О.Генри
Монтекки и Капулетти

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

О. Генри.
Монтекки и Капулетти

   Только в самой дальней восточной части Нью-Йорка сохранились еще род Монтекки и род Капулетти. Если вы позволили себе малейшую насмешку над приверженцем враждебною вам рода, то вам несдобровать. На Бродвее вы можете протащить человека за нос на протяжении нескольких домов, и он только будет вопить "караул!". Но в царстве Капулетти и Монтекки вы должны тщательно следить за своим поведением и не позволять себе неосторожного толчка локтем в пивной, если в числе посетителей находятся враги вашего рода.
   Поэтому, когда Эдди Мак-Манус, известный среди Капулетти под кличкою Пробка, вошел в пивную Майка выпить кружку пива и наткнулся на компанию веселящихся Монтекки, он стал соблюдать самые строгие парламентарские правила. Благовоспитанность не позволяла ему уйти из пивной, не утолив своей жажды, осторожность заставила его выбрать такое местечко в пивной, где зеркало помогало ему наблюдать за всеми движениями врага; опыт подсказывал ему, что в этот вечер у Майка можно ожидать неприятностей. Его верный друг Брик Клири близко придвинулся к нему. И так они стояли, четверо из одной шайки и двое из другой, зорко следя друг за другом. Враждебные намерения их были так очевидны, что немец Майк не спускал одного глаза со своих посетителей, а другого -- с пустого места под стойкой буфета, где он имел обыкновение прятаться, когда враждебные партии начинали обмениваться пулями и ударами ножа.
   Натянутая чопорность длилась недолго. Неизвестно, кто первый нарушил церемонный этикет, но последствия сказались немедленно. Козел Малони с молниеносной быстротой выхватил револьвер, но Мак-Манус был не менее проворен. Он нагнулся под револьвером и всадил лезвие ножа на три дюйма между ребер своего противника. В это время Брик Клири перебежал через прилавок и повернул выключатель электричества, чтобы бой продолжался только при свете выстрелов. Немец Майк выполз из своего убежища и бросился на улицу, призывая на помощь Шекспира, то есть, виноват, полицию.
   Полиция явилась и нашла распростертою окровавленного Монтекки, поддерживаемою тремя своими молчаливыми приверженцами. Верные этике шайки, никто из них не сказал, кем был нанесен удар. Ни одного Капулетти уже не было видно.
   -- Бросьте ваши допросы, -- сказал Козел Малони полицейскому. -- Само собой разумеется, я знаю, кто это сделал. Нет. Я не скажу вам его имени. Я сам посчитаюсь с ним... Ох! Легче, ребята!.. Да, я это дело сам разберу. Я ни на кого не подаю жалобы.
   В полночь Мак-Манус пробрался мимо кучи досок к одному из восточных доков и остановился у водопроводного крана. Десять минут спустя к условному месту подошел, как бы случайно, Брик Клири.
   -- Он, может быть, не подохнет, -- сказал Брик, -- и, конечно, он не выдаст. Но Немец Майк выдал. Он сказал полиции, что ему надоело быть вечно под обстрелом. Это очень неудобно как раз теперь, потому что Тим Корригэн находится в Европе. Он вернется в следующую пятницу на пароходе "Кайзер Вильгельм". До этого времени ты должен скрыться из вида. Тим все устроит для нас, когда вернется.
   Этим объясняется, каким образом Пробка Мак-Манус однажды вечером попал в ресторан Руни и там, в первый раз за всю свою подозрительную карьеру, пережил настоящий роман.
   До возвращения Тима Корригэна из его поездки по Европе и до его заступничества перед власть имущими Пробке было небезопасно показываться в притонах, посещаемых его шайкой.
   Поэтому он залег в каморку одного из Капулетти, читая спортивные листки и проклиная медленный ход "Кайзера Вильгельма".
   В четверг вечером заточение сделалось для Пробки невыносимым. Никогда ни один олень не жаждал так сильно воды, как он жаждал холодного прикосновения кружки пива и веселых дружеских разговоров у стойки буфета. Но он должен был избегать района, где его знали. Полиция искала его всюду, потому что газеты снова обвиняли полицию в ее неуменье расправиться с шайками хулиганов. Если его схватили бы до возвращения Корригэна, то заступника не нашлось бы, и ему пришлось бы плохо. Но Корригэн должен был вернуться на следующий день, и потому он думал, что не будет большим риском совершить экскурсию в увеселительные места, которые представляли для него цель жизни.
   В половине первого ночи Мак-Манус очутился на тускло освещенной улице и смотрел на ярко освещенную вывеску "Кафе-ресторана Руни", красовавшуюся над окнами второго этажа. Он слыхал об этом ресторане, но не был знаком с его посетителями. Он поднялся по лестнице и вошел в большой зал.
   Там стояло около двадцати или тридцати столиков, наполовину занятых посетителями. Официанты разносили пиво. В одном конце залы пианист с осоловевшими глазами барабанил по клавишам с автоматической неточностью. В промежутки хор негров, попеременно рыча или визжа, исполнял "настоящие" африканские песенки, сочиненные в Нью-Йорке.
   А теперь вместе со мною полюбуйтесь хотя бы одну минуту хозяином ресторана, Руни, в то время как он принимает, усаживает и ублажает своих гостей. Ему двадцать девять лет. У него нос Веллингтона, подбородок Данте, улыбка Талейрана и важность девятилетней девочки, выбранной королевой мая. Его помощник, Фрэнк, толстый проворный субъект, шикарно одетый, расхаживает между столиками и смотрит за порядком. Что же такого особенного в ресторане Руни, что вызывает такой интерес? Днем он более чем приличный; толстые дамы с детьми, пакетами и непородистыми собаками заходят сюда выпить чашку кофе и поболтать. Даже при вечернем освещении развлечения довольно серенькие. Но успех ресторана объясняется тем, что Руни опередил свое время на двадцать лет. Руни снял запрет. Руни пренебрег общественным мнением. Одним словом, весь секрет в том, что в ресторане Руни женщины могут курить.
   Мак-Манус уселся за свободный столик. Он заплатил за заказанный им стакан пива, отодвинул назад шапку на рыжих своих волосах, заложил переплетенные ноги между перекладинами стула и довольно вздохнул из самой глубины своей души. Все это было в его вкусе. Притворное веселье, неискреннее радушие поддельного гостеприимства, самоуверенный безрадостный смех, вызванная вином теплота, громкая музыка, заглушающая частые моменты страшного, убийственного молчания, знакомый запах лимонной корки, пива и peau d'Espagne ["Peau d'Espagne" -- букв. "Испанская кожа" (фр.); марка туалетной воды (примеч. ред.)] -- все это было манной для Пробки Мак-Мануса, изголодавшегося за неделю в своей пустыне -- в коморке Капулетти.
   В зал вошла девушка. Она была одна. Опытным взглядом быстро окинув зал, она уселась напротив Мак-Мануса за его столик. Ее глаза остановились на нем в течение двух секунд. Это был обычный рекогносцировочный взгляд женщины, которым она оглядывает незнакомого ей мужчину. В этот короткий промежуток времени она решает одно из двух: придется ли ей позвать полицию или выйти за него замуж.
   Закончив свой быстрый осмотр, девушка положила на стол потертую кожаную сумочку, из которой высовывался неизбежный уголок кружевного носового платка. Заказав официанту стакан пива, она вынула из сумки коробку папирос и закурила с преувеличенною непринужденностью. Затем она снова взглянула в глаза Мак-Мануса и улыбнулась.
   В туже минуту судьба их была решена.
   Непонятное желание мужчины построить очаг на всю жизнь для женщины, которую он в первый раз видит, не такое редкое явление среди той части человечества, которая не интересуется гербами и пьесами Бернарда Шоу. В высшем свете любовь с первого взгляда тоже иногда случается, но, как правило, быстрому умопомешательству подвержены неиспорченные натуры, получающие не более десяти долларов в неделю. Поэты и романисты, имейте это в виду!
   После того как между ними пробежал таинственный магнетический ток, в каждом из них немедленно пробудилось желание лгать, притворяться, обманывать и пускать пыль в глаза, что является худшим злом при болезни, известной под именем "любовь".
   -- Хотите еще пива? -- спросил Мак-Манус. В его кругу эта фраза заменяла собою визитную карточку и рекомендательное письмо.
   -- Нет, спасибо, -- сказала девушка, приподняв брови и тщательно подбирая приличные слова. -- Я... просто зашла сюда... освежиться. -- Ей показалось, что папироска, которую она держала между пальцами, требовала объяснения. -- Моя тетя -- русская леди, -- прибавила она, -- и мы часто курим дома после обеда.
   -- Бросьте! -- сказал Мак-Манус, которого тяготили светские манеры. -- Ваши руки не белее моих.
   -- Скажите, пожалуйста, -- сказала девушка, сверкнув на него негодующим взглядом, -- за кого вы меня принимаете? Что это значит?
   Она была прехорошенькая. Ее большие коричневые глаза были блестящие и смелые. Из-под круглой шляпы, кокетливо посаженной набок, виднелись волнистые коричневые волосы, тяжелым низким узлом заколотые на затылке. Подбородок и шея хранили еще девичью округлость, но щеки и руки слегка похудели. Она подозрительно, но вызывающе смотрела на мир. Ее изящное короткое пальто стоило, очевидно, недешево, но было все в пятнах. Из-под черного платья торчал волан лиловой шелковой нижней юбки.
   -- Прошу прощения, -- сказал Мак-Манус, глядя на нее с восхищением. -- Я ничего такого не подумал. Конечно, ничего нет плохого в курении, Моди.
   -- Ресторан Руни, -- сказала девушка, сразу смягчившись от его извинений, -- единственное место, насколько я знаю, где дамы могут курить. Может быть, это некрасивая привычка, но тетя против этого ничего не имеет... А зовут меня не Моди, а Руби Деламир.
   -- Шикарное имя, -- сказал Мак-Манус одобрительно. -- Меня зовут Мак-Манус... Проб... то есть Эдди Мак-Манус.
   -- Вы не виноваты в вашем имени, -- засмеялась Руби. -- Вы будто извиняетесь. Мак-Манус многозначительно посмотрел на большие часы, висевшие в зале.
   Быстрые глаза девушки заметили его движение.
   -- Я знаю, что уже поздно, -- сказала она, берясь за свою сумочку, -- но вы знаете, как нельзя удержаться, если хочется покурить. Разве этот ресторан не совсем приличный? Я никогда не замечала... Я второй раз в этом ресторане. Я работаю в переплетной на Третьей авеню. Многие из нас работают сверхурочно три раза в неделю. Конечно, там нельзя курить. Я и зашла сюда по дороге домой выкурить папироску. А что, разве здесь неприлично? Я тогда больше сюда не буду ходить!
   -- Вечером заходить куда бы то ни было для девушки опасно, -- сказал Пробка. -- Этот ресторан я тоже мало знаю. Выпьем еще по стакану пива, и я провожу вас домой.
   -- Но я не знаю вас, -- сказала девушка нерешительно. -- И я не могу принять общество джентльмена, с которым не знакома. Тетя ни за что не позволила бы это.
   -- Вы увидите, что я умею себя вести, когда провожаю леди, -- сказал Мак-Манус. -- И вы можете быть спокойны, когда узнаете, кто я такой. Мой отец -- большая шишка на Уолл-стрит. Даже лошадь Моргана шарахается каждый раз в сторону, когда мой старик высовывается из окна. Ну так вот, и я там работаю. Отец к следующему году обещал устроить меня на бирже. Но для меня все это то же, что съесть лимон. Я не люблю всякие эти банки. Что я люблю, так это гольф и кататься на яхте... ну, конечно, и бокс. Выступить в схватке этак на десять кругов.
   -- Я думаю, вы можете проводить меня до дома, -- сказала Руби, все еще немного нерешительно. -- Хотя я никогда не слышала ничего особенно хорошего о маклерах на Уолл-стрит или о кавалерах, которые ходят на бокс. У вас нет других рекомендаций?
   -- Я думаю, что вы самая красивая девушка, которую мне приходилось встречать, -- сказал убежденно Мак-Манус.
   -- Довольно глупостей! -- сказала она, но слова ее сопровождались сияющим улыбающимся взглядом. -- Мы выпьем еще пива, до того как уйдем, да?
   Табачный дым делался все гуще, поднимаясь спиралями, волнами, образуя облака, нависая туманом. Смех и разговоры делались все громче под влиянием напитков и никотина.
   Пробил час. Внизу послышался шум запирающейся двери. Фрэнк тщательно спустил на окнах, выходящих на улицу, зеленые плотные шторы. Руни пошел вниз в темную переднюю и встал у входных дверей. Всякий, кто хотел после часа ночи получить доступ в ресторан, должен был предъявить лицо, знакомое ястребиному взгляду Руни.
   Мак-Манус и девушка из переплетной, опершись локтями на стол, были поглощены разговором. Они отодвинули в сторону стаканы с пивом, слегка только отпив из них. После часа пребывание в ресторане доставляло особое удовольствие и пикантность. И не потому, что к списку развлечений прибавлялся какой-нибудь новый номер, а просто потому, что запрещенный плод всегда слаще. Самый простой стакан пива приобретал интерес нелегальности; рюмка самого слабого вина наносила удар закону; самая безобидная компания становилась преступной, попирающей власть и установленные правила. Потому что после часа в таких местах, как ресторан Руни, строго воспрещается пить. Таков неумолимый закон.
   -- Слушайте, -- сказал Мак-Манус, почти покрывая стол своей могучей грудью и локтями, -- это была истинная правда, что вы рассказали мне о вашей работе в переплетной, и то, что вы живете с родными и только случайно попали сюда... и вообще все, что вы мне рассказали?
   -- Конечно, правда, -- живо ответила девушка. -- Почему вы спрашиваете? Вы думаете, что я все наврала вам? Ступайте в переплетную и спросите, если не верите. Я вам сказала правду.
   -- Истинную правду? -- допытывался Мак-Манус. -- Мне это нужно знать, так как...
   -- Так как что?
   -- Да уж что таить, -- сказал Пробка. -- Вы как раз такая девушка, которую я всегда искал. Хотите вести со мною компанию, Руби?
   -- Вы этого хотели бы... Эдди?
   -- Самым серьезным образом. Поэтому я и хотел узнать правду о вас. Если у парня девушка -- постоянная девушка, -- то она должна быть приличная. Она должна честно себя вести.
   -- Вы увидите, что я буду честной, Эдди.
   -- Конечно. Я верю тому, что вы рассказали. Но вы не должны сердиться на меня за то, что я вас так расспрашивал. В таком месте, как ресторан Руни, немного увидишь после полуночи приличных девушек, которые курили бы папиросы.
   Девушка слегка вспыхнула и потупила глаза.
   -- Я понимаю теперь, -- сказала она робко. -- Я не знала, что это дурно. Я больше этого никогда не сделаю. Я буду по вечерам возвращаться прямо домой и никуда не пойду. И я брошу курить, если вы это захотите, Эдди... я брошу с этой минуты.
   У Пробки был строгий вид судьи и господина.
   -- Женщина может курить, -- произнес он свой приговор, -- но все хорошо в свое время.
   -- Я перестану курить, -- снова сказала девушка и бросила окурок папиросы на пол.
   -- Все хорошо в свое время, -- повторил Пробка. -- Когда я зайду за вами вечерком, мы выищем темную скамейку в сквере и выкурим одну или две папиросы. Но никаких больше ресторанов по ночам, поняли?
   -- Эдди, я правда вам нравлюсь? -- Девушка с тревогой старалась прочесть ответ на грубом, но открытой лице своего спутника,
   -- Честное слово.
   -- Когда вы придете повидать меня... там, где я живу?
   -- Сегодня четверг... послезавтра вечером. Это вас устроит?
   -- Отлично. Я буду вас ждать. Приходите около семи. Проводите меня сегодня до дверей дома, и я покажу вам, где я живу. Не забудьте только прийти. И не вздумайте, сударь, до этого пойти к каким-нибудь другим девушкам. Держу пари, вы пойдете.
   -- Честное слово, -- сказал Пробка, -- все девушки в сравнении с вами кажутся мне неинтересными. Серьезно. Я отлично понимаю, когда мне что подходит. Честное слово.
   Внизу послышались тяжелые удары во входную дверь. Шум гулко отдавался в верхнем зале. Только тяжелый молот или сапог полисмена могли производить такие звуки. Руни прыгнул, как лягушка, в угол залы, затушил электрический свет и быстро поспешил вниз. Комната погрузилась в полнейший мрак, за исключением красных мигающих огоньков от сигар и папирос. Снизу донесся вторичный залп ударов в дверь. Среди осажденных гостей распространялся панический страх. При тусклом розоватом свете горящих папирос виден был Фрэнк, спокойный, уверенный, переходивший от столика к столику.
   -- Сидите смирно! -- предупреждал он. -- Не разговаривайте и не делайте никакого шума. Все обойдется благополучно. Не тревожьтесь. Мы позаботимся о всех вас.
   Руби ощупью провела рукой по столу, пока не встретилась с рукой Мак-Мануса. Пробка крепко обхватил ее руку.
   -- Вы боитесь, Эдди? -- прошептала она. -- Вы боитесь, что нас арестуют?
   -- Нет причины щелкать зубами от страха, -- сказал Пробка. -- Верно, Руни забыл смазать полицию. Не бойтесь. Я вас не оставлю.
   Однако спокойствие Мак-Мануса было только наружное. Он знал, что полиция всюду ищет виновника покушения на Козла Малони и чувствовал, что если его схватят при полицейском обходе, то карьере его наступит конец, так как Корригэн все еще носился на волнах океана. И как раз это должно было случиться тогда, когда он встретил Руби! Лучше бы он оставался в коморце верного Капулетти и читал спортивные листки.
   Руни, должно быть, открыл входную дверь и вступил в разговор с полицией в темной нижней передней. Снизу доносилось глухое рычанье голосов, слов нельзя было разобрать. Фрэнк встал у верхней двери, ведущей на лестницу, и изобразил из себя приемник беспроволочного телеграфа. Внезапно он закрыл дверь, бросился в задний угол залы и зажег газовый рожок.
   -- Ступайте все сюда! -- крикнул он повелительно. -- Скорее! Но без шума, пожалуйста.
   Гости в замешательстве столпились в заднем углу. Помощник Руни распахнул окно в стене, выходящей на задний двор, и гости увидели, что к отверстию была, на случай бегства, уже приставлена лестница.
   -- Спускайтесь все вниз, на двор, -- скомандовал он. -- Женщины вперед. Поменьше разговоров, пожалуйста. Не толкайтесь! Опасности нет!
   Среди последних беглецов у открытою окна стояли Пробка и Руби, ожидая своей очереди. Внезапно она оттащила его в сторону и крепко уцепилась за его руку.
   -- Раньше, чем мы выйдем, -- прошептала она ему на ухо, -- раньше чем что-нибудь случится, скажи мне снова, Эдди, ты... ты правда любишь меня?
   -- Честное слово, -- сказал Пробка, крепко прижимая ее одной рукой. -- Я тебя не оставлю.
   Обернувшись, они увидели, что их окружает полный мрак. Ставни были закрыты. Все беглецы спустились, взяли лестницу и, спотыкаясь, несли ее через двор к соседнему низкому зданию, по крыше которого лежал их единственный путь к спасению.
   -- Что ж, сядем за стол, -- сказал Пробка угрюмо. -- Может быть, Руни как-ни- будь удастся отделаться от полиции.
   Они уселись за столик, и снова руки их соединились.
   Вскоре несколько человек ощупью вошли в темный зал. Один из них, сам Руни, нашел выключатель и повернул его. Зал осветился. Молодые люди увидели, что вместе с Руни был полицейский старого режима -- большой, толстый, неуклюжий, -- не миленький полицейский современного типа. Он подошел к сидевшей за столом парочке и фамильярно усмехнулся при виде молодой девушки.
   -- Что вы здесь делаете? -- спросил он.
   -- Зашли покурить, -- сказал спокойно Пробка.
   -- Пили что-нибудь?
   -- Только до часу.
   -- Убирайтесь... живо! -- приказал полицейский, но затем отдал контрприказ: -- Садитесь!
   Он грубо стащил шляпу с головы Пробки и пристально посмотрел на него.
   -- Ваше имя Мак-Манус, -- сказал он.
   -- Плохо отгадали, -- сказал Пробка. -- Меня зовут Петерсон.
   -- Пробка Мак-Манус или что-то в этом роде, -- сказал полицейский. -- Неделю тому назад вы пырнули ножом одного человека в пивной -- Немца Майка.
   -- Что за глупости! -- сказал Пробка, уловив тень сомнения в голосе полицейского. -- Вы спутали мою рожу с чьей-нибудь другой.
   -- Вы думаете? Ладно, идемте со мной, во всяком случае, в участок, и там разберут. Описание-то больно подходит к вам. -- Полицейский схватил Пробку за шиворот. -- Идем! -- грубо приказал он.
   Пробка взглянул на Руби. Она побледнела, и ее тонкие ноздри вздрагивали. Она быстро переводила взгляд с одного мужчины на другого, следя за каждым их словом и движением. Какая неудача! -- думал Пробка. Корригэн в море... И потерять Руби после того как он только час был с ней знаком. Без всякого сомнения, кто-нибудь опознает его в полицейском участке. Какая неудача!
   Внезапно девушка подскочила и, вытянув вперед обе руки, бросилась на полицейского. Он невольно выпустил из рук воротник Пробки и подался несколько назад.

0x01 graphic

   -- Больно торопишься, Мэгуайр! -- пронзительно закричала она в бешенстве. -- Не смей трогать моего кавалера! Ты знаешь меня, и знаешь, что я дам тебе хороший совет. Не смей его трогать! Он не тот, кого ты ищешь -- я ручаюсь за это.
   -- Слушай, Фанни, -- сказал полицейский, весь красный от злости, -- я тебя тоже заберу, если ты будешь вмешиваться. Как ты знаешь, что это не тот, который мне нужен? Что ты с ним здесь делала?
   -- Как я знаю? -- закричала девушка, то бледнея, то краснея. -- Потому что я с ним знакома целый год. Он мой любовник. Как же мне не знать? А что я с ним здесь делаю? Очень просто.
   Она низко нагнулась и начала шарить рукой под черными и лиловыми воланами. Послышалось щелканье подвязки, и Фанни бросила на стол по направлению к Эдди пачку сложенных кредиток. Деньги с легким шелестом медленно расправились.
   -- Бери, Джимми, и пойдем, -- сказала девушка. -- Я хотела поделиться с ним своей прибылью, -- сказала она, обращаясь к полицейскому. -- Ты свои пять долларов уже получил на углу в десять часов.
   -- Это ложь! -- закричал побагровевший полицейский. -- Ты снова гуляешь в моем участке. Смотри! Как только я тебя увижу, я тебя арестую.
   -- Не арестуешь, -- сказала девушка. -- У меня есть свидетели, которые видели, как я тебе давала деньги.
   Пробка тщательно спрятал пачку денег в карман и сказал:
   -- Пойдем, Фанни. Зайдем куда-нибудь закусить, перед тем как пойти домой.
   -- Убирайтесь живо отсюда, или я вас обоих... -- заревел полицейский.
   На углу улицы оба остановились. Пробка молча вернул девушке пачку денег. Девушка взяла ее и медленно засунула в свою сумочку. На ее лице было то же выражение, с которым она вошла в этот вечер в ресторан Руни: она смотрела на мир с вызовом и подозрением.
   -- Я думаю, лучше попрощаться здесь, -- сказала она печально. -- Вы, конечно, не захотите больше со мной видеться. Захотите ли вы... пожать мне руку на прощанье... мистер Мак-Манус?
   -- Я, может быть, и не узнал бы, если бы вы сами себя не выдали. Почему вы это сделали?
   -- Вас схватили бы, если бы я этого не сделала. Вот почему. Разве это не достаточная причина? -- Она начала плакать. -- Честное слово, Эдди, я решила стать приличной девушкой. Я ненавидела себя за то, кем я была. Я ненавидела мужчин. Я готова была от стыда умереть, когда увидела вас. И вы мне казались совершенно другим, чем все мужчины. И когда я увидела, что я вам тоже нравлюсь, я решила сделаться честной. Когда вы обещали прийти ко мне на дом повидать меня, то я скорее бы умерла, чем сделала бы что-нибудь плохое после этого. Но к чему говорить об этом. Я попрощаюсь с вами, мистер Мак-Манус, если хотите...
   Пробка почесал за ухом.
   -- Я пырнул ножом Малони, -- сказал он. -- Меня разыскивает полиция.
   -- О, все равно, -- сказала девушка. -- Это не составляет никакой разницы.
   -- Это были выдумки относительно Уолл-стрит. Я нигде не работаю, а только болтаюсь с шайкой хулиганов в восточной части.
   -- Это тоже все равно, -- повторила девушка. -- Это не составляет никакой разницы.
   Пробка выпрямился и низко надвинул шапку.
   -- Я мог бы получить место у О'Брайена, -- сказал он громко себе самому.
   -- Прощайте, -- сказала девушка.
   -- Идем, -- сказал Пробка, беря ее за руку. -- Я знаю одно место.
   Пройдя два квартала, он поднялся с ней по ступенькам крыльца красного кирпичного дома.
   -- Что это за дом? -- спросила она, отшатываясь. -- Зачем вы туда идете?
   Перед домом ярко горел уличный фонарь. У закрытьи: входных дверей блестела медная вывеска. Пробка решительно потащил девушку вверх по ступенькам.
   -- Прочти, -- сказал он.
   Она взглянула на медную дощечку и застонала.
   -- Нет, нет, нет, Эдди! -- закричала она. -- О боже, нет. Я не позволю тебе это сделать -- не теперь! Пусти меня! Ты не должен этого делать! Ты не можешь -- ты не должен! Теперь, когда ты знаешь! Нет, нет! Уйдем скорее! О, боже! Пожалуйста, Эдди, идем!
   Она едва не лишилась сознания и упала бы, если бы он не подхватил ее одной рукой. Другой рукой он нащупал электрический звонок и сильно вдавил кнопку.
   По улице шел другой полицейский -- как быстро они чуют, когда в воздухе что- то неладное! -- он увидел их и взбежал по ступенькам.
   -- Стой! Что вы делаете с этой женщиной? -- крикнул он сердито.
   -- Она сейчас оправится, -- сказал Пробка. -- Дело у нас чистое!
   -- Преподобный Иеремия Джонс, -- прочел полицейский на медной дощечке с проницательностью настоящего сыщика.
   -- Правильно, -- сказал Пробка. -- Честное слово, мы сейчас повенчаемся [В Америке можно венчаться в любое время дня и ночи у шерифа или священника, без всяких документов и свидетелей (примеч. переводчика)].

-----------------------------------------------------------------------

   Первое издание перевода: О. Генри. Новый Багдад. Сборник рассказов. -- Ленинград: Мысль, 1925 г.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru