Lib.ru/Классика: Милковский Сигизмунд. Черногорка

Черногорка.

Очеркъ Ѳомы Ежа*).

Переводъ Э. К. Ватсона.

*) Ежъ -- псевдонимъ знаменитаго современнаго бельлетриста Польши, Милковскаго.

Читатель, безъ сомнѣнія, много слышалъ о Черногоріи и безъ труда можетъ составить себѣ представленіе объ этой далекой странѣ, объ этой "Черной Горѣ", обитаемой воинственнымъ славянскимъ, гордящимся своею независимостью, народомъ. Иной читатель, быть можетъ, имѣлъ даже случай видѣть того или другаго черногорца. Но видѣлъ ли кто изъ нихъ собственными глазами своими принадлежащую къ этому племени женщину, составляющую своею храбростью гордость славянскаго племени?

Черногорка! Сознаюсь, что желаніе видѣть хоть одну изъ этихъ женщинъ-героинь было мечтою моей юности, той поры, когда мечтаешь о всевозможныхъ необыкновенныхъ мечтахъ и удивительныхъ подвигахъ. Черногорка представлялась въ то время моему воображенію въ поэтически-фантастическомъ образѣ. Я страстно желалъ увидѣть ихъ, познакомиться съ ними, и желаніе мое наконецъ осуществилось, но, увы! лишь въ то время, когда юность моя давно уже миновала. Понятно, что истина не вполнѣ соотвѣтствовала мечтѣ, но тѣмъ не менѣе она не лишена была поэзіи. Для того, чтобы составить себѣ вѣрное представленіе о типѣ черногорки, нужно быть знакомымъ съ картиной извѣстнаго живописца Ярослава Чермака: "Плѣнныя черногорки"; она какъ нельзя лучше передаетъ дѣйствительность, она представляетъ схожій съ натурой портретъ черногорки. Первая черногорка, съ которой я познакомился лично, была очень похожа на этотъ портретъ; она имѣла такое же грустное, мечтательное, томное выраженіе лица. Хотя она и не была рабыней, но даже свобода не лишала ея чертъ, той туманной печали, которую художникъ съумѣлъ придать лицу плѣнницы. Такое выраженіе лица свойственно всѣмъ черногоркамъ. Порою лица ихъ горятъ восторгомъ и воинственнымъ пыломъ, но никогда они не сіяютъ радостью. Вѣрный глазъ художника съумѣлъ подмѣтить эту характеристическую особенность, и, для того, чтобы лучше выразить ее на полотнѣ, представилъ на своей картинѣ черногорскую женщину плѣнницей: это -- вѣчная плѣнница, хотя бы она и не была закована въ цѣпи. Улыбка ея печальна; въ напѣвѣ ея свободной пѣсни слышатся слезы. Она не можетъ, не умѣетъ быть веселой. Почему? Быть можетъ потому, что ее въ теченіи вѣковъ гнететъ общественное или домашнее рабство. Иначе я не въ состояніи объяснить себѣ эту характеристическую черту, которая имѣетъ по крайней мѣрѣ художественное значеніе. Олицетворенная грусть -- вотъ что такое черногорка.

Изъ числа всѣхъ этихъ женщинъ меня особенно поразила одна, хотя я зналъ ихъ не мало, и даже такихъ, которыя умѣли обращаться съ оружіемъ. Звали ее Анкой. Когда я узналъ ее, она была уже замужемъ за молодымъ сербскимъ купцомъ изъ Вальева. Гуица Чапичъ былъ человѣкъ достаточный и обладалъ всѣми качествами, способными обезпечить счастливое супружество. Частью по своимъ торговымъ дѣламъ, частью изъ любознательности, онъ проникъ во время своихъ разъѣздовъ въ самую глубь Черногоріи. Тамъ онъ познакомился съ Анкой. Она понравилась ему съ первой же встрѣчи, и это было вполнѣ естественно, такъ какъ она дѣйствительно была замѣчательно красива -- стройная, граціозная, смуглая, съ великолѣпными черными глазами. Черты лица ея, хотя и не отличавшіяся классической правильностью, были выразительны и какъ нельзя болѣе гармонировали съ оливково-матовымъ цвѣтомъ ея кожи -- признакомъ смѣшанной расы. Ея большіе, осѣненные длинными рѣсницами, глаза, ея гладкій лобъ, на которомъ черными, правильными дугами оттѣнялись красивыя брови, придавали лицу ея выраженіе энергіи, не лишенной страстности. Длинныя косы, казалось, оттягивали своей тяжестью ея изящную голову.

Гуица познакомился съ нею довольно оригинальнымъ образомъ, напоминающимъ библейскія преданія. Онъ встрѣтилъ ее вблизи ручья, возлѣ котораго онъ, уставши и заблудившись, усѣлся въ ожиданіи кого нибудь, кто могъ бы указать ему дорогу въ какой нибудь постоялый дворъ. Вдругъ передъ нимъ неожиданно предстала Анка, несшая на головѣ глиняный кувшинъ, покрытый бѣлымъ платкомъ, бахрама котораго ниспадала ей на плечи. Она уже собиралась было уходить отъ ручья, какъ Гуица остановилъ ее словами: "Дѣвушка, остановись"!

Она обернулась. По выговору и костюму она узнала въ немъ чужеземца, но это не удивило и не испугало ея.

-- Я запутался въ горахъ, -- сказалъ онъ, -- и усталъ. Укажи мнѣ дорогу, по которой я могъ бы дойти до ночлега,

-- Иди за мною, сказала она, взглянувъ на солнце, скрывшееся уже на половину за горами.-- И не дождавшись его отвѣта, она пошла впередъ по крутой тропинкѣ, которая извивалась по склону горъ между кустарникомъ. Гуица, ведя въ поводу свою навьюченную лошадь, молча пошелъ за нею, наблюдая за игрою мускуловъ на спинѣ молодой дѣвушки, вызванною тяжелой ношей, которую она держала на головѣ своей. Если бъ онъ былъ скульпторомъ, фигура молодой черногорки могла бы послужить ему въ этотъ моментъ отличною моделью. Почти при каждомъ своемъ шагѣ, она слегка поворачивалась, и онъ имѣлъ возможность разглядѣть ея профиль то справа, то слѣва. Но хотя Гуица и не былъ скульпторъ, однако изъ этого не слѣдуетъ, чтобъ для него было недоступно чувство изящнаго. Поднимаясь въ гору и ведя свою лошадь, онъ не сводилъ глазъ съ молодой дѣвушки, которая наконецъ, остановнѣшись подъ высокой сосной и упершись рукою въ бокъ, оглянулась на него и улыбнулась. Щеки ея разгорѣлись, прерывистое дыханіе свидѣтельствовало о ея усталости, и она проговорила: -- Вотъ мы и добрались.

Она разумѣла этимъ, что они добрались до вершины горы. Дѣйствительно, отсюда путеводительница молодаго путника пошла гораздо скорѣе по склону, спускавшемуся налѣво въ ущелье. Съ одной стороны онъ обросъ густымъ кустарникомъ, съ другой -- почти перпендикулярно возвышались голыя стѣны; немного въ сторонѣ возвышался крутой утесъ, вершина котораго была какъ бы срѣзана. Съ этого мѣста открывался въ высшей степени поэтичный видъ. Тамъ и сямъ виднѣлись столбы дыма, свидѣтельствовавшіе о близости человѣческаго жилья; о томъ же свидѣтельствовали долетавшіе до слуха шумъ и звуки голосовъ.-- Молодые люди шли съ четверть часа молча, пока наконецъ они увидѣли на образованной самой природой небольшой террасѣ домикъ, задняя стѣна котораго упиралась въ скалу и который былъ выстроенъ на половину изъ камня, на половину изъ дерева. Домикъ этотъ носилъ на себѣ всѣ признаки ветхости: дерево полусгнило и почернѣло, камни были покрыты мхомъ, на крышѣ выросла трава, и она покосилась.

Мужчина среднихъ лѣтъ, съ чубукомъ въ рукѣ, спокойно усѣлся въ одномъ изъ угловъ веранды. Молодая дѣвушка вошла въ домъ; Гуица остановился передъ хозяиномъ его.

-- Маринка! кликнулъ онъ громкимъ голосомъ; изъ домика выбѣжала женщина среднихъ лѣтъ.

-- Развѣ ты не видишь, -- сказалъ хозяинъ, -- что Господь послалъ намъ гостя, да еще коннаго! Отведи лошадь въ конюшню, да приготовь гостю что нибудь закусить.

Женщина тотчасъ же исполнила данное ей приказаніе относительно лошади, которую Гуица предварительно развьючилъ; затѣмъ онъ поднялся на веранду и поклонился пожилому, черногорцу, который несомнѣнно былъ хозяиномъ домика.

-- Добро пожаловать!-- произнесъ онъ въ отвѣтъ на поклонъ гостя, не двигаясь однако съ мѣста.-- Какъ поживаешь? Садись, отдохни; ты вѣроятно усталъ.

-- Да, я порядкомъ таки усталъ, отвѣтилъ Гуица, опускаясь на скамейку.

-- Ты сербъ?

-- Да, я сербъ, изъ Вальева.

-- Изъ Вальева?-- переспросилъ хозяинъ, потянувъ изъ чубука.-- Изъ Вальева?... Гмъ... Хорошо! Ну, какъ вамъ тамъ живется? Что, васъ не тревожитъ турокъ?

Нужно замѣтить, что дѣло происходило въ 1875 году, въ памятную для южныхъ славянъ эпоху.

-- Ничего, особенно не тревожитъ, отвѣтилъ вопрошаемый.

-- Гмъ! да, да!-- пробормоталъ черногорецъ.-- Но почему же вы сами не идете на него?

-- Да я право не знаю, -- началъ Гуица.-- Нашъ князь...

-- Что ты тамъ толкуетъ о вашемъ князѣ!-- перебилъ его хозяинъ дома.-- Дѣло не князя начинать, а самого народа. Вы, вальевцы, при нѣкоторой доброй волѣ, могли бы вести борьбу съ турками на собственный страхъ и своими собственными средствами, какъ мы это дѣлаемъ. Посмотри-ка на меня!

И дѣйствительно онъ былъ вполнѣ достоинъ того, чтобы въ него вглядѣться по-пристальнѣе.

Наружность его свидѣтельствовала о нѣкоторомъ благосостояніи и составляла рѣзкій контрастъ съ окружавшей его убогой обстановкой. На немъ былъ надѣтъ богато вышитый костюмъ изъ тонкаго сукна; нижнее платье было бѣлое, верхнее -- темносинее; онъ былъ подпоясанъ шелковымъ поясомъ, за который были воткнуты унизанный драгоцѣнными каменьями пистолетъ и ятаганъ съ рукояткой изъ слоновой кости. Притомъ было очевидно, что это былъ его будничный костюмъ, немного поношенный, но чистый и изящный. Объ носилъ его съ прирожденной граціей, съ видомъ знатнаго барина, вполнѣ увѣреннаго въ своей внушительной силѣ. Уже посѣдѣвшіе усы покрывали его верхнюю губу, и густыя брови осѣняли его глаза. Медленно потягивая изъ своего чубука, онъ вступилъ съ своимъ гостемъ въ разговоръ, незамѣтно принявшимъ политическій оттѣнокъ. Онъ сильно порицалъ образъ дѣйствій сербскаго правительства, который онъ находилъ слишкомъ трусливымъ. Тщетно Гуица пытался защищать своего князя; черногорецъ одинаково рѣзко порицалъ и князя, и самихъ сербовъ.

-- Не понимаю, -- говорилъ онъ, выпуская изъ рта густые клубы табачнаго дыма,-- какъ вы можете оставлять турокъ въ покоѣ! Ты его не трогаешь, онъ тебя не трогаетъ. Развѣ при такихъ условіяхъ можетъ начаться война?

-- Да развѣ же война такъ необходима? робко вставилъ молодой человѣкъ..

-- Какъ!-- накинулся на него удивленный черногорецъ.-- Да на что же годенъ мужчина, какъ не на войну? Вотъ тебѣ разъ! Желалъ бы я знать, какъ можно бы было представить себѣ одно безъ другаго! Не будь войны, у меня нечего бы было надѣть на себя.

-- А торговля? скромно спросилъ Гуица.

-- Вотъ то-то и есть торговля, -- укоризненно произнесъ черногорецъ.-- Отсюда (онъ указалъ на сѣверъ) мы получаемъ товаръ, а туда (и онъ махнулъ рукой на западъ) мы сбываемъ его. И какую же вы торговлю ведете у себя въ Вальевѣ?

Гуица сталъ перечислять различныя мѣстныя произведенія и ввозимые изъ за-границы товары, которые, будучи продаваемы въ духанахъ, доставляютъ купцу сто процентовъ чистаго барыша.

Черногорецъ презрительно пожалъ плечами и покачалъ головой.

-- Это бабье дѣло -- вести такую торговлю. Не поведетъ она васъ къ добру. Благодаря ей, вы рано или поздно попадете въ лапы къ туркѣ, который заберетъ всю вашу землю.

-- У насъ есть армія, ополченіе, замѣтилъ Гуица.

-- Толкуй тамъ!-- воскликнулъ черногорецъ, помахивая пальцемъ по воздуху.-- Армія! Ополченіе! Все это... вотъ (и онъ дунулъ въ ладонь руки своей). Я знакомъ съ швабскимъ (нѣмецкимъ) войскомъ -- продолжалъ онъ.-- Я знакомъ также и съ низамомъ (турецкимъ войскомъ). Всѣ эти ваши арміи никуда не годятся. Пока держишь солдатъ на сѣверѣ -- еще куда ни шло; но разъ свора порвалась -- и вся армія растаетъ, какъ снѣгъ. Нѣтъ, не будетъ проку изъ Сербіи.

-- Да почему же это? спросилъ Гуица.

-- А потому, что тамъ, гдѣ есть постоянная армія, народъ полагается на солдатъ и сейчасъ же обабится.

-- Не всегда.

-- Сербъ уже не отважится прямо взглянуть своему врагу въ лицо, сказалъ черногорецъ, глубоко вздохнувъ.

-- Нѣтъ отважится, отважится! возразилъ Гуица, самолюбіе котораго было задѣто за живое.

-- Поживемъ -- увидимъ, замѣтилъ черногорецъ, прищуривъ глазъ и слегка наклонивъ голову.

Гуица не имѣлъ понятія о томъ, къ чему собственно относилось это "поживемъ -- увидимъ".

Бесѣда ихъ была прервана женщинами, принесшими ужинъ на небольшомъ, очень низкомъ столикѣ. Онъ былъ какъ нельзя болѣе простъ и состоялъ изъ мучной похлебки, изъ козьяго сыра, приправленнаго зеленымъ перцемъ и хлѣба изъ маисовой муки, такаго черстваго, что его едва можно было откусить; довершался онъ кружкой до того кислаго вина, что его невозможно было бы пить, не разбавивъ обильно водою. Но присутствіе Анки заставляло Гуицу забыть объ убожествѣ трапезы. Она то уходила съ террасы, то снова приходила, въ сопровожденіи другой молодой дѣвушки, очевидно младшей сестры своей. Гуицѣ не трудно было отгадать, что семейство состояло изъ отца, матери и двухъ дочерей; кромѣ того, на порогѣ показалась какая-то старушка, которая обратилась къ хозяину со словами:

-- И такъ, завтра до разсвѣта, Петро?

-- Да, да, завтра до разсвѣта,-- отвѣтилъ Петро,-- иначе мы не успѣемъ взобраться на гору. Конечно, если только будетъ хорошая погода.

-- Ну, объ этомъ не безпокойся, возразила старуха.

Гуица не понялъ смысла этого разговора, да по правдѣ сказать, и не особенно заботился о томъ, чтобы понять его, такъ какъ все его вниманіе было привлечено Анкой.

Когда она убрала со стола, отецъ обратился къ ней съ вопросомъ:

-- Ну, что, все готово? Корзины, мѣшки, кольца?

-- Все готово, отвѣтила она.

-- Ну,-- сказалъ онъ, обращаясь къ своему гостю,-- такъ теперь, подкрѣпивъ свои силы, ложись и отдыхай.

Гуица былъ не прочь послѣдовать этому приглашенію. Онъ отвязалъ отъ сѣдла небольшой коврикъ, разложилъ его подъ стоящимъ на заднемъ дворѣ деревомъ, положилъ себѣ подъ голову сѣдло, вмѣсто подушки, улегся и тотчасъ же заснулъ. Онъ проснулся передъ разсвѣтомъ отъ шума многихъ голосовъ и отъ возни во дворѣ. Быстро вскочивъ на ноги, онъ повстрѣчался съ Петромъ.

-- Ага!-- сказалъ тотъ, -- а я только что собирался разбудить тебя и спросить у тебя...

-- Спросить? О чемъ?

-- Желаешь ли ты, чтобы мы проводили тебя по дорогѣ въ Цетинье, или ты думаешь дождаться здѣсь нашего возвращенія, или же ты предпочитаешь идти съ нами на турокъ?

-- Вы выступаете противъ турокъ?

-- Мы идемъ на войну. Да вѣдь ты впрочемъ сербъ, ты съ нами не пойдешь. Ну, такъ сѣдлай свою лошадь, мы проводимъ тебя и покажемъ тебѣ дорогу. А не то ложись и спи до нашего возвращенія.

-- Я иду съ вами, спокойно произносъ Гуица.

-- Какъ, ты идешь съ нами на турокъ?

-- Да, я иду съ вами на турокъ.

-- А, хорошо! Ну, въ такомъ случаѣ бери свое ружье и двинемся въ путь-дорогу.

Приготовленія къ походу потребовали не болѣе четверти часа. Гуица взялъ ружье на плечо и послѣдовалъ за Петромъ. Когда они спускались по тропинкѣ, ему какъ-то показалось, будто онъ слышитъ за собою легкіе шаги; онъ оглянулся и увидѣлъ, шагахъ въ десяти позади себя, трехъ женщинъ, несшихъ корзины на головахъ. Гуицѣ показалось, будто онъ узналъ въ нихъ жену Петра и обѣихъ дочерей ея; очевидно было, что и онѣ "пошли на турокъ". Когда совсѣмъ разсвѣло, предположеніе его подтвердилось: впереди шла Анка, за нею -- ея младшая сестра, и наконецъ -- Маринка. Утренняя заря освѣщала ихъ лица разоватымъ оттѣнкомъ, и Анка показалась ему еще красивѣе при этомъ. Она спускалась съ горы твердымъ, увѣреннымъ шагомъ, не торопясь, но и не отставая отъ мужчинъ.

Черезъ нѣсколько времени къ нимъ присоединились двое мужчинъ и одна женщина, затѣмъ еще одинъ мужчина и двѣ женщины, дальше опять нѣсколько мужчинъ. По мѣрѣ того, какъ они подвигались впередъ, число пристававшихъ къ ихъ небольшому отряду мужчинр и женщинъ все болѣе и болѣе увеличивалось. Мужчины были вооружены ружьями, пистолетами и ятаганами; женщины несли корзины, однѣ -- на головахъ, другія -- на спинѣ, а иныя изъ нихъ также вооружены были ружьями. Хотя Гуицѣ и было извѣстно, что черногорки раздѣляли съ своими отцами, братьями и мужьями опасности и трудности войны, но все же это было для него крайне странное зрѣлище. Онъ радовался тому, что присоединился къ экспедиціи, и бодро шелъ впередъ.

Въ глубинѣ ущелья ихъ ожидалъ цѣлый небольшой отрядъ, состоявшій изъ двухъ десятковъ мужчинъ и женщинъ.

-- А!-- воскликнулъ сѣдой старикъ, завидѣвъ новоприбывшихъ,-- наконецъ-то и вы явились. А я уже собирался было двинуть наши четы, не дождавшись васъ.

-- А развѣ мы опоздали, капитанъ живко? спросилъ одинъ изъ прибывшихъ.

-- Я ожидалъ васъ раньше,-- отвѣтилъ тотъ, котораго назвали капитаномъ.-- Тѣмъ хуже для васъ! Ну, соколы, впередъ!

И цѣлый отрядъ, человѣкъ въ сорокъ, сталъ взбираться по крутой и извилистой тропинкѣ; впереди шелъ капитанъ живко, опираясь на суковатую дубину. Медленно и молча подвигавшееся впередъ шествіе около десяти часовъ пріостановилось, чтобы сдѣлать привалъ близъ источника, бившаго изъ скалы. Воины расположились вокругъ разведеннаго женщинами костра; женщины стали также раздавать пищу и угощать мужчинъ.

Капитанъ только теперь замѣтилъ присутствіе молодаго серба.

-- А, съ нами сербъ!-- воскликнулъ онъ.-- Откуда онъ взялся?

-- Это мой гость, отвѣтилъ Петръ.

-- Гмъ, гмъ! Твой гость, сербъ! А, впрочемъ, какъ бы то ни было, братъ нашъ. Хорошо! Онъ можетъ отвезти извѣстія о насъ къ себѣ на родину, если только онъ унесетъ свою голову; а то насъ тамъ совсѣмъ забыли.

-- Отчего бы ему не унести свою голову? замѣтилъ Петро.

-- А потому же, почему, при подобныхъ обстоятельствахъ, оба твои сына поплатились своими головами.

При этихъ словахъ въ группѣ женщинъ раздался громкій плачъ.

-- Но за то смерть ихъ не осталась неотмщенною, отвѣтилъ Петро.

-- О, это-то правда! Сколько вы посѣкли турецкихъ головъ за ихъ двѣ головы?

-- Только одиннадцать, -- отвѣтилъ Петро, набивая свою трубку;-- этого, конечно, мало...

-- Вотъ какъ по нашему,-- замѣтилъ капитанъ, обращаясь къ Гуицѣ.-- Мы не плачемъ и не нюнимъ, а мстимъ. У васъ уже пропадаетъ этотъ обычай, не такъ ли?

Гуица только пожалъ плечами.

Послѣ непродолжительнаго привала, отрядъ снова двинулся въ путь и около полудня опять остановился для отдыха; затѣмъ онъ опять шелъ нѣсколько часовъ къ ряду, пока наконецъ съ вершины одной горы взорамъ воиновъ не представилась другая гора. У подножія ея разстилалась обширная, усѣянная деревнями, долина, на которой возвышались красивыя башни мечети.

Капитанъ, опираясь на свою дубину, оглянулъ окрестности и сказалъ, обращаясь къ Петро: "Ты отправишься съ десятью юнаками къ рѣкѣ, но поведешь аттаку не ранѣе, какъ увидѣвъ нашъ сигналъ; мы же подадимъ тебѣ сигналъ, какъ только поблѣднѣетъ вонъ та звѣзда". И при этомъ онъ указалъ рукою на востокъ.

-- Кто идетъ со мною? спросилъ Петро громкимъ голосомъ.

Десять воиновъ безмолвно отдѣлились отъ четы, раздѣлившейся такимъ образомъ на двѣ неравныя части: большая пошла за капитаномъ, а во главѣ меньшей сталъ Петро. Такимъ же образомъ раздѣлилась и группа женщинъ. Начался спускъ, продолжавшійся до ночи. Въ потьмахъ Гуица почувствовалъ ровную почву подъ ногами, услышалъ лай собакъ и мычаніе воловъ. Затѣмъ они остановились среди густаго кустарника. Одни усѣлись группами, другіе растянулись на землѣ. Кругомъ царило глубокое молчаніе.

Гуица заснулъ крѣпкимъ сномъ, изъ котораго его кто-то довольно грубо растолкалъ.

-- Тсс... вставай, братъ! шепнулъ ему одинъ изъ его товарищей.-- День уже занимался.

Они снова двинулись въ путь, и когда Гуица обернулся, онъ замѣтилъ, что женщины уже не слѣдовали за отрядомъ. Послѣ непродолжительнаго, молчаливаго шествія, они снова сдѣлали привалъ на берегу горнаго ручья; въ нѣкоторомъ отдаленіи они замѣтили человѣческія жилья.

Вдругъ на дальнемъ горизонтѣ блеснулъ огонекъ и раздался выстрѣлъ. Въ то же самое время воздухъ огласился криками, переливавшимися въ горахъ.

-- Впередъ! скомандовалъ Петро, выхватывая ятаганъ изъ-за пояса и размахивая имъ надъ головою.

Воины кинулись къ ближайшему дому, ворота котораго распахнулись подъ ихъ ударами. Они ворвались на дворъ, выломали двери въ избу, и нѣкоторые проникли въ самый домъ. Воздухъ огласился криками ужаса и стонами, продолжавшимися еще и послѣ того, какъ остальная часть отряда направила шаги свои къ сосѣднимъ домамъ. Повторилась та же сцена. Аттака продолжалась.

Обитатели третьяго дома пытались было оказать сопротивленіе; раздались нѣсколько выстрѣловъ, не причинившихъ однако никому никакаго вреда. Нападающіе не отступали, хотя имъ и не удавалось выломать двери этого дома также скоро, какъ двери первыхъ двухъ, да и внутри его оказано было отчаянное сопротивленіе, кончившееся однако побѣдой черногорцевъ.

Въ это мгновеніе въ деревнѣ стали раздаваться учащенные ружейные выстрѣлы. Петро прислушался и воскликнулъ: "На улицу!" То же приказаніе отдалъ и капитанъ своему отряду. На сельской площади собралась небольшая кучка перепуганныхъ, полуодѣтыхъ, вскочившихъ съ просонковъ турокъ, которые обмѣнялись съ нападавшими лишь немногими выстрѣлами, а затѣмъ стали искать спасенія въ бѣгствѣ. Черногорцы послали имъ въ догонку нѣсколько пуль.

Жители селенія, мужчины и женщины, старые и молодые, взрослые и дѣти, тоже пытались бѣжать изъ своей деревни по всѣмъ направленіямъ, предоставляя все свое добро на произволъ судьбы. Дома быстро пустѣли, и по прошествіи менѣе чѣмъ получаса во всемъ селеніи не оставалось ни одного изъ его жителей.

Юнаки прекратили преслѣдованіе бѣгущихъ, вернулись въ селеніе и стали собирать добычу. Подоспѣли и женщины, которыя принялись наполнять принесенныя съ собою корзины всѣмъ, имѣвшимъ какую либо цѣнность. Одежда, ткани, мотки шелку и шерсти, мѣдная и жестяная посуда, даже съѣстныя припасы -- все было забрано ими съ собой. Они все перерыли, все обшарили, стараясь отыскать что нибудь, что могло бы оказаться имъ полезнымъ. Слѣдовало спѣшить, такъ какъ на разстояніи менѣе часа ходьбы былъ расположенъ турецкій фортъ, гарнизонъ котораго, узнавъ о нападеніи населенія, не замедлилъ бы прійти на помощь къ бѣгущему населенію его. Дѣло подвигалось впередъ быстро и успѣшно, и еще раньше, чѣмъ выставленные по дорогѣ въ фортѣ сторожевые пикеты увидѣли издали блескъ турецкихъ штыковъ, длинная вереница нагруженныхъ корзинами женщинъ взбиралась уже медленно по крутой тропинкѣ, а "чета" воиновъ, вытянувшись въ цѣпь, на разстояніи шаговъ тридцати одинъ отъ другаго, составляла какъ бы арьергардъ. Успѣхъ предпріятія зависѣлъ теперь только отъ того, удастся ли отряду благополучно выбраться на гору.

Наконецъ черногорцы и черногорки добрались до вершины горы; послѣднія поставили свои тяжелыя ноши на землю и стали отдыхать.

Гуица окинулъ всю эту группу взоромъ и остановилъ свой взглядъ на Анкѣ. Она растянулась навзничь на землѣ, губы были полуоткрыты, щеки раскраснѣлись, грудь ея тяжело дышала.

-- Маршъ, маршъ, впередъ!-- скомандовалъ капитанъ.-- Здѣсь насъ еще можетъ достать пуля турка.

При этихъ словахъ женщины приподнялись съ земли, а мужчины помогли имъ поднять корзины на головы. Гуица подскочилъ къ Анкѣ и сказалъ, схватывая ея корзину -- онъ едва могъ поднять ее, до того она была тяжела:-- Давай ее мнѣ; я донесу ее вмѣсто тебя.

-- Нѣтъ, зачѣмъ же! сказала Анка, взглянувъ на него съ благодарностью.

-- Да пусти же, я донесу ее! настаивалъ онъ, не отдавая ей корзины.

-- Нѣтъ, нѣтъ, -- отвѣтила молодая дѣвушка рѣшительнымъ голосомъ;-- я никогда не допущу такаго позора!-- Выраженіе, съ которымъ она произнесла эти слова, заставили молодаго человѣка уступить; онъ только помогъ Анкѣ поднять свою ношу и затѣмъ возвратился къ воинамъ.

Обратный путь совершился безъ всякихъ приключеній, и въ тотъ же вечеръ, Петро и Гуица, сидя на плоской крышѣ, спокойно курили изъ длинныхъ чубуковъ своихъ, между тѣмъ какъ женщины, не успѣвъ даже отдохнуть, принялись за приготовленіе ужина. Гуица былъ разсѣянъ, Петро -- задумчивъ, они еле-еле обмѣнивались словами и вовсе не касались приключеній послѣдняго дня.

Отъѣздъ молодаго серба изъ дома стараго юнака откладывался со дня на день. Гуица самъ не торопился, а черногорца это повидимому нимало не удивляло. Онъ велъ съ нимъ длинныя бесѣды, преимущественно политическаго свойства, говорилъ объ Англіи, Россіи, Австріи, Франціи, о германской имперіи, о предстоящей и неизбѣжной войнѣ съ Турціей и о блестящей участи, ожидающей Черногорію, которой, по его глубокому убѣжденію, суждено было сдѣлаться могущественной державой. Онъ до того былъ поглощенъ своими политическими комбинаціями, что совершенно не былъ въ состояніи заниматься чѣмъ либо по дому. Всѣ домашнія работы исполнялись женщинами, между тѣмъ какъ глава семейства покуривалъ свой чубукъ и занимался дипломатическими комбинаціями.

-- Я отправляюсь съ товаромъ въ Каттаро къ швабамъ, сказалъ онъ однажды Гуицѣ.

-- Я поѣду съ тобою, отвѣтилъ Гуица.

-- Хорошо! Ладно! Такъ, значитъ, завтра.

На слѣдующее утро, съ разсвѣтомъ, Петро явился одѣтымъ по праздничному, въ шитомъ золотомъ платьѣ.

-- Ну, чтожъ, ѣдемъ! обратился онъ къ своему гостю.

-- Идемъ, ѣдемъ, -- отвѣтилъ тотъ.-- Но гдѣ же товаръ?

-- А я его отправилъ еще ночью впередъ; но мы ихъ догонимъ.

Они двинулись въ путь. Впереди шелъ Петро, съ чубукомъ въ рукѣ, который онъ постоянно набивалъ и закуривалъ; Гуица молча слѣдовалъ за нимъ, недоумѣвая, какимъ образомъ въ Каттаро отправленъ товаръ. Наконецъ это объяснилось, къ великому его огорченію: Послѣ того, какъ они прошли нѣсколько часовъ, Гуица увидѣлъ навьюченныхъ и запыхавшихся женщинъ отдыхавшими на дорогѣ. Петро прошелъ мимо нихъ, не удостоивъ ихъ даже взгляда, Гуица успѣлъ только поздороваться съ ними.

Вскорѣ показалось зданія австрійской таможни. Уплативъ таможенныя пошлины и сложивъ тамъ свое оружіе, мужчины получили позволеніе продолжать свой путь въ городъ. По прибытіи туда, они стали продавать свою добычу. Ткани, ковры, одежда, мѣдная посуда, всякаго рода мелочи -- все обращалось въ деньги. Петро торговался въ лавкахъ, женщины, подобно тѣнямъ, слѣдовали за нимъ. Вѣсъ корзинъ все болѣе и болѣе уменьшался, пока онѣ совсѣмъ не опустѣли. Но затѣмъ онѣ вскорѣ опять наполняться. Петро, распродавъ свою добычу, сталъ дѣлать покупки -- тутъ водку, тамъ обувь, тамъ что нибудь изъ платья. Вечеромъ Петро и Гуица зашли въ ресторацію, а женщины куда-то скрылись. Послѣ довольно обильнаго ужина, во время котораго было выпито немало добраго вина, и послѣ освѣжительнаго сна на нарахъ, покрытыхъ цыновками, черногорецъ и его гость снова пустились въ путь.

За городомъ, у подножія горнаго кряжа, который, поднимаясь амфитеатромъ, окружаетъ славящуюся своей красотой каттарскую бухту, они снова встрѣтили женщинъ.

-- Ну, однако мнѣ пора и къ себѣ домой, въ Вальево, сказалъ Гуица, идя рядомъ съ Петромъ.

-- Гм, гм! Ну, счастливаго пути, Господь съ тобой! отвѣтилъ Петро.

-- Только я отправлюсь не одинъ.

-- Кого же ты берешь себѣ въ попутчики?

-- Я хочу взять съ собою Анку.

-- Гм, гм!-- повторилъ Петро.-- Но только кто же тогда будетъ носить мнѣ товары? Матка уже слишкомъ стара для того.

-- Да вѣдь не можетъ же дѣвушка оставаться вѣчно у тебя. Если ты не отдашь ее одному, то отдашь другому.

-- Такъ-то оно такъ,-- отвѣтилъ старый юнакъ.-- Однако не легко отцу отпускать свою дочь.

-- Есть средство для того, чтобъ облегчить разлуку.

-- А какое же ты придумалъ для того средство?

-- Императорскіе червонцы.

-- Ну, пусть будетъ по твоему,-- вздохнулъ отецъ.-- А когда ты думаешь взять ее съ собою?

-- Я бы не прочь былъ взять ее сегодня же, если бы намъ можно было сегодня обвѣнчаться.

-- Сегодня же! Нѣтъ, этого нельзя. Впрочемъ не безпокойся: долго это дѣло не затянется. Я отдаю тебѣ ее, бери ее. Если я даю тебѣ ее, то дѣлаю это, -- прибавилъ онъ, поднимая палецъ,-- потому что ты научился, какъ воевать съ турками. Разскажи объ этомъ у себя въ Сербіи; пусть она не теряетъ даромъ времени, не обабится въ конецъ. Ей Богу же, это стыдно! Отчего ты мнѣ раньше ничего не сказалъ о твоемъ намѣреніи? Я бы закупилъ въ Каттаро кое-что для свадьбы.

-- Ничего; обойдемся и безъ этого, осторожно вставилъ свое слово молодой человѣкъ.

-- Ты хорошій парень, настоящій сербъ,-- отвѣтилъ Петро.-- Я надѣюсь, что, сдѣлавшись моимъ зятемъ, ты прямехонько пойдешь къ вашему князю и повторишь ему мои слова.

И затѣмъ онъ снова сталъ развивать очень длинный и обстоятельный планъ для осуществленія своихъ политическихъ комбинацій.

Мы не станемъ здѣсь, чтобы не затягивать нашего разсказа, вдаваться въ описаніе свадебныхъ церемоній. Упомянемъ только, что Анка была немало удивлена, когда, отпраздновавъ свадьбу, она послѣдовала за своимъ мужемъ не только безъ тяжелой корзины на головѣ, но даже верхомъ. Она пролила обильныя слезы, прощаясь съ отцомъ, матерью и со всѣмъ своимъ семействомъ. Въ Вальевѣ семейство Гуицы оказало ей самый ласковый и сердечный пріемъ. Она тоже старалась быть со всѣми любезной, но все же оставалась постоянно нѣсколько боязливой и сдержанной. Будучи послушна мужу, кротка и уступчива со всѣми остальными членами семейства, она однако ни съ кѣмъ не могла сойтись особенно близко; она постоянно была печальна и какъ будто таила въ сердцѣ своемъ какую-ту тайну, которая мучила ее. Это отозвалось даже на ея здоровьи.

-- Это ничего, пройдетъ, говорили женщины.

По прошествіи года она родила сына; согласно существующимъ въ Сербіи обычаямъ, ее и новорожденнаго стали одѣлять подарками. "Ты увидишь, -- говорили Гуицѣ его знакомые, -- что задумчивость и печаль твоей жены теперь пройдутъ".

Эти предсказанія дѣйствительно сбылись, но только совершенно неожиданнымъ образомъ. Ровно мѣсяцъ спустя по рожденіи ею сына, Анка исчезла изъ Вальева; ни Гуица, ни кто либо другой не могли объяснить себѣ ея исчезновеніе. Прошли три дня, прошла недѣля, другая. Анка пропала изъ Вальева, какъ кинутый въ воду камень, который никогда больше не покажется уже на поверхности воды. Тщетно Гуица всюду справлялся, тщетно онъ обшарилъ всѣ окрестности Вальева, тщетно даже напечаталъ публикаціи въ газетахъ; жены его и слѣдъ простылъ. Онъ уже считалъ навсегда потерянными ее и сына своего.

Тогда онъ рѣшился увѣдомить обо всемъ этомъ своего тестя. Но каково было его удивленіе, когда, нѣсколько недѣль послѣ того, какъ онъ отправилъ эту печальную вѣсть въ Черногорію, онъ получилъ оттуда извѣщеніе о томъ, что жена его и сынъ находятся тамъ въ вождѣленномъ здравіи. Оказалось, что молодая женщина, не зная даже дороги, совершила этотъ длинный путь совершенно одна, съ новорожденнымъ своимъ ребенкомъ, большею частью пѣшкомъ. Ее просто тянуло къ отцу ея, которому она желала показать его внука.

Покинутый мужъ тотчасъ же пустился въ путь, въ страну Черныхъ Горъ; но послѣ двухмѣсячнаго отсутствія онъ вернулся въ Вальево одинъ, безъ жены и сына. Кончилось дѣло тѣмъ, что онъ продалъ свой домъ и свою лавку, ликвидировалъ всѣ свои дѣла и уѣхалъ на родину своей жены.

Да и трудно было бы поступить иначе. Эта миролюбивая, терпѣливая, преданная женщина, разъ вернувшись подъ отчій кровъ, выказала неопреодолимую силу воли, и никакія блага земныя не въ состояніи были бы побудить ее переселиться въ Сербію. Она приводила въ пользу своего рѣшенія два довода: во первыхъ, ей уже достаточно пришлось выстрадать изъ-за того, что она въ Вальевѣ перестала быть черногоркой; а во вторыхъ, она никогда бы не могла согласиться на то, чтобы, будучи матерью, имѣя сына, воспитать его сербомъ, а не черногорцемъ.

-- Нѣтъ, нѣтъ,-- говаривала она, когда отецъ ея старался доказать ей. что она обязана возвратиться къ мужу,-- мой сынъ долженъ быть тѣмъ, чѣмъ была и есть вся моя родня -- юнакомъ, на подобіе моихъ братьевъ, умершихъ отъ турецкихъ пуль.

Тщетно ее старались убѣдить въ томъ, что Черногорія и Сербія -- не только два сосѣднія государства, но и двѣ родныя сестры, говорящія однимъ же и тѣмъ языкомъ, имѣющія ту же вѣру, тѣ же горы.

-- Нѣтъ,-- отвѣчала она,-- я не возвращусь въ Вальево; а если попытаются доставить меня туда силой, то я убью моего сына, а потомъ себя.

Въ ея голосѣ, когда она произносила эти слова, было столько рѣшимости, столько энергіи, столько спокойствія, что не было мѣста ни малѣйшему сомнѣнію.

Что оставалось дѣлать бѣдному Гуицѣ? Черногорка упорно отказывалась сдѣлаться сербкой; значитъ, сербу оставалось только сдѣлаться черногорцемъ.

Таковы-то наши сестры-черногорки.

"Изящная Литература", No 10, 1883

Оставить комментарий Милковский Сигизмунд (перевод: Эрих Ватсон) (yes@lib.ru) Год: 1883 Обновлено: 19/03/2019. 37k. Статистика. Очерк: Переводы, Публицистика, Этнография Сочинения	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: Очеркъ Ѳомы Ежа. Перевод Э. К. Ватсона. Текст издания: журнал "Изящная Литература", No 10, 1883.

Милковский Сигизмунд Черногорка

Черногорка.

Милковский Сигизмунд
Черногорка