Источник текста: Октав Мирбо - Деревенские рассказы
Книгоиздательство С. Скримунта, С.-Петербург, 1908 г.
Переводчик: Анастасия Чеботаревская
OCR, spell check и перевод в современную орфографию: Хемингуэй
И Мотто дал следующие показания:
"Так вот, господин председатель... теперь, значит, вы изволили выслушать всех этих господ -- моих дорогих соседей и милых друзей... Они меня не пожалели, и что ж, конечно, они правы... Да! Только не ту линию вели они, когда я жил среди них в Булэ-Бладше: там весь жандармов-то нет, а дуло моего ружья было всегда наготове... Разумеется, они и тогда меня не жаловали, только боялись показать мне хоть каплю своей ненависти: все знали, что с Мотто шутки плохи... Теперь другой разговор... Но только для меня это всё совершенно безразлично, даже, могу сказать, меня это забавляет... Одноглазый Маё, который донес вам, что я вор и убийца, -- этот самый Маё убил в Гравуаре сторожа Бландэ... Посмей отпереться, негодяй, я весь был с тобой тогда... Сейчас вы слушали лицемерные россказни горбатого Лежэ; ну, так вот шесть месяцев тому назад он обокрал церковь в Поатильоне... Неужели же у него хватит бесстыдства отрицать этот факт?.. весь мы вместе оборудовали это дельце... Сознайся, весь так было дело, Лежэ, правда?.. А знаете ли вы, господин председатель, кто свернул шею дяде Жакино, когда он однажды в сумерки возвращался с ярмарки в Фёлье? Сколько вы тогда из-за этого дела невинных людей засадили, сколько бесконечных допросов чинили... А это сделал Сорель, тот самый, что требовал у вас сейчас моей казни...
Ну что, товарищ, теперь ты молчишь? Да и говорить-то ему нет никакой возможности; надо вам сказать, что, пока он душил старика, я рылся у него в карманах... ха-ха! Что, чудно вам это показалось?.. Да, смотрите теперь на них! Куда девалась их гордость и важность; теперь бледнейте, друзья приятели, трепещите; знайте, что, желая избавиться от Мотто и выдавая его правосудию, вы выдали и себя: одна гильотина срежет всем нам головы...
"Господин председатель, говорю вам истинную правду... уж поверьте мне: все мы таковы в Булэ-Бланше. Да оно, черт возьми, и понятно! Кругом лачуги -- в одну сторону на две версты вереск да терновник; в другую -- песок да камень... ни вершочка порядочной земли. Кое-где тощая березка или ель, да и та засыхает, не успевши вырасти... В наших огородах даже капуста не родится... Проклятая сторона... Ну, чем прикажете тут жить?.. Вы конечно скажете, что есть у нас общественное призрение для бедных... да только, держи карман, знаем мы эту музыку: ничего от неё наш брат не получит, -- это всё для богатых... Ну, а как неподалеку от нас есть лес, вот мы и промышляешь... Иной раз оно выгодно, только бывает затишье и в этой работе... Опять же сторожа нас травят, суд, тюрьма... Тюрьма-то еще--слава Богу -- ничего... Там по крайности сыт... а пока сидишь, новые дела обдумываешь... Скажите, господин председатель, что бы вы на нашем месте стали делать? На заработки, скажете, можно ходить?.. В батраки на ферму наняться? Только если узнают, что мы пришли из Булэ-Бланша, нас вилами отовсюду погонят словно выходцев с того света... А жить всё же надо... значит, и воровать надо. А пойдешь на воровство, недалеко и до убийства... Одно без другого не обходится... это уж верно, поверьте моему слову! Я вам всё это говорю для того, чтобы вы знали, что такое Булэ-Бланш, чтобы вы поняли, что больше всего виновато во всем правительство, которое никогда нами не занималось только и знают что гонят нас подальше как зачумленных или собак бешеных.
"А теперь я перейду к делу. "
"Женился я ровно год тому назад, и с первого же месяца жена моя забеременела. Я и подумал: самим есть нечего, а тут ребенка корми, -- дело совсем дрянь. "Однако "это" надо уничтожить", сказал я жене. Как раз около нас жила старая потаскуха, ловкая на все эти штуки... Сторговались, дал ей одного зайца и двух кроликов, а она принесла жене каких-то трав да порошков и размешала свое чертово пойло... Более двадцати раз пробовали они это средство, только ничего не вышло... как есть ничего. Старая потаскуха говорит нам: "Всё же, говорю вам, будьте покойны, он теперь помер и родится мертвым..." Как было ей не поверить: все считали ее за ученую колдунью; вот я и перестал мучиться и стал думать: хорошо, пускай мертвым родится. Только соврала старая воровка, сами увидите.
"Раз, помню, лунная ночь была, убил я косулю... Возвращаюсь это я довольный, косуля за плечами... ведь не каждую ночь попадается такая добыча. Около трех часов подхожу к дому... Вижу в окне свет... Что, думаю, за странность; стучусь в дверь, она у нас всегда изнутри заставлена, когда меня дома нет... Не отворяют... Я еще раз стучу, да посильнее... Тут услыхал я жалобный крик, потом ругательство, потом шаги... еле ступают, спотыкаются по каменным плитам..." И что ж я увидал?.. Жена моя, полуголая, бледная как мертвец, вся в крови! Сначала я, было, подумал, что ее хотели убить... да она говорит: "Не шуми так, дурак! не видишь что ли, что я рожаю?" Черт возьми! Ведь должно же это было случиться не нынче, так завтра... Но в ту минуту так далек я был от этой мысли... Вхожу, косулю бросил в угол, ружье повесил на гвоздь. "По крайности мертвый он родился?" спрашиваю у жены. "Да, как же, мертвый!.. Полюбуйся!" И я увидел, как на постели в окровавленном тряпье извивалось что-то голое... Гляжу на жену, она на меня, и так минут пять молчим... Однако надо же было на что-нибудь решиться.
-- "Ты кричала?" спрашиваю.
-- "Нет".
-- "А не заметила, никто вокруг дома не шатался?"
-- "Нет".
-- "А зачем свет зажгла?"
-- "Да я только что свечу засветила, -- она и двух минут не прогорела, как ты постучал".
-- "Ну, ладно".
"Тут я схватил ребенка за ноги и быстро-быстро, крепко стукнул его кулаком по голове, точно кролика... Потом сунул его в охотничью сумку, взял опять ружье со стены... Верьте или нет, господин председатель, вот мое вам честное слово: я не знал даже, была ли то девчонка или мальчишка...
"Пошел я к источнику "Большой Камень"... Кругом на земле, сколько взглядом окинешь, только тощий вереск между камнями... Ни дерева вблизи, ни хижины, ни дороги... Из живых тварей в этих местах лишь изредка можно встретить пастуха, прогоняющего баранов, да и то только тогда, когда в полях нет больше травы для прокорма скотины. Около источника есть глубокая, спокон веков заброшенная каменоломня... Зияющие пасти колодцев скрыты от глаз кустарником... В этом месте, бывало, прятал я свое ружье, когда ожидалось у нас нашествие жандармов... Никто не осмеливался ходить в это пустынное место, а многие верили, будто тут привидения шатаются... Значит, опасаться мне было нечего... Бросаю ребенка в каменоломню, слышу, как он шлепнулся на дно... хлоп!.. А за бугром уже рассвет зачинается...
"Возвращаясь домой, уже по дороге в Булэ-Бланш, заметил я за изгородью какую-то серую тень, не то волк, не то спина человека, -- в полусвете иной раз и привычному глазу трудно различить; фигура эта тихонько крадется, пригибаясь и ползя по земле, останавливается... "Эй, ну-ка, громко крикнул я, если ты человек, покажись-ка сюда, не то буду стрелять!" -- "А, это ты, Мотто", вдруг сказала тень, оборачиваясь прямо ко мне. -- "Да, это я, Маё, только запомни хорошенько, что в моем ружье всегда есть заряд крупной дроби для любопытных". -- "О, не бойся, плохого не выйдет. Я просто ходил убирать свои силки. Только, как ты думаешь, ведь не одни косули кричат, когда их убивают..." -- "Нет, также еще и подлецы, вот как ты, кривоглазый черт". Я прицелился, но, не знаю почему, стрелять не стал... а напрасно. На другой же день Маё отправился за жандармами.
"Теперь, господин председатель, слушайте меня хорошенько... В деревне Булэ-Бланш тридцать дворов, значит тридцать мужей с женами. А много ли вы насчитаете живых детей в этих тридцати семействах?.. Всего-навсего троих... А всех остальных, задушенных, удавленных, зарытых, наконец умерших, -- вы их посчитать не хотите?.. Раскопайте землю там, в бледной тени берез, около стволов тощих елей; измерьте глубину колодцев, поворочайте камни, развейте по ветру пески в каменоломнях; в этой земле под березками и елками, на дне колодцев, между камнями, в песке вы найдете больше косточек новорожденных, чем скелетов взрослых на кладбищах в больших городах... Пойдите вовсе дома и спросите у мужчин, старых и молодых, что сделали они с детьми, которые вынашивались их женами!.. Допросите-ка Маё, Лежэ, Сореля и всех других!.. Ага! Теперь ты видишь, Маё, что не одни косули кричат, когда их убивают..."