Маколей Томас Бабингтон
Речь, произнесенная в комиссии Палаты Общин 6-го апреля 1842 г.

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Томас Бабингтон Маколей

Речь, произнесенная в комиссии Палаты Общин 6-го апреля 1842 г.

   Третьего марта 1842 года лорд Мэхон получил разрешение внести проект поправок к закону об авторском праве, продлевавший срок действия авторского права на книги до двадцати пяти лет от момента смерти автора.
   Шестого апреля комиссия Палаты под председательством мистера Грина рассматривала этот проект. В результате c некоторыми изменениями был принят план, предложенный в следующей речи.
  
   Мистер Грин, я был очень приятно удивлен замечаниями которые сделал мой благородный друг (лорд Мэхон) по поводу аргументов, которые я выдвинул в предыдущем составе Палаты Общин против билля, внесенного очень способным и образованным человеком, мистером Серджентом Тэлфордом. Мой благородный друг оказал мне высокую и редкую честь. Это, насколько я могу судить, первый случай, когда речь, произнесенная перед одним составом Парламента, вызвала ответ в другом. Для меня не составило бы труда подтвердить обоснованность ранее выдвинутых мною доводов, представить их в более ясном свете, и укрепить их с помощью дополнительных фактов. Но мне представляется, что будет лучше обсудить проект, который сейчас находится перед нами, нежели проект, рассмотренный четырнадцать месяцев тому назад. Мне приятно видеть значительные различия между этими двумя законопроектами, и то что хотя мой благородный друг и пытался опровергнуть мои доводы, но при этом действовал так, как если бы он был убежден ими. Я говорил, что срок продолжительностью в шестьдесят лет слишком велик. Мой благородный друг сократил его до двадцати пяти лет. Я предупреждал Палату, что в случае принятия билля мистера Серджента Тэлфорда значительные произведения вполне вероятно могут быть изъяты из печати представителями автора. Мой благородный друг подготовил статью которая, как он полагает, должна предотвратить эту опасность. Я не хочу тратить время Комиссии на обсуждение вопросов, по поводу которых мы пришли к согласию, и намерен перейти к тому делу, ради которого мы собрались здесь этим вечером.
   Господа, я не имею возражений против принципов, на которых основывается проект моего благородного друга. Более того, я не имею возражений против принципов, на которых основывался прошлогодний билль. Я давно полагаю, что продолжительность действия авторского права нуждается в увеличении. Когда мистер Серджент Тэлфорд попросил разрешения внести в палату его законопроект, я не возражал против этого. Действительно - я предлагал проголосовать за рассмотрение билля во втором чтении и за то, чтобы при этом учесть в нем то, о чем я говорил в Комиссии. Но ученейший Серджент не оставил мне выбора. Он настаивал на том, чтобы никто из тех, кто желает сократить строк в шестьдесят лет, не голосовал за него. Он говорил "Если все, что вы хотите предложить литераторам - это увеличение нынешнего срока на ничтожные четырнадцать или пятнадцать лет, то я не нуждаюсь в вашей поддержке. Я не желаю подобной помощи. Я презираю ее''. Поскольку я не хотел навязывать ученейшему Сердженту поддержку, которую он презирает, мне не оставалось другого выбора, кроме как выяснить мнение Палаты при помощи голосования. Нынешние обстоятельства совершенно иные. Проект моего благородного друга в его нынешнем виде не является хорошим законом; но он может быть исправлен и превращен в очень хороший закон; я уверен что если он будет уcовершенствован подобным образом то никто не отвергнет его. И он, и я имеем в виду одни и те же цели; мы расходимся только в том, какой способ окажется наилучшим для их осуществления. Мы равно стремимся к тому, чтобы расширить преимущества, которыми ныне пользуются писатели. Вопрос состоит лишь в том, каким образом их следует расширить, так чтобы принести наибольшую пользу для авторов и причинить наименьшие неудобства общественности.
   Нынешний закон таков: автор произведения обладает исключительными правами на произведение в течение двадцати восьми лет. Если он остался жив по истечении двадцати восьми лет с момента публикации, за ним сохраняются его права до конца его жизни.
   Мой благородный друг не предлагает увеличить срок в двадцать восемь лет. Он предлагает, чтобы авторское право охранялось двадцать пять лет после момента смерти автора. Таким образом мой благородный друг не добавляет ничего к той части нынешнего срока, которая является вполне определенной, одновременно добавляя значительную величину к гораздо менее определенной части этого срока.
   Мое предложение прямо противоположно. Я предлагаю не увеличивать неопределенный срок, но я предлагаю значительно увеличить вполне определенный срок. Я предлагаю добавить четырнадцать лет к нынешнему двадцативосьмилетнему сроку, который закон сейчас предоставляет автору. Его права в этом случае будут охраняться до его смерти либо до истечения сорока двух лет, в зависимости от того, что случится раньше. Я полагаю, что смогу убедить Комиссию, что мой план будет более полезен для литературы и литераторов, нежели предложение моего благородного друга.
   Господа, очевидно, что покровительство, которое мы предоставляем книгам, должно быть распределено настолько равномерно, насколько это возможно, чтобы каждой книге досталась справедливая доля этого покровительства и чтобы ни одной книге не досталось больше, чем полагается по справедливости. Очевидно, было бы нелепостью заставить писателей тянуть жребий по поводу длительности их прав и предоставить одним авторам выигрыш в двадцать восемь лет, другим - в пятьдесят лет или третьим - в девяносто. Но это именно та разновидность лотереи, которую предлагает учредить мой благородный друг. Я понимаю, что мы не можем полностью исключить случайность. Мы имеем два срока действия авторского права. Один из них определен однозначно, другой - неопределенен. И я согласен что мы не можем полностью избавиться от неопределенности. Вне всякого сомнения верно, что авторские права должны сохраняться за автором в течение всей его жизни. Но хотя, господа, мы не можем полностью исключить случайность, мы можем в значительной степени уменьшить долю, случайности в вознаграждении, которое мы намерены предоставить гению и учености. Любое прибавление, которое мы делает к определенному сроку уменьшает влияние случая; любое добавление, которое мы делаем к неопределенному сроку его увеличивает. Я думаю, что буду лучше понят, если я приведу примеры. Возьмем двух знаменитых писательниц, которые умерли уже на нашей памяти, мадам д'Эрбле и мисс Остин. Согласно ныне действующему закону авторское право на очаровательные романы мисс Остин будет охраняться от двадцати восьми до тридцати трех лет. Причина этого в том, что мисс Остин умерла молодой, еще до того как ее талант был по достоинству оценен. Мадам д'Эрбле пережила почти все свое поколение. Авторское право на ее знаменитый роман, "Эвелина'', длится согласно нынешнему закону шестьдесят два года. В этом случае неравенство значительно больше: шестьдесят два года для "Эвелины'' и только двадцать восемь лет для "Доводов рассудка''. Но моему благородному другу это неравенство не кажется достаточным. Он предлагает увеличить срок действия авторских прав мадам д'Эрбле на двадцать пять лет, но не добавляет ни одного дня для мисс Остин. Он сохраняет за "Доводами рассудка'' авторское право длительностью только двадцать восемь лет, как это есть и сейчас, и, в тоже время, за "Эвелиной'' сохраняет авторское право на более чем в три раза длительный период - восемьдесят семь лет. Разумно ли это? Теперь рассмотрим результат предлагаемого мною плана. Я не добавляю ничего к шестидесяти двум года для книги мадам д'Эрбле, которых с моей точки зрения вполне достаточно; но я увеличиваю срок охраны прав мисс Остин до сорока двух лет, что с моей точки зрения не слишком много. Вы видите, господа, что в настоящее время в этом вопросе шансы могут слишком сильно колебаться: что покровительство, предоставляемое Государством словесности распределяется очень неравномерно. Вы видите, что если предложение моего благородного друга будет принято, то для случайности будет оставлено еще больше места, чем при нынешней системе, и что вы получите такие диспропорции, которые отсутствовали при нынешней системе. Вы также видите, что при мерах, которые предлагаю я, мы тоже не получим ни совершенной определенности, ни совершенного равенства, но получим значительно меньшие по сравнению с настоящим временем неопределенность и неравенство.
   Но это еще не все. План моего благородного друга заключается не просто в том, чтобы учредить лотерею, в которой некоторые писатели выиграют приз, а некоторые - не выиграют ничего. Он гораздо хуже. Предлагаемая им лотерея устроена таким образом, что в подавляющем большинстве случаев проигрыш будет приходиться на лучшие книги, а выигрыши - на книги меньшего достоинства.
   Возьмем для примера Шекспира. Мой благородный друг собирается предоставить защиту на срок, больший, чем предлагаю я, для "Бесплодных усилий любви'' и "Перикла, царя Тира'', но более короткий по сравнению с моим срок для "Отелло'' и "Макбета''.
   Теперь возьмем Мильтона. Мильтон умер в 1674. Авторское право на труды Мильтона должно, в соответствии с планом моего благородного друга, окончиться в 1699. "Комус'' появился в 1634, "Потерянный Рай'' в 1668. Таким образом, мой благородный друг предлагает для "Комуса'' срок действия авторского права в шестьдесят пять лет, а для "Потерянного рая'' только тридцать один год. Разумно ли это? "Комус'' - прекрасная поэма, но разве сравнится она с "Потерянным раем''? Я предлагаю установить срок в сорок два года как для "Потерянного рая'', так и для "Комуса''.
   Позвольте перейти нам от Мильтона к Драйдену. Мой благородный друг предоставляет более шестидесяти лет действия авторского права худшим работам Драйдена; хвалебным стихам в адрес Оливера Кромвеля, "Rival Ladies'', другим неудачным произведениям, которые столь плохи, как будто они написаны Флекноу или Седли: но для "Теодора и Гонории'', для "Танкреда и Сигизмунды'', для "Кимона и Ифигении'', для "Паламона и Аркита'', для "Пиршества Александра'' мой благородный друг считает достаточным двадцати восьми лет. Из всех трудов Поупа мой благородный друг предоставляет наибольшее покровительство тому "Пасторалей'', которые замечательны разве тем, что это произведение, созданное мальчиком. Первой работой Джонсона был опубликованный в 1735 году перевод "Книги о путешествии по Абиссинии''. Он был столь плохо выполнен, что в последующие годы Джонсон не любил упоминаний он нем. Однажды Босуэлл раздобыл экземпляр этого произведения и задал своему другу вопрос по этому поводу. "Не надо говорить об этом'', -- сказал Джонсон, "это вещь которую лучше забыть''. Для этого произведения мой благородный друг предлагает установить огромный семидесятипятилетний срок охраны авторских прав. Для "Жизнеописаний поэтов'' он предлагает всего лишь тридцать лет. Хорошо; возьмем Генри Филдинга; не имеет значения, кого я возьму, пусть это будет Филдинг. Его ранние произведения можно читать только ради любопытства, и их бы не читали даже ради любопытства, если бы не слава, которую Филдинг получил позднее благодаря совсем другим произведениям. Какова ценность "Temple Beau'', "Intriguing Chambermaid'' и полудюжины других пьес, даже названия которых известны очень немногим? Но именно для этих посредственных произведений мой благородный друг предлагает установить срок действия авторского права больший, нежели для "Тома Джонса'' и "Амелии''.
   Перейдем к Бёрку. Его небольшой трактат, "Защита естественного общества'' не лишен некоторых достоинств; но его бы не вспоминали в наши дни, если бы его автором не был Бёрк. Этому произведению мой благородный друг предоставляет почти семьдесят лет покровительства. Но для его замечательной работы про Французскую Революцию, его "Appeal from the New to the Old Whigs'', его "Letters on Regicide Peace'' он предоставляет защиту только на тридцать или немногим более лет.
   И заметьте, господа, что я не отбирал исключительные случаи, чтобы создать видимость подтверждения правила. Я просто рассмотрел наиболее значительные имена нашей литературы, взяв их в хронологическом порядке. Обратитесь к другим народам; к другим временам; вы найдете ту же общую закономерность. В Афинах и Риме не было авторского права, но история греческой и латинской литературы иллюстрирует этот мой аргумент столь же хорошо, как если бы авторское право существовало в античности. Из всех драм Софокла, план моего благородного друга прелагает наиболее скудное вознаграждение его шедевру - "Эдипу в Колоне''. Может ли кто-либо поставить в один ряд речь Демосфена против его опекунов с его речью "О венке''? Мой благородный друг этого не делает. Для речи против опекунов он предлагает срок авторского права примерно в семьдесят лет, а для несравнимой с ней речи "О венке'' только половину этого времени. Обратимся к Риму. Мой благородный друг предлагает более чем в два раза долгий срок для юношеских речей Цицерона в защиту Росция Америнуса, нежели для второй Филиппики. Перейдем к Франции. Мой благородный друг предоставляет больший срок для "Братьев-врагов'' Расина, чем "Афалии'', и "Шалому'' Мольера нежели его "Тартюфу''. Обратимся к Испании. Мой благородный друг предлагает больший срок для забытых книг Сервантеса, книг которые сейчас никто не читает, нежели "Дон-Кихоту''. Посмотрим на Германию. Изо всех произведений Шиллера наименьшее вознаграждение получат "Разбойники'', а изо всех произведений Гете наибольшее вознаграждение будет предоставлено "Страданиям Вертера''. Я благодарен комиссии, которая любезно выслушала это столь длинное перечисление. Я уверен, вы понимаете, что я перечислил столько много книг и авторов не ради педантизма. Когда мы обсуждаем гражданские дела, мы постоянно берем нужные нам примеры из гражданской истории. Поэтому во время обсуждения дел литературных мы должны брать примеры из истории литературы. Сейчас, господа, я думаю можно считать доказанным, что план моего благородного друга предоставляет незрелым и несовершенным произведениям, второ- и третьесортным книгам значительное преимущество перед величайшими творениями гения. Невозможно счесть простой случайностью тот ряд фактов, которые я представил Вам. Количество их слишком велико и характер их слишком единообразен. Мы должны искать им другое объяснение. И мы легко можем его найти.
   Человеческий ум, cогласно со своей природой, достигает своей полной силы постепенно. Это особенно верно для наиболее сильных умов. Нет никакого сомнения, что молодые люди часто создают произведения больших достоинств, но вряд ли возможно назвать хоть одного писателя первой величины, у которого лучшими произведениями будут созданные им в молодости. Едва ли будет оспариваться то, что все наиболее значимые книги по истории, филологии, физическим и метафизическим наукам, книги на религиозные темы и книги о политической экономии были созданы людьми зрелого возраста. Вопрос несколько менее ясен в отношении художественных произведений. Но я не могу назвать художественных произведений наивысшего класса любой страны или эпохи, которые бы были созданы людьми моложе тридцати пяти лет. Чтобы ни говорили о силах, которые юноша получает от природы, невозможно, чтобы его вкус и суждения были зрелыми, чтобы его ум был богато наполнен образами, чтобы он был знаком с превратностями судьбы, чтобы он мог быть знаком с тонкими оттенками характера. Как очень точно отметил Мармонтель, как может человек нарисовать портрет, если он ни разу не видел лица? В целом, я полагаю, что не сильно ошибусь, предположив что те из ныне существующих книг, которым суждено пережить девятнадцатый век, были опубликованы авторами, достигшими сорока лет. Но если дело обстоит таким образом, должно быть очевидно, что план моего благородного друга основывается на ошибочном принципе. Предоставляя юношеским произведениям много большую защиту, нежели они заслуживают, он дает сравнительно немного для произведений, созданных людьми в расцвете их способностей и абсолютно ничего для произведений, опубликованных в последние три года жизни писателя, поскольку, согласно ныне действующему закону авторское право на такие произведения продолжается двадцать восемь лет со дня публикации, а мой благородный друг предоставляет им только двадцать пять лет, с момента смерти автора.
   Я предлагаю, чтобы определенный срок, отсчитываемый от момента публикации, составлял бы сорок два года вместо двадцати восьми лет. В таком соглашении нет ни неопределенности ни неравенства. Привилегия, которую я предлагаю, будет равной для любой книги. Не будет трудов, которые будут защищены авторским правом столь долго, как мой благородный друг предлагает для некоторых книг, также не будет работ, охраняемых столь короткое время, как он предлагает для некоторых других. Авторское право не сможет длиться девяносто лет. Также, авторское право не сможет прекратиться через двадцать восемь лет. Для любой книги, опубликованной в последние семнадцать лет жизни писателя я предлагаю больший срок охраны авторских прав, нежели мой благородный друг. Я уверен, что ни один cведущий в истории литературы человек, не будет отрицать того что обычно наиболее значительные труды автора публикуются в течение последних семнадцати лет его жизни. Я коротко перечислю только очень немногие из значительных трудов английских писателей, по отношению к которым мой план более благосклонен, нежели план моего благородного друга. Я предлагаю более длительный срок действия авторского права, нежели мой благородный друг, для "Короля Лира'', "Отелло'', Королевы фей'', "Потерянного Рая'', "Нового Органона'' и "О достоинстве и приумножении наук'' Бэкона, для "Опыта о человеческом разуме'' Локка, "Истории'' Кларендона и "Истории'' Юма, "Истории'' Гиббона, для "Благосостояния народов'' Адама Смита, "Зрителей'' Аддисона, почти всех значительных работам Бёрка, для "Клариссы'' и "Сэра Чарльза Грандисона'', "Джозефа Эндрюса'', "Тома Джонса'' и "Амелии'' и, за единственным исключением "Веверлея'', для всех романов сэра Вальтера Скотта. Может ли кто-то противопоставить что-либо этому перечню? Разве не содержит этот список то величайшее, что создала Англия в различных жанрах поэзии, философии, истории, словесности, мудрости и искусного описания жизни и нравов? Поэтому я уверенно призываю Комиссию предпочесть мой план плану моего благородного друга. Я показал, что охрана, которую он предлагает предоставить словесности неравноценна, и неравноценна в худшем роде. Я продемонстрировал, что его план предоставляет защиту книгам в пропорции, обратной их достоинствам. Я хочу предложить, когда мы перейдем к третьему чтению проекта закона, опустить слова "двадцать пять лет'' и последующей части той же статьи заменить слова "двадцать восемь лет'' на "сорок два года''. Я искренне надеюсь, что Комиссия примет эти поправки; и я испытываю глубочайшую уверенность, что исправленный таком образом проект моего благородного друга дарует великое преимущество литераторам, причинив наименьшее из возможных неудобство общественности.
  
   Данный текст распространяется на условиях Attribution-NoDerivs-NonCommercial License.
   То есть - допускается свободное распространение в некоммерческих целях в неизменном виде и при условии сохранения указания авторства и этих условий.
   Оригинал здесь: http://www.kouzdra.ru/page/texts/macaulay/1.html.
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru