Аннотация: The Venturers. Перевод Эвы Бродерсен (1925).
О. Генри. Искатели приключений
Прежде чем развернуть фабулу этого рассказа, мы должны попросить вас присесть на одну минуту и выслушать небольшое объяснение по поводу избранной нами темы. Не беспокойтесь, это займет не более минуты.
Omne mundus in duas partes divisum est [Все в жизни делится на две части (парафраза из Юлия Цезаря) (примеч. переводчика)]: на людей, которые носят галоши и платят подушные подати, и на людей, которые открывают новые континенты. Все континенты теперь уже открыты, но к тому времени, когда галоши выйдут из моды и подушные подати превратятся в подоходный налог, другая половина поедет исследовать каналы Марса.
Эта вторая половина людей называется "искатели приключений", конечной целью которых является счастье. Счастье -- это приз, который хотят завоевать. Приключения -- дорога к нему, а Случай прячется в тени по бокам дороги и подстерегает путника. Лицо Счастья -- лучезарное и обаятельное. Лицо Приключения -- цветущее и героическое... Лицо же Случая прекрасное, но расплывчатое.
А теперь закурим наши трубки, поворчим на детей и кота, усядемся поудобнее в плетеную качалку у самого холодного окна и выслушаем историю о двух современных искателях приключений.
* * *
Форстер по природе своей был искателем приключений, но рожденье, традиция, условия, приличия и влияние города не давали ему полной свободы. Он истоптал все главные проезжие улицы и много боковых, которые, как полагают, придают разнообразие жизни. Но ничто его не удовлетворяло по той простой причине, что он всегда знал, что ожидает его в конце каждой улицы. Он знал по опыту и по логике вещей почти точно, к какому результату приведет каждое отклонение от рутины. И ему казалось угнетающе-монотонным все разнообразие, в котором проявлялась жизнь.
Однажды Форстер бродил бесцельно по городу, стараясь даже не думать о тех улицах, по которым он шел. Он был бы рад заблудиться, если это было бы возможно; но это было безнадежно.
После часовой прогулки Форстер очутился на углу широкой авеню, перед живописным, блестяще освещенным старым отелем. С сокрушенным видом он посмотрел на часы, -- он вспомнил, что должен был обедать, а обед в этом отеле не представлял никакого приключения. Это был один из его любимых ресторанов, но он знал наперед, что ему будут прислуживать всегда одинаково молча и быстро, что выбор кушаний будет одинаково изысканный и даже оркестр будет исполнять одинаковые номера.
Ему пришла фантазия, не пообедать ли ему в каком-нибудь дешевом, даже сомнительном ресторане в более простом районе города, где повара, набранные со всех стран света, изготовляют свои национальные кушанья для всеядных американцев. Там, может быть, его ожидает какой-нибудь непредвиденный случай -- он может натолкнуться на подлежащее без сказуемого, на дорогу, не имеющую конца, на вопрос без ответа, на причину без последствия. Он не был одет в вечерний костюм; на нем был темный пиджак, который не обратил бы внимания даже в тех ресторанах, где официанты подают в рубашках.
Джон Реджинальд Форстер стал искать в своих карманах деньги, потому что, чем дешевле вы хотите пообедать, тем меньше становится ваш кредит. Он тщательно обыскал все свои тринадцать карманов -- большие и маленькие -- и не нашел ни одного пенни. Его банковая книжка показывала баланс из пяти цифр, но...
Форстер заметил, что с левой его стороны стоял какой-то человек, который с улыбкой смотрел на него. Он имел вид делового человека лет тридцати, был хорошо одет и стоял будто в ожидании трамвая. Но по этой авеню не проходило трамвайной линии. Поэтому близость его и явное любопытство показались Форстеру вторжением в его личную жизнь. Но будучи по природе искателем приключений, он обернулся к нему с улыбкой.
-- Нет денег? -- спросил любопытный незнакомец, придвигаясь ближе.
-- Кажется, что так, -- сказал Форстер. -- Я думал, что был доллар в...
-- О, я знаю, -- засмеялся незнакомец, -- а его не было. Я только что сам проделал ту же процедуру, когда вышел из-за угла. Я нашел в своем жилетном кармане -- не знаю, как они туда попали -- ровным счетом два пенни. А вы знаете, какой обед можно получить за два пенни!
-- Вы, значит, тоже не обедали? -- спросил Форстер.
-- Нет. Но мне хотелось бы пообедать. И вот я вам хочу сделать предложение. Вы мне кажетесь таким человеком, который согласится на него. Вы одеты очень чисто и прилично... Простите, что я затрагиваю личности. Я думаю, что и мой костюм выдержит критический взгляд метрдотеля. Предположим, что мы пойдем в этот отель и пообедаем вместе. Мы выберем меню, как миллионеры -- или, если это вам больше нравится, как скромные джентльмены, позволяющие себе первый раз в жизни небольшую экстравагантность. Когда мы кончим, мы бросим жребий моими двумя пенни, кто из нас должен принять на себя гнев администрации. Меня зовут Айвз. Я думал, что у нас было примерно одинаковое положение в жизни, прежде чем улетучились наши деньги.
-- Согласен, -- радостно сказал Форстер.
Здесь, по крайней мере, была надежда на приключение -- во всяком случае, это обещало быть интереснее, чем избитый, скучный обед за табльдотом. Вскоре оба уселись за угловой столик в столовой отеля. Айвз перебросил через стол один из своих пенни Форстеру.
-- Бросьте жребий, кому из нас заказать обед, -- сказал он.
Форстер проиграл.
Айвз засмеялся и стал заказывать официанту блюда и вина, умело и тщательно их выбирая. Форстер слушал и с восхищением одобрял заказ.
-- Я всю свою жизнь, -- сказал за устрицами Айвз, -- искал того, что называется "продолжением в следующем номере". Я не похож на обыкновенною искателя приключений, который домогается желанною приза. Я не похож также на игрока, который знает, что он либо выиграет, либо проиграет известную ставку. Чего я ищу, это найти приключение, исход которою я не могу предвидеть. Для меня вся жизнь состоит в том, чтобы идти наперекор судьбе. Но теперь весь мир так заеден рутиной, что вы вряд ли сможете ступить на любую тропинку без того, чтобы не найти на ней вывесок с пояснением, что вас ожидает в конце тропинки. А я не хочу знать, не хочу рассуждать, не хочу отгадывать.
-- Я понимаю, -- сказал с восхищением Форстер. -- Я часто желал выразить то, что я чувствую, словами. Вы это сделали за меня. Я тоже ищу неожиданностей.
-- Я рад, что вы поняли мою мысль, -- сказал Айвз. -- Если вам не скучно, мы будем продолжать разговор на эту тему. Очень редко мне приходилось встречать настоящею искателя приключений, который не запасается картой или планом, когда пускается в путешествие. Но, по мере того как мир делается цивилизованнее и умнее, все труднее становится натолкнуться на приключение, исход которою вы не можете предвидеть. В елизаветинские дни вы могли напасть на часового, затеять интересный бой на кинжалах в любом углу замковою двора и после этого преспокойно уехать. В наше же время, если вы непочтительно поговорите с полицейским, то вы знаете наперед, что вам за это будет, и вам остается только догадываться, в какой именно участок он вас сведет.
-- Я понимаю... я понимаю, -- сказал Форстер, одобрительно кивая головой.
-- Я вернулся в Нью-Йорк сегодня, -- продолжал Айвз, -- после того как три года бродил вокруг света. За границей дела обстоят не лучше, чем у нас дома. Весь мир интересуется только исходом, развязкой, а для меня наибольший интерес представляет предпосылка. Я пробовал охотиться на крупного зверя в Африке. Я знаю, какой результат будет от выстрела ружья на расстоянии стольких-то ярдов, и если слои или носорог падали, пораженные пулей, то для меня это не было неожиданностью. Это было для меня таким же удовольствием, как в былые годы, когда я мальчиком должен был делать на доске длинные деления.
-- Я понимаю... я понимаю, -- сказал Форстер.
-- Аэропланы могли, может быть, доставить новое ощущение, -- продолжал Айвз. -- Я пробовал подниматься на воздушном шаре, но здесь так же зависишь просто от точного расчета ветра и балласта.
-- Женщины, -- подсказал с улыбкой Форстер.
-- Три месяца тому назад, -- сказал Айвз, -- я шатался на одном из базаров Константинополя. Я заметил женщину, под покрывалом, конечно, но обладающую поразительно красивыми глазами, которая рассматривала в одном из ларьков украшения из янтаря и жемчуга. С ней был слуга -- толстый нубиец, черный, как уголь. Немного погодя этот слуга незаметно придвинулся ко мне и сунул мне в руку лоскуток бумаги. Я также незаметно взглянул на него. На нем было, как видно, наспех нацарапано карандашом: "Сегодня вечером в девять часов сводчатая калитка Соловьиного сада". Кажется ли это вам интересным началом, мистер Форстер?
-- Продолжайте, -- горячо сказал Форстер.
-- Я навел справки и узнал, что Соловьиный сад принадлежал великому визирю или что-то в этом роде. Конечно, я отправился к сводчатой калитке и был там к девяти часам. Тот же нубийский слуга сразу открыл калитку: я вошел в сад и уселся на скамейку у благовонного фонтана рядом с женщиной под покрывалом. Мы с ней довольно долго проболтали. Ее звали Миртл Томпсон. Она была корреспонденткой чикагской газеты и описывала жизнь в турецких гаремах. Она сказала, что обратила внимание на базаре на нью-йоркский покрой моего костюма, и ей пришла в голову мысль, не могу ли я пристроить ее фельетоны в одну из столичных газет.
-- Я понимаю, -- сказал Форстер, -- я понимаю.
-- Я проехал в челне через Канаду, -- сказал Айвз, -- по быстроходным рекам, через пороги и водопады. Но я не получил от этой поездки того ощущения, которого я желал, потому что знал, что могут быть только два исхода: или я пойду ко дну, или всплыву на поверхность реки. Я играл во всевозможные карточные игры, но математики испортили мне это развлечение своими вычислениями. Я знакомился в поездах, я отвечал на газетные объявления, я звонил у чужих дверей, я пользовался всяким представлявшимся мне случаем, но конец был всегда один -- логическое заключение предпосылки.
-- Я знаю, -- повторил Форстер. -- Я все это сам перечувствовал. Но мне мало представлялось удобных случаев. Бывает ли где-нибудь жизнь так лишена возможности неожиданностей, как жизнь в этом городе? Кажется, будто есть миллионы возможностей изведать неизвестное, да из тысячи случаев ни один не кончается иначе, чем вы это ожидали. Я хотел бы, чтобы подземные дороги и трамваи также редко разочаровывали людей.
-- Солнце взошло, -- сказал Айвз, -- над арабскими ночами. Нет больше калифов. Жизнь управляется рутиной. Наука убила приключения. Нет больше таких возможностей, какие имел Колумб или человек, съевший первую устрицу. Единственная определенная вещь -- это то, что нет ничего неопределенного.
-- Я обладаю, -- сказал Форстер, -- ограниченным опытом человека, прожившего всю жизнь в городе. Я не изъездил свет, как вы, но мне кажется, что мы смотрим на мир одинаковыми глазами. Вы знаете, я вам благодарен даже за это наше небольшое приключение, за то ощущение риска, которое оно нам даст. По крайней мере, будет один захватывающий момент, когда нам представят счет за обед. Может быть, в конце концов, паломники, путешествовавшие без кошелька, находили больший интерес в жизни, чем рыцари Круглого Стола, которые разъезжали со свитой и с засвидетельствованными мандатами короля Артура. А теперь, если вы кончили ваш кофе, бросим жребий вашей монетой, кому из нас принять удар судьбы. Что у меня -- орел или решетка?
-- Орел, -- крикнул Айвз.
-- Так и есть, -- сказал Форстер, поднимая руку. -- Я проиграл. Мы забыли сговориться насчет плана, как спастись тому, кто выиграл. Я предлагаю, когда официант придет, сказать, что вы должны телефонировать приятелю. Я буду удерживать позицию и счет за обед до тех пор, пока вы не успеете взять вашу шляпу и уйти. Благодарю вас за вечер, выходящий из ряда обыкновенных, мистер Айвз, и надеюсь, что нам удастся повторить его.
-- Если память мне не изменяет, -- сказал, смеясь, Айвз, -- ближайший полицейский участок находится на Мандельстрит. Могу вас уверить, что и мне обед доставил удовольствие.
Форстер поманил пальцем официанта. Последний скользнул к столу и положил счет, лицом вниз, около чашки проигравшего. Форстер взял счет и с умышленной неторопливостью стал подсчитывать цифры. Айвз удобно откинулся на спинку стула.
-- Простите меня, -- сказал Форстер, -- но мне кажется, вы хотели позвонить к Граймзу относительно билетов в театр на четверг. Вы забыли?
-- О, -- сказал Айвз, усаживаясь еще удобнее, -- я могу это сделать позже. Подайте мне стакан воды, -- обратился он к официанту.
-- Хотите присутствовать при развязке? -- спросил Форстер.
-- Надеюсь, вы ничего не имеете против, -- сказал просящим тоном Айвз. -- Никогда в своей жизни я не видел, как арестовывают джентльмена в публичном ресторане за то, что он хотел смошенничать.
-- Отлично, -- сказал спокойно Форстер. -- Вам дается право присутствовать при смерти христианина на арене.
Официант принес стакан воды и остался с развязным видом неумолимого собирателя подати.
Форстер колебался в течение пятнадцати секунд, потом вынул из кармана карандаш и поставил свое имя на обеденном счете. Официант поклонился и унес счет.
-- Дело в том, -- сказал Форстер со слегка смущенным смехом, -- мне нужно сделать небольшое признание. Я обедаю в этом отеле два или три раза в неделю в течение более года. Я всегда подписываю счета, а потом за них уплачиваю сразу. -- А затем он прибавил, и в тоне его звучало одобрение: -- Это было с вашей стороны очень храбро -- оставаться со мной до конца, когда вы знали, что у меня не было денег и вас могли тоже арестовать.
-- Теперь и моя очередь сделать признание, -- сказал с усмешкой Айвз. -- Я владелец этого отеля. Конечно, я сам им не управляю, но для меня всегда сохраняется помещение в третьем этаже на случай моего приезда в город.
Он подозвал официанта и сказал:
-- Мистер Гильмор еще в конторе? Отлично. Скажите ему, что приехал мистер Айвз и попросите его проветрить и приготовить мои комнаты.
-- Еще одно приключение, прерванное неизбежным концом, -- сказал Форстер. -- Будет ли в следующем номере загадка без ответа?.. Но, если позволите, я еще несколько минут остановлюсь на теме нашего разговора. Я редко встречал человека, который так понимал бы, чего я хочу от жизни, как вы. Поэтому я хотел бы попросить вашего совета. Через месяц я женюсь.
-- Я пока воздержусь от совета, -- сказал Айвз.
-- Правильно. Но я дам вам некоторые подробности. Я искренно люблю свою невесту, но я не могу решить, отправиться ли мне в церковь или удрать на Аляску. Вы понимаете, это все та же мысль, о которой мы говорили, -- о невозможности неожиданностей. Вы наперед знаете рутину семейной жизни: поцелуй с привкусом цейлонскою чая после утреннего завтрака; затем вы отправляетесь в контору, вы возвращаетесь домой и переодеваетесь к обеду -- два раза в неделю театр -- счета -- тоскливые вечера -- время от времени небольшая ссора -- иногда, может быть, крупная размолвка и развод -- или же дипломатическое соглашение и мещанское довольство, что еще хуже.
-- Я понимаю, -- сказал Айвз, кивая головой.
-- Эта-то убийственная определенность меня и заставляет сомневаться, -- сказал Форстер. -- После женитьбы не будет уже никаких неожиданностей, подстерегающих за углом.
-- Да, после женитьбы нечего уже будет ждать, -- сказал Айвз.
-- Поймите, -- сказал Форстер, -- что я не сомневаюсь относительно моих чувств к моей невесте. Я могу сказать, что люблю ее искренно и глубоко. Но в моей крови есть что-то такое, что протестует против всего того, что можно рассчитать и предвидеть. Я не знаю, чего я хочу, но я знаю, что я чего-то хочу. Я, вероятно, говорю, как идиот, но я действительно думаю то, что говорю.
-- Я понимаю вас, -- сказал, слегка улыбаясь, Айвз. -- Ну а теперь я поднимусь к себе в комнаты. Я был бы очень рад, мистер Форстер, если бы вы согласились пообедать здесь со мной в один из ближайших вечеров.
-- В четверг? -- предложил Форстер.
-- В семь часов, если вас это устроит, -- ответил Айвз.
-- Идет. В семь часов, -- согласился Форстер.
В половине девятого Айвз нанял кэб и поехал в одну из корректных Семидесятых улиц. Предъявленная им визитная карточка дала ему доступ в приемную одного старомодного дома, куда дух приключений никогда не посмел бы войти. На стенах висели гравюры, nature morte и головка Грёза. На столе лежал кожаный альбом с уголками из оксидированного серебра. Часы на камине громко тикали и за пять минут до боя предупреждали о нем щелканьем. Айвз с любопытством взглянул на них, вспомнив, что такие часы были в доме его бабушки.
В комнату вошла Мэри Марсден. Ей было двадцать четыре года, и я предоставляю вашему воображению представить ее наружность. Я должен только одно сказать: молодость, здоровье, простота, бодрость духа и зеленовато-фиолетовые глаза прекрасны, а у нее все это было. Она подала руку Айвзу с милым радушием старинно го друга.
-- Вы не можете себе представить, -- сказала она, -- какое это удовольствие -- видеть вас раз в три года или в этом роде.
Они разговаривали около получаса. Признаюсь, что я не могу повторить их разговор. Вы найдете его в книгах, которые берете из библиотеки. Когда с этой частью разговора было покончено, Мэри сказала:
-- А нашли ли вы за границей то, что хотели?
-- Что я хотел? -- переспросил Айвз.
-- Да. Знаете, вы всегда были оригиналом. Даже мальчиком вы не хотели играть в бейсбол или в какую-нибудь другую игру с установленными правилами. Вы любили нырять в тех местах, где вы не знали, была ли там глубина в десять дюймов или десять футов. И когда вы выросли, вы остались таким же. Мы часто говорили о ваших особенностях.
-- Думаю, я неисправим, -- сказал Айвз. -- Я противник учения о предопределении, тройного правила, закона тяготения, налогов и всего такого. Жизнь мне всегда казалась чем-то вроде того, чем был бы длинный роман, печатаемый в еженедельнике, если бы в каждом номере наверху помещали бы краткое содержание последующих глав.
Мэри весело рассмеялась.
-- Боб Эмз рассказал нам, -- сказала она, -- как вы забавно однажды поступили. Это было, когда вы ехали с ним в поезде где-то на Юге, и вы вышли в одном городе, в котором и не предполагали останавливаться, только потому, что кондуктор вывесил плакат в конце вагона с обозначением следующей станции.
-- Я помню этот случай, -- сказал Айвз. -- Я всегда старался убежать от "следующей станции".
-- Я знаю это, -- сказала Мэри. -- Но это было очень безрассудно. Я надеюсь, что в эти три года, что вы были в отсутствии, вы не нашли того, что думали найти, или что вы вышли на станцию, где ее не было, или что то, что вы ожидали, не случилось.
-- Перед моим отъездом я что-то желал, -- сказал Айвз.
Мэри посмотрела ему прямо в глаза и спокойно улыбнулась.
-- Да, -- сказала она. -- Вы желали меня. И вы отлично знаете, что вы могли бы получить меня.
Айвз не ответил, но медленно окинул взглядом комнату. В ней не было ни малейшей перемены, с тех пор как он был в ней последний раз, три года тому назад. Он живо вспомнил мысли, бывшие у него в тот день на уме. Движимое имущество этой комнаты было также неподвижно, как сами горы. Никогда не произойдет здесь ни одной перемены, кроме неизбежного разрушения от времени. Этот альбом с серебряными уголками будет всегда лежать в том же углу, на том же столе. Эти картины будут висеть на стенах; эти стулья будут стоять всегда на тех же местах и днем, и ночью, пока будет существовать это хозяйство. Здесь были реликвии прошлого века, которые были все еще живыми воспоминаниями и останутся таковыми еще многие годы. В этом доме не могло быть никаких случайностей. Можно было уйти из этого дома и снова вернуться -- и найти все в том же виде, в каком оставили.
И перед ним сидела девушка, принадлежащая этой комнате. Она тоже нисколько не изменилась. Она была все такая же холодная, ясная. Никаких неожиданностей нельзя было от нее ожидать. Если прожить с нею жизнь, то никогда не заметишь в ней перемены, хотя бы она и поседела. Три года он был далеко, а она все его ждала также неизменно и постоянно, каким был и сам дом. Он был уверен, что она его когда-то любила, и эта уверенность, что она всегда его будет любить, оттолкнула его от нее. Об этом он теперь думал, сидя перед ней.
-- Я скоро выхожу замуж, -- сказала Мэри.
* * *
В следующий четверг днем Форстер забежал в отель к Айвзу.
-- Дружище, -- сказал он, -- мы должны отложить обед на год или в этом роде. Я уезжаю за границу. Пароход отходит в четыре часа. Наш разговор в день нашего первого знакомства дал мне эту мысль. Я хочу побродить по свету и отделаться от того кошмара, который тяготел над вами и надо мной -- от страшного страха перед знанием того, что случится. Я сделал одну вещь, которая немного мучает мою совесть, но я знаю, это лучше для нас обоих. Я написал моей невесте и объяснил ей все: рассказал, почему я уезжаю, -- что я не смогу никогда привыкнуть к однообразию супружеской жизни. Как вы считаете, был ли я прав?
-- Не мне судить, -- ответил Айвз. -- Ступайте и стреляйте слонов, если вы думаете ввести этим элемент случайности в вашу жизнь. Мы должны сами решать такие вещи. Но я вам скажу, Форстер, что я нашел путь. Я нашел самый большой риск на свете, я нашел приключение, которое может привести или на седьмое небо, или в черную бездну. Я нашел то, что держит человека всегда начеку, потому что он никогда не узнает исхода -- до самого своего последнего дня. Это путешествие без руля и ветрил, и вы должны быть и капитаном, и экипажем, и держать бессменно вахту, день и ночь, и никто не сменит вас. Я нашел рискованное приключение. Не мучьте себя, Форстер, что вы бросили Мэри Марсден. Я женился на ней вчера.