О.Генри
Полисмен-самозванец

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

О. Генри.
Полисмен-самозванец

   Нельзя отрицать, что бывают случаи, когда мужчины и женщины с первого взгляда влюбляются друг в друга. Полюбить женщину раньше, чем увидишь ее в папильотках, конечно, очень рискованная вещь. Но подобные вещи случаются в жизни. Один из таких случаев составляет тему настоящего рассказа, хотя тут участвуют не папильотки, а другие предметы: полисмены, лошади и графы.
   Во время одной войны полк, имевший гордое название "Благородные всадники" [О. Генри намекает на добровольческую кавалерийскую часть "Лихие ребята", сформированную по инициативе президента Т. Рузвельта из представителей "золотой молодежи" в годы Испано-американской войны 1898 года (примеч. ред.)], попал в одну или две засады и этим заслужил славу и известность в истории. Благородные всадники набирались из аристократических дикарей Запада и диких аристократов Востока. В хаки они все походили друг на друга, и поэтому, вероятно, они все подружились и сделались товарищами.
   Эльсворс Ремсен, старинное голландское происхождение которого дополняло его скромное состояние в десять миллионов, весело разделял лагерную жизнь "Благородных всадников". Война была для него развлечением, и он почти не сожалел, что ему не приходилось больше играть в поло.
   В числе солдат был один хорошо сложенный, любезный, невозмутимый молодой человек, который называл себя О'Руном. Этого молодого человека Ремсен особенно полюбил. Оба они сражались бок о бок во время столь нашумевшей неудачной горной атаки.
   После войны Ремсен вернулся к своему поло. Однажды к нему в клуб пришел хорошо сложенный, любезный, невозмутимый молодой человек, и вскоре О'Рун и он начали друг друга тузить и награждать ругательными эпитетами, как это ведется между друзьями после долгой разлуки. О'Рун был немного оборван, но казался очень довольным. Однако это довольство оказалось только наружным.
   -- Достань мне место, Ремсен, -- сказал он. -- Я только что отдал парикмахеру последние двадцать пять центов.
   -- Это не составит мне никакого труда, -- сказал Ремсен. -- У меня большой круг знакомых в торговом мире, и я могу тебя устроить где-нибудь в банке, конторе или в магазине. Но, может быть, у тебя есть влечение к чему-нибудь другому?
   -- Да, -- сказал О'Рун с оживлением. -- Я сегодня прошелся по вашему Центральному парку, и мне очень захотелось быть одним на тех конных "кэппер", которые охраняют там порядок. Это было бы для меня самым лучшим делом. Кроме того, это единственное, что я могу делать. Я умею ездить верхом, и свежий воздух мне очень полезен. Как ты думаешь, мог ли бы ты это для меня устроить?
   Ремсен заявил с уверенностью, что он сможет. И действительно, через короткое время он устроил своего друга в полицейскую бригаду. И те, кто не считают ниже своего достоинства взглядывать иногда на верховых полисменов, могли увидеть хорошо сложенного, любезного, невозмутимого молодого человека верхом на красивом буром коне. Этот молодой человек исполнял свои полицейские обязанности в аллеях Центрального парка.
   А теперь мы должны перейти к повествованию о любви, которая зажигается с первого взгляда. Мы, конечно, рискуем наскучить старым джентльменам, которые носят кожаные часовые цепочки, и старым дамам, которые. Впрочем, нет, моя бабушка до сих пор умиляется душой над безрассудным бессмертным Ромео.
   Это случилось как раз тогда, когда Ремсен не спеша шел из своего клуба на Пятую авеню.
   По улице медленно двигался автомобиль, задерживаемый экипажами, которые совершенно запрудили улицу. В автомобиле находились шофер и старый джентльмен с белыми бакенбардами, в шотландской клетчатой шапке, которую носят только знатные иностранцы. Даже агент виноторговли не осмелился бы показаться в ней в автомобиле. Впрочем, эти два лица -- шофер и старый джентльмен -- не привлекли особого внимания Ремсена. Но рядом со старым джентльменом сидела молодая леди, более прекрасная, чем цвет гранатового яблока, и более восхитительная, чем молодая луна, на которую смотришь в сумерках сквозь верхушки олеандров. Как только Ремсен увидел ее, его судьба была решена. Он мог бы броситься под колеса ее автомобиля, но он знал, что это худший способ привлечь на себя внимание тех, которые ездят в автомобилях. Автомобиль их немного постоял, а затем медленно уехал и увез с собою сердце Ремсена. Нью-Йорк -- город с многомиллионным населением, и много женщин на известном расстоянии кажутся похожими на цвет гранатового яблока. Однако он все же надеялся снова увидеть даму своего сердца. Каждый из нас воображает, что его роман имеет своего божественного покровителя.
   К счастью для душевного спокойствия Ремсена, его ждало развлечение в виде собрания благородных всадников, проживавших в городе. Их было немного -- может быть, десятка два, но зато было много разных напитков, еды, речей и воспоминаний об испанцах. И когда наступил рассвет, оставшиеся в живых решили разойтись. Но некоторые остались на поле битвы, и среди них был кавалерист О'Рун, который не был "приспособлен" к крепким напиткам. Его ноги упорно отказывались исполнять обязательства, принятые на себя перед полицейским ведомством.
   -- Я запарился, Ремсен, -- сказал О'Рун своему другу. -- Почему строят такие отели, которые ходят все кругом и кругом, как колеса? Они меня в конце концов раздавят. Это несносно! Я могу думать и говорить по... по... послед... следовательно, но ноги мои за... заплетаются. Через три часа я должен идти на дежурство. А между тем все кругом пляшет. Ремсен, я тебе серьезно говорю -- все пляшет.
   -- Взгляни на меня, -- сказал Ремсен, улыбаясь и указывая на свое лицо. -- Кого ты видишь?
   -- Хорошего товарища, -- сказал О'Рун недоумевающе. -- Милого старого Ремсена.
   -- Ничего подобного. Ты видишь конного полисмена О'Руна. Взгляни на свое лицо -- нет, ты не можешь этого сделать без зеркала, -- но взгляни на мое лицо и думай о своем. Походим ли мы друг на друга? Да, как два обеда за табльдотом. Я надену твой мундир, твой значок, сяду на твою лошадь и буду сегодня прельщать в парке нянек и охранять траву от ног прохожих. Я все это буду делать вместо тебя. Я спасу твою честь и твой значок, а кроме того, это будет для меня самым интересным развлечением после того, как мы были с тобой на войне.
   Ровно в назначенный час самозваный заместитель конного полисмена О'Руна выехал в парк на буром коне. Люди, которые в нормальном виде не похожи друг на друга, в мундире будут очень похожи, а если двое имеют хоть некоторое сходство в лице и в сложении, то они будут походить, как близнецы. Ремсен ехал по верховым дорожкам, от души веселясь своей выдумке. Ведь миллионеры имеют так мало интересных развлечений в своей жизни.
   По проезжей дороге мчалась открытая коляска, запряженная парой горячих гнедых. Чувствовалось что-то чужое, иностранное, потому что в такой ранний утренний час в парке никто из местной аристократии не прогуливается, а проходят только люди низших классов. В коляске сидел старый джентльмен с белыми бакенбардами, в шотландской клетчатой шапке, которую носят только знатные иностранцы. Рядом с ним сидела дама, похожая на цвет гранатового яблока и на молодую луну.
   Ремсен ехал им навстречу. В то время как они проезжали мимо, ее глаза встретились с его взором, и он готов был поклясться, что она слегка вспыхнула. Он отъехал на несколько шагов, а затем быстро повернул коня, услышав быстрый топот копыт. Гнедые понесли.
   Ремсен как стрела бросился на своем буром коне вслед за коляской. Ему предстояла самая подходящая работа для заместителя полисмена О'Руна. Через тридцать секунд, после того как лошади понесли, бурый конь поравнялся с правым гнедым. Он покосился на Ремсена и будто бы хотел сказать на своем лошадином языке: "Где тебе, самозванцу, исполнять обязанности полисмена! Ты не О'Рун, но мне кажется, что, если ты наклонишься вправо, ты сможешь схватить поводья этого шалого гнедого. Ну! Вот так, вполне правильно. Сам О'Рун не мог бы выполнить это лучше!"
   Несшиеся лошади должны были бесславно остановиться, подчиняясь сильным мускулам Ремсена. Кучер освободил руки, опутанные поводьями, спрыгнул с козел и стал перед дышлом. Бурый конь, гордясь своим новым наездником, приплясывал и на лошадином языке насмехался над укрощенными гнедыми. Замешкавшийся у экипажа Ремсен смутно сознавал присутствие какого-то скучного, ненужного старого джентльмена в шотландской шапке, который нескончаемо долго говорил о чем-то. Но он ясно видел пару сверкающих глаз, которые совлекли бы даже святого Симеона Столпника с его столба. Он видел, кроме того, и девичью улыбку, и немного испуганный взгляд, смысл которого он, однако, не мог истолковать. Его спрашивали о его имени и осыпали благодарностями за геройский поступок. В особенности усердствовал старый джентльмен в шотландской шапке, но в глазах девушки светился красноречивый призыв.
   Легкий трепет удовлетворения пробежал по Ремсену, потому что он носил имя, которое он с гордостью мог бы назвать в любом высшем обществе.
   Он открыл рот, чтобы заговорить, но воздержался.
   Кем он был? Конным полисменом О'Руном. Полицейский значок и честь его товарища были в его руках. Если Эльсворс Ремсен, миллионер и потомок голландцев, только-только спас цвет гранатового яблока и шотландскую шапку от возможной смерти, то где же был полисмен О'Рун? Обнаружилось бы, что он не вышел на дежурство, и его ждал бы выговор, а может быть, и отставка.
   Хотя любовь была сильна, но дружба, возникшая на полях битвы, оказалась сильнее.
   Ремсен дотронулся до своей фуражки, опустил глаза и уклонился от прямого ответа.
   -- Об этом не стоит говорить, -- сказал он сухо. -- Мы, полисмены, получаем за это жалованье. Это наш долг.
   И он отъехал, проклиная в душе "noblesse oblige" [фразеологизм, буквально означающий "благородное (дворянское) происхождение обязывает" (фр.)], хотя и сознавал, что иначе не мог поступить.
   К вечеру Ремсен отвел бурого коня в конюшню и пошел в комнату О'Руна. Полисмен тем временем выспался и был снова любезным, невозмутимым молодым человеком. Он сидел у окна я курил сигару.
   -- Я желал бы послать ко всем чертам всю конную полицию, все ваши значки и мундиры, всех лошадей и всех людей, которые не могут выпить двух стаканов ликера, без того чтобы не выйти из строя, -- сказал с досадой Ремсен.
   О'Рун улыбнулся с видимым удовлетворением и приветливо сказал:
   -- Дорогой дружище, я все знаю. Они выследили меня и два часа назад нашли здесь и приперли к стене. Понимаешь, я повздорил дома с родными и ушел от них. Кажется, я тебе не говорил, что мой отец -- граф Ардслей. Ужасно забавно, что ты должен был как раз наткнуться на них в парке. Если ты испортил в погоне бурую лошадь, я никогда тебе не прощу. Я собираюсь ее купить и взять ее с собою в Англию. Ах да, моя сестра -- знаешь, леди Анджела -- очень просила, чтобы ты зашел сегодня вечером со мной к ним в отель. Ты не потерял моего значка, Ремсен? Мне нужно его вернуть в полицейское управление, когда я подам в отставку.

----------------------------------------------------------------------------

   Первое издание перевода: О. Генри. Горящий светильник. -- Ленинград: Мысль, 1924 г. (Б-ка иностранной литературы).
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru