Lib.ru/Классика: Маколей Томас Бабингтон. Сцены из "Афинских пиров"

Маколей. Полное собраніе сочиненій.

III. Критическіе и историческіе опыты. 2-е исправленное изданіе.

Подъ общею редакціею Н. Л. Тиблена

Санктпетербургъ и Москва. Изданіе Книгопродавца-Типографа М. О. Вольфа. 1870

Переводъ подъ редакціею г. Резенера.

СЦЕНЫ ИЗЪ "АѲИНСКИХЪ ПИРОВЪ".
ДРАМА.

(1824)

ЯВЛЕНІЕ I.

Сцена представіяетъ улицу въ Аѳинахъ.

Входятъ КАЛЛИДЕМЪ и СПЕВЗИППЪ.

Каллидемъ.

Негодяй-мальчишка! Ты, въ самомъ дѣлѣ, долженъ быть уменъ а знатенъ. Тратишь деньги, какъ будто ты такъ же богатъ, какъ Никій, и разсуждаешь, какъ будто ты такъ же мудръ, какъ Периклъ! Бѣгаешь за софистами и хорошенькими женщинами! А я за все это плати! Я ужинай богородской травой и лукомъ, между тѣмъ какъ ты упитываешься перепелками и зайцами! Я пей воду, чтобъ тебѣ можно было играть хіосскимъ виномъ въ коттабусъ {Игра эта состояла въ выливаніи вина изъ чашъ и служила обыкновенной забавой на аѳинскихъ пирахъ.}. Я ходи такимъ же оборвышемъ, какъ Павзонъ {Павзонъ былъ аѳинскій живописецъ, имя котораго было однозначуще со словомъ "нищій". См. Аристофана, Плутусъ, 602. По его бѣдности я готовъ предположить, что. онъ занимался исторической живописью.}, чтобы ты щеголялъ какъ Алкивіадъ {См. Аристофана, Плутусъ, 524.}. Я спи на голыхъ доскахъ, съ камнемъ вмѣсто изголовья и гнилой рогожей вмѣсто одѣяла, при дрожащемъ свѣтѣ дрянной лампы, между тѣмъ какъ ты шествуешь, пышно разодѣтый, съ числомъ факеловъ, которое видано только на празднествахъ Цереры,-- чтобъ гремѣть своимъ топоромъ {См. Ѳеокрита. Идиллію 2, 128.} въ двери половины всѣхъ іонійскихъ женщинъ въ Пиро {Это былъ худшій кварталъ Аѳинъ. См. Аристофана, Паксъ, 165.}.

Спевзиппъ.

Ахъ, ты, неразумный старикъ! Безстыднѣйшій изъ всѣхъ отцовъ!

Каллидемъ.

Неблагодарный бездѣльникъ! Какъ ты смѣешь такъ говорить со мною? Не боишься ты перуновъ Юпитера?

Спевзиппъ.

Перуновъ Юпитера! Нелѣпость! Анаксагоръ говоритъ, что молніи есть лишь взрывъ, производимый...

Каллидемъ.

О, онъ говоритъ? Я желалъ бы, чтобы молнія ударила въ домъ Анаксагора, въ возмездіе за трудъ, который онъ беретъ на себя.

Спевзиппъ.

Ну, говори толково.

Каллидемъ.

Толково! Ахъ, ты, дерзкій мальчишка-софистъ! Я говори толково! Да знаешь ли ты, что я твой отецъ? Какою игрой словъ прикроешь ты это?

Спевзиппъ.

Знаю ли я, что ты мнѣ отецъ? Разложимъ этотъ вопросъ на части, какъ говоритъ Мелезигенъ. Прежде всего намъ слѣдуетъ разсмотрѣть, что такое знаніе. Во-вторыхъ: что такое отецъ? Знаніе, какъ сказалъ намедни Ѳеатету Сократъ {См. Платонова Ѳеэтета.}...

Каллидемъ.

Сократъ! Этотъ оборванный, курносый, старый снигирь, которой цѣлый день ходитъ босикомъ, обкрадываетъ помойныя ямы, рѣжетъ комаровъ и дѣлаетъ блохамъ обувь изъ воску {См. Аристофана, Облака, 150.}.

Спевзиппъ.

Все ложь! Все выдумки Аристофана.

Каллидемъ.

Клянусь Палладой, если онъ обуваетъ своихъ блохъ, то онъ сострадательнѣе къ нимъ, чѣмъ къ самому себѣ. Но слушай, мальчишка; если ты будешь продолжать такую жизнь, то скоро себя погубить. Вотъ тебѣ положеніе. Передай его своему Сократу и Мелезигену и предложи имъ опровергнуть его. Погубишь себя, слышишь ли?

Спевзиппъ.

Погублю себя?

Каллидемъ.

Да, клянусь Юпитеромъ! Можно ли поддерживать такую роскошь, какую ты себѣ позволяешь, безъ всякихъ средствъ? Во всю послѣднюю войну я не получилъ со своей пашенной земли и одного обола; саранча являлась изъ Пелопонеза почти такъ же правильно, какъ плеяды {Созвѣздіе, видимое въ Греціи только къ теченіе лѣта.}; хлѣбъ былъ сожженъ; маслинныя деревья обобраны; плодовыя срублены; колодцы завалены. А чуть насталъ миръ и во мнѣ возникла надежда, что все исправится,-- какъ ты начинаешь тратить деньги, какъ будто располагаешь всѣми рудниками Ѳазуса {Теперешній Ѳазо, самый сѣверный островъ Эгейскаго моря.}.

Спевзиппъ.

Клянусь Нептуномъ, охотникомъ до лошадей...

Каллидемъ.

Если Нептунъ охотникъ до лошадей, то мы съ намъ не сходимся по вкусахъ. На панаѳенеяхъ {Важнѣйшее религіозно-политическое празднество аѳинянъ.} тебѣ нужно ѣздить на лошади, которая годилась бы для великаго царя: четыре десятины моихъ лучшихъ виноградниковъ пошли на это дурачество. Сократи свои расходы, или тебѣ нечего будетъ ѣсть. Не упоминаетъ Анаксагоръ между своими открытіями, что когда человѣку нечего ѣсть, то онъ умираетъ?

Спевзиппъ.

Ты ошибаешься. Мои друзья...

Каллидемъ.

О, да! Твои друзья не преминутъ тебя замѣтить, когда ты въ зимній день будешь продираться сквозь толпу, чтобы погрѣться у огня купаленъ; или когда тебѣ придется вступать въ бой съ нищими и ихъ собаками изъ-за крошекъ отъ подаянія; или когда ты будешь радъ заработать три несчастныхъ обола {Вознагражденіе присяжному въ Аѳинахъ.}, слушая цѣлый день лживыя рѣчи и дѣтскій крикъ.

Спевзиппъ.

Можно кормиться и инымъ способомъ.

Каллидемъ.

Какъ! Ты, кажется, намѣренъ слоняться отъ дома къ дому, подобно подлому Филиппу {См. Пиръ Ксенофонта.}, и просить всякаго, у кого вечеринка, быть милостиву, дать тебѣ поѣсть и осмѣять тебя; или ты сдѣлаешься наушникомъ, будешь по временамъ получать вязку винограду или пару обуви, угрожая богатому трусу ложнымъ доносомъ. Ну, это занятіе, которому могло тебя научить посѣщеніе софистовъ.

Спевзиппъ.

Ты далекъ отъ истины.

Каллидемъ.

Что же намѣреваешься ты дѣлать, во имя Юноны? Присоединиться къ Оресту {Знаменитый разбойникъ въ Аттикѣ. См. Аристофана, Птицы, 711 и въ друг. мѣст.} и грабить по дорогамъ? Берегись; будешь имѣть дѣло съ одиннадцатью {Учрежденіе, которому были подвѣдомы важнѣйшія уголовныя преступленія и тюрьмы.}. Отвѣдаешь цикуты! Можетъ быть, и очень пріятно жить на чужой счетъ; но не думаю, чтобъ было очень пріятно слышать послѣдній ударъ песта въ ступу, когда холодный напитокъ готовъ, На!

Спевзиппъ.

Цикута! Орестъ! Глупость! Я стремлюсь къ цѣлямъ благороднѣйшимъ. Что ты скажешь о политикѣ, общественномъ собраніи?

Каллидемъ.

Ты ораторъ! о нѣтъ! нѣтъ! Клеонъ стоилъ двадцати такихъ глупцовъ, какъ ты. Я допускаю, пожалуй, что ты наслѣдовалъ его наглость, за которую онъ теперь, если въ тартарѣ есть правосудіе, мокнетъ по глаза въ собственной дубильной ямѣ. Но у пафлагонца были дарованія!

Спевзиппъ.

А ты хочешь сказать...

Каллидемъ.

О, нѣтъ! Ты, безспорно, Периклъ въ зародышѣ. Ну, а когда же ты будешь говорить свою первую рѣчь? О, Паллада!

Спевзиппъ.

Я думалъ было намедни говорить объ экспедиціи въ Сицилію; но Никій {См. Ѳукидида, VI, 8.} предупредилъ меня.

Каллидемъ.

Никій, бѣдный добрякъ, могъ бы оставаться въ покоѣ; рѣчь его принесла мало пользы. Потеря твоей рѣчи есть, безспорно, неискупимое общественное бѣдствіе.

Спевзиппъ.

О, нѣтъ. Я я маю сказать ее въ слѣдующее собраніе; она годится для всякаго предмета.

Каллидемъ.

То есть, не годится ни для одного. Но пожалуйста -- если только это не слишкомъ дерзкая просьба съ моей стороны,удостой меня хоть отрывкомъ.

Спевзиппъ.

Хорошо. Вообрази себѣ агору, наполненную народомъ; совѣщаніе идетъ о какомъ-нибудь важномъ предметѣ, напр. о прибытіи посла изъ Аргоса или отъ великаго царя, о дани съ острововъ, о какомъ-нибудь обвиненіи,-- словомъ, о чемъ бы то ни было. Глашатай объявляетъ: "Каждый гражданинъ, которому болѣе пятидесяти лѣтъ отъ роду, можетъ говорить. Каждый гражданинъ, не утратившій права, можетъ говорить." Я встаю: -- громкій ропотъ любопытства пробѣгаетъ въ толпѣ, между тѣмъ какъ я всхожу на трибуну.

Каллидемъ.

Любопытства! да, и кое-чего другаго также. Тебя непремѣнно стащатъ оттуда силою, какъ бѣднаго Главкона {См. Ксенофонта, Memorabilia, III.} въ прошломъ году.

Спевзиппъ.

Не бойся. Я начну въ такомъ родѣ: "Когда я размышляю, аѳиняне, о важномъ значеніи нашего города; когда я размышляю объ обширности его могущества, о мудрости его законовъ, объ изяществѣ его украшеній; когда я размышляю о томъ, какими именами, какими подвигами украшены его лѣтописи; когда я думаю о Гармодіѣ и Аристогитонѣ, о Ѳемистоклѣ и Мильтіадѣ, о Кимонѣ и Периклѣ; когда я созерцаю наше первенство въ искусствахъ и наукахъ; когда я вижу такое множество цвѣтущихъ государствъ, принужденныхъ признать господство и покупать покровительство города фіалковой короны {Любимый эпитетъ Аѳинъ. См. Аристофана, Ахарн. 637.}....

Каллидемъ.

Я задохнусь отъ бѣшенства. О, боги и богини! за какое святотатство, за какое клятвопреступленіе -- изъ всѣхъ аѳинскихъ гражданъ именно мнѣ пало на долю быть отцомъ такого глупца?

Спевзиппъ.

Это что? Клянусь Бахусомъ, старикъ, я не совѣтовалъ бы тебѣ предаваться такимъ припадкамъ запальчивости на улицахъ. Если бы тебя увидалъ Аристофанъ, ты въ слѣдующую же весну непремѣнно попалъ бы въ комедію.

Каллидемъ.

Тебѣ болѣе причинъ бояться Аристофана, чѣмъ кому бы то ни было изъ нынѣшнихъ глупцовъ. О, если бы онъ только слышалъ, какъ ты стараешься подражать своеобразной рѣчи Стратона {См. Аристофана, Всадники, 1375.} и шепелянью Алкивіада {См. Аристофана, Осы, 44.}! Ты послужилъ бы ему неистощимымъ предметомъ. Ты утѣшилъ бы его въ потерѣ Клеона.

Спевзиппъ.

Нѣтъ, нѣтъ. Можетъ быть, я скоро явлюсь въ драматическихъ представленіяхъ, но только совсѣмъ другимъ образомъ.

Каллидемъ.

То есть какъ?

Спевзиппъ.

Что скажешь ты о трагедіи?

Каллидемъ.

О трагедіи твоего произведенія?

Спевзиппъ.

Да.

Каллидемъ.

О Геркулесъ! о Бахусъ! Это ужъ слишкомъ. Вотъ всеобъемлющій геній: софистъ, ораторъ, поэтъ. Какое треглавое чудовище произвелъ я на свѣтъ! Настоящаго Цербера умственныхъ способностей! Въ чемъ, позволь узнать, состоитъ сюжетъ твоей пьесы? Или твоя трагедія будетъ такъ же, какъ и твоя рѣчь, одинаково пригодна на всякій предметъ?

Спевзиппъ.

Я подумывалъ о разныхъ завязкахъ: Эдипъ, Этеоклъ и Полининъ, троянская война, умерщвленіе Агамемнона....

Каллидемъ.

Что же ты выбралъ?

Спевзиппъ.

Тебѣ извѣстно, что есть законъ, которымъ каждому новому поэту дозволяется подновлять пьесы Эсхила и представлять ихъ какъ свои собственныя. А такъ какъ въ массѣ существуетъ нелѣпое пристрастіе къ его дикимъ произведеніямъ, то я выбралъ одно изъ нихъ и передѣлалъ его.

Каллидемъ.

Какое?

Спевзиппъ.

О! Прометея -- эту массу грубѣйшихъ нелѣпостей. Но я переработалъ его вновь, но образцу Эврипида. Клянусь Бахусомъ, я заставлю призадуматься Софокла и Агаѳона. Ты не узнаешь пьесы.

Каллидемъ.

Клянусь Юпитеромъ, я въ томъ увѣренъ.

Спевзиппъ.

Я выпустилъ весь нелѣпый діалогъ между Вулканомъ и Силой, въ началѣ пьесы.

Каллидемъ.

Вообще говоря, это, пожалуй, улучшеніе. Значитъ, пьеса будетъ начинаться большимъ монологомъ Прометея, прикованнаго къ скалѣ:

"О, вы, святыя небеса! Вы, стремительные вѣтры!

Вы, источники великихъ потоковъ! Вы, волны океана,

Которыя десять тысячи сверкающихъ ямочекъ осыпаете

Своими лазурными улыбками! Всевозрождающая земля!

Всевидящее солнце! Къ вамъ, къ вамъ взываю я" {*}!

(*) См. Эсхила, Прометей, 88.

Да, я согласенъ, что это будетъ поразительно; я не думалъ, чтобы ты былъ способенъ къ такой идеѣ. Чего ты смѣешься?

Спевзиппъ.

Неужели ты серьёзно воображаешь, что кому-нибудь, кто изучалъ пьесы этого великаго человѣка Эврипида, можетъ придти въ голову -- начать трагедію такъ высокопарно?

Каллидемъ.

Но вѣдь твоя пьеса начинается монологомъ Прометея?

Спевзиппъ.

Безъ сомнѣнія.

Каллидемъ.

Такъ что же, во имя Бахуса, ты заставляешь его говорить?

Спевзиппъ.

Ты услышишь; и если это не въ настоящемъ Эврипидовомъ стилѣ, то назови меня глупцомъ.

Каллидемъ

Я позволю себѣ эту вольность во всякомъ случаѣ. Но продолжай.

Спевзиппъ.

Прометей начинаетъ такимъ образомъ:

"Целусъ родилъ Сатурна и Бріарея,

Котта и Крейя и Іаиста,

Гигеса и Гиперіона, Ѳебу, Ѳетиду,

Ѳею, Рею и Мнемозину.

Потомъ Сатурнъ женился на Реѣ и родилъ

Плутона и Нептуна, Юпитера и Юнону.

Каллидемъ.

Превосходно и очень естественно и, какъ ты говоришь, очень похоже на Эврипида.

Спевзиппъ.

Ты насмѣхаешься. Право, отецъ, ты не понимаешь этихъ вещей. Въ своей юности ты не пользовался тѣми преимуществами...

Каллидемъ.

Пользоваться которыми я допустилъ тебя, по своей глупости. Нѣтъ, въ мои ранніе годы вранье не было возведено въ достоинство науки, ни политика унижена до ремесла. Я упражнялся въ борьбѣ и читалъ гомеровы описанія битвъ, вмѣсто того, чтобы убирать свои волосы и повторять стихотворныя поученія изъ Эврипида. Но я имѣю нѣкоторыя понятія о томъ, чѣмъ должно быть драматическое произведеніе. Я видалъ Фриника {Лирическій поэтъ, современникъ Эсхила.} и жилъ съ Эсхиломъ. Я видѣлъ представленіе "Персовъ" {Трагедія Эсхила.}.

Спевзиппъ.

Жалкая пьеса; она можетъ забавлять глупцовъ, которые гребутъ на трехпалубныхъ галерахъ, но рѣшительно недостойна того, чтобы ее читалъ какой-нибудь человѣкъ со вкусомъ.

Каллидемъ.

Если бы ты видѣлъ ее на сценѣ! Весь театръ обезумѣлъ отъ восторга,-- топотъ, крики, смѣхъ, слезы. Тамъ былъ Цинегиръ, братъ Эсхила, потерявшій обѣ руки при Мараѳонѣ; остатками ихъ онъ билъ себя по бокамъ, отъ восхищенія. Когда толпа его замѣтила... Но куда ты идешь?

Спевзиппъ.

Ужинать съ Алкивіадомъ. Онъ черезъ нѣсколько дней отправляется съ экспедиціей въ Сицилію; сегодня онъ даетъ прощальное угощеніе.

Каллидемъ.

Тѣмъ лучше; мнѣ бы слѣдовало сказать -- тѣмъ хуже. Эта проклятая сицилійская экспедиція! И ты былъ однимъ изъ молодыхъ глупцовъ {См. Ѳукидида, VI, 13.}, которые заглушили голосъ бѣднаго Никія своимъ шумомъ и гамомъ. Берегись, придетъ и день разсчета. Что касается самого Алкивіада...

Спевзиппъ.

Что можешь ты сказать противъ него? Даже самые враги признаютъ его заслуги.

Каллидемъ.

Они признаютъ, что онъ уменъ, что онъ красивъ, что онъ увѣнчанъ на олимпійскихъ играхъ. Какія же другія достоинства находятъ въ немъ его друзья? Безъ сомнѣнья, въ его домѣ соберется отличное общество.

Спевзиппъ.

Вѣроятно, лучшіе люди Аѳинъ.

Каллидемъ.

Кого ты называешь лучшими людьми Аѳинъ?

Спевзиппъ.

Тамъ будетъ Калликлъ {Калликлъ играетъ видную роль въ "Торжествѣ Платона".}.

Каллидемъ.

Богоотступникъ, нечестивецъ, безчувственный плутъ!

Спевзиппъ.

Иппомахъ.

Каллидемъ.

Глупецъ, который не въ состояніи говорить ни о чемъ, кромѣ своихъ путешествій по Персіи и Египту. Иди, иди. Да избавятъ васъ боги -- удерживать тебя отъ такого отборнаго общества. (Расходятся.)

II.

Сцена представляетъ залу въ домѣ Алкивіада.-- Алкивіадъ, Певзиппъ, Калликлъ, Иппомахъ, Хариклея и другіе сидятъ за пиршественнымъ столомъ.

Алкивіадъ.

Принесите кубки побольше. Это будетъ самый веселый изъ нашихъ пировъ,-- вѣроятно, послѣдній, по крайней мѣрѣ, для нѣкоторыхъ изъ насъ.

Спевзиппъ.

Во всякомъ случаѣ, тебѣ не скоро придется пить опять такое вино, Алкивіадъ.

Каллидемъ.

Нѣтъ, въ Сициліи есть превосходное вино. Когда я были тамъ съ эскадрою Эвримедона, я участвовалъ во многихъ продолжится моихъ попойкахъ. Нигдѣ нѣтъ лучше винограда, какъ на Этнѣ.

Иппомахъ.

Греки не мастера дѣлать вино. Вотъ персы -- другое дѣло. У нихъ вино такъ ярко, такъ душисто, такъ искристо. Я скажу вамъ, что говорилъ мнѣ объ этомъ карійскій сатрапъ, когда я съ нимъ ужиналъ.

Алкивіадъ.

Нѣтъ, милый Иппомахъ, ни слова въ эту ночь о сатрапахъ, о великомъ царѣ, о стѣнахъ Вавилона, о пирамидахъ или о муміяхъ. Хари клея, отчего у тебя талой грустный видъ?

Хариклея.

Развѣ а могу быть весела, когда ты оставляешь меня, Алкивіадъ?

Алкивіадъ.

Моя жизнь, мое сокровище, и оставляю тебя только на короткое время. Въ одинъ годъ мы покоримъ Сицилію; въ другой -- унизимъ Карѳагенъ {См. Ѳукидидъ IV. 60.}. Какія я привезу платья, ожерелья! Привезу цѣлыя тысячи слоновыхъ зубовъ и даже самихъ слоновъ, если ты хочешь ихъ видѣть. Полно, улыбнись, моя Хариклея, или я наговорю вздору безъ всякой нужды.

Иппомахъ.

Нигдѣ мнѣ не случалось видѣть такого огромнаго слона, какъ на землѣ Терибаза, близъ Сузы. Жаль, что я не смѣрилъ.

Алкивіадъ.

Жаль, что онъ не растопталъ тебя. Ободрись, Хариклея: мы скоро вернемся, и тогда...

Хариклея.

Да, тогда, правда...

Алкивіадъ.

Да, тогда --

"Тогда пиры; тогда пляски.

Нѣжный шепотъ, умильные взгляды.

Поселяне, соберите лучшіе плоды;

Музыканты, играйте на сладкозвучнѣйшихъ флейтахъ;

Приходите, смѣющимися толпами, привѣтствовать насъ.

Черноокія дочери Милета,

Несите миртовыя вѣтви, несите игральныя поста,

Потоки хіосскаго вина и груды пряностей,

Спевзиппъ.

Чьи эти стихи, Алкивіадъ?

Алкивіадъ.

Мои собственные. Неужели изъ того, что я не предаюсь размышленіямъ, сидя взаперти и питаясь только травами и водою, ты заключаешь, что я не могу писать стиховъ? Клянусь Аполлономъ, если бы я не проводилъ дней въ политикѣ, а ночей въ попойкахъ, то заставилъ бы трепетать Софокла. Теперь же я я не могу идти далѣе какой-нибудь маленькой пѣсенки въ родѣ этой и никогда не призываю другой музы, кромѣ Хариклея. Но спой намъ что-нибудь, Спевзиппь. Ты присяжный поэтъ. Дай намъ послушать какіе-нибудь стихи твоего сочиненія.

Спевзиппъ.

Мои стихи! Какъ можешь ты говорить это? я присяжный поэтъ!

Алкивіадъ.

О, успокойся, милый Спевзиппъ. Намъ всѣмъ извѣстны твои притязанія на почести трагика. Ну, ной. Хоръ изъ твоей новой пьесы!

Спевзиппъ.

Нѣтъ, нѣтъ...

Иппомахъ.

Когда на какомъ-нибудь пиру въ Персіи гостя просятъ пѣть, и онъ отказывается...

Спевзиппъ.

Но имя Бахуса...

Алкивіадъ.

Я непреклоненъ. Пой.

Спевзиппъ.

Хорошо, и спою вамъ хоръ: кажется, довольно сносное подражаніе Эврипиду.

Хариклея.

Эврипиду?-- Ни слова изъ Эврипида!

Алкивіадъ.

Почему такъ, милая Хариклея?

Хариклея.

Неужели я измѣню своему полу? Неужели ты хочешь, чтобы я забыла его Федру и Стенобею? Нѣтъ, если и когда-нибудь потерплю, чтобы въ моемъ присутствіи пѣлись стихи этого ненавистника женщинъ, или его подражателей, то пусть я сдѣлаюсь зеленщицей, какъ его мать {Мать Эврипида продавала зелень. Это было любимою темой Аристофана.}, или буду ходить въ рубищѣ, какъ его Телефъ {Герой одной изъ потерянныхъ пьесъ Эврипида, являющійся, повидимому, на сценѣ въ одеждѣ нищаго. См. Аристофана, Ахари. 430 и въ другихъ мѣстахъ.}.

Алкивіадъ.

Въ такомъ случаѣ, милая Хариклея,-- такъ какъ ты заставила замолчать Спевзиппа,-- то должна пѣть сама,

Хариклея.

Что же мнѣ спѣть?

Алкивіадъ.

Выбирай.

Хариклея.

Я спою старинный іонійскій гимнъ, который поется каждую весну на праздникѣ Венеры, близъ Милета. Я пѣвала его ни моей родинѣ, еще ребенкомъ и... ахъ, Алкивіадъ!

Алкивіадъ.

Милая Хариклея, спой намъ что-нибудь другое. Этотъ гимнъ наводитъ на тебя грусть.

Хариклея.

Нѣтъ, ничего. Дай мнѣ лиру. Ты услышишь пѣсню къ ея невыгодѣ. Но если бы ты слышалъ ее такъ, какъ я ее слышала, еслибы теперь было прекрасное весеннее утро; если бы мы стояли на лѣсистомъ мысу и видѣли у ногъ своихъ море, бѣлые паруса и голубыя Циклады {Группа 60 острововъ въ Эгейскомъ морѣ.}; если бы изъ-за деревьевъ выглядывалъ портикъ храма, съ вершины огромной горы, надъ нашими головами; если бы тысячи народа съ миртами въ рукахъ тѣснясь всходили по извилистой тропинкѣ, въ нарядныхъ одеждахъ и вѣнкахъ, то исчезая, то вновь показываясь, по мѣрѣ того какъ огибали бы углы утеса,-- то, можетъ быть...

Алкивіадъ.

Но, клянусь Венерой, гдѣ ты, моя милая, тамъ мы не замѣтимъ недостатка ни въ солнцѣ, ни въ цвѣтахъ, ни въ веснѣ, ни въ храмѣ, ни въ богинѣ.

Хариклея (поетъ).

Пусть этотъ свѣтлый часъ будетъ отданъ,

О Венера, любви и веселью:

Подобно тебѣ улыбается небо,

Подобно тебѣ цвѣтетъ земля;

И журчанье источниковъ,

И ропотъ моря,

И эхо горъ

Говорятъ о юности, о надеждѣ, о тебѣ.

Ради всѣхъ нѣжныхъ выраженіи,

Которымъ ты научила глаза любовниковъ;

Ради слабаго отказа, тихаго признанья,

Пылающихъ щекъ и подавленныхъ вздоховъ;

Ради удовольствіи и страданья.

Ради безумствъ и хитростей.

Нахмуренной ласки, милаго презрѣньи,

Счастливыхъ слезъ и печальныхъ улыбокъ,--

Приди съ волнующимися въ вышинѣ звуками музыки,

Приди съ вырастающими вокругъ фіалками;

Пусть граціи пляшутъ предъ тобою,

Распустивъ свои золотые пояса.

То въ шутку скрывая свои лица.

То нѣжными, прекрасными пальцами

Откидывая со своихъ смѣющихся глазъ

Длинныя кудри, увѣнчанныя розами.

Алкивіадъ.

Пропѣто прелестно, но печально; и за это я побранилъ бы тебя, если бы самъ не былъ грустенъ. Еще вина! Клянусь всѣми богами, лучше бы было, еслибъ я уже благополучно отплылъ изъ Аѳинъ.

Харикиклея.

И отъ меня, Алкивіадъ?

Алкивіадъ

Да, и отъ тебя, моя дорогая. Дни передъ разлукой самые грустные въ нашей жизни.

Хариклея.

Исключай слѣдующихъ тотчасъ за нею.

Алкивіадъ.

Нѣтъ, когда я не буду уже тебя видѣть, другіе предметы, можетъ быть, привлекутъ мое вниманіе: по могу ли и быть возлѣ тебя и не думать о томъ, какъ ты мила и какъ скоро я долженъ съ тобою разстаться?

Иппомахъ.

Да, путешествіе скоро выгоняетъ мысли изъ головы мужчинъ.

Калликлъ.

Самое лучшее средство противъ нихъ -- битва.

Хариклея.

По моему, битва можетъ замѣнить ихъ другими, столько же тяжелыми.

Калликлъ.

Нѣтъ. Приготовленія довольно непріятны для новичка. Но какъ скоро сраженіе началось, то, клянусь Юпитеромъ, это чудное время: бойцы топаютъ, шиты стучатъ, копья ломаются, и все покрываетъ звукъ пеана.

Хариклея.

А что, если тебя убьютъ?

Калликлъ.

Что, въ самомъ дѣлѣ? Спроси объ этомъ Спевзиппа: онъ -- философъ.

Алкивіадъ.

Да, и притомъ величайшій изъ философовъ, если онъ можетъ отвѣчать на этотъ вопросъ.

Спевзиппъ.

Пиѳагоръ того мнѣнія...

Иппомахъ.

Пиѳагоръ похитилъ это и всѣ другія свои мнѣнія изъ Азіи и Египта. Переселеніе душъ и растительная пища заимствованы изъ Индіи; въ Согдіанѣ и видѣлъ брамина...

Каллилклъ.

Все это вздоръ!

Xариклея.

А что думаешь объ этомъ ты, Алкивіадъ?

Алкивіадъ.

Я думаю, что если это ученіе истинно, то твоя душа перейдетъ въ какую-нибудь голубку, которая носить амброзію {Одиссея XII. 68.} богамъ, или стихи отъ поэтовъ къ ихъ возлюбленнымъ,-- помнишь Анакреона? Понравилась ли бы тебѣ эта должность?

Хариклея.

Еслибы я была твоею голубкой, Адкивіадъ, а ты обходи леи бы со мною, какъ Анакреонъ со своею и позволилъ бы мнѣ пріютиться на твоей груди и пить изъ твоей чаши,-- я готова бы даже носить твои любовныя посланія къ другимъ женщинамъ.

Калликлъ.

Ради Юпитера! какая польза во всѣхъ этихъ размышленіяхъ о смерти? Однажды Сократъ {См. конецъ "Горгій", Платона.} проповѣдывалъ мнѣ о ней въ лучшую пору дня; съ тѣхъ поръ самый видъ его сдѣлался мнѣ ненавистнымъ. Подобныя вещи приличны какому-нибудь старому софисту, когда онъ постится; но за чашей и при звукахъ музыки...

Иппомахъ.

Я несогласенъ съ тобою. Просвѣщенные египтяне приносятъ скелеты на свои пиры, желая напомнить гостямъ, что они должны какъ можно болѣе пользоваться жизнью.

Калликлъ.

Мнѣ, чтобъ помнить это, не нужно ни скелета, ни софиста. Прошу тебя поболѣе вина и поменѣе мудрости. Если ты долженъ вѣрить чему-нибудь такому, чего никогда не можешь знать, то почему бы не удовольствоваться длинными сказками о другомъ мірѣ, которыя намъ разсказываются при посвященіи насъ въ Элевзинскія таинства {Слѣдующая сцена основана на историческомъ фактѣ. Въ 6-й своей книгѣ Ѳукидидъ говоритъ намъ, что около этого времени Алкивіадъ былъ подозрѣваемъ въ присутствіи при шуточномъ празднованіи этихъ знаменитыхъ таинствъ. Между аѳинскою чернью было распространено мнѣніе, что всѣмъ посвященнымъ въ нихъ даются въ другомъ мірѣ необыкновенныя преимущества.}.

Хариклеи.

А что это за сказки?

Алкивіадъ.

Развѣ ты не посвящена, Хариклеи?

Хариклея.

Нѣтъ, мать моя была лидіянка, иноземка, и потому...

Алкивіадъ.

Понимаю. Да проклянетъ Венера глупцовъ, которые выдумали такой ненавистный законъ. Спевзиппъ! кажется, твой другъ Эврипидъ {Право Эврипида на этотъ стихъ нѣсколько спорно. См. Аристофана, Плутусъ, 1152.} говоритъ --

"Твое отечество тамъ, гдѣ ты счастливъ!"

Намъ, право, слѣдовало бы сказать всякой женщинѣ:

"Твое отечество тамъ, гдѣ ты прекрасна."

Сверхъ того, исключеніе иностранныхъ красавицъ изъ сонма посвященныхъ въ Елисейскихъ поляхъ жестоко не столько въ отношеніи къ нимъ, сколько въ отношеніи къ намъ самимъ. Хариклея, ты будешь посвящена.

Хариклея.

Когда?

Алкивіадъ.

Теперь.

Хариклея.

Гдѣ?

Алкивіадъ.

Здѣсь.

Хариклея.

Прелестно.

Спевзиппъ.

Но между очищеніемъ и посвященіемъ долженъ пройти цѣлый годъ.

Алкивіадъ.

Мы все это предположимъ.

Спевзиппъ.

И девять дней суроваго умерщвленія плоти.

Алкивіадъ.

Мы предположимъ и это. Я увѣренъ, что это такъ же неосновательно предполагалось и при моемъ посвященіи.

Спевзиппъ.

Но ты клялся сохранить тайну.

Алкивіадъ.

Ты -- софистъ и толкуешь о клятвахъ! Ты ученикъ Эврипида и забываешь его правила!

"Мои уста клялись въ этомъ, но мой духъ свободенъ" {См. Эврипида, Ипполитъ, 608. Аристофанъ жестоко нападаетъ на Эврипида за іезуитскую мораль этого стиха.}.

Спевзиппъ.

Но, Алкивіадъ...

Алкивіадъ.

Какъ! неужели ты боишься Цереры и Прозерпины?

Спевзиппъ.

Нѣтъ... но... но... я... то есть, я... но самое лучшее быть безопаснымъ... то есть... предположи, что въ этомъ есть какая-нибудь доля правды...

Алкивіадъ.

Клянусь Меркуріемъ, я умру отъ смѣха. О, Спевзиппъ, Спевзиппъ! возвратись къ своему старику-отцу. Копай виноградники, разбирай тяжбы и будь почтеннымъ гражданиномъ. Но, пока ты живъ, никогда и не мечтай быть философомъ.

Спевзиппъ.

Нѣтъ, я только...

Алкивіадъ.

Ученикъ Горгіаса и Мелезигена боится тартара! Какъ ты думаешь, въ какой области подземнаго міра будетъ отведено тебѣ. мѣсто? Не будешь ли ты ворочать камень подобно Сизифу? Трудная работа, Спевзиппъ!

Спевзиппъ.

Ради всѣхъ боговъ...

Алкивіадъ.

Или ты будешь сидѣть голодный и жаждущій передъ плодами и винами, подобно Танталу? Бѣдняжка! я какъ будто вижу твое лицо въ то время, какъ ты подпрыгиваешь къ вѣтвямъ и не достигаешь своей цѣли. О Бахусъ! о Меркурій!

Спевзиппъ.

Алкивіадъ!

Алкивіадъ.

Или ты будешь служить пищею коршуну, подобно дюжему дѣтинѣ, который грубо обошелся съ Латиной?

Спевзиппъ.

Алкивіадъ!

Алкивіадъ.

Не бойся. Миногъ не будетъ такъ жестокъ. Твое краснорѣчіе восторжествуетъ надъ всѣми обвиненіями. Фуріи убѣгутъ прочь, подобно наушникамъ, обманутымъ въ своихъ надеждахъ. Только обратись къ адскимъ судьямъ съ рѣчью, которую тебѣ не дали сказать въ послѣднее собраніе. "Когда я размышляю..." Вѣдь такъ, кажется, ока начинается? Полно, не сердись. Что ты ходишь взадъ и впередъ такими большими шагами? Ты еще же въ тартарѣ. Ты будто воображаешь себя уже выступающимъ, подобно бѣдному Ахиллесу,

"Величественнымъ шагомъ по долинѣ Асфодели" {См. Одиссею Гомера, XI, 538.}.

Спевзиппъ.

Какъ можешь ты говорить такимъ образомъ, зная, что я такъ же мало вѣрю этимъ глупостямъ, какъ и ты?

Алкивіадъ.

Ну, такъ иди! ты будешь глашатаемъ {Глашатай и Факелоносецъ были важныя должностныя лица при празднованіи элевзинскихъ таинствъ.}. Калликлъ, ты понесешь Факелъ. Чего ты уставилъ на меня глаза?

Калликлъ.

Мнѣ не слишкомъ нравится эта шутки.

Алкивіадъ.

Ужъ не овладѣлъ ли тобою припадокъ благочестія? Если все, что говорятъ о тебѣ, справедливо, то ты такъ же мало имѣешь причинъ считать боговъ мстительными, какъ кто бы то ни было изъ живущихъ людей. Если тебя не оклеветали, то одинъ золотой кубокъ, который я видѣлъ у тебя въ домѣ, былъ нѣкогда въ храмѣ Юноны въ Корцирѣ. Говорятъ также, что въ Тарентѣ была одна жрица...

Калликлъ.

А ну ихъ, боговъ! Я думалъ объ архонтахъ. Ты, пожалуй, завтра же будешь обвиненъ. Не слишкомъ-то весело быть судимымъ въ присутствіи царя {Имя царя въ аѳинской демократіи давалось сановнику, отправлявшему духовныя обязанности, которыя въ монархическія времена лежали на государѣ. Его суду подвѣдомы были преступленія противъ религіи государства.}.

Алкивіадь.

Не бойся: въ Аттикѣ нѣтъ ни одного наушника, который бы осмѣлился сказать противъ меня хоть одно слово, хотя бы за золотую чинару великаго царя {См. Геродота, VIII 28.}.

Иппомахъ.

Эта чинара...

Алкивіадъ.

Оставимъ чинару въ покоѣ. Ободрись, Калликлъ; ты не былъ такъ робокъ, когда ограбилъ купеческое судно у Малейскаго мыса. Бери факелъ и иди. Иппомахъ, вели кому-нибудь изъ рабовъ принести свинью {Свинья приносилась въ жертву Церерѣ при посвященіи въ велики: таинства.}.

Калликлъ.

А какую роль ты будешь играть самъ?

Алкивіадъ.

Я буду верховнымъ жрецомъ. Глашатай, на свое мѣсто. Факельщикъ, освѣщай путь. Впередъ, прекрасный новичекъ! Мы совершимъ обрядъ внутри. (Уходятъ).

Оставить комментарий Маколей Томас Бабингтон (перевод: Переводъ подъ редакціею г. Резенера) (yes@lib.ru) Год: 1824 Обновлено: 30/05/2016. 42k. Статистика. Пьеса: Драматургия, Переводы Иные сочинения	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: Драма.

Маколей Томас Бабингтон Сцены из "Афинских пиров"

Маколей. Полное собраніе сочиненій.

СЦЕНЫ ИЗЪ "АѲИНСКИХЪ ПИРОВЪ".ДРАМА.

Маколей Томас Бабингтон
Сцены из "Афинских пиров"

СЦЕНЫ ИЗЪ "АѲИНСКИХЪ ПИРОВЪ".
ДРАМА.