Маколей Томас Бабингтон
Джон Гaмпден. (Декабрь, 1831)

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Some Memorial of John Hampden, his Party, and his Times." By Lord Nugent. 2 vols. 8-vo. London, 1831.
    "Некоторые матеріалы, относящіеся къ жизни Джона Гампдена, его партія и его время." Лорда Ноджента. 2 тома. Лондонъ, 1831 г.

[]

ДЖОНЪ ГАМПДЕНЪ.

(Декабрь, 1831).

"Some Memorial of John Hampden, his Party, and his Times." By Lord Nugent. 2 vols. 8-vo. London, 1831.
"Нѣкоторые матеріалы, относящіеся къ жизни Джона Гампдена, его партія и его время." Лорда Ноджента. 2 тома. 8-ѵо. Лондонъ, 1831 г.

   Маколей. Полное собраніе сочиненій.
   Томъ II. Критическіе и историческіе опыты. 2-е исправленое изданіе.
   Подъ общею редакціею Н. Л. Тиблена
   Санктпетербургъ и Москва. Изданіе Книгопродавца-Типографа М. О. Вольфа. 1866
   OCR Бычков М. Н.
  
   Мы прочли эту книгу съ большимъ удовольствіемъ, хотя и не съ такимъ точно удовольствіемъ какого ожидали. Мы надѣялись, что лордъ Ноджентъ, изъ семейныхъ бумагъ и мѣстныхъ преданій, въ состояніи будетъ собрать много новыхъ и интересныхъ свѣдѣній, касательно жизни и характера знаменитаго коновода Долгаго парламента, перваго изъ тѣхъ великихъ англійскихъ коммонеровъ, къ имени котораго обыкновенная приставка слова "мистеръ" звучитъ въ нашихъ ушахъ величественнѣе самыхъ надменныхъ феодальныхъ титуловъ. Въ надеждѣ этой мы были обмануты, хотя, конечно, не по недостатку усердія и старанія со стороны благороднаго біографа. Даже въ Гампденѣ не оказывается, по-видимому, никакихъ важныхъ бумагъ, относящихся къ знаменитѣйшему владѣтелю этого древняго помѣстья. Драгоцѣннѣйшіе изъ существующихъ еще посмертныхъ бумагъ принадлежатъ семейству друга его, Сэра Джона Эліота. Лордъ Эліотъ доставилъ портретъ, гравированный для этого сочиненія, вмѣстѣ съ нѣкоторыми очень интересными письмами. Портретъ этотъ несомнѣнно оригиналъ, и, вѣроятно, единственный, нынѣ существующій оригиналъ. Умное чело, кроткій, проницательный взоръ, непреклонная рѣшимость, выраженная очертаніемъ рта, достаточно ручаются за сходство. Намъ придется, вѣроятно, дѣлать изъ этихъ писемъ нѣкоторыя извлеченія. Они содержатъ почти всѣ новыя свѣдѣнія, которыя лорду Нодженту удалось собрать касательно частной дѣятельности великаго человѣка, память котораго онъ чтитъ съ восторженнымъ, но не безумнымъ благоговѣніемъ.
   Публичная жизнь Гампдена не покрыта никакимъ мракомъ. Исторія его жизни, въ особенности же съ 1640 г. до его смерти, есть исторія Англіи. Эти мемуары слѣдуетъ считать мемуарами къ исторіи Англіи; и въ этомъ отношеніи они очень заслуживаютъ внимательнаго чтенія. Они содержатъ нѣкоторые любопытные и, для насъ по крайней мѣрѣ, новые факты, много оживленнаго разсказа, много умныхъ замѣчаній и много ораторскаго краснорѣчія.
   Мы не увѣрены въ томъ, чтобы даже недостатокъ свѣдѣній, касательно частнаго характера Гампдена, не былъ самъ-по-себѣ обстоятельствомъ, столь же рѣзко характеристическимъ, какъ и всякое другое когда-либо упоминаемое подробнѣйшими лѣтописцами: О'Мбарою {Babry Edward O'Mbara былъ медикомъ Наполеона на островѣ св. Елены. Онъ велъ подробный дневникъ, въ который тщательно записывалъ всякій разговоръ съ императоромъ и который былъ изданъ послѣ смерти Наполеона подъ заглавіемъ: "Napoleon in exile, or а voice from Sl.-Helena".} м-съ Траль или самимъ Босвеллемъ, касательно ихъ героевъ. Прославившійся пуританскій вождь представляетъ собою почти единственный примѣръ великаго человѣка, который не искалъ и не избѣгалъ величія, который нашелъ славу потому только, что слава лежала на простомъ пути обязанности. Въ продолженіе болѣе сорока лѣтъ деревенскимъ своимъ сосѣдямъ онъ извѣстенъ былъ какъ джентльменъ образованнаго ума, высокихъ правилъ, тонкаго обращенія, счастливый въ своемъ семействѣ и дѣятельный въ исполненіи мѣстныхъ должностей; лицамъ же политическаго міра -- какъ честный, трудолюбивый и умный членъ парламента, не стремившійся выказывать своихъ дарованій, вѣрный своей партіи и внимательный къ интересамъ своихъ довѣрителей. Насталъ великій и страшный кризисъ. Самовольнымъ правительствомъ нанесенъ былъ прямой ударъ священному праву англичанъ, праву, которое служило главнымъ оплотомъ всѣхъ прочихъ ихъ правъ Народъ искалъ кругомъ защитника. Спокойно и безъ тщеславія, простой боккингамширскій сквайръ, во главѣ своихъ земляковъ, сталъ прямо лицомъ-къ-лицу и поперегъ дороги тиранніи. Времена становились все сумрачнѣе и смутнѣе. Требовалась служба обществу, опасная, трудная, щекотливая; умъ и мужество этого удивительнаго человѣла оказались вполнѣ соотвѣтствующими всякой службѣ. Онъ сдѣлался первокласснымъ парламентскимъ бойцомъ, самымъ ловкимъ двигателемъ Палаты общинъ, посредникомъ, воиномъ. Онъ управлялъ свирѣпымъ и бурнымъ собраніемъ, полнымъ способными людьми, такъ же легко, какъ своимъ семействомъ. Онъ показалъ себя столь же свѣдущимъ въ управленіи военными дѣйствіями, какъ и въ завѣдываніи дѣлами малыхъ засѣданій {Частныя или малыя засѣданія (special sessions, petty sessions), на которыхъ собираются двое или болѣе мировыхъ судей, названы такъ для отличія отъ правильныхъ четвертныхъ засѣданій (quarter sessions), на которыхъ, каждые три мѣсяца, собираются всѣ мировые судьи графства.}. Мы не въ состояніи вполнѣ выразить удивленія, которое чувствуемъ къ уму столь великому, и въ то же время столь здравому, въ такой степени соразмѣрному, столь охотно сокращающемуся при самыхъ скромныхъ обязанностяхъ, какъ и легко расширяющемуся при самыхъ высокихъ, столь довольному въ спокойствіи, столь мощному въ дѣйствіи. Почти каждая сторона этой добродѣтельной и безукоризненной жизни, которая не скрыта отъ насъ въ скромномъ уединеніи, составляетъ драгоцѣнную и блистательную часть нашей народной исторіи. Еслибъ частная жизнь Гампдена представляла малѣйшій предлогъ для порицанія, то онъ подвергся бы нападкамъ того же слѣпаго недоброжелательства, которое, вопреки самымъ яснымъ доказательствамъ, до сихъ поръ не перестаетъ называть Сэра Джона Эліота убійцею. Будь въ характерѣ Гампдена какая-либо слабая сторона, будь его обращеніе въ какомъ-нибудь отношеніи доступно посмѣянію -- мы можемъ быть увѣрены, что описатели Карловой партіи не оказали бы ему никакой пощады. Писатели эти тщательно сохраняли малѣйшее обстоятельство, которое могло бы имѣть цѣлью сдѣлать ихъ противниковъ ненавистными и презрѣнными. Они потѣшались надъ тарабарщиной безразсудныхъ изувѣровъ. Они разсказали намъ, что Пимъ оборвался въ своей рѣчи; что Галлисъ тянулъ за носъ Айртона; что графъ Нортумберландскій колотилъ палкою Генри Мартена; что Сентъ-Джонъ былъ угрюмаго нрава; что Вэнъ былъ дуренъ лицемъ; что у Кромвелля былъ красный носъ. Но ни искусный Кларендонъ, ни грубый Денгамъ не посмѣли бросить нималѣйшей тѣни на нравственность или манеры Гампдена. Какого о немъ мнѣнія были лучшіе люди его времени -- намъ сообщаетъ Бакстеръ {Richard Baxter -- замѣчательный нонконформистъ, авторъ "The Saints Everlasting Rest" (ум. 1691).}. Эта высокая личность, высокая не только по своему благочестію и пламенно-набожному краснорѣчію, но и по своей умѣренности, своему знанію политическихъ дѣлъ и своему искусству въ сужденіи о характерахъ, объявила въ сочиненіи своемъ "The Saints Resl", что однимъ изъ удовольствій, которыми онъ надѣялся наслаждаться въ небѣ, было общество Гампдена. Въ изданіяхъ, печатанныхъ послѣ Реставраціи, имя Гампдена было пропущено. "Но я долженъ сказать читателю, говоритъ Бакстеръ, что я вычеркнулъ его не вслѣдствіе перемѣны моего мнѣнія о лицѣ... М-ръ Джонъ Гампденъ былъ человѣкъ, котораго какъ друзья, такъ и враги, признавали превосходнѣйшимъ по благоразумію, благочестію и миролюбивымъ совѣтамъ, и который пользовался общею похвалою всѣхъ современныхъ джентльменовъ, какихъ я только помню. Я помню, какъ въ моемъ присутствіи одинъ умѣренный, разумный и пожилой джентльменъ, который, хотя былъ далекъ отъ него, но былъ знакомъ съ нимъ, сказалъ, что если бы ему пришлось выбирать, какою личностью онъ желалъ бы тогда быть въ свѣтѣ, то онъ пожелалъ бы быть Джономъ Гампденомъ". Нельзя не пожалѣть, что у насъ нѣтъ болѣе полныхъ воспоминаній о человѣкѣ, который, пройдя самыя тяжкія искушенія, какими можетъ быть испытана человѣческая добродѣтель, игравши самую замѣчательную роль въ революціи и междоусобной войнѣ, могъ все-таки удостоиться подобной похвалы отъ такого авторитета. Но недостатокъ воспоминаній служитъ, конечно, лучшимъ доказательствомъ тому, что даже сама ненависть не могла найти ни одного пятна на его памяти. Разсказъ о ранней жизни его кратокъ. Онъ былъ главою семейства, которое, еще до Завоеванія, поселилось въ Боккингамширѣ. Часть наслѣдованнаго имъ имѣнія пожалована была Эдуардомъ Исповѣдникомъ Балдуину Гампдену, котораго имя указываетъ, по-видимому, на то, что онъ былъ однимъ изъ норманнскихъ любимцевъ послѣдняго саксонскаго короля. Въ продолженіе распри между домами Іоркскимъ и Ланкастерскимъ, Гампдены пристали къ партіи Алой Розы, и были, вслѣдствіе того, преслѣдуемы Эдуардомъ IV и въ милости у Генриха VII. При Тюдорахъ родъ Гампденовъ былъ великъ и цвѣтущъ. Гриффитъ Гампденъ, старшій боккингамширскій шерифъ, съ большою пышностью принималъ въ своемъ помѣстьи Елисавету. Сынъ его, Вилліамъ Гампденъ, засѣдалъ въ парламентѣ, созванномъ этою королевою въ 1593 году. Вилліамъ женился на Елисаветѣ Кромвелль, теткѣ того знаменитаго человѣка, который впослѣдствіи управлялъ Британскими островами болѣе чѣмъ съ королевскою властью; и отъ брака этого произошелъ Джонъ Гампденъ.
   Онъ родился въ 1594 году. Въ 1597 отецъ его умеръ, оставивъ его наслѣдникомъ огромнаго помѣстья. Пробывъ нѣсколько лѣтъ въ гимназіи въ Тэмъ, молодой 15-ти лѣтній Гампденъ отправленъ былъ въ коллегію Магдалины Оксфордскаго университета. Девятнадцати лѣтъ онъ принятъ былъ студентомъ Inner Temple, гдѣ изучилъ основанія англійскаго права. Въ 1619 году онъ женился на Елисаветѣ Симеонъ, къ которой былъ, по-видимому, страстно привязанъ. Въ слѣдующемъ году онъ избранъ былъ въ парламентъ пріобрѣвшимъ въ наше время жалкую извѣстность мѣстечкомъ Грампаундъ.
   Изъ частной жизни раннихъ лѣтъ его извѣстно не много болѣе разсказаннаго намъ Кларендономъ. "При вступленіи своемъ въ свѣтъ, говоритъ этотъ великій историкъ, онъ предался со всею необузданностью увеселеніямъ, занятіямъ и обществу, бывшимъ тогда въ ходу у людей самой разгульной жизни." Замѣчательная, однако, перемѣна произошла въ его характерѣ. "Вдругъ, говоритъ Кларендонъ, отъ жизни полной удовольствій и распущенности онъ обратился къ чрезвычайному воздержанію и строгости, къ болѣе скромному и серьёзному обществу." Перемѣна эта, вѣроятно, произошла тогда, когда Гампдену было около 25-ти лѣтъ. Въ эту пору онъ былъ женатъ на женщинѣ, которую любилъ и уважалъ. Въ эту пору онъ вступилъ въ политическую жизнь. Умъ столь счастливаго склада, какъ его, оставляетъ, естественно, при такихъ обстоятельствахъ, удовольствія разгульной жизни ради домашнихъ наслажденій и общественныхъ обязанностей.
   Враги его признали въ немъ человѣка, въ которомъ добродѣтель проявлялась съ самой кроткой и наименѣе-суровой своей формѣ. Съ нравственностью пуританина онъ соединялъ манеры совершеннаго царедворца. Даже послѣ перемѣны въ его привычкахъ, "онъ сохранилъ, говоритъ Кларендонъ, свою природную веселость и живость, а сверхъ всего, чрезвычайную ко всѣмъ вѣжливость." Эти качества отличали его отъ большинства членовъ его секты и его партіи, и, въ великую критическую минуту, въ которой онъ впослѣдствіи игралъ главную роль, принесли едва-ли меньшую пользу странѣ, чѣмъ его тонкая проницательность и неустрашимое мужество.
   Въ январѣ 1621 Гампденъ занялъ свое мѣсто въ палатѣ общинъ. Мать его крайне желала, чтобы сынъ получилъ перство. Его родъ, состояніе и личныя дарованія оправдали бы, во всякое время, притязанія на эту почесть. Но въ царствованіе Іакова I къ палатѣ лордовъ путь былъ короткій. Стоило лишь спросить, заплатить и получить. Продажа титуловъ производилась такъ же открыто, какъ въ наше время продажа мѣстечекъ. Гампденъ отвернулся съ презрѣніемъ отъ унизительныхъ почестей, которыми его семейство желало видѣть его покрытымъ, и присталъ къ партіи оппозиціонной двору.
   Около этого-то времени, какъ справедливо замѣтилъ лордъ Ноджвитъ, парламентская оппозиція начала принимать правильную форму. Съ самыхъ раннихъ временъ англичане пользовались гораздо большимъ количествомъ свободы, нежели досталось на долю какого-либо сосѣдняго народа. Какимъ образомъ случилось, что страна, побѣжденная и порабощенная пришельцами; страна, которой почва раздѣлена была между чужеземными удальцами и которой законы написаны были на чужомъ языкѣ; страна, попавшая въ руки злѣйшей тиранніи, тиранніи касты надъ кастой, могла сдѣлаться мѣстомъ гражданской свободы, предметомъ удивленія и зависти окружающихъ государствъ, -- это составляетъ одну изъ самыхъ темныхъ задачъ въ философіи исторіи. Но фактъ достовѣренъ. Чрезъ полтора столѣтія послѣ норманнскаго завоеванія признана была Великая Хартія. Чрезъ два столѣтія послѣ завоеванія собралась первая палата общинъ. Фруассаръ разсказываетъ намъ, -- да и все повѣствованіе его достаточно подтверждаетъ это, -- что изъ всѣхъ народовъ XIV ст. англичане наименѣе расположены были переносить угнотеніе. "C'est le plus périlleux peuple qui soit au monde, et plus outrageux et orgueilleux" {"Это самый опасный народъ въ мірѣ, и самый обидчивый и гордый".}. Добрый каноникъ не догадался, вѣроятно, что все благоденствіе и внутреннее спокойствіе, которыми наслаждался этотъ опасный народъ, были плодами того нрава, который онъ называетъ гордымъ и обидчивымъ. Онъ однако вполнѣ свидѣтельствуетъ о самомъ явленіи, хотя, по недостатку проницательности, не могъ прослѣдить за нимъ до его причины. "En le royaume d'Angleterre, говоритъ онъ, toutes gens, laboureurs et marchands, ont appris de vivre en paix, et а mener leurs marchandises paisiblement, et les laboureurs labourer." {"Въ Англійскомь королевствѣ, всѣ люди, земледѣльцы и купцы, пріучились жить въ мирѣ, купцы вести мирно свою торговлю, а земледѣльцы обработывать землю."} Въ XV ст., хотя Англія и была потрясаема борьбою между двумя отраслями королев*ской Фамиліи, Физическое и нравственное состояніе народа не переставало улучшаться. Крѣпостное сословіе почти совершенно исчезло. Бѣдствія войны были мало чувствительны, развѣ только для однихъ военныхъ. Притѣсненія правительства были мало чувствительны, развѣ для одной только аристократіи. Учрежденія страны, въ сравненіи съ учрежденіями сосѣднихъ государствъ, не были, по-видимому, недостойны похвалы Фортескью {Sir John Fortescue -- извѣстный судья и литераторъ временъ Іакова I.}. Правленіе Эдуарда IV, хотя мы называемъ его жестокимъ и произвольнымъ, было человѣколюбивое и либеральное, въ сравненіи съ правленіемъ Людовика XI или Карла Смѣлаго. Коминъ, жившій среди богатыхъ городовъ Фландріи и посѣщавшій Флоренцію и Венецію, никогда не встрѣчалъ такъ хорошо управляемаго народа, какъ англійскій. "Or selon mon advis, говоритъ онъ, entre toutes les seigneuries du monde, dont j'ay connoissance, ou la chose publique est mieulx traitée, et ou règne moins de violence sur le peuple, et ou il n'у а nuls édifices abbatus ny démolis pour guerre, c'est Angleterre; et tombe le sort et le malheur sur ceulx qui font la guerre." {"Итакъ, по моему мнѣнію, страна, между всѣми государствами въ мірѣ, о которыхъ мнѣ извѣстно, гдѣ общественныя дѣла управляются наилучше, гдѣ народъ наименѣе подверженъ насилію, гдѣ нѣтъ никакихъ зданій, разрушенныхъ или уничтоженныхъ ради войны -- это Англія; и всѣ бѣдствія падаютъ только на воюющихъ."}
   Въ исходѣ XV и въ началѣ XVI столѣтій вліяніе, бывшее въ рукахъ аристократіи, перешло большею частью къ престолу. Ни одинъ англійскій король никогда не пользовался такою неограниченною властью какъ Генрихъ VIII. Но въ то же время, какъ королевскія прерогативы усиливались на счетъ дворянства, произошли два великіе переворота, которымъ суждено было сдѣлаться виновниками многихъ переворотовъ: изобрѣтеніе книгопечатанія и Реформація.
   Непосредственное дѣйствіе Реформаціи въ Англіи нисколько не благопріятствовало политической ея свободѣ. Власть, которою пользовались папы, почти вся перешла къ королю. Двѣ страшныя силы, служившія часто къ взаимному обузданію, слились въ одномъ деспотѣ. Еслибъ система, по которой дѣйствовали основатели Англійской церкви, могла быть прочною, то Реформація, въ политическомъ значеніи, была бы величайшимъ бѣдствіемъ, какое когда-либо постигло нашу страну. Но система эта скрывала въ себѣ зародыши собственной смерти. Вмѣсто Климбита можно было наименовать главою церкви Генриха; но нельзя было новому порядку вещей придать то благоговѣніе, какое внушалъ старый. Человѣчество не для того сокрушило одно иго, чтобы наложить на себя другое. Первенство римскаго епископа искони почиталось основнымъ началомъ Христіанства. Оно имѣло за собою все, что могло укоренить и укрѣпить предразсудокъ: почтенную древность, высокій авторитетъ, всеобщее согласіе. Оно заучивалось въ первыхъ урокахъ няни. Оно принималось за аксіому во всѣхъ поученіяхъ священника. Отвергнуть его значило разорвать связь между безчисленными понятіями и нанести сильный и гибельный ударъ самому принципу. Однако предразсудокъ этотъ, при всей своей закоренѣлости, не могъ устоять въ великую минуту освобожденія человѣческаго ума. Да и нельзя было ожидать, чтобы общественное мнѣніе, только-что освободившееся съ неслыханнымъ усиліемъ отъ рабства, издревле на немъ тяготѣвшаго, безропотно покорилось тиранніи, не имѣвшей за собой никакихъ древнихъ правъ. На сторонѣ Рима была, по крайней мѣрѣ, давность. Но протестантская нетерпимость; деспотизмъ въ возникшей сектѣ; непогрѣшительность, на которую имѣли притязаніе руководители, сами сознаваясь, что они большую часть жизни провели въ заблужденіи; ограниченія свободы личнаго мнѣнія, произвольно налагаемыя тѣми правителями, которые собственныя свои дѣйствія могли оправдать не иначе, какъ только допуская свободу личнаго мнѣнія, -- были вещи, какихъ нельзя было долго выносить. Тѣ, которые низвергли распятіе, не могли долго продолжать своихъ преслѣдованій за стихарь. Не требовалось большой проницательности для открытія непослѣдовательности и нечестности тѣхъ лицъ, которыя, не соглашаясь почти съ цѣлымъ Христіанскимъ міромъ, не дозволяли никому не соглашаться съ ними; которыя добивались сами свободы совѣсти, а отказывали въ ней другимъ; которыя проклинали преслѣдованія, а сами преслѣдовали; которыя вооружали умъ противъ авторитета одного противника, а авторитетъ -- противъ доводовъ другаго. Боинеръ дѣйствовалъ, по крайней мѣрѣ, согласно своимъ принципамъ. Кранмеръ, обвиненный въ ереси, могъ оправдывать себя только такими доводами, которые обнаружили въ немъ убійцу.
   Система, по которой англійскіе государи, въ продолженіе нѣкотораго времени послѣ Реформаціи, дѣйствовали въ церковныхъ дѣлахъ, не могла быть прочною по слишкомъ очевидной нелѣпости. Общественное мнѣніе подвигалось, тогда правительство подвигалось, но не останавливалось тамъ, гдѣ останавливалось правительство. Тотъ самый толчекъ, который отклонилъ цѣлые милліоны отъ Римской церкви, не переставалъ увлекать ихъ впередъ по тому же направленію. Какъ католики сдѣлались протестантами, такъ точно протестанты дѣлались пуританами; а Тюдоры и Стюарты увидѣли себя столь же безсильными въ отвращеніи послѣдняго явленія, какъ папы въ отвращеніи перваго. Диссентерская партія все болѣе и болѣе росла и крѣпла среди всякихъ невзгодъ и притѣсненій. Она была расколомъ. Правительство стало ее преслѣдовать -- и она превратилась въ оппозицію. Древняя англійская конституція давала ей средства къ сопротивленію государю безъ нарушенія закона. Она составляла большинство въ палатѣ общинъ. Принять или отвергнуть бюджетъ расхода было въ ея рукахъ; и, разумно пользуясь этимъ средствомъ, она могла надѣяться отнять у церкви захваченную ею власть надъ совѣстью людей, а у престола -- нѣкоторыя изъ его обширныхъ прерогативъ, пріобрѣтенныхъ въ послѣднее время на счетъ дворянства и папы.
   Слабые зачатки этой достопамятной борьбы видны уже были на первыхъ порахъ царствованія Елисаветы. Поведеніе послѣдняго ея парламента обнаружило ясно, что готовился одинъ изъ тѣхъ великихъ переворотовъ, которыми политика можетъ руководить, но которыхъ она не въ состояніи остановить. Первую великую побѣду надъ престоломъ одержала палата общинъ по вопросу о монополіяхъ. Дѣйствія необыкновенной женщины, управлявшей въ то время Англіею, могутъ служить отличнѣйшимъ урокомъ для государственныхъ людей, живущихъ въ бурныя времена. Дѣйствія эти показываютъ, какъ глубоко понимала она народъ, которымъ управляла, и критическое время, въ которомъ приходилось ей дѣйствовать. То, что она держала, она держала крѣпко. То, что уступала -- уступала охотно. Замѣтивъ, что необходимо слѣдовало сдѣлать уступку народу, она не дѣлала ее противъ воли и не во-время, какъ дѣло торга и продажи, однимъ словомъ -- какъ это сдѣлалъ бы Карлъ I; но безотлагательно и искренно. Прежде чѣмъ успѣли еще составить билль или поднести ей адресъ, она уже употребляла средства противъ недуга, на которой жаловался народъ. Она изъявляла въ самыхъ горячихъ выраженіяхъ благодарность свою вѣрнымъ своимъ общинамъ за открытіе злоупотребленій, скрываемыхъ отъ нея участниками зла." Еслибъ ея преемники, вмѣстѣ съ короною, наслѣдовали и ея мудрость, то Карлъ I могъ бы умереть въ глубокой старости, а Іаковъ II никогда бы не видѣлъ С.-Жерменскаго замка.
   Послѣ ея смерти королевство перешло въ руки такой личности, которая въ дѣлѣ царствованія считала себя величайшимъ изъ политиковъ когда-либо существовавшихъ, но на самомъ дѣлѣ, была однимъ изъ тѣхъ королей, которыхъ Богъ, кажется, нарочно посылаетъ для ускоренія переворотовъ. Изъ всѣхъ враговъ свободы, которыхъ произвела Британія, онъ былъ самый безвредный и, въ то же время, самый задорный. Въ дѣйствіяхъ своихъ онъ походилъ на того человѣка, который, во время испанской травли быковъ, доводитъ неповоротливое животное до ярости, махая въ воздухѣ кускомъ красной матеріи и бросая по временамъ дротикъ, довольно острый для уязвленія, но слишкомъ малый для нанесенія вреда. Политика осторожныхъ тирановъ состояла всегда въ прикрываніи насильственныхъ поступковъ популярными формами. Іаковъ I навязывалъ всегда своимъ подданнымъ деспотическія свои теоріи безъ малѣйшей надобности. Его безтолковая болтовня раздражала ихъ безконечно болѣе, чѣмъ принужденные займы и добровольныя пожертвованія. На дѣлѣ же, ни одинъ король не стоялъ за свои прерогативы съ меньшимъ упорствомъ, чѣмъ онъ. Онъ не уступалъ добровольно впередъ идущему духу свободы и не употреблялъ сильныхъ мѣръ для остановки его, но отступалъ предъ нимъ съ смѣшною поспѣшностью, хвастовствомъ и бранью. Въ теченіе почти 150 лѣтъ англійскій народъ управляемъ былъ государями, которые, при всѣхъ своихъ слабостяхъ и порокахъ, имѣли всѣ великую силу характера и которыхъ онъ, несмотря на любовь или ненависть къ нимъ, всегда боялся. Теперь, наконецъ, въ первый разъ, съ той минуты когда скипетръ Генриха IV выпалъ изъ рукъ его летаргическаго внука, Англія имѣла короля, котораго она презирала.
   Безумство и пороки человѣка увеличивали презрѣніе, возбужденное слабою политикою государя. Неприличныя придворныя волокитства, привычка грубаго пьянства, которому предавались даже и дамы, были одни достаточны для возбужденія отвращенія въ народѣ, нравы котораго начинали сильно пропитываться суровостью. Но это были бездѣлицы. Открыты были нѣкоторыя преступленія болѣе ужаснаго рода, другія же возбуждали подозрѣніе. Странное дѣло семейства Говри {Графъ Говри и его сыновья старались умертвить Іакова VI, бывшаго тогда королемъ шотландскимъ.} не было забыто. Позорная страсть короля къ его любимцамъ, клятвопреступленія, колдовства, отравы, замышляемыя въ стѣнахъ его дворца главными его любимцами, прощеніе, на которое онъ, съ прямымъ нарушеніемъ своей обязанности и своего слова, соглашался, вслѣдствіе таинственныхъ угрозъ убійцы -- дѣлали его предметомъ омерзѣнія для многихъ его подданныхъ. Какое составилось о немъ мнѣніе между дѣльными и честными людьми, жившими вдали отъ двора, -- мы знаемъ изъ записокъ м-съ Гютчинсонъ. Для Спора и Локусты {О Спорѣ см. т. 1, стр. 350, въ примѣч.-- Локуста -- извѣстная римская отравительница, отъ руки которой погибли Клавдій и Британникъ.} не Англія была мѣстомъ и не XVII столѣтіе временемъ.
   Это было не все. Самыя смѣшныя слабости: педантизмъ, шутовство, болтливость, пошлое любопытство, презрительнѣйшая личная трусость, встрѣчались, по-видимому, въ жалкомъ вайтгольскомъ Соломонѣ. Природа и воспитаніе сдѣлали всевозможное для составленія полнаго образчика всего того, чѣмъ король не долженъ быть. Его неуклюжая фигура, блуждающій глазъ, рахитическая походка, нервныя дрожанія, слюнявый ротъ, рѣзкій шотландскій выговоръ были такія несовершенства, которыя могли встрѣтиться у отличнѣйшихъ и величайшихъ людей. Все это однако дѣлало Іакова и его поступки предметомъ презрѣнія и разрушало тѣ сцѣпленія понятій, которыя возбуждались благородной осанкой предшествовавшихъ государей и были въ сущности не маловажнымъ оплотомъ для королевской власти.
   Государь, на котораго Іаковъ болѣе всего походилъ, былъ, по нашему мнѣнію, Клавдій Цезарь. У обоихъ былъ тотъ же нерѣшительный характеръ, то же ребячество, та же грубость, то же малодушіе. Оба были люди образованные; оба писали и говорили, не то чтобы хорошо, но все-таки до того изрядно, что кажется почти невѣроятнымъ, чтобы столь безтолковые люди могли такъ писать или говорить. Глупости и непристойности Іакова хорошо передаются словами, которыя Светоній употребляетъ относительно Клавдія: "Multa talia, etiam privatis deformia, nedum principi, neque infacundo, neque indocto, immo etiam pertinaciter liberalibus studiis dedito." {"Многія такія вещи, которыя безобразны даже въ частныхъ лицахъ, а подавно въ государѣ, не только не лишенномъ краснорѣчія и учености, но даже съ упорствомъ преданномъ либеральнымь наукамъ."} Светоніево описаніе того, какимъ образомъ римскій государь велъ дѣла, совершенно идетъ къ британскому. In eognofccendo ac decernendo mira varietate animi fuit, modo circumspectus et sagax, modo inconsultus ac prZceps, nonnumquam frivolus amentique similis." {"Въ сужденіяхъ и заключеніяхъ своихъ онъ обнаруживалъ удивительное разнообразіе характера:-- то осторожный и проницательный, то необдуманный и торопливый, иногда пошлый и похожій на сумасшедшаго."} Клавдіемъ управляли послѣдовательно двѣ негодныя женщины; Іаковомъ -- послѣдовательно двое негодныхъ мужчинъ. Даже описаніе наружности Клавдія, которое мы встрѣчаемъ въ древнихъ запискахъ, моглобыво многомъ относиться къ Іакову. "Ceterum et ingredientem destituebant poplite sminus firmi, et remisse quid vel serio agentem multa dehonestabant, risus indecens, iraturpior, spumanle rictu, praetprea lingues titubanlia." {"Впрочемъ у идущаго подгибались даже ослабшія колѣна, и когда онъ занимался чѣмъ-нибудь слегка или серьёзно, то и тутъ многое его обезображивало: непристойный смѣхъ, гнуснѣйшій гнѣвъ съ пѣнящимся ртомъ, и сверхъ того заиканіе."}
   Парламентъ, созванный Іаковомъ вскорѣ послѣ его вступленія на престолъ, оказался непокорнымъ. Второй его парламенгъ, созванный весною 1614 г., былъ еще непокорнѣе. Онъ былъ распущенъ послѣ двухъ-мѣсячнаго засѣданія; и въ продолженіе шести лѣтъ король управлялъ одинъ, не прибѣгая къ законодательной власти. Въ эти шесть лѣтъ печальныя и постыдныя событія внутри и внѣ государства, быстро слѣдовали одно за другимъ: разводъ лэди Эссексъ, убійство Овербери, возвышеніе Вильерса, помилованіе Соммерсета, немилость къ Коку, казнь Ралея, Прагское сраженіе, вторженіе Спинолы въ Пфальцъ, позорное бѣгство зятя англійскаго короля, униженіе протестантскихъ интересовъ на всемъ материкѣ. Испробованы были всѣ чрезвычайные способы, на какіе Іаковъ могъ рѣшиться, чтобы достать денегъ. Онъ нуждался въ деньгахъ больше чѣмъ когда-либо, и принужденъ былъ созвать парламентъ, въ которомъ Гампденъ впервые явился на публичномъ поприщѣ.
   Парламентъ этотъ продолжался около 12-ти мѣсяцевъ. Въ теченіе этого времени онъ не оставилъ безъ должнаго наказанія многихъ лицъ, обогатившихся въ прежнія шесть лѣтъ казнокрадствомъ и монополіею. Мичелль, одинъ изъ привилегированныхъ обиралъ, который купилъ себѣ у королевскаго любимца право грабить народъ, былъ обложенъ денежною пенею и заключенъ пожизненно въ темницу. Момпессонъ -- оригиналъ, какъ говорятъ, Миссинджеровскаго Overreach -- подвергся опалѣ и лишенію своего безчестно-пріобрѣтеннаго имущества. Даже Сэръ Эдуардъ Вильерсъ, братъ Боккингама, счелъ за лучшее оставить Англію. Еще большее имя слѣдуетъ внести въ позорный списокъ. Парламентъ этотъ потребовалъ къ суду того знаменитаго философа, геній котораго на половину искупилъ его память отъ позора заслуженнаго подобострастіемъ, неблагодарностью и продажностью.
   Исправивъ внутреннія злоупотребленія, общины приступили къ разсмотрѣнію состоянія Европы. Король пришелъ на нихъ въ ярость за вмѣшательство въ подобныя дѣла, и, съ свойственнымъ ему сужденіемъ, вовлекъ ихъ въ полемику о происхожденіи ихъ палаты и правъ ея. Увидѣвъ, что нельзя убѣдить, онъ съ гнѣвомъ распустилъ ихъ, отправивъ нѣкоторыхъ зачинщиковъ оппозиціи размышлять въ темницѣ объ его логикѣ.
   Въ промежутокъ времени между распущеніемъ этого парламента и собраніемъ слѣдующаго происходили знаменитыя переговоры относительно инфантины. Мнимый деспотъ жестоко былъ униженъ. Мнимый Соломонъ смѣшно былъ одураченъ. Стини, несмотря на мольбы и слезы любезнаго его папаши и собесѣдника, торжественно увезъ Карлушу {Steeny и baby-Charles -- ласкательныя имена, которыми Іаковъ имѣлъ обыкновеніе называть Боккингама и сына своего, Карла.} въ Мадритъ. Милые ребята, какъ называлъ ихъ Іаковъ, возвратились цѣлы и невредимы, но съ пустыми руками. Великій мастеръ въ дипломатическихъ хитростяхъ вмѣсто испанской невѣсты нашелъ испанскую войну. Въ февралѣ 1624 г. собрался парламентъ, и во все время его засѣданій Іаковъ былъ чистою куклою въ рукахъ своего сынка и своего жалкаго раба и плута. Общины расположены были поддерживать короля въ энергической политикѣ, принятой имъ по внушенію его любимца. Но онѣ вовсе не были расположены ни довѣрять сколько-нибудь ихъ слабому государю и его развратнымъ царедворцамъ, ни ослабѣвать въ своихъ усиліяхъ къ удаленію общественныхъ притѣсненій. Поэтому деньги, вотированныя для войны, онѣ помѣстили въ руки парламентскихъ чиновниковъ. Онѣ обвинили въ подкупѣ казначея, Лорда Мидльсэкса, и издали билль, которымъ монопольныя привилегіи объявлены были незаконными.
   Въ царствованіе Іакова Гампденъ не принималъ въ общественныхъ дѣлахъ никакого значительнаго участія. Однако онъ обращалъ, какъ извѣстно, большое вниманіе на подробности парламентскихъ занятій и мѣстные интересы собственной своей провинціи. Вендоверъ и нѣкоторые другіе бурги, на которые могла разсчитывать народная партія, получили обратно избирательное право, вопреки сопротивленію двора, и обязаны были этимъ въ значительной степени стараніямъ Гампдена.
   Здоровье короля приходило съ нѣкотораго времени въ упадокъ. Онъ скончался 27 марта 1625 г. Въ его слабое правленіе духъ свободы окрѣпъ и созрѣлъ для большой борьбы. Поводомъ къ этой борьбѣ была политика его преемника. Карлъ нисколько не походилъ на отца своего. Онъ не былъ ни слюнтяй, ни педантъ, ни шутъ, ни трусъ. Нелѣпо было бы отвергать въ немъ ученаго и джентльмена, человѣка съ отличнымъ вкусомъ по части изящныхъ искусствъ, и строгой нравственности въ частной жизни. Способности его къ дѣламъ были весьма почтенныя; осанка его была королевская. Но онъ былъ фальшивый, властолюбивый, упрямый, неразвитый, незнающій свойствъ своего народа, незамѣчающій признаковъ своего времени. Весь принципъ его управленія состоялъ въ сопротивленіи общественному мнѣнію; да и не дѣлалъ онъ до тѣхъ поръ этому мнѣнію никакой дѣйствительной уступки пока до его уступокъ или сопротивленій никакого не было болѣе дѣла, и пока народъ, давно уже переставшій любить его и довѣрять ему, не пересталъ наконецъ и бояться его.
   Первый его парламентъ собрался въ іюнѣ 1625 г. Гампденъ засѣдалъ въ немъ какъ депутатъ отъ Вендовера. Король требовалъ денегъ. Общины требовали исправленія злоупотребленій. Между тѣмъ войну нельзя было вести безъ капитала. Намѣреніе оппозиціи состояло, должно быть, въ раздѣленіи расходнаго бюджета на малыя суммы, съ цѣлью предупредить скорое распущеніе парламента. Онѣ выдали королю только двѣ субсидіи и начали жаловаться на то, что корабли его дѣйствовали противъ гугенотовъ во Франціи, и подавать прошенія въ пользу преслѣдуемыхъ въ Англіи пуританъ. Король распустилъ ихъ и собиралъ деньги приказами за своею малою печатью. Сборъ оказался однако гораздо менѣе той суммы, въ которой онъ нуждался; и весною 1626 г. онъ созвалъ другой парламентъ. Въ этомъ парламентѣ Гампденъ опять засѣдалъ отъ Вендовера.
   Общины рѣшили выдать весьма щедрое денежное пособіе, но отложить окончательный пропускъ акта объ этомъ, пока не будутъ удовлетворены всѣ обиды народа. Борьба, послѣдовавшая за симъ, далеко превзошла, по ожесточенію, всѣ до сего происходившія. Общины обвинили Боккингама. Король ввергъ зачинщиковъ обвиненія въ темницу. Общины отвергали право короля взимать безъ ихъ согласія вѣсовыя и грузовыя пошлины. Король распустилъ ихъ. Онѣ издали ремотстранцію. Король издалъ циркулярный манифестъ въ защиту своихъ мѣръ и предалъ строгому заключенію нѣкоторыхъ изъ знаменитѣйшихъ членовъ оппозиціи. Деньги доставались посредствомъ принужденнаго займа, распредѣленнаго между народомъ въ той самой пропорціи, въ какой онъ былъ обложенъ при послѣдней субсидій. По этому-то поводу Гампденъ въ первый разъ выступилъ для защиты основнаго принципа англійской конституціи. Онъ положительно объявилъ, что не дастъ ни гроша. Отъ него потребовали представить на это причины. Онъ отвѣчалъ, "что радъ былъ бы дать, какъ и прочіе, но боялся навлечь на себя то проклятіе Великой хартіи, которое слѣдовало бы прочитывать два раза въ годъ ея нарушителямъ." За этотъ смѣлый отвѣтъ Тайный совѣтъ отправилъ его для строгаго заключенія въ Вестминстерскую тюрьму. Послѣ нѣкотораго времени онъ опять явился на сцену, но упорствовалъ въ своемъ отказѣ и отправленъ былъ на заключеніе въ Гампширъ.
   Правительство продолжало своимъ чередомъ угнетать у себя дома и дѣлать промахи во внѣшней политикѣ. Война противъ Франціи безумно была предпринята и еще безумнѣе ведена. Боккингамъ предводительствовалъ въ экспедиціи противъ острова Ре, и потерпѣлъ постыдную неудачу. Народъ, между тѣмъ, несъ военный постой. Преступленія, подлежавшія вѣдѣнію обыкновенныхъ судовъ, наказывались по военному уставу. Около 80 джентльменомъ было посажено въ тюрьму за отказъ участвовать въ принужденномъ займѣ. Если кто изъ низшаго класса обнаруживалъ малѣйшій признакъ непокорности, то его насильно брали въ матросы, или принуждали служить въ арміи. Деньги собирались однако медленно; и король принужденъ былъ созвать другой парламентъ. Въ надеждѣ примириться съ своими подданными, онъ освободилъ всѣхъ, заключенныхъ за отказъ его незаконнымъ требованіямъ. Гампденъ былъ опять свободенъ, и избранъ вновь депутатомъ Вендовера.
   Въ началѣ 1628 года собрался парламентъ. Въ продолженіе первыхъ засѣданій, общины склонили короля, послѣ многихъ отсрочекъ и увертокъ, дать, въ замѣнъ пяти субсидій, свое полное и торжественное согласіе на этотъ знаменитый документъ, вторую Великую хартію правъ Англіи, который извѣстенъ подъ именемъ Прошенія о Правѣ. Соглашаясь на этотъ жъ, король обязывался не взимать никакихъ налоговъ безъ согласія парламента, и не заключать никого безъ суда въ темницу, не обременять болѣе народъ военнымъ постоемъ и не подчинять своихъ подданныхъ юрисдикціи какихъ-либо судовъ, кромѣ обыкновенныхъ.
   Лѣтомъ, этотъ достопамятный парламентъ былъ отсроченъ. Онъ собрался опять въ январѣ 1629 года. Боккингама уже болѣе не было. Этотъ слабый, насильственный и развратный удалецъ, добившійся, -- безъ всякихъ другихъ дарованій или познаній, кромѣ присущихъ обыкновенному царедворцу, -- въ великую критическую минуту внѣшней и внутренней политики, до мѣста перваго министра, палъ во время парламентскихъ вакацій, отъ руки убійцы. Какъ до его смерти, такъ и послѣ, война велась слабо и безуспѣшно. Король, прямо нарушая Прошеніе о Правѣ, продолжалъ взимать грузовыя и вѣсовыя пошлины безъ согласія парламента. Народъ опять несъ военный постой; и общины увидѣли ясно, что пять субсидій, которыми онѣ думали искупить народныя права, даны были напрасно.
   Онѣ собрались слѣдственно не въ угодливомъ настроеніи. Онѣ вошли въ самое серьезное разсмотрѣніе правительственныхъ мѣръ касательно грузовыхъ и вѣсовыхъ пошлинъ. Онѣ потребовали къ своей рѣшеткѣ таможенныхъ чиновниковъ. Онѣ допрашивали судей казначейства. Онѣ посадили въ тюрьму одного изъ лондонскихъ шериффовъ. Сэръ Джонъ-Эліотъ, знаменитый членъ оппозиціи и закадычный другъ Гампдена, предложилъ постановленіе, осуждающее неконституціонный налогъ. Президентъ объявилъ, что король приказалъ ему не пускать такихъ вопросовъ на голоса. Это объявленіе произвело самые сильные порывы чувствъ, когда-либо видѣнные въ стѣнахъ парламента. Гейманъ горячо возражалъ противъ гнусной рѣчи, которая слышалась съ президентскаго кресла. Эліотъ швырнулъ на полъ палаты бумагу, заключавшую въ себѣ его предложеніе. Валентайнъ и Голлисъ открытою силою держали президента на его мѣстѣ и читали предложеніе среди самыхъ громкихъ восклицаній. Двери были заперты на ключъ. Ключъ положенъ былъ на столъ. Black-Rod {Black-Rod-- должностное лицо, причисленное къ англійскому ордену Подвязки, названо такъ по черному жезлу, составляющему знакъ его достоинства. Black-Rob числится также при королевскомъ кабинетѣ и есть вмѣстѣ съ тѣмъ экзекуторъ парламента.} напрасно добивался входа стукомъ. Послѣ нѣсколькихъ сильныхъ постановленій, палата отсрочилась. Въ день назначенный для ея собранія она распущена была королемъ и нѣкоторые изъ знаменитѣйшихъ ея членовъ, въ томъ числѣ Голлисъ и сэръ Джонъ Эліотъ, были отправлены въ тюрьму.
   Хотя Гампденъ мало до сихъ поръ принималъ участія въ преніяхъ палаты, но онъ былъ членомъ многихъ очень важныхъ комитетовъ и, при этомъ много читалъ и писалъ о парламентскихъ правахъ. Рукописный томъ парламентскихъ случаевъ, который существуетъ до сихъ поръ, содержитъ многія извлеченія изъ его замѣтокъ.
   Тутъ онъ удалился для занятій и наслажденій деревенской жизни. Въ продолженіе одиннадцати лѣтъ, протекшихъ послѣ распущенія парламента 1628 года, онъ жилъ въ своемъ помѣстьи, въ одной изъ прекраснѣйшихъ мѣстностей Боккингамскаго графства. Домъ, который съ тѣхъ поръ подвергся значительной перемѣнѣ и который, мы думаемъ, находится теперь почти въ совершенномъ небреженіи, былъ древнимъ англійскимъ замкомъ, построеннымъ во времена Плантагенетовъ и Тюдоровъ. Онъ стоялъ на вершинѣ холма, возвышающагося надъ узкой долиной. Обширные, окружающіе его лѣса, прорѣзаны были длинными аллеями. Одну изъ этихъ аллей дѣдъ этого великаго государственнаго человѣка прорубилъ для пріѣзда Елисаветы, и отверстіе это, понынѣ видимое на разстояніи многихъ миль, сохранило названіе "Queen's Gap". Въ этомъ прелестномъ убѣжищѣ Гампденъ провелъ многіе годы, исполняя съ большою дѣятельностью всѣ обязанности джентльмена-помѣщика и судьи, и проводя время между книгами и полевой охотой.
   Въ своемъ уединеніи онъ не забывалъ о гонимыхъ друзьяхъ своихъ. Въ особенности онъ велъ дружную переписку съ сэромъ Джономъ Эліотомъ, заключеннымъ въ Тоуэрѣ. Лордъ Ноджентъ издалъ многія изъ писемъ. Можетъ-быть мы находимся подъ вліяніемъ воображенія, но намъ кажется, что каждое изъ нихъ составляетъ удивительное поясненіе нѣкоторыхъ сторонъ характера Гампдена, начертаннаго Кларендономъ.
   Часть переписки относится къ двумъ сыновьямъ сира Джона Эліота. Эти молодые люди были буйнаго и вѣтренаго нрава; и отецъ ихъ, находясь теперь въ разлукѣ съ ними, безпокоился, естественно, объ ихъ поведеніи. Онъ наконецъ рѣшился отправить одного изъ нихъ во Францію, а другаго на службу въ Нидерландскую кампанію. Письмо, которое мы прилагаемъ, показываетъ, что Гампденъ, хотя строгій къ самому себѣ, не былъ немилостивъ къ другимъ, и что его пуританизмъ оказывался совершенно совмѣстнымъ съ чувствами и наклонностями образованнаго джентльмена. Оно также удивительно-хорошо объясняетъ то, что было сказано о немъ Кларендономъ: "Онъ былъ той рѣдкой кротости и хладнокровія въ спорахъ, и такого, повидимому, смиренія и подчиненности въ сужденіи, какъ будто у него не было собственнаго мнѣнія, а было только желаніе узнать и поучаться. Однако, онъ такъ тонко умѣлъ дѣлать вопросы и, подъ видомъ сомнѣнія, внушать свои возраженія, что вливалъ свои мнѣнія въ тѣхъ, отъ которыхъ онъ, казалось, учился и принималъ ихъ."
   Письмо продолжается такъ: "Я до того отлично знакомъ съ вашимъ яснымъ, глубокимъ пониманіемъ человѣческихъ наклонностей, и вашею способностью примѣнять ихъ къ соотвѣтственнымъ поприщамъ, что еслибъ вы распорядились моими сыновьями, какъ вы поступили съ вашими собственными, умъ мой едва-ли посмѣлъ бы подвергнуть это разбору, въ особенности, когда, при начертаніи плана, вы предупредили возраженія, которыя можно было бы противъ него сдѣлать. Ибо, если м-ръ Ричардъ Эліотъ въ свободное отъ военныхъ дѣйствій время, соединитъ теорію съ практикой и украситъ свой живой умъ цвѣтами размышленія, то онъ возбудитъ въ насъ ожиданіе увидѣть въ немъ новаго сэра Эдуарда Вира, который былъ такого характера -- все лѣто въ полѣ, всю зиму въ учебномъ кабинетѣ, и въ паденіи котораго слава этого королевства понесла великую потерю; а какъ вы рѣшеніе это приняли посовѣтовавшись -- въ чемъ не сомнѣваюсь -- съ величайшею мудростью, то я надѣюсь и молюсь, чтобы та же сила увѣнчала его благословіемъ, соотвѣтственнымъ нашему желанію. Путь, который избираете вы для другаго моего друга, нисколько не обнаруживаетъ въ васъ послѣдователя эксетерскаго епископа {Голль, епископъ эксетерскій, сильно возражалъ, какъ въ стихахъ, такъ и въ прозѣ, противъ моды отправлять знатную молодежь путешествовать.}, мнѣній котораго и я тоже не слѣпой поклонникъ. Но еслибъ спрашивалось мое мнѣніе, то я, какъ обыкновенно привыкъ это дѣлать, скорѣе обнаружилъ бы способность мою возбуждать возраженія, нежели отвѣчать на нихъ. Средній выборъ между Франціею и Оксфордомъ могъ бы удалить его недоумѣнія съ большею пользою для его возраста -- ибо хотя онъ одинъ изъ тѣхъ молодыхъ людей, который -- судя о его возрастѣ не по годамъ, а по уму -- не оказался бы малолѣтнымъ въ случаѣ завтрашней вашей смерти, однако это большой, мнѣ кажется, рискъ видѣть столь нѣжную натуру безъ всякой дальнѣйшей охраны, посреди народа, у котораго религія является, большею частью, суевѣріемъ въ безбожіи, а поведеніе -- щепетильностью въ безнравственности. Но Богъ, который одинъ знаетъ періоды жизни и будущее, назначилъ его, надѣюсь, заранѣе для собственной его службы, и возбудилъ вашу предусмотрительность, чтобы заблаговременно сберечь его для великихъ дѣлъ. Онъ тогда навѣрное найдетъ во Франціи того, кого Авраамъ нашелъ въ Сихемѣ, а Іосифъ въ Египтѣ, и подъ единымъ крыломъ котораго обрѣтается совершенная безопасность."
   Сэръ Джонъ Эліотъ занимался, въ продолженіе своего заключенія, составленіемъ трактата о правленіи, который онъ передалъ другу. Отзывы Гампдена рѣзко-характеристичны. Они написаны со всей той "чрезвычайной вѣжливостью", которую приписываетъ ему Кларендонъ. Возраженія сдѣланы до такой степени деликатно, что едва-ли ими могъ бы оскорбиться самый раздражительный авторъ. Мы видимъ тоже, какъ высоко Гампденъ цѣнилъ въ чужихъ сочиненіяхъ ту сжатость, которая была одною изъ разительнѣйшихъ особенностей его собственнаго краснорѣчія. Слогъ сэра Джона Эліота былъ, кажется, слишкомъ многословенъ, и нельзя не удивляться ловкости, съ какою Гампденъ передаетъ это. "Произведеніе это, говоритъ Гампденъ, есть совершеннѣйшее изображеніе модели, какое только можетъ быть начертано перомъ, -- живой признакъ широкаго ума; предметъ, метода и выраженіе превосходны и однородны, и, признаюсь, душа моя, нѣсколько превышаетъ мои похвалы. Слова мои не могутъ живо выразить ихъ. Говоря, однако, болѣе по откровенности, чѣмъ по уму, не доставила ли бы модель меньшаго размѣра полное изображеніе этого предмета, не уменьшеніемъ, но сжатіемъ частей? Я желаю узнать это. Не смѣю утверждать. Много, кажется, варіацій на каждую частность, -- всѣ, признаюсь, превосходны. Источникъ былъ полонъ, а русло узко, -- это могло быть причиною; или авторъ походилъ на Виргилія, который значительно, болѣе сочинялъ стиховъ, нежели имѣлъ намѣреніе. Еслибъ я видѣлъ всѣ его стихи, то, для извлеченія изъ нихъ настоящаго числа, могъ бы легко сказать, чтобы онъ уменьшилъ ихъ; но еслибъ онъ заставилъ меня сказать ему, которые изъ нихъ онъ долженъ сберечь, то я сталъ бы въ тупикъ."
   Письмо это очевидно принадлежитъ человѣку не только съ хорошимъ умомъ и хорошимъ природнымъ вкусомъ, но и человѣку, знакомому съ литературною жизнью. Объ ученыхъ занятіяхъ Гампдена мало извѣстно. Но какъ одно время имѣлось въ виду поручить ему воспитаніе принца Валлійскаго, то нельзя сомнѣваться въ томъ, что познанія его были значительны. Давила, говорятъ, былъ однимъ изъ его любимыхъ писателей. Умѣренность мнѣній Давилы, ясность и сила его слога не могли не рекомендовать его столь разсудительному читателю. Ничего нѣтъ невѣроятнаго, что параллель между Франціею и Англіею, гугенотами и пуританами поразила уже Гампдена, и что онъ чувствовалъ уже въ себѣ способности, которыя не были несоотвѣтственны возвышенной роли Колиньи.
   Въ то время, какъ онъ былъ занятъ этимъ дѣломъ, его постигло тяжкое семейное несчастье. Жена его, родившая девятерыхъ дѣтей, умерла лѣтомъ 1634 года. Она покоится въ Гампденской приходской церкви, подлѣ господскаго дома. Нѣжныя и сильныя выраженія надгробной ея надписи свидѣтельствуютъ до сихъ поръ о горькой скорби ея супруга и утѣшеніи, которое онъ находилъ въ полной надеждѣ на безсмертіе.
   Между тѣмъ, общественныя дѣла принимали видъ все болѣе и болѣе сумрачный. Здоровье Эліота упало подъ тяжестью незаконнаго, многолѣтняго заточенія. Хотя бы свобода была для него жизнью, славный страдалецъ отказался купить эту свободу признаніемъ власти, державшей его въ заключеніи. Вслѣдствіе представленій его докторовъ, стѣснительная строгость была нѣсколько ослаблена. Но это было напрасно. Онъ чахнулъ и скончался мученикомъ того хорошаго дѣла, за которое другу его Гампдену назначено было встрѣтить болѣе блестящую, но не болѣе почетную смерть.
   Всѣ обѣщанія короля были безсовѣстно и безстыдно нарушены. Прошеніе о правѣ, на которое, вслѣдствіе надлежащимъ образомъ отсчитанныхъ ему суммъ, онъ далъ торжественное согласіе, ставилось ни во что. Налоги взимались королевскою властью. Раздавались монопольные патенты. Древніе обычаи феодальныхъ временъ сдѣлались предлогомъ къ тому, чтобы мучить народъ поборами, неизвѣстными въ продолженіе многихъ лѣтъ. Пуританъ преслѣдовали съ жестокостью, достойною инквизиціоннаго суда. Они принуждены были бѣжать изъ родины. Ихъ заключали въ темницы. Ихъ бичевали. У нихъ отрѣзывали уши. Имъ разрѣзывали носы. Ихъ щеки клеймили до-красна раскаленнымъ желѣзомъ. Но жестокость гонителя не могла ослабить твердости жертвъ. Изувѣченные защитники свободы снова презирали мщеніемъ Звѣздной палаты, возвращались съ неменьшею рѣшимостію къ мѣсту ихъ славнаго позора и снова подставляли остатки своихъ ушей подъ ножъ палача для окончательнаго ихъ истребленія. Отважная секта росла и процвѣтала наперекоръ всему, что могло, повидимому, препятствовать ея росту, глубоко пускала свои корни въ безплодную почву и далеко простирала свои вѣтви къ суровому небу. Народъ толпился около позорнаго столба Принна съ большимъ уваженіемъ, нежели онъ оказывалъ Манварингу у налоя; тщательно собиралъ лохмотья, обагренныя кровью Бортна, съ благоговѣніемъ, какое перестали уже внушать митры и стихари {William Prynne, ученый пуританинъ, былъ приговоренъ къ лишенію ушей у позорнаго столба за изданныя имъ сочиненія: "Histrio-Maslix" и "News from Ipswich". Онъ былъ членомъ Долгаго парламента за Ньюпортъ, и впослѣдствіи однимъ изъ дѣятельнѣйшихъ участниковъ реставраціи Карла II.-- Mainwaring, докторъ богословія, проповѣдникъ ученія о безусловномъ повиновеніи верховной власти, во времена Карла I.-- Burton, ученый священникъ, потерпѣвшій, за свои богословскія сочиненія, одинаковую участь съ Принномъ.}.
   За дурное управленіе этого бѣдственнаго періода Карлъ преимущественно былъ отвѣтственъ. Послѣ смерти Боккингама, онъ самъ, повидимому, былъ первымъ своимъ министромъ. Впрочемъ, онъ имѣлъ двоихъ совѣтниковъ, которые, въ нетерпимости и беззаконномъ насиліи, или помогали ему, или опережали его; одинъ былъ суевѣрный пустомеля, на столько честный, на сколько подлая натура его допускала это; другой -- человѣкъ весьма храбрый и способный, но необузданный, вѣроломный, испорченный и жестокій. .
   Никогда физіономіи не характеризовали рѣзче личностей, какъ физіономіи Лода и Страффорда, какими онѣ являются на портретахъ, сдѣланныхъ самою искусною кистью того времени. Низкій лобъ, сжатыя черты лица, пронырливые глаза прелата, удивительно согласуются съ его наклонностями. Они рисуютъ низшій родъ св. Доминика, отличающійся отъ свирѣпаго и мрачнаго фанатика, основавшаго инквизицію, какъ -- еслибъ мы представили себѣ это -- отличается отродіе злой вѣдьмы отъ архангела тьмы. Мы чувствуемъ порывы негодованія, читая сужденія его преосвященства, читая составленный имъ отчетъ, въ которомъ онъ показываетъ, что отправилъ нѣкоторыхъ отступниковъ въ тюрьму, и умоляетъ о королевской помощи противъ другихъ. Мы обращаемся къ его дневнику, и насъ обдаетъ вдругъ такимъ холодомъ, какой можетъ произвести только презрѣніе. Здѣсь узнаемъ мы, какъ упалъ портретъ его и какъ онъ боялся, чтобы это паденіе не было предзнаменованіемъ; какъ ему снилось, что герцогъ Боккингамъ проходилъ къ нему къ постели, что король Іаковъ прошелъ мимо, что онъ видѣлъ Томаса Флаксни въ зеленой одеждѣ, и епископа Вустерскаго съ окутанными въ бѣлье плечами. Въ началѣ 1627 года, сонъ этой великой красы церкви былъ, кажется, очень встревоженъ. Пятаго января онъ видѣлъ веселаго старика, по имени Гровъ, лежавшаго на землѣ со сморщеннымъ лицемъ. Четырнадцатаго числа того же достопамятнаго мѣсяца онъ видѣлъ какъ епископъ Линкольнскій прыгнулъ на лошадь и ускакалъ. День или два послѣ этого ему снилось, что онъ подавалъ королю пить въ серебряной кружкѣ, и что король не принялъ это, а спросилъ стаканъ. Потомъ ему снилось, что онъ сдѣлался папистомъ; это единственное изъ всѣхъ его сновидѣній, которое, по нашимъ догадкамъ, прошло чрезъ рогатыя ворота {См. Апокалипсисъ.}. Но изъ видѣній этихъ наше любимое то, которымъ онъ, по его разсказу, наслаждался въ ночь пятницы, 9 февраля 1627 года. "Мнѣ снилось, говоритъ онъ, что у меня была цынга; и что вдругъ всѣ зубы мои начали шататься. Одинъ въ особенности, въ нижней челюсти, который едва могъ удержать въ ней пальцемъ пока не позвалъ на помощь." Вотъ человѣкъ, который долженъ былъ имѣть верховный надзоръ за мнѣніями великаго народа!
   Но Вентвортъ, -- кто произноситъ когда-либо имя его, не думая объ этихъ суровыхъ, мрачныхъ чертахъ лица, облагороженныхъ ихъ выраженіемъ болѣе чѣмъ до величія древняго Юпитера; объ этомъ челѣ, этомъ глазѣ, этихъ ланитахъ, этихъ устахъ, гдѣ, какъ въ лѣтописи, начертаны событія многихъ бурныхъ и злополучныхъ годовъ, выполненіе громадныхъ предпріятій, непоколебимость въ страшныхъ опасностяхъ, безпощадное пользованіе властью, неустрашимость въ вынесенныхъ страданіяхъ; о томъ твердомъ взорѣ, столь полномъ суровости, грустной озабоченности, глубокой думы, безстрашной рѣшимости, предвѣщающей, по-видимому, страшную судьбу и въ то же время презирающей ею -- о взорѣ, который грозно смотритъ на насъ съ живаго полотна Ван-Дика? Даже нынѣ гордый графъ приводитъ въ страхъ потомство, какъ приводилъ въ страхъ своихъ современниковъ, и возбуждаетъ то же участіе, представленный предъ судомъ исторіи, какое возбуждалъ у рѣшетки палаты лордовъ. Мы невольно чувствуемъ иногда къ его памяти нѣкоторую слабость, похожую на ту, которую производила защита его, какъ разсказываетъ намъ Сэръ Джонъ Денгамъ, въ Вестминстерской залѣ.
   Этотъ великій, мужественный, злой человѣкъ поступилъ въ палату общинъ въ одно время съ Гампденомъ, и держался одной съ нимъ стороны. Оба были изъ числа богатѣйшихъ и могущественнѣйшихъ коммонеровъ въ королевствѣ; оба равномѣрно отличались силою характера и личнымъ мужествомъ. Гампденъ имѣлъ болѣе разсудка и проницательности, чѣмъ Вентвортъ. Но ни одинъ ораторъ того времени не могъ равняться съ Вентвортомъ въ силѣ и блескѣ выраженія. Въ 1626 оба эти знаменитые мужа отправлены были королемъ въ темницу. Вентвортъ, бывшій въ числѣ предводителей оппозиціи, за свое поведеніе въ парламентѣ; Гампденъ, не принимавшій до-сихъ-поръ особеннаго участія въ преніяхъ, -- за отказъ платить незаконно-наложенныя подати.
   Здѣсь путь ихъ раздѣляется. Послѣ смерти Боккингама, король пытался привлечь на свою сторону нѣкоторыхъ изъ коноводовъ оппозиціи, и Вентвортъ былъ въ числѣ тѣхъ, которые уступили обольщенію. Онъ отказался отъ своихъ сообщниковъ, и впослѣдствіи всегда ненавидѣлъ ихъ съ непримиримою ненавистью переметчика. Высокіе титулы и важныя должности посыпались на него. Онъ сдѣлался графомъ Страффордомъ, намѣстникомъ Ирландіи, президентомъ Сѣвернаго совѣта {Іоркскій совѣтъ.}, и употреблялъ всю власть свою для сокрушенія тѣхъ правъ, за которыя онъ былъ знаменитѣйшимъ бойцемъ. Его совѣты касательно общественныхъ дѣлъ были бѣшены и самовольны. Его переписка съ Лодомъ слишкомъ достаточно доказываетъ, что правленіе безъ парламента, правленіе мечемъ, было любимымъ его планомъ. Онъ негодовалъ даже на то, что судебныя дѣла частныхъ лицъ не были подчинены королевской власти. Ему больно было бы дать суду королевской скамьи и суду общихъ тяжбъ даже ту степень свободы, которая давалась парламенту Франціи самымъ неограниченнымъ изъ Бурбоновъ. Въ Ирландіи, гдѣ онъ занималъ мѣсто короля, практика его была въ точномъ согласіи съ его теоріею. Онъ поставилъ власть исполнительную выше власти судебной. Онъ не дозволялъ никому оставлять островъ безъ его разрѣшенія. Онъ установилъ обширныя монополіи для своей частной выгоды. Онъ произвольно налагалъ подати. Онъ взималъ ихъ посредствомъ военной силы. Нѣкоторыя изъ его дѣйствій описаны даже пристрастнымъ Кларендономъ, какъ дѣйствія сильныя, дѣйствія, обнаруживавшія чрезмѣрно повелительную натуру, дѣйствія возбудившія негодованіе и ужасъ въ людяхъ степенныхъ и безстрастныхъ, дѣйствія крайняго притѣсненія. По самому ничтожному обвиненію, добылъ онъ отъ военнаго суда смертный приговоръ противъ оскорбившаго его знатнаго лица. Онъ сманилъ невѣстку лорда-канцлера Ирландіи и приказалъ этому вельможѣ распорядиться своимъ помѣстьемъ согласно желаніямъ леди. Канцлеръ отказался. Намѣстникъ удалилъ его отъ должности и ввергъ въ темницу {Первый былъ лордъ Моунтморрисъ, второй -- лордъ Эляй.}. При порицаніи насильственныхъ мѣръ Долгаго парламента, не слѣдуетъ забывать, отъ какой тиранніи онѣ искупили народъ.
   Въ числѣ низшихъ орудій Карла были: главный судья Финчъ и Ной, генеральный атторней. Ной, подобно Вентворту, поддерживалъ дѣло свободы въ парламентѣ, и, подобно Вентворту, отказался отъ этого ради мѣста. Онъ затѣялъ, вмѣстѣ съ Финчемъ, планъ поборовъ, который совершенно отчуждалъ народъ отъ престола. Король издалъ указъ, которымъ повелѣвалось, чтобы лондонское Сити снарядило и вооружило военные корабли въ его распоряженіе. Подобные указы разосланы были во всѣ приморскіе города. Мѣры эти, хотя и были прямымъ нарушеніемъ Прошенія о правѣ, но въ ихъ пользу было по крайней мѣрѣ нѣкоторое указаніе на прежніе примѣры. Спустя же нѣсколько времени правительство сдѣлало шагъ, который не имѣлъ подобнаго примѣра въ свою защиту: оно разослало приказы о корабельной подати во внутреннія графства. Это было такое превышеніе власти, на которое не отважилась и сама Елисавета, даже въ то время, когда всѣ законы можно было съ приличіемъ заставить склониться подъ высочайшій законъ -- спасеніе государства. Отъ внутреннихъ провинцій не требовалось выставлять корабли, или платить деньги вмѣсто кораблей, даже и тогда, когда армада приближалась къ берегамъ нашимъ. Казалось нестерпимымъ, чтобы государь, который согласіемъ своимъ на Прошеніе о правѣ, отказался отъ взиманія корабельной подати даже въ приморскихъ портахъ, первый началъ взимать ее въ тѣхъ частяхъ королевства, гдѣ ее не знали при самыхъ неограниченныхъ его предшественникахъ.
   Кларендонъ явно допускаетъ, что налогъ этотъ имѣлъ цѣлью не только содержать флотъ, "но и быть источникомъ, бездоннымъ магазиномъ и непрерывнымъ запасомъ для всякой надобности". Народъ хорошо понималъ это; и отъ одного конца Англіи до другаго общественное мнѣніе сильно взволновалось.
   Боккингамширъ обложенъ былъ кораблемъ въ 450 тоннъ, или суммою въ 4,500 ф. стерл. На долю Гампдена пришлась весьма малая сумма, даже до того малая, что шерифъ получилъ выговоръ за обложеніе такого богатаго человѣка столь низкою податью. Хотя требуемая сумма была бездѣлица, но принципъ этого дѣла былъ страшно важенъ. Гампденъ, послѣ совѣщанія съ отличнѣйшими конституціонными юристами того времени, отказался платить эти нѣсколько шиллинговъ, которыми былъ обложенъ, и рѣшился подвергнуться всѣмъ неизбѣжнымъ издержкамъ и вѣроятной опасности, чтобы довести до торжественнаго всеуслышанія эту великую полемику между престоломъ и народомъ. "До этого времени, говоритъ Кларендонъ, онъ больше пользовался извѣстностью въ своей провинціи, чѣмъ общественнымъ вниманіемъ и славою въ королевствѣ, но тутъ онъ сдѣлался предметомъ всеобщаго разговора; каждый спрашивалъ, кто и что такое былъ человѣкъ, который осмѣлился взять на себя защиту свободы и блага королевства?"
   Въ исходѣ 1636 года это великое дѣло поступило въ палату казначейства на разсмотрѣніе всѣхъ судей Англіи. Главнымъ адвокатомъ противъ указа былъ знаменитый Оливеръ Сентъ-Джонъ, человѣкъ меланхолическаго темперамента, скромной наружности и, до того времени, мало извѣстный въ Вестммистерской залѣ, но огромныя дарованія котораго не ускользнули отъ проницательнаго глаза Гампдена. Генеральный атторней и генеральный солиситоръ говорили въ защиту престола.
   Доводы адвоката заняли много дней; а палата казначейства употребила на обсужденіе ихъ много времени. Мнѣнія судей раздѣлились. Законъ до того явно былъ въ пользу Гампдена, что хотя мѣста, занимаемыя судьями, зависѣли отъ королевскаго произвола, большинство противъ Гампдена было самое ничтожное. Изъ числа 12-ти -- пять оказались въ его пользу. Остальные семь подали голоса за указъ.
   Единственный результатъ такого рѣшенія былъ тотъ, что общественное негодованіе сдѣлалось сильнѣе и глубже. "Приговоръ, говоритъ Кларендонъ, принесъ больше пользы и славы осужденному джентльмену, нежели выгоды королю". Мужество, оказанное при этомъ случаѣ Гампденомъ, какъ разсказываетъ намъ тотъ же историкъ, "подняло его славу повсемѣстно въ цѣломъ королевствѣ на огромную высоту". Даже царедворцы и коронные юристы отзывались о немъ съ уваженіемъ. "Его поведеніе, говоритъ Кларендонъ, во все это движеніе было рѣдкой скромности и хладнокровія, такъ что даже тѣ, которые близко наблюдали за нимъ, чтобы какъ-нибудь взять верхъ надъ нимъ и поколебать его рѣшимость въ этомъ дѣлѣ, были принуждены отдать ему полную справедливость." Но поведеніе его, хотя и возбудило глубочайшее уваженіе въ "лордѣ Фокландъ, и вызвало похвалы генералъ-солиситора Герберта, разожгло еще свирѣпѣйшимъ пламенемъ вѣчно-пылавшую ненависть Страффорда. Министръ этотъ, въ письмахъ своихъ къ Лоду, ропталъ на снисходительность, съ какою обращались съ Гампденомъ. "Право, писалъ онъ, еслибъ съ этими людьми поступить справедливо, то ихъ слѣдовало бы проучить розгой." Потомъ онъ повторяетъ: а я все-таки желаю, чтобы м-ра Гампдена и подобныхъ ему хорошо проучили розгой. И еслибъ ихъ сѣкли не больно, то мнѣ было бы очень досадно".
   Личность Гампдена едва ли была теперь въ безопасности. Его благоразуміе и умѣренность дѣлали до сихъ поръ тщетными ожиданія тѣхъ, которые рады были бы имѣть предлогъ для отправленія его въ тюрьму къ Эліоту. Но онъ зналъ, что глазъ тирана устремленъ на него. Въ 1637 году дурное управленіе достигло высшей точки своей. Восемь лѣтъ прошло безъ парламента. Рѣшеніемъ палаты казначейства вся собственность англійскаго народа находилась въ распоряженіи престола. Около того же времени, когда рѣшеніе это было объявлено, Приннъ, Баствикъ {John Bastwick -- врачъ и литераторъ, подвергшійся одинаковому съ Бортномъ преслѣдованію за сочиненія свои, направленныя противъ церкви (ум. 1650).} и Бортнъ, по приговору Звѣздной палаты, были изувѣчены и отправлены гнить въ отдаленныхъ темницахъ. Имущество и личность всякаго, кто сопротивлялся двору, зависѣли отъ его произвола.
   Гампденъ рѣшился оставить Англію. Нѣкоторые изъ преслѣдуемыхъ пуританъ образовали, по ту сторону Атлантическаго океана, въ Коннектикутской пустынѣ, колонію, которая сдѣлалась съ тѣхъ поръ цвѣтущею республикою, и, не смотря на протекшее время и перемѣну въ правленіи, все еще сохраняетъ нѣкоторый характеръ, данный ей первыми ея основателями. Планъ этого переселенія начертанъ былъ первоначально лордомъ Сеемъ и лордомъ Брукомъ. Съ Гампденомъ заранѣе совѣщались объ этомъ. Теперь онъ желалъ, кажется, сдѣлаться недоступнымъ для гонителей, которые, какъ онъ вѣроятно подозрѣвалъ, и какъ вамъ извѣстно, намѣревались наказать его за мужественное сопротивленіе ихъ тиранніи. Ему сопутствовалъ родственникъ его, Оливеръ Кромвелль, на котораго онъ имѣлъ большое вліяніе и въ которомъ онъ одинъ, подъ наружнымъ видомъ грубости и безумства, открылъ тѣ великія и повелительныя способности, которыя впослѣдствіи возбуждали удивленіе и страхъ Европы.
   Двоюродные братья взяли себѣ мѣста на кораблѣ, стоявшемъ на якорѣ въ Темзѣ и назначенномъ для отплытія въ Сѣверную Америку. Они находились уже на палубѣ, когда появился приказъ совѣта, воспрещавшій ему отплытіе. Въ то же время задержаны были и семь другихъ кораблей, наполненныхъ эмигрантами.
   Гампденъ и Кромвелль остались, а съ ними остался и злой геній дома Стюартовъ. Тутъ именно наступилъ поворотъ счастія въ общественныхъ дѣлахъ. Король рѣшился измѣнить церковныя учрежденія Шотландіи, введеніемъ въ общественное богослуженіе этого королевства обрядовъ, которые масса шотландскаго народа считала папистскими. Эта нелѣпая попытка произвела сперва неудовольствіе, потомъ возмущенія и, наконецъ, явное возстаніе. Въ Эдинбургѣ учреждено было временное правительство, и власти его подчинилось цѣлое королевство. Правительство это собрало войско, назначило полководца и созвало соборъ шотландской церкви. Въ это время изданъ былъ знаменитый документъ, подъ именемъ Ковенанта, получившій единодушное утвержденіе народа.
   Къ зачаткамъ этого страшнаго возстанія король и его совѣтники относились съ какимъ-то страннымъ небреженіемъ. Но къ концу 1638 года опасность становилась настоятельною. Карлъ собралъ войско и въ началѣ слѣдующей весны отправился къ сѣверу, во главѣ достаточной, по-видимему, силы для приведенія ковенантеровъ къ покорности.
   Но Карлъ поступалъ въ этомъ случаѣ точно такъ же, какъ онъ поступалъ во всѣхъ важныхъ случаяхъ въ теченіе всей своей жизни. Послѣ угнетеній, угрозъ и хвастовства, наступали колебанія и неудачи. Онъ былъ неумѣстно храбръ и неумѣстно трусливъ. Онъ обнаружилъ бы мудрость свою, еслибъ испугался прежде, чѣмъ прочитана была литургія въ церкви св. Эгидія. Онъ отложилъ свои опасенія до тѣхъ поръ, пока не достигъ съ войскомъ шотландской границы. Тогда, послѣ ничтожной кампаніи, онъ заключилъ договоръ съ возставшими и удалилъ свою армію. Но условія примиренія не были соблюдены. Обѣ стороны обвиняли одна другую въ вѣроломствѣ. Шотландцы отказались сложить оружіе. Король находился въ большомъ затрудненіи снова собрать свои войска. Послѣдній походъ истощилъ его казну. Доходы слѣдующаго года забраны были впередъ. Въ другое время онъ попытался бы пополнить недочетъ незаконными средствами; но теперь, когда часть острова находилась въ возстаніи, такая мѣра была бы очевидно опасною. Необходимо было созвать парламентъ. Послѣ одиннадцати-лѣтняго страданія народа, приходилось опять услышать его голосъ.
   Въ апрѣлѣ 1640 года собрался парламентъ, и королю представился снова случай примириться съ своимъ народомъ. Новая палата общинъ оказалась, безъ всякаго сравненія, покорнѣйшею палатою общинъ, какую могли запомнить съ давнихъ поръ. Дѣйствительно, для насъ всегда было непонятно, какъ, послѣ столь длиннаго періода дурнаго управленія, представители народа могли еще обнаружить столь умѣренное и столь вѣрноподданническое расположеніе. Кларендонъ говоритъ съ удивленіемъ объ ихъ почтительномъ настроеніи. "Палата, вообще, говоритъ онъ, была чрезмѣрно расположена угождать королю и оказывать ему услугу." -- "Нельзя было никакъ ожидать, замѣчаетъ онъ въ другомъ мѣстѣ, чтобы когда-либо могли здѣсь собраться люди болѣе степенные или безстрастные, или чтобы число нерасположенныхъ могло когда-либо быть меньше."
   Въ этомъ парламентѣ Гампденъ занялъ свое мѣсто какъ членъ отъ Боккингамшира и, начиная съ той поры до самой минуты смерти, посвятилъ себя, почти безъ перерыва, общественнымъ дѣламъ. Онъ поселился въ Gray's Ian Lane, близъ дома, гдѣ жилъ Пимъ, съ которымъ онъ былъ въ тѣсныхъ дружескихъ отношеніяхъ. Теперь онъ былъ рѣшительно самымъ популярнымъ человѣкомъ въ Англіи. Оппозиція смотрѣла на него, какъ на своего коновода, а приверженцы короля обращались съ нимъ съ замѣтнымъ уваженіемъ.
   Карлъ требовалъ, чтобы парламентъ вотировалъ прежде всего денежное пособіе и далъ слово, что если общины удовлетворятъ, этому требованію, то онъ дастъ имъ потомъ время для объясненія ему народныхъ страданій. Злоупотребленія, подъ бременемъ которыхъ страдалъ народъ, были до такой степени важны, а королевское слово было до того, безстыдно нарушено, что едва ли возможно было ожидать, чтобы общины удовлетворили этому требованію. Въ теченіе первой недѣли засѣданій Оливеръ Ст. Джонъ представилъ въ палату записку о поступкахъ противъ Гампдена, и комитетъ доложилъ объ этомъ случаѣ, какъ о фактѣ притѣсненія. Король отправилъ къ общинамъ посланіе о томъ, что онъ предлагаетъ отказаться отъ права взиманія корабельной подати, если только онѣ согласятся вотировать ему 12 субсидій. Нѣсколько лѣтъ передъ тѣмъ онъ получилъ 5 субсидій за свое согласіе на Прошеніе о правѣ. Соглашаясь на это прошеніе, онъ отказался отъ права взимать корабельную подать, если только когда-либо онъ имѣлъ это право. Вся Англія знала, какъ сохранилъ онъ обѣщанія, данныя своему третьему парламенту; и нѣтъ въ этомъ ничего страннаго, что общины могли быть нѣсколько нерасположены покупать у него всегда съизнова свое старинное и несомнѣнное наслѣдіе.
   Посланіе его, впрочемъ, не было принято неблагопріятно. Общины готовы были дать большое денежное пособіе; но онѣ не были расположены дать его взамѣнъ прерогативы, существованіе которой онѣ совсѣмъ отвергали. Еслибъ онѣ согласились на предложеніе короля, то признали бы этимъ и законность указовъ его о корабельной подати.
   Гампденъ, который былъ мастеръ въ парламентской тактикѣ, больше чѣмъ кто-либо изъ его современниковъ, замѣтилъ перевѣсъ этого мнѣнія, и воспользовался имъ съ большою ловкостью. Онъ предложилъ, чтобы вопросъ поставить такъ: "согласится ли палата на сдѣланное королемъ предложеніе-въ томъ смыслѣ, какъ оно содержится въ его посланіи". Тутъ вмѣшался Гайдъ и предложилъ, чтобы вопросъ былъ раздѣленъ: что мнѣніе палаты должно быть сперва направлено только на то, слѣдуетъ ли дать или не дать пособіе; а что родъ и количество пособія должны быть оставлены до дальнѣйшаго разсмотрѣнія.
   Большинство палаты было за то, чтобы дать пособіе, но противъ того, чтобы дать его въ томъ видѣ, какъ предлагалъ король. Еслибы палата раздѣлилась по вопросу Гампдена, то дворъ потерпѣлъ бы пораженіе; если же по вопросу Гайда -- то дворъ одержалъ бы явную побѣду. Нѣкоторые члены стояли за предложеніе Гайда, другіе же за предложеніе Гампдена. Среди этой суматохи, статсъ-секретарь, сэръ Гарри Вэнъ, всталъ и объявилъ, что пособіе не можетъ быть принято, если оно не будетъ вотировано согласно содержанію посланія. Вэна поддерживалъ генеральный солиситоръ Гербертъ. На предложеніи Гайда никто поэтому болѣе не настаивалъ, и преніе по сему вопросу отложено было до слѣдующаго дня.
   На слѣдующій день король прибылъ въ палату лордовъ и съ гнѣвною рѣчью распустилъ парламентъ. Ни одинъ изъ его защитниковъ никогда не оправдывалъ поведенія его въ этомъ случаѣ. Кларендонъ строго осуждаетъ его. "Никому, говоритъ онъ, и въ голову не могло придти, въ чемъ заключалась вина общинъ." Вина ихъ была простая. Онѣ, правда, вели себя весьма умѣренно и весьма почтительно. Но онѣ обнаружили расположеніе къ исправленію беззаконій и къ защитѣ законовъ; а этого было достаточно, чтобы сдѣлаться ненавистными королю, котораго не могъ связать никакой законъ и котораго все управленіе было систематическимъ беззаконіемъ.
   Нація съ грустью и негодованіемъ получила извѣстіе о распущеніи палатъ. Единственныя лица, которымъ событіе это сдѣлало удовольствіе, были тѣ немногіе проницательные люди, которые полагали, что недуги государства вышли изъ сферы дѣйствія кроткихъ мѣръ. Радость Оливера Ст. Джона до того была велика, что онъ не могъ скрыть ея. Она прояснила его мрачныя, меланхолическія черты лица и, въ первый разъ, сдѣлала его неосторожно общительнымъ. Онъ сказалъ Гайду, что дѣла должны быть хуже, прежде чѣмъ быть имъ лучше, и что распущенный парламентъ никогда бы не сдѣлалъ всего, что необходимо было сдѣлать. Ст. Джонъ былъ, по нашему мнѣнію, правъ. Ничего хорошаго не могло быть сдѣлано тогда ни однимъ парламентомъ, который не вполнѣ понималъ, что нельзя было безопасно имѣть какое-либо довѣріе къ королю и что, пока онъ пользовался болѣе чѣмъ тѣнью власти, народъ никогда не могъ пользоваться болѣе чѣмъ тѣнью свободы.
   Едва Карлъ распустилъ парламентъ, какъ тутъ же ввергъ въ темницу многихъ изъ членовъ палаты общинъ. Корабельная подать взыскивалась строже чѣмъ когда-либо, а мэра и шерифовъ Лондона, за послабленіе при сборѣ этой подати, потребовали въ Звѣздную палату. Вентвортъ замѣтилъ, говорятъ, съ свойственною ему наглостью и жестокостью, что дѣла никогда не пойдутъ какъ слѣдуетъ, пока не будутъ повѣшены альдермены. Огромныя суммы собирались въ тѣхъ графствахъ, гдѣ войска разставлены были по квартирамъ. Испробованы были всѣ негодныя уловки обнищавшей казны. Производились насильственные займы. Огромныя количества товаровъ закупались въ долгъ и продавались за наличныя деньги. Разсматривался даже проектъ о пониженіи цѣнности ходячей монеты. Наконецъ, въ августѣ, король снова выступилъ съ войскомъ къ сѣверу.
   Шотландцы подвигались въ Англію, чтобы встрѣтиться съ нимъ. Нѣтъ ничего невѣроятнаго, что смѣлый шагъ этотъ сдѣланъ былъ по совѣту Гампдена и его сообщниковъ, -- что и послужило предметомъ тяжкаго обвиненія противъ англійской оппозиціи. Говорятъ, что въ домашней борьбѣ призывать на помощь иноземцевъ считается худшею измѣною, и что пуританскіе вожди, избравъ этотъ путь, показали, что они были невнимательны къ чести и независимости націи, а заботились только объ успѣхахъ своей партіи. Мы совершенно не въ состояніи видѣть какое-либо различіе между шотландскимъ вторженіемъ въ 1640 году, и голландскимъ вторженіемъ въ 1688, -- или скорѣе, мы видимъ различіе, которое говоритъ въ пользу Гампдена и его друзей. Мы думаемъ, что Карлъ былъ король болѣе дурной и опасный, чѣмъ сынъ его. Голландцы были для насъ чужіе, шотландцы же -- народъ родственный, говорящій на томъ же языкѣ, подданные того же государя, не иностранцы въ глазахъ закона. Еслибъ дѣйствительно, была возможность, что шотландская или голдандская армія поработитъ Англію, то какъ тѣ, которые уговаривали Лесли перейти чрезъ Твидъ, такъ и тѣ, которые подписали приглашеніе къ принцу Оранскому, были бы равномѣрво измѣнниками своей страны. Но такой результатъ не подлежалъ вопросу. Все, что шотландское или голландское вторженіе могли произвести, состояло въ томъ, чтобы доставить общественному чувству Англіи удобный случай заявить себя. Обѣ экспедиціи кончились бы совершеннымъ и смѣшнымъ пораженіемъ, еслибъ только Карлъ и Іаковъ поддержаны были своими солдатами и своимъ народомъ. Поэтому, ни въ одномъ изъ такихъ случаевъ независимость Англіи не подвергалась опасности; въ обоихъ случаяхъ права ея были охранены.
   Вторая кампанія Карла противъ шотландцевъ была короткая и позорная. Солдаты его, какъ скоро замѣчали непріятеля, убѣгали такъ, какъ никогда еще англійскіе солдаты не бѣгали ни до того, ни послѣ того. Едва ли возможно сомнѣваться въ томъ, что бѣгство ихъ было не слѣдствіемъ трусости, а слѣдствіемъ нерасположенія. Четыре сѣверныя провинціи Англіи заняты были шотландскою арміею, и король отступилъ къ Іорку.
   Игра тираннія была теперь кончена. Карлъ рискнулъ и проигралъ послѣднюю свою ставку. Трудно представить себѣ, не чувствуя мстительнаго удовольствія, тѣ огорченія и униженія, которыя приходилось теперь выносить тирану. Армія его бунтовалась; казначейство его опустѣло; народъ его вопилъ о парламентѣ; предъявлялись адресы и прошенія противъ правительства. Страффордъ былъ за разстрѣливаніе просителей по военному уставу; но король не могъ довѣрять солдатамъ. Созванъ былъ въ Іоркѣ большой совѣтъ перовъ; но король не могъ довѣрять даже и перамъ. Онъ боролся, увертывался, колебался, пробовалъ всякую уловку, скорѣе чѣмъ стать опять предъ лицомъ представителей своего обиженнаго народа. Наконецъ, не оставалось болѣе никакой уловки. Онъ заключилъ перемиріе съ шотландцами и созвалъ парламентъ.
   Послѣ распущенія послѣдняго парламента, предводители народной партіи остались въ Лондонѣ, съ цѣлью образовать планъ оппозиціи двору. Они стали употреблять теперь всевозможныя усилія. Гампденъ, въ особенности, ѣздилъ изъ графства въ графство, уговаривая избирателей подавать голоса свои въ пользу людей, достойныхъ ихъ довѣрія. Огромное большинство выборовъ было на сторонѣ оппозиціи. Самъ Гампденъ былъ избранъ членомъ вмѣстѣ и отъ Вендовера, и отъ Боккингамшира. Онъ сдѣлалъ свой выборъ служить для графства.
   3-го ноября 1640 г., въ день, который долго будетъ памятенъ, собрался этотъ великій парламентъ, обреченный на всѣ крайности счастья -- верховную власть и рабство, славу и презрѣніе; одно время властелинъ своего властелина, потомъ слуга своихъ слугъ. Съ перваго дня засѣданія, собраніе было многочисленное, и члены имѣли видъ людей, нерасположенныхъ дѣлать дѣло небрежно. Распущеніе послѣдняго парламента убѣдило многихъ изъ нихъ въ томъ, что полумѣрами нельзя болѣе довольствоваться. Кларендонъ разсказываетъ намъ, что "тѣ самые люди, которые, за шесть мѣсяцевъ передъ тѣмъ, считались людьми весьма умѣренными и желавшими употребленія кроткихъ мѣръ, отзывались теперь другимъ языкомъ какъ о королѣ, такъ и о разныхъ личностяхъ, и говорили, что имъ слѣдуетъ теперь быть другаго характера, чѣмъ во время послѣдняго парламента". Долгъ мести увеличился теперь всей той лихвой, которая накоплялась въ продолженіе многихъ лѣтъ; и уплата сдѣлана была сполна.
   Этотъ достопамятный кризисъ вызвалъ такіе парламентскіе таланты, какихъ Англія никогда прежде не видѣла. Въ числѣ знаменитѣйшихъ членовъ палаты общинъ были: Фокландъ, Гайдъ, Дигви, молодой Гарри Вэнъ, Оливеръ Ст. Джонъ, Дензиль Голлисъ, Натаніэль Финчъ. Но двѣ личности имѣли верховное вліяніе на законодательство и страну -- это Пимъ и Гампденъ; и, по всеобщему согласію, какъ друзей, такъ и враговъ, первое мѣсто принадлежало Гампдену.
   Въ случаяхъ, гдѣ требовалась основательно-обработанная рѣчь, Пимъ имѣлъ вообще первенство. Гампденъ весьма рѣдко подымался прежде, чѣмъ къ концу пренія. Его рѣчь была того рода, который всегда былъ въ высочайшемъ почетѣ у англійскаго парламента -- свободная, важная, ясная, сжатая. Онъ понималъ въ совершенствѣ каждое настроеніе палаты; его расположеніе духа было неизмѣнно-спокойное, его манера была отмѣнно-вѣжливая и джентльменская. "Даже на тѣхъ, говоритъ Кларендонъ, которые были способны устоять противъ его вліянія и видѣли укоренившимися въ немъ такія мнѣнія, съ которыми они не могли бы согласиться, онъ всегда оставлялъ впечатлѣніе талантливой и добросовѣстной личноcти." Способности его къ дѣламъ были столь же замѣчательны, какъ и способности его къ преніямъ. "Онъ былъ, говоритъ Кларендонъ, такой неодолимой дѣятельности и такой неутомимой бдительности, что и самый трудолюбивѣйшій не могъ превзойти его въ этомъ; и такихъ способностей, что и самый хитрый и пронырливый человѣкъ не могъ провести его." Однако огромнымъ вліяніемъ, которымъ обладалъ онъ, онъ обязанъ былъ скорѣе нравственнымъ, чѣмъ умственнымъ своимъ качествамъ. "Когда начался этотъ парламентъ, -- мы опять ссылаемся на Кларендона, -- глаза всѣхъ устремлены были на него, какъ на отца ихъ отечества, и на кормчаго, который долженъ былъ управлять кораблемъ среди бурь и подводныхъ скалъ, угрожавшихъ ему. И я увѣренъ, что вліяніе и сила его быть въ это время полезнымъ или вреднымъ были больше, чѣмъ кого-либо другаго во всемъ королевствѣ, или чѣмъ кто-либо изъ людей его класса когда-либо имѣлъ; ибо честность его была всѣмъ извѣстна, а стремленія его, по-видимому, до такой степени принадлежали обществу, что никакія испорченныя или частныя цѣли не могли отклонить ихъ... Онъ, дѣйствительно, былъ весьма умный и весьма способный человѣкъ, и, изъ всѣхъ извѣстныхъ мнѣ людей, одаренъ былъ наибольшею способностью быть популярнымъ и наибольшими дарованіями управлять народомъ."
   Достаточно повторить вкратцѣ дѣйствія Долгаго парламента во время перваго его засѣданія. Страффордъ и Лодъ были обвинены и заключены въ темницу. Страффордъ, осужденный впослѣдствіи биллемъ на гражданскую смерть, былъ казненъ; Лордъ хранитель печати Финчъ убѣжалъ въ Голландію, а ceкретарь Виндебанкъ -- во Францію. Потребованы были къ отвѣту за свои поступки всѣ тѣ лица, которыхъ король, въ теченіе послѣднихъ 12-ти лѣтъ, употреблялъ для угнетенія своего народа, начиная съ раболѣпныхъ судей, сказавшихся въ пользу короны противъ Гампдена, до шериффовъ, производившихъ аресты за корабельную подать, и до таможенныхъ чиновниковъ, взимавшихъ грузовыя и вѣсовыя пошлины. Звѣздная палата, Верховная коммисія суда, Іоркскій совѣтъ были уничтожены. Тѣ несчастныя жертвы Лода, которыя, подверглись позорной выставкѣ и жестокимъ увѣчіямъ, отправлены были томиться въ отдаленныхъ темницахъ, были выпущены на волю и провожались по всему Лондону съ торжественнымъ шествіемъ. Король принужденъ былъ утвердить судей въ ихъ должностяхъ пожизненно или же на все время хорошаго исполненія ихъ обязанностей. Онъ лишенъ былъ тѣхъ притѣснительныхъ преимуществъ, которыя были послѣдними остатками старинныхъ феодальныхъ правъ. Лѣсныя палаты и горныя палаты (Stannary Courts) подверглись реформѣ. Приняты были мѣры осторожности, чтобы засѣдавшій тогда парламентъ не былъ отложенъ или распущенъ безъ собственнаго согласія и чтобы парламентъ вообще созывался по крайней мѣрѣ разъ каждые три года.
   Лордъ Кларендонъ признаетъ многія изъ этихъ мѣръ самыми спасительными; и немногія лица станутъ, въ наше время, отрицать, что въ законахъ, изданныхъ въ продолженіе этого засѣданія, хорошее имѣло огромный перевѣсъ надъ дурнымъ. Уничтоженіе трехъ такихъ ненавистныхъ судилищъ, какъ Звѣздная палата, Сѣверный совѣтъ и Верховная коммиссія могло бы одно дать право Долгому парламенту на всегдашнюю благодарность англичанъ.
   Поступокъ съ Страффордомъ кажется, безъ сомнѣнія, жестокимъ въ глазахъ людей, живущихъ въ наше время. Но людямъ жившимъ въ XVI столѣтіи, онъ вѣроятно показался бы милостивымъ и умѣреннымъ. Любопытно сравнить процессъ Карлова министра съ процессомъ -- если можно такъ назвать его -- лорда Сеймура Содди въ блаженное царствованіе Эдуарда VI {Lord Edward Seymour of Sudeley, duke of Somerset былъ протекторомъ Англіи во время малолѣтства Эдуарда VI. Зависть и происки Дёдлея были главною причиною его гибели.}. Ни одинъ изъ великихъ преобразователей нашей церкви не усумнился въ приличіи изданія парламентскаго акта для снятія, безъ законнаго уличенія, головы лорда Сеймура. Благочестивый Кранмеръ вотировалъ за этотъ актъ; благочестивый Литимеръ проповѣдывалъ въ его пользу; благочестивый Эдуардъ воздавалъ за него благодаренія; а всѣ вмѣстѣ благочестивые лорды совѣта увѣщевали свою жертву къ тому, что имъ угодно было шутливо назвать "смиреннымъ и терпѣливымъ перенесеніемъ справедливости".
   Но нѣтъ надобности защищать дѣйствій противъ Страффорда какимъ-либо подобнымъ сравненіемъ. Они оправдываются, по моему мнѣнію, тѣмъ, чѣмъ единственно оправдывается смертная или другая казнь, темъ, чѣмъ единственно оправдывается война -- общественною опасностью. Немногіе, мы полагаемъ, станутъ отрицать, что есть извѣстная степень общественной опасности, которая оправдываетъ законодательную власть, присуждающую человѣка къ смерти по закону съ обратнымъ дѣйствіемъ. Немногіе, напримѣръ, станутъ отрицать что французскій Конвентъ былъ правъ, предавая Робеспьера, Ст. Жюста и Кутона всей строгости закона безъ суда. Поступокъ этотъ отличался отъ поступка въ дѣлѣ Стаффорда тѣмъ только, что онъ былъ гораздо быстрѣе и насильственнее. Страффорда вполнѣ выслушали. Робеспьеру не дозволено было защищаться. Была-ли, слѣдовательно, опасность въ дѣлѣ Страффорда достаточно велика для оправданія Act of attainder ? {Act of attainder -- то же, что bill of attainder. См. т. II, стр. 142.} Мы думаемъ, что была. Мы думаемъ, что борьба, въ которую вступилъ парламентъ противъ короля, была борьба за безопасность нашей собственности, за свободу нашей личности, и все то, чѣмъ мы отличаемся отъ подданныхъ Донъ-Мигуэля. {Статья эта была написана еще до отреченія португальскаго короля отъ престола, которое послѣдовало 26 мая 1834.}. Мы думаемъ, что дѣло общинъ было такого рода, что оно оправдывало ихъ въ сопротивленіи королю, въ наборѣ войска, и снаряженіи цѣлыхъ тысячъ храбрыхъ людей для того, чтобы убивать и быть убитыми, Act of attainder есть, конечно, не большее отступленіе отъ обыкновеннаго законнаго пути, чѣмъ междоусобная война. Act of attainder производитъ гораздо меньше страданій, чѣмъ междоусобная война. Мы, поэтому, не въ состояніи понять, на какомъ основаніи можно утверждать, что причина, оправдывающая междоусобную войну, не оправдываетъ Act of attainder.
   Приводилось много благовидныхъ доказательствъ противъ закона съ обратнымъ дѣйствіемъ, по которому Страффордъ осужденъ былъ на смерть. Но всѣ эти доказательства происходятъ изъ того предположенія, что кризисъ этотъ былъ обыкновеннымъ кризисомъ. Актъ былъ, правда, революціонною мѣрою. Онъ составлялъ часть той системы сопротивленія, которую угнетеніе сдѣлало необходимою. Судить на основаніи обыкновенныхъ началъ о поведеніи, которое Долгій парламентъ обнаружилъ относительно Страффорда, такъ же несправедливо, какъ несправедливо было бы обвинять Фирфакса въ убійствѣ, потому что онъ изрубилъ корнета при Несби. Съ того дня какъ собрались палаты, онѣ вели противъ короля войну, за все, что считали драгоцѣннымъ, войну, продолжавшуюся сначала парламентскимъ путемъ, а подъ конецъ физическою силой; и, какъ во второмъ дѣйствіи этой войны, такъ и въ первомъ, онѣ имѣли право дѣлать много такихъ вещей, которыя въ мирное время были бы преступными.
   Мы не должны упускать изъ виду, что тѣ, которые впослѣдствіи были лучшими украшеніями королевской партіи, поддерживали Bill of attainder. Почти вѣрно, но Гайдъ подалъ за него голосъ. И совершенно вѣрно, что Фокландъ подалъ за него голосъ и, вмѣстѣ съ тѣмъ, говорилъ въ его пользу. Мнѣніе Гампдена, на сколько объ этомъ можно заключить изъ весьма темнаго замѣчанія въ одной изъ рѣчей его, состояло, кажется, въ томъ, что не нужно было прибѣгать къ чрезвычайному биллю, а гораздо лучше было бы достигнуть рѣшенія, основываясь на обыкновенномъ обвиненіи въ государственной измѣнѣ.
   Въ теченіе этого года дворъ открылъ переговоры съ предводителями оппозиціи. Графъ Бедфордъ приглашенъ былъ обрадовать управленіе на народныхъ началахъ. Ст. Джонъ сдѣланъ былъ генеральнымъ солиситоромъ. Голлисъ имѣлъ быть статсъ- секретаремъ, а Пимъ, канцлеромъ казначейства. Должность наставника принца Валлійскаго назначена была Гампдену. Смерть графа Бедфорда помѣшала привести распоряженіе это въ дѣйствіе; но еслибъ жизнь этого вельможи даже и продолжилась, то сомнительно, чтобы Карлъ согласился окружить себя такими совѣтниками, къ которымъ у ними не было ничего, кромѣ ненависти и боязни.
   Лордъ Кларендонъ говоритъ, что поведеніе Гампдена въ теченіе этого года было кроткое и умѣренное, что онъ, по-видимому, скорѣе расположенъ былъ укрощать, чѣмъ возбуждать общественное мнѣніе, и что, если только приверженцы его выступали съ свирѣпыми и безумными предложеніями, то онъ обыкновенно оставлялъ палату до подачи голосовъ, дабы не подумали, что отъ поддерживаетъ ихъ безумства. Нравъ его былъ умѣренный. Онъ искренно любитъ миръ: Онъ также опасался, чтобы слишкомъ поспѣшное движеніе не произвело реакціи. Событія, происшедшія въ началѣ слѣдующаго засѣданія, обнаружили ясно, что опасеніе его не было неосновательно.
   Осенью парламентъ былъ отсроченъ на нѣсколько недѣль. Передъ вакаціями, Гампденъ отправленъ былъ палатою общинъ въ Шотландію, по-видимому въ качествѣ уполномоченнаго, для полученія обезпеченія долга, сдѣланнаго Шотландцами во время послѣдняго вторженія; но въ сущности, для того, чтобы наблюдать за королемъ, отправившимся теперь въ Эдинбургъ, съ цѣлью уладить окончательно спорные пункты, оставшіеся между нимъ и сѣверными его подданными. Обязанностью Гампдена было отговорить ковенантеровъ отъ примиренія ихъ съ дворомъ на счетъ народной партіи въ Англіи.
   Въ то время, когда король находился въ Шотландіи, вспыхнуло ирландское возстаніе. Сила и внезапность этого страшнаго взрыва возбудили въ общественномъ мнѣніи странное подозрѣніе. Королева была отъявленная папистка. Король и архіепископъ кентерберійскій не примирились, правда, съ Римскимъ дворомъ; но, дѣйствуя относительно пуританской партіи съ крайнею строгостью, и отзываясь о ней съ крайнимъ презрѣніемъ, они въ то же время обнаруживали большую благосклонность и уваженіе къ католической религіи и ея послѣдователямъ. Вопреки желаніямъ каждаго изъ слѣдовавшихъ другъ за другомъ парламентовъ, протестантскіе отщепенцы жестоко преслѣдовались. А въ то же самое время, вопреки желаніямъ тѣхъ же парламентовъ, не приводились въ исполненіе законы, бывшіе въ силѣ противъ папистовъ и согласовавшіеся, не смотря на всю ихъ неизвинительность, съ духомъ того вѣка. Протестантскіе нонконформисты не научились еще терпимости въ школѣ страданій. Они осуждали пристрастную снисходительность, которую правительство оказывало идолопоклонникамъ, и, съ нѣкоторымъ, повидимому, основаніемъ, приписывали дурнымъ побужденіямъ поведеніе, которое въ такомъ королѣ какъ Карлъ, и въ такомъ прелатѣ какъ Лодъ, не было никакой возможности приписать человѣколюбію или либеральному чувству. Свирѣпый арминіанизмъ архіепископа; его дѣтская привязанность къ обрядамъ; его изувѣрное благоговѣніе передъ алтарями, облаченіями и раскрашенными окнами; его тупое усердіе къ учрежденіямъ и привилегіямъ своего сословія; его извѣстныя мнѣнія о безбрачіи духовенства -- возбудили большое отвращеніе во всей этой огромной партіи, которая ежедневно становилась болѣе и болѣе враждебною Риму и болѣе и болѣе приверженною ученію и уставамъ Женевы. Многіе вѣрили тому, что дворъ тайно поощрялъ Ирландское возстаніе; и когда парламентъ, послѣ короткихъ вакацій, снова собрался въ ноябрѣ, то пуритане были болѣе несговорчивы, чѣмъ когда-либо.
   Но чего именно опасался Гампденъ то и случилось. Произошла реакція. Огромное число умѣренныхъ и благонамѣренныхъ людей, усердно содѣйствовавшихъ сильнымъ мѣрамъ, принятымъ еще до парламентскихъ вакацій, имѣло теперь наклонность остановиться. Ихъ мнѣніе состояло въ томъ, что страна была, въ продолженіе многихъ лѣтъ, крайне дурно управляема, и что необходима была большая реформа; но что эта большая реформа была сдѣлана, что обиды народа были вполнѣ удовлетворены, что за прошлое достаточно было отмщено, что на будущее приняты были достаточныя мѣры безопасности и что, поэтому, было бы и неблагодарно, и неблагоразумно дѣлать дальнѣйшія нападенія на королевскія прерогативы. Многіе благовидные аргументы употреблены были на поддержаніе этого мнѣнія. Но на всѣ эти аргументы -- одинъ короткій отвѣтъ. Королю нельзя было довѣрять.
   Во главѣ тѣхъ, которыхъ можно назвать конституціонными роялистами, были Фокландъ, Гайдъ и Кольнеперъ. Всѣ эти превосходныя личности были, въ теченіе предшествовавшаго года, въ самой рѣшительной оппозиціи къ двору. Въ нѣкотррыхъ изъ тѣхъ самыхъ мѣръ, въ которыхъ ихъ почитатели упрекаютъ Гампдена, они принимали болѣе рѣшительное участіе, нежели Гампенъ. Всѣ они участвовали въ обвиненіи Страффорда. Есть основаніе полагать, что всѣ они подали голоса за Act of attainder. Ни одинъ изъ нихъ навѣрное не вотировалъ противъ него. Всѣ они одобрили актъ, которымъ признавалось необходимымъ согласіе самаго парламента на распущеніе или отсрочку его. Гайдъ былъ въ числѣ самыхъ дѣятельныхъ членовъ, нападавшихъ на Іоркскій совѣтъ. Фокландъ вотировалъ за исключеніе епископовъ изъ верхней палаты. Теперь они клонились къ тому, чтобы остановиться на пути реформы, а пожалуй и сдѣлать нѣсколько шаговъ вспять.
   Вскорѣ произошло прямое столкновеніе между двумя партіями, на которыя раздѣлилась теперь палата общинъ, составлявшая въ послѣднее время почти совершенное единство. Противники правительства предложили тотъ знаменитый адресъ королю, который извѣстенъ подъ именемъ Великой Ремонстранціи. Въ этомъ адресѣ сильнымъ, энергическимъ языкомъ выставлены были всѣ притѣснительныя мѣры предшествовавшихъ 15 лѣтъ; и въ заключеніе, король настоятельно упрашивался не выбирать миистровъ, которымъ бы парламентъ не могъ довѣрять.
   Преніе объ адресѣ было продолжительное и бурное. Оно началось въ 9 часовъ утра 21 ноября и длилось за полночь. При подачѣ голосовъ оказалось, что въ настроеніи палаты произошла большая перемѣна. Хотя многіе изъ членовъ отъ усталости удалились, но вотировало 300 человѣкъ; и адресъ удержался большинствомъ лишь девяти. Послѣдовало жаркое преніе по вопросу: слѣдуетъ ли допустить меньшинство къ протесту противъ такого рѣшенія. Волненіе было до того сильно, что многіе члены готовы были приступить къ личному насилію. "Мы вонзили бы шпаги наши во внутренности другъ друга, говоритъ одинъ очевидецъ, еслибъ м-ръ Гампденъ, при проницательности и большомъ спокойствіи своемъ, не отвратилъ этого краткою рѣчью." Палата разошлась не ранѣе 2-хъ часовъ утра.
   Положеніе пуританскихъ вождей было теперь затруднительное и вполнѣ опасное, Ничтожное большинство, которое они еще имѣли, могло вскорѣ сдѣлаться меньшинствомъ. Внѣ палаты, поддержки ихъ въ высшихъ и сродныхъ классахъ начинали оставлять ихъ. Возрастало мнѣніе, что съ королемъ поступали жестоко. Англичане всегда скорѣе склонны держаться слабой стороны, хотя и неправой, чѣмъ сильной стороны, хотя бы и правой. Это можно видѣть во всѣхъ борьбахъ, начиная съ борьбы кулачныхъ бойцовъ до борьбы партій. Такимъ образомъ, въ 1681 году произошла сильная реакція въ пользу Карла II, противъ виговъ. Такимъ образомъ равномѣрно сильная реакція произошла въ 1784 году въ пользу Георга III, противъ Коалиціи. Подобная реакція начинала происходить на второмъ году существованія Долгаго парламента. Нѣкоторые члены оппозиціи "возобновили, говоритъ Кларендонъ, свое прежнее намѣреніе оставить королевство." Оливеръ Кромвель объявлялъ открыто, что онъ и многіе другіе покинули бы родину, еслибъ только по вопросу объ адресѣ они составляли меньшинство"
   Карлу представлялся теперь послѣдній случай снова пріобрѣсти любовь своего народа. Еслибъ онъ рѣшился довѣриться предводителямъ умѣренной партіи въ палатѣ общинъ, и въ дѣйствіяхъ своихъ распоряжаться по ихъ совѣту, то онъ могъ бы быть, -- правда не деспотомъ, какимъ былъ, -- но сильнымъ и уважаемымъ королемъ свободнаго народа. Нація могла бы наслаждаться свободою и спокойствіемъ при правительствѣ, имѣющемъ во главѣ Фокланда и обуздываемомъ конституціонною оппозиціею подъ предводительствомъ Гампдена. Для достиженія этой счастливой цѣли королю не нужно было жертвовать какою-либо частью своей законной прерогативы или же подчиняться какимъ-либо условіямъ, несовмѣстнымъ съ его достоинствомъ. Ему нужно было только удержаться отъ измѣны, насилія и грубаго нарушенія закона. Это было все, чего народъ расположенъ былъ тогда требовать отъ него. И даже этого были слишкомъ много.
   Было короткое время, когда онъ, по-видимому, расположенъ быть избрать умный и умѣренный путь. Онъ рѣшился сдѣлать Фокланда государственнымъ секретаремъ, и Кольпепера -- канцлеромъ казначейства. Онъ объявилъ свое намѣреніе пожаловать въ скоромъ времени Гайду какую-то важную должность. Онъ увѣрялъ эти три лица, что, безъ общаго ихъ совѣта, не станетъ ничего предпринимать относительно палаты общинъ, и что будетъ сообщать имъ самымъ откровеннымъ образомъ о всѣхъ своихъ намѣреніяхъ. Рѣшеніе это, еслибъ онъ держался его, отвратило бы многіе годы кровопролитія и сѣтованій. "Но въ весьма короткое время, говоритъ Кларендонъ, онъ гибельнымъ образомъ отступился отъ него."
   Третьяго января 1642 года, не сдѣлавъ ни малѣйшаго намека о своемъ намѣреніи совѣтникамъ, съ которыми торжественно обѣщалъ совѣщаться, онъ приказалъ генеральному атторнею обвинить въ государственной измѣнѣ у рѣшетки палаты лордовъ: лорда Кимбольтона, Гампдена, Пима, Голлиса и еще двухъ другихъ, членовъ палаты обшинъ. Трудно найти въ цѣлой исторіи Англій такой примѣръ тиранніи, вѣроломства и безумства. Этимъ поступкомъ нарушались драгоцѣннѣйшія и древнѣйшія права подданнаго. Единственный путь, которымъ Гампдена и Пима можно было, по иску короля, законно судить за государственную измѣну, былъ малый судъ присяжныхъ, по обвинительному биллю, утвержденному большимъ судомъ присяжныхъ. Генеральный атторней не имѣлъ ни малѣйшаго права обвинить ихъ. Палата лордовъ не имѣла ни малѣйшаго права судить ихъ.
   Общины отказались выдать своихъ членовъ. Перы не обнаружили ни малѣйшей наклонности присвоить себѣ неконституціонную судебную власть, которую король старался насильно навязать имъ. Началась борьба, въ которой беззаконіе и нерѣшимость были, съ одной стороны, а законъ и рѣшимость съ другой. Карлъ отправилъ чиновника опечатать сундуки и квартиры обвиненныхъ членовъ. Общины отправили своего экзекутора сломать печати. Карлъ рѣшился, чтобы одно оскорбленіе слѣдовало за другимъ. Обвиненіемъ онъ наносилъ ударъ учрежденію присяжныхъ; арестомъ онъ наносилъ ударъ правамъ парламента. Онъ рѣшился лично, съ вооруженною силою отправиться въ палату и схватить тамъ предводителей оппозиціи, во время занятій по исполненію парламентскихъ обязанностей.
   Какая была цѣль его? Возможно ли повѣрить, чтобы у него не было никакой опредѣленной цѣли, чтобы онъ рѣшился на важнѣйшій шагъ своего царствованія, не подумавъ ни одной минуты, какія могутъ быть его послѣдствія? Возможно ли повѣритъ, чтобы онъ отправился единственно съ цѣлью сдѣлаться посмѣшищемъ; чтобы онъ намѣренъ былъ, на случай, если найдетъ обвиненныхъ членовъ, и они откажутся, -- какъ это было ихъ правомъ и обязанностью, -- отъ незаконно требуемой отъ нихъ подчиненности, оставить палату, не уводя ихъ оттуда? Если отбросимъ оба эти предположенія, то мы должны повѣрить, -- и конечно увѣрены въ томъ, -- что онъ шелъ съ полной рѣшимостью привести въ исполненіе свое намѣреніе помощью силы и, въ случаѣ надобности, пролить кровь предводителей оппозиціи даже на полу парламентской палаты.
   Леди Карляйль дала знать Пиму о намѣреніи. Пятеро членовъ имѣли время удалиться до прибытія Карла. Они оставили палату, когда онъ входилъ на Новую Дворцовую площадь. Его сопровождали около 200 алебардщиковъ его гвардіи и многіе придворные джентльмены, вооруженные мечами. Онъ направился къ Вестминстерской залѣ. У южнаго конца залы свита его раздѣлилась по правую и лѣвую сторону, и составила какъ бы улицу до самыхъ дверей палаты общинъ. Онъ постучалъ, вошолъ, бросилъ взглядъ на мѣсто, которое обыкновенно занималъ Пимъ, и, найдя его пустымъ, направился къ столу. Предсѣдатель преклонилъ колѣно. Члены встали и сняли шляпы въ глубокомъ молчаніи, а король занялъ свое мѣсто въ креслѣ. Онъ осмотрѣлъ кругомъ палату. Но пяти членовъ не было видно нигдѣ. Онъ разспрашивалъ предсѣдателя. Предсѣдатель отвѣчалъ, что онъ лишь органъ палаты, и что глаза его видятъ, а языкъ говоритъ только согласно указаніямъ членовъ палаты. Король удалился, пробормотавъ нѣсколько слабыхъ фразъ о своемъ уваженіи къ законамъ государства и привилегіямъ парламента. Когда онъ проходилъ вдоль скамей, многіе смѣлые голоса кричали вслухъ: "Привилегія!" Онъ возвратился въ Вайтголль съ своей толпой подкупленныхъ убійцъ, которые, во время его пребыванія въ палатѣ, взводя курки у своихъ пистолетовъ, крича: "впередъ", нетерпѣливо выжидали въ сѣняхъ приказа. Въ эту ночь онъ издалъ прокламацію, въ которой повелѣвалось, чтобы гавани были заперты и чтобы никто, подъ опасеніемъ наказанія, не смѣлъ давать пристанища обвиненнымъ членамъ. Гампденъ и друзья его нашли убѣжище въ Coleman Street. Лондонское Сити было дѣйствительно твердынею общественной свободы и мѣстомъ, въ то время по крайней мѣрѣ, столь же важнымъ, какъ Парижъ во время Французской революціи. Собственно такъ называемое Сити состоитъ теперь изъ большаго количества огромныхъ кладовыхъ и конторъ, посѣщаемыхъ торговцами и ихъ прикащиками въ продолженіе дня, и остающихся въ совершенномъ почти опустѣніи въ продолженіе ночи. Оно было въ то время густо населено 300,000 жителей и служило для нихъ не только мѣстомъ торговли, но и мѣстомъ постояннаго ихъ пребыванія. Эта великая столица имѣла такое полное гражданское и военное устройство, какъ будто-бы она была независимою республикою. Каждый гражданинъ имѣлъ свое товарищество: и эти товарищества, существующія, кажутся, теперь единственно для эпикурейцевъ и любителей древностей, составляли въ то время грозныя братства, члены которыхъ были почти такъ же тѣсно соединены между собою, какъ и члены горнаго клана. Многочисленныя и цѣнныя записи, издревле завѣщанныя гражданами ихъ сословіямъ, слишкомъ достаточно доказываютъ, какъ сильны были эти искусственныя связи. Городскія должности отправлялись богатѣйшими и почтеннѣйшими купцами королевства. Пышность городского начальства столицы уступала одной лишь пышности, окружавшей монарха. Лондонцы любили свой городъ съ тою патріотическою любовью, какая встрѣчается только въ малыхъ общинахъ, подобныхъ общинамъ древней Греціи, или общинамъ, возникшимъ въ средніе вѣка въ Италіи. Многочисленность, единодушіе, богатство гражданъ, демократическая форма ихъ мѣстнаго управленія и близость ихъ къ двору и парламенту, дѣлали ихъ однимъ изъ самыхъ грозныхъ сословій въ королевствѣ. Ими нельзя было пренебрегать даже какъ солдатами. Въ вѣкѣ, въ которомъ война составляетъ ремесло, есть что-то смѣшное въ понятіи о баталіонахъ, составленныхъ изъ ремесленныхъ учениковъ и лавочниковъ съ офицерами изъ ольдерменовъ. Но въ первой половинѣ ХѴІІ-го столѣтія на всемъ островѣ не было постоянной арміи: и милиція метрополіи стояла, по обученію, не ниже милиціи другихъ мѣстъ. Городъ, который могъ выставить нѣсколько тысячъ вооруженныхъ людей, въ изобиліи обладавшихъ природною храбростью и не совсѣмъ лишенныхъ военной дисциплины, могъ быть грознымъ союзникомъ во время внутренняго раздора. Въ продолженіе междоусобной войны, лондонская милиція во многихъ случаяхъ высоко отличалась, въ особенности же въ битвѣ при Ньюбери: она отразила жаркое нападеніе Рупрехта и спасла парламентскую армію отъ истребленія.
   Народъ этого большаго города былъ долгое время совершенно преданъ національному дѣлу. Многіе изъ жителей подписали протестъ, въ которомъ объявляли свою рѣшимость защищать привилегіи парламента. Пылъ ихъ началъ, правда, въ послѣднее время остывать. Но обвиненіе пяти членовъ и оскорбленіе, нанесенное палатѣ общинъ, воспламеняло ихъ до ярости. Ихъ дома, кошельки и копья отданы были въ распоряженіе представителей народа. Лондонъ всю ночь находился подъ оружіемъ. На слѣдующій день лавки были заперты; улицы наполнялись несмѣтными толпами; народъ тѣснился вокругъ экипажа короля, оскорбляя его поносительными возгласами. Палата общинъ назначила между тѣмъ, въ Сити, засѣданіе комитета для разбора обстоятельствъ послѣдняго оскорбленія. Депутація отъ городскаго совѣта радостно привѣтствовала членовъ комитета. Зала купцовъ-портныхъ, зала золотыхъ дѣлъ мастеровъ и зала москотильщиковъ были приготовлены для ихъ засѣданій. Караулъ изъ почтенныхъ гражданъ, постоянно смѣняемый дважды въ день, поставленъ былъ у дверей ихъ. Шериффу поручено было наблюдать за безопасностью обвиненныхъ членовъ и со всѣми признаками почести сопровождать ихъ въ комитетъ и обратно. Слѣдствіемъ послѣднихъ мѣръ короля былъ сильный и внезапный поворотъ въ настроеніи какъ въ самой палатѣ, такъ и внѣ ея. Оппозиція въ нѣсколько часовъ снова пріобрѣла весь тотъ перевѣсъ, который она потеряла было. Конституціонные роялисты проникнуты были стыдомъ и грустью. Они видѣли, что жестоко были обмануты Карломъ. Они видѣли, что хотя несправедливо, но не безъ основанія заподозрѣны были націею. Кларендонъ ясно говоритъ, что они вполнѣ гнушались совѣтами, руководившими королемъ; а его безчестнымъ образомъ дѣйствій съ ними они были такъ сильно огорчены и поражены, что готовы были удалиться изъ его службы. Въ продолженіе преній о нарушеніи привилегій они хранили грустное молчаніе. До настоящаго времени защитники Карла стараются какъ можно меньше говорить о его посѣщеніи палаты общинъ, и, когда не могутъ избѣгнуть рѣчи объ этомъ, приписываютъ безумію поступокъ, который, при всякомъ другомъ предположеніи, они должны были бы признать страшнымъ преступленіемъ.
   Чрезъ нѣсколько дней общины явно издѣвались надъ королемъ, приказавъ обвиненнымъ членамъ присутствовать на своихъ мѣстахъ въ Вестминстерѣ и возобновить свои парламентскія занятія. Граждане положили съ торжествомъ проводить бойцовъ свободы передъ окнами Вайтголля. Для этого великаго празднества сдѣланы были огромныя приготовленія на сушѣ и на водѣ.
   Король оставался въ своемъ дворцѣ униженный, испуганный и растерявшійся, "чувствуя, говоритъ Кларендонъ, смущеніе и мученіе, появляющіяся у благородныхъ и великодушныхъ натуръ, послѣ сдѣланныхъ ими ошибокъ"; чувствуя, мы бы сказали, презрѣнное раскаяніе, овладѣвающее человѣкомъ, который, покусившись совершить преступленіе, видитъ, что сдѣлалъ только безумство. Чернь кричала и ликовала весь день предъ воротами королевскаго жилища. Тирану невыносимо было видѣть торжество тѣхъ, кого онъ осудилъ на висѣлицу и четвертованіе. Наканунѣ ихъ возвращенія, онъ убѣжалъ съ небольшою свитой изъ того дворца, который суждено ему было увидѣть снова не прежде, какъ проходя чрезъ него на эшафотъ.
   Одиннадцатаго января Темза покрылась шлюпками, а берега ея множествомъ зрителей. Вооруженные корабли, украшенные широкими вымпелами, выстроились въ два ряда отъ Лондонскаго моста до Вестиминстерской залы. Члены возвращались рѣкой, на кораблѣ, снабженномъ матросами изъ охотниковъ. Отряды городской милиціи, подъ начальствомъ шерифовъ, сопровождаемые огромной толпою зрителей, маршировали вдоль набережной, для охраненія пути къ палатѣ общинъ; и такъ, при возгласахъ и громкой пушечной пальбѣ, обвиняемые патріоты провожались народомъ, которому они служили и за который пострадали. Возстановленные члены, войдя въ палату, полчаса изъявляли въ горячихъ выраженіяхъ свою благодарность гражданамъ Лондона. Предсѣдатель горячо благодарилъ шериффовъ отъ имени общинъ; и приказано было, чтобы караулъ, составленный изъ отрядовъ городской полиціи, былъ ежедневно выставляемъ для охраны безопасности парламента.
   Возбужденіе не ограничилось Лондономъ. Извѣстіе объ опасности, какой подвергся Гампденъ, достигнувъ Бокингамшира, произвело волненіе и негодованіе въ народѣ. 4,000 фригольдеровъ этой провинціи, имѣя каждый у своей шляпы копію протеста въ пользу привилегій парламента, отправились верхомъ въ Лондонъ для защиты личности своего возлюбленнаго представителя. Они явились массой, чтобы завѣрить парламентъ въ полной своей рѣшимости защищать его привилегіи. Прошеніе ихъ изложено было въ самыхъ сильныхъ выраженіяхъ. "Вслѣдствіе послѣдняго посягательства на почтенную палату общинъ, прибыли мы теперь -- говорили они -- для предложенія нашихъ услугъ, и рѣшились жить и умереть, защищая ея правое дѣло."
   Явно готовилась великая борьба. Гампденъ, по возвращеніи въ Вестминстеръ, очень перемѣнился. Онъ употреблялъ до сихъ поръ свое вліяніе скорѣе на то, чтобы удерживать, чѣмъ возбуждать рвеніе своей партіи. Но измѣна, презрѣніе къ закону, жажда крови, которую король обнаружилъ теперь, не оставляли ни малѣйшей надежды на мирную сдѣлку. Ясно было, что Карлъ долженъ быть или куклой, или тираномъ; что никакое обязательство закона или чести не могло связать его, и что единственное средство сдѣлать его безвреднымъ состояло въ томъ, чтобы сдѣлать его безсильнымъ.
   Нападеніе, сдѣланное королемъ на пятерыхъ членовъ, было неправильнымъ не по одной лишь формѣ. Даже еслибъ обвиненіе представлено было законнымъ образомъ, еслибъ Мидльсэкскій большой судъ присяжныхъ призналъ обвинительный билль справедливымъ, еслибъ обвиненныя лица арестованы были за надлежащимъ указомъ, въ надлежащемъ мѣстѣ и въ надлежащее время, то все-таки въ этомъ поступкѣ было на столько вѣроломства и несправедливости, что можно оправдать самыя сильныя мѣры, къ какимъ могла прибѣгнуть оппозиція. Обвинить Пима и Гампдена значило обвинять палату общинъ. Всѣмъ извѣстно было, что они избраны были предметомъ мести, единственно за то, что было сдѣлано ими въ качествѣ членовъ этой палаты; а въ томъ, что они сдѣлали, какъ члены этой палаты, принимало участіе и большинство. Многіе изъ приведенныхъ противъ нихъ обвинительныхъ пунктовъ были у нихъ общіе съ парламентомъ. Они обвинялись, правда, и быть можетъ, осязательно, въ подстреканіи шотландской арміи къ вторженію въ Англію. Поступкомъ этимъ они совершили то, что, въ строгомъ смыслѣ закона, составляетъ оскорбленіе величества, то самое оскорбленіе, которое Девонширъ и Шрусбёри совершили въ 1688 году. Но король обѣщалъ прощеніе и забвеніе тѣмъ, которые были главными дѣятелями въ Шотландскомъ возстаніи. Совмѣстно-ли было съ его честью наказывать ихъ соучастниковъ? Онъ пожаловалъ главнымъ ковенантерамъ отличія, свидѣтельствовашія о его къ нимъ милости: большую печать Шотландіи одному начальнику возставшихъ, маркизство -- другому, графство -- тому самому Лесли, который переправился съ пресвитеріанской арміей чрезъ Твидъ. На какомъ же основаніи слѣдовало обвинять Гампдена, совѣтовавшаго лишь то, за совершеніе чего Лесли получилъ дворянство? Естественно, что передъ лицомъ закона ни одинъ англичанинъ не могъ защищаться амнистіею, дарованной шотландцамъ. Но, если и не беззаконнымъ, то конечно непослѣдовательнымъ и въ высшей степени некоролевскимъ поступкомъ было -- прощать и повышать начальниковъ возстанія въ одномъ королевствѣ, а между тѣмъ вѣшать, распинать и четвертовать ихъ сообщниковъ въ другомъ.
   Мѣры короля противъ пятерыхъ членовъ, или скорѣе противъ того парламента, который принималъ участіе почти во всѣхъ ихъ дѣйствіяхъ, были поводомъ къ междоусобной войнѣ. Ясно было, что или Карлъ, или палата общинъ должны были лишиться всей дѣйствительной власти въ государствѣ. Самый лучшій путь, къ которому общины могли бы прибѣгнуть, былъ можетъ быть тотъ, чтобы свергнуть короля, какъ ихъ предки свергли Эдуарда II и Ричарда II, и какъ впослѣдствіи ихъ дѣти свергли Іакова. Сдѣлай онѣ это, посади онѣ на престолѣ государя, характеръ и положеніе котораго были бы залогомъ его хорошаго управленія, тогда онѣ могли бы безопасно оставить этому государю всѣ древнія конституціонныя прерогативы короны: начальство надъ арміею въ государствѣ, власть возводить въ перы; власть назначать министровъ, право отвергать билли, принятыя обѣими палатами. Такой государь, избранный ими на царство, находился бы въ необходимости дѣйствовать сообразно ихъ желаніямъ. Но общественный духъ не былъ еще зрѣлъ для такой мѣры. Не было ни герцога Ланкастерскаго, ни принца Оранскаго, ни важнаго и знатнаго лица, близкаго по крови къ престолу, а между тѣмъ преданнаго народному дѣду. Карла, слѣдовательно, приходилось оставить королемъ; а поэтому необходимо было оставить его королемъ только по имени. Вильгельма III или Георга I, которыхъ права на корону были тождественны съ правомъ народа на свободу, можно было безопасно облечь обширною властью. Но юная свобода не могла безопасно существовать при старомъ тиранѣ. Какъ скоро его не слѣдовало лишать званія короля, то единственное средство было сдѣлать его только повѣреннымъ, только номинально-владѣвшимъ прерогативами, которыми въ сущности пользовались бы другіе; великимъ Ламою; королемъ-лежебокомъ; призракомъ, похожимъ на тѣхъ Дагоберовъ и Хильдеберовъ, которые носили отличія королевскаго сана, тогда какъ Эброинъ и Карлъ Мартелъ держали въ рукахъ своихъ дѣйствительную верховную власть въ государствѣ.
   Условія, предложенныя парламентомъ, были тяжелы, но навѣрное не тяжелѣе тѣхъ условій, которыя даже торіи, въ конвенціи 1689 г., наложили бы на Іакова, еслибъ только рѣшено было, чтобы Іаковъ продолжалъ оставаться королемъ. Главное условіе состояло въ томъ, чтобы начальство надъ милиціею и право вести войну въ Ирландіи оставалось за парламентомъ. Весь исходъ этого великаго дѣла сосредоточивался на этомъ пунктѣ, въ рѣшеніи котораго обѣ партіи положились на Бога и мечъ.
   Мы полагаемъ, что общины были не только правы, требуя для себя власти располагать военною силою, но что съ ихъ стороны было бы совершеннымъ безуміемъ оставить эту силу въ распоряженіи короля. Съ самаго начала его царствованія цѣль его очевидно состояла въ томъ, чтобы управлять посредствомъ арміи. Его третій парламентъ, въ Прошеніи о правѣ, жаловался на его любовь къ военному уставу и на стѣснительный способъ, какимъ солдаты его разставлилась на постой. Самое дорогое сердцу Страффорда желаніе, какъ доказываютъ письма его, состояло въ томъ, чтобы привести доходы въ такое положеніе, которое давало бы Карлу возможность имѣть постоянную военную организацію. Въ 1640 году Карлъ содержалъ незаконными поборами армію въ сѣверныхъ провинціяхъ. Въ 1641 г. онъ вдался въ интригу, которой цѣлью было привести армію эту въ Лондонъ, чтобы держать въ страхѣ парламентъ. Послѣдній его поступокъ доказалъ, что, еслибъ ему позволили удержать около себя хотя малѣйшій отрядъ лейбъ-гвардіи, составленный изъ его приверженцевъ, -- общинамъ угрожала бы опасность оскорбленія, а пожалуй -- и рѣзни. Палаты засѣдали все еще подъ прикрытіемъ лондонской милиціи. Возможно ли было, при такихъ обстоятельствахъ, довѣрять безопасно королю всю вооруженную силу государства? Не было ли бы безуміемъ со стороны парламента набрать и содержать для Ирландской войны армію въ 15 или 20 тысячъ, и дать Карлу неограниченную власть надъ этой арміей, съ правомъ назначать, повышать и отставлять офицеровъ по его произволу? Не вѣроятно ли было, что армія эта сдѣлается тѣмъ, чѣмъ по существу своему дѣлается каждая армія; чѣмъ сдѣлались столь многія арміи, составленныя при гораздо благопріятнѣйшихъ обстоятельствахъ; чѣмъ сдѣлалась армія Римской республики; чѣмъ сдѣлалась армія Французской республики -- орудіемъ деспотизма? Не вѣроятно ли было, что солдаты забудутъ, что они тоже граждане, и готовы будутъ служить своему полководцу противъ своей страны? Не вѣрно ли было, что въ тотъ же день, какъ Карлъ дерзнулъ бы отказаться отъ своихъ уступокъ и наказать своихъ противниковъ, онъ учредилъ бы самовольное управленіе и потребовалъ бы кровавой мести?
   Наше время представляетъ подобный же случай. Положимъ, что должна бы произойти революція въ Испаніи, что конституція Кадикса должна быть возстановлена, что кортесы должны снова собраться, что испанскіе Принны и Бортны, скитающіеся теперь въ лохмотьяхъ около Лейстеръ-сквера, возвратились бы въ свое отечество. Фердинандъ VII естественно повторилъ бы въ этомъ случаѣ всѣ клятвы и обѣщанія, сдѣланныя имъ въ 1820 г. и нарушенныя въ 1823 г. Но не было ли бы сумасшествіемъ со стороны кортесовъ, въ случаѣ, еслибъ имъ приходилось даже оставить ему званіе короля, оставить ему болѣе чѣмъ это званіе? Не издѣвалась ли бы надъ ними вся Европа, еслибъ они дозволили ему собирать по произволу огромную армію для американской экспедиціи и ставить ее подъ начальство офицеровъ, имъ самимъ избранныхъ? Не должны ли бы мы сказать тогда, что каждый членъ конституціонной партіи, который содѣйствовалъ такой мѣрѣ, полнѣйшимъ образомъ заслуживаетъ участь, которую, вѣроятно, встрѣтилъ бы; участь Ріего и Эмпесинадо {Don Rafael del Riego и Don Juan del Empecinado были замѣчательными дѣятелями испанской революціи. Послѣ реставраціи Фердинанда оба они подверглись жестокому его преслѣдованію и погибли на висѣлицѣ: первый въ 1823, а второй въ 1825 г.}? Мы не расположены дѣлать комплименты Фердинанду, да и не воображаемъ, чтобы мы ему дѣлали какой-либо комплиментъ, говоря, что изъ всѣхъ государей въ исторіи, онъ кажется намъ, въ нѣкоторыхъ весьма важныхъ пунктахъ, наиболѣе похожимъ на короля Карла I. Подобно Карлу, онъ извѣстнымъ образомъ благочестивъ; подобно Карлу, онъ извѣстнымъ образомъ сдѣлалъ своему народу большія уступки. Счастливъ онъ, что ему приходилось имѣть дѣло съ людьми, весьма мало похожими на англійскихъ пуританъ.
   Общины хотѣли имѣть власть меча; король не хотѣлъ съ нею разстаться; и ничего болѣе не оставалось, какъ подвергнуться случайностямъ войны. Карлъ имѣлъ еще сильную партію въ странѣ. Его августѣйшій санъ, его великолѣпныя манеры, его торжественныя завѣренія въ томъ, что онъ на будущее время станетъ уважать вольности своихъ подданныхъ сожалѣніе къ падшему величію, страхъ передъ насильственнымъ нововведеніемъ, -- все это упрочивало за нимъ многихъ приверженцевъ. Онъ имѣлъ за собою церковь, университеты, большинство дворянъ и древней помѣстной джентри. Суровость пуританскихъ обычаевъ устремляло большинство веселой и разгульной молодежи подъ королевскія знамена. Многіе хорошіе, храбрые и умѣренные люди, порицавшіе прежнее его управленіе и сомнѣвавшіеся въ теперешней его искренности, приняли его сторону неохотно и съ разными грустными предчувствіями; ибо, хотя они очень страшились его тиранніи, то демократическаго насилія страшились еще болѣе.
   На другой сторонѣ была огромная масса среднихъ сословій Англіи; купцовъ, лавочниковъ, йоменовъ, имѣя во главѣ весьма значительное и грозное меньшинство перства и поземельной джентри. Графъ Эссексъ, человѣкъ почтенныхъ способностей и съ нѣкоторою военною опытностью, назначенъ былъ начальникомъ парламентской арміи.
   Гампденъ не щадилъ въ этомъ дѣлѣ ни своего состоянія, ни своей личности. Онъ подписалъ 2.000 фунт. стерл. для общественнаго употребленія. Онъ получилъ должность полковника въ арміи и отправился въ Боккингампширъ, чтобы набрать полкъ пѣхоты. Сосѣди его наперерывъ вписывались подъ его начальство. Его солдаты извѣстны были по зеленому мундиру, и по знамени, на одной сторонѣ котораго находился парламентскій лозунгъ, "God with us", а на другой Гампденовъ девизъ: "Vestigia nulla retrorsam {"Никакихъ слѣдовъ позади".}". Девизъ этотъ прекрасно изображалъ путь дѣйствій, по которому онъ слѣдовалъ. Ни одинъ изъ членовъ его партіи не былъ въ такой степени увѣреннымъ, если только оставалась малѣйшая надежда на спасеніе отечества законнымъ и мирнымъ путемъ. Ни одинъ изъ членовъ его партіи не обнаруживалъ такой силы и энергіи, если только необходимость требовала прибѣгнуть къ оружію. Онъ былъ весь проникнутъ своею военною обязанностью и "исполнялъ ее, говоря словами Кларендона, во всѣхъ случаяхъ съ величайшею точностью". Набранный и обученный имъ полкъ считался однимъ изъ лучшихъ въ парламентской арміи. Онъ въ каждомъ сраженіи подвергалъ личность свою опасности съ неустрашимостью, отличавшею его даже между тысячами храбрецовъ. "Личная храбрость его, говоритъ Кларендонъ, была равна самымъ лучшимъ его дарованіямъ; такъ что не желательно было имѣть его врагомъ, тамъ гдѣ возможно было имѣть его другомъ, и если онъ уже являлся врагомъ, то былъ такъ страшенъ, какъ только кто-либо могъ быть страшенъ." Хотя военное поприще его было коротко, а военное положеніе подчиненно, но онъ вполнѣ доказалъ, что обладалъ талантами великаго полководца столько же, какъ и талантами великаго государственнаго человѣка.
   Мы не станемъ пытаться представить исторію войны. Разсказъ лорда Ноджента о военныхъ дѣйствіяхъ весьма оживленъ и разителенъ. Наше извлеченіе было бы скучно и, вѣроятно, непонятно. Дѣйствительно, нѣкоторое время не быле никакой большой и связной системы въ дѣйствіяхъ обѣихъ сторонъ. Война между двумя партіяни была точно война между Ариманомъ и Ормуздомъ, изъ которыхъ ни одинъ, согласно восточнымъ богословамъ, не имѣетъ исключительной области, оба равно вездѣ сущи, оба равномѣрно проникаютъ все простраяство, оба ведутъ вѣчную борьбу въ каждой частичкѣ матеріи. Почти въ каждой провинціи происходила малая война. Городъ снаряжалъ войска для парламента, въ то время какъ замокъ сосѣдняго пера снабженъ былъ гарнизономъ для короля. Ратники рѣдко были расположены выступать далеко отъ собственныхъ домовъ своихъ. Фэрфаксу и Кромвеллю суждено было покончить эту несвязную борьбу, послѣдовательнымъ движеніемъ одной превышающей силы противъ всѣхъ разбросанныхъ обломковъ королевской партіи.
   Замѣчательное обстоятельство, что офицеры, изучившіе тактику въ школахъ, считавшихся самыми лучшими, -- при Вирѣ, въ Нидерландахъ, и при Густавѣ Адольфѣ въ Германіи, -- выказали гораздо меньше искусства, чѣмъ командиры, воспитанные для мирныхъ занятій и никогда не видавшіе даже и стычки, до той самой минуты, пока не вспыхнула междоусобная война. Человѣкъ несвѣдущій могъ бы изъ этого клониться къ догадкамъ, что военное искусство не такая глубокая тайна; что начала его не что иное, какъ начала простаго здраваго смысла, и что быстрый глазъ, хладнокровіе и смѣлость могутъ болѣе содѣйствовать образованію полководца, чѣмъ всѣ діаграммы Жомини. Но какъ бы ни было, Гампденъ навѣрное оказался лучшимъ офицеромъ, нежели Эссексъ, а Кромвелль лучшимъ нежели Лесли.
   Военныя ошибки Эссекса вѣроятно произошли отчасти отъ политической робости. Онъ преданъ былъ парламентскому дѣлу честно, но не горячо; онъ прежде всего страшился большаго пораженія, а потомъ большой побѣды. Гампденъ, съ другой стороны, стоялъ за сильныя и рѣшительныя мѣры. Когда онъ обнажалъ мечъ, какъ хорошо сказалъ Кларендонъ, то бросалъ ножны. Онъ показалъ, что зналъ лучше, чѣмъ кто-либо изъ общественныхъ дѣятелей его времени, какъ цѣнить умѣренность и какъ пользоваться ею. Но онъ зналъ, что сущность войны -- насиліе, и что умѣренность въ войнѣ -- безсиліе. Въ разныхъ случаяхъ, въ особенности же въ продолженіе военныхъ дѣйствій близъ Брентфорда, онъ дѣлалъ Эссексу серьёзныя увѣщанія. Гдѣ только онъ командовалъ отдѣльно, тамъ смѣлость и быстрота его движеній представляли разительный контрастъ съ медлительностью его начальника.
   Онъ имѣлъ безграничное вліяніе въ парламентѣ. Занятія его въ исходѣ 1642 года описаны были Денгамомъ въ нѣсколькихъ строкахъ, хотя и имѣвшихъ цѣлью сарказмъ, но въ самомъ дѣлѣ выражающихъ высочайшую похвалу. Въ этой сатирѣ Гампденъ описанъ вѣчно движущимся отъ военнаго стана въ Виндзорѣ къ палатѣ общинъ въ Вестминстерѣ и обратно, приводящимъ въ страхъ главнокомандующаго и предписывающимъ законы тому парламенту, который не зналъ другаго закона. Въ это-то время онъ образовалъ тотъ знаменитый союзъ между графствами, которому партія его главнѣйшимъ образомъ обязана побѣдою своею надъ королемъ.
   Въ началѣ 1643 года Рупрехтъ съ кавалеріей своей безпрестанно безпокоилъ преданные парламенту ширы, лежащіе близъ Лондона. Эссексъ до того растянулъ линіи свои, что не было почти ни одного крѣпкаго пункта. Молодой принцъ, хотя и не великій полководецъ, но какъ дѣятельный и предпріимчивый партизанъ, часто нападалъ въ расплохъ на посты, жегъ деревни, уводилъ скотъ и снова возвращался къ Оксфордъ, прежде чѣмъ возможно было собрать достаточную силу, чтобы сразиться съ нимъ.
   Войска громко порицали слабыя мѣры Эссекса. Всѣ пылкіе и смѣлые умы парламентской партіи ревностно желали имѣть Гампдена во главѣ. Все заставляетъ насъ думать, что, продолжись его жизнь, верховное начальство надъ арміей было бы ввѣрено ему. Но судьбой рѣшено было, чтобы, при этомъ стеченіи обстоятельствъ, Англія потеряла единственнаго человѣка, соединявшаго совершенное безкорыстіе съ превосходными талантами, -- единственнаго человѣка, способнаго одерживать для нея побѣды и неспособнаго употреблять ихъ во зло.
   Вечеромъ 17 іюня Рупрехтъ съ своею кавалеріею отправился изъ Оксфорда на хищническую экспедицію. На слѣдующій день въ три часа утра онъ напалъ на небольшой отрядъ парламентскихъ солдатъ, расположенныхъ въ Посткомбѣ, и разсѣялъ ихъ. Потомъ онъ устремился на Чинноръ, сжегъ деревню, истребилъ или забралъ въ плѣнъ всѣ находившіяся тамъ войска, и готовился поспѣшить съ своею добычею и плѣнными назадъ въ ОксФордъ.
   Наканунѣ этого дня Гампденъ рѣшительно доказывалъ Эссексу опасность, которой подвергалась эта часть линіи. Какъ только онъ получилъ извѣстіе о набѣгѣ Рупрехта, тотчасъ отправилъ всадника съ вѣстью къ главнокомандующему. Роялисты, говорилъ онъ, могли возвращаться лишь чрезъ Чизельгамптонскій мостъ. Слѣдовало тотчасъ же отправить по этому направленію войско, чтобы пресѣчь имъ путь. Между тѣмъ онъ самъ рѣшился отправиться со всею кавалеріею, какую могъ собрать, чтобы удержать движеніе непріятеля, пока Эссексъ не возьметъ мѣръ отрѣзать имъ отступленіе. Значительный отрядъ конницы и драгунъ добровольно послѣдовалъ за нимъ. Гампденъ не былъ ихъ командиромъ. Онъ даже не принадлежалъ къ ихъ роду службы. "Но онъ, говоритъ Кларендонъ, никому не уступалъ, кромѣ главнокомандующаго, въ умѣньи угадывать способности людей и пользоваться ими." Онъ настигъ Рупрехта на поляхъ Чальгровскихъ. Произошла сильная стычка. Въ первомъ нападеніи Гампденъ пораженъ былъ въ плечо двумя пулями, переломившими кость и засѣвшими въ его тѣлѣ. Войска парламентскія упали духомъ и стали отступать. Рупрехтъ преслѣдовалъ ихъ нѣкоторое время, потомъ поспѣшилъ перейти черезъ мостъ и покойно отступилъ къ Оксфорду.
   Гампденъ, понуривъ голову и упираясь руками на шею своей лошади, съ трудомъ удалялся съ мѣста боя. Домъ, обитаемый его тестемъ, и откуда въ молодости своей онъ привезъ свою невѣсту Елизавету, былъ близокъ. До сихъ поръ хранится трогательное преданіе, что онъ съ минуту смотрѣлъ въ ту сторону, гдѣ былъ милый для него домъ, и силился добраться до него, чтобы умереть тамъ. Но въ этомъ направленіи находился непріятель. Гампденъ поворотилъ свою лошадь къ Темъ, куда прибылъ почти безъ чувствъ отъ страданій. Лекаря перевязали его раны. Но не было никакой надежды. Боль, которую онъ терпѣлъ, была крайне мучительна; но онъ выносилъ ее съ удивительною твердостью и самоотверженіемъ. Его первая забота была объ отечествѣ. Онъ въ постели писалъ много писемъ въ Лондонъ, касательно общественныхъ дѣлъ, и отправилъ въ главную квартиру послѣднее настоятельное представленіе, въ которомъ предлагаетъ сосредоточить всѣ разсѣянныя силы. Когда общественныя обязанности его были исполнены, онъ сталъ покойно готовиться къ смерти. При немъ присутствовали священникъ Англиканской церкви, съ которымъ онъ жилъ въ тѣсныхъ дружескихъ отношеніяхъ, и капеланъ боккингамширскаго полка Зеленыхъ, докторъ Спортонъ, котораго Бакстеръ описываетъ, какъ знаменитаго и отличнаго богослова.
   За нѣсколько времени до смерти, Гампденъ принялъ Св. Причастіе. Онъ объявилъ, что хотя и не одобряетъ учрежденій Англійской церкви, однако согласенъ съ этою церковью во всѣхъ существенныхъ предметахъ ученія. Умъ его остался не помраченнымъ. Когда все почти было кончено, онъ лежалъ, тихо произнося молитвы и за себя и за дѣло, за которое умиралъ. "Господи Іисусе! воскликнулъ онъ въ послѣднюю минуту агоніи, прійми душу мою. О, Господи! спаси мое отечество. О, Господи! будь милостивъ къ..." Въ этой прерванной молитвѣ отошелъ его благородный и безстрашный духъ.
   Онъ былъ похороненъ въ приходской Гампденовой церкви. Солдаты, съ непокрытыми головами, съ опрокинутыми на погребеніе ружьями, съ покрытыми барабанами и знаменами, сопровождали тѣло его до могилы и, во время шествія, пѣли тотъ возвышенный и печальный псаломъ, въ которомъ бренность человѣческой жизни противополагается неизмѣнности Того, для кого 1000 лѣтъ, какъ минувшій вчерашній день и какъ ночное бдѣніе.
   Судя по словамъ Кларендона, извѣстіе о смерти Гампдена произвело въ его партіи такое огромное смущеніе, какъ будто бы вся армія ихъ была истреблена. Газеты того времени слишкомъ достаточно доказываютъ, что парламентъ и всѣ друзья его исполнены были горести и страха. Лордъ Ноджентъ привелъ замѣчательное мѣсто имъ ближайшаго номера тогдашней еженедѣльной газеты "Weekly Intelligence", "Потеря полковника Гампдена близка сердцу каждаго, кому дорого благо короля и отечества, и отнимаетъ у многихъ охоту находиться теперь въ арміи, когда его ужъ нѣтъ. Память умершаго полковника такова, что не будетъ ни одного изъ грядущихъ вѣковъ, въ которомъ бы она не была все болѣе и болѣе въ почести и уваженіи; онъ былъ человѣкъ такой религіозности, и такого благоразумія, разсудка, хладнокровія, доблести и честности, что оставилъ мало себѣ подобныхъ".
   Онъ дѣйствительно никого не оставилъ подобнаго себѣ. Правда, оставались еще въ его партіи многіе проницательные умы, многіе краснорѣчивые языки, многія храбрыя и честныя сердца. Оставался еще грубый и мужиковатый воинъ, полу-фанатикъ, полу-шутъ, котораго таланты, замѣченные до тѣхъ поръ однимъ только проницательнымъ глазомъ, соотвѣтствовали всѣмъ высочайшимъ обязанностямъ воина и государя. Но въ одномъ лишь Гампденѣ соединялись всѣ качества, необходимыя въ эту критическую минуту для спасенія государства: доблесть и энергія Кромвелля, разсудительность и краснорѣчіе Вэна, человѣколюбіе и умѣренность Манчестера, непреклонная честность Гэля, пылкій общественный духъ Сиднея. Другіе могли обладать качествами, необходимыми для спасенія народной партіи въ критическую минуту; но только онъ одинъ имѣлъ силу и наклонность къ удержанію чрезмѣрныхъ ея порывовъ въ минуту торжества. Другіе умѣли побѣждать; но онъ одинъ только умѣлъ примирять. Такой же смѣлый геній, какъ и онъ, двинулъ кирасиръ, измѣнившихъ ходъ дѣла при Марстонъ-Мурѣ. Глазъ, такой же ловкій какъ и его наблюдалъ за шотландскою арміею, спускавшеюся съ высотъ на Донбаръ. Но когда вмѣсто злобной тиранніи Лода и Карла наступила свирѣпая борьба сектъ и партій, стремившихся къ власти и пылавшихъ местью; когда невѣжество и пороки, порожденные старою тиранніею, угрожали гибелью новой свободѣ, -- тогда-то Англіи не доставало трезвости, самообладанія, совершеннаго здравомыслія, совершенной благонамѣренности, которымъ исторія революцій не представляетъ никакой параллели, или представляетъ параллель въ одномъ только Вашингтонѣ.
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru