О.Генри
Маятник

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

О. Генри.
Маятник

   -- Восемьдесят первая улица! Выходите, будьте добры! -- закричал кондуктор в синей форме.
   Группа граждан вылезла из вагона, другая группа стала входить. Динг-динг! Вагоны надземной дороги покатились дальше, а Джон Перкинс вместе с другими пассажирами спустился по лестнице с эстакады вниз на улицу.
   Джон медленно пошел к себе домой. Он шел не спеша, потому что в словаре его ежедневной жизни не было такого слова, как "может быть". Если человек женат уже два года и живет в маленькой квартире, то его не могут ожидать никакие сюрпризы. Идя домой, Джон Перкинс угрюмо рисовал себе вперед весь предстоящий ему однообразный день.
    []Кэти встретит его в дверях поцелуем, от которого запахнет сливочной тянучкой. Он снимет пальто, сядет на крепкий, будто камнями набитый диван и будет читать в вечерей газете о том, как убивают друг друга русские и японцы. К обеду будет тушеное мясо, салат, заправленный таким соусом, который больше годился бы для смазывания кожи, вареный ревень и банка с земляничным вареньем, покрасневшим от стыда, что на этикетке красовалась надпись "химически чисто". После обеда Кэти покажет ему новую заплату на своем ветхом стеганом одеяле, для которой торговец льдом пожертвовал ей кончик своего галстука. В половине седьмого они закроют мебель старыми газетами, чтобы предохранить ее от кусков штукатурки, которая сыплется с потолка, когда толстый господин в верхней квартире начнет заниматься гимнастикой. Ровно в восемь жилец соседней квартиры, водевильный актер, в припадке запоя начнет опрокидывать стулья, воображая, что его преследует директор театра с контрактам на пятьсот долларов в неделю. Джентльмен, живущий в противоположном флигеле, вынет свою флейту; газ с шипением будет вырываться из рожков; на маленьком столике будут дребезжать стаканы; пятеро детей привратника будут играть в битву на Ялу; леди в желтых туфельках и с терьером сбежит вниз и приклеит над своим звонком свои новые приемные часы, и вечерняя жизнь дешевых квартир потечет своим порядком.

[]

   Джон Перкинс знал, что все это случится, должно случиться. Он знал, что в четверть девятого он соберется с духом и схватит свою шляпу, а жена спросит его ворчливый тоном:
   -- Ну, куда же вы идете, Джон Перкинс, нельзя ли мне узнать?
   -- Я думаю заглянуть к Мак-Клоски, -- ответит он, -- и сыграть одну или две партии на бильярде.

[]

   За последнее время это сделалось привычкой Джона Перкинса. Он возвращался домой в десять или в одиннадцать часов. Иногда Кэти спала, иногда она его ждала, и в пламени ее негодования понемножку сходила позолота с изношенных брачных цепей. Купидон должен будет ответить за все эти дела, когда он станет перед правосудием вместе со своими жертвами из дешевых квартир.
   Но в этот вечер, когда Джон Перкинс пришел в свою квартиру, его ожидало полное нарушение заведенного порядка. Кэти не стояла в дверях с нежным сливочным поцелуем. В трех комнатах царил зловещий беспорядок. Всюду валялись ее вещи. Туфли посреди комнаты, щипцы для завивки, шпильки, кимоно, коробка с пудрой -- все валялось вперемежку на туалете и на стульях. Это не было похоже на Кэти. Со сжавшимся сердцем Джон увидел гребенку с пучком ее волос, -- очевидно, она была чем-то сильно расстроена и необычайно спешила куда-то, потому что обычно она всегда тщательно складывала все очески волос в маленькую синюю вазу на камине, чтобы потом сделать себе из них косу.
   Ему бросилась в глаза сложенная бумага, подвешенная к газовому рожку. Джон схватил ее. Это была записка от жены, которая гласила:
   
   Милый Джон, я только что получила телеграмму, что моя мать очень больна. Я еду поездом в четыре тридцать. Брат Сэм встретит меня. В комнатном леднике ты найдешь холодную баранину. Надеюсь, что это не жаба. Заплати молочнице шестьдесят центов. Прошлой весной у нее был такой же припадок. Не забудь написать в газовое общество насчет счетчика, а твои новые носки лежат в верхнем ящике. Завтра я напишу. Очень тороплюсь.

Кэти.

   Никогда за два года их брачной жизни он не расставался с Кэти ни на одну ночь. Джон в большом смущении перечел записку несколько раз. Это было нарушение заведенного порядка, и он не мог прийти в себя.

[]

   На спинке стула висел, трогательный своей пустотой и бесформенностью, красный капот с черными крапинками, который она всегда надевала, когда готовила обед. Ее будничное платье было небрежно брошено. Маленький бумажный мешочек с ее любимыми сливочными тянучками лежал еще нетронутый. Газета валялась на полу, и из нее был вырезан угол, где было расписание железных дорог. Каждая вещь в комнате говорила о потере, о том, что главная сущность ушла -- душа и жизнь. Джон Перкинс стоял среди мертвых остатков с чувством отчаяния и скорби.
   Он начал, насколько мог, приводить комнаты в порядок. Когда он дотронулся до ее платьев, его охватил мгновенный озноб ужаса, -- он никогда не думал о том, во что обратилось бы его существование без Кэти. Она так тесно была вплетена в его жизнь, что сделалась необходимой для него, как воздух. И этого он раньше не замечал! Но вот она ушла, исчезла, словно она никогда и не существовала! Конечно, это будет только на несколько дней или -- самое большее -- на неделю или две, но ему казалось, что рука смерти подняла свой указующий перст на его до сих пор благословенный дом.
   Джон вытащил из ледника холодную баранину, заварил кофе и уселся за свой одинокий обед, поставив перед собою банку земляничного варенья с бесстыдной этикеткой о химической чистоте. Теперь ему казались особенно соблазнительными и тушеное мясо, и салат с "апретурой для кожи". Дом его был опустошен. Теща с грудной жабой потревожила его пенаты. После грустного одинокого обеда Джон уселся у окна.
   Ему не хотелось даже курить. Снизу доносился городской шум. Этот шум, этот голос города как бы звал Джона присоединиться к вихрю развлечений и безумств. Ночь теперь принадлежала ему. Он мог пойти и веселиться так же свободно, как любой холостяк. Он мог бы кутить и шататься по улицам до самого рассвета. Его не будет ожидать дома гневная Кэти, которая отравляла своими упреками все его радости. Он мог играть на бильярде в ресторане Мак-Клоски со своими друзьями до самой зари. Узы Гименея, которые его всегда сдерживали, ослабли. Кэти ушла.
   Джон Перкинс не привык анализировать свои чувства. Но, сидя в своей маленькой квартире, откуда ушла душа этой квартиры, он вдруг понял причину своего грустного настроения. Он знал теперь, что Кэти была необходима для его счастья. Его чувство к ней, притупленное скучной домашней обстановкой, теперь внезапно вновь пробудилось. Недаром говорится в пословице: что имеем -- не храним, потерявши -- плачем!
    []"Я негодяй, -- размышлял Джон Перкинс, -- как плохо я обращался с Кэти. Каждый вечер я уходил играть на бильярде и болтал с товарищами, вместо того чтобы оставаться дома с женою. Бедная деточка проводила все вечера одна, а я думал лишь о своих развлечениях! Да, Джон Перкинс, вы величайший эгоист! Но теперь все переменится. Мы с ней будем вместе гулять, и я постараюсь всячески развлекать ее. С этой минуты я навсегда порываю со всей компанией у Мак-Клоски".
   Уличный шум призывал Джона Перкинса к веселью и разгулу. А у Мак-Клоски маркеры лениво постукивали шарами в ожидании обычной вечерней игры. Но никакие призывные звуки не могли заставить кающегося Перкинса забыть о своей потере. То, что принадлежало ему, что он не ценил, было отобрано у него, и он был сильно не в духе. Видно было теперь, что Перкинс действительно вел свое происхождение от некоего Адама, которого ангел выгнал из рая.
   По правую руку от Джона Перкинса стоял стул. На спинке висела голубая блуза Кэти. Она еще сохраняла ее контуры. Посередине рукавов были мелкие складки, образовавшиеся от движения рук, когда Кэти работала для него, чтобы доставить ему удобства и уют в семейной жизни. От блузы исходил нежный и манящий запах. Джон взял ее в руки и долго глядел на безмолвную вещь -- Кэти никогда не была безмолвной. Слезы -- да, настоящие слезы -- выступили на глазах Джона Перкинса. Когда она вернется, все будет иначе. Он загладит свою вину перед нею. Как скучна жизнь без нее...
* * *
    []Вдруг дверь отворилась. Вошла Кэти с маленькой сумочкой в руках. Джон тупо уставился на нее.
   -- Уф! Как я рада, что вернулась, -- сказала Кэти. -- У мамы нет никакой жабы. Сэм был на станции и сказал, что ей просто немного нездоровилось и все прошло, вскоре после того, как они послали телеграмму. Поэтому я вернулась со следующим поездом обратно. Я страшно хочу есть!
   Никто не заметил, как маятник опять стал двигаться и как снова пошел в ход механизм в третьем этаже дешевых квартир. Какой-то рычаг опустился, коснулся пружины, все пришло в движение, и колеса начали вращаться в обычном порядке.
   Джон Перкинс взглянул на часы. Было четверть девятого. Он схватился за шляпу и направился к двери.
   -- Ну, куда же вы идете, Джон Перкинс, нельзя ли мне это узнать? -- спросила Кэти ворчливым тоном.
   -- Я думаю заглянуть в Мак-Клоски, -- сказал Джон, -- и сыграть одну или две партии на бильярде.

----------------------------------------------------------------------------

   Первое издание перевода: О. Генри. Горящий светильник. -- Ленинград: Мысль, 1924 г. (Б-ка иностранной литературы).
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru