Тейнерт Н.
Заживо погребенный

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Текст издания: журнал "Нива", 1898, No 25.
    Убежденности, что Н. Тейнерт именно немецкий писатель, конечно, нет. Хотя фамилия немецкая. За неимением других аргументов рассказ размещен здесь.

Заживо погребенный

Рассказ Н. Тейнерта

   Пароход, па котором мы ехали из Александрии, привез нас 23-го мая в Триест. Мой приятель В. поспешил отсюда прямо в Вену, где мы должны были встретиться 27-го мая для совместного продолжения обратного пути на родину; я же остался в Триесте, не желая упускать случая осмотреть замечательные пещеры Карста, о которых я столько читал и слышал.
   Переночевав в Триесте, в "Aquila Nera", и оставив в гостинице весь свои багаж, я с небольшим ручным чемоданчиком отправился с первым утренним поездом в Адельсберг, где сложил свои пожитки в приветливой гостинице вдовы Докса.
   Посетив знаменитую Адельбергскую пещеру, я на следующий день решил посетить другую, Требичскую пещеру.
   С утра небо было не особенно ясно, но, успокоенный уверениями проводника, что нет основания опасаться дурной погоды, я взял билеты до станции Серсаны, ближайшей к деревне Орлику, откуда туристы обыкновенно направляются к пещере Требича.
   Лишь только адельсбергский поезд тронулся, мой проводник Карл спросил меня, позаботился ли я достать от главного инженера триестских водопроводных сооружений пропуск в пещеру, и на мой отрицательный ответ объявил, что без разрешения инженера нас в пещеру не пустят. "Впрочем, -- поспешил он прибавить, заметив на моем лице досаду, -- это ничего не значит, день ни в каком случае не потерян -- мы можем осмотреть вместо Требичской другую, недавно открытую мною по близости, пещеру, которая чрезвычайно интересна и вполне безопасна для посетителей". Со следующей же станции я только должен-де телеграфировать в Триест; тогда к вечеру того же дня в Адельсберге получится нужное нам разрешение, которым завтра утром мы можем воспользоваться.
   Я одобрил этот план, и мы, вместо того, чтобы ехать па Серсану, вышли на первой же станции и свернули в сторону от полотна железной дороги, по очень интересной и живописной местности.
   Пройдя несколько километров, мы остановились на краю небольшой скалистой котловины, которых в Карсте целые сотни. Открывшаяся у наших ног долина имела метров пятьдесят в глубину и полтораста в поперечнике. На дне блестело маленькое озеро, в которое, как в бассейн, изливались воды выходившей из-под известковых скал подземной речки, которая на противоположном берегу долины снова пропадала под горным сводом. Там и сям водный бассейн долины обрамлялся узкою полоской берега, но чаще обрамляли его отвесно встававшие из воды голые скалы.
   Когда же я, спустившись кое-как по круче на дно долины, добрался до берета озера, я был окончательно очарован окружавшим меня диким ландшафтом. Направо, там, где из мрачной расселины с громом вырывается бурная речка--водоворот брызг, целый хаос зеленовато-серой пены; налево -- гладкая лента реки, постепенно темнея, теряется в зияющей бездне туннеля; посередине -- недвижная на вид, синяя поверхность озера, и все это рисуется на фоне известковых скал, смягчающих дневной свет почти до нежного тона сумерек...
   Под впечатлением фантастически дикой обстановки, оглушенный шумом водопада, я первые несколько минут положительно не мог дать себе отчета в том, что я чувствовал; но потом мною все сильнее и сильнее начало овладевать чувство одиночества; мои нервы были приподняты, воображение создавало всевозможные прихотливые образы. Смешанный гул водопада п плеск катящейся реки казались тяжелым дыханием подземных демонов, отдаленным фырканьем какого-то отвратительного чудовища, скрывающегося на дне озера.
   Пористый известняк гор Карста можно сравнить с исполинским решетом; я знал, что, в случае выпадения где-нибудь в окрестностях обильного дождя, воды в долинах поднимаются в каких-нибудь 20--30 минут на двадцать или тридцать футов выше обыкновенного уровня. Случись эго внезапное наполнение теперь, наша жизнь подверглась бы опасности. Проводник, которому я сообщил свои соображения, успокоил меня, говоря, что нет ни малейшего повода опасаться перемены погоды. Небо над нами -- по крайней мере, та его часть, которую мы могли видеть со дна котловины, -- было безоблачно. Я стряхнул с себя все смутные опасения и предложил Карлу немедленно отправиться на осмотр пещеры.
   Мы пробрались через скалы против водопада ко входу в пещеру, вошли в нее, зажгли две свечи и, после пяти минуть ходьбы вниз по довольно крутому спуску, достигли берега подземной речки. Здесь лежал опрокинутый челнок, в который мы и сели.
   С большим трудом перебрались мы, с помощью двух длинных шестов, на противоположную сторону бурного потока и въехали в узкую расселину, род туннеля, которая чем дальше, тем больше суживалась. Скорчившись, чуть не лежа, чтобы не удариться головою, и отталкиваясь от стен руками, мы пробирались дальше. Веявшая нам навстречу струя холодного сырого воздуха потушила наши свечи и, окруженный беспросветным мраком, я, с бьющимся сердцем, ждал, что будет.
   Внезапный толчок чуть не выбросил нас из лодки. Оправившись от испуга, мы зажгли свечи и увидели, что нас прибило течением к песчаному берегу в довольно просторном гроте; колебавшееся пламя двух свечей позволяло различать лишь неясные контуры грота.
   Мы вытащили челнок на сухое место, проползли на четвереньках ко второму узенькому коридору и скоро очутились в обширной пещере, вход в которую был загроможден почти отвесными каменными глыбами. Взобравшись по ним наверх с помощью цепкого, как кошка, ловкого Карла, я увидел перед собой, при свете нескольких зажженных проводником свечей, целый лес сталактитовых колонн.
   Пройдя шагов сто, мы заметили, что колонны редеют; вскоре они кончились, и мы вошли в величественную ротонду, вышиною до десяти метров, с куполообразного потолка которой спускались, наподобие исполинских канделябр, причудливые сталактиты. Идя дальше, мы достигли входа в галерею, в начале которой Карл уже побывал раньше. Прежде чем двинуться дальше, необходимо было запастись свечами; имевшиеся у нас свечи уже сильно обгорели, а потому было решено, что Карл пойдет сначала за новыми свечами, остававшимися в лодке.
   Карл пустился в путь, а я принялся расхаживать, не спеша, в начале галереи, попрятав в карманы огарки свечей и, в видах экономии, довольствуясь слабым мерцающим светом одной свечи. Устав от ходьбы, я вернулся в ротонду и сел на камень в ожидании возвращения проводника.
   Я просидел, погруженный в свои мысли, не более пяти минут, как вдруг мне послышался отдаленный зов. Я собрал все свои силы и ответил громким: "Гей-гей!" Не знаю, последовал ли на это какой-нибудь ответ, так как мой голос вызвал оглушительное эхо, способное поглотить всякий другой звук.
   Я внимательно прислушивался, в надежде услышать шаги возвращающегося Карла. Внезапно моего слуха коснулся протяжный сдавленный крик, полный такого отчаяния и ужаса, что кровь застыла в моих жилах. С минуту я оставался без движения, как парализованный; потом вскочил со своего места и бросился бежать через ротонду в пещеру сталактитовых колонн. Разумеется, моя свеча погасла, меня окружила непроглядная тьма; бег пришлось замедлить. Несмотря на все мои усилия держаться одного направления, я скоро уже не смог ориентироваться среди похожих одна на другую колонн и наконец должен быль сознаться в том, что заблудился.
   На меня напал ужас, холодный пот выступил на теле; я остановился и, в состоянии, близком к обмороку, прислонился к одной из колонн.
   Собрав всю силу воли, я мало-помалу пришел в себя и попытался обсудить свое положение хладнокровию. Если бы все было в порядке, я давно уже увидел бы мерцание свечи Карла, услышал бы какой-нибудь шорох, указывающий на его приближение; однако ничто, кроме завывания ветра, не нарушало тишины окружавшей меня ночи.
   Но вот ветер улегся; к счастью, я нашел у себя коробку спичек н, зажегши свечу, увидел, что всего несколько шагов отделяло меня от скалистого грота, из которого час тому назад мы пошли в пещеру со сталактитовою колоннадой. Я поспешил к загроможденному каменными глыбами входу. Ни следа моего проводника. Углубленное наподобие бассейна дно грота до половины залито водой.
   В полном отчаянии, изнеможенный, опустился я на землю у края бассейна, закурил сигару и принялся наблюдать воду на дне грота.
   Через пять минут уровень ее понизился на полметра, потом наступила пауза, за которой последовало слабое повышение воды. Затем вода снова начала падать, н па этот раз очень быстро. Я сполз с кручи, снял носки и ботинки, засучил брюки и побрел напрямик по воде. Дорогой мне бросилось в глаза, что дно грота, при нашем приходе совершенно ровное и гладкое, теперь сделалось бугристым и начало подниматься. Я вытянул перед собой свечу, как только мог, далеко и увидел там, где должен был находиться вход в туннель, огромную, метра в три высоты, кучу щебня н мусора, прислоненную к твердой каменной глыбе.
   Сколько времени я простоял без движения, уничтоженный ужасным открытием и не сводя глаз с обрушившейся скалы, я не могу сказать, но вероятно не менее четверти часа, так как из моего полубессознательного состояния меня вывел только мрак, наступивший после того, как догорел до конца и потух мой огарок свечи.
   Вдруг я услышал журчание воды, стекавшей по камням из бассейна, и этот звук, вернув меня к действительности, влил в мою душу слабую надежду. Я прислушивался к слабому плеску, и когда бассейн опустел и плеск прекратился, зажег новый огарок, решив поближе исследовать обвал. Кучу щебня убрать было не трудно, но, покончив с этим, я добрался до огромной каменной глыбы, плотно прилегавшей к стене грота. Глыба могла весить несколько тонн и, по моему соображению, на целых полметра выдавалась над самым высоким местом входа в туннель, совершенно закрыв к нему доступ. У меня мелькнула мысль, не похоронила ли эта глыба под собою Карла и с ним всякую надежду на спасение.
   Вскоре догорел второй огарок; я ощупью вернулся в сталактитовый грот и уселся там, решив спокойно ждать, что будет. Углубившись в размышления, я, в конце концов, уснул и спал до тех нор, пока меня не разбудила жгучая жажда. Дно бассейна у моих ног было опять сухо, вся вода ушла. Я зажег третий и последний из моих огарков и отправился на поиски воды, тщательно отсчитывая колонны и свои шаги, чтобы потом, в случае необходимости, найти дорогу в потемках.
   Напившись, я вернулся на прежнее место на краю высохшего бассейна и вскоре опять поддался сну, несмотря на все усилия бодрствовать. О времени я не имел никакого понятия; мне казалось, что прошли целые дни мосле того, как я ушел с поверхности земли. Мои часы остановились, завести их не имело смысла, -- на что они мне были по мраке? С остававшимся в моем распоряжении скудным горючим материалом нужно было обращаться очень экономно.
   Моему предположению, что я уже несколько дней под землею, противоречило то, что я совсем не чувствовал голода. В Адельсберге я захватил с собою полдюжины больших английских сухарей. Вспомнив об этом, я тотчас же съел два из них только для того, чтобы придать своему измученному телу новые силы.
   Беспорядочный полет разгоряченной фантазии, всплывание старых воспоминаний, осязательно ясные картины самого раннего детства, чередовались у меня с периодами крайнего изнеможения, когда я, шатаясь, как пьяный, тащился в ротонду утолить мучительную жажду. Потом я снова приходил в себя, и вот, наконец, настал момент, когда я впервые ощутил сильный голод. Опустив руку в карман, я нашел там только один сухарь, -- остальные я вероятно съел в своем полубессознательном состоянии. Моему воображению представился призрак мучительной голодной смерти, и я начал горько упрекать себя в том, что потерял столько времени, ничего не предприняв. Но что предпринять?
   А почему бы не исследовать галерею, открывавшуюся по ту сторону ротонды, ту самую, которой только начало было известно Карлу? Быть может, там был какой-нибудь выход?
   Предприятие было отчаянное. В моем распоряжении оставалось всего десять сантиметров свечи п тринадцать спичек. Если бы со свечой случилось какое-нибудь несчастье -- например, если бы я ее выронил и не мог найти, или догори она раньше времени до конца, -- я мог в незнакомой мне галерее сломать себе ноги или, по крайней мере, безнадежно заблудиться. Тем не менее, я решил рискнуть.
   Чтобы иметь обе руки свободными, я, с помощью перочинного ножика н найденной в кармане бечевки, прикрепил огарок к шляпе; потом съел половину последнего сухаря и отправился в свою рискованную экскурсию.
   Галерея оказалась узкой и извилистой; я очень медленно подвигался вперед по ее неровному, кочковатому дну. На боковые ходы я не натыкался, зато, пройдя шагов сто от входа, достиг берега ручья, который справа от меня выходил из небольшого отверстия в скале, пересекал галерею и пропадал влево, в пористом известняке.
   Чувствуя сильную усталость, я задул свечу и лег там же, где стоял.
   Вдруг я заметил, что мрак прерывается каким-то мерцанием. Некоторые части пола и левой стены галереи несомненно светились слабым голубоватым светом, похожим на отражение лунных лучей, проникших в мое подземелье через какую-нибудь щель. Я хотел вскрикнуть от радости, но не имел сил: мое напряженное душевное состояние разразилось судорожным плачем. С минуту я боролся с готовыми вырваться истерическими рыданиями, потом побежал, не обращая внимания на ручей, к светившемуся месту.
   Какое разочарование! То был не луч месяца, не желанный вестник внешнего мира, но лишь фосфоресцирующий, самосветящийся лишай, толстым слоем покрывавший сырые камни. Машинально оторвал я кусок лишая, потащился, в неописуемом унынии, назад в грот сталактитовых колонн н упал там на землю, в ожидании смерти.
   Не знаю, что меня побудило положить в рот и съесть кусок принесенного с собою лишая; то не был голод, еще того менее -- сознательное желание ускорить конец: я просто последовал какой-то необъяснимой н неудержимой прихоти.
   Едва я съел сладковатый кусочек, как почувствовал в голове какое-то жужжание; вокруг меня пестрым хороводом завертелись всевозможные фантастические образы; сознание все больше и больше меня покидало.
   Через несколько времени жужжание в голове прекратилось, и мне показалось, что я, испытывая неописуемое блаженство, опускаюсь в глубокую, устланную мягким пухом, пропасть, и так проходят часы, дни, месяцы...
   Внезапно мое падение было чем-то задержано; я ощутил какую-то тяжесть на левой руке и увидел сквозь закрытые веки пурпуровый свет. "Он жив, он жив!" -- донеслось до моего слуха.
   На мгновение я пришел в себя, открыл глаза и увидел склонившегося надо мной моего приятеля Б.; рядом с ним стоял на коленях какой-то господин в очках, со склянкой в руке; вокруг -- несколько человек с факелами.
   Я снова лишился сознания и, когда вторично пришел в себя, лежал уже в удобной постели адельсбергской гостиницы.
   Как меня спасли?
   Б., прождав меня в Вене лишний день сверх положенного срока н не получая от меня известий, встревожился и вернулся в Триест. Там он узнал в "Aquila Nera", что 24-го мая я выехал в Адельсберг и не возвращался; мои вещи еще находились в номере. В Адельсберге было известно, что проводник Карл и какой-то турист отправились 25-го мая в Требичскую пещеру и не возвратились. Так как было дознано, что мы в Требич не приезжали, явилась догадка, что Карл повел меня в недавно открытую им пещеру. Начали искать там и нашли недалеко от входа опрокинутый челнок, а под ним труп несчастного проводника. Тогда принялись шарить во всех закоулках первой пещеры, нашли туннель, ведший к моей могиле, и, после нескольких часов работы, отвалили обрушившуюся глыбу камня; за нею нашли меня.
   Я оставался погребенным заживо в течение четырех суток.
   
   Источник текста: журнал "Нива", 1898, No 25, стр. 495--496.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru