О.Генри
Вождь краснокожих

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

Оценка: 4.75*147  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    The Ransom of Red Chief.
    Перевод 1937 г. (без указания переводчика).

О. Генри

Вождь краснокожих

  

[]>

[]

О. Генри
(1862-1910)

   Он обладал удивительным даром вымысла. Своей маленькой дочери О. Генри однажды написал:
   "Помнишь ли ты меня? Я Мурзилка, и меня зовут Алдибиронтифостифорникофокос. Если ты увидишь на небе звезду и, прежде чем она закатится, успеешь повторить мое имя семнадцать раз, ты найдешь колечко с алмазом в первом же следе голубой коровы. Корова будет шагать по снегу -- после метели, -- а кругом зацветут пунцовые розы на помидорных кустах. Ну, прощай, мне пора уезжать. Я езжу верхом на кузнечике".
   Фантастична была голубая корова и пунцовые розы на помидорных кустах, но, пожалуй, самое неправдоподобное заключалось в простой фразе: "мне пора уезжать". Потому что это письмо О. Генри писал, сидя в каторжной тюрьме. Несколько лет жизни, проведенной в полосатой одежде заключенного, явились причиной, по которой О. Генри, став знаменитым писателем, тщательно скрывал свое прошлое. Избранный им короткий псевдоним казался не многим менее таинственным, чем имя Мурзилки в двадцать восемь букв.
   Только после смерти О, Генри раскрылись некоторые подробности его биографии. Настоящее имя О. Генри было Вильям Портер. Он родился в глухом американском городке, в бедной семье врача, увлекавшегося бесплодным изобретением каких-то фантастических машин. Мечта о далеких путешествиях и замечательных приключениях рано завладела Вильямом. Десяти лет он убежал из дому с твердым решением посвятить себя охоте на китов. Его вернули. И вскоре Вильям был вынужден пойти в люди, чтобы обыкновенным ремеслом добывать себе хлеб.
   Наступила пора тяжелой борьбы за жизнь. Подобно своему современнику Джеку Лондону, Портер перепробовал множество профессий. Сперва работал подручным в аптеке, позже -- ковбоем на ферме, служил конторщиком, чертежником, актером, газетчиком, банковским кассиром. Последняя должность для Портера оказалась роковой. В банке обнаружилась растрата; в ней без оснований обвинили Портера. Он бежал в Южную Америку, долго вел скитальческую жизнь, побывал в Аргентине и Перу, Гондурасе и Мексике, но, узнав о болезни оставленной им жены, вернулся на родину. Его присудили к каторжной тюрьме -- к пяти годам невыносимых лишений и безмерных унижений. "Чахотка и самоубийство здесь так же часты, как насморк и пикник у вас на воле", писал Портер из тюрьмы. Здесь на обрывках оберточной бумаги он написал свой первый рассказ. Его не напечатали, но из тюрьмы сорокалетний Портер вышел, твердо зная, что призвание его одно -- литература.
   За оставшиеся ему неполных десять лет жизни О. Генри написал триста новелл -- коротких и увлекательных рассказов. В каждый из этих рассказов он вкладывал крупицы разнообразных знаний, накопленных за годы своей трудной и необычной жизни. Писатель, умевший скатывать пилюли и бросать лассо, верстать газету и стрелять, сидя в седле, человек, скитавшийся по дальним углам американского континента, пристально наблюдавший жизнь в провинциальных городах И на фермах, в портах и на плантациях, в прериях и столицах, в клубах и тюрьмах, -- он ввел в литературу новых героев и рассказал о них новым языком -- сжатым, выразительным, острым и насмешливым.
   "Вся жизнь принадлежит мне. Я черпаю из нее, что мне хочется, и претворяю ее, как умею", так писал О. Генри в одной из своих книг. И он это делал с тем искусством, которое завоевало ему, скитальцу, человеку случайных профессий, место первого новеллиста Америки.

А. Роскин

  

Вождь краснокожих

[]

   Это было похоже на выгодное дельце... Но подождите, -- дайте досказать.
   -- Мы были там, на юге, в Алабаме, когда эта самая идея, насчет детокрадства, ударила нам в голову. Это случилось, как Билль Дрисколл всегда выражался потом, в момент временного помрачения наших мозгов. Но это потом только обнаружилось.
   Итак, там был такой городишко -- плоский, как блин, и, конечно, называвшийся не иначе, как Сэммит. [Сэммит -- вершина]
   У нас с Биллем было у обоих вместе около шестисот долларов, а нужно было нам ровно еще две тысячи, чтобы затеять одно жульническое дело с городскими участками в Западном Иллинойсе. Мы обмозговали это дельце, сидя на крыльце отеля. Любовь к своим детенышам, рассуждали мы, должна быть особенно сильна в таких полугородах, полудеревнях. Почему, а также и по другим причинам, проект похищения детеныша здесь разумнее в тысячу раз, чем в пределах досягаемости газет, высылающих сейчас же на место происшествия репортеров в гражданском платье. А Сэммит, мы знали, не в состоянии был наслать на нас ничего более страшного, чем пару констеблей [констебль -- полицейский] и, может быть, еще несколько паршивых ищеек да пару ругательских статеек в "Фермерском еженедельнике". Словом, все, по-видимому, обстояло благополучно.
   Мы наметили в качестве жертвы единственное дитя выдающегося гражданина, некоего Эбенезера Дорсета. Папенька был почтеннейшим в городе ростовщиком и пауком и принципиальнейшим противником всяких сборов и пожертвований.
   Мальчишке было десять лет. По физиономии у него шел барельеф из веснушек, а цвет волос у него был, как обложка того журнала, который вы покупаете на ходу в киоске на вокзале, когда вы бежите, чтобы вскочить в поезд. Мы с Биллем решили, что Эбенезер в лепешку расшибется, а выложит за сына две тысячи долларов до последней копеечки. Но погодите, -- дайте досказать до конца.
   Милях в двух от городишка была гора, поросшая густыми кедровыми зарослями. По ту сторону в горе этой была пещера. В этой пещере мы и приготовили запас провизии.
   В один прекрасный вечер мы подъехали в кабриолете к дому Эбенезера Дорсета. Мальчишка болтался на улице и бросал каменья в кошку, сидевшую на противоположном заборе.
   -- Эй, малыш! -- сказал Билль. -- Хочешь прокатиться как следует и получить еще вдобавок мешочек леденцов?
   Мальчишка чуть не угодил Биллю прямо в глаз обломком кирпича.
   -- Это будет стоить старику еще пятьсот долларов, -- сказал Билль и вышел из кабриолета.
   Мальчишка барахтался, как плюшевый медведь. Кое-как нам удалось запихать его на дно кабриолета, и мы погнали. Мы отвели его в пещеру, а лошадь привязали в кедровых зарослях.
   Я вернул кабриолет в соседнюю деревню, за три мили, где мы его наняли, и вернулся пешком назад.
   Билль наклеивал кусочки пластыря на свои царапины и синяки. За большим камнем, закрывавшим вход в пещеру, горел костер. Мальчишка, воткнув себе в рыжую свою шевелюру два пера, выдранных из хвоста сарыча [сарыч -- хищная птица, похожая на ястреба] следил за кофейником, подвешенным над костром. Когда я подошел, он показал на, лежавшую около него дубинку и сказал:
   -- Проклятый бледнолицый! Как ты смеешь подходить к костру вождя краснокожих, грозы долин?
   -- Он, наконец, утихомирился, -- сказал Билль, заворачивая штаны и осматривая кровоподтеки на своих ногах. -- Мы играли в индейцев. Я старый зверобой и нахожусь в плену, у вождя краснокожих! На заре с меня снимут скальп. Чорт его дери! Этот мальчишка здорово лягается. Да, сэр, мальчишка прямо как сыр в масле катался. Это было так занятно для него -- ночевать у костра в пещере, что он позабыл совсем, что он пленник. Он тотчас же окрестил меня Змеиным Глазом, объявил меня шпионом и приговорил меня к казни через поджаривание на медленном огне. Казнь должна была совершиться на заре, когда вернутся из похода его храбрые воины.
   Мы сели ужинать. Мальчишка набил себе рот хлебом и ветчиной и начал болтать. Он произнес длинную речь, что-то в этом роде:
   -- Это здоровая штука! Я еще никогда не ночевал у костра. Но у меня был раньше ручной опоссум [опоссум -- большая сумчатая крыса, живущая на деревьях] -- вот смеху-то было! Мне десятый год идет. Терпеть не могу ходить в школу. Крысы съели шестнадцать штук яиц у пестрой курицы Джимми Талбота... Настоящие-то индейцы водятся здесь в лесу? Дайте-ка еще ветчины. Правда, что ветер происходит от того, что деревья трясутся? У нас было пять собак. Почему у тебя такой красный нос, Зверобой? У моего отца денег куча... А что звезды, -- они горячие? Я его два раза вздрючил в субботу, Эда Уокера... Терпеть не могу девчонок... Извольте ловить жаб веревочкой. Руками, вишь, нельзя. Быки тоже мычат? Нет? Почему апельсины круглые? У вас кровати там есть, в пещере? У Амоса Муррея шесть пальцев, ей-ей... Попугай умеет говорить, но обезьяна или там рыба не умеют... Сколько же это единиц в дюжине?
   Каждые пять минут он вспоминал, что он кровожадный индеец, хватал свою палку, которая должна была изображать ружье, и отправлялся на цыпочках ко входу в пещеру -- последить, не идут ли разведчики ненавистных бледнолицых. От времени до времени он испускал боевой клич, от которого старого Зверобоя передергивало.
   Мальчишка с самого начала навел на Билля панику.
   -- Вождь краснокожих, -- говорю я, -- ты хотел бы домой?
   -- А зачем? -- отвечает он. -- Дома скучно. Терпеть не могу ходить в школу. Так гораздо веселее -- ночевать у костра. Ты хочешь отвезти меня домой, Змеиный Глаз? Ну, не надо!
   -- Ладно, -- говорю я. -- Мы еще тут побудем, в пещере.
   -- Вот это чудесно! -- говорит мальчишка. -- Прелесть как хорошо! Я еще в жизни так не веселился.
   Мы легли спать около одиннадцати. Мы разостлали несколько одеял и пледов и уложили вождя краснокожих посредине между нами. Мы не боялись, что он удерет. Он не дал нам спать битых три часа. Каждые четверть часа он вскакивал, хватал свое ружье и визжал мне или Биллю в ухо: "Сст... Товарищ!" Треснет где-нибудь веточка или хруснет листок -- он вскакивает. В конце концов я заснул беспокойным сном, и мне снилось, будто меня похитил какой-то рыжий пират и приковал на цепь к дереву.
   На заре я проснулся от ужасного визга Билля. Это не были крики, или восклицания, или вопли, или рев, или что-нибудь в этом роде, -- хоть сколько-нибудь достойное голосовых связок мужчины. Это был неприличный, панический, унизительный визг женщины, увидевшей привидение или сороконожку. Это ужасная вещь -- слышать бабий визг здорового, отчаянного, сильного мужчины на заре в пещере!
   Я вскочил, чтобы посмотреть, в чем дело. Вождь краснокожих сидел верхом на Билле, запустив ему одну руку в шевелюру. В другой руке он держал острый нож, которым мы резали ветчину. Мальчишка, согласно приговору, произнесенному им накануне, приготовился содрать с Билля скальп.
   Я вырвал у него нож и уложил его опять. Но с этой минуты Билль уже не мог притти в равновесие. Он лежал на своем месте, но не закрыл ни одного глаза, пока мальчишка лежал между нами. Я немножко вздремнул.
   Но перед самым рассветом я вспомнил вдруг, что вождь краснокожих приговорил меня к сожжению на медленном огне и что казнь должна произойти на заре. Я не нервничал и не боялся. Но я встал, закурил трубку и прислонился к стене.
   -- Что ты так рано поднялся, Сэм? -- спросил меня Билль.
   -- Я? -- сказал я. -- Не знаю, право. Плечо что-то ломит. Я думаю, мне легче станет, если я посижу.
   -- Врешь! -- сказал Билль. -- Ты боишься. Ты приговорен к сожжению, и ты боишься, что мальчишка приведет приговор в исполнение. И он бы это сделал, если бы ему удалось найти спичку. Ведь это ужасно, Сэм! Неужели кто-нибудь согласится заплатить деньги за то, чтобы ему вернули назад такого чертенка?
   -- Разумеется, -- сказал я. -- Мальчишка вроде этого -- самый разлюбезный тип для дражайших родителей. Ну, вставайте-ка вы с вождем и займитесь завтраком. А я поднимусь наверх. Надо все-таки сделать рекогносцировку. [рекогносцировка -- разведка]
   Я влез на верхушку нашей маленькой горы и окинул взором окрестность. Я рассчитывал увидеть со стороны Сэммита толпу здоровенных поселян, вооруженных серпами и вилами, вышедших на поиски подлых похитителей детей. Но я увидел мирный пейзаж, и на полном безлюдье чернел только точкой человек, шествовавший за запряженным бурым мулом плугом. Никто не шарил баграми в речке. Не пролетали туда и сюда курьеры с известиями для безутешных родителей. Кусочек поверхности Алабамы, открывавшийся моим глазам, дышал дремотным сельским покоем. "А может быть, -- подумал я, -- там еще не хватились. Еще не знают, что злые волки схватили из-под мирного крова невинного ягненка".
   -- Помоги, боже, волкам! -- сказал я и спустился к пещере завтракать.
   Когда я подошел к пещере, я увидел Билля прижавшимся спиною к каменной стене. Он тяжело дышал. Мальчишка стоял перед ним и угрожал запустить ему в голову камень величиною с половину кокосового ореха.
   -- Он опустил мне за воротник горячую картофелину, -- объяснил Билль, -- и раздавил ее на мне ногой. Я дал ему в ухо. Есть у тебя револьвер, Сэм?
   Я отнял у мальчишки камень и кое-как помирил их.
   -- Ты у меня еще получишь, -- сказал Биллю мальчишка. -- Никто еще безнаказанно не смел коснуться своей рукою вождя краснокожих. Берегись!
   После завтрака мальчишка вытащил из кармана кусок кожи с намотанными на ней веревочками и пошел из пещеры, разматывая на ходу эту штуку.
   -- Чего он там еще? -- тревожно сказал Билль. -- Ты не думаешь, Сэм, что он собирается удрать?
   -- Не бойся, -- сказал я. -- Он, невидимому, не большой домосед. Но нам надо составить себе какой-нибудь план насчет этого выкупа. Невидимому, его исчезновение не вызвало в Сэммите особенной тревоги. А может быть, они еще не знают там, что он пропал. Его родители могут думать, что он ночевал у какой-нибудь там тетки Джэн или у соседей. Во всяком случае, днем-то его исчезновение обнаружится. Мы должны к вечеру доставить его отцу извещение, что он находится у нас и что мы желаем получить за его возвращение две тысячи.
   Как раз в эту минуту мы услышали боевой крик. Что-то вроде того крика, который издал Давид [Давид -- иудейский царь, по библейской легенде, убивший камнем из пращи великана Голиафа], когда он поверг впрах известного чемпиона Голиафа. Штука, которую вождь краснокожих вытащил из своего кармана, оказалась пращей. Он размахивал ею над головой.
   Я увернулся и услышал тяжелый удар и тяжелый вздох Билля -- вроде вздоха, который издает лошадь, когда вы снимаете с нее седло. Камень величиною с куриное яйцо угодил Биллю под самое левое ухо. Он всплеснул руками и повалился прямо в костер, на кастрюлю, в которой грелась вода для мытья посуды. Мне пришлось вытащить его оттуда и поливать холодною водою по крайней мере в течение получаса.
   Мало-помалу Билль пришел в себя. Он сел и пощупал себя за левым ухом.
   -- Сэм, -- сказал он, -- знаешь, кто мой любимый герой в библии?
   -- Успокойся, -- сказал я. -- Ты сейчас оправишься.
   -- Царь Ирод [Царь Ирод -- правитель Палестины. Узнав, как гласит библейская легенда, что в Иерусалиме родился "царь иудейский" (Христос), он приказал в одну ночь истребить всех новорожденных мальчиков в городе], -- продолжал он. -- Сэм, ты не уйдешь? Ты не оставишь меня одного?
   Я поймал мальчишку и начал его трясти.
   Я тряс его до тех пор, пока у него все веснушки не загремели, как горох на блюде.
   -- Если ты не будешь вести себя как следует, -- сказал я, -- я моментально отведу тебя домой. Будешь ты вести себя по-человечески?
   -- Я ведь играл, -- сказал он, надувшись. -- Я не хотел ударить Зверобоя. А зачем он ударил раньше меня? Слушай, Змеиный Глаз, я буду вести себя хорошо. Только не отправляй меня домой и позволь мне поиграть в разведчиков.
   -- Я не знаю, что это за игра, -- ответил я. -- Это уж ты решишь с мистером Биллем. Сегодня он будет твоим товарищем в играх. Мне нужно сходить кое-куда, по делу. Ну-с, теперь потрудись немедленно подойти к нему, извиниться и помириться с ним. А не то моментально марш-маршем домой.
   Я заставил его и Билля пожать друг другу руки. Потом я отвел Билля в сторону и сказал ему, что я отправляюсь в Поплар-коф -- маленькую деревушку, в трех милях от нашей пещеры -- и там разузнаю, как отнеслись к похищению мальчишки в Саммите. Я полагал также, что правильнее всего будет послать старому Дорсету сегодня же предварительное письмо с требованием выкупа и с указанием, каким путем внести его.
   -- Ты ведь знаешь, Сэм, -- сказал Билль, -- я не отставал от тебя и не моргал глазами ни во время землетрясения, ни в огне, ни в воде. Покер [покер -- азартная карточная игра], динамитные взрывы, полицейские обыски, ограбление поездов и циклоны не могли нас разлучить. Я не знал, что такое страх до этого проклятущего дня, когда мы похитили этого дьяволенка, эту двуногую ракету, чорт его раздери. Он нагнал на меня панику. Ты не оставишь меня надолго одного с ним, Сэм?
   -- Я вернусь к вечеру, -- сказал я. -- Забавляй его как-нибудь и вообще займи его, пока я не вернусь. Ну, а теперь давай-ка сочиним письмо старому Дорсету.
   Мы достали карандаш и бумагу и принялись сочинять письмо. Вождь краснокожих, завернувшись в одеяло, маршировал взад и вперед перед входом в пещеру, охраняя его. Билль со слезами на глазах умолял меня снизить выкуп до полутора тысяч долларов вместо двух.
  

[]

Мы принялись сочинять письмо.

  
   -- Я не покушаюсь, -- говорил он, -- умалять высокое чувство отеческой любви и привязанности, но ведь мы имеем все-таки дело с людьми! Человек только человек -- не более. А нельзя же требовать от человека, чтобы он выкинул две тысячи долларов за сорок фунтов веснущатой дикой кошки. Это противно человеческой природе. На полторы тысячи долларов еще можно рискнуть. Я приму разницу на свой счет.
   Мне пришлось уступить, чтобы успокоить Билля, и мы выработали следующее письмо:
   "Эбенезеру Дорсету, эсквайру. [эсквайр -- в Америке и Англии титул землевладельца, помещика]
   Мы спрятали вашего сына в одном месте, далеко от Саммита. Вам не помогут никакие самые лучшие сыщики. Единственные и окончательные условия, на которых вы можете получить вашего сына обратно, следующие: мы требуем за его возврат вам тысячу пятьсот долларов крупными купюрами. Деньги должны быть сегодня оставлены в полночь на том самом месте на котором мы найдем ваш ответ на это письмо; описание места следует ниже. Если вы согласны на наше условие, пришлите письменный ответ сегодня в половине девятого вечера. Когда перейдете Совиный ручей, по дороге в Поплар-коф, вы увидите там три высоких дерева, на расстоянии около ста ярдов одно от другого, у самого забора, окружающего пахотное поле, по правую руку. Против третьего дерева, на земле, у столба забора, ваш посланный найдет маленькую картонную коробочку.
   Он должен положить ваш ответ в эту коробочку и немедленно вернуться в Сэммит.
   Если вы задумаете какую-нибудь подлость или не согласитесь на наши условия, вы никогда больше не увидите вашего сына.
   А если вы заплатите деньги, как указано, ваш сын будет возвращен вам через три часа, здоровым и невредимым.
   Условия эти окончательные, и если вы не согласитесь на них, никаких сообщений от нас вы больше не получите.

Два отчаянных человека".

   Я надписал адрес Дорсета и положил письмо в карман. Когда я собрался уже итти, мальчишка подходит ко мне и говорит:
   -- Слушай, Змеиный Глаз: ты сказал, что мне можно играть в разведчика, пока ты будешь в отсутствии?
   -- Играй, конечно, -- говорю я. -- Мистер Билль будет тоже играть с тобою. В чем заключается эта игра?
   -- Я разведчик, -- говорит вождь краснокожих, -- и я должен предупредить поселенцев, что индейцы собираются напасть на них. Мне надоело самому быть индейцем. Я хочу быть разведчиком.
   -- Чудесно, -- говорю я. -- Повидимому, это безобидная игра. Я думаю, мистер Билль поможет тебе натянуть нос этим кровожадным дикарям.
   -- А что я должен делать? -- спрашивает Билль, подозрительно глядя на мальчишку.
   -- Ты лошадь, -- говорит разведчик. -- Ты становись на четвереньки. Я поеду на тебе в лагерь поселенцев. Не могу же я ехать верхом без лошади!
   -- Надо его занять пока, -- говорю я Биллю. -- Уж не спорь с ним.
   Билль становится на четвереньки.
   Вдруг в его глазах вспыхивает выражение, какое бывает у кролика, когда над ним захлопывается западня.
   -- А далеко до этого обоза поселенцев? -- спрашивает он.
   -- Девяносто миль, -- говорит разведчик. -- Уж тебе придется понатужиться, чтобы поспеть во-время. Ну! Гоп! Пошел!
   Разведчик вскакивает на Билля и погружает свои каблуки в его бока.
  

[]

Вождь краснокожих сидел верхом на Билле.

  
   -- Ради всего святого, -- говорит Билль, -- обернись, Сэм, как можно скорее. Ах, зря мы назначили выкуп в полторы тысячи! Тысячу надо было просить. Слышь ты, ты перестанешь лягаться? А то я встану и дам тебе взбучку.
   Я прошел в Поплар-коф и повертелся там около почтовой конторы и лавки, вступая в разговоры с публикой, которая приходила туда по своим делишкам.
   Один какой-то бородач, сообщил мне, что Сэммит, он слышал, взбудоражен исчезновением сына старика Эбенезера Дорсета. Заблудился мальчик где-нибудь или его похитили. Больше ничего мне не нужно было знать.
   Я купил немножко табаку, навел, как бы случайно, справку насчет цен на бобы, опустил потихонечку в ящик письмо и ушел. Почтмейстер сказал, что почтовая тележка проедет через час и захватит почту на Сэммит.
   Когда я вернулся в нашу пещеру, ни Билля, ни мальчишки не было видно. Я исследовал окрестности пещеры, рискнул раза два аукнуть, но никакого ответа не было.
   Я закурил трубку и уселся на камень в ожидании событий.
   Этак через полчаса в кустах зашуршало, и Билль, хромая, вынырнул на чистую площадку перед пещерой; за ним показался мальчишка. Он шел тихо, осторожной поступью разведчика. На физиономии его играла широченная улыбка. Билль остановился, снял шляпу и вытер себе красным платком лицо. Мальчишка притаился шагах в восьми позади него.
   -- Сэм, -- сказал Билль, -- ты будешь считать меня изменником, но я не мог больше выдержать. Я взрослый человек, с наклонностями мужчины и привычкой к самозащите, но бывают случаи, когда все идет к чорту. Мальчишка ушел. Я отослал его домой. Сорвалось! В старые времена бывали мученики, которые предпочитали смерть на костре отречению от какой-нибудь там специальной комбинации, которая их устраивала. Ни один из них и близко не видал таких сверхъестественных пыток, которые пришлось испытать мне. Я старался быть верным нашему уговору, но всему есть граница...
   -- Да в чем дело, Билль? -- спросил я.
   -- Он проехал на мне девяносто миль, до самого обоза, -- дюйма не хотел подарить. А потом, когда поселенцы были спасены, мне дали овса. Песок -- отвратительная замена. А потом мне пришлось целый час объяснять ему, почему вода мокрая, а трава зеленая; и куда девается земля, когда в ней дырка. Я тебе говорю, Сэм, человек -- только человек. Я схватил его за шиворот и стащил его с горы вниз. Всю дорогу он лягался. У меня обе ноги черно-синие до самых колец. Раза два или три он укусил меня за руку. Но, слава тебе господи, он ушел, -- ушел домой. Я показал ему дорогу к Саммиту и двинул его по затылку так, что он сразу подвинулся к Саммиту на восемь футов. Жаль, конечно, что мы лишились выкупа. Но что мне было делать? Еще полчаса, и меня пришлось бы отвезти в желтый дом.
   Билль вздыхал и отдувался, но на его розовом лице лежало выражение мира и успокоения.
   -- Билль, -- спросил я, -- в твоей семье никто не умер от разрыва сердца?
   -- Нет, -- сказал Билль. -- Ничего у нас в семье наследственного не было, кроме малярии и несчастных случаев.
   -- Тогда ты можешь обернуться и посмотреть, что у тебя за спиной.
   Билль обернулся, увидел мальчишку, побледнел и, тяжело опустившись на землю, стал зачем-то срывать траву и собирать щепочки. В течение целого часа я волновался за его умственные способности. Я объяснил ему, что, если старик Дорсет согласится на наши условия, к полуночи все будет кончено и мы избавимся от мальчишки. Билль кое-как собрался с силами. Ему удалось даже выдавить на своем лице жалкое подобие улыбки, и он обещал мальчишке поиграть с ним, когда он отойдет немножко, в русско-японскую войну.
   Мой план для получения выкупа, гарантировавший нас от какого бы то ни было подвоха, был достоин профессиональных детокрадов. Дерево, под которым должен был быть оставлен ответ, а потом и деньги, стояло у самого забора, а кругом были ровные чистые поля. Если бы шайка констеблей следила за человеком, который явится за получением ответа, она заметила бы его приближение еще издалека, как он идет через поля или по дороге. Но дудки! В половине девятого я давно сидел на назначенном дереве, спрятавшись в ветвях, как древесная жаба, и ждал прибытия посланного от Дорсета.
   Ровно в назначенное время подъезжает на велосипеде какой-то подросток, находит картонную коробку под столбом забора, опускает в нее записочку и несется назад, в Сэммит.
   Я подождал еще час и решил, что подвоха, значит, нет. Я соскользнул с дерева, взял записку и вдоль забора тихонько пробрался к лесу. Через полчаса я был уже в нашей пещере. Я открыл записочку и при свете фонаря прочел ее Биллю. Она была нацарапана пером, скверным почерком, и содержание ее было такое:
   "Двум отчаянным людям.
   Джентльмены, я получил сего числа ваше письмо по вопросу о выкупе, требуемом вами за возвращение моего сына. Я полагаю, что ваши требования несколько преувеличены, и посему делаю вам контр-предложение, которое, я заранее думаю, будет вами принято. Вы вернете мне Джонни и уплатите мне наличными 250 долларов. На этих условиях я согласен принять его из ваших рук. Лучше всего вам притти с ним ночью, потому что соседи думают, что он заблудился, и я не могу принять на себя ответственность за то, как они поведут себя с людьми, которые приведут его обратно.

С совершенным почтением

Эбенезер Дорсет".

   -- Великие пираты и флибустьеры! [флибустьеры -- морские разбойники XVII века] -- воскликнул я. -- Такой наглости...
   Но я посмотрел на Билля и заколебался. У него на лице было выражение мольбы, красноречивее которого я не видывал на морде ни одного из говорящих или немых животных.
   -- Сэм! -- сказал он. -- Что такое, в конце концов, двести пятьдесят долларов? Деньги у нас есть. Еще одна ночь с этим мальчишкой, и я готов для Бедлама [Бедлам -- дом для умалишенных в Лондоне]. Я считаю, что мистер Дорсет мало того, что настоящий джентльмен, но еще и мот. Спросить такую скромную сумму! Неужели ты упустишь такой дешевый случай, Сэм?
   -- Сказать тебе по правде, Билль, -- проговорил я, -- этот маленький баран мне тоже действует на нервы. Отведем его домой, заплатим выкуп и развяжемся.
   В ту же ночь мы отвели его домой. Нам удалось уговорить его отправиться с нами после того, как мы уверили его, что отец купил ему ружье с серебряной насечкой и мокассины [мокассины -- мягкая обувь из оленьей кожи, которую обычно носят индейцы Северной Америки] и что завтра мы отправимся, с ним на охоту на медведей.
   Было ровно двенадцать, когда мы постучались к Эбенезеру Дорсету.
   Как раз в тот момент, когда я должен был, по первоначальному нашему предположению, извлечь из коробочки полторы тысячи долларов, Билль отсчитывал в протянутую стариком руку двести пятьдесят долларов.
   Когда мальчишка увидел, что мы уходим и оставляем его дома, он заревел, как пароходная сирена, и впился, как пиявка, в ногу Биллю. Его отцу пришлось отрывать его от ноги Билля частями, как гуммозный пластырь.
[]

Мальчишка впился, как пиявка, в ногу Биллю.

  
   -- Как долго вы сможете держать его? -- спросил Билль.
   -- Ну, я теперь не так силен, как прежде, -- ответил старик Дорсет. -- Но, я думаю, десять минут могу вам гарантировать.
   -- Довольно, -- сказал Билль. -- В десять минут я пересеку все центральные, южные и средние штаты Запада и переберусь через канадскую границу.
   И, несмотря на темноту, и несмотря на толщину Билля, и несмотря на мою быстроногость, он поставил между собой и Сэммитом добрые полторы мили, прежде чем я настиг его.
  

[]

  

--------------------------------------------------------

   Источник текста: Вождь краснокожих: пер. с англ. / O. Генри ; рис. Ф. Полищук. -- М. ; Л. : Изд-во детской литературы цК ВЛКСМ, 1937. -- (Рассказы иностранных писателей).
   OCR, верстка, обработка иллюстраций, аннотация -- Isais, декабрь 2013.
  
  
  
  
Оценка: 4.75*147  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru