О.Генри
Смелее

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

О. Генри.
Смелее

I

   Вопрос о том, где искать мудрости, серьезно поставлен на очередь. Древние потеряли свой авторитет; Платон -- заплатка для дырявых котлов; Аристотель -- мечтатель; Марк Аврелий -- враль, на Эзопа -- Индиана уже присвоила себе авторское право; Соломон -- уж очень мудрен, а из Эпиктета и пикой ничего не выковыряешь.
   Доказано, что муравей, который в течение многих лет служил для школьных хрестоматий образцом ума и трудолюбия, просто-напросто суетливый идиот и что он зря убивает столько времени и труда. Сова нынче освистана. Шатоквайские обычаи [Шатоква (Шатокуа) -- американское общественное движение по распространению образования среди взрослых жителей отдаленных сельских районов, существовавшее в конце XIX -- начале XX веков (примеч. ред.)] утратили свою культурность, и шатоквайцы уже начали играть в диаболо [игрушка для жонглирования (примеч. ред.)]. Седобородые старцы являют продавцам патентованных средств для волос сияющие свидетельства. В альманахах, издаваемых ежедневными газетами, попадаются опечатки. Профессора колледжей сделались.
   Впрочем, не будем касаться личностей.
   Оттого, что мы сидим в классах и роемся в разных энциклопедиях и прошлогодних театральных афишах, мы не сделаемся умнее. Как сказал поэт: "знаний много, а мудрости нет". Мудрость -- это роса: мы не чувствуем ее, а она просачивается в нас, освежает нас и способствует нашему росту. Знания -- это сильная струя воды, направленная на нас из шланга. Она размывает наши корни.
   Будем же лучше набираться мудрости. Но нужно знать, как это делается. Если мы знаем что-нибудь, то мы это знаем; но очень часто мы недостаточно мудры для того, чтоб быть мудрыми, и...
   Впрочем, будем продолжать рассказ.

II

   Как-то раз я нашел на скамейке в маленьком городском парке десятицентовый ежемесячный журнал. По крайней мере, такую сумму он спросил с меня, когда я уселся на скамейке рядом с ним. Я не сомневался, что в этом заплесневелом, грязном и потрепанном журнале были какие-нибудь дрянные рассказы. Потом он оказался альбомом.

0x01 graphic

   -- Я газетный репортер, -- сказал я, чтобы испытать его. -- Мне поручено описать какие-нибудь злоключения тех несчастных, которые проводят ночи здесь, в парке. Можно поинтересоваться, чему вы приписываете то, что вы опустились до...
   Меня прервал смех моей покупки, смех такой ржавый и неуклюжий, что я был уверен, что он раздался впервые за несколько дней.
   -- Ах, нет, нет, -- сказал он. -- Вы не репортер. Репортеры так не говорят. Они притворяются, будто они тоже нашего десятка. Я с первого взгляда могу определить репортера. Мы, парковые завсегдатаи, приучаемся хорошо разбираться в людях. Сидим тут целыми днями и наблюдаем людей, которые проходят мимо. Любого, кто пройдет мимо моей скамейки, я могу так разгадать, что вы диву дадитесь.
   -- Ну что ж, начинайте, -- сказал я. -- Как вы определите меня?
   -- Я бы сказал, -- начал знаток человеческой природы после непростительного колебания, -- что вы. ну, скажем, занимались подрядами, или служили в магазине, или были живописцем. Вы присели в парке, чтобы выкурить сигару, и решили вовлечь меня в маленький свободный монолог. Пожалуй, вы скорей штукатур или адвокат. Здесь, знаете, точно как бы темно становится. Жена не позволяет вам курить дома.
   Я мрачно нахмурился.
   -- Впрочем, если рассудить как следует, -- продолжал знаток человеков, -- так я бы сказал, что у вас и нет жены.
   -- Нет, -- сказал я, нетерпеливо вставая. -- Нет, нет, нет у меня жены! Но будет, клянусь стрелами Купидона! Если только.
   Вероятно, голос у меня сорвался и замолк от неуверенности и отчаяния.
   -- Я вижу, что у вас своя история, -- сказал пыльный бродяга дерзко, как мне показалось. -- А ну-ка, берите обратно свои десять центов да плетите-ка свою пряжу. Я сам интересуюсь горестями и радостями неудачников, которые проводят свои вечера в парке.
   Мне это показалось забавным. Я с большим интересом взглянул на замызганного оборванца. У меня действительно была своя история. Почему бы не рассказать ему? Я не рассказывал ее никому из своих друзей. Я всегда был скрытным и замкнутым человеком. Это, вероятно, объясняется застенчивостью или впечатлительностью, а пожалуй, и тем и другим. И я с удивлением внутренне улыбнулся, почувствовав потребность высказаться перед этим незнакомым мне бродягой.
   -- Джек, -- сказал я.
   -- Мак, -- поправил он.
   -- Мак, -- сказал я, -- я расскажу вам.
   -- Дать вам ваши десять центов обратно -- в счет аванса? -- спросил он.
   Я подал ему доллар.
   -- Десять центов, -- сказал я, -- это плата за то, что я слушал вашу историю.
   -- С точки зрения челюстей -- правильно, -- сказал он. -- Начинайте.
   И вот, может быть, это покажется невероятным всем влюбленным, которые поверяют свои горести только темной ночи, ветерку да полной луне, но это так; я выложил свою тайну перед этим последним из людей, которых можно заподозрить в сочувствии влюбленным.
   Я рассказал ему о тех днях, неделях и месяцах, которые я посвятил поклонению Милдред Телфэр. Я говорил о своем отчаянии, о печальных днях и бессонных ночах, об иссякших надеждах и упадке духа. Я даже описал этому ночному бродяге ее красоту, достоинства, ее положение в обществе, великолепие, окружающее ее, как старшую дочь людей, принадлежащих к древнему роду, чья гордость перевесила доллары городских миллионеров.
   -- Так что же вы не подцепите эту леди? -- спросил Мак, снова возвращая меня на землю, к обычному человеческому языку.
   Я объяснил ему, что мои достоинства так скромны, доходы так мизерны, а страх так силен, что у меня не хватило бы смелости заговорить с предметом моего поклонения. Я сказал ему, что в ее присутствии я способен только краснеть и заикаться, а она смотрит на меня с чудесной насмешливой улыбкой, способной свести меня с ума.
   -- Она вроде как бы в группе профессионалов? -- спросил Мак.
   -- Семейство Телфэр. -- начал я высокомерно.
   -- Я хочу сказать, что она в группе профессионалов по части красоты, -- сказал мой собеседник.
   -- Она везде пользуется большим успехом, -- осторожно ответил я.
   -- Сестры есть?
   -- Одна.
   -- У вас есть еще какие-нибудь знакомые барышни?
   -- Как же, много, -- отвечал я.
   -- Скажите мне вот что: можете вы сделать выпад в адрес какой-нибудь другой девушки? Можете вы взять ее за подбородок, состроить ей глазки, ущипнуть ее? Вы понимаете, что я хочу сказать? Ведь вы робеете только перед этой дамой -- из профессиональной группы, верно?
   -- В некотором отношении вы обрисовали положение приблизительно правильно, -- признался я.
   -- Я так и думал, -- мрачно сказал Мак. -- Это мне напоминает мой собственный случай. Я вам расскажу про это.
   Я был оскорблен, но не показал вида. Что такое случай какого-то шалопая или чей бы то ни было случай по сравнению с моим! И кроме того, я дал ему доллар и десять центов.
   -- Пощупайте-ка мои мускулы, -- вдруг заметил мой собеседник, напрягая свой бицепс. Я механически повиновался. В гимнастических кружках ребята всегда просят попробовать. Рука у него была твердая как сталь.
   -- Четыре года тому назад, -- сказал Мак, -- я мог побить любого человека в Нью-Йорке, -- если только этот человек не вылез за веревку, огораживающую арену для бокса. Ваш случай и мой совершенно одинаковы. Я сам с Восточной стороны -- между Тридцатой и Четырнадцатой авеню, номера-то уж я вам сейчас не скажу.
   Десяти лет я был драчуном, а когда мне исполнилось двадцать, так ни один любитель в городе не мог выдержать против меня больше четырех кругов! Факт. Вы знаете Билла Мак-Карти? Нет? Он присматривает за курильщиками в разных шикарных клубах. Так вот, я побивал всех, кого только мне Билл ни приводил. Я был среднего веса, но когда нужно, так мог натренироваться и до тяжеловесов. На Восточной стороне не было места, где бы я ни боксировал: я выступал на благотворительных вечерах и в частных домах, и ни разу не был побит.
   Но, скажите на милость, как только я первый раз вышел в круг против профессионала, так сразу стал точно какой-нибудь новобранец. Кто его знает, как это, я -- ну просто оробел. Верно, это оттого, что я слишком много думаю. Оттого, что все это так по форме и на людях, я вроде как начинал нервничать. Я ни разу не взял приза в круге. Легковесы и всякая шушера расписывались у моего арбитра; а как схватятся со мной да как дадут мне тумака -- так я уж и лежу. Только это я увижу толпу, а в передних рядах -- целую массу джентльменов в вечерних костюмах, только увижу, что за барьер входит профессионал, так уже и готово: сразу сделаюсь слабый, точно какое-нибудь имбирное пиво.
   Ну, конечно, прошло немного времени, и уж меня больше никто не вызывал, и мне не приходилось бороться с профессионалами, да и с любителями тоже не больно-то часто. А только, я вам скажу, был я не хуже многих, которые выходили на арену или стояли за барьером. Это все оттого, что я так и онемею, так и замру, как только выйду против заправского борца.
   Ладно, сэр, тут мне пришлось бросить это дело, а меня так к нему и тянуло. Я, бывало, ходил толкаться по городу да колотить частных граждан, неспециалистов, просто ради собственного удовольствия. Я дрался с полицейскими в темных улицах, с кондукторами, с извозчиками, с ломовиками, лишь бы можно было начать с ними драку. Я не обращал внимания, какого они были роста и хорошо ли знали свою науку, -- со всеми расправлялся. Если б в клубе узнали, что на воле я побивал лучших борцов, так сейчас я бы, верно, носил черный жемчуг в булавке и лиловые шелковые носки.

0x01 graphic

   Один раз вечером я иду себе по Бауэри и раздумываю о разных вещах, а навстречу мне идет компания гуляк. Их было человек шесть-семь, все в длиннохвостых сюртуках и в таких цилиндрах, которые, знаете, не блестят. Один из этой ватаги вроде как бы столкнул меня с панели. А я за три дня хоть бы разок подрался; ну, я, конечно, говорю: "С превеликим удовольствием!" -- да как дам ему в ухо.
   Ну, конечно, была драка. Этот Джонни ловко действовал, точь-в-точь как в кинематографе. Все это происходило на боковой улице, полиции кругом не было. Этот фрукт здорово знал свое дело, а только я его все-таки обработал в каких-нибудь шесть минут.
   Длиннохвостые втащили его на какие-то ступеньки и стали обмахивать. Один из них подходит ко мне и говорит:
   -- Знаете ли вы, молодой человек, что вы сделали?
   -- Эка штука, -- говорю. -- Просто немножко тумаков ему надавал. Тащите-ка своего Фредди домой да скажите ему, пусть не занимается социологией там, где не полагается.
   -- Послушайте, -- говорит он, -- приятель, я не знаю, кто вы такой, а хотелось бы мне узнать. Ведь вы побили Редди Бернса, чемпиона мира в среднем весе. Он вчера только приехал в Нью-Йорк, чтобы выступить против Джима Джеффриса. Если вы...

0x01 graphic

   Когда я очнулся от обморока, то лежал на полу в аптеке и весь был пропитан пахучим нашатырным спиртом. Если бы я знал, что это Редди Бернс, так я бы залез в канаву и пополз бы за ним сзади, вместо того чтобы этак отделать его. Ох, да если б я только стоял в кругу и увидел бы, что он перелезает через барьер, так я бы сразу испарился.
   -- Вот что бывает, когда много думаешь, -- заключил Мак. -- Повторяю, ваш случай все равно как мой. Вы никогда не побьете. Вам нельзя выходить против профессионалов. Вам с вашим романом только и остается сидеть в парке на скамейке.
   Мак-пессимист хрипло засмеялся.
   -- Боюсь, что я не вижу этой параллели, -- сказал я холодно. -- Я слишком мало знаком с призовой борьбой.
   Оборванец для убедительности коснулся указательным пальцем моего рукава, в то время как он объяснял мне свою притчу.
   -- Каждый человек, -- сказал он с некоторым достоинством, -- на что-нибудь да зарится, что ему пришлось по душе. У вас это дама, с которой вы боитесь слово сказать. У меня это взять приз за борьбу. Ну и вы проиграете -- так же, как я.
   -- Почему же вы думаете, что я проиграю? -- ласково спросил я.
   -- Потому, -- сказал он, -- что вы боитесь выйти на арену. У вас духу не хватит выйти против профессионала. Ваш случай точь-в-точь, как мой. Вы любитель; стало быть, вам лучше и не соваться за барьер.
   -- Ну, мне пора идти, -- сказал я, вставая и с преувеличенным вниманием глядя на часы.
   Не успел я отойти футов на двадцать, как этот скамеечник позвал меня.
   -- Весьма благодарен за доллар, -- сказал он. -- И за десять центов. А только вы никогда не добьетесь ее. Вы в любительской группе.
   "Так тебе и надо, -- сказал я сам себе. -- Не связывайся с бродягами. Этакий нахал!"
   Но пока я шел, его слова все вертелись и вертелись у меня в мозгу. Меня даже злость взяла на него.
   -- Я ему покажу! -- сказал я, наконец, вслух. -- Я ему покажу, что я тоже могу побить Редди Бернса, даже если я и знаю, кто он такой!
   Я побежал к телефонной будке и позвонил к Телфэрам.

0x01 graphic

   Мне ответил мягкий, нежный голос. Мне ли не узнать этого голоса. Рука, в которой я держал трубку, задрожала.
   -- Это вы? -- сказал я, употребляя те бессмысленные слова, из которых составляется лексикон каждого говорящего по теле
   -- Да, это я, -- услышал я низкий отчетливый голос (родовая черта Телфэров). -- А кто говорит?
   -- Это, -- говорю, -- это я, и мне необходимо сию минуту сказать вам кое-что, -- немедленно и без всяких уверток.
   -- Милостивый боже! -- сказал голос. -- Ах, это вы, мистер Арден.
   Я задал себе вопрос: намеренно было сделано ударение на первом слоге или нет? Милдред умела говорить такие вещи, над которыми после приходилось ломать себе голову.
   -- Да, -- сказал я, -- надеюсь, что это так. А теперь будем рубить сплеча. -- Как только я сказал это, так сразу же подумал, не слишком ли это по-свойски, если можно так выразиться; но я не остановился, чтобы извиниться.
   -- Вы, конечно, знаете, что я вас люблю и что я давно пребываю в этом идиотском состоянии. С меня хватит всех этих глупостей, то есть я хочу сказать, что я желаю сию же минуту получить ответ. Выйдете вы за меня замуж или нет? Пожалуйста, не разъединяйте. Станция, соедините! Hallo! Hallo! Выйдете вы или нет?

0x01 graphic

   Этот прямой удар я метил в подбородок Редди Бернсу. Последовал ответ:
   -- О, Фил, дорогой мой, конечно, да! Я не знала, что вы" ведь вы же никогда не говорили... о, пожалуйста, приходите к нам. я не могу говорить в телефон то, что мне хочется сказать вам! Какой вы нехороший! Ну, пожалуйста, приходите к нам, придете, да?
   Приду ли я!
   Я изо всех сил дернул звонок у подъезда Телфэров. Какое-то человеческое существо открыло дверь и проводило меня в гостиную.
   -- Что ни говори, -- сказал я сам себе, глядя в потолок, -- от всякого можно научиться. Как-никак, а ведь у Мака недурная философия. Ему не удалось воспользоваться своим опытом, зато плоды его опыта достались мне. Когда хочешь попасть в профессиональную группу, так стоит только...
   Мысль моя оборвалась. Кто-то спускался по лестнице. Колени у меня затряслись. Я понял тогда, что должен был чувствовать Мак, когда профессионал перелезал через барьер. Я глупо оглянулся вокруг, нет ли где окна или двери, через которую я мог бы удрать. Если бы ко мне подошла какая-нибудь другая девушка, так я бы не...
   Но в ту же минуту дверь отворилась -- и вошла Бесси, сестра Милдред. Я никогда не видел, чтобы она была так похожа на торжествующего ангела. Она прямо подошла ко мне и. и.
   Я прежде никогда не замечал, какие чудесные глаза и волосы у Элизабет Телфэр.
   -- Фил, -- сказала она нежным вибрирующим голосом Телфэров, -- почему вы не сказали мне об этом раньше? Я все время думала, что вам нравится сестра, до той самой минуты, когда вы позвонили мне.
   Вероятно, мы с Маком навсегда останемся безнадежными любителями. Впрочем, я очень рад, что мое дело приняло такой оборот.

---------------------------------------------------------------------------

   Первое издание перевода: О. Генри. Рассказы. -- Петроград: Всемирная литература, 1923 г.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru