаса,
   Где палевеет зыбкий пляж,
   Курорта тонкая гримаса --
   Костюмированный голяш...
   Сквозь пыльных листьев блеклый шепот
   Вульгарничает казино --
   То не твое ли сердце, Цоппот,
   Копьем наживы пронзено?
   И топчет милые аллейки
   Твои международный пшют.
   Звучат дождинки, как жалейки,
   И мокрый франт смешон, как шут...
   
   Цоппот
   5 сент. 1924 г.
   
                  4
   
   Пойдем на улицу Шопена, --
   О ней я грезил по годам...
   Заметь: повеяла вервэна
   От мимо проходящих дам...
   Мы в романтическом романе?
   Растет иль кажется нам куст?..
   И наяву ль проходит пани
   С презрительным рисунком уст?..
   Благоговейною походкой
   С тобой идем, как не идем...
   Мелодий дымка стала четкой,
   И сквозь нее мы видим дом,
   Где вспыхнут буквы золотые
   На белом мраморе: "Здесь жил,
   Кто ноты золотом литые
   В сейф славы Польши положил".
   Обман мечты! здесь нет Шопена,
   Как нет его квартиры стен,
   В которых, -- там, у гобелена, --
   Почудился бы нам Шопен!..
   
   Варшава
   1924 г.
   
                  5
   
   Уже Сентябрь над Новым Светом
   Позолотил свой синий газ,
   И фешенебельным каретам
   Отрадно мчаться всем зараз...
   Дань отдаем соблазнам стольким,
   Что вскоре раздадим всю дань...
   Глаза скользят по встречным полькам,
   И всюду -- шик, куда ни глянь!
   Они проходят в черных тальмах
   И гофрированных боа.
   Их стройность говорит о пальмах
   Там где-нибудь на Самоа...
   Они -- как персики с крюшоном:
   Ледок, и аромат, и сласть.
   И в языке их притушенном
   Такая сдержанная страсть...
   Изысканный шедевр Guerlain'a --
   Вервэна -- в воздухе плывет
   И, как поэзия Верлэна,
   В сердцах растапливает лед.
   Идем назад по Маршалковской,
   Что солнышком накалена,
   Заходим на часок к Липковской:
   Она два дня уже больна.
   Мы -- в расфуфыренном отэле,
   Где в коридорах полумгла.
   Снегурочка лежит в постели
   И лишь полнеет от тепла...
   Лик героини Офенбаха
   Нам улыбается в мехах,
   И я на пуф сажусь с размаха,
   Стоящий у нее в ногах.
   И увлечен рассказом близким
   О пальмах, море и сельце,
   Любуюсь зноем австралийским
   В игрушечном ее лице...
   
   
                  Road improvisations
   
                  1
   
   Over the Baltic green
   The foam created serpentine:
   O, this fast "Regen"
   Again pulls me into Shtettin!
   I keenly listen to the ocean,
   Of the coming obscurity glad...
   And nearby, like forget-me-not
   Caresses the azure sight.
   Old acquaintance -- Visby -- to the right.
   It has been two years or no?
   And Slava sends to me capriciously
   The Fata morgana hello.
   The immeasurable girlfriend's sight
   Digs in warmly in the eyes,
   And in bass affirms "Regen,"
   That for us it is straight ahead!
   
   Steamboat "Regen"
   14 August 1924
   
                  2
   
   Like a valley is the street.
   In each basket, as in a every nest,
   There are peaches in Berlin,
   In Berlin everywhere there are peaches!
   Showcases and crossroads
   In cherry-fiery tones.
   Berlin and peach! You are not namesakes,
   You, nouveau riche and you, the monk?..
   Saddening with green the asphalt,
   Smelled of cigars Berlin...
   And flaming is the peach velvet,
   And peaches on the lips!
   And higher were the feelings,
   And even smoke, the cigar smoke,
   The juices of those fruit absorbing,
   I got into something young!
   I could have made many versions,
   But I will limit with just this:
   Fragrant is the peach of freedom
   Over the square's slavery!
   
   Berlin
   23 August 1924
   
                  3
   
   Another five stations,
   And, hiding passport, like device,
   We ride into the free city Danzig,
   Where there is no army or visas!
   From there, half an hour the lesser,
   Where the blurry beach fades,
   The thin grimace of the resort --
   A costumed nude.
   Through dusty leaves the faded whisper
   Makes vulgar the casino --
   Tsoppot, was not your heart
   With a spear pierced alive?
   And stomps on dear allies
   Your international dandy.
   Sound raindrops, like zhaleikas,
   And like a jester funny is dandy...
   
   Tsoppot
   5 September 1924
   
                  4
   
   Let's go to the street of Chaupin, -
   About it for years I've dreamt...
   To notice: wafted the Vervena
   From the passing dames...
   Are we in a romance novel?
   Does grow the bush or does it seem?..
   And do ladies pass in reality
   With contemptuous drawing of the lips?..
   With a reverent gait
   I come with you, like we don't go...
   Melody of smoke became exact,
   And through it we won't see the home,
   Where flame the golden letters
   On marble: "Has here lived
   He who put the poured golden letters
   In safe of glory of Poland."
   Deception of dream! There's no Chaupin,
   Like there's no walls on his flat,
   In which -- there, in the tapestry,
   Chaupin would be imagined!
   
   Warsaw
   1924
   
                  5
   
   Already September over the New World
   Gilded its blue gas,
   And the fashionable chariots
   Gratifyingly run at once...
   We pay tribute to so many temptations,
   That soon tribute we give away...
   Eyes slide on meeting Polish ladies,
   And everywhere -- swank, where you may!
   They pass in the black talmas
   And corrugated boas.
   Their trimness speaks of palms
   Somewhere in Samoa...
   They -- like peaches in a cup:
   See ice, and sweetness, and aroma.
   And in their subdued tongue
   Is such a held-back passion...
   Exquisite masterpiece of Gourlain --
   Verven -- in the air floats
   And, like poetry of Verven,
   The ice melts in the hearts.
   We go back on Marshalkovsky's,
   That by the sun heated
   We walk an hour on Lipkovsky's:
   She for two days already is ill.
   We -- in overdressed hotel,
   Where it is half-darkness in the hall.
   In the bed lies Snow Maiden,
   And goes full from warmth...
   Face of heroine of Ofenbach
   Smiles at us in furs,
   And I on stool sit on the range,
   Standing at feet of her.
   And absorbed in the story near
   Of village, sea and palms,
   Australian heat I admire
   In her toy face...
   
   
                  Песня проходимца
   
   На улице карапузики
   Выделывают антраша
   Под звуки военной музыки,
   Что очень уж хороша:
   Такая она веселая
   И громкая -- просто страсть!
   Пойду-ка в окрестные села я
   Попрыгать вокруг костра.
   Там с девушкой незнакомою
   Бездумно любовь крутну,
   Ненайденную искомую
   Найду-ка еще одну.
   Под карточкой два арбузика
   Выделывают антраша
   Греми, духовая музыка:
   Ты очень уж хороша!
   
   
                  Rogue's song
   
   Upon the street the little ones
   Make out the entrechat
   Under the sounds of military music,
   That is very beauteous:
   Only she is joyful
   And loud -- passion simply!
   I'll go into villages surrounding
   To jump around the bonfire.
   There with the stranger girl
   Thoughtlessly love I cool,
   With not found what you're looking for
   I will find one more.
   Two watermelons under a card
   Make out the entrechat
   Thunder, music spiritual:
   You are very beauteous!
   
   
                  Перекат I
   
   Для всех живых далекий и чужой,
   В ее глазах, доверчивостью милых,
   Я отдыхал усталою душой.
   В ее глазах, доверчивостью милых,
   Я находил забвенье и покой
   И от людей вдали, людей постылых,
   Я оживал под нежною рукой.
   Вся жизнь моя, весь дальний путь земной --
   В ее глазах, доверчивостью милых...
   "О не грусти о притупленных силах", --
   Мне голос пел, спокойный и грудной.
   Я приникал к ней, близкой и родной,
   Среди крестов, на вянущих могилах,
   И плакал, плакал, веря ей одной,
   У глаз ее, доверчивостью милых...
   
   
                  Roll I
   
   To all the living alien and far,
   In her eyes, tenderly dear,
   I rested with a soul weary.
   In her eyes, tenderly dear,
   I found oblivion and rest
   And apart from people -- people I hate,
   I came to life with a tender hand.
   All my life, my far earthly way --
   In her eyes dear with gullibility...
   "Oh do not sorrow over dulled power," --
   My voice sang, calm and pectoral.
   I stuck in her, dear and near,
   Among crosses, on graves withering,
   And I cried, I cried, only her believing,
   Before her eyes, dear with gullibility...
   
   
                  Перекат II
   
   Как эта грустная обитель,
   Твое сердечко опустело.
   Любовь, как ясный небожитель,
   В нем больше жить не захотела.
   И вот глаза твои тоскливы,
   Как эта грустная обитель.
   Они угрюмы и пугливы,
   Когда увидят белый китель.
   Я понимаю: обольститель
   Убил любовь в тебе изменой,
   Как эта грустная обитель
   Вступает в бой с морскою пеной!
   Дитя, взгляни: волна обратно
   Бежит покорно. Так Спаситель
   Тебя хранит, -- ты благодатна,
   Как эта грустная обитель.
   
   
                  Roll II
   
   Like this sorrowful tenement,
   Emptied your heart.
   Love, like clear resident of heaven,
   To live in him did not want.
   And here your eyes are dreary,
   Like this sorrowful tenement.
   They are frightful and gloomy,
   When will see the white coat.
   I understand: Seducer
   Killed love in you with treason,
   As this sorrowful tenement
   Goes to war with sea foam!
   Child, look: wave runs back
   Docilely. Thus the Savior
   Keeps you -- you are blessed,
   Like this tenement of sorrow.
   
   
                  Романс
   
   О, знаю я, когда ночная тишь
   Овеет дом, глубоко усыпленный,
   О, знаю я, как страстно ты грустишь
   Своей душой, жестоко оскорбленной!..
   И я, и я в разлуке изнемог!
   И я -- в тоске! Я гнусь под тяжкой ношей...
   Теперь я спрячу счастье под замок, -
   Вернись ко мне: я все-таки хороший...
   А ты -- как в бурю снасть на корабле, -
   Трепещешь мной, но не придешь ты снова:
   В твоей любви нет ничего земного, -
   Такой любви не место на земле!
   
   
                  Romance
   
   Oh, when quiet of night, I know,
   Engulfs the home, deeply put to sleep,
   I know how passionately you sorrow
   With your soul, insulted cruelly!
   And I, I am exhausted in separation!
   And I -- in sorrow! I bend under the load...
   Now I will keep happiness under lock and key --
   Return to me: I am quite good...
   And you -- like rope on ship in storm, -
   You tremble with me, but will not come again:
   In your love there is nothing of earth, -
   Thus for love on the earth there is no place!
   
   
                  Романс
   
                                  Б. М. Лотареву
   
   Во сне, убаюканном ночью,
   Я видел изнеженный юг,
   Где греза доступна воочью,
   Где нет ни морозов, ни вьюг.
   Был пир захмелевшего лета,
   Цветочков и крылышек сбор,
   И ты, как мечта для поэта,
   Сняла для меня свой убор...
   А утром: за окнами слякоть,
   Мгла, холод, и вьюга, и снег.
   Как грустно! как хочется плакать
   О сне, преисполненном нег!
   
   
                  Romance
   
                                  To B. M. Lotarev
   
   In sleep, lulled by night,
   I saw the pampered south,
   Where dream is available firsthand,
   Where there is no frost or blizzard.
   There's feast of the tipsy summer,
   Assembly of flowers and wings,
   And you, like poet's dreams,
   You took off before me your dress...
   And in morning: slush outside the windows,
   Haze, cold, snowstorm and snow.
   How sorrowful! How I want to weep
   Over the negative sleep.
   
   
                  Романс III
   
   За каждую строку, написанную кровью,
   За каждую улыбку обо мне, --
   Тебе ответствую спокойною любовью
   И образ твой храню в душевной глубине.
   
   Не видимся ли миг, не видимся ль столетье --
   Не все ли мне равно, не все ль равно тебе,
   Раз примагничены к бессмертью цветоплетью
   Сердца углубные в медузовой алчбе?..
   
   О, да: нам все равно, что мы с тобой в разлуке,
   Что у тебя есть муж, а у меня -- жена.
   Ищи забвения в искусстве и в науке.
   И в сновидениях, и в грезности вина.
   
   Работай и мечтай! читай, переживая!
   Живи себе вовсю, отчаянно греша!
   Ведь ты же человек! Ты -- женщина живая!
   Ведь не без тела же -- она, твоя душа!
   
   Я тоже не святой... Но со святой любовью
   -- Благодарю тебя, отвоенный вполне,
   За каждую мечту, проникнутую кровью,
   За каждую твою слезинку обо мне!
   
   
                  Romance III
   
   For every line, written in blood,
   For every smile about me, -
   I greet you with calm love
   And in soulful depth keep your image.
   
   We do not meet one moment, we don't meet for century --
   Is it not all the same to you, is it not all the same to me,
   Thus magnetized to immortality with flower weave
   The deep hearts in jellyfish greed?,,
   
   Oh, yes: it's all the same to us, that we are in parting,
   That you have a husband, and I -- a wife.
   Our oblivion is in art and in science.
   In dreams, and in daydreams of the wine.
   
   Work and dream! Read, experiencing!
   Live with all your might, sinning desperately!
   You are the man! You -- living woman!
   And without body -- your soul she!
   
   I am not a saint... But with holy love --
   I thank you, recaptured fully,
   For every dream, imbued with blood,
   For every tear of yours about me!
   
   
                  Романс
   
   Тебя любил я страстно, нежно,
   Тебя я на руках носил,
   И мнится мне все безмятежно,
   Как страстно я тебя любил.
   
   Бывало, ты лишь слово молвишь,
   Как раб, стою перед тобой,
   И только ты "люблю" промолвишь,
   Тебе шепчу я тихо: "Твой"...
   
   Но не всегда ведь наслаждаться
   Любовью чистой и святой;
   Судьбе угодно насмехаться, --
   И вот ты сделалась больной.
   
   Тебя болезнь совсем убила,
   Недолго жить уже тебе,
   И шепчешь ты: "Близка могила",
   И говоришь: "Прости же мне"...
   
   
                  Romance
   
   I loved you passionately, tenderly,
   Carrying you in my arms,
   And all is peaceful, it seems to me,
   How passionately I have loved.
   
   It was, as you had said the word,
   Like slave, I stand before thee,
   And only you'll say "I love,"
   "Yours" -- I'll whisper quietly.
   
   But it is not always to enjoy
   The love holy and clean;
   To fortune it's given to mock, -
   And thus you've become ill.
   
   The illness has killed you,
   For you it is not long to live,
   And you whispered: "Grave is near,"
   And you say: "Me forgive."
   
   
                  Рондели о ронделях
   
   Как журчно, весело и блестко
   В июльский полдень реку льет!
   Как дивно солнится березка,
   Вся -- колыханье, вся -- полет!
   Душа излучивает броско
   Слова, которых не вернет...
   Как журчно, весело и блестко
   В мой златополдень душу льет!
   Природу петь -- донельзя плоско,
   Но кто поэта упрекнет
   За то, что он ее поет?
   И то, что в жизни чуть громоздко,
   В ронделях и легко и блестко.
   
   
                  Rondels about rondels
   
   How gurgly, happily and brightly
   The river pours in noon of July!
   How wonderfully birch is sunny,
   All -- swaying, all -- flight!
   The soul radiates catchily
   The words, which it does not return...
   How gurgly, happily and brightly
   In golden mid-afternoon pours my soul!
   To sing nature -- utterly flat,
   But who the poet will reproach
   Because he is a poet?
   And that, which is cumbersome in life
   In rondels is shining and light.
   
   
                  Рондели
   
   Нарцисс Сарона -- Соломон --
   Любил Балькис, царицу Юга.
   Она была его супруга.
   Был царь, как раб, в нее влюблен.
   В краю, где пальмы и лимон,
   Где грудь цветущая упруга,
   Нарцисс Сарона, Соломон,
   Любил Балькис, царицу Юга.
   Она цвела, как анемон,
   Под лаской царственного друга.
   Но часто плакал от испуга,
   Умом царицы ослеплен.
   Великолепный Соломон...
   
   
                  Rondel
   
   Narcissus of Saron -- Solomon --
   Loved Balkis, queen of the South.
   His spouse she had been.
   Like slave, was in love with her the tsar.
   In the land where there's palms and lemon
   Where firm is the breathing chest,
   Narcissus of Saron, Solomon,
   Loved Balkis, queen of the South.
   She bloomed like a wind flower,
   Under caresses of a royal friend.
   But frequently he wept from fear,
   Blinded with the queen's mind.
   Magnificent Solomon.
   
   
                  Рондель белой ночи
   
   Сегодня волны не звучат,
   И облако -- как белолилия.
   Вот английская эскадрилия
   Плывет из Ревеля в Кронштадт.
   Ты на балконе шоколад
   Кусаешь, кутаясь в мантилии.
   Сегодня волны не звучат,
   И облака -- как белолилии.
   Я у забора. Горный скат.
   Ах, ленно сделать мне усилия --
   Сбежать к воде: вот если б крылия!
   Я странной немотой объят
   И жутью: волны не звучат.
   
   
                  Rondel of white night
   
   Today the waves do not sound,
   And cloud -- like white lily.
   Here the English squadron
   Sings from Kronshtadt to Revelle.
   On balcony you bite the chocolate,
   Wrapping yourself in mantle.
   Today the waves do not sound,
   And clouds -- like white lily.
   I'm at the fence. Slope of mountain.
   Ah, slowly I make the effort --
   All the wings - to tun to water:
   With strange muteness I am embraced
   And horror: do not sound the waves.
   
   
                  Рондели
   
   О Мирре грезит Вандэлин,
   О Вандэлине грезит Мирра.
   Она властительница мира,
   И он -- вселенной властелин.
   Люблю я в замке меж долин
   Внимать душою, полной мира,
   Как Миррой грезит Вандэлин,
   Как Вандэлином грезит Мирра,
   Под стрекотанье мандолин
   Дрожит моя больная лира,
   Что Мирры нет, что в мире сиро
   И что -- всегда, всегда один --
   Грустит о Мирре Вандэлин.
   
   
                  Rondels
   
   Vandelin dreams of Mirre,
   Of Vandelin Mirra dreams.
   She is ruler of the world,
   And he -- master of the universe.
   I love in the castle midst valleys
   To listen with soul, full of peace,
   As of Mirre dreams Vandelin,
   As of Vandelin Mirre dreams,
   Under chirping of mandolins
   My sick lyre trembles,
   That there's no Mirre, that orphan is in the sea
   And that -- always, one always --
   Of Mirre grieves Vandelin.
   
   
                  Рондо
   
                                  Борису Правдину
   
   Я тронут: Ваша лира мне близка,
   И строфы Ваши праведны. Корону,
   Дар неба, смяла выродка рука, --
   ...Я тронут!
   Приял уклон к утонченному тону
   Строф аромат, приплыв издалека.
   В сочувствии -- от зла зрю оборону.
   Так "у моря погоды" жду. Река,
   Поля и лес со мною вместе стонут
   Надеждою моею. А пока --
   Я тронут.
   
   
                  Rondo
   
                                  To Boris Pravdin
   
   I'm touched: Your lyre is close to me,
   And your words are right.
   Crown, crushed was hand, gift of heaven, -
   I'm touched!
   Accepted bow to sophisticated sound
   Aroma of stanzas, having from afar sailed.
   In compassion -- I see defense from evil.
   Thus I "the sea's weather" await.
   River, fields and wood with me moan
   My hope. And still --
   I'm touched.
   
   
                  Рондо
   
   Твои духи, как нимфа, ядовиты
   И дерзновенны, как мои стихи.
   Роса восторг вкусившей Афродиты --
   Твои духи!
   Они томят, как плотские грехи,
   На лацкан сюртука тобой пролиты,
   Воспламеняя чувственные мхи...
   Мои глаза -- они аэролиты! --
   Низвергнуты в любовные мехи,
   Где сладострастят жала, как термиты,
   Твои духи!
   
   
                  Rondo
   
   Poisonous like a nymph is your perfume,
   And daring, like my poems.
   Delight of tasted Aphrodite is dew --
   Your perfume!
   They languish, like the flesh's sins,
   On lapel of the frock poured by you,
   Ignited the mosses of the feelings.
   My eyes -- they are aerolites!
   In furs of the lover they are overthrown,
   How voluptuous is the sting, just like the termites,
   Your perfume!
   
   
                  Рондо
   
   -- Бери меня, -- сказала, побледнев
   И отвечая страстно на лобзанье.
   Ее слова -- грядущих зол посев --
   Ужальте мне мое воспоминанье!
   Я обхватил трепещущую грудь,
   Как срезанный цветок, ее головка
   Склоняется в истоме... "Смелой будь", --
   Хотел сказать, но было так неловко...
   "Возьми меня", -- шепнула, побледнев,
   Страдальчески глаза мои проверив,
   Но дальше -- ни мазков, ни нот, ни перьев!..
   То вся -- любовь, то вся -- кипучий гнев,
   -- Бери меня! -- стонала, побледнев.
   
   
                  Rondo
   
    "Take me," -- she said, growing pale
   And passionately responding to the kisses.
   Her words -- sowing of future evil --
   Allow me my remembrance!
   I seized the trembling chest,
   Like cut-off flower, her head
   Bent in languor... "Be brave," --
   I wanted to say, but it was awkward...
   "Take me" -- she whispered, turning pale,
   Checking my sufferer's eyes,
   But further -- no notes, no feathers, no strokes!..
   It's all -- love, it's all -- boiling rage,
   "Take me!" -- she said, growing pale.
   
   
                  Рондо
   
                                  Л. Рындиной
   
   Читать тебе себя в лимонном будуаре,
   Как яхту грезь, его приняв и полюбя:
   Взамен неверных слов, взамен шаблонных арий,
   Читать тебе себя.
   Прочувствовать тебя в лиловом пеньюаре,
   Дробя грядущее и прошлое, дробя
   Второстепенное, и сильным быть в ударе.
   Увериться, что мир сосредоточен в паре:
   Лишь в нас с тобой, лишь в нас! И только для тебя,
   И только о тебе, венчая взор твой царий,
   Читать тебе себя!
   
   
                  Rondo
   
   For you yourself to read in lemon boudoir,
   Like yacht of dreams, having accepted and loved...
   Except untrue words, instead of formulated arias,
            For you yourself to read.
   
   To feel you in the purple negligee,
   Crushing the future and the past, crushing
   Secondary, and strongly to hit.
   
   To be assured, that world is concentrated in the steam:
   Just me and you, just us! And only for thee,
   And only of thee, thy kingly sight crowning,
            For thee thyself to read.
   
   
                  Рондо Генрику Виснапу
   
   У Виснапу не только лишь "Хуленье"
   На женщину, дразнящее толпу:
   Есть нежное, весеннее влюбленье
   У Виснапу.
   Поэт идет, избрав себе тропу,
   Улыбкой отвечая на гоненье;
   Пусть критика танцует ки-ка-пу --
   Не в этом ли ее предназначенье?..
   Вдыхать ли запах ландыша... клопу?!
   -- О женщины! как чисто вдохновенье
   У Виснапу!
   
   
                  Rondo of Henry Visnap
   
   For Visnap not only "blasphemy"
   For a woman, teasing the crowd:
   For Visnap there is only tender,
   Springtime falling in love.
   Choosing his trail, poet goes,
   With smile to persecution responds;
   Let critic ki-ka-pu dance --
   Not is this the purpose?
   To inhale smell of lily of the valley... bedbug?!
   O women! How clear is inspiration
   For Visnap!
   
   
                  Рондель XV
   
   Ее веселая печаль,
   Ее печальная веселость...
   Саней задернутая полость,
   И теплая у губ вуаль.
   Какая тяга в зовы миль!
   Какая молодая смелость!
   В душе -- веселая печаль,
   В душе -- печальная веселость.
   В мечтах -- кабинки, пляж, Трувиль.
   Вокруг -- зимы нагая белость.
   В устах -- коралловая алость.
   В ушах -- весенняя свирель.
   В глазах -- веселая печаль.
   
   
                  Rondel XV
   
   Her happy sadness,
   Her sad happiness...
   The drawn chambers of the sled,
   And warm veil by the lips.
   How heavy is mile in calls!
   What is young braveness!
   Happy sadness -- in the soul,
   In the soul -- sad happiness.
   In dreams -- cabins, beach, Truville.
   Around -- naked winter's whiteness.
   Coral scarlet on the lips,
   The spring pipe -- in ears.
   In the eyes -- happy sadness.
   
   
                  Рондель XVI
   
   Люблю лимонное с лиловым:
   Сирень средь лютиков люблю.
   Лимон фиалками томлю.
   Пою луну весенним словом:
   Лиловым, лучезарным, новым!
   Луна -- подобно кораблю...
   Люблю лиловое с лимонным:
   Люблю средь лютиков сирень.
   Мне так любовно быть влюбленным
   И в ночь, и в утро, в вечер, в день,
   И в полусвет, и в полутень,
   Быть вечно жизнью восхищенным,
   Любить лиловое с лимонным...
   
   
                  Rondel XVI
   
   I love the lemon with the purple:
   I love lilac buttercups among,
   With violet I languish lemon.
   With the spring word I sing the moon:
   Purple, new, radiant!
   Moon -- just like a ship...
   I love the purple and the lemon:
   I love lilac midst buttercups.
   For me to thus be in love
   With night, with morning, evening, day,
   And in half-shade, and in half-light
   To be admiring life always,
   The purple and the lemon to love...
   
                  Рондо XIX
   
   Вервэна, упоенная морской
   Муаровой волной, грустней Лювэна,
   Овеяла меня своей тоской
   Вервэна.
   И под ее влияньем вдохновенно
   Я начал петь глаза Манон Леско,
   Смотрящие мне в душу сокровенно.
   Возник в душе улыбчивый покой.
   Она свята, как древняя Равенна:
   То льется в душу лунною рекой
   Вервэна.
   
   
                  Rondo XIX
   
   Vervena, intoxicated by the sea
   Moire wave, more woeful than Leuven,
   With his sorrow fanned me
   Vervena.
   And inspired under her influence
   I started to sing Manon Lesko's eyes,
   Looking secretly into my soul.
   In soul arose a smiling rest.
   She's sacred, like ancient Ravenna:
   With moon river pours into soul
   Vervena.
   
   
                  Рондо XX
   
   Пока не поздно, дай же мне ответ,
   Молю тебя униженно и слезно,
   Далекая, смотрящая мимозно:
   Да или нет?
   Поэзно "да", а "нет" -- оно так прозно!
   
   Слиянные мечты, но бьются розно
   У нас сердца: тускнеет в небе свет...
   О, дай мне отзвук, отзнак, свой привет,
   Пока не поздно.
   
   Ты вдалеке. Жизнь превратилась в бред.
   И молния, и гром грохочет грозно.
   И так давно. И так десятки лет.
   Ты вдалеке, но ты со мною грезно.
   Дай отклик мне, пока я не скелет,
   Пока не поздно!..
   
   
                  Rondo XX
   
   While it's not late, give me the answer,
   I pray you humiliated and in tears,
   Far away, with mimosas staring:
   Yes or no? Yes or no -- answer?
   Poetically "yes," and no -- it is prosaic!
   
   Merged dreams, but differently beat
   Our hearts: dims the sky of light...
   Oh, give me answering sign,
   While it is not late...
   
   Thus afar, life has turned to delirium.
   And lightning, and thunder rumble menacingly.
   And thus is late. And thus for tens of years
   You are afar, but you're dreamy with me.
   While I'm not a skeleton give me the answer...
   While it is still time!
   
   
                  Рондо XXI
   
   Далеко-далеко, там за скалами сизыми,
   Где веет пустынями неверный сирокко,
   Сменяясь цветочными и грезными бризами,
   Далёко-далёко,
   Ильферна, бесплотная царица востока,
   Ласкает взор путника восходными ризами,
   Слух арфой, вкус -- негой бананного сока...
   Потом испаряется, опутав капризами
   Случайного странника, и он одиноко
   Тоскует над брошенными ею ирисами, --
   Далёко-далёко!
   
   
                  Rondo XXI
   
   Far-afar, behind the blue rocks,
   Where blows with the desert the northern sirocco,
   Changing with colorful and dreamy breezes,
   Far-afar.
   Ilferna, the fruitless queen of the East,
   Caresses sight of companion with sunrise chausibles,
   Hearing of harp, taste -- banana juice...
   Then evaporates, having entangled with whims
   Accidental stranger, and he, lonely, sorrows
   Over the thrown against her irises, -
   Afar-afar!
   
   
                  Рондо о поцелуях
   
   Ее уста сближаются с моими
   В тени от барбарисного куста
   И делают все чувства молодыми
   Ее уста.
   И снова жизнь прекрасна и проста,
   И вновь о солнечном томится Крыме
   С ума сводящая меня мечта!
   Обрадованный, повторяю имя
   Благоуханное, как красота,
   И поцелуями томлю своими
   Ее уста...
   
   
                  Rondo of kisses
   
   Her lips near mine
   In shade of bush of barberry
   And make all feelings
   Young her lips.
   And life again is beautiful and simple,
   And again languishes in sunny Crimea
   Dream of losing the mind!
   Joyful, I recall the name
   Like beauty, fragrant,
   And with kisses I torment
   Her lips...
   
   
                  Рондо
   
   О, не рыдай над мертвым телом
   И скорбь свою превозмоги:
   Душа ушла в порыве смелом
   Из мира мрака и тоски.
   Не плакать, -- радоваться надо:
   Души счастливый переход --
   Не наказанье, а -- награда,
   И не паденье, а восход.
   О, не рыдай над мертвым телом,
   Молись за вознесенный дух,
   Над прахом же осиротелым
   Не расточай души: он глух.
   Нет, не рыдай над мертвым телом...
   
   
                  Rondo
   
   O, don't weep before dead body
   And overcome your sorrow:
   Soul leaves in brave impulse
   From the world of darkness and angst.
   Do not cry -- we must be joyful:
   Happy transition of the soul -
   Not punishment but reward,
   And rise and not fall.
   O, don't weep before dead body,
   Pray for ascended spirit,
   Above the ashes orphaned
   Don't waste the soul: it can't hear.
   No, don't keep the corpse before.
   
   
                  Роза в снегу
   
   Как в пещере костер, запылает камин...
   И звонок оправдав, точно роза в снегу,
   Ты войдешь, серебрясь... Я -- прости, не могу... --
   Зацелую тебя... как идею брамин!
   О! с мороза дитя -- это роза в снегу!
   Сладострастно вопьет бархат пестрой софы,
   Он вопьет перламутр этих форм -- он вопьет!
   Будь моею, ничья!.. Лью в бокалы строфы,
   Лью восторг через край, -- и бокал запоет...
   А бокал запоет -- запоет кабинет,
   И камина костер, и тигрица-софа...
   Опьяненье не будет тяжелым, -- о, нет:
   Где вино вне вина -- жить и грезить лафа!
   
   
                  Rose in Snow
   
   Like bonfire in a cave, fireplace flames out...
   And, like a rose in snow, a call approving --
   You will come in, silver... I -- forgive, I cannot...
   I will kiss you... like an idea of Brahmin!
   Oh! Child from frost -- is the rose in the snow.
   Voluptuously will drink the velvet of gaudy sofa.
   Who will drink? It will drink the pearl of these forms...
   Be mine, draw! In glasses I pour verse,
   I pour joy through the edge -- and sings the glass...
   And sings glass -- sings the cabinet,
   And tiger's sofa, and bonfire of hearth...
   Drunkenness won't be heavy -- endlessly:
   Where wine without wine -- fate to live and dream.
   
   
                  Розы во льду
   
   Твоей души я не отрину:
   Она нагорна и морска.
   Рождественскому мандарину
   Благоуханием близка.
   
   Ты вне сравнений: ты едина.
   Ты вне сомнений: ты -- мечта.
   Ты -- озарительная льдина
   С живыми розами Христа.
   
   
                  Roses in ice
   
   Your soul I will not cast away:
   It is on mountains and sea.
   To the Christmas tangerines
   Is near with fragrance.
   
   You're beyond comparison: you alone.
   You -- are a dream, you're beyond doubts.
   You -- illuminating ice flow
   With living roses of Christ.
   
   
                  Россини
   
   Отдохновенье мозгу и душе
   Для девушек и правнуков поныне...
   Оркестровать улыбку Бомарше
   Мог только он, эоловый Россини.
   
   Глаза его мелодий ясно-сини,
   А их язык понятен в шалаше.
   Пусть первенство мотивовых клише
   И графу Альмавиве, и Розине.
   
   Миг музыки переживет века,
   Когда его природа глубока, --
   Эпиталамы или панихиды!
   
   Россини -- это вкрадчивый апрель,
   Идиллия селян "Вильгельма Телль",
   Кокетливая трель "Семирамиды".
   
   
                  Rossini
   
   Relaxation to brain and soul
   For grandkids and girls...
   To orchestrate Bomarshe's smile
   Could only he, Rossini aeolian.
   
   Clear-blue are his melody's eyes,
   And tongue is understood in the heart.
   Let there be primacy of motive cliches
   In Rozin, in Almamiv's count.
   
   Moment of music will survive eras,
   When deep is its nature, -
   Epithalamus or funeral!
   
   Rossini -- is insinuating April,
   Idyll of villagers "Wilhelm Tell,"
   "Semiramida's" coquettish trill.
   
   
                  Русская
   
   Кружевеет, розовеет утром лес,
   Паучок по паутинке вверх полез.
   Бриллиантится веселая роса.
   Что за воздух! Что за свет! Что за краса!
   Хорошо гулять утрами по овсу,
   Видеть птичку, лягушонка и осу,
   Слушать сонного горлана-петуха,
   Обменяться с дальним эхом: "Ха-ха-ха!"
   Ах, люблю бесцельно утром покричать,
   Ах, люблю в березках девку повстречать,
   Повстречать и, опираясь на плетень,
   Гнать с лица ее предутреннюю тень,
   Пробудить ее невыспавшийся сон,
   Ей поведать, как в мечтах я вознесен,
   Обхватить ее трепещущую грудь,
   Растолкать ее для жизни как-нибудь!
   
   
                  Russian
   
   Laces, pinks the morning wood.
   On cobwebs climbs the spider.
   The happy diamond dew.
   What light! What beauty! What air!
   It's good to walk in mornings on the oaks,
   To see the bird, the frog and the bee,
   To hear the sleepy rooster-throat,
   To exchange with echo: "hee-hee-hee"!
   Ah, I love in morning to scream, aimless,
   Ah, I love in birches to meet maiden,
   To meet and, leaning on fence,
   To chase from face her morning shadow,
   Her unawakened sleep to awake,
   To tell, that in dreams I am raised,
   Somehow to push her into life,
   To embrace her trembling chest.
   
   
                  Русские вилы
   
   Когда Бонапарт приближался к Москве
   И щедро бесплодные сеял могилы,
   Победный в кровавом своем торжестве, --
   В овинах дремали забытые вилы.
   
   Когда ж он бежал из сожженной Москвы
   И армия мерзла без хлеба, без силы, --
   В руках русской бабы вдруг ожили вы,
   Орудием смерти забытые вилы!
   
   ...Век минул. Дракон налетел на Москву,
   Сжигая святыни, и, душами хилы,
   Пред ним москвичи преклонили главу...
   В овинах дремали забытые вилы.
   
   Но кровью людскою упившись, дракон
   Готовится лопнуть: надулись все жилы.
   Что ж, русский народ! Враг почти побежден:
   -- Хватайся за вилы!
   
   
                  Russian pitchforks
   
   When Bonaparte was nearing to Moscow
   And generously sowed graves fruitless,
   In its bloody triumph victorious, -
   Forgotten pitchfork slept in the barns.
   
   When he ran from burned-out Moscow
   And army froze without bread, without force, -
   You suddenly came alive in hands of Russian broad,
   Forgotten pitchfork a weapon of death!
   
   Century passed. Dragon swooped down on Moscow,
   Burning the shrines, and, in souls frail,
   Before them Muscovites the heads bowed..
   Forgotten pitchfork in barn slept.
   
   But drunk on people's blood, the dragon
   Is ready to pop: the veins inflate.
   Well, Russian people! Enemy's almost conquered:
   For the pitchfork grasp!
   
   
   
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru