Аннотация: Telemachus, Friend. Перевод Эвы Бродерсен (1925).
О. Генри. Друг Телемак
Возвращаясь с одной охотничьей экскурсии, я остановился в небольшом городке Лос-Пиньос, в Нью-Мексико, в ожидании идущего на юг поезда, который опоздал на час. Я уселся на крыльцо гостиницы и обсуждал с владельцем ее, Телемаком Хиксом, разные жизненные вопросы.
Так как наш разговор принял более или менее интимный характер, то я считал себя вправе спросить его, какой зверь искалечил ему левое ухо много лет тому назад. Будучи охотником, я интересовался всеми злоключениями, которым мог подвергнуться человек в погоне за дичью.
-- Это ухо, -- сказал Хикс, -- реликвия истинной дружбы.
-- Несчастный случай? -- полюбопытствовал я.
-- Дружба не есть несчастный случай, -- ответил Телемак.
Я умолк.
-- Я знал в своей жизни только один случай истинной дружбы, -- продолжал хозяин гостиницы, -- и это было между одним человеком из Коннектикута и обезьяной. Обезьяна забиралась на пальмы в Барранквилле и сбрасывала вниз своему другу кокосовые орехи. Человек распиливал их пополам и делал из них чаши, которые продавал по два реала за каждую, и покупал на эти деньги ром. Обезьяна выпивала молоко из орехов. Таким образом, каждый из них был доволен своей долей в предприятии, и они жили, как братья.
Но между людьми дружба является временным, преходящим состоянием, и может внезапно прекратиться.
У меня был одно время друг по имени Пейсли Фиш, и я воображал, что он был связан со мной на веки вечные. В течение семи лет мы с ним работали бок о бок на рудниках и на ранчо, продавали патентованные маслобойки, снимали фотографии, строили проволочные изгороди и собирали сливы. И я думал, ни убийство, ни месть, ни богатство, ни сплетни, ни даже пьянство не могут внести разлада между мной и Пейсли Фишем. Вы не можете себе представить, до чего мы были дружны. Мы были хорошими товарищами в деле, и мы переносили наши дружеские отношения и на часы отдыха и веселья. Поистине, у нас были дни Дамона и ночи Пифиаса [Дамон и Пифиас -- герои древнегреческого мифа, воплощение настоящей дружбы (примеч. ред.)].
Однажды летом Пейсли и я приехали в горы Сан-Андрес, чтобы в течение месяца отдохнуть от всех забот на лоне природы. Мы попали в этот город, Лос- Пиньос, который нам показался настоящим руфгарденом [roofgarden-- сад на крыше (англ.)] и в котором текли реки из конденсированного молока и меда. В городе была одна или две улицы, воздух, курицы и одна кухмистерская; и этого нам было достаточно.
Мы попали в город после ужина и решили пойти в кухмистерскую у железнодорожного пути, чтобы посмотреть, что город из себя представляет. Когда мы уселись за стол и с трудом приподняли тарелки от красной клеенки, в комнату вошла вдова Джессап с горячими булками и жареным ливером.
Это была женщина, которая заставила бы кого угодно забыть свои клятвы. Она была скорее большая, чем маленькая, и распространяла вокруг себя приветливость и радушие. Румянец на ее лице был признаком кулинарных наклонностей и горячего темперамента, а ее улыбка заставила бы зацвести терновое дерево в декабре.
Вдова Джессап наплела нам всякой ерунды о климате, истории, Теннисоне, сливах, дороговизне баранины, а под конец поинтересовалась узнать, откуда мы приехали.
-- Из Спринг-Вэлли, -- сказал я.
-- Из Биг-Спринг-Вэлли, -- вставил Пейсли набитым картошкой и бараньими хрящами ртом.
Это был первый признак, по которому я заметил, что прежние дружеские отношения между мной и Пейсли кончились навсегда. Он знал, как я ненавидел болтливых женщин, а между тем он ввязался в разговор со своими всегдашними поправками и добавлениями к синтаксису. На карте значилось Биг-Спринг-Вэлли, но я тысячи раз слышал, как Пейсли называл ее просто Спринг-Вэлли.
Не сказав больше ни слова, мы после ужина вышли и направились к полотну железной дороги. Мы слишком долгое время жили вместе, чтобы не знать, что у другого на уме.
-- Я полагаю, ты понимаешь, -- сказал Пейсли, -- что я решил присоединить эту вдовицу к моему наследству в семейном, общественном и законном порядке, пока смерть не разлучит нас.
-- Ну конечно, -- сказал я, -- я прочел это между строк, хотя ты сказал, кажется, не более одной строчки. И я думаю, что ты тоже понял, что я имею намерение заставить вдову переменить свою фамилию на фамилию Хикс, а тебе предоставляю написать в "Отдел светской жизни" и спросить, какие носки должны носить шаферы на свадьбе!
-- В твоей программе будут пробелы, -- сказал Пейсли, шагая по шпалам. -- Я уступил бы тебе, если бы это было простое дело, но это не так. Женские улыбки, -- продолжал Пейсли, -- представляют собою такие же опасности, как водоворот у Сквиллы и Хабирды [искаженное "у Сциллы и Харибды" (примеч. ред.)], в который вовлекается корабль Дружбы и разбивается вдребезги. Я готов броситься на медведя, который напал бы на тебя, -- сказал Пейсли, -- или поручиться за твой вексель, или натереть тебе спину между лопатками оподельдоком, как делал это прежде; но на этом кончается мое понятие о дружбе. В истории с миссис Джессап каждый из нас должен будет самостоятельно играть свою роль. Одним словом, я честно предупредил тебя об этом.
Подумав немного, я предложил следующую резолюцию по этому вопросу.
-- Дружба между людьми, -- сказал я, -- есть древний исторический обычай, установленный в те времена, когда люди должны были защищать друг друга против чудовищ с восьмидесятифунтовыми хвостами и против зеленого змия. И эта привычка сохранилась у них до настоящего времени, и они стоят один за другого, пока официант не приходит им объявить, что таких зверей в действительности не бывает. Я слышал, -- продолжал я, -- что женщины нередко ревнуют к дружбе между мужчинами и добиваются ее разрыва. Но разве это всегда должно так быть? Нужно надеяться, что у нас будет иначе. Первый взгляд на миссис Джессап и ее горячие булки вызвали одинаковое волнение в нашей груди. Пусть она достанется лучшему из нас. Я буду вести честную игру и ничего не совершу без твоего ведома. Ухаживать за ней я буду только в твоем присутствии, и, таким образом, у нас будут равные шансы. При таком условии я не вижу причины, почему наш корабль дружбы должен потерпеть крушение в этом, как его там, водовороте, все равно, кто бы из нас ни вышел победителем.
-- Славный ты парень, -- сказал Пейсли, потрясая мне руку. -- Я обещаю сделать то же самое, -- сказал он. -- Итак, мы будем ухаживать за этой дамочкой без всяких хитростей и кровопролитий и останемся друзьями, выиграем ли мы или проиграем.
С одной стороны, кухмистерской миссис Джессап стояла под деревьями скамейка, где она обыкновенно сидела, наслаждаясь ветерком, после того как проходил южный поезд, и все пассажиры были уже накормлены. Пейсли и я после ужина обыкновенно собирались там же и платили дань нашего почтения даме нашего сердца. И мы очень честно относились к нашему соглашению. Если кто-нибудь из нас первый приходил к скамейке, то он не начинал любезничать с миссис Джессап до прихода другого.
Миссис Джессап первый раз узнала о нашем договоре в тот вечер, когда я пришел к скамейке раньше Пейсли. Ужин только что кончился, и миссис Джессап вышла в свежем розовом платье. Она уже настолько остыла после кухни, что к ней можно было дотронуться.
Я уселся рядом с ней и высказал несколько соображений относительно морального воздействия природы, вызванных пейзажем и связанной с ним воздушной перспективой. Вечер как раз наводил на такие мысли. Луна занималась своим делом в той части неба, где ей полагалось быть, деревья бросали тень на землю согласно законам природы и науки, а из кустов доносился подозрительный шорох среди зайцев, ночных сов, иволг и прочих пернатых леса. А горный ветерок пел, как варган, в куче старых жестянок из-под томата, сваленных у железной дороги.
Я почувствовал какое-то странное ощущение в левом боку, как будто тесто поднялось в квашне у печки. Миссис Джессап ближе придвинулась ко мне.
-- О, мистер Хикс, -- сказала она, -- в такую прекрасную ночь чувствуешь себя еще больше одинокой! Не правда ли?
Я сразу встал со скамейки.
-- Простите меня, сударыня, -- сказал я, -- но я должен ждать прихода Пейсли, прежде чем иметь право выслушивать такие чреватые последствиями вопросы, как этот. -- Пользуясь случаем, я объяснил ей, какая многолетняя дружба существовала между нами, спаянная путешествиями, заботами и компаньонством. Я ей рассказал, как мы уговорились никогда не пользоваться преимуществом одного перед другим при каких бы то ни было обстоятельствах жизни. Миссис Джессап, как казалось вначале, серьезно выслушивала мои повествования, а затем залилась смехом, раскатившимся по всему лесу.
Через несколько минут подошел и Пейсли с напомаженными бергамотовым маслом волосами, уселся по другую сторону миссис Джессап и начал рассказывать о том, как он и Пайфэс Ламли в девяносто пятом году, во время девятимесячной засухи в долине Санта-Рита, состязались в сдирании шкур с павших коров. Кто больше сдирал шкур, получал и виде приза седло, отделанное серебром.
Так вот, с самого начала этого ухаживания Пейсли плелся в хвосте. У каждого из нас была различная система дойти до финиша и занять место в женском сердце. План Пейсли состоял в том, чтобы изумлять удивительными рассказами о приключениях, пережитых лично им или о которых он читал в книгах. Я полагаю, эта мысль ему пришла под влиянием одной шекспировской пьесы, которую он дважды видел, под названием "Отелло". Там есть цветной человек, который получает дочь герцога благодаря тому, что пичкает ее рассказами о своих приключениях. Но такой способ ухаживания годится только для сцены.
А теперь я дам вам свой собственный рецепт, как довести женщину до такого состояния, когда о ней можно уже говорить как об "урожденной Джонс". Научитесь только, как схватить ее за руку и держать ее, и она ваша. Это не так-то легко. Некоторые мужчины хватают женскую руку с такой силой, как будто они собираются вывихнуть плечо, и уже мысленно чувствуешь запах арники и видишь бинты из марли. Другие берут руку женщины так, как будто это раскаленная подкова, и держат ее на таком расстоянии, как провизор, наливающий в бутылку нашатырный спирт. Большинство же мужчин берут руку и держат ее перед самыми глазами женщины и не дают ей возможности забыть, что у нее рука. Все эти способы, конечно, неправильные.
Я научу вас правильному способу. Видели ли вы когда-нибудь человека, который пробирается на задний двор и подбирает камень, чтобы швырнуть его в сидящего на заборе и смотрящего на него кота? Он делает вид, будто у него ничего нет в руке, и будто кот его не видит, и он не видит кота. Вот так и нужно делать. Никогда не вытаскивайте женскую руку вперед так, чтобы женщина видела ее. Пусть она думает, что вы не имеете ни малейшего понятия о том, что она знает, что вы держите ее руку. Это было моей тактикой. Что же касается до бесконечных рассказов Пейсли о разных приключениях и злоключениях, то он с таким же успехом мог бы читать ей расписание железнодорожных поездов.
Однажды вечером, когда я опередил Пейсли на одну трубку и пришел к скамейке раньше него, я на минуту забыл о нашей дружбе и спросил миссис Джессап, не думает ли она, что букву "X" легче писать, чем "Д". В ту же секунду ее голова коснулась олеандрового цветка, всунутого в петличку моего пиджака, я наклонился над ней и... но я удержался.
-- Если вы ничего не имеете против, -- сказал я, вставая, -- то мы подождем прихода Пейсли, чтобы кончить наше дело. Я всегда честно поступал по отношению к моему другу, а это было бы не совсем красиво.
-- Мистер Хикс, -- сказала миссис Джессап, взглянув на меня особенным образом в темноте, -- если бы не одна вещь, я бы попросила вас прекратить ваши визиты в мой дом.
-- Какая же это вещь, сударыня? -- спросил я.
-- Вы слишком хороший друг, чтобы стать плохим мужем, -- сказала она.
Через пять минут Пейсли очутился рядом с миссис Джессап.
-- В Силвер-Сити, летом девяносто восьмого года, -- начал он, -- я видел, как Джим Бартоломью откусил ухо китайцу в пивной "Голубой свет" из-за девчонки, которая. что это за шум?
Я продолжал дело с миссис Джессап как раз с того места, где мы его прервали.
-- Миссис Джессап, -- сказал я, -- обещала мне переменить свою фамилию на Хикс. И это было подтверждением ее обещания.
Пейсли обвил ногами ножку скамейки и как будто затопал.
-- Лем, -- сказал он, -- мы были друзьями семь лет. Не сделаешь ли ты мне удовольствие не так громко целоваться? Я сделал бы то же самое для тебя.
-- Отлично, -- сказал я. -- Тихий поцелуй так же вкусен.
-- Этот китаец, -- продолжал Пейсли, -- был тот самый, который застрелил человека по имени Маллинз весною девяносто седьмого года, и это было.
Пейсли снова прервал свой рассказ.
-- Лем, -- сказал он, -- если ты был бы истинным другом, ты не так сильно обнимал бы миссис Джессап. Я чувствую, как скамейка вся ходуном ходит. Ведь ты же обещал мне, что предоставишь мне одинаковые шансы до последней возможности.
-- Мистер Фиш, -- сказала миссис Джессап, повернувшись к Пейсли, -- если бы вы явились через двадцать пять лет на нашу серебряную свадьбу, вы бы и тогда не поняли бы, что вы тут ни при чем. Я долгое время вас терпела, потому что вы были другом мистера Хикса; но мне кажется, что теперь пора бы понять, что все ваши шансы сведены к нулю.
-- Миссис Джессап, -- сказал я, не теряя своей жениховской позиции, -- мистер Пейсли мой друг, и я обещал предоставить ему равные возможности, пока есть какой-нибудь шанс.
-- Шанс! -- сказала она. -- Хорошо, пусть он думает, что у него есть еще шанс.
Месяц спустя миссис Джессап и я обвенчались в методистской церкви в Лос- Пиньос, и весь город собрался посмотреть на эту церемонию.
Когда мы выстроились впереди, и проповедник начал напевать свои ритуалы и гимны, я оглянулся и заметил, что не было еще Пейсли, и я шепнул проповеднику:
-- Пейсли нет здесь, -- сказал я. -- Мы должны его подождать. Кто был мне другом, тот друг навсегда, таков Телемак Хикс, -- сказал я.
Глаза миссис Джессап несколько сверкнули, но проповедник, согласно полученной инструкции, прекратил свои завыванья.
Через несколько минут в церковь вбежал Пейсли, застегивая на ходу манжеты. Он объяснил, что единственный мануфактурный магазин в городе оказался закрытым по случаю свадьбы, и он не мог найти крахмальной рубашки по своему вкусу, пока он наконец не выломал заднего окна в магазине и не достал сам, что ему было нужно. Затем он встал по другую сторону невесты, и венчание началось. Я себе представляю, что Пейсли рассчитывал, как на последний шанс, что проповедник по ошибке обвенчает его с вдовицей.
После окончания церемонии венчания был подан чай, сушеная антилопа и консервы из абрикосов, а затем гости разошлись. Последним ушел Пейсли. Он потряс мне руку и сказал, что я поступил с ним честно и справедливо и что он гордится иметь меня своим другом.
У проповедника был небольшой домик, который он решил отдавать внаем. Он разрешил мне и миссис Хикс провести в этом домике первую ночь, чтобы утром
отправиться с поездом десять сорок в свадебное путешествие в Эль-Пасо. Жена проповедника украсила весь дом мальвой и плющом, так что он имел праздничный вид.
В тот вечер около десяти часов я уселся на ступеньки переднего крыльца и снял сапоги, чтобы немного освежиться, в то время как миссис Хикс раздевалась. Вскоре потух свет. Я сидел на крыльце и размышлял о прошедших временах. А затем я услышал голос миссис Хикс:
-- Не придешь ли ты скоро сюда, Лем?
-- Сейчас, сейчас, -- сказал я, поднимаясь. -- Будь я проклят, если я не ждал Пейсли, чтобы...
-- Но когда я дошел до этих слов, -- заключил Телемак Хикс, -- то я подумал, что кто-то прострелил мне вот это мое левое ухо сорокапятикалиберным револьвером. Но потом оказалось, что миссис Хикс угостила меня по уху ручкой от метлы.