По Эдгар Аллан
Отрывки и афоризмы

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


Эдгаръ По

Отрывки и афоризмы.

  
   Собраніе сочиненій Эдгара По въ переводѣ съ англійскаго К. Д. Бальмонта
   Томъ второй. Разсказы, статьи, отрывки, афоризмы.
   М., Книгоиздательство "Скорпіонъ", 1906
   OCR Бычков М. Н.
  

1. Адамъ.

  
   Насколько сильно выразительна аттестація Адама, данная нижней части одной изъ старыхъ картинъ, находящихся въ Ватиканѣ.-- "Adam, divinitus edoctus, primus seientiarum et literarum inventer". ("Адамъ, боговдохновенно наученный, первый изобрѣтатель наукъ и письменъ").
  

2. Всемогущій Долларъ.

  
   Римляне почитали свои знамена; и такъ случилось, что Римское знамя было орломъ. Наше знамя лишь десятая доля Орла {Eagle -- значитъ орелъ, а также наименованіе Американской монеты въ десять долларовъ. К. Б.} -- Долларъ -- но мы дѣлаемъ все, чтобы обожать его съ удесятереннымъ почитаніемъ.
  

3. Американскіе критики.

  
   Увы, сколь многіе Американскіе критики пренебрегаютъ счастливымъ указаніемъ мосье Тимона -- "que le ministre de l'Instruction Publique doit lui-même savoir parler Franèais" (что самъ Министръ Народнаго Просвѣщенія долженъ умѣть говорить по французски).
  

4. Американская Литература. -- Національность.

  
   За послѣднее время много говорилось о необходимости поддерживанія истой національности въ Американской Литературѣ, но въ чемъ состоитъ эта національность, или что ею можетъ быть выиграно, никто въ точности не уразумѣлъ. Что Американцы должны ограничиваться Американскими темами, или хотя бы предпочитать ихъ, это скорѣе политическая идея, чѣмъ литературная -- и во всякомъ случаѣ это пунктъ спорный. Мы хорошо сдѣлали бы, если бы помнили, что "разстояніе доставляетъ зрѣлищу очарованіе". Ceteris paribus, чужестранная тема, въ строго литературнымъ смыслѣ, должа быть предпочитаема. Послѣ всего, міръ въ своей широтѣ есть единственная законная сцена для литературнаго гистріона.
   Но въ необходимости такой національности, которая защищаетъ нашу литературу, поддерживаетъ нашихъ литераторовъ, и опирается на наши собственныя средства, не можеть-быть ни малѣйшей тѣни сомнѣнія. Однако именно въ данномъ отношеніи мы нерадивы до послѣдней степени. Мы жалуемся на отсутствіе Международнаго Права Авторской Собственности, по той причинѣ, что это отсутствіе даетъ возможность нашимъ книгоиздателямъ наводнять насъ Британскими мнѣніями въ Британскихъ книгахъ; между тѣмъ, когда эти же издатели, на свой собственный рискъ, и даже съ явнымъ для себя ущербомъ, печатаютъ какую-нибудь Американскую книгу, мы отворачиваемъ свой носъ съ величайшимъ презрѣніемъ, (это фактъ общепринятый), пока эта Американская книга не получитъ санкцію "ее можно прочесть" отъ какого-нибудь безграмотнаго критика, изъ сферъ литературной черни. Развѣ это будетъ преувеличеніемъ сказать, что у насъ мнѣніе Вашингтона Ирвинга, Прескотта, Брайэнта равняется нулю въ сравненіи съ мнѣніемъ какого-нибудь безъимяннаго подъ-подъ-издателя "Spectator'а", "Athenaeum'а", или Лондонскаго "Punch'а"? Это не преувеличеніе. Это весьма торжественный -- поистинѣ чудовищный фактъ. Любой издатель во всей странѣ допуститъ что это фактъ. Нѣтъ подъ солнцемъ болѣе отвратительнаго зрѣлища, чѣмъ наше подслуживанье къ Британскому критицизму. Оно отвратительно во-первыхъ потому, что это унизительно, раболѣпно, малодушно, во-вторыхъ потому, что это совершенно безсмысленно. Мы знаемъ, что Британцы ничего не имѣютъ по отношенію къ намъ, кромѣ нерасположенія; мы знаемъ, что никогда они не высказываюгъ непредубѣжденныхъ сужденій объ Американскихъ книгахъ; мы знаемъ, что въ тѣхъ немногихъ случаяхъ, когда о тѣхъ или иныхъ нашихъ писателяхъ говорили въ Англіи довольно прилично, эти писатели или открыто преклонялись передъ Англійскими учрежденіями, или таили въ глубинѣ своихъ сердецъ какой-нибудь скрытый принципъ, враждебный Демократіи -- мы знаемъ все это, и однако же день за днемъ склоняемъ наши выи подъ унизительное ярмо грубѣйшаго мнѣнія, истекающаго изъ отчей страны. Ну, если ужь говорить о національности, пусть это будетъ національность, которая сброситъ это ярмо.
   Мы на самомъ дѣлѣ требуемъ національнаго самоуваженія. Въ области Литературы, также какъ и въ Управленіи, мы требуемъ Объявленія Независимости. Еще лучше было бы Объявленіе Войны -- и эту войну немедленно нужно было бы перенести "въ Африку".
  

5. Аналогія.

  
   Въ физическомъ мірѣ есть извѣстные факты, имѣющіе поистинѣ удивительную аналогію съ другими фактами изъ области мысли, и дающіе такимъ образомъ извѣстную окраску истинности (ложному) риторическому догмату, гласящему, что метафора или уподобленіе можетъ усилить какой-нибудь аргументъ, также какъ украсить описаніе. Такъ напримѣръ, принципъ vis inertiae съ общею суммой скорости движенія, ей пропорціональной, и съ нею какъ послѣдствіе связанной, повидимому тождествененъ какъ въ физической области, такъ и въ метафизической. Какъ вѣрно то, что въ первой обширное тѣло приводится въ движеніе съ большей трудностью, нежели тѣло малое, и что слѣдующая за этимъ сила движенія соразмѣрна съ данной трудностью, такъ точно вѣрно, что во второй разумъ болѣе обширныхъ способностей, будучи болѣе сильными, болѣе постоянными, и болѣе объемлющими въ своихъ движеніяхъ, чѣмъ разумы низшей степени, въ то же время менѣе охотно движутся, но наиболѣе затрудненныя болѣе полны колебаній при первыхъ шагахъ своего поступательнаго стремленія.
  

6. Уничтоженіе.

  
   Мы могли бы измыслить очень поэтическую и полную внушеній, хотя, быть можетъ, не имѣющую достаточныхъ основаній, философію, предположивъ, что добродѣтельные живутъ въ иномъ мірѣ,тогда какъ злые терпятъ уничтоженіе, и что опасность уничтоженія (въ прямомъ соотношеніи съ грѣхомъ), могла бы быть указана ночнымъ сномъ, а также, при случаѣ, съ большей отчетливостью, обморокомъ. Напримѣръ, способность души къ уничтоженію должна была бы находиться въ соотвѣтствіи съ той или иной степенью безсновидѣнности сна. Подобнымъ же образомъ, если мы падаемъ въ обморокъ и просыпаемся съ полнымъ отсутствіемъ сознанія извѣстнаго промежутка времени, прошедшаго втеченіи обморока, душа, значитъ, была въ такомъ состояніи, что, если бы наступила смерть, послѣдовало бы уничтоженіе. Съ другой стороны, если оживаніе сопровождается воспоминаніемъ о видѣнномъ (какъ въ дѣйствительности это иногда и бываетъ), тогда душа, повидимому, должна находиться въ такомъ состояніи, что существованіе ея послѣ тѣлесной смерти должно быть обезпечено -- блаженство или злосчастность существованія указывались бы характеромъ видѣній.
  

7. Опредѣленіе Искусства.

  
   Еслибы меня попросили опредѣлить, очень кратко, что такое "Искусство", я назвалъ бы его "воспроизведеніемъ того, что Чувства воспринимаютъ въ Природѣ черезъ покровъ души". Простое подражаніе тому, что есть Природа, хотя бы точное, не даетъ никакому человѣку права называться священнымъ именемъ "Художникъ". Деннеръ не былъ художникомъ. Виноградные гроздья Зевксиса были не художественными -- таковыми они были лишь въ птичьихъ глазахъ; и даже занавѣсъ Парразія не могъ бы скрыть здѣсь недостатка генія. Я сказалъ "покровъ души". Нѣчто въ этомъ родѣ. повидимому, составляеть въ Искусствѣ необходимость. Мы можемъ, въ любую минуту, удвоить истинную красоту настоящаго ландшафта полузакрывъ наши глаза, въ то время какъ мы на него смотримъ. Обнаженныя Чувства инотда видятъ слишкомъ мало -- но затѣмъ всегда они видятъ слишкомъ много.
  

8. Механизмъ Искусства.

  
   Яено видѣть механизмъ -- шестерни и колёса -- какого-нибудь произведенія Искусства, несомнѣнно, представляетъ, само по себѣ, извѣстное наслажденіе, но такое, что мы можемъ его испытывать какъ разъ лишь настолько, насколько мы не испытываемъ законный эффектъ, замышленный художникомъ; и дѣйствительно, слишкомъ часто бываетъ, что размышлять аналитически объ Искусствѣ это то же самое, что отражать въ себѣ предметы по методу зеркалъ, находяшихся въ храмѣ Смирны, и представляющихъ самыя красивыя вещи искаженными.
  

9. Художникъ.

  

"Художникъ принадлежить своему произведенію, не произведеніе художнику".

Новалисъ

   Въ девяти случаяхъ изъ десяти это пустая трата времени -- пытаться исторгнуть смыслъ изъ какого-либо Германскаго афоризма; или, скорѣе, какой-либо смыслъ и всякій смыслъ можетъ быть исторгнутъ изъ нихъ всѣхъ. Если въ вышеприведенной сентенціи тотъ смыслъ, что художникъ, подразумѣвается, есть рабъ своей темы, и долженъ согласовать съ нею свои мысли, я не вѣрю въ эту мысль, которая представляется мнѣ принадлежащей уму, по существу своему прозаическому. Въ рукахъ истиннаго художника тема, или "произведеніе", есть не болѣе какъ куча глины изъ которой (въ границахъ, указываемыхъ размѣромъ и качествомъ глины) можетъ быть образовано что угодно по произволу, или въ соотвѣтствіи съ искусствомъ работника. Глина, на самомъ дѣлѣ, есть рабъ художника. Она принадлежитъ ему. Его геній достовѣрно, и весьма отчетливо, сказывается въ выборѣ глины. Отвлеченно говоря, она не должна быть ни тонкой, ни грубой -- но именно настолько тонкой, или настолько грубой,-- настолько пластической или настолько негибкой -- насколько это нужно, чтобы наилучше послужить для выполненія задуманной вещи -- для выраженія извѣстной мысли, или, точнѣе говоря, для оказанія извѣстнаго впечатлѣнія. Есть однако художники, которые берутъ воображеніемъ лишь самый тонкій матеріалъ, и производятъ поэтому самыя тонкія издѣлія. Они обыкновенно очень прозрачны и чрезвычайно хрупки.
  

10. "Синіе чулки".

  
   Наши "синіе чулки" умножаются въ сильной степени, и нужно было бы въ крайнемъ случаѣ подвергнуть ихъ истребленію хоть черезъ десятаго. Неужели у насъ нѣтѣ ни одного критика достаточно крѣпко-нервнаго, чтобы повѣсить дюжины двѣ изъ нихъ, in terrorem (страха ради)?' Онъ долженъ конечно пользоваться при этомъ шелковой петлей -- какъ это дѣлаютъ въ Испаніи по отношенію ко всѣмъ грандамъ голубой крови -- "sangre azula".
  

11. Краткость.

  
   Не каждый можетъ выполнить "что-нибудь хорошее"' въ точномъ смыслѣ слова, хотя, быть можетъ, когда что нибудь хорошее въ точномъ смыслѣ выполнено, каждый десятый человѣкъ, котораго вы встрѣтите, будетъ способенъ понять и оцѣнить это. Мы никакъ не можемъ заставить себя повѣрить, чтобы для составленія дѣйствительно хорошей "краткой статьи" требовалось менѣе настоящаго умѣнья, чѣмъ для написанія приличной повѣсти обычныхъ размѣровъ. Повѣсть конечно требуеть того, что названо длительнымъ усиліемъ -- но это не болѣе, какъ дѣло настойчивости, и вмѣстѣ лишь косвенное отношеніе къ таланту. Съ другой стороны, единство эффекта -- качество нелегко оцѣниваемое или настоящимъ образомъ понимаемое обычнымъ умомъ, и желаемое трудно для достиженія, хотя бы стремящіеся къ нему могли его постичь; это качество необходимо въ "краткой статьѣ", но оно не составляетъ необходимости въ обычной повѣсти. Если послѣдняя вызываеть восхищеніе, ею восхищаются изъ-за отдѣльныхъ ея мѣстъ, безъ отношенія къ произведенію какъ къ уѣлому, или безъ отношенія къ какому-либо общему замыслу -- и, если таковой даже существуетъ въ извѣстной степени, онъ, какъ окажется, лишь мало занималъ вниманіе писателя и, благодаря размѣрамъ повѣствованія, не можетъ быть охваченъ читателемъ съ одного взгляда.
  

12. Искусство разговаривать.

  
   Чтобы хорошо разговаривать, нуженъ холодный тактъ таланта -- чтобы хорошо говорить, пламенное самозабвеніе генія. Однако, люди очень высокой геніальности говорятъ иногда очень хорошо, иногда очень плохо:-- хорошо, когда у нихъ много времени, когда они вполнѣ свободны, и когда они связаны симпатіей съ своими слушателями:-- плохо, когда они боятся, что ихъ прервутъ, и когда они досадуютъ на невозможность исчерпать предметъ втеченіи этой частной бесѣды. Неполный геній свѣтить вспышками -- онъ весь изъ обрывковъ. Истинный геній пугается неполноты, несовершенства -- и обыкновенно предпочитаетъ молчать, нежели сказать что-нибудь, что не представляетъ изъ себя всего, надлежащаго быть сказаннымъ. Онъ такъ полонъ своимъ замысломъ, что онъ нѣмъ. Во-первыхъ потому, что онъ не знаетъ, какъ начать, ибо вѣчно за началомъ представляется начало, и во-вторыхъ потому, что онъ видитъ свою истинную цѣль на такомъ безконечномъ разстояніи. Иногда, ринувшись въ обсужденіе предмета, онъ сбивается, колеблется, останавливается, и смущается, и такъ какъ онъ былъ подавленъ натискомъ и многосложностью своихъ мыслей, его слушатели смѣются надъ его неспособностью мыслить. Подобный человѣкъ находитъ свою собственную стихію при тѣхъ "великихъ случахъ", которые смущаютъ и поражаютъ разумъ толпы.
   Тѣмъ не менѣе, человѣкъ, умѣющій хорошо разговаривать, вообще оказываетъ на людей гораздо болѣе рѣшительное вліяніе, чѣмъ говорящій -- своей рѣчью: послѣдній неизмѣнно говоритъ съ большими результатами, когда онъ держитъ въ рукахъ перо. И люди, умѣющіе хорошо разговаривать, болѣе рѣдки, чѣмъ люди, умѣющіе хорошо говорить. Я знаю многихъ изъ числа послѣднихъ; изъ числа первыхъ лишь пять или шесть. Большинство людей, при разговорѣ, заставляютъ насъ проклясть нашу звѣзду за то, что намъ суждено быть не среди представителей той Африканской расы, о которой упоминаетъ Эвдоксъ: эти дикари не имѣли рта, и, слѣдственно, никогда его не открывали. И однако же, за отсутствіемъ рта, нѣкоторыя особы, которыхъ я имѣю въ виду, ухитрились бы продолжать болтать -- какъ они это дѣлаютъ и теперь -- носомъ.
  

13. О трусости.

  
   Тотъ не воистину храбръ, кто боится показаться, или быть, трусливымъ, когда это ему слѣдуетъ.
  

14. О Де-Фо.

  
   Хотя Де-Фо имѣлъ бы полныя права на беземертіе, если бы онъ и не написалъ "Робинзона Крузо", однако многія изъ его другихъ превосходныхъ произведеній совершенно исчезли изъ нашего вниманія, затѣненныя превосходнѣйшимъ блескомъ приключеній Йоркскаго моряка. Какой лучшей возможной славы могъ бы желать авторъ этой книги, въ сравненіи съ той славой, которой она пользуется? Эта книга сдѣлалась необходимой принадлежностью въ каждомъ семействѣ всего Христіанскаго міра. Но никогда успѣхъ книги -- всемірный успѣхъ -- не былъ болѣе неяснымъ или болѣе неподходящимъ въ своемъ примѣненіи. Ни одинъ изъ десяти -- нѣтъ, ни одинъ изъ пятисотъ человѣкъ -- при чтеніи "Робинзона Крузо" не имѣетъ ни малѣйшаго представленія о томъ, чтобы хотя частица генія или даже обычнаго таланта была вложена въ его созданіе. Никто не смотритъ на это произведеніе съ точки зрѣнія литературнаго выполненія. Де-Фо не принадлежитъ ни одна изъ мыслей лицъ, его читающихъ, Робинзону -- всѣ. Не были ли силы, создавшія чудо, брошены въ область забвенія именно поразительностью чуда, ими созданнаго? Мы читаемъ и дѣлаемся совершенными абстракціями, въ напряженности нашего интереса -- мы закрываемъ книгу, вполнѣ убѣжденные, что мы сами могли бы такъ же написать. Все это создано могучими чарами правдоподобія. На самомъ дѣлѣ, авторъ Робинзона Крузо долженъ былъ обладать болѣе, чѣмъ какими-нибудь способностями -- тѣмъ, что было названо способностью отожествленія -- господствомъ воли надъ воображеніемъ, дающимѣ уму возможность утратить свою собственную индивидуальность въ вымышленной. Это связано въ значительной степени съ способностью отвлеченія; и, обладая такими ключами, мы можемъ отчасти проникнуть въ тайну того очарованія, которое такъ долго облекало лежащую передъ нами книгу. Но полное объясненіе нашего интереса къ ней не можетъ быть мотивировано такимъ образомъ. Де-Фо -- очень обязанъ своему сюжету. Представленіе о человѣкѣ, находящемся въ состояніи полнаго одиночества, хотя раньше и часто возникало, до тѣхъ поръ никогда не было развито такъ полно. Частое возникновеніе этой мысли въ умахъ людей обезпечивало широкое вліяніе на ихъ симпатіи. А тотъ фактъ, что ни одна изъ попытокъ не дала этому представленію законченной формы, свидѣтельствуетъ о трудности задачи. Но правдивое повѣствованіе Селькирка въ 1711-омъ году, и могущественное впечатлѣніе, оказанное имъ на публику, въ достаточной степени внушило Де-Фо и смѣлость, необходимую для его произведенія, и настоящую вѣру въ его успѣхъ. И кажъ удивителенъ былъ результатъ!
  

15. Судьба Превосходства.

  
   Меня иногда забавляло воображать себѣ, какова бы должна была быть судьба личности, одаренной, или вѣрнѣе проклятой, разумомъ весьма и весьма превосходнымъ сравнительно съ разумомъ его расы. Конечно онъ сознавалъ бы свое превосходство; не могъ бы онъ также (если впрочемъ по существу своему онъ былъ бы человѣкомъ) скрывать проявленія этого сознанія. Такимъ образомъ на всѣхъ пунктахъ онъ создалъ бы себѣ враговъ. И такъ какъ его мнѣнія и умозрѣнія сильно отличались бы отъ мнѣній и умозрѣній всего человѣчества, очевидно, онъ былъ бы сочтенъ сумасшедшимъ. Какъ ужасна мучительность такого положенія! Адъ не могъ бы выдумать пытки большей, нежели эта: быть обремененнымъ ненормальною слабостью по причинѣ ненормальной силы.
   Подобнымъ же образомъ, ничего не можетъ быть очевиднѣе, какъ то, что духъ очень великодушный -- истинно чувствующій то, что всѣ лишь исповѣдуютъ -- неизбѣжно встрѣтилъ бы ложное пониманіе по всѣмъ направленіямъ -- побудительные его мотивы были бы ложно истолкованы. Совершенно такъ же какъ предѣльность ума была бы сочтена слабоуміемъ, на избытокъ рьщарства стали бы смотрѣть какъ на самую послѣднюю низость -- и то же самое со всѣми другими положительными нравственными качествами. Эта тема воистину мучительна. Что отдѣльныя личности воспаряли такъ высоко надъ уровнемъ своей расы, объ этомъ врядъ ли можетъ быть споръ, но, бросая взглядъ назадъ черезъ исторію, и отыскивая слѣдовъ ихъ существованія, мы должны были бы обойти невниманіемъ всѣ жизнеопнеанія "добрыхъ и великихъ", и въ то же время тщательно разсматривать малѣйшія повѣствованія о злосчастныхъ, которые умерли въ тюрьмѣ, въ сумасшедшемъ домѣ, или на висѣлицѣ.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru