О.Генри
Разные школы

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


О. Генри.
Разные школы

I

   Старый Джером Уоррен жил в стотысячном доме по Восточной Пятидесятой и так далее улице. Он был маклером в центре города и был так богат, что позволял себе роскошь пройти пешком для моциона несколько кварталов по направлению к своей конторе, а затем уже нанимал кэб.
   У него был приемный сын Гилберт, сын его старого друга. Гилберт был художником и шел по пути к славе с такой быстротой, с какой он успевал выжимать краски из своих тюбиков. Другим членом семьи старого Уоррена была Барбара Росс, его сводная племянница. Человек рожден для неприятностей, и так как у старого Джерома не было собственной семьи, то он взвалил себе на плечи чужое бремя.
   Гилберт и Барбара прекрасно ладили друг с другом. Окружающие молчаливо и тактично согласились, что наступит некогда день, когда эта пара станет перед алтарем и даст пастору торжественное обещание протереть глаза денежкам старого Джерома. Но здесь возникли некоторые осложнения.
   Тридцать лет назад, когда старый Джером был еще молодым Джеромом, у него был брат по имени Дик. Дик отправился на Запад искать счастья -- своего или чужого.
   О нем ничего не было слышно, пока старый Джером в один прекрасный день не получил от него письмо. Оно было написано каракулями на линованной бумаге, и от него пахло солониной и молотым кофе. Почерк Дика страдал астмой, а его орфография -- пляской святого Витта.
   Оказалось, что Дику не удалось положить фортуну на обе лопатки и заставить ее выложить денежки. Наоборот: он был сам разбит наголову и должен был дать выкуп врагу. В описываемое время он, судя по письму, собирался скапутиться: у него было столько разных болезней, что даже виски не мог его вылечить. В результате тридцатилетних спекуляций он нажил только девятнадцатилетнюю дочку, которую он и решил теперь отправить наложенным платежом на Восток. Дик всецело полагался на Джерома и возлагал на него обязанность одевать, кормить, воспитывать, утешать, холить и нежить девушку до конца ее дней или до тех пор, пока их не разлучит ее выход замуж.
   Старый Джером был человек-помост. Каждому известно, что мир держится на плечах Атласа, который сам стоит на железной решетке, установленной на спине черепахи. Черепахе тоже ведь нужно на чем-нибудь стоять -- и вот помост для нее составлен из людей вроде старого Джерома.
   Неваду Уоррен встретили на вокзале. Это была девушка маленького роста, сильно загоревшая, привлекательная своим здоровым видом; она отличалась такой непринужденностью манер, что даже коммивояжер сигарной фабрики дважды подумал бы, прежде чем приударить за ней. При взгляде на нее человек так и представлял ее себе в короткой юбке и кожаных крагах, стреляющей по стеклянным шарикам [популярное в США состязание в меткости (примеч. переводчика)] или укрощающей мустангов. Но в своей простой белой блузке и черной юбке она оставляла вас в недоумении. Без всякой натуги она тащила тяжелый чемодан, который тщетно старались выхватить у нее носильщики.
   -- Я уверена, что мы будем лучшими друзьями, -- сказала Барбара, коснувшись губами крепкой и загорелой щеки приезжей.
   -- Надеюсь, -- сказала Невада.
   -- Моя милая маленькая племянница, -- сказал старый Джером, -- добро пожаловать в мой дом. Считай его все равно что домом своего отца.
   -- Спасибо, -- сказала Невада.
   -- Я буду называть вас кузиной, -- сказал Гилберт со своей очаровательной улыбкой.
   -- Возьмите, пожалуйста, мой чемодан, -- ответила Невада, -- он весит миллион фунтов. В нем образчики из шести папиных рудников, -- объяснила она Барбаре. -- Я высчитала, что они стоят около девяти центов за тысячу тонн, и я обещала ему захватить их с собою.

0x01 graphic

II

   Принято изображать обычные осложнения между одним мужчиной и двумя женщинами, или одной женщиной и двумя мужчинами, или между женщиной, мужчиной и прохвостом -- ну, словом, любую из этих проблем -- в виде треугольника. Но эти треугольники никогда не бывают разносторонними: они всегда равнобедренные или равносторонние. Так и по приезде Невады Уоррен, она, Гилберт и Барбара Росс образовали такой треугольник, только прямоугольный, и Барбара была в нем гипотенузой.
   Однажды утром старый Джером замешкался после завтрака за скучнейшей из нью-йоркских утренних газет, прежде чем отправиться в свою мухоловку в центре города. Он очень привязался к Неваде; он находил в ней много спокойной независимости и доверчивой искренности своего покойного брата.
   Горничная принесла записку для мисс Невады Уоррен.
   -- Ее принес посыльный, -- сказала она. -- Он ждет ответа.
   Невада, которая насвистывала сквозь зубы испанский вальс и наблюдала за проезжавшими по улице экипажами и моторами, взяла конверт. Не распечатав еще письма, она сразу поняла, что оно от Гилберта. На это указывала маленькая золотая палитра в левом верхнем углу на конверте. Разорвав конверт, она на некоторое время углубилась в письмо, а затем с серьезным видом подошла к дяде и остановилась около него.
   -- Дядя Джером, ведь Гилберт славный мальчик, правда?
   -- Что это тебе вздумалось, деточка? -- удивился старый Джером, громко шелестя газетой. -- Разумеется, ведь я сам воспитал его.
   -- Он ведь не напишет ничего такого, что было бы не вполне. я хочу сказать. чего нельзя было бы знать и прочесть всем?
   -- Посмотрел бы я, как бы он это сделал, -- сказал дядя и оторвал от своей газеты целую полосу. -- А почему ты спрашиваешь? В чем дело?\

0x01 graphic

   -- Прочтите, дядя, эту записку, которую он мне только что прислал, и скажите мне, все ли в ней прилично и как следует. Я ведь мало знаю городские нравы и что здесь считается принятым.
   Старый Джером швырнул газету на пол и наступил на нее обеими ногами. Он взял записку Гилберта, свирепо пробежал ее дважды, а затем и в третий раз.
   -- Ах, дитя мое, ты меня было взволновала, хоть я и был уверен в моем мальчике. Он дубликат своего отца, который был хорошо отшлифованным бриллиантом. Он ведь только спрашивает, можете ли вы с Барбарой поехать с ним сегодня в четыре часа дня на автомобиле на Лонг-Айленд. Я не вижу в этом письме ничего предосудительного, кроме разве бумаги. Я всегда ненавидел этот голубой оттенок.
   -- А это будет вполне прилично, если мы поедем? -- спросила Невада.
   -- Конечно, конечно, дитя мое, почему же нет? Мне, впрочем, очень нравится, что ты так осторожна и откровенна. Поезжай, поезжай, конечно!
   -- Я не знала, -- сказала Невада со скромным видом, -- и я подумала, лучше я спрошу у дяди. А вы не поедете с нами, дядя?
   -- Я? Ну нет, благодарю покорно! Я уже раз покатался в автомобиле, которым правил этот мальчишка. С меня довольно. Но для тебя и Барбары вполне прилично поехать. Да, да! Но я не поеду. Нет, нет, нет!
   Невада подбежала к двери и сказала горничной:
   -- Заметано! Я отвечаю за мисс Барбару. Велите посыльному так и передать мистеру Уоррену: "Заметано, мол!"
   -- Невада! -- окликнул ее старый Джером. -- Извини меня, моя дорогая, но не приличнее ли послать ему письменный ответ, хотя бы одну строчку?
   -- Ну, стану я еще с этим возиться! -- весело возразила Невада. -- Гилберт поймет и так: он всегда понимает. Я ни разу в жизни не ездила на автомобиле, но я спускалась в челноке через пороги на Чертовой реке, и мне хотелось бы знать: неужели ехать на автомобиле еще занятнее?

III

   Предполагается, что прошло два месяца.
   Барбара сидела в кабинете стотысячного дома. Это было подходящее для нее место. На свете много уготовано мест, где человек может посидеть и собраться с мыслями: монастыри, кладбища, курорты, исповедальни, скиты, приемные адвокатов, салоны красоты, аэропланы и кабинеты; лучше всего -- кабинеты.
   Обычно проходит много времени, прежде чем гипотенуза начинает понимать, что она самая длинная сторона прямоугольного треугольника.
   Барбара осталась одна. Дядя Джером и Невада пошли в театр. Барбара отказалась идти. Ей хотелось побыть дома и позаниматься в своем кабинете. Если бы вы, мисс, были шикарной нью-йоркской барышней и видели бы каждый день, как смуглая простодушная чародейка с Запада накидывает путы и лассо на молодого человека, которого вы наметили для себя, и вы тоже, пожалуй, потеряли бы вкус к оперетке. Барбара устроилась у стола из цельного дуба. Ее правая рука опиралась на стол, а пальцы этой руки нервно вертели запечатанное письмо. Оно было адресовано Неваде Уоррен, а в левом верхнем углу конверта красовалась маленькая золотая палитра. Письмо это принесли в девять часов вечера, когда Невады уже не было дома.
   Барбара отдала бы свое жемчужное ожерелье, чтобы узнать содержание этого письма, но она не могла прочесть его, вскрыв конверт при помощи пера, вставочки или шпильки или посредством любого из обычно практикуемых в таком случае способов, -- ее воспитание не допускало такого поступка. Она пыталась поэтому прочесть несколько строк письма, приблизив конверт к самой лампе и крепко прижимая его к стеклу, но у Гилберта была слишком хорошая почтовая бумага, чтобы из этого мог выйти толк.

0x01 graphic

   Театралы вернулись в половине двенадцатого. Была восхитительная зимняя ночь. Даже на расстоянии от кэба до дверей их густо обсыпало крупными снежными хлопьями, падавшими по диагонали с неба. Старый Джером добродушно ворчал на подлецов извозчиков и тесноту на улицах. Невада, разрумянившаяся, как роза, сверкая сапфировыми глазами, щебетала о ночных бурях в горах, потрясавших шалаш ее папаши.
   Во время всех этих зимних разговоров Барбара с застывшим сердцем молчала.
   Старый Джером сразу поднялся к себе наверх -- к грелкам и хинину. Невада впорхнула в кабинет, единственную уютно освещенную комнату, упала в кресло и во время бесконечного процесса расстегивания перчаток, доходивших ей до локтей, давала свидетельские показания о виденном ею спектакле.
   -- Да, мистер Филдс действительно бывает иногда очень забавен, -- заметила Барбара. -- Тут у меня есть письмо для вас, дорогая; его принес посыльный, как только вы уехали.
   -- От кого? -- спросила Невада, дергая за пуговицу перчатки.
   -- Право, не знаю, -- с улыбкой сказала Барбара. -- Я могу только догадываться. В углу конверта находится странная штучка, которую Гилберт называет палитрой. По-моему, она больше напоминает золоченое сердечко на любовной записке школьницы.
   -- Интересно, что он мне пишет, -- безучастно заметила Невада.
   -- Мы, женщины, -- сказала Барбара, -- все на один лад: мы стараемся узнать содержание письма, изучая наклеенную на нем марку, и уж как последнее средство мы пускаем в ход ножницы и читаем письмо с конца.
   Она сделала движение, как бы желая перебросить письмо Невады через стол.
   -- Ах, несчастье! -- воскликнула Невада. -- Эти пуговицы такие несносные, -- я бы лучше носила рукавицы. Барбара, пожалуйста, сорвите шелуху с этого письма и прочтите его: я с этими перчатками провожусь, как видно, до утра.
   -- Что вы, дорогая! Неужели вы хотите, чтобы я распечатала письмо Гилберта к вам? Оно адресовано вам, и вы, конечно, не захотите, чтобы его прочел кто-нибудь другой.
   Невада оторвала свои стойкие, спокойные сапфировые глаза от перчаток.
   -- Никто не может писать мне ничего такого, чего нельзя было бы прочесть всем, -- сказала она. -- Читайте, Барбара! Может быть, Гилберт хочет опять покатать нас завтра на автомобиле.
   Искушение было слишком велико. Барбара со снисходительным, слегка скучающим видом распечатала письмо.
   -- Хорошо, дорогая, я прочту вам его, если вы желаете.
   Она бросила конверт, быстро пробежала письмо глазами, перечитала его еще раз и устремила быстрый проницательный взгляд на Неваду, для которой в эту минуту весь мир, по-видимому, сосредоточился в ее перчатках, а письма восходящих светил представляли не больше интереса, чем послания с Марса.
   Четверть минуты Барбара смотрела на Неваду странным пристальным взглядом; затем чуть заметная улыбка, подобная вдохновенной идее, расширившая ее рот только на одну шестнадцатую и сузившая ее глаза не более чем на одну двадцатую дюйма, промелькнула на ее лице.
   От сотворения мира ни одна женщина еще не была загадкой для другой женщины. С быстротой, с какой несется в мировом пространстве свет, каждая женщина проникает в карты и мысли другой, сдергивает со слов своей сестры самые искусные маски, читает ее сокровеннейшие желания, срывает самые лукавые и сложные хитросплетения, точно волосы с гребенки, и, насмешливо покрутив их между пальцами, пускает их по ветру исконного недоверия. Во время оно сын Евы позвонил однажды у дверей фамильной резиденции в Гайд-парке и ввел туда под ручку неизвестную даму. Когда он представил ее своим, Ева отвела свою невестку в сторону и подняла классическую бровь.
   -- Из страны Нод, -- сказала новобрачная, томно кокетничая пальмовым листом. -- Вы, вероятно, бывали там?
   -- Давно уже не была, -- ответила Ева, нисколько не смутившись. -- Вы не находите, что яблочное пюре, которое там подают, отвратительно? Эта туника из шелковичных листьев довольно эффектна, дорогая; но, конечно, настоящего фигового материала у вас там не достать. Пройдемте сюда, за этот сиреневый куст, пока джентльмены пропустят по рюмочке сельдерейной. Мне кажется, гусеницы прогрызли вам на спине слишком большой вырез.
   Таким образом, как гласит предание, был когда-то заключен союз между двумя единственными дамами на земле, и тогда же было установлено, что каждая женщина навсегда останется для другой женщины прозрачной, как стекло -- хотя стекло изобрели только впоследствии, -- и будет отыгрываться на том, что будет загадкой для всякого мужчины.
   Барбара, по-видимому, колебалась.
   -- Право, Невада, -- сказала она с легким смущением, -- вам не следовало настаивать на том, чтобы я распечатала это письмо. Оно, конечно, было написано не для посторонних глаз.
   Невада на минуту забыла о перчатках.
   -- Тогда прочтите его вслух, -- сказала она. -- Не все ли равно, раз вы его уже прочли. Если мистер Уоррен написал мне что-нибудь такое, чего никто не должен знать, это тем более должно стать известным всем.
   -- Хорошо, -- сказала Барбара. -- Вот что здесь написано: "Дорогая моя Невада, приходите сегодня в мою мастерскую в двенадцать часов ночи. Непременно".
   Барбара встала и бросила записку Неваде на колени.
   -- Мне очень жаль, -- сказала она, -- что я это узнала. Это не похоже на Гилберта. Тут, вероятно, какая-нибудь ошибка. Считайте, что я этого не знаю, хорошо, дорогая? Ну, я пойду наверх, у меня страшная головная боль. Я, право, не понимаю этой записки. Может быть, Гилберт слишком хорошо пообедал. Спокойной ночи!

IV

   Невада пробралась на цыпочках в холл и слышала, как за Барбарой наверху захлопнулась дверь. Бронзовые часы в кабинете сообщили ей, что после полуночи прошло уже пятнадцать минут. Она быстро побежала к парадной и вышла на снежную метель. До мастерской Гилберта надо было пройти шесть кварталов.
   Безмолвные белые вихри метели, переправившись по воздушному перевозу, атаковали город со стороны мрачной Восточной реки. Снежная пелена толщиной в фут покрывала тротуары, сугробы громоздились, как осадные лестницы, вдоль стен побежденного города. Авеню была безмолвна, как улица в Помпее. Кэбы скользили иногда мимо, как белокрылые чайки над озаренным луной океаном, и еще реже моторы -- поддерживая сравнение -- проносились, свистя, по пенящимся волнам, точно подводные лодки в их веселом, но опасном плавании. Невада ныряла на своем пути, как гонимый шквалом буревестник. Она взглянула вверх на разорванные очертания уходивших в облака зданий, которые высились над улицей; они были затушеваны ночными огнями и застывшими испарениями в серые, темно-пепельные, лиловые, коричневые и голубые тона. Они так напоминали ей зимние горы ее родного Запада, что девушка почувствовала удовольствие, которое она не часто испытывала, с тех пор как жила в этом стотысячном доме.
   Полисмен на углу заставил ее вздрогнуть одним своим взглядом и весом.
   -- Здравствуй, Мабель! -- сказал он. -- Больно поздно гуляешь.
   -- Я... я... Мне надо в аптеку, -- сказала Невада и быстро пробежала мимо блюстителя порядка. Это оправдание служило обычно пропуском для самых опытных. Доказывает ли это, что женщина неспособна к прогрессу или что она выскочила из ребра Адама уже вооруженная с головы до ног сообразительностью и коварством?
   Когда Невада повернула на восток, ветер бил ей прямо в лицо, и ей пришлось идти вдвое тише. Девушка выписывала на снегу зигзаги, но она была крепка, словно молодая сосенка, и так же грациозно кланялась ветру. Вдруг перед нею выступил дом, где помещалась мастерская Гилберта, -- знакомая веха, словно утес над хорошо известной пещерой. В обители торговли и враждующего с нею соседа -- искусства -- все было темно и безмолвно. Лифт переставал там работать еще в десять часов.
   Невада поднялась на восьмой этаж и решительно постучала в дверь, на которой значился номер восемьдесят девять. Она бывала уже здесь много раз с Барбарой и дядей Джеромом.
   Гилберт открыл дверь. В руке у него был карандаш, над глазами зеленый зонтик, во рту трубка. Последняя упала на пол.

0x01 graphic

   -- Я опоздала? -- спросила Невада. -- Я торопилась, как только могла. Мы с дядей были сегодня в театре. Вот я пришла, Гилберт.
   Гилберт повторил номер Пигмалиона с Галатеей -- немножко, впрочем, наоборот. Он превратился из статуи изумления в молодого человека, которому предстояло разрешить трудную задачу. Он провел Неваду в комнату, достал щетку и начал смахивать с нее снег. Большая лампа с зеленым абажуром висела над мольбертом: художник работал карандашом.
   -- Вы меня позвали, -- сказала Невада просто, -- и я пришла. Вы так написали в письме. Зачем вы вызвали меня?
   -- Вы прочли мое письмо? -- спросил Гилберт и глубоко втянул воздух в легкие.
   -- Барбара прочла мне его. Но я потом сама его видела. Там было написано: "Приходите в мою мастерскую сегодня в двенадцать часов ночи. Непременно". Я, конечно, подумала, что вы больны, но, кажется, на это не похоже.
   -- Ага! -- произнес Гилберт совсем невпопад. -- Я вам скажу, зачем я просил вас прийти, Невада: я хочу, чтобы вы повенчались со мной немедленно, сегодня же. Что значит маленькая метель? Вы согласны?
   -- Вы давно могли заметить, что я согласна, -- ответила Невада. -- А эта метель мне даже нравится. Мне была бы ненавистна свадьба днем, в украшенной цветами церкви. Гилберт, я никогда не думала, что у вас хватит смелости сделать мне предложение в таком духе. Они будут шокированы и поставят на нас крест. Ну да это неважно.
   -- Значит, заметано? -- сказал Гилберт. ("Где я слышал это выражение?" -- подумал он про себя.) -- Подождите минуту, Невада, мне надо поговорить по телефону.
   Он заперся в своей маленькой гардеробной и вызвал молнии небесные, сконденсированные в малопоэтичные номера и группы.
   -- Это ты, Джек? Вот соня, право! Проснись! Это я. Я венчаюсь сейчас, сию же минуту! Да! Разбуди свою сестру. Да не пререкайся со мной! Притащи ее с собой. Ты должен это сделать. Напомни Агнессе, как я ее спас, когда она тонула в озере Ронконкома. Я знаю, что подло напоминать ей об этом, но она должна приехать с тобой. Да. Невада здесь, ждет. Мы уже давно были помолвлены... Некоторое противодействие со стороны родных, знаешь, и нам надо провести это дело именно таким образом. Мы ждем вас здесь. Не давай Агнессе спорить, тащи ее сюда! Согласен? Ну, ты славный мальчик, черт тебя возьми, Джек, ты просто молодец!
   Гилберт вернулся в комнату, где его ждала Невада.
   -- Мой старый приятель Джек Пейтон и его сестра должны были явиться сюда без четверти двенадцать, -- объяснил Гилберт. -- Но Джек такой растяпа. Я протелефонировал им, чтобы они поторопились. Они приедут через несколько минут. Я самый счастливый человек в мире, Невада. Что вы сделали с этим письмом?
   -- Оно у меня здесь, -- сказала Невада, вытаскивая письмо из-под манто.
   Гилберт вынул письмо из конверта и внимательно прочел его. Затем он задумчиво посмотрел на Неваду.
   -- Вам не показалось странным, что я прошу вас прийти ко мне в мастерскую в двенадцать часов ночи? -- спросил он.
   -- Нет, отчего же, -- сказала Невада, -- делая круглые глаза. -- Раз я была вам нужна. На Западе, когда приятель экстренно вызывает вас, сперва идешь на его зов, а потом, когда беда прошла, начинаешь обсуждать, как и что. И там тоже обыкновенно идет снег, когда что-нибудь такое случается. Так что это не смутило меня.
   Гилберт кинулся в другую комнату и вернулся нагруженный верхними вещами, защищающими от ветра, дождя и снега.
   -- Наденьте этот дождевик, -- сказал он, подавая его Неваде. -- Нам придется пройти пешком с четверть мили. Милейший Джек с сестрой будут здесь через несколько минут.
   Он начал напяливать на себя тяжелое пальто.
   -- Кстати, Невада, -- сказал он, -- взгляните на заметку под крупным заголовком на первой странице "Вечерней газеты", вон там, на столе. Это касается вашего любимого Запада. Это будет вам интересно.
   Он ждал целую минуту, делая вид, что ему никак не влезть в пальто, затем обернулся к ней. Невада не двинулась с места. Она смотрела на художника в упор странным, задумчивым взглядом. На щеках ее горел румянец ярче того, который вызвали ветер и снег, но глаза ее смотрели прямо и смело.
   -- Я хотела сказать вам. -- проговорила она. -- Во всяком случае прежде чем вы. прежде чем мы... ну, словом, прежде всего. Папа не посылал меня в школу. Я не умею прочесть ни одного, даже самого глупого слова. А теперь, если...
   На лестнице послышались неуверенные шаги Джека Сонливого и Агнессы Благодарной.

V

   Когда после совершения обряда венчания мистер и миссис Уоррен тихо катились домой в закрытой карете, Гилберт сказал:
   -- Невада, хочешь знать, что я действительно написал в письме, которое ты сегодня получила?
   -- Пли! -- сказала новобрачная.
   -- Вот что там было, слово в слово, -- сказал Гилберт. -- "Дорогая мисс Уоррен, вы были правы относительно цветка. Это была гидрангея [то же, что гортензия -- примеч. ред.], а не сирень".
   -- Ладно, -- сказала Невада. -- Забудем это! А ведь Барбара-то зло подшутила сама над собой.

----------------------------------------------------------------------

   Первое издание перевода: О. Генри. Избранные новеллы. -- Л.-М.: Гослитиздат, 1932 г.
   
   
   
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru