Оверкамп О. фон
Salve regina!

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рождественский рассказ.
    Текст издания: журнал "Всемірная Иллюстрація", No 1196, 1891.

0x01 graphic

SALVE REGINA!

РОЖДЕСТВЕНСКІЙ РАЗСКАЗЪ

О. Фонъ-Оверкампа

Иллюстраціи Карла Цопфа

   Тишина, глубокая тишина царила въ дѣтской. Бэби позировалъ. Четырнадцатилѣтняя художница Лизочка утащила краски, кисти и палитру изъ мастерской отца и вся отдалась трудной задачѣ воспроизвести на толстой бумагѣ портретъ Бэби.
   Да, трудная задача.
   Бэби сидѣлъ чрезвычайно спокойно, устремивъ свои большіе свѣтлые, голубоватые глаза на круглый столъ Лизочки. Правда, что Бэби, по выраженію нѣкоторыхъ компетентныхъ судей, "прелесть что такое", и это обстоятельство придаетъ художественную цѣну его портрету.
   Но мели и подводные камни, на которые можно наткнуться, бываютъ въ каждомъ искусствѣ, и Лизочка, какъ опытная художница, могла бы подтвердить это, печально вздохнувъ.
   Прежде всего встрѣтился подводный камень въ выраженіи лица Бэби, и этотъ камень, который нельзя было обойти, былъ его носъ.
   Упомянутый носъ находился еще въ зачаточномъ, первобытномъ состояніи, крайне неудобномъ для живописи: тѣмъ не менѣе на его кончикѣ возвышалось нѣчто столь геніально-энергическое, что Гальфъ, двѣнадцатилѣтній братишка Бэби, прозванный за всѣ его плутни и козни Рюльпсомъ. частенько доставлялъ себѣ удовольствіе прикрывать геніальный кончикъ носа Бэби наперсткомъ фрейлейнъ Регины.
   Подъ этимъ роковымъ подводнымъ камнемъ цвѣлъ яркій ротикъ, наполнявшій сердце художницы небесной тоской идеала. Ротикъ былъ красенъ, какъ малина, маленькій, свѣженькій, и Лизочка или Зитта недаромъ вздыхала по этомъ цвѣтущемъ крошечномъ оазисѣ, засматриваяась на него съ вершины носа Бэби, какъ на обѣтованную землю.
   Но достигнетъ ли когда нибудь Лизочка обѣтованной земли?
   Сомнительно!

0x01 graphic

   -- Можно опасаться, что твой портретъ не получитъ преміи ни на одной художественной выставкѣ, насмѣшливо сказалъ мудрый Рюльпсъ, который, какъ всѣ современники, равно ничего не давшіе міру, обладалъ орлиной прозорливостью по части критики, и, обнаруживъ злорадство профана, однимъ прыжкомъ обратился въ бѣгство -- подъ защиту стула фрейлейнъ Регины Феллертъ.
   Но кто фрейлейнъ Регина?
   Фрейлейнъ Регина это владычица дѣтской: ея власть неограничена, ея воля -- законъ, ея нахмуренный лобъ -- наказаніе, и слова ея -- догматы. Гакъ должны были относиться къ ней дѣти художника Эрнста Вальтера, потому что у нихъ не было матери. Когда фрейлейнъ Регина говорила, не могло быть никакихъ возраженій.
   Но вотъ уже пять дней къ тѣхъ поръ какъ фрейлейнъ Регина вернулась изъ шестинедѣльнаго отпуска, она не только не сказала десяти "словъ" -- необыкновенная рѣдкость!-- она была задумчива, она что-то соображала, а теперь, сидя у письменнаго стола, перелистывала тетрадки, состоявшія изъ неплотно сложенныхъ листиковъ.
   Это письма "покойной мамы". Рюльпсъ хорошо зналъ тонкій почеркъ своей умершей матери, и его мальчишеское лицо вдругъ приняло другое, осмысленное выраженіе, когда онъ сѣлъ на скамеечкѣ у ногъ Регины. Между тѣмъ топкіе пальцы продолжали перелистывать пожелтѣвшія письма.
   "Salve Regina!" стояло какъ разъ на первой страницѣ. "О, Регина, я думаю, что той, которая поклялась, когда я умру, быть матерью дѣтей моихъ, не можетъ быть другаго привѣта. Какъ къ мадоннѣ, взываю я къ тебѣ -- salve Regina!"
   И далѣе на той же страницѣ того же письма, только ниже, стояли строки, на половину стертыя слезами:
   "Мать, разлучаемая со своими дѣтьми! О, Господи... какъ больно! какъ больно, какъ мучительно больно! И хочется сказать: "блаженны нерожавшія и некормившія". Регина, къ тебѣ на сердце слагаю я все, что люблю... Защити дѣтей... спаси ихъ! Жизнь -- это вѣчно движущееся море, оно поглощаетъ все, что можетъ".
   На другомъ листочкѣ было написано съ выраженіемъ грустнаго сознанія:
   "Я совсѣмъ не годилась въ жены такому художнику, какъ мой мужъ, съ его необузданно геніальнымъ характеромъ. Онъ подобенъ бурѣ. Стремительная и могучая, она опрокидывается на все, что встрѣчаетъ на своемъ пути. Но лишь на томъ, что крѣпко, буря можетъ испытать свою силу, а у маленькой бѣдной розы она... только ощиплетъ лепестки".
   И далѣе, въ слѣдующемъ письмѣ:
   "Какъ рѣдко люди удачно вынимаютъ свой жребій! Ты, Регина, женщина съ твердымъ характеромъ и съ героической душой -- это тебѣ слѣдовало бы, съ твоимъ богатымъ сердцемъ и съ твоимъ установившимся умомъ, идти объ руку съ художникомъ".
   "Но не мы управляемъ и движемъ судьбою; судьба гонитъ насъ, какъ вѣтеръ-іонитъ сухіе листья".
   Лобъ Регины омрачился облачкомъ. Теперь она приступила къ послѣднему письму и прочла:
   "Если онъ дастъ моимъ дѣтямъ достойную мать, да будетъ онъ благословенъ. Но если онъ введётъ въ домъ такую женщину, которая въ невинную жизнь моихъ дѣтей внесетъ распущенность и привьетъ къ нимъ порокъ, то сопротивляйся этому, борись съ ней, какъ св. Михаилъ боролся съ Люциферомъ! Борись съ ней, и, если мертвые имѣютъ еще власть надъ этой жалкой жизнью -- о, борись съ ней!-- я приду къ тебѣ сама на помощь и дамъ тебѣ въ руки оружіе".

0x01 graphic

   Фрейлейнъ Регина спрятала это письмо въ карманъ своего платья. Серебристый женскій смѣхъ послышался изъ мастерской и, принесенный на золотыхъ лучахъ августовскаго солнца въ открытое окно, испугалъ дѣвушку.
   Регина бросила взглядъ на портретъ Эрнста Вальтера, висѣвшій противъ нея на стѣнѣ. Портретъ смотрѣлъ на Регину; и она не сводила съ него глазъ, съ этого геніальнаго и дерзкаго лица. Серебристый смѣхъ опять зазвенѣлъ въ мастерской. Тогда въ душѣ Регины все затрепетало: "Борись съ нею!" Прекрасное лицо Регины было исполнено гордости. Она напоминала героиню Нибелунговъ, Брунгильду, и готова была, какъ и та, выказать всю силу своей любви и ненависти.
   Глубокая тишина не нарушалась въ дѣтской. Словно чья-то тѣнь пронеслась въ пространствѣ. Рюльпсъ сложилъ руки. Зита уронила кисть. Бэбе сдѣлалъ большіе удивленные глаза. А серебряный смѣхъ, который звучалъ еще, какъ эхо, какъ будто коснувшись струнъ открытаго фортепіано, задрожалъ на каждомъ маленькомъ блѣдномъ личикѣ: и Регина прочитала опять, взглянувъ на дѣтей, какъ бы ищущихъ у ней помощи, то, что стояло въ письмѣ умершей женщины -- "Борись съ ней!"
   Но съ кѣмъ бороться?
   Съ той женщиной, которая въ это самое мгновеніе покоится на пышныхъ подушкахъ въ мастерской Эрнста Вальтера и которая такъ сладко умѣетъ смѣяться?.
   Опасная и, быть можетъ, неравная борьба, потому что эта женщина прекрасна, какъ тѣ херувимы, которые стоятъ у подножій трона Всевышняго, а ея лицо, окруженное свѣтло-золотистыми, бѣлокурыми локонами, напоминаетъ лицо мадонны Мурильо, и на ея челѣ, словно сіяетъ отраженіе неуемнаго, заоблачнаго міра.
   Эрнстъ Вальтеръ писалъ портретъ этой женщины. Онъ восторгался ею, онъ былъ опьяненъ ея красотой.
   -- Ты моя Форнарина! сказалъ онъ. Онъ взялъ кисть и палитру и стоялъ передъ мольбертомъ, высоко поднявъ свою львиную голову. Но на его лицѣ, которое въ дѣтской смотрѣло изъ рамы такъ грозно и такъ дерзко, внимательный глазъ могъ бы разсмотрѣть тѣ морщины, которыя порождаетъ только горе.
   Эрнстъ Вальтеръ полтора годя тому назадъ дѣйствительно былъ опечаленъ потерею жены, умершей послѣ прибавленія семейства. Онъ даже испыталъ что-то въ родѣ угрызенія совѣсти, когда очутился передъ ея гробомъ.
   Какъ могучій дубъ своей тяжестью угнетаетъ маленькое, рядомъ стоящее съ нимъ, деревцо, отнимая отъ него свѣтъ и воздухъ, такъ Эрнстъ Вальтеръ помѣшалъ жить нѣжному женскому существу. Она изнемогла въ тѣни, отбрасываемой его геніемъ, не будучи въ состояніи подняться до его высоты. Эрнстъ Вальтеръ это зналъ и обвинялъ себя въ ея смерти. Но когда прошла скорбь по утратѣ жены, онъ на сороковомъ году стать мечтать о счастьѣ, котораго не было въ его шестнадцати лѣтнемъ супружествѣ.
   Подобно скаковой лошади, освободившейся отъ узды, ринулся онъ впередъ, наслаждаясь свободой и сознаніемъ своей силы. Душа художника жаждетъ прекраснаго. Но никогда Эрнстъ Вальтеръ не подпадалъ еще подъ иго красоты. Прекрасное существовало для него само по себѣ. Однако, чего не могли сдѣлать другія женщины, того достигла очаровательная графиня Марія Арека.
   Графиня Марія Арека появилась на горизонтѣ столицы вдругъ, словно комета. Откуда она взялась? Объ этомъ могли бы спросить обыкновенные люди, но Эрнстъ Вальте.ръ не могъ. Ему, художнику, цѣломудренно-идеальное, какъ у мадонны, лицо Маріи Ареки служило порукой, что жизнь ея была чиста и прошлое ея ничѣмъ не запятнано.-- Правда, въ столицу пріѣхалъ, вмѣстѣ съ графиней, какой-то маркизъ Де-ла-Феръ. Но Эрнстъ Вальтеръ, узнавъ объ этомъ, только улыбнулся. Мошки всегда летятъ на огонь и стараются его потушить!
   Эрнстъ Вальтеръ былъ гораздо сильнѣе своихъ соперниковъ. Маркизѣ Де-ла-Феръ сложилъ, оружіе, и графиня Марія Арека отдала свое будущее и свою жизнь Эрнсту Вальтеру, придя сегодня въ его домъ и въ его мастерскую въ первый разъ какъ невѣста.
   -- Хорошо. Довольно теперь! Съ этими словами художникъ вдругъ бросилъ кисти и палитру и сѣлъ у ногъ красавицы, полулежавшей на chaise-longue.-- Сегодня ты все молчишь. Отчего ты мнѣ ничего не скажешь? спросилъ онъ.
   Она пожала плечами, посмотрѣла на него и произнесла:
   -- Я сама могла, бы предложить тебѣ вопросъ.
   -- Мнѣ? Онъ засмѣялся.-- Развѣ не лежитъ вся моя жизнь передъ тобою, какъ раскрытая книга, которую ты можешь прочитать страницу за страницей.
   Она нахмурила брови.
   -- Кто знаетъ! Много написано на листахъ твоей души, и не все еще написанное стерто. Въ этомъ городѣ должна быть женщина, которая, повидимому, вмѣшивается въ твою и мою жизнь.
   -- Почему ты такъ думаешь?
   -- А потому, что одна женщина вотъ уже шесть недѣль неотступно слѣдитъ за мною.
   -- Что за странность!
   -- Нѣтъ, просто даже непріятно и страшно! нервно продолжала графиня.-- Когда я вечеромъ возвращаюсь изъ театра, она стоитъ у моей кареты, когда я выѣзжаю изъ дома, и она тутъ какъ тутъ -- словно тѣнь.
   -- И ты не знаешь, кто же это тебя преслѣдуетъ?
   -- Не знаю. Одно только знаю, что она ненавидитъ меня и что она мой врагъ.
   -- Но есть же у тебя какое нибудь основаніе думать, что она тебя преслѣдуетъ?
   -- Еще бы. Кто такъ ненавидитъ, какъ эта незнакомка, тотъ, навѣрно, умѣетъ такъ же и любить.
   -- Ну? спросилъ онъ съ неудовольствіемъ.
   -- Мое заключеніе покажется тебѣ совсѣмъ страннымъ, но я въ немъ увѣрена! вскричала Марія Арека, вскакивая съ chaise-longue.-- Эта женщина меня ненавидитъ, потому что она любитъ тебя.
   -- Невозможно! возразилъ Эрнстъ Вальтеръ: -- ни съ одной женщиной у меня не было связи. которая бы давала ей право такъ тревожить тебя.

0x01 graphic

   Но Марія Арека громко разсмѣялась.
   -- Тревожить! тревожить! язвительно проговорила она.-- Но гдѣ же я ее найду? и затѣмъ прибавила еще язвительнѣе: -- ужъ не въ дѣтской ли? А ну-ка, пойдемъ!
   Красавица потащила Эрнста Вальтера къ дверямъ. Она была похожа на разсерженную осу. Ея маленькія ножки скользили но полу съ такой быстротой, какъ будто она хотѣла улетѣть, преслѣдуемая злымъ рокомъ. Но этотъ рокъ не гнался за нею, онъ была, впереди ея, и, встрѣтившись съ нимъ лицомъ къ лицу, она окаменѣла отъ ужаса, словно увидѣла Медузу: Марія Арека вскрикнула и обѣими руками схватилась за руку Вальтера.
   Почему?
   А потому, что на порогѣ дѣтской Марія Арека увидѣла женскую фигуру, которая встала во весь ростъ и, казалось, не пуститъ ея дальше.
   Графиня сжала губы, остановилась, по скоро оправилась и обратилась къ Эрнсту Вальтеру съ вопросомъ:
   -- Кто эта женщина?
   Что-то змѣиное было во всемъ ея обликѣ.
   -- Регина Феллертъ, воспитательница моихъ дѣтей, отвѣтилъ художникъ, удивленный странной сценой.
   Но Марія Арека разсмѣялась.
   -- Твоя гувернантка, кажется, не прочь распространить и на меня свои обязанности воспитательницы и надзирательницы. язвительно проговорила она: -- вѣдь та незнакомка, которая меня всѣ эти шесть недѣль преслѣдовала, и фрейлейнъ Регина Феллертъ -- одно и то же лицо!
   Наступило глубокое молчаніе.
   Марія Арека, задыхаясь отъ гнѣва, уѣхала. А Эрнстъ Вальтеръ, мрачно нахмуривъ брови, сталъ противъ Регины Феллертъ.
   -- Я хотѣлъ бы съ вами поговорить, сказалъ онъ кратко и повелительно, и Регина пошла вслѣдъ за нимъ въ мастерскую.
   Тамъ онъ началъ ходить изъ угла въ уголъ въ сильномъ возбужденіи и потомъ вдругъ остановился передъ Региной.
   -- Можете ли вы сказать, что обвиненіе графини Маріи Ареки справедливо?
   -- Вполнѣ.
   -- Такимъ образомъ, я долженъ думать, что вы употребили свой шестинедѣльный отпускъ на пребываніе въ столицѣ?
   -- Если вы такъ думаете, то не ошибетесь.
   -- И вы слѣдили за графиней шагъ за шагомъ?
   -- Шагъ за шагомъ, повторила Регина.
   Онъ поднялъ голову,
   -- Смѣю ли спросить, чѣмъ можно объяснить это преслѣдованіе?
   -- Тѣмъ, что я хотѣла предупредить Эрнста Вальтера, отца трехъ дѣтей, не прикрывать дурнаго прошлаго этой дамы добрымъ именемъ.
   Онъ топнулъ ногой.
   -- Жизнь графини Маріи Арекй безупречна!
   -- Въ такомъ случаѣ зачѣмъ же ей бояться какихъ бы то ни было розысковъ?
   -- То есть вы хотите сказать, что ваши розыски увѣнчались успѣхомъ?
   -- Да.
   -- Въ такомъ случаѣ я попрошу васъ сейчасъ же оставить мой домъ и... вмѣсто васъ...
   -- Эрнстъ Вальтеръ! вскричала Регина съ смертельной тоской.
   Она бросила, исполненный безконечной жалости и грусти, взглядъ на Вальтера и вышла изъ мастерской, чтобы черезъ часъ очутиться на улицѣ въ положеніи бездомной дѣвушки. Въ домѣ Эрнста Вальтера наступила полная тишина. Зитта плакала горючими слезами, забравшись въ уголокъ. Бэби рвалъ новенькую книжку съ картинками, принадлежавшую Рюльпсу, и разбрасывалъ клочки по комнатѣ. Но Рюльпсъ не обращалъ на это никакого вниманія и тупо смотрѣлъ въ окно на то мѣсто, съ котораго Регина въ послѣдній разъ кивнула дѣтямъ головой. Ужасъ! послѣ полудня вмѣсто Регины явилась графиня Марія Арека.
   Бэби была, единственный изъ дѣтей, который остался равнодушенъ къ ласкамъ красивой дамы. Но не то было съ Зиттой и Рюльпсомъ. Зитта или Лизочка на вопросъ графиня: "Что-жъ, я тебѣ не нравлюсь?" зажала въ правой рукѣ свой мокрый отъ слезъ носовой платокъ и сердито отвѣтила: "Фрейлейнъ Регина мнѣ больше нравится". А Рюльпсъ, когда будущая мама спросила его, сколько ему лѣтъ, далъ ей еще болѣе сердитый отпоръ, онъ перевернулся на каблукахъ и произнесъ: "Столько же, сколько моему мизинцу".
   Таковъ былъ дебютъ графини въ дѣтской. Эрнстъ Вальтеръ сдѣлалъ Лизочкѣ выговоръ, а Рюльпса схватилъ за ухо, что мальчикъ перенесъ съ стоическимъ хладнокровіемъ древняго римлянина и съ забавной безпечностью сказалъ:
   -- Папа можетъ мнѣ каждый день рвать оба уха, лишь бы только я зналъ, гдѣ фрейлейнъ Регина и почему она къ намъ не приходитъ.
   Да, гдѣ фрейлецнъ Регина?
   Проходили дни и недѣли, приближался срокъ свадьбы Эрнста Вальтера съ графиней Маріей Арека. О фрейлейнъ Регинѣ не было ни слуху, ни духу.
   Можетъ быть, она забыла завѣтъ, данный ей умирающею -- "Борись съ нею!" Можетъ быть, нѣтъ у ней оружія для борьбы, а можетъ быть и то, что жизнь Маріи Арека такъ же чиста и безупречна, какъ ея прелестное лицо.
   Такъ только казалось. Графиня старалась всевозможными способами снискать любовь дѣтей и завоевать сердечко "милыхъ малютокъ". За недѣлю до вѣнца, въ одинъ прекрасный сентябрьскій день, ей захотѣлось взять съ собою дѣтей въ лѣсъ и покататься съ ними по озеру.
   Рюльпсу и Виттѣ понравилась прогулка: но свободой они воспользовались по своему, такъ что ихъ не могли ужъ найти, и Эрнстъ Вальтеръ, при видѣ приближающейся грозы, принужденъ былъ броситься ихъ искать.
   Графиня Марія Арека, между тѣмъ, осталась одна на берегу озера. Она накинула платокъ на плечи и сѣла въ лодку. На поверхности воды она увидѣла отраженіе лица съ неопредѣленными чертами. Что за странный; блѣдный свѣтъ разлился на всемъ? Волны стали шумѣть: молнія дрогнула въ темныхъ небесахъ: загремѣлъ громъ, и челнокъ графини Маріи вдругъ подхватило и унесло далеко отъ берега. Это поднялась буря? Это волны? Нѣтъ, это сдѣлала сильная женская рука, схватившая весло, и, прежде чѣмъ графиня могла что нибудь предпринять, эта рука гнала по волнамъ утлое суденышко. А напротивъ графини, на томъ же самомъ зыбкомъ досчатомъ помостѣ, стояла женская фигура.
   -- Регина Феллертъ! вырвался крикъ изъ груди Маріи Арека.
   Дѣйствительно, это была Регина Феллертъ. Нѣсколько секундъ молчали обѣ эти женщины, глядя другъ на друга. Потомъ Регина схватила весло и съ силой погнала лодку по взволнованному озеру, между тѣмъ какъ буря поднималась все сильнѣе и сильнѣе.
   -- Ради Бога! что вы дѣлаете?! Мы погибнемъ! съ тоской вскричала Марія Арека.
   Но Регина бросила на блѣдную, какъ смерть, красавицу ледяной взглядъ. Она холодно засмѣялась.
   -- Да мы ужъ погибли, сказала она.-- Развѣ вы не погибшая? А моя жизнь несчастлива: и чѣмъ скорѣе будутъ уничтожены наши жизни, тѣмъ лучше.
   -- Вы страшны! вскричала дама.-- Гребите къ берегу! Я приказываю!
   -- Не раньше, какъ скажу вамъ съ глазу на глазъ то, что я вамъ хочу сказать, произнесла Регина и положила весло. Озеро бушевало.
   -- Марія Арека, медленно произнесла она, устремивъ пылающій взглядъ на свою противницу: -- сегодня вечеромъ вы должны покинуть городъ и никогда больше сюда не возвращаться.
   Марія Арека, стуча зубами, пробормотала:
   -- Никогда этого я не сдѣлаю! И обѣими руками она схватилась за борта лодки.
   -- Такъ и васъ заставлю.
   -- Чѣмъ? вскричала графиня.
   -- Документами, которые покажутъ, чѣмъ вы занимались раньше въ Лондонѣ и Парижѣ.
   -- Вы ошибаетесь: я никогда не была ни въ Парижѣ, ни въ Лондонѣ, простонала Марія Арека.
   -- Простительная и понятная забывчивость! улыбнулась Регина.-- Однако, вы не можете думать, что парижскіе и лондонскіе полисмены обладаютъ, къ вашему благополучію, такимъ же недостаткомъ. Я добуду тамъ вашу фотографію и постараюсь ее распространить: я это сьумѣю сдѣлать.
   Графиня Марія Арека рѣзко разсмѣялась. Руки ея повисли, какъ будто внезапно сломанныя.
   -- Хорошая у васъ должность -- бѣгать, какъ собака, но слѣдамъ дичи!
   -- Нѣтъ, madame. Если вы исполните мое требованіе, то ни парижскіе, ни лондонскіе полисмены, ни наши не узнаютъ, что подъ именемъ графини Маріи Ареки скрывается знаменитая воровка, прославившаяся своими подвигами въ Лондонѣ и въ Парижѣ, а у насъ... другими подвигами.
   Водворилась глубокая, страшная тишина. Молнія сверкнула и освѣтила собою лицо Регины, которая въ это мгновеніе показалась грозной и непоколебимой, какъ заповѣди, данныя на Синаѣ,
   Больше ни слова не было сказано. Къ тому самому мѣсту, откуда отчалила, лодка пристала съ такой же быстротой, съ какой появилась Регина и съ какой она опять исчезла.
   Когда Эрнстъ Вальтеръ вернулся за Маріей Ареной въ ресторанъ, стоявшій на берегу озера, она ничѣмъ не постаралась оправдать своего отсутствія. Возвратились въ городъ. Графиня говорила мало и жаловалась на головную боль. На другой день Эрнстъ Вальтеръ вошелъ къ Маріи Арекѣ, и занимаемое ею помѣщеніе оказалось пустымъ.
   Прелестная дама уѣхала. Но незачѣмъ было ее искать: маркизъ Де-ла-Феръ, какъ подтвердили всѣ, кто это видѣлъ, сопровождалъ графиню.-- О, жизнь! какъ глубоки твои обиды! какъ горестны твои разочарованія!
   Эрнстъ Вальтеръ съ разбитымъ сердцемъ пришелъ домой. День былъ туманный, моросилъ дождь, небо оплакивало землю, оплакивало ея грѣхи и ея скорби.
   А скорби не уменьшались. Эрнстъ Вальтеръ, грустный, сидѣлъ въ своей мастерской по цѣлымъ днямъ и недѣлямъ. Снѣгъ лежалъ на кровляхъ домовъ, и снѣгъ лежалъ въ его сердцѣ.
   Иногда Рюльпсъ и Зитта на цыпочкахъ проникали къ нему. Но Вальтеръ не смотрѣлъ на нихъ. Однако, что не удалось Зиттѣ и Рюльпсу, то удалось Бэби. Въ одинъ декабрьскій день, съ тою самою увѣренностью, какая была у Цезаря, когда онъ произнесъ: "пришелъ, увидѣлъ, побѣдилъ", Бэби вползъ на четверенькахъ въ мастерскую отца. Бэби зналъ, куда надо направлять удары -- вѣдь недаромъ отцы считаютъ малютокъ будущими геніями -- и, когда Эрнстъ Вальтеръ взялъ его на руки, первое слово, которое произнесъ Бэби, желая показать отцу, что онъ умѣетъ говорить, и которое онъ ясно и отчетливо повторилъ два раза, было: "Регина! Регина!"
   На лицѣ Эрнста Вальтера вспыхнулъ яркій румянецъ. Чудовищно, что онъ такъ немилосердо выгналъ на улицу преданную воспитательницу своихъ дѣтей ради какой-то искательницы приключеній. Въ его воображеніи вдругъ возникъ образъ этой величавой и смѣлой женщины, которая такъ мужественно выступила на защиту его, ни въ чемъ неповинныхъ, дѣтей.
   Но неужели только на защиту его дѣтей? Эрнстъ Вальтеръ закрылъ руками лицо. Ему почудилось, что онъ eure слышитъ слова, сказанный тогда Маріей Арекой: "она ненавидитъ меня, потому что любитъ тебя".
   Справедливо-ли это? Невозможно! Регина Феллертъ ненавидитъ Марію Ареку; она ненавидѣла ее неотразимо, фатально, какъ мракъ ненавидитъ свѣтъ, какъ добродѣтель ненавидитъ порокъ.
   Стонъ вырвался изъ груди Эрнста Вальтера. Онъ поспѣшилъ къ письменному столу. Въ торопливыхъ словахъ онъ просилъ Регину вернуться къ нему въ домъ. Но письмо было написано, а адресъ Регины неизвѣстенъ. Да, наконецъ, еслибы и былъ онъ извѣстенъ, по всей вѣроятности Регина ничего не отвѣтить. Регина Феллертъ гордая дѣвушка, и для нея ужъ ничего не значить голосъ человѣка, который выгналъ ее изъ своего дома.
   Неудача! во всемъ неудача!-- Ничье заботливое женское сердце не забьется больше въ пустынномъ домѣ, ничья ласковая женская рука съ материнской нѣжностью не коснется головокъ сиротокъ, когда въ сочельникъ загорятся огни елки.
   И дѣти это чувствуютъ. Въ дѣтской становится все тише и тише, по мѣрѣ того какъ приближается праздникъ.
   -- Дѣти, будемъ билетики писать! сказалъ Эрнстъ Вальтеръ за нѣсколько дней до праздника, и, хотя это слово вызвало улыбку на маленькихъ блѣдныхъ личикахъ, но улыбка также скоро исчезла, какъ и явилась.
   Зитта и Рюльпсъ поспѣшили, впрочемъ, нарѣзать длинныя полоски бумаги и, сѣвши передъ чернильницей, взяли въ руки перья и отъ времени до времени подносили ихъ ко рту, какъ бы для того, чтобы скорѣе пришло имъ въ голову то, чего они желаютъ. Но полоски бумаги оставались совершенно пустыми. Зитта бросила свое перо и начала плакать, а Рюльпсъ сказалъ Бэби, пряча у него на груди лицо:
   -- Скажи же, чего намъ пожелать?
   Этотъ маленькій мудрецъ не заставилъ себя долго ждать. Онъ сжалъ свои кругленькія рученки. энергично посмотрѣлъ вокругъ и промолвилъ:
   -- Регина.
   Это было слово волшебное, слово, которое внесло свѣтъ въ дѣтскую. Зитта перестала плакать, а Рюльпсъ тосковать, и на ярлычкахъ, которые тотчасъ были всѣ переданы Эрнсту Вальтеру, ничего больше не стояло, кромѣ одного слова. Это слово было "Регина".
   Всѣ три билетика (за Бэби расписалась Зитта) Эрнстъ Вальтеръ положилъ въ конвертъ и отослалъ Регинѣ Феллертъ, справившись объ ея адресѣ въ почтовой конторѣ.
   Такому призыву могла ли она противиться?
   Нѣтъ. Въ шесть часовъ вечери 24 декабря въ домъ Эрнста Вальтера вошла молодая женщина. Медленно поднялась она по ступенькамъ, при свѣтѣ зажженныхъ лампъ, покрытыхъ матовыми шарами, и вдругъ остановилась. Что такое? что это? "Salve Regina!" Тихо, необыкновенно тихо, но въ то же время отчетливо прозвучали эти два слова надъ самой головой Регины. Регина схватилась за перила. Голосъ былъ покойной жены Эрнста Вальтера: онъ прозвучалъ въ пространствѣ, какъ привѣтъ изъ другаго міра, чудесный и таинственный. Регина приложила руку ко лбу. Что это. дѣйствительность? Или это галюцинація, которая затмила ея чувства? Она не знала, да и не было у ней времени поразмыслить объ этомъ, потому что, какъ только дверь отворилась, на встрѣчу вошедшей раздался радостный, торжествующій призывъ: "Регина! Регина!" Дѣти бросились къ ней. Одного за другимъ обняла она -- Зитту, Рюльпса, и прижала къ своей груди Бэби.
   Но гдѣ же четвертый, съ которымъ надо еще повидаться? Конечно, это онъ, Эрнстъ Вальтеръ, стоитъ въ глубинѣ комнаты. Войдя, Регина обмѣлялась съ хозяиномъ дома только нѣмымъ поклономъ. Дѣти опять стали прижиматься къ ней, сладко оглушая ее своей болтовней. И взрослые должны были сегодня склониться предъ интересами дѣтской елки. Но наступило время спать для дѣтей, и Эрнстъ Вальтеръ очутился, наконецъ, одинъ на одинъ съ Региной передъ потухшей елкой.
   -- Простите меня! сказалъ Эрнстъ Вальтеръ, этотъ пожилой, серьезный человѣкъ, протягивая Регинѣ руку.
   Она печально склонила голову.
   -- Не только я должна, васъ простить, но и вы простите меня, отвѣтила она: -- графиня Марія Арека оставила тогда городъ не но доброй волѣ: я принудила ее.
   -- Вы? вы?.. пробормоталъ Эрнстъ Вальтеръ, отступая.-- Зачѣмъ вы это сдѣлали?
   -- Вотъ зачѣмъ, отвѣтила Регина съ блистающими глазами и подала Вальтеру два письма.
   Онъ молча пробѣжалъ ихъ и съ силой бросилъ на полъ. Онъ хотѣлъ бы ихъ сжечь.
   -- Регина... Регина... Регина! вскричалъ онъ: -- вы спасли моихъ дѣтей и меня отъ преступленія и позора!
   Глубокая тишина прерывалась только тяжелыми шагами Вальтера, который ходилъ взадъ и впередъ по комнатѣ. На конецъ онъ остановился передъ Региной.
   -- Такъ вотъ какова-то была Марія Арека! медленно проговорилъ онъ.-- Она лгала... погибшая... демонъ, окруженный свѣтомъ. Развѣ она могла когда нибудь повѣрить въ чистоту вашего самоотверженія, Регина? Вѣдь я всегда думалъ, что вами движетъ только привязанность къ трёмъ бѣднымъ сироткамъ. Вѣчная ненависть добродѣтели къ пороку! А она говорила, что вы любите меня, и что только любовь даетъ вамъ силу для борьбы...
   Эрнстъ Вальтеръ произнесъ это скорѣе для себя, чѣмъ для Регины. Но теперь онъ вдругъ оборвалъ рѣчь. Что такое? Регина зашаталась... Обвиненіе было неожиданно, и, словно сражённая молніей, съ печальнымъ стономъ упала гордая дѣвушка на колѣни, съ измѣнившимся лицомъ, и ударилась головой о край стола.
   Эрнстъ Вальтеръ оцѣпенѣлъ. Возможно ли? Ненамѣренно брошенное слово разоблачило тайну этой сильной, молчаливой женской души, тайну, которая оставалась скрытою отъ него въ теченіе столькихъ лѣтъ.
   Онъ наклонился надъ Региной и, умоляя простить его за необдуманный поступокъ, шепталъ:
   -- Такъ это правда, Регина? Ты любишь меня? Можешь ли ты отдать свою прекрасную душу человѣку, котораго обманула жизнь, который только теперь узналъ, что матерью его дѣтей, ихъ единственной руководительницей можетъ быть только... Регина... Регина... только ты?
   Регина сдѣлала рѣзкое движеніе. чтобъ убѣжать, чтобы скрыть огонь своей души отъ пытливыхъ глазъ этого человѣка. Но напрасно. Она опять склонилась, и, взявъ ея голову обѣими руками, Эрнстъ Вальтеръ поцѣловалъ ее. Гордая дѣвушка отвѣтила на поцѣлуй. Это было безмолвное, но краснорѣчивое подтвержденіе ея чистаго чувства, ея первой любви.

"Всемірная Иллюстрація", No 1196, 1891

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru