Маколей Томас Бабингтон
Воррен Гастингс

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Memoirs of the Life of Warren Hastings, first Governor-General of Bengal." Compiled from Original Papers, by the Rev. G. R. Gleio. M. А. 3 vols. 8-vo; London: 1841.
    "Записки о жизни Воррена Гастингса, перваго генералъ-губернатора Бенгала." Составлены по оригинальнымъ документамъ преподобнымъ отцомъ Г. Р. Глейгомъ, магистромъ наукъ. 3 т. 8-vo. Лондонъ: 1841.

   
   Маколей. Полное собраніе сочиненій.
   Томъ IV. Критическіе и историческіе опыты
   Изданіе Николая Тиблена.
   Санктпетербургъ. 1862

(Октябрь, 1841).

0x01 graphic

   "Memoirs of the Life of Warren Hastings, first Governor-General of Bengal." Compiled from Original Papers, by the Rev. G. R. Gleio. M. А. 3 vols. 8-vo; London: 1841.
   "Записки о жизни Воррена Гастингса, перваго генералъ-губернатора Бенгала." Составлены по оригинальнымъ документамъ преподобнымъ отцомъ Г. Р. Глейгомъ, магистромъ наукъ. 3 т. 8-vo. Лондонъ: 1841.
   Эта книга, кажется, изготовлена по контракту, которымъ представители Воррена Гастингса, съ одной стороны, обязались поставить документы, а м-ръ Глейгъ, съ другой, обязался поставить похвалу. Справедливость заставляетъ насъ сказать, что обѣ стороны весьма честно выполнили договорныя статьи, и результатъ этотъ находится передъ нами, въ видѣ трехъ большихъ плохихъ томовъ, наполненныхъ неразработанною перепискою и неразборчивымъ панегирикомъ.
   Еслибы стоило труда разсматривать это произведеніе въ подробностяхъ, то мы легко могли бы написать длинную статью, ограничиваясь только указаніемъ невѣрно изложенныхъ фактовъ, неизящныхъ выраженій и безнравственныхъ воззрѣній. Но было бы безплодно тратитъ критику на книжнаго фабриканта, и какова бы ни была репутація, которую справедливо заслужилъ м-ръ Глейгъ своими прежними трудами, онъ является теперь на судъ публики книжнымъ фабрикантомъ -- и только. Люди, болѣе знаменитые, чѣмъ м-ръ Глейгъ, писали почти не лучше его, когда унижались до подобной работы. Нельзя оцѣнивать Гольдсмита по его "Исторіи Греціи" или Скотта по его "Жизни Наполеона". М-ръ Глейгъ не Гольдсмитъ и не Скоттъ; но несправедливо было бы отрицать, что онъ способенъ произвести что-нибудь лучше этихъ записокъ. Мы также надѣемся и убѣждены, что несправедливо было бы обвинять какого бы то ни было христіанскаго священника въ намѣренной защитѣ нѣкоторыхъ положеній, которыя мы находимъ въ этой книгѣ. Мы можемъ сказать безъ преувеличенія, что м-ръ Глейгъ написалъ нѣсколько отрывковъ, которые относятся къ "Il Principe" Макіавелли точно такъ же, какъ послѣдній относится къ "The Whole Duty of Man", и которые возбудили бы удивленіе въ притонѣ разбойниковъ или на шкунѣ пиратовъ. Но мы охотно приписываемъ эти оскорбленія нравственности -- поспѣшности, невниманію и той болѣзни ума, которая можетъ быть названа Furor Biographicus и которая для составителей жизнеописаній то же самое, что зобъ для алпійскаго пастуха или потребность ѣсть грязь для негра невольника.
   Мы надѣемся, что лучше удовлетворимъ желаніямъ нашихъ читателей, если, останавливаясь на недостаткахъ этой книги, попытаемся изложить -- по необходимости поспѣшно и недостаточно -- нашъ собственный взглядъ на жизнь и характеръ Гастингса. Наши чувства къ нему не совершенно сходны съ чувствами, подъ вліяніемъ которыхъ нижняя палата обвинила его въ 1787 году; но мы не раздѣляемъ и взгляда нижней палаты 1813 года, которая приняла его стоя и съ непокрытыми головами. Онъ обладалъ великими достоинствами и оказалъ большія услуги государству. Но представлять его человѣкомъ незапятнанной добродѣтели значило бы дѣлать его смѣшнымъ; изъ уваженія къ его памяти, если не изъ другаго чувства, друзья Гастингса должны бы были не поддерживать подобной мелочной лести. Еслибы онъ былъ теперь живъ, то имѣлъ бы -- мы въ этомъ убѣждены -- достаточно здраваго смысла и величія духа, чтобы желать быть представленнымъ такимъ, какимъ онъ былъ на самомъ дѣлѣ. Онъ долженъ былъ знать, что слава его была не разъ сильно запятнана. Онъ съ гордостью могъ сознавать, что блескъ его славы не померкнетъ отъ этигь пятенъ. Онъ предпочелъ бы -- мы въ этомъ не сомнѣваемся -- шарлатанскому панегирику м-ра Глейга даже самую строгость м-ра Милля. Онъ пожелалъ бы скорѣе, чтобы потомство имѣло его портретъ похожій, хотя и не льстивый, чѣмъ безвкусную и неестественную пачкатню, не похожую ни на него, ни на кого другаго. "Пишите меня такимъ, каковъ я на самомъ дѣлѣ", сказалъ Оливеръ Кромвеллъ писавшему его портретъ молодому Лели. "Если вы выпустите шрамы и морщины, то не получите отъ меня ни одного шиллинга". Даже въ такой бездѣлицѣ великій протекторъ выказалъ и свой здравый смыслъ, и свою возвышенную душу. Онъ не хотѣлъ, чтобы все характеристическое въ его лицѣ было потеряно въ тщетной попыткѣ придать ему правильныя черты и ровныя румяныя щеки завитыхъ любимцевъ Іакова I. Онъ былъ доволенъ тѣмъ, что лицо его должно было перейти къ потомству со всѣми некрасивыми слѣдами, которыя наложили на него время, война, безсонныя ночи, заботы и быть можетъ, раскаяніе, но, вмѣстѣ съ тѣмъ, и съ отпечаткомъ, во всѣхъ его царственныхъ чертахъ, мужества, ума, власти и общественныхъ заботъ. Еслибы люди, истинно великіе, понимали свои интересы, то они желали бы, чтобы характеры ихъ изображались подобнымъ же образомъ.
   Ворренъ Гастингсъ происходилъ изъ древняго и знаменитаго рода. Утверждали, что родословная его восходитъ до великаго датскаго короля-пирата, котораго паруса долгое время возбуждали ужасъ на обоихъ берегахъ Британскаго канала и который, послѣ многихъ отчаянныхъ и нерѣшительныхъ битвъ, уступилъ наконецъ мужеству и генію Альфреда. Но неподверженный сомнѣнію блескъ рода Гастингсовъ не нуждается въ прикрасахъ сказки. Одна отрасль этого рода носила въ XIV столѣтіи графскую корону Пемброковъ; къ другой принадлежалъ знаменитый камергеръ, вѣрный приверженецъ Бѣлой Розы, котораго судьба доставила такую богатую тему какъ поэтамъ, такъ историкамъ. Фамилія его получила отъ Тюдоровъ графство Гонтингдонское; лишившись его на долгое время, она, въ ваше время, вновь пріобрѣла его радонъ событій, подобіе которымъ едвали можно найти въ романѣ.
   Лорды замка Дейльзфордскаго въ Вустерширѣ имѣли притязаніе считаться глазами этой замѣчательной фамиліи. Правда, главная вѣтвь процвѣтала менѣе, чѣмъ нѣкоторые изъ младшихъ отпрысковъ. Но Дейльзфордская фамилія, хотя и не обладала перствомъ, была богата и пользовалась значительнымъ почетомъ до тѣхъ поръ, пока, лѣтъ двѣсти тому назадъ, состояніе ея было поглощено раззорительной междоусобной войной. Гастингсъ того времени былъ ревностный кавалеръ. Онъ заложилъ имѣніе, отправилъ свою серебряную посуду въ оксфордскій монетный дворъ, присоединился къ королевской арміи и, растративъ половину состоянія для поддержки короля Карла, съ радостью откупилъ себя отъ преслѣдованій, передавъ большую часть остальной половины предсѣдателю нижней палаты Леяталю. Старый замокъ въ Дейльзфордѣ оставался еще собственностью семейства; но у послѣдняго не было средствъ его поддерживать, и уже въ слѣдующемъ поколѣніи онъ былъ проданъ одному лондонскому купцу.
   До этого отчужденія послѣдній Гастингсъ Дейльзфордскій, представилъ своего второго сына въ мѣсту священника того прихода, въ которомъ находилось старинное фамильное жилище. Мѣсто это приносило незначительный доходъ, и положеніе бѣднаго священника, послѣ продажи имѣнія, было самое жалкое. Онъ постоянно имѣлъ процессы съ новымъ владѣтелемъ замка, по поводу десятинъ, и наконецъ совершенно раззорился. Старшій сынъ его, Говардъ, степенный молодой человѣкъ, получилъ мѣсто при таможенномъ управленіи. Второй сынъ его, Пинастонъ, лѣнивый, безпутный мальчикъ, женился моложе шестнадцати лѣтъ, менѣе чѣмъ черезъ два года потерялъ жену и умеръ въ Вестъ-Индіи, оставивъ на попеченіи своего несчастнаго отца маленькаго сироту, обреченнаго на необыкновенныя и достопамятныя превратности счастья. Ворренъ, сынъ Пинастона, родился 6-го декабря 1732 года. Его мать умерла нѣсколько дней спустя, и онъ остался на рукахъ своего стѣсненнаго дѣда. Мальчикъ съ раннихъ лѣтъ посѣщалъ деревенскую школу, гдѣ выучился грамотѣ вмѣстѣ съ дѣтьми крестьянъ. Въ его одеждѣ или пищѣ ничто не указывало на огромное отличіе его будущаго отъ будущаго деревенскихъ мальчиковъ, съ которыми онъ учился и игралъ. Но никакая туча не могла затмить разсвѣта такого генія и такого честолюбія. Сами землѣпашцы замѣчали и долго вспоминали любовь маленькаго Воррена къ своимъ книгамъ. Онъ ежедневно видѣлъ земли, принадлежавшія его предкамъ и перешедшія въ чужія руки, и это обстоятельство наполняло молодой умъ Воррена дикими фантазіями и планами. Онъ любилъ слушать разсказы о богатствѣ и значеніи своихъ праотцевъ, объ ихъ роскошномъ хозяйствѣ, объ ихъ вѣрноподданничествѣ и мужествѣ. Въ одинъ ясный лѣтній день мальчикъ, которому было тогда ровно семь лѣтъ, лежалъ на берегу рѣчки, протекающей черезъ старое помѣстье Гастингсовъ и впадающей въ Айсисъ. Здѣсь, какъ онъ разсказывалъ семьдесятъ лѣтъ спустя, возникъ въ умѣ его проектъ, котораго онъ уже не покидалъ, не смотря на всѣ перемѣны богатой событіями жизни. Онъ рѣшился пріобрѣсти помѣстье, принадлежавшее его предкамъ. Онъ хотѣлъ сдѣлаться Гастингсомъ Дейльзфордскимъ. Это рѣшеніе, принятое въ дѣтствѣ и бѣдности, еще окрѣпло съ развитіемъ ума Гастингса и съ возвышеніемъ его положенія. Онъ преслѣдовалъ свой планъ съ той покойною, но непоколебимою силою воли, которая составляла самую выдающуюся особенность его характера. Когда, подъ тропическимъ солнцемъ, онъ управлялъ пятьюдесятью милліонами азіятцевъ, то, посреди заботъ о войнѣ, финансахъ и законодательствѣ, надежды его все еще обращались къ Дейльзфорду. И на закатѣ его долгой общественной жизни, столь необычайно полной добра и зла, славы и позора, онъ удалился умереть въ Дейльзфордъ.
   Когда ему было восемь лѣтъ отъ роду, дядя его Говардъ рѣшился взять его на свое попеченіе и дать ему хорошее и многостороннее образованіе. Мальчикъ отправился въ Лондонъ и былъ помѣщенъ въ школу въ Ньюингтонѣ, гдѣ его учили хорошо, но кормили плохо. Онъ всегда приписывалъ свой небольшой ростъ дурной и недостаточной пищѣ, которую получалъ въ этомъ училищѣ. Десяти лѣтъ онъ былъ переведенъ въ вестминстерскую школу, которая процвѣтала тогда подъ заботивши управленіемъ доктора Никольза. Въ числѣ учителей быть Винни Борнъ, какъ, любя, называли его ученики. Черчилль, Кольмлнъ, Лойдъ, Кумберландъ, Коуперъ находились въ числѣ учениковъ. СъКоуперомъ Гастингсъ подружился, и чувства этого не могли уничтожить ни время, ни большое различіе въ мнѣніяхъ и цѣляхъ жизни. Кажется, что достигнувъ возмужалости, они никогда уже не встрѣчались. Но сорокъ лѣтъ позже, когда возвышались голоса цѣлой толпы великихъ ораторовъ, призывавшихъ месть на притѣснителя Индіи, застѣнчивый и одинокій поэтъ не могъ представить себѣ Гастингса генералъ-губернатора иначе, какъ тѣмъ Гастингсомъ, съ которымъ онъ гребъ на Темзѣ и игралъ въ монастырѣ; онъ никакъ не хотѣлъ вѣрить, чтобы столь добрый товарищъ могъ совершить что-либо очень дурное. Собственная жизнь Коупера протекла въ молитвахъ, мечтать и стихотворствѣ между водяными лиліями Уза. Онъ въ необыкновенной степени сохранилъ невинность дѣтства. Умъ его, правда, подвергался тяжкимъ испытаніямъ, но ничто не соблазняло его рѣзко нарушить правила общественной нравственности. Онъ ни разу не подвергался нападеніямъ коалиціи могущественныхъ и смертельныхъ враговъ. Онъ никогда не бывалъ въ необходимости дѣлать выборъ между невинностью и величіемъ, между преступленіемъ и гибелью. Какъ ни твердо держался онъ въ теоріи ученія о человѣческой испорченности, но привычки его были таковы, что онъ не могъ понять, какъ далеко даже добрые и благородные характеры могутъ быть совращены съ прямаго пути яростью борьбы и властолюбіемъ.
   У Гастингса былъ въ Весминстерѣ еще другой товарищъ, о которомъ мы будемъ имѣть случай часто упоминать: Эліа Импи. Мы мало знаемъ объ ихъ школьныхъ дняхъ. Намъ кажется, однако, позволительною догадка, что когда Гастингсъ намѣревался съиграть особенно отчаянную штуку, то, за пирогъ или мячикъ, нанималъ Импи на самую скверную часть продѣлки.
   Ворренъ отличался передъ своими товарищами искусствомъ въ плаваніи и управленіи лодкой, равно какъ и успѣхами въ наукахъ. Четырнадцати лѣтъ онъ выдержалъ первымъ экзаменъ на стипендію отъ школы. Имя его, написанное вызолоченными буквами на стѣнахъ спальни, до сихъ поръ свидѣтельствуетъ о побѣдѣ его надъ старшими соперниками. Онъ оставался въ школѣ еще два года и надѣялся на назначеніе студентомъ въ коллегію Христовой церкви въ Оксфордскомъ университетѣ, когда одно событіе совершенно измѣнило ходъ всей его жизни. Говардъ Гастингсъ умеръ, поручивъ племянника попеченію своего друга и отдаленнаго родственника, по имени Чизикъ. Хотя этотъ господинъ и не отказывался положительно отъ порученія, но желалъ отдѣлаться отъ него какъ можно скорѣе. Докторъ Никользъ жарко доказывалъ, что было бы жестоко отрывать отъ занятій молодаго человѣка, который, казалось, долженъ былъ сдѣлаться однимъ изъ первыхъ ученыхъ своего времени. Онъ предложилъ даже взять на себя издержки по отправленію своего любимаго ученика въ Оксфордъ. Но м-ръ, Чизикъ былъ неумолимъ. Онъ думалъ, что уже достаточно лѣтъ было растрачено Ворренномъ на гекзаметры и пентаметры. Онъ имѣлъ возможность доставить юношѣ мѣсто писца на службѣ Остъ-Индской компаніи. Составитъ ли себѣ молодой человѣкъ, по отплытія изъ Англіи, состояніе или умретъ отъ болѣзни печени,-- въ томъ и другомъ случаѣ онъ никому не будетъ въ тягость. Вслѣдствіи этого, Ворренъ былъ взятъ изъ Вестминстерской школы и на нѣсколько мѣсяцевъ помѣщенъ въ коммерческое училище для изученія ариѳметики и счетоводства. Въ январѣ 1750 года, нѣсколькими днями старше шестнадцати лѣтъ, онъ отплылъ въ Бенгалъ и прибылъ къ мѣсту назначенія въ слѣдующемъ октябрѣ.
   Онъ немедленно былъ посаженъ за бюро канцеляріи секретаря въ Калькуттѣ и проработалъ тамъ два года. Фортъ Вилліамъ былъ тогда чисто-коммерческимъ поселеніемъ. На югѣ Индіи Дюпле, своею политикою захвата, преобразовалъ служителей англійской компаніи, вопреки ихъ волѣ, въ дипломатовъ и генераловъ. Война за наслѣдство свирѣпствовала въ Карнатикѣ, и счастье было неожиданно обращено противъ французовъ геніемъ молодаго Роберта Клайва. Но въ Бенгалѣ европейскіе поселенцы, живя въ мирѣ и согласія, какъ съ туземцами, такъ и между собою, могли исключительно заниматься бухгалтеріею и накладными.
   Проведя въ Калькуттѣ два года за счетами, Гастингсъ былъ отправленъ внутрь страны, въ Коссиибазаръ, городъ на Угли, въ разстояніи около одной мили отъ Муршедабада. Коссиибазаръ находился къ послѣднему въ такомъ же отношеніи, если можно сравнивать малыя вещи съ большими, въ какомъ лондонское Сити находится къ Вестминстеру. Муршедабадъ былъ резиденціею князя, который въ силу власти, проистекавшей съ-виду отъ могола, но въ дѣйствительности независимой, управлялъ тремя обширными областями: Бенгаломъ, Ориссой и Багаромъ. Въ Муршедабадѣ находились дворъ, гаремъ и правительственныя учрежденія. Коссиибазаръ былъ торговый городъ съ пристанью, извѣстный по количеству и качеству шелковъ, продававшихся на его рынкахъ, и постоянно получавшій и отправлявшій цѣлые флоты богато нагруженныхъ барокъ. На этомъ важномъ пунктѣ компанія учредила небольшую факторію, подчиненную форту Вилліамъ. Здѣсь, въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ, Гастингсъ былъ занятъ покупкою тканей чрезъ туземныхъ маклеровъ. Въ это время Сураджа-Даула наслѣдовалъ власть и объявилъ войну англичанамъ. Беззащитное поселеніе въ Коссимбазарѣ, находившееся такъ близко отъ столицы тирана, было немедленно захвачено. Гастингсъ былъ отправленъ плѣнникомъ въ Муршедабадъ, но, благодаря человѣколюбивому заступничеству служителей голландской компаніи, съ нимъ обращались снисходительно. Между тѣмъ набобъ двинулся на Калькутту; губернаторъ и комендантъ бѣжали; городъ и цитадель были взяты, и большая часть англійскихъ плѣнныхъ погибла въ "Черной Ямѣ".
   Изъ этихъ событій возникло величіе Воррена Гастингса. Бѣжавшій губернаторъ и его спутники искали пристанища на пустынномъ островкѣ Фульда, близь устья Угли. Они, естественно, очень желали имѣть подробныя извѣстія о дѣйствіяхъ набоба; и эти свѣдѣнія, казалось, всего легче было получить отъ Гастингса, который былъ плѣнникомъ На-слово въ близкомъ сосѣдствѣ со дворомъ. Такимъ образомъ онъ сдѣлался дипломатическимъ агентомъ и вскорѣ пріобрѣлъ высокую репутацію за ловкость и рѣшимость. Заговоръ, погубившій впослѣдствіи Страджа-Даулу, уже развивался, и Гастингсъ былъ допущенъ къ совѣщаніямъ заговорщиковъ. Но время для удара еще не наставало. Необходимо было отложить выполненіе плана, и Гастингсъ, находившійся теперь въ большой опасности, бѣжалъ на Фульду.
   Вскорѣ послѣ прибытія его на Фульду -- явилась въ Угли экспедиція изъ Мадраса, подъ начальствомъ Клайва. Ворренъ, молодой, неустрашимый и, вѣроятно, увлеченный примѣромъ командира экспедиціи, который, подобно ему, служилъ сначала коммерческимъ агентомъ компаніи, но, побуждаемый общественными бѣдствіями, сталъ воиномъ, также рѣшился стать въ ряды. Въ началѣ военныхъ операцій онъ былъ мушкетеромъ. Но зоркій глазъ Клайва вскорѣ замѣтилъ, что молодой волонтеръ можетъ головой принести болѣе пользы, чѣмъ рукою. Когда, послѣ сраженія при Плесси, Миръ-Джиффиръ былъ провозглашенъ набобомъ Бенгала, Гастингса назначили состоять при дворѣ новаго князя въ качествѣ асита компаніи.
   Онъ оставался въ Муршедабадѣ до 176t года, когда сдѣлался членомъ совѣта и, вслѣдствіе того, былъ принужденъ жить въ Калькуттѣ. Это происходило въ промежутокъ между первымъ и вторымъ управленіемъ Клайва,-- въ промежутокъ, оставившій на Остъ-Индской компаніи пятно, не вполнѣ изглаженное многими годами послѣдующаго справедливаго и гуманнаго управленія. М-ръ Ванситтартъ, губернаторъ, находился во главѣ новаго и аномальнаго государства. Съ одной стороны была шайка англійскихъ чиновниковъ, предпріимчивыхъ, смышлёныхъ, спѣшившихъ обогатиться. Съ другой было огромное туземное населеніе, беззащитное, боязливое, привыкшее къ гнету притѣсненій. Не дозволять сильнѣйшему племени грабить слабѣйшее было предпріятіе, которое напрягало въ высшей степени дарованія и энергію Клайва. Ванситтартъ, при добрыхъ намѣреніяхъ, былъ слабымъ и безсильнымъ правителемъ. Господствующая каста -- что было очень естественно -- освободилась отъ всякихъ ограниченій; тогда представилось самое страшное, по нашему мнѣнію, изъ всѣхъ зрѣлищъ: сила цивилизаціи безъ ея милосердія. На всякій другой деспотизмъ есть узда,-- конечно, несовершенная и подверженная грубому злоупотребленію, но все-таки достаточная для того, чтобы предохранятъ общество отъ послѣднее крайности злополучія. Настаетъ время, когда зло, сопряженное съ повиновеніемъ, очевидно превышаетъ дурныя послѣдствія сопротивленія; когда самый страхъ рождаетъ нѣчто въ родѣ мужества; когда судорожный взрывъ народнаго бѣшенства и отчаянія предостерегаетъ тирановъ не слишкомъ много полагаться на человѣческое терпѣніе. Но противъ управленія, подъ какимъ страдалъ тогда Бенгалъ, не было возможности бороться. Превосходство господствующаго племени по уму и энергіи дѣлало могущество его непреодолимымъ. Война бенгальцевъ противъ англичанъ была похожа на войну овецъ противъ волковъ, людей противъ демоновъ. Единственная защита, подъ которую могли прибѣгнуть туземцы, заключалась въ умѣренности, милосердіи и дальновидной политикѣ завоевателей. Покровительство это они нашли въ послѣдующій періодъ; но сначала они испытали англійскую силу, не сопровождаемую англійской нравственностью. Существовалъ промежутокъ между тѣмъ временемъ, когда они сдѣлались нашими подданными, и тѣмъ, когда мы начали понимать, что на насъ лежитъ обязанность исполнять, въ отношеніи къ нимъ, долгъ правителей. Въ этотъ промежутокъ цѣль служителя компаніи состояла лишь въ томъ, чтобы какъ можно скорѣе выжать изъ туземцевъ сто или двѣсти тысячъ фунтовъ, дабы вернуться домой съ неповрежденнымъ еще отъ жары организмомъ, потомъ жениться на дочери пира, накупить гнилыхъ мѣстечекъ въ Корнваллисѣ и давать балы въ St. James's Square. О поведеніи Гастингса въ это время мало извѣстно; но то малое, что мы знаемъ, равно какъ и то обстоятельство, что извѣстное было мало,-- дѣлаютъ ему честь. Онъ не имѣлъ возможности защищать туземцевъ; самое большое, что онъ могъ сдѣлать, было воздерживаться отъ грабежа и насилія. Кажется, онъ такъ и поступалъ. Достовѣрно, что въ это время онъ оставался бѣденъ; не менѣе достовѣрно и то, что жестокими и безчестными поступками онъ легко могъ обогатиться. Положительно извѣстно, что онъ никогда не былъ выставляемъ участникомъ въ господствовавшихъ тогда злоупотребленіяхъ, и не подвержено сомнѣнію, что еслибы онъ принималъ въ нихъ участіе, то нападавшіе на него впослѣдствіи искусные и ожесточенные враги никакъ не преминули бы открыть и обнародовать его вину. Проницательное, строгое и даже недоброжелательное изслѣдованіе, которому была подвергнута вся его общественная жизнь,-- изслѣдованіе, по нашему, безпримѣрное въ исторіи человѣчества,-- въ одномъ отношеніи выгодно для его репутаціи. Оно выставило на свѣтъ много постыдныхъ пятенъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ позволяетъ считать его чистымъ отъ всего невыставленнаго.
   Чтобы сказать правду, соблазны, которымъ уступали многіе англійскіе чиновники временъ м-ра Влиситтарта, не затрогивали господствующихъ страстей Воренна Гастингса. Онъ не былъ очень деликатенъ въ денежныхъ сдѣлкахъ; но онъ не былъ ни скупъ, ни алченъ. Онъ былъ человѣкъ слишкомъ просвѣщенный, чтобы смотрѣть на большое государство лишь такъ, какъ пиратъ смотритъ на гальонъ. Еслибы даже сердце его было гораздо хуже, чѣмъ оно обнаружилось въ дѣйствительности, то разсудокъ предохранилъ бы его отъ такой крайней низости. Онъ былъ государственный человѣкъ, не особенно разборчивый въ выборѣ средствъ,-- быть можетъ, даже человѣкъ безъ правилъ; но онъ все-таки былъ государственный человѣкъ, а не грабитель.
   Въ 1764 году Гастингсъ вернулся въ Англію. Онъ составилъ себѣ состояніе весьма умѣренное, и это умѣренное состояніе вскорѣ исчезло, частью вслѣдствіе его похвальной щедрости, частью же вслѣдствіе дурнаго управленія. Въ отношеніи къ роднымъ онъ поступилъ, кажется, очень великодушно. Большую часть своихъ сбереженій онъ оставилъ въ Бенгалѣ, вѣроятно, въ надеждѣ воспользоваться стоявшимъ тогда въ Индіи высокимъ ростомъ. Но большіе проценты и ненадёжное помѣщеніе денегъ обыкновенно неразлучны, и Гастингсъ потерялъ и проценты, и капиталъ.
   Онъ оставался въ Англіи четыре года. О его жизни въ это время извѣстно очень немногое. Но утверждали -- и это въ высшей степени вѣроятно -- что литература и общество писателей занимали большую часть его времени. Слѣдуетъ вспомнить къ его чести, что въ дни, когда прочіе служители компаніи смотрѣли на восточные языки только какъ на средство для сношеній съ ткачами и мѣнялами, его обширный и образованный умъ искалъ въ азіатской учености новыхъ видовъ умственнаго наслажденія и новыхъ взглядовъ на общество и правительство. Быть можетъ, что подобно большой части людей, которые посвящали много вниманія отраслямъ знанія, выходящимъ изъ общей колеи, онъ былъ склоненъ преувеличивать значеніе своихъ любимыхъ занятій. Онъ вообразилъ, что изученіе персидской! литературы можетъ съ пользою войти въ хорошее общее образованіе англійскаго джентльмена, и сообразно этой мысли составилъ даже планъ занятій. Говорятъ, что Оксфордскій университетъ, въ которомъ со времени возрожденія наукъ и литературы, восточные языки никогда не были въ совершенномъ пренебреженіи, долженъ былъ сдѣлаться мѣстомъ для новаго учрежденія, которое Гастингсъ имѣлъ въ виду. Основный капиталъ ли этого заведенія ожидали отъ щедрости компаніи, и предполагалось пригласить съ Востока профессоровъ, вполнѣ способныхъ объяснять Гафиза и Фердуси. Гастингсъ посѣтилъ Джонсона, въ надеждѣ, какъ кажется, заинтересовать въ пользу этого плана человѣка, обладавшаго высшею литературною репутаціею и состоявшаго въ особенно близкихъ отношеніяхъ къ Оксфорду. Кажется, что свиданіе оставило въ Джонсонъ самое благопріятное мнѣніе о талантахъ и познаніяхъ гостя. Много времени спустя, когда Гастингсъ управлялъ огромнымъ народонаселеніемъ британской Индіи, старый философъ писалъ ему и напоминалъ въ самыхъ лестныхъ выраженіяхъ, хотя и съ большимъ достоинствомъ, объ ихъ короткомъ, но пріятномъ знакомствѣ.
   Гастингсъ вскорѣ началъ думать о возвращеніи въ Индію. Къ Англіи его привязывало немногое, а денежныя затрудненія его были велики. Онъ просилъ своихъ старыхъ начальниковъ, директоровъ, о мѣстѣ. Они приняли просьбу съ большими похвалами, какъ его способностямъ, такъ и его честности, и назначили его членомъ мадрасскаго совѣта. Несправедливо было бы не упомянуть о слѣдующей чертѣ: хотя онъ и былъ принужденъ занять деньги на то, чтобы снарядиться въ дорогу, однако нисколько не уменьшилъ суммы, которую назначилъ на вспоможеніе свода бѣднымъ родственникамъ. Весною 1769 года онъ сѣлъ на корабль "Герцогъ Графтонъ" и отправился въ путешествіе, приключенія котораго могли бы служить предметомъ романа.
   Между пассажирами "Герцога Графтона" былъ нѣмецъ по имени Имгофъ. Онъ называлъ себя барономъ, но находился въ стѣсненныхъ обстоятельствахъ и отправлялся въ Мадрасъ въ качествѣ портретнаго живописца я въ надеждѣ набрать тамъ денегъ, которыя такъ легко доставались англичанамъ въ Индіи и такъ легко ими растрачивались. Барону сопутствовала его жена, уроженка Архангельска, какъ мы гдѣ-то прочли. Этой молодой женщинѣ, родившейся подъ полярнымъ кругомъ, было предназначено играть роль королевы подъ тропикомъ Рака; она была хороша собой, образована и имѣла въ вышей степени привлекательныя манеры. Она отъ всего сердца презирала мужа и, какъ достаточно покажетъ нашъ послѣдующій разсказъ, не безъ причины. Она была заинтересована разговоромъ Гастингса, и ей польстили доказательства его вниманія. Положеніе было истинно опасное. Нѣтъ мѣста, болѣе благопріятнаго для образованія какъ тѣснѣйшей дружбы, такъ и смертельной ненависти, какъ остъ-индское судно. Очень не много такихъ людей, которые бы не находили невыносимо скучнымъ путешествіе, продолжающееся нѣсколько мѣсяцевъ. Все становится занимательнымъ, что можетъ нарушить это нескончаемое однообразіе: парусъ на горизонтѣ, акула, албатросъ, человѣкъ, упавшій въ море. Многіе изъ пассажировъ находятъ развлеченіе въ томъ, что ѣдятъ вдвое чаще, чѣмъ на сушѣ. Но великіе способы убить время -- ссоры, ухаживанье и кокетничанье. Удобства для этихъ возбуждающихъ занятій велики. Жители корабля гораздо болѣе сближены судьбою, чѣмъ деревенское общество и кружокъ, сходящійся за общимъ столомъ. Никто не можетъ уйти отъ другихъ иначе, какъ запершись въ кельѣ, въ которой почти нельзя повернуться. Столъ, прогулка -- все общее. Церемонность почти изгнана. Шалунъ и желчная личность имѣютъ каждый день возможность причинять безчисленное множество непріятностей; предупредительная и любезная особа находитъ ежедневно случаи для маленькихъ услугъ. Нерѣдко бываетъ, что значительное несчастіе или большая опасность вызываютъ на свѣтъ въ неподдѣльной красотѣ или уродливости героическія добродѣтели или низкіе пороки, которые, въ обыкновенной жизни хорошаго общества, оставались бы много лѣтъ неизвѣстными даже людямъ близкимъ. При такихъ обстоятельствахъ встрѣтились Ворренъ Гастингсъ и баронесса Имгофъ -- двѣ личности, которыя, своей образованностью и талантами, привлекли бы вниманіе при любомъ европейскомъ дворѣ. Джентльменъ не былъ смзанъ никакими семейными узами. Дама была замужемъ за человѣкомъ, котораго она не любила и не уважала и который не дорожилъ своею честью. Родилась привязанность и вскорѣ окрѣпла вслѣдствіе событій, которыя едвали бы случились на сушѣ. Гастингсъ заболѣлъ. Баронесса ходила за нимъ съ жеиственною нѣжностью, собственноручно давала ему лекарства и даже сидѣла въ его каютѣ, сторожа его сонъ. Задолго до того, какъ "Герцогъ Графтонъ" достигъ Мадраса, Гастингъ былъ влюбленъ. Но любовь его была чрезвычайно характеристична. Подобно его ненависти, его честолюбію -- всѣмъ его страстямъ, она была сильна, но не бурна. Это было чувство спокойное, глубокое, серьёзное, терпѣливо переносящее отсрочки, непобѣдимое временемъ. Имгофъ былъ призванъ на совѣтъ своею женою и ея любовникомъ. Порѣшили, что баронесса начнетъ процесъ о разводѣ въ одномъ изъ судовъ Франконіи; что баронъ будетъ всячески способствовать этому дѣлу и что, до произнесенія приговора, мужъ и жена будутъ жить вмѣстѣ. Было также условлено, что Гастингсъ наградитъ снисходительнаго мужа нѣкоторыми весьма существенными знаками своей благодарности, а по расторженія брака женится на разведенной баронессѣ и усыновитъ дѣтей, которые родились отъ брака ея съ Имгофомъ.
   Мы не склонны строго судить ни о Гастингсѣ, ни о баронессѣ. Безъ сомнѣнія, многое извиняло ихъ проступокъ. Но мы ни въ какомъ случаѣ не можемъ согласиться съ преподобнымъ м-мъ Глейгомъ, который простираетъ свое пристрастіе до столь неблагоразумной степени, что выдаетъ поведеніе Имгофа, котораго низость можетъ служить любовникамъ лучшимъ извиненіемъ, за "мудрое и разсудительное".
   Въ Мадрасѣ Гастингсъ нашелъ торговлю компаніи въ весьма разстроенномъ состояніи. Собственныя наклонности побуждали его скорѣе къ политическимъ, чѣмъ къ коммерческимъ занятіямъ; но онъ зналъ, что благоволеніе его патроновъ зависѣло преимущественно отъ ихъ дивидендовъ, а ихъ дивиденды зависѣли преимущественно отъ помѣщенія капиталовъ. Поэтому, онъ весьма разумно рѣшился обратить ни время свой сильный умъ на эту отрасль дѣла, которая находилась въ большомъ пренебреженіи съ тѣхъ поръ, какъ служители компаніи перестали быть прикащиками и сдѣлались воинами и дипломатами.
   Въ нѣсколько мѣсяцевъ онъ произвелъ важную реформу. Директора объявили ему свое крайнее одобреніе и были такъ довольны его поведеніемъ, что рѣшились поставить его во главѣ всего управленія Бенгаломъ. Въ началѣ 1772 года Гастингсъ отправился изъ Форта Ст. Джоржъ къ мѣсту своего новаго назначенія. Имгофы, которые все еще оставались мужемъ и женой, поѣхали съ нимъ и поселились въ Калькуттѣ, гдѣ слѣдовали "тому же мудрому плану",-- мы приводимъ слова м-ра Глейга,-- котораго они уже держались болѣе двухъ лѣтъ.
   Когда Гастингсъ занялъ мѣсто предсѣдателя совѣта, Бенгалъ все еще управлялся по системѣ, придуманной Клайвомъ,-- системѣ, которая, быть можетъ, прекрасно соотвѣтствовала цѣли облегчить и скрыть великій переворотъ, но которая, по совершенномъ окончаніи послѣдняго, представляла одни неудобства. Было два правительства: одно дѣйствительное, другое только Формальное. Верховная власть принадлежала компаніи и была на дѣлѣ самою деспотическою, какую можно себѣ представить. Для англійскихъ властителей страны существовало лишь одно ограниченіе: ихъ собственная справедливость и человѣколюбіе. Ихъ воля не знала конституціонной узды, а сопротивленіе имъ было совершенно безнадежно.
   Но хотя англичане и были неограниченными властителями, однако они еще не приняли внѣшней обстановки самодержавія. Они владѣли своими землями какъ вассалы делійскаго престола; они сбирали свои доходы въ качествѣ сборщиковъ, назначенныхъ императорскимъ патентомъ; публичная печать ихъ носила на себѣ императорскіе титулы; монетный дворъ ихъ чеканилъ только императорскую монету.
   Все-еще существовалъ набобъ бенгальскій, находившійся съ англійскимъ властителямъ въ томъ же отношеніи, въ какомъ Августулъ стоялъ къ Одоакру или послѣдній изъ Меровинговъ къ Карлу Мартеллу и Пепину. Набобъ жилъ въ Муршедабадѣ, окруженный царскимъ великолѣпіемъ. Къ нему приближались съ наружными знаками почтенія, и имя его употреблялось на общественныхъ документахъ; но въ управленіи страною онъ принималъ менѣе дѣйствительнаго участія, чѣмъ младшій писарь или юнкеръ на службѣ компаніи.
   Организація англійскаго совѣта, представителя компаніи въ Калькуттѣ, сильно отличалась отъ принятой впослѣдствіи. Въ настоящее время губернаторъ, во всѣхъ исполнительныхъ мѣрахъ, пользуется властью неограниченною. Онъ можетъ объявить войну, заключить миръ, назначать общественныхъ чиновниковъ и смѣнять ихъ, наперекоръ единодушному мнѣнію тѣхъ, которые засѣдаютъ съ нимъ въ совѣтѣ. Правда, послѣдніе въ правѣ требовать извѣщенія обо всемъ, что дѣлается, разсуждать обо всемъ, давать совѣты, выражать свое несогласіе, посылать въ Англію протесты. Но верховная власть находится въ рукахъ губернатора, и на немъ лежитъ вся отвѣтственность. Система эта введена м-мъ Питтомъ и м-мъ Дондасомъ наперекоръ сильной оппозиція м-ра Борка; по нашему мнѣнію, она, вообще, лучшая изъ системъ, когда-либо придуманныхъ для страны, лишенной тѣхъ матеріаловъ, безъ которыхъ представительное государственное устройство невозможно. Во времена Гастингса губернаторъ имѣлъ лишь одинъ голосъ въ совѣтѣ -- въ случаѣ раздѣленія голосовъ поровну, рѣшительный. Поэтому, нерѣдко случалось, что онъ долженъ былъ покоряться большинству въ важнѣйшихъ вопросахъ; представлялась даже возможность, посредствомъ коалиціи членовъ совѣта, совершенно отстранить его, въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ, отъ дѣйствительнаго управленія дѣлами.
   Англійскіе чиновники въ фортѣ Вилліамъ обращали до сихъ поръ мало вниманія или даже вовсе не обращали его на внутреннее управленіе Бенгала. Единственную отрасль политики, которою они много занимались, составляли переговоры съ туземными государями. Полиціею, судебною частью, подробностями сбора податей они почти совершенно пренебрегали. Мы можемъ замѣтить, что фразеологія служителей компаніи до сихъ поръ еще носитъ слѣды этого порядка вещей. До настоящаго времени они всегда употребляютъ слово "политическій" какъ синонимъ слова "дипломатическій". Мы могли бы назвать одного господина, еще живущаго понынѣ, о которомъ высшая власть отозвалась какъ о чиновникѣ незамѣнимомъ, въ высшей степени способномъ находиться во главѣ внутренняго управленія цѣлымъ президентствомъ, но, къ сожалѣнію, совершенно несвѣдущемъ во всѣхъ политическихъ дѣлахъ.
   Внутреннее управленіе Бенгала англійскіе властители поручали туземному министру, пребывающему въ Муршедабадѣ. Всѣ военныя дѣла, всѣ дѣла внѣшней политики, за исключеніемъ только касавшихся исключительно церемоніала, были изъяты изъ его вѣдѣнія; но остальныя отрасли администраціи предоставлялись ему вполнѣ. Жалованье его простиралось почти до ста-тысячъ фунтовъ стерлинговъ въ годъ. Личный доходъ набобовъ, превосходившій триста-тысячъ въ годъ, проходилъ чрезъ руки министра и состоялъ, въ значительной степени, въ его распоряженіи. Сборъ податей, судебная администрація, сохраненіе порядка предоставлялись этому высшему сановнику, и въ отправленіи своей огромной власти онъ не былъ отвѣтственъ ни передъ кѣмъ, кромѣ британскихъ властителей страны.
   Столь важное, выгодное въ денежномъ отношеніи и блестящее мѣсто составляло, естественнымъ образомъ, предметъ честолюбія для самыхъ способныхъ и могущественныхъ туземцевъ. Клайвъ нашелъ труднымъ рѣшить между столкнувшимися притязаніями. Два кандидата выдавались изъ толпы; каждый изъ нихъ былъ представителемъ извѣстнаго племени и извѣстной религіи.
   Одинъ изъ нихъ былъ Магометъ-Риза-Ханъ, мусульманинъ персидскаго происхожденія, способный, дѣятельный, религіозный по обычаю своего народа и пользовавшійся его глубокимъ уваженіемъ. Въ Англіи на него, быть можетъ, смотрѣли бы какъ на политика подкупнаго и алчнаго. Но, примѣнивъ къ нему низшее мѣрило индійской нравственности, его можно признать человѣкомъ честнымъ и благороднымъ.
   Соперникъ его былъ индійскій браминъ, имя котораго, вслѣдствіе ужаснаго и печальнаго событія, неразлучно связано съ именемъ Воррена Гастингса: магараджа Нункомаръ. Человѣкъ этотъ игралъ важную роль во всѣхъ революціяхъ, происходившихъ въ Бенгалѣ со временъ Сураджа-Даулы. Съ уваженіемъ, какое внушаетъ въ этой странѣ высокая и чистая каста, онъ пользовался еще вѣсомъ по богатству, дарованіямъ и опытности. О его нравственномъ характерѣ трудно дать понятіе тѣлъ, которые знакомы съ человѣческою природою только по проявленіямъ ея на нашемъ островѣ. Итальянецъ относительно англичанина, индусъ относительно итальянца, бенгалецъ въ сравненія съ прочими индусами -- то же самое, что Нункомаръ былъ въ сравненіи съ прочими бенгальцами. Физическая организація бенгальца слаба до женственности. Онъ живетъ постоянно въ паровой банѣ. Занятія его сидячія, члены нѣжны, движенія вялы. Въ теченіе многихъ поколѣній люди болѣе смѣлаго и сильнаго племени попирали его ногами. Мужество, независимость, правдивость суть свойства, для развитія которыхъ равно неблагопріятны и его физическая организація, и его положеніе. Умъ его представляетъ странную аналогію съ его тѣломъ. Для мужественнаго сопротивленія онъ слабъ до немощности; но его гибкость и тактъ вызываютъ въ сынахъ болѣе суровыхъ климатовъ удивленіе, не совершенно, впрочемъ, свободное отъ презрѣнія. Всѣ уловки и все лукавство, составляющіе естественную защиту слабаго, болѣе свойственны этому хитрому племени, чѣмъ, іонійцу временъ Ювенала или еврею среднихъ вѣковъ. Что рога для буйвола, лапа для тигра, жало для пчелы, красота, согласно старинной греческой пѣснѣ, для женщины, то для бенгальца -- обманъ. Богатыя обѣщанія, мягкія извиненія, искусная ткань ловкой лжи, интриги, клятвопреступленія, фальшивыя подписи и документы составляютъ оборонительное и наступательное оружіе жителей Нижняго Ганга. Всѣ эти милліоны не доставляютъ ни одного сипая арміямъ компаніи. Но какъ ростовщики, мѣнялы, ловкіе дѣльцы-законники, они стоятъ выше всего остальнаго человѣчества. При всей своей мягкости бенгалецъ рѣшительно не примиримъ во враждѣ я не склоненъ въ состраданію. Упорство его въ преслѣдованіи цѣли уступаетъ только непосредственному дѣйствію стража. Онъ не лишенъ также извѣстнаго рода мужества, котораго часто недостаетъ его властителямъ. Неизбѣжныя бѣдствія онъ встрѣчаетъ иногда съ такою пассивною твердостью, какую стоики приписывали своимъ идеальнымъ мудрецамъ. Европейскій воинъ, который съ громкимъ ура бросается на батарею, кричитъ иногда подъ ножомъ хирурга или впадаетъ въ агонію отчаянія по выслушаніи смертнаго приговора. Но бенгалецъ при видѣ вторгшихся въ его родину враговъ, при видѣ своего дома, обращеннымъ въ пепелъ, своихъ дѣтей умерщвленными или обезчещенными, не найдетъ въ себѣ мужества нанести хоть одинъ ударъ; однако, извѣстно, что онъ выносилъ пытку съ твердостью Муція и всходилъ на эшафотъ спокойнымъ шагомъ и съ ровнымъ пульсомъ Альджернона Сидни.
   Въ Нункомарѣ національный характеръ выражался сильно и преувеличенно. Агенты компаніи нѣсколько разъ ловили его въ самыхъ преступныхъ интригахъ. Въ одномъ случаѣ онъ взвелъ на другаго индуса ложное обвиненіе и пытался подтвердить его фальшивыми документами. Въ другомъ случаѣ открыли, что, выражая наружно самую сильную привязанность къ англичанамъ, онъ въ то же время принималъ участіе въ нѣсколькихъ направленныхъ противъ нихъ заговорахъ и, въ особенности, что онъ былъ посредникомъ, черезъ руки котораго проходила переписка между делійскимъ дворомъ и французскими властями въ Карнатикѣ. За эти и другія подобныя продѣлки онъ долгое время содержался въ тюрьмѣ. Но дарованія и вліяніе доставили ему нетолько освобожденіе, но даже извѣстную степень уваженія между британскими властителями Индіи.
   Клайвъ былъ чрезвычайно нерасположенъ поставить мусульманина во главѣ бенгальской администраціи. Съ другой стороны, онъ не могъ рѣшиться предоставить огромную власть человѣку, не разъ обличенному во всякаго рода низостяхъ. Поэтому, не смотря на то, что набобъ, на котораго Нункомаръ, интригами, пріобрѣлъ большое вліяніе, просилъ вручить управленіе хитрому индусу,-- Клайвъ, послѣ нѣкотораго колебанія, честно и благоразумно рѣшился въ пользу Магометъ-Риза-Хана, уже семь лѣтъ занимавшаго свою высокую должность, когда Гастингсъ сдѣлался губернаторомъ. Набобомъ былъ теперь малолѣтній сынъ Миръ-Джеффира, и опека надъ особой молодого принца была поручена министру.
   Нункомаръ, побуждаемый одновременно и алчностью, и злобою, постоянно пытался подкопаться подъ своего счастливаго соперника. Это было не трудно. Доходы Бенгала, подъ управленіемъ, установленнымъ Клайвомъ, не доставляли, за вычетомъ издержекъ, такой суммы, какой ожидала компанія, потому что въ это время въ Англіи были распространены самыя нелѣпыя понятія о богатствѣ Индіи. Дворцы изъ порфира, увѣшанные самою богатою парчею, груды жемчуга и брилліантовъ, своды изъ-подъ которыхъ золотую монету выгребали четвериками -- вотъ картины, наполнявшіе воображеніе даже дѣльныхъ людей. Казалось, никто не сознавалъ несомнѣнной истины, что Индія была гораздо бѣднѣе, чѣмъ страны, которые считаются бѣдными въ Европѣ: напр. Ирландія или Португалія. Лорды казначейства и члены отъ Сити нисколько не сомнѣвались въ тонъ, что Бенгалъ нетолько будетъ покрывать свои издержки, но будетъ давать увеличенный дивидендъ владѣльцамъ индійскихъ фондовъ и значительную помощь англійскимъ финансамъ. Эти нелѣпыя надежды обманули; и директора, довольно естественно, предпочли приписать причину своего разочарованія скорѣе дурному управленію Магометъ-Риза-Хана, чѣмъ собственному незнанію страны, ввѣренной ихъ попеченію. Они были утверждены въ своей ошибкѣ агентами Нункомара,-- потому что онъ имѣлъ агентовъ даже въ Leadenhali Street. Вскорѣ послѣ прибытія своего въ Калькутту, Гастингсъ получилъ письмо, адресованное совѣтомъ директоровъ не къ бенгальскому совѣту вообще, а къ нему въ особенности. Ему приказывалось смѣнить Магометъ-Риза-Хана, арестовать его со всѣмъ семействомъ и всѣми его приверженцами и нарядить строгое слѣдствіе о всемъ управленіи провинціею. Было прибавлено, что губернаторъ сдѣлаетъ хорошо, если воспользуется при розыскахъ содѣйствіемъ Нункомара. Пороки Нункомара были признаны; но говорилось, что изъ самыхъ этихъ пороковъ можно въ подобномъ случаѣ извлечь много пользы, и, хотя не безопасно на него полагаться, однако не мѣшаетъ поощрять его надеждами на награду.
   Губернаторъ не былъ расположенъ къ Нункомару. Много лѣтъ до того они знали другъ друга въ Муршедабадѣ; тогда возникла между ними ссора, которую вся власть ихъ начальниковъ едва успѣла затушить. Не смотря на огромное различіе между этими двумя людьми, они походили другъ за друга въ одномъ отношеніи -- оба были отъ природы злопамятны. Съ другой стороны, къ Магометъ-Риза-Хану Гастингсъ не питалъ вражды. Тѣмъ не менѣе онъ приступилъ къ исполненію инструкцій компаніи съ такою поспѣшностью, какую показывалъ только въ тѣхъ случаяхъ, когда инструкція вполнѣ согласовались съ его собственными видами. Онъ, какъ намъ кажется, благоразумно рѣшился ниспровергнуть систему двойнаго управленія Бенгала. Приказанія директоровъ доставили ему средства къ выполненію этого намѣренія и освободили его отъ необходимости обсуждать дѣло въ своемъ совѣтѣ. Онъ принялъ мѣры со своею обычною энергіею и ловкостью. Въ полночь дворецъ Магометъ-Риза-Хана въ Муршедабадѣ былъ окруженъ баталіономъ сипаевъ. Министра разбудили и объявили ему, что онъ арестованъ. Онъ съ мусульманскою важностью преклонилъ голову и покорился волѣ Божіей. Онъ палъ не одинъ. Одному вождю, по имени Шитабъ-Рою ввѣрено было управленіе Багаромъ. Его мужество и привязанность къ англичанамъ неоднократно были доказаны самымъ очевиднымъ образомъ. Въ тотъ достопамятный день, когда жители Патны съ высоты своихъ стѣнъ увидѣли всю армію могола, разсѣянную малымъ отрядомъ капитана Нокса,-- голосъ британскихъ побѣдителей приписалъ пальму храбрости славному азіятцу. "Никогда не случалось мнѣ,-- сказалъ Ноксъ, представляя Шитабъ-Роя, покрытаго кровью и пылью, англійскимъ чиновникамъ, собраннымъ въ факторіи,-- никогда не случалось мнѣ видѣть до сихъ поръ, чтобы туземецъ такъ сражался". Шитабъ-Рой палъ вмѣстѣ съ Магометъ-Риза-Ханомъ, былъ отставленъ отъ должности и посаженъ подъ арестъ. Члены совѣта были извѣщены объ этихъ дѣйствіяхъ лишь тогда, когда арестанты находились уже на пути въ Калькутту.
   Слѣдствіе о дѣйствіяхъ министра было, подъ различными предлогами, отложено. Магометъ-Риза-Хана держали въ легкомъ заключеніи въ теченіе нѣсколькихъ мѣсяцевъ. Между тѣмъ, большое преобразованіе, задуманное Гастингсомъ, приводилось въ исполненіе. Должность министра была уничтожена; внутреннее управленіе передано въ руки служителей компаніи. Была установлена система гражданскаго и уголовнаго суда подъ вѣдѣніемъ англичанъ,-- система/ правда, весьма несовершенная. Набобъ не долженъ былъ долѣе пользоваться даже наружнымъ участіемъ въ управленіи; но ему все-еще предоставлялась значительная пенсія, и онъ былъ облеченъ внѣшностью господства. Такъ какъ онъ былъ ребенокъ, то необходимо было поставить опекуновъ какъ надъ его лицомъ, такъ и надъ его имуществомъ. Онъ самъ былъ порученъ одной женщинѣ изъ гарема своего отца, извѣстной подъ именемъ Монни-Бегомъ. Въ должность казначея двора былъ назначенъ сынъ Нункомара, по имени Гурдасъ. Въ услугахъ Нункомара нуждались, но не могли безопасно предоставить ему власть; и Гастингсъ счелъ образцомъ политическаго искусства -- наградить способнаго, но безчестнаго отца, возвышая его безвреднаго сына.
   Когда реформа была окончена, двойное управленіе уничтожено, компанія облечена полною властью надъ Бенгаломъ,-- Гастингсъ не имѣлъ уже причинъ строго поступать съ бывшими министрами. Судъ откладывался подъ различными предлогами до полнаго введенія новой организаціи. Затѣмъ уже арестанты были приведены передъ комитетъ, въ которомъ предсѣдательствовалъ губернаторъ. Шитабъ-Рой былъ поспѣшно и съ честью оправданъ. Предъ нимъ формально извинились въ стѣсненіяхъ, которымъ онъ подвергся. Ему были оказаны всѣ восточные знаки уваженія. Его одѣли въ парадное платье, подарили драгоцѣнностями и слономъ въ богатой сбруѣ и съ торжествомъ отправили назадъ въ Патну. Но здоровье его потерпѣло отъ заключенія; его гордый духъ былъ жестоко уязвленъ и вскорѣ послѣ освобожденія Шитабъ-Рой умеръ съ горя.
   Невинность Магометъ-Риза-Хана не была столь же ясно доказана. Но губернаторъ не былъ расположенъ поступать строго. Послѣ продолжительнаго засѣданія, въ которомъ Нункомаръ принялъ на себя роль обвинителя и выказалъ отличавшія его искусство и закоренѣлую ненависть, Гастингсъ объявилъ, что обвинительные пункты не доказаны и приказалъ освободить павшаго министра.
   Нункомаръ имѣлъ въ виду уничтожить мусульманское владычество и возвыситься на его развалинахъ. Ненависть и алчность его были равно обмануты. Гастингсъ сдѣлалъ его своимъ орудіемъ и воспользовался имъ, чтобы перенести управленіе изъ Муршедабада въ Калькутту, передать его изъ рукъ туземцевъ въ руки европейцевъ. Соперникъ, врагъ, которому Нункомаръ такъ долго завидовалъ, котораго онъ такъ непримиримо преслѣдовалъ, былъ отпущенъ безъ наказанія. Мѣсто, котораго браминъ такъ долго и горячо желалъ, было уничтожено. Естественно, что съ этого времени губернаторъ сдѣлался предметомъ самой сильной ненависти мстительнаго брамина. Но покуда было, однако, необходимо подавлять подобныя чувства. Должно было настать время, когда этой продолжительной враждѣ суждено было окончиться отчаянною и смертельною борьбою.
   Между тѣмъ Гастингсъ былъ принужденъ обратить свое вниманіе на внѣшнія дѣла. Цѣлью его тогдашней политики было просто пріобрѣтеніе денегъ. Финансы правленія находились въ затруднительномъ положеніи, изъ котораго онъ рѣшился выйти во что бы то ни стало, прибѣгая ко всякимъ средствамъ -- хорошимъ или дурнымъ. Принципъ, руководившій имъ во всѣхъ сношеніяхъ съ сосѣдями, вполнѣ выражается стариннымъ девизомъ одной изъ великихъ разбойничьихъ фамилій Тивіотделя "прежде, чѣмъ я буду нуждаться, будешь нуждаться ты". Кажется, что онъ положилъ себѣ основнымъ правиломъ, совершенно неоспоримыми, что если у него не окажется столько лаковъ рупій, сколько будетъ нужно для общественнаго управленія, то ему слѣдуетъ взять ихъ у кого бы то ни было. Въ извиненіе Гастингсу можно привести только одно. Директора тѣснили его изъ Англіи такъ сильно, что противостать имъ могъ только человѣкъ высшей добродѣтели; Гастингсу оставался только выборъ между двумя крайностями: или рѣшиться на великія несправедливости, или отказаться отъ своей высокой должности, а вмѣстѣ съ нею и отъ всѣхъ надеждъ на богатство и возвышеніе. Совершенно справедливо, что директора никогда не предписывали преступленія и не одобряли его. Напротивъ: всякій, разсматривающій директорскія предписанія этого времени, найдетъ въ нихъ много справедливыхъ и гуманныхъ чувствъ, много превосходныхъ наставленій, словомъ -- прекрасный курсъ политической науки. Но всякое наставленіе измѣнялось или уничтожалось требованіемъ денегъ. "Управляйте кротко и присылайте больше денегъ; соблюдайте строгую справедливость и умѣренность въ отношеніи къ сосѣднимъ государствамъ и присылайте больше денегъ": вотъ настоящее содержаніе почти всѣхъ инструкцій, которыя Гастингсъ получалъ изъ Англіи. Но эти инструкціи, будучи объяснены, значатъ просто: "Будьте отцомъ и притѣснителемъ народа; будьте справедливы и несправедливы, умѣренны и алчны." Директора поступали въ отношеніи къ Индіи такъ же, какъ церковь, въ доброе старое время, поступала съ еретиками. Она предавала свои жертвы палачамъ съ настоятельною просьбою, чтобы въ отношеніи къ нимъ была выказана возможная нѣжность. Мы отнюдь не подозрѣваемъ и не обвиняемъ въ притворствѣ людей, писавшихъ эти депеши. Вѣроятно, что, находясь въ разстояніи пятнадцати тысячъ миль отъ страны, въ которой должно было выполнять ихъ приказанія, директора никогда не замѣчали своей грубой непослѣдовательности. Но эта непослѣдовательность тотчасъ же выказывалась ихъ намѣстнику въ Калькуттѣ, который, при пустой казнѣ, при неудовлетворенной жалованьемъ арміи, при дурныхъ жатвахъ и ежедневномъ бѣгствѣ котораго-нибудь изъ откупщиковъ податей, очень часто не получалъ во-время своего собственнаго жалованія, а между тѣмъ отъ него требовали, чтобы онъ непремѣнно прислалъ въ Англію еще полмилліона. Гастингсъ видѣлъ, что ему рѣшительно необходимо оставлять безъ вниманія или нравственныя наставленія, или денежныя требованія тѣхъ, на службѣ которыхъ онъ находился. Принужденный быть непослушнымъ въ чемъ-нибудь, онъ долженъ былъ обдумать, какого рода непослушаніе они скорѣе простятъ, и разсудилъ очень вѣрно, что всего безопаснѣе пренебречь проповѣдями и отъискать рупіи.
   Умъ, столь плодовитый и притомъ такъ мало стѣсняемый сомнѣніями совѣсти, вскорѣ нашелъ нѣсколько способовъ помочь финансовому затрудненію правленія. Пенсія набоба бенгальскаго была, почеркомъ пера, уменьшена съ 320,000 фунтовъ на половину этой суммы. Компанія прежде обязалась вносить ежегодно великому моголу около 300 т. фунтовъ вассальной подати съ провинцій, которыя онъ поручилъ ея управленію; англичане, свергъ того, уступили ему округи Кору и Аллахабадъ. Подъ предлогомъ, что моголъ не былъ дѣйствительно независимъ, но служилъ только орудіемъ въ рукахъ другихъ, Гастингсъ рѣшился взять назадъ эти уступки. Согласно этому онъ объявилъ, что англичане перестаютъ платить дань, и отправилъ войска для занятія Аллахабада и Коры. Положеніе этихъ провинцій было такое, что удержаніе ихъ за собою потребовало бы значительныхъ издержекъ и принесло бы мало пользы. Гастингсъ, нуждавшійся въ деньгахъ, а не въ территоріи, рѣшился ее продать. Покупщикъ нашелся. Богатая Аудская провинція, при общемъ распаденія имперіи могола, досталась на долю великому мусульманскому дому, которымъ она управляется и донынѣ. Лѣтъ двадцать тому назадъ домъ этотъ.принялъ, съ разрѣшенія британскаго правительства, королевскій титулъ; но во времена Воррена Гастингса магометане Индіи смотрѣли бы на подобное притязаніе какъ на чудовищное святотатство. Хотя властитель Ауда и былъ независимъ, однако не рѣшился присвоить себѣ титулъ верховнаго государя. Къ имени набоба или вице-короля онъ присоединилъ титулъ визиря индустанской монархіи,-- точно такъ же, какъ въ прошедшемъ столѣтіи курфирсты саксонскій и бранденбургскій, хотя и независимые отъ императора и часто поднимавшіе противъ него оружіе, съ гордостью титуловали себя его великимъ камергеромъ и великимъ маршаломъ. Суджа-Даула, бывшій тогда набобомъ-визиремъ, находился въ самыхъ лучшихъ отношеніяхъ къ англичанамъ. Казна его была велика. Аллахабадъ и Кора, по своему положенію, могли бытъ ему полезны, тогда какъ для компаніи они не представляли никакихъ выгодъ. Покупщикъ и продавецъ скоро сошлись въ цѣнѣ, и провинціи, отнятыя у могола, были переданы аудскому правительству за сумму около полумилліона фунтовъ стерлинговъ.
   Но визирю и губернатору оставалось еще рѣшить другой, болѣе важный вопросъ: судьбу храбраго народа. Рѣшеніе это оставило вѣчное пятно на славѣ Гастингса и Англіи.
   Жители центральной Азіи были всегда, относительно обитателей Индіи, тѣмъ же, чѣмъ воины германскихъ лѣсовъ были относительно подданныхъ упадавшей римской монархіи. Темнокожій, слабый и робкій индусъ боязливо избѣгалъ борьбы съ сильными мышцами и мужественнымъ духомъ бѣлаго племени, обитавшаго по ту сторону горныхъ проходовъ. Есть причины полагать, что въ періодъ, предшествовавшій разсвѣту исторіи, народъ, говорившій богатымъ и гибкимъ санскритскимъ языкомъ, пришелъ изъ странъ, лежащихъ далеко за Гифазисонъ и Гистаспомъ, и наложилъ свое иго на коренныхъ обитателей этой земли. Достовѣрно, что въ теченіе послѣднихъ десяти столѣтій рядъ завоевателей спускался съ Запада на Индустанъ; никогда потокъ завоеваній не направлялся обратно къ заходящему солнцу, до той самой достопамятной кампаніи, въ которую крестъ св. Георгія былъ водруженъ на стѣнахъ Гизни.
   Самые императоры Индустана пришли съ той стороны великаго горнаго хребта и всегда держались обычая пополнять свою армію изъ того крѣпкаго и неустрашимаго племени, изъ котораго возникъ ихъ собственный знаменитый родъ. Между военными искателями приключеній, привлеченными подъ знамена могола изъ окрестностей Кабула и Кандагара, отличалось нѣсколько храбрыхъ шаекъ, извѣстныхъ подъ именемъ роилловъ. Заслуги ихъ были вознаграждены обширными пространствами земли -- ленами копья, если можно употребить выраженіе, заимствованное изъ сроднаго порядка вещей; земли эти находились въ той плодородной равнинѣ, по которой Рамгонга течетъ со снѣжныхъ высотъ Комаона для впаденія въ Гангъ. Въ общей безурядицѣ, послѣдовавшей за смертью Ауренгзеба, воинственная колонія сдѣлалась на дѣлѣ независимою. Роиллы отличались отъ прочихъ жителей Индіи особенною бѣлизною кожи. Болѣе лестнымъ отличіемъ ихъ было мужество на войнѣ и искусство въ мирныхъ занятіяхъ. Въ то время, какъ анархія свирѣпствовала отъ Лагора до мыса Коморина, ихъ небольшая земля, огражденная храбростью своихъ жителей, наслаждалась благодѣяніями мира. Въ ней процвѣтали земледѣліе и торговля; жители не пренебрегали даже краснорѣчіемъ и поэзіею. Иного изъ живущихъ еще понынѣ людей слышали, въ молодости, какъ старики съ сожалѣніемъ говорили о тѣхъ золотыхъ дняхъ, когда авганскіе князья управляли въ долинѣ Роилкондской.
   Суджа-Даула желалъ во что бы то ни стало присоединить этотъ богатый округъ къ своимъ владѣніямъ. Ни дѣйствительнаго, ни даже мнимаго права онъ на него не имѣлъ. Притязаніе его были не основательнѣе притязаній фамиліи Бонапартовъ на Испанію. Роиллы владѣли своею страною совершенно на томъ же основаніи, на которомъ онъ княжилъ въ Аудѣ, и управляли родиною гораздо лучше, чѣмъ его собственная страна была когда-либо управляема. Къ тому же, роиллы не были народомъ, напасть "на который было совершенно безопасно. Правда, страна ихъ была открытая равнина, лишенная естественныхъ защитъ; но въ жилахъ роилловъ текла горячая кровь Авганистана. Какъ солдаты, они не имѣли той стойкости, которая рѣдко встрѣчается иначе, какъ въ сопровожденіи строгой дисциплины; но стремительную храбрость свою они доказали на многихъ поляхъ сраженія. Говорили, что ихъ вожди, будучи соединяемы общею опасностью, могли вывести въ поле восемьдесятъ тысячъ человѣкъ. Суджа-Даула самъ видѣлъ, какъ они сражаются, и благоразумно избѣгалъ столкновенія съ ними. Въ Индіи была одна армія, и только одна, противъ которой но могли устоять даже эти гордыя кавказскія племена. Достаточно было доказано, что противъ англійскаго искусства и англійской рѣшительности не могли устоять ни въ десять разъ превосходное число непріятелей, ни воинственный пылъ самыхъ смѣлыхъ азіатскихъ народовъ. Нельзя ли губернатору Бенгала отдать внаймы непреодолимую энергію господствующаго племени; искусство, передъ которымъ самые способные вожди Индустана оказывались беззащитными, какъ дѣти; дисциплину, которая такъ часто торжествовала надъ бѣшеными усиліями фанатизма и отчаянія; непобѣдимое британское мужество, которое никогда не бываетъ столь спокойно и непоколебимо, какъ къ концу нерѣшеннаго и убійственнаго сраженія?
   Вотъ, что просилъ набобъ и на что согласился Гастингсъ. Сдѣлка была скоро заключена. Каждая изъ сторонъ имѣла то, чего требовала другая. Гастингсъ нуждался въ фондахъ для покрытія расходовъ по управленію Бенгаломъ и посылки денегъ въ Лендовъ, а у Суджа-Даулы былъ богатый доходъ. Суджа-Даулѣ хотѣлось подчинять себѣ роилловъ; Гастингсъ же располагалъ единственною силою, которая могла подчинить роилловъ. Согласились, что въ распоряженіе набоба-визиря будетъ отдана англійская армія и что за эту услугу онъ заплатятъ 400,000 Фунтовъ стерлинговъ и, сверхъ того, возьметъ на себя всѣ издержки на войска, пока они будутъ находиться у него на службѣ.
   "Я, право, не могу понять, говоритъ достопочтенный м-ръ Глвйгъ, на какихъ основаніяхъ политической или нравственной справедливости предложеніе это заслуживаетъ быть заклейменнымъ какъ безчестное". Если мы только понимаемъ значеніе словъ, то безчестно совершить дурной поступокъ за плату и дурно начать войну безъ всякаго повода. А именно въ этой войнѣ едвали окажется недостатокъ въ какомъ-либо отягчающемъ обстоятельствѣ. Цѣль ея была слѣдующая: лишить многочисленное населеніе, которое никогда не причиняло намъ ни малѣйшаго вреда, хорошаго управленія и подчинить роилловъ противъ ихъ воли отвратительно-скверному правительству. И это еще не все. Англія теперь нисходила далеко ниже уровня даже тѣхъ маленькихъ германскихъ государей, которые около того же времени продавали намъ войска для войны съ американцами. Гессенскій и аншпахскій торговцы гусарами были, по крайней мѣрѣ, увѣрены въ томъ, что экспедиціи, на которыя предполагалось употребить ихъ солдатъ, будутъ ведены сообразно съ гуманными правилами войны между образованными народами. Была ли вѣроятность, что война съ роиллами будетъ ведена такимъ же образомъ? Условился ли губернаторъ, чтобы такъ вели ее? Онъ хорошо зналъ, что-такое индійская война. Онъ хорошо зналъ, что сила, которую онъ условился передать въ руки Суджа-Даулы, будетъ, по всей вѣроятности, страшно употреблена во зло; и онъ не потребовалъ никакой гарантіи, никакого обѣщанія, что этою силою не злоупотребятъ такимъ образомъ. Онъ даже не оставилъ за собою права отказать въ содѣйствіи въ случаѣ злоупотребленія, какъ бы грубо оно не было. М-ръ Гл ей г ъ повторяетъ безсмысленное извиненіе майора Скотта, что Гастингсъ имѣлъ право отдать внаймы англійскія войска для бойни роилловъ, потому что послѣдніе были не индійскаго племени, но составляли колонію изъ отдаленной страны. А кто были сами англичане? Имъ ли было провозглашать крестовый походъ для изгнанія изъ странъ, орошаемыхъ Гангомъ, всѣхъ незваныхъ пришельцевъ? Имъ ли было утверждать, что колонистъ изъ чужихъ странъ, основывающій государство въ Индіи, есть capul lupinum? Что-бы они сказали, еслибы какая-либо другая держава, на томъ же основаніи и безъ малѣйшаго повода съ ихъ стороны, напала на Мадрасъ или Калькутту? Недоставало только подобной защиты, чтобы сдѣлать позоръ сдѣлки совершеннымъ. Ужасъ преступленія и лицемѣріе апологіи достойны другъ друга.
   Одна изъ трехъ бригадъ, изъ которыхъ состояла бенгальская армія, была послана, подъ начальствомъ полковника Чампіона, для соединенія съ силами Суджа-Даулы. Роиллы представляли свою невинность, упрашивали, предлагали большой выкупъ -- напрасно. Тогда они рѣшились защищаться до послѣдней крайности. Дано было кровопролитное сраженіе. "Непріятель, говоритъ полковникъ Чампіонъ, выказалъ не малыя военныя познанія; невозможно описать болѣе упрямой и твердой рѣшимости, чѣмъ та, которую они показали." Трусливый властитель Ауда бѣжалъ съ поля сраженія. Англичане были оставлены безъ поддержки; но огонь и натискъ ихъ были неотразимы. Однако, ряды роилловъ дрогнули не прежде, какъ пали ихъ отличнѣйшіе вожди, храбро сражавшіеся во главѣ своихъ войскъ. Тогда только показались набобъ-визирь и его сволочь -- и поспѣшили на грабежъ лагеря своихъ славныхъ враговъ, которымъ никогда не дерзали смотрѣть прямо въ глаза. Солдаты компаніи, пріученные къ строгой дисциплинѣ, стояли въ неизмѣнномъ морилкѣ, пока ихъ презрѣнные союзники грабили шатры. Но слышались частыя восклицанія: "На нашу долю пришлась вся работа, а вся выгода достается этимъ мошенникамъ!"
   Тогда на прелестныя долины и города Роилконда обрушились всѣ ужасы индійской войны. Вся страна пылала огнемъ. Болѣе ста-тысячъ человѣкъ бѣжало изъ своихъ домовъ въ заразительныя заросли, предпочитая голодъ, лихорадку и притоны тигровъ тиранніи того, кому англійское и христіанское правительство, изъ постыдной корысти, продало ихъ достояніе и ихъ кровь, честь ихъ женъ и дочерей. Полковникъ Чампіонъ увѣщевалъ набоба-визиря и послалъ серьёзныя представленія въ фортъ Вилліамъ; но губернаторъ не заключилъ условій относительно способа веденія войны. Онъ не побезпокоился ни о чемъ, кромѣ своихъ сорока лаковъ, и хотя онъ могъ не одобрять необузданнаго варварства Суджа-Даулы, однако не считалъ себя въ правѣ вмѣшиваться въ его дѣйствія иначе, какъ предлагая совѣтъ. Эта деликатность возбуждаетъ восторженное удивленіе достопочтеннаго біографа. "М-ръ Гастингсъ, говоритъ онъ, не могъ ни симъ предписывать, ни позволить начальнику войскъ компанія предписать набобу образъ веденія войны."Конечно, нѣтъ. М-ръ Гастингсъ долженъ былъ только грубою силою побороть мужественныя усилія невинныхъ людей, сражавшихся за свою свободу. Съ окончаніемъ ихъ вооруженнаго сопротивленія прекращались и его обязанности; сну оставалось только сложить руки и смотрѣть, какъ дожигали деревни роилловъ, убивали ихъ дѣтей и насиловали ихъ женъ. И м-ръ Глейгъ серьёзно поддерживаетъ это мнѣніе? Можетъ ли быть правило проще и яснѣе того, что кто добровольно передаетъ другому неотразимую власть надъ человѣческими существами, тотъ долженъ также позаботиться, чтобы власть эта не была варварски употреблена во зло? Но мы просимъ у нашихъ читателей извиненія, что еще доказываемъ столь ясную вещь.
   Спѣшимъ заключить этотъ печальный и постыдный разсказъ. Война окончилась. Лучшее населеніе Индіи было подчинено алчному, трусливому и жестокому тирану. Торговля и земледѣліе пришли въ упадокъ. Богатая провинція, которая соблазнила корыстолюбіе Суджа-Длулы, стала самою несчастною частью даже въ его несчастныхъ владѣніяхъ. Однако, обиженный народъ еще существуетъ. Отъ времени до времени, въ отдаленныя одна отъ другой эпохи, вспыхивали молніи его давнишняго духа, и.даже въ настоящее время это благородное авганское племя отличается мужествомъ, чувствомъ собственнаго достоинства, рыцарскимъ духомъ, рѣдкимъ между азіятцами, и горькимъ воспоминаніемъ о великомъ преступленіи Англіи. До сего дня ихъ считаютъ лучшими изъ всѣхъ сипаевъ въ бою холоднымъ оружіемъ, и недавно было замѣчено человѣкомъ, имѣвшимъ много случаевъ для наблюденій, что единственные туземцы Индіи, которымъ совершенно справедливо можно придать названіе "джентлменовъ", встрѣчаются между роиллами.
   Что-бы мы ни думали о нравственности Гастингса, нельзя отрицать, что финансовые результаты его политики дѣлали честь его дарованіямъ. Менѣе, чѣмъ въ два года послѣ того времени, какъ онъ принялъ управленіе, онъ, не налагая на подвластный ему народъ ни одного лишняго бремени, увеличилъ ежегодный доходъ компаніи на 450,000 фунтовъ и, сверхъ того, доставилъ ей около милліона наличными деньгами. Онъ также облегчилъ финансы Бенгала, уменьшивъ расходы по содержанію арміи на 250,000 ф. въ годъ, и перенесъ это бремя на набоба аудскаго. Не подвержено сомнѣнію, что такой результатъ, еслибы онъ былъ достигнутъ честными средствами, далъ бы Гастингсу право на самую горячую благодарность отъ отечества, и -- какими бы средствами онъ ни былъ достигнутъ -- доказалъ бы, что Гастингсъ, какъ администраторъ, обладалъ великими дарованіями.
   Между тѣмъ парламентъ былъ занятъ продолжительными и важными преніями о дѣлахъ Индіи. Министерство лорда Норта, въ сессію 1773 года, провело мѣру, сопровождавшуюся значительной перемѣной въ организаціи индійскаго управленія. Законъ этотъ, извѣстный подъ названіемъ Regulating Act, постановлялъ, чтобы бенгальское президентство имѣло контроль надъ прочими владѣніями компаніи; глаза этого президентства получалъ титулъ генералъ-губернатора; въ помощь ему назначалось четыре совѣтника; наконецъ въ Калькуттѣ была учреждена верховнаа судебная палата изъ главнаго судьи " трехъ младшихъ судей. Судъ этотъ былъ изъятъ изъ зависимости отъ генералъ-губернатора и совѣта и облеченъ гражданскою и уголовною юрисдикціей" въ огромныхъ и вмѣстѣ съ тѣмъ неопредѣленныхъ размѣрахъ.
   Генералъ-губернаторъ и совѣтники были поименованы въ самомъ актѣ и назначены на пять лѣтъ. Гастингсъ долженъ былъ быть первымъ генералъ-губернаторомъ. Одинъ изъ четырехъ новыхъ совѣтниковъ, м-ръ Барвилль, опытный агентъ компаніи, находился тогда въ Индіи. Остальные трое, генералъ Клеверингъ, м-ръ Монсонъ и м-ръ Франсисъ, были отправлены изъ Англіи.
   Самый способный изъ новыхъ совѣтниковъ былъ, безъ всякаго сомнѣнія, Филиппъ Франсисъ. Сочиненія, признаныя имъ за свои, доказываютъ, что онъ обладалъ значительными свѣдѣніями и краснорѣчіемъ. Нѣсколько лѣтъ, проведенныхъ имъ на службѣ въ правительственныхъ мѣстахъ, пріучили его къ дѣламъ. Враги Франсиса никогда не отрицали его мужественнаго я безбоязненнаго духа, а друзья его, къ несчастью, должны сознаться, что мнѣніе его о самомъ себѣ было сумазбродно высоко, что нравъ его былъ раздражителенъ, обхожденіе часто грубо и дерзко и ненависть въ высшей степени желчна и продолжительна.
   Едвали возможно упомянуть объ этомъ замѣчательномъ человѣкѣ, не коснувшись вопроса, который возбуждается его именемъ въ умѣ каждаго. Былъ ли онъ авторъ писемъ Юніуса? {Одно изъ замѣчательнѣйшихъ явленій политической литературы Англіи. Письма эти появлялись съ 1769 по 1771 годъ.} Наше собственное твердое убѣжденіе заставляетъ насъ отвѣчать утвердительно. Очевидность "акта такова, что ея было бы достаточно для произнесенія приговора въ дѣлѣ гражданскомъ и даже уголовномъ. Почеркъ Юніуса есть тотъ же весьма оригинальный почеркъ Франсиса, только слегка измѣненный. Что же касается до общественнаго положенія, занятій и связей Юніуса, то мы укажемъ на слѣдующіе важнѣйшіе факты, которые можно считать ясно доказанными. Вопервыхъ Юніусъ былъ знакомъ съ техническими формами, употребительными въ канцеляріи государственнаго секретаря; вовторыхъ, онъ хорошо зналъ дѣла военнаго управленія; втретьихъ, въ 1770 году онъ присутствовалъ при преніяхъ въ палатѣ лордовъ и записывалъ нѣкоторыя рѣчи, въ особенности рѣчи лорда Чатама; вчетвертыхъ онъ былъ горько обиженъ назначеніемъ м-ра Чамьера на должность помощника военнаго секретаря; впятыхъ, онъ былъ связанъ какими-то сильными узами съ первымъ лордомъ Голландомъ. Обратимся теперь къ Франсису. Онъ провелъ нѣсколько лѣтъ въ канцеляріи государственнаго секретаріата. Затѣмъ сдѣланъ былъ главнымъ дѣлопроизводителемъ военнаго управленія; онъ нѣсколько разъ упоминалъ о томъ, что въ 1770 году слышалъ рѣчи лорда Чатама, и нѣкоторыя изъ этихъ рѣчей въ самомъ дѣлѣ напечатаны съ его записокъ. Онъ оставилъ мѣсто свое въ военномъ управленіи, оскорбившись назначеніемъ м-ра Чамьера. Лордъ Голландъ первый ввелъ его въ государственную службу. Вотъ пять примѣтъ, которыя мы находимъ въ Юніусѣ; всѣ пять находятся и во Франсисѣ. Мы не думаемъ, чтобы каное-либо другое лицо представляло болѣе двухъ такихъ примѣтъ. Если это доказательство не рѣшаетъ вопроса, то, вообще, нельзя дѣлать никакихъ заключеній, основываясь на показаніяхъ обстоятельствъ!
   Сама книга указываетъ на того же автора. Слогъ Франсиса представляетъ большое сходство со слогомъ Юніуса; къ тому же, мы вовсе не признаемъ общепринятаго мнѣнія, что сочиненія, признанныя Франсисомъ, рѣшительно ниже анонимныхъ писемъ. Доказательство, опирающееся на низшее достоинство прочихъ сочиненій, во всякомъ случаѣ таково, что, по крайней мѣрѣ съ равною силою, можетъ быть противопоставлено каждому изъ претендентовъ, о которыхъ когда-либо упоминали,-- за исключеніемъ развѣ одного Борка, который, конечно, не былъ Юніусомъ. Наконецъ, что можно заключить изъ одного низшаго достоинства остальныхъ сочиненій. Всякій писатель долженъ же написать свое лучшее произведеніе, и различіе между этимъ лучшимъ произведеніемъ и вторымъ по достоинству можетъ быть весьма велико. Никто не скажетъ, чтобы лучшія письма Юніуса разнились достоинствомъ отъ признанныхъ сочиненій Франсиса болѣе чѣмъ три или четыре изъ трагедій Корнеля разнятся отъ остальныхъ, чѣмъ три или четыре комедіи Бенъ-Джонсона отъ остальныхъ, чѣмъ "The Pilgrims Progress" отъ прочихъ твореній Боніана, чѣмъ "Донъ-Кихотѣ" отъ остальныхъ произведеній Сервантеса. Достовѣрно, что этотъ "человѣкъ съ маскою", кто бы онъ ни былъ, былъ чрезвычайно неровный писатель. Чтобы не ходить далеко, ограничимся письмами, которыя подписаны именемъ Юніуса: письмо къ королю и письма къ Горну Туку представляютъ мало общаго, кромѣ жельчности, а этой приправы рѣдко недостаетъ въ сочиненіяхъ и рѣчахъ Франсиса.
   Въ самомъ дѣлѣ, одна изъ сильнѣйшихъ причинъ къ предположенію, что Франсисъ и есть Юніусъ,-- это нравственное сходство между обоими людьми. Не трудно составить себѣ довольно вѣрное понятіе о характерѣ Юніуса по тѣмъ письмамъ, которыя, за различными подписями, писаны всѣ имъ, а Также и изъ сношеній его съ Вудфоллемъ {Самсонъ Вудфолль -- типографъ въ Лондонѣ и издатель газеты "The Public Adveritier", въ которой печатались знаменитыя письма.} и другими. Онъ, очевидно, былъ человѣкъ, не лишенный истиннаго патріотизма и великодушія, человѣкъ, пороки котораго не были мелочнаго рода. Но онъ такъ же несомнѣнно былъ человѣкъ въ высшей степени нахальный и дерзкій, человѣкъ склонный къ злобѣ и склонный ошибочно принимать свою злобу за общественную добродѣтель. "Хорошо ли ты дѣлаешь, что предаешься гнѣву?" былъ спрошенъ въ древнія времена еврейскій пророкъ. И онъ отвѣчалъ: "Я дѣлаю хорошо." Таковъ, очевидно, былъ нравъ Юніуса, и этой причинѣ мы приписываемъ дикую жестокость, которая позоритъ нѣкоторыя изъ его писемъ. Нѣтъ человѣка болѣе немилосердаго, чѣмъ тотъ, кто въ сильномъ самообольщеніи смѣшиваетъ свои антипатіи со своимъ долгомъ. Можно прибавить, что Юніусъ, не смотря на свой союзъ съ демократическою партіею, которой враги были и его врагами, все же оставался совершенною противоположностью демократическому политику. Нападая на личности съ такою свирѣпостью, которая постоянно нарушала всѣ законы литературной полемики, онъ смотрѣлъ на самыя недостаточныя части старинныхъ учрежденій съ уваженіемъ, доходившемъ до педантства; онъ ревностно защищалъ дѣло Ольдъ-Сарума и презрительно говорилъ капиталистамъ Манчестера и Лидса, что если имъ нужны голоса въ парламентскихъ выборахъ, то ничто не мѣшаетъ имъ накупить земель и стать свободными собственниками въ Ланкаширѣ и Іоркширѣ. Все это, почти безъ измѣненія, согласуется съ характеромъ Филиппа Франсиса.
   Не удивительно, что великій анонимный писатель въ это время желалъ покинуть страну, такъ сильно потрясенную его краснорѣчіемъ. Все шло наперекоръ ему. Та партія, которую онъ, очевидно, предпочиталъ всѣмъ прочимъ, партія Джорджа Гренвилля была разсѣяна смертью ея предводителя, и лордъ Соффолькъ увлекъ большую часть ея на министерскія скамьи. Броженіе, произведенное выборами въ Мидльсексѣ, улеглось. Каждая изъ партій должна была равно возбуждать непріязнь въ Юніусѣ. Мнѣнія его о внутреннихъ дѣлахъ государства отдаляли его отъ министерства; мнѣнія о колоніяльныхъ дѣлахъ -- отъ оппозиціи. При такихъ обстоятельствахъ, онъ, въ мизантропическомъ отчаяніи, бросилъ перо. Прощальное письмо его къ Вудфоллю помѣчено 19 января 1773 года. Въ немъ онъ объявляетъ, что былъ бы идіотомъ, еслибы писалъ снова; что онъ хотѣлъ оказать услугу дѣлу и публикѣ, но что оставляетъ все; что нѣтъ десяти людей, которые неуклонно дѣйствовали бы сообща по какому бы то ни было вопросу. Все, прибавляетъ онъ, одинаково низко и презрѣнно. Вы, сколько я знаю, никогда не уклонялись, и потому я всегда буду радоваться, слыша о вашемъ успѣхѣ. Таковы были послѣднія слова Юніуса. Годъ спустя послѣ этого времени Филиппъ Франсисъ находился на пути въ Бенгалъ.
   Съ тремя новыми совѣтниками прибыли и судьи верховнаго суда. Главнымъ судьею былъ сэръ Эліа Импи. Это былъ старый знакомый Гастингса, и еслибы генералъ-губернаторъ перешарилъ всѣ корпораціи адвокатовъ, то, вѣроятно, не нашелъ бы для себя до такой степени удобнаго орудія. Но члены совѣта отнюдь но были въ заискивающемъ расположеній духа. Гастингсъ сильно не излюбилъ новый порядокъ управленія и не имѣлъ особенно высокаго мнѣніи о своихъ сотоварищахъ, по совѣту. Они узнали объ этомъ и были расположены въ подозрительности и щепетильности. Когда люди находится въ такомъ настроеніи, то всякая бездѣлица является достаточнымъ поводомъ къ спору. Члены совѣта ожидали салюта двадцатью однимъ пушечнымъ выстрѣломъ съ батарей форта Вилліамъ; Гастингсъ назначилъ имъ только семнадцать. Они вышли на берегъ не въ духѣ. Первыя привѣтствія были обмѣнены съ холодной принужденностью. На слѣдующій день начался тотъ продолжительный раздоръ, который, породивъ безпорядки въ британской Индіи, былъ возобновленъ въ Англіи, и въ которомъ, съ той или другой стороны, приняли дѣятельное участіе всѣ знаменитѣйшіе государственные люди и ораторы того времени.
   Гастингса поддерживалъ Барвилль. Они не всегда были друзьями. Но прибытіе изъ Англіи новыхъ членовъ совѣта, естественнымъ образомъ, тѣснѣе соединило старыхъ служителей компаніи. Клеверингъ, Монсонъ и Франсисъ образовывали большинство. Они тотчасъ же вырвали управленіе изъ рукъ Гастингса; осудили, и конечно не безъ основанія, его недавнія сдѣлки съ набобомъ-визиремъ, отозвали изъ Ауда англійскаго агента и назначили на его мѣсто одного изъ своихъ приверженцевъ; отдали бригадѣ, покорившей несчастныхъ роилловъ, приказаніе вернуться во владѣнія компаніи и начали строгое слѣдствіе относительно образа веденія этой войны. Затѣмъ, не смотря на возраженія генералъ-губернатора, они начали пользоваться самымъ нескромнымъ образомъ своею новою властью надъ подчиненными президенствами, запутали всѣ дѣла Бомбея и вмѣшались, съ невѣроятною смѣсью опрометчивости и слабости, во внутренніе раздоры мараттскаго правительства. Въ то же самое время они напали на внутреннее управленіе Бенгаломъ, на всю фискальную и судебную систему -- систему, которая, несомнѣнно, имѣла недостатки, но которую люди, только-что пріѣхавшіе изъ Англіи, по всей вѣроятности, не могли улучшить. Реформы ихъ привели къ тому, что жизнь я состояніе лишились законной охраны, и шайки разбойниковъ безнаказанно грабили и убивали даже въ самыхъ предмѣстьяхъ Калькутти. Гастингсъ продолжалъ жить въ губернаторскомъ домѣ и получать генералъ-губернаторское жалованье. Онъ даже продолжалъ предсѣдательствовать въ засѣданіяхъ совѣта при отправленіи обыкновенныхъ дѣлъ, потому что противники его не могли не сознавать, что онъ зналъ многое, о чемъ они не имѣли понятія, и что онъ рѣшалъ скоро и вѣрно много вопросовъ, которые безнадежно поставили бы ихъ въ тупикъ. Но высшая правительственная власть и самое важное право -- назначать чиновниковъ на мѣста -- были у него отняты.
   Туземцы вскорѣ это замѣтили. Они почли его за павшаго человѣка и начали дѣйствовать по своему обыкновенію. Нѣкоторые изъ нашихъ читателей могли видѣть въ Индіи тучу вороновъ, заклевывающихъ до смерти больнаго ястреба: это не дурной образецъ того, что случается въ этой странѣ, какъ только счастіе покидаетъ человѣка, имѣвшаго власть и внушавшаго страхъ. Въ одно мгновеніе всѣ сикофанты, которые недавно еще были для него готовы лгать, поддѣлывать документы, сводничать, отравлять, спѣшатъ теперь купить милость его побѣдителей цѣною доносовъ на своего прежняго патрона. Правительству въ Индіи стоитъ только дать понять, что оно желаетъ гибели такого-то человѣка, и черезъ двадцать четыре часа оно будетъ снабжено важными обвиненіями, опирающимися на показанія столь полныя и подробныя, что всякій человѣкъ, непривычный къ азіатской лжи, почелъ бы ихъ рѣшительными. Хорошо еще, если подпись заранѣе назначенной жертвы не поддѣлана подъ какимъ-нибудь незаконнымъ договоромъ и если какой-нибудь документъ, обличающій человѣка въ измѣнѣ, не подсунутъ куда-нибудь въ потаенное мѣсто его дома. Гастингса почитали теперь беззащитнымъ. Власть возвысить или свергнуть всякаго человѣка въ Бенгалѣ, казалось, перешла въ руки новыхъ совѣтниковъ. Мгновенно посыпались обвиненія противъ генералъ-губернатора. Ихъ принимало съ живою радостью большинство совѣта, которое -- надо отдать ему справедливость -- состояло изъ людей слишкомъ благородныхъ, чтобы сознательно покровительствовать ложнымъ доносамъ, но которое не было достаточно знакомо съ Востокомъ и не знало, что въ этой части свѣта самое ничтожное поощреніе со стороны правительства можетъ вызвать въ недѣлю болѣе Отсовъ, Бидло и Данджерфильдовъ, чѣмъ ихъ появится въ Вестминстерѣ въ цѣлое столѣтіе.
   Было бы, въ самомъ дѣлѣ, странно, еслибы при подобномъ стеченіи обстоятельствъ Нункомаръ остался въ бездѣйствіи. Этого порочнаго человѣка побуждали одновременно злоба, алчность и честолюбіе. Теперь настало время отомстить своему старому врагу, удовлетворить семнадцати-лѣтней жаждѣ мести, упрочить за собою милость большинства въ совѣтѣ, сдѣлаться самымъ великимъ изъ туземцевъ Бенгала. Со времени прибытія новыхъ совѣтниковъ, онъ явно за ними ухаживалъ и, вслѣдствіе того, былъ самымъ обиднымъ образомъ устраненъ изъ губернаторскаго дома. Теперь онъ, съ большою торжественностью, вручилъ Франсису бумагу, заключавшую въ себѣ нѣсколько чрезвычайно важныхъ обвиненій. Этимъ документомъ Гастингсъ обвинялся въ продажѣ должностей и въ томъ, что за деньги освобождалъ преступниковъ отъ наказанія. Въ особенности указывалось на то, что Магометъ-Риза-Ханъ остался безнаказаннымъ будто бы вслѣдствіе того, что заплатилъ генералъ-губернатору большую сумму денегъ.
   Франсисъ прочелъ бумагу въ совѣтѣ. Послѣдовалъ жаркій споръ. Гастингсъ въ горькихъ выраженіяхъ жаловался на образъ дѣйствія своихъ противниковъ, презрительно отзывался о Нункомарѣ и его обвиненіяхъ и отрицалъ, чтобы совѣтъ имѣлъ право судить губернатора. Въ слѣдующее засѣданіи совѣта была предъявлена другая бумага отъ Нункомара. Онъ просилъ позволенія явиться въ совѣтъ для того, чтобы доказать взведенныя обвиненія. Это породило другое бурное преніе. Генералъ-губернаторъ утверждалъ, что комната совѣта не мѣсто для подобнаго розыска; что отъ людей, разгоряченныхъ ежедневными столкновеніями съ нимъ, онъ не можетъ ожидать справедливости судей и что, не унижая достоинства своей должности, онъ не можетъ подчиниться очной ставкѣ съ такимъ человѣкомъ, каковъ Нункомаръ. Большинство рѣшилось, однако, разсмотрѣть обвиненія. Гастингсъ всталъ, объявилъ засѣданіе оконченнымъ я оставилъ комнату въ сопровожденіи Барвелля. Остальные члены остались на своихъ мѣстахъ, объявили себя совѣтомъ, назначили предсѣдателемъ Кливернига и велѣли призвать Нункочара. Послѣдній нетолько не отступился отъ своихъ прежнихъ обвиненій, но, по восточному обыкновенію, значительно ихъ умножилъ. Онъ показалъ, что Гастингсъ получилъ значительную сумму денегъ за назначеніе Раджа-Гурдаса казначеемъ набоба и за порученіе его высочества попеченіямъ Монни-Бегомъ. Онъ представилъ, въ подтвержденіе своего разсказа, письмо, за печатью, какъ онъ увѣрялъ, Монни-Бегомъ. Печать, была ли она поддѣльная, какъ утверждалъ Гастингсъ, или истинная -- что вѣроятнѣе -- ничего не доказывала. Нункомару,-- въ этомъ не усомнится никто, знающій Индію,-- стоило только сказать Монни-Бегомъ, что такое письмо доставитъ удовольствіе большинству совѣта, чтобы получить ея свидѣтельство. Однако, большинство положило, что обвиненіе доказано, что Гастингсъ получилъ взятку отъ тридцати до сорока тысячъ "унтовъ и ч то его слѣдуетъ принудить къ уплатѣ этой суммы.
   Общее чувство между англичанами въ Бенгалѣ сильно клонилось въ пользу генералъ-губернатора. По способности къ дѣламъ, по знанію страны, по вѣжливости обращенія онъ стоялъ рѣшительно выше своихъ притѣснителей. Служители компаніи были, естественно, склонны принять сторону самаго замѣчательнаго члена изъ своей среды противъ чиновника военнаго управленія, который, совершенно незнакомый съ языкомъ и характеромъ туземцевъ, рѣшился направлять всѣ отрасли администраціи. Однако Гастингсъ, не смотра на общую симпатію своихъ соотечественниковъ, находился въ весьма непріятномъ положеніи. Оставалась еще апелляція передъ высшую власть въ Англіи. Но если эта власть приметъ сторону его враговъ, то ему останется только отказаться отъ своей должности. Поэтому онъ переслалъ своему агенту въ Лондонѣ, полковнику Маклину, просьбу объ отставкѣ. Но Маклину дана была инструкція не подавать просьбы иначе, какъ если будетъ вполнѣ дознано, что расположеніе компанейскаго управленія неблагопріятно генералъ-губернатору.
   Казалось, торжество Нункомара было совершенное. On ежедневно принималъ гостей, и соотечественники его стекались толпами; однажды соблаговолило посѣтить его и большинство совѣта. Домъ его сталъ конторою для пріема обвиненій противъ генералъ-губернатора. Говорили, что частью угрозами, частью ласкательствомъ подлый браминъ убѣдилъ многихъ богатѣйшихъ людей провинціи подать жалобы. Но онъ игралъ въ отчаянную игру. Не безопасно было довести до крайности человѣка столь находчиваго и столь рѣшительнаго, какъ Гастингсъ. Нункомаръ, со всею своею прозорливостью, не понималъ сущности тѣхъ учрежденій, подъ которыми жилъ. Онъ видѣлъ, что на его сторонѣ было большинство того собранія, которое заключало договоры, давало мѣста, собирало подати. Но раздѣленіе политическихъ и судебныхъ функцій было вещью, о которой онъ не имѣлъ и понятія. Вѣроятно, ему никогда не приходило въ голову, что въ Бенгалѣ была власть, совершенно независимая отъ совѣта,-- власть, могшая защитить человѣка, котораго совѣтъ желалъ погубить, и послать на висѣлицу того, кому совѣтъ покровительствовалъ. Однако, оно было такъ. Верховный судъ, въ сферѣ своихъ собственныхъ обязанностей, былъ совершенно независимъ отъ правительства. Гастингсъ, съ обыкновенною своею прозорливостью, сознавалъ, сколько пользы онъ могъ извлечь изъ обладанія этою цитаделью, и поступилъ согласно съ тѣмъ. Судья, въ особенности главный судья, были враждебны большинству совѣта. Теперь настало время привести въ дѣйствіе эту могущественную машину.
   Калькутта была внезапно поражена извѣстіемъ, что Нункомаръ арестованъ по обвиненію въ уголовномъ преступленіи, преданъ суду и заключенъ въ общую тюрьму. Преступленіе, въ которомъ его обвиняли, состояло въ поддѣлкѣ, шесть лѣтъ тому назадъ, обязательства. Номинальнымъ обвинителемъ былъ одинъ туземецъ. Но тогда, равно какъ и теперь, убѣжденіе всякаго, за исключеніемъ идіотовъ и біографовъ, было и есть, что истиннымъ двигателемъ дѣла былъ никто иной, какъ Гастингсъ.
   Бѣшенство большинства достигло высшей степени. Оно протестовало противъ дѣйствій верховнаго суда и послало въ него нѣсколько настоятельныхъ требованій, чтобы Нункомаръ былъ освобожденъ на поруки. Судьи отвѣчали надмѣнно и рѣшительно. Совѣтъ долженъ былъ ограничиться тѣмъ, что осыпалъ семейство Нункомара почестями и денежными наградами. Между тѣмъ начались ассизы; обвиненіе было признано основательнымъ; Нункомаръ былъ приведенъ передъ сэра Элію Импи и передъ судъ присяжныхъ, составленный изъ англичанъ. Пропасть противорѣчащихъ показаній подъ присягой и необходимость переводить каждое слово свидѣтелей невѣроятно продлили судъ. Наконецъ Нункомаръ былъ признанъ виновнымъ, и главный судья произнесъ надъ нимъ смертный приговоръ.
   М-ръ Глейгъ до такой степени несвѣдущъ, что воображаетъ, будто судьи не имѣли дальнѣйшей въ этомъ дѣлѣ власти и будто право распространить на Нункомара помилованіе принадлежало совѣту. Поэтому, онъ вмѣняетъ Франсису и его партіи всю вину въ томъ, что послѣдовало. Мы думаемъ, что господинъ, напечатавшій пять или шесть полновѣсныхъ томовъ о дѣлахъ Индіи, могъ бы взять за себя трудъ ознакомиться съ коренными основаніями индійскаго управленія. Верховному суду принадлежало, во время дѣйствія Regulating Act'а, право отлагать исполненіе приговора надъ преступникомъ до тѣхъ поръ, пока будетъ извѣстна воля короны. Совѣтъ же не имѣлъ въ то время права вмѣшиваться въ судопроизводство.
   Намъ кажется совершенно яснымъ, что Импи слѣдовало отсрочить казнь Нункомара. Можно спросить, было ли законно все производство. Но достовѣрно, что -- каковъ бы ни былъ, по научному толкованію, смыслъ статута, на основаніи котораго производился судъ -- вѣшать индуса за составленіе ложнаго документа было крайне несправедливо. Законъ, постановившій въ Англіи смертную казнь за этого рода преступленія, былъ установленъ безъ малѣйшаго отношенія къ состоянію общества въ Индіи. Онъ не былъ извѣстенъ туземцамъ. Онъ никогда не былъ прилагаемъ къ нимъ,-- конечно, не за недостаткомъ виновныхъ. Онъ въ высшей степени оскорблялъ ихъ понятія. они не привыкли къ тому различію, которое многія обстоятельства, свойственныя нашему обществу, заставила установить между составленіемъ фальшивыхъ документовъ и прочими родами обмана. Поддѣлка печати, по мнѣнію туземцевъ, принадлежала къ разряду обыкновеннаго надувательства, и иногда не приходило имъ на умъ, что она можетъ подвергнуться столь же строгому наказанію, какъ разбой цѣлою шайкою или убійство. Справедливый судья несомнѣнно представилъ бы дѣло размотрѣнію монарха. Но Импии слышать не хотѣлъ о помилованіи или отсрочкѣ.
   Волненіе между всѣми классами было велико. Франсисъ и немногіе англичане, приверженцы Франсиса, отзывались о генералъ-губернаторѣ и главномъ судьѣ какъ о худшаго рода убійцахъ. Клеверингъ, говорятъ, поклялся, что хотя бы даже у подножія висѣлицы, но Нункомаръ будетъ освобожденъ. Масса европейскаго общества, не смотря на сильную привязанность свою къ генералъ-губернатору, не могла не чувствовать состраданія къ человѣку, который, при всѣхъ своихъ преступленіяхъ, такъ долго занималъ видное мѣсто въ ихъ глазахъ, который былъ великъ и могущественъ еще до существованія британскаго владычества въ Индія и у котораго въ прежнія времена губернаторы и члены совѣта -- тогда простые коммерческіе факторы -- заискивали покровительства. Чувство индусовъ было несравненно сильнѣе. Они, конечно, не были народъ, готовый нанести хотя одинъ ударъ за своего соотечественника. Но приговоръ надъ нимъ исполнилъ ихъ смущенія и страха. Даже по ихъ низкимъ понятіямъ о нравственности Нункомаръ былъ дурной человѣкъ. Но какъ бы дуренъ онъ ни былъ, онъ все-таки былъ глаза ихъ племени и религіи -- браминъ браминовъ. Онъ происходилъ изъ высшей и чистѣйшей касты. Онъ исполнялъ съ величайшею точностью всѣ церемоніи, которымъ суевѣрный бенгалецъ приписываетъ гораздо болѣе значенія, чѣмъ безукоризненному исполненію общественныхъ обязанностей. Поэтому, они чувствовали то же, что въ мрачные вѣка чувствовалъ бы ревностный католикъ при видѣ одного изъ высшихъ сановниковъ церкви, посылаемаго на висѣлицу свѣтскимъ трибуналомъ. По ихъ старымъ народнымъ законамъ бранила нельзя было подвергнуть смертной казни ни за какое преступленіе. А преступленіе, за которое Нунконаръ вскорѣ долженъ былъ умереть, представлялось имъ почти въ томъ же свѣтѣ, въ какомъ іоркширскому жокею представляется продажа больной лошади за цѣну здоровой.
   Только магометане, кажется, смотрѣли съ восторгомъ на судьбу могущественнаго индуса, пытавшагося возвыситься гибелью Магометъ-Риза-Хана. Мусульманскій историкъ того времени находитъ удовольствіе выставлять вину болѣе тяжкою. Онъ увѣряетъ, что въ домѣ Нункомара была найдена коробка съ поддѣльными печатями всѣхъ богатѣйшихъ людей провинціи. Мы никогда не встрѣчали подтвержденія этого разсказа, который самъ по себѣ не совсѣмъ невѣроятенъ.
   День приближался, и Нункомаръ готовился умереть съ тою спокойною твердостью, съ которою бенгалецъ, столь женственно робкій въ бою и другихъ личныхъ столкновеніяхъ, часто встрѣчаетъ бѣдствія неизбѣжныя. Шерифъ, съ тѣмъ человѣколюбіемъ, котораго рѣдко недостаетъ въ англійскомъ джентльменѣ, посѣтилъ Нункомара наканунѣ казни и объявилъ узнику, что ему не откажутъ ни въ какомъ облегченіи, согласномъ съ закономъ. Нункомаръ выразилъ свою благодарность съ большою вѣжливостью и неизмѣннымъ самообладаніемъ. Ни одинъ мускулъ его лица не дрогнулъ. Онъ не испустилъ ни одного вздоха. Онъ приложилъ палецъ ко лбу и спокойно сказалъ, что судьба должна совершиться и что нельзя противиться волѣ Божіей. Онъ послалъ привѣтъ Франсису, Клеверингу и Монсову и поручилъ ихъ покровительству Раджа-Гурдаса, который долженъ былъ сдѣлаться главою бенгальскихъ браминовъ. Шерифъ удалился, сильно взволнованный этою сценою, а Нункомаръ спокойно усѣлся писать замѣтки и разсматривать отчеты.
   На слѣдующее утро, прежде нежели солнце достигло наибольшей высоты, народъ собрался огромными массами къ тому мѣсту, на которомъ была поставлена висѣлица. Печаль и ужасъ изображались на каждомъ лицѣ; но до самаго конца толпа едва могла вѣрить, что бы англичане дѣйствительно хотѣли лишить жизни великаго брамина. Наконецъ, печальное шествіе проложило себѣ дорогу сквозь толпу. Нункомаръ сидѣлъ въ своемъ паланкинѣ и озаралъ массы съ неизмѣннымъ спокойствіемъ. Онъ только-что разстался съ тѣми, которые были ему особенно близки. Ихъ вопли и судороги поразили ужасомъ европейскихъ исполнителей приговора, но не произведи ни малѣйшаго дѣйствія на желѣзный стоицизмъ осужденнаго. Единственная забота, которую онъ выразилъ, состояла въ томъ, чтобы были люди его собственной священнической касты для принятія его тѣла. Онъ снова пожелалъ, чтобы передали его привѣтъ друзьямъ въ совѣтѣ, твердою поступью взошелъ на эшафотъ и подалъ знакъ палачу. Въ то мгновеніе, когда опустилась доска, изъ безчисленной толпы зрителей поднялся вой горести и отчаянія. Сотни отвернули лица отъ оскверняющаго зрѣлища, съ громкими воплями бѣжали къ Угли и окунулись въ священныя воды, какъ будто для того, чтобы очистить себя отъ виновности своей въ томъ, что смотрѣли на подобное преступленіе. Чувства эти не ограничивались одною Калькуттою. Вся провинція была сильно взволнована, и особенно сильно выказало горесть и страхъ народонаселеніе Дакки.
   О поведеніи Импи невозможно говорить достаточно строго. Мы уже сказали, что, по нашему мнѣнію, онъ поступилъ несправедливо, отказывая въ отсрочкѣ казни Нункомара. Ни одинъ здравомыслящій человѣкъ не можетъ сомнѣваться въ томъ, что онъ поступилъ такимъ образомъ съ цѣлью угодить генералъ-губернатору. Еслибы въ насъ возникали когда-либо сомнѣнія по этому поводу, то ихъ разсѣяло бы одно письмо, напечатанное м-въ Глейгомъ. Гастингсъ три или четыре года позже отзывался объ Импи, какъ о человѣкѣ, "поддержкѣ котораго онъ былъ однажды обязанъ безопасностью своего состоянія, чести и репутаціи". Вѣскія слова эти могутъ относиться только къ дѣлу Нункомара, и они должны значить, что Импи повѣсилъ Нункомара съ цѣлью поддержать Гастингса. Поэтому, наше обдуманное мнѣніе -- то, что Импи, въ званіи судьи, несправедливо подвергъ человѣка смерти ради политической цѣли.
   Но поведеніе Гастингса представляется намъ въ нѣсколько иномъ свѣтѣ. Отъ боролся за свое состояніе, за свою честь, свободу,-- за все, что придаетъ цѣну жизни. Онъ былъ окруженъ метельными и безнравственными врагами. Отъ сотоварищей своихъ онъ не могъ ожидать справедливости. Поэтому, нельзя осуждать его за желаніе раздавить своихъ обвинителей. Дѣйствительно, онъ долженъ былъ пользоваться для этой цѣли только законными средствами. Но не было странно, что онъ почелъ законными всѣ средства, какія признали таковыми оракулы закона, люди, которыхъ спеціальная обязанность состояла въ возстановленіи орава между противниками; люди, которыхъ воспитаніе, какъ дозволялось предполагать, сдѣлало особенно способными къ исполненію этой обязанности. Никто не требуетъ отъ противниковъ непреклонной справедливости судьи. Причина, по которой назначаются судья, именно и состоитъ въ томъ, что даже хорошимъ людямъ нельзя довѣрить рѣшеніе вопросовъ, въ которыхъ они сами участники. Не проходятъ дня, чтобы честный истецъ не предъявлялъ такихъ требованій, которыя можетъ исполнить только безчестный судъ. Было бы слишкомъ смѣло ожидать отъ какого-нибудь человѣка, чтобы онъ былъ справедливѣе присяжныхъ блюстителей справедливости въ то время, когда дѣло идетъ о его дражайшихъ интересахъ, когда возбуждены его сильнѣйшія страсти. Для сравненія возьмемъ сходный случай изъ исторіи нашего собственнаго острова. Предположимъ, что лордъ Стаффордъ, находясь въ Тоуэрѣ по подозрѣнію въ участіи въ Папистскомъ заговорѣ, узналъ бы, что Титъ Отсъ совершилъ поступокъ, который, посредствомъ сомнительнаго истолкованія, можетъ быть подведенъ подъ разрядъ уголовныхъ преступленій. Развѣ мы стали бы строго осуждать лорда Стаффорда въ предполагаемомъ случаѣ, еслибы, посредствомъ своего вліявія, онъ заставилъ открыть надъ Отсомъ слѣдствіе и судъ, еслибы онъ принялъ на себя издержки по обвиненію и употребилъ все свое вліяніе для предупрежденія помилованія отъ короны? Мы думаемъ, что нѣтъ. Конечно, еслибы судья, изъ расположенія къ католическимъ лордамъ, сдѣлалъ натяжку въ примѣненіи закона для того, чтобы повѣсить Отса, то такой судья вполнѣ заслуживалъ бы обвиненія. Но намъ кажется, что католическій лордъ, представляя дѣло на рѣшеніе суды, не перешелъ бы существенно за предѣлы правовѣрнаго самозашищенія.
   Поэтому, нисколько не сомнѣваясь въ томъ, что эту достопамятную казнь должно приписать вліянію Гастингса, мы тѣмъ не менѣе сомнѣваемся, чтобы ее можно было справедливо причислятъ къ его преступленіямъ. Что его дѣйствіями управляла глубокая политика -- это очевидно. Онъ былъ въ совѣтѣ въ меньшинствѣ. Было возможно, что въ меньшинствѣ атомъ онъ останется на долгое время. Онъ хорошо зналъ характеръ туземцевъ. Онъ зналъ, въ какомъ изобилія обвиненія навѣрное посыпятся на самаго невиннаго жителя Индія, подпавшаго овалѣ власти. Въ цѣломъ черномъ населеніи Бенгала не было чиновника, искателя правительственнаго мѣста, арендатора правительства, который бы не воображалъ, что онъ можетъ улучшить свое положеніе, посылая показаніе противъ генералъ-губернатора. При такихъ обстоятельствахъ гонимый государственный человѣкъ рѣшился доказать цѣлой толпѣ обвинителей и свидѣтелей, что хотя онъ и принадлежитъ къ меньшинству въ совѣтѣ, но все-епе можетъ быть страшенъ. А даннаго имъ урока, дѣйствительно, нельзя было забыть. Глава составившейся противъ него коалиціи, богатѣйшій, могущественнѣйшій, самый изворотливый илъ всѣхъ индусовъ, отличенный милостью тѣхъ, въ рукахъ которыхъ находилось тогда правленіе, огражденный суевѣрнымъ уваженіемъ милліоновъ,-- этотъ человѣкъ былъ повѣшенъ среди дня, въ присутствіи нѣсколькихъ тысячъ народа. Все, что могло увеличить впечатлѣніе этого предостереженія, достоинство въ казнимомъ, торжественность самаго дѣйствія, соединялось въ этомъ случаѣ. Безсильная ярость и тщетныя усилія совѣта сдѣлали только побѣду болѣе рѣшительною и очевидною. Съ этого мгновенія въ каждомъ туземцѣ вкоренилось убѣжденіе, что вѣрнѣе принятъ сторону Гастингса въ меньшинствѣ, чѣмъ сторону Франсиса въ большинствѣ; что тотъ, кто будетъ достаточно смѣлъ, чтобы содѣйствовать низверженію генералъ-губернатора, быть можетъ, встрѣтитъ -- по словамъ восточнаго поэта -- тигра, охотясь въ заросляхъ на оленя. Голоса тысячи доносчиковъ мгновенно замолкли. Съ этого времени, съ какими бы трудностями не предстояло еще бороться Гастингсу, его по крайней мірѣ уже не безпокоили обвиненія индійскихъ туземцевъ.
   Замѣчательное обстоятельство, что одно изъ писемъ Гастингса къ д-ру Джонсону помѣчено немногими часами позже смерти Нункомара. Въ минуту, когда вся колонія была потрясена, когда могущественная и древняя каста священниковъ плакала надъ бренными останками своего главы, побѣдитель въ этой смертельной борьбѣ не терялъ своего характеристическаго самообладанія; онъ сѣлъ писать о "Поѣздкѣ на Гебриды", персидской грамматикѣ Джонса, исторіи, преданіяхъ, искусствахъ и естественныхъ произведеніяхъ Индіи.
   Между тѣмъ до Лондона дошло извѣстіе о войнѣ съ роиллами и о первыхъ несогласіяхъ между Гастингсомъ и его сотоварищами. Директора приняли сторону большинства и отправили письмо, полное строгихъ замѣчаній о поведеніи Гастингса. Они осудили, въ сильныхъ, но справедливыхъ выраженіяхъ, беззаконіе начинать наступательную войну только изъ-за денежныхъ выгодъ. Но они совершенно забыли, что если Гастингсъ и пріобрѣлъ денежныя выгоды непозволительными средствами, то сдѣлалъ это не для себя, а для того, чтобы удовлетворить ихъ требованіямъ. Предписывать честность и, вмѣстѣ съ тѣмъ, требовать того, чего невозможно было пріобрѣсти честнымъ образомъ, составляло въ то время постоянный обычай компаніи. Какъ леди Макбетъ говоритъ о своемъ мужѣ, директора "не желали плутовать въ игрѣ и, однако, хотѣли беззаконно выигрывать".
   Regulating Act, которымъ Гастингсъ былъ назначенъ генералъ-губернаторомъ на пять лѣтъ, давалъ коронѣ право смѣнить его по представленію компаніи. Подобнаго представленія хотѣлось лорду Норту. Три члена совѣта, посланные изъ Англіи, были выбраны имъ самимъ. Генералъ Клеверингъ, въ особенности, былъ поддерживаемъ обширною партіею въ парламентѣ -- такою, что никакому кабинету не могло хотѣться ее оскорбить. Желаніе министра было смѣнить Гастингса и на его мѣсто во главѣ управленія поставить Клеверинга. Въ совѣтѣ директоровъ партіи были почти равносильны; одиннадцать человѣкъ подали голосъ противъ Гастингса, десять -- за него. Тогда созвано было собраніе собственниковъ. Большая торговая зала представляла необыкновенное зрѣлище. Секретарь казначейства разослалъ письма, въ которыхъ убѣждалъ всѣхъ сторонниковъ министерства, владѣтелей индійскихъ акцій, присутствовать на этомъ собраніи. Лордъ Сандвичъ руководилъ сторонниками правленія съ обыкновенною своею ловкостью и дѣятельностью. Пятьдесятъ меровъ и членовъ тайнаго совѣта, рѣдко появлявшіеся въ этой части Лондона, присутствовали въ толпѣ. Пренія продолжались до полуночи. Противники Гастингса имѣли небольшой перевѣсъ при раздѣленіи обѣихъ сторонъ для приблизительной оцѣнки; во потребована была баллотировка, и въ результатѣ оказалось, что генералъ-губернаторъ восторжествовалъ большинствомъ свыше ста голосовъ надъ совокупными усиліями директоровъ и министерства. Министры были чрезвычайно раздражены этимъ пораженіемъ. Даже лордъ Нортъ вышелъ изъ себя -- что съ нимъ случалось рѣдко -- и грозилъ созвать парламентъ до Рождества и внести билль, который лишилъ бы компанію политической власти и ограничилъ бы ея дѣятельность прежними предметами: торговлею Наемъ и шелкомъ.
   Полковникъ Маклинъ, который ревностно поддерживалъ дѣло Гастингса въ теченіе всего этого столкновенія, теперь подумалъ, что его патронъ находится въ неминуемой опасности лишать" мѣста, быть заклеймену порицаніемъ парламента и, быть можетъ, даже подвергнуться судебному преслѣдованію. Уже было спрошено мнѣніе коронныхъ юристовъ касательно нѣкоторыхъ сторонъ поведенія генералъ-губернатора. Казалось, настала крайняя пора думать о приличномъ отступленіи. При такихъ обстоятельствахъ Маклинъ почелъ себя въ правѣ предъявить, по данному ему порученію просьбу объ отставкѣ. Документъ былъ написанъ не совершенно по Формѣ; но директора слишкомъ обрадовались ему, чтобы быть придирчивыми. Они приняли просьбу, назначили въ преемники Гастингсу м-ра Велера, одного изъ своей среды, и послали приказаніе, чтобы, до прибытія послѣдняго, должность генералъ-губернатора исправлялъ старшій членъ совѣта, генералъ Клеверингъ.
   Но пока это происходило въ Англіи, въ Бенгаліи послѣдовала важная перемѣна. Монсона не было уже въ живыхъ. Оставались только четыре члена правительства: Клевернигъ и Франсисъ за одной сторонѣ, Барвелль и генералъ-губернаторъ на другой; послѣднему принадлежалъ рѣшительный голосъ. Гастингсъ, который, въ теченіе двухъ лѣтъ, былъ лишенъ всякой власти и всякаго нрава назначатъ на подвѣдомственныя ему мѣста, сталъ внезапно полновластнымъ. Онъ тотчасъ же началъ отплачивать своимъ противникомъ. Распоряженія ихъ были измѣнены; ихъ клевреты -- лишены мѣстъ. Предписано было произвести новую оцѣнку земель въ Бенгалѣ съ цѣлью распредѣленія податей; все дѣло поручено было генералъ-губернатору, отъ имени котораго должны были писаться и всѣ бумаги и письма по этому предмету. Въ то же время онъ началъ обдумывать обширныя планы завоеваній и господства -- планы, которыя онъ увидѣлъ осуществленными, хотя и не имъ самимъ. Проектъ его состоялъ въ заключенія субсидіарныхъ союзовъ со второстепенными индійскими властителями, въ особенности съ аудскимъ и берарскимъ; черезъ это онъ надѣялся сдѣлать Великобританію преобладающею державою въ Индіи. Пока онъ обдумывалъ этотъ великій планъ, пришло извѣстіе, что онъ пересталъ быть генералъ-губернаторомъ, что его просьба объ отставкѣ принята, что Велиръ немедленно прибудетъ и что до того времени мѣсто предсѣдателя долженъ занимать Клеверингъ.
   Еслибы Гастингсъ все еще имѣлъ за собою въ совѣтѣ меньшинство, то, вѣроятно, удалился бы безъ сопротивленія. Но теперь онъ былъ истиннымъ властителемъ британской Индіи и не намѣревался оставить своего высокаго мѣста. Онъ утверждалъ, что никогда не давалъ какихъ бы то ни было инструкцій, которыми можно было оправдать принятыя въ Англіи мѣры. Гастингсъ сознавался, что забылъ точное содержаніе данныхъ имъ инструкцій; если онъ и хранилъ копію ихъ, то теперь потерялъ. Но онъ, навѣрное, нѣсколько разъ объявлялъ директорамъ, что не откажется отъ своего мѣста. Онъ не понималъ, какимъ образомъ совѣтъ директоровъ, зная эту его рѣшимость, могъ принять просьбу объ его отставкѣ изъ сомнительныхъ рукъ агента. Если же просьба его не анкетъ силы, то всѣ дѣйствія, основанныя на ней, ничтожны и онъ, Гастингсъ, продолжаетъ быть генералъ-губернаторомъ.
   Впослѣдствіи онъ утверждалъ, что, хотя его агенты и не поступили согласно съ данными имъ инструкціями, однако онъ почелъ бы себя связаннымъ ихъ дѣйствіями, еслибы Кливегингъ не пытался овладѣть верховною властью насильно. Правда ли это или нѣтъ,-- несомнѣнно, по крайней мѣрѣ, то, что неосторожность Клеверинга поставила Гастингса въ выгодное положеніе. Генералъ послалъ за ключами форта и казначейства, овладѣлъ архивомъ и созвалъ совѣтъ, за которомъ присутствовалъ Франсисъ. Гастингсъ въ то же время засѣдалъ въ другомъ покоѣ вмѣстѣ съ Барвеллемъ. Каждая сторона имѣла видъ права. Надъ ними не было верховной власти ближе пятнадцати тысячъ миль. Казалось, не было возможности рѣшить спора иначе, какъ вооруженною рукою, и этого способа Гастингсъ не боялся, увѣренный въ своемъ вліяніи на соотечественниковъ въ Индіи. Онъ предписалъ офицерамъ форта Вилліамъ и всѣхъ сосѣднихъ стоянокъ, чтобы они ни отъ кого, кромѣ него, не принимали приказаній. Въ то же время онъ съ удивительною разсудительностью предложилъ внести дѣло на разсмотрѣніе верховнаго суда а подчиниться его рѣшенію. Дѣлая это предложеніе, онъ ничѣмъ не рисковалъ; однакоже предложеніе это противники его едвали могли отвергнуть. Никто не былъ бы сочтенъ преступникомъ за покорность правительству, которое судьи торжественно провозгласили законнымъ. Самый смѣлый человѣкъ не рѣшился бы поднять оружіе въ защиту того, что судьи провозгласили бы узурпаціею. Клбверингъ и Франсисъ, послѣ нѣкотораго отлагательства, неохотно согласились подчиниться рѣшенію суда. Судъ объявилъ, что просьба объ увольненіи отъ должности была недѣйствительна и что, слѣдовательно, согласно съ Regulating Act'омъ, Гастингсъ остается генералъ-губернаторомъ; разбитые члены совѣта, видя, что общественное мнѣніе всего англійскаго населенія противъ нихъ, подчинились приговору.
   Около того же времени прибыло извѣстіе, что послѣ тяжбы, продолжавшейся нѣсколько лѣтъ, суды Франконіи утвердили, наконецъ, разводъ между Ингофонъ и его женою. Баронъ уѣхалъ изъ Калькутты, съ деньгами на покупку имѣнія въ Саксоніи. Бывшая жена его стала мистрисъ Гастингсъ. По этому случаю происходили большія празднества, и всѣ знатнѣйшія особы въ Калькуттѣ, безъ различія партій, были приглашены въ губернаторскій домъ. Клевирингъ, разсказываетъ магометанскій лѣтописецъ, былъ боленъ тѣломъ и духомъ и извинился, что не можетъ присоединиться къ блестящему собранію. Но Гастингсъ, котораго успѣхъ въ любви и честолюбіи, кажется, сильно воодушевилъ, не хотѣлъ и слышать объ отказѣ. Онъ самъ отправился въ домъ генерала и, наконецъ, съ торжествомъ привелъ побѣжденнаго соперника въ веселое общество, окружавшее новобрачную. Усиліе это было слишкомъ велико для тѣла, удрученнаго огорченіями и болѣзнью. Нѣсколько дней спустя Клеверингъ умеръ.
   Велеръ, который прибылъ занять мѣсто генералъ-губернатора и долженъ былъ довольствоваться мѣстомъ въ совѣтѣ, принималъ обыкновенно сторону Франсиса. Но генералъ-губернаторъ, поддерживаемый Барвеллемъ и пользуясь своимъ предсѣдательскимъ голосомъ, все-еще господствовалъ. Въ то же время произошла нѣкоторая перемѣна въ расположеніи какъ совѣта директоровъ, такъ и министровъ. Всѣ намѣренія, враждебныя Гастингсу, были оставлены, и когда кончился первоначальный пяти-лѣтній срокъ его назначенія, его спокойно вновь избрали на эту должность. Дѣло въ томъ, что при страшной опасности, угрожавшей со всѣхъ сторонъ общественнымъ интересамъ, лордъ Нортъ и компанія не желали разстаться съ губернаторомъ, котораго дарованія, опытность и рѣшительность должны были признать даже его враги.
   Кризисъ былъ, дѣйствительно, страшный. Великое и побѣдоносное государство, на престолъ котораго, восемнадцать лѣтъ передъ тѣмъ, Георгъ III возсѣлъ съ болѣе блестящими надеждами, чѣмъ кто-либо изъ длиннаго ряда предшествовавшихъ государей Англіи, было приведено, самымъ безразсудно-дурнымъ управленіемъ, на край гибели. Въ Америкѣ милліоны англичанъ находились въ войнѣ со страною, къ которой принадлежали по крови, языку, вѣрѣ и учрежденіямъ; со страною, къ которой еще незадолго до того они были столь же сильно привязаны, какъ жители Норфолька и Лейстершира. Великія державы Виропы, униженныя и склоненныя въ прахъ силою и геніемъ, которые руководили совѣтами Георга II, радовались теперь въ ожиданіи явной отплаты. Приближалось время, когда вашъ островъ, усиливаясь придавить Соединенные Штаты Америки, угрожаемый еще ближайшею опасностью со стороны слишкомъ справедливаго неудовольствія Ирландіи, долженъ былъ испытать нападеніе Франціи, Испаніи и Голландіи и угрозу вооруженнаго балтійскаго нейтралитета; наставало время, когда опасность угрожала даже нашему владычеству на морѣ, когда непріязненные флоты господствовали на проливахъ Калпе {Теперешній Гибралтарскій.} и на Мексиканскомъ морѣ, когда британскій флагъ едва былъ въ состояніи прикрывать британскій каналъ. Какъ ни велики были недостатки Гастингса, дли нашей страны было счастьемъ, что при такомъ положеніи, самомъ страшномъ, въ которомъ она когда-либо находилась, онъ былъ правителемъ ея индійскихъ владѣній.
   Нападенія на Бенгалъ съ моря нечего было сильно опасаться. Но европейскіе враги Англіи могли вступить въ союзъ съ однимъ изъ туземныхъ государствъ, могли снабдить это государство войсками, оружіемъ и аммуниціею и такимъ образомъ напасть на наши владѣнія съ суши. Гастингсъ ожидалъ опасности преимущественно со стороны мараттовъ. Первоначально итогъ странный народъ обиталъ дикій рядъ холмовъ, простирающихся вдоль западнаго берега Индіи. Въ правленіе Ауренгзева жители этихъ странъ, подъ предводительствомъ великаго Севаджы, стали спускаться на владѣнія сосѣдей, болѣе богатыхъ и менѣе воинственныхъ. Энергія, жестокость и хитрость мараттовъ вскорѣ доставили имъ самое видное мѣсто между новыми державами, порожденными порчею распадавшейся имперія. Сначала они были только разбойниками, но вскорѣ возвысились до степени завоевателей. Половина провинцій имперіи обратилась въ мараттскія княжества. Мародёры, происходившіе изъ низкихъ кастъ и привыкшіе къ черной работѣ, становились могущественными раджами. Бунслы, во главѣ шайки грабителей, заняли обширныя области Берара. Гвиковаръ, что въ переводѣ значить пастухъ, основалъ ту династію, которая до настоящаго времени княжитъ въ Гузератѣ. Домъ Сциндіи и Холкара возвысились въ Малвѣ. Одинъ отважный предводитель свилъ себѣ гнѣздо на неприступной скалѣ Гути. Другой сдѣлался властителемъ тысячи деревень, разсѣянныхъ между зелеными рисовыми полями Танджора.
   То была въ Индіи пора двойнаго правленія. Наружная обстановка власти и самая власть были вездѣ раздѣлены. Мусульманскіе набобы, сдѣлавшіеся независимыми властителями,-- визирь аудскій и низамъ гейдерабадскій,-- все-еще называли себя намѣстниками дома Тамерланова. Точно такъ же и мараттскія государства, хотя и независимыя одно отъ другаго, хотѣли считаться частями одного цѣлаго; всѣ они, на словахъ и въ церемоніяхъ, признавали верховную власть наслѣдника Севаджи -- roi Fainйant, который жевалъ бетель и игралъ съ танцовщицами въ государственной тюрьмѣ въ Саттарѣ; признавали и власть его пешвы или маіордома -- великаго наслѣдственнаго сановника, который держалъ въ Пунѣ царски-пышный дворъ и котораго власть признавалась въ обширныхъ областяхъ Аурунгабада и Беджапура.
   Нѣсколько мѣсяцевъ передъ тѣмъ, какъ въ Европѣ была объявлена война, бенгальское правительство было встревожено извѣстіемъ, что въ Пуну прибылъ Французскій искатель приключеній, котораго считали за человѣка высокаго званія. Говорили, что его приняли тамъ съ большимъ почетомъ, что онъ вручилъ пешвѣ письма и подарки отъ Лудовика XVI и что между Франціею и мараттами былъ заключенъ договоръ, враждебный Англія.
   Гастингсъ немедленно рѣшился нанести первый ударъ. Права пешвы на его званіе не были неоспоримы. Часть мараттскаго народа благопріятствовала одному претенденту. Генералъ-губернаторъ рѣшился поддержать этого претендента, двинуть армію черезъ весь Индійскій полуостровъ и заключить тѣсный союзъ съ главою дома Бонслы, управлявшимъ Бераромъ и не уступавшимъ во власти и значеніи ни одному изъ мараттскихъ князей.
   Армія уже двинулась, и переговоры съ Бераромъ были въ ходу, когда письмо отъ англійскаго консула въ Каирѣ принесло извѣстіе, что война объявлена въ Лондонѣ и Парижѣ. Всѣ мѣры, которыхъ требовалъ кризисъ, были приняты Гастингсомъ безъ минуты отлагательства. Французскія факторіи въ Бенгалі были захвачены. Въ Мадрасъ послано предписаніе немедленно занять Пондишери. Близъ Калькутты были наскоро наброшены верки, совершенно препятствовавшія, какъ думали, приближенію непріятельской арміи. Была образована морская сила для защиты рѣки; набраны девять новыхъ баталіоновъ сипаевъ, и изъ сильныхъ ласкаровъ бенгальскаго залива образованъ корпусъ туземной артиллеріи. Сдѣлавъ эти распоряженія, генералъ-губернаторъ со спокойной увѣренностью объявилъ, что президентство его безопасно отъ всякаго нападенія, если только вмѣстѣ съ французами не двинутся противъ него маратты.
   Экспедиція, отправленная Гастингсомъ на западъ, не имѣла того быстраго и полнаго успѣха, какимъ увѣнчивалась большая часть его предпріятій. Командующій офицеръ мѣшкалъ; бомбейскія начальства дѣлали ошибки. По генералъ-губернаторъ не отступилъ отъ своего намѣренія. Новый командиръ поправилъ ошибки своего предшественника. Нѣсколько блестящихъ дѣлъ распространили военную славу англичанъ въ областяхъ, гдѣ прежде никогда не было видно европейскаго знамени. Вѣроятно, что еслибы новая и болѣе страшная опасность не заставила Гастингса измѣнить всю свою политику, то планы его относительно мараттскаго государства были бы вполнѣ приведены въ исполненіе.
   Англійскія власти благоразумно выслали въ Бенгалъ, командиромъ военныхъ силъ и членомъ совѣта, одного изъ отличнѣйшихъ воиновъ того времени. Сэръ Эйръ Кутъ, много лѣтъ передъ тѣмъ, занималъ видное мѣсто между основателями британскаго владычества на Востокѣ. На военномъ совѣтѣ, созванномъ передъ сраженіемъ при Плесси, онъ настоятельно и, притомъ, вопреки мнѣнію большинства, указывалъ на тотъ смѣлый образъ дѣйствія, который былъ принятъ послѣ нѣкоторыхъ колебаній и увѣнчался такимъ блестящимъ успѣхомъ. Впослѣдствіи онъ командовалъ войсками на Югѣ Индіи, противъ храбраго и несчастнаго Лалли, одержалъ рѣшительную побѣду при Вандевашѣ надъ французами и ихъ туземными союзниками, взялъ Пондишери и утвердилъ англійское преобладаніе въ Карнатикѣ. Но послѣ этихъ великихъ подвиговъ прошло около двадцати лѣтъ. Кутъ утратилъ тѣлесную энергію, которую выказывалъ въ прежніе дни; умственныя силы его также не совершенно уцѣлѣли. Онъ былъ капризенъ и раздражителенъ; нужно было много ласкательствъ, чтобы поддерживать его въ хорошемъ расположеніи духа. Должно, кажется, прибавить, что въ немъ возрасла жадность къ деньгамъ и что онъ думалъ болѣе о своемъ содержаніи и менѣе о своихъ обязанностяхъ, нежели можно было ожидать отъ столь замѣчательнаго члена такого благороднаго сословія. Однако, онъ едвали не былъ самымъ способнымъ офицеромъ британской арміи того времени. Между туземными солдатами имя его было глубоко уважаемо, и, по вліянію своему на нихъ, онъ не имѣлъ соперника. Онъ не забытъ ими даже донынѣ: отъ времени до времени можно еще встрѣтить стараго сипая съ бѣлой бородой, который любитъ разсказывать о Порто-Ново и Поллилоре. Еще недавно одинъ изъ этихъ стариковъ пришелъ представить прошеніе англійскому офицеру, занимающему одну изъ высшихъ должностей въ Индіи. На стѣнѣ висѣлъ литографированный портретъ Кута. Ветеранъ тотчасъ же узналъ лицо и Фигуру, которыхъ не видалъ въ теченіе болѣе полу-столѣтія и, забывъ привѣтствовать живаго, остановился, пріосанился, поднялъ руку и торжественно отдалъ военную честь умершему.
   Кутъ, хотя не соглашался постоянно, подобно Барвеллю, съ губернаторомъ, однако вовсе не былъ склоненъ стать въ систематическую оппозицію и, по большей части вопросовъ, раздѣлялъ мнѣніе Гастингса, который всячески старался удовлетворять сильнѣйшимъ страстямъ стараго солдата, усердно ухаживалъ за нимъ и, безъ всякаго затрудненія, назначалъ ему непомѣрное содержаніе.
   Въ это время казалось, что раздоры, ослаблявшіе и унижавшіе бенгальское правительство въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ, окончатся общимъ примиреніемъ. Опасность, угрожавшая странѣ, легко могла побудить патріотовъ -- въ недостаткѣ патріотизма нельзя упрекнуть ни Гастингса, ни Франсиса -- забыть личную вражду и дружно содѣйствовать общему благу. Кутъ никогда не участвовалъ въ партіяхъ. Велеру онѣ вполнѣ надоѣли. Барвелль составилъ себѣ большое состояніе и хотя обѣщалъ, что не оставитъ Калькутты, пока его помощь будетъ нужна въ совѣтѣ, однако очень желалъ вернуться въ Англію и старался содѣйствовать соглашенію, которое бы его освободило. Было заключено условіе, по которому Франсисъ изъявилъ готовность отказаться отъ своей оппозиціи, а Гастингсъ обязался допускать друзей Франсиса къ надлежащей долѣ служебныхъ почестей и наградъ. Послѣ этого договора въ совѣтѣ на нѣсколько мѣсяцевъ водворилась кажущаяся гармонія.
   И, дѣйствительно, никогда гармонія не была столь необходима: теперь угрожали Бенгалу внутреннія бѣдствія, болѣе страшныя, нежели самая война. Составители Regulating Act'а 1773 года учредили двѣ независимыя власти, одну судебную, другую политическую, и съ безпечностью, постыдно-обычной въ англійскомъ законодательствѣ, упустили опредѣлить предѣлы каждой. Судьи воспользовались этою неточностью и пытались присвоить себѣ верховную власть нетолько въ Калькуттѣ, но на всемъ протяженіи обширной территоріи, управляемой изъ Форта Вилліамъ. Немногіе англичане не согласятся съ тѣмъ, что англійское судопроизводство, не смотря на новѣйшія усовершенствованія, не достигаетъ еще желательной степени дешевизны и быстроты. Тѣмъ не менѣе система эта возросла между няни. Въ нѣкоторыхъ частяхъ своихъ она была согласована съ нашими чувствами; въ другихъ она постепенно пріучила наши чувства согласоваться съ нею. Мы привыкли даже къ ея самымъ тяжкимъ недостаткамъ и потому, хотя мы на нихъ и жалуемся, однако они не поражаютъ насъ тою горечью и тѣмъ ужасомъ, которое вызвало бы въ насъ новое, хотя и меньшее зло. Въ Индіи совершенно другое дѣло. Англійскіе законы, пересаженные на эту почву, представляютъ всѣ недостатки, отъ которыхъ страдаемъ мы, и, притомъ, всѣ въ гораздо большей степени; кромѣ того, въ нихъ есть другіе недостатки, въ сравненіи съ которыми худшія изъ аномалій Англіи представляются бездѣлицами. Судопроизводство, медленное здѣсь, еще болѣе медленно въ странѣ, гдѣ каждый судья и каждый адвокатъ нуждаются въ помощи толмача. Дорогое здѣсь, оно гораздо дороже въ странѣ, которая получаетъ своихъ практиковъ-законовѣдовъ изъ-за огромнаго разстоянія. Въ Индіи англійская работа, начиная съ труда генералъ-губернатора и главнокомандующаго войсками, до работы грума или часовыхъ дѣлъ мастера, должна быть вознаграждаема гораздо дороже, нежели дома. Ни одинъ человѣкъ не захочетъ даромъ подвергнуться изгнанію и притомъ изгнанію въ жаркій поясъ. Все это примѣняется и къ судебному званію. Ни одинъ англійскій адвокатъ не согласится трудиться, въ разстояніи пятнадцати-тысячъ миль отъ всѣхъ своихъ друзей, при въ температурѣ девяносто-шесть градусовъ въ тѣни, за то же вознагражденіе, которымъ онъ довольствовался бы въ квартирѣ, выходящей окнами на Темзу. Вслѣдствіе этого, въ Калькутѣ вознагражденіе адвокатамъ почти въ три раза значительнѣе, нежели въ Вестминстерѣ, не смотря на то, что въ Индіи народъ несравненно бѣднѣе, нежели въ Англіи. Но медленность и дороговизна, не смотря на всю ихъ тяжесть, составляютъ только меньшую часть того зла, которое не могли не произвести въ Индіи англійскіе законы, перенесенные безо всякаго измѣненія. Сильнѣйшія чувства, свойственныя человѣческой природѣ, честь, религія, женская стыдливость, возстали противъ нововведенія. Предупредительный арестъ былъ первымъ шагомъ въ большей части гражданскихъ дѣлъ: а для знатнаго туземца арестъ былъ нетолько стѣсненіемъ, но злостнымъ личнымъ оскорбленіемъ. Присяга требовалась на каждой ступени каждой тяжбы, а чувства квакера относительно присяги едвали сильнѣе чувства уважаемаго туземца. Когда въ покои женщины высокаго званія входили чужіе люди, когда они видѣли ея лицо, то этимъ наносилось на Востокѣ невыносимое оскорбленіе, котораго страшатся болѣе, нежели смерти и которое можетъ быть смыто. только кровью. Оскорбленіямъ этимъ были теперь подвержены самыя знатныя семейства Бенгала, Багара и Ориссы. Вообразите, каково было бы состояніе нашей страны, еслибы у насъ внезапно установилось судопроизводство, которое въ нашихъ глазахъ было бы тѣмъ же, чѣмъ англійское судопроизводство должно казаться нашимъ азіатскимъ подданнымъ. Вообразите, въ какое состояніе была бы ввергнута наша страна, еслибы каждому человѣку, поклявшемуся въ томъ, что ему должны деньги, было даровано право оскорблять людей самыхъ почетныхъ и священныхъ званій, женщинъ самой робкой стыдливости, право бить хлыстомъ генерала, надѣть епископу колодки, обращаться съ женщинами тѣмъ пудомъ, который вызвалъ ударъ Вата Тайлера. Нѣчто въ родѣ этого произвела попытка верховнаго суда распространить свою юрисдикцію надъ цѣлою территоріею компаніи.
   Началось царство террора -- террора, еще усиленнаго таинственностью, потому что испытываемое было менѣе страшно, чѣмъ предвидимое. Никто не зналъ, чего должно ожидать отъ этого страннаго трибунала, явившагося изъ-за черныхъ водъ, какъ, съ таинственнымъ страхомъ, жители Индіи называютъ море. Трибуналъ этотъ состоялъ изъ судей, вовсе не знакомыхъ съ обычаями милліоновъ людей, надъ которыми хотѣлъ присвоить себѣ неограниченную власть. Протоколы его писались непонятными для нихъ знаками; рѣшенія произносились въ неизвѣстныхъ для нихъ звукахъ. Онъ уже собралъ вокругъ себя цѣлую армію худшей части туземнаго населенія, армію доносчиковъ и лжесвидѣтелей, кляузниковъ и ябедниковъ и, въ особенности, разбойничью шайку полицейскихъ служителей, въ сравненіи съ которыми служители самой дурной долговой тюрьмы могли, въ самыя дурныя времена, считаться людьми прямодушными и сострадательными. Многіе туземцы, пользовавшіеся высокимъ уваженіемъ своихъ соотечественниковъ, были схвачены, поспѣшно отправлены въ Калькутту и заключены въ общій острогъ, не вслѣдствіе обвиненія въ какомъ-либо преступленіи, не за доказанный уже долгъ, но единственно изъ предосторожности, до времени, когда ихъ дѣло будетъ обсуживаться. Бывали примѣры, что люди самаго почтеннаго званія, преслѣдуемые безъ причины грабителями, умирали отъ бѣшенства и стыда въ -когтягъ подлыхъ альгвазиловъ Импи. Въ гаремы благородныхъ мусульманъ -- святилища, уважаемыя на Востокѣ правительствами, не уважавшими ничего другаго -- насильно врывались шайки сыщиковъ. Мусульмане, болѣе храбрые, чѣмъ индусы, и менѣе привычные къ покорности, иногда оборонялись; бывали случаи, что они, съ саблею въ рукахъ, проливали свою кровь на порогѣ священныхъ женскихъ покоевъ. Болѣе того: казалось, что даже въ трусливомъ бенгальцѣ, который падалъ къ ногамъ Сураджа-Даулы, который оставался нѣмъ въ теченіе управленія Ванзиттарта, проявится наконецъ мужество отчаянія. Ни одно нашествіе мараттовъ не распространяло въ провинціи такого ужаса, какъ этотъ набѣгъ англійскихъ законовѣдовъ. Всѣ несправедливости прежнихъ притѣснителей, азіатскихъ и европейскихъ, казались благодатью въ сравненіи со справедливостью верховнаго суда.
   Всѣ классы народонаселенія, англичане и туземцы, за исключеніемъ только алчныхъ крючкотворцевъ, которые тучнѣли насчетъ раззоренія и ужаса огромнаго общества, громко возстали противъ этого страшнаго угнетенія. Но судьи оставались непоколебимы. Если бейлифъ встрѣчалъ сопротивленіе, то призывались солдаты. Если служитель компаніи, согласно съ приказаніями правительства, противился гнуснымъ сыщикамъ, которые, снабженные предписаніями Импи, дерзостью и хищностью превосходили разбойниковъ, то его ввергали въ тюрьму за неуваженіе къ закону. Шестьдесятъ лѣтъ, протекшія съ этой эпохи, добродѣтель и мудрость многихъ знаменитыхъ судей, которые въ это время засѣдали въ верховномъ судѣ блюстителями справедливости, не изгладили изъ памяти бенгальскаго народа воспоминанія объ этихъ мрачныхъ дняхъ.
   По этому вопросу всѣ члены правительства были заодно. Гастингсъ задабривалъ судей и нашелъ въ нихъ полезныя орудія. Но онъ не былъ расположенъ сдѣлать ихъ своими повелителями или повелителями Индіи. Онъ отличался обширнымъ умомъ и весьма подробнымъ знаніемъ характера туземцевъ. Онъ видѣлъ, что система, принятая верховнымъ судомъ, унижала правительство и раззоряла народъ, и потому рѣшился мужественно ей воспротивиться. Вслѣдствіе этого, дружба, существовавшая между имъ и Импи,-- если только отношеніямъ этимъ можно дать имя дружбы,-- на время совершенно прекратилась. Правительство стало твердо между народомъ и тираническимъ судомъ. Главный судья позволилъ себѣ самый дикія выходки. Генералъ-губернаторъ и всѣ члены совѣта получили повѣстки, которыми имъ предписывалось явиться передъ королевскихъ судей и дать отвѣтъ въ своихъ общественныхъ дѣйствіяхъ. Это было слишкомъ много. Гастингсъ, съ справедливымъ презрѣніемъ, отказался послѣдовать призыву, освободилъ лица, которыя судъ беззаконно содержалъ въ заключеніи, и принялъ мѣры, чтобы, въ случаѣ нужды, даже мечомъ воспротивиться оскорбительнымъ дѣйствіямъ подчиненныхъ шерифа. Но онъ имѣлъ въ виду другое средство, которое могло избавить его отъ необходимости взяться за оружіе. Онъ рѣдко не находилъ какой-либо уловки и хорошо зналъ Импи. Въ разсматриваемъ случаѣ уловка была очень проста: не болѣе и не менѣе, какъ взятка. Импи, на основаніи парламентскаго акта, былъ судьею независимымъ отъ бенгальскаго правительства и имѣлъ право на 8000 ф. ежегоднаго жалованья. Гастингсъ предложилъ сдѣлать его также судьей на службѣ компаніи, отрѣшимымъ по усмотрѣнію бенгальскаго правительства, и по этой должности прибавить ему еще 8000 ф. въ годъ. При этомъ подразумѣвалось, что Импи, во вниманіе къ прибавкѣ жалованья, откажется отъ высокихъ притязаній своего суда. Въ случаѣ ихъ возобновленія правительство могло тотчасъ же согнать его съ новаго, созданнаго для него мѣста. Торгъ былъ заключенъ, Бенгалъ спасенъ, рѣшеніе дѣла оружіемъ предупреждено, а главный судья былъ богатъ, спокоенъ и низокъ.
   Нѣтъ надобности говорить о поведеніи Импи. Оно согласовалось почти съ каждымъ эпизодомъ его жизни, подлежащимъ суду исторіи. Подобный судья не безчестилъ англійскаго горностая съ тѣхъ поръ, какъ Джеффризъ упился до смерти въ Тоуэрѣ. Но мы не можемъ согласиться съ людьми, упрекающими за эту сдѣлку Гастингса. Вопросъ былъ поставленъ слѣдующимъ образомъ. Безпечность составителей Regulating Act'а, дала главному судьѣ возможность ввергнуть огромную страну въ страшное смятеніе. Онъ рѣшился пользоваться своею властью до крайности, если ему не заплатятъ за спокойствіе; Гастингсъ согласился ему заплатить. Слѣдовало сожалѣть объ этой необходимости. Слѣдуетъ сожалѣть и о тонъ, что морскіе разбойники имѣютъ возможность требовать выкупа за своихъ плѣнныхъ, угрожая бросить ихъ въ море. Но выкупить плѣнныхъ у морскихъ разбойниковъ всегда считалось дѣломъ человѣколюбивымъ и христіанскимъ; глупо было бы обвинять платящаго выкупъ въ томъ, что онъ развращаетъ корсара. Мнѣ кажется, что это отнюдь не пристрастное сравненіе относительнаго положенія Импи, Гастингса и индійскаго народа. Имѣлъ ли Импи право требовать или принимать денежное вознагражденіе за власть, отъ которой -- если она ему дѣйствительно принадлежала -- онъ не имѣлъ нрава отказаться, которую -- въ противномъ случаѣ -- онъ не долженъ былъ себѣ присваивать и которую онъ ни въ какомъ случаѣ не могъ честно продать,-- это одинъ вопросъ. Совершенно другой вопросъ, былъ ли Гастингсъ правъ, давая какую бы ни было сумму какому бы ни было безчестному человѣку, чтобы не предать милліоны человѣческихъ существъ грабежу и не освобождать ихъ междоусобною войною.
   Франсисъ сильно противился этой сдѣлкѣ. Справедливо можно подозрѣвать, что личная, непріязнь къ Импи имѣла на Франсиса столь же сильное вліяніе, какъ и забота о благосостояніи провинціи. Уму, воспаленному желаніемъ мести, могло казаться лучшимъ предоставить Бенгалъ притѣснителямъ, нежели освободить его обогащеніемъ послѣднихъ. Съ другой стороны, не совсѣмъ невѣроятно, что Гастингсъ особенно охотно прибѣгалъ къ средству, удовлетворявшему главнаго судью, потому что это высокое должностное лицо всегда оказывало ему услуги и, по устраненіи возникшаго раздора, могло снова быть ему полезнымъ.
   Но Франсисъ противился теперь Гастингсу не только по этому дѣлу. Миръ между ними оказался лишь короткимъ и непрочнымъ перемиріемъ, въ теченіе котораго ихъ взаимная непріязнь постоянно усиливалась. Наконецъ произошелъ взрывъ. Гастингсъ публично обвинялъ Франсиса въ томъ, что онъ его обманулъ и неискренними обѣщаніями побудилъ Барвелля оставить службу. Тутъ послѣдовалъ своръ, какой часто возникаетъ даже между людьми почтенными, когда они заключаютъ важныя соглашенія единственно на словахъ. Нелицепріятный историкъ, вѣроятно, будетъ того мнѣнія, что они другъ друга не поняли; но они были такъ ожесточены, что укоряли другъ друга ни въ чемъ иномъ, какъ въ намѣренной подлости, а Я не довѣряю, сказалъ Гастингсъ -- какъ означено въ краткой запискѣ о засѣданіяхъ совѣта -- обѣщаніямъ м-ра Франсиса дѣйствовать искренно, потому что онъ на это не способенъ. Я сужу о его общественномъ поведеніи по его частной жизни, которую я нашелъ лишенною правды и чести." По окончаніи засѣданія, Франсисъ сдѣлалъ генералъ-губернатору вызовъ, и вызовъ былъ тотчасъ же принятъ. Они встрѣтились въ назначенномъ мѣстѣ и стрѣлялись. Франсисъ былъ прострѣленъ насквозь. Его отнесли въ сосѣдній домъ, гдѣ оказалось, что рана была хотя опасна, но не смертельна. Гастингсъ нѣсколько разъ справлялся о здоровьи своего врага и предложилъ посѣтить его; но Франсисъ холодно отказался отъ визита. Онъ вполнѣ оцѣнивалъ -- таковъ былъ его отвѣтъ -- вѣжливость генералъ-губернатора, но долженъ былъ отказаться отъ всякаго частнаго свиданія. Они могли встрѣчаться другъ съ другомъ только въ присутствіи совѣта.
   Въ весьма короткое время стало явно, какой великой опасности генералъ-губернаторъ подвергъ при этомъ случаѣ страну. Насталъ кризисъ, совладать съ которымъ могъ онъ -- и только онъ. Можно безъ преувеличенія сказать, что еслибы Гастингсъ не стоялъ во главѣ управленія, то года 1780 и 1781 оказались бы столь же пагубными для нашего владычества въ Индіи, какими они были-для нашего владычества въ Америкѣ.
   Маратты составляли главный предметъ опасеній генералъ-губернатора. Мѣры, принятыя Гастингсомъ для сокрушенія ихъ могущества, сначала не удавались, вслѣдствіе ошибокъ тѣхъ лицъ, которыхъ онъ былъ принужденъ употреблять въ дѣло; но надежда, что его настойчивость и искусство увѣнчаются успѣхомъ становилась возможною,-- какъ вдали показалась новая и болѣе страшная опасность.
   Около тридцати лѣтъ до того времени одинъ магометанскій солдатъ началъ отличаться въ войнахъ южной Индіи. Воспитаніе его было небрежно, происхожденіе-низко. Отецъ его былъ мелкій фискальный чиновникъ, дѣдъ -- странствующій дервишъ. Но не смотря на свое низкое происхожденіе, не смотря на незнаніе даже азбуки, искатель приключеній, только-что его поставили во главѣ отряда войскъ, тотчасъ же показалъ, что онъ рожденъ для завоеваній и власти. Между толпою вождей, боровшихся изъ-за участка Индіи, ни одинъ не могъ сравняться съ нимъ въ качествахъ полководца и государственнаго человѣка. Онъ сдѣлался военачальникомъ, онъ сдѣлался государемъ. Изъ обломковъ старыхъ княжествъ, разбившихся въ общемъ крушеніи, онъ образовалъ для себя большое, неразрывное и могущественное государство. Государствомъ этимъ онъ управлялъ съ искусствомъ, строгостью и бдительностью Людовика XI. Необузданный въ своихъ удовольствіяхъ, неумолимый въ мести, онъ имѣлъ, однако, достаточно обширный умъ, чтобы сознавать, какъ много благоденствіе подданыхъ усиливаетъ правительство. Онъ былъ тиранъ, но за нимъ остается, по крайней мѣрѣ, та заслуга, что онъ ограждалъ свой народъ отъ всякаго другаго притѣсненія, кромѣ своего. Теперь онъ былъ въ весьма преклонныхъ лѣтахъ; но умъ его оставался такъ же свѣтелъ, духъ такъ же бодръ, какъ и во цвѣтѣ лѣтъ. Таковъ былъ великій Гайдеръ-Али, основатель магометанскаго царства въ Майсорѣ и самый страшный изо всѣхъ враговъ, съ которыми англійскимъ завоевателямъ Индіи когда-либо приходилось бороться.
   Еслибы Гастингсъ былъ губернаторомъ Мадраса, то или пріобрѣлъ бы дружбу Гайдера, или встрѣтилъ бы его энергически какъ врага. Къ несчастью, англійскія власти на югѣ вызвали непріязненныя дѣйствія своего могущественнаго сосѣда, не приготовившись отразить ихъ. Девяносто-тысячная армія, значительно превосходившая дисциплиною и могуществомъ всѣ прочія туземныя силы Индіи, внезапно ринулась чрезъ дикіе проходы, изрытые горными потоками и омраченные зарослями, съ плоской возвышенности Майсора на равнины Карнатика. При арміи этой находилось сто орудій, движеніями ея руководили многіе французскіе офицеры, воспитанные въ лучшихъ военныхъ школахъ Европы.
   Гайдеръ вездѣ торжествовалъ. Сипаи многихъ британскихъ гарнизоновъ положили оружіе. Нѣсколько фортовъ были преданы измѣною; другіе сдались съ отчаянія. Въ нѣсколько дней Гайдеру покорилась вся открытая страна, лежащая къ сѣверу отъ Колеру на {Рукавъ рѣки Кавери при впаденіи въ Бенгальскій заловъ.}. Англійскіе жители Мадраса могли уже видѣть по ночамъ, съ вершины горы св. Ѳомы, зарево отъ пылавшихъ на востокѣ, обширнымъ полукругомъ, деревень. Бѣлыя виллы, въ которыя наши соотечественники удаляются отдыхать отъ ежедневныхъ правительственныхъ и коммерческихъ трудовъ въ то время, когда прохладный вечерній вѣтерокъ поднимается съ залива,-- эти виллы стояли теперь пустыми; шайки свирѣпыхъ наѣздниковъ майсорскихъ уже слонялись между тюльпанными деревьями по близости веселыхъ домиковъ. Даже самый городъ считали небезопаснымъ, и британскіе купцы и чиновники спѣшили укрыться за орудіями "орта Ст. Джоржъ.
   Была, правда, возможность собрать армію достаточно сильную, чтобы защитить президентство и даже прогнать вторгшагося врага въ его горы. Сэръ Гекторъ Монро находился во главѣ одного значительнаго отрада; Бейли приближался съ другимъ. Соединенныя силы ихъ могли быть страшны даже для такого непріятеля, каковъ былъ Гайдеръ-Али. Но англійскіе военачальники, пренебрегая основными правилами военнаго искусства, польза и сообразность которыхъ очевидна даже для людей, не получившихъ военнаго образованія, отлагали свое соединеніе и были атакованы отдѣльно. Отрядъ Бейли былъ уничтоженъ; Монро -- принужденъ бросить обозъ, потопить орудія и спастись отступленіемъ, которое можно назвать бѣгствомъ. Въ три недѣли послѣ начала войны британское владычество въ южной Индіи было приведено на край гибели. За нами оставалось только небольшое число укрѣпленій. Слава нашего оружія отлетѣла. Знали, что можно было ожидать скораго прибытія на Коромандельскій берегъ большой французской экспедиціи. Англія, со всѣхъ сторонъ осажденная врагами, не могла защищать своихъ отдаленныхъ владѣній.
   Тогда-то плодовитый геній и спокойное могущество Гастингса одержали самую славную побѣду. Быстрый корабль, шедшій юго-западнымъ муссономъ, принесъ въ нѣсколько дней эти дурныя вѣсти въ Калькутту. Въ двадцать-четыре часа генералъ-губернаторъ составилъ полный планъ политики, примѣненной къ измѣнившемуся положенію дѣлъ. Борьба съ Гайдеромъ была борьба на жизнь и смерть. Всѣми второстепенными цѣлями слѣдовало пожертвовать для сохраненія Карнатика. Споры съ мараттами должно было покончить. Въ Мадрасъ нужно было тотчасъ же отправить значительную военную силу и денегъ. Но и эти мѣры были бы недостаточны, еслибы веденіе войны, до сихъ поръ ознаменованной такими грубыми ошибками начальниковъ, не было поручено сильному уму. Дѣло было важное. Гастингсъ рѣшился прибѣгнуть къ крайнему проявленію своей власти: отрѣшить на время неспособнаго губернатора форта Ст. Джоржъ, послать противъ Гайдера сэра Эйра Кута и вполнѣ поручить веденіе войны этому замѣчательному генералу.
   Не смотря на мрачную и упрямую оппозицію Франсиса, который теперь выздоровѣлъ отъ своей раны и возвратился въ совѣтъ, мудрая и твердая политика генералъ-губернатора была одобрена большинствомъ членовъ. Подкрѣпленія были отосланы съ большою поспѣшностью и достигли Мадраса, прежде нежели французская экспедиція прибыла въ индійскія моря. Кутъ, удрученный старостью и болѣзнью, былъ уже не Кутъ Вандеваша; но онъ все-еще оставался рѣшительнымъ и искуснымъ начальникомъ; Наступленіе Гайдера было остановлено, и нѣсколько мѣсяцевъ спустя славная побѣда при Порто-Ново возстановила честь англійскаго оружія.
   Между тѣмъ Франсисъ вернулся въ Англію, и Гастингсъ сталъ совершенно свободенъ въ своихъ дѣйствіяхъ. Оппозиція Велера постепенно ослабѣвала, и по отъѣздѣ его запальчиваго и неумолимаго товарища, онъ ревностно началъ содѣйствовать генералъ-губернатору, котораго вліяніе на бывшихъ въ Индіи англичанъ, всегда сильное, было еще значительно увеличено въ послѣднее время энергіею и успѣхомъ его недавнихъ мѣръ.
   Но, хотя препятствія, происходившія отъ несогласія внутри совѣта, и исчезли, однако другаго рода затрудненія усилились болѣе, чѣмъ когда-либо. Финансовое положеніе было крайне стѣсненное. Гастингсъ долженъ былъ отъискать средства нетолько для удовлетворенія правительственныхъ нуждъ Бенгала, но и для веденія чрезвычайно убыточной войны съ индійскими и европейскими врагами въ Карнатикѣ и, наконецъ, для посылки денегъ въ Англію. Нѣсколько лѣтъ передъ тѣмъ онъ вышелъ изъ затрудненія, ограбивъ могола и поработивъ роилловъ. Средства его плодовитаго ума вовсе не были истощены.
   Первый планъ его касался Бенареса -- одного изъ важнѣйшихъ городовъ Азіи по богатству, населенности, политическому и религіозному значенію. Обыкновенно считалось, что полмилліона человѣческихъ существъ тѣснилось въ этомъ лабиринтѣ высокихъ улицъ, богатыхъ капищами, минаретами, балконами и рѣзными окнами, по которымъ сотнями карабкались священныя обезьяны. Путешественникъ едва могъ пробраться сквозь давку святыхъ нищихъ и не менѣе святыхъ быковъ. Широкія и великолѣпныя лѣстницы, спускавшіяся отъ этихъ кишащихъ народомъ улицъ къ мѣстамъ по берегу Ганга, назначеннымъ для купанья, стирались ежедневно ногами безчисленнаго множества богомольцевъ. Школы и храмы привлекали толпы набожныхъ индусовъ изъ всѣхъ провинцій, гдѣ была извѣстна браминская вѣра. Сотни суевѣрныхъ ежемѣсячно стекались въ Бенаресъ умирать, въ убѣжденіи, что необыкновенно счастливая судьба ожидаетъ человѣка, который перейдетъ изъ священнаго города въ воды священной рѣки. Впрочемъ, не одно суевѣріе привлекало странниковъ въ эту великую метрополію. Торговля имѣла столькихъ же пилигримовъ, какъ и религія. Вдоль береговъ священной рѣки стояли большіе флоты судовъ, нагруженныхъ богатыми товарами. Съ ткацкихъ станковъ Бенареса получались самые нѣжные шелки, украшавшіе балы Сенъ-Джемса и Petit-Trianon; а на базарахъ муслины Бенгала и сабли Ауда были перемѣшаны съ драгоцѣнными камнями Голконды и шалями Кашмира. Эта богатая столица и окружающая ее мѣстность долго находились подъ непосредственнымъ правленіемъ одного индійскаго владѣтеля, признававшаго верховную власть могольскихъ императоровъ. Во время великой анархіи въ Индіи, властители Бенареса стали независимыми отъ делійскаго двора, но были принуждены подчиниться власти набоба аудскаго. Угнетаемые этимъ могущественнымъ сосѣдомъ, они искали покровительства англичанъ. Покровительство это было имъ оказано, и наконецъ набобъ-визирь, торжественнымъ договоромъ, уступилъ всѣ свои права на Бенаресъ компаніи. Съ того времени раджа сдѣлался вассаломъ бенгальскаго правительства, призналъ надъ собою верховную власть послѣдняго и обязался посылать ежегодную дань въ Фортъ Вилліамъ. Подать эту Чеитъ-Сингъ, царствовавшій владѣтель, уплачивалъ съ чрезвычайною точностью.
   Относительно существа юридическихъ отношеній между компаніею и бенарескимъ раджею происходили жаркіе и рѣзкіе споры. Съ одной стороны утверждали, что Чеитъ-Сингъ былъ только великій подданный, отъ котораго верховная власть имѣла право требовать помощи въ случаѣ стѣсненнаго положенія государства. Съ другой стороны возражали, что онъ былъ независимый государь, что единственная обязанность его относительно компаніи состояла въ уплатѣ опредѣленной дани и что если онъ вносилъ эту дань своевременно,-- какъ оно и было на дѣлѣ,-- то англичане имѣли бы не болѣе права взимать съ него дальнѣйшія контрибуціи, чѣмъ требовать субсидій отъ Голландіи и Даніи. Нѣтъ ничего легче, какъ найти прецеденты и аналогіи въ подтвержденіе того и другаго мнѣнія.
   Съ нашей точки зрѣнія оба эти мнѣнія несправедливы. Англійскіе политики слишкомъ привыкли принимать за данное, что въ Индіи былъ извѣстный и опредѣленный государственный порядокъ, на основаніи котораго слѣдуетъ рѣшать подобные вопросы. Между тѣмъ, въ промежутокъ времени отъ паденія дома Тамерлана до утвержденія британскаго преобладанія не было такого государственнаго устройства. Старый порядокъ вещей уже исчезъ; новый порядокъ еще не образовался. Все было переходно, смутно, неизвѣстно. Всякій становился какъ можно выше и тянулся за всѣмъ, что надѣялся получить. И въ Европѣ были подобные періоды. Примѣромъ можетъ служить время распаденія имперіи Карловинговъ. Кто-бы вздумалъ серьёзно разсуждать о томъ, до какого предѣла Гуго Капетъ имѣлъ конституціонное право требовать денежныхъ пособій и покорности отъ герцоговъ Бретани или Нормандіи. Слова "конституціонное право" не имѣли, при томъ положеніи общества, никакого значенія. Еслибы Гуго Капетъ присвоилъ себѣ всѣ владѣніи герцога норманскаго, то дѣйствіе это могло быть названо несправедливымъ и безнравственнымъ. Но оно не могло быть незаконно въ томъ смыслѣ, въ какомъ были незаконны приказы Карла X. Еслибы, съ другой стороны, герцогъ норманскій началъ войну противъ Гуго Капита; то это могло быть несправедливо и безнравственно; но эта война не была бы незаконна въ томъ смыслѣ, въ какомъ мы называемъ незаконною экспедицію принца Людовика Бонапарта.
   Весьма большое сходство съ этимъ представляло положеніе Индіи 60 лѣтъ тому назадъ. Изъ существовавшихъ правительствъ ни одно не могло предъявлять притязаній на законность своего происхожденія или основываться на какомъ-либо другомъ правѣ, кромѣ недавняго захвата. Не было почти ни одной области, въ которой дѣйствительная и номинальная власть не были бы отдѣлены одна отъ другой. По сохраненнымъ титуламъ и формамъ можно было подумать, что наслѣдникъ Тамерлана неограниченный правитель и что областные набобы его намѣстники. На дѣлѣ же онъ былъ плѣнникомъ. Въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ набобы сдѣлались независимыми владѣтелями. Въ другихъ, какъ напримѣръ въ Бенгалѣ и Карнатикѣ, они, подобно своему повелителю, обратились въ призраки, а властвовала компанія. Между мараттами наслѣдникъ Севаджи сохранялъ титулъ раджи; но онъ былъ плѣнникъ, а наслѣдственнымъ главою государства сдѣлался первый министръ раджи, пешва. Пешва, въ свою очередь, быстро впадалъ въ то же униженное положеніе, въ которое онъ привелъ раджу. Мы думаемъ, что невозможно было, отъ Гималаевъ до Майсора, найти хотя одно правительство, которое существовало бы одновременно и de facto, и de jure, которое имѣло бы физическія средства внушать страхъ своимъ сосѣдямъ и подданнымъ и котораго власть, съ другой стороны, основывалась бы на законѣ и давности.
   Гастингсъ ясно постигалъ то, что оставалось тайною для большей части его современниковъ: что подобное положеніе дѣлъ представляло огромныя выгоды правителю съ большими дарованіями и небольшою разборчивостью въ средствахъ. Во всякомъ международномъ вопросѣ, который могъ возникнуть, ему представлялся выборъ между основаніемъ de facto и основаніемъ de jure, и было вѣроятно, что которое-либо изъ этихъ основаній позволитъ поддержать всякое требованіе, какое ему заблагоразсудится сдѣлать, и дастъ ему возможность воспротивиться всякому требованію, предъявленному другими. Поэтому, во всякомъ спорѣ онъ избиралъ тотъ предлогъ, который соотвѣтствовалъ его непосредственной дѣли, и ни мало не безпокоился о послѣдовательности; такимъ образомъ ему рѣдко не удавалось отъискать предлога, который, во мнѣніи людей съ дурною памятью и скудными свѣдѣніями, оправдывалъ бы то, что ему хотѣлось сдѣлать. Иногда набобъ бенгальскій -- призракъ, иногда онъ монархъ; визирь -- то простой намѣстникъ, то независимый государь. Если компаніи полезно показать законное право на доходы съ Бенгала, то выставляется на видъ, какъ документъ чрезвычайнаго значенія, патентъ о передачѣ этой области англичанамъ, патентъ за печатью могола. Если моголъ требуетъ доходовъ, предоставленныхъ ему этимъ же самымъ патентомъ, то ему отвѣчаютъ, что онъ кукла, служащая для показа; что владычество англичанъ основывается не на данной имъ хартіи, а на совершенно другомъ основаніи; что пускай онъ себѣ, сколько угодно, играетъ въ цари, но на дань отъ дѣйствительныхъ властителей Индія пусть не разсчитываетъ.
   Конечно, практиковаться въ подобныхъ Фокусахъ могъ не одинъ только Гастингсъ; но въ спорахъ между правительствами отъ софизмовъ не много проку, когда они не поддерживаются силой. Гастингсъ любилъ утверждать въ самыхъ сильныхъ выраженіяхъ одинъ принципъ, на основаніи котораго онъ дѣйствовалъ съ неуклонною твердостью. Хотя мы должны сознаться, что принципъ этотъ можетъ быть сильно злоупотребляемъ, по при настоящемъ состояніи общественнаго права онъ едвали подлежитъ спору. Вотъ онъ: если между двумя правительствами возникаетъ сомнительный вопросъ и они не могутъ между собою согласиться, то не остается инаго средства рѣшить споръ, какъ прибѣгнуть къ оружію, и въ этомъ случаѣ мнѣніе сильнѣйшаго одерживаетъ верхъ. Почти всякій вопросъ въ Индіи былъ сомнительнымъ. Англійское правительство было сильнѣйшимъ. Слѣдствіе очевидно. Англійское правительство могло вполнѣ поступать по своему произволу.
   Теперь англійскому правительству было угодно вынудить деньги у Чеитъ-Синга, Прежде было полезно обращаться съ нимъ какъ съ державнымъ лицомъ; теперь оказывалось полезнымъ поступать съ нимъ какъ съ подданнымъ. Не имѣя даже ловкости Гастингса, легко было въ этомъ всеобщемъ хаосѣ законовъ и обычаевъ найти доказательства въ пользу того и другаго образа дѣйствія. Гастингсъ нуждался въ большомъ денежномъ пособіи. Знали, что у Чеитъ-Синга большіе доходы, и подозрѣвали, что онъ скопилъ сокровище. Къ тому же, его не жаловали въ Калькуттѣ. Когда генералъ-губернаторъ находился въ весьма затруднительномъ положеніи, Чеитъ-Сингъ искалъ милости Франсиса и Клеверинга. Гастингсъ рѣдко оставлялъ оскорбленіе не наказаннымъ,-- менѣе, мы думаемъ, по внушенію дурныхъ страстей, чѣмъ изъ политики; поэтому, онъ не сожалѣлъ о томъ, что судьба Чеитъ-Синга должна была послужить сосѣднимъ властителямъ такимъ же урокомъ, какимъ участь Нункомара послужила жителямъ Бенгала.
   Въ 1778 году, при самомъ началѣ войны съ Франціею, отъ Чеита-Синга потребовали, сверхъ установленной дани, еще чрезвычайную контрибуцію въ 50,000 ф. Въ 1779 г. заставили его заплатить такую же сумму. Требованіе возобновилось и въ 1780 году. Чеитъ-Сингъ, въ надеждѣ получить нѣкоторое снисхожденіе, тайно предложилъ генералъ-губернатору взятку въ 20,000 ф. Гастингсъ принялъ деньги, и враги его утверждали, что онъ ихъ взялъ съ намѣреніемъ присвоить себѣ. Достовѣрно, что онъ на время скрылъ эту сдѣлку какъ отъ бенгальскаго совѣта, такъ и отъ директоровъ, и никогда удовлетворительно не объяснилъ эту утайку. Однако, рвеніе къ общественной пользѣ или страхъ изобличенія заставили его противустоять искушенію. Онъ передалъ взятку въ казначейство компаніи и настоятельно требовалъ, чтобы раджа немедленно исполнилъ приказаніе англійскаго правительства. Раджа, по обычаю своихъ соотечественниковъ, прибѣгъ къ уловкамъ, упрашивалъ, ссылался на свою бѣдность; но такимъ образомъ нельзя было вырваться изъ когтей Гастингса. Онъ наложилъ на него 10,000 ф. штрафа за просрочку и отправилъ войско для взысканія денегъ.
   Деньги были заплачены. Но этого не было достаточно. Послѣднія событія на югѣ Индіи увеличили финансовыя затрудненія компаніи. Гастингсъ рѣшился ограбить Чеитъ-Синга и съ этою цѣлью завязалъ съ нимъ споръ. Отъ раджи потребовали, чтобы онъ содержалъ отрядъ кавалеріи для службы британскаго правительства. Онъ возражалъ и уклонялся. Этого-то именно и хотѣлось Гастингсу. Теперь онъ имѣлъ предлогъ поступить съ богатѣйшимъ изъ своихъ вассаловъ какъ съ преступникомъ. "Я рѣшился -- это подлинныя слова Гастингса -- извлечь изъ его вины средства помочь затрудненіямъ компаніи, заставить его щедро заплатить за прощеніе или же подвергнуть его строгому мщенію за прошлые проступки]). Планъ былъ простой: требовать все большихъ и большихъ контрибуцій, пока раджа не будетъ принужденъ возражать, а тогда назвать его возраженія преступленіемъ и наказать его конфискаціею всѣхъ его владѣній.
   Чеитъ-Сингъ былъ въ ужасѣ. Онъ предложилъ 200.000 ф., чтобы снискать милость британскаго правительства. Но Гастингсъ отвѣчалъ, что правительство не приметъ менѣе полу-милліона. Онъ думалъ даже продать Бенаресъ Ауду, точно такъ же, какъ уже продалъ Аллагабадъ и Роилкондъ. Дѣло это трудно было устроить издалека, и Гастингсъ рѣшился посѣтить Бенаресъ.
   Чеитъ-Сингъ принялъ своего леннаго господина со знаками глубокаго уваженія: выѣхалъ со всѣми тѣлохранителями на разстояніе шестидесяти миль, чтобы встрѣтить и сопровождать знаменитаго гостя, и выражалъ глубочайшую горесть по поводу неудовольствія англичанъ. Онъ даже снялъ чалму и положилъ ее на колѣни Гастингсу, что служитъ въ Индіи знакомъ самой глубокой покорности и преданности. Гастингсъ велъ себя съ холодною и отталкивающею строгостью. По прибытіи въ Бенаресъ онъ послалъ раджѣ бумагу, заключавшую въ себѣ требованія бенгальскаго правительства. Раджа отвѣчалъ оправданіемъ во взведенныхъ на него обвиненіяхъ. Гастингса, который хотѣлъ денегъ, а не извиненій, нельзя было провести обыкновенными уловками восточныхъ переговоровъ. Онъ немедленно приказалъ арестовать раджу и отдалъ его подъ стражу двумъ ротамъ сипаевъ.
   Прибѣгая къ такимъ сильнымъ мѣрамъ, Гастингсъ едвали выказалъ свою обыкновенную правильность сужденій. Онъ имѣлъ мало случаевъ лично наблюдать индійскія племена, кромѣ бенгальцевъ, и поэтому, вѣроятно, не вполнѣ сознавалъ разницу въ характерѣ между послѣдними и племенами, населяющими верхнія провинціи. Теперь онъ находился въ странѣ, гораздо болѣе благопріятной для развитія Физическихъ силъ населеніи, нежели дельта Ганга; въ странѣ, богатой солдатами, которыхъ считали достойными идти въ атаку и на брешь вслѣдъ за англійскими баталіонами. Раджа пользовался популярностью между своими подданными. Управленіе его было кротко; благоденствіе подвластнаго ему округа представляло рѣзкую противуположность съ угнетеннымъ положеніемъ Багара подъ нашимъ владычествомъ и еще болѣе рѣзкую противуположность съ бѣдственнымъ состояніемъ областей, на которыя проклятіемъ пала тираннія набоба-визиря. Народное и религіозное предубѣжденіе, съ которымъ въ Индіи повсюду смотрѣли на англичанъ, было особенно сильно въ метрополіи браминскаго суевѣрія. Поэтому едвали можно сомнѣваться въ томъ, что генералъ-губернаторъ, прежде нежели оскорблять достоинство Чеитъ-Синга, долженъ былъ, по крайней мѣрѣ, сосредоточить силу, способную преодолѣть всякое сопротивленіе. Это не было сдѣлано. Горсть сипаевъ, сопровождавшихъ Гастингса, была бы, вѣроятно, достаточна, чтобы устрашить Муршедабадъ или черный городъ Калькутты {Часть города, обитаемая туземцами. Европейцы занимаютъ кварталъ Чадринджи.}; но стычка съ сильною чернью Бенареса была ей не по силамъ. Улицы, окружавшія дворецъ, наполнились огромной массой народа; большая часть его, по обыкновенію верхней Индіи, была вооружена. Волненіе вызвало драку, а драка рѣзню. Англійскіе офицеры съ отчаянною храбростью обороняясь противъ несмѣтной толпы и пали достойнымъ изъ образомъ, съ мечомъ въ рукахъ. Сипаи были перерѣзаны, ворота выломаны. Плѣнный раджа, забытый смятенною стражей, нашелъ выходъ, открывавшійся на крутой берегъ Ганга, спустился на чалмахъ своей свиты къ водѣ, отъискалъ лодку и бѣжалъ на противоположный берегъ.
   Если Гастингсъ поставилъ себя въ трудное и опасное положеніе необдуманнымъ насиліемъ, то справедливость вынуждаетъ сознаться, что онъ выпутался изъ этого положенія даже съ большею ловкостью и большимъ присутствіемъ духа, чѣмъ Какими отличался всегда. При немъ было всего пятьдесятъ человѣкъ. Зданіе, въ которомъ онъ поселился, было со всѣхъ сторонъ окружено инсургентами. Но твердость его не поколебалась. Раджа съ того берега рѣки прислалъ извиненія и выгодныя для англичанъ предложенія. Гастингсъ даже не отвѣчалъ. Нашлось нѣсколько ловкихъ и предпріимчивыхъ людей, которые взялись пробраться сквозь толпу непріятелей и доставить извѣстіе о послѣднихъ событіяхъ въ мѣста расположенія англійскихъ войскъ. Между туземцами Индіи есть мода носить большія золотыя серьги. Во время путешествій серьги снимаютъ, чтобы не соблазнить ими какую-нибудь шайку разбойниковъ; на мѣсто серегъ кладется въ диру, чтобы воспрепятствовать ея заростанію, стволъ пера или свернутая бумага. Гастингсъ вложилъ въ уши своихъ вѣстниковъ письма, свернутыя весьма плотію. Нѣкоторыя изъ этихъ писемъ были адресованы къ начальникамъ англійскихъ войскъ. Въ одномъ онъ увѣрялъ жену въ своей безопасности. Другое назначалось лицу, посланному для переговоровъ съ мараттами. Для этихъ переговоровъ необходимы были инструкціи, и генералъ-губернаторъ составилъ ихъ, въ этомъ чрезвычайно опасномъ положеніи, съ такимъ же самообладаніемъ, какъ еслибы онъ писалъ въ своемъ дворцѣ въ Калькуттѣ.
   Однако, положенію суждено было еще ухудшиться. Одинъ англійскій офицеръ, болѣе отважный, чѣмъ благоразумный, горя нетерпѣніемъ отличиться, преждевременно напалъ на Инсургентовъ по ту сторону рѣки. Люди его были захвачены въ узкихъ улицахъ и атакованы бѣшеною толпою. Онъ палъ со многими изъ своихъ солдатъ; оставшіеся въ живыхъ были принуждены уступить.
   Случай этотъ произвелъ то дѣйствіе, которое въ Индіи постоянно производила всякая неудача англійскаго оружія, какъ бы незначительна она ни была. На разстояніи нѣсколькихъ сотъ миль кругомъ страна взволновалась. Все населеніе бенаресскаго округа взялось за оружіе. Земледѣльцы покинули свои поля и толпами спѣшили на защиту князя. Движеніе распространилось и на Лудъ. Угнетенный народъ этой области возсталъ противъ набоба-визиря, отказался платить подати и прогналъ Фискальныхъ чиновниковъ. Даже Багаръ былъ готовъ возмутиться. Надежды Чеитъ-Синга начали оживать. Вмѣсто того, чтобы просить о помилованія въ покорныхъ выраженіяхъ вассала, онъ началъ говорить языкомъ побѣдителя и, какъ утверждаютъ, угрожалъ вымести изъ страны бѣлыхъ похитителей власти. Но англійскія войска быстро сбирались. Офицеры и даже простые солдаты смотрѣли на генералъ-губернатора съ восторженною привязанностью и спѣшили къ нему на помощь съ быстротою, которую, какъ хвалился Гастингсъ, они никогда не выказывали ни въ какомъ другомъ случаѣ. Начальство принялъ маіоръ Попгамъ, храбрый и искусный офицеръ, который весьма отличился въ войнѣ съ мараттами и къ которому генералъ-губернаторъ питалъ полнѣйшее довѣріе. Безпорядочная армія раджи была обращена въ бѣгство. Крѣпости его были взяты штурмомъ. Въ нѣсколько часовъ болѣе тридцати тысячъ человѣкъ покинули его знамя и возвратились къ своимъ обыкновеннымъ занятіямъ. Несчастный раджа навѣки бѣжалъ изъ своей страны. Прекрасныя владѣнія его были присоединены къ землямъ, компаніи. Правда одинъ изъ его родственниковъ былъ назначенъ раджею; но теперь раджа бенаресскій долженъ былъ, подобно набобу Бенгала, ограничиваться одною пенсіей.
   Эта революція увеличила доходы компаніи на 200.000 ф. въ годъ. Но непосредственное облегченіе не было такъ велико, какъ ожидали. Сокровище, скопленное Чеитъ-Сингомъ, оцѣнивали въ одинъ милліонъ фунтовъ стерлинговъ. Оказалось, что оно равнялось, приблизительно, четвертой долѣ этой суммы; притомъ, оно было захвачено арміей и раздѣлено въ видѣ призовыхъ денегъ.
   Разочарованный въ своихъ надеждахъ на Бенаресъ, Гастингсъ принялъ, въ отношеніи къ Ауду болѣе насильственныя мѣры, нежели какія онъ употребилъ бы въ иномъ случаѣ. Суджа-Даула давно уже умеръ. Сынъ и преемникъ его, Асафъулъ-Даула, былъ одинъ изъ самыхъ слабыхъ и самыхъ порочныхъ восточныхъ государей. Жизнь его раздѣлялась между тупымъ бездѣйствіемъ и самыми гнусными видами сладострастія. При дворѣ его царствовала безграничная расточительность, а по всей странѣ -- нищета и безпорядокъ. Благодаря искусному образу дѣйствій англійскаго правительства, онъ, изъ независимаго владѣтеля, сталъ вассаломъ компаніи. Только англійская бригада могла спасти его отъ нападеній сосѣдей, презиравшихъ его слабость, и отъ мести подданныхъ, ненавидѣвшихъ его тираннію. Бригада была ему дана, а онъ, со своей стороны, обязался ее содержать и уплачивать ей жалованье. Съ этого времени его независимость исчезла. Гастингсъ былъ не тотъ человѣкъ, чтобы упустить пріобрѣтенную такимъ образомъ выгоду. Набобъ вскорѣ началъ жаловаться на взваленную имъ на себя обузу. Онъ говорилъ, что доходы его уменьшаются, что слуги его не получили платы и что онъ не можетъ болѣе брать на себя издержки по заключенной прежде сдѣлкѣ. Гастингсъ не хотѣлъ и слышать этихъ представленій. Онъ говорилъ, что визирь просилъ бенгальское правительство прислать ему войскъ, обѣщая содержать ихъ. Войска были присланы.. Какъ долго должны они оставаться въ Аудѣ,-- вопросъ этотъ не былъ рѣшенъ въ договорѣ. Слѣдовательно, рѣшить его оставалось договорившимся сторонамъ. Но стороны эти были несогласны. Кому же приходилось его рѣшить? Сильнѣйшему.
   Гастингсъ доказывалъ также, что, въ случаѣ отозванія англійскихъ войскъ, Аудъ, конечно, сдѣлается добычею анархіи и, по всей вѣроятности, подвергнется набѣгу мараттской арміи. Онъ допускалъ, что финансы Ауда запутаны, но возражалъ, и не безъ основанія, что затрудненіе слѣдуетъ приписать неспособности и порокамъ самого Асафъ-улъ-Даулы; что еслибы визирь издерживалъ менѣе на войска, то это повело бы только къ большей расточительности въ пользу недостойныхъ любимцевъ.
   Гастингсъ намѣревался, устроивъ дѣла въ Бенаресѣ, посѣтить Лукно и тамъ переговорить съ Асафъ-улъ-Даулой. Но низкопоклонная вѣжливость набоба-визиря предупредила это посѣщеніе. Онъ, съ небольшою свитою, поспѣшилъ навстрѣчу генералъ-губернатору и свидѣлся съ нимъ въ крѣпости, которая съ вершины крутой Хунарской скалы смотрится въ воды Ганга.
   Съ перваго взгляда казалось бы невозможнымъ, чтобы переговоры окончились полюбовнымъ соглашеніемъ. Гастингсъ нуждайся въ чрезвычайномъ денежномъ пособіи. Асафъ-улъ-Даула. хотѣлъ, чтобы ему простили прежній долгъ. Такое разногласіе, казалось, не допускало соглашенія. Однако, оставалась мѣра, одинаково удовлетворительная для обѣихъ сторонъ, мѣра, которая могла облегчить финансы какъ Ауда, такъ и Бенгала,-- и мѣра эта была принята. Она была очень проста: генералъ-губернаторъ и набобъ-визирь должны были соединиться, чтобы ограбить два другія лица, и эти два лица, которыя они рѣшились ограбить, были родители одного изъ грабившихъ.
   Мать прежняго набоба и его жена, мать настоящаго, были извѣстны подъ именемъ Богомъ или княгинь аудскихъ. Онѣ пользовались большимъ вліяніемъ на Суджа-Даулу и послѣ его смерти получили великолѣпное наслѣдство. Удѣлы, съ которыхъ онѣ получали доходы и которыми сами управляли, были весьма обширны. Въ ихъ рукахъ находились сокровища, скопленныя послѣднимъ набобомъ,-- сокровища, которыя оцѣнивались народомъ, приблизительно, въ три милліона фунтовъ стерлинговъ. Онѣ продолжали занимать любимый дворецъ Суджа-Даулы въ Фейзабадѣ, "Прелестное Жилище"; резиденціею же Асафъ-улъ-Даулѣ служилъ великолѣпный Лукно, который онъ построилъ на берегу Гумти и украсилъ мечетями и коллегіями.
   Асафъ-улъ-Даула уже вынудилъ значительныя суммы у своей матери. Она обратилась, наконецъ, съ просьбою о заступничествѣ къ англичанамъ, и англичане приняли на себя посредничество. Заключенъ былъ торжественный договоръ, которымъ она соглашалась давать своему сыну нѣкоторое денежное пособіе; онъ же, со своей стороны, обѣщалъ никогда впредь не нарушать ея правъ. Договоръ этотъ былъ формально гарантированъ бенгальскимъ правительствомъ. Но времена измѣнились; настала нужда въ деньгахъ, и власть, поручившаяся за неприкосновенность договора, не устыдилась возбуждать грабителя къ крайнимъ мѣрамъ, которыхъ ужаснулся даже онъ.
   Необходимо было найти какой-нибудь предлогъ для конфискаціи, нарушавшей нетолько данное слово, нетолько обыкновенныя правила человѣколюбія и справедливости, но и великій законъ сыновней любви, который не лишенъ власти надъ человѣческимъ умомъ даже въ самыхъ дикихъ племенахъ, даже въ болѣе низкихъ обществахъ, гніющихъ подъ вліяніемъ развратнаго полу-образованія. Но предлогъ былъ послѣднею вещью, въ которой могъ нуждаться Гастингсъ. Возмущеніе Бенареса породило смуты въ Аудѣ. Очень кстати было приписать эти смуты княгинямъ. Доказательствъ въ подтвержденіе этого обвиненія почти не имѣлось, если не признавать доказательствами слухи, которые переходили изъ устъ въ уста и разукрашивались при каждомъ подобномъ переходѣ. Обвиненнымъ не было предъявлено ни одно обвиненіе; имъ не дозволили оправдываться: генералъ-губернаторъ разсудительно заключилъ, что, подвергнувъ ихъ суду, онъ, быть можетъ, не найдетъ достаточныхъ причинъ ихъ ограбить. Онъ согласился съ набобомъ-визиремъ лишить мать и бабку послѣдняго всѣхъ ихъ владѣній и сокровищъ, конфискацій въ пользу компаніи, и принять добытыя такимъ образомъ суммы въ удовлетвореніе всѣхъ денежныхъ требованій бенгальскаго правительства отъ аудскаго.
   Пока Асафъ-улъ-Даула находился въ Хунарѣ, онъ вполнѣ подчинялся ясному и повелительному уму англійскаго государственнаго человѣка. Но когда они разстались, визирь началъ съ нѣкоторымъ страхомъ размышлять о тѣхъ обязательствахъ, которыя онъ на себя принялъ. Мать и бабка его протестовали и упрашивали. Его сердце, глубоко испорченное неограниченною властью и необузданными удовольствіями, но не безчувственное отъ природы, не выдержало въ минуту кризиса. Даже англійскій резидентъ въ Лунно, хотя до сихъ поръ былъ преданъ Гастингсу, отступилъ передъ крайними средствами. Но генералъ-губернаторъ оставался неумолимъ. Онъ написалъ резиденту письмо въ самыхъ строгихъ выраженіяхъ и объявилъ, что если условленная конфискація не будетъ немедленно приведена въ исполненіе, то онъ самъ отправится въ Лукно и совершитъ то, передъ чѣмъ съ ужасомъ отступаютъ болѣе слабые умы. Вслѣдствіе этой угрозы, резидентъ отправился къ его высочеству и настоялъ на томъ, чтобы хунарскій договоръ былъ немедленно и вполнѣ исполненъ. Асафъ-улъ-Даула уступилъ, но при этомъ торжественно объявилъ, что уступаетъ только принужденію. Земли были конфискованы; получить же сокровища было не такъ, легко. Пришлось прибѣгнуть къ силѣ. Отрядъ войскъ компаніи двинулся къ Фейзабаду и силою проникъ въ ворота дворца. Княгини были заключены въ своихъ покояхъ. Но они все-еще не хотѣли покориться. Нужно было найти болѣе сильное понудительное средство, и нашлось такое средство, о которомъ даже въ настоящее, отдаленное время мы не можемъ говорить безъ стыда и горести.
   Въ Фейзабадѣ находились два старика, принадлежавшіе къ тому несчастному классу людей, который, существующимъ на Востокѣ съ незапамятныхъ временъ обычаемъ, лишенъ удовольствій любви и надеждъ на потомство. При азіатскихъ дворахъ утвердилось мнѣніе, что существамъ, отчужденнымъ такимъ образомъ отъ ихъ ближнихъ, государи могутъ довѣряться всего безопаснѣе. Это мнѣніе раздѣлялъ Суджа-Даула. Онъ подарилъ своимъ полнымъ довѣріемъ обоихъ евнуховъ, и послѣ его смерти они остались во главѣ дома его вдовы.
   Людей этихъ, по приказанію британскаго правительства, схватили, заключили въ тюрьму, заковали, почти уморили голодною смертью,-- и все это для того, чтобы вынудить у княгинь деньги. Послѣ двухмѣсячнаго заключенія старики заболѣли. Они просили позволенія прогуливаться въ тюремномъ саду. Надзиравшій за ними офицеръ объявилъ, что это снисхожденіе не представитъ ни малѣйшей возможности къ побѣгу и что оковы рѣшительно нисколько не увеличиваютъ надежности заключенія. Онъ не понималъ намѣренія своихъ начальниковъ. Цѣлью ихъ, ври назначеніи тяжкаго заключенія, была не безопасность, а пытка; во всякихъ облегченіяхъ было отказано. Но это было еще не худшее. Англійское правительство рѣшило предать этихъ двухъ немощныхъ стариковъ явной пыткѣ. Для этого ихъ перевезли въ Лукно. Какіе ужасы происходили въ ихъ тюрьмѣ -- можно только угадывать. Но въ актахъ парламента сохранилось слѣдующее письмо британскаго резидента къ британскому воину:
   "Сэръ, такъ какъ набобъ рѣшился подвергнуть тѣлесному наказанію арестантовъ, находящихся подъ вашимъ надзоромъ, то его чиновникамъ, когда они прибудутъ, должно открыть свободный доступъ къ заключеннымъ и позволить поступать съ ними по своему усмотрѣнію".
   Пока эти варварства совершались въ Лукно, княгини все еще находились въ строгомъ заключеніи въ Фейзабадѣ. Въ покои ихъ позволяли приносить только такое скудное количество пищи, что прислужницы ихъ подвергались опасности умереть съ голоду. Жестокость эта продолжалась мѣсяцъ за мѣсяцомъ; наконецъ, когда у княгинь успѣли вынудить милліонъ двѣсти тысячъ фунтовъ, Гастингсъ началъ думать, что онъ добрался до дна ихъ казны и что никакая жестокость не будетъ въ состояніи вынудить болѣе. Тогда несчастнымъ, заключеннымъ въ Лукно, была, наконецъ, возвращена свобода. Оковы ихъ были сбиты, и двери тюрьмы отворились. Дрожащія губы освобожденныхъ, текущіе по ихъ щекамъ слезы и благодаренія общему Отцу мусульманъ и христіанъ тронули даже твердыя сердца присутствовавшихъ при этой сценѣ англійскихъ солдатъ.
   Есть человѣкъ, которому поведеніе Гастинга, въ теченіе всего этого процесса, кажется нетолько простительнымъ, но даже похвальнымъ. Есть человѣкъ, который проситъ "извинить его въ томъ, что онъ рѣшился характеризовать, какъ нѣчто въ высшей степени смѣшное и дурное, чувствительность, готовую противопоставлять сохраненію британской Индіи нѣкоторое личное страданіе, страданіе, причинявшееся только до того времени, когда страдальцы согласились выдать часть богатства, право на которое они потеряли вслѣдствіе собственной измѣны и измѣны ихъ властительницъ." Сознаемся, что не можемъ завидовать "и страннымъ понятіямъ преподобнаго біографа о крайне дурномъ, ни столь же страннымъ понятіямъ его о крайне смѣшномъ. Таково ли великодушіе англійскаго воина? Таково ли милосердіе англійскаго священника? Неужели ни одно изъ званій м-ра Глкйга не могло научить его самымъ первымъ правиламъ нравственности? Или нравственность такая вещь, которая можетъ годиться въ проповѣди, но которой не мѣсто въ біографіи?
   Но слѣдуетъ еще отдать справедливость образу дѣйствія сора Эліи Импи въ этомъ случаѣ. Верховному судьѣ, дѣйствительно, было не легко вмѣшаться въ дѣло до такой степени чуждое всѣмъ его должностнымъ обязанностямъ. Но для него, надо полагать, было что-то невыразимо привлекательное въ особенно омерзительномъ безчестіи, которое можно было тогда заслужить въ Лукно. Онъ поспѣшилъ туда со всею быстротою, съ которою могли нести его смѣны носильщиковъ паланкина. Толпа народа поспѣшила ему навстрѣчу, держа въ рукахъ написанныя уже клятвенныя показанія противъ княгинь. Показанія эти онъ не прочелъ. Правда, нѣкоторыя изъ нихъ онъ и не могъ прочесть, потому что они были писаны на нарѣчіяхъ сѣвернаго Индустана, а толмача при Импи не было. {Мѣсто это нѣсколько измѣнено. Въ первоначальномъ текстѣ было сказано, что сэръ Эліа Импи не зналъ ни одного изъ туземныхъ языковъ, на которыхъ были написаны показанія. Это вызвало возраженія писателя, который, повидимому, пользовался частными свѣдѣніями о сэрѣ Импи. Онъ утверждалъ, что сэръ Эліа зналъ языки персидскій и бенгальскій. Нѣкоторыя изъ обвиненій были, вѣроятно, писаны поперсидски. Ихъ сэръ Импи, еслибъ захотѣлъ, могъ бы прочесть. Другія же были писаны на мѣстныхъ нарѣчіяхъ верхней Индіи, о знакомствѣ съ которыми сэра Импи не было заявлено. Но почему упомянуто о бенгальскомъ языкѣ, трудно догадаться. Бенгальскій языкъ былъ бы въ Аукно такъ же безполезенъ, какъ португальскій въ Швейцаріи.} Онъ со всею возможною поспѣшностью привелъ свидѣтелей къ присягѣ, не сдѣлавъ имъ ни одного вопроса, не спросивъ даже, прочли ли они показанія, которыя подтверждаютъ клятвою. Окончивъ это дѣло, онъ сѣлъ въ паланкинъ и поспѣшилъ назадъ въ Калькутту, чтобы во-время поспѣть къ началу засѣданій суда. Дѣло княгинь, по его собственному признанію, совершенно выходило изъ круга его судебной власти. По законамъ судопроизводства онъ имѣлъ не болѣе права производить слѣдствіе надъ преступленіями, совершенными туземцемъ Луда, нежели лордъ-президентъ верховнаго шотландскаго суда держать ассизъ въ Эксетерѣ. И или не имѣлъ права судить княгинь, да и не хотѣлъ этого. Съ какою же цѣлью предпринялъ онъ такое длинное путешествіе? Очевидно съ цѣлью освятить преступленія тѣхъ, которые недавно его наняли,-- освятить хотя неправильнымъ образомъ, такъ какъ правильнымъ онъ не могъ этого сдѣлать. Онъ явился съ цѣлью, чтобы безпорядочной массѣ свидѣтельствъ, которыхъ онъ не разбиралъ, которыхъ даже не читалъ, придать, подписью высшаго судейскаго лица Индіи, авторитетъ, котораго эти свидѣтельства, въ сущности, не заслуживали.
   Однако, приближалось время, когда съ Импи должны были сорвать судейскую мантію, которую, со временъ Революціи, никто не срамилъ такъ мерзко, какъ онъ. Положеніе дѣдъ въ Индія сильно занимало въ послѣднее время британскій парламентъ. Къ концу Американской войны въ нижней палатѣ засѣдали два комитета по поводу восточныхъ дѣлъ. Однимъ руководилъ Эдмондъ Боркъ, въ другомъ предсѣдательствовалъ способный и непостоянный Генри Дондасъ, въ то время лордъ-адвокатъ Шотландіи. Какъ ни велики перемѣны, происшедшія въ послѣднія шестьдесятъ лѣтъ въ нашихъ азіатскихъ владѣніяхъ, однако донесенія, представленныя этими комитетами въ палату, будутъ, вѣроятно, и теперь найдены интересными и поучительная.
   До того времени не было еще связи между компаніею и которою-либо изъ двухъ большихъ партій въ государствѣ. Министрамъ не изъ чего было защищать злоупотребленія въ Индіи. Напротивъ, имъ выгодно было показать, если возможно, что управленіе нашими восточными владѣніями и назначеніе чиновниковъ по этому управленію можно съ пользою передать имъ самимъ. Поэтому, рѣшенія палаты общинъ по поводу донесеній двухъ комитетовъ были проникнуты строгою и негодующею справедливостью. Самые строгіе эпитеты были приложены къ нѣкоторымъ изъ мѣръ Гастингса, въ особенности къ войнѣ съ роиллами, и, по предложенію м-ра Дондаса, было постановлено, что компанія должна отозвать генералъ-губернатора, который обрушилъ такія бѣдствія на индійскій народъ и до такой степени опозорилъ британское имя. Состоялся актъ объ ограниченіи юрисдикціи верховнаго суда. Сдѣлка между Гастингсомъ и главнымъ судьею подверглась самымъ сильнымъ порицаніямъ, и королю былъ представленъ адресъ съ просьбою потребовать Ими и въ Англію, къ отвѣту за преступленія.
   Импи былъ отозванъ письмомъ государственнаго секретаря. Но владѣльцы индійскихъ акцій рѣшительно отказались удалить Гастингса. Они постановили рѣшеніе, въ которомъ утверждали, совершенно справедливо, что законъ предоставлялъ имъ право назначать и смѣнять своего генералъ-губернатора и что въ этихъ дѣйствіяхъ они не обязаны повиноваться предписаніямъ одной какой-нибудь отрасли законодательства.
   При такой поддержкѣ со стороны тѣхъ, которымъ онъ служилъ, Гастингса оставили во главѣ бенгальскаго управленія до весны 1785 года. Администрація его, столь бурная и богатая событіями, окончилась почти совершенно спокойно. Въ совѣтѣ не было постоянной оппозиціи его мѣрамъ. Миръ былъ возвращенъ Индіи. Война съ мараттами прекратилась. Гайдеръ умеръ. Съ сыномъ его, Типпу, былъ заключенъ мирный договоръ, и майсорскія войска очистили Карнатикъ. Со времени окончанія Американской войны у Англіи не было уже ни одного европейскаго врага и соперника въ восточныхъ моряхъ.
   Послѣ общаго обзора продолжительнаго управленія Гастингса невозможно отрицать, что большимъ преступленіямъ, которыми запятнано это управленіе, мы должны противопоставить большія государственныя заслуги. Англія пережила опасный кризисъ. Правда, она все-еще занимала мѣсто въ ряду главныхъ европейскихъ державъ; защита ея противъ страшно превосходныхъ силъ внушила сосѣднимъ народамъ высокое понятіе какъ о ея духѣ, такъ и объ ея могуществѣ. Однако, во всѣхъ частяхъ свѣта, за исключеніемъ одной, она подверглась потерямъ. Она была нетолько принуждена признать независимость тринадцати колоній, населенныхъ ея собственными дѣтьми и, для примиренія ирландцевъ, отказаться отъ права постановлять имъ законы: ее заставили, и въ Средиземномъ морѣ, и въ Мексиканскомъ заливѣ, и на берегу Африки, и на американскомъ континентѣ, уступить плоды своихъ побѣдъ въ прежнихъ войнахъ. Испанія получила назадъ Минорку и Флориду; Франція -- Сенегалъ, Горею и нѣсколько Вестъ-Индскихъ острововъ. Единственною частью свѣта, въ которой Британія ничего не потеряла, была Азія, гдѣ интересы ея были ввѣрены попеченіямъ Гастингса. Наперекоръ самымъ напряженнымъ усиліямъ какъ европейскихъ, такъ и азіатскихъ враговъ, могущество нашей страны на Востокѣ значительно увеличилось. Бенаресъ былъ покоренъ; набобъ-визирь обращенъ въ вассала. Что вліяніе наше такимъ образомъ расширилось, что фортъ Вилліамъ и фортъ Ст. Джоржъ не были заняты враждебными арміями,-- этимъ мы обязаны, если вѣрить общему голосу англичанъ въ Индіи, искусству и рѣшительности Гастингса.
   Его внутреннее управленіе, при всѣхъ своихъ темныхъ пятнахъ, даетъ ему право на мѣсто въ ряду самыхъ замѣчательныхъ людей нашей исторіи. Онъ уничтожилъ двойное управленіе и передалъ дѣла страны въ руки англичанъ. Страшную анархію онъ замѣнилъ порядкомъ, хотя грубымъ и несовершеннымъ. Онъ создалъ и направлялъ всю организацію, помощью которой творились судъ и расправа, сбирались подати, сохранялось спокойствіе въ странѣ, не уступавшей, по населенію, владѣніямъ Лудовика XVI или императора Іосифа. Онъ хвалился, что каждое, безъ исключенія, присутственное мѣсто, существовавшее въ Бенгалѣ при его отъѣздѣ, было его созданіемъ. Совершенно справедливо, что эта организація, даже послѣ всѣхъ усовершенствованій въ ней, внушенныхъ шестидесяти-лѣтнею опытностью, до сихъ поръ еще нуждается въ улучшеніяхъ; совершенно справедливо, что въ началѣ она представляла гораздо болѣе недостатковъ, нежели теперь. Но всякій, кто серьёзно обдумаетъ, что значитъ построить съ основанія цѣлую машину, столь обширную и сложную, каково управленіе страною, тотъ согласится, что дѣло, совершенное Гастингсомъ, заслуживаетъ высокаго удивленія. Намъ кажется, что сравнивать съ нимъ сагахъ знаменитыхъ европейскихъ министровъ столь же несправедливо, какъ сравнивать лучшаго булочника въ Лондонѣ съ Робинзономъ Крузо, который, прежде нежели печь хлѣбъ, долженъ былъ изготовить плугъ и борону, поставить изгороди и пугала для птицъ, сдѣлать серпы и молотила, мельницу и печку.
   Справедливая слава Гастингса еще возвышается, если мы вспомнимъ, что онъ не былъ воспитанъ два государственной дѣятельности, что изъ школы его отправили въ контору, что въ цвѣтѣ лѣтъ онъ былъ коммерческимъ агентомъ, вдали отъ всякаго образованнаго общества.
   Мы не должны также забывать, что всѣ или почти всѣ лица, къ помощи которыхъ онъ могъ прибѣгнуть, находясь во главѣ управленія, были люди, обязанные своему воспитанію не большимъ, если не меньшимъ, чѣмъ Гастингсъ. Въ Европѣ министръ, съ перваго же дня отправленія своей должности, находитъ себя окруженнымъ опытными чиновниками -- хранителями должностныхъ преданій. Гастингсъ былъ лишенъ подобной помощи. Собственное его размышленіе, собственная энергія должны были замѣнять для него всякій Downing greet и Сомерсетъ-Гаусъ. Будучи лишенъ случаевъ учиться, онъ былъ поставленъ въ необходимость учить. Онъ долженъ былъ сперва образовать самого себя, а затѣмъ образовать и личности, служившія ему орудіями, и это не по одной отрасли управленія, а по всѣмъ.
   Должно прибавить, что пока онъ былъ занятъ этимъ труднымъ дѣломъ, ему постоянно мѣшали приказанія изъ Англіи и оппозиціонное большинство въ совѣтѣ. Гастингсъ сберегъ государство отъ нападеній страшной коалиціи внѣшнихъ враговъ, устроилъ цѣлое управленіе, во всѣхъ его частяхъ, въ то время, когда каждый корабль привозилъ ему кипы порицаній отъ тѣхъ, кому онъ служилъ, когда протоколы каждаго засѣданія были наполнены желчными замѣчаніями его сотоварищей. Мы думаемъ, что нравъ ни одного государственнаго человѣка не подвергался такимъ тяжкимъ испытаніямъ; въ этомъ отношеніи нельзя сравнивать съ Гастнгсомъ ни Марльборо, когда ему противодѣйствовали голландскіе депутаты, ни Веллингтона, когда ему приходилось имѣть дѣло одновременно съ португальскимъ регентствомъ, съ испанскими юнтами и съ м-мъ Персивалемъ. Но нравъ Гастингсъ былъ способенъ переносить почти всякія испытанія; онъ не былъ кротокъ, но зато былъ спокоенъ. При всей быстротѣ и силѣ ума Гастингса, терпѣніе, съ которымъ онъ переносилъ самыя жестокія непріятности, до тѣхъ поръ, когда представлялось средство отъ нихъ избавиться, походило на терпѣніе тупости. Кажется, онъ былъ способенъ къ горькой и продолжительной жаждѣ мести; но эта жажда мести такъ рѣдко заставляла его дѣлать промахи, что можно сомнѣваться, не была ли кажущеюся местью -- просто политика.
   Результатомъ его замѣчательнаго спокойствія духа было то, что онъ всегда и вполнѣ располагалъ всѣми средствами одного изъ самыхъ плодовитыхъ умовъ, когда-либо существовавшихъ. Поэтому никакое усложненіе опасностей и трудностей не могло привести его въ недоумѣніе. На каждое затрудненіе у него было на готовѣ соотвѣтствующее средство, и каково бы ни было мнѣніе наше о справедливости и гуманности нѣкоторыхъ изъ его средствъ, достовѣрно, что имъ рѣдко не удавалось служить той цѣли, для которой они назначались.
   Вмѣстѣ съ этою необыкновенною изобрѣтательностью, Гастингсъ, въ весьма сильной степени, отличался другимъ дарованіемъ, едвали менѣе необходимымъ для человѣка въ его положеніи: мы говоримъ о талантѣ вести политическую полемику. Для англійскаго государственнаго человѣка на Востокѣ такъ же необходимо умѣть писать, какъ для министра въ нашей странѣ необходимо обладать даромъ слова. У насъ нація судитъ о способностяхъ человѣка, посвятившаго себя общественной дѣятельности, преимущественно но его рѣчамъ. О государственномъ человѣкѣ въ Индіи управляющіе тамошней администраціей судятъ по его письмамъ и донесеніямъ. Въ каждомъ изъ этихъ случаевъ особенно поощряемое дарованіе развивается, быть можетъ, въ ущербъ другимъ способностямъ. Въ нашей странѣ мы слышимъ иногда людей, рѣчи которыхъ стоятъ выше общаго уровня ихъ способностей. Нерѣдко можно найти на индійскві службѣ джентльменовъ, которые такимъ же образомъ пишутъ лучше, нежели можно ожидать отъ ихъ дарованій. Англійскій политикъ дѣлается слишкомъ дебиторомъ; индійскій политикъ дѣлается слишкомъ эссеистомъ.
   Гастингсъ стоитъ во главѣ многочисленныхъ служителей компаніи, отличившихся составленіемъ записокъ и депешъ. Дѣйствительно, онъ далъ оффиціальной перепискѣ индійскаго правительства тотъ характеръ, который она удержала до настоящаго времени. Онъ боролся съ противникомъ далеко не обыкновеннымъ. Но даже самъ Франсисъ былъ принужденъ сознаться, съ мрачнымъ и негодующимъ чистосердечіемъ, что нѣтъ возможности противостоять перу Гастингса. Въ самомъ дѣлѣ, генералъ-губернаторъ обладалъ несравненною способностью запутывать вещи, когда для него было неудобно, чтобы ихъ понимали, и представлять въ самомъ ясномъ видѣ все, что могло вынести свѣтъ. Слогъ его нельзя безусловно хвалить. Онъ былъ обыкновенно силенъ, чистъ и гладокъ; но иногда, хотя не часто, онъ бывалъ высокопаренъ и въ двухъ или трехъ случаяхъ даже надутъ. Быть можетъ, любовь Гастингса къ персидской литературѣ содѣйствовали порчѣ его вкуса.
   Такъ какъ мы уже помянули о его литературномъ вкусѣ, то было бы чрезвычайно несправедливо не похвалить разсудительнаго поощренія, которое онъ оказывалъ, какъ правитель, внукамъ и любознательнымъ изслѣдованіямъ. Покровительство его распространялось, съ осторожною щедростью, на путешествія, поѣздки, опыты, изданія. Правда, онъ мало сдѣлалъ для распространенія въ Индіи западнаго образованія. Познакомить молодыхъ туземцевъ Бенгала съ Мильтономъ и Адамомъ Смитомъ; замѣнить географіею, астрономіею, медициною, въ томъ видѣ, въ какомъ онѣ выработаны въ Европѣ, росказни браминскаго суевѣрія или несовершенную науку древней Греціи, процѣженную сквозь арабскія изложенія,-- такому предпріятію предназначено было увѣнчать благую администрацію гораздо добродѣтельнѣйшаго правителя. Однако, невозможно отказать въ высокой хвалѣ человѣку, который, будучи обращенъ отъ занятій въ конторѣ къ управленію государствомъ, заваленъ должностною работою, окруженъ людьми, не менѣе занятыми и отдѣленъ тысячами миль почти отъ всякаго литературнаго общества,-- при всѣхъ этихъ неблагопріятныхъ обстоятельствахъ далъ сильный толчокъ образованію, какъ собственнымъ примѣромъ, такъ и своею щедростью. Онъ глубоко изучилъ персидскую и арабскую литературу. Санскритскаго языка онъ самъ не зналъ; но тѣ, которые первые познакомили съ этимъ языкомъ европейскихъ изслѣдователей, обязаны многимъ его поощреніямъ. Подъ его покровительствомъ Азіатское общество вступило на свое почтенное поприще. Это знаменитое общество избрало его своимъ первымъ президентомъ; но съ прекраснымъ тактомъ и чувствомъ онъ отказался отъ этой чести въ пользу сэра Вилліама Джонса. Однако, о главной услугѣ, оказанной его покровительствомъ людямъ, изучающимъ восточную литературу, мы еще не упомянули. Бенгальскіе пундиты всегда смотрѣли очень ревниво на попытки иностранцевъ проникать тайны, заключенныя въ священное нарѣчіе. Религія ихъ подвергалась преслѣдованіямъ магометанъ. То, что они знали о духѣ португальскаго правительства, дѣйствительно, могло внушать имъ страхъ подпасть гоненію христіанъ. Страхъ этотъ устранили мудрость и умѣренность Гастингса. Онъ былъ первый чужестранный правитель, успѣвшій пріобрѣсти довѣренность наслѣдственныхъ священниковъ Индіи; онъ первый убѣдилъ ихъ раскрыть англійскимъ ученымъ тайны древняго браминскаго богословія и законовѣдѣнія.
   Истинно невозможно отрицать, что ни одинъ правитель не превзошелъ Гастингса въ искусствѣ внушать къ себѣ довѣріе я привязанность въ огромныхъ массахъ человѣческихъ существъ. Еслибы онъ пріобрѣлъ популярность между англичанами, предавая имъ бенгальцевъ на грабежъ и угнетеніе, или, наоборотъ, еслибы онъ привязалъ къ себѣ бенгальцевъ, возбуждая непріязнь англичанъ, то не стоило бы удивляться. Особенность Гастингса состоитъ въ томъ, что, находясь во главѣ небольшой партіи иностранцевъ, пользовавшихся неограниченною властью надъ огромнымъ туземнымъ населеніемъ, онъ пріобрѣлъ любовь какъ господствовавшаго меньшинства, такъ и подвластнаго большиства. Привязанность, которую питали къ нему гражданскіе чиновинки, была замѣчательно горяча и постоянна. Въ теченіе всѣхъ его неудачъ и опасностей товарищи поддерживали его съ непреклонною преданностью. Армія, съ другой стороны, любила его, какъ арміи рѣдко любили кого-либо, кронѣ великихъ полководцевъ, которые водили ихъ къ побѣдѣ. Даже въ своихъ спорахъ съ замѣчательными лицами военнаго сословія онъ могъ разсчитывать на поддержку военныхъ. Въ то время, какъ онъ владѣлъ, такимъ образомъ, сердцами своихъ соотечественниковъ, онъ пользовался такою популярностью между туземцами, какую другіе губернаторы, быть можетъ, болѣе заслуживали, во какой имъ никогда не удавалось пріобрѣсти. Онъ легко и безъ ошибокъ говорилъ на природныхъ нарѣчіяхъ туземцевъ. Онъ коротко зналъ ихъ чувства и обычаи. Въ одномъ или двухъ случаяхъ, имѣя въ виду достиженіе важныхъ цѣлей, онъ сознательно дѣйствовалъ наперекоръ мнѣніямъ туземцевъ; но въ этихъ случаяхъ онъ болѣе выигрывалъ въ ихъ уваженіи, нежели терялъ въ ихъ любви. Вообще, онъ заботливо избѣгалъ всего, что могло оскорбить ихъ народные или религіозные предразсудки. Администрація его представляетъ многіе недостатки; но у бенгальцевъ не было высокаго мѣрила для оцѣнки его управленія. При набобахъ, но богатымъ наноснымъ равнинамъ ежегодно проносились ураганы мараттской кавалеріи. Но самые маратты страшились столкновенія съ могущественными дѣтьми моря, а необозримыя рисовыя поля Нижняго Ганга сжинались безопасно подъ защитою англійскаго меча. Первые англійскіе завоеватели были болѣе хищны и неумолимы, нежели самые маратты; но поколѣніе это уже исчезло. Несмотря на неудовлетворительность полиціи, не смотря на тягость налоговъ, вѣроятно, что самый старый человѣкъ въ Бенгалѣ не могъ припомнить времени, представлявшаго подобную же безопасность и равное благосостояніе. Въ первый разъ на памяти старожиловъ область была подчинена правительству, которое было достаточно сильно, чтобы не позволять грабить другимъ, и притомъ само не имѣло наклонности къ грабежу. Уже это внушало доброжелательство. Въ то же время постоянные успѣхи Гастингса и могущество и ловкость, съ которыми онъ вывертывался изъ любаго затрудненія, дѣлали его предметомъ суевѣрнаго удивленія. Роскошь, болѣе чѣмъ царская, которую онъ иногда выказывалъ, ослѣпляла народъ, имѣющій много общаго съ дѣтьми. Даже теперь, по прошествіи болѣе пятидесяти лѣтъ, туземцы Индіи все-еще говорятъ о немъ, какъ о величайшемъ изъ англичанъ, и няньки пискливо убаюкиваютъ дѣтей пѣснею о быстрыхъ коняхъ и украшенныхъ богатою сбруею слонахъ саиба Воррена Гостейна.
   Важнѣйшіе проступки, въ которыхъ провинился Гастингсъ, не уменьшали его популярности между бенгальскимъ народомъ, потому что касались государствъ сосѣднихъ. Этихъ проступковъ, какъ читатели должны были замѣтить, мы не намѣрены защищать; однако, для того чтобы мѣра порицанія соотвѣтствовала проступку, слѣдуетъ взять въ соображеніе побужденія виновнаго. Причиною самыхъ дурныхъ дѣйствій Гастингса была ложно направленная забота объ общественномъ благѣ. Правила справедливости, чувство человѣколюбія, честное слово договоровъ но имѣли для него значенія, когда имъ противопоставлялась непосредственная выгода государства. Это не оправданіе, ни по законамъ нравственности, ни по принципамъ того, что мы считаемъ тожественнымъ съ нравственностью, именно -- дальновидной политики. Тѣмъ не менѣе здравый смыслъ человѣчества, который въ подобныхъ вопросахъ рѣдко дѣлаетъ грубыя ошибки, всегда будетъ дѣлать различіе между преступленіями, внушенными преувеличеннымъ усердіемъ къ общественному благу, и преступленіями, порожденными эгоистическою алчностью. Гастингсъ имѣетъ полное нрава на выгоды этого различія. Сколько намъ кажется, нѣтъ причины подозрѣвать, чтобы война съ роиллами, революція въ Бенаресѣ или ограбленіе аудскихъ княгинь прибавили хоть одну рупію къ его состоянію. Мы не будемъ утверждать, что онъ показывалъ во всѣхъ денежныхъ сдѣлкахъ ту педантическую честность, тотъ страхъ даже самаго легкаго наружнаго признака зла, которые составляютъ въ настоящее время славу гражданскаго управленія Индіи. Но, взявъ въ соображеніе школу, въ которой онъ былъ воспитанъ, и искушенія, которымъ онъ подвергался, мы скорѣе склонны хвалить его за общее благородство касательно денегъ, нежели строго порицать за немногія сдѣлки, которыя въ настоящее время были бы названы неправомѣрными и неделикатными, но которыя даже и теперь едвали можно рѣшиться назвать порочными. Онъ, конечно, не былъ жадный человѣкъ; въ противномъ случаѣ онъ не преминулъ бы вернуться на родину богатѣйшимъ подданнымъ въ Европѣ. Мы не преувеличиваемъ, утверждая, что онъ имѣлъ полную возможность, отнюдь не прибѣгая къ особенному вымогательству, получить, въ теченіе тринадцати лѣтъ, съ земиндаровъ {Индійскіе землевладѣльцы, пользующіеся нѣкоторыми привилегіями, напр. правомъ сбора податей.} подвластныхъ компаніи областей и съ сосѣднихъ князей, болѣе трехъ милліоновъ фунт. стерл. и затьмить великолѣпіемъ Карльтонъ-Гаусъ и Пале-Рояль. А между тѣмъ онъ привезъ домой такое состояніе, какое генералъ-губернаторъ, склонный къ блеску и нисколько не бережливый, легко могъ, въ теченіе столь продолжительнаго занятія своей должности, скопить изъ законнаго жалованья. Мы боимся, что м-съ Гастингсъ была менѣе совѣстлива въ этомъ отношеніи. Вообще, думали, что она съ большою готовностью принимала подарки и накопила такимъ образомъ, безъ вѣдома и содѣйствія своего мужа, собственную казну, доходившую до нѣсколькихъ лаковъ рупій. Мы тѣмъ болѣе расположены вѣрить этому разсказу, что м-ръ Глейгъ, который не могъ его не слышать, не упоминаетъ о немъ, сколько мы замѣтили, и не опровергаетъ его.
   Вліяніе м-съ Гастингсъ на мужа было, дѣйствительно, такъ велико, что она безъ труда могла бы пріобрѣтать суммы гораздо большія, чѣмъ какія она приняла по увѣренію ея обвинителей. Наконецъ здоровье ея начало ослабѣвать, и генералъ-губернаторъ былъ вынужденъ, вопреки своему желанію, отправить ее въ Англію. Кажется, что онъ питалъ къ женѣ любовь, свойственную людямъ съ сильнымъ умомъ, людямъ, которыхъ любовь трудно пріобрѣтается и которыхъ привязанности не распространяются на большой кругъ людей. Во всей Калькуттѣ нѣсколько времени только и было разговору, что о роскоши, съ какою онъ отдѣлалъ для удобства жены большую каюту одного индійскаго торговаго судна, объ изобиліи сандальнаго дерева и рѣзной слоновой кости, украшавшихъ ея помѣщеніе, и о тысячахъ, издержанныхъ для того, чтобы доставить ей, на время путешествія, общество пріятной спутницы. Замѣтимъ здѣсь, что письма Гастингса къ его женѣ очень характеристичны; они нѣжны и полны признаковъ уваженія, и довѣрія но въ то же время немного церемоннѣе обыкновенной переписки между мужемъ и женою. Торжественная вѣжливость, съ которою онъ привѣтствуетъ свою "изящную Маріану", напоминаетъ намъ, мѣстами, достоинство, съ которымъ сэръ Чарлзъ Грандисонъ наклонился надъ рукою миссъ Байронъ въ кедровой гостиной {Въ романѣ Ричардсона: "Sir Charles Grandison".}.
   Нѣсколько мѣсяцевъ спустя, Гастингсъ приготовился послѣдовать за своею женою въ Англію. Когда было объявлено, что онъ намѣревается оставить свою должность, то чувства общества, которымъ онъ такъ долго управлялъ, выразились многими путями. Посыпались адресы отъ европейцевъ и азіятцевъ, отъ гражданскихъ чиновниковъ, отъ военныхъ и купцовъ. Въ тотъ день, когда онъ передалъ ввѣряемые генералъ-губернатору ключи, толпа друзей и почитателей образовала аллею до самой набережной, гдѣ онъ сѣлъ на корабль. Нѣсколько баржъ сопровождали его на значительное разстояніе внизъ по рѣкѣ, и нѣсколько преданныхъ друзей не хотѣли разстаться съ нимъ прежде, чѣмъ низкій берегъ Бенгала уже исчезалъ изъ глазъ, а лоцманъ оставлялъ судно.
   О путешествіи его мало извѣстно, кромѣ того, что развлеченіемъ ему служили книги и перо и что въ числѣ сочиненій Гастингса, которыми онъ разсѣевалъ скуку этого продолжительнаго досуга, было хорошенькое подражаніе Гораціеву "Otiun Divos rogat". Маленькое стихотвореніе это было посвящено м-ру Шору (впослѣдствіи лордъ Тенмутъ), человѣку, о честности, гуманности и благородствѣ котораго невозможно отзываться достаточно высоко, но который, подобно нѣкоторымъ другимъ отличнымъ членамъ гражданскаго управленія, смотрѣлъ на поведеніе своего друга, Гастингса, съ такою снисходительностью, въ какой собственное его поведеніе никогда не нуждалось.
   Путешествіе было для того времени очень быстро: Гастингсъ оставался въ морѣ немного болѣе четырехъ мѣсяцевъ. Въ іюнѣ 1785 года онъ высадился на берегъ въ Плимутѣ, отправился на почтовыхъ въ Лондонъ, явился ко двору, заявилъ свое почтеніе въ Leadenhall Street и послѣ того удалился съ женою въ Чельтенгамъ.
   Онъ билъ очень доволенъ сдѣланнымъ ему пріемомъ. Король показалъ ему замѣтное вниманіе. Не менѣе любезна была и королева, уже подвергшаяся многимъ порицаніямъ за милостивое расположеніе, которое, не смотря на обычную строгость своей добродѣтели, она выказала "изящной Маріанъ". Директора приняли Гастингса въ торжественномъ засѣданіи, и предсѣдатель прочелъ бывшему генералъ-губернатору единогласно принесенную членами благодарность. "Я нахожу, говорилъ Гастингсъ въ письмѣ, около трехъ мѣсяцевъ послѣ прибытія въ Англію,-- я нахожу, что меня всѣ и повсемѣстно встрѣчаютъ съ явными даже и для моего собственнаго наблюденія признаками того, что я* пользуюсь хорошимъ мнѣніемъ своего отечества."
   Увѣренный и торжествующій тонъ его переписки около этого времени тѣмъ болѣе замѣчателенъ, что Гастингсъ уже получилъ вѣрныя свѣдѣніи о готовившемся противъ него нападенія. Чрезъ недѣлю послѣ его прибытія въ Плимутъ Боркъ извѣстилъ нижнюю палату о томъ, что готовиться предложеніе, серьезно касающееся одного джентльмена, недавно вернувшагося изъ Индіи. Однако, конецъ сессіи былъ уже такъ близокъ, что оказалось невозможнымъ приступить къ такому обширному и важному предмету.
   Ясно, что Гастингсъ не сознавалъ опасности своего положенія. Дѣйствительно, казалось, что то благоразуміе, тотъ вѣрный взглядъ, та неистощимая изобрѣтательность, которыми онъ отличался на Востокѣ, теперь совершенно его оставили. Не то, чтобы онъ не былъ тѣмъ же человѣкомъ, который восторжествовалъ надъ Франсисомъ и Нункомагомъ, который обратилъ въ орудія своей воли и главнаго судью, и набоба-аизиря, который низложилъ Чеитъ-Снига и отразилъ Гайдеръ-Али; во, какъ прекрасно замѣтилъ м-ръ Граттанъ, пятидесятилѣтній дубъ не слѣдуетъ пересаживать. Человѣкъ, оставившій Англію мальчиковъ и возвращающійся въ свое отечество во прошествіи тридцати или сорока лѣтъ, проведенныхъ въ Индіи,-- каковы бы ни были его дарованія,-- найдетъ, что ему предстоитъ и погону научиться и многому разучиться, прежде нежели онъ будетъ въ состояніи занять мѣсто между государственными людьми Англіи. Отправленія представительной системы, борьба партій, искусство вести пренія, вліяніе прессы -- смущаютъ пріѣзжаго новизною. Окруженный со всѣхъ сторонъ незнакомыми орудіями, осаждаемый новою тактикою, онъ теряется, какъ растерялся бы Анвибалъ подъ Ватерло и Ѳемистоклъ подъ Трафальгаромъ. Самая хитрость вводитъ его въ заблужденіе; обычная энергіи заставляетъ его спотыкаться. Чѣмъ вѣрнѣе его правила въ приложеніи къ тому обществу, къ которому онъ привыкъ, тѣмъ скорѣе они вовлекутъ его въ ошибку. Сказанное оправдалось разительно надъ Гастингсомъ. Въ Индіи ему шли плохія карты, но онъ былъ мастеромъ въ игрѣ и выигрывалъ каждую партію. Въ Англіи, напротивъ, у него были бы прекрасныя карты, еслибы онъ только съумѣлъ ими воспользоваться, и если Гастингсъ былъ поставленъ на край погибели, то это было преимущественно вслѣдствіе собственныхъ ошибокъ.
   Изо всѣхъ этихъ ошибокъ, быть можетъ, самую важную составляетъ сдѣланный имъ выборъ защитника. Выборъ Клайва въ подобныхъ же обстоятельствахъ былъ чрезвычайно счастливый. Онъ довѣрилъ свою судьбу Вкддербогну, впослѣдствіи лорду Лофборо,-- одному изъ немногихъ великихъ адвокатовъ, которые играли важную роль и въ нижней палатѣ. Поэтому, защита Клайва не представляла недостатка ни въ учености, ни въ знаніи свѣта, ни въ судебной проницательности, ни въ томъ краснорѣчіи, которое плѣняетъ политическія собранія. Гастингсъ ввѣрилъ свои интересы совершенно иному человѣку -- маіору бенгальской арміи, но имени Скотту. Господинъ этотъ, нѣсколько времени передъ тѣмъ, былъ посланъ изъ Индіи въ качествѣ агента генералъ-губернатора. Говорили, что услуги его вознаграждались съ восточною щедростью; мы думаемъ, что онъ получилъ гораздо болѣе, нежели Гастингсъ могъ дать безъ затрудненія. Маіоръ получилъ мѣсто въ парламентѣ и почитался тамъ органомъ своего патрона. Человѣкъ въ такомъ положеніи, очевидно, не могъ говорить съ авторитетомъ, принадлежащимъ независимому положенію. Къ тому же, агентъ Гастингса не имѣлъ дарованій, необходимыхъ для того, чтобы овладѣть вниманіемъ собранія, привыкшаго слушать великихъ ораторовъ и потому, очень естественно, сдѣлавшагося взыскательнымъ. Онъ былъ всегда на ногахъ, былъ очень скученъ и не говорилъ ни о чемъ другомъ, какъ о заслугахъ Гастингса и постигшихъ его несправедливостяхъ. Всякій, кто знаетъ нижнюю палату, легко угадаетъ дѣйствіе этихъ качествъ. Маіора начали вскорѣ считать самымъ несноснымъ существомъ своего времени. Старанія его не ограничивались однимъ парламентомъ. Почти не проходило дня, чтобы въ газетахъ не появился какой-нибудь пуфъ о Гастингсѣ, съ подписью Asiaticus или Bengalensis, но, какъ всѣмъ было извѣстно, написанный неутомимымъ Скоттомъ; почти не проходило мѣсяца, чтобы въ руки чемоданныхъ мастеровъ и пирожниковъ не переходилъ какой-нибудь полновѣсный памфлетъ того же автора и о томъ же предметѣ. Что же касается до способности этого джентльмена провести въ парламентѣ щекотливый вопросъ, то читатели могутъ судить о ней уже по письмамъ, приведеннымъ м-мъ Глвйгомъ. Мы укажемъ только на одно проявленіе нрава и сужденій маіора Скотта. Онъ называлъ величайшаго изъ людей того времени "пресмыкающимся м-мъ Боркомъ".
   Однако, не смотря, на этотъ несчастный выборъ, общее положеніе дѣлъ благопріятствовало Гастингсу. Король былъ на его сторонѣ. Компанія и ея должностныя лица усердно его защищали. Между государственными дѣятелями онъ имѣлъ многихъ горячихъ друзей. Въ числѣ ихъ были: лордъ Мансфильдъ, пережившій бодрость своего тѣла, но еще свѣжій умомъ, и лордъ Лансдаунъ, который, хотя не принадлежалъ ни къ одной изъ партій, но сохранялъ все значеніе, связанное съ большими способностями и познаніями. Министры, вообще, казалось, благопріятствовали бывшему генералъ-губернатору. Они были обязаны своею властью крикамъ, поднявшимся противъ Фоксова остъ-индскаго билля {Фоксъ внесъ билль въ качествѣ члена министерства герцога Портланда. Этимъ биллемъ предполагалось уничтожить совѣтъ директоровъ и передать верховное управленіе Индіею правительству. Билль, пройдя нижнюю палату со слабымъ большинствомъ, былъ отвергнуть палатою лордовъ. Министерство Портланда пало и новое было образовано бывшимъ главою оппозиціи, Питтомъ, и существовало до 1801 года.}. Составители этого билля, когда ихъ обвиняли въ нарушеніи дарованныхъ правъ и въ созданіи властей, чуждыхъ конституціи, защищались, указывая на преступленія Гастингса и говоря, что такія необыкновенныя злоупотребленія оправдываютъ принятіе необыкновенныхъ мѣръ. Тѣ же, которые, своей оппозиціей биллю Фокса, стали во главѣ правленія, естественно, были склонны уменьшать важность золъ, послужившихъ поводомъ къ предложенію такого насильственнаго средства, и, дѣйствительно, таково было ихъ общее расположеніе. Въ особенности, лордъ-канцлеръ Topло, которому важная должность и сила ума давали въ управленіи значеніе, уступавшее одному только значенію м-ра Питта, принялъ сторону Гастингса съ неприличною горячностью. М-ръ Питтъ, хотя и осуждалъ многія стороны системы индійскаго ^правленія, однако тщательно избѣгалъ осужденія бывшаго генералъ-губернатора даже словомъ. При свиданіи съ майоромъ Скоттомъ молодой министръ превознесъ Гастингса какъ великаго, удивительнаго человѣка, имѣющаго самыя большія права на признательность правительства. Оставалось только одно препятствіе къ дарованію всего, что только могъ требовать столь замѣчательный слуга общества: упомянутое нами порицаніе его дѣйствій нижнею палатою, неизглаженное въ ея протоколахъ. Рѣшеніе это было несправедливо; но пока оно не было отмѣнено, могъ ли министръ совѣтовать королю удостоить знакомъ своей благосклонности человѣка, надъ которымъ еще тяготѣло порицаніе? Если можно довѣрять маіору Скотту, то м-ръ Питтъ объявилъ это единственною причиной, которая препятствовала правительству возвести Гастингса въ званіе пера. Изъ всѣхъ значительныхъ членовъ правительства одинъ м-ръ Дондасъ явно выказалъ противоположный взглядъ на этотъ предметъ. Онъ предложилъ рѣшеніе, создавшее затрудненіе; во и его нечего было многаго опасаться. Съ тѣхъ поръ, какъ онъ предсѣдательствовалъ въ комитетѣ во восточнымъ дѣламъ, произошли большія перемѣны. Его окружали новые союзники; надежды его устремились на новые предметы, и каковы бы ни были его хорошія качества,-- а хорошихъ качествъ у него было много,-- къ числу ихъ даже самая лесть никогда не причисляла строгую послѣдовательность.
   Итакъ, Гастингсъ имѣлъ полное основаніе ожидать поддержки со стороны министерства; министерство же было могущественно. Оппозиція громко и запальчиво атаковала Гастингса. Но, хотя она и была страшна богатствомъ и вліяніемъ нѣкоторыхъ изъ своихъ членовъ и удивительными дарованіями и краснорѣчіемъ другихъ, однако противники ея имѣли надъ нею численное превосходство въ парламентѣ, и она была ненавистна по всей странѣ. Къ тому же, на сколько мы въ состояніи судить, оппозиція не имѣла, вообще, желанія приступить къ такому важному дѣйствію, каково обвиненіе индійскаго губернатора. Такой процессъ долженъ былъ длиться цѣлые годы; онъ долженъ былъ наложить за предводителей партіи страшно-тяжелую работу. Тѣмъ не менѣе, онъ едвали могъ какимъ бы то ни было образомъ оказать вліяніе на исходъ главнаго политическаго состязанія. Поэтому, послѣдователи коалиціи были болѣе склонны хулить Гастингса и ругаться надъ нимъ, нежели подвергать его формальному обвиненію. Они не пропускали ни одного случая связывать его ими съ именами самыхъ ненавистныхъ тирановъ, о которыхъ упоминаетъ исторія. Остряки Бруксова клуба направляли самые ѣдкіе сарказмы свои какъ противъ его общественной, такъ и противъ его семейной жизни. Любимыми предметами для насмѣшекъ были прекрасные брилліанты, которые, какъ носились слухи, онъ поднесъ королевской фамиліи, и постель изъ рѣзной слоновой кости, которую королева удостоила принять отъ него. Одинъ веселый поэтъ предложилъ, чтобы великія дѣянія супруга прекрасной Маріаны были преданы безсмертію кистью его предшественника и чтобы Имгофу было поручено украсить зданіе нижней палаты картинами, представляющими исходящихъ кровью роилловъ, висящаго Нункомара, Чеитъ-Синга, спускающагося въ Гангъ. Другой, въ превосходной юмористической пародіи третьей эклоги Виргилія, предложилъ вопросъ: какой бы минералъ могъ лучами своими сдѣлать самую строгую изъ принцессъ другомъ порочнаго человѣка. Третій описалъ съ веселымъ недоброжелательствомъ пышный нарядъ, въ которомъ м-съ Гастингсъ явилась въ Ст. Джемскій дворецъ: млечный путъ драгоцѣнныхъ камней, сорванныхъ съ индійскихъ княгинь и украшавшихъ ея головной уборъ, ея ожерелье, сверкающее рѣшеніями, которыя будутъ постановлены парламентомъ, и сіяющія въ ея ушахъ вопросы, подлежащіе суду. Подобнаго рода сатирическія нападки и, можетъ бытъ, предложеніе порицанія удовлетворили бы большинство оппозиціи. Но къ ней принадлежали два человѣка, которыхъ негодованіе нельзя было успокоить такимъ образомъ: Филиппъ Франсисъ и Эдмондъ Боркъ.
   Франсисъ недавно вступилъ въ нижнюю палату и уже упрочилъ за собою репутацію человѣка трудолюбиваго и даровитаго. Правда, онъ имѣлъ одинъ несчастный недостатокъ: неумѣнье говорить плавно. Но по временамъ онъ выражался съ достоинствомъ и энергіею, свойственными величайшимъ ораторамъ. Почти непосредственно за появленіемъ въ парламентѣ онъ подвергся желчной непріязни Питта, постоянно обращавшагося къ нему со всею жесткостью, которая только дозволена законами пренія. Ни протекшіе годы, ни перемѣна мѣста не смягчили враждебныхъ отношеній, которыя Франсисъ вынесъ съ Востока. По своему обыкновенію онъ ошибочно принялъ свое недоброжелательство за добродѣтель, лелѣялъ его, подобно тому, какъ -- по словамъ проповѣдниковъ -- мы должны лелѣять свои хорошія побужденія, и во всѣхъ случаяхъ выставлялъ его на видъ съ фарисейскимъ чванствомъ.
   Рвеніе Борка было еще болѣе горячо, но гораздо чище. Люди, неспособные понимать возвышенность его ума, старались отъискать какія-либо унизительныя причины запальчивости и настойчивости, которыя онъ выказалъ при этомъ случаѣ. Но это имъ совершенно не удалось. Пустой разсказъ, что онъ мстилъ за какую-то частную обиду, давно уже оставленъ безъ вниманія даже адвокатами Гастингса. М-ръ Глейгъ предполагаетъ, что Боркъ былъ побуждаемъ духомъ партіи, что онъ сохранялъ горькое воспоминаніе о паденіи коалиціи {Министерства герцога Портланда.}, что паденіе это онъ приписывалъ стараніямъ Остъ-Индской компаніи и заинтересованныхъ въ ней лицъ и что онъ почиталъ Гастингса главою и представителемъ этихъ интересовъ. Объясненіе это, кажется, достаточно опровергается справкой съ числами. Враждебность Борка къ Гастингсу возникла задолго до коалиціи и продолжалось долго послѣ того, какъ Боркъ сдѣлался усердною подпорою тѣхъ, которые ее разбили. Непріязнь началась въ то время, когда Боркъ и Фоксъ, въ тѣсномъ союзѣ, атаковали вліяніе короны и требовали мира съ американскою республикою. Она продолжалась до тѣхъ поръ, когда Боркъ, отчужденный отъ Фокса, осыпанный королевскими милостями, умеръ, проповѣдуя крестовый походъ противъ Французской республики. Кажется, нелѣпо искать въ событіяхъ 1784 года причину вражды, которая началась въ 1781 и сохранялась въ полной силѣ долго послѣ того, какъ были прощены лица, гораздо глубже замѣшанныя въ событія 1784 года, нежели Гастингсъ. И зачѣмъ намъ искать инаго объясненія дѣйствій Борка, кромѣ понятнаго съ перваго взгляда? Несомнѣнно, что Гастингсъ совершилъ нѣсколько большихъ злодѣяній и что мысль объ этихъ злодѣяніяхъ заставляла кипѣть кровь въ жилахъ Борка, потому что онъ былъ человѣкъ, въ которомъ сочувствіе каждому страданію и ненависть ко всякой несправедливости я ко всякому угнетенію были такъ же сильны, какъ въ Ласъ-Казасъ или Кларксонъ. И хотя въ немъ, какъ и въ Ласъ-Казасъ или Кларксонъ, эти благородныя чувства и были соединены со слабостью, свойственною человѣческой природѣ, однако онъ имѣетъ равное съ ними право на слѣдующую похвалу: онъ посвятилъ годы усиленнаго труда на служеніе народу, съ которымъ не былъ связанъ ни кровью, ни языкомъ, ни религіею, ни обычаями, народу, отъ котораго онъ не могъ ожидать никакого вознагражденія, ни изъявленій благодарности, ни рукоплесканій.
   Онъ зналъ Индію, какъ знали ее не многіе даже изъ тѣхъ европейцевъ, которые провели нѣсколько лѣтъ въ этой странѣ, и какъ, навѣрное, не зналъ ея ни одинъ государственный человѣкъ, не оставлявшій Европы. Онъ изучилъ исторію, законы и обычаи Востока съ трудолюбіемъ, которое рѣдко встрѣчается въ соединеніи съ такимъ великимъ геніемъ и съ такою сильною чувствительностью. Быть можетъ, другіе были столь же трудолюбивы и собрали не меньшую массу матеріаловъ. Но Боркъ совершенно своеобразно обращалъ высшія силы своего ума на собравшіе факты и числовыя таблицы. Въ каждой части тѣхъ огромныхъ свѣдѣній объ Индіи, которыя отталкивали отъ себя почты всѣхъ прочихъ читателей, его умъ, въ то же время философскій и поэтическій, находилъ предметы для изученія или наслажденія. Его разсудокъ анализировалъ я усваивалъ эти обширныя и нестройныя массы; его воображеніе оживляло ихъ и придавало имъ цвѣтъ. Изъ иглы скуки и безпорядка онъ извлекалъ въ изобиліи остроумныя теоріи и оживленныя картины. Онъ въ высшей степени обладалъ тою благородною способностью, помощью которой человѣкъ пріобрѣтаетъ возможность жить въ прошедшемъ и будущемъ, въ отдаленномъ и недѣйствительномъ. Индія и ея жители не были для него, какъ для большинства англичанъ, простыми именами и отвлеченностями, но были дѣйствительною страною и дѣйствительнымъ народомъ. Палящее солнце, необыкновенное произрастаніе пальмъ и кокосовыхъ деревъ, рисовое поле и резервуаръ съ водою; огромныя деревья, древнѣе могольской имперіи, я происходящія подъ ними сходки поселянъ; соломенная крыша крестьянской хижины и богатыя украшенія мечети, гдѣ имамъ молится, обратившись лицомъ къ Меккѣ; барабаны и знамена и блестящіе идолы; богомолецъ, кружащійся въ воздухѣ; граціозная дѣвушка съ кувшиномъ на головѣ, спускающаяся по ступенямъ къ берегу рѣки; черныя лица, длинныя бороды, желтыя полосы сектъ; чалмы и широкія развѣвающіяся одежды; копья и серебряныя палицы; слоны съ ихъ парадными балдахинами; пышный паланкинъ принца и закрытыя носилки благородной дамы,-- всѣ эти предметы представлялись ему такъ же живо, какъ обстановка, въ которой протекла его собственная жизнь, какъ предметы на дорогѣ отъ Биконсфильда къ Сенъ-Джемской улицѣ. Вся Индія находилась передъ глазами этого человѣка, начиная съ валы, гдѣ тяжущіеся клали золото и благовонія къ ногамъ государей, и до дикаго болота, гдѣ разбивали лагерь цыгане; отъ базара, гдѣ толпы продавцевъ и покупщиковъ жужжатъ подобно улью пчелъ, до зарослей, гдѣ уединенный курьеръ бренчитъ связкой желѣзныхъ колецъ, чтобы испугать и отогнать гіену. Онъ имѣлъ столь же живое понятіе о возстанія въ Бенаресѣ, какъ о мятежахъ лорда Джорджа Гордона {Въ 1780 г., по поводу дарованія католикамъ, за два года передъ тѣмъ, нѣкоторыхъ политическихъ правъ, лордъ Гордонъ, въ то время глаза "Протестантскаго общества" собралъ митингъ и представилъ въ парламентъ, въ сопровожденіи огромной толпы народа, петицію. Движеніе это сопровождалось сильными безпорядками въ Лондонѣ.}; такое же понятіе о казни Нункомара, какъ о казни Доктора Додда. Угнетеніе въ Бенгалѣ было для него совершенно равнозначуще угнетенію на улицахъ Лондона.
   Онъ видѣлъ, что Гастингсъ былъ виновенъ въ нѣкоторыхъ крайне непростительныхъ дѣйствіяхъ. Все послѣдовавшее было естественно и необходимо со стороны ума, подобнаго уму Борка. Его воображеніе я страсти, разъ возбужденныя, увлекли его за предѣлы справедливости и здраваго смысла. Его разсудокъ, не смотря на всю свою мощь, сталь рабомъ чувствъ, которыя долженъ бы былъ сдерживать. Его негодованіе, вначалѣ добродѣтельное, слишкомъ усвоило характеръ личной непріязни. Онъ не могъ видѣть никакихъ смягчающихъ обстоятельствъ, никакихъ искупающихъ заслугъ. Его нравъ, хотя великодушный я любящій, былъ, однако, всегда раздражителенъ; теперь онъ почти одичалъ вслѣдствіе тѣлесныхъ немощей я душевныхъ волненій. Сознавая въ себѣ большія способности я большія добродѣтели, Боркъ видѣлъ себя, въ преклонныхъ лѣтахъ и въ бѣдности, предметомъ ненависти коварнаго двора я обманутаго народа. Въ парламентѣ краснорѣчіе его устарѣло; палату наполнило молодое поколѣніе, которое его не знало. Когда онъ вставалъ, чтобы говорить, голосъ его заглушался неприличными восклицаніями молодыхъ людей, бывшихъ еще въ колыбели, когда его рѣчи о штемпельномъ актѣ вызывали рукоплесканія великаго графа Чатама. Все это произвело на его гордый и чувствительный духъ дѣйствіе, которому мы не можемъ удивляться. Онъ не могъ уже спокойно разсуждать о какомъ бы то ни было вопросѣ или принимать во вниманіе честное различіе мнѣній. Тѣ, которые думаютъ, что въ преніяхъ объ Индіи онъ выказалъ больше необузданности и горечи, нежели при другихъ случаяхъ, не имѣютъ вѣрныхъ свѣдѣній о послѣднихъ годахъ его жизни. Въ преніяхъ о торговомъ договорѣ съ версальскимъ дворомъ, о регентствѣ, о французской революціи онъ выказалъ даже больше ѣдкости, нежели проводя обвиненіе Гастингса. Достойно замѣчанія, что тѣ самыя лица, которыя представляли его злобнымъ сумасшедшимъ за то, что онъ въ ѣдкихъ словахъ осуждалъ войну съ роиллами и ограбленіе индійскихъ княгинь, провозглашали его вдохновеннымъ пророкомъ, какъ скоро онъ началъ, еще съ большею горячностью и не съ большимъ основаніемъ, говорить противъ взятія Бастиліи и оскорбленій, нанесенныхъ Маріи Антуанетѣ. Намъ онъ не кажется ни сумасшедшимъ въ первомъ случаѣ, ни пророкомъ во второмъ, но въ обоихъ случаяхъ -- великимъ и добрымъ человѣкомъ, увлеченнымъ въ несообразности бурною чувствительностью, господствовавшею надъ всѣми прочими способностями.
   Можно сомнѣваться, но вела ли бы личная антипатія Франсиса или болѣе благородное негодованіе Борка ихъ партію къ принятію крайнихъ мѣръ противъ Гастингса, еслибы только поведеніе послѣдняго было болѣе благоразумно. Гастингсъ долженъ былъ бы чувствовать, что какъ ни велики были его общественный заслуги, однако онъ не былъ безукоризненъ, и что поэтому ему слѣдовало довольствоваться избѣжаніемъ наказанія, не ища почестей тріумфа. Но онъ и его агентъ смотрѣли на дѣло иначе. Они съ нетерпѣніемъ ждали наградъ, которыя, но ихъ понятію, откладывались только до того времени, когда минуетъ нападеніе Борка. Согласно съ этимъ они положили вызвать на рѣшительный бой врага, которому -- будь они благоразумнѣе -- построили бы золотой мостъ. Въ первый день сессіи 1786 года маіоръ Скоттъ напомнилъ Борку объ извѣщеніи, сдѣланномъ послѣднимъ въ предшествующемъ году, и спросилъ его, серьезно ли намѣреваются представить обвиненіе противъ бывшаго генералъ-губернатора. Этотъ вызовъ не оставлялъ оппозиціи другаго исхода, какъ только открыто выйти впередъ обвинителями или сознаться въ клеветѣ. Администрація Гастингса не была настолько безукоризненна, а великая партія Фокса и Норта настолько слаба, чтобы такой смѣлый вызовъ былъ благоразуменъ. Предводителя оппозиціи немедленно дали единственный отвѣть, который они могли дать съ честью, и цѣлая партія была безвозвратно обязана внести обвиненіе.
   Боркъ началъ дѣло требованіемъ бумагъ. Въ выдачѣ нѣкоторыхъ изъ документовъ, которыхъ онъ спрашивалъ, ему было отказано министрами, которые своими рѣчами сильно подтвердили господствовавшее мнѣніе, что они намѣрены поддергивать Гастингса. Въ апрѣлѣ обвинительныя статьи были представлены. Онѣ были написаны Боркомъ съ большимъ искусствомъ, хотя по формѣ слишкомъ походили на памфлетъ. Гастингсу дали копію съ обвиненія и объявили, что онъ можетъ, если захочетъ, говорить въ свою защиту у рѣшетки нижней палаты.
   И въ этомъ случаѣ Гастингса преслѣдовала злая судьба, которая постоянно сопровождала его, начиная съ того дня, когда нога его ступила на англійскую почву. Казалось, было предопредѣлено, чтобы этотъ человѣкъ, котораго дѣйствія на Востокѣ выказывали столько такта и всегда вѣнчались успѣхомъ, дѣлалъ въ Европѣ одни промахи. Всякій благоразумный человѣкъ сказалъ бы ему, что лучшею вещью, которую онъ могъ сдѣлать, было бы произнести краснорѣчивую, энергическую и трогательную рѣчь у рѣшетки палаты, но что если онъ не рѣшается говорить и найдетъ необходимымъ прочесть защиту, то ей слѣдуетъ быть какъ можно короче. Аудиторіи, привыкшія къ превосходнымъ рѣчамъ, сказаннымъ экспроиптомъ, всегда нетерпѣливо слушаютъ длинныя писанныя сочиненія. Гастингсъ же засѣлъ, какъ онъ это сдѣлалъ бы въ губернаторскомъ домѣ въ Бенгалѣ, и приготовилъ огромную рукопись. Находись эта бумага между актами какого-нибудь индійскаго управленія, она, по справедливости, была бы признана искусно составленною запиской; но въ настоящемъ случаѣ она была совершенно неумѣстна. Она не имѣла ни малѣйшаго успѣха, какъ не могла имѣть успѣха лучшая писанная защита въ собраніи, привыкшемъ къ оживленнымъ и сильнымъ столкновеніямъ между Питтомъ и Фоксомъ. Члены, какъ только удовлетворено было ихъ любопытство относительно лица и манеръ знаменитости, отправились обѣдать и оставили Гастингса до полуночи разсказывать свою повѣсть парламентскимъ клеркамъ и экзекутору.
   Когда всѣ предварительныя дѣйствія были, какъ слѣдуетъ, совершены, Боркъ въ началѣ іюня внесъ обвиненіе относительно войны съ роиллами. Онъ поступилъ осторожно, поставивъ это обвиненіе впереди прочихъ, потому что передъ тѣмъ Дондасъ предложилъ и палата приняла рѣшеніе, осуждавшее въ самыхъ строгихъ выраженіяхъ политику, которой Гастингсъ слѣдовалъ въ отношеніи къ Роилконду. Дондасъ не могъ привести многаго или, лучше, не могъ сказать ничего въ защиту собственной непослѣдовательности; но онъ повелъ смѣлую игру и воспротивился предложенію Борка. Между прочимъ, онъ объявилъ, что хотя и теперь считаетъ войну съ роиллами дѣломъ, котораго нельзя оправдать, но признаетъ заслуги, оказанныя впослѣдствіи Гастингсомъ государству, достаточными, чтобы изгладить даже такую значительную вину. Питтъ не говорилъ, во подалъ голосъ съ Дондасомъ, и Гастингсъ былъ оправданъ 119-ю голосами противъ 67.
   Гастингсъ былъ теперь увѣренъ въ побѣдѣ и, казалось, имѣлъ къ тому основанія. Война съ роиллами, изо всѣхъ его мѣръ, представляла его противникамъ наибольшую выгоду къ нападенію. Она была осуждена совѣтомъ директоровъ. Она была осуждена нижнею палатою. Она была осуждена м-мъ Дондасомъ, который впослѣдствіи сдѣлался главнымъ министромъ короны по индійскимъ дѣламъ. Боркъ, выбравъ эту сильную позицію, потерпѣлъ на ней совершенное пораженіе. Послѣ того, какъ онъ испыталъ неудачу здѣсь, никому не казалось возможнымъ, чтобы онъ имѣлъ успѣхъ на другомъ пунктѣ. Въ клубахъ и кофейняхъ носились слухи, что внесутъ еще одно, быть можетъ, два обвиненія; что если нижняя палата выразится противъ обвиненія предъ палатою лордовъ, то оппозиція броситъ это дѣло; что Гастингсъ немедленно будетъ возведенъ въ званіе пера, украшенъ звѣздою Бани, принесетъ присягу на должность члена тайнаго совѣта и будетъ приглашенъ посвятить свои дарованія и свою опытность на помощь индійскому совѣту. Дѣйствительно, лордъ Topло, нѣсколько мѣсяцевъ до того, говорилъ съ презрѣніемъ о сомнѣніяхъ, которыя препятствовали Питту призвать Гастингса въ палату лордовъ, и даже сказалъ, что если канцлеръ казначейства боится нижней палаты, то ничто не мѣшаетъ хранителю большой печати испросить разрѣшеніе короля о выдачѣ патента на званіе пера. Уже былъ выбранъ и титулъ: Гастингсъ долженъ былъ сдѣлаться лордомъ Дейльзфордомъ. Не смотря на странствіе и всѣ перепѣвы счастія, въ Гастингсѣ неизмѣнно сохранилась привязанность къ тому мѣсту, которое было свидѣтелемъ величія и паденіи его Фамиліи и которое занимало такое видное мѣсто въ первыхъ мечтахъ его юнаго честолюбія.
   Но въ нѣсколько дней прекрасная перспектива эта омрачилась. 13 іюня м-ръ Фоксъ, съ большимъ искусствомъ и краснорѣчіемъ, внесъ обвиненіе касательно поступковъ съ Чеитъ-Сингомъ. Франсисъ выступилъ на той же сторонѣ. Всталъ Питтъ, и друзья Гастингса исполнились надеждъ. Съ обычнымъ краснорѣчіемъ изложилъ министръ свое мнѣніе о вопросѣ. Онъ утверждалъ, что генералъ-губернаторъ былъ въ правѣ требовать отъ бенаресскаго раджи денежной помощи и наложить на него пеню за упорное уклоненіе отъ платежа. Онъ находилъ также, что образъ дѣйствій генералъ-губернатора въ теченіе возмущенія отличался искусствомъ и присутствіемъ духа. Онъ очень ѣдко порицалъ поведеніе Франсиса, какъ въ Индіи, такъ и въ парламентѣ, признавая это поведеніе крайне безчестнымъ и злостнымъ. Необходимый выводъ изъ соображеній Питта, казалось, былъ тотъ, что Гастингса должно съ честью оправдать, и друзья и противники министра равно ожидали отъ него предложенія въ этомъ смыслѣ. Къ удивленію всѣхъ партій онъ въ заключеніе сказалъ, что хотя и считаетъ Гастингса правымъ въ наложеніи на Чеитъ-Синга штрафа за неповиновеніе, однако признаетъ наложенный штрафъ слишкомъ большимъ для даннаго случая. На этомъ основаніи -- и только на этомъ основаніи -- м-ръ Питтъ, одобряя всѣ остальныя части поведенія Гастингса въ отношеніи къ Бенаресу, объявилъ, что онъ подастъ голосъ въ пользу предложенія м-ра Фокса.
   Палата была поражена какъ громомъ,-- и не безъ причины. Несправедливость, оказанная Чеитъ-Сингу, даже еслибы она была столь черна, какъ утверждали Фоксъ и Франсисъ, была бездѣлицею въ сравненіи съ ужасами, которымъ подвергся Роилкондъ. Но если взглядъ м-ра Питта надѣло Чеитъ-Синга былъ вѣренъ, то вовсе не было причины для обвиненія и преданія суду, ни даже для порицанія. Если вина Гастингса, дѣйствительно, состояла только въ томъ, что, имѣя право наложить пеню, величина которой не была опредѣлена, а предоставлялась его усмотрѣнію, онъ потребовалъ слишкомъ много, не для собственной выгоды, а для выгоды государства,-- то соотвѣтствовала ли эта вина судебно-уголовной процедурѣ наивысшей торжественности, судебно-уголовной процедурѣ, которой не былъ подвергнутъ, въ теченіе шестидесяти лѣтъ, ни одинъ государственный человѣкъ? Намъ понятно, какъ разсудительный и честный человѣкъ могъ быть побужденъ принять въ отношеніи Гастингса всякій образъ дѣйствія, за исключеніемъ только того, который избралъ м-ръ Питтъ. Такой человѣкъ могъ бы полагать, что для предупрежденія несправедливости и для оправданія національной чести необходимъ великій примѣръ, и на этомъ основаніи могъ подать голосъ въ пользу обвиненія, какъ по дѣлу роилловъ, такъ и по бенаресскому дѣлу. Такой человѣкъ могъ бы думать, что вины Гастингса были искуплены великими заслугами, и могъ на этомъ основаніи подать голосъ противъ преданія суду палаты лордовъ по обоимъ обвинительнымъ статьямъ. Съ большою недовѣрчивостью мы выдаемъ за свое мнѣніе, что вообще самымъ правильнымъ образомъ дѣйствія было бы обвинить по дѣлу роилловъ и оправдать по бенаресскому. Еслибы обвиненіе по Бенаресу представлялось намъ въ томъ же самомъ свѣтѣ, въ какомъ оно представилось м-ру Питту, то мы, не колеблясь, подали бы голосъ въ пользу оправданія по этому обвиненію. Единственный путь, который нельзя себѣ представить для честнаго человѣка съ десятою долею способностей м-pа Питта, былъ именно путь, который онъ избралъ. Онъ оправдалъ Гастингса по дѣлу роилловъ; онъ смягчилъ обвиненіе по Бенаресу до такой степени, что оно вовсе перестало быть обвиненіемъ, и тогда объявилъ, что оно содержитъ въ себѣ основаніе къ преданію суду.
   Къ тому же, не слѣдуетъ забывать, что главная причина, по которой, согласно указанію министерства, оно не поддерживало обвиненія Гастингса по поводу войны съ роиллами, состояла въ томъ, что проступки начала его администраціи были искуплены достоинствами ея позднѣйшей эпохи. Не чрезвычайно ли странно было, что люди, говорившіе это, могли впослѣдствіи подавать голосъ въ пользу рѣшенія, что позднѣйшая эпоха администраціи Гастингса представляла основаніе для обвиненія не менѣе чѣмъ въ двадцати пунктахъ. Сначала они утверждали, что поведеніе Гастингса въ 1780 и 1781 годахъ было столь похвально, что, подобно opera supererogations въ католическомъ богословіи {Христосъ сдѣлалъ больше нежели было нужно для спасенія человѣчества. Его дѣянія и дѣянія святыхъ мучениковъ составляютъ какъ-бы сокровищницу церкви. Избыткомъ дѣяній однихъ пополняется недостатокъ добрыхъ дѣлъ другихъ. Это воззрѣніе послужило основаніемъ буллѣ Unigenitus папы Климента VI.}, оно оказывалось дѣйствительнымъ для искупленія прежнихъ проступковъ, а послѣ того они преслѣдовали Гастингса судебнымъ порядкомъ за поведеніе въ 1780 и 1781 годахъ.
   Общее удивленіе было тѣмъ сильнѣе, что только двадцать четыре часа до того, члены, за которыхъ министерство могло полагаться, получили обычныя записки изъ государственнаго казначейства, съ просьбою быть на своихъ мѣстахъ и подавать голосъ противъ предложенія Фокса. Гастингсъ утверждалъ, что въ тотъ самый день, въ который происходило преніе, Дондасъ, рано утромъ, заѣхалъ къ Питтт, разбудилъ его и нѣсколько часовъ говорилъ съ нимъ въ кабинетѣ съ глазу на глазъ. Результатомъ этой конференціи было рѣшеніе предоставить бывшаго генералъ-губернатора мщенію оппозиціи. Даже самый могущественный министръ не могъ увлечь за собою всѣхъ своихъ послѣдователей по столь странному пути. Нѣсколько лицъ, занимавшихъ высокія должности, генералъ-атторней, м-ръ Гренвилль и лордъ Мюльгревъ подали голосъ противъ м-ра Питта. Но презрѣнные сторонники, которые, не разсуждая, стояли за главу правленія, были въ достаточномъ числѣ, чтобы склонить чашку вѣсовъ. Сто девятнадцать членовъ подали голосъ въ пользу предложенія м-ра Фокса, семьдесятъ девять -- противъ него. Дондасъ безмолвно послѣдовалъ за Питтомъ.
   Великій и добродѣтельный Вилліямъ Вильверфорсъ часто разсказывалъ событія этой замѣчательной ночи. Онъ описывалъ удивленіе палаты и горькія замѣчанія, которыя высказывались вполголоса противъ перваго министра нѣкоторыми изъ обычныхъ сторонниковъ правительства. Самъ Питтъ, казалось, почувствовалъ, что поведеніе его требуетъ нѣкотораго объясненія. Онъ оставилъ скамью казначейства, подсѣлъ на нѣсколько времени къ м-ру Вильберфорсу и объявилъ очень серьёзно, что какъ добросовѣстный человѣкъ нашелъ невозможнымъ долѣе стоять за Гастингса. Дѣло, говорилъ онъ, было слишкомъ дурно. Мы обязаны добавить, что м-ръ Вильберфорсъ вѣрилъ искренности своего друга и считалъ подозрѣнія, порожденныя этимъ страннымъ дѣломъ, совершенно неосновательными.
   Подозрѣнія эти, дѣйствительно, таковы, что тяжело упоминать о нихъ. Друзья Гастингса,-- большая часть которыхъ, слѣдуетъ замѣтить, обыкновенно поддерживала правительство,-- утверждали, что Питтъ и Дондасъ были побуждаемы завистью. Гастингсъ былъ лично любимцемъ короля. Онъ былъ идоломъ Остъ-Индской компаніи и ея служителей. Еслибы онъ былъ оправданъ нижнею палатою, занялъ мѣсто между лордами, допущенъ въ контрольный департаментъ и заключилъ тѣсный союзъ съ твердымъ и повелительнымъ Top я о, то не стало ли бы почти достовѣрнымъ, что онъ вскорѣ овладѣетъ всѣмъ управленіемъ восточными дѣлами? Не получилъ ли бы онъ возможности, сдѣлаться страшнымъ соперникомъ въ кабинетѣ? Вѣроятно, разнесся слухъ о странныхъ сношеніяхъ между Торло и маіоромъ Скоттомъ и о томъ, что еслибы первый лордъ казначейства побоялся представить Гастингса въ званіе пера, то канцлеръ былъ готовъ взять отвѣтственность за этотъ шагъ на себя. Изъ всѣхъ мистровъ, Питтъ былъ наименѣе расположенъ терпѣливо подчиниться подобному захвату его власти. Въ случаѣ же, еслибы общины обвинили Гастингса передъ палатою лордовъ, всякая опасность исчезала. Процессъ, чѣмъ бы онъ ни окончился, вѣроятно продолжился бы на нѣсколько лѣтъ. Въ теченіе этого времени осужденный оставался устраненнымъ отъ почестей и государственныхъ должностей и едвали могъ бы даже являться ко двору. Таковы были побудительныя причины, приписанныя значительною частью публики молодому министру, котораго господствующую страсть, по общему убѣжденію, составляла жажда власти.
   Отсрочка парламента вскорѣ прервала пренія о Гастингсѣ. Въ слѣдующемъ году эти пренія были возобновлены. Обвиненіе, касающееся ограбленія княгинь, было представлено Швгиддномъ въ рѣчи, которая такъ неудовлетворительно передана стенографами, что ее можно почитать совершенно утраченною; но рѣчь эта была безъ сомнѣнія, наиболѣе выработаннымъ и блестящимъ произведеніемъ его остраго ума. Оставленное ею впечатлѣніе было такъ сильно, что никогда не представлялось ему ничего равнаго. Шериданъ сѣлъ нетолько среди одобрительныхъ возгласовъ, но среди громкихъ рукоплесканій, въ которыхъ приняли участіе сидѣвшіе за рѣшеткой лорды и посѣтители въ галлереѣ. Возбужденное состояніе палаты было таково, что никакой другой ораторъ не могъ ожидать вниманія, и преніе было отсрочено. Броженіе быстро распространилось по городу. Въ теченіе двадцати-четырехъ часовъ Шеридану предлагали тысячу фунтовъ за право напечатать его рѣчь, если онъ возьмется прокорректировать ее для печати. Впечатлѣніе, произведенное этимъ замѣчательнымъ проявленіемъ краснорѣчія на строгихъ и опытныхъ критиковъ, которыхъ разборчивость была еще усилена соревнованіемъ,-- было глубоко и продолжительно. М-ръ Виндгамъ сказалъ, двадцать лѣтъ спустя, что рѣчь эта заслуживала всю свою славу и была величайшею изъ рѣчей, сохранившихся въ памяти современниковъ, не смотря на нѣкоторые недостатки относительно вкуса, какіе рѣдко не встрѣчались какъ въ литературныхъ, такъ и въ парламентскихъ произведеніяхъ Шеридана. М-ръ Фоксъ, okojo того же времени, на вопросъ покойнаго лорда Голланда: какую рѣчь, изъ произнесенныхъ когда-либо въ нижней палатѣ, онъ считаетъ наилучшею,-- не колеблясь назначилъ первое мѣсто великой рѣчи Шеридана по аудскому обвиненію.
   Когда преніе было возобновлено, настроеніе было такъ враждебно къ обвиненному, что друзья его были принуждены молчать, будучи встрѣчаемы кашлемъ и шарканіемъ. Питтъ объявилъ себя за предложеніе Шеридана, и оно было принято ста-семьюдесятью-пятью голосами противъ шестидесяти-восьми.
   Оппозиція, возбужденная побѣдою и сильно поддерживаемая общественною симпатіею, занялась предложеніемъ ряда обвиненій, относившихся преимущественно до денежныхъ сдѣлокъ. Друзья Гастингса уныли и, не надѣясь болѣе предупредить обвиненіе предъ палатою лордовъ, не были очень ревностны въ своихъ усиліяхъ. Наконецъ, палата, согласившись на двадцать обвинительныхъ статей, приказала Борку пойти въ присутствіе лордовъ и обвинить бывшаго генералъ-губернатора въ уголовныхъ преступленіяхъ и проступкахъ. Въ то же время экзекуторъ парламента арестовалъ Гастингса и повелъ къ рѣшеткѣ палаты перовъ.
   Сессія должна была окончиться черезъ десять дней. Поэтому, дѣло не могло подвинуться ранѣе слѣдующаго года. Гастингсу было дозволено представить за себя поручительство, и дальнѣйшія дѣйствія были отложены до новаго собранія палатъ.
   Когда слѣдующею зимою собрался парламентъ, общины приступили къ выбору комитета для поддержанія обвиненія передъ палатою лордовъ. Во главѣ стоялъ Боркъ, и къ нему была присоединена большая часть руководящихъ членовъ оппозиціи. Но когда было прочтено имя Франсиса, поднялся жаркій споръ. Говорили, что, какъ всѣмъ извѣстно, Франсисъ и теперь находился въ дурныхъ отношеніяхъ къ Гастингсу; что они были во враждѣ въ теченіе многихъ лѣтъ; что однажды взаимная непріязнь побудила ихъ къ дуэли и что неприлично и неделикатно было бы назначить личнаго врага публичнымъ обвинителемъ. Съ другой стороны было возражаемо, съ большею силою и преимущественно м-въ Виндгамомъ, что, хотя нелицепріятіе и составляетъ первую обязанность судья, однако ее никогда не причисляли къ качествамъ адвоката; что въ обыкновенномъ уголовномъ судопроизводствѣ Англіи истцомъ является обиженная сторона, хотя она никогда не можетъ быть допущена на скамью присяжныхъ; что отъ руководителя обвиненій требуется не то, чтобы онъ былъ свободенъ отъ предубѣжденія, но чтобы онъ былъ способенъ, свѣдущъ, энергиченъ и дѣятеленъ. Что Франсисъ былъ способенъ и свѣдущъ, съ этимъ соглашались; самая непріязнь, въ которой его упрекали, была ли она добродѣтельна или порочна, служила, во всякомъ случаѣ, ручательствомъ въ его энергіи и дѣятельности. Кажется труднымъ опровергнуть эти доводы. Но закоренѣлая ненависть Франсиса къ Гастингсу возбудила общее отвращеніе. Палата рѣшила, что Франсису не слѣдуетъ быть обвинителемъ. Питтъ подалъ голосъ вмѣстѣ съ большинствомъ, Донддсъ -- съ меньшинствомъ.
   Между тѣмъ приготовленія къ суду были сдѣланы быстро, и 13-го февраля 1788 года начались засѣданія суда. Бывали зрѣлища, болѣе ослѣпляющія глазъ, болѣе пышныя драгоцѣнными камнями и золотыми парчами, болѣе привлекательныя для взрослыхъ дѣтей, чѣмъ представлявшееся тогда въ Вестминстерѣ; во, быть можетъ, никогда не было зрѣлища до такой степени способнаго поразить умъ высоко развитый, мыслящій, обладающій сильнымъ воображеніемъ. Въ одномъ мѣстѣ и въ одно время были собраны всѣ различные роды интереса, принадлежавшіе близкому и отдаленному, настоящему и прошедшему. Всѣ дарованія и познанія, которыя развиваются свободою и образованностью, выказывались теперь со всѣми выгодами, извлекаемыми какъ изъ содѣйствія, такъ и изъ противоположности. Каждый шагъ въ судопроизводствѣ переносилъ умъ или назадъ, за многія смутныя столѣтія, къ тѣмъ днямъ, когда были положены основанія нашей конституціи, или далеко за безпредѣльныя моря и пустыни, къ темнокожимъ народамъ, которые живутъ подъ чуждыми созвѣздіями, поклоняются страннымъ богамъ и пишутъ странными знаками отъ правой руки къ лѣвой. Верховное судилище парламента должно было, сообразуясь съ формами, перешедшими отъ дней Плантагенетовъ, засѣдать, для суда надъ англичаниномъ, обвиненномъ въ угнетеніи властителя священнаго города Бенареса и деспотизмѣ надъ женщинами, принадлежавшими къ аудскому княжескому дому.
   Мѣсто было достойно подобнаго суда. То была большая зала Вильгельма Рыжаго; зала, которая звучала привѣтственными кликами при посвященіи на царство тридцати королей; зада, которая была свидѣтельницею справедливаго приговора надъ Баковомъ и справедливаго оправданія Сомерза; зала, гдѣ краснорѣчіе Страффорда на одно мгновеніе устрашило и смягчило побѣдоносную партію, воспламененную справедливою жаждою мщенія; зала, гдѣ Кардъ сталъ лицомъ къ лицу предъ верховный судъ, съ тѣмъ спокойнымъ мужествомъ, которое наполовину спасло его славу. Не было недостатка ни въ военной, ни въ гражданской пышности. Вдоль по аллеямъ были разставлены гренадеры. Улицы очищались отъ толпы кавалеріею. Впереди перовъ, одѣтыхъ въ золото и горностай, шли герольды, предводимые командоромъ ордена Подвязки. Судьи, въ своихъ парадныхъ одеждахъ, присутствовали для того, чтобы подавать совѣты по вопросамъ, относившимся до законовѣдѣнія. Около ста-семидесяти лордовъ,-- три четверти верхней палаты въ ея тогдашнемъ составѣ,-- шли въ торжественномъ порядкѣ отъ своего обыкновеннаго мѣста собранія къ судилищу. Во главѣ шелъ младшій изъ присутствовавшихъ, баронъ Джорджъ Эліотъ, лордъ Гитфмльдъ, незадолго предъ тѣмъ возведенный въ званіе пера за свою достопамятную защиту Гибралтара противъ флотовъ и армій Франціи и Испаніи. Длинная процессія была замыкаема оберъ-гофмаршалонъ, герцогомъ Норфолькомъ, высшими сановниками и братьями и сыновьями короля. Позади всѣхъ шелъ принцъ Валлійскій, привлекавшій вниманіе своею красивою наружностью и благородною осанкою. Старыя сѣрыя стѣны были завѣшаны краснымъ сукномъ. Въ длинныхъ галлереяхъ тѣснилась такая масса слушателей, какая рѣдко запугивала или поощряла оратора. Туда стеклись, со всѣхъ частей великаго, свободнаго, просвѣщеннаго и счастливаго государства, граціозность и женская миловидность, умъ и ученость, представители всѣхъ наукъ и всѣхъ искусствъ. Тамъ, вокругъ королевы, сидѣли бѣлокурыя молодыя дочери дома брауншвейгскаго. Тамъ послы великихъ монарховъ и республикъ взирали съ удивленіемъ на зрѣлище, котораго не могла представить никакая другая страна въ свѣтѣ. Тамъ Сиддонзъ {Знаменитая англійская актриса.}, во цвѣтѣ своей величественной красоты, смотрѣла съ волненіемъ на явленіе, превосходившее всѣ подражанія театра; историкъ римской имперіи {Гиббонъ.} думалъ о тѣхъ дняхъ, когда Цицеронъ защищалъ дѣло Сициліи противъ Берреса и когда передъ сенатомъ, сохранявшимъ еще нѣкоторый наружный видъ свободы, Тацитъ гремѣлъ противъ притѣснителя Африки. Тамъ были видны, другъ возлѣ друга, величайшій живописецъ и величайшій ученый своего вѣка. Это зрѣлище отвлекло Рейнольдза отъ того мольберта, который сохранилъ намъ задумчивыя лица столькихъ писателей и государственныхъ людей и сладкія улыбки столькихъ благородныхъ матронъ. Оно побудило Парра прервать свои труды въ томъ темномъ и глубокомъ рудникѣ, изъ котораго онъ извлекъ обширное сокровище учености -- сокровище, слишкомъ часто зарываемое въ землю, слишкомъ часто выставляемое на показъ съ неразсудительнымъ и неизящнымъ тщеславіемъ, но все же драгоцѣнное, массивное и великолѣпное. Тамъ явились роскошныя прелести той, съ которой наслѣдникъ престола въ тайнѣ обмѣнялся обѣтами {Леди Фитцгербертъ.}. Тамъ была также и она, прекрасная мать прекраснаго рода, это святая Цецилія, которой нѣжныя черты, просвѣтленныя любовью и музыкой, искусство спасло отъ общаго разрушенія. Тамъ были члены того блестящаго общества, которое приводило тирады, критиковало, обмѣнивалось острыми отвѣтами подъ павлинными драпировками м-съ Монтегью. Тамъ, вокругъ герцогини Джоржіаны Девонширъ блистали дамы, которыхъ уста, болѣе убѣдительныя, чѣмъ уста самого Фокса, побѣдили на вестминстерскихъ выборахъ дворъ и государственное казначейство {Герцогиня Девонширъ и другія дамы употребили свое вліяніе въ пользу Фокса и лично упрашивали избирателей подавать голосъ за него. Герцогиня купила за поцѣлуй голосъ одного мясника.}.
   Экзекуторы сдѣлали провозглашеніе. Гастингсъ подошелъ въ рѣшеткѣ и преклонилъ колѣно. Обвиненный, дѣйствительно, не былъ недостоинъ этого великаго собранія. Онъ управлялъ обширною и населенною страною, издавалъ законы и заключалъ договоры, высылалъ арміи, возводилъ на престолы и свергалъ властителей. И на этомъ возвышенномъ мѣстѣ онъ велъ себя тамъ, что всѣ его боялись, что большая часть его любила и что самая ненависть не могла оспаривать у него ни одного права на славу, за исключеніемъ добродѣтели. Онъ производилъ впечатлѣніе великаго, а не дурнаго человѣка. Не смотря на его небольшой ростъ и худощавость, его наружность получала достоинство отъ осанки, которая, свидѣтельствуя объ его уваженіи къ суду, указывала также на обычное самообладаніе и на сознаніе своего достоинства; высокій я умный лобъ; взглядъ задумчивый, но не мрачный; ротъ съ выраженіемъ непреклонной рѣшительности; лицо блѣдное, изнуренное, но ясное, на которомъ было написано, такъ же четко, какъ подъ большою картиною въ комнатѣ совѣта въ Калькуттѣ: Mens œqua in ardnis,-- таковъ былъ видъ великаго проконсула, представшаго передъ своихъ судей.
   Гастингса сопровождали его адвокаты, люди, которые всѣ, дарованіями и ученостью, возвысились впослѣдствіи до высочайшихъ должностей въ своей профессіи: смѣлый и твердый По, впослѣдствіи главный судья королевской скамьи; болѣе человѣколюбивый и краснорѣчивый Далласъ, впослѣдствіи главный судья общихъ тяжбъ, и Пломеръ, который, около двадцати лѣтъ позже, въ томъ же высокомъ судѣ, съ успѣхомъ защищалъ лорда Мельвилля и потомъ сдѣлался вице-канцлеромъ и начальникомъ государственнаго архива.
   Но ни обвиненный, ни его адвокаты не привлекали столько вниманія, какъ обвинители. Посреди блеска красныхъ занавѣсовъ были размѣщены зеленыя скамьи и столы для общинъ. Члены обвинительной коммиссіи, предводимые Боркомъ, явились въ парадной одеждѣ. Собиратели сплетней не преминули замѣтить, что даже Фоксъ, обыкновенно такъ надо заботившійся" своей наружности, оказалъ знаменитому трибуналу вѣжливость, явившись съ косичкой и при шпагѣ. Питтъ отказался быть однимъ изъ распорядителей обвиненія, и его краснорѣчія, повелительнаго, богатаго, звонкаго, недоставало въ этомъ большомъ собранія разнообразныхъ дарованій. Преклонныя лѣта и слѣпота сдѣлали лорда Норта неспособнымъ къ обязанностямъ публичнаго обвинителя, и друзья его были лишены помощи его превосходнаго здраваго смысла, такта и вѣжливости. Однако, не смотря на отсутствіе этихъ двухъ замѣчательныхъ членовъ нижней палаты, ложа, въ которой стояли члены обвинительной коммиссіи, заключала въ себѣ такой рядъ ораторовъ, какой, быть можетъ, не представлялся въ совокупности со временъ великаго вѣка минскаго краснорѣчія. Тамъ стояли Фоксъ и Шериданъ -- англійскій Демосѳенъ и англійскій Гиперидъ. Тамъ былъ Боркъ, дѣйствительно незнакомый съ искусствомъ примѣнять свои разсужденія и свой слогъ къ способностямъ и вкусу своихъ слушателей или пренебрегавшій этимъ искусствомъ, во превосходившій любаго оратора древности и новѣйшихъ временъ широтою взгляда и богатствомъ воображенія. Тамъ, со взоромъ, благоговѣйно направленномъ на Борка, стоялъ прекраснѣйшій джентльменъ своего вѣка, мощно развитый тѣлесными упражненіями, съ лицомъ, сіявшимъ умомъ и мужествомъ,-- благородный, рыцарскій, великодушный Виндгамъ. Хотя и окруженный такими людьми, даже младшій членъ коммиссіи не оставался незамѣченнымъ. Въ такой возрастъ, когда большая часть людей, отличающихся въ жизни, еще стремятся за призами и мѣстами членовъ университетскихъ коллегій, онъ уже занялъ видное мѣсто въ парламентѣ. Его великолѣпныя дарованія и незапятнанная честность были возвышены всѣми преимуществами богатства и родства. Двадцати-трехъ лѣтъ его считали достойнымъ занять мѣсто наравнѣ съ испытанными государственными людьми, которые явились какъ депутаты британскихъ общинъ у рѣшетки британской аристократіи. Изъ всѣхъ, стоявшихъ тогда у рѣшетки, остался теперь онъ одинъ; остальные сошли въ могилу: подсудимый, адвокаты, обвинители. Для поколѣнія, которое находится теперь въ цвѣтущей порѣ жизни, онъ единственный представитель минувшаго великаго вѣка. Но тѣ, которые въ теченіе послѣднихь десяти лѣтъ съ восхищеніемъ просиживали до восхода солнца, слушай возвышенное и оживленное краснорѣчіе графа Чарльза Грея -- тѣ въ состояніи до нѣкоторой степени оцѣнить способности породы людей, между которыми онъ былъ не первымъ.
   Сперва были прочтены обвиненія и оправданіе Гастингса. Эта церемонія заняла цѣлые два дня; скука ея была уменьшена звучнымъ голосомъ и выразительнымъ чтеніемъ Коупера -- клерка суда, близкаго родственника любимаго поэта того же имени. На третій день началъ говорить Боркъ. Четыре засѣданія суда были заняты его вступительною рѣчью, имѣвшею цѣлью служить предисловіемъ ко всѣмъ обвиненіямъ. Съ полнотою и богатствомъ мысли и блескомъ выраженій, которые болѣе нежели удовлетворили высокія ожиданія присутствующихъ, онъ описалъ нравы и учрежденія туземцевъ Индіи, очертилъ обстоятельства, при которыхъ создалась азіятская имперія Британіи, и изложилъ конституцію компаніи и англійскихъ президентствъ. Послѣ этой попытки сообщить своимъ слушателямъ столь же ясное понятіе о восточномъ обществѣ, какое существовало въ собственномъ умѣ Борка, онъ приступилъ къ обвиненію управленія Гастингса какъ систематическаго нарушенія нравственности и публичнаго права. Энергія и краснорѣчіе великаго оратора вынудили выраженіе непривычнаго удивленія даже у строгаго и враждебно къ нему расположеннаго канцлера; была минута, когда они, казалось, нроизили даже рѣшительное сердце отвѣтчика. Дамы въ галлереяхъ, непривычныя къ подобному краснорѣчію, возбужденныя торжественностью повода и, быть можетъ, довольныя случаемъ выказать свой вкусъ и чувствительность, находились въ состояніи неудержимаго душевнаго волненія. Носовые платки были вынуты, флаконы съ духами переходили изъ рукъ въ руки, слышались судорожныя рыданія я крики, и м-съ Шериданъ была вынесена изъ залы въ обморокѣ. Наконецъ ораторъ заключилъ свою рѣчь. Возвысивъ голосъ такъ, что онъ отдавался въ древнихъ аркахъ изъ ирландскаго дуба, Боркъ сказалъ: "А потому повелѣно мнѣ палатою общинъ Великобританія обвинить Воррена Гастингса въ великихъ преступленіяхъ и проступкахъ. Я обвиняю его во имя палаты общинъ парламента, довѣріе которой онъ употребилъ во зло. Я обвиняю его во имя англійскаго народа, древнюю честь котораго онъ запятналъ. Я обвиняю его во имя народа Индіи, права котораго онъ попиралъ ногами и отчизну котораго онъ обратилъ въ пустыню. Наконецъ, во имя самой человѣческой природы, во имя обоихъ половъ, во имя каждаго возраста, во на всякаго званія, я обвиняю общаго врага и притѣснителя!"
   Когда утихъ глубокій ропотъ различишь впечатлѣній, м-ръ Фоксъ обратился къ лордамъ относительно того порядка дѣйствій, котораго слѣдовало держаться. Желаніе обвинителей было, чтобы судъ окончилъ изслѣдованіе перваго обвиненія прежде, нежели будетъ приступлено ко второму; желаніе же Гастингса и его адвокатовъ было, чтобы обвинители поставили всѣ обвиненія и всѣ подтверждающія доказательства до мчала защиты. Лорды удалились въ свою палату для обсужденія вопроса. Канцлеръ принялъ сторону Гастингса. Лордъ Лофборо, который въ то время принадлежалъ къ оппозиціи, поддерживалъ руководителей обвиненія. Раздѣленіе голосовъ показало, и какую сторону склонялся судъ. Большинство, тройное противъ меньшинства, рѣшило вопросъ въ пользу того хода дѣла, котораго требовалъ Гастингсъ.
   Когда судъ опять собрался, м-ръ Фоксъ, поддерживаемый м-мъ Греемъ, открылъ обвиненіе по дѣлу Чеитъ-Синга, и нѣсколько дней прошло въ чтеніи бумагъ и выслушиваніи свидѣтелей. Затѣмъ послѣдовало дѣло аудскихъ принцессъ: эта часть обвиненія была поручена Шеридану. Любопытство публики слышать его не имѣло границъ. Его блестящая и тщательно законченная рѣчь продолжалась два дня, и въ теченіе всего этого времени зала была полна этого, что въ ней можно было задохнуться. Говорятъ, что за одинъ балетъ платили до 50 гиней. Заключивъ свою рѣчь, Шериданъ, со сценическимъ тактомъ, которому могъ бы позавидовать его отецъ, какъ бы въ изнеможеніи упалъ въ объятіи Борка, который, съ энергіею великодушнаго удивленія, прижалъ его въ сердцу.
   Уже іюнь приходилъ къ концу. Засѣданіи не могли продолжаться долго, а по обвиненію было сдѣлано не много. Всего имѣлось двадцать пунктовъ обвиненія. Только по двумъ изъ нихъ была выслушана обвиняющая сторона, и уже годъ прошелъ послѣ освобожденія Гастингса на поруки.
   Участіе, съ которымъ публика слѣдила за этимъ дѣломъ, было велико, когда начались засѣданія суда; оно достигло своего апогея, когда Шериданъ говорилъ о княгиняхъ. Съ этого времени волненіе начало быстро успокаиваться. Зрѣлище потеряло прелесть новизны. Краснорѣчивые рѣчи прекратились. Что предстояло впереди, не могло оторвать ученыхъ и литераторовъ, утромъ, отъ ихъ книгъ, или заставить дамъ, оставившихъ маскарадъ въ два часа ночи, встать съ постели ранѣе осьми часовъ утра. Предстояли допросы и передопросы. Предстояло подтвержденіе отчетовъ. Предстояло чтеніе бумагъ, наполненныхъ непонятными для англійскаго уха словами, напримѣръ лакки и кроры, земиндары и омилы, суннуды и перванны, джагиры и нуццуры. Предстояли не всегда приличные и не всегда любезные споры между руководителями обвиненія и защитниками подсудимаго, преимущественно между м-мъ Боркомъ и м-мъ Ло. Предстояли безконечныя марши и контръ-марши перовъ между ихъ палатою и залою суда, потому что, какъ только приходилось обсуждать какой-нибудь пунктъ законовъ, лорды удалялись для отдѣльнаго совѣщанія, и результатомъ -- какъ остроумно сказалъ одинъ перъ -- было, что судьи ходили, а дѣло не двигалось.
   Надобно прибавить, что весною 1786 года, когда судъ начался, никакой значительный вопросъ, ни внутренней, ни внѣшней политики, не возбуждалъ общественнаго мнѣнія. А потому дѣло въ Вестминстерской залѣ естественнымъ образомъ обращало на себя почти все вниманіе парламента и общества. Оно было великимъ происшествіемъ той сессіи. Но въ слѣдующемъ году болѣзнь короля, пренія о регенствѣ, ожиданіе перемѣны министерства совершенно отвлекли общественное вниманіе отъ индійскихъ дѣлъ; а двѣ недѣли спустя послѣ того, какъ Георгъ I благодарилъ Бога, въ соборѣ Св. Павла, за свое выздоровленіе, генеральные штаты Франціи собрались въ Версалѣ. Посреди волненія, произведеннаго всѣми этими происшествіями, обвиненіе было на время почти забыто.
   Въ палатѣ судъ подвигался вяло. Въ сессію 1788 года, когда дѣло это имѣло за собою интересъ новизны и когда перамъ предстояло мало другой работы, за это дѣло было назначено ими только тридцать-пять дней. Въ 1789 году билль о регенствѣ занималъ верхнюю палату большую часть сессіи. Когда король выздоровѣлъ, начались объѣзды судей. Послѣдніе покинули городъ; лорды дожидались возвращенія этихъ оракуловъ закона, и результатомъ было, что въ теченіе всего года только семнадцать дней было дано дѣлу Гастингса. Ясно стало, что продолжительность суда будетъ безпримѣрна въ лѣтописяхъ уголовнаго судопроизводства.
   Поистинѣ, невозможно, оспаривать, что хотя обвиненіе предъ палатою лордовъ весьма красивая церемонія я хотя, быть можетъ, оно было полезно въ XVII столѣтіи, но въ настоящее время отъ него нельзя ожидать много добра. Какое бы довѣріе вы имѣли къ приговорамъ перовъ при апелляціи къ нимъ по обыкновеннымъ суднымъ дѣламъ, но достовѣрно, что никто не имѣетъ ни малѣйшей вѣры въ безпристрастіе перовъ, когда предъ вини стоитъ важный государственный самоввикъ, обвиненный въ государственномъ преступленіи. Всѣ они -- люди политическихъ партій. Едвали есть между ними хоть одинъ, котораго голоса по обвиненію нельзя было бы предсказать съ увѣренностью, даже раньше, нежели хоть одинъ изъ свидѣтелей будетъ допрошенъ; еслибъ и можно было довѣриться справедливости перовъ, все-же они неспособны произнести приговоръ въ дѣлѣ, подобномъ дѣлу Гастингса. Засѣданія ихъ продолжаются только въ теченіе полугода. На нихъ лежитъ рѣшеніе многихъ законодательныхъ и судебныхъ вопросовъ. Лорды-законники, совѣтъ которыхъ необходимъ, чтобы руководить несвѣдущимъ большинствомъ, ежедневно заняты производствомъ судныхъ дѣлъ въ другихъ мѣстахъ. А потому невозможно, чтобы во время сессіи, когда представляется много другихъ дѣлъ, палата перовъ могла посвятить болѣе нѣсколькихъ дней обвиненію предъ нею. Было бы, конечно, неразумно ожидать, что изъ милость откажутся отъ охоты за куропатками для того, чтобы произнести скорый приговоръ надъ величайшимъ преступникомъ, или для того, чтобы скорымъ оправданіемъ помочь обвиненной невинности" Хорошо устроенное судилище, засѣдающее правильно шесть, дней еженедѣльно и по девяти часовъ ежедневно, окончило бы дѣло Гастингса менѣе нежели въ три мѣсяца. Лорды не окончили своего дѣла въ семь лѣтъ.
   Результатъ сталъ ясенъ съ того времени, какъ лорды рѣшили, что они будутъ руководствоваться тѣми правилами для доказательства преступленія, которыя приняты въ низшихъ судахъ королевства. Правила эти, какъ извѣстно, исключаютъ много такихъ свидѣтельствъ, которыя были бы совершенно достаточны для опредѣленія образа дѣйствія всякаго благоразумнаго человѣка въ самыхъ важныхъ случаяхъ частной жизни. Правила эти, въ каждыхъ ассизахъ, спасаютъ десятки обвиненныхъ, въ виновности которыхъ твердо убѣждены и судьи, и присяжные, и зрители. А когда такими правилами строго руководствовались при разборѣ преступленій, совершенныхъ много лѣтъ тому назадъ, въ странѣ, отдаленной на нѣсколько тысячъ миль, то, очевидно, не могло быть и рѣчи о доказательствѣ преступленія. Мы не можемъ осуждать обвиненнаго и его адвокатовъ въ томъ, что они пользовались всѣми законными выгодами, чтобы получить оправданіе. Но несомнѣнно, что достигнутое такимъ образомъ оправданіе не можетъ имѣть значенія передъ судомъ исторіи.
   Друзья Гастингса нѣсколько разъ пытались прекратить судъ. Въ 1789 году они предложили вотировать порицаніе Борка за нѣсколько рѣзкихъ выраженій, которыя онъ употребилъ, говоря о смерти Нункомара и о сношеніяхъ между Гастингсомъ и Импи. Имя Борка было въ то время въ высшей степени непопулярно, какъ въ парламентѣ, такъ и въ странѣ. Рѣзкость и неприличіе нѣсколькихъ выраженій, употребленныхъ имъ во время преній о регентствѣ, раздражили даже его искреннѣйшихъ друзей" Предложеніе осужденія прошло, и давшіе ему ходъ надѣялись, что руководители обвиненія Гастинга, въ досадѣ, откажутся отъ дѣла. Боркъ былъ глубоко оскорбленъ. Но его усердіе къ тому, что онъ почиталъ дѣломъ справедливости и милосердія, взяло верхъ надъ личными чувствами. Онъ принялъ выговоръ парламента съ достоинствомъ и кротостью и объявилъ, что никакія личныя огорченія и униженія не заставятъ его отказаться отъ той священной обязанности, которую онъ на себя принялъ.
   Въ слѣдующемъ году парламентъ былъ распущенъ, и въ друзьяхъ Гастингса родилась надежда, что новая палата общинъ не будетъ расположена поддерживать обвиненіе. Они начали съ того, что утверждали, будто все дѣло окончено распущеніемъ прежняго парламента. Разбитые на этомъ пунктѣ, они сдѣлали прямое предложеніе, чтобы дѣло было оставлено, но тутъ были поражены соединенными силами оппозиціи и правительства. Тѣхъ не менѣе положено было, для ускоренія рѣшенія, уничтожить многіе изъ обвинительныхъ пунктовъ. Дѣйствительно, еслибы не была принята какая-нибудь подобная мѣра, то судъ продолжался бы до тѣхъ поръ, пока отвѣтчикъ не сошелъ бы въ могилу.
   Наконецъ, весною 1795 года рѣшеніе было произнесено, почти чрезъ 8 лѣтъ послѣ того, какъ Гастингсъ былъ приведенъ экзекуторомъ нижней палаты къ рѣшеткѣ палаты лордовъ. Въ послѣдній день этого великаго процесса любопытство публики, долгое время находившееся въ усыпленіи, казалось вновь возбужденнымъ. Безпокойства относительно приговора не могло быть: знали, что на сторонѣ обвиненнаго значительное большинство. Но многіе желали видѣть необыкновенное зрѣлище, и зала была такъ же наполнена зрителями, какъ и въ первый день. Однако изъ тѣхъ, которые присутствовали въ первый день, только немногіе явились въ послѣдній, и изъ этихъ немногихъ большая часть измѣнилась.
   Какъ говоритъ самъ Гастингсъ, обвиненіе было сдѣлано въ присутствіи одного поколѣнія, а приговоръ былъ произнесенъ другимъ. Зритель не могъ смотрѣть на предсѣдательское кресло, на красныя скамьи перовъ и зеленыя скамьи палаты общинъ безъ того, чтобы ничто не напомнило ему о непостоянствѣ всего людскаго, о непрочности могущества, славы, жизни и объ еще болѣе печальной непрочности дружбы. Большую печать несли теперь передъ лордомъ Лофборо, который въ то время, когда начался судъ, былъ свирѣпымъ противникомъ управленія м-ра Питта, а теперь былъ членомъ этого самаго управленія, между тѣмъ какъ Торло, бывшій президентомъ суда во время перваго его засѣданія, нынѣ, отчужденный отъ всѣхъ своихъ старыхъ союзниковъ, сидѣлъ насупившись посреди младшихъ бароновъ. Изъ нобльменовъ, участвовавшихъ въ церемоніи перваго дня въ числѣ около 160, уже 60 покоились въ своихъ Фамильныхъ склепахъ. Еще болѣе сильныя чувства должна была возбудить ложа руководителей обвиненія. Что сталось съ этимъ прекраснымъ товариществомъ, такъ тѣсно скрѣпленнымъ общественными и частными узами, такъ сильно сіявшимъ всевозможными талантами и совершенствами? Оно было разсѣяно несчастіями болѣе горькими, нежели самая смерть. Главные предводители еще были живы, и геній ихъ былъ еще въ полной своей силѣ. Но дружба ихъ прекратилась. Она была расторжена публично, со слезами и бурными упреками. Когда люди эти, нѣкогда столь дорогіе другъ другу, были теперь принуждены встрѣчаться, чтобы руководить обвиненіемъ, они встрѣчались какъ люди совершенно чужіе, которыхъ столкнуло общественное дѣло, и обращались другъ къ другу съ холодною и сдержанною вѣжливостью. Боркъ увлекъ за собою Виндгама. За Фоксомъ послѣдовали Шериданъ и Грей.
   Только двадцать-девять перовъ подали голоса. Изъ нихъ только шесть нашли Гастингса виновнымъ въ преступленіяхъ относительно Чеитъ-Синга и княгинь. По прочимъ обвинительнымъ пунктамъ на сторонѣ Гастингса было еще значительнѣйшее большинство. Относительно нѣкоторыхъ онъ былъ единодушно оправданъ. Затѣмъ, онъ былъ призванъ къ рѣшеткѣ; съ предсѣдательскаго кресла ему было объявлено, что лорды его оправдали, и торжественно была провозглашена его невинность. Гастингсъ почтительно поклонился и вышелъ.
   Мы сказали, что публика предвидѣла это рѣшеніе. Вообще, оно было одобрено. Въ началѣ суда въ публикѣ было сильное и, въ сущности, неразумное нерасположеніе къ Гастингсу. Къ концу суда господствовало столь же сильное и столь же неразумное чувство въ его пользу. Одна изъ причинъ этой перемѣны, несомнѣнно, заключалась въ томъ, что, вообще, называется непостоянствомъ толпы, но что кажется намъ общимъ закономъ человѣческой природы. Какъ въ отдѣльныхъ личностяхъ, такъ и въ массахъ за сильнымъ возбужденіемъ постоянно слѣдуетъ ослабленіе чувства, а часто и реакція. Мы всѣ расположены унижать то, что излишне превозносили и, съ другой стороны, показывать излишнюю снисходительность тамъ, гдѣ показали излишнюю строгость. То же было и въ дѣлѣ Гастингса. Сверхъ того, продолжительность суда дѣлала отвѣтчика предметомъ всеобщаго сожалѣнія. Думали -- и не безъ основанія, что если онъ и былъ виновенъ, то тѣмъ не менѣе съ нимъ поступали не хорошо и что 8-лѣтній судъ былъ болѣе нежели достаточнымъ наказаніемъ за его преступленіе. Чувствовали также, что хотя при обыкновенномъ уголовномъ судопроизводствѣ обвиненный не имѣетъ права противопоставлять свои хорошія дѣйствія своимъ проступкамъ, но что человѣкъ обвиненный въ важномъ политическомъ преступленіи долженъ быть судимъ совершенно на другомъ основаніи, что сановникъ, управлявшій въ теченіе 13-ти лѣтъ обширною страною, могъ совершить много весьма дурныхъ дѣлъ и что тѣмъ не менѣе дѣйствія его, взятыя въ совокупности, могли скорѣе заслуживать наградъ и почестей, нежели наказанія и тюремнаго заключенія. Печать -- орудіе, которымъ пренебрегали обвинители -- была употреблена Гастингсомъ и его друзьями съ большимъ успѣхомъ. Сверхъ того, каждый прибывавшій изъ Мадраса или Бенгала корабль привозилъ толпу его почитателей. Всякій вернувшійся изъ Индіи джентльменъ говорилъ о бывшемъ генералъ-губернаторѣ какъ о человѣкѣ, который заслужилъ лучшую долю, а испыталъ худшую, чѣмъ кто-либо на свѣтѣ. Дѣйствіе, произведенное этимъ свидѣтельствомъ всѣхъ людей, знакомыхъ съ дѣлами Востока, было, естественно, весьма велико. Отставные чиновники Остъ-Индской компаніи, какъ гражданскіе, такъ и военные, жили во всѣхъ углахъ королевства. Каждаго изъ нихъ, въ его собственномъ маленькомъ кружкѣ, почитали, конечно, оракуломъ во всякомъ вопросѣ, касавшемся Индіи, и всѣ они, почти безъ исключенія, были ревностными защитниками Гастингса. Надобно прибавить, что многочисленные адресы къ бывшему генералъ-губернатору, которые друзья его въ Бенгалѣ получали отъ туземцевъ и пересылали въ Англію, произвели также значительное впечатлѣніе. Мы не придаемъ этимъ адресамъ никакого значенія или, по крайней мѣрѣ, придаемъ весьма малое. Что Гастингсъ былъ любимъ народомъ, которымъ онъ управлялъ, это истина; но похвалы лундитовъ, земиндаровъ и магометанскихъ докторовъ не доказываютъ несомнѣнности этой любви: англійскій сборщикъ податей или судья безъ труда могъ заставить всякаго грамотнаго туземца подписать панегерикъ самому ненавистному правителю, какой когда-либо бывалъ въ Индіи. Разсказывали, что въ Бенаресѣ,-- въ томъ самомъ мѣстѣ, въ которомъ было совершено дѣло, составлявшее первый пунктъ обвиненія,-- туземцы воздвигли Гастингсу храмъ, и разсказъ этотъ произвелъ сильное впечатлѣніе въ Англіи. Замѣчаніе Борка относительно этого обоготворенія было чрезвычайно удачно. Онъ говорилъ, что не видитъ причины удивляться обстоятельству, которое было представлено столь назидательнымъ. Онъ былъ нѣсколько знакомъ съ миѳологіею браминовъ. Онъ зналъ, что какъ они покланялись нѣкоторымъ богамъ изъ любви, такъ же точно они служили другимъ изъ страха; онъ зналъ, что они воздвигали храмы нетолько благодѣтельнымъ божествамъ свѣта и изобилія, но и враждебнымъ богамъ, во власти которыхъ находились оспа и убійства, и что онъ нисколько не оспариваетъ права м-ра Гастингса занять мѣсто въ подобномъ пантеонѣ. Это возраженіе всегда поражало насъ, какъ одно изъ превосходнѣйшихъ, когда-либо сдѣланныхъ въ парламентѣ. Это серьёзный и сильный доводъ, отличающійся блескомъ остроумія и Фантазіи.
   Тѣмъ не менѣе Гастингсъ былъ внѣ опасности. Но во всѣхъ отношеніяхъ, за исключеніемъ репутаціи, дѣла его были бы въ гораздо, лучшемъ положеніи, еслибы бы при первомъ обвиненіи онъ прямо призналъ себя виновнымъ и заплатилъ штрафъ въ 50,000 ф. ст. Онъ былъ раззоренъ. Законные расходы его оправданія были громадны. Расходы, не вошедшіе въ счетъ его стряпчаго, были, быть можетъ, еще значительнѣе. Большія суммы были выплачены маіоръ Скотту. Значительные суммы были израсходованы на подкупъ газетъ, вознагражденіе памфлетиста и издателямъ мелкихъ брошюръ. Боркъ еще въ 1790 году объявилъ въ нижней палатѣ, что 20,000 ф. ст. было употреблено для подкупа журналистики. Дѣйствительно, никакое полемическое оружіе, начиная съ самаго серьёзнаго разсужденія и нисходя до самой грубо и брани, не было оставлено безъ употребленія. Логанъ защищалъ обвиненнаго губернатора съ большимъ искусствомъ въ прозѣ. Для любителей стиховъ рѣчи руководителей обвиненія были осмѣяны въ письмахъ Симпкинса. Къ сожалѣнію, неоспоримо, что Гастингсъ унизился дотого, что выпрашивалъ помощь этой злостной и грязной мартышки Джона Вилліамза, который называлъ себя Антоніемъ Пасквиномъ. Подобнымъ союзникамъ надобно было платить щедро. Частныя сбереженія м-съ Гастингсъ исчезли. Говорятъ, что банкиръ, которому они были довѣрены, обанкрутился. Тѣмъ не менѣе, еслибы Гастингсъ былъ строго бережливъ, то не смотря на всѣ свои потери, сохранилъ бы достаточное состояніе; но въ управленіи своими частными дѣлами онъ былъ неблагоразуменъ. Его любимою мечтою всегда было вновь пріобрѣсти Дейльзфордъ. Наконецъ, въ тотъ году, когда начался судъ, желаніе Гастингса исполнилось, и имѣніе, отчужденное болѣе 70 лѣтъ передъ тѣмъ, вновь поступило къ потомку прежнихъ владѣтелей. Но господскій домъ былъ въ развалинахъ, а земли вокругъ него были, въ теченіе многихъ лѣтъ, совершенно запущены. Гастингсъ принялся строить, разводить сады, устраивать водопадъ, рыть гротъ, и прежде нежели отпущенъ былъ отъ рѣшетки палаты лордовъ, уже издержалъ болѣе 40,000 ф. ст. на украшеніе своей усадьбы.
   Общее мнѣніе, какъ директоровъ, такъ и владѣтелей акцій Остъ-Индской компаніи, было, что Гастингсъ имѣлъ сильнѣйшія права на ихъ благодарность, что заслуги его были чрезвычайно велики и что причиною всѣхъ его несчастій было рвеніе къ выгодамъ компаніи. Друзья его въ Leadenhail Street предложили уплатить ему издержки по процессу и назначить ежегодную пенсію въ 5,000 ф. ст.; но для этого требовалось согласіе контрольнаго комитета, а во главѣ контрольнаго комитета стоялъ м-ръ Дондасъ, который самъ принималъ участіе въ обвиненіи, подвергся за это, со стороны друзей Гастингса, самымъ желчнымъ нападкамъ и потому не былъ въ очень уступчивомъ расположеніи духа. Онъ не согласился съ предложеніемъ директоровъ. Они протестовали. Возникъ продолжительный споръ. Гастингсъ, между тѣмъ, дошелъ до такой крайности, что съ трудомъ могъ уплачивать еженедѣльные счеты по домашнимъ расходамъ. Наконецъ, была заключена сдѣлка. Гастингсу назначили ежегодную пенсію въ 4000 ф. ст. II, чтобы дать ему возможность удовлетворить спѣшныя требованія, выдали пенсію эту впередъ за 10 лѣтъ. Компаніи было также дозволено выдать ему заимообразно 50,000 ф. ст., которые онъ долженъ былъ уплатить по частямъ безъ процентовъ; Это вспомоществованіе, хотя оказанное самымъ нелѣпымъ образомъ, было достаточно, чтобы дать отставному генералъ-губернатору возможность жить въ довольствѣ и даже роскошно, еслибы онъ умѣлъ распоряжаться. Но онъ былъ безпеченъ и расточителенъ и не разъ ставилъ себя въ необходимость обращаться къ компаніи съ просьбою о пособіи. Оно было ему всегда щедро оказываемо.
   Онъ жилъ въ безопасности и достаткѣ, но не пользовался тою властью и тѣми почестями, которыхъ имѣлъ право ожидать, когда вернулся изъ Индіи. Онъ надѣялся въ то время получить баронскую корону, красную ленту, мѣсто въ совѣтѣ, должность въ Вайтголлѣ. Ему было тогда только 52 года, и онъ могъ разсчитывать на многіе годы тѣлесной и умственной бодрости. Когда же онъ былъ отпущенъ отъ рѣшетки палаты лордовъ, положеніе его было совершенно иное. Онъ былъ уже слишкомъ старъ, чтобы обратиться къ другому роду занятій и обязанностей. Не было вѣроятности, чтобы онъ получилъ какой-нибудь знакъ королевской милости, пока м-ръ Питтъ будетъ находиться у кормила правленія, а когда Питтъ вышелъ въ отставку, Гастингсу было подъ 70 лѣтъ.
   Однажды -- и только однажды -- послѣ своего оправданія онъ принялъ участіе въ политическихъ дѣдахъ, и участіе это не дѣлаетъ ему много чести. Въ 1804 году онъ ревностно старался отклонить м-ра Аддингтона, противъ котораго соединились Фоксъ и Питтъ, отъ сложенія съ себя управленія казначействомъ. Трудно повѣрить, чтобы столь способный и энергическій человѣкъ, каковъ былъ Гастингсъ, могъ думать, что въ то время, когда Бонапартъ находился съ большою арміею въ Булони, защита нашего острова могла быть безопасно ввѣрена министерству, не заключавшему ни одного лица, которое бы хоть лесть рѣшилась назвать государственнымъ человѣкомъ. Достовѣрно и то, что по важному государственному вопросу {Дѣло идетъ объ эманципаціи католиковъ. Пцттъ былъ ея поборникомъ и вынужденъ былъ изъ-за этого сложить съ себя званіе перваго министра. Аддингтонъ былъ анти-католикомъ и преемникомъ Питта въ министерствѣ.} который доставилъ Аддингтону власть и по которому онъ расходился во мнѣніи съ Фоксомъ и Питтомъ, Гастингсъ, какъ можно было и ожидать, раздѣлялъ убѣжденія Фокса и Питта и рѣшительно расходился съ Аддингтономъ. Религіозная нетерпимость никогда не была недостаткомъ индійскаго управленіи и, конечно, не была порокомъ Гастингса. Но м-ръ Аддингтонъ выказалъ ему особенное вниманіе. Фоксъ же былъ главнымъ руководителемъ обвиненія; оно состоялось благодаря Питту, и мы должны опасаться, что въ этомъ дѣлѣ Гастингсъ руководствовался личными видами болѣе, нежели общественною пользою.
   Послѣдніе 24 года своей жизни Гастингсъ провелъ преимущественно въ Дейльзфордѣ. Онъ забавлялся украшеніемъ своихъ парковъ, ѣздою верхомъ на кровныхъ арабскихъ коняхъ, откармливаніемъ домашнихъ животныхъ для призовъ и опытами разведенія въ Англіи индійскихъ животныхъ и растеній. Онъ, велѣлъ прислать себѣ сѣмена особеннаго сулейника (anona) изъ сада своей бывшей дачи, стоявшей посреди зеленыхъ изгородей близъ Аллипура. Онъ старался также акклиматизировать въ Вустерширѣ вкусную сливу личи, почти единственный изъ бенгальскихъ плодовъ, о которомъ можно пожалѣть даже среди изобилія Ковентъ-Гардена. Могольскіе императоры, во времена своего величія, безуспѣшно пытались развести въ Индустанѣ козу горныхъ возвышенностей Тибета, пухъ которой снабжаетъ ткацкіе станки Кашмира матеріаломъ для изготовленія лучшихъ шалей. Гастингсъ также тщетно пытался развести ее въ Дейльзфордѣ. Кажется, что онъ имѣлъ такъ же мало успѣха и съ бутанскимъ домашнимъ скотомъ, хвосты котораго весьма высоко цѣнятся какъ лучшія опахала отъ москитовъ.
   Занятія Гастингса раздѣлялись между оранжереею, скотнымъ дворомъ и литературой. Онъ всегда любилъ чтеніе, и теперь оно стало для него необходимостью. Хотя онъ и не былъ поэтомъ, въ высокомъ смыслѣ этого слова, но могъ съ большою легкостію писать хорошенькіе и гладкіе стихи и любилъ упражняться въ этомъ искусствѣ. Если мы должны сказать всю правду, то, кажется, онъ ближе подходилъ къ Триссотину, нежели можно было ожидать отъ силы его ума и отъ той значительной роли, которую онъ игралъ. Въ лежащихъ передъ нами запискахъ есть увѣреніе, что каждое утро первымъ дѣломъ Гастингса было сочинить нѣсколько стиховъ. Когда семейство и гости собирались, то стихотвореніе появлялось такъ же правильно, какъ яйца и булки, и м-ръ Глейгъ хочетъ насъ увѣрить, что если по какому-нибудь случаю Гастингсъ приходилъ къ завтраку безъ подобнаго прелестнаго произведенія, то это нарушеніе порядка тяжело обманывало общее ожиданіе. Вкусы весьма различны. Относительно насъ самихъ мы должны сказать, что, какъ бы ни были вкусны завтраки въ Дейльзфордѣ,-- а увѣряютъ, что чай былъ тамъ самый ароматичный и что не было недостатка ни въ языкѣ, ни въ пирогѣ съ дичью,-- но мы почли бы ихъ купленными очень дорогою цѣною, еслибы насъ каждое утро заставляли зарабатывать пищу выслушиваніемъ новаго мадригала или сонета Hanfero хозяина. Но мы тѣмъ не менѣе рады, что м-ръ Глейгъ сохранилъ эту мелкую черту характера, хотя нисколько не считаемъ ее прелестною. Напоминанія о непослѣдовательности человѣческой природы полезны; хорошо привыкнуть смотрѣть безъ удивленія или отвращенія на слабости, которыя встрѣчаются въ самыхъ сильныхъ умахъ. Въ древности Діонисій и въ прошломъ столѣтіи Фридрихъ, со способностью и энергіей, достаточными для веденіи самыхъ великихъ дѣлъ, соединяли все мелочное тщеславіе и всю аффектацію провинціальнаго синяго чулка. Эти великіе примѣры могутъ утѣшить почитателей Гастингса въ горѣ видѣть его низведеннымъ до уровни какого-нибудь Гейли или Сьюарда.
   Провели многіе годы вдали отъ свѣта и переживъ обыкновенный срокъ человѣческой жизни, Гастингсъ снова сдѣлался на короткое время предметомъ всеобщаго вниманія. Въ 1813 году привилегіи Остъ-Индской компаніи были возобновлены, и въ парламентѣ возникли продолжительныя пренія относительно индійскихъ дѣлъ. Рѣшено было выслушать свидѣтелей у рѣшетки нижней палаты, и Гастингсъ получилъ приказаніе явиться туда же. Онъ уже стоялъ однажды у этой рѣшетки: когда читалъ отвѣты на обвинительные пункты, положенные Боркомъ на столъ палаты. Съ того времени протекло 27 лѣтъ; въ общественномъ мнѣніи произошла совершенная перемѣна; нація забыла объ ошибкахъ Гастингса и помнила только его заслуги. Притомъ, появленіе вновь человѣка, бывшаго однимъ изъ самыхъ замѣчательныхъ лицъ поколѣнія, уже исчезнувшаго, человѣка, который принадлежалъ уже исторіи и казался воскресшимъ изъ мертвыхъ, не могло не произвести торжественнаго и трогательнаго впечатлѣнія. Члены палаты приняли его съ восклицаніями, приказали принести для вето стулъ и, когда онъ удалялся, встали и сняли шляпы. Было, конечно, нѣсколько человѣкъ, которые не раздѣляли общаго чувства. Одинъ или два руководителя обвиненія были въ засѣданіи. Они сидѣли на тѣхъ же мѣстахъ, которыя занимали, когда выслушивали признательность палаты за услуги, оказанныя ими въ Вестминстерской залѣ,-- такъ какъ благодарность палаты, заслуженная членомъ, упрочиваетъ за нимъ навсегда то мѣсто, которое онъ занималъ во время полученія этой благодарности. Джентльмены эти вовсе не были расположены признать, что они употребили нѣсколько лучшихъ лѣтъ своей жизни на преслѣдованіе безвиннаго человѣка. Поэтому, они не встали со своихъ мѣстъ и надвинули шляпы на лобъ; но исключенія дѣлали еще замѣтнѣе господствовавшій энтузіазмъ. Лорды приняли старика съ подобными же знаками уваженія. Оксфордскій университетъ почтилъ его званіемъ доктора правъ, и въ Шельдонскомъ театрѣ студенты встрѣтили его съ бурными привѣтными кликами.
   За этими выраженіями общественнаго уваженія скоро послѣдовали знаки милости короны. Гастингсъ былъ приведенъ къ присягѣ на званіе члена тайнаго совѣта, былъ допущенъ къ продолжительной частной аудіенціи принцемъ-регентомъ, который обошелся съ нимъ весьма милостиво. Когда русскій императоръ и король прусскій посѣтили Англію, Гастингсъ явился въ ихъ свитѣ какъ въ Оксфордѣ, такъ и въ Гильдголлѣ въ Лондонѣ, и хотя онъ находился въ толпѣ принцевъ и великихъ полководцевъ, тѣмъ не менѣе публика вездѣ принимала его со знаками уваженія и восторга. Онъ былъ представленъ принцемъ регентомъ какъ Александру, такъ и Фридриху Вильгельму, и его королевское высочество даже публично объявилъ, что человѣкъ, спасшій британское владычество въ Индіи, имѣетъ право на почести, гораздо высшія простаго мѣста въ тайномъ совѣтѣ, и что почести эти въ скоромъ времени будутъ ему возданы. Послѣ этого Гастингсъ съ увѣренностью ожидалъ званія пера, но, по неизвѣстнымъ причинамъ, опять обманулся въ своихъ надеждахъ.
   Онъ прожилъ еще около 4 лѣтъ, пользуясь хорошимъ расположеніемъ духа, умственными способностями, не ослабленными до степени болѣзненности и упадка, и тѣлеснымъ здоровьемъ, какое рѣдко выпадаетъ на долю людей, доживающихъ до этихъ лѣтъ. 22 августа 1818 года, на 86 году жизни, онъ встрѣтилъ смерть съ тою же спокойною и достойною твердостью, которую онъ противопоставлялъ всѣмъ испытаніямъ своей разнообразной и исполненной событіями жизни.
   Не смотря на всѣ его ошибки,-- а онѣ были не маловажны и не малочисленны,-- только одно кладбище было достойно принять его бренные останки. Въ эхомъ храмѣ молчанія и примиренія, гдѣ похоронены вражды 20 поколѣній, въ великомъ аббатствѣ, представлявшемъ, въ теченіе многихъ вѣковъ, покойное мѣсто отдыха тѣмъ, которыхъ умственныя и тѣлесныя силы были разбиты въ борьбахъ великой палаты,-- тамъ прахъ знаменитаго обвиненнаго долженъ бы былъ смѣшаться съ прахомъ его знаменитыхъ обвинителей. Этому не было предназначено исполниться. Тѣмъ не менѣе мѣсто погребенія было не худо избрано. Позади приходской церкви въ Дейльзфордѣ, въ землю, которая уже заключала въ себѣ кости многихъ представителей дома Гастингса, былъ опущенъ гробъ самаго великаго изъ всѣхъ, когда-либо носившихъ это древнее и сильно распространенное имя. Вѣроятно, на томъ же самомъ- мѣстѣ маленькій Ворренъ, лѣтъ восемьдесятъ передъ тѣмъ, бѣдно одѣтый и худо накормленный, игралъ съ дѣтьми окрестныхъ земледѣльцевъ. Даже тогда его молодой умъ составлялъ планы, которые могли быть названы романическими. Однако, какъ романичны они ни были, едвали они были столь же удивительны, какъ самая дѣйствительность. Бѣдный сирота нетолько возстановилъ павшее счастіе своего рода, нетолько выкупилъ его прежнія земли и возобновилъ прежнія жилища. Онъ сохранялъ и расширилъ имперію. Онъ создалъ новую политику, руководилъ государственными управленіемъ и войною съ искусствомъ, превышавшимъ геній Ришельё; покровительствовалъ наукѣ съ благоразумною щедростью Козьмы. Онъ подвергся нападенію со стороны самаго могущественнаго союза, который когда-либо искалъ погибели отдѣльной жертвы, и надъ этимъ союзомъ, послѣ 10-лѣтней борьбы, одержалъ верхъ; онъ сошелъ въ могилу старикомъ, въ мирѣ -- послѣ столькихъ волненій, окруженный уваженіемъ -- послѣ столькихъ обвиненій.
   Тѣ, которые взираютъ на его личность безъ пристрастія или предубѣжденія, должны признать, что ему не доставало двухъ великихъ элементовъ всякой гражданской добродѣтели: уваженія къ правамъ другихъ и сочувствія къ страданіямъ ближнихъ. Правила его были нѣсколько эластичны, сердце его немного сухо. Но не имѣя возможности изобразить его правдивымъ и милосерднымъ правителемъ, мы не можемъ безъ удивленія созерцать обширность и плодовитость его.ума, его рѣдкій способности къ начальствованію войсками, къ администраціи и преніямъ, его неустрашимое мужество, его почетную бѣдность, его пылкое усердіе къ выгодамъ государства, его благородное душевное спокойствіе, испытанное противоположными крайностями судьбы и не нарушенное ни одною изъ нихъ.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru