Фридрих Ф.
Кто выиграл?..

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (И современной уголовной хроники).
    Текст издания: журнал "Нива", No 37-52, 1875.

КТО ВЫИГРАЛЪ?...

(Изъ современной уголовной хроники).

РОМАНЪ
Ф. Фридриха.

   Въ саду гарнизоннаго города М* военные музыканты давали концертъ. Цивилизованная часть обитателей этого городка являлась въ такомъ случаѣ обыкновенно въ садъ, который и принималъ праздничный видъ: различныя убранства, изящные стулья, столики, чистота дорожекъ, а равно и цѣны,-- вполнѣ соотвѣтствовали достоинству публики, называемой "избранной". И дѣйствительно, подъ высокими, широколиственными платанами, вѣтви которыхъ образовывали почти непроницаемую крышу, такъ было пріятно-прохладно сидѣть...
   У одного изъ столиковъ сидѣло пятеро молодыхъ людей: старшій поручикъ фонъ Платэнъ, поручики -- фрейгеръ фонъ Виндгофъ, фонъ Пальмъ и фонъ Кронахъ; пятый былъ -- баронъ Александръ фонъ Зельдитцъ. Онъ прежде тоже служилъ въ полку и даже въ томъ самомъ, въ которомъ состояли теперь на службѣ поименованные поручики; но вотъ уже прошелъ годъ съ тѣхъ поръ, какъ баронъ вышелъ въ отставку, а отставку взялъ онъ потому, что вообразилъ, будто его обошли чиномъ... Впрочемъ, ему вообще не нравились обязанности службы, исполнять которыя нужно было строго и неуклонно.
   Отставной офицеръ былъ только нѣсколькими годами старше своихъ товарищей. Ростомъ онъ обладалъ высокимъ и, хотя лицо его немножко уже пообносилось, однако все еще было довольно интереснымъ. Это былъ -- гордецъ, человѣкъ весьма много думающій о себѣ, готовый при всякомъ удобномъ случаѣ выставить на видъ древнее родословное древо своей фамиліи; онъ чванился тѣмъ, что его "древо" старѣе родословныхъ древесъ многихъ генераловъ.-- Баронъ Александръ фонъ Зельдитцъ пріѣхалъ въ М* только два дня тому назадъ. Въ этотъ день онъ обѣдалъ въ саду съ прежними своими товаварищами. Весело прошелъ обѣдъ; и веселое настроеніе не оставляло молодыхъ людей и теперь, когда они, слушая музыку, сидѣли и прихлебывали кофе.
   -- А вѣдь, право, тутъ премило! воскликнулъ Зельдитцъ, откидываясь на спинку стула и медленно пуская вверхъ струйки сигарнаго дыма.-- Уѣзжая изъ столицы сюда, я и не думалъ, чтобы здѣсь можно было прилично проводить время!...
   -- Ну, это не можетъ быть для насъ комплиментомъ замѣтилъ съ улыбкой старшій поручикъ ф. Платэнъ:-- вѣдь мы стоимъ здѣсь уже болѣе года.
   -- Да я совсѣмъ не въ этомъ смыслѣ сказалъ! Я, вотъ, видите-ли, товарищъ, до сихъ поръ почти безвыѣздно обиталъ въ столицѣ,-- а вамъ, господа, конечно, извѣстно о тѣхъ обширныхъ связяхъ, которыя имѣетъ тамъ моя родня... Ну, а вѣдь я знаю, что вообще жизнь въ гарнизонномъ городкѣ дьявольски-скучна! Вотъ, наступаетъ полдень и -- всѣ пьютъ кофе въ кандитерской; затѣмъ -- обѣдъ, послѣ обѣда зѣваніе взапуски... скука; потомъ, вечеромъ, за стаканомъ вина -- скука и опять зѣвки... Да и то сказать: у людей, проживающихъ въ городишкахъ, средства ограниченныя, слѣдовательно, какое-же можетъ быть съ ними знакомство? Это все почти -- буржуазія, а я ее недолюбливаю!
   -- Вы, Зельдитцъ, не совсѣмъ не правы! воскликнулъ поручикъ ф. Виндгофъ.-- Платэнъ, какъ всегда, очень скромничаетъ; но скукища бываетъ здѣсь весьма таки-часто... Да вотъ, говорили недавно, отъ скуки даже умеръ тутъ какой-то старикъ... Честное слово! Однако, разскажите-ка, что заставило васъ пріѣхать сюда?
   Баронъ пожалъ плечами и погладилъ лѣвою рукою свои довольно длинные усы, за которыми, какъ видно, уходъ былъ весьма тщательный.
   -- Дядя заставилъ, отвѣтилъ онъ коротко.
   -- Вашъ дядя? спросилъ ф. Кронахъ, младшій изъ поручиковъ.-- Но я, право, не понимаю этого... Да развѣ онъ здѣсь?..
   -- Ну, вамъ, Кронахъ, придется въ жизни еще многое такое услышать, чего вы сразу не поймете,-- да впрочемъ, и понимать-то этого не нужно, отвѣтилъ Зельдитцъ:-- мнѣ, покрайней мѣрѣ, было-бы пріятнѣе, еслибы я кой-чего не понималъ, прибавилъ онъ успокоительнымъ тономъ, ибо увидѣлъ по глазамъ юнаго поручика, что тотъ оскорбился...
   -- Извольте, я вамъ изложу все дѣло. Дѣло-то простое, хотя и пренепріятное. Дядя мой -- весьма богатъ, я -- его наслѣдникъ; такая перспектива очень пріятна, но... въ старой головѣ моего дядюшки частенько зараждаются невыносимые капризы и прихоти, и вотъ я долженъ покамѣстъ, до извѣстной степени, переносить ихъ, такъ какъ не желаю раздражать его: долги-то вѣдь мои онъ обыкновенно уплачиваетъ... Ну-съ, старичку вотъ и запала въ голову сумазбродная мысль, что столичная жизнь, такъ сказать, слишкомъ изнашиваетъ меня и вообще вліяетъ на мою душу черезчуръ соблазнительно... Чтобы пріучить племянника къ болѣе простому образу жизни, дядя предложилъ мнѣ переселиться на нѣкоторое время сюда; я-же, по свойственному мнѣ добродушію, подчинился его желанію. Вотъ и все!
   -- Надѣюсь, баронъ, вы будете жить тутъ въ полнѣйшемъ уединеніи? воскликнулъ смѣясь Виндгофъ.
   -- Ну, не совсѣмъ, возразилъ Зельдитцъ.-- Я постараюсь доказать моему дядюшкѣ, что жизнь моя здѣсь обойдется ему подороже столичной, и онъ самъ будетъ просить меня вернуться туда.
   Господа поручики разсмѣялись, а Виндгофъ нашелъ эту мысль "просто-божественной"!
   -- Льщу себя надеждою, что вы, господа, поможете мнѣ въ осуществленіи моего намѣренія, о которомъ я повѣдалъ вамъ, продолжалъ баронъ.-- Вы знаете, что старымъ людямъ -- подавай факты... Дядя не хотѣлъ мнѣ вѣрить, когда я заявилъ ему, что сумма, ассигнованная имъ для прожитія моего въ М*, слишкомъ мала... Ну, вотъ, я и докажу ему это...
   Баронъ Зельдитцъ хотѣлъ еще что-то сказать, но такъ и не сказалъ: все вниманіе его обращено было въ эту минуту на молодую дѣвушку, которая появилась въ саду, въ сопровожденіи пожилаго господина и пожилой дамы. Они прошли мимо офицеровъ очень близко, и баронъ видѣлъ, какъ она сѣла къ одному изъ сосѣднихъ столиковъ. Зельдитцъ довольно нахально посмотрѣлъ на нее въ лорнетъ -- и рука его съ сигарой невольно опустилась...
   Въ самомъ дѣлѣ, явленіе, приковавшее взоръ его, было восхитительное: онъ видѣлъ невыразимо прелестное молодое созданіе, сіяющее свѣжестью, граціозное... Что мудренаго -- этой дѣвушкѣ едва-ли было и восемнадцать лѣтъ!.. Она обладала высокой, стройной фигуркой; роскошные каштановые локоны падали на ея плечи и обрамляли изящное личико; въ личикѣ этомъ было нѣчто напоминавшее античную греческую красоту... Лобъ у нея былъ высокій, брови прекрасно очерчены, а длинныя рѣсницы придавали большимъ глазамъ такое кроткое, мягкое, полумечтательное выраженіе... Всѣ движенія дѣвушки были какъ-то мягки и проникнуты тою безсознательною прелестью, которая вдвойнѣ очаровываетъ глазъ, потому, можетъ быть, что вовсе и не думаетъ очаровать.
   -- А вѣдь прелестнѣйшее существо! Это просто -- красавица! произнесъ въ полголоса Зельдитцъ и спросилъ:-- кто она?...
   Господа поручики тоже, конечно, замѣтили проходившую дѣвушку и, улыбаясь, посматривали теперь на барона: баронъ, за обѣдомъ, объявилъ имъ, что въ М* нѣтъ ни одной красивой дѣвицы... А вѣдь онъ въ городѣ и былъ всего-то только два дня!
   -- Это -- Эльза Штейнъ, отвѣтилъ Виндгофъ.-- Я вамъ еще сегодня за обѣдомъ говорилъ о ней, такъ какъ вы утверждали, что здѣсь нѣтъ ни одного хорошенькаго личика... Ну-съ, перемѣнили-ли вы теперь ваше мнѣніе?
   -- Да, я беру назадъ свои слова, проговорилъ баронъ, не сводя глазъ съ "прелестнѣйшаго существа",-- но какъ жаль, что она просто "Штейнъ" -- мѣщанка! добавилъ онъ.
   -- Что-жъ, это развѣ въ ущербъ ея красотѣ? замѣтилъ Платанъ.
   -- Еще-бы! увѣренно воскликнулъ Зельдитцъ, не пояснивъ однако этоіо "еще-бы".-- Но, други-товарищи, какъ-бы то ни было, а я долженъ съ нею познакомиться! Лицо -- великолѣпіе! Эти большіе глаза, этотъ изящный ротикъ... губки, маленькія бѣленькія ручки, которыя какъ будто только играютъ съ вышивкой... Нѣтъ, честное благородное слово, это нѣчто восхитительное!...
   -- Ну, признаюсь, баронъ, никогда я не видѣлъ васъ, такъ сказать, въ эмпиреяхъ! засмѣялся Виндгофъ.-- Ну-да, живя въ М* вы узнаете, что и тутъ возможно залетѣть въ область розовыхъ мечтаній!..
   Зельдитцъ, повидимому, не обратилъ вниманія на эти слова.
   -- Эти старики -- ея родители? спросилъ онъ.
   -- Нѣтъ. Она приходится имъ племянницей, отвѣтилъ Пальмъ.-- Старикъ этотъ -- профессоръ Вертеръ.
   -- Я такъ и думалъ, потому что такая старая, высохшая ученая физіономія не можетъ имѣть такого прелестнаго ребенка, заговорилъ Зельдитцъ.-- Знакомъ-ли кто нибудь изъ васъ съ профессоромъ? Долженъ-же я познакомиться съ ней!..
   -- Вотъ, Платэнъ знакомъ съ нимъ, заявилъ Виндгофъ.
   -- Въ такомъ случаѣ я попрошу представить меня ему.
   -- Хорошо, но это было-бы самымъ вѣрнымъ средствомъ именно не познакомиться съ его племянницей, отвѣтилъ Платэнъ: -- я самъ съ ней и тремя словами еще не перекинулся: профессоръ бережетъ ее, какъ зеницу ока своего, а сама она -- почти неприступна...
   -- Ба-ба-ба! перебилъ его баронъ:-- да вы, кажется, всѣ тутъ что-то ужъ очень оробѣли!..
   -- Послушайте, Зельдитцъ, заговорилъ -- Виндгофъ, вы, конечно, легко поймете, что дѣвушка, пріѣхавъ сюда гостить, обратила тутъ на себя всеобщее вниманіе... Всѣ почти молодые люди старались завязать съ нею знакомство, но до сихъ поръ никому еще не посчастливилось познакомиться, хотя она живетъ въ этомъ городкѣ уже болѣе двухъ мѣсяцевъ...
   -- Ну такъ, значитъ, всѣ эти молодые люди не умѣли какъ слѣдуетъ взяться за дѣло! воскликнулъ баронъ, съ чувствомъ самодовольства покачиваясь на стулѣ и поглаживая свои усы.-- Что касается меня, то я черезъ нѣсколько дней буду съ ней знакомъ.
   -- Зельдитцъ, будьте поскромнѣй относительно обѣщаній, предостерегъ его Виндгофъ, посмѣиваясь,-- у насъ вѣдь тоже есть нѣкоторый навыкъ сближаться съ дамами!...
   Баронъ пожалъ плечами... Замѣчанія, возраженія только раздражали его и еще больше подстрекали, а онъ вообще считалъ себя непобѣдимымъ.
   -- Я, господа, иду еще дальше: я предлагаю вамъ пари, что черезъ четыре недѣли буду женихомъ этой дѣвушки, произнесъ Зельдитцъ.
   -- Держимъ пари! воскликнули разомъ Виндгофъ, Пальмъ и Кронахъ.
   -- А вамъ, Платэнъ, не угодно-ли тоже подержать? обратился баронъ къ старшему поручику
   Платэнъ помолчалъ, но потомъ отвѣтилъ:
   -- Если это доставляетъ вамъ удовольствіе -- пожалуй, почему-жъ не подержать пари? Вы вѣдь хотите доказать вашему дядѣ, что жизнь ваша здѣсь не дешево ему обойдется!...
   -- А развѣ вы такъ увѣрены въ томъ, что я проиграю? воскликнулъ Зельдитцъ, тщеславіе котораго было задѣто словами Платэна.-- Я ставлю сотню фридрихсдоровъ. Согласны, господа?
   -- Но, Зельдитцъ, вы хотите совсѣмъ разстроить наши финансы! замѣтилъ Виндгофъ.-- Мои финансы и безъ того находятся нынѣ въ такомъ состояніи, что привести ихъ въ порядокъ я уже не могу.!.
   -- Мы можемъ держать пари, такъ какъ не мы его предложили, проговорилъ Платэнъ съ улыбкой.
   Господа офицеры согласились.
   -- Постойте! Я забылъ -- еще одно условіе, спохватился баронъ: -- а именно -- вы должны дать мнѣ честное слово, что будете молчать объ этомъ. Если-бы красавица узнала, что тутъ дѣло идетъ о пари, то приняла-бы, пожалуй болѣе сильныя мѣры, и менѣе пріятныя для меня чтобы воспрепятствовать мнѣ выиграть его.
   Поручики нашли такую оговорку справедливою и дали обѣщаніе молчать.
   -- Благодарю васъ! За то я, съ своей стороны, обѣщаюсь пропировать вмѣстѣ съ вами всю эту сотню фридрихсдоровъ.
   -- На своей свадьбѣ? подхватилъ смѣясь Виндгофъ.
   -- На моей свадьбѣ? произнесъ баронъ, и лицо его выразило удивленіе.-- Но вѣдь вы-же, надѣюсь, не полагаете, чтобы я когда нибудь могъ жениться на мѣщанкѣ?...
   -- Позвольте, но вы держали пари, что будете женихомъ этой дѣвицы? замѣтилъ Платэнъ.
   -- Это совершенно вѣрно.
   -- Ну-съ, такъ что-же будетъ тогда, если вамъ это дѣйствительно удастся?..
   -- Будетъ то, что я выиграю пари!
   -- Вы все еще меня не понимаете, проговорилъ Платэнъ серіознымъ тономъ:-- я васъ спрашиваю, что вы станете тогда дѣлать, такъ какъ вы увѣряете, что никогда не женитесь на мѣщанкѣ?
   -- Эге, вотъ что! Ну, мнѣ кажется, что отвѣтъ на этотъ вопросъ такъ простъ, ясенъ, что нечего и отвѣчать: я подъ какимъ нибудь предлогомъ разстрою потомъ это сватовство, пояснилъ Зельдитцъ.
   Платэнъ нахмурилъ брови и всталъ.
   -- Въ такомъ случаѣ, вы позвольте мнѣ отказаться отъ пари, проговорилъ онъ серіозно.
   -- Это почему-же, Платэнъ? воскликнулъ Виндгофъ.
   -- Потому, что я ставлю слишкомъ высоко репутацію невинной дѣвушки, чтобы дѣлать ее игрушкой, предметомъ пари.
   -- Э, да вы, Платэнъ, право -- мечтатель! опять воскликнулъ Виндгофъ.-- Дѣло-то такъ далеко никогда и не зайдетъ: проиграетъ Зельдитцъ пари!
   -- Виндгофъ, прошу васъ... перестаньте! подхватилъ баронъ, который едва-едва былъ въ состояніи скрыть досаду, однако волненіе ясно выразилось на его лицѣ:-- я охотно освобождаю Платэна отъ пари, а также возвращаю ему назадъ его честное слово, если онъ этого желаетъ...
   Старшаго поручика слегка невольно передернуло при этихъ словахъ; онъ плотно сжалъ губы и, помолчавъ съ секунду (ему нужно было овладѣть собой, чтобы не отвѣтить слишкомъ рѣзко), сказалъ:
   -- Если я разъ далъ честное слово, то -- таковъ ужъ у меня обычай -- не могу отъ него отказаться, даже и въ томъ случаѣ, если-бы желалъ, чтобы оно не было мною дано.
   Платэнъ вѣжливо поклонился и пошелъ.
   Зельдитцъ поглядѣлъ ему вслѣдъ... Онъ прищурился, желая не показывать своихъ глазъ, въ которыхъ вспыхнуло пламя ожесточенія.
   -- Ну, я не понимаю Платэна, объявилъ Пальмъ.-- Платэнъ обыкновенно такъ всегда охотно принимаетъ шутку и -- вдругъ... Нѣтъ, я переговорю съ нимъ и надѣюсь убѣдить его взглянуть на это иначе!...
   -- Прошу васъ, не дѣлайте этого, другъ-товарищъ! поторопился сказать баронъ.-- Отъ пари я его освободилъ; ну, а насчетъ того, что тайна будетъ имъ сохранена -- я не сомнѣваюсь; надѣюсь, что онъ не обнаружитъ ее.
   -- Еще-бы! если Платэнъ далъ честное слово, то никогда его не нарушитъ! вскричалъ Виндгофъ.
   -- Господа, вы видите: я смотрю по возможности спокойно на нѣсколько странное поведеніе Платэна, заговорилъ Зельдитцъ, заставляя себя казаться спокойнымъ, равнодушнымъ.-- Для меня важно оставаться съ вами, а также и съ Платэномъ, въ пріятельскихъ, товарищескихъ отношеніяхъ, а потому я буду избѣгать всего, что могло-бы ихъ нарушить. Конечно, въ любой шуткѣ можно отыскать серіозную сторону, но, что касается меня, то я въ шуткѣ стараюсь видѣть только -- шутку. Относительно васъ, господа, я, разумѣется, продолжаю держать свое пари... Ну, и такъ, не будемъ больше и говорить о томъ, что случилось тутъ!
   Однако, голосъ барона не совсѣмъ былъ ровенъ: онъ дрожалъ слегка отъ волненія... Зельдитцъ, движеніемъ руки, подозвалъ къ себѣ кельнера и шепнулъ ему нѣсколько словъ. Кельнеръ убѣжалъ и живо вернулся съ шампанскимъ и стаканами. Облачко набросившее печальную тѣнь на веселое настроеніе духа молодыхъ людей, благодаря выходкѣ Платэна, мигомъ исчезло, лишь только вино заискрилось въ стаканахъ. Баронъ пилъ какъ-то торопливо, желая хоть виномъ прогнать то чувство гнѣва, которое все еще бушевало въ немъ... Къ концу музыкальнаго праздника въ саду, господа Виндгофъ, Пальмъ и Кронахъ до того разчувствовались, что, кажется, весьма охотно готовы были-бы поклясться въ томъ, что нѣтъ человѣка любезнѣе барона...
   Эльза Штейнъ и не подозрѣвала, что была предметомъ разговора -- да еще какого!-- и не знала, что послужило поводомъ къ нему... Отецъ Эльзы, умершій нѣсколько лѣтъ тому назадъ, былъ изъ крупныхъ чиновниковъ, но послѣ смерти своей не оставилъ семейству никакого состоянія. Дѣвушка проживала съ матерью въ какомъ-то городкѣ. Обѣ онѣ жили благодаря вдовьей пенсіи, но этой пенсіи едва хватало на содержаніе ихъ. Единственный братъ Эльзы -- Максъ (онъ былъ старше ея нѣсколькими годами) занимался живописью и уже болѣе года находился въ Италіи, гдѣ продолжалъ совершенствоваться, такъ какъ обладалъ довольно замѣтнымъ талантомъ живописца.
   Эльза, благодаря заботамъ отца своего, получила довольно дѣльное образованіе; ктому-же, еще въ дѣтствѣ, просто изъ удовольствія, присутствуя на приватныхъ урокахъ Макса, она многому выучилась полу-шутя, полу-играя, такъ что въ познаніи относительно нѣкоторыхъ предметовъ даже перещеголяла брата. Она была любимицей отца. Отецъ предполагалъ -- и онъ не ошибался -- что въ подроставшей дѣвочкѣ таится зерно рѣшительнаго характера, хотя и не зналъ, въ какомъ направленіи разовьется это зерно.
   Однако, и до сего времени характеръ дѣвушки не принялъ еще опредѣленности въ направленіи, потому, можетъ быть, что жизнь Эльзы текла слишкомъ спокойно, невозмутимо... Эльза, казалось, не была однимъ существомъ; она жила какъ-бы двойственною жизнью: то цѣлыми днями пребывала въ спокойствіи, утопая въ какой-то мечтательности, причемъ была кротка, молчалива,-- то ею вдругъ овладѣвало почти демоническое, жгучее желаніе ринуться въ море жизни и попытать въ борьбѣ съ волнами его ту силу, которую ощущала она въ себѣ. Будучи еще ребенкомъ, Эльза хотѣла быть мальчикомъ, чтобы не знать никакихъ преградъ; впрочемъ, и теперь, по временамъ, подобныя мысли бродили въ ея головѣ.
   Такъ какъ характеръ ея не совсѣмъ установился, то въ этомъ заключалась причина и того, что до сихъ поръ она еще не уяснила себѣ главной цѣли своей жизни. Иногда казалось ей, тихое семейное счастье, заботы о любимомъ мужѣ -- вотъ та цѣль, къ которой должна она стремиться; за то въ иныя минуты такое "счастье" казалось Эльзѣ слишкомъ безцвѣтнымъ... узкія рамки, тѣсный мірокъ... и она страстно желала тогда собственными своими силами завоевать себѣ положеніе въ свѣтѣ, стоять на своихъ ногахъ. Вотъ, поэтому-то она и старалась при встрѣчахъ съ мужчинами быть сдержанной, гордо-недоступной: она боялась сдѣлаться зависимой, а зависимость вѣдь можетъ быть невыносимой...
   Дядя и тетка, у которыхъ она теперь гостила, и не подозрѣвали, что въ молодой дѣвушкѣ гнѣздиться такой духъ: они смотрѣли на нее какъ на кротко-невинное, вполнѣ женственное созданіе. Впрочемъ, говоря по правдѣ, кругозоръ профессора Вертера былъ не обширенъ. Онъ жилъ въ своемъ мірѣ -- кабинетномъ, а какъ только оставлялъ этотъ "міръ" и вступалъ въ другой -- сталкивался съ настоящею жизнью, которая представлялась ему какою-то странной, чуждой... Оно и понятно -- дѣйствительность чуть-ли не на каждомъ шагу противорѣчила представленіямъ, созданнымъ имъ за письменнымъ столомъ; а эти представленія, какъ казалось профессору, построены были по всѣмъ правиламъ науки и искусства, но дѣло въ томъ, что въ сочиненномъ имъ мірѣ не было жизни, свѣжаго вѣянія ея.
   Госпожа Вертеръ тоже не понимала Эльзы. У этой женщины въ продолженіи многихъ лѣтъ не было, можно сказать, никакой другой мысли, какъ только заботиться о своемъ мужѣ, да въ свободное время отъ занятій питать глубочайшее уваженіе къ его "наукѣ", въ которой она, впрочемъ, ровно ничего не понимала.
   Не смотря на такую односторонность дяди и тетки, Эльза чувствовала себя хорошо у нихъ, такъ какъ сердечная доброта стариковъ искупала многія слабости ихъ.
   Профессоръ жилъ у самыхъ городскихъ ворота. Къ обширному саду, окружавшему его домъ, прилегала роща съ прекрасными тѣнистыми аллейками. Жители города М* весьма рѣдко въ утреннюю пору посѣщали эту рощу, ибо твердо были убѣждены, что по утрамъ не слѣдуетъ прогуливаться; а потому Эльза почти ежедневно по утрамъ и гуляла тамъ, не встрѣчая ни души, одна одинёшенька. Она могла цѣлыми часами предаваться своимъ размышленіямъ, покачиваясь въ маленькой лодкѣ на тихой поверхности пруда, осѣненнаго высокими буками старой рощи... Никто тута ее не видѣлъ, и мысль, что она одна въ этомъ уголкѣ, одна съ своими мечтами -- имѣла для нея что-то обаятельное.
   Вотъ, сюда-то и отправилась Эльза однажды утромъ, спустя нѣсколько дней послѣ военнаго концерта, о которомъ было уже упомянуто. Она и не подозрѣвала, что Зельдитцъ, узнавшій о ея прогулкахъ въ рощѣ, уже два утра подрядъ поджидалъ ее тамъ, запрятавшись въ кусты, чтобы, воспользовавшись какимъ нибудь случаемъ, завязать разговоръ съ нею. Пари, которое онъ самъ предложилъ, увлекшись въ минуты раздраженія (а ставка-то была высока), заставило его напрячь всѣ свои силы, да и кромѣ того ему хотѣлось доказать прежнимъ товарищамъ по службѣ, что для него возможно то, что имъ казалось невозможнымъ. Вотъ только-бы удалось ему познакомиться съ Эльзой, а тамъ ужъ онъ -- выплыветъ и навѣрняка овладѣетъ ея сердцемъ!.. Баронъ былъ самаго хорошаго мнѣнія о своей любезности и полагалъ, что обладаетъ соблазнительною ловкостью въ обращеніи съ прекраснымъ поломъ.
   Медленнымъ шагомъ шла Эльза по рощѣ. Она была совершенно спокойна, будучи увѣрена, что никто тутъ не слѣдить за ней. Чудилось ей, что въ прохладѣ и царившей кругомъ тишинѣ передъ нею каждый разъ открывался какой-то новый, невѣдомо-чудный міръ, и тутъ уже мечтамъ своимъ давала она широкій просторъ... Дойдя до пруда, Эльза вошла въ лодочку, отвязала ее и, оттолкнувшись легкимъ весломъ, отчалила отъ берега. Но какъ крѣпко держали весло ея маленькія ручки! Стройная фигура дѣвушки въ качающейся лодочкѣ представляла восхитительную картину: еслибы нимфа вышла изъ воды, то она, кажется, не могла-бы быть красивѣе, прелестнѣе Эльзы... Эльза сняла легкую соломенную шляпку и положила ее возлѣ себя; теперь локонамъ уже ничто не мѣшало разсыпаться коричневымъ каскадомъ по плечамъ дѣвушки.
   Баронъ, притаившись за толстымъ деревомъ, смотрѣлъ, какъ она забавлялась. Онъ долженъ былъ сознаться, что никогда еще не видѣлъ существа прелестнѣе этого; однако, глубокаго впечатлѣнія на его сердце Эльза и тутъ не произвела: сердце Зельдитца было уже неспособно ни къ какому чистому порыву, ни къ какому воспріятію благороднаго свойства... Онъ ни разу даже и не подумалъ о томъ: ужъ не отказаться-ли отъ пари?...
   А Эльза расшалилась и, быстрѣе работая весломъ, плыла все дальше и дальше въ своей лодкѣ. Ее, какъ кажется, радовало, занимало, что лодочка, качаясь, волновала поверхность пруда: волны, одна за другой, катились отъ нея и, достигнувъ берега, съ тихимъ плескомъ, отходили отъ него, чтобы снова прихлынуть. Чувство страха здѣсь, повидимому, было не знакомо Эльзѣ, потому что она въ первый разъ забавлялась такъ на прудѣ, да она и не знала, что прудъ этотъ глубокъ. И неужели-же эта всегда гладкая, покойная, блестящая поверхность могла быть для нея опасной?...
   Вдругъ весло какъ-то выскользнуло изъ ея руки... Эльза поспѣшно нагнулась, чтобы поймать его, но толчекъ отъ этого движенія былъ настолько силенъ, что лодочка накренилась, зачерпнула воды и почти въ ту-же секунду перевернулась... Слабый, полуподавленный крикъ Эльзы долетѣлъ только до Зельдитца. Баронъ даже привскочилъ отъ испуга... Некогда было тутъ разсуждать! Онъ, какъ искусный пловецъ, кинулся въ воду и быстро поплылъ. Эльза вынырнула, но тотчасъ-же опять погрузилась... Это заставило барона пустить въ ходъ всѣ силы свои. Добравшись до мѣста катастрофы, онъ увидѣлъ въ прозрачной водѣ свѣтлое платье Эльзы, быстро схватилъ его и потащилъ вверхъ... Дѣвушка была уже безъ чувствъ. Крѣпко прижавъ ее къ себѣ и, стараясь, чтобы голова ея была надъ водою, Зельдитцъ направился къ берегу. Но онъ напрасно искалъ тамъ глазами хоть кого нибудь, кто-бы помогъ ему выбраться на берегъ съ прекрасной ношей... Барону пришлось самому справиться, и онъ благополучно вынесъ изъ воды дѣвушку и положилъ ее на прибрежный дернъ. Эльза все еще не приходила въ чувство. Зельдитцъ откинулъ съ лица ея смоченные каштановые локоны... Глаза были закрыты -- какъ будто она спала, щеки блѣдны, по прекрасное лицо было спокойно, нисколько не искажено, такъ что могло-бы служить образцомъ для древняго грека-ваятеля... Баронъ даже невольно забылся -- засмотрѣлся на эту прелестную, безжизненную фигуру. Но вотъ онъ опустился на колѣни, склонился надъ Эльзой и сталъ тереть ей лобъ и виски. Спустя нѣкоторое время, послѣ тщетныхъ стараній привести ее въ чувство, баронъ замѣтилъ, что дѣвушка начала слабо дышать... Радостное чувство охватило его, онъ удвоилъ свои старанія и, черезъ нѣсколько минутъ, Эльза тихо, какъ-бы просыпаясь, открыла глаза. Устремивъ все еще полусонный взглядъ на Зельдитца, она лежала, не шевелясь, но вдругъ легкій румянецъ заигралъ на ея щекахъ -- и она приподнялась.
   -- Гдѣ я? воскликнула Эльза, не отдавая себѣ еще отчета въ случившемся.... Но тутъ она взглянула на прудъ и поняла что такое случилось съ ней.
   -- Счастливый случай привелъ меня сюда какъ разъ въ то время, когда лодка опрокинулась, отвѣтилъ Зельдитцъ:-- я услыхалъ вашъ крикъ, бросился въ прудъ -- и теперь считаю себя счастливымъ, потому что во время еще явился сюда и могъ васъ спасти.
   Эльза медленно провела ручкой по лбу... Она, казалось, все еще порядкомъ не очнулась.
   -- Вы спасли меня, заговорила она (голосъ ея слегка дрогнулъ),-- благодарю васъ! Вы...
   Но тутъ Эльза запнулась и опустила глаза передъ устремленнымъ на нее взглядомъ барона. Она торопливо стала подыматься на ноги. Зельдитцъ помогъ ей встать.
   -- Вы позволите мнѣ проводить васъ домой, сказалъ онъ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ... Домъ моего дяди тутъ... близко... Благодарю васъ!
   -- Неужели я, сударыня, заслуживаю такое недовѣріе?
   -- Совсѣмъ нѣтъ! Я и не думала объ этомъ, но я чувствую себя настолько сильной, что и одна могу пройдти такое небольшое пространство.
   Эльза сдѣлала нѣсколько шаговъ, но недавній испугъ, и волненіе не остались безъ послѣдствій: она такъ ослабѣла, что должна была опереться о дерево, иначе-бы упала... Зельдитцъ вторично предложилъ ей свои услуги, и на этотъ разъ предложеніе его было принято. Баронъ повелъ дѣвушку домой.
   Такъ какъ онъ былъ знатокомъ женскаго сердца, то поэтому и старался держать себя тутъ какъ можно скромнѣе, проще, а это ему нужно было для того, чтобы Эльза на первыхъ-же порахъ отнеслась къ нему довѣрчиво. Зельдитцъ довелъ ее только до сада профессора, затѣмъ откланялся, причемъ попросилъ лишь позволенія лично освѣдомиться на другой день о состояніи ея здоровья. Дѣвушка не могла отказать ему въ этой просьбѣ.
   Баронъ пошелъ по направленію къ городу. Онъ радовался, ибо никакъ не ожидалъ, чтобы простой случай такъ помогъ ему вдругъ въ "дѣлѣ". На одной изъ улицъ съ нимъ встрѣтились Виндгофъ и Кропахъ.
   -- Ну, а что наше пари? крикнулъ Виндгофъ.
   -- Надѣюсь выиграть его, отвѣтилъ баронъ съ улыбкой.
   -- Хорошо-съ. Ну, а съ красавицей-то перекинулисьли словцомъ?
   -- Разумѣется, перекинулся... Я говорилъ съ ней сегодня, и даже -- наединѣ.
   -- Это невозможно! воскликнули въ одно время и Виндгофъ, и Кропахъ.
   -- Что это правда -- даю вамъ честное слово.
   -- Гдѣ-же? Гдѣ вы говорили съ ней.
   -- Относительно этого -- позвольте мнѣ умолчать.
   -- Ну, я-бы этому никогда не повѣрилъ, если-бы вы не дали сейчасъ честнаго слова, заговорилъ Виндгофъ. Впрочемъ, отъ разговора до обрученія весьма еще далеко, и я не думаю, чтобы главное вамъ удалось... Но, представьте себѣ, какъ филистерски относится къ этому дѣлу Платэнъ! Вчера вечеромъ собрались мы всѣ вмѣстѣ, ну, пошло веселье... Кропахъ и я велѣли подать шампанское въ счетъ будущихъ благъ, то есть нашего пари, которое мы навѣрно выиграемъ... Ну-съ, и Платэнъ отказался пить съ нами! Сначала онъ не хотѣлъ сказать причины, а потомъ объявилъ, что онъ не хочетъ даже пить вина, за которое заплачено будетъ деньгами выигранными при подобномъ пари!...
   Зельдитцъ пожалъ плечами, что повидимому сдѣлалъ равнодушно...
   -- Я-бы могъ оправдать такое поведеніе съ его стороны только въ томъ случаѣ, если-бы онъ имѣлъ какія либо отношенія къ этой дѣвушкѣ, проговорилъ онъ,-- но... мнѣ непонятно, какъ онъ можетъ стать рыцаремъ мѣщанки?... Если-бы я не зналъ, что Платэнъ принадлежитъ къ довольно древней фамиліи, то, право, подумалъ-бы что его дворянство моложе его самаго.
   -- Да, онъ таки частенько бываетъ мечтателемъ, замѣтилъ на это Виндгофъ.
   -- Послушайте, товарищъ, прошу васъ, не будемъ болѣе говорить объ этомъ, произнесъ Зельдитцъ,-- и вы даже окажете мнѣ услугу, если ни слова не скажете ему о томъ, что я сегодня утромъ разговаривалъ съ дѣвушкой. Такъ какъ онъ не захотѣлъ участвовать въ нашемъ пари, то, слѣдовательно, ему нѣтъ и дѣла до него, да и я не люблю вмѣшательства непрошеныхъ въ мои дѣла...
   Когда Зельдитцъ на другой день утромъ явился въ жилище профессора, то его, кажется, тамъ уже ждали: онъ былъ принята Вертеромъ и женою его самымъ радушнымъ образомъ.
   -- Вы племянницу мою спасли отъ смерти!.. Ужъ я не знаю, какъ мнѣ и благодарить васъ! воскликнулъ профессоръ, протягивая руку гостю.
   -- Все сошло удачно, благополучно -- развѣ это не лучшая моя награда? проговорилъ баронъ съ улыбкой.-- Я сдѣлалъ только то, что сдѣлалъ-бы на моемъ мѣстѣ и всякій другой. Вы господинъ, профессоръ, тоже не задумались-бы поступить такъ!...
   -- Ну-да, конечно, хотя я, по правдѣ сказать, и не умѣю плавать, признался ученый мужъ.-- Но я, знаете, и не подозрѣвалъ, что племянница моя отправляется къ пруду и входитъ даже тамъ въ лодку, иначе -- не потерпѣлъ-бы этого я, потому что она поручена намъ, мы обязаны беречь ее!... Одна мысль о томъ, что какая нибудь опасность могла-бы ей угрожать -- способна ввергнуть меня въ отчаяніе!...
   -- Льщу себя надеждой, что этотъ несчастный случай не повліялъ вредно на вашу племянницу, сказалъ Зельдитцъ...
   При этихъ словахъ Эльза вошла въ комнату. Видъ она имѣла все еще нѣсколько болѣзненный, но за то, когда она увидѣла человѣка, спасшаго ее отъ гибели, румянецъ заигралъ на ея щекахъ. Молодая дѣвушка еще разъ въ простыхъ, задушевныхъ словахъ отблагодарила Зельдитца.
   -- Но, сударыня, собственно моя заслуга весьма тутъ не велики, замѣтилъ баронъ покойнымъ тономъ.-- Вы обязаны больше всего не мнѣ, а тому счастливому случаю, который привелъ меня во время въ рощу, и именно -- къ пруду. Я видѣлъ, какъ лодочка перевернулась, какъ вы упали въ воду, слышалъ вашъ крикъ, но не зналъ, съ кѣмъ случилось несчастье... Если-бы я пришелъ туда двумя минутами позже, то...
   -- Не говорите, не говорите больше! подхватилъ профессоръ,-- зачѣмъ описывать подробно такія страсти!...
   -- А почему-же нѣтъ? Вѣдь жизнь дѣлается для насъ вдвое дороже, когда мы ясно сознали ту опасность, которой намъ удалось избѣжать. Да, жизнь представляется намъ тогда такимъ даромъ, хранить который мы должны какъ святыню!... Это испыталъ я на себѣ еще въ дѣтствѣ. Однажды, помню, отправился я гулять съ моими родителями. Безумно-отважный, неустрашимый, какъ и всѣ мальчуганы,-- подошелъ я къ самому краю весьма высокой, крутой скалы. Мать стала звать меня къ себѣ, но въ эту самую минуту камень, на которомъ я стоялъ, сдвинулся -- и я полетѣлъ вмѣстѣ съ нимъ... Отецъ и мать считали уже меня погибшимъ, но счастливый рокъ рѣшилъ дѣло иначе: я упалъ на вѣтвистое дерево, стоявшее у подошвы скалы, а это обстоятельство значительно умѣрило быстроту паденія, такъ что я, падая съ вѣтви на вѣтвь, добрался до земли почти невредимымъ. Отецъ, блѣдный отъ испуга, прибѣжалъ окольными дорожками къ мѣсту паденія... Онъ думалъ, что увидитъ только исковерканный трупъ мой, а я -- весело бѣжалъ къ нему навстрѣчу! Этотъ случай не произвелъ тогда на меня особеннаго впечатлѣнія, но отецъ все-таки понесъ меня къ матери, которая была уже безъ чувствъ... Очнувшись, она съ рыданіями схватила меня въ свои объятія, и съ того дня стала любить меня еще нѣжнѣе: она говорила, что я ей дарованъ вторично!...
   Зельдитцъ разсказалъ ему исторійку (разумѣется, сочиненную имъ) весьма ловко, придавъ ей мѣстами теплый колоритъ, и могъ потомъ подмѣтить, что разсказецъ его произвелъ на слушателей впечатлѣніе.
   -- Ну, вотъ, и мы, Эльза, будемъ глядѣть теперь на тебя, какъ на дарованную намъ вторично! воскликнулъ Вертеръ и протянулъ руку своей прелестной племянницѣ.
   -- Меня одно только безпокоило, заговорилъ снова баронъ, обращаясь къ дѣвушкѣ,-- это именно то, что испугъ могъ вамъ больше повредить...
   -- Но вы видите -- я совершенно здорова, бодра, отвѣтила Эльза улыбаясь,-- вѣдь все это случилось такъ живо, быстро, что я едва-ли имѣла время испытать чувство страха!...
   -- Нѣтъ, ужъ теперь ты не должна гулять въ рощѣ одна... никогда! опять воскликнулъ профессоръ, на котораго этотъ случай подѣйствовалъ, кажется, сильнѣе чѣмъ на его племянницу.
   -- Да въ другой разъ я и не подвергну себя подобной опасности, такъ какъ узнала ужъ ее, произнесла Эльза тономъ успокоенія.
   Зельдитцъ преимущественно велъ разговоръ съ профессоромъ. Не смотря на то, что Вертеръ весьма мало интересовалъ его, баронъ все-таки съумѣлъ поддѣлаться къ нему, попасть въ тонъ, заговорить его языкомъ, а это повело къ тому, что старикъ почувствовалъ расположеніе къ гостю. Зельдитцъ, въ отношеніи Эльзы, предумышленно держалъ себя какъ-то особенно спокойно, скромно... Онъ разсуждалъ совершенно вѣрно, говоря самъ себѣ, что за такой хорошенькой дѣвушкой ухаживаютъ всѣ кавалеры,-- а потому, если онъ не будетъ ухаживать за ней, то этимъ самымъ легче всего заставитъ ее заинтересоваться имъ, тѣмъ болѣе что ужъ чувство благодарности связывало ее нѣкоторымъ образомъ съ его особой.
   Когда баронъ, посидѣвъ нѣсколько времени, сталъ откланиваться, Вертеръ пригласилъ его не замедлить посѣтить ихъ снова, и Зельдитцъ весьма охотно принялъ это приглашеніе, обѣщался побывать, причемъ обнаружилъ совершенное спокойствіе, придавъ физіономіи своей даже равнодушный видъ... А за то въ душѣ -- онъ ликовалъ! Онъ готовъ былъ возликовать вслухъ, потому что былъ теперь твердо убѣжденъ въ томъ, что выиграетъ свое пари. Передъ товарищами-офицерами онъ, однако, умалчивалъ о своемъ успѣхѣ, ничего не говорилъ имъ о томъ, какъ далеко уже подвинулись его дѣло,-- и, если они принимались распрашивать его, то баронъ или уклончиво пожималъ плечами, или отвѣчалъ, что еще не считаетъ своего пари проиграннымъ...
   Прошла недѣля. Хоръ военныхъ музыкантовъ опять давалъ концертъ и опять въ томъ-же саду. Платэнъ, Виндгофъ, Пальмъ и Кронахъ сидѣли на прежнемъ мѣстѣ, у столика, и разсуждали о томъ, почему это Зельдитцъ въ послѣдніе дни сталъ такъ старательно избѣгать ихъ общества.
   -- Я думаю, это потому, что онъ чувствуетъ, что проиграетъ пари! воскликнулъ Кронахъ.-- Это, разумѣется, сердитъ его, по за это нельзя быть на него въ претензіи: вѣдь сто фридрихсдоровъ и для него сумма не маленькая! Да кромѣ этого, онъ все-таки, такъ сказать, немножко осрамился... Ну, какже этого не чувствовать?...
   -- Вы, Кронахъ, слишкомъ мало еще знаете барона, замѣтилъ Платэнъ:-- если-бы вы знали его поближе, то знали-бы также, что не только осрамиться, но и мысли объ этомъ -- онъ не можетъ допустить: баронъ слишкомъ высокаго мнѣнія о себѣ.
   -- Такъ зачѣмъ-же онъ, вотъ ужъ нѣсколько дней, какъ-бы прячется отъ насъ? вмѣшался Виндгофъ.
   -- Этого я не знаю, да и интересы его такъ мало занимаютъ меня, что я и не намѣренъ задумываться надъ такимъ вопросомъ.
   -- Нѣтъ, вы, Платэнъ, просто не любите барона! А вѣдь онъ -- превосходный собесѣдникъ и благороднѣйшій человѣкъ! заговорилъ Виндгофъ.-- На наше пари вы смотрите, право, слишкомъ ужъ серіозно! Во-первыхъ, Зельдитцъ -- проиграетъ, а во-вторыхъ, если-бы даже онъ и дѣйствительно выигралъ и потомъ объявилъ, что жениться не желаетъ, то вѣдь не умретъ-же дѣвушка отъ "разбитаго сердца?"... Конечно, въ романахъ это случается сплошь и рядомъ, но я все-таки этому не вѣрю и никакъ не могу себѣ представить, чтобы сердце могло разбиться! Всѣ анатомы на этотъ счетъ такогоже мнѣнія...
   -- Я тоже никогда не опасался, чтобы чье либо сердце могло разбиться, проговорилъ Платэнъ.
   -- Ну-съ, такъ почему-же вы такъ возстаете противъ этого пари? спросилъ Виндгофъ.
   Платэнъ помолчалъ... Онъ, кажется, думалъ о томъ, что не лучше-ли совсѣмъ прекратить этотъ разговоръ, однако, спустя секунду, произнесъ серіознымъ тономъ:
   -- Извольте, Виндгофъ, я вамъ скажу, почему это. Если кто нибудь оскорбитъ васъ или меня, если честь наша будетъ задѣта, то мы оба знаемъ, какъ намъ въ такомъ случаѣ поступить, что дѣлать: мы потребуемъ удовлетворенія, мало этого -- мы заставимъ дать намъ требуемое удовлетвореніе... Ну-съ, а что-же дѣлать дѣвушкѣ, если она будетъ оскорблена?...
   Поручикъ Виндгофъ, какъ-бы пораженный, молча смотрѣлъ на Платэна, но, оправившись, сейчасъ-же воскликнулъ:
   -- Э, да вы опять хотите смотрѣть на шутку съ серьезной точки зрѣнія!... Да, наконецъ, что-жъ тутъ постыднаго, если баронъ станетъ на время женихомъ дѣвушки -- мѣщанки?... Развѣ это постыдно, оскорбительно для нея?... Напротивъ, она до гроба можетъ гордиться этимъ!...
   -- Ну, относительно этого пункта мы, кажется, никогда не поймемъ другъ друга, а потому лучше и не будемъ говорить объ этомъ, отвѣтилъ Платэнъ покойнымъ тономъ. Взявъ газету, онъ началъ просматривать ее.
   Виндгофъ какъ-то порывисто покачивался на стулѣ, мурлыкая какую-то арійку изъ какой-то оперы. Онъ дѣйствительно не понималъ Платэна, и досадно ему было, что Платэнъ прирялъ такой видъ, какъ будто правда была все таки на его сторонѣ...
   Въ садъ вошелъ баронъ Зельдитцъ, и съ нимъ вмѣстѣ шли -- Эльза и профессоръ Вертеръ. Замѣтивъ эту группу, Виндгофъ такъ удивился, что даже привскочилъ.
   -- Смотрите! Вѣдь добился-же онъ знакомства съ нею! воскликнулъ онъ.
   Проходя мимо офицеровъ, Зельдитцъ улыбаясь раскланялся съ ними, и потомъ всѣ трбе -- баронъ, Эльза и профессоръ -- сѣли къ одному изъ столиковъ, невдалекѣ.
   Пальмъ и Кронахъ были какъ-бы ошеломлены этимъ зрѣлищемъ... И то сказать: проиграть пари -- невеселая была для нихъ перспектива!
   -- Виндгофъ, вѣдь онъ выиграетъ! произнесъ Пальмъ. Ну, право, Платэнъ былъ умнѣе всѣхъ насъ, такъ какъ во время отказался отъ пари!...
   Платэнъ ничего не сказалъ на это, онъ пристально смотрѣлъ туда, гдѣ сидѣли Эльза и баронъ. Старшій поручикъ тоже былъ удивленъ, потому что не могъ понять, какимъ образомъ удалось Зельдитцу такъ скоро познакомиться съ профессоромъ?... Но до любви Эльзы къ барону, конечно, было еще очень далеко... Платэнъ не спускалъ глазъ съ дѣвушки... А брови его всесильнѣе и сильнѣе хмурились... Да, какъ ни казалась она равнодушно-покойной, но онъ уже болѣе не сомнѣвался въ томъ, что Эльза заинтересована барономъ. Она устремляла на Зельдитца свой взоръ, когда онъ что нибудь говорилъ, и въ этомъ взорѣ свѣтилась тихая радость!.. Баронъ-же все еще продолжалъ разыгрывать роль невозмутимо-спокойнаго кавалера, даже хладнаго сердцемъ. Платэнъ сейчасъ понялъ, что такая игра -- простой разсчетъ со стороны Зельдитца, и не въ силахъ былъ оставаться долѣе свидѣтелемъ того, какъ играли сердцемъ невинной дѣвушки. Онъ всталъ.
   -- Куда вы, Платэнъ? спросилъ Виндгофъ.
   -- Домой.
   -- Не хотите и конца музыки дождаться?
   -- У меня голова что-то болитъ, отвѣтилъ Платэнъ и прибавилъ: музыка невыносима для меня, да и люди -- тоже... хочется удалиться въ свой тихій уголокъ.
   И онъ ушелъ, не заботясь вовсе о томъ, станутъ-ли друзья его покачивать головой ему вслѣдъ...
   Немного погодя, Зельдитцъ подошелъ къ офицерамъ.
   -- Ну, други-товарищи, какъ поживаете? заговорилъ онъ съ улыбкой, поглаживая усы и бороду. Вотъ уже нѣсколько дней какъ мы не видѣлись!..
   -- Но кто-же виноватъ въ этомъ, какъ не вы, Зельдитцъ? воскликнулъ Виндгофъ. Мы, какъ всегда, ежедневно собирались вмѣстѣ, а вотъ вы, кажется, все бросили и занялись только вашей прелестной знакомкой!
   -- Н-да, почти такъ, отвѣтилъ баронъ съ самодовольнымъ видомъ. Но -- честное слово! дѣвушка эта -- прелестное существо, совсѣмъ почти ребенокъ, а невинность ея доходитъ до смѣшнаго!
   -- Въ концѣ концовъ, пожалуй, вы еще влюбитесь въ нее, замѣтилъ Пальмъ.
   При этихъ словахъ баронъ, и безъ того высокій, статный, еще выпрямился.
   -- Въ мѣщанку я не влюблюсь, произнесъ онъ гордо. Я слишкомъ высоко ставлю свою честь, свое имя, чтобы рѣшиться перешагнуть черезъ ту границу, которая по истинѣ ненарушимо держится уже тысячелѣтія.
   -- Соглашаюсь съ вами, но тѣмъ не менѣе считаю пари ваше относительно такой прелестной дѣвушки -- опаснымъ! воскликнулъ Виндгофъ. Въ нее нельзя не влюбиться, нельзя не полюбить, когда взглянешь только на ея глаза!...
   -- Ну, моя кровь достаточно покойна, замѣтилъ баронъ, да ктому-же у дѣвицы этой нѣтъ даже состоянія, слѣдовательно, если-бы я поступилъ иначе, то сотворилъ-бы величайшую глупость, какую только могъ-бы сотворить. И такъ, обладать ею -- я ужъ предоставляю кому нибудь другому. Теперь вы видите, какъ я мало себялюбивъ, прибавилъ Зельдитцъ съ улыбкой и отправился затѣмъ къ Эльзѣ.
   Нѣсколько дней спустя, знакомые уже намъ господа офицеры (тутъ былъ и Платэнъ) сидѣли вечеркомъ въ винномъ погребкѣ. Вдругъ дверь отворилась, и баронъ, видимо взволнованный, вошелъ и громко произнесъ -- Товарищи, я выигралъ пари! Вчера вечеромъ я обручился. Шампанскаго сюда! обратился онъ къ погребщику, стоявшему поодаль.
   Виндгофъ, Пальмъ и Кронахъ были поражены и -- пренепріятно поражены... Имъ приходилось уплатить теперь сто фридрихсдоровъ, а касса ихъ, по обыкновенію, и такъ была не очень-то полна...
   -- Но, Зельдитцъ, вы должны дать намъ доказательства! воскликнулъ Виндгофъ.
   -- А развѣ вамъ мало моего честнаго слова?...
   -- Ахъ, нѣтъ, но въ этомъ случаѣ, относительно пари, мы имѣемъ право требовать, чтобы вы доказали...
   -- Извольте, согласился баронъ:-- вотъ, прочтите это письмецо. Я недавно получилъ его отъ Эльзы. Тутъ она называетъ меня "мой Александръ" и подписывается: "твоя Эльза"... Не довольно-ли такого доказательства?..
   Виндгофъ прочелъ письмо и -- воскликнулъ:
   -- Вѣдь дѣйствительно -- дѣвушка любитъ васъ!
   -- Что-жъ, это васъ такъ удивляетъ? спросилъ Зельдитцъ. А вѣдь сказать по правдѣ, эта дѣвушка -- прелестна... Она -- олицетвореніе любви и преданности! И это все, право, забавляетъ меня!... Профессоръ вполнѣ счастливъ, такъ счастливъ, что если-бы я вчера маневрировалъ менѣе ловко, то старичокъ, на радостяхъ, поймалъ-бы меня въ свои объятія... Ха, ха, ха!... И поймалъ-бы -- не поставь я вб время передъ собою стула!.. Ну-съ, еще на недѣльку я имъ доставлю это удовольствіе, а затѣмъ, разумѣется, и конецъ -- шуткѣ!..
   Съ возрастающимъ волненіемъ слушалъ Платэнъ эти легкомысленныя рѣчи и, наконецъ, всталъ.
   -- Господинъ баронъ, вы все еще считаете это шуткой? спросилъ онъ.
   -- Ну, конечно! Можетъ быть недѣлю, а пожалуй и двѣ пошучу еще съ красавицей изъ среды мѣщанской, а тамъ надо-же и за серіезное приняться... Вѣдь вамъ извѣстенъ мой образъ мыслей?..
   -- Вы этого не сдѣлаете, произнесъ Платэнъ рѣшительнымъ тономъ.
   -- А кто-жъ помѣшаетъ мнѣ? спросилъ Зельдитцъ, возвысивъ голосъ и устремляя прищуренные глаза на Платэна. Въ глазахъ барона горѣлъ мрачный огонь ненависти.
   -- Помѣшаетъ... честь ваша.
   -- Честь? Да она-то тутъ причемъ? Не думаете-ли вы, что честь моя пострадаетъ отъ шутки съ мѣщанкой?...
   -- Вы, господинъ баронъ, не хотите понять меня, заговорилъ Платэнъ:-- я полагалъ, что честь ваша помѣшаетъ вамъ поступить такъ съ невинной дѣвушкой, потому что дѣйствовать такимъ образомъ, какъ поступаете вы -- безчестно!
   Зельдитцъ вскочилъ. Глаза его сверкнули... Онъ, кажется, колебался: броситься-ли ему на Платэна или -- нѣтъ?... Но тонъ и спокойная поза старшаго поручика удержали барона отъ слишкомъ рѣзкаго отвѣта.
   -- Слова эти требуютъ удовлетворенія! воскликнулъ онъ глухимъ отъ волненія голосомъ.
   -- О, конечно, я сказалъ ихъ не даромъ...
   -- Ха, ха, ха... какъ рыцарь мѣщанки? засмѣялся Зельдитцъ.
   -- Господинъ баронъ! Такъ какъ я знаю теперь, какъ вы вообще любите поступать, то послѣ этого оскорбить меня вы не можете. Если вы требуете удовлетворенія -- я къ вашимъ услугамъ.
   -- Платэнъ, вы поторопились! воскликнулъ Виндгофъ. который испугался, увидѣвъ, что дѣло приняло вдругъ такой оборотъ. Послушайте, Зельдитцъ! Мы все это уладимъ за шампанскимъ!
   -- Но... оскорбленъ -- я, замѣтилъ баронъ, повидимому готовый покончить дѣло мировой.
   -- А я высказалъ только искреннее мое убѣжденіе, произнесъ Платэнъ и прибавилъ:-- господину барону извѣстно мое имя, а также извѣстенъ и мой адресъ.
   Тутъ онъ вѣжливо поклонился своимъ товарищамъ-сослуживцамъ и вышелъ изъ погреба.
   Зельдитцъ, взволнованный, ходилъ взадъ и впередъ по комнатѣ. Виндгофъ старался его успокоить.
   -- Нѣтъ, товарищъ, оставьте это! воскликнувъ наконецъ баронъ, Вы -- свидѣтель того, какъ самъ Платэнъ искалъ со мной ссоры... Что-жъ, это какой-то новый родъ рыцарской чести, которую онъ захотѣлъ пріобрѣсть себѣ!.. Только онъ забылъ, кто-я, онъ забылъ, что мое имя нѣсколько подревнѣе его фамиліи, иначе не посмѣлъ-бы онъ такъ отнестись ко мнѣ... Ну, да онъ пожалѣетъ объ этомъ!... Вы знаете, товарищъ, что я тутъ -- чужой человѣкъ, а потому не пожелаете-ли оказать мнѣ услугу?...
   -- Извольте, охотно, искреннимъ тономъ отвѣтилъ Виндгофъ.
   -- Въ такомъ случаѣ, я попрошу васъ быть моимъ секундантомъ при предстоящемъ поединкѣ... Правда, вы съ нимъ въ дружбѣ, но онъ, полагаю, не будетъ въ претензіи на васъ изъ за того, что вы оказываете эту услугу своему бывшему товарищу.
   -- Располагайте мною. Охотно соглашаюсь на это, заявилъ поручикъ.
   -- И такъ, вы потрудитесь передать ему мой вызовъ. Дуэль будетъ на пистолетахъ. Мнѣ желательно также, чтобы все это дѣло какъ можно скорѣй окончилось. Прибавляю еще слѣдующее: такъ какъ господинъ старшій поручикъ любитъ ко всякому дѣлу относиться серіезно, то прошу и васъ отнестись къ сему дѣлу тоже серіезно, а именно -- поставьте такія условія, которыя соотвѣтствовали-бы серіезности дѣла. Разстояніе -- десять шаговъ, не болѣе, и, само собою разумѣется, рука съ оружіемъ должна быть вытянута въ надлежащемъ направленіи.
   -- Ну, насчетъ условій, мы ужъ переговоримъ завтра утромъ, когда вы нѣсколько поуспокоитесь, замѣтилъ Виндгофъ.
   -- Да смотрите: я и теперь совершенно спокоенъ! Могу васъ увѣрить -- мнѣ даже весьма будетъ пріятно обмѣняться пулями съ г. Фонъ Платэномъ -- и обмѣняться не шутя!... Ну, други-товарищи, теперь за шампанское! Оно уже ждетъ насъ. Вотъ я вамъ сейчасъ покажу, какъ пропала у меня жажда! Эй, подать сюда стаканы по-крупнѣе! крикнулъ онъ повелительнымъ голосомъ хозяину погребка. Эти бакалы годны только для дамъ: въ такихъ стаканчикахъ пѣны -- много, вина -- мало!
   Виндгофъ, Пальмъ и Кронахъ, въ несовсѣмъ-то веселомъ настроеніи духа, подсѣли къ столу, сгрупировавшись около барона, по Зельдитцъ скоро развеселилъ ихъ. Ему хотѣлось не показать даже виду, что дуэль непріятна ему; онъ вознамѣрился виномъ прогнать самую мысль о ней -- и старанія его увѣнчались успѣхомъ... Было уже далеко за полночь, когда всѣ они разошлись по домамъ, отуманенные шампанскимъ настолько, что Виндгофъ, напримѣръ, разъ десять клялся въ томъ, что Зельдитцъ -- это наилучшій его другъ и что онъ, Виндгофъ, лучшаго друга и имѣть не хочетъ!...
   На другой день, утромъ, Виндгофъ отправился къ Платэну съ вызовомъ барона Зельдитца. Тяжело, однако, было ему сдѣлать этотъ визитъ: вѣдь онъ былъ такъ друженъ съ старшимъ поручикомъ... Но Платэнъ помогъ ему выполнить задачу, облегчилъ ему этотъ трудъ, пеі"ебивъ его вступительную рѣчь, смахивающую на извиненіе.
   -- Вы ошибаетесь, Виндгофъ, относительно меня, если думаете, что я на васъ за это хоть на минуту разсержусь, заговорилъ онъ:-- вѣдь я знаю; что баронъ здѣсь человѣкъ чужой, а секундантъ ему нуженъ. Нѣтъ, для меня гораздо тяжелѣе другое обстоятельство, именно то, что мы съ вами расходимся въ мысляхъ насчетъ этого пари... Конечно, изъ-за этого мы не сдѣлаемся врагами, тѣмъ болѣе, что я твердо убѣжденъ въ томъ, что когда нибудь вы отдадите мнѣ должную справедливость.
   -- Ну, не знаю... не думаю, замѣтилъ Виндгофъ.
   Платэнъ, почти разгорячившись, перебилъ его:
   -- Хорошо! Постойте-же! Вотъ, у васъ есть сестра... Ну, чтобы вы стали дѣлать, если-бы мужчина -- позвольте прямо сказать!-- если-бы какой нибудь негодяй обратилъ сердце сестры вашей въ игрушку, сдѣлалъ-бы ею предметомъ -- пари?...
   -- Да я-бы убилъ его! воскликнулъ Виндгофъ и почти сейчасъ-же прибавилъ:-- но все-таки это было-бы совсѣмъ инаго рода дѣло...
   -- Зачѣмъ обманывать себя? Дѣло было-бы совершенно тоже самое!... Послушайте, если-бы пари это явилось подъ веселую руку, зародившись въ винныхъ парахъ, если-бы оно было просто безшабашной шуткой (въ чемъ и мы бывали грѣшны!), то я не такъ-бы строго и рѣзко отнесся къ барону... Да! Но я зналъ, что тутъ онъ дѣйствовалъ съ разсчетомъ, потому что у него нѣтъ сердца и... Нѣтъ, не договорю: вы -- секундантъ его.
   -- Говорите все... откровенно! Я также вѣдь и вашъ товарищъ!
   -- Да, нѣтъ сердца и -- чести!.. договорилъ Платэнъ выразительнымъ тономъ. Я знаю его не двѣ недѣли, онъ мнѣ лучше извѣстенъ, чѣмъ вамъ... Баронъ чванится своимъ именемъ, носится всюду съ родословнымъ древомъ своей фамиліи, гордится честью, а между тѣмъ какія дѣла творилъ онъ?... Онъ дѣлалъ такія вещи, на которыя не рѣшился-бы самый отъявленный забулдыга... Вы видите, я говорю съ вами откровенно, а потому можете заключить, что вамъ я -- довѣряю, ну-съ, и не разсердитесь за стѣдующеее предостереженіе: постарайтесь порѣже встрѣчаться съ Зельдитцемъ!...
   Виндгофъ молчалъ. Онъ пристально глядѣлъ на Платэна, какъ-бы взвѣшивая каждое его слово, и, наконецъ, молча протянулъ ему руку и -- вышелъ. Онъ чувствовала, что Платэнъ былъ правъ...
   Рѣшено было стрѣляться на другой день утромъ.-- Секундантомъ своимъ Платэнъ попросилъ быть одного изъ своихъ товарищей -- по фамиліи -- Стеффена.-- "Объяснить тебѣ причину дуэли я еще не могу и долженъ объ этомъ умолчать, такъ какъ связанъ честнымъ словомъ", сказалъ онъ Стеффену,-- "Но все дѣло вышло изъ за пари, которое, по моему убѣжденію, безчеститъ человѣка. Это я и высказалъ барону, и вотъ за это-то онъ требуетъ, удовлетворенія. Прибавить къ этому я могу только вотъ что: на моемъ мѣстѣ ты поступилъ-бы точно также".--
   На другой день утромъ Платэнъ и Стеффенъ отправились въ лѣсъ такъ какъ дуэль должна была происходить въ лѣсу.
   Стеффенъ какъ-то узналъ, что Зельдитцъ отличный стрѣлокъ, а потому и сталъ просить Платэна, чтобы онъ самъ изъ всѣхъ силъ постарался, имѣя въ виду такого противника.
   -- Вѣдь первый выстрѣлъ -- твой, прибавилъ онъ.
   Платэнъ оставался совершенно спокойнымъ.
   -- Я никогда не былъ особенно счастливъ въ стрѣльбѣ изъ пистолета, произнесъ старшій поручикъ улыбаясь. Ну, а сегодня я разсчитываю не столько на свою ловкость, сколько на правоту самаго дѣла, которое защищаю... А впрочемъ, я готовъ на все, чтобы ни случилось, а потому и дѣла свои привелъ въ порядокъ. Если промахнусь -- то ужъ и не стану льстить себя никакой надеждой, потому что знаю -- баронъ отлично стрѣляетъ, а пощады мнѣ, отъ него не ждать... Да пощада была-бы для меня пренепріятною штукой, такъ какъ я не желаю быть обязаннымъ ничѣмъ этому человѣку!...
   Тутъ дошли они до назначеннаго мѣста, а спустя нѣсколько минутъ явился и баронъ съ Виндгофомъ; вслѣдъ за ними прибыли Пальмъ, Кронахъ и докторъ. Пальмъ и Кронахъ пожелали быть свидѣтелями дуэли.
   Зельдитцъ, какъ видно было, старался казаться спокойнымъ; онъ хотѣлъ дать понять, что относится ко всему этому, какъ къ "пустячкамъ", однако, нѣкоторая торопливость въ движеніяхъ его обнаруживала слишкомъ даже ясно не совсѣмъ спокойное состояніе его духа... Баронъ, безъ всякой видимой причины громко смѣялся...
   Виндгофъ подошелъ къ Платэну. Онъ хотѣлъ еще разъ попытаться примирить противниковъ.
   -- Возьмите ваши слова назадъ, обратился онъ къ старшему поручику,-- и тогда я сдѣлаю все, чтобы склонить барона на мировую... Я прошу васъ!
   -- Извольте, я беру назадъ все высказанное мною, даже самое малѣйшее оскорбительное выраженіе, но только тогда, когда баронъ заявитъ, что помолвка его -- не шутка, что онъ -- женится на дѣвушкѣ, которая уже отдала ему свое сердце, отвѣтилъ Платэнъ серіезнымъ, покойнымъ тономъ и прибавилъ:-- только подъ такимъ условіемъ я могу согласиться на сдѣланное вами предложеніе.
   Виндгофъ только пожалъ плечами и, подойдя къ Зельдитцу, сообщилъ ему отвѣтъ Платэна.
   -- Считать меня способнымъ на такую глупость это -- новое оскорбленіе! произнесъ баронъ громко. Я желаю, товарищъ, одного удовлетворенія -- удовлетворенія оружіемъ!...
   Всѣ приготовленія были окончены. Секунданты отмѣрили разстояніе, осмотрѣли пистолеты и зарядили ихъ. Виндгофъ снова подошелъ къ Платэну и предложилъ ему выбрать пистолетъ. Платэнъ, не торопясь, спокойно взялъ пистолетъ.
   -- Цѣлься похладнокровнѣе... не спѣши, шепнулъ ему Стеффенъ.
   -- Ну, слишкомъ-то многаго отъ меня не жди: вѣдь я плохой стрѣлокъ! отвѣтилъ Платэнъ съ улыбкой.
   Къ баррьеру!
   Повинуясь этой командѣ, старшій поручикъ спокойнымъ шагомъ пошелъ впередъ... Зельдитцъ не былъ такъ спокоенъ: губы его были злобно сжаты, рука слегка дрожала, а лицо какъ-то странно исказилось, потому что онъ попытался улыбнуться, но это у него не вышло... Баронъ принадлежалъ къ тому сорту людей, которые только чванятся своимъ мужествомъ, но у которыхъ на самомъ дѣлѣ его не хватаетъ, когда нужно именно доказать свою неустрашимость.
   Первывый выстрѣлъ принадлежалъ Платэну, но онъ, когда поданъ былъ сигналъ, не послѣдовалъ совѣту Стеффена: "не спѣшить"... Быстро поднялъ онъ руку съ пистолетомъ и, не цѣлясь, спустилъ курокъ -- выстрѣлъ раздался... Зельдитцъ дрогнулъ... Но пуля миновала его: она врѣзалась въ стволъ дерева, стоявшаго по близости.
   Виндгофъ, замѣтивъ, какъ баронъ сильно вздрогнулъ, подскочилъ къ нему... Казалось -- страшная тяжесть свалилась съ плечъ Зельдитца -- такъ онъ глубоко вздохнулъ!
   -- Э, ничего, произнесъ онъ съ презрительной улыбкой и поднялъ пистолетъ.
   Снова поданъ былъ сигналъ. Баронъ началъ аккуратно, старательно прицѣливаться... Но, встрѣтивъ нечаянно взглядъ Платэна -- взглядъ твердый, невозмутимо-спокойный -- увидѣвъ, что ни одна черта въ лицѣ его противника не измѣнилась, онъ смутился, рука его дрогнула и -- онъ опустилъ пистолетъ... Однако, разсердившись на самаго себя, Зельдитцъ сейчасъ-же отправился, вторично навелъ пистолетъ и выстрѣлилъ.
   Платэнъ пошатнулся, но устоялъ на ногахъ. Стеффенъ подбѣжалъ къ нему.
   -- Раненъ?! спросилъ онъ въ испугѣ.
   -- Да... слегка... въ лѣвую руку, отвѣтилъ поручикъ.
   Блѣдное лицо его напротивъ, говорило, что рана была не легка...
   Увидѣвъ, что противникъ раненъ все-таки неопасно, Зельдитцъ забылъ всѣ приличія и съ досадою швырнулъ пистолетъ въ траву.
   -- Жалкое оружіе! воскликнулъ онъ подходя къ Пальму и Кронаху.
   Пальмъ и Кронахъ ничего не сказали.
   Докторъ уже былъ около Платэна. Раненый не могъ шевельнуть рукой... Лицо врача приняло озабоченное выраженіе, едва только онъ прикоснулся къ повиснувшей рукѣ... Платэнъ замѣтилъ это.
   -- Что? Насквозь... въ кость? спросилъ онъ.
   Докторъ молча кивнулъ головой.
   -- Я такъ и думалъ... Я даже чувствовалъ, какъ пуля ударилась въ кость...
   Докторъ разрѣзалъ рукавъ сюртука, чтобы осмотрѣть рану... Дѣйствительно, кость оказалась раздробленною въ нѣсколькихъ мѣстахъ.
   -- Намъ нужно поторопиться въ городъ, такъ какъ здѣсь я не могу сдѣлать надлежащей перевязки, заявилъ онъ.
   -- Но... я вѣдь не лишусь... руки? спросилъ Платэнъ.
   -- Надѣюсь, ее можно будетъ спасти...
   Отвѣтъ доктора былъ мало успокоителенъ. Раненый-же постарался скрыть то, что въ эти минуты происходило въ немъ: вся будущность его зависѣла отъ отвѣта врача на сдѣланный вопросъ... Платэнъ отправился къ каретѣ, которая по распоряженію Стеффена была нанапята и стояла теперь у опушки лѣса. Пальмъ и Кронахъ подошли къ своему товарищу чтобы выразить ему свое соболѣзнованіе; ихъ примѣру послѣдовалъ и Виндгофъ, только одинъ баронъ не тронулся съ мѣста... Стоя прислонившись къ дереву, онъ курилъ сигару и пускалъ вверхъ кольца дыма...
   -- Ну-съ, пойдемте, проговорилъ наконецъ Зельдитцъ, обратившись къ Виндгофу, и прибавилъ: хоть я и плохо выстрѣлилъ, но, тѣмъ не менѣе, полагаю, что все-таки не дурно будетъ, ради освѣженія, глотнуть шампанскаго!...
   -- Благодарю, коротко отвѣтилъ Виндгофъ, ибо уже не могъ больше скрывать своей досады при видѣ поведенія барона.
   -- Не хотите? воскликнулъ Зельдитцъ. Ну, этого я что-то не понимаю... Да почему-же однако?...
   -- Вы забываете, что Платэнъ -- мой товарищъ.
   -- А... вотъ что! Я думалъ, что вы были моимъ секундантомъ!...
   -- Обязанность свою я исполнилъ, а потому имѣю право считать ее теперь неимѣющею значенія, возразилъ Виндгофъ.
   Баронъ посмотрѣлъ на него съ секунду какъ-то особенно пристально, затѣмъ молча поклонился, повернулся къ нему спиной и пошелъ по направленію въ глубь лѣса.
   Вслѣдствіе собственной неосторожности Зельдитца, который, находясь подъ вліяніемъ выпитаго шампанскаго, выболталъ въ присутствіи погребщика о своемъ пари болѣе чѣмъ слѣдуетъ, даже противъ своего желанія, всѣмъ стало извѣстно, что баронъ обручился съ Эльзой Штейнъ... ради пари, заговорили объ этомъ въ городкѣ, и всѣ рѣзко осуждали поступокъ барона.
   Молва эта не проникала только въ тихое жилище профессора, потому что ни у кого какъ-то не хватало духу сообщить Вертеру о случившемся...
   А ученый мужъ чрезвычайно радовался "счастью", выпавшему на долю его прекрасной племянницы. Ему даже доставляло особенное удовольствіе то обстоятельство, что Эльза въ его домѣ сдѣлалась невѣстой барона. Онъ разсказывалъ объ этомъ всѣмъ своимъ знакомымъ, причемъ не скрывалъ радости, переполнившей его сердце... И что за блестящая будущность ожидала Эльзу, какъ баронессу фонъ Зельдитцъ!... Зельдитцъ полюбился профессору, и профессоръ былъ твердо убѣжденъ, что племянница его будетъ счастлива съ этимъ человѣкомъ... Еще-бы! Вѣдь какъ баронъ интересуется его наукой, какъ онъ охотно, любезно соглашается съ мнѣніями его!...
   -- Ну, вотъ, изволить видѣть, говорилъ Вертеръ своей супругѣ:-- вѣдь у барона-то дѣйствительно есть стремленіе учиться и учиться! Рѣдко встрѣчалъ я человѣка, который слушалъ-бы меня съ такимъ вниманіемъ!... Характеръ у него -- прямой, честный... Вѣдь онъ самъ мнѣ признался, что лично не имѣетъ состоянія... Да! У отца его было имѣніе, но обремененное долгами, и оно давно уже продано, такъ что сынъ ничего не получилъ. Но баронъ -- наслѣдникъ своего дяди, а дядя этотъ уже издавна помогаетъ ему. Удивительно, право, что бѣда, сначала такъ озаботившая насъ, могла вдругъ потомъ превратиться въ источникъ счастья!.. Ну, не упади Эльза въ воду, не подвернись тутъ баронъ, спасшій ей жизнь, и ему, вѣроятно, никогда-бы и не столкнуться съ ней!...
   Въ короткій промежутокъ времени, съ тѣхъ поръ, какъ Эльза сдѣлалась невѣстой Зельдитца, она совершенно перемѣнилась: она полюбила его со всею искренностью, страстью первой любви... Ей казалось, что онъ -- олицетвореніе идеала мужчины, идеала, созданнаго ею... И какъ онъ съ самаго начала держалъ себя -- мужественно-спокойно! Какъ солидно-скромно относился онъ къ ней!... Все это сейчасъ-же и плѣнило ея сердце...
   Замечтавшись, Эльза частенько спрашивала себя: ужъ не сонъ-ли это?... Человѣкъ этотъ принадлежитъ ей... Онъ -- любитъ ее... Она будетъ носить его имя и раздѣлитъ съ нимъ его состояніе!?.. Будущность представлялась ей въ такомъ розовомъ цвѣтѣ, что картины, встававшія передъ ея умственнымъ окомъ, просто ослѣпляли ее, опьяняли... Одна мысль о томъ, что она можетъ какъ нибудь потерять его -- была для нея невыразимомучительнымъ ощущеніемъ... Ужъ лучше, такъ думала дѣвушка, разстаться тогда съ собственною жизнью!...
   Когда Зельдитцъ появлялся въ домѣ ея дяди -- она летѣла къ нему навстрѣчу, а когда онъ потомъ, улыбаясь, ловилъ ее, и она, подсѣвъ къ нему, брала его руку -- Господи, какое счастье испытывала тогда Эльза! Такое блаженство она считала прежде невозможнымъ...
   И вотъ, среди, такъ сказать, опьяняющихъ волнъ счастья, профессоръ вдругъ получаетъ письмо... Сначала письмо это было принято имъ какъ шуточное, но потомъ оно сдѣлало то, что обычная краска исчезла съ морщинистаго лица старика Вертера...
   Вотъ что заключалось въ письмѣ этомъ:
   
   "Уважаемый г. профессоръ! Считаю своимъ долгомъ, сообщить Вамъ, что съ сердцемъ Вашей племянницы гнусно поступаютъ: оно служитъ предметомъ подлой игры. Г. баронъ ф. Зельдитцъ обручился съ племянницей Вашей только ради пари и объявляетъ теперь, что постарается подъ какимъ нибудь предлогомъ на-отрѣзъ отказаться отъ ея руки, такъ какъ онъ никогда не женится на дѣвицѣ изъ мѣщанскаго круга.

Зигфридъ Альтэнъ".

   Вертеръ зналъ того, кто писалъ эти строки: то былъ солидный господинъ, человѣкъ вообще настолько почтенный, который ни за что не рѣшился-бы шутить съ нимъ такимъ образомъ. Профессоръ хотѣлъ бѣжать къ нему, чтобы сейчасъ-же подробнѣе узнать все дѣло, такъ какъ старику все еще какъ-то не вѣрилось въ существованіе подобнаго факта... Зельдитцъ являлся всегда такимъ спокойнымъ, любезнымъ и, повидимому, былъ такъ счастливъ тѣмъ, что ему удалось плѣнить сердце Эльзы... И -- неужели-же онъ игралъ только съ нею?...
   Однако, пораздумавъ, профессоръ рѣшилъ поступить иначе, а именно: отправиться къ самому Зельдитцу, спросить его самаго, показать ему письмо и получить отъ него устный отвѣтъ. Онъ поспѣшно нахлобучилъ шляпу и вышелъ изъ дому. Въ саду попалась ему навстрѣчу Эльза... Глаза ея глядѣли такъ весело, счастливо... Увы, она вѣдь ничего еще не подозрѣвала!...
   -- Дядя куда ты? спросила она.
   Избѣгнуть всякихъ распросовъ -- вотъ чего хотѣлось въ эти минуты профессору, но бѣжать было уже поздно...
   -- Да я въ городъ... туда... Тамъ дѣла у меня, отвѣтилъ онъ.
   -- Нѣтъ, постой... Ты -- встревоженъ... Что съ тобой? проговорила Эльза почти въ испугѣ.
   -- Ничего... Ничего, милочка! Я скоро вернусь... Вотъ, увидишь -- скоро!...
   -- Послушай, Зельдитцъ обѣщалъ придти сегодня... Если ты его встрѣтишь -- скажи, что ужъ я его жду... Жду!...
   Какимъ счастьемъ вѣяло отъ этихъ словъ!.. Но они рѣзали сердце добряка -- ученаго... Радовалась она, что баронъ хотѣлъ придти, ждала она его... А вѣдь если въ письмѣ-то все правда, то ему, барону, не слѣдуетъ и черезъ порогъ дома профессора переступить!..
   Уклонясь отъ дальнѣйшихъ вопросовъ, Вертеръ поторопился оставить племянницу. Онъ быстро шелъ, стараясь не глядѣть по сторонамъ, боясь, что вотъ прохожія сейчасъ увидятъ по его лицу, что съ племянницей его сыграли гнусную штуку... Онъ-ли не оберегалъ, не охранялъ ее, не ради-ли нея жилъ онъ по возможности уединенно, тихо -- и вотъ, не смотря ни на что, какъ разъ въ его-же домѣ сшутили съ нею такую шутку!...
   Трудно было вытянуть профессора изъ его укромнаго, тѣснаго ученаго гнѣзда; онъ только и думалъ о своей наукѣ, всѣ мысли его были направлены въ одну излюбленную имъ сторону -- и что-же? теперь о наукѣ этой онъ даже и не вспоминалъ... Нѣчто другое заходило въ головѣ его: у Эльзы нѣтъ отца -- умеръ онъ; есть братъ, но братъ далеко -- въ Италіи... И такъ, дядя долженъ отомстить оскорбителю чести племянницы... Что-жъ, онъ и не прочь былъ отъ этого. Развѣ въ былыя времена, еще въ университетѣ, рука его не владѣла шпагой?.. Правда многонько лѣтъ въ правой рукѣ его торчало только перо, да и пальцы-то ужъ ослабѣли... но онъ старался даже и не думать объ этомъ. Забушевало въ старой груди профессора, и струны, давно замолкнувшія въ ней, звучавшія когда-то о любви къ женщинѣ и неприкосновенности ея чести, снова задрожали и издали прежній звукъ... Будь профессоръ юношей, какимъ былъ, онъ не задумался-бы въ такомъ случаѣ рискнуть жизнью, и вотъ почувствовалъ онъ себя снова молодымъ, не смотря на то, что теперь ноги его ступали далеко не твердо, а руки -- тряслись...
   Не засталъ онъ дома барона, однако ему хотѣлось найти его во чтобы-то ни стало, искать до тѣхъ поръ, пока не столкнется съ нимъ, но это, какъ увидитъ сейчасъ читатель, было-бы только напрасною потерею времени.
   Профессоръ не такимъ уже быстрымъ шагомъ возвращался домой... Ему было какъ-то страшно войти въ домъ и тамъ опять встрѣтиться съ Эльзой. Удрученный горемъ, онъ уже подошелъ почти къ дому, но рѣшилъ лучше пройдти быстрѣе садомъ и -- опять ему встрѣтилась въ саду Эльза... подъ руку съ барономъ...
   -- Здравствуйте, г. профессоръ! крикнулъ Зельдитцъ, подходя съ Эльзой ближе и не обнаруживая ни малѣйшаго смущенія.
   Отъ испуга, неожиданности Вертера передернуло, но его согбенная фигура почти сейчасъ-же выпрямилась, пріобрѣла даже осанку: казалось, струя юношеской горячей крови опять пронеслась въ его жилахъ, вылетѣвъ изъ сердца... Что-жъ, вѣдь если то, что написано въ письмѣ -- правда... тогда... ну, тогда баронъ этотъ величайшій негодяй, такой негодяй, какого еще и не приводилось видѣть профессору!..
   Вертеръ не поклонился Зельдитцу: онъ не могъ ему поклониться -- притворяться было не въ его натурѣ.
   -- Удѣлите мнѣ нѣсколько минутъ, баронъ, проговорилъ онъ дрожащимъ голосомъ.
   -- О, съ большимъ удовольствіемъ, отвѣтилъ Зельдитцъ все еще непринужденно-развязнымъ тономъ и подошелъ къ нему.
   -- Вотъ, прошу васъ прочесть это письмо...
   Старикъ дрожащей рукой вынулъ листокъ и подалъ его барону.
   -- Нѣтъ., нѣтъ! Читайте сейчасъ-же!.. Здѣсь-же! Улыбка замѣшательства скользнула по лицу Зельдитца, когда онъ глазами пробѣжалъ письмо.
   -- Отвѣчайте-же мнѣ теперь!
   Профессоръ съ трудомъ выговаривалъ слова.
   -- Хорошо... но... не сейчасъ... пожалуста... не тутъ, отвѣтилъ баронъ.
   -- Нѣтъ, именно тутъ! Вотъ при ней, при Эльзѣ!.. Посмотрю я, хватитъ-ли у васъ духу отпереться!..
   Зельдитцъ горделиво откинулъ голову... Прескверная, премучительная была эта минутка для него!... Но онъ ужъ навострился въ подобныхъ случаяхъ, онъ зналъ, что отъ такихъ непріятностей можно отдѣлываться одной внѣшней игрой -- напримѣръ, держать себя особенно высокомѣрно, гордо...
   -- Александръ! Что случилось?! воскликнула Эльза испуганнымъ голосомъ.
   Но баронъ не обратилъ вниманія на этотъ вопросъ.
   -- Отпереться? повторилъ онъ заносчиво. Нѣтъ, у меня обыкновеніе никогда не отпираться отъ того, что разъ мною сдѣлано...
   -- Значитъ, письмо говоритъ правду? крикнулъ Вертеръ.
   -- Разумѣется. Это была -- шутка... Шутка подъ вліяніемъ веселой минуты, проговорилъ Зельдитцъ однако, не безъ замѣшательства...
   -- Шу-тка?!... Нѣтъ, это -- м-мерзость! вспылилъ профессоръ въ полнѣйшемъ негодованіи.
   -- Господинъ профессоръ! Если-бы вы не были мѣщаниномъ, я-бы потребовалъ отъ васъ удовлетворенія...
   -- Я... я самъ требую удовлетворенія! запальчиво хватилъ Вертеръ. Моя рука еще достаточно сильна, чтобы постоять за честь моей племянницы!..
   -- Боже всемогущій!... Дядя!.. Да что-жъ такое случилось? воскликнула Эльза. Александръ, говори -- ты!
   -- Не называй по имени этого недостойнаго человѣка! подхватилъ профессоръ. Слушай: онъ игралъ только съ тобой, онъ обручился съ тобой -- ради пари!... Не любитъ онъ тебя, да никогда и не думалъ жениться на тебѣ... потому... потому, что ты -- не больше, не меньше -- мѣщанка!...
   Лицо Эльзы какъ-бы окаменѣло и до того поблѣднѣло, что въ немъ, казалось, кровинки не было... Но она устремила твердый взглядъ на Зельдитца, и баронъ, не смотря на все свое высокомѣріе, не могъ вынести этого взгляда.
   -- Отвѣчай мнѣ! проговорила она.
   Въ первый разъ въ жизни Зельдитцъ почувствовалъ, понялъ, сколько власти можетъ быть у оскорбленнаго невиннаго существа... Тутъ ужъ не могъ онъ отвѣтить, по своему обыкновенію, легкомысленно, отдѣлаться отъ всего, напримѣръ, улыбочкой...
   -- Извини, началъ онъ смутившись, съ запинкой:-- я не взвѣсилъ... не разсчиталъ, что шутка... Ктому-же обстоятельства вынуждаютъ меня... Я не могу...
   Эльза вздрогнула... Она прижала руку къ сердцу и пошатнулась... Зельдитцъ бросился къ ней, чтобы поддержать ее, но дѣвушка оправилась, собрала всѣ силы, выпрямилась и -- пошла по дорожкѣ, бросивъ въ лицо ему на прощаньи взглядъ, преисполненный гордаго презрѣнія.
   -- Эльза! Я отмщу за тебя негодяю!.. Палку!.. Палку мнѣ!! завопилъ профессоръ, уже будучи не въ состояніи болѣе сдержать гнѣва. Онъ вертѣлся, оглядываясь и ища палки или чего нибудь въ родѣ этого, вовсе не думая о томъ, что баронъ въ десять разъ сильнѣе его. Старикъ чувствовалъ только одно, что честь женщины оскорблена, опозорена, и что ему слѣдуетъ отмстить за это оскорбителю.
   Баронъ поспѣшно удалился изъ сада, удалился съ сознаніемъ, что умнѣе этого онъ ничего не могъ-бы сдѣлать въ данномъ случаѣ. Чувство негодованія кипѣло въ немъ и на профессора, и на того, кто написалъ письмо...
   Зельдитцъ думалъ, что Платэнъ, Виндгофъ, Пальмъ или Кронахъ разболтали о пари, и съ языка его сорвалось: "Подлецы!" А то, что онъ самъ поступилъ безчестно -- это и въ голову ему не приходило.

-----

   Эльза могла дойти только до бесѣдки. Войдя въ нее, она въ изнеможеніи опустилась на скамью. Тутъ и нашелъ профессоръ свою племянницу. Она сидѣла неподвижно, закрывъ лицо руками.. Старикъ зналъ, какъ искренно -- горячо любила дѣвушка барона... Въ состояніи-ли будетъ она перенести такой ударъ?...
   Вертеръ приблизился къ ней и, положивъ руку на ея плечо, проговорилъ мягкимъ, просящимъ голосомъ:
   -- Успокойся, дитя мое!.. Вѣдь сердце твое забудетъ объ этой любви...
   Эльза медленно опустила руки на колѣни. Глаза ея были сухи, ни одной слезинки не было въ нихъ, и они смотрѣли куда-то упорно, неподвижно...
   -- Забыть, что я его любила... забыть сердцу объ этой любви, произнесла она съ разстановкой, какъ будто эти слова издалека доносились до ея слуха... Нѣтъ, не забыть мнѣ этого! вдругъ порывисто -- страстно воскликнула дѣвушка. Я его ужъ больше не люблю! Ненавижу его!... Онъ гнусно-преступно игралъ моимъ сердцемъ... Нѣтъ, ни на часъ, ни на минуту не забуду я этого! Вѣчно буду помнить!... Честь моя будетъ спасена и отмщена... О, зачѣмъ я... не мужчина?.. Я-бы поставила тогда его передъ собой!.. И неужели-же ему безнаказанно это пройдетъ?... Я не могу... не могу вынести такого позора!... Зачѣмъ... за что мнѣ... мнѣ надѣлалъ онъ столько зла?!...
   И она, почти безъ чувствъ, упала на скамью.
   -- Эльза... Милочка! Дитя мое!..
   Почтенный ученый засуетился, желая чѣмъ нибудь помочь ей и рѣшительно не зная, что трь дѣлать... хотѣлъ было онъ сбѣгать за женой, но -- какже оставить одну-то дѣвушку въ такомъ положеніи?...
   -- Послушай, я все... все сдѣлаю для тебя! заговорилъ онъ умоляющимъ тономъ. Ужъ я отыщу его, я вызову его на дуэль, отмщу за тебя! Слышишь, Эльза? Ну, успокойся-же, ну, выслушай меня!...
   Эльза лежала съ закрытыми глазами... Прекрасное лицо ея было также прекрасно, по совершенно блѣдно. Грудь подымалась и опускалась съ какимъ-то глухимъ шумомъ... Казалось, невидимая боль готова была разорвать эту грудь...
   Невыразимый страхъ обуялъ профессора: въ головѣ его мелькнула мысль -- а -- ну какъ она умретъ?..
   -- Дитя мое! Милочка! вскрикнулъ онъ и схватилъ ея руку.
   Эльза испугалась, вздрогнула и -- вскочила.
   -- Не смѣй меня трогать!-- Неподвижный взглядъ ея былъ устремленъ на профессора.-- Прочь, прочь!.. Я тебя больше не люблю... Ненавижу тебя! О, Господи!.. Это свыше моихъ силъ!..
   Разстроенное воображеніе живо представило ей того, о комъ она думала... Она не могла вынести этого, выбѣжала изъ бесѣдки, добѣжала до дому и заперлась въ своей комнатѣ.
   Старикъ Вертеръ послѣдовалъ за ней. Позвавъ жену, онъ сталъ стучаться въ комнату Эльзы, но дверь не отпиралась, отвѣта не было... Онъ громко звалъ ее по имени, прислушивался... Тамъ, за дверью, была мертвая тишина...
   -- Она лишила себя жизни! воскликнулъ профессоръ и попытался открыть дверь силою, но силъ у него на это не хватило, а между тѣмъ отчаяніе все сильнѣе и сильнѣе охватывало его душу... Онъ не зналъ, что дѣлать... Но, наконецъ, благодаря посторонней помощи, дверь удалось отпереть. Едва онъ вошелъ въ комнату, какъ сейчасъ-же съ ужасомъ попятился назадъ: на диванѣ лежала Эльза, безъ чувствъ... Опущенная рука ея крѣпко держала небольшой кинжалъ...
   -- Умерла... Она умерла! вскричалъ Вертеръ и, чтобы не видѣть страшной картины, закрылъ лицо руками... Профессорша кинулась къ Эльзѣ.
   Но дѣвушка не умерла. Правда, она имѣла намѣреніе покончить съ собою, но силы ей измѣнили: схвативъ кинжальчикъ, она хотѣла ударить имъ въ сердце, и, вѣроятно, лишившись чувствъ, упала тутъ...
   Госпожа Вертеръ осторожно вытащила изъ хорошенькой ручки опасное оружіе, нагнулась надъ бездыханной дѣвушкой, стала звать ее по имени, тереть ей лобъ и, наконецъ, смочила водой ей виски, но Эльза не шевелилась... Профессоръ бросился за докторомъ. Отъ страха ноги его помолодѣли: спустя не много времени онъ вернулся съ врачемъ, который сейчасъ-же подошелъ къ Эльзѣ, взялъ ея руку и сталъ слѣдить за слабымъ біеніемъ пульса. Окончивъ свои наблюденія, онъ выпрямился, но ничего не сказалъ, однако, лицо его довольно ясно выразило чувство опасенія...
   -- Что... не хорошо? спросилъ профессоръ.
   -- Положительнаго еще ничего не могу сказать, отвѣтилъ докторъ,-- но опасаюсь, чтобы вслѣдствіе чрезвычайнаго нервнаго потрясенія не было съ ней сильной горячки... Пульсъ становится чаще, появляется слабый румянецъ, а сознаніе не возвращается. Полнѣйшее спокойствіе необходимо теперь для больной... Постарайтесь объ этомъ.
   Докторъ не ошибся: черезъ нѣсколько часовъ Эльза уже лежала въ сильнѣйшей горячкѣ.
   На другой день, утромъ, профессоръ отправился къ барону, чтобы объявить ему о привлеченіи его къ отвѣтственности, но... барона уже не было въ М*., и никто не зналъ, куда именно онъ укатилъ. Вся эта исторія, пари Зельдитца, стала извѣстна всему городу, и всѣ страшно вознегодовали на барона, тѣмъ болѣе, что обыватели М*. знали прелестную дѣвушку, съ которой онъ сыгралъ такую преступную штуку, и имъ также было извѣстно, какъ тихо, уединенно жила она въ домѣ своего дяди.

-----

   Фрейгерръ фонъ Маннштейнъ, родной братъ матери Александра Зельдитца, жилъ въ своемъ прекрасномъ, большомъ имѣніи, которое находилось отъ столицы на разстояніи двухчасовой ѣзды. Вотъ къ этому-то дядѣ баронъ и уѣхалъ изъ городка М*. Онъ струсилъ, сообразивъ, что дядя можетъ узнать о содѣянной имъ штукѣ въ этомъ городкѣ, а для него было весьма важно во время умаслить стараго фрейгерра, ибо онъ зналъ, какая упрямая голова сидѣла на плечахъ старика, особенно, если старикъ бывалъ чѣмъ нибудь раздраженъ.
   Вся будущность Зельдитца зависѣла отъ дяди, человѣка одинокаго: дѣтей у него не было, а жену онъ давнымъ давно схоронилъ. И вотъ, если дядя отвернется отъ него -- что ему тогда дѣлать? Придется остаться безъ всякихъ средствъ къ жизни... Самому проложить себѣ дорогу -- невозможно: знаній слишкомъ мало для этого, слишкомъ мало учился онъ, да и кромѣ того онъ не имѣлъ и понятія о томъ, что значитъ жить трудомъ...
   Фрейгерръ ф. Маннштейнъ, не смотря на то, что ему было шестьдесять съ хвостикомъ, а волосы были совершенно бѣлы, обладалъ eure замѣчательною бодростью; маленькая, но довольно щеголеватая фигурка его была жива, подвижна; лицо онъ имѣлъ красноватое, изпещренное морщинами; изъ подъ густыхъ сѣдыхъ бровей высматривала пара свѣтленькихъ, живыхъ, быстрыхъ маленькихъ глазъ. Одѣвался онъ такъ просто, что люди, незнавшіе его, при встрѣчѣ съ нимъ, навѣрно не заподозрили-бы того, какимъ огромнымъ состояніемъ владѣетъ эта маленькая особа, и ужъ, конечно, никтобы не подумалъ, что эта-же суетливая фигурка обладаетъ твердой, непреклонной волей.
   Вообще говоря -- Маннштейнъ былъ чудакъ. Жилъ онъ такъ скромно, просто, какъ будто весь годовой доходъ его состоялъ только изъ нѣсколькихъ сотъ талеровъ, но, тѣмъ не менѣе, онъ вовсе не былъ скупъ, истинно-нуждающійся никогда не уходилъ отъ него безъ пособія, да и племяннику своему выдавалъ онъ ежегодно довольно кругленькую сумму.
   Имѣніе Маннштейна считалось образцовымъ въ хозяйственномъ отношеніи; пашни были великолѣпны, а что касается чистоты, опрятности, то этими качествами щеголяли и службы, и житницы, и хлѣва, такъ что видъ ихъ пріятно даже поражалъ всѣхъ. Въ огромномъ барскомъ домѣ самъ господинъ занималъ всего только двѣ комнаты: большую, убранную со всевозможною роскошью, гостиную (она служила пріемной для гостей) и сосѣднюю съ нею комнату, поменьше; въ этой послѣдней онъ собственно и жилъ, т. е. занимался, кушалъ и спалъ. Послѣ смерти жены, которую фрейгерръ горячо любилъ, онъ велѣлъ запереть всѣ остальныя комнаты, и ни разу еще съ тѣхъ поръ онѣ не отворялись. Впрочемъ, одна изъ нихъ стояла всегда открытою, такъ какъ была назначена для Зельдитца, на случай, если-бы ему вздумалось посѣтить дядю. Но такіе случаи бывали довольно рѣдки: избалованному барону не слишкомъ-то было но вкусу простенькое житьё-бытьё въ домѣ своего родственника.
   На конюшнѣ у "маленькаго фрейгерра" (такъ обыкновенно называли Маннштейна всѣ знавшіе его) стояло нѣсколько верховыхъ лошадей, а въ сараѣ помѣщался весьма красивый экипажъ, которымъ онъ, однако, пользовался не болѣе четырехъ разъ въ годъ. Съ заложенными на спину руками (въ одной изъ нихъ всегда была палка) обходилъ онъ свои владѣнія, осматривалъ поля, и ничто не ускользало отъ его зоркаго глаза.
   Не мало былъ удивленъ "маленькій фрейгерръ" неожиданнымъ появленіемъ Зельдитца. Принялъ онъ его ласково, даже тепло-радушно, потому что Зельдитцъ былъ ближайшимъ его родственникомъ и единственнымъ ребенкомъ его сестры. Онъ любилъ племянника, хотя и не имѣлъ обыкновенія высказывать этого; старикъ не одинъ уже разъ прощалъ молодому барону сумасбродныя его выходки... Въ завѣщаніи своемъ онъ назначилъ Зельдитца единственнымъ наслѣдникомъ имѣнія и всего своего имущества.
   -- Ну, откуда это ты? спросилъ фрейгерръ, поздоровавшись съ племянникомъ и усаживаясь съ нимъ на верандѣ (дверь изъ спальни старика вела прямо на эту веранду).
   -- Я, дядя, изъ М*., отвѣтилъ Зельдитцъ весело и ни мало не смутившись.
   -- Что?.. Не бось не выдержалъ тамъ -- надоѣло?...
   Маленькіе глаза фрейгерра украдкой слѣдили за выраженіемъ лица племянника.
   -- О, нѣтъ... Совсѣмъ не потому. Ты вѣдь желаешь, чтобы я жилъ вообще попроще.. Ну, развѣ жизнь моя не будетъ проста, если я заживу у тебя?... Въ М*. у меня очень мало знакомыхъ... и я ужъ предпочитаю лучше поселиться на нѣкоторое время здѣсь... разумѣется, если это будетъ тебѣ пріятно?...
   -- Ты знаешь -- твоя комната всегда къ услугамъ твоимъ, отвѣтилъ Маннштейнъ,-- но боюсь я только, что тутъ-то тебѣ еще меньше понравится, чѣмъ въ городкѣ М*. Мой образъ жизни тебѣ извѣстенъ; я привыкъ жить такъ, какъ живу, ну, и ужъ слишкомъ старъ, чтобы измѣнять своимъ привычкамъ... Прежде, бывало, ты гостилъ здѣсь всего-то какихъ нибудь пять -- шесть дней, ну, и теперь, конечно, будетъ тоже!...
   -- Но, дядя, человѣкъ перемѣняется! воскликнулъ Зельдитцъ смѣясь. Нѣтъ, кромѣ шутокъ, теперь я даже частенько чувствую поползновеніе зажить тихою жизнью... Но такая жизнь въ резиденціи для меня невозможна: тамъ слишкомъ много друзей-пріятелей, тамъ отъ одного удовольствія невольно летишь къ другому!.. Да, наконецъ, ужъ и самъ я становлюсь старѣе!..
   "Маленькій фрейгерръ" все еще не вѣрилъ племяннику... Что-то ужь слишкомъ скоропостижно перемѣнился человѣкъ!... И неужели перемѣна эта произошла такъ себѣ... безъ толчка извнѣ?... Старикъ понималъ людей, онъ хорошо зналъ ихъ, гораздо лучше даже чѣмъ многіе предполагали. И вотъ захотѣлось ему попытать племянника, но сдѣлать это такъ, чтобы тотъ и не замѣтилъ этого... "Маленькій фрейгерръ" полагалъ, что у него на сей конецъ есть наивѣрнѣйшее средство. Давно уже хотѣлъ онъ женить племянника, такъ какъ надѣялся, что брачныя узы повліяютъ на него благотворно...
   Маннштейнъ кликнулъ слугу и велѣлъ ему принести вина.
   -- Что-жъ, меня радуетъ, что ты, наконецъ, убѣждаешься, сознаешь, что жизнь, какую ты велъ до сихъ поръ, не можетъ продолжаться, заговорилъ онъ съ улыбкой. Я многое тебѣ прощалъ, извиняя все твоею молодостью, но теперь сваливать все на молодость -- ужъ нельзя; такое оправданіе не имѣетъ ужъ значенія: ты находишься въ томъ возрастѣ, когда другіе давно уже собственными усиліями пріобрѣли себѣ положеніе въ свѣтѣ... Да, а ты и не подумалъ до сихъ поръ объ этомъ!...
   -- Когда я былъ офицеромъ -- ты самъ-же, дядя, соглашался съ тѣмъ, чтобы я вышелъ въ отставку, замѣтилъ Зельдитцъ, которому не очень-то пришлись по вкусу слова дяди, ибо въ нихъ звучалъ упрекъ.
   -- Да, Александръ, но въ то время у насъ на этотъ счетъ былъ откровенный разговоръ..Помнишь? возразилъ Маннштейнъ. И было-бы просто безумно, если-бы мы теперь стали самихъ-же себя обманывать!.. Я соглашался тогда потому, что у меня были опасенія: рано-ли поздно-ли тебѣ, думалъ я, дадутъ отставку...
   -- Дядя!...
   -- Да, повторяю, я боялся этого, и не безъ основанія... Но это уже прошло, а я не люблю вспоминать стараго. Человѣкъ долженъ устремлять свои взоры не назадъ, а впередъ, такъ какъ цѣль -- всегда впереди, ну, а въ виду того, что теперь тебѣ хочется болѣе покойной жизни, ты, можетъ быть, наконецъ, охотнѣе согласишься исполнить мое давнишнее желаніе, желаніе -- чтобы ты женился?...
   -- Почему-жъ и не жениться, проговорилъ Зельдитцъ, если-бы нашлась только дѣвушка, которая соотвѣтствовала-бы моимъ желаніямъ...
   -- Ну, конечно, конечно! подхватилъ "маленькій фрейгерръ", полагая, что изъ отвѣта племянника можно заключить, что онъ и въ самомъ дѣлѣ не прочь начать новую жизнь.-- Послушай, я вѣдь не требую, чтобы ты женился не по любви: нѣтъ, дѣвушка должна тебѣ во всѣхъ отношеніяхъ нравиться, не иначе! Она должна и по званію стоять не ниже тебя... Оглянись-ка: вѣдь этотъ домъ достаточно великъ для того, чтобы ты могъ поселиться здѣсь съ женой, если даже я и оставлю за собой свою скромненькую комнату?.. Разумѣется, нехотѣлось-бы мнѣ разстаться съ моимъ уголкомъ, къ которому я въ теченіи многихъ лѣтъ просто, вотъ кажется,-- приросъ!.. Слушай: ты знаешь дочь сосѣда моего -- фонъ Мальтэна. Это -- прелестная, прелюбезная дѣвушка, да и самъ Мальтэнъ человѣкъ весьма богатый...
   Зельдитцъ пожалъ плечами.
   -- Когда я видѣлъ ее въ послѣдній разъ, а это было нѣсколько лѣтъ тому назадъ, то, помнится, она была еще подросткомъ... такая длинная, худощавая... Сдѣлаться прелестной она, кажется, не могла-бы...
   -- А вотъ стала-же прелестной, хорошенькой, и даже, знаешь, весьма! Живо произнесъ Маннштейнъ. Года два пробыла она въ пансіонѣ и когда вернулась домой -- я самъ даже не узналъ ее!...
   -- А-ну, въ такомъ случаѣ она, значитъ, сильно измѣнилась, замѣтилъ молодой баронъ улыбаясь.
   -- Да вотъ ты познакомишься съ ней -- и даже завтра!
   -- Но, дядя, куда-жъ такъ торопиться?... Вѣдь я у тебя надолго останусь!...
   -- Молчи, молчи! Ужъ что я задумалъ, то люблю скоро исполнять. Мальтэнъ былъ другомъ твоего отца... Мальтэнъ охотно отдастъ тебѣ свою дочь, если тебѣ удастся овладѣть сердцемъ ея. Ему извѣстно, что ты единственный мой наслѣдникъ, слѣдовательно, относительно богатства ты ему не уступишь: у тебя будетъ даже побольше, чѣмъ у него...
   "Маленькій фрейгерръ" самодовольно потиралъ руки; ему казалось, что давнишнее желаніе его свершится, такъ какъ онъ твердо былъ убѣжденъ въ томъ, что Эмми ф. Мальтэнъ съумѣетъ плѣнить сердце его племянника.
   Слугѣ пришлось принести изъ погреба еще бутылку вина. Старикъ развеселился. Такимъ веселымъ давно онъ не бывалъ. Онъ просидѣлъ съ Зельдитцомъ на верандѣ до самаго вечера.

-----

   На другой день, какъ уже было рѣшено, Маннштейнъ поѣхалъ съ Зельдитцомъ къ г. ф. Мальтэну, помѣстье котораго находилось довольно близко -- въ часъ можно было туда доѣхать. Молодой баронъ посмѣивался, глядя на своего дядюшку, впавшаго въ какое-то особенно-веселое настроеніе духа, но ему было пріятно это, такъ какъ онъ сообразилъ, что повидимому снова пріобрѣлъ себѣ полнѣйшую благосклонность старика. Что-же касается женитьбы, то Зельдитцъ, разумѣется, и не думалъ о ней: привольная жизнь холостяка, какую онъ велъ въ столицѣ, имѣла для него слишкомъ много обаятельнаго, заманчиваго... Онъ питалъ надежду снова окунуться въ волны знакомаго ему моря житейскаго. И развѣ барону такъ трудно было отвильнуть отъ женитьбы? Онъ могъ избрать любой путь, чтобы избѣжать брачныхъ узъ, да ктому-же затрудняться въ выборѣ средствъ, когда дѣло шло о собственныхъ выгодахъ, было у него не въ обычаѣ.
   Мальтэнъ принялъ гостей наилюбезнѣйшимъ образомъ. Это былъ человѣкъ нѣсколько суроваго, но за то прямаго, честнаго характера.
   -- Вы дѣлаетесь все болѣе и болѣе похожими на своего отца, г. баронъ! воскликнулъ хозяинъ, протягивая руку Зельдитцу.-- Я былъ весьма друженъ съ вашимъ отцомъ... Да, и если-бы, вы, вотъ, почаще навѣщали дядюшку, то, думаю, мы съ вами тоже подружились-бы!...
   -- Онъ обѣщалъ теперь пробыть у меня нѣсколько времени, замѣтилъ "маленькій фрейгерръ",-- да вотъ боюсь только, что недолго пробудетъ онъ тутъ: не выдержитъ!.. Ужъ слишкомъ у меня тихо!...
   -- Эхъ, Маннштейнъ, и сердиться-то вамъ за это на него, право, нельзя! воскликнулъ смѣясь Мальтэнъ. Да вотъ и я-бы тоже не выдержалъ: вѣдь вы живете, какъ отшельникъ!.. Когда вамъ, баронъ, слишкомъ скучно будетъ тамъ... въ уединеніи, у дяди, то пріѣзжайте-ка сейчасъ-же сюда -- а?.. Такимъ образомъ, вы доставите, такъ сказать, удовольствіе дядюшкинымъ лошадямъ, а ужъ тутъ-то всегда будутъ рады такому гостю!..
   Зельдитцъ обѣщался бывать. Развязный, непринужденный тонъ Мальтэна настроилъ всѣхъ на веселый ладъ.
   Хозяинъ повелъ гостей въ садъ, чтобы представить ихъ тамъ женѣ своей и дочери. Молодой баронъ не безъ любопытства ожидалъ встрѣчи съ фрейлейнъ Эмми: вѣдь дядя находилъ ее такой прелестной, хотя, правда, племянникъ не очень-то полагался на вкусъ стараго "маленькаго фрейгерра" и считалъ едва-ли возможнымъ, чтобы дѣвушка эта могла такъ сильно измѣнить ея въ какіе нибудь пять-шесть лѣтъ. Зельдитцъ хорошо помнилъ, какъ смѣялся онъ при видѣ тощенькой фигурки Эмми, съ ея угловатыми, вовсе не изящными движеніями... За то-же и поразила его теперь встрѣча съ нею: когда Мальтэнъ представилъ его дѣвушкѣ, сидѣвшей рядомъ съ матерью, и назвалъ эту дѣвушку своею дочерью -- Зельдитцъ, съ перваго взгляда рѣшилъ, что она поразительно прелестна!.. Если-бы онъ не зналъ, что у Мальтэна всего одна дочь -- навѣрно-бы усумнился онъ, что передъ нимъ та-же дѣвушка -- прежняя тощенькая Эмми...
   И въ самомъ дѣлѣ, фрейлейнъ Эмми ф. Мальтэнъ должна была очаровать каждаго: это былъ только что распустившійся цвѣтокъ въ тишинѣ лѣсной чащи: чудною свѣжестью вѣяло отъ нея, такъ она была воздушна, нѣжна, дѣвственно чиста и прелестна!... Большіе голубые глаза ея глядѣли такъ прямо -- искренно и вмѣстѣ съ чѣмъ какъ-то мило-плутовски... По хорошенькимъ розовымъ губкамъ то и дѣло скользила улыбка, а когда она встряхивала головой, чтобы отбросить назадъ свои роскошные бѣлокурые кудри, то въ этомъ движеніи было что-то почти обаятельно-задорное...
   Тутъ Зельдитцъ невольно вызвалъ въ памяти образъ Эльзы, чтобы поставить рядомъ обѣихъ дѣвушекъ. Правда, Эмми не такъ была красива, какъ Эльза, но... но, пожалуй что-очаровательнѣе!... Съ дѣтскихъ лѣтъ она знала жизнь только съ свѣтлой, пріятной ея стороны; изнанка жизни, и вообще что либо серіозное, было ей совершенно незнакомо. Баронъ заинтересовался этой невинной дѣвушкой, почти ребенкомъ, все посматривалъ на нее и чувствовалъ, какъ сердце само по себѣ учащеннѣе билось. Ему хотѣлось уничтожить это странное, небывалое ощущеніе, пріостановить расходившееся сердце: ему казалось все это насмѣшкой, глупостью, и все-таки, противъ воли, его тянуло неудержимо къ прелестному созданію, и онъ старался быть какъ можно любезнѣе, развязнѣе...
   "Маленькій фрейгерръ" изподтишка наблюдалъ за своимъ племянникомъ, и отъ зоркаго глаза его не укрылось волненіе Зельдитца: онъ даже замѣтилъ, что на блѣдныхъ щекахъ молодаго человѣка появилась легкая краска, а глаза какъ-то особенно.засвѣтились...
   Оба старика -- Маннштейнъ и Мальтэнъ -- отправились прогуляться по саду. Зельдитцъ остался съ дамами.
   Фрейгерръ уже давнымъ давно былъ въ дружбѣ съ Мальтэномъ и зналъ, что ему нёзачѣмъ скрытничать съ своимъ другомъ.
   -- Знаете что, Мальтэнъ, заговорилъ онъ, украдкой, пытливо поглядывая на пріятеля:-- вѣдь мой племянникъ, кажется, интересуется вашею дочерью...
   -- Интересуется?.. Что-то ужъ скоро... Развѣ возможно это?.. Онъ едва знаетъ ее, отвѣтилъ Мальтэнъ.
   "Маленькій фрейгерръ" тоже былъ не безъ гордости; ему, напримѣръ, было-бы весьма непріятно, если-бы Зельдитцъ, влюбившись въ Эмми, получилъ отказъ, а потому онъ непремѣнно хотѣлъ прежде узнать, какъ думаетъ насчетъ этого его сосѣдъ?...
   -- Я вотъ что вамъ скажу, продолжалъ онъ: на племянника я смотрю какъ на своего сына: въ завѣщаніи моемъ я назначилъ его своимъ единственнымъ наслѣдникомъ... Отдадите-ли вы за него вашу дочь, если-бы они полюбили други друга?.. Я, какъ видите, спрашиваю васъ прямо, потому что знаю, что вы, подобно мнѣ, съумѣете помолчать тамъ, гдѣ это нужно. Мы по прежнему останемся друзьями, если-бы даже мнѣ пришлось получить отъ васъ "отрицательный" отвѣтъ... Я вѣдь очень хорошо знаю, какъ племянникъ мой безумно прожилъ свою молодость, но ужъ это у нихъ такъ въ крови... И отецъ его былъ такой-же! А все-таки сестра моя была счастлива съ нимъ... Да вѣдь вы знали покойнаго Зельдитца! Онъ спустилъ все свое состояніе... Ну, ему слишкомъ дорого стоило удовлетворять свои страсти, а насколько я знаю сына его -- у Александра Зельдитца такихъ дорогихъ страстей не будетъ...
   Мальтэнъ остановился. Полуудивленно, съ улыбкой смотрѣлъ онъ на "маленькаго фрейгерра", котораго вообще чрезвычайно уважалъ.
   -- Кчему такъ много словъ, Маннштейнъ? наконецъ произнесъ онъ. Относительно этого пункта я самъ, знаете, гляжу въ оба, потому что у меня одинъ ребенокъ... одна дочь... Будущность ея близка и дорога моему сердцу. Буду говорить съ вами тоже совершенно откровенно: если они полюбятъ другъ друга -- пусть обвѣнчаются, охотно даю свое согласіе, тѣмъ болѣе, что я зналъ отца барона и знаю, какой былъ у него прямой, честный характеръ, хотя подъ вліяніемъ горячей крови своей онъ и творилъ порой глупости.. Но не требуйте отъ меня, чтобы я какимъ-бы то ни было образомъ повліялъ въ этомъ дѣлѣ на мою дочь: выборъ -- это ея дѣло, тутъ ея сердце должно дать рѣшительный отвѣтъ. Этого убѣжденія я держусь и отступить отъ него -- не могу.
   -- Вполнѣ согласенъ! воскликнулъ фрейгерръ и протянулъ руку своему другу.-- Пусть племянникъ и постарается самъ успѣть въ этомъ дѣлѣ! Мнѣ хочется еще вотъ что сказать: пока я живъ -- имѣніе мое остается въ моихъ рукахъ; я слишкомъ привязанъ къ нему, и, право, для меня было-бы нестерпимо, если-бы съ имѣніемъ этимъ стали обращаться не такъ заботливо... Но какъ только племянникъ женится -- я сейчасъ-же даю ему средства жить сообразно положенію его въ свѣтѣ.
   -- Э, да что объ этомъ говорить! замѣтилъ смѣясь Мальтэнъ. Коли понадобится ему что, такъ вѣдь и я всегда буду Готовъ насчетъ помощи... Правда, вы относительно сбереженій шагнули дальше меня, но вѣдь и моя Эмми не будетъ бѣдной невѣстой. Въ семьѣ Мальтэновъ никто еще не жилъ въ бѣдности! Небо не даровало мнѣ сына, со мною умретъ и мое имя, поэтому я какъ слѣдуетъ, хорошо позаботился о дочери.
   Тутъ друзья-пріятели вернулись къ дамамъ, съ которыми бесѣдовалъ Зельдитцъ. Такъ какъ они совершенно поладили между собою, то глазки "маленькаго фрейгерра" смотрѣли превесело и даже лукавая улыбка поигрывала на его губахъ.
   Возвращаясь вечеромъ домой, дядя и племянникъ, сидя рядышкомъ, нѣкоторое время молчали. Зельдитцъ глядѣлъ задумчиво куда-то прямо... Воображеніе такъ живо рисовало ему милый образъ, что онъ видѣлъ ясно передъ собой свѣтлокудрую головку Эмми, даже смотрѣлъ въ ея голубыя очи и ему казалось, что очи эти обладали неизмѣримой глубиной...
   До сихъ поръ ни одна еще женщина не могла затронуть глубоко сердца Зельдитца, и вотъ теперь, въ первый разъ, Эмми ф. Мальтэнъ удалось произвести на него болѣе сильное впечатлѣніе. Баронъ обыкновенно подходилъ къ дамамъ, занятый всегда помыслами суетными, тщеславными; онѣ служили ему просто развлеченіемъ отъ скуки, и онъ нерѣдко игралъ съ ними для удовлетворенія своего каприза... А эта... эта дѣвушка, даже -- дѣвочка, пробудила въ немъ совсѣмъ иныя чувства!... Все это почти сердило его... Какъ?.. Онъ, который такъ часто хвастался передъ своими друзьями, что сердце его защищено отъ любви крѣпкою бронею -- все-таки поддался теперь этому чувству, спасовалъ такъ, что любовь грозитъ пробраться къ нему въ грудь, перевернуть сердце и заставить его забыть всѣ прежнія правила?... Баронъ находилъ это все очень глупымъ и вознамѣрился вооружиться противъ такой "глупости", отдѣлаться рАзомъ отъ нея, но мысль вдругъ дѣлала скачекъ и -- онъ начиналъ думать о ней! Онъ слышалъ ея голосъ... смѣхъ ея... и отчетливо-ясно видѣлъ передъ собой -- большіе голубые глаза...
   А "маленькій фрейгерръ" безпокойно ворочался въ углу кареты. Онъ то и дѣло косился на племянника, все поглядывая на него: старика сердила молчаливость Зельдитца. Неужели ему, думалъ Маннштейнъ, нечего сказать насчетъ Эмми.. Вѣдь онъ даже слова не промолвилъ... ну, хоть сказалъ-бы, что она -- хорошенькая! Спрашивать объ этомъ племянника -- старику не хотѣлось, да и заводить разговора -- тоже... Однако, нѣтъ -- не утерпѣлъ онъ.
   -- Ну, Александръ, ужъ будто тебѣ нечего говорить? произнесъ фрейгерръ. Зачѣмъ молчать?..
   Зельдитцъ бросилъ на него пытливый взглядъ и, помолчавъ немного, проговорилъ:
   -- Мальтэнъ -- прекраснѣйшій человѣкъ. Въ немъ, кажется, и капли фальшивости нѣтъ... До сихъ поръ жъ нимъ мало былъ знакомъ, а то, право, мы ужъ давно были-бы друзьями и я бывалъ-бы у него почаще... Рѣдко встрѣчаются нынче такія личности!...
   -- Ну, это-то и я знаю, поспѣшилъ замѣтить старикъ нетерпѣливымъ тономъ,-- а что-же насчетъ дочери-то его?...
   -- Она... да, дѣйствительно весьма похорошѣла, стала красивѣе, чѣмъ я полагалъ... Сознаюсь откровенно, я-бы не подумалъ, что это та-же самая... если-бы встрѣтилъ ее въ другомъ мѣстѣ.
   -- И все? Больше и сказать тебѣ нечего... мнѣ?..
   -- А что-же еще? Ты чего-же хочешь?...
   Зельдитцъ, повидимому такъ непринужденно, просто отвѣтилъ на вопросъ: ему не хотѣлось обнаруживать того, что волновало его и въ чемъ онъ самъ боялся еще сознаться...
   Тутъ "маленькій фрейгерръ" сталъ еще безпокойнѣе, нетерпѣливѣе...
   -- Я хочу знать: понравилась-ли она тебѣ вообще? спросилъ онъ.
   -- Я, дядя, и самъ еще не знаю...
   Маннштейнъ, въ недоумѣніи, посмотрѣлъ съ секунду на племянника, какъ-бы не понимая его отвѣта Хотѣлѣли племянникъ скрыть отъ него свои чувствя, или, быть можетъ, въ самомъ дѣлѣ, эта прелестная дѣвушка не произвела на него никакого впечатлѣнія?...
   Высунувшись въ окно кареты, фрейгерръ крикнулъ кучеру, чтобы тотъ пустилъ лошадей шипче, и снова уткнулся въ свой уголъ. И дядя, и племянникъ -- оба замолчали. Разговоръ оборвался.
   Пріѣхавъ домой, Маннштейнъ прямо отправился въ свою комнату, сказавъ Зельдитцу только "доброй ночи". Баронъ тоже пошелъ "къ себѣ" и, такъ какъ спать ему не хотѣлось, то онъ растянулся на диванѣ съ сигарой въ рукѣ. Оскорбить дядю -- у него и въ мысляхъ не было; ему просто не хотѣлось, не порѣшивъ еще вопроса, сказать что либо положительное дядѣ... А Эмми понравилась ему: это свѣжее, почти дѣтское личико произвело на него глубокое впечатлѣніе, и въ сердцѣ барона вспыхнуло желаніе обладать ею... Но Зельдитцъ все-таки принадлежалъ къ тому разряду людей, которые не даютъ сердцу властвовать надъ собой; онъ, по характеру своему, вообще не увлекался и любилъ какъ слѣдуетъ обсудить дѣло, взвѣсить выгоды его и не вывыгоды. Что касается женитьбы, то у него на это мало было охоты, однако сдѣлаться мужемъ Эмми -- штука выгодная... Баронъ слишкомъ ясно видѣлъ эту "выгодную штуку": если денежки ф. Мальтэна присовокупить къ тѣмъ денежкамъ, которыя, рано-ли, поздно-ли, а будутъ получены имъ послѣ дядюшки, то вѣдь онъ, Зельдитцъ, будетъ наибогатѣйшей особой въ государствѣ, а главное тогда можно будетъ зажить такъ, какъ давно уже ему мечталось...
   Но тутъ одна мысль -- мысль непріятная -- все дѣло портила, разгоняла розовыя мечты его и туманила свѣтлыя картины будущей жизни, а именно -- мысль о состояніи здоровья дядюшки... Старикъ, правда, былъ совершенно сѣденькій, а между тѣмъ вѣдь какъ онъ еще бодръ и крѣпокъ! И что мудренаго, если онъ проживетъ еще много лѣтъ, тѣмъ болѣе, что ведетъ образъ жизни необыкновенно простой, умѣренный?... Что-же, неужели и тогда, когда онъ, Зельдитцъ, женится быть ему въ зависимости отъ дяди, подчиняться его волѣ?... Такого рода мысль была для барона почти невыносима: онъ вѣдь хорошо зналъ, что пока дядя живъ -- племяннику нечего и думать относительно полнаго распоряженія своимъ столь богатымъ наслѣдствомъ...
   Подперевъ голову рукой, Зельдитцъ неподвижно глядѣлъ куда-то вдаль. Мысли роились въ его головѣ... Да, дядя желалъ и желаетъ, чтобы онъ женился... Нельзя-ли какъ нибудь вынудить старика дать обѣщаніе, что какъ только племянникъ его женится, то все имѣніе переходитъ въ полное распоряженіе его?... Но какъ вынудить?.. Трудно было отвѣтить на это, принявъ во вниманіе, что "маленькій фрейгерръ" имѣлъ преумную голову, былъ вообще недовѣрчивъ, чутокъ и слишкомъ скоро, легко угадывалъ настоящія намѣренія людей... Быть можетъ самъ Мальтэнъ явится тутъ на помощь и Зельдитцъ, благодаря ему, достигнетъ цѣли?... Баронъ и не сомнѣвался, что сердцемъ Эмми овладѣть ему удастся... Онъ крѣпко былъ увѣренъ въ себѣ, слишкомъ высоко цѣнилъ свои достоинства и зналъ, какъ не-трудно было заполонить сердце дѣвушки, которая глядитъ еще на весь міръ черезъ "розовыя стёкла юности", предается мечтаніямъ и строитъ идеалы... Самъ-то онъ давно уже жилъ-поживалъ безъ всякихъ идеаловъ, но ему стоило только поддакивать Эмми, соглашаться съ ея взглядами, рисовать ей картины будущаго, придавая имъ идеальный характеръ -- и насчетъ успѣха не могло быть сомнѣнія.
   Спать легъ онъ поздно, а когда проснулся утромъ, то уже не засталъ дядюшки: "маленькій фрейгерръ" былъ уже на своихъ пашняхъ, куда онъ отправился, чтобы самолично присмотрѣть за рабочими. Скучно стало барону, и вотъ онъ ради развлеченія направилъ шаги въ дядюшкинъ садъ, въ которомъ тоже все было въ чрезвычайномъ порядкѣ, но, по правдѣ сказать, садъ вовсе не занималъ Зельдитца... Вообще природа никогда не могла увлечь его, воодушевить: онъ не задумался-бы промѣнять прелестнѣйшую мѣстность на хорошій ужинъ съ доброй бутылкой вина. Побродивъ по саду, баронъ приказалъ конюху осѣдлать лошадь. Наѣздникъ онъ былъ искусный, а потому, вскочивъ на сѣдло, галопомъ выѣхалъ со двора и быстро поскакалъ по дорогѣ къ помѣстью ф. Мальтэна. Посѣтить Мальтэна -- онъ не имѣлъ намѣренія, но разсчитывалъ на встрѣчу съ нимъ гдѣ нибудь по близости, въ полѣ, напримѣръ, потому что ему хотѣлось заручиться прежде всего распоряженіемъ отца, а послѣ ужъ постараться завладѣть сердцемъ дочери.
   Зельдитцъ сначала съ трудомъ сдерживалъ молодаго коня, застоявшагося долго въ конюшнѣ, но потомъ опустилъ поводья, и горячій конь помчался впередъ. Живо доѣхалъ онъ до имѣнія Мальтэна, сдержалъ лошадь, которая и пошла тихимъ шагомъ около высокаго кустарника, окаймлявшаго обширный садъ. Кустарникъ мѣшалъ барону заглянуть въ самый садъ; Зельдитцъ тщетно старался разглядѣть что нибудь чрезъ густую чащу... онъ думалъ -- не увидитъ-ли тамъ Эмми... И вдругъ -- вмѣсто высокаго кустарника передъ нимъ -- открытое мѣсто... садъ!.. Тутъ онъ увидѣлъ Мальтэна, который сидѣлъ съ женою и дочерью подъ тѣнистымъ деревомъ. Они завтракали. Поздно было поворачивать назадъ. Мальтэнъ уже замѣтилъ его, вскочилъ съ своего мѣста и поспѣшилъ къ небольшому забору, отдѣлявшему садъ отъ дороги.
   -- Съ добрымъ утромъ, баронъ! воскликнулъ онъ весело, протягивая руку Зельдитцу. Вотъ кстати-то, какъ разъ къ завтраку!..
   -- Извините! Но я вовсе не хочу злоупотреблять вашимъ гостепріимствомъ, отвѣтилъ любезно Зельдитцъ. Дядя мой отправился на свои поля, а я вотъ вздумалъ покататься... Но конь этотъ, кажется, бывалъ здѣсь частенько, потому-что онъ, помимо моей воли, самъ доставилъ меня сюда!...
   -- А-ну, въ такомъ случаѣ мнѣ слѣдуетъ поблагодарить коня, которому я обязанъ вашимъ посѣщеніемъ! смѣясь проговорилъ Мальтэнъ. Пожалуйте-ка, пожалуйте! Я, сударь, по опыту знаю, что послѣ прогулки верхомъ всегда какъ-то особенно вкусно выпить стаканъ вина. Милости просимъ! Но вамъ придется сдѣлать маленькій кругъ, ибо ворота -- подальше, а вы, конечно, не рѣшитесь-же перескочить черезъ заборъ...
   -- Почему-же? спросилъ баронъ съ улыбкой.
   -- Потому что заборъ довольно высокъ, ну, и я не думаю, чтобы конь вашего дяди былъ особенно хорошимъ скакуномъ!...
   Зельдитцъ, вмѣсто отвѣта, быстро осадилъ лошадь на нѣсколько шаговъ, далъ ей шпоры и -- ловко перемахнулъ черезъ заборъ.
   -- Ахъ, великолѣпно! Чудесно! воскликнулъ удивленный Мальтэнъ. Ну, я не думалъ, что вы, баронъ, такой отличный наѣздникъ! Я вотъ тоже люблю поѣздить верхомъ, и много ѣзжу, но такого прыжка мнѣ не сдѣлать -- нѣтъ!...
   Баронъ спрыгнулъ съ лошади и мёлькомъ взглянулъ на Эмми, чтобы подмѣтить, какое впечатлѣніе произвелъ на нее этотъ смѣлый пассажъ -- прыжокъ черезъ заборъ.
   Подоспѣвшій лакей принялъ лошадь, а Мальтэнъ, взявъ барона подъ руку, повелъ его къ своимъ дамамъ.
   Молодая дѣвушка была въ легкомъ, бѣломъ утреннемъ платьѣ и казалась въ немъ еще свѣжѣе и прелестнѣе, чѣмъ вчера. Она крѣпко зарумянилась и, въ смущеніи, опустила глаза.
   Зельдитцъ сталъ извиняться, увѣрять, что не имѣлъ намѣренія такимъ образомъ помѣшать имъ, но Мальтэнъ не далъ ему говорить.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, баронъ, лучше этого вы ничего и сдѣлать не могли! перебилъ онъ весело. Я только что позавтракалъ, но ради васъ -- готовъ снова начать! Садитесь-ка! Тутъ такъ прохладно!.. Когда лѣтнее солнышко начинаетъ пригрѣвать -- дочь моя требуетъ, чтобы мы здѣсь завтракали: это ея любимое мѣстечко.
   -- Вы, конечно, и не думали, что васъ и тутъ даже могутъ побезпокоить, обратился Зельдитцъ къ Эмми, и я, право, почти боюсь, что теперь вы не захотите и бывать здѣсь, отвернетесь отъ любимаго мѣстечка?...
   -- О, нѣтъ... зачѣмъ-же? отвѣтила дѣвушка съ улыбкой:-- мнѣ стоитъ только попросить папа -- и кустарникъ будетъ посаженъ у этой части забора.
   -- А вотъ я и не исполню твоей просьбы! воскликнулъ развеселившійся папа и налилъ два стакана прохладнымъ рейнвейномъ, изъ которыхъ одинъ подалъ барону. Всѣмъ какъ-то стало весело. Когда Зельдитцъ хотѣлъ показать себя съ выгодной стороны, задумывалъ плѣнятъ собою, то умѣлъ превосходно разсказывать, болтать, а теперь онъ изъ всѣхъ силъ старался достигнуть этой цѣли. Эмми отъ души смѣялась... Не нужно было особенной проницательности, чтобы видѣть, какъ ей нравилась болтовня барона.
   Посидѣвъ до полудня, Зельдитцъ всталъ и началъ откланиваться. Мальтэнъ протянулъ ему руку и сказалъ:
   -- Ну, погостите-ка у вашего дяди подольше, да навѣщайте насъ почаще! Конечно, мы не можемъ доставить вамъ тѣхъ удовольствій, которыя даетъ столица, но за то вы всегда будете для насъ желаннымъ гостемъ.
   Баронъ уѣхалъ. Онъ остался чрезвычайно доволенъ успѣхомъ сдѣланнаго имъ визита. "Маленькій фрейгерръ" уже поджидалъ племянника... Любопытно было ему знать, гдѣ тотъ такъ долго пропадалъ, но распрашивать старику не хотѣлось... Только глазки его какъ-то хитро, пытливо поглядывали...
   -- А ты довольно долго не являлся, замѣтилъ Маннштейпъ, глядя куда-то въ уголъ.
   -- Да, дѣйствительно... замѣшкался, отвѣтилъ спокойно Зельдитцъ.
   -- Далеко ѣздилъ? "Рыжакъ" совсѣмъ запотѣлъ...
   -- Нѣтъ, не далеко, но быстро ѣхалъ, потому что Мальтэнъ слишкомъ долго задержалъ меня.
   -- Мальтэнъ?!...
   Старикъ немного удивился и приподнялъ голову.
   -- Гдѣ-жъ ты его встрѣтилъ? спросилъ онъ.
   -- Да тамъ... въ саду.
   -- Значитъ, ты у него былъ?
   -- Ну-да.
   -- Что-жъ ты дѣлалъ тамъ?
   -- Ничего. Завтракалъ съ ними. Я случайно ѣхалъ около сада ихъ; Мальтэнъ увидалъ меня, ну, и не отпустилъ... Отличный человѣкъ онъ!
   Фрейгерръ не могъ утаить улыбки... Прищуривъ почти совсѣмъ хитрые свои глазки, онъ проговорилъ:
   -- Случайно?.. Не дочка-ли Мальтэна увлекла тебя туда?...
   -- Нѣтъ... Да я вовсе и намѣренія не имѣлъ отправляться къ нимъ, такъ какъ вчера только мы были у нихъ...
   -- Ну, да если ты станешь ѣздить къ Мальтэну каждый день, то пріемъ съ его стороны будетъ самый дружескій... Онъ любитъ своихъ гостей и самъ охотникъ повеселиться.
   Фрейгерръ ничего больше не сказалъ; повидимому, онъ убѣдился въ томъ, что племянникъ его интересуется дочерью Мальтэна, а старикъ былъ слишкомъ уменъ и понималъ, что не слѣдуетъ разжигать влюбленнаго. Былъ и онъ молодъ и зналъ по опыту, что любовь -- это такое растеніе, которое скорѣе всего развивается и пускаетъ глубоко корпи тогда, когда полагаетъ, что остается незамѣченнымъ... Но и кромѣ этого, старикъ Маннштейнъ зналъ своего племянника хорошо: Зельдитцъ, изъ за глупой гордости, часто поступалъ совершенно противно тому, чего отъ него хотѣли.
   Прошло два дня. Фрейгерръ по возможности старался избѣгать племянника и большую часть времени проводилъ на своихъ поляхъ, оставляя такимъ образомъ Зельдитца одного. Онъ надѣялся, что Зельдитцъ со скуки опять отправится къ Мальтэну.
   Утромъ, на третій день, оба они сидѣли на верандѣ и пили кофе. "Маленькій фрейгерръ" читалъ газеты, которыя только что были ему поданы. Какой-то фактъ, повидимому, особенно привлекъ его вниманіе: читая, онъ покачивалъ иногда головой, морщилъ лобъ и, наконецъ, сдвинувъ очки на брови (онъ употреблялъ ихъ только при чтеніи), обратился къ Зельдитцу:
   -- А слышалъ ты что нибудь о пари въ М*., благодаря которому одна дѣвушка стала несчастной?
   Баронъ въ это время тихо покачивался на стулѣ. При словахъ дяди онъ слегка вздрогнулъ, потому что думалъ совсѣмъ не о томъ, и спросилъ по возможности непринужденно-равнодушнымъ тономъ:
   -- О какомъ это пари?...
   Старикъ подалъ ему газету.
   Рука Зельдитца слегка дрогнула, когда онъ бралъ газетный листокъ... Ему нужно было собрать всѣ свои силы, чтобы прочесть статейку... Слова сливались... буквы прыгали въ строкахъ... Однако, онъ все прочелъ -- разсказъ о собственномъ своемъ пари и узналъ, что Эльза тяжко больна. Но грудь его свободнѣе вздохнула... Въ газетной статейкѣ герой разсказа не былъ названъ по имени; было только сказано, что пари затѣялъ и выигралъ нѣкій господинъ, принадлежащій къ древней дворянской фамиліи.
   -- Я ничего не знаю объ этой исторіи, проговорилъ баронъ, возвращая дядѣ газету и показывая видъ, что "исторія" эта его вовсе не интересуетъ. Я даже сомнѣваюсь -- правда-ли все это?.. Вѣдь извѣстно, какъ газеты стряпаютъ свои статейки: нѣтъ у нихъ, напримѣръ, интересныхъ новостей подъ рукой -- вотъ онѣ и присочиняютъ что нибудь этакое... пикантное, чтобы занять своихъ читателей, и ужъ не заботятся о томъ, имѣютъ-ли хоть какую нибудь достовѣрность передаваемыя ими извѣстія.
   Фрейгерръ покалъ головой.
   -- Да-а, но въ этомъ именно случаѣ поступать такъ было-бы для газеты дѣломъ рискованнымъ, замѣтилъ онъ. Развѣ трудно было-бы уличить газету во лжи?... Наконецъ, если-бы пари, дуэли -- словомъ всей этой исторіи -- не было, то развѣ рѣшились-бы печатно назвать самый городъ?... Статейку эту прочтутъ и въ М*., а въ маленькомъ городѣ такой безчестный поступокъ не можетъ остаться тайной.
   Зельдитцъ пожалъ плечами.
   -- И это можетъ быть... Но, мнѣ кажется, что ты слишкомъ рѣзко выразился. Судить строго объ этомъ пари нельзя -- вѣдь это была только... шутка...
   Говоря такъ, онъ хотѣлъ выпытать у дяди, узнать, какъ думаетъ онъ объ этомъ, и надѣялся даже заставить старика взглянуть на все это дѣло менѣе серіезно, но въ послѣднемъ онъ совершенно ошибся.
   Фрейгерръ выпрямился -- глазки его сверкнули...
   -- Какъ... шутка?! Дѣло идетъ о репутаціи невинной дѣвушки, можетъ быть даже о жизни ея и -- это -- шутка?... крикливо произнесъ онъ.-- Нѣтъ! Тотъ, кто овладѣлъ сердцемъ дѣвушки ради пари, и потомъ бросилъ ее -- подлецъ!
   Запальчивость старика почти испугала Зельдитца.
   -- Конечно... Но я не могу такъ строго объ этомъ судить, проговорилъ онъ, собравшись съ силами:-- очень можетъ быть, что мысль о пари зародилась подъ шумокъ веселой бесѣды, подъ вліяніемъ винныхъ паровъ...
   -- Хорошо, но это только тогда могло-бы служить извиненіемъ, если-бы отъ пари то лицо на другой-же. день отказалось, объявивъ его недѣйствительнымъ, продолжалъ "маленькій фрейгерръ", все еще волнуясь,-- но вѣдь этого не сдѣлали, и пари было выиграно человѣкомъ, находящимся въ спокойномъ, трезвомъ состояніи!... Это такая подлость, что я, право, не зналъ-бы, какъ и наказать виновника: мнѣ-бы все казалось -- мало! Будь у меня дочь, да если-бы ее сдѣлали предметомъ пари -- я-бы до тѣхъ поръ не успокоился, пока не застрѣлилъ-бы негодяя!... Это ничего, что я старъ -- сѣдина моя не помѣшала-бы мнѣ такъ расправиться съ нимъ!...
   Баронъ поблѣднѣлъ... Слова дяди прямо вѣдь относились къ нему! Но ему нельзя было обнаружить этого... Чтобы дядя не увидѣлъ его лица, онъ всталъ и подошелъ къ периламъ веранды.
   -- Стоитъ намъ горячиться изъ за дѣла, которое и не касается насъ!... А не поѣдешь-ли ты, дядя, сегодня со мной къ Мальтэну? спросилъ онъ.
   Но старикъ не располагалъ такъ скоро прекратить начатый разговоръ.
   -- Слушай, Александръ, заговорилъ онъ очень серіезнымъ тономъ: если я горячусь, то это только потому, что твой взглядъ на подобныя вещи заставляетъ меня горячиться. Я надѣялся, что сынъ сестры моей открыто, прямо назоветъ безчестнымъ то, что на самомъ дѣлѣ безчестно, а не станетъ защищать какой нибудь подлости... Я, какъ ты самъ знаешь, прощалъ тебѣ многое, что находилъ просто безуміемъ молодости, но -- знай: относительно одной вещи я очень строгъ, а именно, гдѣ дѣло прямо или косвенно касается чести.
   -- Но, дядя, развѣ ты думаешь, что я могъ-бы равнодушно отнестись даже къ ничтожному пятнышку на моей чести? Я-бы не потерпѣлъ этого! воскликнулъ Зельдитцъ.
   -- Этого я не думаю, потому что Зельдитцы никогда ничего подобнаго не дѣлали, да и въ семьѣ, къ которой принадлежитъ твоя мать, точно также строго относились къ чести.
   Барону удалось, наконецъ, оправиться и принять свой обычно-спокойный видъ.
   -- Ну, касательно этого пункта я вѣдь тоже не расхожусь съ тобой, сказалъ онъ съ улыбкой и протянулъ дядѣ руку. Можетъ быть, я не совсѣмъ тогда точно выразился... Ну, да однимъ словомъ между нашими взглядами -- полнѣйшее согласіе!...
   "Маленькій фрейгерръ" живо успокоился и въ свою очередь подалъ руку племяннику.
   Зельдитцъ какъ-то ловко съумѣлъ повернуть разговоръ въ другую сторону и, заговоривъ о чемъ-то другомъ, намекнулъ между прочимъ дядѣ, что надѣется овладѣть сердцемъ Эмми. Играя какъ-бы въ разсѣянности газетнымъ листомъ, гдѣ помѣщена была статейка о дуэли въ М*., онъ все крѣпче и крѣпче свертывалъ его и, когда мимо веранды пробѣжала охотничья собака фрейгерра, шутя бросилъ сверткомъ въ нее, какъ-бы метательнымъ копьемъ. Дѣло сдѣлано: дядя не увидитъ больше той статейки и вторично не прочтетъ ее.
   Миръ снова водворился. Старикъ избѣгалъ разговора о непріятномъ предметѣ, а баронъ убаюкивалъ себя мыслью, что дѣло такъ этимъ и кончилось. Конечно, племянникъ втихомолку злился на дядю, и злился именно за то, что тотъ слишкомъ строго осудилъ его пари, даже назвалъ его безчестнымъ поступкомъ... Сказать по правдѣ, Зельдитцъ никогда не любилъ старика, хотя фрейгерръ дѣлалъ ему чрезвычайно много добра: онъ давнымъ давно уже желалъ смерти дяди, и умри тотъ -- ни одной слезинки не упало-бы изъ глазъ его на гробъ старика... Да оно и понятно: баронъ всегда имѣлъ въ виду только свои выгоды, чувство состраданія къ ближнему было ему совершенно не знакомо.
   На другой день, утромъ, когда фрейгерръ былъ еще въ своей комнатѣ, слуга принесъ и положилъ ему на столъ, вмѣстѣ съ газетами, и нѣсколько писемъ. Старикъ, не торопясь, бралъ одно письмо за другимъ и, повертывая пакетъ, внимательно разсматривалъ адресъ и печать. Его просто забавляло угадывать содержаніе письма по внѣшнему его виду -- особенно по почерку, и онъ, напрактиковавшись въ этомъ, дѣйствительно пріобрѣлъ большой навыкъ въ такомъ угадываніи, сдѣлался прозорливымъ.
   Одинъ изъ пакетовъ привлекъ особенное его вниманіе: почтовый штемпель указывалъ, что письмо было изъ М*., но почеркъ, которымъ былъ написанъ адресъ, былъ незнакомъ фрейгерру. Въ городкѣ М* онъ не зналъ никого и вообще не имѣлъ никакихъ дѣлъ съ кѣмъ либо изъ тамошнихъ обывателей. Что-же такое могло-бы заключаться въ этомъ пакетѣ?... Онъ не могъ дать на это удовлетворительнаго отвѣта, а потому, не долго думая, распечаталъ его и принялся за чтеніе довольно обширнаго посланія.
   Пробѣжавъ нѣсколько строкъ, Маннштейнъ вдругъ сильно поблѣднѣлъ, провелъ рукою по лбу, какъ-бы желая увѣриться, что онъ не спитъ, и -- вскочилъ, не выпуская письма изъ руки, хотя рука дрожала... Взглядъ его обнаруживалъ сильное волненіе...
   Но вотъ, онъ снова сѣлъ, чтобы дочитать письмо, но это, какъ видно, стоило ему не мало усилій, потому что рука тряслась -- онъ едва удерживалъ исписанный листъ... Буквы скакали въ строчкахъ, въ глазахъ рябило, но фрейгерръ обладалъ крѣпкой волей: письмо прочитано было до конца.
   Письмо было отъ профессора Вертера. Онъ подробно описывалъ всю исторію пари Зельдитца, со всѣми его послѣдствіями, и называлъ по имени всѣхъ, участвовавшихъ въ этой исторіи.
   "Маленькій фрейгерръ" опять вскочилъ. Онъ былъ въ сильной тревогѣ. Повѣрить письму -- невозможно, но и сомнѣваться нельзя было: профессоръ подписался подъ письмомъ!... Физіономія старика совершенно измѣнилась:-- обыкновенной, прежней рѣзко насмѣшливой, но добродушной улыбки и слѣда не было; теперь лицо его приняло ожесточенный видъ, озабоченный, сильно-взволнованный... Онъ ходилъ взадъ и впередъ по комнатѣ, не зная, на что еще рѣшиться; трудно было ему остановиться на чемъ нибудь, потому что такимъ раздраженнымъ, сердитымъ онъ никогда еще не бывалъ... Сынъ сестры, родной племянникъ его, котораго онъ сдѣлалъ своимъ наслѣдникомъ -- поступилъ такъ... безсовѣстно!...
   Наконецъ, повидимому, рѣшившись на что-то, онъ кликнулъ лакея.
   -- Ступай къ господину барону и скажи ему, что я прошу пожаловать его сюда, приказалъ фрейгерръ и прибавилъ: -- "Живѣй!" потому что слуга, испугавшись выраженія лица барина, на секунду пріостановился.
   Лакей побѣжалъ прытко... Никогда еще не видѣлъ онъ "маленькаго фрейгерра" въ такомъ раздраженномъ состояніи.
   Маннштейнъ, съ крѣпко-сжатыми губами, съ письмомъ въ судорожно стиснутомъ кулакѣ., какъ стоялъ посреди комнаты, такъ и остался стоять въ ожиданіи появленія племянника.
   Племянникъ не замедлилъ явиться.
   -- Съ добрымъ утромъ, дядя! воскликнулъ Зельдитцъ непринужденно-веселымъ тономъ и -- вдругъ остановился въ испугѣ, замѣтивъ странное выраженіе лица старика.
   -- Что случилось? спросилъ онъ.
   -- Прочти вотъ это, холодно проговорилъ Маннштейнъ. Баронъ поблѣднѣлъ, пробѣжавъ глазами письмо Вертера... Этого онъ никакъ не ожидалъ! Теперь ему нужно было собрать все свое мужество и стойко держаться противъ дяди, строгость взглядовъ котораго была ему хорошо извѣстна.
   -- Отвѣчай мнѣ, сказалъ фрейгерръ тѣмъ-же невозмутимо-покойнымъ, холоднымъ тономъ.
   Зельдитцъ какъ-то медленно приподнялъ плечи.
   -- Къ сожалѣнію... это правда, отвѣтилъ онъ, но... я не ожидалъ, чтобы пари могло имѣть такія печальныя послѣдствія...
   Глазки Маннштейна засверкали, губы его судорожно передернуло; казалось -- онъ выросъ въ эти минуты, такъ была величава и внушительна его маленькая фигурка.
   -- Такъ ты вѣрно ожидалъ, что дѣвушка смѣяться станетъ надъ этой шуткой?! крикнулъ онъ.-- Не думалъ-ли ты, что у той, которую ты обманулъ, чести также мало, какъ у тебя?...
   -- Дядя!...
   Баронъ вздрогнулъ отъ послѣднихъ словъ старика.
   -- Я не долженъ, дядя, даже отъ тебя выслушивать подобныхъ фразъ... Не забывай, что я -- Зельдитцъ!
   "Маленькій фрейгерръ" въ упоръ посмотрѣлъ на него.
   -- А я -- Маннштейнъ, воскликнулъ онъ, поднявъ голову. Маннштейны всегда дорожили своею честью и строго смотрѣли за тѣмъ, чтобы никто изъ ихъ фамиліи не поступалъ безчестно!...
   -- Нѣтъ, я не могу больше выносить подобныхъ выраженій!
   -- Не можешь выносить?...
   Старикъ близко подошелъ къ барону.
   -- Да ты не думаешь-ли запугать меня? Ошибаешься!... Сначала я было порѣшилъ совершенно отказаться, отречься отъ тебя, но... передумалъ. Знаешь-ли ты, кто та дѣвушка, съ которой ты такъ безсовѣстно поступилъ? Чья она дочь?...
   -- Не знаю, съ оттѣнкомъ упрямства отвѣтилъ Зельдитцъ.
   -- Она -- дочь тайнаго совѣтника Штейна! Отецъ ея, честнѣйшій человѣкъ, былъ моимъ искреннимъ другомъ... И вотъ, съ его-то ребенкомъ поступилъ ты такимъ образомъ! Ты злодѣйски игралъ ея сердцемъ, какъ пустой игрушкой!.. Ступай-же: не ради тебя, но ради обманутой дѣвушки, для возстановленія чести ея -- я требую, чтобы ты женился на ней.
   -- Никогда не женюсь я на мѣщанкѣ, сказалъ баронъ.
   -- А!.. Такъ ты еще отказываешься? вспылилъ Маништейнъ. Да вѣдь ты... ты вполнѣ зависишь отъ меня! Вѣдь ты пропадешь безъ меня!.. Ну, хорошо-же. Теперь я вотъ что тебѣ скажу: если ты не исполнишь моего требованія, не жениться на ней, то я не дамъ тебѣ больше ни одного талера, да и послѣ смерти моей ты ничего отъ меня не получишь: завѣщаніе, которое я сдѣлалъ въ твою пользу, будетъ уничтожено, я составлю другое -- однимъ словомъ: лишу тебя наслѣдства!...
   Зельдитцъ закусилъ нижнюю губу; лицо его было блѣдно, а глаза глядѣли какъ-то сосредоточенно-пытливо, и въ нихъ было что-то угрожающее... Труденъ былъ выборъ для него.
   -- Зельдитцъ никогда не женится на мѣщанкѣ! повторилъ онъ.
   -- А Маннштейнъ даетъ честное слово въ томъ, что угрозу свою -- исполнилъ! воскликнулъ фрейгерръ. Даю тебѣ три дня на размышленіе, обдумай все хорошенько и помни, что Маннштейнъ никогда еще не нарушалъ даннаго имъ слова!
   Старикъ повернулся къ нему спиной. Баронъ торопливо вышелъ изъ комнаты.
   Зельдитцъ, обыкновенно всегда такой спокойный, разсудительный, чувствовалъ теперь, что въ головѣ его что-то смутно; одно только совершенно ясно сознавалъ онъ -- это то, что дядя исполнитъ свою угрозу, если не будетъ сдѣлано по его волѣ... Но баронъ былъ настолько высокомѣренъ, что при одной мысли жениться на мѣщанкѣ -- духъ его возмущался, и онъ готовъ былъ всѣмъ существомъ своимъ протестовать противъ такой женитьбы.
   -- О, никогда!.. Ни за что! восклицалъ онъ. Пусть старикъ лишаетъ меня наслѣдства!.. Что-жъ, развѣ я буду зависѣть отъ дяди, если женюсь на дочери Мальтэна?... Однако, какъ-бы не улетѣла эта помолвка въ трубу, если Эмми узнаетъ о пари?...
   Онъ провелъ рукою по лбу, какъ-бы желая смахнуть съ него что-то тяжелое, давящее... и затѣмъ выбѣжалъ изъ своей комнаты. Конюхъ, по приказанію его, осѣдлалъ ему лошадь. Спустя нѣсколько минутъ, Зельдитцъ уже мчался по дорогѣ въ столицу.
   Фрейгерръ, стоя у окна, смотрѣлъ вслѣдъ племяннику. Густыя, сѣдыя брови старика были мрачно сдвинуты... Онъ ничѣмъ не могъ ни оправдать, ни извинить поступка Зельдитца, потому что въ глазахъ его такое дѣяніе было, есть и будетъ всегда -- безчестнымъ. Баронъ былъ послѣднимъ представителемъ фамиліи Зельдитцъ, и неужели такой древній родъ могъ такъ низко пасть въ лицѣ этого "послѣдняго?"... Чѣмъ-же собственно гордился онъ, на что опиралось высокомѣріе его, если онъ могъ до такой степени пренебречь своею честью?...
   Маннштейнъ вспомнилъ тутъ и о несчастной дѣвушкѣ, которую свалила болѣзнь, а заболѣла-то она вслѣдствіе этого гнуснаго пари... Передъ умственнымъ окомъ фрейгерра всталъ образъ отца Эльзы, его бывшаго друга: глаза Штейна серьезно смотрѣли на него и такъ пристально, какъ будто просили о чемъ-то, какъ будто хотѣли сказать: "Заступись за мою дочь! Защити честь ея... Сынъ мой далеко... въ Италіи, а профессоръ уже старъ и слабъ... Ты одинъ можешь отмстить тому, кто сшутилъ такую подлую шутку"...
   -- Да, и я сдѣлаю это! воскликнулъ Маннштейнъ. Если-бы кто нибудь въ это мгновеніе заглянулъ въ глаза "маленькаго фрейгерра", то сейчасъ-бы увидѣлъ, что старикъ дѣйствительно рѣшилъ, какъ ему поступать, а что рѣшено имъ разъ, то и будетъ исполнено неуклонно.
   Онъ вышелъ изъ комнаты, надѣясь разсѣяться, развлечь себя обыденною своею дѣятельностью. Труды, занятія уже не разъ облегчали его въ тяжелыя, непріятныя минуты жизни, но нынче это средство какъ-то не помогало: нѣтъ-нѣтъ, да и вспомнитъ онъ о племянникѣ, о пари его... и опять сдѣлается ему досадно, и новыя раздражающія мысли взволнуютъ его...
   Старикъ хотя и былъ увѣренъ -- черезъ три дня баронъ объявитъ, что готовъ исполнить его требованіе -- жениться на Эльзѣ Штейнъ -- (да и какъ ему не согласиться на это, ему, вполнѣ зависящему отъ дяди!), однако, при этомъ онъ не могъ не чувствовать, что между нимъ и племянникомъ все кончено... разрывъ полный... и что этого уже ничѣмъ нельзя поправить. Еслибы Зельдитцъ въ одинъ годъ надѣлалъ долговъ на 50000 талеровъ -- фрейгерръ скорѣе простилъ-бы ему такой широкій кутёжъ, но... простить, предать забвенію содѣянное имъ въ М* -- этого онъ не могъ!...
   Возвратясь къ обѣду домой, Маннштейнъ спросилъ лакея: вернулся-ли баронъ и у себя-ли онъ въ комнатѣ?
   -- Господинъ баронъ поѣхалъ верхомъ но дорогѣ въ резиденцію и приказалъ мнѣ отправить туда всѣ его вещи, отвѣтилъ слуга.
   Фрейгерръ посмотрѣлъ на него удивленно, но сейчасъ-же спохватился...
   -- Ахъ, да, да! Я совсѣмъ и забылъ объ этомъ, проговорилъ онъ равнодушнымъ тономъ, чтобы лакей не заподозрилъ чего нибудь, и отправился въ свою комнату.
   Ужъ не совсѣмъ-ли уѣхалъ племянникъ?... Не вздумалъ-ли выставить противъ требованія дяди свое упорное высокомѣріе?.. А не думаетъ-ли онъ, можетъ быть, что на угрозу нечего обращать серьезно вниманія?.. Ну, тогда узнаетъ онъ, что и фрейгерръ тоже упрямъ, и уломать его нельзя ничѣмъ, коль скоро дѣло касается чести!...
   Ни одна черточка въ лицѣ "маленькаго фрейгерра" не обнаруживала того, что происходило въ немъ; онъ былъ только нѣсколько блѣднѣе обыкновеннаго, да за обѣдомъ едва прикоснулся къ кушаньямъ...
   Жизнь научила старика отказывать себѣ въ счастьи, но за то научила стойко переносить несчастья. Когда Маннштейнъ женился, пламеннымъ желаніемъ его было имѣть дѣтей, заботиться о нихъ, тщательно воспитать и затѣмъ оставить имъ состояніе свое, которое съ каждымъ годомъ увеличивалось. Въ такомъ счастьи ему было отказано... Потомъ онъ лишился жены, которую любилъ горячо, искренно; послѣ этого удара онъ нѣкоторое время тяготился жизнью, но снова ободрился, ожилъ и сталъ искать развлеченія, хозяйничая въ своемъ имѣніи.
   Маннштейнъ вообще никогда не обнаруживалъ своихъ чувствъ, и никто никогда не слышалъ, чтобы онъ жаловался на что нибудь; онъ не любилъ, чтобы ему соболѣзновали, не терпѣлъ "сочувствованій"... И въ данномъ случаѣ онъ остался вѣренъ себѣ. Никто изъ его прислуги, никто изъ помощниковъ его по управленію имѣніемъ и не подозрѣвалъ, что было у него iià сердцѣ: старикъ, какъ всегда, былъ серьезенъ, спокоенъ...
   Прошелъ этотъ день, а на другой -- къ фрейгерру прискакалъ верхомъ неожиданный гость: уже смеркалось, когда во дворъ усадьбы Маннштейна въѣхалъ ф. Мальтэнъ и, какъ видно, сильно чѣмъ-то взволнованный. Онъ соскочилъ съ лошади и бросилъ поводья подбѣжавшему конюху.
   Фрейгерръ, завидя гостя, поспѣшилъ къ нему навстрѣчу.
   -- Мальтэнъ, что съ вами?...
   Взволнованный видъ сосѣда сразу поразилъ его.
   -- Не здѣсь! Идемте туда... въ вашу комнату, проговорилъ Мальтэнъ и быстро пошелъ впередъ, такъ что Маннштейнъ долженъ былъ догонять его.
   Онъ продолжалъ распрашивать сосѣда, но тотъ молча ходилъ по комнатѣ и тогда только заговорилъ, когда поуспокоился.
   -- Сегодня утромъ отправился я верхомъ въ поле, началъ Мальтэнъ,-- тамъ у меня работаетъ нѣсколько новыхъ рабочихъ, по найму, такъ какъ мои не успѣваютъ справляться. Этимъ поденщикамъ я назначилъ хорошую плату и, понятно, сталъ требовать, чтобы они хорошо работали. Ну, вотъ, пріѣхалъ я туда и сейчасъ-же замѣтилъ, что они почти ничего не наработали... Когда я началъ дѣлать имъ выговоръ за это, нѣкоторые изъ нихъ подошли ко мнѣ и объявили, что совсѣмъ прекратятъ работу, если не будетъ назначена имъ болѣе высокая плата. Требованія свои выражали они дерзко... Тутъ подошли и остальные, заговорили то-же самое и окружили меня... Я не изъ трусливыхъ, ну, и не привыкъ, чтобы мнѣ что либо предписывали, да еще такимъ образомъ, а потому и отвѣтилъ имъ коротко, что увеличивать платы -- не намѣренъ, и что съ моей стороны помѣхи не будетъ., если они захотятъ прекратить работу. Они тотчасъ-же все и бросили, причемъ угрожать стали, но я преспокойно вернулся домой и ни слова не сказалъ женѣ и дочери о случившемся, чтобы не пугать ихъ изъ за пустяковъ, тѣмъ болѣе, что обѣ. онѣ намѣревались сегодня въ полдень уѣхать дня на два. Сегодря онѣ и уѣхали. Я даже проводилъ ихъ немного...
   -- И хорошо сдѣлали, замѣтилъ фрейгерръ: -- насколько я знаю жену вашу -- она совсѣмъ отказалась-бы отъ поѣздки, если-бы узнала объ этой исторіи!...
   Мальтэнъ, какъ кажется, не слышалъ замѣчанія Маннштейна, и продолжалъ:
   -- Я думалъ пріѣхать къ вамъ сегодня послѣ обѣда, чтобы сообщить о случившемся, и вотъ почему: они угрожали мнѣ, и изъ словъ ихъ я понялъ, что между моими рабочими и вашими существуетъ стачка, и что ваши -- заявятъ вамъ такія-же требованія...
   "Маленькій фрейгерръ" улыбнулся.
   -- Пусть попробуютъ, сказалъ онъ:-- отъ меня они съ тѣмъ-же отъѣдутъ, съ чѣмъ отъѣхали и отъ васъ!
   -- Постойте, Маннштейнъ! Дайте докончить. Я хотѣлъ выѣхать послѣ обѣда, но тутъ мнѣ какъ-то помѣшали, вслѣдствіе чего я и запоздалъ. Доѣхавъ до лѣса, я пустилъ лошадь шагомъ... Вдругъ подскакиваютъ ко мнѣ нѣсколько рабочихъ и останавливаютъ меня: они были съ дубинами, а у одного изъ нихъ, самого отчаяннаго, по имени -- Бартэльсъ, былъ даже пистолетъ!... Я ничуть не струсилъ, но когда одинъ нахалъ схватилъ мою лошадь подъ уздцы -- я огрѣлъ его хлыстомъ, далъ коню шпоры, двухъ сбилъ съ ногъ и поскакалъ, Они за мной... Раздались крики: "Стрѣляй!" "Нѣтъ, оставь его! Ужо, какъ назадъ поѣдетъ -- схватимъ!"... Вотъ ужъ какой оборотъ приняло дѣло!.. Маннштейнъ, дайте-ка мнѣ револьверъ или пару пистолетовъ -- я сейчасъ-же поѣду обратно и посмотрю, у кого изъ нихъ хватитъ храбрости напасть на меня... Первому смѣльчаку -- пулю въ лобъ!
   Глаза "маленькаго фрейгерра" во время этого разсказа разгорѣлись. Такъ и видно было, что въ немъ вспыхнуло желаніе сопутствовать другу и вмѣстѣ съ нимъ наказать озорниковъ... Но Маннштейнъ одумался.
   -- Мальтэнъ, вы этого не сдѣлаете, сказалъ онъ, положивъ руку на плечо друга.
   -- Нѣтъ, я именно такъ и поступлю! воскликнулъ Мальтэнъ, все еще не совсѣмъ уходившись. Вотъ я имъ покажу, какъ я ихъ испугался!...
   -- Послушайте, я вѣдь тоже не трусъ, что вамъ извѣстно, и однакоже я-бы не совѣтовалъ вамъ поступить такъ въ данномъ случаѣ... Неужели вы хотите вступить въ неравную борьбу? Сила -- на ихъ сторонѣ. Нѣтъ, вамъ не слѣдуетъ подвергать себя опасности, вы не должны забывать жены и дочери!...
   -- Но вѣдь они, все равно, станутъ ждать меня на дорогѣ...
   -- Пусть! А мы попытаемъ ихъ -- много-ли у нихъ терпѣнія? Эту ночь вы проведете у меня.
   -- Нельзя.
   -- Почему-же нельзя? Развѣ вы опасаетесь, что работники осмѣлятся проникнуть въ ваше жилище?...
   -- Нѣтъ, этого-то не можетъ быть, потому-что они собственно злы только на меня одного...
   -- И прекрасно! Васъ-то я и оставляю здѣсь! воскликнулъ "маленькій фрейгерръ".-- Нѣтъ, Мальтэнъ, въ самомъ дѣлѣ, прошу васъ, прошу какъ другъ, послѣдуйте моему совѣту! Въ настоящемъ дѣлѣ я хладнокровнѣе васъ, разсудительнѣе...
   -- Люди мои тоже будутъ меня ждать...
   -- Я пошлю туда человѣка съ вашей запиской: вы напишите вашему управляющему, чтобы онъ смотрѣлъ въ оба, ну-съ, а завтра я самъ провожу васъ домой!.. Если-же рабочіе и завтра осмѣлятся напасть на насъ -- узнаютъ тогда они, что Мальтэнъ и Маннштейнъ -- крѣпкіе союзники, узнаютъ, что Маннштейнъ вовсе еще не такъ старъ, какъ имъ, можетъ быть, это кажется!.. Нуже, по рукамъ!...
   И фрейгерръ протянулъ руку своему другу.
   -- Ну, хорошо, произнесъ послѣ небольшаго колебанія Мальтэнъ,-- я согласенъ. Да, намъ нужно дѣйствовать за одно, да и дѣлу-то этому не слѣдуетъ заходить далѣе...
   -- И такъ, чтобы ни случилось -- я союзникъ вашъ, объявилъ Маннштейнъ и прибавилъ: а теперь пойдемте-ка на веранду! Тамъ, знаете, и винцо кажется какъ-то вкуснѣе!... Очень я радъ, что есть у меня сегодня собесѣдникъ! Днемъ-то мнѣ, слава Богу, есть чѣмъ развлечься, а вотъ вечера частенько кажутся мнѣ предлинными; не всегда бываетъ охота заняться чтеніемъ.
   -- Ну, а племянникъ-то вашъ -- развѣ ужъ уѣхалъ? Его нѣтъ здѣсь? спросилъ Мальтэнъ.
   -- Онъ вернулся въ столицу.
   -- Уѣхалъ -- и даже со мной не простился?!..
   -- Да онъ, вѣроятно, завтра-же сюда пріѣдетъ, сказалъ Маннштейнъ и поспѣшилъ на веранду, чтобы замять какъ нибудь этотъ весьма непріятный для него разговоръ.
   Лакею отдано было приказаніе подать туда вино, что и было исполнено, а затѣмъ "фрейгерръ распорядился, чтобы въ его собственной спальнѣ приготовили гостю постель.
   И вотъ, старинные друзья помѣстились на верандѣ у столика, другъ противъ друга "маленькій фрейгерръ", какъ не старался, однако-же не могъ скрыть мрачнаго настроенія духа...
   -- Да что съ вами, Маннштейнъ? спросилъ наконецъ Мальтэнъ, котораго поразилъ необыкновенно-серіезный видъ хозяина.
   Но старикъ медлилъ отвѣтомъ... Однако, поступокъ Зельдитца не могъ быть тайной для его друга и -- и фрейгерръ разсказалъ ему все...
   -- И такъ, благодаря всему этому, любимая мечта моя разбита, прибавилъ онъ. Да, я думалъ, надѣялся, что племяннику моему удастся овладѣть сердцемъ вашей дочери... И, если-бы наши имѣнья попали, такимъ образомъ, въ однѣ, руки, то вѣдь по богатству обладатель ихъ могъ-бы поспорить съ любымъ владѣтельнымъ лицомъ въ странѣ!.. Я желалъ этого, но племянникъ мой сдѣлалъ то, что желаніе это уже не можетъ теперь осуществиться... Мнѣ оставалось только одно: принять всѣ зависящія отъ меня мѣры для возстановленія чести несчастной дѣвушки... Надѣюсь, Мальтэнъ. насчетъ этого вы согласны со мной?...
   Мальеэнъ былъ чрезвычайно удивленъ такою новостью. Вѣдь и ему тоже хотѣлось, чтобы Зельдитцъ былъ его зятемъ!... Это такъ его поразило, что онъ ни съ разу могъ отвѣтить своему другу.
   -- Да, вы правы... правы! наконецъ произнесъ Мальтэнъ въ сильномъ волненіи.-- Но что-же вы предпримете, если баронъ не подчинится вашимъ требованіямъ, не согласится на ваши условія? Вы и въ самомъ дѣлѣ тогда лишите его наслѣдства?...
   -- Лишу, отвѣтилъ фрейгерръ рѣшительнымъ тономъ.-- Поступокъ его я считаю безчестнымъ. Если онъ не захочетъ его загладить, искупить свой грѣхъ -- рѣшеніе мое непоколебимо. Я не могу допустить, чтобы имѣніе мое. все мое добро попало въ руки человѣка, который до такой степени забылъ о своей чести... Я горжусь тѣмъ, что имя мое ничѣмъ не запятнано, а вѣдь онъ -- сынъ сестры моей!...
   -- Сурово, но справедливо, проговорилъ Мальтэнъ послѣ небольшаго молчанія.-- Что-жъ, дали вы ему время подумать объ этомъ?..
   -- Да. Завтра вечеромъ онъ долженъ дать мнѣ рѣшительный отвѣтъ.
   -- Надѣетесь-ли вы, что онъ послушается васъ?..
   -- Надѣюсь. Вѣдь если я отрекусь отъ него, то чѣмъ-же ему тогда жить? Вѣдь онъ рѣшительно ничего не имѣетъ...
   -- Такъ. Но, Маннштейнъ, вы, можетъ быть, упустили изъ виду одно обстоятельство: рѣшится-ли дѣвушка, которую племянникъ вашъ такъ жестоко оскорбилъ, отдать ему свою руку?...
   -- Нѣтъ, я и объ этомъ подумалъ, отвѣтилъ фрейгерръ.-- Если онъ вполнѣ подчинится моей волѣ, то я тогда принимаю на себя посредничество въ этомъ дѣлѣ... Вѣдь я былъ въ тѣсной дружбѣ съ отцомъ этой дѣвушки!... Конечно, гдѣ ужъ ей любить его, но я все-таки не теряю надежды уговорить ее обвѣнчаться съ нимъ только для того, чтобы называться баронессою ф. Зельдитцъ и затѣмъ -- жить съ мужемъ врозь. Разумѣется, ей нужны будутъ средства, чтобы жить сообразно своему званію, нсьужъ объ этомъ позабочусь я; послѣ смерти моей она также должна быть независимой отъ мужа. Все мое имущество я раздѣлю между ними...
   Долго еще сидѣли они, бесѣдуя объ этомъ, потомъ поговорили и о томъ, какъ-бы лучше покончить дѣло съ рабочими, но такъ какъ стало уже довольно поздно, то хозяинъ повелъ гостя, друга своего, въ спальню, пригласивъ его лечь тамъ и успокоиться.
   -- Да вѣдь это ваша постель, Маннштейнъ! Нѣтъ, я тутъ не лягу, я не хочу стѣснять васъ! воскликнулъ Мальтэнъ.
   -- Вы останетесь здѣсь, возразилъ фрейгерръ. Видите-ли, у меня остальныя комнаты не совсѣмъ въ порядкѣ, ну, а мнѣ хочется доказать вамъ, какъ радъ я тому, что вы нынче заночуете подъ моей кровлей!.. И такъ, доброй ночи!
   Онъ поспѣшно вышелъ изъ своей спальни и отправился въ ту комнату, которую обыкновенно занималъ Зельдитцъ. Долго еще ходилъ тамъ старикъ, наконецъ усталъ и легъ.-- Комната эта находилась совсѣмъ въ противуположной сторонѣ отъ спальни фрейгерра... Заснулъ онъ; прошло можетъ быть два три часа, какъ вдругъ гдѣ-то глухо раздался выстрѣлъ... Маннштейнъ проснулся, вскочилъ и сталъ прислушиваться, но... все было тихо. Однако, трескъ выстрѣла разбудилъ его, и ему показалось, что стрѣляли не внѣ дома, а внутри... Но онъ и вѣрить этому не хотѣлъ: вѣдь онъ спалъ... проснулся... развѣ такъ трудно ошибиться?.. Впрочемъ, чтобы успокоиться, убѣдиться въ ошибкѣ, онъ позвонилъ. Слуга не замедлилъ явиться -- лицо его выражало испугъ.
   -- Ты слышалъ выстрѣлъ? спросилъ фрейгерръ.
   -- Слышалъ-съ.
   -- Гдѣ-жъ онъ раздался?
   -- Тутъ... въ домѣ-съ... и какъ будто выстрѣлили въ нашей комнатѣ...
   -- Пустяки какіе! Это невозможно!
   Однако, Маннштейнъ вскочилъ съ постели.
   -- Да ты не ошибся-ли?... Тебя выстрѣлъ разбудилъ -- ты спалъ?
   -- Да-съ, ну, а какъ вскочилъ, такъ и побѣжалъ къ вашей комнатѣ... Только тамъ все было тихо.
   -- Ну, конечно! Господинъ Мальтэнъ спитъ себѣ тамъ, преспокойно, сказалъ фрейгерръ:-- видно, оба мы ошиблись, ослышались...
   -- Нѣта-съ, вонъ и ключница тоже слышала, что выпалили въ самомъ дѣлѣ, замѣтилъ лакей.
   Въ это время на дворѣ, передъ домомъ, раздались голоса. Маннштейнъ отворилъ окно и поглядѣлъ, что тамъ такое. Двое управляющихъ и конюхъ стояли у двери: оказалось, что ихъ разбудилъ выстрѣлъ, вслѣдствіе чего они и поспѣшили сюда. Эти люди тоже утверждали, что выстрѣлъ былъ сдѣланъ не внѣ дома, а внутри его...
   Страхъ обуялъ "маленькаго фрейгерра". Живо одѣвшись, онъ отправился въ сопровожденіи слуги въ свою комнату. Дойдя до двери, онъ остановился... Тамъ, за дверями, все было тихо.... Взявшись за ручку замка, онъ увидѣлъ, что дверь была заперта изнутри.
   -- Мальтэнъ! кликнулъ Маннштейнъ.
   Отвѣта не послѣдовало. Тогда онъ постучался... Таже тишина... Онъ застучалъ сильнѣе, но Мальтэнъ и тутъ не откликнулся... Фрейгерръ поблѣднѣлъ; какъ ошеломленный простоялъ онъ нѣсколько секундъ, казалось -- силы оставили его. Оправившись, старикъ побѣжалъ въ садъ, чтобы оттуда, черезъ веранду, пробраться въ свою комнату... Дверь на веранду была полуотворена, что сразу поразило его.
   -- Это что такое? произнесъ онъ въ испугѣ.
   Взявъ у лакея свечку, фрейгерръ бросился въ спальню, прямо къ постелѣ, на которой спалъ его другъ, и -- въ ужасѣ отскочилъ, едва не выронивъ подсвѣчника.
   -- О, Господи! воскликнулъ онъ, хватаясь лѣвой рукой за край стола, чтобы удержаться на ногахъ...
   Дѣйствительно, картина, которую увидѣлъ онъ теперь, была потрясающаго свойства: почти вся постель залита была кровью, а на постелѣ неподвижно лежалъ Мальтэнъ... Выстрѣлъ поразилъ его въ голову.
   Маннштейнъ скоро оправился, стряхнулъ съ себя слабость и, снова подойдя къ постелѣ, приподнялъ руку друга... Рука повисла и затѣмъ тяжело упала... Онъ сталъ звать Мальтэна по имени, но Мальтэнъ ничего не отвѣтилъ ему, даже не шевельнулся; лицо его было спокойно, оно какъ будто застыло... ни искорки жизни...
   -- Застрѣленъ... убитъ! воскликнулъ фрейгерръ и закрылъ глаза рукой... Казалось, онъ не могъ дольше выносить такого зрѣлища; ему какъ будто нужно было еще свыкнуться съ такою ужасною мыслью...
   Прошло нѣсколько секундъ... Онъ открылъ глаза и сталъ глядѣть на покойника, на бывшаго стариннаго, вѣрнаго своего друга... Потомъ взглядъ его скользнулъ по комнатѣ... Онъ думалъ -- не брошено-ли гдѣ нибудь оружіе, которымъ совершено преступленіе, но никакаго огнестрѣльнаго оружія въ спальнѣ не оказалось... И такъ, Мальтэнъ не самъ лишилъ себя жизни, а былъ убита кѣмъ-то... Мысль найти убійцу оживила "маленькаго фрейгерра", снова возбудивъ въ немъ жажду къ дѣятельности.
   -- Обыскать весь садъ! Осмотрѣть всю окрестность! крикнулъ онъ управляющимъ. Соберите всѣхъ работниковъ... Ни одного уголка, ни одного куста безъ обыска!... Маршъ!..
   Маннштейнъ и самъ хотѣлъ идти вмѣстѣ съ ними, по силы измѣнили ему: ноги какъ-то ослабѣли, колѣни дрожали, и онъ принужденъ былъ опуститься на стулъ, иначе-бы, пожалуй, упалъ. Конюху отдано было приказаніе сейчасъ-же ѣхать верхомъ въ городъ за докторомъ и объявить тамъ кому слѣдуетъ о случившемся.
   -- Ты бери мою лошадь! крикнулъ онъ ему вслѣдъ:-- гони и въ хвостъ и въ голову, если издохнетъ -- не бѣда! Живѣй!...
   По приказанію фрейгерра, въ комнатѣ, гдѣ лежалъ покойникъ, было зажжено нѣсколько свѣчей, и онъ одинъ остался въ ней, какъ-бы на стражѣ. Согнувшись, смотря куда-то вдаль, неподвижно сидѣлъ старикъ, и только изрѣдка, съ выраженіемъ глубокой печали, взглядъ его останавливался на усопшемъ другѣ... Мальтэнъ въ первый разъ въ жизни остался у него ночевать -- и вотъ, какъ пагубна была для него эта ночь!... Но кто-же могъ совершить такое страшное дѣло?... И Маннштейнъ снова тщательно осмотрѣлъ всю комнату... Нѣтъ, все на мѣстѣ, все цѣло... Значитъ, убійца дѣйствовалъ не изъ корысти, а скорѣе изъ ненависти, онъ мстилъ за что-то... Не тѣ-ли рабочіе привели въ исполненіе свою угрозу?... Но неужели они слѣдовали за нимъ по пятамъ, явились даже сюда и такъ тщательно слѣдили за Мальтэномъ, что могли узнать, что онъ будетъ спать въ этой комнатѣ?... Правда, Мальтэнъ говорилъ ему, что одинъ изъ озорниковъ, напавшихъ на него въ лѣсу, имѣлъ при себѣ пистолета... Такъ не этота-ли работникъ и убилъ его?...
   У "маленькаго фрейгерра" голова вообще была свѣтлая, но теперь онъ самъ чувствовалъ, что мозгъ его какъ-то отяжелѣлъ и мысли что-то плохо вяжутся... Вѣдь это онъ... онъ самъ убѣдилъ, уговорилъ друга переночевать здѣсь!.. Мальтэнъ остался и -- погибъ въ этомъ домѣ, въ домѣ Маннштейна!... А семейство Мальтэна?.. Жена и дочь его даже и не подозрѣвали еще, какая бѣда случилась... Ну, если услышатъ онѣ какъ нибудь объ этомъ, то вѣдь такой неожиданный ударъ можетъ убить ихъ!... Фрейгерръ сознавалъ, что онъ обязанъ былъ какъ можно осторожнѣе подготовить вдвову Мальтэна и дочь его къ принятію такого извѣстія, но онъ не зналъ, какъ именно устроить это. Взять на себя такую трудную задачу -- старикъ не могъ: у него не хватило-бы на это силы... Подумавъ, онъ послалъ въ усадьбу Мальтэна за его управляющимъ. Управляющій этотъ, какъ человѣкъ образованный, могъ хорошо выполнить его порученіе... Пусть онъ и отправится къ госпожѣ Мальтэнъ...
   Люди обыскали дворъ, весь садъ, но никого не нашли. Объ этомъ доложилъ фрейгерру одинъ изъ управляющихъ. Фрейгерръ молча махнулъ рукой, чтобы онъ удалился... Ему хотѣлось остаться совершенно наединѣ съ самимъ съ собою. И вотъ, опять сталъ онъ ломать голову надъ вопросомъ: кто-бы могъ совершить такое злодѣйство?... Вдругъ какая-то мысль, подобію молніи, мелькнула въ его головѣ, и онъ почти оцѣпенѣлъ... потомъ вскочилъ... его трясло какъ въ лихорадкѣ...
   -- Нѣтъ... нѣтъ! Этого не можетъ... не можетъ быть! громко произнесъ онъ и снова опустился на стулъ.
   Заря уже занялась; небо на востокѣ заалѣло и становилось все ярче и румянѣе; вотъ, и первые лучи солнца ударили въ окно и золотистыми пятнами легли на стѣнѣ комнаты... Но фрейгерръ ничего этого не видѣлъ: онъ сидѣлъ неподвижно, устремивъ куда-то впередъ пристальный взглядъ. Прошло всего нѣсколько часовъ, а казалось что годы пролетѣли надъ его головой, такъ онъ вдругъ постарѣлъ, одряхлѣлъ... Прежняя живость его какъ будто разомъ исчезла куда-то...
   Къ крыльцу дома быстро подъѣхала карета и остановилась. Изъ нея вышли: коронный прокуроръ Ригель, судебный врачъ -- докторъ Биндэль и слѣдователь Питта. Маннштейнъ зналъ ихъ всѣхъ лично.
   Прокуроръ пригласилъ фрейгерра разсказать все, что было ему извѣстно по "сему дѣлу".
   -- Въ комнатѣ ничего не трогали? Все осталось какъ было? Трупъ лежитъ въ томъ-же положеніи, въ какомъ вы его нашли? спросилъ Ригель.
   -- Да. Я самъ все время пробылъ въ комнатѣ, дабы никто изъ постороннихъ не могъ войти. Я только взялъ, приподнялъ руку убитаго... Мнѣ не вѣрилось, что онъ уже мертвъ...
   -- Оружія не нашли вы?
   -- Нѣтъ.
   -- Слѣдовательно, о самоубійствѣ не можетъ быть и рѣчи, замѣтилъ прокуроръ.
   -- Да тутъ самоубійства и быть не могло, прибавилъ фрейгерръ:-- мой другъ, Мальтэнъ, не посягнулъ-бы на свою жизнь... Жилъ онъ, можно сказать, въ самой счастливой обстановкѣ; у него не могло быть ни малѣйшаго повода поступить такъ съ собою.. Онъ также не могъ сдѣлать этого въ припадкѣ меланхоліи, потому что никакихъ признаковъ болѣзни этой я никогда не замѣчалъ въ немъ. Много лѣтъ были мы съ нимъ въ дружбѣ, и я могу сказать, что онъ всегда пользовался наилучшимъ здоровьемъ, какъ въ физическомъ, такъ и въ нравственномъ отношеніи. Прибавлю еще, что онъ питалъ ко мнѣ полное довѣріе, а потому, если-бы что нибудь омрачало его существованіе, онъ навѣрно сообщилъ-бы мнѣ объ этомъ.
   -- Не пропало-ли что нибудь изъ комнаты? Всѣ-ли вѣщи тутъ цѣлы?..
   -- Все цѣло. Эта комната, собственно говоря, спальня моя, мой жилой покой, поэтому каждая вещь въ ней хорошо мнѣ знакома и, если-бы что нибудь исчезло -- я-бы сейчасъ-же это замѣтилъ.
   Прокуроръ взглянулъ на столикъ, стоящій около кровати. На столикѣ лежали золотые часы Мальтэна.
   -- Гм, что-то загадочно, произнесъ онъ: -- грабежа тута не было, значить -- убійство совершено вслѣдствіе какихъ-то иныхъ побужденій... Не можете-ли вы указать мнѣ на какія либо данныя въ пользу такого соображенія?.. Нѣтъ-ли хоть какихъ нибудь слѣдовъ убійцы? Не имѣете-ли вы на кого нибудь подозрѣнія?
   Фрейгерръ не сейчасъ отвѣтилъ. Помолчавъ немного, онъ разсказалъ о томъ, что сообщилъ ему Мальтэнъ о своей ссорѣ съ рабочими, о столкновеніи съ ними въ лѣсу и о томъ, какъ рабочіе угрожали ему, причемъ прибавилъ, что у одного изъ работниковъ былъ пистолета.
   -- А -- а, вотъ мы, кажется, и попали на прямую дорожку! воскликнулъ Ригель. Извѣстны-ли вамъ имена этихъ рабочихъ?
   -- Нѣтъ, неизвѣстны, отвѣтилъ Маннштейнъ.
   -- Ничего! Вы, господинъ слѣдователь, конечно, легко розыщете ихъ, обратился прокуроръ къ Питту. Пожалуйста, заарестуйте всѣхъ, имѣвшихъ дерзость напасть въ лѣсу на г. фонъ Мальтэна. Вотъ, право, прекрасный случай! Надо этимъ воспользоваться, чтобы наконецъ какъ слѣдуетъ приструнить рабочихъ! Народецъ этотъ становится все нахальнѣе и смѣлѣе, а законъ, къ сожалѣнію, мало даетъ намъ простора въ дѣлахъ по рабочему вопросу.
   Слѣдователь обѣщался заарестовать всѣхъ.
   Врачъ приступилъ къ осмотру трупа. Оказалось, что пуля попала въ високъ, а потому смерть, по мнѣнію врача, должна была послѣдовать почти мгновенно.
   -- Выстрѣлъ былъ сдѣланъ на весьма близкомъ разстояніи, чуть-ли не въ упоръ, замѣтилъ докторъ Биндэль:-- волосы вотъ тутъ отчасти опалены и високъ почернѣлъ.
   -- Онъ уже, вѣроятно, спалъ и былъ убитъ во снѣ, сказалъ прокуроръ.
   -- Да, это весьма возможно; даже, вѣроятно, такъ оно и было, хотя доказать этого нельзя, отвѣтилъ докторъ:-- положеніе тѣла такое покойное... обыкновенно, человѣкъ спящій принимаетъ такое положеніе.
   -- Пуля еще въ головѣ? спросилъ Питта.
   -- Да, она тамъ.
   Биндэль уже изслѣдовалъ рану зондомъ.
   -- Мнѣ было-бы весьма желательно, заговорилъ слѣдователь, если-бы вы постарались достать ее. Пуля можетъ оказать существенную услугу при розыскѣ убійцы.
   -- Но убійцу, полагаю я, нечего искать, такъ какъ онъ уже открытъ: убійство совершено рабочимъ, замѣтилъ прокуроръ.
   -- Хорошо; но тогда пуля будетъ уликой противъ него, сказалъ Питтъ: -- вѣдь вы знаете, что подобные люди любятъ запираться; они рѣдко сознаются въ своей винѣ.
   Доктору удалось, хотя и не безъ труда, вынуть пулю. Она была довольно маленькая. Слѣдователь завернулъ ее тщательно въ бумажку и спряталъ въ карманъ, а затѣмъ обратился къ фрейгерру съ вопросомъ:
   -- Вы упомянули, что эта дверь -- дверь на веранду, была полуотворена, когда вы ночью, тотчасъ-же послѣ, выстрѣла, явились сюда?
   -- Да, это совершенно вѣрно, отвѣтилъ фрейгерръ.
   -- Дверь эта не запиралась на ночь?
   -- Я задвигалъ ее изнутри маленькой задвижкой -- вотъ этой самой.
   Слѣдователь подошелъ къ двери и тщательно осмотрѣлъ задвижку.
   -- Она слабо задвигается, замѣтилъ онъ.
   -- Мнѣ и въ голову никогда не приходило, чтобы тутъ нужна была болѣе крѣпкая задвижка, сказалъ Маннштейнъ.
   -- Не извѣстно-ли вамъ -- была задвинута эта задвижка въ прошлую ночь?
   -- Ну, насчетъ этого ничего положительнаго сказать вамъ не могу. Это для меня загадка... Я уже думалъ объ этомъ, но разгадать не могъ... Вчера вечеромъ сидѣли мы оба на верандѣ и потомъ отправились спать. Я проводилъ Мальтэна въ эту комнату и, по привычкѣ, мимоходомъ, задвинулъ задвижку у двери на веранду.
   -- Это вы хорошо помните?
   -- Хорошо помню.
   -- Но въ такомъ случаѣ, какимъ-же образомъ дверь эту отворили съ веранды, не повредивъ задвижки? возразилъ прокуроръ.
   -- Можетъ быть самъ Мальтэнъ отворялъ послѣ дверь, можетъ быть онъ выходилъ, но забылъ потомъ запереть, замѣтилъ фрейгерръ.
   -- Да, едва-ли и возможно тутъ другое предположеніе, прибавилъ Ригель.
   Слѣдователь въ это время нѣсколько разъ запиралъ дверь, задвигая и отодвигая задвижку.
   -- А можетъ быть, и возможно, проговорилъ онъ... Прокуроръ посмотрѣлъ на него и спросилъ:
   -- Какое-же? Не забудьте, г. слѣдователь, что другая дверь, изъ гостинной, была тоже заперта на задвижку, бкна были затворены, ну, а другаго входа -- нѣтъ. Если только убійца не сидѣлъ спрятавшись въ этой самой комнатѣ, то ему, чтобы попасть сюда, необходимо было войти черезъ эту дверь.
   -- Почему-же необходимо? Я этого не вижу еще, возразилъ Питтъ. Сообразите слѣдующее обстоятельство: убійца вошелъ не черезъ эту дверь, а другую, изъ гостиной; та дверь не была заперта ни на ключъ, ни на задвижку; но, войдя, онъ самъ задвинулъ задвижку; чтобы никто не могъ изъ внутреннихъ комнатъ попасть сюда и для того еще, чтобы выиграть время, убѣжать безпрепятственно... Затѣмъ, выстрѣливъ въ г. Мальтэна, онъ убѣжалъ уже черезъ эту дверь, которая ведетъ прямо на веранду, а слѣдовательно -- въ садъ; разумѣется, онъ долженъ былъ отодвинуть задвижку... Оттогото дверь и оказалась полуотворенною...
   -- Хорошо, но въ такомъ случаѣ убійца запрятался гдѣ нибудь здѣсь, въ самомъ домѣ,!? воскликнулъ фрейгерръ. Я ни за что, никогда этому не повѣрю! За моихъ людей -- ручаюсь: никто изъ нихъ не способенъ на такое дѣло, да кромѣ того всѣ они любили Мальтэна!...
   -- Соглашаюсь съ вами. Я никого и не обвиняю. Я хотѣлъ только указать на такую возможность, заговорилъ слѣдователь,-- но по моему убѣжденію убійца вошелъ именно черезъ эту дверь -- ведущую на веранду, хотя она и была заперта на задвижку... Я выйду на веранду. Потрудитесь, пожалуста, заперетъ за мною дверь.
   Онъ вышелъ. Дверь за нимъ затворили и заперли на задвижку. Однако, плотно нельзя было затворить ее: отъ солнца она ссохлась настолько, что черезъ широкую щель хорошо можно было видѣть задвижку. Питтъ, остріемъ ножа, осторожно и безъ особеннаго труда отодвинулъ ее и -- дверь отворилась.
   Присутствующихъ это чрезвычайно удивило.
   -- Я думаю, что дверь была отперта именно такимъ образомъ, замѣтилъ улыбаясь судебный слѣдователь. Конечно, тутъ надо предположить, что кто либо изъ рабочихъ хорошо зналъ ее, зналъ, что она запирается на задвижку, потому что ночью не могли-же они все это разглядѣть... Позвольте мнѣ, господинъ фрейгерръ, предложить еще одинъ вопросъ: вы, кажется, сказали, что обыкновенно сами спите въ этой комнатѣ?...
   "Маленькій фрейгерръ" сдѣлалъ нѣсколько шаговъ въ сторону... Казалось -- вопросъ слѣдователя смутилъ его.
   -- Да, это моя жилая комната; я и сплю въ ней, отвѣтилъ онъ.
   -- Но почему гость вашъ спалъ въ вашей спальнѣ?
   -- Прочія комнаты у меня не совсѣмъ въ порядкѣ...
   -- Зналъ-ли кто нибудь, что вы уступили гостю свою комнату?
   -- Лакей мой только и зналъ.
   Питта призадумался и замолчалъ...
   -- Но я готовъ чѣмъ угодно поручиться за моего слугу, что дѣло это не имъ совершено, прибавилъ фрейгерръ, котораго какъ-то непріятно поразило молчаніе слѣдователя.
   -- Вѣрю вамъ. Меня удивляетъ только одно обстоятельство: какимъ образомъ рабочіе могли узнать, что г. фонъ Мальтэнъ спитъ именно въ этой комнатѣ?...
   -- Господинъ слѣдователь! Вы, кажется, уже убѣждены въ невинности рабочихъ? воскликнулъ прокуроръ съ нѣкоторой досадой.-- Но развѣ такъ трудно предположить, напримѣръ, что они, спрятавшись въ саду, наблюдали за гг. Маннштейномъ и Мальтэномъ, сидѣвшими на верандѣ? И потомъ, развѣ рабочіе не могли подглядѣть, что г. Мальтэнъ остался въ этой комнатѣ?.. Полагаю, что такое предположеніе правдоподобно.
   Питтъ выслушалъ это совершенно спокойно, только на губахъ его играла легкая улыбка.
   -- Предположить это возможно, но., это не совсѣмъ правдоподобно, замѣтилъ онъ и сейчасъ-же прибавилъ:-- Я вѣдь только стараюсь разъяснить себѣ суть дѣла, разсѣять нѣкоторыя свои сомнѣнія... Напримѣръ, мнѣ кажется что-то невѣроятнымъ, чтобы рабочіе пробрались сюда съ цѣлью застрѣлить г. Мальтэна: къ огнестрѣльному оружію они непривычны... Они скорѣе палками или просто кулаками убили-бы его. Убивать изъ ружья или пистолета -- тутъ нужно довольно таки смѣлости: вѣдь убійца долженъ-же былъ знать, что выстрѣлъ его подыметъ на ноги весь домъ?...
   Прокуроръ пожалъ плечами.
   -- Да, но вѣдь возможно также, что убійца, будучи взволнованъ, вовсе и не соображалъ этого. Идя на такое дѣло, никто не можетъ быть вполнѣ хладнокровнымъ, разсудительнымъ...
   Слѣдователь ничего на это не сказалъ, а обратившись къ фрейгерру -- спросилъ:
   -- Напали-ли вы на какой нибудь слѣдъ убійцы?
   -- Слѣдовъ -- никакихъ. Я тотчасъ отдалъ приказаніе моимъ управляющимъ и всей прислугѣ, обыскать не только дворъ, садъ весь, но и окрестности... Однако, они вернулись ни съ чѣмъ...
   -- Конечно, вы поступили такъ вполнѣ естественно, но мнѣ жаль все-таки, что распорядились вы именно такимъ образомъ: по всѣмъ вѣроятіямъ, настоящіе слѣды преступника теперь уничтожены, сглажены цѣлой толпой вашихъ людей... Тѣмъ не менѣе, я еще хорошенько осмотрю весь садъ.
   Лакей слышалъ весь этотъ разговоръ, а потому извѣстіе, что фонъ Мальтэна застрѣлили рабочіе -- быстро разнеслось по всему имѣнію Маннштейна. Одинъ изъ батраковъ явился къ фрейгерру и объявилъ; что желаетъ поговорить съ судебнымъ слѣдователемъ. Питтъ сейчасъ-же позвалъ его. Работникъ разсказалъ, какъ вечеромъ, послѣ трудовъ, побѣжалъ онъ въ сосѣднюю деревню, чтобы повидаться тамъ съ своей "душенькой". Пробѣгая лѣсомъ, онъ замѣтилъ кучку рабочихъ, которые были наняты г. Мальтэномъ. Возвращаясь домой уже ночью и боясь снова повстрѣчаться съ тѣми рабочими въ лѣсу, онъ пошелъ по другой дорогѣ, но около усадьбы, почти за садомъ, опять столкнулся съ ними. Прокуроръ также выслушалъ этотъ разсказъ.
   -- А -- а! вырвалось у него невольно.
   -- Что-жъ, удивились вы тому, что встрѣтили этихъ людей около сада? спросилъ слѣдователь.
   -- Удивился.
   -- Ну, и что-жъ вы подумали?
   -- Да подумалъ, что это они, вѣрно, фрукты пришли воровать... Это за ними водится.
   -- Отчего-же вы не сказали объ этомъ вашему господину или управляющему?
   -- Да дѣло-то было ночью... Будить ихъ не хотѣлось, ну, и вотъ тоже самъ, значитъ, поздно оттуда пришелъ... Нашъ управляющій этого не любитъ; то есть чтобы -- поздно...
   -- Не смотрѣли вы за этими рабочими?
   -- Не смотрѣлъ, потому какъ я проходилъ мимо нихъ -- они сейчасъ и укрылись за ивнякомъ, а я пошелъ въ конюшню и лёгъ спать.
   -- Сколько было ихъ?
   -- Да такъ -- человѣкъ пять-шесть.
   -- Не признали-ли кого нибудь изъ нихъ?
   -- Только двухъ призналъ.
   -- Назовите по именамъ.
   -- Одинъ-то -- Бартэльсъ, а другой -- Ланггофъ.
   -- Вотъ, теперь и я припоминаю, заговорилъ фрейгерръ:-- Мальтэнъ говорилъ, что именно Бартэльсъ имѣлъ при себѣ пистолетъ.
   -- Видѣли вы у Бартэльса пистолетъ? спросилъ слѣдователь работника.
   -- Не видѣлъ. Темно было... Да я и не останавливался.
   -- А въ которомъ часу возвращались вы домой?
   -- Ужъ, право, не знаю... Полагать надо -- эдакъ около двѣнадцати.
   -- Въ какое именно время раздался выстрѣлъ? обратился Питтъ къ фрейгерру.
   -- Въ половинѣ втораго, отвѣтилъ Маннштейнъ. Слѣдователь еще разъ осмотрѣлъ самымъ тщательнымъ образомъ всю комнату, но ничего подозрительнаго не нашелъ.
   -- Странно, неужели рабочіе (если они совершили убійство) не унесли-бы отсюда ни одной вещи? спросилъ онъ прокурора. Вотъ тутъ, на столикѣ, золотые часы; тамъ, надъ письменнымъ столомъ, другіе золотые часы... Какъ хотите, имъ трудно было-бы не соблазниться!...
   Ригель уклончиво пожалъ плечами и проговорилъ:
   -- Тутъ дѣйствовали изъ ненависти, можетъ быть хотѣли отмстить... Неужели при этомъ необходимо воровство?.. Наконецъ, вы забываете, что вѣдь дѣло было ночью, слѣдовательно, было темно... Не полагаете-ли вы, что они зажигали свѣчку, чтобы удобнѣе совершить преступленіе?...
   -- Однако, какъ кажется, имъ было довольно свѣтло: пуля мѣтко попала въ голову г. Мальтэна, возразилъ Питтъ.
   -- Но послѣ выстрѣла имъ уже никакъ нельзя было мѣшкать, высматривать чтобы похитить изъ вещей, отвѣтилъ Ригель.
   -- Хорошо, но чтобы засунуть въ карманъ золотые часы -- они лежали тутъ-же на столѣ -- довольно одной секунды, даже менѣе...
   -- Такъ-съ! Во всякомъ случаѣ слѣдствіе обнаружитъ всѣ обстоятельства дѣла, проговорилъ прокуроръ нѣсколько обиженнымъ тономъ.
   -- Разумѣется, обнаружитъ, подтвердилъ Питтъ съ невозмутимымъ спокойствіемъ. Да у меня и намѣренія нѣтъ забѣгать впередъ... Слѣдствіе пойдетъ своимъ порядкомъ. Я хочу только теперь собственно для себя разъяснить дѣло, чтобы имѣть, такъ сказать, твердую почву подъ ногами. Взвѣшивать, принимать въ соображеніе и то, и другое никогда не мѣшаетъ, тѣмъ болѣе что это не можетъ повредить дѣлу.--
   Судебный слѣдователь отправился осматривать садъ. Напасть на настоящіе слѣды онъ уже не могъ: и тамъ, и сямъ, по всѣмъ направленіямъ, отпечатки подошвъ пестрили обозрѣваемую имъ мѣстность, такъ что ночной обыскъ только и оставилъ-свои слѣды.
   -- Ваши поиски ограничились однимъ садомъ или шли дальше? спросилъ Питтъ, обратившись къ одному изъ управляющихъ.
   -- Нѣтъ, мы только садъ и осмотрѣли, такъ какъ было темно; забираться дальше было-бы безполезно, отвѣтилъ спрошенный.
   Слѣдователь вышелъ изъ сада, чтобы осмотрѣть тѣ мѣстА, гдѣ обыска не было. Медленно подвигался онъ вдоль наружной садовой стѣны; зоркіе глаза его чрезвычайно внимательно глядѣли и на дорогу, и на самый заборъ. Этотъ послѣдній былъ не высокъ, такъ что перелѣзть черезъ него можно было легко. Питтъ по опыту зналъ, что какой нибудь повидимому ничтожный знакъ -- ссадина, царапинка -- часто можетъ оказать огромную услугу сыщику; пустяшная вещица можетъ быть драгоцѣнна: она можетъ указать на преступника... Вѣдь помогла-же ему однажды половинка роговой пуговицы напасть на слѣдъ настоящаго виновника преступленія! На мѣстѣ катастрофы онъ нашелъ сломанную пуговицу и спряталъ ее... Если-бы онъ не обратилъ вниманія на эту ничтожную вещичку, то врядъ-ли-бы можно было уличить преступника инымъ путемъ, такъ какъ подозрѣнія не падало на него.
   Слѣдователь обошелъ уже почти весь садъ, ничего особеннаго не замѣтивъ, какъ вдругъ нѣсколько молодыхъ ивовыхъ деревьевъ, стоявшихъ въ сторонкѣ, привлекли его вниманіе: у одной изъ изъ вѣтка оказалась недавно сломленной. Онъ подошелъ ближе къ деревьямъ. Трава около нихъ была не высокая, недовольно густая, и на ней замѣтны были слѣды лошадиныхъ подковъ: лошадь стояла тутъ ночью и, какъ видно, передними ногами рыла землю и теребила ивовыя вѣтки; одну вѣтку даже обломала... Часть коры на стволѣ одной ивки была содрана; вѣроятно, къ этому мѣсту уздечкой привязали лошадь.
   Слѣдователь, можетъ быть, не придалъ-бы особеннаго значенія всему этому, если-бы усмотрѣнное имъ прямо не указывало на то, что лошадь дѣйствительно стояла тутъ недавно, какихъ нибудь пять-шесть часовъ тому назадъ: притоптанная трава не успѣла даже еще подняться, а она вообще довольно скоро выпрямляется.-- Онъ аккуратно вымѣрилъ полоской бумаги ясно отпечатавшійся рисунокъ подковы задней ноги лошади, и мѣрку эту положилъ въ бумажникъ. Небольшіе размѣры подковы указывали, что стоявшая здѣсь лошадь была не изъ простыхъ, рабочихъ лошадей.
   Зоркимъ бкомъ оглядѣлъ Питтъ и наружную стѣну сада около этого мѣста, но на стѣнкѣ не было ни малѣйшаго слѣда, не видно было, чтобы кто нибудь перелѣзалъ тутъ черезъ заборъ... Впрочемъ, ловкому человѣку ничего не стоило-бы просто перепрыгнуть черезъ него.
   Слѣдователь покончилъ съ осмотромъ и вернулся въ домъ.
   -- Ну, обрѣли вы что нибудь? крикнулъ прокуроръ, еще издали завидя Питта.
   Ригель и докторъ Биндэль сидѣли у столика, подкрѣпляя себя стаканомъ вина. Вино было подано по распоряженію фрейгерра.
   -- Особенно важнаго ничего не обрѣлъ, отвѣтилъ Питтъ. Онъ не торопился, ему не хотѣлось сообщить о томъ, что увидѣлъ онъ около ивовыхъ деревьевъ, потому что нужно было еще удостовѣриться, имѣютъ-ли какое либо отношеніе эти слѣды къ самому преступленію.
   -- Я такъ и думалъ, а потому и не пошелъ съ вами, замѣтилъ Ригель.-- Ну-съ, г. слѣдователь, не угодно-ли вамъ теперь освѣжиться, подкрѣпить себя стаканчикомъ винца? Пожалуйте-ка! Вамъ еще нужно сегодня заарестовать рабочихъ, а вѣдь неизвѣстно -- можетъ быть при этомъ придется употребить и силу?...
   -- Ну, едва-ли, произнесъ Питтъ съ улыбкой.
   -- Однако, все-таки, не вызвать-ли изъ города для этой цѣли нѣкоторое подкрѣпленіе? Въ средѣ рабочихъ есть вѣдь предерзкіе парни... Кто совершаетъ подобное преступленіе, тотъ не остановится и передъ новымъ насиліемъ.
   -- Я уже распорядился. Сюда явится нѣсколько полицейскихъ. Вызвалъ я ихъ не потому, чтобы боялся рабочихъ,-- напротивъ, они мнѣ нужны, какъ сторожа, чтобы арестанты не вздумали убѣжать.
   Живо выпивъ стаканъ вина, Питтъ всталъ и отправился въ садъ, къ фрейгерру, который ходилъ тамъ взадъ и впередъ по аллейкѣ.
   -- Позвольте мнѣ сдѣлать вамъ нѣсколько вопросовъ, обратился слѣдователь къ Маннштейну:-- вотъ, вы, между прочимъ, упомянули, что пользовались полнымъ довѣріемъ г. Мальтэна... Поэтому вамъ навѣрно хорошо были извѣстны вообще его обстоятельства?
   -- Не думаю, чтобы онъ что нибудь утаивалъ отъ меня, отвѣтилъ фрейгерръ.
   -- Скажите, не было-ли у него личнаго врага?
   -- Насколько мнѣ извѣстно -- нѣтъ, да по моему мнѣнію -- и быть не могло-бы: онъ былъ человѣкъ честный, прямой; никому зла не дѣлалъ, былъ всегда справедливъ... Всѣ знавшіе Мальтэна -- любили его.
   -- Можетъ быть, кому нибудь, ради выгодъ, нужна была его смерть?
   -- Не знаю. Ни на кого не могу указать, кто бы желалъ его смерти... Имѣнье Мальтэна и все имущество его переходитъ по наслѣдству къ его-же семейству -- женѣ и дочери... А онъ былъ очень счастливъ въ своей семейной жизни. Позвольте и мнѣ въ свою очередь спросить: почему вы распрашиваете объ этомъ?
   -- Потому что многое говоритъ противъ того, что убійство совершено рабочими.
   -- Но вѣдь мой работникъ видѣлъ-же ихъ ночью около моей усадьбы, почти у сада, возразилъ фрейгерръ.
   -- Положимъ -- видѣлъ, но это еще не доказываетъ, что именно они убили г. Мальтэна.
   -- Вы, значитъ, имѣете подозрѣніе на кого нибудь другаго... на кого-же? спросилъ старикъ, какъ-то боязливо поглядывая на слѣдователя.
   -- Я никого еще не подозрѣваю, отвѣтилъ Питтъ, но надѣюсь, что скоро все то что мнѣ кажется сомнительнымъ -- выяснится...
   -- Увѣдомите-ли вы меня тогда объ этомъ?
   -- Отчего-же, съ удовольствіемъ, если долгъ мой не воспрепятствуетъ этому. Во всякомъ случаѣ даю вамъ обѣщаніе, что не пожалѣю трудовъ, употреблю всѣ усилія, чтобы открыть убійцу.
   Фрейгерръ замолчалъ... Казалось -- тяжелый вздохъ готовъ былъ вырваться изъ его груди, но онъ старался подавить его.
   Спустя немного времени, въ усадьбу Маннштейна прискакали верхами четыре полицейскихъ служителя. Слѣдователь и прокуроръ отправились съ ними на розыски, чтобы заарествовать тѣхъ, которые были заподозрѣны въ столь тяжкомъ преступленіи.

-----

   Рабочіе, отказавшіеся работать у Мальтэна, спозаранку забрались въ трактиръ ближайшей деревни для обсужденія плана дальнѣйшихъ своихъ дѣйствій.
   Толпа рабочихъ, собравшаяся въ трактирѣ, состояла изъ пятнадцати человѣкъ. Первымъ ораторомъ былъ Бартэльсъ, мущина лѣтъ тридцати, рослый, силачъ, съ чрезвычайно живыми глазами и прехитрой физіономіей.
   -- Должны они намъ платить столько, сколько мы требуемъ! восклицалъ Бартэльсъ пріосанившись и обращаясь къ своимъ слушателямъ, людямъ, менѣе осанистымъ и не столь мужественнымъ, какъ онъ. Эти рабочіе, собственно говоря, принуждены были слѣдовать за своимъ коноводомъ.
   -- Ну, а если они не согласятся на это, заговорилъ одинъ изъ рабочихъ, то придется намъ зубы на полку положить, да вёрстъ съ полсотни пробѣгать и ужъ тогда только найти работу! Коли всѣ здѣшніе землевладѣльцы тоже стакнутся между собою и не дадутъ намъ работы, то вѣдь въ накладѣ-то останется кто? Мы!.. Ты, вотъ, бобыль, семьи у тебя нѣтъ, такъ тебѣ что! Не найдешь тутъ работы -- валяй хоть за тридевять земель, и кормиться-то легко: одна утроба-то!
   -- Это вѣрно! Одна утроба у него, а что твои четыре! подхватилъ другой рабочій.
   -- Молчите вы! крикнулъ Бартэльсъ, сдѣлавъ повелительный жестъ, какъ будто-бы онъ и въ самомъ дѣлѣ былъ начальникомъ. Онъ съ годъ проработалъ въ городѣ; бывалъ тамъ въ народныхъ собраніяхъ и навострился, какъ нужно дѣйствовать, чтобы слушатели внимали и съ уваженіемъ относились къ оратору. Усвоивъ себѣ нѣкоторыя выраженія, Бартэльсъ умѣлъ кстати и употребить ихъ въ рѣчи.
   -- Молчите! повторилъ онъ.-- Повторяю, намъ нужно.
   Онъ не договорилъ: топотъ лошадиный прервалъ его рѣчь... Четыре полицейскихъ солдата подскакали верхами къ трактиру и остановились, а за ними, на небольшомъ разстояніи, слѣдовали прокуроръ Ригель, коммисаръ Питтъ и староста деревни.
   -- Чего имъ нужно? произнесъ Бартэльсъ, причемъ на лицѣ его выразилось смущеніе.
   -- Да вотъ вѣрно, какъ и намъ, выпить захотѣлось, замѣтилъ одинъ работникъ.
   -- Нѣтъ... не то! Я такъ думаю -- не до насъ-ли они добираются?...
   Не прошло и минуты, какъ всѣ рабочіе убѣдились, что слова Бартэльса были справедливы: Ланггофъ, товарищъ ихъ, участвовавшій наканунѣ вечеромъ въ стычкѣ съ Мальтэномъ въ лѣсу, проходилъ въ это время по двору трактира... Они видѣли, какъ староста указалъ на Ланггофа, и затѣмъ двое полицейскихъ подскочили къ нему и схватили его... Всѣ, видѣвшіе въ окно эту сцену, отпрянули, какъ-бы пораженные громомъ...
   -- За нами пришли! За нами! воскликнулъ Бартэльсъ.
   Произошла сумятица... Рабочіе, въ сильной тревогѣ, забѣгали, толкая другъ друга и не зная что дѣлать.
   -- Дверь на запоръ! крикнулъ одинъ, столомъ ее припереть, завалить стульями! Ну, а коли силою кто войдетъ -- не сдобровать тому! Ужъ я такъ не сдамся! Эй, братцы, помогайте!...
   Онъ схватился за столъ, двинулъ его, но принужденъ былъ остановиться: дверь отворилась и слѣдователь, въ сопровожденіи старосты вошелъ въ комнату. Въ дверяхъ стояли полицейскіе.
   -- Именемъ закона! произнесъ Питта.
   Рабочіе отступили въ испугѣ... Смѣлое, быстрое появленіе слѣдователя дѣйствительно запугало ихъ.
   -- Гдѣ Бартэльсъ? спросилъ староста, знавшій поименно всѣхъ этихъ рабочихъ.
   Оторопѣвшіе оглянулись и крайне удивились тому, что Бартэльса уже не было между ними... Коноводъ ихъ, человѣкъ, подстрекавшій ихъ еще вчера къ забастовкѣ -- улизнулъ, воспользовавшись общимъ смятеньемъ, испугомъ: онъ убѣжалъ въ смежную комнату, а оттуда черезъ окно -- въ садъ трактира, и скрылся.
   Слѣдователь съ досады топнулъ ногой. Староста отрекомендовалъ ему Бартэльса, какъ человѣка вообще безпокойнаго, склоннаго къ насилію и кромѣ этого, какъ главнаго коновода рабочихъ, прибавивъ, что именно онъ, Бартэльсъ, и былъ вчера вооруженъ пистолетомъ. Питтъ приказалъ двумъ полицейскимъ преслѣдовать бѣжавшаго.
   -- Постарайтесь во чтобы-то ни стало схватить его! крикнулъ онъ имъ вслѣдъ. Онъ еще гдѣ нибудь тутъ, въ деревнѣ, по близости!
   Староста вызвался сопровождать сыщиковъ и указать имъ мѣсто, гдѣ живетъ Бартэльсъ, полагая, что бѣглецъ убѣжалъ домой.
   Отдавъ приказаніе оставшимся полицейскимъ караулить рабочихъ, слѣдователь позвалъ Ланггофа въ отдѣльную комнату, чтобы тамъ сейчасъ-же допросить его, не давъ ему времени сговориться съ товарищами.
   -- Вчера вы, вмѣстѣ съ прочими рабочими г. Мальтэна, забастовали? началъ Питтъ.
   -- Забастовали, отвѣтилъ откровенно Ланггофъ. (Онъ, какъ видно струсилъ). На такой заработокъ жить было нельзя... Все вѣдь нынче вздорожало... Вотъ, и землевладѣльцы сами берутъ теперь дороже за свое зерно!
   -- Все это такъ; никто у васъ не отнимаетъ нрава требовать большей платы, но, вотъ, вы позволили себѣ дѣлать угрозы г. Мальтэну, когда онъ не согласился на ваше требованіе?..
   -- Я ему не угрожалъ.
   -- Вы не угрожали, такъ угрожали ваши товарищи, желая такимъ путемъ принудить его къ уступкѣ. Такъ?
   -- Ежели насчетъ, словъ такихъ, такъ ужъ тутъ обѣ стороны виноваты... Господинъ Мальтэнъ тоже вѣдь горячился...
   -- Гдѣ вчера вечеромъ были вы съ вашими товарищами?
   -- Въ сосѣднемъ лѣсу.
   -- Что-жъ вы тамъ дѣлали?
   -- Ничего не дѣлали. Мы нынче безъ работы...
   -- Извѣстно вамъ было, что г. Мальтэнъ проѣдетъ лѣсомъ?
   -- Я этого не зналъ.
   -- Вы напали на него тамъ?
   -- Нѣтъ, ѣхалъ онъ лѣсомъ, а мы подошли къ нему, чтобы повторить еще разъ свое требованіе.
   -- Подошли и, угрожая, схватили его лошадь подъ уздцы?
   -- Я не хваталъ.
   -- Не вы, такъ другой, но лошадь все-таки схватили?
   -- Этого не видѣлъ, а замѣтилъ только, что господинъ ударилъ одного хлыстомъ по головѣ, пришпорилъ лошадь, она бросилась впередъ и свалила двухъ...
   -- Этого онъ, навѣрно, не сдѣлалъ-бы нарочно; онъ былъ принужденъ такъ поступить. А зачѣмъ у васъ у всѣхъ были дубины?
   -- Я всегда, коли иду куда изъ дому, беру съ собой палку.
   -- Одинъ изъ васъ, а именно -- Бартэльсъ, имѣлъ при себѣ пистолетъ. Зачѣмъ онъ былъ у него?
   -- Этого не знаю. Не спрашивалъ, да и самъ онъ ничего не говорилъ объ этомъ.
   -- Въ которомъ часу вернулись вы вчера вечеромъ домой?
   -- Ну, какой это былъ часъ -- не знаю.
   -- Однако, можете-же сказать: рано или поздно это было?
   -- Нѣтъ, время было еще не позднее.
   -- А ночью вы все-таки были-же въ усадьбѣ фрейгерра фонъ Маннштейна?
   Ланггофъ, немного удивленный, молча посмотрѣлъ на слѣдователя и потомъ отвѣтилъ:
   -- Я не былъ.
   -- Вы, Бартэльсъ и еще двое или трое изъ васъ были тамъ, возразилъ Питтъ. Не отпирайтесь: васъ видѣли тамъ и узнали.
   -- Я не былъ, повторилъ Ланггофъ.
   -- Не забывайте, что отпирательство такое дѣлаетъ васъ вдвое подозрительнѣе, замѣтилъ слѣдователь.
   -- Да я былъ только по близости... у усадьбы, сказалъ работникъ послѣ нѣкотораго раздумья.
   -- Гдѣ-же -- въ саду?
   -- Нѣтъ.
   -- Зачѣмъ-же вы пришли туда?
   -- Видѣли мы, что господинъ Мальтэнъ поѣхалъ къ фрейгерру Мапиштейну, ну, вотъ, мы и хотѣли дождаться, когда онъ обратно поѣдетъ, потому что очень ужъ мы были сердиты на него за то, что онъ одного хлыстомъ ударилъ, а двухъ съ ногъ сбилъ...
   -- Ну, хорошо; если-бы г. Мальтэнъ попался вамъ, что-жъ-бы вы стали дѣлать?
   -- А, право, не знаю...
   -- Вы убить его хотѣли?
   -- Убить?! Нѣтъ! воскликнулъ Ланггофъ почти съ испугомъ. У насъ и въ мысляхъ этого не было!
   -- Знали-ли вы, что онъ не вернулся домой?
   -- Нѣтъ. Вотъ, какъ мы дошли до сада, да прождали тамъ понапрасну, Бартэльсъ и вызвался пойти въ садъ, чтобы, значитъ, высмотрѣть: все-ли еще господинъ Мальтэнъ сидитъ у фрейгерра. Ну, черезъ нѣсколько времени вернулся онъ и сказалъ, что въ домѣ ужъ темно, что, молъ, видно гость-то другой дорогой домой поѣхалъ... Тутъ мы и отправились по домамъ.
   -- Почему-же именно Бартэльсъ вызвался идти въ садъ?
   -- Прежде онъ много работалъ въ этомъ саду. Садъ ему хорошо изи ѣстенъ. Ну, ему знакома тоже охотничья собака фрейгерра... Сунься чужой туда -- она-бы бросилась на чужого-то.
   -- А было-ли извѣстно Бартэльсу и расположеніе комнатъ въ домѣ?
   -- Ну, этого не знаю; можетъ быть и было извѣстно.
   -- Взялъ онъ съ собой пистолетъ?
   -- Не видалъ. Должно быть при немъ онъ былъ.
   -- А долго пробылъ онъ въ саду?
   -- Пожалуй, съ четверть часа будетъ, а навѣрно сказать не могу.
   -- Ну, а когда онъ вернулся къ вамъ -- былъ взволнованъ?
   -- Не замѣтилъ. Только онъ крикнулъ намъ, чтобы мы домой шли, потому какъ въ домѣ все тихо, значитъ, спать ужъ полегли.
   -- И вы пошли домой?
   -- Пошли.
   -- Знали вы, что г. Мальтэнъ остался у фрейгерра?
   -- Нѣтъ, не знали.
   -- А Бартэльсъ зналъ?
   -- Онъ тоже не могъ знать, а коли-бы зналъ, такъ намъ-бы сказалъ, отвѣтилъ Ланггофъ.
   -- Знаете-ли вы, что г. Мальтэнъ убитъ?
   Рабочій какъ-бы оцѣпенѣлъ, умолкъ и только глядѣлъ во всѣ глаза на слѣдователя.
   -- Не можетъ быть! воскликнулъ онъ наконецъ.
   -- Да, и убитъ въ домѣ фрейгерра: его застрѣлили, прибавилъ Питтъ, зорко слѣдя за выраженіемъ лица Ланггофа.-- Неужели вы еще не знали объ этомъ?
   -- Не знали... Это точно! снова воскликнулъ работникъ, причемъ по лицу его ясно было видно, что онъ говорилъ чистѣйшую правду.-- Да здѣсь никто и не знаетъ объ этомъ!
   -- Въ то время, когда Бартэльсъ былъ въ саду, вы не слыхали выстрѣла?
   -- Нѣтъ.
   -- Зачѣмъ вы собрались здѣсь сегодня такъ рано?
   -- Поговорить хотѣли сообща касательно того, что дѣлать намъ, чтобы поставить на своемъ.
   -- Относительно кого-же поставить на своемъ?
   -- Ну-да вотъ касательно господина Мальтэна...
   -- Ну, и Бартэльсъ бесѣдовалъ съ вами насчетъ этого?
   -- Да.
   -- Не проговорился-ли онъ какъ нибудь, что ужъ раздѣлался съ нимъ?
   -- Не слыхалъ... Да -- нѣтъ, не стрѣлялъ онъ въ господина Мальтэна! Ежели-бы онъ сдѣлалъ это, такъ вѣдь намъ-бы сказалъ... Вчера вечеромъ, правда, хлебнулъ лишнее, ну, а все-таки былъ, значитъ, въ своемъ умѣ!
   -- Если онъ знаетъ, что вины на немъ нѣтъ, зачѣмъ-же онъ бѣжитъ, скрывается? замѣтилъ Питтъ. Это только заставляетъ сильнѣе заподозрить его... Кромѣ Бартэльса, кто былъ еще съ вами тамъ въ прошлую ночь?
   Ланггофъ назвалъ поименно четырехъ рабочихъ. Слѣдователь приказалъ арестовать ихъ, а остальныхъ всѣхъ отпустить. Показанія Ланггофа онъ сообщилъ прокурору.
   -- Ну-съ, сомнѣваетесь-ли вы еще въ томъ, что преступленіе совершено рабочимъ -- Бартэльсомъ! спросилъ Ригель.
   Питтъ пожалъ плечами.
   -- Правда, уликъ теперь стало больше противъ него, отвѣтилъ онъ,-- но тѣмъ не менѣе сомнѣнія мои не разсѣялись... даже нисколько.
   -- Позвольте! Такъ потрудитесь указать мнѣ на нѣчто другое возможное, хоть сколько нибудь правдоподобное, сказалъ прокуроръ.-- Каждое преступное дѣяніе должно имѣть свою причину, ну-съ, а вѣдь вамъ извѣстно, по показаніямъ фрейгерра, что у Мальтэна не было никакого врага.
   -- Врага, извѣстнаго фрейгерру Маннштейну, подхватилъ слѣдователь. Впрочемъ, я надѣюсь, что скоро все это дѣло разъяснится... Если я и сомнѣваюсь, то вѣдь это не помѣшаетъ мнѣ арестовать всякаго, на кого только падетъ малѣйшее подозрѣніе.
   Староста съ двумя полицейскими вернулся и доложилъ, что имъ не удалось поймать Бартэльса.
   -- Убѣжалъ онъ не домой, а прямо въ лѣсъ, прибавилъ онъ. Пришли мы къ его жилищу, а ужъ молодца и слѣдъ простылъ.
   -- И вы не погнались за нимъ? спросилъ Питтъ.
   -- Гдѣ тутъ гнаться! Только время потратишь: лѣсъ-то ему хорошо знакомъ, а мѣсто тамъ гористое... скалы да пещеры... есть гдѣ запрятаться... Ищи его тамъ хоть мѣсяцъ -- и на слѣдъ не попадешь!
   -- Славно помогли вы ему улизнуть! обратился раздосадованный слѣдователь къ полицейскимъ. Ну, вы останетесь здѣсь. Я увѣренъ, что Бартэльсъ вернется въ деревню, а тогда вы его сейчасъ-же арестуйте. Жилище его обыскано?
   -- Какъ есть весь домикъ обыскали, да не нашли, отвѣтилъ староста. Живетъ онъ у одного поденщика, ну, тотъ сейчасъ сказалъ, что Бартэльсъ домой и не являлся.
   -- Но мѣсто, гдѣ онъ обыкновенно спитъ, осмотрѣли?
   -- Нѣтъ, этого не осматривали.
   -- Такъ проведите меня, пожалуста, туда.
   Староста пошелъ впередъ.
   Войдя въ домикъ, гдѣ проживалъ Бартэльсъ, Питтъ попросилъ указать ему постель работника. Порывшись въ ней, слѣдователь нашелъ старый пистолетъ.
   -- Чей онъ? спросилъ Питтъ поденщика.
   -- Бартэльса. Откуда досталъ онъ его -- не знаю.
   -- Давно у него этотъ пистолетъ?
   -- Да ужъ нѣсколько недѣль будетъ. Принесъ онъ какъ-то его сюда, да это мнѣ, признаться, не понравилось... Боялся я -- ну, надѣлаетъ онъ съ нимъ бѣды еще!
   -- Развѣ вы считаете Бартэльса способнымъ на такое дѣло?
   -- Э, нѣтъ, не то! Я говорю только, что онъ по неосторожности можетъ какъ нибудь набѣдокурить, отвѣтилъ поденщикъ:-- хоть онъ и былъ въ солдатахъ, знаетъ, какъ съ оружіемъ обходиться, ну, а все-же парень онъ бойкій... Да тутъ и дѣтишки мои откопали-бы эту штуку -- долго-ли до грѣха!...
   Слѣдователь особенно тщательно сталъ осматривать пистолетъ, который оказался заряженнымъ. Мѣдный пистонъ отчасти уже позеленѣлъ, что доказывало, что онъ давно былъ насаженъ, а на внутренней стѣнкѣ ствола была ржавчинка... Значитъ, изъ этого пистолета нѣсколько дней уже не стрѣляли. Опустивъ въ дуло пульку, которою былъ убитъ Мальтэнъ, Питтъ увидѣлъ, что она по величинѣ своей вовсе не подходитъ къ этому пистолету -- свободно катается въ немъ, и убѣдился, что сосѣдъ фрейгерра былъ застрѣленъ не изъ этого пистолета.
   Обыскавъ сундучекъ, стоявшій около вороха соломы, слѣдователь не нашелъ въ немъ ничего подозрительнаго, затѣмъ, взявъ съ собою пистолетъ Бартэльса, оставилъ домикъ и отправился въ резиденцію, куда уже раньше уѣхалъ прокуроръ, Арестованныхъ приказано было препроводить въ городъ..
   На другой день, утромъ, когда Питтъ еще былъ дома, къ нему явился фрейгерръ Маннштейнъ. "Маленькій фрейгерръ" былъ блѣденъ, однако лицо его обнаруживало то твердое спокойствіе, которое бываетъ у человѣка, рѣшившагося на что нибудь послѣ тяжелой внутренней борьбы, причемъ то, что уже рѣшено имъ -- будетъ неуклонно приведено въ исполненіе.
   Слѣдователь быстро всталъ и поспѣшилъ къ нему навстрѣчу.
   -- Я пришелъ къ вамъ съ тѣмъ, чтобы предложить одинъ вопросъ, заговорилъ старикъ, -- и, если долгъ службы не воспрепятствуетъ вамъ, прошу васъ: отвѣтьте мнѣ съ полною откровенностью.
   -- Извольте, обѣщаю вамъ это, отвѣтилъ Питтъ.
   -- Благодарю. Вы арестовали вчера нѣсколько человѣкъ рабочихъ... Имѣете-ли вы доказательства въ томъ, что именно они убили моего друга -- фонъ Мальтэна?
   Слѣдователь какъ-то замедлилъ отвѣтомъ.
   -- Позвольте, прибавилъ фрейгерръ:-- я забылъ вамъ сказать еще одно: чтобы вы мнѣ ни сообщили -- даю честное слово, что буду молчать, никому ни слова не скажу!
   -- Да, подозрѣніе пало на нихъ, сказалъ Питтъ, но доказательства, какія имѣются у насъ до сихъ поръ -- слишкомъ еще слабы...
   Такой отвѣтъ, повидимому, не удовлетворилъ фрейгерра... Съ секунду онъ помолчалъ, какъ-бы соображая что-то, и потомъ произнесъ:
   -- Нѣтъ, прошу васъ говорить со мной вполнѣ, откровенно! Право, вы смѣло это можете... Считаете-ли вы рабочихъ убійцами?...
   -- Нѣтъ, отвѣтилъ спокойно слѣдователь и прибавилъ: я даже твердо убѣжденъ, что они неповинны въ этомъ дѣлѣ.
   "Маленькій фрейгерръ" по прежнему былъ спокоенъ, однако руки его какъ будто дрожали, а плотно-сжатыя губы показывали, что тамъ, въ душѣ его, было далеко не такъ спокойно, какъ снаружи...
   -- Благодарю васъ, проговорилъ послѣ небольшой паузы Маннштейнъ.-- Что-жъ, подозрѣваете-ли вы кого нибудь?
   -- Пока еще -- нѣтъ. Мнѣ; вообще слишкомъ мало извѣстны обстоятельства, жизнь покойнаго, и вотъ потому я и хотѣлъ сегодня отправиться въ имѣнье его, въ надеждѣ хоть что нибудь узнать отъ госпожи Мальтэнъ.
   -- Ахъ, нѣтъ, не дѣлайте этого! Живо заговорилъ фрейгерръ. Пожалѣйте несчастную женщину!... О, какъ тяжолъ былъ для меня вчерашній день!... Случись еще такой-же -- и я-бы, кажется, протянулъ ноги... Жена и дочь Мальтэна пріѣхали ко мнѣ.. пріѣхали, чтобы видѣлъ... покойника... Я не хотѣлъ допустить ихъ туда, но это мнѣ не удалось: я самъ повелъ ихъ къ нему и былъ свидѣтелемъ такой потрясающей сцены, какой и вообразить себѣ, не могъ!.. Вообще человѣкъ я не слабый, совладѣть съ собой могу, но какъ только вспомню вчерашнее... дрожь пробираетъ!... Нѣтъ, пощадите этихъ несчастныхъ... Вѣдь онѣ до сихъ поръ еще не могутъ свыкнуться съ ужасною мыслью о потерѣ такого человѣка!...
   -- Говорили-ли вы съ ними что нибудь по поводу этого случая? спросилъ Питта.
   -- ДА, мы говорили...
   -- Не подозрѣваюта-ли онѣ кого нибудь?
   -- Нѣтъ, никого не подозрѣваютъ.
   -- Послушайте, господинъ фрейгерръ! обратился слѣдователь къ Маннштейну, устремивъ на него пристальный взглядъ:-- а вы тоже никого не подозрѣваете?...
   "Маленькій фрейгерръ" слегка вздрогнулъ... Онъ старался глядѣть куда нибудь, только не на слѣдователя; грудь его тяжело вздымалась, казалось -- трудно было ему подавить то, что бушевало тамъ и рвалось наружу...
   -- Тоже никого не подозрѣваю, отвѣтилъ онъ, помолчавъ немного.
   -- Но вы можете быть увѣрены, что я буду также скроменъ и остороженъ, чтобы вы мнѣ ни сообщили, проговорилъ Питта (ему казалось, что фрейгерръ скрывалъ истину):-- а потому прошу и васъ оказать мнѣ довѣріе.
   -- Не сомнѣваюсь нисколько, господинъ слѣдователь! Вы -- честный человѣкъ, я это знаю, но мнѣ нечего сообщить вамъ... Смерть друга моего глубоко меня печалитъ, и я никогда не примирюсь съ тѣмъ, что она постигла его въ моемъ домѣ!.. Мальтэнъ пріѣхалъ ко мнѣ, онъ былъ моимъ гостемъ, я-же свято чту гостепріимство, и вотъ, что случилось съ нимъ подъ моей кровлей... Господинъ Питтъ! Я охотно отдалъ-бы все, все, что имѣю, если-бы могъ этимъ вернуть жизнь Мальтэна... Это я говорю вамъ прямо отъ сердца!
   -- Совершено увѣренъ въ этомъ, сказалъ Питта. Фрейгерръ поклонился и вышелъ.
   Слѣдователь принялся ходить взадъ и впередъ по комнатѣ.
   Странно, загадочно держалъ себя "маленькій фрейгерръ"... Что именно тутъ такое -- трудно было разгадать. Одна мысль какъ-то засѣла въ голову Питта, и онъ готовъ былъ вѣрить, что Маннштейну извѣстно, кто убилъ его друга, только фрейгерръ почему-то не рѣшался объявить этого... Неужели Мальтэнъ былъ застрѣленъ по ошибкѣ?... Думалъ, раздумывалъ слѣдователь, строилъ различныя гипотезы, но -- увы, ни одна изъ нихъ не выдерживала критики!... Да не самъ-ли Мальтэнъ лишилъ себя жизни? Если это такъ, то, вѣроятно, фрейгерръ счелъ долгомъ не открывать этой тайны, чтобы избавить семейство несчастнаго отъ новаго огорченія и обычнаго, такъ сказать, чувства стыда при мысли о самоубійствѣ близкаго человѣка?... Вѣдь онъ первый, послѣ выстрѣла, вошелъ въ спальню и, очень можетъ быть, увидѣвъ пистолетъ -- спряталъ его... Такое предположеніе имѣло, кажется, основаніе, если припомнить смущеніе фрейгерра и то чувство боязни, которое онъ обнаружилъ. Наконецъ, этимъ-же можно было объяснить, почему онъ нарочно пріѣхалъ къ слѣдователю съ цѣлью узнать, въ какой степени заподозрѣны рабочіе, ибо его не могла не безпокоить мысль, что арестованы невинные, и ихъ, пожалуй, въ самомъ дѣлѣ, обвинятъ въ убійствѣ?...
   Питта рѣшился употребить всѣ усилія съ своей стороны, чтобы добиться истины, ктому-же это была и прямая его обязанность: нужно-же снять подозрѣніе, упавшее на людей, невинныхъ въ убійствѣ. Разузнать кое-что у вдовы Мальтэна и ея дочери о жизни покойнаго и вообще объ обстоятельствахъ его до катастрофы -- можно было легко, даже если-бы ему и пришлось быть сдержаннѣе, осторожнѣе въ разспросахъ своихъ.
   Выйдя на улицу, Маннштейнъ пошелъ медленнымъ шагомъ. Знакомые встрѣчались съ нимъ, раскланивались, но онъ ничего не замѣчалъ. Что-то страдальческое, печальное было въ его лицѣ. Всегда держалъ онъ голову прямо, а теперь она была опущена... Не годы были этому причиной... Все ближе и ближе подвигался фрейгерръ къ дому своего повѣреннаго -- нотаріуса Геллера, который съ давнихъ уже временъ завѣдывалъ дѣлами его, требующими "юридической закваски", изъ случаѣ нужды -- помогалъ совѣтами. Вотъ, и дошелъ онъ до дверей конторы Геллера, прошелъ первую комнату, взялся уже за ручку замка кабинетной двери и -- вдругъ, въ нерѣшимости, пріостановился... Какъ видно, трудно было ему выполнить свое намѣреніе, онъ обдумывалъ что-то, наконецъ -- вошелъ въ кабинетъ. Нотаріусъ поспѣшилъ къ нему навстрѣчу.
   -- Я слышалъ о преступленіи, которое совершено было въ вашемъ домѣ, заговорилъ онъ, и хотѣлъ...
   Фрейгерръ остановилъ его движеніемъ руки.
   -- Оставимъ это, произнесъ онъ: -- я пришелъ къ вамъ по другому дѣлу. Вы уже разъ помогли мнѣ въ составленіи моего духовнаго завѣщанія... Я опять пришелъ за тѣмъ же-и долженъ просить снова вашей помощи...
   -- Вы знаете, что я всегда къ вашимъ услугамъ, отвѣтилъ нотаріусъ. Вамъ, вѣроятно, хочется что нибудь прибавить къ духовной?
   Фрейгерръ покачалъ головой.
   -- Нѣтъ, я беру обратно завѣщаніе мое, которое находится въ судѣ, уничтожаю его, чтобы инымъ образомъ распорядиться относительно моего имущества.
   -- Значить, вы не хотите назначить племянника главнымъ вашимъ наслѣдникомъ? спросилъ удивленный Геллеръ.
   -- Да, не хочу. Прошу васъ изложить на бумагѣ распоряженіе мое: племянника моего, сына сестры моей, барона Александра ф. Зельдитца, я вовсе лишаю прАва на наслѣдство; онъ не долженъ даже быть со-наслѣдникомъ наравнѣ съ другими моими дальними родственниками; все-же имущество мое (если не послѣдуетъ съ моей стороны новаго распоряженія) должно быть распредѣлено равномѣрно между этими послѣдними, какъ законными наслѣдниками. Суду я представляю разобрать заявленія претендентовъ на наслѣдство, разсмотрѣть доказательства ихъ родства со мною, а равно -- и самый раздѣлъ всего имущества.
   Нотаріусъ даже испугался; онъ уже присѣлъ къ столу, чтобы писать, но едва не выронилъ пера...
   -- Невозможно! воскликнулъ онъ. Нѣтъ, это вы вѣрно -- шутите! Сами-же вѣдь вы говорили мнѣ, что у племянника вашего положительно нѣтъ никакихъ средствъ?!...
   -- Нисколько не шучу. Говорю совершенно серьезно.
   -- Развѣ вы совсѣмъ разошлись съ нимъ?...
   Геллеръ позволилъ себѣ сдѣлать подобный вопросъ фрейгерру, такъ какъ былъ посвященъ во всѣ его дѣла.
   -- Прошу васъ написать все то, что сказано мною. Дѣло это я хорошо обдумалъ, и вы можете быть увѣрены, что если я поступаю такъ, то на это есть свои причины. Да, вотъ еще что: мнѣ хочется, чтобы вы обратили вниманіе на слѣдующее, а именно -- на самое точное соблюденіе юридической формы, чтобы были указаны соотвѣтствующія статьи закона, дабы какая нибудь ошибка не подала потомъ повода уничтожить завѣщаніе, т. е., объявить его недѣйствительнымъ. Воля моя непоколебима, и вы, я думаю, конечно, убѣдились, что этотъ актъ совершаю я въ твердой памяти и въ полномъ разсудкѣ.
   Нотаріусъ исполнилъ желаніе Маннштейна, и пока онъ писалъ, фрейгерръ медленнымъ шагомъ ходилъ взадъ и впередъ по комнатѣ, потомъ онъ прочелъ съ величайшимъ вниманіемъ вновь написанное завѣщаніе и твердою рукою подписалъ подъ нимъ свое имя.
   -- А теперь я попрошу васъ, сказалъ онъ, проводить меня въ судъ, чтобы сдать тамъ на храненіе эту духовную и вытребовать прежнюю, которую я и уничтожу.
   Они отправились. Все это для Геллера было загадкой, но онъ не хотѣлъ вторично распрашивать фрейгерра, потому-что "маленькій фрейгерръ" и въ первый разъ отвѣтилъ ему, противъ своего обыкновенія, какъ-то коротко, отрывисто...
   Получивъ въ судѣ первое свое завѣщаніе, Маннштейнъ даже не вскрылъ его, а прямо разорвалъ бумагу на нѣсколько частей и лоскутки засунулъ въ карманъ.
   -- Ну-съ, пойдемте теперь, обратился онъ къ Геллеру, выпьемъ въ погребкѣ стаканъ вина для подкрѣпленія! Что-жъ, это вѣдь не нанесетъ особеннаго ущерба будущимъ моимъ наслѣдникамъ.... А хотѣлось-бы мнѣ быть при вскрытіи завѣщанія, чтобы видѣть, какъ это вдругъ въ сердцахъ моихъ родственниковъ вспыхнетъ любовь къ умершему фрейгерру Маннштейну! Вѣдь они никогда относительно меня не обнаруживали такого чувства, такъ какъ не ожидали (и теперь не ожидаютъ), чтобы я вспомнилъ ихъ въ своей духовной...
   Когда фрейгерръ, вмѣстѣ съ нотаріусомъ, спустившись по лѣстницѣ судебной палаты, вышелъ на улицу -- мимо нихъ проѣзжалъ баронъ Зельдитцъ. Баронъ замѣтилъ ихъ обоихъ... Щеки его мгновенно поблѣднѣли, потому-что онъ сразу понялъ, что именно привело его дядю, вмѣстѣ съ Геллеромъ, въ судъ.
   Зельдитцъ задергалъ уздечкой, какъ-бы желая остановить лошадь, но потомъ сильно пришпорилъ ее и ускакалъ.
   -- Ну, вотъ, видѣли? обратился фрейгерръ къ своему спутнику... Кажется, между мной и племянникомъ отношенія не особенно дружелюбныя...
   И, не дожидаясь отвѣта, онъ быстро зашагалъ по тротуару. Геллеръ послѣдовалъ за нимъ.
   Въ усадьбѣ ф. Мальтэна царила глубокая печаль. Вдова и дочь покойнаго не могли еще свыкнуться съ мыслью о невозвратимой потерѣ... Ничто не въ состояніи было утѣшить ихъ: онѣ такъ горячо любили его... Имъ казалось -- въ домѣ стало какъ-то страшно -- пусто, а въ будущемъ онѣ уже не видѣли ничего отраднаго, свѣтлаго...
   Послѣ Мальтэна осталось завѣщаніе, въ которомъ было выражено желаніе, чтобы Маннштейнъ, въ случаѣ смерти завѣщателя, принялъ на себя обязанности опекуна его дочери. Разумѣется, фрейгеръ и сдѣлался опекуномъ Эмми, и сталъ на дѣлѣ доказывать свое сердечное расположеніе къ семейству покойнаго друга. Ежедневно бывалъ онъ у нихъ и старался всѣми силами хоть какъ нибудь успокоить осиротѣвшихъ женщинъ. До сихъ поръ никто не замѣчалъ въ "маленькомъ фрейгеррѣ", чтобы онъ къ кому-бы то ни было относился особенно нѣжно, а теперь, увидѣвъ гдѣ нибудь въ уединенномъ уголкѣ грустное личико Эмми, старикъ сейчасъ-же подходилъ къ дѣвушкѣ, начиналъ гладить ея кудрявую головку, или подносилъ ей цвѣточекъ... А ужъ какъ сердце его надрывалось, если онъ видѣлъ, что Эмми плачетъ! Тутъ "маленькій фрейгерръ", чтобы успокоить ее, употреблялъ такія мягкія выраженія, сыпалъ такими нѣжными словами, что, право, было удивительно -- откуда это у него бралось!...
   Позаботился онъ и о похоронахъ своего друга, а затѣмъ занялся управленіемъ хозяйства въ помѣстьи Мальтэна, и занялся съ чрезвычайною заботливостью, такъ что почти забылъ даже о своихъ поляхъ. Когда госпожа Мальтэнъ какъ-то напомнила ему, что онъ совсѣмъ бросилъ свои дѣла, фрейгерръ отвѣтилъ ей такъ:
   -- Оставьте это въ сторонѣ. Я лучше знаю, какъ велъ свое хозяйство Мальтэнъ, а потому и слѣдуетъ управлять имѣньемъ такъ, какъ онъ считалъ за лучшее, въ его духѣ... Ну, а мое хозяйство можетъ теперь и похуже идти: человѣкъ я одинокій, наслѣдники-же мои все равно получатъ болѣе, чѣмъ заслуживаютъ!...
   Словомъ сказать, Маннштейнъ дѣйствовалъ такъ, какъ будто-бы хотѣлъ во что бы-то ни стало загладить какую-то вину, тяготившую его, какъ будто-бы онъ лично провинился передъ несчастной женщиной... И онъ дѣйствительно старался ослабить силу удара, поразившаго госпожу Мальтэнъ и ея дочь.
   Баронъ Зельдитцъ, на другой-же день послѣ смерти Мальтэна, пріѣхалъ въ его имѣнье, чтобы "засвидѣтельствовать съ должнымъ прискорбіемъ свое искреннѣйшее сочувствіе" и выразить готовность съ своей стороны оказать посильную помощь. Онъ заговорилъ такимъ задушевнымъ тономъ, такъ тепло соболѣзновалъ, что дѣйствительно утѣшилъ немножко вдову, глубоко удрученную горемъ...
   Госпожа Мальтэнъ знала, что покойный мужъ ея желалъ имѣть Зельдитца своимъ зятемъ, а потому на желаніе это она стала смотрѣть теперь какъ на нѣчто священное для нея, причемъ дала себѣ слово употребить всѣ усилія, чтобы оно осуществилось. Конечно, въ сердцѣ. Эмми теперь не было мѣста никакому другому чувству; она слишкомъ отдалась своей скорби; однако-же г-жа Мальтэнъ дала понять барону, что и впредь визиты его будутъ ей пріятны.
   И Зельдитцъ пріѣзжалъ къ нимъ довольно часто, причемъ -- случайно-ли это было или умышленно -- никогда какъ-то не приходилось ему встрѣчаться у нихъ съ фрейгерромъ. Нечего и говорить, какъ онъ былъ нѣжно-внимателенъ къ Эмми, сколько обнаружилъ теплаго сочувствія къ ея печали! Это ее трогало, и баронъ все болѣе и болѣе овладѣвалъ сердцемъ дѣвушки.
   Г-жа Мальтэнъ не утерпѣла и разсказала ему о томъ, какъ добръ, внимателенъ фрейгерръ, и сколько самоотверженія въ дружбѣ его къ нимъ... Баронъ при этомъ слегка улыбнулся и проговорилъ:
   -- У дядюшки -- странный, загадочный характеръ. Много у него свѣтлыхъ, хорошихъ сторонъ; если нужно, по дружбѣ, оказать помощь -- онъ готовъ жертвовать собой... Но старикъ, вмѣстѣ съ этимъ, капризенъ, иногда даже до безумія, а упрямъ такъ, что ничто не въ состояніи сломить его упрямства! И тутъ онъ способенъ быть жестокимъ, несправедливымъ... Вотъ, сердится онъ теперь на меня изъ-за пустяковъ! Ну-да вѣдь я его знаю, а потому и счелъ за лучшее нѣкоторое время избѣгать съ нимъ встрѣчи... Попытокъ къ примиренію не дѣлаю, такъ какъ это самое вѣрное средство вылѣчить дядюшку отъ его капризовъ. Если вы разскажете ему, что я бываю у васъ часто, то навѣрно, впередъ могу вамъ сказать, что онъ не явится больше сюда!... Поэтому-то я-бы попросилъ васъ оказать мнѣ услугу, а именно: при немъ совсѣмъ не заговаривать обо мнѣ, какъ будто-бы меня и не было... Что дѣлать! Изъ уваженія къ несомнѣннымъ достоинствамъ дяди слѣдуетъ молча сносить его капризы... Онъ слишкомъ привыкъ къ нимъ, а потому трудно ужъ отвыкать ему отъ этого, да и не зачѣмъ!...
   Г-жа Мальтэнъ обѣщала исполнить желаніе барона.
   Теперь для Зельдитца было вдвойнѣ важно заполонить сердце Эмми: если удастся ему это, то вѣдь онъ (Мальтэна уже нѣтъ) вскорѣ вступитъ во владѣніе всѣмъ имуществомъ покойнаго, а это, быть можетъ, и представляется единственнымъ средствомъ, чтобы заключить мировую съ дядей, безъ денежной помощи котораго оставаться долго онъ не могъ... Одного только опасался онъ: не разсказалъ-бы дядя о пари его... Это тревожило его, и вотъ баронъ употреблялъ всѣ усилія, чтобы уговорить г-жу Мальтэнъ предпринять путешествіе, такъ какъ поѣздка за границу можетъ развлечь и ее, и Эмми, грусть-же постоянная вредитъ здоровью...
   Зельдитцъ доказывалъ это, убѣждалъ, изливалъ все свое краснорѣчіе, пѣлъ о томъ, что "потеряннаго не воротишь", что "мертвый въ гробѣ тихо спи, жизнью пользуйся живущій", и что вотъ онъ самъ когда-то, лишившись отца, облегчилъ душу только подъ голубымъ небомъ Италіи, куда однако сначала вовсе не хотѣлъ ѣхать, но потомъ послушался одного друга -- и вѣчно теперь ему благодаренъ за такой добрый совѣта! Онъ предлагалъ г-жѣ Мальтэнъ отправиться именно въ Италію, гдѣ плѣнительныя небеса исцѣляютъ раны сердца...
   Разумѣется, баронъ имѣлъ тутъ въ виду, въ случаѣ согласія г-жи Мальтэнъ на поѣздку, поѣхать вмѣстѣ съ ними и гдѣ нибудь на пути открыться Эмми въ любви своей...
   Однако, вдова не соглашалась.
   -- Нѣтъ, я не могу ѣхать до тѣхъ поръ, пока не откроется убійца бѣднаго моего мужа, говорила она... Я тогда лишь успокоюсь, когда буду знать, что тотъ, кто совершилъ такое ужасное дѣло -- получилъ за него должное возмездіе! Если-бы у меня былъ сынъ, я-бы сказала ему: Ищи убійцу, чтобы предать его въ руки правосудія! Это твоя священная обязанность!...
   -- Позвольте мнѣ заявить теперь, что я самъ принялъ на себя эту обязанность, заговорилъ Зельдитцъ (они вдвоемъ сидѣли въ саду), но не счелъ нужнымъ говорить вамъ объ этомъ... Я уже дѣлалъ розыски, вошелъ даже въ переговоры съ однимъ полицейскимъ чиновникомъ въ столицѣ, ну, и онъ, между прочимъ, высказалъ такую мысль, даже -- убѣжденіе, что легче было-бы открыть убійцу, если-бы г-жа Мальтэнъ куда нибудь уѣхала...
   -- Это какимъ-же образомъ? спросила она.
   -- Чиновникъ этотъ полагаетъ, что преступникъ, можетъ быть, сталъ-бы тогда менѣе остороженъ, ну, и попался-бы...
   Г-жа Мальтэнъ, кажется, не совсѣмъ довѣрчиво отнеслась къ этому, однако-же барону удалось по крайней мѣрѣ пріучить ее къ мысли, что дѣйствительно путешествіе можетъ благотворно повліять на нее...
   -- Но я не знаю, какъ насчетъ этого Эмми, замѣтила она:-- Эмми, напротивъ, отстраняетъ всякое развлеченіе, вся отдается грусти...
   -- Позвольте мнѣ поговорить съ ней объ этомъ, вызвался баронъ. Будьте увѣрены, я никогда-бы не дерзнулъ явиться къ вамъ съ такимъ предложеніемъ, еслибы самъ не испыталъ на себѣ такое чудотворное средство!... Безпокоиться вамъ не о чемъ будетъ: дядя мой будетъ управлять вашимъ хозяйствомъ, и хоть онъ и сердить на меня, а я все-таки скажу, что ужъ лучшаго управителя вамъ не найти!
   Зельдитцъ быстро всталъ и поспѣшилъ навстрѣчу Эмми, которая шла къ матери.
   Какъ сильно измѣнилась дѣвушка за это время! Она поблѣднѣла, похудѣла и, если улыбка нечаянно скользила по ея личику, то въ улыбкѣ этой было что-то болѣзненное, горькое... Куда дѣвалась прежняя задорная веселость!.. И все-таки, не смотря на это, Эмми была еще прелестнѣе... Въ груди барона шевельнулось чувство состраданія, можетъ быть потому, что онъ впервые ощущалъ настоящую любовь, которая жгла ему кровь, и безъ того горячую... Да, онъ хотѣлъ теперь овладѣть этой дѣвушкой уже не ради одной выгоды: сердце просило этого, его влекло къ ней...
   Зельдитцъ довольно ловко не допустилъ Эмми къ матери и сталъ ходить съ нею по дорожкѣ около лужайки передъ домомъ. Дѣвушка охотно пошла, тѣмъ болѣе, что г-жа Мальтэнъ сидѣла тутъ-же, хотя и не могла слышать разговора ихъ.
   Баронъ былъ уменъ, а потому легко сообразилъ, что теперь вовсе не у мѣста обнаруживать свою любовь обыкновеннымъ манеромъ, ибо сердце Эмми слишкомъ печально и она, пожалуй, оскорбится намеками о любви... Тутъ нужно было иначе держать себя: быть нѣжно-внимательнымъ, выражать искреннѣйшее участіе и даже кстати помалчивать... Это было вѣрнѣе.
   Заговоривъ о путешествіи, Зельдитцъ старался соблазнить дѣвушку на поѣздку въ Италію, причемъ повернулъ дѣло такъ, какъ будто-бы сама мама желаетъ этого, но только не рѣшается ей сказать, не хочетъ просить у ней такой жертвы...
   Эмми даже испугалась... Какъ! покинуть мѣсто, гдѣ покоится прахъ ея отца?... Но баронъ не далъ ей времени останавливаться на подобныхъ мысляхъ и -- рѣчь его полилась. Въ голосѣ звучала мольба, а слова, нѣжныя, мягкія, ласкали слухъ... Онъ просилъ Эмми принести такую жертву ради матери... Вѣдь тугъ что ни предметъ -- то воспоминаніе!... Грусть, печаль могутъ убійственно повліять на нее... "Поѣзжайте, поѣзжайте! Туда... на югъ!"..
   Призадумалась и Эмми, и тоже стала помышлять о путешествіи, а баронъ, каждый разъ, какъ бывалъ у нихъ, запѣвалъ свою пѣсню...
   Однако, г-жа Мальтэнъ, прежде чѣмъ окончательно рѣшиться на поѣздку, сочла нужнымъ при первомъ-же случаѣ переговорить объ этомъ съ фрейгерромъ, посовѣтоваться съ нимъ, такъ какъ въ истинной дружбѣ его она все болѣе и болѣе убѣждалась.
   За этимъ дѣло не стало. Сидѣли они втроемъ въ саду (на томъ мѣстѣ, гдѣ особенно любилъ сидѣть покойный), и вотъ г-жа Мальтэнъ сообщила между прочимъ почтенному гостю своему о томъ, что желала-бы предпринять путешествіе (она дѣйствительно желала уже этого)...
   "Маленькій фрейгерръ", повидимому, чрезвычайно удивился, услышавъ такую новость; зоркіе глазки его пытливо посматривали то на мать, то на дочь...
   -- Это ваша собственная мысль? спросилъ онъ, помолчавъ немного.
   -- Нѣтъ; вашъ племянникъ думаетъ, что вообще поѣздка за границу благотворно подѣйствуетъ на насъ, отвѣтила Эмми.
   -- Племянникъ?!
   Маннштейнъ еще больше удивился...
   -- А гдѣ-же вы говорили съ нимъ?...
   -- Да здѣсь... у насъ-же.
   -- Такъ онъ, значитъ, бываетъ у васъ? обратился фрейгерръ къ г-жѣ Мальтэнъ.
   Г-жа Мальтэнъ не могла солгать.
   -- Конечно, бываетъ, проговорила она... Онъ на второй-же день былъ у насъ; и сколько участія обнаруживаетъ вашъ племянникъ! Визиты его довольно часты... Откровенно говоря, я всегда рада ему.
   Старикъ всталъ и, заложивъ руки за спину, принялся ходить взадъ и впередъ въ тѣни дерева, подъ которымъ они сидѣли. Онъ нахмурился и глядѣлъ, въ землю... Да, его завѣтной мечтой было женить племянника на Эмми, и это такъ еще было недавно!... Но теперь -- нѣтъ, этому не бывать! Вѣдь онъ, фрейгерръ, опекунъ этой дѣвушки, а Зельдитцъ запятналъ себя... Эмми не слѣдуетъ отдавать ему своей руки!.. Гм, такъ онъ тутъ часто бываетъ и... и старается не встрѣчаться съ дядей?...
   Свѣтлая голова была у старика, онъ все понялъ, сообразилъ сейчасъ-же, какую игру затѣялъ его племянникъ, лишенный наслѣдства... Да, ему очень важно было получить руку Эмми... Ну, тутъ и путешествіе кстати... "благотворно подѣйствуетъ"... Такъ, такъ! Онѣ поѣдутъ, а онъ съ ними... Гдѣ нибудь въ любви объяснится и -- дѣло въ шляпѣ... Очень возможно!...
   -- Нѣтъ, ѣхать вамъ не слѣдуетъ, проговорилъ фрейгерръ, будучи уже не въ силахъ скрывать волненія,-- подождите еще... пока нельзя.
   -- Почему-же нельзя? спросила г-жа Мальтэнъ.
   Маннштейнъ молчалъ... Онъ затруднялся отвѣтить на этотъ вопросъ. Кромѣ нотаріуса, никто еще не зналъ о причинѣ разрыва его съ Зельдитцемъ... Неужели-же самому фрейгерру разсказывать еще о поступкѣ племянника въ г. М*., о томъ, какъ сынъ родной его сестры низко упалъ?... У него языкъ не поворачивался...
   -- Вы, кажется, сердитесь за что-то на вашего племянника, заговорила вдова,-- но вѣдь я знаю -- сердце у васъ предоброе! Вы помиритесь съ нимъ, не правда ли?... Какъ-бы я искренно была рада, если-бы мнѣ удалось примирить васъ!...
   -- Но какимъ образомъ узнали вы, что я на него сержусь? спросилъ старикъ.
   -- Онъ самъ разсказалъ намъ объ этомъ.
   -- Ну, а сказалъ-ли онъ вамъ, за что именно?
   -- Нѣтъ, онъ сказалъ только, что изъ-за бездѣлицы...
   Манншейнъ высоко поднялъ голову и такъ вспыхнулъ, что даже лобъ его покраснѣлъ, а губы задрожали... Какъ! Зельдитцъ и теперь еще смѣетъ называть "бездѣлицей" то, что дядя его считаетъ безчестнымъ дѣломъ?...
   -- Изъ-за бездѣлицы?...
   Голосъ "маленькаго фрейгерра" рѣзко зазвучалъ, и въ голосѣ этомъ слышалось сильное ожесточеніе, такъ что о примиреніи нечего было и думать...
   -- Такъ онъ дерзнулъ называть пустяками то, что понудило меня лишить его наслѣдства? Да вѣдь поступокъ его такого сорта, что я никогда не примирюсь съ нимъ! Сойтись снова намъ уже невозможно!...
   И мать, и дочь -- обѣ поблѣднѣли...
   -- Да что такое случилось? воскликнула г-жа Мальтэнъ въ испугѣ.
   Маннштейнъ спохватился, раскаялся въ своей горячности, но уже было поздно: сорвалось, вылетѣло слово -- не воротишь! Онъ употребилъ всѣ усилія, чтобы охладиться, поуспокоиться...
   -- Хорошо, я вамъ все разскажу, но только не сегодня, проговорилъ старикъ.-- Могу васъ увѣрить, что не бездѣлица принудила меня поступить такъ съ нимъ... Вѣдь онъ -- сынъ сестры моей; болѣе близкаго родственника у меня и не было! Давнишнимъ желаніемъ моимъ, единственною, можно сказать, мыслью -- было сдѣлать его наслѣдникомъ всего моего имущества... А теперь -- теперь не только дверь дома навсегда закрыта для него, но и къ сердцу моему нѣтъ для него доступа... Я заперъ и то, и другое! Онъ и сюда не долженъ больше являться, не долженъ, потому что положительно не стоитъ теперь этого, не заслуживаетъ вашей дружбы!...
   -- Ахъ, любезный Маннштейнъ, воскликнула г-жа Мальтэнъ, но я не могу-же указать ему на дверь!.. Конечно, вы знаете, что я не сомнѣваюсь... вѣрю вамъ, но... не понимаю, не знаю, что вышло между вами?...
   -- Хорошо-съ, я ужъ самъ позабочусь о томъ, чтобы онъ сюда больше ни ногой... А, да вотъ и самъ онъ!
   Зельдитцъ, обойдя сосѣдній кустарникъ, шелъ прямо къ нимъ, но, замѣтивъ дядю, въ удивленіи пріостановился... Встрѣча эта, повидимому, была ему весьма непріятна... Фрейгерръ быстро пошелъ къ племяннику.
   -- Я долженъ попросить тебя уѣхать отсюда сейчасъ-же. и никогда больше не являться сюда, произнесъ онъ твердымъ, покойнымъ тономъ.
   Баронъ плотно сжалъ губы и спокойно глядѣлъ на дядю -- на "человѣка", стоящаго передъ нимъ; однако, видно было по глазамъ его, что отъ сильнаго гнѣва, злости, кровь въ немъ кипѣла.
   -- Ты, кажется, забываешь, что тутъ не твои владѣнія, забываешь, что не ты, а г-жа Мальтэнъ можетъ здѣсь приказывать! возразилъ онъ съ насмѣшливой улыбкой, и прибавилъ:-- Да кромѣ того, замѣчу: я не привыкъ, чтобы мнѣ приказывали, а слова твои что-то смахиваютъ на приказаніе!...
   Маннштейнъ выпрямился; глазки его засверкали... Зельдитцъ противорѣчилъ ему -- это еще сильнѣе раздражило старика, однако онъ, все-таки, сдержалъ себя.
   -- Ну, я едва-ли думаю, чтобы ты осмѣлился не повиноваться мнѣ, ослушаться моего приказанія... Ты самъ знаешь очень хорошо, что имѣешь довольно-таки причинъ не ожесточать меня сильнѣе, чтобы не доводить до крайности...
   Баронъ полупрезрительно пожалъ плечами.
   -- Я стану дѣлать то, что мнѣ угодно, отвѣтилъ онъ,-- ну, а будетъ-ли это соотвѣтствовать твоимъ желаніямъ -- для меня это все равно!... Вѣдь ты отрекся отъ меня -- слѣдовательно, глупо было-бы съ моей стороны, если-бы я сталъ теперь стѣсняться?...
   -- Вотъ какъ! воскликнулъ фрейгерръ и прищурилъ глаза... Такъ ты смѣешь еще сопротивляться мнѣ?...
   Онъ близко придвинулся къ Зельдитцу и сказалъ ему что-то тихимъ, глухимъ голосомъ...
   Баронъ въ ужасѣ, отскочилъ; лицо его поблѣднѣло; онъ не спускалъ глазъ съ дяди... Губы его подергивались, какъ будто онъ хотѣлъ возразить, но языкъ ему не повиновался...
   -- Это -- неправда... требую доказательствъ! воскликнулъ онъ наконецъ.
   -- Подлый человѣкъ! Говорю -- не доводи меня до крайности! произнесъ фрейгерръ въ волненіи.
   Зельдитцъ поспѣшно удалился, даже не поклонившись г-жѣ Мальтэнъ и Эмми, а Маннштейнъ вернулся къ нимъ. Онѣ какъ-то боязливо смотрѣли на него... У нихъ духу не хватало обратиться къ нему съ разспросами.
   -- Я обязанъ объяснить вамъ все это -- и сейчасъ объясню, заговорилъ онъ самъ. Голосъ его слегка дрожалъ, что показывало, какъ сильно онъ былъ разстроенъ... Затѣмъ старикъ разсказалъ имъ о пари Зельдитца, о томъ, что было послѣ этого пари, и какое именно условіе предложилъ онъ, фрейгерръ, барону, который отвѣтилъ ему упрямствомъ...
   -- Поступокъ его я считаю безчестнымъ, прибавилъ въ заключеніе Маннштейнъ, -- наслѣдства-же лишилъ его потому, что онъ не могъ рѣшиться искупить своего грѣха, загладить вину... Теперь, судите сами: слишкомъ-ли жестоко наказалъ я его?...
   Г-жа Мальтэнъ отрицательно покачала головой и сказала:
   -- Мой мужъ поступилъ-бы точно также...
   -- Еще-бы, вѣдь онъ зналъ что такое честь!.. А тотъ, кто способенъ такъ преступно играть сердцемъ... любовью молодой дѣвушки -- тотъ и на другое что способенъ!...
   Эмми молча встала и удалилась. Блѣдность ея поразила фрейгерра; онъ глядѣлъ вслѣдъ дѣвушки, и какое-то мучительное чувство щемило ему сердце... Неужели и она неравнодушна къ Зельдитцу?... Онъ не рѣшился спросить объ этомъ вдову, но когда глаза ихъ встрѣтились -- они сразу поняли другъ друга, и г-жа Мальтэнъ, протянувъ ему руку, проговорила:
   -- Благодарю васъ! Вы во время сказали мнѣ объ этомъ...
   -- Это было моею обязанностью, отвѣтилъ фрейгерръ. Пока я буду опекуномъ Эмми, я стану заботиться о ней такъ, какъ если-бы она была родною моей дочерью. Вѣдь и вы, и я -- оба стремимся къ тому, чтобы сдѣлать ее счастливою, и я надѣюсь, что относительно этого мы никогда не разойдемся въ мысляхъ!...
   Маннштейнъ пѣшкомъ пришелъ въ усадьбу Мальтэна, но вернуться пѣшкомъ домой онъ не пожелалъ, а потому приказалъ осѣдлать себѣ лошадь покойнаго своего друга и сказалъ конюху, чтобы тотъ былъ готовъ сопутствовать ему.
   -- Я беру тебя затѣмъ, чтобы ты сейчасъ-же, какъ я пріѣду, взялъ эту лошадь обратно, пояснилъ онъ конюху.
   У фрейгерра, конечно, была тутъ другая причина. Когда Зельдитцъ долженъ былъ удалиться изъ сада, то, прежде чѣмъ повернуться къ дядѣ спиной, онъ бросилъ на него свирѣпый, угрожающій взглядъ, полный ненависти... Старикъ хотя и былъ не изъ трусливыхъ, однако вовсе не имѣлъ желанія встрѣтиться съ племянникомъ гдѣ нибудь одинъ на одинъ, потому что онъ зналъ, какая горячая, буйная кровь текла въ жилахъ барона
   Доѣхавъ съ конюхомъ до опушки лѣса, "маленькій фрейгерръ" пришпорилъ коня и помчался впередъ. Дорога шла теперь лѣсомъ. Онъ скакалъ такимъ молодцомъ, что никто-бы и не подумалъ при взглядѣ на старичка Маннштейна, что онъ такой лихой наѣздникъ...
   Фрейгерръ почти не глядѣлъ впередъ; его зоркіе глаза всматривались только въ придорожный кустарникъ... Вдругъ онъ слегка вздрогнулъ: ему показалось, что изъ-за дерева выглянула голова... Онъ видѣлъ, какъ сверкнули знакомые ему глаза, горящіе злобою, ожесточенные... Сильно ударивъ шпорами лошадь, Маннштейнъ пролетѣлъ мимо этого мѣста и -- глубокій вздохъ облегчилъ его грудь... Почудилось-ли это ему, такъ какъ онъ ѣхалъ лѣсомъ и были уже сумерки, иди и въ самомъ дѣлѣ тамъ, за деревомъ, онъ видѣлъ лицо племянника?... Фрейгерръ и самъ этого не зналъ... Конюхъ едва поспѣвалъ за нимъ.
   Не доѣзжая вплоть до своей усадьбы, Маннштейнъ остановился, слѣзъ съ лошади и передалъ ее конюху.
   -- Ну, поѣзжай теперь, сказалъ онъ ему отрывисто:-- мнѣ хотѣлось видѣть, какъ обѣ лошадки эти бѣгутъ... Ничего, кони добрые! Смотри-же, не гони ихъ очень-то: они и такъ разгорячились...
   Онъ далъ конюху на чай и пошелъ быстрымъ шагомъ къ своему дому... Неужели тамъ, въ лѣсу, за деревомъ стоялъ баронъ?... Эта мысль не покидала его, и фрейгерръ, сидя на верандѣ, посматривалъ на потемнѣвшій садъ... Что-жъ, развѣ и тутъ не могута изъ-за какого нибудь куста сверкнуть эти глаза?... Онъ вообще никогда не давалъ разгуляться своей фантазіи, но теперь не могъ какъ-то сдержать ее... Мрачныя картины вставали передъ нимъ одна за другой, и "маленькій фрейгерръ" невольно всматривался въ нихъ, будучи не въ силахъ остановить игру воображенія... Наконецъ, чтобы избавиться отъ такой пытки, онъ ранѣе обыкновеннаго отправился спать, убѣдившись предварительно, что двери и окна хорошо заперты.
   На другой день (было еще довольно рано) въ усадьбу Маннштейна явился слѣдователь Питтъ. Фрейгерръ слегка вздрогнулъ, увидѣвъ его, однако-же встрѣтилъ чиновника какъ слѣдуетъ любезно.
   -- Я обѣщался увѣдомить васъ о ходѣ дѣла, насколько обязанности службы дозволяютъ мнѣ это,.заговорилъ Питтъ.
   -- Открыли вы убійцу Мальтэна? спросилъ старикъ, придвигая стулъ и приглашая слѣдователя садиться.
   "Маленькій фрейгерръ" выполнилъ эту любезность какъ-то торопливо, какъ будто хотѣлъ скрыть отъ гостя свое безпокойство.
   -- Нѣтъ еще. Преступленіе, содѣянное въ этомъ домѣ, надѣлало мнѣ много хлопотъ, но до сихъ поръ всѣ усилія мои тщетны, труды -- напрасны... Что не рабочіе совершили это убійство -- это почти уже доказано. Бартэльсъ арестованъ... Но показанія его совершенно тождественны съ показаніями Ланггофа. Дѣйствительно, въ ту ночь онъ былъ здѣсь въ саду, желая удостовѣриться, сидитъ-ли еще у васъ г. Мальтэнъ, но, увидѣвъ, что во всемъ домѣ было темно -- сейчасъ-же вернулся къ товарищамъ. По согласному показанію всѣхъ остальныхъ арестантовъ -- это было почти за два часа до выстрѣла, слѣдовательно -- около полуночи. Бартэльсъ не отпирается, что при немъ былъ пистолетъ, но онъ взялъ его съ цѣлью только постращать Мальтэна... Объ убійствѣ онъ и не думалъ. Этотъ самый пистолетъ я нашелъ въ соломѣ, на которой спитъ Бартэльсъ... Но пуля, поразившая Мальтэна, вылетѣла не изъ этою пистолета, что я сейчасъ-же и увидѣлъ.
   Маннштейнъ все это выслушалъ молча, только глаза его какъ-то безпокойно, нетерпѣливо блуждали по комнатѣ.
   -- Я дѣлалъ розыски повсюду, однако мнѣ, все-таки, не удалось напасть на вѣрный слѣдъ, снова заговорилъ слѣдователь... Можетъ быть, вы теперь кого нибудь подозрѣваете?
   -- Нѣтъ, отвѣтилъ фрейгерръ.
   -- Значитъ, и вы не открыли никакихъ слѣдовъ?... А вѣдь я знаю -- глазъ у васъ зоркій...
   -- Никакихъ.
   -- Но, позвольте, г. фрейгерръ, я вѣдь разсмотрѣлъ всевозможные случаи!... Коль скоро мнѣ задаютъ такую задачу, то я до тѣхъ поръ не могу успокоиться, пока не разрѣшу ее... И вотъ, я пришелъ къ тому убѣжденію, что тутъ возможны только два случая...
   Питтъ пріостановился.
   -- Какіе-же? Говорите, пожалуста...
   -- Или г. Мальтэнъ самъ лишилъ себя жизни --
   -- Нѣтъ, нѣтъ! Это немыслимо! подхватилъ Маннштейнъ! А если-бы было такъ, то вѣдь нашлось-бы здѣсь то оружіе, которымъ онъ лишилъ себя жизни!...
   -- Положимъ, но... рука друга развѣ не могла прибрать пистолета, съ цѣлью избавить семейство покойнаго отъ огорченія... стыда?...
   -- Я первый, послѣ выстрѣла, вошелъ въ спальню! воскликнулъ "маленькій фрейгерръ".
   -- Нисколько не сомнѣваюсь! Мальтэнъ былъ вашимъ другомъ, а вы, послѣ смерти его, достаточно хорошо доказали, какую дружбу питаете къ женѣ и дочери покойнаго... Что-жъ, спрятавъ оружіе, вы, конечно, поступили такъ по причинамъ вполнѣ похвальнымъ, по благородному побужденію...
   Маннштейнъ прямо взглянулъ въ глаза Питта и произнесъ:
   -- Нѣтъ, ничего я не пряталъ. Подумайте сами: Мальтэнъ былъ богатъ, любимъ всѣми, счастливъ въ своей семьѣ, нравъ у него былъ веселый, никакихъ причинъ жаловаться на судьбу у него не было -- и вдругъ лишать себя жизни?!.. Да зачѣмъ-же?... Нѣтъ, этого онъ не могъ сдѣлать!...
   -- Все это и я узналъ, сказалъ Питтъ... Да, дѣйствительно, у г. Мальтэна не было ни малѣйшей причины разставаться съ жизнью; и едва-ли можно предположить, чтобы онъ сдѣлалъ это въ припадкѣ умопомѣшательства... внезапнаго, такъ какъ ни съ однимъ изъ его предковъ ничего подобнаго не случалось. И такъ, остается остановиться на послѣднемъ возможномъ случаѣ...
   -- На какомъ-же именно?
   -- Пуля была предназначена не г-ну Мальтэну, а вамъ!
   Фрейгерръ вздрогнулъ, поблѣднѣлъ и устремилъ неподвижный взглядъ на слѣдователя.
   -- Нѣтъ... нѣтъ! проговорилъ онъ потомъ.
   -- Позвольте, что-жъ тутъ неправдоподобнаго? Отчего-же не предположить этого? Другъ вашъ, какъ вы мнѣ сами сообщили, пріѣхалъ къ вамъ уже подъ вечеръ; намѣренія у него не было заночевать у васъ, но вы его уговорили остаться и даже отдали ему свою комнату, въ которой была ваша постель... Убійца ничего не зналъ объ этомъ... Ну-съ, пробрался онъ въ вашу спальню... Ночь, темно... Онъ былъ увѣренъ, что стрѣляетъ въ васъ, а на самомъ дѣлѣ убилъ г. Мальтэна!...
   -- Быть этого не можетъ! почти крикнулъ фрейгерръ и, вскочивъ, принялся ходить по комнатѣ. Онъ былъ встревоженъ...
   -- Я очень хорошо понимаю, что такая мысль не можетъ не быть для васъ мучительно-непріятной, успокоительнымъ тономъ произнесъ Питть:-- Мальтэнъ погибъ, такъ сказать, за васъ, невольно пожертвовалъ вамъ собой, но вѣдь вы не можете-же упрекнуть тутъ себя, потому что -- само собой разумѣется -- вы и подозрѣвать не могли этого!... Взгляните лучше на все это, какъ на проявленіе высшей воли: Провидѣнію угодно было сохранить вашу жизнь!...
   Маннштейнъ продолжалъ молча ходить.
   -- Что-жъ, и теперь ни на кого -- ни малѣйшаго подозрѣнія? спросилъ слѣдователь.
   -- Нѣтъ... Да быть этого не можетъ! опять крикнулъ старикъ, остановившись передъ Питтомъ.-- Послушайте, вы... прошу васъ, не говорите никому о подобномъ предположеніи! Если г-жа Мальтэнъ узнаетъ это, то какъ она будетъ смотрѣть на меня?... Она поневолѣ, хотя-бы втайнѣ, въ душѣ -- упрекнетъ меня... "Вѣдь черезъ тебя, по твоей милости, погибъ мой мужъ!" Эта мысль не оставитъ ее во вѣки вѣковъ!... "Ты самъ привелъ его въ эту комнату, ты уложилъ его въ свою постель" -- скажетъ она... Нѣтъ, пожалѣйте несчастную женщину! Зачѣмъ увеличивать ея страданія?...
   "Маленькій фрейгерръ" былъ въ высшей степени взволнованъ.
   -- Хорошо, никому не буду говорить объ этомъ, пока это будетъ можно, сказалъ Питтъ,-- но я все-таки обязанъ (это долгъ мой) самымъ тщательнымъ образомъ со всѣмъ усердіемъ, начать розыски въ этомъ направленіи... Смѣю надѣяться, что вы, конечно, поможете мнѣ тутъ?... Нѣтъ-ли у васъ врага?..
   Маннштейнъ глядѣлъ на слѣдователя съ какимъ-то недоумѣніемъ, почти вопросительно, какъ будто совсѣмъ не понялъ его.
   -- Врага?.. Не знаю, наконецъ отвѣтилъ онъ... Да, вѣдь чужая душа -- потемки! Очень можетъ быть, что человѣкъ, называющій васъ своимъ другомъ, на самомъ дѣлѣ; относится къ вамъ враждебно? Что-жъ, развѣ большинство людей не въ войнѣ между собою, когда интересы ихъ сталкиваются?... Я всегда, сколько помню себя, старался быть справедливымъ къ каждому, кто бы онъ ни былъ, и никогда не освѣдомлялся о томъ, есть ли у меня враги, а потому и не знаю ихъ.
   Питтъ понялъ теперь, что фрейгерру почему-то не хотѣлось высказать всей правды.
   -- Но, господинъ Маннштейнъ, вѣдь и вамъ желательно также, чтобы убійца Мальтэна былъ найденъ и наказанъ? спросилъ онъ.
   "Маленькій фрейгерръ" опять слегка вздрогнулъ, но сейчасъ-же овладѣлъ собой.
   -- О, конечно! Вѣдь Мальтэнъ былъ моимъ другомъ... Будь мы родные братья -- я-бы, кажется, крѣпче и любить его не могъ!... Нѣтъ, тотъ, кто совершилъ такое дѣло, долженъ понести кару!...
   -- И такъ, вы рѣшительно ничего больше не можете мнѣ сказать?
   -- Рѣшительно ничего.
   Старикъ проговорилъ эти слова какъ-то торопливо и даже отвернулся, какъ-бы желая совсѣмъ прекратить этотъ разговоръ.
   Слѣдователь вышелъ изъ комнаты
   На него опять напало раздумье... Въ самомъ дѣлѣ, фрейгерръ велъ себя презагадочно! Но онъ былъ крѣпко взволнованъ, блѣденъ... Это наконецъ, убѣдило Питта, что послѣднее его предположеніе -- вѣрно: пуля, поразившая Мальтэна, была предназначена Маннштейну и, какъ кажется, онъ даже зналъ, кто ее влѣпилъ въ голову перваго, только... языкъ у старика не поворачивался назвать убійцу по имени...
   Возвращаясь домой, Питтъ не особенно торопился, потому что, углубившись въ размышленія, забылъ о времени и мѣстѣ. Онъ разсмотрѣлъ обстоятельства жизни фрейгерра, обдумывалъ и то, и другое, но ничего не выходило изъ этого... Тутъ или мщеніе, или просто кому нибудь нужно было, ради выгоды, вычеркнуть фрейгерра Маннштейна изъ списка живыхъ... Но кому-же?...
   Слѣдователь вдругъ вспомнилъ о баронѣ ф. Зельдитцъ.
   Онъ зналъ, что баронъ былъ ближайшимъ родственникомъ Маннштейна и зналъ также, что старикъ именно этого родственника сдѣлалъ своимъ единственнымъ наслѣдникомъ... Но неужели барону показалась слишкомъ долгою жизнь "маленькаго фрейгерра", этому барону, который самъ жилъ чортъ знаетъ какъ безалаберно, что было извѣстно Питту. Неужели Зельдитцъ совершилъ это дѣло, и ради того только, чтобы поскорѣе завладѣть имуществомъ дяди?...
   Мысль эта не оставляла слѣдователя, хотя онъ и считалъ ее почти нелѣпою, невозможною... Положимъ, баронъ человѣкъ весьма легкомысленный, но... неужели онъ способенъ на убійство? Онъ, послѣдній представитель такого древняго, знатнаго рода, горделивый дворянинъ -- и такъ низко могъ упасть, сдѣлаться -- разбойникомъ?... Нѣтъ, это немыслимо!.. Да и зачѣмъ было идти ему на такое ужасное дѣло: вѣдь дядя щедро снабжаетъ его деньгами и всегда уплачиваетъ его долги?...
   И все-таки та мысль гвоздемъ засѣла въ головѣ Питта... Онъ думалъ: убійство могло быть совершено только такимъ лицомъ, которому хорошо было извѣстно расположеніе комнатъ въ домѣ, особенно -- мѣстонахожденіе спальни, и кто зналъ также обстановку этой комнаты и подмѣтилъ, какъ легко отодвинуть снаружи задвижку за дверью. Кромѣ этого, убійца долженъ былъ знать, что фрейгерръ никогда не запиралъ дверей на ключъ, а обыкновенно задвигалъ только задвижку... Не можетъ быть, чтобы баронъ не зналъ этого?...
   Вспомнилъ, слѣдователь и то, что около одной изъ ивокъ, стоящихъ за садомъ Маннштейна, на травѣ ясно были видны слѣды копытъ, -- онъ видѣлъ ихъ именно утромъ, когда осматривалъ мѣстность за садомъ, а это было какъ разъ послѣ убійства... Что-жъ, вѣдь подобное открытіе согласуется съ его "страннымъ" предположеніемъ? Баронъ верхомъ подъѣхалъ къ саду; была уже ночь... Онъ слѣзъ съ лошади, привязалъ ее къ ивкѣ, пробрался въ садъ и, совершивъ преступленіе, ускакалъ домой, въ городъ...
   Тутъ Питтъ остановился, встрѣтившись съ лакеемъ фрейгерра, возвращавшимся изъ города, и нарочно завязалъ съ нимъ разговоръ.
   Лакей сейчасъ-же сообщилъ, что ему было поручено отвезти письмо въ резиденцію.
   -- Письмо къ племяннику вашего барина? спросилъ слѣдователь самымъ равнодушнымъ тономъ. Слуга ухмыльнулся.
   -- Нѣтъ-съ, письмо не къ господину барону, отвѣтилъ онъ и прибавилъ: да врядъ-ли придется къ нему письма-то возить...
   -- Это почему-же?
   -- Да они нынче не въ ладахъ между собой...
   -- Изъ за чего-же не поладили?
   -- Не могу знать... Только я ненарокомъ, значитъ, слышалъ, что мой-то баринъ грозился лишить его наслѣдства, ну, и господинъ баронъ сію-же минуту собрался и уѣхалъ въ столицу, и очень былъ не въ духѣ.
   -- Когда-же это было?
   Лакей призадумался.
   -- Да какъ сказать -- недѣли три, либо четыре это было, отвѣтилъ онъ потомъ.
   -- Прежде или послѣ, того, какъ былъ убитъ г. Мальтэнъ?
   -- Прежде-съ, прежде! Баронъ уѣхалъ наканунѣ...
   -- Навѣрно вы это знаете?
   -- Навѣрно-съ: наканунѣ, уѣхалъ онъ.
   -- Однако, изъ за чего-же они поссорились? Подумайте-ка, можетъ быть, и смекнёте?
   -- Какъ тутъ смекнуть? Нѣтъ, а только я полагаю, что у нашего фрейгерра была все-таки не пустяшная причина такъ грозиться: такимъ разстроеннымъ, сердитымъ я никогда и не видывалъ барина! "Лишу, говоритъ, тебя наслѣдства", а ужъ я знаю его: коли онъ что разъ порѣшилъ -- безпремѣнно такъ и сдѣлаетъ.
   -- Давно вы на службѣ у фрейгерра?
   -- Ужъ девятый годъ.
   -- Скажите, случались и прежде ссоры между ними?
   -- Нѣтъ... Ничего такого я не замѣчалъ промежъ нихъ; баринъ мой всегда ласковъ бывалъ съ барономъ.
   -- Ну, а баронъ, когда уѣзжалъ, крѣпко былъ сердить?
   -- Крѣпко! Хотя онъ и не желалъ, значить, виду этого показать, да не смогъ скрыть сердца: уѣхалъ, не попрощавшись даже съ фрейгерромъ!
   Питтъ дальше не распрашивалъ: его уже сильно тянуло въ городъ, ему хотѣлось прежде всего узнать, гдѣ въ ту ночь былъ баронъ?... Пріѣхавъ въ резиденцію, онъ сейчасъ-же отправился на квартиру Зельдитца, такъ какъ зналъ, гдѣ жилъ баронъ и зналъ также самого домовладѣльца, зажиточнаго человѣка, по фамиліи -- Освальдъ. Однако, не легко ему было заставить домохозяина показать комнату, занимаемую барономъ: г. Освальдъ обнаружилъ ужъ черезчуръ много любопытства... Питтъ, наконецъ, увѣрилъ его, что ищетъ квартиру для одного весьма богатаго, пожилаго барина, и вотъ, выбралъ именно эту, такъ какъ она находится въ первомъ этажѣ, да ктому-же изъ комнаты можно прямо выйти въ садикъ. Такимъ образомъ, ему удалось уломать домовладѣльца, и Освальдъ повелъ слѣдователя въ комнату Зельдитца.
   -- Ну, вотъ, это именно какъ разъ то, что я ищу! сказалъ Питта, зоркимъ окомъ осматривая просторную и во всѣхъ отношеніяхъ удобную комнату.-- Тутъ и свѣтло, и мѣста довольно, и прямо изъ комнаты -- въ садъ, да это -- прелестно! Пожилому господину, домосѣду, который все-таки, любить подышать свѣжимъ воздухомъ -- лучшаго помѣщенія и не надо!...
   -- Да, но вѣдь баронъ тоже очень доволенъ комнатой и врядъ-ли охотно уступить ее другому, замѣтилъ хозяинъ.
   Слѣдователь пожалъ плечами.
   -- Ну, что-жъ, не можетъ-же онъ быть на васъ въ претензіи за то, если вы объявите ему, что желаете отдавать эту квартиру за болѣе высокую цѣну? Если онъ согласится платить вамъ дороже -- за нимъ она и останется... Это мебель -- барона?
   -- Нѣтъ, мебель моя, отвѣтилъ Освальдъ.
   -- Все очень мило!... Прекрасно убрано, право!
   Слѣдователь любовался, хвалилъ обстановку, а между тѣмъ глаза его рыскали по всей комнатѣ... Не мебель его интересовала -- онъ искалъ чего-то другаго, болѣе интереснаго...
   -- Вонъ тамъ, надъ диваномъ, пара славныхъ, кажется, пистолетовъ! Баронъ ужъ навѣрно хорошій стрѣлокъ?..
   И Питтъ, подойдя къ дивану, протянулъ руку за пистолетомъ.
   -- Позвольте-съ! Тутъ ничего нельзя трогать! громко произнесъ Освальдъ.-- Баронъ ужасно этого не любить и насчетъ этого очень строгъ.
   Слѣдователь какъ будто и не слышалъ словъ домохозяина: онъ уже держалъ въ рукѣ одинъ изъ пистолетовъ и тщательно осматривалъ его. Пулька, вынутая изъ головы Мальтэна, какъ разъ подходила къ стволу осматриваемаго пистолета, не нужно было и примѣрять...
   -- Какая изящная работа! Право, славная вещица! похваливалъ Питта.-- Я, знаете, вообще люблю всякаго рода оружіе. Взгляните-ка, какъ прелестно изукрашена рукоятка!... А что -- заряженъ онъ?
   Онъ медленно взвелъ курокъ.
   Освальдъ испугался и отскочилъ.
   -- Ахъ, пожалуйста, повѣсьте его на мѣсто! Слѣдователь, улыбнувшись, исполнилъ его желаніе.
   -- Я и не думалъ, что вы такой боязливый человѣкъ! замѣтилъ онъ, выходя изъ комнаты. Вѣдь палка, сама по себѣ, опаснаго ничего не представляетъ?... Также точно ружье, пистолетъ сами по себѣ вещи вовсе не страшныя... Нужно умѣть только съ ними обращаться.-- Ну-съ, а баронъ, конечно, человѣкъ солидный?.. спросилъ Питтъ съ нѣсколько лукавой улыбкой.
   У Освальда вырвался невольный вздохъ.
   -- Скажу вамъ, что мнѣ приходится радоваться, что онъ не мой сынъ, отвѣтилъ домовладѣлецъ... Вѣдь онъ по ночамъ почти что и дома не бываетъ; является тогда, когда ужъ разсвѣтать начинаетъ, ну, и спитъ потомъ до самого полдня! Впрочемъ, и то сказать, всѣ эти высокоблагородные ведутъ такую жизнь... Что-жъ, дѣлать имъ нечего, работы нѣтъ у нихъ, а деньги всегда водятся въ ихнемъ карманѣ; ну, а если вдругъ станетъ тамъ пусто -- ничего, не бѣда: мало развѣ людей, готовыхъ съ удовольствіемъ дать имъ взаймы и потомъ содрать чорта знаетъ какіе проценты?...
   -- Ну, не совсѣмъ ничто... Случается и имъ запутаться и вдругъ остаться ни съ чѣмъ! Все-таки они рискуютъ... Ахъ -- да, вотъ вспомнилъ кстати! живо заговорилъ Питта... Да вы, пожалуй, и не знаете, былъ-ли баронъ дома въ ночь на 21-е іюля?
   -- А вамъ это зачѣмъ-же?
   Освальда опять стало мучить любопытство.
   -- Да это насчетъ одного нелѣпаго пари, отвѣтилъ смѣясь слѣдователь.-- Видите-ли, въ ту именно ночь нѣсколько офицеровъ, сидя въ погребкѣ, побились объ закладъ съ однимъ господиномъ... Дѣло это меня интересуетъ собственно потому, что пари въ самомъ дѣлѣ -- просто безумное! Ну, вотъ, я и жду съ нетерпѣніемъ, какъ оно разрѣшится... Хозяинъ погребка сообщилъ мнѣ объ этомъ курьезѣ, причемъ сказалъ, что самого-то господина онъ не знаетъ, а слышалъ, что офицеры называли его "барономъ", и даже описалъ мнѣ его: это, говорить, былъ баринъ высокаго роста, такой стройный... Очень можетъ быть, что это и былъ баронъ Зельдитцъ?... Онъ держалъ пари, что въ 40 часовъ пройдетъ 25 миль и ни разу не присядетъ, чтобы отдохнуть!..
   -- Да это невозможно! воскликнулъ хозяинъ.
   -- И я тоже думаю, а потому-то вотъ мнѣ и хотѣлось-бы очень узнать: кто именно держитъ, или держалъ, такое пари?
   -- И это было, вы говорите, въ ночь на 21-е іюля?
   -- Да, подтвердилъ Питтъ.
   -- Ну, такъ это былъ, значитъ, не баронъ Зельдитцъ.
   -- Почему-жъ вы такъ думаете?
   -- Потому что ту ночь баронъ провелъ дома, онъ никуда не выходилъ.
   -- Однако, какъ вы это хорошо помните, не смотря на то, что съ тѣхъ поръ ужъ много времени прошло!..
   -- А вотъ это почему: 20-го числа былъ день моего рожденья. Пригласилъ я къ себѣ пріятелей; ну, сидимъ мы, только эдакъ подъ вечеръ пришелъ баронъ домой и сталъ жаловаться, что ему нездоровится... Легъ онъ въ постель и попросилъ жену мою заварить ему чаю, а потомъ...
   -- За докторомъ не посылали?
   -- Нѣтъ, баронъ не пожелалъ этого... Ну, а потомъ, попозже, ему, кажется, стало лучше, и онъ сказалъ, что хочетъ спать и чтобы его никто не тревожилъ... Хорошо; ну, вотъ, пріятели мои и разошлись часамъ къ десяти, чтобы въ домѣ все было тихо... Господинъ баронъ всталъ съ постели ужъ на другой день, такъ около двѣнадцати часовъ...
   -- Да -- а, ну, въ такомъ случаѣ, конечно, тамъ, въ погребкѣ, былъ не баронъ Зельдитцъ, а какой нибудь другой баронъ! Да я и не думаю, чтобы Зельдитцъ могъ быть такимъ отличнымъ ходокомъ...
   Слѣдователь проговорилъ это равнодушнымъ тономъ, слегка улыбаясь, а между тѣмъ разсказъ Освальда чрезвычайно заинтересовалъ его.
   Во избѣжаніе дальнѣйшихъ разспросовъ со стороны любопытнаго домохозяина, Питтъ раскланялся съ нимъ.
   Дѣйствительно-ли баронъ былъ болѣнъ тогда или только притворился больнымъ, чтобы въ случаѣ чего можно было доказать, что ту ночь онъ провелъ дома, никуда не выходилъ?.. Какже узнать это?... Тутъ и было только одно средство, одинъ путь: если Зельдитцъ застрѣлилъ Мальтэна, если это правда, то вѣдь до усадьбы дяди онъ могъ добраться только на лошади, а такъ какъ собственной лошади у него нѣтъ, то, конечно, онъ долженъ былъ взять чью нибудь, такъ сказать, на прокатъ... У кого именно онъ взялъ ее -- вотъ это-то и слѣдовало прежде всего разузнать. Питтъ не понадѣялся на себя одного и, чтобы лучше справиться съ такой задачей, поручилъ этотъ розыскъ двумъ ловкимъ полицейскимъ, причемъ и самъ продолжалъ работать по этому дѣлу. Тутъ нужно было дѣйствовать съ величайшею осторожностью, потому что, если въ самомъ дѣлѣ Зельдитцъ совершилъ убійство и если онъ теперь провѣдаетъ, что подозрѣніе пало на него -- то слѣдуетъ серьезно опасаться, какъ-бы онъ не убѣжалъ...
   Прошло нѣсколько дней, но всѣ поиски ни къ чему не привели: ни одинъ изъ содержателей лошадей никому не отдавалъ лошади въ ночь на 21-е іюля, когда Мальтэнъ былъ убитъ... Неужели-же баронъ неповиненъ въ убійствѣ?... Но подозрѣніе слишкомъ глубоко запало въ душу слѣдователя, онъ не могъ отбросить его, легко разстаться съ нимъ... Питтъ даже былъ убѣжденъ, что Зельдитцъ только притворился больнымъ... Да! Зельдитцъ ночью, или поздно вечеромъ, незамѣтно вышелъ изъ дому (выйти было легко -- изъ комнаты дверь вела прямо въ садикъ), затѣмъ, перепрыгнувъ низкій заборъ, онъ очутился на улицѣ и пробрался садами до самыхъ городскихъ воротъ... А не дошелъ-ли онъ пѣшкомъ до помѣстья Маннштейна?... Что-жъ, въ какіе нибудь два часа пространство это можно было пройти, но... откудаже тогда тѣ слѣды подковъ лошадиныхъ на травѣ, около ивоваго деревца? Стояла-же тамъ лошадь въ ту ночь?... Слѣдователь порѣшилъ продолжать, все-таки, поиски... Можетъ быть и удастся столкнуться съ человѣкомъ, снабдившимъ барона своею лошадью?... Настойчивость; эта оказалась небезполезной: труды его увѣнчались успѣхомъ.
   Въ одно прекрасное утро полицейскій сыщикъ, командированный Питтомъ на рбзыски, донесъ ему, что нѣкій бюргеръ, по фамиліи Шмоллеръ, живущій у городскихъ воротъ, держитъ лошадь, которую и отдаетъ за деньги на прокатъ, и вотъ этотъ самый Шмоллеръ отдавалъ свою лошадку какому-то господину въ ночь на 21-е іюля.
   -- Фамиліи господина не говорилъ? спросилъ Питтъ.
   -- Говорилъ, что г. фонъ Шпехтъ нанималъ у него тогда лошадь, отвѣтилъ полицейскій.
   Слѣдователь немедленно отправился къ Шмоллеру и попросилъ его разсказать, какъ было дѣло.
   -- Да еще утромъ въ тотъ день пришелъ ко мнѣ господинъ, началъ Шмоллеръ, и сказалъ, что хочетъ взять у меня лошадь, только ночью, на нѣсколько часовъ... Мнѣ, говоритъ, нужно ѣхать на свиданье, а потому, говоритъ, отправиться я могу не иначе, какъ только поздно вечеромъ... Господинъ -- такой высокій, ну, одѣть прекрасно... Называлъ онъ себя -- фонъ Шпехтъ.
   -- Что-жъ, вы сейчасъ и согласились дать ему лошадь? спросилъ Питтъ.
   -- Нѣтъ. Этого господина я прежде никогда не видалъ, ну, а вы знаете, что быть осторожнымъ никогда не мѣшаетъ... Можетъ быть, это и не баринъ, а просто какой нибудь мазурикъ -- почемъ я знаю? Вотъ, я и того... замялся эдакъ, а онъ какъ это замѣтилъ -- сейчасъ предложилъ залогъ, сколько, значитъ, лошадь стоитъ.
   -- И вы приняли?
   -- Да. Онъ осмотрѣлъ лошадь и далъ мнѣ полтораста талеровъ. Вечеромъ, ужъ послѣ одинадцати часовъ, опять онъ пришелъ, сейчасъ сѣлъ и уѣхалъ.
   -- Когда онъ вернулся?
   -- Да такъ -- около трехъ часовъ ночи.
   -- И вы сами тогда его видѣли?
   -- Какже, самъ видѣлъ! Нужно-же было мнѣ лошадку посмотрѣть: можетъ онъ ее какъ нибудь испортилъ? Ну, и полтораста талеровъ надо было ему назадъ отдать.
   -- А что, вы не замѣтили: былъ г. фонъ Шпехтъ эдакъ взволнованъ... разстроенъ, когда вернулся?
   -- Ѣхалъ онъ шибко, это точно... Лошадка вся была въ мылѣ.
   -- Ну, а почему вы такъ увѣрены, что это было именно въ ночь на 21-е іюля? Времени-то много утекло съ тѣхъ поръ... Или у васъ такая отличная память?
   -- Ну, на память-то свою я-бы не понадѣялся, отвѣтилъ бюргеръ, -- а вотъ, на другой-же день утромъ, какъ всталъ, такъ сейчасъ-же взялъ да и записалъ въ книжку: "получено 2 талера за наёмъ лошади", и число поставилъ, а это было 21-го іюля.
   -- Значитъ, вы каждый получаемый талеръ аккуратно записываете въ книжку, на приходъ? замѣтилъ слѣдователь съ легкой улыбкой.
   -- Ну, гдѣ-жъ!.. Вотъ касательно лошадки -- дѣйствительно -- записываю. Изволите видѣть, она у меня недавно, такъ я и самъ еще хорошенько не знаю: стоитъ-ли того, чтобы ее держать? Ну, и пишу все -- что издерживаю на нее, и какой она мнѣ доходъ приноситъ, чтобы черезъ нѣсколько времени поднести счетъ.
   -- Послѣ того вы видѣли этого господина?
   -- Не случалось.
   -- Не можете-ли вы описать мнѣ его наружность?
   -- Лѣтъ ему, примѣрно, около тридцати; росту онъ высокаго, видно что мужчина крѣпкій... Я такъ полагаю, что это былъ офицеръ въ партикулярномъ платьѣ...
   -- Ну, а узнали-бы вы его, если-бы снова увидѣли?
   -- О, конечно!
   -- Посмотрите, похожъ онъ на этотъ портретъ? Питтъ вынулъ изъ кармана фотографическую карточку Зельдитца и показалъ ее Шмоллеру. Шмоллеръ какъ только взглянулъ -- воскликнулъ:
   -- Онъ самый! Этотъ и былъ у меня!
   -- Нѣтъ, вы потрудитесь хорошенько разсмотрѣть!
   -- Да говорю вамъ: онъ и есть, какъ вылитый!
   Слѣдователь торжествовалъ, лицо его сіяло...
   -- Говорилъ вамъ г. фонъ Шпехтъ, куда ѣздилъ онъ въ ту ночь?
   -- Нѣтъ, да и я не спросилъ касательно этого.
   -- Покажите мнѣ, пожалуйста, вашу лошадь.
   Шмоллеръ повелъ слѣдователя въ конюшню. Дорогой онъ пытался развѣдать, зачѣмъ это слѣдователь дѣлаетъ такіе подробные разспросы?
   -- Сегодня я еще не могу вамъ сообщить этого, сказалъ Питтъ. Но не безпокойтесь; никакой непріятности вамъ тутъ не будетъ... Когда на судѣ потребуютъ вашихъ показаній -- вы только разскажите, какъ все было, ничего не утаивая и ничего не прибавляя -- одну правду.
   Слѣдователь осмотрѣлъ лошадь, взглянулъ на одно изъ заднихъ копытъ ея и вымѣрилъ подкову. Размѣры подковы были тѣ-же, что и на рисункѣ, сдѣланномъ имъ со слѣда подкованнаго копыта на травѣ, около ивоваго деревца, у сада Маннштейна... Питтъ теперь уже не сомнѣвался, что преступленіе совершено Зельдитцемъ, который имѣлъ намѣреніе убить фрейгерра... Улики почти всѣ были на лицо, и представлялись настолько важными, что дѣйствительно не оставалось уже сомнѣнія, что баронъ, а не кто другой, застрѣлилъ Мальтэна,-- но слѣдователь, однако, не рѣшился тотчасъ-же арестовать Зельдитца. У барона въ столицѣ былъ довольно большой кругъ знакомства въ средѣ высокопоставленныхъ особъ... Зельдитцъ былъ даже какъ-то въ родствѣ съ однимъ изъ министровъ... Знакомые, услышавъ объ арестѣ его, употребятъ всѣ усилія, чтобы освободить его отъ такого тяжкаго обвиненія: вѣдь онъ послѣдній представитель древняго, славнаго рода!... Если-же имъ это не удастся, то они всѣми мѣрами станутъ препятствовать возникновенію процесса, постараются однимъ словомъ устроить такъ, чтобы баронъ остался внѣ всякаго подозрѣнія... Не благоразумнѣе-ли будетъ отправиться къ фрейгерру Маннштейну и прямо предъявить ему тѣ улики, которыя имѣются противъ его племянника?... Фрейгерръ и самъ, кажется, уже заподозрилъ Зельдитца; быть можетъ даже и знаетъ все, а потому ігѣтъ-ли у него болѣе вѣскихъ доказательствъ въ томъ, что убійство совершено именно барономъ?... Неужели старикъ опять будетъ молчать, молчать даже тогда, когда увидитъ, что племяннику его не сдобровать, что онъ и такъ ужъ попался... погибъ?...
   Питтъ порѣшилъ съѣздить къ Маннштейну.
   Такъ какъ Зельдитцъ, конечно, не могъ еще знать, что подозрѣніе пало на него, то относительно бѣгства его нечего было опасаться, но тѣмъ не менѣе слѣдователь поручилъ двумъ полицейскимъ тайно слѣдить за барономъ, наблюдать за каждымъ его шагомъ и, въ случаѣ попытки Зельдитца убѣжать -- сейчасъ-же заарестовать его.
   Отправившись въ усадьбу фрейгерра, Питтъ имѣлъ довольно времени аккуратно обдумать дорогой планъ своихъ дѣйствій.
   Маннштейнъ встрѣтилъ слѣдователя на верандѣ, у дверей своей спальни, какъ-то сдержанно-холодно... Видно было, что визита Питта былъ ему непріятенъ.
   -- Сожалѣю, что вотъ мнѣ опять приходится обезпокоить васъ, заговорилъ слѣдователь своимъ обычно-покойнымъ, любезнымъ тономъ.
   "Маленькій фрейгерръ", молча, движеніемъ руки пригласилъ гостя сѣсть.
   -- Намъ здѣсь никто не помѣшаетъ? спросилъ Питтъ. Старикъ посмотрѣлъ на него какъ-то пытливо, съ нѣкоторымъ безпокойствомъ...
   -- Милости просимъ въ мою комнату, пожалуйте, проговорилъ онъ послѣ короткой паузы и пошелъ самъ впередъ.-- Усѣвшись противъ слѣдователя, Маннштейнъ устремилъ на него вопросительный взглядъ.
   -- Мнѣ удалось, наконецъ, открыть убійцу г. ф. Мальтэна, произнесъ слѣдователь.
   Старикъ вздрогнулъ отъ испуга... Онъ почти задыхался... Нельзя было не замѣтить, сколько труда стоило ему принять спокойный, равнодушный видъ.
   -- Кто-же онъ... кто?...
   Онъ насилу выговорилъ эти слова... Все тѣло его дрожало... Въ эти минуты Питту жаль стало "маленькаго фрейгерра", но тутъ онъ не могъ пощадить его, и отвѣтилъ:
   -- Вашъ племянникъ -- баронъ ф. Зельдитцъ.
   Маннштейнъ вскочилъ, но сейчасъ-же ухватился за спинку кресла.
   -- Доказательствъ! Дока...ка...жите! воскликнулъ онъ съ трудомъ выговаривая слова... Есть они?!...
   -- Да, доказательства есть...
   И Питта разсказалъ ему все.
   Старикъ молча выслушалъ слѣдователя, устремивъ на него неподвижный взглядъ...
   -- Все это ничего еще не доказываетъ, ровно ничего... рѣшительно ничего! воскликнулъ онъ снова... Ошибаетесь! Мой племянникь не можетъ быть убійцей!...
   -- Но, г. фрейгерръ, вы сами знаете, что онъ -- убійца, сказалъ спокойно Питтъ, -- и знаете также, что этихъ уликъ достаточно противъ него... У васъ, можетъ быть, есть болѣе сильныя доказательства?..
   -- Нѣтъ ихъ у меня! Нѣтъ!..
   Маннштейнъ очевидно былъ взволнованъ.
   -- Что-жъ, вы и не подозрѣвали его?...
   Онъ молчалъ... Видно было, что "маленькій фрейгерръ боролся съ собой.
   -- Да... было у меня подозрѣніе, заговорилъ онъ наконецъ... О, оно такъ страшно давило меня, что я не въ состояніи былъ совершенно скрыть этого!... Ну, конечно, я самъ себя выдалъ!.. И какъ вамъ было не замѣтить?... Вы не повѣрите, что я вынесъ за это время... И днемъ, и ночью я только и видѣлъ передъ собой блѣдное лицо покойника... друга моего... Мертвецъ, казалось, не отходилъ ота меня, какъ-бы прося, настаивая привлечь убійцу къ отвѣтственности, а я... не могъ сдѣлать этого! Не могъ, потому что вѣдь убійца... племянникъ мнѣ, единственный сынъ сестры моей! Онъ -- послѣдній потомокъ древней, славной фамиліи никогда и ничѣмъ еще не запятнавшей себя!... Неужели-же я долженъ былъ разомъ погубить... запятнать то, что лелѣялось вѣками, изъ за чего шла борьба?.. Объявить, что честь наша... потеряна?... Нѣтъ, я этого не могъ!.. Я ужъ лучше положилъ-бы руки на себя!... Боже мой, зачѣмъ эта бѣдная, сѣдая голова дожила до такихъ дней!...
   Старикъ опустился въ кресло и закрылъ лицо руками... Питта видѣлъ и понималъ страданія "маленькаго фрейгерра", который такъ высоко ставилъ честное имя...
   Но Маннштейнъ скоро оправился, овладѣлъ собой.
   -- Что-жъ, арестованъ несчастный? спросилъ онъ.
   -- Нѣтъ еще.
   -- Нельзя-ли какъ нибудь... спасти... его?
   -- Нельзя.
   -- Послушайте, г. слѣдователь... пока все находится еще въ вашихъ рукахъ... вы... дайте ему возможность избѣгнуть, спастись... Меня пожалѣйте! Не объявляйте его убійцей... умолчите объ этомъ, и я отдамъ вамъ половину моего состоянія! Я уговорю его навсегда покинуть Европу... Не ради его прошу я... Пощадите память отца его и бѣдной моей сестры!...
   -- Господинъ фрейгерръ, вы знаете, что мой долгъ не позволяетъ мнѣ такъ поступить, отвѣтилъ Питтъ спокойнымъ тономъ...
   Старикъ прижалъ руку ко лбу... Мысль, что племянникъ его опозоренъ -- была невыносима для него!...
   -- Не думайте, пожалуста, что я такъ жестокъ, заговорилъ слѣдователь:-- вы, конечно, хорошо понимаете, что я не могу этого сдѣлать... Обязанности, принятыя мною, священны для меня. Предоставьте все закону... Правосудіе сдѣлаетъ свое дѣло, и вы покажете этимъ, что чувство справедливости ставите выше всего: преступникъ долженъ быть наказанъ, хотя это и наноситъ вашему сердцу глубокую рану... Будьте-же увѣрены, что не ослабнетъ къ валъ то уваженіе, которымъ вы пользуетесь по неотъемлемому праву!...
   Глубокій вздохъ вырвался изъ груди "маленькаго фрейгерра" и онъ глухо произнесъ:
   -- Да будетъ такъ!...
   Казалось -- словами этими старикъ самъ изрекалъ себѣ смертный приговоръ.
   -- Позвольте мнѣ теперь предложить вамъ еще вопросъ, заговорилъ снова Питтъ:-- скажите, у васъ дѣйствительно нѣтъ никакого доказательства въ томъ, что убійство совершено вашимъ племянникомъ?
   -- Никакого нѣтъ... Подозрѣніе было -- только, и я боялся даже думать объ этомъ... Я ему объявилъ, что лишу его наслѣдства, уничтожу завѣщаніе, сдѣланное мною нѣсколько лѣтъ тому назадъ; по этой духовной онъ былъ единственнымъ моимъ наслѣдникомъ... И онъ зналъ, что угрозу эту я приведу въ исполненіе... Несчастный хотѣлъ помѣшать мнѣ въ этомъ!...
   -- Вслѣдстіе чего-же хотѣли вы лишить его наслѣдства?
   -- Позвольте мнѣ, г. слѣдователь, умолчать насчетъ этого обстоятельства... Да оно вовсе и не касается самаго дѣла.
   -- Когда Мальтэнъ былъ убитъ здѣсь -- ваша угроза не была еще исполнена?
   -- Нѣтъ, но я все-таки исполнилъ-бы ее... Когда вы арестуете его?
   -- Сейчасъ-же, по пріѣздѣ въ городъ.
   -- Подозрѣваетъ-ли онъ, что вы открыли виновника преступленія?
   -- О нѣтъ! Этого не можетъ быть: до сихъ поръ я держалъ все это въ тайнѣ... Послушайте, г. фрейгерръ не имѣете-ли вы какого нибудь желанія, которое я-бы могъ исполнить... именно сдѣлать что нибудь для васъ?
   Старикъ призадумался на секунду и отвѣтилъ потомъ твердымъ голосомъ:
   -- Нѣтъ, не имѣю. Благодарю васъ.
   Питть поклонился и вышелъ.
   "Маленькій фрейгерръ" упалъ на стулъ... Казалось -- силы совершенно его оставили, страданія въ конецъ доконали... Молча, неподвижно, съ тупымъ отчаяніемъ, глядѣлъ онъ куда-то и -- вдругъ, вскочивъ, подбѣжалъ къ письменному столу, быстро написалъ нѣсколько строкъ, сложилъ бумагу, запечаталъ и, выйдя изъ кабинета, кликнулъ конюха.
   -- Осѣдлай лошадь, отвези это письмо моему племяннику, заговорилъ старикъ: -- скачи во весь духъ, какъ только можешь! Загонишь лошадь -- не бѣда... Время дорого! Да смотри: не останавливаться ни на секунду! Ломи впередъ, никого не слушай... чтобы никто тебя не задержалъ... Слышишь? Коли все исполнишь живо -- даю половину годоваго твоего жалованья... Поворачивайся!
   Обѣщанная награда дѣйствительно заставила конюха какъ слѣдуетъ повернуться: прошло всего нѣсколько минутъ, а ужъ онъ скакалъ по дорогѣ въ городъ.
   Маннштейнъ вернулся въ свою комнату и снова тяжело опустился на стулъ... То, чего онъ такъ страшился -- увы, уже не было только мыслью: оно осуществилось, оно -- есть!... Племянникъ... сынъ сестры -- его ли онъ не баловалъ?... Не онъ-ли исключительно содержалъ его въ продолженіи нѣсколькихъ лѣтъ?-- хотѣлъ... хотѣлъ убить его -- дядю!... "маленькій фрейгерръ" уже не думалъ о томъ, что совершенно случайно избѣжалъ смерти... Да онъ теперь очень мало дорожилъ жизнью, потому что ничего не ощущалъ, ничего не сознавалъ, кромѣ одного, что сынъ родной его сестры -- убійца!..
   Задумался старикъ... Въ немъ ожили воспоминанія, которыя и унесли его въ далекое прошлое... Что за радостный былъ день, когда въ домѣ барона Зельдитца, послѣ нѣсколькихъ лѣта супружеской жизни, явилось на свѣтъ новое существо -- мальчикъ!... И фрейгерръ былъ тамъ и видѣлъ, какъ сестра его съ сіяющимъ, радостнымъ лицомъ прижимала къ груди этого мальчика, и какъ потомъ отецъ взялъ у нея ребенка и, въ восторгѣ, высоко его приподнялъ... Какъ гордился баронъ Зельдитцъ своимъ сыномъ, видя какъ тотъ ростетъ крѣпнетъ! Часто восклицалъ онъ: "Вотъ вѣдь сейчасъ видно -- поглядите -- кровь Зельдитцовъ бѣжитъ въ его жилахъ! Да, Зельдитцы всегда были такими молодцами!"... Если-бы въ то время онъ вдругъ какъ нибудь узналъ-бы, что сынъ его сдѣлается преступникомъ... убійцей -- да онъ убилъ-бы его тогда, не смотря на его дѣтскій возрастъ, чтобы предотвратить позоръ, запятнавшій теперь баронскій гербъ Зельдитцовъ... И благо, что нѣтъ уже въ живыхъ ни отца, ни матери этого "несчастнаго", погубившаго свое честное имя!.. Они не перенесли-бы такого позора!...
   Слѣдователь ѣхалъ по дорогѣ въ резиденцію. Онъ уже твердо порѣшилъ, что какъ только пріѣдетъ въ городъ -- сейчасъ-же арестуетъ барона. Печальныя мысли бродили его въ головѣ... Онъ думалъ о томъ, какое горе посѣтило "маленькаго фрейгерра", какъ тяжело старику и -- вдругъ услышалъ позади себя конскій топота. Обернувшись, Питтъ сейчасъ-же узналъ конюха Маннштейна... Не послалъ-ли его фрейгерръ въ догонку ему, чтобы еще кое-что сообщить по настоящему дѣлу?...
   Вотъ, конюхъ уже близко, вотъ, онъ и у кареты, но что-жъ онъ не останавливаетъ лошади?...
   -- Эй, стой! Стой! прикрикнулъ Питта.
   Но тотъ пролетѣлъ мимо, не обративъ на крики никакого вниманія.
   Слѣдователь догадался въ чемъ дѣло: конюху поручено отвезти записку барону... Дядя увѣдомлялъ племянника о томъ, что ему грозило, предупреждалъ его... Питтъ не ожидалъ этого!
   -- Гоните лошадей! Скорѣй, скорѣй! Непремѣнно догоните его! закричалъ онъ кучеру.
   Кучеръ началъ хлестать немилосердно своихъ копей... Пошла бѣшенная скачка; карета, подпрыгивая, летѣла, но конюхъ все-таки былъ далеко впереди кареты...
   -- Гдѣ догнать! Шабашъ! проговорилъ наконецъ возница и бросилъ погонять лошадей.
   -- Живѣй! Вопите! Шибче! кричалъ слѣдователь, высунувшись изъ окна экипажа и тревожно слѣдя за мчавшимся конюхомъ, который все болѣе и болѣе удалялся отъ кареты...
   Опять раздались удары кнута, и, немного времени спустя, Питтъ уже былъ въ городѣ, у самаго дома, гдѣ жилъ баронъ Зельдитцъ. Замѣтивъ на улицѣ одного изъ караульныхъ -- полицейскихъ, онъ однимъ кивкомъ подозвалъ его къ себѣ.
   -- Что, баронъ еще у себя -- дома? спросилъ онъ.
   -- Дома. Будьте спокойны.
   -- Не пріѣзжалъ-ли сюда, не задолго до меня -- конюхъ?
   -- Былъ, это точно. Какъ пріѣхалъ -- сейчасъ слѣзъ съ лошади и пошелъ въ домъ.
   -- Не выходилъ еще оттуда?
   -- Вышелъ. Недолго онъ тамъ побылъ... А лошадь повелъ вонъ туда, въ прогулокъ. Товарищъ мои слѣдомъ за нимъ, чтобы изъ виду не выпустить... Слышали мы, какъ онъ тутъ спрашивалъ: дома-ли баронъ?
   Питтъ вздохнулъ свободнѣе... Зельдитцъ -- тутъ онъ не бѣжалъ... Теперь уже нельзя было медлить, но слѣдователь не рѣшался войти къ барону, въ сопровожденіи одного полицейскаго, и арестовать его: онъ ожидалъ со стороны Зельдитца сильнаго сопротивленія, даже борьбы.
   -- Сбѣгайте за вашимъ товарищемъ, и сейчасъ-же оба сюда, какъ можно скорѣе! сказалъонъполипейскому.
   Тота побѣжалъ, а Питта остался караулить около дома, ибо баронъ могъ сейчасъ выйти на улицу.
   Полицейскіе живо явились.
   -- Ступайте за мной. Сабли держите на готовѣ... Можетъ быть, придется брать силой...
   Слѣдователь быстро вошелъ въ домъ и, подойдя къ двери, ведущей въ комнату барона, попробовалъ отворить ее, по дверь была заперта.
   -- Кто тамъ? раздался голосъ Зельдитца.
   -- Отъ фрейгерра! Отпирайте скорѣй! крикнулъ Питта.
   Замокъ щелкнулъ, дверь отворилась... Баронъ, увидѣвъ полицейскихъ, отскочилъ въ испугѣ, но потомъ прыгнулъ къ дверямъ, чтобы снова запереть ихъ -- поздно! слѣдователь уже былъ въ комнатѣ...
   -- Именемъ закона! произнесъ онъ, быстро подойдя къ Зельдитцу.
   Баронъ снова отпрянулъ и, схвативъ со стола одинъ изъ пистолетовъ (какъ видно, онъ собирался въ дорогу и хотѣлъ вооружиться имъ), поднялъ его и направилъ въ непрошеннаго гостя.
   -- Прочь! крикнулъ Зельдитцъ громкимъ голосомъ.
   Питтъ въ свою очередь тоже отскочилъ -- въ сторону... Онъ не спускалъ глазъ съ барона, и вдругъ однимъ прыжкомъ очутился около него... Мелькнула огненная струйка -- трррахъ! и пуля, не задѣвъ никого, врѣзалась въ стѣну. Зельдитцъ кинулся къ другой двери, ведущей въ садикъ, но слѣдователь успѣлъ его отбросить, а полицейскіе схватили барона... Завязалась жаркая борьба. Въ ярости, доходящей до безумія, онъ билъ пистолетомъ направо и налѣво... Неизвѣстно, чѣмъ-бы кончилась эта свалка, т. е. кто-бы вышелъ побѣдителемъ, такъ какъ Зельдитцъ въ самомъ дѣлѣ обладалъ необыкновенной силой, если-бы Питту не удалось натолкнуть противника на стулъ: баронъ повалился, подняться ему уже не дали и живо скрутили руки веревкой... Онъ всталъ обезоруженнымъ. Глаза его горѣли какимъ-то мрачнымъ огнемъ и глядѣли свирѣпо... Злоба душила его; онъ до крови кусалъ себѣ, губы, стараясь высвободить руки, но всѣ усилія его были тщетны...
   -- Это что за кандалы?! Развязать! крикнулъ онъ запальчиво. Подъ судъ васъ! Вы отвѣтите за все это... Какъ вы смѣли напасть на меня въ собственной моей квартирѣ!?...
   -- Подобныя угрозы, г. баронъ, на меня не дѣйствуютъ, отвѣтилъ Питтъ,-- и вамъ прежде меня придется отвѣтить передъ судомъ.
   -- Отвѣтить -- за что?
   -- Полагаю, что вы сами хорошо знаете за что...
   -- Я васъ не понимаю!
   -- Извольте, скажу яснѣе: вы отвѣтите за то, что, имѣя намѣреніе убить своего дядю, вмѣсто него застрѣлили г. ф. Мальтэна.
   Обвиненіе это, выраженное такъ коротко и ясно, какъ-бы прихлопнуло Зельдитца: онъ такъ былъ озадаченъ этимъ, что съ секунду простоялъ въ столбнякѣ, но потомъ, овладѣвъ собой выпрямился и закинулъ голову.
   -- Я?!.. Ну, въ такомъ случаѣ я небывалый, чудесный стрѣлокъ! Значитъ, я, стрѣляя изъ этой комнаты, умѣю попадать въ усадьбу дяди, такъ какъ въ ту ночь я былъ дома, болѣнъ былъ, лежалъ въ своей постелѣ?... Что все это было такъ -- мой хозяинъ и жена его могута это засвидѣтельствовать.
   -- о и я могу выставить свидѣтеля. Показанія его будутъ поважнѣе, замѣтилъ слѣдователь, такъ что они совершенно отстранятъ ваши... Вы тогда притворились больнымъ, но принятая вами мѣра предосторожности оказалась безполезной: бюргеръ Шмоллеръ, у котораго вы тогда, ночью, брали лошадь на нѣсколько часовъ, призналъ васъ, не смотря на то, что вы явились къ нему подъ чужимъ именемъ.
   -- Никакой лошади я не бралъ и никакого Шмоллера не знаю.
   -- Ну, это вы, конечно, вспомните!...-- Вы, пожалуй, тоже не знаете что дядя вашъ грозилъ лишить васъ наслѣдства?...
   -- Да, и объ этомъ ничего не знаю.
   Питтъ оглядѣлъ всю комнату и замѣтилъ, что всѣ вещи въ ней были въ безпорядкѣ: бюро было открыто, тамъ и сямъ ящики выдвинуты; бумаги разбросаны, а на столѣ, какъ попало, лежали разныя драгоцѣнныя вещицы; на диванѣ валялось платье... Очевидно, баронъ, второпяхъ, собралъ все, что было поцѣннѣе, чтобы взять съ собою...
   -- Зачѣмъ-же вы хотѣли бѣжать? спросилъ Питта.
   -- Бѣжать? Я и не думалъ бѣжать.
   -- А этотъ безпорядокъ въ комнатѣ? Онъ именно доказываетъ противное... Сейчасъ видно, что вы торопились, собирали болѣе цѣнныя вещи...
   -- Да, я искалъ одну вещь, рылся, но не могъ ее найти... Если тутъ нѣкоторый безпорядокъ, то это вѣдь моя комната, и я, ужъ конечно, ни передъ кѣмъ не обязанъ отвѣчать въ такомъ случаѣ!
   -- Ну, а я нѣсколько иначе думаю; возразилъ слѣдователь спокойнымъ тономъ:-- я вижу -- вещи въ безпорядкѣ, бумаги, платье разбросаны... Все это прямо указываетъ на то, что вы имѣли намѣреніе бѣжать. Человѣкъ, не знающій за собой никакой вины, никогда и не подумаетъ бѣжать... скрыться. Скажите, зачѣмъ вотъ тутъ, на столѣ, лежатъ ваши драгоцѣнныя вещи?
   -- Зачѣмъ лежать! Положилъ -- такъ и лежать! крикнулъ Зельдитцъ, выходя изъ терпѣнія и раздражаясь. Да вы эдакъ, пожалуй, спросите -- зачѣмъ я одѣта?!.. Всѣ эти вопросы мнѣ, наконецъ, надоѣли!...
   Питтъ пожалъ плечами.
   -- Что-жъ дѣлать... Но вамъ придется выслушать еще много другихъ вопросовъ!... Служебныя мои обязанности таковы, что я долженъ дѣлать многое такое, что, конечно, не очень-то пріятно дѣйствуетъ вообще на людей... въ вашемъ положеніи... Скажите, не получали-ли вы -- вотъ только что передъ этимъ -- письма отъ вашего дяди?
   -- Не получалъ.
   -- Но конюхъ его вѣдь былъ у васъ -- здѣсь?
   -- Былъ.
   -- А зачѣмъ онъ былъ?
   Баронъ молчалъ.
   -- Скажите, по какому дѣлу пріѣзжалъ къ вамъ конюхъ? настаивалъ слѣдователь.
   -- А вотъ по какому: спросить, хорошо-ли я почивалъ прошлую ночь!
   Зельдитцъ почти выкрикнулъ эти слова, такъ его разозлила настойчивость Питтъ.
   -- Ну, въ такомъ случаѣ я самъ постараюсь узнать, зачѣмъ онъ пріѣзжалъ, проговорилъ Питтъ и подошелъ къ письменному столу.
   -- Не трогать моихъ вещей! Я вамъ не дозволяю! крикнулъ запальчиво баронъ и приблизился къ нему, хотя руки его и были связаны.
   -- Попридержите его! приказалъ слѣдователь полицейскимъ и прибавилъ, обращаясь къ Зельдитцу: вы, кажется, забываете, что вы -- арестанта? Не сопротивляйтесь, не упорствуйте, въ противномъ случаѣ я буду вынужденъ прибѣгнуть къ крайнимъ мѣрамъ, т. е. сейчасъ велю отправить васъ въ тюрьму... пѣшкомъ, со связанными руками!
   Глаза барона сверкнули -- и сколько было въ нихъ угрозы, гнѣва, невыразимой злобы...
   -- Посмѣйте только! произнесъ онъ глухимъ голосомъ.
   На столѣ лежало полуоткрытое письмо, которое Питтъ взялъ и сейчасъ-же узналъ то, что хотѣлось ему узнать. Оно было написано фрейгерромъ въ торопяхъ...
   Вотъ эти немногія строки:
   
   "Несчастный! Преступленіе твое открыто, ты будешь арестованъ скоро! Надѣюсь, что чувство чести, мужество не совсѣмъ покинули тебя, и остатка ихъ хватить на то, чтобы не задуматься совершить послѣдній единственный шагъ... Больше ничего не остается! Зельдитцы всегда предпочитали смерть -- позору...

Твой несчастный дядя".

   Питтъ былъ взволнованъ... Да, въ этихъ немногихъ словахъ онъ какъ-бы живьемъ увидѣлъ самаго "маленькаго фрейгерра"; слова эти какъ нельзя лучше обрисовывали рѣшительный характеръ Маннштейна, рѣзко обнаруживъ образъ его мыслей, показавъ, какъ онъ понимаетъ честь... Если-бы пришлось ему выбирать -- смерть или позоръ, то нѣтъ никакого сомнѣнія, что онъ поступилъ-бы такъ, какъ самъ совѣтовалъ своему племяннику, но... старикъ тутъ ошибся: у сына родной сестры его не хватило духу пустить себѣ пулю въ лобъ -- онъ счелъ за лучшее -- бѣжать!...
   -- Вѣдь это должно быть то самое письмо, которое вручилъ вамъ конюхъ вашего дяди? спросилъ Питта.
   Баронъ промолчалъ... Какъ видно, ему весьма было непріятно, что подобная записка попала въ чужія руки...
   Слѣдователь спряталъ письмо въ карманъ, такъ какъ оно было новой уликой въ преступленіи, содѣянномъ Зельдитцемъ. Осмотрѣвъ мелькомъ прочія вещи въ комнатѣ и взявъ оба пистолета, Питтъ послалъ одного изъ полицейскихъ за каретой.
   Не прошло и десяти минута, какъ требуемый экипажъ подкатилъ къ подъѣзду.
   -- Проведите г. барона до кареты, приказалъ слѣдователь своимъ подчиненнымъ.
   Но баронъ не допустилъ вести себя -- быстрыми шагами вышелъ онъ изъ комнаты и самъ сѣлъ въ карету. Вмѣстѣ съ нимъ сѣли Питта и оба полицейскіе. Экипажъ быстро покатился по дорогѣ къ тюремному замку.

-----

   Фрейгерръ, конечно, узналъ, что племянникъ его арестованъ, и извѣстіе это потрясло его до боли сердца... Злосчастный! Такъ у него, значитъ, не хватило настолько мужества, чтобы умереть... Онъ выбралъ -- позоръ!.. Да полно -- Зельдитцъ-ли онъ?..
   Старикъ усумнился въ этомъ и готовъ даже былъ вѣрить, что баронъ этотъ совсѣмъ не сынъ сестры его... А если онъ дѣйствительно Зельдитцъ, то... неужели онъ такой выродокъ? Возможно-ли такое быстрое вырожденіе!... Ну, такъ пускай-же эта пропащая голова и пропадетъ въ тюрьмѣ, такъ какъ сама-же она выбрала себѣ тюрьму... Фрейгерръ совершенно отрекся отъ Зельдитца; сердце его стало обнаруживать полнѣйшее безучастіе къ барону, но не могъ-же онъ уничтожить совершившійся факта: то, что случилось -- не можетъ быть вычеркнуто, а потому старикъ поневолѣ думалъ о томъ, о чемъ и думать не хотѣлъ... Полное забвеніе -- невозможно, неестественно
   Съ того самаго дня, когда слѣдователь объявилъ Маннштейну имя преступника, фрейгерръ не былъ еще у вдовы покойнаго своего друга, да и не могъ какъ-то рѣшиться навѣстить ее и Эмми... При одной мысли, что онѣ могутъ узнать, чья рука уложила Мальтэна -- дрожь его охватывала... И, однако-же, едва-ли это можетъ остаться для нихъ тайной...
   Старикъ сидѣлъ задумавшись въ своей комнатѣ (онъ именно размышлялъ объ этомъ), и только тогда очнулся, когда вошелъ слуга и доложилъ о пріѣздѣ г-жи ф. Мальтэнъ.
   Онъ живо поднялся съ кресла, онъ былъ испуганъ... Неужели опасенія его сбылись? Неужели онѣ узнали?..
   -- Пригласи госпожу Мальтэнъ въ гостиную, сказалъ фрейгерръ слугѣ.
   Лакей удалился. Маннштейнъ чувствовалъ, что ему надо побыть одному хоть три-четыре минуты, чтобы оправиться, успокоиться... Но, если она все уже узнала, то... чѣмъ-же утѣшить ее, что говорить ей, какъ отвѣчать?... Онъ медленно провелъ рукой по лбу, закрылъ глаза... Въ головѣ была какая-то страшная пустота, отсутствіе мысли... мракъ...
   Но надо было выйти въ гостиную -- и онъ вышелъ. Г-жа Мальтэнъ быстро подошла къ нему... Уже по выраженію лица ея сейчасъ было видно, что она сильно взволнована.
   -- Правда-ли... правда ли это!? воскликнула она и, будучи не въ силахъ говорить, замолчала, устремивъ глаза на Маннштейна, какъ будто желая прочесть отвѣтъ на его лицѣ.
   -- То есть... что-же именно?... спросилъ фрейгерръ.
   -- Правда-ли... что вашъ племянникъ... моего мужа... тогда... неужели что онъ... его...
   Она не могла выговорить страшнаго слова...
   Изъ груди старика вырвался глубокій вздохъ, и онъ черезъ силу произнесъ:
   -- Да, это правда!...
   -- Великій Боже!...
   Несчастная женщина закрыла лицо руками.
   "Маленькій фрейгерръ" приблизился къ ней и тихо опустилъ руку на ея плечо... Онъ ничего не могъ сказать ей, да и слово тута было безсильно: имъ не успокоишь сердца, не уменьшишь ужаса, не ослабишь впечатлѣнія...
   -- Знали вы это? спросила вдова,
   -- Нѣтъ... Я только подозрѣвалъ, но узналъ объ этомъ лишь нѣсколько дней тому назадъ. Вотъ потому-то я и не былъ такъ долго у васъ... не рѣшался явиться къ вамъ! Мнѣ казалось... я чувствовалъ, какъ будто и на моей душѣ грѣхъ, какъ будто и я виновата тутъ... Но -- о, какъ охотно отдалъ-бы я жизнь, если-бы этимъ только могъ воскресить Мальтэна!...
   -- Значитъ, правда и то, что племянникъ вашъ хотѣлъ... васъ убить?...
   -- Да, у него было такое намѣреніе... Прошу васъ, не называйте его "моимъ" племянникомъ: между нами -- пропасть, все порвано... Я отрекся отъ него навсегда! Онъ -- подлецъ, трусъ и... преступникъ! Если-бы родители его были живы -- они прокляли-бы его... Я не проклинаю его потому, что онъ для меня болѣе не существуетъ... то есть, между нами все кончено!...
   -- И этотъ человѣкъ имѣлъ дерзость бывать у насъ, добиваться любви Эмми!?.. Онъ, убившій отца ея, искалъ ея руки!!...
   -- А ей все извѣстно?...
   -- Да... Она знаетъ...
   -- Бѣдное дитя! произнесъ фрейгерръ... Теперь вы понимаете, почему я тогда настаивалъ на томъ, что онъ не долженъ бывать у васъ... Я не могъ допустить этого! Правда, въ то время я не былъ еще увѣренъ, что преступникъ -- онъ, но ужъ одно подозрѣніе повергало меня въ ужасъ... Теперь онъ понесетъ заслуженную кару! Была минута -- послѣдняя -- убійца былъ уже открытъ... и я доставилъ ему возможность умереть, чтобы избѣгнуть позора, но онъ -- испугался смерти, не хватило мужества на это!.. У него нѣтъ уже не искорки чести!... Если-бы я могъ -- просто вотъ однимъ движеніемъ руки -- спасти его, -- я-бы теперь и этого не сдѣлалъ... Пусть лучше пропадаетъ!...
   Фрейгерръ самъ проводилъ г-жу Мальтэнъ домой. Разумѣются, онъ постарался, какъ только могъ, утѣшить, успокоить бѣдную дѣвушку... Много теплыхъ словъ было сказано имъ Эмми!.. Что-жъ, у нея впереди все-таки свѣтлая будущность, а у него, старика, уже ничего въ жизни не осталось... Завѣтная, любимая мечта -- такъ и осталась мечтой... Но все-таки онъ не совсѣмъ поникъ головой, а потому и Эмми не слѣдуетъ ужъ такъ предаваться отчаянію, нужно воспрянуть духомъ... Вѣдь она почти вчетверо моложе "маленькаго фрейгерра!"..
   Недолго онъ пробылъ у нихъ и вернулся въ свою усадьбу, Дорогой старикъ мелькомъ взглянулъ на свои поля, на эти богатыя, желтѣющія нивы... Да, великолѣпную жатву обѣщали онѣ, но "маленькаго фрейгерра" это уже не радовало... Онъ отвернулся, и смотрѣть не хотѣлъ на свое богатство... Порѣшивъ твердо переносить горе, совершенно отказавшись отъ племянника, онъ все-таки не былъ покоенъ душой: дрожь пробѣгала по его тѣлу, когда воображеніе невольно розыгрывалось и онъ видѣлъ залу суда, и тамъ -- на скамьѣ подсудимыхъ его -- сына родной сестры -- преступника!... Да, онъ долженъ будетъ еще разъ встрѣтиться съ нимъ... Но такая встрѣча была слишкомъ тяжела даже и для такого твердаго, мужественнаго человѣка, какимъ былъ фрейгерръ Маннштейнъ!....
   Рано утромъ, на другой день, (онъ только что проснулся и всталъ), лакей явился къ нему въ спальню и доложилъ, что какой-то неизвѣстный человѣкъ желаетъ поговорить съ нимъ.
   -- Чего-же онъ хочетъ? спросилъ фрейгерръ.
   -- Не знаю-съ... Не говоритъ.
   -- Ну, пусть войдетъ.
   Неизвѣстный показался въ дверяхъ., На немъ была обыкновенная синяя рубашка рабоча.го; глядѣлъ онъ какъ-то боязливо, робко, и въ комнату не входилъ... Посмотрѣвъ пытливо на старика, какъ-бы желая угодить заранѣе его отвѣта, незнакомецъ рѣшился, наконецъ, переступить порогъ -- и быстро вошелъ.
   -- Вамъ что угодно? спросилъ Маннштейнъ, котораго удивила боязливость этого человѣка.
   -- Вотъ, прочтите, пожалуста, эту бумажку, сказалъ незнакомецъ, подавая записку: -- это пишетъ вашъ племянникъ...
   -- Отъ моего племянника!?..
   Фрейгерръ не бралъ записки... Онъ медлилъ... Читать-ли? Вѣдь ужъ все кончено!... Былъ у него племянникъ, но теперь ужъ его нѣтъ... Человѣкъ, пославшій ему письмо -- лицо постороннее, чужое... Однако, онъ протянулъ руку... Да, его почеркъ!...
   Старику нужно было собрать всѣ свои силы, чтобы прочесть нѣсколько строкъ... Буквы какъ-то сливались, въ глазахъ рябило...
   Вотъ что писалъ Зельдитцъ:
   
   "Я бѣжалъ. Дай подателю этой записки, спасителю моему, пятьсотъ талеровъ... Это послѣдняя моя просьба къ тебѣ! Если откажешь -- я и человѣкъ этотъ -- мы оба погибли, потому что ни у него, ни у меня нѣтъ средствъ скрыться... бѣжать... Мы снова попадемъ въ тюрьму!

Твой злополучный племянникъ".

   Рука "маленькаго фрейгерра" сильно дрожала...
   -- Такъ онъ -- бѣжалъ! воскликнулъ старикъ.
   -- Да, благодаря мнѣ... Я помогъ бѣжать, отвѣтилъ незнакомецъ. Сторожемъ я былъ при тюрьмѣ, ну, а онъ уговорилъ меня, чтобы бѣжать... Обѣщалъ двадцать тысячъ талеровъ, коли все удастся...
   -- А вы и повѣрили ему?
   -- Да какже -- вѣдь онъ письменно обѣщалъ мнѣ это! Потомъ-то, правда, я пожалѣлъ, что далъ уговорить себя, да ужъ поздно... Плохо дѣло! Оба мы, значить, бѣжавшіе... Коли поймаютъ, меня, такъ вѣдь и мнѣ отъ тюрьмы не уйти...
   -- Онъ далъ вамъ письменное обѣщаніе! произнесъ фрейгерръ съ горькой усмѣшкой:-- Но у него ничего нѣтъ -- знаете вы это? Вѣдь онъ -- бѣднѣе васъ.
   -- Ну, это точно, что онъ признался мнѣ, что у него въ настоящее время нѣтъ никакихъ средствъ, но... онъ мнѣ, сказалъ, что, какъ только доберется до безопаснаго мѣстечка -- сейчасъ напишетъ своему стряпчему, чтобы тотъ все его движимое и недвижимое имущество обратилъ въ наличныя деньги и выслалъ-бы ихъ ему.
   -- Имущество!.. Какое?.. У него нѣтъ состоянія.
   -- Да богатъ-же онъ!...
   -- Неправда... Онъ васъ -- обманулъ! У него -- ровно ничего, даже имени-то честнаго нѣтъ!
   Бывшій тюремщикъ даже отскочилъ и поблѣднѣлъ, такъ поразили его эти слова...
   -- Ахъ, онъ негодяй! Теперь и я влопался въ бѣду изъ за него!...
   -- Гдѣ-жъ этотъ... злополучный?
   -- Да тутъ вотъ... въ лѣсу ждетъ меня...
   -- Тутъ -- въ лѣсу?! Такъ близко!..
   "Маленькій фрейгерръ" не выдержалъ и вскочилъ съ кресла. Это его крѣпко взволновало, и онъ принялся быстро ходить по комнатѣ... Видно было, что онъ боролся съ чѣмъ-то...
   -- Человѣкъ, пославшій васъ ко мнѣ -- для меня теперь -- чужой... Я не знаю его, заговорилъ спокойнѣе старикъ. Удастся-ли ему скрыться или нѣтъ -- мнѣ это все равно. Я вырвалъ его изъ моего сердца и... не протяну ему руку помощи!
   -- Если вы не поможете -- пропали мы совсѣмъ! воскликнулъ бывшій тюремщикъ.-- О, зачѣмъ я повѣрилъ ему!... Втянулъ -- ахъ, втянулъ онъ меня въ бѣду!...
   -- Нѣтъ, я не допущу, чтобы вы изъ за него пострадали... Сейчасъ, погодите...
   Фрейгерръ подошелъ къ бюро и вынулъ оттуда деньги.
   -- Вотъ вамъ -- берите! Тутъ вдвое больше той суммы, какую онъ просилъ... Спасайтесь-же скорѣй! Зла я вамъ не желаю... Но ему денегъ не давайте, даже и не говорите, что получили деньги! Бѣгите одни, заботьтесь только о себѣ!
   -- Какъ?.. Не давать ему денегъ... бросить его?!.
   -- Да, да! Или вы не понимаете, что человѣкъ безчестный, убійца, уже обманувшій васъ -- способенъ вторично васъ обмануть? Какже вы не боитесь, что онъ убѣжитъ съ этими деньгами одинъ, броситъ васъ?.. Ну, идите-же, идите скорѣй! Побѣгъ вашъ навѣрно открыть, васъ уже навѣрно ищутъ, и сыщики каждую минуту могутъ явиться сюда...
   -- Но... что-же съ племянникомъ-то вашимъ будетъ? Вѣдь у него -- ни гроша... Онъ, вотъ, въ такой-же рубашкѣ, какъ и на мнѣ! Досталъ я ему рубашку-то, а больше у него...
   -- Говорю я вамъ: думайте только о себѣ! Какой онъ мнѣ племянникъ? Нѣтъ у меня племянника... Ну, уходите!
   Синяя рубашка все еще медлила, но потомъ вдругъ повернулась и бросилась вонъ изъ комнаты.
   Маннштейнъ глядѣлъ въ окно и видѣлъ, какъ бывшій тюремный сторожъ побѣжалъ садомъ и скрылся...
   Да, такъ вонъ тамъ, въ сосѣднемъ лѣсу, притаился теперь его злополучный племянникъ! А вѣдь нѣсколько недѣль тому назадъ какъ онъ былъ гордъ... Онъ не могъ уронить себя -- жениться на мѣщанкѣ! А теперь... бѣглецъ... безпомощный скиталецъ... онъ вздрагиваетъ каждую минуту... вотъ-вотъ -- схватить его полиція! Куда и гордость дѣвалась...
   -- Однако, ужъ не слишкомъ-ли жестоко поступилъ я съ этимъ несчастнымъ? мелькнуло въ головѣ старика...
   Съ минуту мысль эта мучила его, но... онъ махнулъ рукой... Что-жъ, вѣдь ужъ разъ на всегда онъ отрекся отъ него!..
   Не прошло и часа, какъ въ усадьбу фрейгерра явился Питтъ.
   Маннштейнъ пригласилъ его въ свою комнату.
   -- Г. фрейгерръ, племянникъ вашъ бѣжалъ изъ тюрьмы въ прошлую ночь, объявилъ слѣдователь.
   Старикъ и виду не показалъ, что это для него уже не новость... Напротивъ, удивившись, онъ спросилъ:
   -- Но какже могло это случиться? Какимъ образомъ?
   Питтъ бросилъ на него пристальный, пытливый взглядъ.
   -- Неужели вы не знаете этого?
   -- Увѣряю васъ, что не знаю.
   -- Прутья желѣзной рѣшетки въ окнѣ казематы оказались подпиленными... И онъ спустился по веревкѣ. Разумѣется, бѣжать помогли ему тѣ, которые доставили ему веревку и пилу... Тюремный сторожъ, какъ видно, участвовалъ въ заговорѣ этомъ, потому что и онъ сегодня исчезъ...
   -- Что-жъ, очень можетъ, быть, что сторожъ этотъ и помогъ арестанту бѣжать, замѣтилъ фрейгерръ.
   -- Хорошо, по кто-же сторожа-то подговорилъ на такое дѣло? Тутъ не могло обойтись безъ подкупа, а у арестанта денегъ не было...
   -- Позвольте! Я тутъ ни при чемъ, г. слѣдователь, я не участвовалъ въ подобномъ заговорѣ... Пусть убѣжавшаго схватятъ, осудятъ, какъ слѣдуетъ, по закону -- туда ему и дорога! Я совершенно и навсегда отрекся отъ него.
   -- Его не схватятъ и не арестуютъ, проговорилъ слѣдователь.
   -- Какъ, неужели вы и теперь ужъ увѣрены, что это невозможно?
   Питтъ утвердительно кивнулъ головой.
   -- Этого не желаютъ... И не желаютъ такія лица, желанія которыхъ для насъ равносильны приказанію...
   Фрейгерръ въ свою очередь бросилъ пытливый взглядъ на слѣдователя... Полно, правду-ли ты говоришь? Впрочемъ, у бѣглеца были друзья въ столицу -- друзья "высокопоставленные"... Даже министръ одинъ былъ какъ-то сродни ему...
   -- Для меня это все равно, произнесъ старикъ, потому что для меня онъ уже не существуетъ... Я похоронилъ племянника.
   -- А если онъ обратится къ вамъ за помощью?
   -- Кто -- онъ? Я вамъ сейчасъ сказалъ, что у меня нѣтъ его!...
   Слова эти Маннштейнъ проговорилъ твердымъ, рѣшительнымъ тономъ.
   -- Я знаю -- вы желали, чтобы онъ лишилъ себя жизни...
   Фрейгерръ удивленно посмотрѣлъ на Питта.
   -- Да, я желалъ этого... Я думалъ, надѣялся, что у него осталась еще искра чести... Лучше смерть, чѣмъ -- позоръ, по... онъ и подлецъ, и трусъ въ тоже время! Это -- первый Зельдитцъ, о которомъ можно такъ отозваться!... Послушайте, не будемъ больше говорить о подобномъ выродкѣ! Онъ отравилъ послѣдніе дни мои... Мнѣ надо постараться совсѣмъ позабыть его... Пойдемѣте побродить по саду!
   И они медленно сошли съ веранды.

-----

   Фрейгерръ уже давно желалъ увидѣть ту, съ которой его негодный племянникъ поступилъ такъ безчестно... И сколько бѣдствій повлекъ за собою тотъ поступокъ!... Всѣмъ-ли бѣдамъ теперь конецъ, или туча еще не прошла?.. Какъ знать!... Будущее впереди, и сердце старика билось неспокойно...
   Не могъ-ли онъ какъ нибудь загладить вину племянника передъ дочерью Штейна, друга своего?.. О, Маннштейнъ давно-бы ужъ постарался сдѣлать что нибудь относительно этого, если-бы одна мысль не останавливала его, мысль о томъ, что онъ когда-то любилъ мать Эльзы... Онъ былъ влюбленъ, хотѣлъ открыться ей въ любви, но у него не хватало рѣшимости: сорокалѣтній фрейгерръ робѣлъ передъ двадцатилѣтней дѣвушкой и никакъ не могъ принудить себя вымолвить роковое слово... Другъ его, молодой Штейнъ, оказался смѣлѣе -- и дѣвушка отдала ему руку... Розовыя мечты Маннштейна разлетѣлись; счастье, которое было такъ близко, безвозвратно погибло... Конечно, онъ и не думалъ сердиться на Штейна (да тотъ и не зналъ о его любви), но тѣмъ не менѣе прежніе друзья стали рѣже встрѣчаться, а съ предметомъ первой любви своей фрейгерръ и не видѣлся съ тѣхъ поръ... Уже не надѣясь на счастье, съ сердцемъ разочарованнымъ, онъ женился вскорѣ послѣ этого и, однако-же, счастье ему улыбнулось... Счастливо прожилъ онъ съ женой нѣсколько лѣтъ и, когда ему пришлось проводить ее до могилы, горькія слезы текли по его щекамъ...
   Онъ не забылъ покойницы жены своей, но іомнилъ и первую любовь... Она была для него дорогимъ воспоминаніемъ.. Не смотря на такой огромный промежутокъ времени, фрейгерръ все еще чувствовалъ нѣкоторую робость при мысли, что вотъ придется ему опять съ ней встрѣтиться... Однако, онъ порѣшилъ отправиться въ М*, чтобы увидѣть Эльзу, и дѣйствительно поѣхалъ туда.
   Мрачные, тяжелые дни провела Эльза въ домѣ профессора. Она медленно поправлялась послѣ болѣзни и уже могла выходить въ садъ... А горячка была у нея сильная, такъ что докторъ терялъ надежду на благополучный исходъ... Но -- странное дѣло: дѣвушка еще больше похорошѣла! Ея блѣдное, серьезное лицо было удивительно-прелестно... Однако, душевно она все еще была больна... Она не могла забыть о томъ, кого любила и какъ была низко, гнусно обманута имъ... Г-жа Штейнъ, пріѣхавшая въ М*, чтобы ухаживать за больной дочерью, ничего не могла сдѣлать, чтобы успокоить Эльзу, заставить ее забыть прошлое... Дѣвушка пуще только раздражалась, давала запальчивые отвѣты, жалѣла, что она не мужчина (а то-бы сама отомстила!) и сѣтовала на то, что некому заступиться за нее... "Что-жъ, вѣдь тутъ оскорбили мѣщанку -- только!" говорила она...
   -- А развѣ поручикъ ф. Платэнъ не дрался, за тебя на дуэли съ барономъ? возражала мать.
   -- А ты почему же думаешь, что онъ изъ за меня именно стрѣлялся? спрашивала Эльза... Почему? Развѣ этотъ поручикъ не такой-же срокъ? Развѣ онъ не воображаетъ, что въ жилахъ у него течетъ особенная кровь, высшаго достоинства?.. Ну, баронская пуля ранила его... Что-жъ изъ этого? Мнѣ вѣдь не легче... Впрочемъ... нѣтъ! въ головѣ у меня путаница какая-то... Ни въ кого я теперь не вѣрю! Я мечтала прежде, что величайшее счастье для женщины на землѣ.-- это семейная жизнь, быть постоянно съ мужемъ, заботиться о своемъ очагѣ.-- и я вѣрила въ такое счастье, а теперь -- нѣтъ: оно ужъ невозможно, потому что никогда и никого больше я не полюблю!..
   Потомъ она старалась убѣдить мать въ томъ, что если дѣвушекъ оскорбляютъ, то это потому, что онѣ вообще безпомощны, однако это не совсѣмъ такъ: женщины вовсе не слабы по природѣ и, если начнутъ побольше обращать на себя вниманія, то крѣпко станутъ на свои ноги...
   -- Я не хочу быть зависимой отъ мужчины! воскликнула Эльза. Я не хочу имѣть господина и добьюсь самостоятельности: буду стоять съ нимъ на одной доскѣ!.. Что-жъ, въ самомъ дѣлѣ, вѣдь не клипомъ-же свѣтъ сошелся?!.. Будто и для насъ не найдется уголка?...
   -- Ты что-жъ это задумала? спросила г-жа Штейнъ встревоженнымъ голосомъ.
   -- Я... и сама еще не знаю, отвѣтила Эльза,-- но я хочу жить., жить, чтобы закалиться! Отказалась я отъ счастья семейной жизни -- ну, такъ стану-же искать себѣ другаго...
   Фрейгерръ, какъ только пріѣхалъ въ М*., сейчасъ-же отправился къ профессору Вертеру:-- очень ужъ хотѣлось ему поскорѣй увидѣть Эльзу... Но онъ и не зналъ, что мать ея была уже тутъ, иначе онъ не обнаружилъ-бы такой прыткости.
   Пройдя садомъ, Маннштейнъ столкнулся у бесѣдки съ Эльзой и -- обомлѣлъ... Передъ нимъ призракъ, привидѣніе... стройная, прелестная дѣвушка... знакомая ему! Неужели-же прошло съ тѣхъ поръ двадцать пять лѣтъ? Не можетъ быть! Онъ опять видитъ ее... Или это -- сонъ?..
   "Маленькій фрейгерръ" провелъ рукою по лбу и не выдержавъ, воскликнулъ:
   -- Зельма!...
   Эльза остановилась и удивленно смотрѣла на старика...
   Въ эту минуту изъ бесѣдки вышла высокая женщина, еще довольно моложавая даже стройная.
   -- Г. фрейгерръ, вы, кажется, совсѣмъ забыли, что оба жы порядкомъ таки постарѣли, произнесла съ улыбкой Зельма Штейнъ и протянула ему руку... Да, дочь моя похожа на прежнюю Зельму!.. Вы ошиблись... Но меня это радуетъ: значитъ, вы помните меня!... Очень рада васъ видѣть!...
   Маннштейнъ какъ-то неловко подалъ ей свою руку, потому что растерялся на первыхъ порахъ, но потомъ, оправившись, заговорилъ съ ней свободно, даже съ оттѣнкомъ чувствительности. Она разсказала ему, что заставило ее пріѣхать въ М*., и фрейгерръ, встрѣтившись разомъ съ матерью и дочерью, порѣшилъ тутъ-же объяснить имъ цѣль своего пріѣзда, хотя онъ и разсчитывалъ переговорить прежде съ профессоромъ.
   -- Я виноватъ, что такъ долго не являлся сюда, проговорилъ Маннштейнъ, а мнѣ-бы давно слѣдовало быть здѣсь, чтобы искупить грѣхъ моего злосчастнаго племянника, по возможности уничтожить то зло, которое онъ вамъ причинилъ... Но вы не знаете, даже не подозрѣваете сколько бѣдствій повлекъ за собою его поступокъ!...
   Эльза выпрямилась... Глаза ея загорѣлись... Г-жа Штейнъ знаками думала остановить "маленькаго фрейгерра", но онъ ничего не видѣлъ.
   -- Ис-ку-пить... уни-что-жить? повторила дѣвушка... Да вы, вѣроятно, забываете, что есть такія вещи, которыя ни уничтожить, ни искупить ничѣмъ нельзя?!... Есть, впрочемъ, средство -- единственное это: забвеніе... Но это не въ вашей власти! Да если-бы вы и могли какъ нибудь достигнуть этого, то -- я не хочу, я не хочу забыть!
   -- Не тревожь такъ себя, милочка моя, просила г-жа Штейнъ.
   -- Судьба жестоко отмстила моему племяннику за содѣянное имъ! воскликнулъ старикъ... Знаете вы, кто онъ теперь?... Бѣглецъ... скиталецъ... его преслѣдуетъ тѣнь убитаго имъ человѣка!.. Онъ -- отщепенецъ, отверженникъ... Онъ -- нищій... И у него не хватаетъ даже духа покончить съ собою, прекратить эту жалкую жизнь!...
   Они, всѣ трое, вошли въ бесѣдку, и тутъ Мапиштейнъ разсказалъ имъ все...
   -- Между имъ и мной -- бездна, заключилъ онъ свой разсказъ:-- я совершенно отрекся отъ него, ни малѣйшаго состраданія не чувствую къ нему, ибо оно тутъ невозможно!...
   Эльза не проронила ни одного слова, она вся обратилась въ слухъ... Глаза ея сверкали, а по выраженію лица было видно, что она радовалась чувствуя нѣкоторое удовлетвореніе... Горделивый баронъ, отказавшійся отъ большаго состоянія, чтобы только не быть мужемъ мѣщанки -- кто онъ теперь?.. Убійца... скиталецъ... бродяга!... Тутъ сама судьба явилась мстителемъ... Человѣческая месть не могла-бы нанести такого страшнаго удара...
   Дѣвушка встала и вышла изъ бесѣдки, потому что чувствовала потребность остаться совершенно одной. Она показалась фрейгерру какой-то странной... Старикъ сталъ разспрашивать, и г-жа Штейнъ сказала ему, что Эльза дѣйствительно, серьезно любила Зельдитца... До сихъ поръ она не можетъ забыть, что обижена, оскорблена имъ; болѣзнь не ослабила этого впечатлѣнія, напротивъ -- Эльза стала раздражительна, сурова, а веселость прежняя безвозвратно исчезла...
   -- Да, она больна душевно, и только время можетъ изцѣлить ее отъ этой болѣзни, прибавила г-жа Штейнъ:-- покрайней мѣрѣ докторъ такъ говорилъ мнѣ... Со временемъ она успокоится, примирится и станетъ прежней Эльзой.
   "Маленькій фрейгерръ", узнавъ, что онѣ скоро уѣзжаютъ изъ М*., рѣшился наконецъ откровенно объясниться.
   -- Послушайте, я могу, кажется, прямо говорить съ вами, обратился онъ къ г-жѣ Штейнъ:-- и вотъ что я скажу вамъ: лишивъ племянника наслѣдства, убѣдившись, что онъ хотѣлъ меня убить, я тогда-же напалъ на мысль -- отдать все вашей дочери, сдѣлать ее единственной моей наслѣдницей... Но я не зналъ ее и, чтобы познакомиться съ ней, нарочно пріѣхалъ сюда... Мнѣ хотѣлось, чтобы она жила у меня, въ моемъ домѣ... Тамъ такъ тихо, хорошо!.. Я хотѣлъ просить ее объ этомъ... Что-жъ, быть можетъ, она привяжется ко мнѣ, я замѣню ей отца... и у меня будетъ дочь... О, вѣдь я совсѣмъ одинокъ теперь!... Старъ и -- одинокъ!.. Встрѣтивъ васъ здѣсь, я обрадовался... и радъ, что могу переговорить съ вами! Послушайте, переѣзжайте вы обѣ ко мнѣ и живите, какъ у себя дома: мнѣ ужъ не долго жить осталось, ну, а пока тѣсно намъ не будетъ... Домъ у меня большой, и я вамъ предоставляю полнѣйшую свободу; ну, да однимъ словомъ -- будьте тамъ какъ дома! Днемъ-то я еще занимаюсь дѣлами, а вотъ по вечерамъ -- тоска, скука!.. Никого около меня... Одинъ, какъ перстъ, а тутъ думы-то и налетятъ... мрачныя, печальныя... Разогнать -- такъ ужъ нѣтъ силы на это!..
   -- Но, г. фрейгерръ... столько добра хотите вы сдѣлать... могу-ли я...
   Маннштейнъ не далъ ей договорить:
   -- Отвѣтъ вы мнѣ дадите послѣ!.. Обдумайте, прежде обдумайте хорошенько это дѣло... Что касается меня, то я ужъ все обдумалъ... Да, васъ, можетъ быть смутитъ одна мысль, и вы откажетесь... "Онъ когда-то любилъ меня"... Что-жъ это правда! Но, Боже мой, вѣдь все это миновало... Тогда я не могъ сказать вамъ этого,-- теперь говорю спокойно! Прибавлю: я былъ женатъ и счастливо жилъ съ женой...
   Тутъ профессоръ и профессорша вошли въ бесѣдку. Разговоръ сдѣлался общимъ.
   -- Куда-же ушла ваша дочь спросилъ "маленькій фрейгерръ", обратившись къ г-жѣ Штейнъ.
   -- Она, вѣроятно, ушла въ сосѣдній лѣсъ, отвѣтила мать Эльзы:-- я ей не мѣшаю... Она все ищетъ уединенія. Сначала я думала, что это -- капризъ, но потомъ увидѣла, что уединеніе ей въ самомъ дѣлѣ необходимо...
   Вечеромъ Маннштейнъ отправился въ гостинницу, въ которой остановился. Онъ твердо былъ убѣжденъ, что предложеніе его будетъ принято тайною совѣтницей Штейнъ -- и онъ ужъ мечталъ о новой жизни тамъ... въ своей усадьбѣ... Вотъ Эльза и Эмми подружатся... станутъ гулять вмѣстѣ въ саду... Молодыя лица, свѣтлые глазки... смѣхъ... Старикъ почувствовалъ даже, что на него снова пахнуло весной! Онъ началъ строить планы насчетъ новаго убранства въ домѣ, желая какъ слѣдуетъ принять гостей, и чтобы имъ хорошо жилось у него. Спать онъ и не думалъ ложиться.
   Г-жа Штейнъ сидѣла въ это время въ комнатѣ Эльзы и что-то говорила дочери, но та молча смотрѣла куда-то... Лицо ея было блѣдно, задумчиво-серьезно.
   -- Ты и не отвѣчаешь мнѣ, замѣтила мать...
   Дѣвушка какъ-бы очнулась и спокойно, прямо поглядѣла на нее.
   -- Я не поѣду къ фрейгерру, проговорила Эльза.
   -- Почему-же не поѣдешь?
   Опять молчаніе.
   -- Послушай, я вѣдь давно, давно знаю фрейгерра... Это -- честнѣйшій человѣкъ! Иначе сталъ-бы развѣ онъ принуждать племянника жениться на тебѣ, послѣ того, какъ тотъ обручился съ тобой?..
   -- Легко было ему принуждать, такъ какъ онъ навѣрно предполагалъ, что я скорѣе лишу себя жизни, чѣмъ отдамъ руку такому... мерзавцу!
   -- Нѣтъ, онъ вовсе не думалъ такъ... Намѣренія у него были самыя чистыя, искреннія...
   -- Ну-да... конечно, не думалъ! Не могъ-же онъ знать, что и у мѣщанки есть честь!.. воскликнула Эльза съ особеннымъ ожесточеніемъ.
   -- Ахъ, милочка, ты волнуешься!... Но постой: развѣ лишилъ-бы онъ его наслѣдства, если-бы серьезно не думалъ объ этомъ бракѣ?... И онъ сказалъ еще, что хочетъ оставить тебѣ все свое состояніе, что-бы хоть этимъ уничтожить то зло... Не отталкивай-же сама счастья своего!...
   -- Счастья... моего!?.. Ну, нѣтъ -- отъ такого счастья я отказываюсь.
   -- Эльза, ты это такъ говоришь... не серьезно!
   -- Совершенно серьезно. Баронъ Зельдитцъ поигралъ моимъ сердцемъ; жениться-же на мнѣ не могъ... потому что я -- мѣщанка... Но и у мѣщанки есть гордость! Я никогда и ничего не возьму отъ благороднаго... отъ дворянина... Эти господа воображаютъ, что за все можно заплатить деньгами, что все можно купить!... Еслибы я была богата -- скажи: смѣлъ-бы баронъ поступить со мной такъ недостойно?.. Или дворяне лучше насъ -- не потому-ли, что ставятъ передъ своей фамильей "фонъ"?.. Развѣ въ жилахъ у нихъ дѣйствительно какая-то особенная кровь?..
   -- Милочка моя, гдѣ ты набралась такихъ мыслей?... Нѣтъ, это ты вѣрно не сама --
   -- Сама, сама додумалась я до этого! подхватила Эльза. Да, я много думала... И скажу тебѣ: человѣка, гордящагося только именемъ своимъ -- я презираю, а потому, повторяю, никогда и ничего не приму отъ этого человѣка, а ужъ тѣмъ болѣе -- подачку, милостиню!...
   Г-жа Штейнъ широко открыла глаза... Она была чрезвычайно удивлена... Ничего подобнаго и не слыхала она прежде отъ дочери!..
   -- Хорошо, милочка, но... не забывай, однако, что вѣдь отецъ твой никакого состоянія не оставилъ, заговорила она... Если и были кое-какія средства, то они нужны были на образованіе твоего брата... Конечно, прожить мы можемъ, имѣя лишь необходимое -- но и только! Зачѣмъ-же такъ... грубо отвергать предложеніе фрейгерра?... И это вовсе не милостыня... Нѣтъ! онъ просто хочетъ, чтобы ты была богата, и проситъ только одного: не покидать его на старости лѣтъ...
   Эльза молчала... Взглядъ ея блуждалъ по комнатѣ.
   -- Да ты, милочка, и не торопись рѣшать этотъ вопросъ, прибавила мать, вставая: -- фрейгерръ самъ просилъ, чтобы мы все это обдумали прежде... Не забудь, что это и мое также желаніе, желаніе твоей матери! Она поцѣловала Эльзу въ лобъ и вышла изъ комнаты.
   Дѣвушка осталась одна... Неподвижно сидѣла она, опустивъ голову на руки, но потомъ, повидимому рѣшившись на что-то, быстро встала, подошла къ столу, достала изъ портфеля бумагу и взяла перо... Но тутъ рѣшимость оставила ее... Грудь ея тяжело вздымалась... Прошло два-три мгновенія и -- нѣсколько строкъ было написано торопливой рукой.
   Эльза сложила записку, положила ее въ конвертъ и запечатала. Надписавъ адресъ, она на секунду пріостановилась, пристально разсматривая конвертъ съ сдѣланною на немъ подписью, но потомъ, какъ-бы стряхнувъ съ плечъ своихъ остальную тяжесть, спокойно положила письмо на столъ...

-----

   Рано утромъ на другой день поднялся фрейгерръ и, такъ какъ дѣлать было ему нечего, отправился гулять, чтобы не сидѣть только въ четырехъ стѣнахъ номера. Старикъ хотѣлъ посѣтить поручика ф. Платэна, но и визиты дѣлать было еще рано, а потому, погулявъ, онъ вернулся въ гостинницу.
   -- Къ вамъ приходилъ г. профессоръ и желалъ переговорить съ вами, объявилъ хозяинъ гостинницы.
   -- О чемъ-же? спросилъ фрейгерръ.
   Это его удивило... Ужъ вѣрно случилось что нибудь необыкновенное -- иначе зачѣмъ было-бы приходить въ гостинницу самому профессору? Маннштейнъ обѣщался самъ быть утромъ у него... Странно...
   -- Не знаю, отвѣтилъ хозяинъ, -- только г. профессоръ былъ очень разстроенъ... и все спрашивалъ: когда вы вернетесь, и чтобы я сейчасъ --
   -- Не нужно! Я самъ къ нему пойду сію минуту...
   Но тутъ вторично явился Вертеръ и, какъ видно, дѣйствительно крѣпко разстроенный... Фрейгерръ увелъ его въ свою комнату.
   -- Племянница моя... Эльза бѣжала! воскликнулъ профессоръ, оставшись наединѣ съ фрейгерромъ.
   Новость эта сильно поразила Маннштейна.
   -- Бѣжала!.. Когда?...
   -- Ночью... сегодня утромъ... Не знаю! Ночью, ночью!.. Мать ея вошла сегодня въ ее комнату -- смотритъ: нѣтъ Эльзы... Ну, подумали мы не ушла-ли она гулять... по обыкновенію, а тутъ вдругъ и нашли письмо ея на столѣ, подъ портфёлемъ... Вотъ это самое!..
   -- Позвольте мнѣ прочесть..
   
   "Не сердись на меня, дорогая, милая мама! Я рѣшилась сама себѣ проложить дорогу, попытать свои силы, узнать себя получше... Я боялась, чтобы просьбы твои не поколебали меня -- и бѣжала... Уже нѣсколько дней я думала объ этомъ, а желаніе фрейгерра только заставило меня поспѣшить осуществить то, что я задумала. Пожалуста, не ищи меня! Это было-бы и напрасно, и, пожалуй, принудило-бы меня прибѣгнуть къ крайностямъ... Но какъ только я добьюсь успѣха -- ты услышишь обо мнѣ. Передай дядѣ и тетушкѣ, что я благодарю ихъ тысячу разъ за всю ихъ любовь ко мнѣ, за все!

Твоя Эльза".

   Призадумался "маленькій фрейгерръ" глядя на эти строки... Въ головѣ его былъ какой-то туманъ, онъ едва понималъ смыслъ прочитаннаго... "Желаніе фрейгерра только заставило поспѣшить"... Онъ хотѣлъ отдать ей все, сдѣлать ее единственной наслѣдницей своей, а она... чтобы отклонить это -- бѣжала!... Не было-ли тутъ другой причины?.. Маннштейнъ сталъ распрашивать Вертера, но Вертеръ сообщилъ ему то-же, что говорила ему въ бесѣдкѣ г-жа Штейнъ, причемъ подтвердилъ, что Эльза и прежде обнаруживала подобныя мысли...
   -- Она потому отвергла ваше предложеніе, что слишкомъ глубоко оскорблена дворяниногѣ, и вслѣдствіе этого не хочетъ быть обязанной ничѣмъ дворянину, сказалъ профессоръ. Ее мучитъ одна мысль; какъ-бы отмстить за причиненное ей зло?.. Я, знаете, думаю, что у нея вотъ тутъ (Вертеръ указалъ на лобъ) не совсѣмъ въ порядкѣ... Должно быть, повреждено... Только я не говорилъ объ этомъ ея превосходительству -- умолчалъ!...
   Слова профессора потрясли "маленькаго фрейгерра", но онъ и вѣрить не хотѣлъ, чтобы такая прелестная дѣвушка помѣшалась... Старый Вертеръ слишкомъ ужъ мрачно взглянулъ на дѣло!.. Вотъ онъ -- результатъ легкомысленнаго поступка Зельдитца!.. Нечего сказать -- славный...
   -- Что-же, извѣстно вамъ, что именно намѣрена дѣлать ваша племянница? спросилъ фрейгерръ.
   -- Ничего не знаю! И понятія даже не имѣю... Да что она станетъ дѣлать? У ней душа больна... Я и смотрѣлъ на нее, какъ на больную!.. Очень ужъ она несчастна, и я боюсь, чтобы она какъ нибудь не покончила съ собой... Но -- нѣтъ! Этому не бывать. Мать ея совершенно растерялась -- ну, такъ я за то напрягу всѣ силы, чтобы отыскать ее и привезти обратно!..
   -- Что-же вы станете дѣлать?
   -- Я? Отправлюсь за ней -- сегодня-же поѣду! воскликнулъ профессоръ.-- Денегъ съ собой она мало захватила,-- не уйдетъ далеко!..
   -- Значитъ, вы знаете, куда она убѣжала?
   -- Нѣтъ...
   -- Такъ куда-же вы за ней отправитесь? Гдѣ-же именно искать будете ее?...
   Фрейгерръ глядѣлъ на профессора, а профессоръ глядѣлъ на фрейгерра...
   -- Гдѣ?.. Не знаю... Правда, я еще не подумалъ объ этомъ... Ну, да это все равно! выпалилъ вдругъ Вертеръ. Я только одно знаю, что долженъ ее нагнать! Вѣдь она -- понимаете -- пропадетъ одна, погибнетъ!... Вѣдь она совсѣмъ не знаетъ жизни... Нужда подступитъ, а гордость станетъ тутъ шептать: "Вотъ, охота терпѣть, переносить!"... ну, и того -- аминь!... Ну-ужъ надѣлалъ дѣлъ вашъ племянникъ!... Посмотрѣли-бы вы на мою Эльзу прежде... Совершенная была птичка! Такъ и на міръ Божій она смотрѣла... А теперь... теперь!!...
   Горько, горько было "маленькому фрейгерру", но не время было предаваться печали, думать о томъ, чѣмъ отплатилъ ему племянникъ за все добро... Эльза бѣжала -- слѣдовательно, необходимо дѣйствовать рѣшительно и быстро, а на профессора не полагаться, потому что если "она совсѣмъ не знаетъ жизни", то вѣдь и онъ, ученый мужъ, знаетъ жизнь не лучше Эльзы...
   -- Нѣтъ, послушайте: г. профессоръ, заговорилъ Маннштейнъ,-- ну, гдѣ вамъ искать ее? У васъ и силъ на это не хватить.. Одно только средство есть скоро отыскать вашу племянницу -- обратиться за помощью къ полиціи. Увѣдомили вы полицію о побѣгѣ ея?
   -- Нѣтъ! Что вы! воскликнулъ Вертеръ. Я, знаете, сначала подумывалъ объ этомъ, но г-жа Штейнъ и слышать не хочетъ о такой мѣрѣ, да и я теперь не могу этого допустить... Помилуйте: Эльза будетъ розыскана полиціей и полиціей-же возвращена домой?!.. И самъ вижу, что мысль дикая!...
   -- Позвольте... Полиція только узнаетъ, куда убѣжала племянница ваша и гдѣ находиться въ настоящее время, и вотъ вы, получивъ нужныя свѣдѣнія, поѣдете за ней и привезете ее домой.
   -- Нѣтъ, нѣтъ! Я самъ розыщу... Я далъ слово ея превосходительству и долженъ сдержать его!
   Профессоръ выбѣжалъ изъ комнаты.
   Вертеръ принадлежалъ къ числу тѣхъ людей, которые если что заберутъ себѣ въ голову, то ихъ ничѣмъ не разубѣдишь.
   Фрейгерръ махнулъ рукой и отправился къ г-жѣ Штейнъ, чтобы уговорить ее обратиться къ полиціи, но и тутъ ему не удалось... Бѣдная женщина была сильно огорчена, опечалена, такъ что Маннштейнъ даже и успокоить ее не могъ...
   -- Вѣдь я думала, что это все не серьезно, а такъ говорится, въ раздраженіи, стонала г-жа Штейнъ... Вѣдь она еще больна!... Ей надо беречься, а она -- ушла... одна!...
   "Маленькій фрейгерръ" и самъ не зналъ, что предпринять теперь... Поиски профессора, разумѣется, ни къ чему не приведутъ: онъ вернется, такъ сказать, съ пустыми руками, а вѣдь время между тѣмъ, идетъ, а это и на руку бѣглянкѣ... Труднѣе будетъ найти ее...
   -- Господи! Да что-жъ это такое? вырвалось у старика... Ужъ не сонъ-ли это все, сонъ мрачный, долгій?.. Неужели-же все это правда... дѣйствительность?.. Ложь! Я вѣрно сплю...
   Но, увы, "маленькій фрейгерръ" не спалъ!.. Онъ слишкомъ внезапно былъ выброшенъ изъ своего тихаго уголка... Старикъ думалъ, что уже давно причалилъ къ мирной гавани и навсегда простился съ бушующими волнами, и вотъ опять челнокъ его очутился въ открытомъ морѣ жизни... Взяться за руль, но куда-же плыть? Компаса нѣтъ... Того и гляди налетишь на скалу, или сядешь на мель!... Однако, у "маленькаго фрейгерра" характеръ былъ рѣшительный, онъ не могъ упасть духомъ, опустить руки и плыть но теченію: онъ схватился за руль и сталъ зорко смотрѣть въ непроглядную даль, но -- увы, все было напрасно! Небо да волны, волны да небо... Ни пятнышка на горизонтѣ!..
   И вотъ, въ такомъ грустномъ настроеніи отправился онъ къ поручику ф. Платэну. Фрейгерръ узналъ отъ Вертера, что поручикъ, вслѣдствіе раны на дуэли съ Зельдитцемъ, лишился лѣвой руки и долженъ былъ выйти въ отставку. И тутъ несчастье!.. Плачевныя послѣдствія все того-же легкомысленнаго поступка его племянника...
   Маннштейнъ засталъ дома Платэна. Молодой человѣкъ крѣпко исхудалъ, даже щеки у него ввалились... Видно было, что не мало перенесъ онъ страданій, да и теперь, кажется, страдалъ еще. Старикъ не сразу объявилъ ему свою фамилію, но когда Платэнъ узналъ, кто посѣтилъ его -- сейчасъ-же протянулъ руку фрейгерру.
   Они разговорились. Отставной поручикъ уже зналъ о томъ, какая судьба Постигла барона Зельдитца, но онъ не зналъ, что дядя совершенно отрекся отъ племянника...
   -- Да, я лишился руки, говорилъ Платэнъ, по такова была воля судьбы, и я не сержусь на барона... Дрались мы по всѣмъ правиламъ... Конечно, я принужденъ былъ выйти въ отставку, но, очень можетъ быть, что я и такъ не продолжалъ-бы службы. Военнымъ сдѣлался я по желанію моего отца, а самъ-бы пошелъ по другой дорогѣ: меня не туда тянуло...
   -- Куда-же? спросилъ фрейгерръ.
   -- Я, можетъ быть, сталъ-бы живописцемъ, отвѣтилъ молодой человѣкъ послѣ небольшаго молчанія: ну, а теперь, конечно, нечего и думать объ этомъ!... Одна рука... Впрочемъ, и съ обѣими руками -- еще вѣдь неизвѣстно -- сотворилъ-ли-бы я что нибудь особенно -- замѣчательное!... Случается, что человѣкъ чувствуетъ, положимъ, склонность къ живописи и ужъ готовъ, увлекшись вообразить, что у него рѣдкій талантъ!...
   -- А что-жъ, вы-бы попытали себя...
   -- Пожалуй, но... когда нибудь послѣ. У меня теперь другая забота: отецъ оставилъ мнѣ небольшое имѣнье, которое отдано въ аренду, но мнѣ хочется самому заняться хозяйствомъ... Вотъ, я и хочу поучуться, потому что мало смыслю еще въ этомъ дѣлѣ. У меня есть знакомые, хорошо знающіе сельское хозяйство, да и путешествовать мнѣ необходимо для здоровья; нужно силы свои подкрѣпить.
   Маннштейнъ рѣшился, наконецъ, спросить Платэна, видѣлъ-ли онъ Эльзу Штейнъ послѣ дуэли? Молодой человѣкъ слегка покраснѣлъ и отвѣтилъ, что не видѣлъ, такъ какъ она была опасно больна...
   -- Я черезъ нѣсколько дней уѣду отсюда, прибавилъ онъ, и надѣюсь передъ отъѣздомъ увидѣться съ ней, такъ какъ профессоръ Вертерь знакомъ мнѣ.
   -- Она въ прошлую убѣжала, объявилъ Фрейгерръ.
   Платэнъ вскочилъ... Такъ его поразила, даже испугала эта новость!
   -- Убѣжала?!.. Зачѣмъ... почему?...
   Старикъ сообщилъ ему все, что самъ зналъ и спросилъ:
   -- Вы хорошо были знакомы съ ней?
   -- Нѣтъ, я мало зналъ ее, но я ее хорошо понимаю, заговорилъ молодой человѣкъ... Эта прекрасная, гордая дѣвушка была слишкомъ глубоко оскорблена, чтобы легко перенести такой ударъ! Да, ей тутъ тѣсно, она здѣсь не можетъ остаться... Душѣ ея нуженъ просторъ, она хочетъ броситься въ вѣчношумящее море жизни, чтобы забыться, успокоиться!.. Я зналъ вѣдь, что гнусная продѣлка барона понесетъ ея сердцу глубокую рану, потому что фрейлейнъ Эльза не то что другія дѣвушки, а потому и старался остановить Зельдитца... Товарищи не соглашались со мной, но я полагалъ и полагаю, что долгъ всякаго честнаго человѣка защитить, вступиться за честь невинной дѣвушки... Такъ по крайней мѣрѣ было въ старину и считалось это дѣломъ хорошимъ, а истинно-хорошее, прекрасное живетъ вѣчно, не увядая!...
   Платэнъ былъ видимо взволнованъ, да и "маленькій фрейгерръ" разчувствовался и, протянувъ руку, воскликнулъ:
   -- Дайте вашу! Мы сходимся въ убѣжденіяхъ!... А теперь я позволю себѣ предложить вамъ одинъ вопросъ: любили вы Эльзу Штейнъ?...
   Молодой человѣкъ ловко отвернулся, чтобы скрыть внезапно-вспыхнувшій румянецъ...
   -- Э, будьте со мной откровенны, заговорилъ старикъ, -- вѣдь я не ради любопытства спросилъ объ этомъ! Нѣтъ!.. Мнѣ чрезвычайно жаль эту бѣдную дѣвушку... Убѣжала она, чтобы зажить самостоятельною жизнью, сдѣлаться независимой, а главное -- найти успокоеніе, забыть то, чего теперь она не въ силахъ забыть, но... какъ мнѣ кажется, тутъ и есть только одно вѣрное средство...
   -- Какое-же? спросилъ Платэнъ.
   -- Любовь... Только любовь можетъ совершенно изцѣлить ее и сдѣлать снова счастливой!
   -- Я люблю ее... да! проговорилъ наконецъ отставной поручикъ взволнованнымъ голосомъ и прибавилъ: когда я вышелъ на поѣдинокъ съ барономъ, я не сознавалъ еще, что люблю ее, но потомъ.... потомъ я почувствовалъ къ ней безумную любовь!.. О, какъ я боролся, чтобы подавить это чувство... Но сердце побѣдило меня, и само теперь объято пламенемъ!... Я старался забыть ее и -- не могъ, я не хочу думать о ней и -- думаю именно о ней!...
   -- Но зачѣмъ-же... зачѣмъ хотите вы забыть Эльзу, не думать о ней?...
   -- Зачѣмъ?... Мнѣ-ли теперь, безрукому... колѣкѣ... искать ея любви!... Развѣ имѣю я право?...
   -- Позвольте! Руку-то вы потеряли, защищая ее, вы пожертвовали рукой ей-же... Неужели это не даетъ вамъ право на благодарность... любовь Эльзы?..
   -- Ну, она, можетъ быть, иначе взглянетъ на это...
   -- Совсѣмъ не иначе! Нѣтъ, нѣтъ! заторопился "маленькій фрейгерръ". Вы вступились за нее, руку потеряли -- извольте-же теперь отыскать ее, спасти!.. Ну, гдѣ ей одной бороться съ жизнью?.. Я боюсь за не!... Мать ея не хочетъ прибѣгнуть къ помощи полиціи, а мнѣ, старику, не подъ силу взяться за это дѣло...
   Маннштейну удалось разжечь Платэна...
   -- Я найду ее и возвращу въ объятія матери! воскликнулъ молодой человѣкъ. Я ни на что не посмотрю, употреблю всѣ силы, и до тѣхъ поръ не успокоюсь, пока не выполню этой задачи!...
   И у фрейгерра глазки засверкали, и онъ снова протянулъ руку поручику.
   -- Надѣюсь, вы позволите и мнѣ принять участіе въ этомъ? Если вы не откажетесь отъ моей помощи, то я приму согласіе ваше какъ доказательство того, что вы довѣряете мнѣ... Я предоставлю вамъ какую угодно сумму денегъ -- распоряжайтесь ими, какъ знаете! Берите ихъ, потому что чѣмъ больше средствъ -- тѣмъ лучше... Можетъ быть, отъ этого будетъ зависѣть и самый успѣхъ дѣла!..
   -- Хорошо... Вашу руку, г. фрейгерръ! Если мнѣ понадобится ваша помощь -- я обращусь къ вамъ непремѣнно.
   -- И такъ, когда-же въ путь?
   -- Сегодня-же!
   -- Съ Богомъ?.. Ну, теперь, вотъ, какъ будто и легче стало на душѣ, замѣтилъ старикъ. Теперь мнѣ и домой-то, право, веселѣе возвращаться!... Эхъ, вѣдь и я былъ молодъ... Знаю, что самое зоркое око -- это око любви! Не устаетъ, оно глядѣть, ничего не боится, потому что сама "Любовь" не обращаетъ вниманія ни на какія преграды и готова пожертвовать всѣмъ... Не пАдайте только духомъ! Знаете, кто-то какъ будто шепчетъ мнѣ, что вы обрѣтете свое счастье...

-----

   Профессоръ Вертеръ остался при своемъ и отправился таки отыскивать бѣглянку. Онъ почему-то былъ твердо увѣренъ, что Эльза убѣжала въ резиденцію... Ученый мужъ очутился въ столицѣ и, пробродивъ дня два по городу, тутъ только понялъ, что взялся совсѣмъ не за свое дѣло: онъ рѣшительно не зналъ, что-же, наконецъ, ему дѣлать? Всматриваться въ лицо каждой мимоидущей женщины не совсѣмъ-то ловко, да и толку изъ этого что-то не выходить... Вернулся профессоръ во-свояси и присмирѣлъ, такъ какъ неудача сконфузила его: вѣдь онъ, чортъ возьми, обѣщанія не исполнилъ -- не привезъ Эльзы съ собой!...
   Г-жа Штейнъ оставалась въ тревожномъ состояніи духа, и съ каждымъ днемъ безпокойство ея усиливалось... Она думала, вотъ завтра утромъ вернется дочь, по проходило утро... догоралъ день, наступало другое -- а Эльза не являлась... Обратиться за помощью къ полиціи бѣдная мать все-таки не хотѣла.
   Фрейгерръ умолчалъ о томъ, что Платэнъ взялся во чтобы-то ни стало отыскать Эльзу, но онъ былъ убѣжденъ, что труды молодаго человѣка не пропадутъ даромъ, и ждалъ благопріятнаго извѣстія. Прошла недѣля, другая, третья, а дѣвушка не отыскивалась... Старикъ опечалился... Неужели надежды его не сбудутся... Платэнъ писалъ ему уже нѣсколько разъ, переѣзжая изъ одного города въ другой, но, какъ видно, поиски его ни къ чему не привели, всѣ старанія найти бѣглянку были тщетны... Письма молодаго человѣка имѣли мрачный оттѣнокъ: онъ отчаявался въ успѣхѣ, рѣшительно не зналъ, гдѣ искать Эльзу и предполагалъ, что ея уже нѣтъ въ живыхъ... Эта мысль не оставляла его, хотя онъ и гналъ ее отъ себя... "Маленькій фрейгерръ" и самъ невольно подумалъ объ этомъ и сталъ упрекать себя, что послушался г-жи Штейнъ и во-время не донесъ полиціи о пропавшей дѣвушкѣ...
   -- А, впрочемъ, можетъ быть, и теперь еще не поздно прибѣгнуть къ такой мѣрѣ? мелькнуло у него въ головѣ -- и старикъ, живо собравшись, покатилъ въ резиденцію, чтобы повидаться съ Питтомъ, поговорить съ нимъ насчетъ этого дѣла...
   -- Помочь тутъ вы только одни и можете, говорилъ фрейгерръ слѣдователю:-- вы съумѣете открыть, гдѣ она бѣдняжка скрывается!
   -- Ахъ, зачѣмъ-же вы тогда-же не увѣдомили меня объ этомъ? замѣтилъ Питтъ.
   -- Тогда... Я не могъ!... Мать этой дѣвушки никакъ не хотѣла, чтобы полиція принялась за розыски... Эта мысль была ей просто противна! Да она и теперь не должна знать, что я обратился къ вамъ...
   Слѣдователь молчалъ, повидимому обдумывая что-то.
   -- Гм. слишкомъ много времени прошло, такъ что теперь гораздо труднѣе что нибудь сдѣлать, проговорилъ онъ наконецъ.. Извѣстно вамъ, куда именно она отправилась изъ М*?
   -- Нѣтъ. Никто этого не знаетъ.
   -- Вы упомянули, что она мало взяла съ собою денегъ?
   -- Да. у ней было всего-то нѣсколько талеровъ... Такъ, по крайней мѣрѣ, сообщила мнѣ ея мать.
   -- Ну-съ, а не говорила-ли прежде сама фрейлейнъ о томъ, какое поприще думаетъ избрать, чтобъ завоевать себѣ самостоятельность?...
   -- Не знаю. Я самъ съ такимъ вопросомъ обратился къ г-жѣ Штейнъ, но и она не могла дать удовлетворительнаго отвѣта. Брата, этой дѣвушки живописецъ, ну, и Эльза тоже, ради удовольствія, иногда кое-что рисовала... Талантъ-то, кажется, есть и у ней... Можетъ быть, не задумала-ли она сдѣлаться живописцемъ?...
   Питта отрицательно покачалъ головой.
   -- Хорошо. Я употреблю всѣ усилія, чтобы найти эту дѣвушку... Но, конечно, за это дѣло я могу взяться не иначе, какъ по предписанію моего начальника. Не угодно-ли будетъ вамъ заявить ему о своемъ желаніи?
   -- А не можете-ли вы взять на нѣкоторое время отпускъ и... начать розыскъ? спросилъ фрейгерръ. Видите-ли въ чемъ дѣло: г-жа Штейнъ объявила своимъ знакомымъ, что дочь ея уѣхала куда-то гостить... Поэтому я не имѣю права обнаруживать тайны, заявлять оффиціально о побѣгѣ... Пріѣхалъ я къ вамъ, откровенно все разсказалъ, полагая, что вы найдете возможнымъ начать дѣло, не замѣшивая тутъ третьяго лица. Если...
   Слѣдователь призадумался:
   -- Пожалуй, можно и такъ, проговорилъ онъ наконецъ, но это будетъ стоить нѣкоторыхъ издержекъ.. Мнѣ, по всей вѣроятности, придется поѣздить, и ужъ во всякомъ случаѣ побывать въ М*., чтобы узнать тамъ, по какой дорогѣ отправилась фрейлейнъ Эльза.
   -- Всѣ издержки я беру на себя, объявилъ Маннштейнъ. Не жалѣйте никакихъ денегъ! Потребуется большая сумма сразу -- дайте мнѣ знать сейчасъ-же. Будьте увѣрены также, что труды ваши будутъ щедро вознаграждены.
   -- Не можете-ли вы достать мнѣ фотографическую карточку этой дѣвушки?
   -- Завтра-же она у васъ будетъ.
   -- Хорошо.
   Слѣдователь снова задумался.
   -- Скажите, гдѣ теперь вашъ племянникъ? вдругъ спросилъ онъ.
   -- Итого не знаю, отвѣтилъ фрейгерръ... Вѣдь я вамъ говорилъ, что я совершенно отрекся отъ него!.. Гдѣ онъ, что съ нимъ -- это для меня рѣшительно все равно... Я нимало не забочусь объ его судьбѣ.
   -- Развѣ онъ не обращался еще къ вамъ за помощью?
   -- Нѣтъ... Да если-бы и обратился, я-бы ничего ему не далъ... Но зачѣмъ это вопросъ?...
   Питтъ не сразу отвѣтилъ.
   -- Зачѣмъ? Вѣдь она любила его... Не къ нему-ли она ушла...
   -- О, нѣтъ! Быть этого не можетъ! воскликнулъ старикъ... Она -- ненавидитъ его!
   Слѣдователь покачалъ головой.
   -- А знаете вы, что между любовью и ненавистью есть... существуетъ какая-то неуловимая связь?... Психологія и до сихъ поръ не могла еще разрѣшить этой задачи... Да!... Позвольте: фрейлейнъ Эльза любила барона! когда онъ быть ея женихомъ; затѣмъ, когда она узнала, что все это не болѣе какъ шутка... игра, что онъ -- слишкомъ гордъ, чтобы жениться на мѣщанкѣ -- любовь эта превратилась въ ненависть... Что-жъ, можетъ быть, ненависть эта и была такой страшной, жгучей потому, что сама любовь не совсѣмъ еще угасла въ сердцѣ дѣвушки?... И она чувствовала это, только не смѣла сама себѣ признаться въ этомъ... Ну-съ, а когда фрейлейнъ потомъ узнала, что бывшій женихъ ея бѣжалъ, что вы лишили его наслѣдства, что, наконецъ, всѣ покинули его -- не шевельнулось-ли въ ней чувство состраданія къ нему, которое, въ свою очередь, пробудило задремавшую любовь, снова зажгло пламя въ ея сердцѣ?... И развѣ могъ онъ по прежнему возгордиться собой? Арестантъ... преступникъ... Тутъ ужъ гордости и быть не можетъ! Отчего-же не предположить теперь, что дѣвушка убѣжала, возымѣвъ желаніе найти несчастнаго бѣглеца?...
   -- Нѣтъ, это невозможно! Такое предположеніе совершенно ошибочно! снова воскликнулъ фрейгерръ. Если-бы вы знали Эльзу, если-бы вы сами видѣли, какъ глубоко оскорблена она,-- вы отбросили-бы такую мысль!
   Питтъ, какъ кажется, остался при своемъ, ибо доводы Маннштейна не разубѣдили его...
   -- Можетъ быть, вы и правы, но я знаю также, что любовь, повидимому совсѣмъ угасшая, вдругъ вспыхиваетъ... Этому бывали примѣры!.. И я смотрю на это чувство -- на любовь -- какъ на особенную, странную болѣзнь организма... Да вотъ какой былъ случай...
   И слѣдователь разсказалъ, какъ одна дама принуждена была бросить своего мужа: онъ былъ пьяница, мотъ, невѣжа -- словомъ сказать -- предрянная личность. Она разлюбила его, не хотѣла и слышать о немъ, но впослѣдствіи, когда узнала, что онъ лежитъ въ больницѣ, всѣми брошенный и серьезно болѣнъ -- поѣхала къ нему и съ рѣдкой любовью ухаживала за нимъ... Я думалъ, что она просто изъ состраданія рѣшилась, по прошествіи нѣсколькихъ лѣтъ, вернуться къ своему мужу, заключилъ Питтъ, но -- нѣтъ! Женщина эта сама сказала мнѣ, что любовь къ нему снова вспыхнула въ ея сердцѣ, потому что онъ былъ "слишкомъ несчастенъ"...
   -- Да, но фрейлейнъ Эльза не изъ такихъ, замѣтилъ Маннштейнъ... И вы ужъ лучше отбросьте-ка тѣ мысли, право!... Ну-съ, когда-же вы примитесь за рбзыски?
   -- На дняхъ примусь за это дѣло. Отпускъ-то я уже имѣю... Я взялъ его съ цѣлью поотдохнуть отъ служебныхъ занятій, погулять, попутешествовать, но теперь съ удовольствіемъ отдаю себя въ ваше распоряженіе: т. e. жертвую своимъ отпускомъ. Скажите, г-жа Штейнъ наводила уже справки: не у родныхъ-ли ея находится бѣглянка?
   -- Да, но родные ей отвѣтили, что Эльзы у нихъ нѣтъ... Послушайте, г. Питтъ, я сегодня-же поручу моему банкиру доставить вамъ необходимую сумму, а если полученныхъ вами денегъ не хватитъ, то, повторяю, пишите мнѣ сейчасъ-же и -- деньги будутъ высланы, Не обращайте вниманія ни на какія издержки: не забывайте бѣдной матери, которая до сихъ поръ не можетъ примириться съ мыслью о потерѣ дочери!...
   Слѣдователь обѣщалъ сдѣлать все, что только будетъ отъ него зависѣть.
   Фрейгерръ вернулся въ свою усадьбу. Онъ принялся за обычныя занятія, а дѣла было много: свое имѣнье и имѣнье покойнаго Мальтэна лежали у него на плечахъ; работа кипѣла, старикъ хлопоталъ, распоряжался, но уже чувствовалъ, что силы его не тѣ... Глаза утратили прежнюю зоркость, проницательность, и самъ "маленькій фрейгерръ" сталъ какъ-то уставать... А тутъ еще ему нужно было утѣшать г-жу Штейнъ, отвѣчать на отчаянныя письма профессора, успокоивать Эмми Мальтэнъ... И все-таки его хватало на это!
   Время шло своимъ чередомъ. Старикъ со дня на день ждалъ счастливой вѣсточки отъ слѣдователя, но тотъ какъ будто совсѣмъ пропалъ... Неужели онъ ничего еще не открылъ? А, можетъ быть, онъ уже напалъ на слѣдъ Эльзы, только молчитъ -- хочетъ прежде найти, увидѣть ее и тогда ужъ сообщить о своей находкѣ?.. Что-жъ, вѣдь Питтъ любитъ дѣлать сюрпризы...
   Прошло двѣ недѣли и -- вдругъ слѣдователь неожиданно явился къ фрейгерру. Маннштейнъ даже привскочилъ отъ удивленія! Онъ старался прочесть на лицѣ Питта что нибудь радостное, но увы, лицо это было серьезно...
   -- Нашли... отыскали вы Эльзу?! воскликнулъ, не вытерпѣвъ фрейгерръ.
   -- Нѣтъ, отвѣтилъ слѣдователь.
   -- И на слѣдъ даже не напали?
   -- И на слѣдъ не напалъ... Я ничего не узналъ.
   -- Непостижимо! снова воскликнулъ старикъ, и уже съ оттѣнкомъ неудовольствія... Отвѣтъ Питта отнималъ у него послѣднюю надежду!-- Не могла-же она, однако, пропасть безслѣдно! Наконецъ, ужъ одна красота ея всякому-бы въ глаза бросилась!...
   Слова эти нечаянно слетѣли съ языка "маленькаго фрейгерра", но они задѣли за живое слѣдователя...
   -- Позвольте, г. фрейгерръ, заговорилъ Питтъ, я могу васъ увѣрить, что этотъ розыскъ я дѣлалъ съ такимъ усердіемъ, какъ никогда... Я рѣдко такъ старался достигнуть цѣли! Въ эти двѣ недѣли я просто отдыху не зналъ... Мнѣ самому было непріятно -- даже обидно, что толку не выходитъ, и я поэтому лѣзъ изъ кожи... Однако, все было напрасно!
   -- Непонятно... непостижимо! твердилъ Маннштейнъ. А вѣдь какъ я на васъ крѣпко надѣялся! Ну-съ, чтоже намъ теперь дѣлать?...
   -- Не знаю... Но, можетъ быть, г-жа Штейнъ согласится опубликовать въ газетахъ? Тогда, конечно, вниманіе многихъ...
   -- Нѣтъ, она не рѣшится на это! перебилъ фрейгерръ... Да и я-бы не сталъ уговаривать ее прибѣгнуть къ такой мѣрѣ... Ну, а скажите, вы все еще думаете, что дѣвушка убѣжала къ моему племяннику?...
   -- Я дѣлалъ розыски и въ этомъ направленіи, но и тутъ ничего не открылъ такого, чтобы подтвердило мое предположеніе.
   -- Ну, такъ значитъ она -- умерла... Ея уже нѣтъ! Правъ, правъ профессоръ Вертеръ! О, я не хотѣлъ прежде вѣрить, что она, въ отчаяніи, лишитъ себя жизни... Теперь -- теперь и задумываться нечего: дѣло ясно! Все кончено...
   Питтъ покачалъ головой и произнесъ:
   -- Ну, а я не такъ думаю. Правда, эта мысль и у меня была (особенно, когда я былъ не въ духѣ отъ неудачъ), но я ее долженъ былъ отбросить...
   -- Почему-же?
   -- Потому, что если-бы фрейлейнъ Эльза лишила себя жизни, то вѣдь трупъ ея уже давно-бы отыскался... Но и трупа нигдѣ не нашли, не смотря на самые тщательные поиски. Я скорѣе готовъ думать, что она просто скрывается подъ чужимъ именемъ... Вотъ, оттого-то и трудно найти ее!
   -- Однако, что-же мнѣ-то дѣлать, чтобы отыскать Эльзу? проговорилъ старикъ.
   -- Не знаю... Но я надѣюсь, что, рано или поздно, она сама вернется къ матери или увѣдомитъ о себѣ.
   -- Отлично! Вернется тогда, когда ужъ мать ея будетъ лежать въ землѣ! Она непремѣнно умретъ отъ тоски и печали... Нѣтъ, я положительно не понимаю: чтоже это, наконецъ, такое? Загадка! Если она жива, то неужели могла она такъ быстро измѣниться, изъ нѣжно-любящей дочери превратиться въ безсердечное, безчувственное существо?... Эльза горячо, нѣжно любила свою мать и -- вдругъ ей теперь и дѣла нѣтъ до нея, ей все равно!?... Потомъ, я хотѣлъ сдѣлать ее наслѣдницей всего моего имущества -- она отринула это... Ну, можетъ быть, сгоряча... Такъ думалъ я... Не хочу молъ ничего отъ его руки!" А послѣ-то, поуспокоившись, неужели она не поняла, что оттолкнула свое-же собственное счастье?...
   -- Надѣюсь, что фрейлейнъ пойметъ это и.. и благополучно вернется, замѣтилъ Питтъ успокоительнымъ тономъ.-- Знаете, г. фрейгерръ, иногда намъ кажется, что мрачныя тучи, покрывшія все небо, такъ и не разойдутся, и вдругъ -- золотой лучъ солнца сверкнетъ... клочекъ голубыхъ небесъ покажется... и снова станетъ свѣтло на душѣ!.. Такъ вѣдь и въ жизни человѣка: то ненастье, бури, то -- ясные, тихіе дни...
   Тутъ слѣдователь откланялся и удалился.
   Фрейгерра вовсе не утѣшили утѣшительная рѣчи Питта... Прошло еще нѣсколько недѣль, а объ Эльзѣ все ни слуху, ни духу... Вотъ, и зима наступила. "Маленькій фрейгерръ" почувствовалъ себя еще болѣе одинокимъ... Сѣренькіе, коротенькіе дни... Тишина -- и онъ одинъ, совершенно одинъ вы своемъ большомъ домѣ... Да, не сбылись его розовыя надежды!...
   А Платэнъ неутомимо разыскивалъ бѣглянку, переѣзжая изъ города въ городъ. Препятствія, неудачи только пуще разжигали его любовь къ Эльзѣ... Бывали минуты, что онъ опускалъ руки и терялъ всякую надежду на успѣхъ, но энергія снова возвращалась къ нему и онъ опять пускался въ путь... Вѣдь если ему удастся найти Эльзу и пріобрѣсти ея любовь -- тогда... О, тогда какъ щедро будетъ онъ вознагражденъ за всѣ труды! Сначала, сгоряча, Платэнъ не обращалъ вниманія на то, что силы его недостаточно окрѣпли, но потомъ, отъ постоянныхъ неудачъ, возбужденное состояніе стало проходить и онъ почувствовалъ себя крайне утомленнымъ отъ чрезмѣрной напряженности силъ... Попавъ въ какой-то незначительный городокъ, онъ, совсѣмъ почти изнуренный, принужденъ былъ остаться тутъ на нѣсколько дней, чтобы отдохнуть... Искать ее въ такомъ городишкѣ онъ и не думалъ: въ самомъ дѣлѣ, что могло-бы привлечь сюда Эльзу?
   Платэнъ, однако, плохо поправлялся, такъ что не могъ покинуть городка такъ скоро, какъ думалъ, а между тѣмъ его сильно подмывало впередъ... Онъ злился, но дѣлать было нечего. Выходя только по вечерамъ въ общую столовую гостинницы, въ которой ему пришлось остановиться, молодой человѣкъ садился за отдѣльный столикъ и, чтобы хоть сколько нибудь разсѣяться, отогнать на время однѣ и тѣже мысли, слушалъ болтовню обычныхъ посетителей отеля, возсѣдавшихъ за общимъ столомъ.
   Первымъ ораторомъ былъ тутъ маленькій, толстенькій, но юркій, вертлявый человѣкъ, обладавшій хитрыми, лукавыми глазками. По лицу его было видно, что онъ, разводя "турусы на колесахъ", просто потѣшался надъ простоватыми своими слушателями. Фамилія его была -- Вуллэнъ, а самъ онъ былъ -- директоромъ небольшой странствующей драмматической труппы, которая и разыгрывала въ этомъ городкѣ два раза въ недѣлю различныя пьесы. Въ тѣ дни, когда "представленія" не было, г. директоръ обыкновенно просиживалъ вечера въ гостинницѣ и тутъ-то, забавляя себя и слушателей, городилъ всякую чепуху, причемъ то и дѣло поправлялъ свой парикъ, который почему-то никакъ не хотѣлъ сидѣть на лысой его головѣ. Физіономія Вуллэна не представляла ничего привлекательнаго; жизнь, какъ видно, порядкомъ таки помяла его, что доказывало сильно -- морщинистое изношенное лицо старика словомъ, герръ директоръ видалъ виды на своемъ вѣку. И что за удивительныя приключенія бывали съ нимъ! Невѣроятныя, чудовищныя исторіи разсказывалъ онъ, и его слушали довѣрчиво, только иногда мѣстный аптекарь, хотя и робкій человѣкъ, рѣшался сдѣлать замѣчаніе, выразить сомнѣніе... Герръ Вуллэнъ въ такомъ случаѣ всегда умѣлъ осадить аптекаря, который и смолкалъ.-- Охотнѣе всего директоръ говорилъ о дѣлахъ давно минувшихъ дней, о своей блестящей дѣятельности на театральномъ поприщѣ... Ахъ, какіе были у него талантливые актеры! Какія громадныя суммы платилъ онъ имъ -- страхъ! И гдѣ, гдѣ только не игралъ онъ съ своей труппой... Публика просто ломилась въ его театръ!... Самъ Австрійскій Императоръ пожималъ ему руку, а султанъ пригласилъ его давать представленія въ Константинополѣ, куда онъ. разумѣется, и отправился... "Пробылъ я тамъ годъ, разсказывалъ Вуллэнъ, остался-бы и дальше, но труппа моя одичала... Надо было уѣзжать! Султанъ и слышать не хотѣлъ: онъ всѣхъ по-султански одарилъ, а я былъ буквально осыпанъ золотомъ, брилліантами... Ну, и былъ-же я тогда богать! Экипажъ имѣлъ такой, какого не было ни у кого, да и не будетъ!.. И что-же?.. Когда я проѣзжалъ черезъ Венгрію -- шайка разбойниковъ напала на меня и дочиста ограбила... Вотъ, только эту булавку съ драгоцѣннымъ камнемъ мнѣ и удалось спасти! Камню этому и цѣны нѣтъ... Да что! За булавку эту я куплю весь вашъ городъ! (Слушателямъ это было обидно...) Но я ее ни за что не продамъ, ибо это память чудныхъ, славныхъ дней!... Аптекарь хотѣлъ было сказать: "Да развѣ за простое стеклышко въ булавкѣ-то этой можно купить цѣлый городъ?" но ничего не сказалъ, потому что г. директоръ опять затрещалъ... Да! въ то время онъ самъ игралъ на сценѣ -- и какъ игралъ!.. "Султанъ до того былъ пораженъ моей игрой, что сказалъ: "Допускать его ко мнѣ во всякое время дня и ночи!"... Ну, и я съ нимъ обращался за панибрата... Если-бы я остался въ Константинополѣ, то навѣрно былъ-бы великимъ визиремъ, правой рукой его султанскаго величества!...
   -- Отчего-же у васъ теперь труппа такъ плоха? замѣтилъ кто-то.
   -- Отчего? Да оттого, что вообще нынче искуство падаетъ, а я развѣ могу создавать талантливыхъ актеровъ?... Вонъ, я даю представленія два раза въ недѣлю, и каждый разъ сколько пустыхъ мѣстъ?... Въ публикѣ нѣтъ интереса... Падаетъ искусство!.. Позвольте-съ! Двѣ недѣли тому назадъ ангажировалъ я новенькую актрису -- Габріэль Больманъ, ну, и возлагалъ на нее большія надежды, потому что она и красива, и высока, и стройна... И что-же? Развѣ она нравится публикѣ?... Она уже два раза выходила передъ вами и -- не имѣла успѣха... Что-жъ мнѣ прикажите дѣлать?..
   -- Ну, эта Габріэль Бальманъ изъ начинающихъ... Она еще къ сценѣ не привыкла, не умѣетъ играть, замѣтилъ аптекарь.
   -- Да никогда и не выучится! объявилъ Вуллэнъ. Ужъ я бился-бился, чтобы заставить ее разучивать роли -- н-нѣтъ! Дѣвица она -- ничего, образована, имѣетъ познанія въ наукахъ, но ужъ для сцены положительно не годна: таланта ни капельки! Вотъ, завтра вечеромъ, она выйдетъ въ третій разъ, и, если опять не будетъ имѣть успѣха -- ну, я ужъ тогда немедленно откажу ей... Впрочемъ, я ей уже это объявилъ... Что-жъ, не разоряться-же мнѣ въ самомъ дѣлѣ! Я и такъ довольно просадилъ денегъ на подобныя попытки...
   -- Ну, вы откажете ей... Что-же ей, бѣдняжкѣ, дѣлать тогда? спросилъ аптекарь.
   -- А ужъ это не мое дѣло-съ. Не зачѣмъ, значитъ, соваться на сцену, когда таланта нѣтъ! Сцена вѣдь не заведеніе, не прибѣжище для неспособныхъ... Такъ-то! Нѣтъ, я ужъ и такъ много пожертвовалъ ради чистаго искуства... Если-бы я не приносилъ жертвъ, то жилѣбы теперь себѣ бариномъ гдѣ мнѣ угодно, не сидѣлѣбы тутъ... Я бросалъ сотни тысячъ талеровъ, но поддержать искуство меня было не въ моихъ силахъ, а потому къ отдѣльнымъ личностямъ и не чувствую состраданія: пусть онѣ пропадаютъ, если нѣтъ у нихъ таланта!
   Молча слушалъ Платэнъ эти рѣчи бывшаго друга его величества султана... Жаль ему стало этой бѣдной Бальманъ! Онъ хорошо зналъ плачевное состояніе провинціальныхъ театриковъ... Въ самомъ дѣлѣ, завтра дѣвушка эта выйдетъ въ третій разъ... Вся судьба ея, можетъ быть, зависитъ отъ завтрашняго вечера!... Но можно-ли полагаться на слова такого критика, какъ г. директоръ Вуллэнъ? Могъ-ли онъ еще оцѣнить способности Габріэль Бальманъ?.. Да, наконецъ, въ состояніи-ли будетъ бѣдняжка играть свободно, спокойно, когда ей ужъ извѣстно, что ее ожидаетъ, если она не понравится?... Нѣтъ, и какіе-же могутъ быть тутъ цѣнители!... А вдругъ у нея большой талантъ, но ее здѣсь просто не понимаютъ?...
   Такъ раздумывалъ молодой человѣкъ и къ концу концовъ порѣшилъ отправиться завтра вечеромъ въ театрикъ, хотя и не долюбливалъ провинціальныхъ "представленій", потому что извѣстнѣйшія пьесы являются на этихъ сценкахъ въ такомъ извращенномъ видѣ, что просто оскорбляютъ эстетическое чувство.
   Погода на другой день была прескверная, а къ вечеру стала еще хуже: дождь въ перемѣнку съ хлопьями снѣга такъ и хлесталъ въ окна, вѣтеръ завивалъ -- словомъ -- погода какъ-бы приглашала лучше не совать носа на улицу, и Платэнъ уже думалъ остаться въ своей теплой комнатѣ, но тутъ явился къ нему хозяинъ гостинницы и сообщилъ, что одна актриса просто лѣзетъ изъ кожи, чтобы помѣшать ангажементу Габріэль Больманъ... "Она, изволите видѣть, боится, какъ-бы эта Больманъ не вытѣснила ее изъ труппы, ну, и раздала даромъ нѣсколько билетовъ съ условіемъ: ошикать, освистать молодую дѣвушку, и безъ того-то робкую, при первомъ ея появленіи... Это я узналъ отъ одного актера, который бываетъ у меня"...
   -- Ну ужъ и интриганы-же эти актеры! прибавилъ хозяинъ. Нигдѣ, кажется, такъ не враждуютъ, какъ за кулисами... Актриса-то та такимъ манеромъ уже много спровадила молодыхъ дѣвушекъ, особенно -- хорошенькихъ, потому что сама хочетъ выполнять роли героинь, ну, а не молода ужъ, да и не хороша... Директоръ-то самъ у нея въ рукахъ -- вотъ въ чемъ сила!...
   Платэнъ завернулся въ плащъ и отправился въ театръ, съ афишкой, которую предложилъ ему хозяинъ гостинницы. На афишкѣ вверху стояло: "Коварство и любовь", а ниже было объявлено (красными буквами), что "роль Луизы исполнитъ фрейлейнъ Габріэль Бальманъ, актриса -- гость".
   Болѣзненнно сжалось сердце молодаго человѣка, когда онъ вошелъ въ партеръ театрика, на сценѣ котораго должна была розыгрываться драма Шиллера!... Какъ тѣсно, какъ все бѣдно и жалко!... Всѣхъ зрителей едва-ли было пятьдесятъ человѣкъ... Лампы чадили, воняло масломъ... Гдѣ-же тутъ развернуться таланту?... Вѣдь такая обстановка (со включеніемъ публики) скорѣе можетъ подѣйствовать подавляющимъ образомъ, она не вдохновитъ, а обезкуражитъ...
   Платэнъ заплатилъ за мѣсто въ первомъ ряду, однако не сѣлъ тамъ, оставшись стоять позади. Передъ нимъ сидѣло нѣсколько молодыхъ людей -- вѣрнѣе -- мальчишекъ, которые вели такого рода бесѣду:
   -- Какъ только она выйдетъ -- я сейчасъ шикну, говорилъ одинъ.
   -- Ну, и сейчасъ! возразилъ другой. Нѣтъ, я вотъ прежде пьесу посмотрю, а какъ кончится -- и засвищу.
   -- Нѣтъ, господа, мы должны ошикать ее, какъ только она покажется, объявилъ третій юноша.-- Она вовсе не должна играть -- понимаете? Другая выйдетъ, чтобы исполнить ея роль...
   Къ концу концовъ, юноши согласились ошикать и освистать актрису при первомъ-же появленіи ея на сценѣ.
   -- Хозяинъ правъ, подумалъ Платэнъ, и ему стало такъ досадно, что онъ уже хотѣлъ приказать вытолкать этихъ шелопаевъ, но, во первыхъ, онъ не имѣлъ на это никакого права, а, во-вторыхъ, они не называли актрису по фамиліи. Приходилось выждать, посмотрѣть, что будетъ дальше и, если юнцы дѣйствительно начнутъ шикать, то тогда ужъ и принять надлежащія мѣры, чтобы помѣшать имъ.
   Прозвенѣлъ колокольчикъ; жалкая тряпка -- занавѣсъ поднялась и -- началось представленіе. Платэнъ не вытерпѣлъ и отвернулся... Боже мой, какъ коверкали Шиллера! Миллеръ такимъ бѣшенымъ звѣремъ прыгнулъ на сцену, что, казалось, хотѣлъ загрызть свою жену... Молодой человѣкъ ничего не слышалъ и не видѣлъ, что такое творилось на сценѣ; онъ даже не замѣтилъ появленія Вурма, мысли его были тамъ... за кулисами... Въ самомъ дѣлѣ, какія чувства волновали теперь молодую дебютантку?... Съ какимъ страхомъ ждетъ она тамъ минуты выхода... Какъ должно быть сильно бьется ея сердце!... Пожалуй, бѣдная женщина и не подозрѣваетъ, какую скверную штуку сочинили для нея?... Хватитъ-ли у ней мужества устоять, когда начнутся свистки?... Да тутъ и бывалый актеръ опѣшитъ... И кромѣ того, она вѣдь знаетъ, что этотъ дебютъ -- послѣдній... Если-бы можно было предупредить ее -- Платэнъ дорого заплатилъ-бы за это!
   Рѣшившись, въ случаѣ чего, самымъ энергическимъ образомъ заставить замолчать юношей, онъ какъ-то невольно очутился около нихъ. Молодой человѣкъ ничего не слышалъ и не видѣлъ, потому что все еще думалъ о бѣдной Бальманъ... тамъ, за этими жалкими декараціями, и -- вдругъ -- вздрогнулъ отъ громкаго шиканья... Устремивъ взглядъ на сцену, онъ широко открылъ глаза -- еще мгновеніе и и -- Платэнъ, пораженный, изумленный, отскочилъ шага на два отъ щикальщиковъ...
   Что это... игра-ли воображенія?... Обманъ зрѣнія!... По сценѣ, медленнымъ шагомъ, съ книгою въ рукѣ, шла Луиза -- Эльза! Да, это была она! Та, которую онъ такъ долго и тщетно искалъ -- передъ нимъ!...
   Платэнъ чуть не вскрикнулъ...
   А юноши шикали все громче и громче. Нѣкоторые изъ зрителей пробовали было унять ихъ, но это ни къ чему не повело. Бѣдный поручикъ ничего не слышалъ: онъ не могъ еще придти въ себя, не могъ оторвать глазъ отъ Эльзы... Онъ видѣлъ стройную ея фигуру, блѣдное лицо... печальное, испуганное; онъ замѣтилъ, какъ при первыхъ свисткахъ она вздрогнула, потомъ подняла голову и устремила темные свои глаза на тѣхъ, кто дерзнулъ оказать ей такой пріемъ... Затѣмъ, какъ видно, оскорбленная гордость заговорила въ ней, она оправилась, подошла къ Миллеру и протянула ему руку... Губы ея зашевелились, но ни одного звука не произнесла она, за то голосъ суфлера былъ ясно слышенъ. Миллеръ заговорилъ... Луиза молчала и стояла неподвижно. Суфлеръ изъ всѣхъ силъ старался "подавать", но все было напрасно: казалось, память измѣнила Эльзѣ и она ничего не слышала... Скверная, мучительная минута!... Юноши снова зашикали... Грудь дѣвушки высоко подымалась... Вдругъ она пошатнулась и, закрывъ лицо руками, бросилась за кулисы.
   Щикальщики возликовали: они достигли желанной цѣли, но публика отнеслась къ нимъ съ явнымъ негодованіемъ, до котораго, однако, этимъ горластымъ юношамъ не было никакого дѣла.
   Платэнъ до того растерялся, что совершенно забылъ о намѣреніи своемъ проучить мальчишекъ и, долго не думая, выбѣжалъ изъ залы.
   Ему хотѣлось проникнуть за кулисы, чтобы непремѣнно переговорить съ Эльзой, успокоить ее, утѣшить, сообщить, что противъ нея воли прескверную интригу, однимъ словомъ -- платэнъ возымѣлъ намѣреніе защитить дѣвушку во чтобы то ни стало.
   Очутившись въ корридорѣ, или лучше сказать -- въ сѣняхъ, онъ обратился къ первому встрѣчному съ вопросовъ: гдѣ директоръ? Чтобы пройти за кулисы, добраться до Эльзы, ему нужно было прежде всего повидать г. Вуллэна. Публика въ залѣ все еще шумѣла, такъ какъ представленіе было прервано; шумъ и гамъ долетали оттуда... Вдругъ Платэнъ услышалъ громкій голосъ директора: онъ кричалъ что-то, угрожалъ кому-то, но гдѣ именно гремѣлъ г. Вуллэнъ, за какою дверью -- неизвѣстно, къ тому-же въ сѣняхъ царилъ какой-то полумракъ, ибо освѣщены онѣ были плоховато.
   -- Да гдѣ-жъ директоръ? Какъ пройти тутъ? Куда? Укажите, пожалуста!
   Платэнъ останавливалъ пробѣгавшихъ, но они, въ общемъ смятеніи, не обращали на него вниманія, бѣжали дальше, не давая никакого отвѣта. Молодой человѣкъ рѣшился наконецъ толкнуться въ ближайшую дверь и уже подошелъ къ ней, но тутъ вдругъ мимо него промелькнула высокая женская фигура, вся закутанная въ большой платокъ, и онъ увидѣлъ какъ быстро она выбѣжала на улицу... Въ головѣ его блеснула мысль: ужъ не сама-ли это Эльза? Платэнъ выскочилъ изъ сѣней и погнался за незнакомкой. Онъ видѣлъ, какъ она и свернула въ темный переулокъ, а переулокъ этотъ велъ за городъ... Куда-жъ это она побѣжала?... Вѣтеръ, хлопья снѣга пополамъ съ дождемъ такъ и били ему въ лицо, но онъ летѣлъ слѣдомъ за ней, не потерялъ ее изъ виду и порѣшилъ нагнать Эльзу во чтобы то ни стало: онъ былъ увѣренъ, что это -- она!... Порывъ вѣтра донесъ до него глухой шумъ работавшей гдѣ-то вблизи водяной мельницы -- или ему это такъ -- почудилось только?... По вотъ опять зашумѣла вода... Платэнъ вспомнилъ, что дѣйствительно переулокъ этотъ велъ къ рѣкѣ... Но -- неужели бѣглянка спѣшила туда?!... Онъ дрогнулъ, мурашки забѣгали у него на спинѣ, но въ слѣдующее мгновеніе его кинуло въ жаръ и онъ понесся еще быстрѣе, собралъ всѣ силы, чтобы догнать летящую впереди темную фигуру... Онъ теперь уже явственно слышалъ шумъ работавшей мельницы -- вонъ и полоса съ свинцовымъ отблескомъ... Вода!.. До обрыва оставалось еще нѣсколько шаговъ...
   Платэнъ крѣпко схватилъ незнакомку за руку. Отъ неожиданнаго толчка въ противуположную сторону -- несчастная, уже изнеможенная, упала, но, и падая, старалась освободить руку.
   -- Пустите! Пустите меня!... кричала она: сжальтесь надо мною... Я не хочу... не хочу больше жить... Не держите! Онъ по голосу узналъ Эльзу.
   -- Эльза!!.. Фрейлейнъ Штейнъ! воскликнулъ Платэнъ и быстро нагнулся, чтобы поднять дѣвушку, которая была уже близка къ обмороку.
   Эльза вздрогнула, услышавъ свое имя, и въ испугѣ подняла голову... Съ секунду она пристально глядѣла на Платэна... Она узнала его...
   -- Великій Боже!
   И съ этимъ крикомъ, вырвавшимся изъ молодой груди, голова дѣвушки снова опустилась ни землю. Платэнъ всталъ на колѣни, склонился надъ ней, старался успокоить ее, но Эльза, казалось, и не слушала его...
   -- Дайте мнѣ умереть, наконецъ произнесла она просящимъ тономъ... Одна смерть -- только смерть можетъ меня успокоитъ!...
   Но молодой человѣкъ не переставалъ утѣшать ее, уговаривать, просилъ, умолялъ ободриться и -- Эльза заплакала... Плачъ этотъ скоро перешелъ въ громкія рыданія; слезы облегчили ее, и дѣвушка стала какъ-то мягче, послушнѣе.
   Погода не на шутку разбушевалась, вѣтеръ сталъ неистовѣе, да и дождь зачастилъ. Платэнъ не зналъ что дѣлать... Онъ просилъ дѣвушку встать, пойти съ нимъ, но она лежала и плакала...
   -- Нѣтъ, нѣтъ, стонала Эльза, я не смѣю показаться въ городъ... Не пойду туда! Знаете-ли, что было со мной сегодня вечеромъ?... Я дебютировала; я выходила на сцену и -- и была встрѣчена свистками и шиканьемъ, какъ будто на мнѣ было позорное клеймо... А! и здѣсь видно воображаютъ тоже, что со мной можно играть?.. Нѣтъ, довольно!.. Послушайте, вѣдь я серьезно хотѣла зажить самостоятельною жизнью, я думала --
   -- Постойте, постойте! перебилъ Платэнъ. Выслушайте меня прежде... Противъ васъ играла одна только особа -- именно -- актриса. Она интриговала, она хотѣла, чтобы ангажементъ вашъ не состоялся, и вотъ, кучка шелопаевъ, подкупленныхъ молодцовъ -- шикали вамъ... Все это я знаю и самъ все слышалъ.
   -- Какъ -- вы были въ театрѣ? воскликнула Эльза.
   -- Да, и, какъ видите, бросился за вами... Но, послушайтесь-же меня -- идемьте! Здѣсь невозможно оставаться... Вы такъ легко одѣты, а погода такая ужасная.. Ну, я обѣщаю вамъ, что васъ никто не увидитъ, никто!..
   И онъ попробовалъ поднять ее, ни усилія его были тщетны...
   -- Фрейлейнъ Штейнъ, развѣ вы и мнѣ тоже не довѣряете?...
   -- Я... вѣрю вамъ, проговорила Эльза и оперлась на руку, чтобы приподняться, но силы ей измѣнили; она такъ была слаба, что безъ всякаго сопротивленія позволила Платэну обхватить себя и поднять.
   -- Дайте вашу руку, сюда... Вотъ такъ! Держитесь... Молодой человѣкъ повелъ ее. Пройдя нѣсколько шаговъ, дѣвушка вдругъ остановилась въ нерѣшимости...
   -- Но куда-жъ вы меня ведете?...
   -- Въ ту гостинницу, гдѣ я остановился, отвѣтилъ Платэнъ.
   -- Ахъ, нѣтъ-же... нѣтъ! Не могу я идти туда... Эти слова она произнесла быстро, торопливо.
   -- Почему-же не можете?...
   Отвѣта не послѣдовало.
   -- Почему-же? повторилъ Платэнъ и прибавилъ: довѣрьтесь мнѣ вполнѣ; довѣриться мнѣ вы можете...
   -- Но... у меня рѣшительно нѣтъ никакихъ средствъ, я ничего, ничего не имѣю, заговорила Эльза... Я думала -- вотъ поступлю на сцену... Я-бы довольна была, если-бы мнѣ хватало на хлѣбъ... Это была послѣдняя моя надежда -- и та рухнула?... Зачѣмъ вы помѣшали мнѣ тамъ?... Теперь уже все было-бы кончено...
   -- Позвольте, а несчастная ваша мать?.. Развѣ вы не подумали о ней... Она въ страшномъ горѣ, она тоскуетъ о васъ, почти умираетъ...
   Онъ почувствовалъ, какъ рука дѣвушки дрогнула...
   -- Подумала!... Я давно уже ни о чемъ не думала... Да, кажется, я и думать не могу!.. Тутъ вотъ (она указала на лобъ) такъ невыразимо тяжело... Что-то гнететъ меня, давитъ грудь... Я хотѣла плакать и -- не могла; летѣли дни, недѣли... ни одной слезы!... Вотъ, сегодня только -- въ первый разъ -- я поплакала... Голосъ ея оборвался.
   -- Идемте-же, идемте! серьезно произнесъ Платэнъ. Вы положительно больны... Да, да! Скорѣе-же!
   -- Но согласится-ли хозяинъ гостинницы впустить меня?.. Здѣсь уже не одну дверь запирали передо мной, хотя просьбы мои были самыя искреннія...
   -- Ахъ, оставьте все это! Идите со мной, прошу васъ!.. Говорю вамъ: довѣрьтесь-же мнѣ! Я беру васъ подъ свое покровительство. Положитесь на мою честъ и отбросьте всѣ заботы... Отдаю вамъ въ полное распоряженіе все, что имѣю. И такъ, больше -- ни слова!
   Эльза повиновалась, да у нея уже и не было силы противиться...
   По распоряженію Платэна, Эльзѣ была отведена отдѣльная комната. Отозвавъ хозяина гостинницы въ сторону, онъ объявилъ ему, что та дама больна, и просилъ, чтобы за ней ухаживали какъ можно лучше. "Труды будутъ щедро вознаграждены", прибавилъ Платэнъ:-- "пусть-же жена ваша постарается исполнить все, какъ слѣдуетъ. Но прошу -- никому не говорить объ этомъ, а главное -- никого, ни души, не допускайте къ ней. Слышите? Въ случаѣ, если-бы о ней сталъ спрашивать директоръ театра, или кто либо другой -- отсылайте всѣхъ ко мнѣ. Да, вотъ что еще: я требую, чтобы съ этой дамой обращались какъ можно уважительнѣе, осторожнѣе... Вы, конечно, многаго теперь не понимаете изъ всего этого, но на дняхъ я вамъ объясню что нужно... Надѣюсь, вы не пожалѣете о томъ, что исполнили мое желаніе.
   Хозяинъ обѣщался строго выполнить данную ему инструкцію.
   Платэнъ, не медля ни минуты, послалъ двѣ телеграммы -- одну къ г-жѣ Штейнъ, другую -- фрейгерру, увѣдомляя ихъ о томъ, что Эльза найдена. Отправивъ депеши, молодой человѣкъ поспѣшилъ въ свой номеръ, чтобы успокоиться, отдохнуть; онъ сильно былъ взволнованъ, возбужденъ... Да, она найдена! Послѣ столькихъ тщетныхъ поисковъ -- найдена, но при какой обстановкѣ, въ какомъ положеніи!... Платэну хотѣлось ликовать, на него пахнуло чѣмъ-то праздничнымъ, свѣтлымъ, веселымъ, но онъ боялся отдаться радости... А что если онъ ошибается?.. Вѣдь Эльза кажется, серьезно больна... Болѣзнь души -- страшный недугъ... Какъ знать, что ей пришлось пережить, перенести за все это Въ самомъ дѣлѣ, рядъ неудачъ, мысль, что она -- почти нищая -- могли глубоко потрясти ея душу... И эта гордая дѣвушка сама созналась ему въ этомъ, пошла за нимъ, какъ за покровителемъ -- ужъ одно это показываетъ, что она вынесла... Чтобы дойти до такой покорности, униженія, безсилія -- нужно не мало прострадать, перенести ни одну пытку... Какой она была свѣжей, цвѣтущей дѣвушкой -- и куда все это дѣвалось? Эльза постарѣла лѣтъ на десять... Неужели прежняя ея прелесть не вернется?...
   Было уже поздно. Платэнъ узналъ отъ хозяйки, что Эльза, какъ легла, такъ и уснула сейчасъ-же. Она слишкомъ изнемогла. Но молодой человѣкъ и не думалъ ложиться -- онъ ходилъ по комнатѣ и никакъ не могъ совладать съ своимъ сердцемъ. Да и какъ тутъ справиться съ собой?... Онъ теперь подъ одной крышей съ той, которую такъ искренно любилъ и любитъ!.. Онъ спасъ ее, она шла съ нимъ, была такъ близко къ нему, и чтоже -- Боже мой, и вѣдь это не сонъ, все это было!.. Сердце его переполнено было надеждами розовыми и хотя Платэнъ сознавалъ, что пока вовсе не слѣдуетъ питать подобныхъ надеждъ, однако ничего не могъ сдѣлать съ сердцемъ... Чудесныя картины вставали передъ нимъ, исчезали и снова, освѣщенныя яркимъ солнцемъ, являлись и уплывали... Онъ смотрѣлъ на нихъ, любовался, давъ полную волю воображенію, и только подъ утро кое-какъ заснулъ.

-----

   На другой день, когда уже Платэнъ проснулся, къ нему явился хозяинъ гостинницы.
   -- Онѣ просятъ васъ пожаловать къ себѣ, сказалъ онъ и прибавилъ: -- очень ужъ онѣ, кажется, несчастны... Вотъ и сегодня -- весьма даже плакали. А жена мнѣ говорила, что бѣдняжечка вчера цѣлый день ничего не ѣла... Какъ тутъ не отощать! Что мудренаго, ежели онѣ чувствуютъ себя совсѣмъ слабою?.. Не ѣсть цѣлый день -- прошу покорно!...
   -- Ну, похлопочите, постарайтесь все сдѣлать, что можете! Пусть и жена ваша позаботится о ней... Вѣдь надо-же силы ея подкрѣпить, говорилъ Платэнъ, оканчивая свой туалетъ.
   -- Ужъ это первое дѣло! Ужъ мы съ женой постараемся. Хозяинъ былъ человѣкъ словоохотливый.
   -- Какже въ такомъ-то дѣлѣ не постараться? Всѣ силы употребимъ. А вчера-то, ужъ поздно это было, явилчя сюда театральный директоръ... Н-да-съ! Ну ужъ и сердитъ-же онъ былъ на несчастную актрису! Искалъ онъ ее, былъ у нея на квартирѣ, наконецъ -- сюда пожаловалъ...
   -- Надѣюсь, вы не сказали ему, что она здѣсь?
   -- Боже сохрани! воскликнулъ хозяинъ почти обиженнымъ тономъ. Какъ можно! Да вѣдь я ужъ давно разглядѣлъ, что это за человѣкъ -- Вуллэнъ... Ему и талера я не далъ-бы въ долгъ! Да!... Говорилъ онъ, что несчастная, должно быть, покончила съ собой... Ну, и эта мысль очень его злила, потому что люди, непонимающіе дѣла, пожалуй станутъ упрекать его этимъ, а онъ ужъ какъ старался сдѣлать изъ этой дѣвушки хорошую актрису!... Еще говорилъ онъ, что она явилась къ нему совсѣмъ нищей и онъ сейчасъ-же далъ ей большущую сумму денегъ... "Я, говоритъ, не могу допустить, чтобы мои жили какъ нибудь, а чтобъ все у нихъ было прилично... Лучше я самъ поголодаю, а ужъ не допущу, чтобъ кто нибудь изъ моихъ артистовъ нуждался!"...
   Платэну надоѣла эта болтовня. Онъ ловко выпроводилъ хозяина, наказавъ ему все по прежнему хранить втайнѣ.
   Сердце молодаго человѣка сильно билось... Онъ идетъ къ ней, онъ опять увидитъ ту, которую любитъ такъ страстно, горячо.!.. Вчера онъ былъ въ возбужденномъ состояніи, почти не помнилъ себя... Но сегодня -- оба они навѣрно поуспокоились, очнулись, яснѣе смотрятъ на вещи... Ну, какъ тутъ скрыть то, что волнуетъ сердце?.. Да она просто въ глазахъ его прочтетъ все, все...
   И, однако-же, Платэнъ не смѣлъ и думать о томъ, чтобы признаться ей въ любви, онъ даже боялся выдать себя, обнаружить какъ какъ нибудь нечаянно свои чувства... Эльза была въ такомъ положеніи, что подобнаго рода признаніе съ его стороны было-бы дѣломъ крайне неумѣстнымъ, даже грубымъ... Не то время теперь, не тѣ обстоятельства!
   Онъ отправился къ ней, твердо рѣшившись оставаться совершенно спокойнымъ, ничѣмъ не обнаруживать душевнаго волненія, держать сердце на замкѣ.
   Эльза сидѣла у окна, блѣдная, усталая... При входѣ Платэна, она поднялась, хотѣла пойти къ нему навстрѣчу, но ноги ея задрожали, и она принуждена была опереться на стулъ, чтобы не упасть. Молодой человѣкъ быстро подошелъ къ ней, взялъ ее за руку и довелъ до дивана... Онъ чувствовалъ, какъ рука дѣвушки дрожала въ его рукѣ.
   -- Сядьте... тутъ, проговорила Эльза, указавъ ему на кресло противъ дивана.
   Платэнъ сѣлъ. Воцарилось молчаніе. Она, казалось, собиралась съ силами; глаза ея глядѣли куда-то впередъ; взглядъ этотъ былъ неподвиженъ.
   -- Ну, какъ вы сегодня себя чувствуете -- получше? спросилъ Платэнъ, желая прервать наконецъ тяжелое молчаніе и думая завязать непринужденный разговоръ.
   Эльза вѣроятно не слышала вопроса. Она задумалась, ушла въ себя и сидѣла не шевелясь.
   -- Какой контрастъ! мелькнуло въ головѣ его. Неужели эта жалкая, безпомощная, приниженная женщина -- та самая, которая когда-то смотрѣла такъ горделиво спокойно, свѣтло-самоувѣренно?... О, не такой я видѣлъ ее въ послѣдній разъ...
   -- Г. ф. Платэнъ, заговорила вдругъ Эльза слегка дрожащимъ голосомъ и не поднимая глазъ: разъ вы уже явились моимъ защитникомъ, вступившись за честь мою, а теперь... вчера вы спасли мнѣ жизнь... Благодарю васъ! Да, я благодарна вамъ, хотя, быть можетъ, вы могли-бы оказать мнѣ большую услугу, если-бы не помѣшали мнѣ вчера... Я не умерла, я живу, дышу теперь, но, право, не знаю, на долго-ли хватитъ силъ переносить... терпѣть такую жизнь!..
   -- Ахъ, не говорите такъ! произнесъ молодой человѣкъ тономъ успокоенія. Въ душѣ вашей многое еще не улеглось, вы находитесь подъ свѣжимъ впечатлѣніемъ недавнихъ непріятностей... Но вѣдь это все пройдетъ, вы успокоитесь и, право, будете тогда думать иначе... Знаете, бываетъ, что небо заволокивается тяжелыми, грозными тучами, и кажется тогда, что наступаетъ вѣчная тьма, непроглядная... Но -- вдругъ свѣтлая голубая полоска является на горизонтѣ; проходитъ полчаса -- и золотой, радостный лучъ вырывается изъ разорванныхъ тучъ... Такъ и въ жизни нашей! Иной разъ мы и не ждемъ такъ скоро животворящаго луча, а онъ вдругъ и сверкнетъ!...
   Эльза тихо покачала головой, къкъ-бы говоря: "Нѣтъ, я не вѣрю этому" и потомъ сказала:
   -- Окажите мнѣ еще одну услугу: напишите моей матери, что я здѣсь... Сама я не хочу этого сдѣлать потому... потому что я убѣжала отъ нея! Я думала тогда, что съумѣю пробиться, зажить самостоятельною жизнью, но я совсѣмъ не знала, что такое жизнь... Я теперь упала духомъ, такъ страшно унижена... Я не въ состояніи ничего написать матери!.. Но... я рвусь къ ней... Мнѣ такъ хочется прижаться къ ея груди!... Вѣдь я теперь такая безпомощная, жалкая, какъ ребенокъ, у котораго отняли отца, мать и вытолкнули на шумную улицу... А куда онъ пойдетъ?...
   -- Я еще вчера вечеромъ увѣдомилъ вашу матушку, что наконецъ нашелъ васъ, отвѣтилъ Платэнъ.
   Дѣвушка бросила на него пристальный испытывающій взглядъ... Можетъ быть, ее удивило, что онъ искалъ ее?...
   -- Что-жъ, писали вы ей, чтобы она пріѣхала сюда? Писали вы это?
   -- Да. И она пріѣдетъ... Вѣдь я знаю, какъ она мучится, дрожитъ за васъ...
   Эльза сидѣла неподвижно. Опять умолкла... Но вотъ, глубоко вздохнувъ и медленно проведя рукой по лбу, дѣвушка снова заговорила:
   -- Я вижу -- вы меня не понимаете, но я постараюсь объяснить вамъ, почему поступила такъ, а не иначе... Впрочемъ, я, кажется, сама ужъ перестала понимать себя... Да я все утратила: смыслъ жизни для меня потерянъ! Все какъ-то пусто, мертво... На чемъ остановиться, за что ухватиться -- и сама не знаю!...
   Тутъ она разсказала Платэну все, что лежало у нея на душѣ. Она говорила о первой любви своей -- любви къ Зельдитцу, о томъ, какъ она была счастлива и какъ счастье это разлетѣлось въ дребезги... Первая любовь -- затѣмъ внезапное разочарованіе и вмѣсто любви чувство ненависти, презрѣнія... Гнусная игра барона глубоко оскорбила молодое, любящее сердце.. Любовь можно было вырвать, но нельзя забыть тяжкаго оскорбленія!...
   -- Я не могла этого перенести и заболѣла, продолжала Эльза... Я не знаю, что было тогда со мною, но одна мысль преслѣдовала меня: будь я мужчиной -- меня не оскорбили-бы такъ! И вотъ, я возненавидѣла всѣхъ мужчинъ и рѣшила во чтобы то ни стало вырваться на свободу, стать такой-же независимой, какъ и вы... Но этого мало: мнѣ захотѣлось прославиться, сдѣлаться знаменитой -- и тогда-то, въ сіяніи славы, осыпанная почестями, какъ гордо, съ какимъ холоднымъ презрѣніемъ оттолкнула-бы я каждаго, кто-бы осмѣлился приблизиться ко мнѣ!... Но... я не знала -- жизни. Я думала, что довольно одного страстнаго желанія и силы воли, чтобы достигнуть желанной цѣли. Я убѣжала... Одна изъ моихъ пансіонскихъ подругъ поступила на сцену и -- это мнѣ было извѣстно -- довольно хорошо устроилась. Я -- къ ней. Отыскала ее... Она приняла меня радушно, дала даже нѣсколько уроковъ, чтобы познакомить со сценой, но не сказала мнѣ, что у меня нѣтъ таланта... Я угадала это по ея лицу, однако-же не отказалась отъ своего намѣренія. Разумѣется, я жила подъ чужимъ именемъ, потому что такъ удобнѣе было скрыться, но, въ случаѣ удачи, успѣха -- передъ публикой явилась-бы Эльза Штейнъ... Благодаря моей подругѣ, мнѣ, для перваго дебюта, дали маленькую роль. Я вышла и -- провалилась... Надо было искать другой сцены, гдѣ нибудь подальше. Вернуться домой -- я не могла: это значило бы слишкомъ скоро доказать свою неспособность, неумѣнье составить себѣ карьеру... Но и второй мой дебютъ былъ также неудаченъ... Я очутилась здѣсь. Тутъ уже пришлось ухватиться за соломенку: это была моя послѣдняя надежда!... Я почти все продала, что у меня было... Не стану и говорить, что мнѣ пришлось вынести за послѣднее время. Цѣлыми днями я голодала, но это-бы еще ничего: во сто разъ хуже для меня было то, что надежды мои рушились... Какихъ униженій не перенесла я!.. Наконецъ, силы мнѣ измѣнили, я потеряла все мужество и рѣшилась разомъ все покончить... Но и тутъ -- неудача!... А умереть -- право, было бы лучше всего: самое вѣрное, полное успокоеніе...
   Эльза умолкла и въ изнеможеніи прислонилась къ спинкѣ дивана.
   Платэна глубоко потрясло такое откровенное признаніе.
   -- Нѣтъ, вы положительно больны, и вамъ необходимъ покой, совершенный покой, проговорилъ онъ взволнованнымъ голосомъ.
   -- Да, я больна... Я это чувствую... Хочу думать и не могу... Не могу поймать мысли; это меня еще больше мучитъ, и при этомъ голова болитъ, болитъ сердце...
   Она смотрѣла куда-то вдаль и, казалось, была въ полузабытьи.
   -- Мысль, что я была только игрушкой -- преслѣдуетъ меня, и кромѣ того мнѣ кажется, что всѣ, все знаютъ про это!... Я была вещичкой для пари -- и вотъ, потому-то меня и встрѣчали вездѣ свистками и шиканьемъ!.. Въ самомъ дѣлѣ, вчера я даже не играла, я только вышла... За что-же это?.. Вѣдь я никому не сдѣлала зла...
   Платэнъ снова принялся успокоивать, утѣшать ее, что стоило ему не малаго труда, такъ какъ больная почти не слушала его.
   -- Вернуться къ матери?! воскликнула Эльза. И вы думаете -- я тамъ успокоюсь?.. Нѣтъ, я не могу къ ней вернуться...
   -- Но, послушайте, почему-же...
   -- Почему?.. А люди?... Я не вынесу любопытствующихъ взглядовъ... Куда дѣваться отъ знакомыхъ?.. Они знаютъ-же, что я убѣжала... Что-жъ, мнѣ все и разсказать имъ? Разсказывать о томъ, какъ баронъ, чтобы только не жениться на мѣщанкѣ, отказался отъ богатаго наслѣдства?... Говорить всѣмъ и каждому, что я такъ легко дала выиграть ему пари, что была ослѣплена, глупа, безумна?.. Развѣ я не должна была знать, что онъ не могъ унизиться до того, чтобы назвать меня своей женой?!...
   -- Фрейлейнъ, остановитесь!..
   -- И о томъ имъ говорить, что я хотѣла утопиться и что вы помѣшали мнѣ исполнить это?.. Да вѣдь если я и стану молчать, то что-же изъ этого? И такъ все узнаютъ... Все! Насмѣшкамъ конца не будетъ... На улицу не выйдешь -- пальцами станутъ указывать!...
   -- Позвольте, фрейлейнъ, замѣтилъ Платэнъ, вѣдь о томъ, что случилось вчера вечеромъ... тамъ у рѣки, знаемъ только вы да я... И никогда, ни единаго слова не пророню я объ этомъ!...
   Дѣвушка взглянула на молодаго человѣка и секунды двѣ-три не спускала глазъ съ него.
   -- Вы -- благородный человѣкъ, наконецъ проговорила она... Я это знаю!... Единственное мое желаніе теперь -- жить въ полнѣйшемъ уединеніи... Я хочу, чтобы меня никто не видѣлъ.
   -- Такой тихій уголокъ найдется для васъ, сказалъ Платэнъ и всталъ, желая прекратить разговоръ, чтобы не утомлять ее.-- Успокойтесь, прогоните всѣ мрачныя мысли... Прошу васъ объ этомъ! Не тревожьте себя понапрасну!...
   Онъ оставилъ Эльзу. Радостное чувство охватило его при мысли, что она вполнѣ довѣрилась ему, но, пораздумавъ о судьбѣ несчастной дѣвушки, Платэнъ невольно загрустилъ... Въ самомъ дѣлѣ, какъ было не опасаться, что душа ея останется, можетъ быть, навсегда омраченною?...
   Онъ ходилъ взадъ и впередъ по комнатѣ, все думая объ Эльзѣ, какъ вдругъ кто-то стукнулъ въ дверь и, секунду спустя, передъ Платэномъ стоялъ директоръ театра -- г. Вуллэнъ. Хитрые глазки его такъ и бѣгали, онъ рыскалъ ими по всей комнатѣ...
   Молодой человѣкъ поморщился и, взглянувъ на непрошеннаго гостя, довольно рѣзко спросилъ:
   -- Вамъ что угодно?
   -- Вчера вечеромъ вы были въ моемъ театрѣ, заговорилъ директоръ, слѣдовательно вамъ извѣстно, что нѣкая молодая особа, по имени и фамиліи Габріэль Бальманъ, потерпѣла рѣшительное фіаско... Затѣмъ, когда она вышла изъ театра -- вы послѣдовали за ней... Вотъ-съ, мнѣ и желательно было-бы задать вамъ вопросъ: не знаете-ли, куда дѣвалась эта особа? Въ квартиру свою она не возвращалась...
   -- А вамъ зачѣмъ именно нужно это знать?
   -- Зачѣмъ? Довольно дерзко повторилъ Вуллэнъ. Да вотъ такъ захотѣлъ. Вотъ и все! Я не намѣренъ объяснять вамъ причины.
   -- А, ну, въ такомъ случаѣ и я не намѣренъ вамъ отвѣчать, отрѣзалъ Платэнъ.
   Вуллэнъ почти зажмурилъ глаза, причемъ жилы на лбу его рѣзко обозначились...
   -- Вы эту особу знаете? продолжалъ онъ свои разспросы.
   -- Знаю, отвѣтилъ молодой человѣкъ, немного помолчавъ.
   -- Откуда она? Кто ея отецъ?
   -- Оставьте, пожалуста, всѣ эти вопросы! Я, знаете, къ подобнымъ выспрашиваніямъ не привыкъ, особенно если это дѣлаютъ такіе господа, права которыхъ на вопросы такого рода мнѣ неизвѣстны.
   -- Хорошо-съ, значитъ вы не желаете мнѣ отвѣчать?
   -- Я, кажется, ясно выразился насчетъ этого...
   -- Прекрасно! Ну, въ такомъ случаѣ, я заявлю полиціи... Можетъ быть права полиціи вы и нейдете нужнымъ признать, когда она обратится къ вамъ съ вопросами такого рода?...
   Платэнъ вспыхнулъ, кровь бросилась ему въ лицо... Слова Вуллэна взбѣсили его, но онъ себя сдержалъ. Въ данномъ случаѣ вмѣшательство полиціи слѣдовало отстранить, не доводить дѣла до скандала, такъ какъ Эльза могла подвергнуться тутъ новымъ непріятностямъ. Онъ быстро овладѣлъ собой и отвѣтилъ спокойнымъ тономъ:
   -- Ошибаетесь. Я, можетъ быть, не найду нужнымъ признать тутъ и полицейскихъ правъ... Позвольте, у васъ есть какія нибудь претензіи относительно этой дамы?
   -- Разумѣется -- есть, заговорилъ директоръ самоувѣренно: вчера вечеромъ она самовластно, во время самаго спектакля, оставила сцену, убѣжала изъ театра -- слѣдовательно разстроила все представленіе!
   -- А я былъ случайнымъ свидѣтелемъ вотъ чего: она, какъ только вышла -- сейчасъ-же была встрѣчена громкими свистками.
   -- Это ужъ не моя вина! Не виноватъ-же я, что публика не долюбливаетъ ее въ такой степени...
   -- Тутъ не въ публикѣ дѣло, замѣтилъ Платэнъ, тугъ всему причиной -- интрига, которая была заранѣе состряпана, чтобы повредить этой молодой особѣ... Шикальщики, свистуны были подкуплены.
   -- Да?.. Ну, я полагаю, что это вамъ трудненько будетъ доказать...
   -- Если придется доказывать -- докажу. Я самъ слышалъ, какъ сзади меня какіе-то молодцы сговаривались свистать... Представленіе, вы говорите, разстроилось,-- что-жъ, потерпѣли вы вслѣдствіе этого убытковъ?
   -- Конечно потерпѣлъ. Во-первыхъ, репутація моего театра пострадала: публика станетъ удивляться, недоумѣвать, какъ могло все это случиться подъ управленіемъ такого дѣльнаго, распорядительнаго директора, какимъ она привыкла меня считать... Ну, а во-вторыхъ, сія молодая особа нарушила правила, существующія на моемъ театрѣ, за что и подлежитъ она штрафу.
   -- Она знала о существованіи этихъ правилъ?
   -- Это мнѣ неизвѣстно, да это до меня и не касается. Всякій поступающій въ мою труппу, обязанъ безпрекословно подчиняться дѣйствующимъ правиламъ... Впрочемъ, объ этомъ упоминается въ контрактѣ...
   Платэнъ понялъ, что господину директору просто хотѣлось что нибудь содрать -- и съ кого-же? съ несчастной дѣвушки!.. Такое нахальство, безсердечіе возмущали его, и ему сильно хотѣлось вытолкать вонъ Вуллэна, но ради Эльзы онъ сдержалъ себя и спросилъ:
   -- Какже великъ убытокъ по вашему разсчету?
   -- Да таки не маловатъ! Репутація театра, наконецъ, моя собственная репутація, какъ директора -- говорю вамъ -- пострадали... Ну-да ужъ такъ и быть! На все это я рукой махаю... Не такой я человѣкъ, чтобы пользоваться подобными обстоятельствами. Другіе антрепренеры ужъ не дали-бы тутъ маху, ну, а я настолько гордъ, что не хочу... Что-же касается штрафа за нарушеніе правилъ -- то ужъ этого я простить не могу, ибо примѣръ такой заразителенъ... Соблазнъ! Только строгостью и могу я поддерживать у себя порядокъ, который...
   -- Какъ великъ штрафъ? перебилъ Платэнъ.
   -- У меня назначено за подобные проступки десять талеровъ.
   -- Хорошо-съ, эту сумму я вамъ заплачу за Габріэль Бальманъ, сейчасъ даже... Потрудитесь дать мнѣ росписку въ полученіи денегъ?
   -- Съ удовольствіемъ!
   Вуллэнъ никакъ не ожидалъ такъ легко получить десять талеровъ.
   -- Можетъ быть, вы имѣете еще какія нибудь претензіи на госпожу Бальманъ?
   Директоръ призадумался... Ему, кажется досадно было, что онъ такъ мало запросилъ.
   -- Н-нѣтъ, не имѣю, проговорилъ онъ потомъ.
   -- Такъ потрудитесь и объ этомъ упомянуть въ роспискѣ.
   -- Это зачѣмъ-же?
   -- Я такъ желаю, иначе не получите денегъ.
   Вуллэнъ презрительно дернулъ плечомъ, но -- желаніе Платэна исполнилъ. Глазки его какъ-то особенно сверкнули, когда онъ опускалъ въ карманъ "штрафные" талеры.
   -- А вы, кажется, любите эту даму, заговорилъ директоръ,-- ну, что-жъ, пока она была у меня, могу васъ увѣрить, ничего дурнаго нельзя было сказать о ней... Ничего такого... эдакого, хотя она -- прехорошенькая!...
   Тутъ уже Платэнъ вышелъ изъ терпѣнья.
   -- Довольно! Я зналъ это и безъ васъ, и въ увѣреніяхъ вашихъ не нуждаюсь... Я даже не хочу спрашивать: имѣетъ-ли эта дама, съ своей стороны, какія либо претензіи на васъ? Если и имѣетъ -- то вы свободны отъ удовлетворенія. Ну-съ, полагаю, что теперь между нами все кончено!...
   И, отвернувшись отъ директора, онъ подошелъ къ окну. Вуллэнъ достигъ того, чего хотѣлъ, а потому тоже повернулся и вышелъ.
   Платэнъ съ нетерпѣніемъ ждалъ пріѣзда матери Эльзы, надѣясь, что ей удастся хоть сколько нибудь успокоить несчастную дѣвушку, отогнать отъ нея гнетущія мысли,-- и онъ дождался: уже было далеко за полночь, когда г-жа Штейнъ и фрейгерръ пріѣхали въ гостинницу.
   Маленькій фрейгерръ, прямо отправился къ Платэну и какъ только увидѣлъ его, не вытерпѣлъ и воскликнулъ:
   -- Ну, вотъ -- вѣдь зналъ я, что вы ее найдете! А теперь, такъ и быть, ужъ скажу вамъ, что я и къ полиціи обращался, но полицейскому чиновнику неудалось напасть на слѣдъ бѣглянки... Что было дѣлать? Я положилъ тогда на васъ всѣ мои надежды, ибо былъ увѣренъ, что вы будете неутомимы... Человѣкъ, истинно любящій, никогда не потеряетъ мужества, не упадетъ духомъ!..
   -- И, однако-же, я не разъ падалъ духомъ, замѣтилъ Платэнъ съ улыбкой... Если я нашелъ ее, то это только благодаря простой случайности, счастью, а заслуги -- увы, я не вижу тутъ никакой...
   -- Хорошо, хорошо! Гдѣ-же Эльза?
   -- Здѣсь, въ гостинницѣ.
   -- Здѣсь?! Она тутъ!.. О, я долженъ сейчасъ-же ее видѣть! закипятился Маннштейнъ. Непремѣнно сію-же минуту... Ахъ, надо-же сообщить объ этомъ ея матери!... Какъ она, бѣдная, обрадовалась, получивъ отъ васъ такую депешу! Идемте-же къ ней!...
   Платэнъ удержалъ его.
   -- Нѣтъ, погодите... Намъ не слѣдуетъ сегодня тревожить ни ту, ни другую. Подождемъ до утра, фрейлейнъ Эльза такъ еще разстроена, что нуждается въ полнѣйшемъ покоѣ... Вы себѣ и представить не можете, въ какомъ она теперь положеніи...
   -- Что вы говорите!... Но... что-же съ ней?..
   Лицо "маленькаго фрейгерра" омрачилось.
   -- Она не можетъ забыть своего несчастья, своихъ неудачъ... Нервы ея разстроены такъ, что... Я боюсь, не останется-ли она на всю жизнь мрачной, задумчивой...
   -- Неужели?... Ахъ, Боже мой!.. Но, позвольте, вѣдь надо-же дать знать г-жѣ Штейнъ, что дочь ея тутъ, въ этомъ самомъ домѣ!.. Она жаждетъ ее увидѣть... Она -- знаете-ли?-- сама говорила мнѣ, что оплакивала Эльзу, какъ умершую -- и вдругъ -- дочь ея жива!.. Поймите это... Ну, какже ей не сообщить сейчасъ-же?!..
   -- Нѣтъ, отложимъ ужъ это до завтра... Такъ какъ ей сегодня все равно нельзя видѣть дочери, то зачѣмъ-же ее понапрасну тревожить? Пусть лучше г-жа Штейвъ спокойно проведетъ остатокъ ночи...
   Платэну удалось наконецъ урезонить фрейгерра.
   -- Да и вамъ пора-бы отдохнуть, прибавилъ онъ.
   -- Мнѣ-то? Спать?! возразилъ Маннштейнъ. Ну, нѣтъ -- благодарю-съ! Во-первыхъ, я совсѣмъ не знаю усталости, а, во-вторыхъ, люди моихъ лѣтъ вообще скупеньки на сонъ... Я. знаете, теперь считаю потеряннымъ каждый проспанный часъ!.. Разскажите-ка мнѣ лучше, какъ вы обрѣли Эльзу и какія трудности пришлось вамъ преодолѣть?..
   Молодой человѣкъ разсказалъ ему все, скрывъ разумѣется то, что не нашелъ нужнымъ передавать, помня обѣщаніе данное имъ любимой дѣвушкѣ.
   -- Ну-съ, а знаетъ Эльза, что вы ее искали?
   -- Не знаетъ, да я и не желалъ-бы, чтобы она это знала теперь... Когда нибудь послѣ -- пожалуй; пусть прежде поправится.
   -- Гм! Но почему-же послѣ?..
   -- А потому, что теперь это обнаружило-бы мою... мою любовь! Ужъ слишкомъ-бы ясно вышло...
   -- Тѣмъ лучше!
   -- Ну, нѣтъ... Я знаю въ какомъ она теперь состояніи. Сердце ея не способно теперь откликнуться ни на какую любовь... Мнѣ удалось снискать ея довѣріе -- довольствуюсь и этимъ. Быть можетъ, со временемъ, это чувство превратится въ любовь... Ну, тогда я буду счастливѣйшимъ въ мірѣ!... Правда, трудно справиться съ сердцемъ, но, если разсудокъ говоритъ: "Не торопись!" я долженъ ему повиноваться... И я твердо рѣшился поступить такъ, а не иначе.
   Фрейгерръ покачалъ головой. Онъ не совсѣмъ хорошо понялъ Платэна, но не сталъ ему противорѣчить. Тутъ они разстались.
   Утромъ, на другой день, Эльза увидѣла свою мать... Описывать-ли эту трогательную встрѣчу? Дѣвушка не могла удержать слезъ и, не смотря на всѣ ласки матери, долго-долго не успокоивалась. Она разсказала ей все, что пережила за это время, что выстрадала... Такая исповѣдь нѣсколько облегчила ее.
   Фрейгерръ терялъ терпѣніе, но вотъ, наконецъ, г-жа Штейнъ вошла въ его комнату. Онъ бросился къ ней навстрѣчу.
   -- Ну, что? Какъ вы ее нашли?..
   -- Бѣдная моя дѣвочка сильно потрясена, отвѣтила она: я не думала, что увижу ее такою разстроенной... И мнѣ кажется, что она потеряла всякую энергію; если и оправится, то не скоро... не скоро!.. Я серьезно опасаюсь... По мнѣнію Маннштейна, путешествіе куда нибудь далеко, всевозможныя развлеченія могутъ благодѣтельно повліять на больную, и онъ сталъ было настаивать на этомъ, но г-жа Штейнъ прямо объявила, что Эльза боится людей, свѣтъ ей противенъ... Она хочетъ. скрыться гдѣ нибудь въ глуши, никого не видѣть...
   -- Я знаю ее, прибавила г-жа Штейнъ: то, чего она хочетъ теперь -- едва-ли не самое лучшее для нея. Покой, уединеніе, -- вотъ вѣрнѣйшія цѣлительныя средства, къ которымъ она сама желаетъ прибѣгнуть.
   Маленькій фрейгерръ совсѣмъ просіялъ; глазки его радостно заблестѣли... Надежда улыбнулась ему, надежда, такъ давно лелѣемая имъ!
   -- А не говорила она о томъ, куда-бы именно хотѣлось ей отправиться... то есть гдѣ-бы она желала скрыться?...
   -- Нѣтъ. Да это все равно; она готова уйти куда угодно, лишь-бы жить только въ уединеніи.
   -- Да?.. Ну, можетъ быть, ко мнѣ... въ мое помѣстье?... Вотъ, если-бы вы уговорили...
   -- И уговаривать не нужно! Эльза безъ малѣйшаго колебанія согласилась ѣхать къ вамъ. Съ моей стороны довольно было однаго вопроса...
   -- Ну, скажите пожалуста! воскликнулъ Маннштейпъ.-- И вы только теперь сказали мнѣ это?!... Да вѣдь это мое единственное желаніе!..
   -- Но я не знала, что вы по прежнему...
   -- Ахъ, Боже мой! Да, да! Конечно, по прежнему... Идите-же, скажите ей...
   -- Подите къ ней сами -- она зоветъ и васъ, и Платэна.
   Маленькій фрейгерръ убѣжалъ...
   -- Вы -- мнѣ -- въ тягость?! говорилъ онъ Эльзѣ. Какъ это можно! Вы только подумайте, какая у меня тамъ тишина, глушь... Чудо!.. Лучшаго уединенія вамъ и не найти!.. Вотъ развѣ, весною, птички, соловьи начнутъ пѣть, шумѣть... Комната ваша будетъ окнами въ садъ... Ну да это пріятный шумъ! Не будемъ-же медлить!...
   Г-жа Штейнъ думала удержать Эльзу хоть дня на два, чтобы дать ей окрѣпнуть, поуспокоиться, но это ей не удалось, потому что Эльза и старый фрейгерръ просто рвались туда -- въ "чудную глушь".
   Маннштейнъ телеграфировалъ своему дворецкому, чтобы тотъ немедленно приготовилъ комнаты для гостей. Утромъ, на другой день, г-жа Штейнъ съ дочерью, фрейгерръ и Платэнъ летѣли въ экипажѣ по направленію къ ближайшей станціи желѣзной дороги.
   Скверная была погода, дождливая, холодная, мрачная, но на душѣ маленькаго фрейгерра было и свѣтло, и тепло... Онъ былъ убѣжденъ, что Эльзѣ понравится у него и она будетъ счастлива, а это счастье освѣтитъ, можетъ быть, послѣдніе, доживаемые имъ дни.

-----

   Платэнъ, отклонивъ предложеніе фрейгерра погостить у него, уѣхалъ въ столицу. Ему хотѣлось, чтобы Эльза осталась одна, такъ какъ онъвсе-таки былъ для нея еще чужимъ, постороннимъ лицомъ... "Пусть она поуспокоится", думалъ отставной поручикъ и чувствовалъ, что любовь его къ ней превратилась уже въ страсть, и что безъ Эльзы ему и не видать счастья.
   Сама судьба столкнула ихъ... Неужели это только игра случая?.. Изъ за этой дѣвушки онъ руки лишился, въ отставку вышелъ, карьеру испортилъ и -- все-таки случилось такъ, что ему пришлось спасти Эльзу, удержать ее на краю гибели... "Ты спасъ ее для себя!" говорилъ ему внутренній голосъ.
   Платэнъ вѣрилъ этимъ словамъ, какъ слову пророчества.
   Найти Эльзу -- это было его завѣтной мечтою, а потомъ онъ думалъ отправиться въ свое помѣстье, хорошенько заняться хозяйствомъ, словомъ -- устроиться, но... исполненіе этого плана было имъ отложено. "Ѣхать туда далеко", а главное ему не хотѣлось надолго разставаться съ любимою дѣвушкою. Живя въ столицѣ, онъ могъ чаще посѣщать фрейгерра... До усадьбы старичка всего-то какихъ нибудь пять -- шесть. часовъ ѣзды... Соблазнительно, чортъ возьми!.. И онъ остался, а тутъ еще кстати изъ Италіи вернулся братъ Эльзы, съ которымъ Платэнъ и познакомился, даже -- подружился. Бесѣдуя частенько съ молодымъ художникомъ, онъ чувствовалъ, какъ въ немъ пробуждалась страсть къ рисованью. Штейнъ старался поддерживать въ Платэнѣ эту страсть, увѣряя его, что можно съ успѣхомъ заниматься живописью, обладая и одной рукою. И дѣйствительно, Платэнъ, усердно принявшись за этотъ трудъ, скоро пріобрѣлъ навыкъ справляться съ помощью одной руки, конечно, благодаря врожденному таланту къ живописи. Дѣло пошло на ладъ. Отдохновеніе отъ трудовъ своихъ онъ находилъ въ домѣ Маннштейна, куда пріѣзжалъ иногда вмѣстѣ съ молодымъ своимъ другомъ. Фрейгерръ радушно встрѣчалъ молодыхъ людей. Пріѣздъ такихъ гостей развеселялъ его.
   А что-же Эльза?... Сначала она жила затворницей, избѣгала людей, но, мало по малу, благодаря тишинѣ, уединенію, стала оживать и сближаться съ матерью и фрейгерромъ. Лицо ея уже не имѣло прежняго болѣзненнаго выраженія, что приводило въ восторгъ старичка-хозяина, зорко слѣдившаго за выздоровленіемъ своей дорогой гостьи. Онъ заботливо ухаживалъ за ней, оказывалъ ей кучу маленькихъ услугъ и постоянно ловко отстранялъ благодарность.
   -- Пожалуста, будьте здѣсь какъ дома! говорилъ фрейгерръ. Вѣдь я -- эгоистъ... За что-же вы будете меня благодарить? Ну, я просто для себя пригласилъ васъ сюда... Если вы меня оставите -- право, не знаю, что тогда будетъ со мною... Одиночества я не вынесу теперь!..
   Эмми ф. Мальтэнъ довольно часто посѣщала своего опекуна. Обѣ дѣвушки скоро подружились и полюбили другъ друга. И у той, и у другой было горе; если Эльза избѣгала людей, то и Эмми искала уединенія... Это ихъ сблизило.
   А время шло своимъ обычнымъ порядкомъ. Вотъ наступили и рождественскіе праздники. "Маленькій фрейгерръ" затѣялъ устроить ёлку и горячо принялся за это дѣло. "Послѣ столькихъ лѣтъ -- въ первый разъ у меня теперь будетъ ёлка!" говорилъ онъ самъ себѣ и радовался, какъ ребенокъ. Приготовленія къ "Елкѣ, дѣлались въ глубочайшей тайнѣ., потому что старичокъ хотѣлъ порадовать всѣхъ такимъ сюрпризомъ: онъ даже скрылъ это отъ г-жи Штейнъ, которую называлъ гноимъ "старымъ другомъ".
   Платэнъ и молодой Штейнъ были приглашены фрейгерромъ провести у него всѣ праздники. Старикъ просилъ г-ку Мальтэнъ и Эмми пожаловать къ нему на ёлку (конечно, это сказано было имъ по секрету); сначала онѣ отговаривались, но потомъ согласились... Что-жъ, вѣдь и для нихъ эта ёлка была первою послѣ того страшнаго удара.
   Въ самый сочельникъ Платэнъ и Штейнъ выѣхали вмѣстѣ изъ города и полетѣли по направленію къ помѣстью Маннштейна.
   Платэнъ молчалъ, задумчиво глядя на кружившіяся въ воздухѣ снѣжинки. "Вотъ, думалъ онъ, скоро... скоро увижу я ее!" Сердце у него чувствительно постукивало и губы сохли... "Вы едва-ли узнаете Эльзу (вспомнилъ онъ слова фрейгерра, когда тотъ былъ у него въ городѣ)такъ она за послѣднее время перемѣнилась къ лучшему! На щекахъ -- розы!.. Понимаете?.. Тиха она еще, молчалива, но ужъ не дичится людей, не прячется... Она рада празднику и... и вашему пріѣзду рада, если не ошибаюсь!... Конечно, въ сердце дѣвушки трудненько заглянуть, но ужъ если что туда попало -- кончено: крѣпко засядеть тамъ!"...
   -- Неужели это правда?.. Неужели она рада его пріѣзду? спрашивалъ себя молодой человѣкъ... Если это такъ, то тогда вѣдь... Что-же тогда?... Нѣтъ, лучше объ этомъ не думать... Надо отогнать эти дерзкія мысли, потому что смѣетъ-ли онъ надѣяться на такое счастье?...
   А молодой другъ его, не обращавшій вниманія на кружившіяся въ воздухѣ снѣжинки, былъ, напротивъ, въ самомъ веселомъ настроеніи духа и не подозрѣвалъ даже того, что творится въ сердцѣ его спутника.
   -- Платэнъ! Да ты это что-же? крикнулъ Штейнъ. Платэнъ вздрогнулъ.
   -- Я? А что?...
   -- Какъ что! У тебя такой видъ, какъ будто насъ за содѣянное уголовное преступленіе везутъ на казнь!.. Ну, нѣтъ, я такъ думаю превесело провести время... Знаешь, этотъ Маннштейнъ -- чудесный старичокъ, скажу я тебѣ! Во первыхъ, онъ радуется, когда другіе радуются, во-вторыхъ -- въ погребѣ у него винцо... А-ахъ, какое винцо!... Жалѣю я, братецъ, очень даже жалѣю, что мѣсто дворецкаго у фрейгерра уже занято... Согласись, не можетъ-же онъ держать двухъ дворецкихъ!
   Тутъ Платэнъ окончательно очнулся и даже спросилъ шутливымъ тономъ:
   -- А мастерскую тогда цѣликомъ въ погребъ, да?..
   -- А то куда-же? Самое прохладное мѣсто. И знаешь, я тогда только и изображалъ-бы "питейныя сцены", картины попоекъ... А?.. Отлично удались-бы, канальство!.. Нѣтъ, кромѣ шутокъ, этотъ фрейгерръ -- чудакъ. Вѣдь самъ-то едва-едва пару стакановъ выпьетъ, а погребъ-то какой содержитъ -- страсть!.. Въ послѣдній разъ, помнишь, когда онъ повелъ насъ въ эту "страсть -- я... ну, почувствовалъ къ нему особенное уваженіе, просто -- благоговѣніе!...
   -- Въ послѣдній разъ... Да?.. Платэнъ прищурилъ глаза.-- Тебѣ, кажется, тогда вообще было пріятно... Намъ пришлось встрѣтить въ домѣ фрейгерра, именно въ тотъ день, Эми ф. Мальтэнъ?..
   -- Будто?.. Не помню что-то...
   Щеки живописца слегка покраснѣли при этомъ.
   -- Что-то не помнишь? Неужели забылъ?
   -- Ахъ, да -- да! Дѣйствительно... Она вѣдь съ матерью своей тогда была... Вспомнилъ!
   -- Хотя ты и ловко притворяешься, но меня вѣдь не проведешь, проговорилъ Платэнъ съ улыбкой... Отвѣчай: дѣвушка эта не произвела на тебя ни-ка-ко-го впечатлѣнія?.. Не пожиралъ ты ее глазами -- а?...
   -- Н-да, то есть... видишь-ли, я, какъ художникъ, собственно съ... художественной точки зрѣнія пожиралъ! Хорошенькое личико всегда привлекаетъ вниманіе... Вѣдь ты не скажешь-же, что фрейлейнъ дурна?... Развѣ, вотъ бюстъ ея немножко, не сложился... Ну-да это ничего: подростетъ она еще, сформируется!...
   -- И сердце твое -- молчитъ?
   -- Ну, другъ любезный, что касается сердца моего, то оно у меня примѣрнаго поведенія... Благоразумнѣйшее сердце! воскликнулъ Штейнъ: -- Никакой такой штуки оно со мной не сыграетъ... Да и кчему-бы это повело?... Живопись еле-еле прокармливаетъ собственную мою персону, а женись я -- вотъ и двѣ персоны на лицо!
   -- Да, но ты забылъ: Эмми -- богатая невѣста.
   -- Извини не -- забылъ. Вотъ это-то обстоятельство и представляетъ главную помѣху... Я былъ-бы глупъ, еслибы влюбился въ богатую дѣвушку, потому что... Ну, скажи, развѣ Эмми фонъ Мальтэнъ пойдетъ за бѣдняка -- живописца, да еще за человѣка, не имѣющаго этой частички -- "фонъ? "...
   -- Художникъ -- никогда не бѣднякъ! У него бездна сокровищъ, которыя онъ черпаетъ --
   -- Прекрасныя словечки! перебилъ Штейнъ смѣясь. Эхъ, другъ, вотъ то-то и горе, что векселя, выданные подъ эти сокровища -- не имѣютъ почти никакой цѣнппости на рынкѣ. Нѣтъ, намъ, художникамъ, никогда не попасть въ разрядъ богатыхъ!... Что-жъ, это, пожалуй, даже и хорошо, ибо, въ противномъ случаѣ, мы перестали-бы тогда быть настоящими художниками... А -- а! Вонъ оно -- помѣстье-то старичка! Льщу себя пріятной надеждой, что тамъ уже ждетъ насъ бутылочка... Я, знаешь, того... маленько какъ будто прозябъ!
   Платэнъ пропустилъ все это мимо ушей -- онъ устремилъ глаза на темнѣвшую вдали массу строеній... Все ближе, ближе -- вотъ и домъ фрейгерра! Въ которомъ-же окнѣ она? Гдѣ?.. Ничего не видно... А сердце-то какъ стучитъ! Платэнъ боялся, какъ бы Штейнъ не услышалъ этой сокровенной стукотни... Неужели-же Эльза... въ самомъ дѣлѣ.. рада его пріѣзду?!...
   Карета подъѣхала къ крыльцу. Самъ "маленькій фрейгерръ" вышелъ и воскликнулъ:
   -- Добро пожаловать!
   Еще лошади не остановились, а ужъ Платэнъ выскочилъ и, крѣпко пожимая руку старику, поглядывалъ по сторонамъ, какъ-бы ища кого-то.
   Эльза съ матерью въ комнатѣ у г-жи Мальтэнъ, которая пріѣхала съ Эмми четверть часа тому назадъ, проговорилъ съ улыбкой Маннштейнъ: -- ну-съ, пожалуйте въ отведенную для васъ комнату! Да вы, господа, никакъ прозябли?
   -- Брр! Да-съ, маленько прохватило, замѣтилъ молодой художникъ.
   Фрейгерръ повелъ ихъ наверхъ.
   Штейнъ, очутившись въ теплой комнатѣ, сейчасъ-же увидѣлъ на столѣ пару бутылочекъ. Хозяинъ еще разъ привѣтствовалъ гостей.
   -- Прошу освѣжиться, оправиться, господа! Оставляю васъ однихъ, чтобы не мѣшать, прибавилъ фрейгерръ: -- а какъ согрѣетесь -- милости просимъ внизъ. Мы будемъ тамъ ожидать васъ! и онъ ушелъ.
   -- О, Платэнъ! Зачѣмъ я не родился поэтомъ?! воскликнулъ Штейнъ.-- Я-бы воспѣлъ этого почтеннаго старца!
   Подойдя къ столу, онъ наполнилъ виномъ два стакана.
   -- Удивительно, какъ этотъ "маленькій фрейгерръ" знаетъ, что именно благотворно дѣйствуетъ на замерзшую душу смертнаго!.. Иди-же бери и -- чокнемся!.. Да здравствуютъ всѣ благоразумные люди! На многая лѣта!
   Оба выпили. Платэнъ подошелъ къ окну и сталъ обозрѣвать садъ.
   -- Эхъ, братецъ, куда-жъ ты ушелъ? Нѣтъ, ты къ столу-то сядь... Тутъ -- чудесно!
   -- Неужели тебя не тянетъ повидаться скорѣе съ матерью и сестрой? спросилъ Платэнъ.
   -- Конечно -- тянетъ, по... я не могу-же выйти отсюда, не осушивъ до капли этихъ бутылокъ. Пойми; другъ: одна капля въ состояніи задержатъ меня здѣсь! Винцо прелесть! Ты взгляни, какъ оно поблескиваетъ... играетъ... У! какое великолѣпіе!
   -- Значитъ, и Эмми ф. Мальтэнъ не...
   -- Ахъ, Платэнъ! Я практичнѣе тебя, подхватилъ Штейнъ: видишь-ли, я беру то, что даетъ минута. Теперь, вотъ, виномъ наслаждаюсь, потомъ другимъ буду наслаждаться -- лицезрѣніемъ ея... Здѣсь навѣрно уютнѣе, чѣмъ тамъ! Тута мы и сигарочку воскуримъ -- а?...
   Платэнъ терпѣлъ, кое-какъ крѣпился: онъ зналъ, что товарищъ его до тѣхъ поръ не выйдетъ изъ комнаты, пока обѣ бутылки не будутъ опорожнены, а потому, чтобы скоротать время, подошелъ къ столу, палилъ стаканъ до краевъ и разомъ осушилъ его. Минутъ черезъ десять въ бутылкахъ и капли вина не осталось.
   -- Ну, теперь иду съ тобой, произнесъ Штейнъ, вставая:-- видишь-ли, дружище, я вѣдь собственно для тебя такъ долго тута сидѣлъ!-- Онъ улыбнулся и прибавилъ:
   -- Выпилъ ты малость, а винцо-то окрасило твои ланиты! Вишь какой здоровякъ на видъ! Право, такимъ цвѣтущимъ я тебя никогда не видалъ... А это... гм!... понравится дамамъ... Ну, мАршъ!
   Платэнъ постарался даже отвернуться отъ Штейна, чтобы скрыть волненіе, и пошелъ впередъ. Вотъ они и внизу.
   Когда художникъ здоровался съ матерью своей, Платэнъ подошелъ къ Эльзѣ. Еще на порогѣ комнаты онъ замѣтилъ, что глаза дѣвушки радостно блеснули... Теперь-же она ихъ опустила, а рука ея слегка дрожала въ рукѣ молодаго человѣка.
   -- Вы долго заставили себя ждать, тихо проговорила Эльза.
   Въ это время къ нимъ подошелъ фрейгерръ и, избавивъ Платэна отъ отвѣта, сказалъ;
   -- Ну, что. не правъ я? Посмотрите-къ какая она теперь цвѣтущая, здоровая!
   -- Этимъ я вамъ обязана, вамъ, отвѣтила дѣвушка и подала руку Маннштейну -- "лучшему своему другу".
   -- Мнѣ?.. О, нѣтъ! Скорѣе -- себѣ самой да тихой, покойной жизни. Я былъ увѣренъ, что здѣсь ты выздоровѣешь и что счастье снова вернется къ тебѣ!...
   Старикъ, желая уклониться отъ благодарности со стороны Эльзы, поспѣшилъ оставить ихъ.
   -- Надѣюсь, что фрейгерръ правъ, замѣтилъ Платэнъ: вы чувствуете себя здѣсь счастливой -- да?..
   -- Я не думала, что мнѣ будетъ тутъ такъ хорошо, отвѣтила Эльза нѣсколько смущеннымъ голосомъ, потому что осталась съ нимъ наединѣ, и, не поднимая глазъ, прибавила: -- да, на душѣ у меня поспокойнѣе, многое уже предано забвенію, но... развѣ этого довольно для счастья?..
   -- Конечно, нѣтъ... Однако-же, это, такъ сказать, фундамента, на которомъ построится ваше счастье... У васъ опять есть уже надежды, вы веселѣе глядите впередъ, и я думаю, что будущее васъ не обманетъ. Вамъ теперь...
   Штейнъ помѣшалъ этому разговору. Онъ сталъ здороваться съ сестрой, совсѣмъ и не подозрѣвая, какъ сильно огорчилъ своего друга, не во время подойдя къ нимъ.
   "Маленькій фрейгерръ" не могъ дождаться вечера и горѣлъ нетерпѣніемъ, такъ ему хотѣлось поскорѣе распахнуть дверь въ гостиную -- порадовать всѣхъ сюрпризомъ! А въ гостиной стояла уже ёлка -- самимъ имъ разукрашенная; на столикахъ, около елки, лежали подарки... И наступила желанная минута: старикъ растворилъ настежъ двери и пригласилъ гостей своихъ войти въ гостиную. Надо было видѣть его лицо! Онъ, можно сказать, весь сіялъ и казался моложе лѣта на двадцать. Подводя каждаго къ назначенному ему подарку, "маленькій фрейгерръ" старался увильнуть отъ всякой благодарности и сейчасъ-же отбѣгалъ къ другому столику, но Эльзѣ удалось таки поймать старичка и развернуть передъ нимъ коверъ. Коверъ этотъ она вышила съ помощью матери въ подарокъ фрейгерру.
   -- Это вамъ къ письменному столу, сказала Эльза, отдавая ему свою работу.
   Маннштейнъ съ чувствомъ пожалъ руку дѣвушки. Онъ былъ взволнованъ, растроганъ, хотѣлъ скрыть это, но сердце взяло вверхъ...
   -- О много, много лѣтъ прошло со дня смерти моей жены, заговорилъ фрейгерръ, и вотъ, только сегодня, въ первый разъ, я опять, наканунѣ праздника, получилъ подарокъ!...
   Вспомнилъ онъ тутъ о своемъ дѣтствѣ, о годахъ юности, вспомнилъ и о свѣтлыхъ радостныхъ дняхъ, проведенныхъ съ женою... Все это кануло въ вѣчность! Онъ остался одинокимъ, забытымъ... Длинный сѣренькій день утомилъ его, а между тѣмъ богатство его росло...
   -- Да, я все могъ купить себѣ -- и все таки былъ бѣднякомъ! Какой нибудь маленькій, ничтожный подарокъ доставилъ-бы мнѣ великую радость: я-бы зналъ, что вотъ есть существо, которое подумало обо мнѣ съ любовью... Съ сегодняшняго вечера я ужъ больше не бѣднякъ! Я чувствую, вѣрю, что этотъ подарокъ -- предвѣстникъ новаго счастья, которое войдетъ въ мой домъ!..
   "Маленькій фрейгерръ" чувствовалъ себя такъ хорошо, что готовъ былъ обнять всѣхъ разомъ и каждаго поочередно.
   Весело прошелъ вечеръ. Г-жа Мальтэнъ и Эмми поздно вернулись домой. Маленькое общество также разошлось, потому что старичекъ -- хозяинъ порядкомъ таки утомился.
   Платэнъ былъ что-то не въ духѣ... Сначала ему показалось, что Эльза его дѣйствительно любитъ. Онъ вслушивался въ тонъ ея голоса, взвѣшивалъ каждое ея слово, находилъ, что она говоритъ какъ-то особенно задушевно, а потомъ... сомнѣнія стали одолѣвать его... Отчего-же она была такой молчаливой почти весь вечеръ?... Что это значитъ? Почему-же встрѣча имѣла другой характеръ?.. Да, наконецъ, не дерзко-ли съ его стороны искать руки этой прелестной дѣвушки?.. Развѣ она не стала еще лучше съ тѣхъ поръ, какъ румянецъ снова заигралъ на ея щекахъ?... А онъ-то что?... По прежнему калѣка, человѣкъ лишенный карьеры... бѣднякъ.. Доходы его слишкомъ малы для того, чтобы содержать жену такъ, какъ-бы ему хотѣлось... Штейнъ замѣтивъ, что другъ его не думаетъ ложиться спать, полюбопытствовалъ узнать о причинѣ безсонницы. Платэнъ что-то ему отвѣтилъ и попросилъ оставить его въ покоѣ.
   -- Я вижу -- ты разстроенъ, не унимался художникъ... Послушай, ты, можетъ быть, на меня сердишься за то, что я... ну, особенно занимался фрейлейнъ Эмми?.. Она была сегодня очар-ровательна!.. Если ты заинтересованъ ею -- ну, скажи мнѣ, откройся, какъ другу... Что-жъ поговоримъ, объяснимся... а?...
   -- Ты ошибаешься насчетъ этого, заговорилъ Платэнъ;-- я отношусь къ фрейлейнъ Эмми также, какъ и ко всякой дѣвушкѣ; открываться мнѣ не въ чемъ, а потому -- покойной ночи! Я спать хочу.
   Штейнъ покачалъ головой и порѣшилъ, что ужъ если приходится молчать и ничего не дѣлать -такъ самое лучшее -- спать, и онъ минутъ черезъ пять уснулъ богатырскимъ сномъ.
   Рано утромъ проснулся Платэнъ, хотя и провелъ тревожную ночь. Въ комнатѣ ему было душно; онъ одѣлся, накинулъ плащъ и, тихонько спустившись съ лѣстницы, пробрался въ садъ. Кругомъ все было тихо. Деревья, разукрашенныя за ночь мнемъ, какъ-то празднично блестѣли подъ лучами утренней зари; ни одна вѣтка не шевелилась, ни одинъ звукъ не нарушалъ торжественнаго безмолвія природы... Чудное утро для перваго дня Рождества!
   Платэнъ невольно взглянулъ на окно комнаты Эльзы и увидѣлъ тамъ только спущенную штору... Медленнымъ шагомъ, опустивъ голову, пошелъ онъ по аллейкѣ въ глубь сада.
   -- Нѣтъ, говорилъ онъ самъ себѣ, это свыше моихъ силъ! Лучше вернуться поскорѣе въ городъ... И зачѣмъ я пріѣхалъ сюда? Зачѣмъ не отправился я тогда-же въ свое имѣнье?... Тамъ, можетъ быть, сердце давно успокоилось-бы и исчезъ-бы навсегда мой великолѣпный замокъ...
   Повернувъ въ боковую аллею, онъ вдругъ услышалъ чьи-то шаги, поднялъ голову и -- остановился. Въ нѣсколькихъ шагахъ отъ него стояла Эльза...
   Оба были изумлены и не двигались съ мѣста. Изъ подъ большаго платка, который былъ накинутъ на голову дѣвушки, выбивались ея роскошные волосы, обрамляя свѣженькое, слегка зарумянившееся личико.
   Платэнъ приблизился къ ней.
   -- Ахъ, фрейлейнъ! Вотъ никакъ уже не ожидалъ, что встрѣчу васъ здѣсь! воскликнулъ онъ. Вѣдь теперь еще такъ рано... Я былъ увѣренъ, что вы спокойно спите...
   Эльза глубоко вздохнула и, повидимому, старалась овладѣть собой.
   -- Я люблю гулять въ такое время... Утренняя тишина мнѣ особенно нравится...
   -- Да, утро прелестное! Оно и меня выманило изъ комнаты.. Тамъ мнѣ было тѣсно, душно, но... я не зналъ, не думалъ, что помѣшаю вамъ... здѣсь...
   -- Чѣмъ-же помѣшаете? Нисколько.
   Голосъ ея при этомъ слегка дрогнулъ.
   -- Ну, въ такомъ случаѣ -- позвольте быть вашимъ спутникомъ?...
   Они пошли рядомъ.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   -- О, Эльза! Милая, повтори эти слова!..
   -- Да, я давно тебя люблю! проговорила дѣвушка и быстро обвила руками шею Платэна...
   А время летѣло, но они не думали о времени (счастливые часовъ не наблюдаютъ!), они забыли весь міръ, даже не слышали праздничнаго благовѣста... У нихъ въ сердцѣ былъ свой праздникъ! Сколько надо было передать другъ другу мыслей, былыхъ впечатлѣній и просто обмѣняться задушевными словами. Конечно, отсутствіе ихъ было скоро замѣчено, и вотъ самъ фрейгерръ устремился въ садъ, чтобы отыскать тамъ бѣглецовъ. Сердце его билось, предчувствуя что-то радостное... Онъ боялся вѣрить этому предчувствію -- и вдругъ, на поворотѣ въ одну изъ аллеекъ, увидѣлъ Платэна и Эльзу -- шедшихъ рука объ руку...
   Не прошло и двухъ секундъ, какъ Эльза была уже въ объятіяхъ своего втораго отца.
   -- Наконецъ-то, наконецъ! могъ только воскликнуть "маленькій фрейгерръ" и потомъ, нѣсколько оправясь отъ волненія, весело произнесъ:
   -- А вѣдь я зналъ давно, что онъ любитъ тебя, но не рѣшался сказать тебѣ объ этомъ... Я даже ужъ отчаявался -- думалъ, что никогда вамъ не соединиться!.. Ну, теперь, значитъ, все пошло на ладъ... Идемте-же, идемте! Надо всѣмъ объявить о такой радости. Сегодня двойной для меня праздникъ!...
   И старикъ почти побѣжалъ къ дому, таща за руку Эльзу, которая въ свою очередь не выпускала руки Платэна.
   Дѣйствительно, праздничный выдался денекъ! У всѣхъ были такія радостныя, веселыя лица, а хозяинъ -- сіялъ и чувствовалъ себя въ напріятнѣйшемъ расположеніи духа. Послѣ обѣда, желая переговорить съ Платэномъ наединѣ, отъ утащилъ его въ садъ. "Маленькій фрейгерръ" началъ съ того, что сталъ торопить жениха поскорѣе сдѣлаться мужемъ Эльзы... "Что тутъ откладывать? Вѣнчайтесь и -- баста!"
   -- Нѣтъ, придется пообождать, отвѣчалъ Платэнъ: вѣдь мнѣ надо дѣла свои устроить; вотъ, въ имѣнье необходимо съѣздить, кое-что привести въ порядокъ, вообще похлопотать о томъ, о семъ...
   -- Да зачѣмъ-же?
   -- Какъ зачѣмъ? Имѣнье мое даетъ мнѣ теперь слишкомъ мало... Я хочу, чтобы Эльзѣ жилось у меня хороню. Домъ, напримѣръ, нужно будетъ почти заново отдѣлать.
   -- Домъ? Заново?... Неужели вы полагаете, что я когда нибудь отпущу Эльзу, разстанусь съ ней?.. Хехе-хе!.. Какъ-бы не такъ!
   Глазки старика засверкали. Заложивъ руки за спину, онъ проговорилъ съ разстановкой:
   -- Здѣсь будетъ ваша свадьба, здѣсь вы и останетесь. Вѣдь Эльза богата... Вы и не знаете еще, какая она невѣста!... Ни слова! И слушать васъ не хочу!.. А вы вотъ что: пока ничего не говорите ей объ этомъ... Мнѣ хочется сдѣлать ей сюрпризъ!.. Только торопите ее -- понимаете -- торопите!... Это уже будетъ ваше дѣло. Пиръ... свадьба... "молодые" въ моемъ домѣ... О, я и самъ помолодѣю!..
   Платэну такъ и не удалось сдѣлать ни одного возраженія.
   Дня черезъ два "маленькій фрейгерръ" уѣхалъ въ городъ, не сказавъ никому, зачѣмъ онъ отправляется туда. Пріѣхавъ въ резиденцію, онъ пошелъ прямо къ нотаріусу, къ тому самому нотаріусу, который уже два раза составлялъ для него духовное завѣщаніе.
   -- Ну-съ, вотъ я и опять къ вамъ явился! весело заговорилъ Маннштейнъ. Я хочу уничтожить послѣднюю мою духовную, замѣнивъ ее новой. Эта новая, по счету -- третья, будетъ уже окончательной, послѣдней... Понимаете?
   -- Хорошо-съ. Значитъ, вы примирились съ вашимъ племянникомъ? спросилъ нотаріусъ.
   -- Съ племянникомъ?... При-ми-рился?...
   -- Ну-да, я хотѣлъ сказать...
   -- Какъ могла придти вамъ въ голову подобная мысль?.. Вѣдь вы-же знаете, что я лишилъ его наслѣдства?.. Какъ я рѣшилъ -- такъ и должно быть. Между мною и этимъ племянникомъ ничего нѣтъ общаго. Все порвано.
   Фрейгерръ проговорилъ эти слова самымъ рѣшительнымъ тономъ.
   Нотаріусъ помолчалъ съ секунду, потомъ кашлянулъ и сказалъ:
   -- Вашъ племянникъ терпитъ въ настоящее время крайнюю нужду. Положеніе его весьма критическое...
   Старикъ равнодушно пожалъ плечами.
   -- Самъ онъ виноватъ. Что посѣялъ, то пожнешь.
   -- Все это такъ, но... мнѣ-бы хотѣлось уговорить васъ не покидать его совсѣмъ...
   -- Что-же побуждаетъ васъ просить за него?
   -- Онъ писалъ мнѣ, представлялъ свое бѣдственное положеніе и просилъ меня постараться смягчить васъ, чтобы вы были къ нему по возможности милостивѣе... Онъ -- въ страшномъ отчаяніи, что и видно изъ письма. Пишетъ, что у него даже нѣтъ средствъ -- утолить голодъ!...
   -- Просилъ васъ постараться? повторилъ фрейгерръ.
   -- Да, настоятельно просилъ...
   -- Онъ вѣдь и ко мнѣ писалъ нѣсколько разъ, но... только ни разу не обращался съ просьбою: напротивъ, въ письмахъ своихъ онъ грозитъ мнѣ!... А такъ какъ я отношусь равнодушно къ его угрозамъ, то письма эти и остались безъ отвѣта.
   -- Но, г. фрейгерръ, баронъ Александръ ф. Зельдитцъ -- послѣдній представитель одной изъ древнихъ фамилій, замѣтилъ нотаріусъ:-- неужели-же вы не протянете руки погибающему?... Неужели имя, бывшее вамъ столь дорогимъ, будетъ затоптано имъ въ грязь, въ конецъ осрамлено, опозорено?...
   Фрейгерръ выпрямился, брови его сдвинулись, а лицо приняло выраженіе такой рѣшимости, что можно было впередъ сказать, что всѣ попытки поколебать старика смягчить его будутъ тщетны.
   -- Вы не совсѣмъ во время напомнили мнѣ объ этомъ, заговорилъ Маннштейнъ. Не потому я наслѣдства его лишилъ, отрекся отъ него, что онъ лично противъ меня провинился, а потому, что онъ запятналъ свое имя, замаралъ свою честь! Да, баронъ Зельдитцъ забылъ, что онъ послѣдній представитель древней фамиліи, всегда высоко державшей знамя чести. Знаю я, что нынче многіе считаютъ дворянство явленіемъ отжившимъ; говорятъ, что все это вздоръ... Что-жъ, дворянство само виновато тутъ, оно само себя побиваетъ! Что касается меня, то я крѣпко держусь за него и горжусь имъ, однако-же говорю: если представители этого сословія хотятъ имѣть значеніе, то пусть непрестанно заботятся о пріобрѣтеніи такого значенія, указываютъ на свои заслуги. Вѣдь дворянское имя само по себѣ не имѣетъ никакихъ преимуществъ передъ мѣщанскимъ?.. И вотъ, я требую отъ того, кто носитъ "благородное" имя, двойной осторожности, осмотрительности, чтобы ни малѣйшаго пятнышка не было на немъ... Тотъ, кого я называю своимъ племянникомъ, объ этомъ-то именно и забылъ! Онъ злоупотреблялъ своимъ именемъ, совершилъ безчестные поступки, пользуясь дворянствомъ, знатностью рода... Этого я никогда, никогда ему не прощу! Завѣтной мечтой моей было оставить племяннику все состояніе, передать ему и имя мое... Онъ разрушилъ и эту надежду. Я хочу теперь, по возможности, загладить содѣянное имъ зло, искупить его грѣхъ: все имущество мое должно перейти къ той, которую онъ такъ глубоко оскорбилъ... Эльза Штейнъ будетъ моей наслѣдницей. Прошу васъ написать завѣщаніе въ этомъ смыслѣ.
   Нотаріусъ медлилъ... Эта новость совершенно поразила его. Наконецъ, собравшись съ духомъ, онъ почти воскликнулъ:
   -- Г. фрейгерръ! И вы хотите все, рѣшительно все завѣщать -- мѣщанкѣ?! Извините, я... я не могу еще опомниться!
   -- Какъ я порѣшилъ -- такъ и будетъ. Никто не въ состояніи измѣнить моего рѣшенія! произнесъ старикъ. Я полагаю, что поступаю вполнѣ благородно, стараясь уничтожить то зло, которое дворянинъ причинилъ мѣщанкѣ. Очень можетъ быть, что нѣкоторые, узнавъ объ этомъ, станутъ качать головой, но... я привыкъ поступать такъ, какъ нахожу справедливымъ. Порицанія, одобренія, похвалы другихъ никогда не имѣли на меня вліянія... Ну-съ, и такъ, потрудитесь приняться за составленіе духовной!
   Нотаріусъ исполнилъ желаніе Маннштейна. Фрейгерръ прочелъ бумагу съ чрезвычайнымъ вниманіемъ, потомъ твердой рукой подписалъ свое имя и попросилъ нотаріуса изготовить сейчасъ-же копію съ завѣщанія.
   -- Подпись ваша, конечно, должна быть засвидѣтельствована на этой копіи. Скажите вашему помощнику, чтобы онъ не забылъ приложить печать. Когда все будетъ готово -- прошу васъ обѣ бумаги эти доставить мнѣ въ гостинницу. Мнѣ хочется сегодня-же представить въ судъ мое новое завѣщаніе. Еще разъ прошу васъ исполнить мою просьбу!
   Нотаріусъ обѣщалъ не задержать въ городѣ Маннштейна, и дѣйствительно, не прошло и четырехъ часовъ, какъ "маленькій фрейгерръ" летѣлъ уже въ свою усадьбу. Копія духовной лежала у него въ карманѣ. Онъ то и дѣло что ощупывалъ ее, причемъ представлялъ радость Эльзы, когда она получитъ отъ него эту бумагу...
   Г-жа Штейнъ, Эльза, братъ ея и Платэнъ встрѣтили фрейгерра въ гостиной -- А я вѣдь привезъ тебѣ кое-что!... Ну-съ, пожалуйте-ка сюда, къ окошечку, пригласилъ онъ Эльзу. Она подошла къ нему.
   -- Вотъ, прочти-ка это! Сначала я имѣлъ намѣреніе поднести тебѣ этотъ листикъ въ день твоей свадьбы, какъ свадебный подарокъ, но... раздумалъ: такъ будетъ лучше!
   Эльза принялась читать завѣщаніе и вдругъ, поблѣднѣвъ, а потомъ покраснѣвъ, воскликнула:
   -- О, нѣтъ... нѣтъ! Ужъ это слишкомъ много! Я не могу... не могу принять отъ васъ этого!
   -- Э, пустяки, дитя мое! и "маленькій фрейгерръ" весело улыбнулся.-- Я вѣдь обѣщался искупить грѣхъ моего племянника, загладить зло, причиненное имъ тебѣ. Онъ былъ слишкомъ гордъ, чтобы жениться на мѣщанкѣ -- ну, такъ вотъ пусть-же наслѣдство его и перейдетъ къ Эльзѣ Штейнъ!
   Дѣвушка наконецъ пришла въ себя, бросилась на грудь "маленькаго фрейгерра" и зарыдала... Мать Эльзы, молодой Штейнъ и Платэнъ подошли къ нимъ... Описывать-ли ихъ изумленіе?... Трогательная вышла сцена.
   -- Полно-же, полно, дитя мое! Успокойся! упрашивалъ старикъ. Вѣдь это я для себя сдѣлалъ, право-же для себя! Мнѣ хотѣлось удержать здѣсь тебя и Платэна, чтобы не остаться опять одинокимъ... Вы, я знаю, люди добрые, вы будете терпѣливо переносить капризы старика!.. Ну довольно-же, довольно!.. Ради Бога -- не благодарите меня... Мнѣ, право, это тяжело!..
   Онъ вырвался изъ крѣпкихъ объятій и убѣжалъ въ свою комнату... На сердцѣ у "маленькаго фрейгерра" было такъ свѣтло, отрадно, весело, какъ будто самаго его посѣтило великое счастье.
   Наступила весна. Зазеленѣла молодая листва. Въ домѣ фрейгерра была таки порядочная суетня, такъ какъ шли приготовленія къ свадьбѣ Платэна и Эльзы. Самъ хозяинъ заправлялъ всѣмъ дѣломъ, и хотя хлопоты эти отнимали у него много времени -- онъ, повидимому, находилъ величайшее удовольствіе "безпокоить" себя такимъ образомъ. За послѣднее время старикъ, можно сказать, помолодѣлъ; строгое выраженіе лица его совсѣмъ исчезло; прогуливаясь по своимъ полямъ, онъ останавливался, чтобы поболтать съ рабочими, распрашивалъ ихъ объ житьѣ -- бытьѣ и, отходя, молча совалъ имъ въ руки деньги, если узнавалъ, что у нихъ кто нибудь захворалъ или явилась крайняя нужда въ деньгахъ. Такимъ добрякомъ "маленькій фрейгерръ" былъ и прежде, когда еще жена его была жива. То были счастливые дни и вотъ они вернулись къ нему!
   Эльза полюбила старика такъ, какъ только можетъ полюбить отца нѣжная дочь. Она ухаживала за нимъ, старалась угадать его желанія, словомъ -- няньчилась съ нимъ.
   -- Охъ, балуешь ты меня, милочка, балуешь! говорилъ "маленькій фрейгерръ" улыбаясь.-- Ну, какъ я безъ тебя-то останусь? Вотъ, уѣдете вы послѣ свадьбы путешествовать... Опять тутъ будетъ тихо, пусто!...
   -- Такъ мы не поѣдемъ -- вотъ и все! восктицала Эльза, которой не особенно хотѣлось путешествовать.
   Старикъ не соглашался на это: дѣло въ томъ, что ему самому хотѣлось, чтобы "молодые" уѣхали куда нибудь на нѣсколько недѣль, и онъ настаивалъ на этомъ, потому что желалъ воспользоваться ихъ отсутствіемъ и -- обновить свой домъ. Парадныя комнаты порядкомъ постарѣли, полиняли -- ну, и нужно было все зАново отдѣлать. О покой своей затѣѣ онъ сообщилъ только г-жѣ Штейнъ, зная, что она его не выдастъ. Г-жа Штейнъ дала слово молчать и на все время работъ обѣщалась уѣхать погостить къ профессору. Для Платэна и Эльзы готовился новый, великолѣпный сюрпризъ.
   Насталъ наконецъ и день дѣвичника.
   Все въ домѣ приняло блестящій, праздничный видъ, да и гостей съѣхалось довольно, потому что фрейгерру хотѣлось, вопреки желанію Эльзы, шумно отпраздновать дѣвичникъ, и онъ настоялъ на своемъ. "Этимъ я хочу показать всѣмъ, какъ я люблю тебя и какъ я счастливъ!" говорилъ онъ дѣвушкѣ, потирая весело свои руки.
   Платэнъ и Штейнъ уже прикатили изъ города. Молодой художникъ втихомолку, нарисовалъ для сестры портретъ фрейлейнъ Эмми, такъ какъ Эльза однажды какъ-то выразила желаніе имѣть портретъ своей подруги. Когда Штейнъ поднесъ свой трудъ сестрѣ -- всѣ были поражены красотой, изяществомъ этого художественнаго произведенія. Дѣйствительно, изъ рамки выглядывало живое личико Эмми, это были ея черты, но -- просвѣтленныя, идеализированныя. Въ портретѣ этомъ было что-то такое, что не только доказывало талантъ живописца, но и обнаруживало чувства его къ оригиналу: можно было подмѣтить, что художникъ всю душу свою положилъ въ эту работу, что сама богиня любви водила кистью по полотну...
   Платэнъ улучилъ минутку и отвелъ друга своего въ сторонку. Штейнъ выслушалъ его и воскликнулъ въ волненіи:
   -- О, замолчи! Не дразни меня счастьемъ, которое -- недостижимо! Если-бы она была бѣдной дѣвушкой -- я-бы прямо пошелъ къ ней и сказалъ: "Будь моею! Я буду работать, трудиться -- и тебѣ хорошо будетъ со мной!"... По... она -- богатая барышня, да еще -- дворянка!!... Понялъ?.. Если-бы даже ея сердце и принадлежало мнѣ -- что-жъ, развѣ мать согласится отдать мнѣ дочь, мнѣ -- пролетарію... Живописцу?! Между нами -- зіяющая пропасть!...
   -- А ты попробуй, посовѣтовалъ Платэнъ и прибавилъ: смѣлымъ Богъ владѣетъ!
   -- Уйти съ носомъ?.. Ну, нѣтъ, брать, я этого не перенесу! сказалъ художникъ, повернулся и отошелъ отъ него.
   Эльза, узнавъ отъ Платэна, что братъ ея влюбленъ въ Эмми, сообщила жениху, что и фрейлейнъ Мальтэнъ весьма даже не равнодушна къ "портретисту"...
   -- Знаешь, сказала она, я думаю, что если судьба захочетъ соединить ихъ, то и соединитъ, не смотря ни на какія преграды... Я даже увѣрена, Что Эмми будетъ его женой!
   -- Ты увѣрена?
   -- Да! Развѣ мы по встрѣтились? Вѣдь нашли-же мы другъ друга!...
   -- Теперь и я буду вѣрить! воскликнулъ Платэнъ, крѣпко пожимая руку Эльзы.
   Глядя на жениха, невѣсту и "маленькаго фрейгерра", трудно было рѣшить: кто изъ нихъ счастливѣе?.. Хозяинъ былъ удивительно веселъ, а глазки его просто даже искрились! Онъ ни на минуту не оставался въ покоѣ, перебѣгалъ отъ одного гостя къ другому, любезничалъ, острилъ, хихикалъ, словомъ -- былъ, что называется, въ ударѣ.
   Отойдя отъ г-жи Штейнъ, фрейгерръ столкнулся съ лакеемъ, который сталъ ему что-то шептать...
   -- Что? Кто желаетъ переговорить?..
   -- Господинъ Питтъ, полицейскій коммисаръ, повторилъ лакей.
   Лицо старика помертвѣло.
   -- Коммисаръ... Питтъ?.. Что ему... нужно?..
   Онъ насилу выговорилъ эти слова.
   -- Не знаю-съ.
   -- Гдѣ онъ?
   -- Я провелъ его въ мою комнату. Онъ самъ пожелалъ такъ, то есть, чтобы никто его не увидѣлъ... Ему не желательно разстраивать праздника-съ...
   -- А -- а, ну, хорошо, сказалъ Маннштейнъ, успѣвъ уже оправиться.-- Ты изволь-ка насчетъ этого помолчать -- слышишь? Ни одна душа не должна знать, что онъ здѣсь. Я пойду къ нему. Если меня будутъ спрашивать -- говори: "г. фрейгерръ сейчасъ придетъ". Постой... Кромѣ тебя, видѣлъ-ли кто нибудь коммисара?
   -- Никто-съ не видѣлъ его. Я одинъ только...
   -- Оставайся здѣсь.
   Фрейгерръ вышелъ изъ гостиной. Подойдя къ лакейской комнаткѣ, онъ уже взялся за ручку замка, но... пріостановился въ нерѣшимости и невольно лѣвой рукой провелъ по лбу... Что привело сюда этого человѣка... сегодня... именно въ этотъ вечеръ? Какія такія дѣла? О чемъ нужно ему переговорить?...
   Старикъ чувствовалъ, какъ сердце его сжалось, ему стало почему-то страшно... Наконецъ, овладѣвъ собой, что стоило ему не малыхъ усилій, онъ быстро вошелъ въ комнатку камердинера, захлопнулъ дверь и повернулъ ключь въ замкѣ.
   Питтъ подошелъ къ нему.
   -- Сожалѣю, мнѣ чрезвычайно непріятно, заговорилъ онъ, что я принужденъ обезпокоить васъ именно сегодня... знаю, что сегодня осуществилось ваше горячее, завѣтное желаніе; по настоящему, мнѣ не слѣдовало-бы являться, но...
   -- Говорите-же, говорите! перебилъ его нетерпѣливо фрейгерръ, -- Что вы имѣете сообщить мнѣ?
   -- Вашъ племянникъ вернулся.
   Старикъ вздрогнулъ... Такого сюрприза онъ никакъ не ожидалъ и воскликнулъ:
   -- Быть не можетъ!! Развѣ ему неизвѣстно, какому наказанію будетъ онъ подвергнутъ, если его узнаютъ и схватятъ?... Позвольте... Вы навѣрно это знаете?
   -- Навѣрно. Я самъ видѣлъ его.
   -- Сами?! Гдѣ.-же... гдѣ?
   -- Въ настоящее время я преслѣдую одного преступника, и вотъ мнѣ пришлось, по дорогѣ, завернуть въ трактирчикъ подъ вывѣской "Лѣсной источникъ". Заведенье это отстоитъ отсюда на нѣсколько часовъ ѣзды... Да вамъ, конечно, извѣстно о существованіи "Лѣснаго источника"?
   Фрейгерръ молча кивнулъ головой.
   -- Ну, я, разумѣется замаскировался, нарядился въ костюмъ чернорабочаго, продолжалъ Питтъ, и вошелъ въ такомъ видѣ въ трактирчикъ, зная очень хорошо, что заведеньице это пользуется дурной славой. Нь комнатѣ сидѣло нѣсколько человѣкъ. Въ одномъ изъ нихъ я сейчасъ-же узналъ вашего племянника, не смотря на то, что онъ былъ почти въ лахмотьяхъ и отростилъ себѣ большую бороду.
   -- Хорошо, но увѣрены-ли вы, что не ошиблись? замѣтилъ Маннштейнъ... Что-жъ, вѣдь случайное сходство могло ввести васъ въ заблужденіе...
   -- Я не ошибаюсь. Голосъ этого человѣка походилъ совершенно на голосъ барона Зельдитца, да наконецъ, то, что онъ говорилъ -- вполнѣ подтвердило мое предположеніе. Когда я вошелъ -- онъ пытливо поглядѣлъ на меня, но потомъ пересталъ интересоваться мною, такъ какъ преспокойно усѣлся у другаго стола; я сдѣлалъ видъ, что не обращаю на него ни малѣйшаго вниманія. Вся эта компанія, и баронъ въ томъ числѣ, была уже порядкомъ на-веселѣ, но онъ продолжалъ тянуть водку, требовалъ еще и сейчасъ-же расплачивался. Изъ нѣсколькихъ отрывочныхъ словъ мнѣ удалось понять, что Зельдитцъ старается подбить этихъ людей на какое-то дѣльце... Упоминалъ онъ тутъ и ваше имя. Противъ барона, на стѣнкѣ, висѣло зеркало, а потому мнѣ, было весьма удобно наблюдать за его физіономіей... Ну, откровенно вамъ скажу: выраженіе его лица не предвѣщало ничего добраго...
   -- Гм... Что-же онъ замышляетъ?
   -- Ему извѣстно, что сегодня вечеромъ въ домѣ у васъ празднуется дѣвичникъ. Одинъ изъ сидѣвшихъ съ нимъ за столомъ разсказывалъ объ этомъ, причемъ сообщилъ барону, что фрейгерръ Маннштейнъ все состояніе свое завѣщалъ фрейлейнъ Штейнъ. Я слышалъ, какъ Зельдитцъ захохоталъ (много горечи было въ этомъ смѣхѣ!) и сталъ потомъ угрожать вамъ... лакъ кажется, онъ замышляетъ противъ васъ какое-то насиліе...
   -- Когда-же онъ думаетъ исполнить это? спросила, фрейгерръ спокойнымъ тономъ.
   -- Когда именно -- не знаю, но полагаю, что въ эту ночь... Я торопился оставить "Лѣсной источникъ" чтобы какъ можно скорѣе отправиться къ вамъ, отвѣтилъ слѣдователь.
   Старикъ молчалъ, обдумывая что-то.
   -- Очень вамъ благодаренъ, наконецъ проговорилъ онъ.-- Ну-съ, что-же вы намѣрены дѣлать теперь?
   -- Это отчасти отъ васъ зависитъ.. Вамъ извѣстно, какое наказаніе ждетъ барона, если я его арестую.
   -- Ахъ, нѣтъ... нѣтъ! Этого не должно быть!.. Пощадите имя моей сестры -- его несчастной матери!
   -- Хорошо. Для этого собственно я къ вамъ и явился, т. е. чтобы посовѣтоваться. Вторичный арестъ барона произвелъ-бы на многихъ весьма непріятное впечатлѣніе, а потому... Но вѣдь намъ слѣдуетъ принять мѣры противъ вторженія его въ вашъ домъ: не забудьте -- человѣкъ, находящійся въ возбужденномъ состояніи, да еще въ нетрезвомъ видѣ -- способенъ на все... Онъ пойдетъ на проломъ, очертя голову!...
   -- Да, онъ мнѣ-бы отлично отомстилъ, если-бы ему удалось испортить, омрачить сегодняшній день!.. пробормоталъ фрейгерръ и, обратившись къ коммисару, спросилъ:
   -- А вы боитесь встрѣчи съ нимъ?..
   Питтъ улыбнулся.
   -- Профессія моя давно уже отъучила меня бояться подобныхъ столкновеній.
   -- Ну, въ такомъ случаѣ, я попрошу васъ найти его... Я дамъ вамъ денегъ; деньги эти вы передайте ему подъ условіемъ, чтобы онъ тотчасъ-же оставилъ не только эти мѣста, но и самую Германію, даже -- уѣхалъ-бы совсѣмъ изъ Европы... навсегда! Пригрозите арестомъ... Вѣдь онъ знаетъ, какой подвергается участи, если вы вторично схватите его и отдадите въ руки правосудія.
   -- Готовъ исполнить вашу просьбу, только, право, уже не знаю -- гдѣ-же мнѣ его искать? Въ трактирчикѣ? тамъ господина барона, конечно, уже нѣтъ... Знаете, я даже опасаюсь вотъ чего: прежде чѣмъ я его найду -- онъ явится сюда и... въ раздраженіи, пожалуй, натворитъ чортъ знаетъ какихъ штукъ! Нѣтъ нужно какъ нибудь предотвратить это, напримѣръ -- разставить караульныхъ... Найдется-ли у васъ столько людей, чтобы можно было --
   -- О, да, найдется, подхватилъ фрейгерръ: у меня и управляющіе есть, и изрядное число батраковъ.
   -- Вотъ и прекрасно. Я сейчасъ-же пойду въ людскую, сдѣлаю нужныя распоряженія, самъ тоже останусь здѣсь... Надѣюсь, что праздникъ вашъ пройдетъ благополучно, спокойствіе не будетъ нарушено!...
   -- Распоряжайтесь, приказывайте только устроить все это, а ужъ я оцѣню ваши труды, съумѣю отблагодарить васъ!... Да, Эльза сегодня такъ счастлива, такъ беззаботно весела, а вѣдь если она узнаетъ, что этотъ злосчастный человѣкъ тутъ... близко -- все счастье ея разлетится, какъ дымъ... Нѣтъ, она не должна знать этого, да и никому не слѣдуетъ сообщать объ этомъ! Я васъ попрошу не говорить даже управляющимъ моимъ и рабочимъ о появленіи его... Ну, сочините тамъ какую нибудь другую фамилію, если ужъ любопытство станетъ ихъ разбирать!...
   Слѣдователь обѣщалъ все исполнить -- очень ужъ ему стало жаль "маленькаго фрейгерра". Въ самомъ дѣлѣ, старикъ былъ сильно взволнованъ: щеки его были блѣдны, губы дрожали, онъ даже осунулся въ лицѣ.
   -- Успокойтесь, г. фрейгерръ, сказалъ Питтъ. Какъ видите, я не могъ избавить васъ отъ такой непріятности, я долженъ былъ увѣдомить объ этомъ, потому что, помимо васъ, мнѣ нельзя было-бы сдѣлать надлежащихъ распоряженій. Ну, оставьте-же всѣ заботы, не думайте ни о чемъ! Я употреблю всѣ усилія, чтобы не допустить сюда вашего племянника. Мнѣ и самому было-бы весьма пріятно, избавить васъ отъ всѣхъ этихъ безпокойствъ.
   Маннштейнъ протянулъ слѣдователю руку.
   -- Я буду чрезвычайно доволенъ, если никто не узнаетъ объ этой исторіи, проговорилъ онъ и прибавилъ:-- мой языкъ хорошо мнѣ повинуется, смолчать я съумѣю, ну, а относительно того, что вотъ и сегодня мнѣ не удалось вполнѣ отдаться радости, то я ужъ столько перенесъ въ своей жизни непріятностей, что мирюсь и съ этой... Вы сколько-же времени пробудете здѣсь?
   -- Не знаю еще, но во всякомъ случаѣ -- останусь до самаго утра. Племянникъ вашъ однажды избралъ дорожку сюда -- черезъ садъ, чтобы совершить то преступленіе, вотъ поэтому-то все мое вниманіе и будетъ обращено на эту именно часть вашей усадьбы. Я заберусь въ садъ и буду тамъ сидѣть всю ночь.
   -- Слуга мой принесетъ вамъ вина въ садовую бесѣдку, и я прошу васъ -- чего-бы вы не пожелали потребовать отъ него. Я сейчасъ-же прикажу ему безпрекословно исполнять всѣ ваши приказанія.
   Питтъ поблагодарилъ фрейгерра и отправился на квартиру управляющихъ. Распорядившись какъ слѣдуетъ насчетъ караула, воспретивъ впускать во дворъ и въ садъ постороннихъ, онъ скрылся въ саду.
   Маннштейнъ прошелъ прямо въ свою комнату ему необходимо было побыть одному, поуспокоиться и уже потомъ вернутьси къ гостямъ. Заложивъ руки за спину, устремивъ куда-то взглядъ, онъ принялся ходить взадъ и впередъ. Его маленькая фигура, казалось, стало еще меньше, какъ-то съежилась подъ бременемъ этихъ новыхъ заботъ.
   -- Какъ могъ племянникъ его -- послѣдній представитель столь гордой и знатной фамиліи -- пасть такъ низко?...
   Старикъ часто задавалъ себѣ этотъ вопросъ, и никогда отвѣть на него не представлялся ему такимъ яснымъ, убѣдительнымъ, какъ въ эту минуту.
   -- Да, его погубило именно то, что онъ (и сотни ему подобныхъ!) считалъ преимуществомъ своимъ передъ другими. Когда Александръ Зельдитцъ былъ еще ребенокъ, окружающіе старались развивать въ немъ мысль, что онъ, какъ сынъ барона, сотканъ изъ лучшей, болѣе благородной матеріи, чѣмъ та, которая идетъ на производство толпы. Дворянская гордость его постоянно разжигалась; онъ хвастался "породистою кровью", не понимая, конечно, что это значитъ... Этотъ несчастный предразсудокъ положительно мѣшалъ ему наблюдать за собой, обуздывать себя, бороться со своими страстями, и вотъ то, что онъ считалъ своимъ преимуществомъ -- стало для него камнемъ преткновенія, проклятіемъ... Оно-то и довело его до настоящаго положенія, въ конецъ погубило!...
   Когда Александръ Зельдитцъ, по свойственному его легкомыслію, лишился главной своей опоры и очутился передъ лицомъ закона, "простымъ" человѣкомъ -- тогда -- какъ страшно-неумолимо сама жизнь показала ему всю эфемерность его заблужденія!.. Къ работѣ, онъ оказался неспособнымъ; зажить самостоятельно, пробиться своими силами на новую дорогу -- онъ рѣшительно уже не могъ... и -- погибъ! Онъ -- отщепенецъ, общество его отвергло, и нѣтъ ему спасенія...
   Старикъ, въ изнеможеніи, опустился въ кресло, совсѣмъ забывъ о томъ, что въ гостиной легко можетъ быть замѣчено его отсутствіе.
   Въ эту минуту въ комнату "маленькаго фрейгерра" вошла г-жа Штейнъ. Она искала его и, наконецъ, нашла.
   Маннштейнъ, почти въ испугѣ -- вскочилъ съ кресла и, повидимому, растерялся.
   -- Что съ вами? спросила она.
   -- О, ничего... ничего! Это я такъ! отвѣтилъ старикъ торопливо... Видите-ли, я ушелъ на короткое время... захотѣлось побыть одному. Вы и сами знаете, что иногда, среди самаго веселаго общества, вдругъ этакъ взгрустнется; ну, и является желаніе остаться наединѣ съ самимъ собою -- хоть двѣ-три минутки!...
   -- Двѣ-три минутки? Нѣтъ, я васъ долго искала.
   -- Что-жъ, здѣсь мнѣ было такъ спокойно... Я и не замѣтилъ, какъ время пролетѣло! Пойдемте-же, пойдемте! Вернемся къ нашимъ гостямъ.
   И онъ направился къ дверямъ.
   Г-жа Штейнъ удержала его за руку.
   -- Вамъ было тутъ спокойно, а почему-же лицо у васъ такое блѣдное?
   -- Да... ну, это... потому, что я чувствую себя не совсѣмъ хорошо... Только, пожалуста, никому не говорите объ этомъ! Мнѣ не хотѣлось-бы смущать гостей ничѣмъ... Праздникъ -- такъ ужъ праздникъ!
   -- Да?.. А я думала, что вы имѣете ко мнѣ болѣе довѣрія!... Доброта ваша въ отношеніи Эльзы и меня даетъ мнѣ право быть участницей и въ радостяхъ вашихъ, и въ печаляхъ... Скажите-же, что васъ огорчило, встревожило?
   -- О довѣріи нечего и говорить: вамъ извѣстно, какъ я отношусь къ вамъ! И вы все, все узнаете, только -- не сегодня... Можетъ быть, рѣчь моя омрачитъ и ваше лицо, а мнѣ, повторяю, не хочется теперь никого смущать... Радость -- рѣдкая гостья! Ну-съ, идемте-же въ гостиную! Я вамъ докажу, что духъ веселья не оставилъ еще меня... О, вы вѣдь знаете, какъ я ждалъ сегодняшняго дня!
   Маннштейнъ подалъ руку г-жѣ Штейнъ и почти увлекъ ее за собою.
   Гости были въ такомъ веселомъ настроеніи духа, что никто изъ нихъ даже не замѣтилъ блѣдности лица фрейгерра. Что касается Эльзы и Платэна, то они смотрѣли только другъ на друга; впрочемъ, была и еще парочка, которая тоже не обращала вниманія на окружающее... Фрейлейнъ Эмми и Штейнъ стояли въ сторонкѣ, у стола, на которомъ былъ поставленъ портретъ Эмми. Глаза у нихъ блестѣли, щеки раскраснѣлись -- оба они, повидимому, были чѣмъ-то взволнованы. Эмми, въ раздумьи, теребила вѣтку съ цвѣткомъ, а молодой художникъ что-то говорилъ ей въ полголоса... Серьезная бесѣда, ихъ была прервана появленіемъ г-жи ф. Мальтэнъ. Штейнъ, отойдя отъ Эмми, по дорогѣ поймалъ Платэна за руку и почти насильно утащилъ его въ смежную комнату.
   -- Что это съ тобой? воскликнулъ Платэнъ.
   Вмѣсто отвѣта, художникъ обнялъ его и крѣпко сжалъ въ своихъ объятіяхъ.
   -- Охъ, отпусти!.. Да что такое?
   -- Экой ты, братецъ, недогадливый! На лицо-то мое посмотри... Ну, развѣ не видно, что я сейчасъ совершилъ глупость и... и все-таки чувствую себя счастливѣйшимъ изъ смертныхъ!..
   Платэнъ взглянулъ на своего друга и. улыбнувшись, спросилъ:
   -- Ну, постой: какже примирить такое противорѣчіе?
   -- Какое?.. Эхъ!.. Понимаешь ты -- я люблю Эмми! Я только что открылся ей въ любви... Да будто этого по моимъ глазамъ не видно?
   -- Вонъ оно что! Значитъ, любовь твоя зажглась вдругъ, внезапно? пошутилъ Платэнъ.-- Вѣдь ты нѣсколько часовъ тому назадъ самъ-же --
   -- Ахъ, да пойми-же: ну, я не хотѣлъ тогда, чтобы ты зналъ объ этомъ! А теперь... Знаешь, я вѣдь давно ее люблю -- съ перваго раза, съ первой встрѣчи! Она, братъ, сразу засѣла волъ тутъ -- въ сердцѣ, и какъ крѣпко засѣла! На вѣки-вѣчные!
   -- Эмми сказала тебѣ да?
   -- Сказала, братецъ, сказала! зашепталъ Штейнъ. Она тоже любитъ меня... Слова эти она проговорила тихо, совсѣмъ тихо, потомъ украдкой пожала мнѣ руку, а потомъ -- взглянула... Творецъ, какъ взглянула! Сколько любви, искренности, счастья было въ этомъ взглядѣ!.. Пойми -- мнѣ теперь тутъ душно, тѣсно, потому что счастью нѣтъ мѣста въ груди... Я-бы схватилъ и прижалъ къ сердцу Европу вмѣстѣ съ Азіей -- пол-міра обхватилъ-бы!...
   -- Ну, а въ чемъ-же собственно состоитъ глупость?..
   -- Какъ въ чемъ? Еще спрашиваетъ! Да въ томъ она и состоитъ, что я, свистунъ-пролетарій, дерзнулъ открыться въ любви ей -- фрейлейнъ ф Мальтэнъ! Да, братъ, такая минутка ужъ выдалась -- увлекся, чортъ побери! А то-бы я ни гу-гу... никогда!.. Самъ посуди: Эмми богата, ей по наслѣдству перейдетъ громадное состояніе, да кромѣ того -- имя... Древняя фамилія... Ну, и неужели ты думаешь, что мать ея согласится назвать меня своимъ зятемъ?!..
   -- А почему-же нѣтъ?
   -- Что?... Ни-ког-да она ни за что не согласится!!... отрѣзалъ Штейнъ.-- Я прошу тебя обо всемъ этомъ молчать... Госпожѣ Мальтэнъ не слѣдуетъ знать о нашихъ чувствахъ. Пусть она такъ и останется въ невѣдѣніи относительно нашей любви!
   -- И ты даже не хочешь сдѣлать попытки, добиться ея согласія?...
   -- Не хочу.
   -- Да ты развѣ не желаешь, чтобы Эмми была твоею?
   -- Еще какъ-желаю-то!.. Видишь-ли, другъ ты мой, я намѣренъ похитить ее, тайно увезти... Мы убѣжимъ въ Италію и совьемъ тамъ себѣ гнѣздо среди миртъ и лавровыхъ вѣтвей. Голубыя небеса будутъ свидѣтелями нашего счастья. Тамъ раскину я шатеръ, устрою мастерскую и буду работать только для нея, т. е. понимаешь, буду бить на то, чтобы доставить ей отрадную, беззаботную, счастливую жизнь!.. А она -- она будетъ вдохновлять меня, поддерживать во мнѣ священный огонь, воспламенять воображеніе!...
   -- Ну, и что-жъ, Эмми сочувствуетъ этимъ планамъ? Насчетъ похищенія-то ей ужъ извѣстно?
   -- Н-нѣтъ, она еще ничего не знаетъ объ этомъ. Но она должна идти за мной, если дѣйствительно любитъ меня!.. А вѣдь Эмми сама-же призналась мнѣ въ своей любви?... Ты и представить себѣ не можешь, что это за восхитительный будетъ побѣгъ! Знаешь, темная ночь, луна въ тучахъ... ну, потомъ она выходитъ переодѣтая, закутанная, чтобы навсегда оставить отчій домъ... Я поджидаю ее въ саду, затѣмъ -- восторженно принимаю ее въ объятія. Около сада стоитъ нашъ экипажъ... Мы идемъ, или -- лучше сказать -- я веду Эмми, которая крѣпко прижимается ко мнѣ. Вотъ, мы и сѣли въ карету -- трога-ай!... Летимъ! Лошади мчатъ насъ туда -- туда -- въ благословенную Италію!.. Эмми -- моя!!.. До самой границы я буду зорко смотрѣть за своимъ сокровищемъ, заботиться о немъ, оберегать и, въ случаѣ нужды -- защищать его. Только перевалить-бы черезъ Альпы!
   Платэнъ не могъ удержать улыбки и проговорилъ, чуть не фыркнувъ:
   -- А не лучше-ли будетъ, другъ мой домчаться до Италіи по желѣзной дорогѣ, оставивъ карету у первой станціи?...
   Штейнъ прищурилъ глаза.
   -- Ты ничего не смыслишь въ поэзіи, да и романтикъ ты плохой. Это я давно зналъ! воскликнулъ онъ полусердито и, махнувъ рукой, быстро отошелъ отъ своего друга.
   Платэнъ вернулся къ Эльзѣ и сообщилъ ей о счастьѣ ея брата, а также и о задуманномъ имъ похищеніи Эмми...
   -- Не знаю, какъ Эмми, но я, сказала Эльза, послѣдовала-бы за тобою всюду!...
   Счастливый женихъ крѣпко пожалъ руку своей невѣсты.
   Вечеръ прошелъ благополучно. Хозяинъ былъ веселъ, улыбался, такъ что никто изъ гостей и подозрѣвать не могъ того, что происходило въ душѣ "маленькаго фрейгерра", который, можетъ быть, ежеминутно вздрагивалъ... Когда, наконецъ, гости разъѣхались и все въ домѣ стихло, старикъ вышелъ потихоньку изъ своей комнаты, пробрался на веранду и спустился въ садъ. Ему хотѣлось поговорить съ Питтомъ. Не долго онъ его искалъ: слѣдователь сидѣлъ на одной изъ садовыхъ скамеекъ и, завидя фрейгерра, всталъ и пошелъ къ нему навстрѣчу.
   -- Вы ничего такого не замѣтили... подозрительнаго? спросилъ Маннштейнъ.
   -- Ничего, отвѣтилъ Питтъ: -- все, такъ сказать, "обстояло благополучно", и я даже увѣренъ въ томъ, что сегодня ночью онъ и не явится сюда... Посмотрите вбнъ ужъ и заря занимается.
   -- Да. Но вотъ что: не ошиблись-ли вы, принявъ кого либо другаго за моего племянника -- тамъ, въ трактирчикѣ? Неужели-же онъ дерзнулъ вернуться сюда?!...
   -- Повторяю: я не ошибся. Позвольте, да чѣмъ-же ему рисковать теперь?... Будущаго у него нѣтъ, настоящее -- борьба за существованіе, а между тѣмъ терпѣть нужду, лишенія онъ положительно не можетъ, не въ силахъ... Вѣдь я-же видѣлъ его! Глаза, даже самое лицо его выражаютъ полнѣйшее отчаяніе... Фигура мрачная и вмѣстѣ съ тѣмъ -- жалкая. Скажите: чего бояться человѣку въ такомъ положеніи? Тюрьмы?... Но вѣдь тюрьма -- пріютитъ его, накормить, избавитъ отъ заботъ о насущномъ хлѣбѣ... Свободою дорожитъ тотъ, кто можетъ пользоваться ею. Не такъ-ли?
   Фрейгерръ молчалъ...
   -- О комъ... о комъ это говорятъ? спрашивалъ онъ самъ себя... О баронѣ -- Александрѣ ф. Зелѣдитцѣ?.. О сынѣ родной его сестры... Въ какую яму слетѣлъ гордый потомокъ древней фамиліи!..
   -- Послушайте, г. Питтъ, заговорилъ старикъ, не хотите-ли вы теперь отдохнуть?.
   -- Нѣтъ, не имѣю еще такого желанія. Да вѣдь я привыкъ не спать по ночамъ; это мнѣ не въ диковинку; а вотъ васъ я попросилъ-бы вернуться въ домъ и поуспокоиться.
   -- И вы полагаете, что я тамъ успокоюсь? возразилъ Маннштейнъ. Да, правда, я вамъ какъ-то говорилъ, что между мною и этимъ несчастнымъ ничего, ничего уже нѣтъ общаго, всякая связь порвана... Чужой онъ для меня!... Дѣйствительно, сердце мое относится къ нему безучастно, по... развѣ могу я уничтожить и самыя воспоминанія?... Какъ забыть, что онъ когда-то такъ былъ близокъ ко мнѣ? Какая блестящая будущность ожидала его, если-бы онъ самъ, собственными руками, не разбилъ ее?... Въ моей-ли власти предать все это забвенію? Станешь стараться позабыть -- хуже еще сдѣлаешь: память этого не любитъ и поставитъ на своемъ!.. Да и не одни воспоминанія терзаютъ меня... Упреки совѣсти тоже не даютъ мнѣ покою... Въ самомъ дѣлѣ, развѣ и я не виновата, въ печальной судьбѣ; моего племянника? Слишкомъ слабъ я былъ, слишкомъ много дѣлалъ я ему снисхожденія въ то время, когда, быть можетъ, его можно было-бы еще исправить... Не такъ-бы мнѣ; слѣдовало тогда отнестись къ его слабостямъ! Ну, и что-же вышло?... Все это и пало на мою голову... Наказанъ я, и ничѣмъ, ничѣмъ не вернуть прошлаго!...
   Питтъ старался утѣшить, успокоить "маленькаго фрейгерра", и ему, наконецъ, удалось уговорить его возвратиться въ домъ.
   Проводивъ старика, слѣдователь снова углубился въ садъ, гдѣ и провелъ остатокъ ночи.
   Вотъ, и утро наступило, и день опять прошелъ а ничего такого особеннаго не случилось въ усадьбѣ Маннштейна. "Все обстояло благополучно", какъ выразился полицейскій коммисаръ.

-----

   "Молодые" -- Платэнъ и Эльза -- тотчасъ-же, послѣ, вѣнчанья, уѣхали изъ помѣстья "маленькаго фрейгерра". Они отправились путешествовать.
   Старикъ сначала храбрился, скрывалъ свою грусть, но когда гости одинъ за другимъ разъѣхались, когда даже и г-жа Штейнъ съ профессоромъ укатили въ М* чтобы провести тамъ нѣсколько недѣль -- онъ снова и еще сильнѣе, чѣмъ прежде, почувствовалъ свое одиночество... Опять остался онъ одинъ въ этомъ большомъ долѣ! Веселые голоса, шумъ, смѣхъ -- все это разомъ исчезло... Пусто, тихо вездѣ!..
   Фрейгерръ удалился въ свою комнату и тамъ, въ изнеможеніи, опустился въ кресло. Онъ чувствовалъ себя слабымъ, безпомощнымъ; суета, заботы, треволненія послѣднихъ дней подѣйствовали на него сильнѣе, чѣмъ онъ ожидалъ... Но не прошло и четверти часа, какъ старикъ живо поднялся съ кресла, стряхнулъ съ плечъ всю слабость и воскликнулъ:
   -- Какъ? Развѣ я все кончилъ? Зачѣмъ-же мнѣ было уговаривать Платэна, Эльзу, г-жу Штейнъ отправиться путешествовать, если я стану сидѣть сложа руки?... Надо воспользоваться временемъ и приняться поскорѣе за отдѣлку дома!
   Ему хотѣлось устроить для "молодыхъ" возможно-удобное, хорошенькое гнѣздышко, а такъ какъ онъ привыкъ заправлять всякимъ дѣломъ самъ, то и въ этомъ случаѣ вознамѣрился всѣ хлопоты принять на себя.
   И еще одно дѣльце было у него, которое тоже непремѣнно слѣдовало обдѣлать: Штейнъ откровенно признался фрейгерру въ любви своей къ фрейлейнъ Эмми и просилъ его замолвить о немъ "теплое словечко" г-жѣ Мальтэнъ. Старикъ обѣщалъ похлопотать, не думавъ о томъ, увѣнчаются-ли хлопоты его успѣхомъ? Теперь онъ почти сомнѣвался въ удачѣ своего ходатайства: г-жа ф. Мальтэнъ, во-первыхъ, гордилась дворянствомъ, раздѣляла фамиліи на благородныя и неблагородныя, а во-вторыхъ, ему было извѣстно, что она готовила для единственной своей дочери блестящую будущность, желая выдать Эмми непремѣнно за аристократа.
   Это, конечно, озабочивало фрейгерра, заставляло его задумываться, а тутъ еще другая мысль тревожила его, покою не давала -- мысль о несчастномъ племянникѣ. Въ самомъ дѣлѣ -- гдѣ-же онъ теперь?... Слѣдователь выѣхалъ изъ усадьбы рано утромъ, имѣя твердое намѣреніе отыскать "падшаго барона" и вручить ему довольно кругленькую сумму денегъ -- подъ условіемъ: немедленно покинуть Германію навсегда.
   Удалось-ли ему устроить это?
   Ну, а вдругъ Зельдитцъ, въ порывѣ отчаянія, злобы и раздраженія, не согласится на такое условіе? Не слѣдуетъ-ли опасаться этого?...
   Старикъ впадалъ въ раздумье, мучился и какъ ни старался -- ничѣмъ не могъ разогнать мрачныхъ мыслей.
   Въ комнату вошелъ лакей и доложилъ о пріѣздѣ слѣдователя.
   -- Проси его сюда! Живѣе!
   Фрейгерръ ободрился, вздохнулъ свободнѣе... Не избавитъ-ли его Питтъ отъ всѣхъ заботъ и тревогъ? Съ какою вѣстью явился онъ?...
   -- Ну, что нашли вы его? На все онъ согласился? Если-бы Маннштейнъ попристальнѣе взглянулъ на лицо вошедшаго то, вѣроятно не обратился-бы къ нему съ этими вопросами... Питтъ былъ мраченъ.
   -- Нѣтъ, я не нашелъ его, отвѣтилъ полицейскій коммисаръ.
   -- И въ трактирѣ были? Нѣтъ тамъ его?
   -- Нѣтъ.
   -- Куда отправился -- тоже неизвѣстно... не знаете?
   -- Не могъ этого узнать.
   Старика это сильно встревожило... Опять рушились надежды!... Вѣдь "несчастный" можетъ явиться сюда завтра... сегодня -- словомъ -- когда ему вздумается! Каждую минуту ожидай и -- бойся... Въ своемъ собственномъ домѣ -- и быть въ такой опасности!... Это, наконецъ, невыносимо!..
   -- Въ трактирчикѣ томъ все-таки были?
   -- Былъ. Хозяинъ этого заведенія сказалъ мнѣ, что еще вчера вечеромъ тотъ человѣкъ ушелъ изъ трактира. Уходя, онъ пытался уговорить другихъ двухъ послѣдовать за собою, но тѣ отказались.
   Питтъ молчалъ и прибавилъ;
   -- Зельдитцъ оставилъ трактиръ, а куда отправился -- неизвѣстно. Говорятъ, онъ былъ очень взволнованъ, ожесточенъ и -- порядкомъ таки пьянъ... Хозяинъ передалъ мнѣ, что оборванецъ этотъ, уходя, проговорилъ: "Ну, ладно! Я и одинъ справлюсь... Ничего, какъ разъ во-время явлюсь на свадьбу!"...
   -- Кто-же были тѣ -- другіе, бывшіе съ нимъ въ трактирѣ? спросилъ фрейгерръ.
   -- Хозяину они неизвѣстны. Черезъ часъ или два и эти бродяги ушли куда-то.
   -- Что-жъ, вы старались разузнать, куда отправился тотъ... несчастный?
   -- Да, разузнавалъ, но не могъ напасть на его слѣдъ. Никто его не видѣлъ; и ни въ одной изъ окрестныхъ деревень онъ не просилъ ночлега.
   -- Гм!.. Значитъ, мнѣ все еще слѣдуетъ опасаться его мести?...
   -- Я нарочно завернулъ къ вамъ, чтобы сообщить о моей неудачѣ и предложить вамъ быть на сторожѣ.. Еще одну ночь я, пожалуй, проведу здѣсь, но не думаю, чтобы онъ явился сюда... Я, знаете, даже убѣжденъ, прибавилъ Питтъ, что съ барономъ вчера вечеромъ, на пути въ ваше помѣстье, приключилось какое нибудь несчастѣе... Оно-то и помѣшало ему сюда добраться. Въ самомъ дѣлѣ, человѣкъ нарочно приходить издалека съ единственною цѣлью -- отомстить -- и вдругъ отказывается отъ своего намѣренія!? Развѣ это правдоподобно? Обыкновенно, въ послѣднюю минуту желаніе мести сильнѣе разжигаетъ кровь... А можетъ быть и такъ: подумавъ о своемъ отчаянномъ положеніи, онъ непорѣшилъ-ли съ собой?...
   -- Нѣтъ, произнесъ фрейгерръ, покачавъ головой:-- у него не хватило-бы на это мужества! Если-бы онъ не былъ трусомъ -- такъ порѣшилъ-бы съ собою раньше... Помните, я предлагалъ ему это тогда, когда преступленіе его было уже открыто?.. Онъ предпочелъ -- бѣжать.
   -- Да, но въ то время онъ еще не зналъ, что значитъ нужда и каково терпѣть всяческія лишенія. У него были кой-какія средства, наконецъ, баронъ надѣялся счастливо скрыться... А что дѣйствительно ему очень плохо пришлось -- это было видно по его лицу -- страшно похудѣвшему, истомленному.
   -- Что-жъ, я-бы желалъ, чтобы правда была на вашей сторонѣ... Можетъ быть, я кажусь вамъ жестокимъ человѣкомъ, желая смерти бывшаго моего ближайшаго родственника, по если-бы онъ наложилъ на себя руки -- это было-бы единственнымъ средствомъ (хотя отчасти) примирить меня съ нимъ... Я увидѣлъ-бы тогда, что чувство чести не совсѣмъ еще оставило его, что есть въ немъ еще хоть капля благородной крови его предковъ!... Увы, и все-таки я не могу питать такой надежды!...
   Слѣдователь старался успокоить старика, и ему удалось, наконецъ, уговорить его отправиться въ спальню и заснуть. Было уже поздно.
   -- Ужъ вы предоставьте мнѣ позаботиться о вашемъ спокойствіи! Сторожить, караулить я умѣю. Идите-же и ложитесь спать.
   Но и эта ночь прошла совершенно спокойно. Рано утромъ слѣдователь уѣхалъ въ городъ. Обязанности службы не позволяли ему оставаться болѣе въ усадьбѣ Маннштейна. Здѣсь никто не зналъ, зачѣмъ въ эти двѣ ночи разставляли караульныхъ, кого именно сторожили, а управляющіе не смѣли спросить объ этомъ фрейгерра. Старикъ, повидимому, былъ спокоенъ, какъ ни въ чемъ не бывало расхаживалъ по своимъ полямъ, только брови его были сдвинуты, да морщинки около губъ обнаруживали тихую печаль его.
   Наступилъ полдень. Лакей доложилъ фрейгерру, что прибылъ нарочный отъ старосты ближайшаго мѣстечка и желаетъ видѣть самого барина.
   -- Позови его сюда.
   Нарочный пришелъ и прямо сталъ просить фрейгерра поѣхать въ мѣстечко (оно отстояло отъ усадьбы на нѣсколько часовъ ѣзды), чтобы взглянуть тамъ на мертвое тѣло, найденное наканунѣ вечеромъ въ лѣсу.
   -- Староста полагаетъ, что покойникъ этотъ, кажется самъ баронъ ф. Зельдитцъ, закончилъ свою рѣчь нарочный.
   Старикъ вздрогнулъ и, не смотря на всѣ усилія, не могъ скрыть волненія.
   -- Мой племянникъ?! пробормоталъ онъ... Но какже... кто-же его узналъ?..
   -- А самъ староста.
   -- А ты видѣлъ покойника?
   -- Видѣлъ, только я-то не знавалъ барона. Сдается мнѣ, что нашъ староста ошибся, потому какъ мертвецъ этотъ ничего такого баронскаго не имѣетъ -- значитъ, по виду... Одёжа на немъ плохенькая, почитай -- лохмотья одни.
   -- Хорошо, я поѣду, проговорилъ фрейгерръ послѣ короткаго раздумья... Да, вотъ что, любезный: здѣсь, въ домѣ, никому не говори о томъ, зачѣмъ послалъ тебя сюда староста... Тутъ что-то не такъ! Какое нибудь недоразумѣніе... ошибка!..
   Онъ отпустилъ нарочнаго, давъ ему на чай, и затѣмъ приказалъ сѣдлать себѣ верховую лошадь.
   Старикъ почувствовалъ нѣкоторую слабость въ тѣлѣ и охотнѣе поѣхалъ-бы въ экипажѣ, но ему не хотѣлось брать съ собою кучера, который слишкомъ хорошо зналъ въ лицо Зельдитца.
   -- Не велѣть-ли лучше заложить карету? спросилъ лакей, посматривая на фрейгерра.
   -- Зачѣмъ это?
   -- Да вы такъ уставши, слабы... Верхомъ-то ѣхать затруднительно будетъ.
   Маннштейнъ выпрямился.
   -- Вели сѣдлать лошадь, повторилъ онъ.
   Минутъ черезъ десять къ крыльцу подвели верховаго коня. Старикъ взобрался на сѣдло, однако долженъ былъ собрать всѣ силы, чтобы какъ слѣдуетъ усидѣть на немъ, и все-таки со двора выѣхалъ галопомъ. Потомъ, когда никто изъ прислуги не могъ уже его видѣть, онъ пустилъ лошадь шагомъ.
   Губы "маленькаго фрейгерра зашевелились.
   -- Можно-ли сомнѣваться въ томъ, что найдено мертвое тѣло -- тѣло его племянника?.. Что-жъ вѣдь и слѣдователь полагалъ, что, вѣроятно, несчастный умеръ на дорогѣ... Гм! его нашли въ лѣсу... Но что было причиною смерти? Не самъ-ли онъ покончилъ съ собой?...
   Вопросы эти волновали фрейгерра, когда онъ ѣхалъ лѣсомъ, шажкомъ, такъ что наконецъ нетерпѣніе заставило его погнать лошадь.
   Прибывъ въ мѣстечко, Маннштейнъ направился къ дому старосты. Староста то-же сообщилъ ему, что и нарочный, причемъ прибавилъ:
   -- Кто такой покойникъ -- никому неизвѣстно; при немъ нѣтъ никакого документа; но какъ только я его увидѣлъ -- меня сразу поразило сходство его съ вашимъ племянникомъ -- барономъ Зельдитцемъ.
   -- Барона Зельдитца нѣтъ здѣсь... Онъ -- за границей, замѣтилъ фрейгерръ.
   -- Да вѣдь я знаю, что онъ бѣжалъ куда-то, возразилъ староста:-- ну, а развѣ не могъ онъ вернуться?... Правда, по одеждѣ-то не похоже, чтобы это былъ баронъ -- ужъ больно она не казиста, за то руки покойника -- сейчасъ это видно -- барскія, не знавшія никогда работы.
   -- Кто нашелъ покойника?
   -- Двое рабочихъ. Возвращались они лѣсомъ домой, съ работы, ну, и увидѣли мертвое тѣло.
   -- Когда-же это было?
   -- Вчера вечеромъ.
   -- Вамъ неизвѣстно, что было причиною смерти этого человѣка? спросилъ фрейгерръ.
   -- Какъ только тѣ работники сказали мнѣ, что нашли въ лѣсу мертвое тѣло -- я тотчасъ-же отправился туда. Придя на указанное мѣсто, а это былъ оврагъ, я увидѣлъ тутъ лежащаго человѣка уже безъ признаковъ жизни. Надо такъ полагать, что онъ свалился съ обрыва: тамъ, наверху, по самому крайчику вьется тропинка. Несчастный, видно, оступился -- ну, и полетѣлъ внизъ, да такъ ударился головой объ острый камень, что сейчасъ и духъ вонъ. Какъ это онъ упалъ, растянулся -- такъ и остался лежать... Сразу, значитъ, кончился!
   Старикъ не сталъ больше распрашивать.
   -- Проведите меня къ нему... Гдѣ онъ лежитъ?
   -- А тутъ вотъ въ хлѣву.
   Староста повелъ Маннштейна въ хлѣвъ и указалъ ему на покойника, лежавшаго на соломѣ. Свѣтъ изъ отворенной двери прямо падалъ на искаженное лицо мертвеца...
   "Маленькій фрейгерръ" бодро дошелъ до хлѣва, но у самой двери невольно схватился за косякъ... Онъ чувствовалъ, какъ силы его слабѣютъ...
   Да, передъ нимъ лежалъ трупъ его племянника!
   Не смотря на страшно измѣнившееся лицо, Зельдитца, старикъ все-таки сразу узналъ его. Какъ ни желалъ онъ смерти этого человѣка, но тутъ сердце его болѣзненно сжалось...
   Потомокъ древней, благородной фамиліи -- и гдѣ-же?! Въ хлѣву... на грязной соломѣ'... Вотъ они -- плоды высокомѣрія! Онъ считалъ безчестьемъ жениться на мѣщанкѣ, а теперь -- куда попалъ?... Рожденье барона Александра ф. Зельдитца было многими встрѣчено съ восторгомъ... Умеръ онъ -- и некому даже поплакать объ немъ!... Кончилъ жизнь хуже нищаго!...
   -- Что-жъ, покойникъ-то -- вашъ племянникъ! спросилъ староста.
   Фрейгерръ не слышалъ этого вопроса. Онъ невыразимо страдалъ, не хотѣлъ вѣрить глазамъ своимъ и... однако-же долженъ былъ убѣдиться въ дѣйствительности факта... Ему хотѣлось громко крикнуть: "Нѣтъ, это не онъ, не онъ!" но языкъ у него не шевелился...
   -- Чье-жъ это тѣло? Не барона Зельдитца? снова спросилъ староста.
   Маннштейнъ очнулся, выпрямился.. Трудно было ему солгать, но, собравшись съ силами, онъ, наконецъ, произнесъ:
   -- Нѣтъ, это не онъ.
   -- Н-да, а сходство поразительное!
   -- И все-таки -- не онъ. Черты лица не его... Да и быть этого не можетъ! Васъ просто обмануло сходство.
   Дрожь пробѣжала по тѣлу "маленькаго фрейгерра"... "Даже и послѣ смерти -- отринутъ!" прозвучалъ въ немъ внутренній голосъ...
   Могъ-ли старикъ поступить иначе?
   Ему мерещилось печальное, грустное лицо его родной сестры... Запятнать его имя? Какой стыдъ... позоръ!.. Нѣтъ, этого онъ не сдѣлаетъ!..
   -- Тѣло это не моего племянника, проговорилъ фрейгерръ въ послѣдній разъ и вышелъ изъ хлѣва.
   Староста захлопнулъ дверь.
   -- Такъ-съ; ну, значитъ, покойника этаго придется похоронить какъ бродягу, какъ лицо никому неизвѣстное.
   -- На комъ-же лежитъ эта обязанность?
   -- На общинѣ, потому какъ на нашей землѣ найденъ трупъ... Вонъ тамъ -- въ уголочкѣ кладбища, мы его и похоронимъ. Двое тамъ ужъ зарыты: одинъ-то, Богъ его знаетъ, кто онъ былъ, замерзъ около нашего мѣстечка -- пять-шесть лѣтъ тому назадъ; другой -- самъ на себя руки наложилъ, не хотѣлъ дождаться настоящей смерти.
   Старикъ опять вздрогнулъ и отвернулся, чтобы скрыть волненіе... Баронъ ф. Зельдитцъ... будетъ зарытъ... въ уголочкѣ кладбища! Да какже это такъ?!
   -- Неужели члены здѣшней общины такъ жестоки, что способны отказать "неизвѣстному" покойнику въ приличномъ погребеніи, т. е. похоронить его такъ, какъ другихъ хоронятъ?
   Староста пожалъ плечами и проговорилъ:
   -- Что-жъ, это мертвое тѣло и безъ того будетъ стоить намъ издержекъ...
   -- Ну, я принимаю всѣ расходы на себя, торопливо объявилъ фрейгерръ... Въ самомъ дѣлѣ, кто онъ былъ -- никому неизвѣстно! Зачѣмъ-же предполагать непремѣнно дурное?.. О жизни умершаго мы ничего не знаемъ... Прошу васъ распорядиться похоронить это тѣло на общемъ кладбищѣ, наравнѣ съ другими. Не откажите же отдать послѣдній долгъ ближнему, какъ подобаетъ христіанину... Вотъ вамъ -- берите!
   И Маннштейнъ подалъ старостѣ кошелекъ, наполненный талерами.
   -- Если этого не хватитъ -- я еще дамъ, не безпокойтесь, только исполните все, какъ слѣдуетъ. Какъ видно, судьба этого несчастнаго была довольно плачевна... И такъ вѣдь ни одной слезы не упадетъ на его могилу!
   Староста, взявъ кошелекъ, обѣщалъ, что все будетъ, исполнено "въ лучшемъ видѣ".
   Фрейгерръ сѣлъ на лошадь и пустилъ ее шагомъ. Онъ ощущалъ такую слабость въ своемъ тѣлѣ, что еле-еле держался въ сѣдлѣ и, доѣхавъ до лѣсной опушки, остановился, слѣзъ и опустился на первый попавшійся камень.
   Закрывъ лицо руками, старикъ просидѣлъ тутъ нѣсколько часовъ...
   Когда онъ, наконецъ, поднялся -- лицо его было гораздо спокойнѣе, но за то щеки были поразительно блѣдны.
   Маннштейнъ направился прямо къ помѣстью г-жи ф. Мальтэнъ.
   Г-жа ф. Мальтэнъ сама встрѣтила гостя и, испуганная его видомъ, стала распрашивать: что съ нимъ случилось? Здоровъ-ли онъ?
   Не отвѣчая на эти вопросы, фрейгерръ обратился къ ней съ просьбою остаться съ нимъ на-единѣ.
   -- Мнѣ нужно кое о чемъ переговорить съ вами... безъ свидѣтелей, прибавилъ онъ.
   -- Такъ пойдемте въ мою комнату, предложила хозяйка и повела его туда.
   Опустившись на стулъ, въ изнеможеніи, старикъ вздохнулъ и проговорилъ:
   -- Пріѣхалъ я просить у васъ руки Эмми для человѣка, который глубоко, искренно любитъ ее, -- проситъ устроить счастье ихъ...
   Г-жа Мальтэнъ удивленно взглянула на него.
   -- Для кого-же это... для кого просите вы руки Эмми?...
   -- Развѣ вы не подозрѣваете, не знаете, кто полюбилъ ее?
   -- Нѣтъ, не знаю, отвѣтила она, помолчавъ немного.
   -- Ну-такъ я скажу: братъ Эльзы признался мнѣ, что любитъ фрейлейнъ Эмми и что фрейлейнъ Элми любить его. Вотъ, за него-то я и прошу.
   Почтенная дама быстро поднялась съ кресла.
   -- Братъ Эльзы... Штейнъ!? воскликнула она.-- О, никогда, никогда!... Это... невозможно! Эмми не можетъ быть его женою!
   -- А почему-же не можетъ? спросилъ спокойно фрейгерръ.
   -- И вы еще спрашиваете? Да ужъ не говоря о томъ, что онъ бѣденъ... Я, конечно, не думаю, что онъ хочетъ жениться на моей дочери ради денегъ... изъ за приданаго... я уважаю его, но... Эмми не можетъ выйти за-мужъ за человѣка не дворянскаго рода!
   Горькая улыбка шевельнула губы старика.
   -- Не дворянскаго рода... Гм!... Такъ вы полагаете, что этотъ Штейнъ хуже дворянина, что онъ не способенъ осчастливить вашу Эмми -- только потому, что онъ не дворянинъ?
   -- Позвольте! До сихъ поръ фамилія наша не имѣла кровной связи съ мѣщанами... Неужели-же я должна такъ унизить мою единственную дочь?... А вы сами?... Развѣ вы не заботились о томъ, чтобы ваше имя ничѣмъ не было запятнано? Вѣдь вы всегда гордились этимъ! не такъ-ли?...
   "Маленькій фрейгерръ" тяжело вздохнулъ, вспомнивъ о своемъ племянникѣ, по сейчасъ-же смѣло поднялъ голову и воскликнулъ:
   -- Выслушайте-же и вы меня! Вы узнаете, откуда я теперь пріѣхалъ... Я вамъ разскажу о томъ, какъ кончилъ жизнь одинъ дворянинъ, гордившійся своимъ дворянствомъ. Да, онъ тоже относился съ презрѣніемъ къ мѣщанской крови!... Онъ не понималъ, что значить честь, заблуждался и -- погибъ, какъ послѣдній бродяга!
   Тутъ старикъ разсказалъ г-жѣ Мальтэнъ о смерти своего племянника, и объяснилъ ей г.ъ краткихъ, сильныхъ словахъ причину его гибели.
   "Предразсудокъ столкнулъ въ бездну барона Зельдитца!"...
   -- Если-бы я не зналъ, что Штейнъ -- благородный, честный человѣкъ, заключилъ соою рѣчь фрейгерръ,-- я никогда не просилъ-бы за него.
   Г-жа ф. Мальтэнъ молчала, задумчиво глядя куда-то вдаль... Видно было, что слова старика произвели на нее глубокое впечатлѣніе.
   Наконецъ, вздохнувъ, она проговорила:
   -- Согласился-ли бы на это Мальтэнъ?... Можетъ быть, я покажусь ватъ странной, но... я всегда спрашиваю себя, прежде чѣмъ рѣшиться на что нибудь: какъ онъ поступилъ-бы въ такомъ-то случаѣ?... Онъ былъ не только мужемъ моимъ, но и лучшимъ другомъ, добрымъ совѣтникомъ.
   -- Это заставляетъ меня еще сильнѣе, искреннѣе уважать васъ! воскликнулъ Маннштейнъ. О, что касается Мальтэна -- онъ навѣрно былъ-бы одного со мною мнѣнія. Въ этомъ я твердо убѣжденъ! Покойный другъ мой отличался такимъ прямодушіемъ, что не могъ называть бѣлое -- чернымъ и черное -- бѣлымъ. Онъ, какъ и я, навѣрно сказалъ-бы: "освобождаясь отъ предразсудковъ, которые, можетъ быть, милы, дороги нашему сердцу, мы въ тоже время сами становимся выше и лучше, чѣмъ были!"...
   -- Ну, въ такомъ случаѣ -- я согласна, сказала г-жа Мальтэнъ и протянула руку "маленькому фрейгерру".
   -- Отъ души благодарю васъ!.. Раскаиваться вы не будете... Не только имъ будетъ хорошо, но и вы тихо, безмятежно, счастливо проведете вечеръ вашей жизни!
   -- Я позову Эмми, чтобы объявить ей --
   -- Нѣтъ! перебилъ фрейгерръ: -- дайте мнѣ уѣхать... Скажите ей это безъ меня!.. Сегодня я въ грустномъ, настроеніи -- ну, и, пожалуй, ничего веселаго не въ состояніи буду сказать вашей милой дочери... Завтра пріѣду и -- поздравлю ее!
   Онъ быстро вышелъ изъ комнаты, а черезъ минуты двѣ-три уже скакалъ по направленію къ своей усадьбѣ.
   Отогнавъ мрачныя думы, "маленькій фрейгерръ" чувствовалъ себя особенно хорошо: онъ былъ доволенъ собою, даже счастливъ, потому что и самъ избавился отъ "дворянскаго предразсудка". Улыбка играла на его губахъ, глазки сверкали, и какимъ молодцомъ сидѣлъ онъ на конѣ!..
   Г-жа ф. Мальтэнъ сдержала свое слово: фрейлейнъ Эмми вышла замужъ за Штейна.

"Нива", No 37--52, 1875

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru