Лондон Джек
Перья Солнца

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Джек Лондон
Перья Солнца

I

   Остров Фиту-Айва был последним независимым оплотом полинезийцев в Южных Морях. Три причины содействовали независимости Фиту-Айва. Первая и вторая -- изолированное положение острова и воинственность населения. Но это не спасло бы острова, если бы Япония, Франция, Германия и Соединенные Штаты не направили сюда своих аппетитов одновременно. Это было похоже на свалку мальчишек из-за пенни. Один подставлял ножку другому. Спокойствие маленькой бухты Фиту-Айва было нарушено стоянкой боевых судов пяти держав. Возникли слухи о войне, нависла угроза войны. Весь мир за завтраком читал газетные столбцы о Фиту-Айва. Как резюмировал в то время положение один янки-матрос, все державы хотели влезть ногами в одно корыто.
   Таким образом Фиту-Айва избавился даже от объединенного протектората, и король Тулифау, иначе Туи-Тулифау, продолжал творить высший суд и законодательствовать в своем бревенчатом дворце, построенном для него из калифорнийского красного дерева сиднейским купцом. Не только каждым дюймом своего тела Туи-Тулифау был королем, но и всякую секунду он пребывал королем. Процарствовав пятьдесят восемь лет и пять месяцев, он насчитывал себе от рождения пятьдесят восемь лет и три месяца. Таким образом, он процарствовал на пять миллионов секунд больше, чем существовал, так как был коронован за два месяца до своего рождения. Это был настоящий король, с царственной фигурой, ростом шести с половиной футов. Он не был слишком толст, тем не менее он весил триста двадцать фунтов. Это не считалось необычным для полинезийского вождя. Сэпели, его королева, была ростом шести футов трех дюймов и весила двести шестьдесят фунтов, между тем как брат ее, Уиллиами, командовавший армией в те периоды, когда его освобождали от поста первого министра, был выше ее на дюйм и тяжелее на пятьдесят фунтов. У Туи-Тулифау была душа нараспашку. Он любил хорошо поесть и выпить.
   Добродушны были и его подданные, если их не сердить. Тех, кто их выводил из себя, они готовы была забросать дохлыми поросятами. При случае они сражались, как маори в прежние годы; в этом приходилось убеждаться на практике хищникам-торговцам сандаловым деревом и работорговцам.

II

   Шхуна Грифа "Кантани" прошла два часа назад Скалистые Колонны и вползла в бухту при слабых дуновениях ветра, который никак не мог начать дуть по-настоящему.
   Вечер был холодный; поблескивали звезды. Все толпились на корме, дожи-даясь, пока, двигаясь со скоростью улитки, они дойдут до места стоянки. Вилли Сми, судовой приказчик, вышел из каюты, нарядившись в лучшую одежду для прогулки на берегу. Помощник посмотрел на его рубашку из тончайшего белого шелка и значительно усмехнулся.
   -- Должно быть, вы сегодня вечером собираетесь танцевать? -- заметил Гриф.
   -- Нет, -- сказал помощник. -- Это для Таитуа. Вилли в нее влюблен.
   -- Какие пустяки! -- воскликнул приказчик.
   -- Если не вы в нее, так она в вас. Все равно, -- продолжал помощник. -- Вы не успеете пробыть получаса на берегу, как у вас за ухом окажется цветок, на голове венок, а ваши руки будут обнимать Таитуа.
   -- Вы просто завидуете, -- усмехнулся Вилли. -- Вам бы хотелось самому завладеть ею, но вы не можете.
   -- Потому что я не могу найти такой рубашки, как у вас. Я готов заплатить вам полкроны, если эта рубашка окажется на вас, когда вы будете отплывать от Фиту-Айва.
   -- Если же Таитуа не удастся заполучить ее, то завладеет ею Туи-Тулифау, -- предостерег Гриф. -- Лучше не показывайтесь к нему в своей рубашке, а то не видать вам ее.
   -- Правильно, -- согласился капитан Бойг, отворачиваясь от берега, куда он все время смотрел, наблюдая за горевшими в домах огнями.-- Прошлый раз он отобрал у одного из канаков пояс и нож в ножнах,-- Он обернулся к помощнику.-- Вы можете отдать якорь хоть сейчас, мистер Маш. Ветра совершенно незаметно, и утром мы можем пристать против навесов для копры.
   Минуту спустя загрохотал якорь. Спущенный вельбот стоял около шхуны, и собравшаяся на берег компания размещалась в нем. Кроме канаков в вельботе находились Гриф и судовой приказчик. На маленькой коралловой пристани Вилли Сми, пробурчав извинение, расстался со своим хозяином и скрылся в пальмовой аллее. Гриф пошел в другую сторону и завернул за старую церковь, принадлежавшую миссии.
   Здесь между могилами танцевала молодежь, одетая в легкие ахус и лава-лава, украшенная венками и гирляндами с большими фосфоресцирующими цветами гибиска. Гриф прошел дальше, мимо тростникового общественного дома, где сидели длинными рядами несколько десятков стариков и пели гимны, которым их когда-то научили забытые теперь миссионеры. Он прошел также мимо дворца Туи-Тулифау, где, судя по освещению и шуму, происходил обычный кутеж. Фиту-Айва был самым счастливым островом изо всех счастливых островов, находящихся в Южных Морях. Его обитатели пировали и ликовали по всякому поводу, при рождениях и на похоронах.
   Гриф шел дальше по дроковой аллее [дрок -- род растений из семейства бобовых и подсемейства мотыльковых; кустарники или полукустарники, иногда колючие, с желтыми цветами], извивающейся между высокими зарослями цветов амораба с папоротникообразными листьями. Теплый воздух был напоен ароматом. Над головой поднимались к звездам отягченные плодами манго [плоды манговых деревьев величиной с гусиное яйцо или даже дыню; очень вкусные и потому находят разнообразное употребление], стройные авокадо и перистые пальмы. Повсюду виднелись тростниковые домики. В темноте раздавались голоса и смех. На воде мелькали огоньки, и возвращавшиеся домой рыбаки пели приятными голосами хоровые песни.
   Наконец Гриф сошел с дорожки, споткнувшись о свинью, которая негодующе захрюкала. Взглянув через открытую дверь, он увидел немолодого туземца, сидевшего на куче циновок. По временам он автоматическим движением обмахивал свои голые ноги опахалом из кокосовых волокон. Сквозь очки он с методическим видом читал какую-то книгу.
   Гриф заранее знал, что это библия, так как читавший был его агент Иеремия, названный по имени пророка Иеремии.
   Цвет кожи у Иеремии был более светлый, чем у туземцев Фиту-Айва, что было естественно для чистокровного самоанца. Миссионеры подготовили его к должности проповедника-мирянина. В таком духе он и работал на западных островах, где жили людоеды. В награду за это его послали на остров Фиту-Айва, который был настоящим раем. Все его жители были христианами, если не на всю жизнь, то хотя бы временно. Иеремия должен был возвращать отпавших в лоно церкви. К несчастью, он слишком расширил круг своих знаний. Случайный томик Дарвина, сварливая жена и хорошенькая туземная вдовушка совратили его самого с христианского пути. Впрочем, полного вероотступничества не было. Дарвин утомил его ум. К чему стараться понять сложный и загадочный мир, в особенности, когда жена твоя нестерпимейшая женщина? Иеремия постепенно становился все более небрежным к своему делу, и миссионерский совет все решительнее и решительнее грозил послать его назад на островки с каннибалами; в то же время язычок его жены становился все необузданнее. Туи-Тулифау был вообще монархом приятным; носились слухи, что когда он бывает пьян свыше меры, его жена-королева основательно его поколачивает. Туи-Тулифау не мог развестись с ней из-за политических мотивов, -- она сама принадлежала к царствующему роду, а ее брат командовал армией, -- но ему нетрудно было дать развод Иеремии, который тотчас же начал заниматься торговлей, а также избранницей своего сердца. Из самостоятельной торговли у него ничего не вышло, главным образом благодаря плачевному покровительству Туи-Тулифау. Веселому монарху нельзя было отказывать в кредите, так как отказ мог повлечь за собой конфискацию имущества; предоставить же ему кредит -- значило неизбежно обанкротиться. После того как Иеремия целый год прошатался без дела на берегу, Дэвид Гриф взял его к себе на службу в качестве агента. Уже двенадцать лет он служил весьма исправно и честно, так как Гриф оказался первым человеком, умевшим благополучно отказывать королю в кредите; если же король все-таки что-либо получал в долг, то Гриф умел добиваться уплаты.
   Иеремия серьезно взглянул поверх своих очков на вошедшего хозяина, тщательно заметил страницу в библии и отложил книгу в сторону; затем с той же серьезностью пожал Грифу руку.
   -- Как я рад, что вы прибыли собственной персоной, -- сказал он.
   -- А как же иначе мог я явиться? -- засмеялся Гриф.
   Но Иеремия, не обладавший чувством юмора, не обратил внимания на его слова.
   -- Коммерческое положение острова дьявольски плохо, -- сказал он, торжественно смакуя многосложные слова. -- Баланс у меня позорный.
   -- Плохая торговля?
   -- Наоборот. Она была превосходной. Полки пусты, совершенно пусты. Но... -- Глаза его гордо вспыхнули. -- У меня еще много товаров в кладовых; я держу их под замком.
   -- Так значит Туи-Тулифау был разрешен слишком широкий кредит?
   -- Наоборот, он совсем не пользовался кредитом. Все старые счета были оплачены.
   -- Не понимаю, Иеремия, -- признался Гриф. -- В чем тут соль? Полки пусты, кредита не было, старые счета оплачены, кладовые с товаром тщательно заперты, -- в чем же дело?
   Иеремия ответил не сразу. Из-под кучи циновок он вытащил денежную шкатулку. Гриф с удивлением заметил, что она была отперта. Самоанец всегда заботливо сохранял деньги. Шкатулка, по-видимому, была наполнена бумажными деньгами. Иеремия взял сверху ассигнацию и передал ее Грифу.
   -- Вот вам ответ.
   Гриф посмотрел на прекрасно сделанный банковый билет.
   -- "Первый государственный банк на Фиту-Айва уплачивает подателю сего по требованию один фунт стерлингов", -- прочел он.
   Посредине было нечто похожее на изображение туземной физиономии. Внизу стояла подпись Туи-Тулифау, а также Фулуалеа, канцлера казначейства, как было напечатано.
   -- Кой черт, что это еще за Фулуалеа? -- спросил Гриф. -- Он -- фиджиец, вероятно? Фулуалеа по-фиджийски означает, кажется, "перья солнца".
   -- Именно -- "перья солнца". Так именует себя этот жалкий негодяй. Он пришел с Фиджи, чтобы в Фиту-Айва перевернуть все вверх дном -- то есть в коммерческом отношении.
   -- По всей вероятности, Фулуалеа -- один из этих ловких молодцов с Левуки?
   Иеремия печально покачал головой.
   -- Нет, этот низкий прохвост белый. Настоящий подлец. Присвоив себе благозвучное и благородное фиджийское имя, он замарал его, преследуя свои низкие цели. Он напоил до бесчувствия Туи-Тулифау. Он все время спаивает его. Благодаря этому он сделал себя канцлером казначейства и облекся в разные полномочия. Он сфабриковал эту фальшивую ассигнацию и заставил народ принимать ее. Оп наложил большие налоги на копру и на табак. Введены портовые правила и налоги, а также другие налоги, но платит их не народ, а только торговцы. Когда на копру был введен налог, я понизил покупную цену. Тогда в народе началось недовольство, и Перья Солнца выпустил новый закон, восстанавливающий прежнюю цену и запрещающий кому-либо ее понижать. С меня он взыскал два фунта и пять свиней; всем было известно, что у меня их было именно пять. Вы найдете запись об этом в главной книге. У Хаукинса, агента Фулькрумской Компании, были отобраны сначала свиньи, затем джин, и так как он не унимался, против него послали военные силы и сожгли его склад. Вследствие того, что я приостановил продажу, Перья Солнца снова оштрафовал меня и пригрозил спалить склад, если я буду противиться. Тогда я продал все, что было у меня на полках, и вот моя денежная шкатулка набита ничего не стоящими бумажками. Мне будет неприятно, если вы уплатите ими мне жалованье, но это будет справедливо. И что же теперь делать?

0x01 graphic

-- Вот вам ответ.

   Гриф пожал плечами.
   -- Во-первых, надо повидать этого Перья Солнца и вникнуть в положение вещей.
   -- В таком случае поспешите, -- заметил Иеремия, -- а то он насочинит вам множество всяких штрафов. Таким образом он отбирает все попадающиеся сюда монеты. Он здесь теперь уже завладел всеми, кроме тех, которые удалось зарыть.

III

   Возвращаясь по дроковой аллее, у освещенного лампочками входа во дворец Гриф встретил коротенького кругленького джентльмена, гладко выбритого, в мягких парусиновых штанах и с очень ярким цветом лица. Он только что вышел из дворца. Его решительные и самодовольные манеры показались Грифу знакомыми. Гриф сейчас же узнал его. Он видел его раньше чуть не в дюжине портов Южных Морей.
   -- Какими судьбами? Корнелиус Дэзи? -- воскликнул он.
   -- Да неужто это сам Гриф, старый черт! -- ответил тот, пожимая протянутую руку.
   -- Если вы навестите меня на судне, то увидите, какой у меня ирландский виски, -- пригласил его Гриф.
   Корнелиус приосанился.
   -- Невозможно, мистер Гриф. Теперь я Фулуалеа. Прежние времена для меня более не существуют. Благодаря его величеству, милостивому королю Тулифау, я являюсь канцлером его казначейства, а также и верховным судьей, когда самому королю нежелательно забавляться правосудием.
   Гриф свистнул от изумления.
   -- Так это вы и есть Перья Солнца?
   -- Я предпочитаю туземное наименование. Называйте меня, пожалуйста, Фулуалеа. Я помню прежние времена, мистер Гриф, и поэтому мне сердечно жаль, что приходится огорчить вас. Вы должны уплатить установленные законом импортные пошлины, как это обязан сделать всякий другой торговец, стремящийся обобрать кротких дикарей Полинезии на их коралловых островах. Итак, что я хотел сказать? Ах да, помню. Вы преступили закон. Вы вошли в порт Фиту-Айва с неблаговидными намерениями после солнечного захода, не осветив судна огнями. Не перебивайте меня! Я видел это собственными глазами. За это на вас налагается штраф в пять фунтов. Имеется ли у вас на судне джин? Да, вы совершили важный проступок. Вы подвергли риску жизнь моряков в нашем удобном порту, экономя какие-нибудь жалкие пенсы на керосин для освещения. Спрашиваю вас: есть ли у вас джин? Требует ответа сам начальник порта.
   -- Однако вы взвалила себе на плечи немалую тяжесть, -- усмехнулся Гриф.
   -- Таков нелегкий долг белого. Подлые торговцы эксплуатировали несчастного Туи-Тулифау, наидобрейшего старого монарха из всех когда-либо восседавших на троне в Южных Морях и пивавших грог из королевских сосудов.
   И вот я, Корнелиус Фулуалеа, я пришел сюда творить правосудие. Хотя мне и очень неприятно, что я принужден сделать это, но я, как начальник порта, обязан обвинить вас в нарушении карантина.
   -- Карантина?
   -- Таков порядок, установленный портовым врачом. Не допускается соприкосновения с берегом, пока судно не подвергнется осмотру и не получит разрешения. Какая неприятность доверчивым туземцам, если у вас на судне вдруг окажется ветряная оспа или коклюш! Кто же сможет защитить кротких, доверчивых полинезийцев? Я, Фулуалеа, Перья Солнца, свято творящий высокую миссию.
   -- Но кто же, черт возьми, здесь портовый врач? -- спросил Гриф.
   -- Я, Фулуалеа. Ваш проступок весьма серьезен. Считайте себя обязанным уплатить в виде штрафа пять ящиков голландского джина первого сорта.
   Гриф благодушно рассмеялся.
   -- Давайте устроим компромисс, Корнелиус. Идем на шхуну и выпьем.
   Перья Солнца с достоинством отклонил предложение.
   -- Это называется подкупом. Я не согласен. Моя порядочность не допускает этого. А почему вы не представили ваших судовых документов? Как начальник таможни, я обязываю вас уплатить штраф в пять фунтов и прибавить еще два ящика джина.
   -- Послушайте, Корнелиус. Шутка шуткой, но вы зашли слишком далеко. Это вам не Левука. Мне уже почти хочется оттрепать вас за уши. Вам не одолеть меня.
   Перья Солнца с опаской отступил.
   -- Пожалуйста без насилия, -- пригрозил он. -- Вы правы, это не Левука. С помощью Туи-Тулифау и королевского войска я могу скрутить вас, как только мне захочется. Вы немедленно заплатите все штрафы, или я конфискую ваше судно. Вы не первый. Питер Джи, этот китаец, скупающий жемчуг, тоже пробрался в гавань, преступив все правила и законы, и наговорил всяких дерзостей из-за каких-то ничтожных штрафов. Да. Он тоже не желал платить -- и теперь сидит на берегу и размышляет обо всем этом.
   -- Уж не хотите ли вы сказать...
   -- Совершенно правильно. Я забрал его шхуну, как человек, исполняющий свой служебный долг. Пятая часть местных войск теперь охраняет ее; на этой неделе шхуна будет продана. В трюме погружено десять тонн жемчужных раковин. Я, пожалуй, могу поменяться ими с вами на джин. Обещаю вам выгодную сделку. Как вы сказали, сколько джина у вас на судне?
   -- Опять джин!
   -- Почему бы и нет? Для Туи-Тулифау джин -- главный королевский напиток. Мне приходится постоянно заботиться, чтобы у него не было недостатка в нем. Все его придворные постоянно пьяны. Неприятное зрелище. Ну, как же, заплатите штраф, мистер Гриф, или я должен буду прибегнуть к более крутым мерам?
   Гриф нетерпеливо повернулся на каблуках.
   -- Корнелиус, вы просто пьяны. Подумайте хорошенько и придите в себя. Старые времена на Южных Морях прошли; теперь нельзя шутить по-прежнему.
   -- Если вы думаете отправиться к себе на судно, мистер Гриф, то лучше не беспокойтесь. Я предвидел ваше упрямство и принял меры. Вы найдете ваш экипаж на берегу. На судно ваше наложен арест.
   Гриф обернулся к нему, не вполне уверенный, что он говорит серьезно. Фулуалеа снова опасливо отступил. Рядом с ним из темноты появилась фигура дюжего человека.
   -- Это вы, Уиллиами? -- проворковал Фулуалеа. -- Вот еще другой морской пират. Заступись за меня, о брат мой, твоими руками Геркулеса.
   -- Мой привет тебе, Уиллиами, -- сказал Гриф. -- С каких это пор Фиту-Айва управляется левукским проходимцем? Он говорит, что моя шхуна арестована. Это правда?
   -- Это правда, -- прогудел Уиллиами. -- Нет ли у вас еще таких шелковых рубашек, как у Вилли Сми? Туи-Тулифау очень хочет получить такую рубашку. Он слышал о них.
   -- Это все равно, -- прервал его Фулуалеа. -- У короля будут и рубашки, и шхуна.
   -- Не слишком ли много загребаете, Корнелиус, -- проворчал Гриф. -- Это чистейший грабеж. Вы захватили мою шхуну, не предупредив меня.
   -- Без предупреждения? Не прошло и пяти минут, как здесь, на этом самом месте вы отказались уплатить штраф.
   -- Но судно было уже захвачено.

0x01 graphic

Гриф вне себя замахнулся на Корнелиуса, который скрылся под защиту рослого Уиллиами.

   -- Понятно, а почему бы и нет? Разве я не знал, что вы откажетесь? Все совершенно правильно, ничего не сделано против закона. Правосудие -- сияющая звезда, перед священным алтарем которой преклоняется Корнелиус Дэзи, или Фулуалеа -- что одно и то же. Убирайся прочь, мистер торговец, или я вышлю дворцовую стражу. Уиллиами, у этого купца отчаянный характер, позови стражу!
   Уиллиами свистнул в свисток, повешенный на его голой груди на веревочке из кокосовых волокон. Гриф вне себя замахнулся на Корнелиуса, который скрылся под защиту рослого Уиллиами; около дюжины статных полинезийцев, не менее шести футов ростом, прибежали от дворца и выстроились позади своего начальника.
   -- Отправляйтесь, мистер торговец, -- командовал Корнелиус, -- разговор окончен. Завтра мы обсудим ваши дела. Явитесь во дворец в точности в десять часов, чтобы дать ответ на следующие пункты обвинения: нарушение мира; мятежное и изменническое поведение; покушение к насилию над высшим чиновником, с намерением зарезать его, поранить, нанести увечье, поколотить; нарушение карантина; нарушение портовых правил; грубейшее нарушение таможенных законов. Утром, мистер, утром совершится правосудие с быстротой падающего плода с хлебного дерева. И да будет бог милостив к душе вашей!

IV

   Гриф постарался вместе с Питером Джи проникнуть к Туи-Тулифау раньше часа, назначенного для судебного разбора.
   Окруженный дюжиной вождей, король лежал на циновке в тени авокадо- вого дерева в саду около дворца. Хотя было еще рано, дворцовые служанки уже хлопотливо разносили большие сосуды с джином. Король был очень рад видеть своего старого друга Дэвида и очень досадовал, что его друг пострадал от новых постановлений. Помимо этих любезных слов, король старательно избегал делового разговора. Ограбленные торговцы напрасно спорили, -- в ответ на все их протесты он угощал их джином.
   -- Выпейте, пожалуйста, -- неизменно отвечал король, хотя один раз он высказал свое мнение о человеке, называемом Перья Солнца, назвав его замечательным человеком. Никогда еще государственные дела так не процветали. Никогда еще не вмещала в себе сокровищница столько денег, никогда еще не лилось столько джина. -- Я весьма доволен Фулуалеа, -- заключил он свою речь. -- Выпейте, пожалуйста!
   -- Нам во что бы то ни стало надо выбраться из этой ловушки, -- прошептал Гриф Питеру Джи через несколько минут, -- или они нас живьем слопают. Меня будут сейчас судить за поджог, за ересь, за проказу, за все что угодно. Надо изворачиваться.
   Когда они уходили от короля, мимо них мелькнула королева Сэпели. Она смотрела на своего царственного супруга и на его собутыльников, и ее недовольный вид дал Грифу намек на тактику. Лучше всего действовать через нее, когда будут обдуманы способы защиты.
   В другом тенистом уголке большого сада Корнелиус вел судопроизводство. Он начал свои занятия очень рано. Когда подошел Гриф, дело Вилли Сми уже было кончено. Присутствовала вся армия, за исключением тех воинов, которые остались охранять конфискованные суда.
   -- Подсудимый, встаньте, -- сказал Корнелиус; -- выслушайте милостивое решение суда по поводу вашего безобразного и возмутительного поведения, совершенно недопустимого для судового приказчика. Подсудимый говорит, что у него нет денег. Прекрасно. Суд сожалеет, что здесь нет тюрьмы. Вместо этого, снисходя к бедственному положению подсудимого, суд приговаривает его уплатить штраф в размере одной белой шелковой рубашки, совершенно такого же сорта и покроя, как та, что на нем надета.
   Корнелиус кивнул солдатам, они увели подсудимого за авокадовое дерево. Почти сейчас же он вышел оттуда без упомянутой части своего туалета и сел рядом с Грифом.
   -- За что вас судили? -- спросил Гриф.
   -- Будь я проклят, если знаю. А вы какое совершили преступление?
   -- Следующее дело, -- сказал Корнелиус своим напыщенно-судейским то-ном.-- Подсудимый Дэвид Гриф, встаньте! Суд рассмотрел ваше дело или, правильнее, ваши дела и постановил следующую резолюцию. Молчать! -- закричал он громовым голосом, когда Гриф хотел его прервать. -- Я говорю вам, что дело было рассмотрено, и всесторонне рассмотрено. Суд вовсе не желает усиливать своих взысканий с подсудимого, поэтому предупреждает его, чтобы он не позволял себе пренебрежительно относиться к суду. За явное и сознательное нарушение портовых правил и положений, за несоблюдение карантина, за непочтение к морским законам -- шхуна подсудимого "Кантани" объявляется, в силу поименованных данных, конфискованной правительством Фиту-Айва и будет продана с публичных торгов через десять дней, считая от сегодняшнего дня, со всеми ее принадлежностями, снастями и грузом. Что же касается до личных преступлений подсудимого, заключающихся в буйном и наглом поведении и явном пренебрежении законами государства, он обязан уплатить штраф в сто фунтов и пятнадцать ящиков джина. Я не собираюсь спрашивать, можете ли вы что-нибудь сказать в свое оправдание. Я спрашиваю: хотите ли вы заплатить? Вот в чем вопрос.
   Грнф покачал головой.
   -- Рассматривайте себя как арестованного на поруках. У нас нет тюрьмы, чтобы заключить вас. Сверх всего вышеизложенного суду стало известно, что сегодня рано утром подсудимый Гриф самовластно и с заранее обдуманным намерением послал канаков на рифы, чтобы наловить рыбы на завтрак. Несомненное вторжение в права рыбаков Фиту-Айва и нарушение правил о промыслах. Суд ограничивается пока строгим выговором подсудимому и предупреждает, что если подобный инцидент повторится, виновник или виновники будут немедленно отправлены на тяжелую принудительную работу по ремонту и очистке дроковой аллеи. Суд окончен.
   Уходя из дворцового сада, Питер Джи подмигнул Грифу, чтобы тот взглянул на Туи-Тулифау, лежащего на циновках. Рубашка приказчика, натянутая на тучное королевское тело, готова была лопнуть по всем швам.

V

   -- Дело ясно, -- сказал Питер Джи на совете, собранном в доме Иеремии. -- Дэзи завладел всей звонкой монетой. Он спаивает короля и забирает наши суда. И как только ему удается, он укатит на вашей или на моей шхуне, спасая свои деньги и свою шкуру.
   -- Он низкий человек, -- заявил Иеремия, затем он замолчал, протирая свои очки. -- Он подлец и негодяй. Его недурно бы отдуть дохлым поросенком.
   -- Правильно, -- сказал Гриф, -- и он будет бит дохлым поросенком. Я ничуть не удивлюсь, Иеремия, если именно ты съездишь его по лицу особенно провонявшим дохлым поросенком. Будь спокоен и выбери самого что ни на есть провонявшего. Туи-Тулифау теперь раскупоривает ящик с моим шотландским виски. А я пойду во дворец и там займусь с царицей стряпней политики. Вы же принесите тем временем из амбаров некоторое количество товаров и разложите по полкам. Я вам дам в долг кое-какие товары, Хаукинс. А вы, Питер, займитесь немецким амбаром. Торгуйте, как только можете бойчее, продавая на бумажные деньги. Не забывайте, что я уплачу вам за убытки. Если я не ошибаюсь, через три дня у нас будет созван народный совет или разразится революция. Ты, Иеремия, пошли гонцов по всему острову к рыбакам и фермерам и вообще всюду, куда только возможно, даже в горы к охотникам на коз. Оповести их, чтобы они собрались ко дворцу через три дня, считая с сегодняшнего.
   -- Но как же солдаты? -- возразил Иеремия.
   -- О них позабочусь я сам. Им уже не платили два месяца. Кстати, Уиллиами -- это брат царицы. Не выставляйте на ваши полки слишком много товаров. Как только придут солдаты с ассигнациями, перестаньте торговать.
   -- В таком случае они сожгут склады, -- сказал Иеремия.
   -- На здоровье. Царь Тулифау заплатит, если они это сделают.
   -- А заплатит ли он за мою рубашку? -- спросил Вилли Сми.
   -- Это уж личное дело между вами и Туи-Тулифау, -- отвечал Гриф.
   -- Она уже начинает лопаться позади, -- жаловался судовой приказчик. -- Я заметил это еще сегодня утром, когда он не пробыл в ней и десяти минут. Она стоила мне тридцать шиллингов, и я успел надеть ее всего лишь один раз.
   -- Откуда же мне раздобыть себе дохлого поросенка? -- спросил Иеремия. -- Зарежьте его, очень просто, -- сказал Гриф. -- Выберите какого поменьше. -- Небольшой поросенок стоит десять шиллингов.
   -- Запишите этот расход в расходную книгу, в графу непредвиденных расходов по предприятию. -- Гриф на минуту замолчал. -- Если вы хотите, чтобы поросенок хорошенько протух, его надо зарезать теперь же.

VI

   -- Вы дельно говорите, Дэвид, -- сказала царица Сэпели. -- Этот Фулуалеа принес с собой какое-то безумие, и Туи-Тулифау тонет в джине. Если он не разрешит собрать большой совет, я его исколочу. Это очень просто, когда он пьян.
   Она сжала свой кулак, и, видя решительность, выражавшуюся на ее лице, Дэвид был уверен, что совет будет созван. Фиту-айванское наречие настолько походило на самоанское, так что он говорил на нем, как туземец.
   -- А ты, Уиллиами, -- сказал он, -- говорил, что солдаты требовали звонкой монеты и отказались принимать бумажные деньги, которые им предложили. Скажи им, чтобы они согласились на ассигнации, и устрой, чтобы им выплатили их завтра.
   -- Для чего вся эта тревога, -- возразил Уиллиами. -- Король пьян и совершенно счастлив. В кассе много монет. Я доволен. У меня в доме два ящика с джином и много товаров из кладовых Хаукинса.
   -- О, брат мой, ты настоящая свинья! -- воскликнула королева Сэпели. -- Разве Дэвид не говорил сейчас? Разве у тебя нет ушей? Когда в твоем доме кончится весь джин и все товары, к нам не приедут торговцы с джином и товарами, а Перья Солнца удерет в Левуку со всеми монетами. Что станем мы тогда делать? Звонкая монета отлита из серебра и золота, а бумага -- бумага и есть. Народ ропщет, говорю я тебе. Во дворце нет рыбы. Ямс и бермудский картофель точно выродились, они больше не растут. Уже целую неделю горные жители не шлют нам диких коз. Несмотря на то, что Перья Солнца заставляет агентов покупать копру по прежней цене, народ не продает, потому что не хочет получать бумажные деньги. Сегодня я посылала гонцов в двадцать домов. Нигде не найдешь яиц. Уж не сглазил ли Перья Солнца всех кур? Не знаю. Я знаю только одно, что яиц нет. Еще хорошо, что тот, кто много пьет, ест мало. Иначе бы во дворце наступил голод. Скажи, чтобы солдаты получили свое жалованье. Пусть они получат его ассигнациями.
   -- И помни, -- предостерег Гриф, -- хотя лавки будут еще торговать, но когда придут солдаты, их тотчас же запрут. И через три дня соберут совет, а Перья Солнца будет таким же дохлым, как дохлый поросенок.

VII

   Все население острова собралось в столицу в день созыва совета. Пять тысяч жителей Фиту-Айва прибыли туда, кто на вельботах и челноках, кто пешком, а кто верхом на ослах. Три дня, предшествовавшие этому событию, прошли в больших волнениях. Сначала шла весьма оживленная торговля, хотя в лавках товаров было немного. Но когда появились солдаты, им отказывались отпускать товары.

0x01 graphic

Пять тысяч жителей Фиту-Айва прибыли туда, кто на вельботах и челноках, кто пешком, а кто верхом на ослах.

   -- Идите к Фулуалеа, -- говорили им, -- за звонкой монетой. Ведь на лицевой стороне ассигнаций сказано, что их меняют на золото по первому требованию.
   Если лавки не были сожжены, то только благодаря авторитету Уиллиами. Но все-таки один из навесов для копры сгорел, и Иеремия поставил это в счет королю. Самого Иеремию ругали и издевались над ним, сломали его очки. У Вилли Сми была ободрана кожа на руке. Это случилось благодаря тому, что под кулаки Сми по очереди попали три солдатских челюсти, о которые он и ободрал руку. Капитан Бойг тоже не избежал ранений. Питер Джи оказался невредим, потому что для солдатских челюстей ему попалась под руки хлебная корзина.
   Туи-Тулифау сидел рядом с Сэпели, окруженный своими придворными собутыльниками. Он возглавлял совет, собравшийся в большом саду. Правый глаз и правая щека его распухли, как будто ему тоже пришлось повстречаться с чьими-то кулаками. Во дворце болтали, что Сэпели учинила сегодня утром супругу хорошую головомойку. Во всяком случае, король был в трезвом виде, и его жир нелепым образом выпирал из прорех шелковой рубашки Вилли Сми. У него была жесточайшая жажда, и он то и дело прикладывался к кокосовым орехам, подносимым ему молодыми слугами. За оградой сада напирала сдерживаемая войском чернь.
   Внутрь сада допускались только молодые вожди, деревенские девушки, деревенские франты и делегаты с их официальной свитой.
   Корнелиус Дэзи, как занимающий высокий пост, сидел по правую руку короля. По левую руку королевы, напротив Корнелиуса сидел Иеремия, окруженный белыми торговцами, представителем которых он являлся. Он внимательно всматривался своими близорукими глазами, лишенными очков, в канцлера казначейства.
   Делегаты с наветренного берега, делегаты с подветренного берега и делегаты из горных деревень по очереди вставали и произносили речи. Говорили они большей частью одно и то же. Все роптали на бумажные деньги. Дела шли неважно. Больше не сушили копры. Народ был настроен подозрительно. Происходили такие странные явления, что каждый хотел отдать долг, но никто не хотел его получать. Кредиторы бегали от своих должников. Деньги были дешевы. Цены поднялись, а товаров стало мало.
   Курица стоила втрое дороже обычного, и притом такая жесткая и старая, что, казалось, она сейчас же подохнет, если ее не продать немедленно. Будущее представлялось в мрачных красках. Появились всякие знамения. В некоторых местностях свирепствует крысиный мор. Урожай плох. Яблоки уродились мелкие. Лучшие авокадовые деревья на наветренном берегу по каким-то таинственным причинам потеряли листья. Плоды манго стали совершенно безвкусными. Рощи смоковницы объедены червями. Рыба исчезла у берегов; появились тигровые акулы. Дикие козы скрылись на недосягаемых вершинах. В горах раздается завыванье, по ночам ходят духи, женщина из Пун-та-Пуны лишилась языка, а в деревне Эйхо родилась козочка с пятью ногами. И во всем этом были виноваты странные деньги Фулуалеа; таково было твердое убеждение собравшихся на совет крестьян.
   Уиллиами говорил от лица армии. Его люди были недовольны и бунтовали. Несмотря на королевский декрет, торговцы отказывались принимать ассигнации. Ему не хочется говорить определенно, но, по-видимому, тут замешаны странные деньги Фулуалеа.
   Затем говорил Иеремия, делегат от торговых агентов. Когда он встал, присутствовавшие обратили внимание, что у его ног стояла большая тростниковая корзина. Он расхваливал материю для одежд, привозимую купцами, ее разнообразие, красоту и прочность, во много раз превосходившую прочность туземной тапа, тяжелой, грубой. Теперь больше уже никто не носит тапа. Прежде все носили тапа, и только тапа, пока не появились белые купцы. Хороши также сетки от москитов. Самый что ни на есть искусный мастер туземец и в тысячу лет не сумеет сплести такую сетку, а стоит она сущие пустяки. А несравненные винтовки, топоры, стальные рыболовные крючки, наконец, белая мука и керосин. И он подробно и длинно говорил о прелести организации, порядка и цивилизации, пуская в ход всякие доводы, не всегда соответствующие истине, и утверждая. что купцы являются носителями цивилизации, и что где бы они ни появились, им всюду следует оказывать покровительство. На западных островах не хотели оказывать покровительство купцам. Какой же получился результат? Купцы не стали больше приезжать на эти острова, и жители превратились в диких животных. Они перестали носить одежду, не надевали шелковых рубашек (он подмигнул в ту сторону, где сидел король) и стали пожирать друг друга.
   Дурацкие деньги Перья Солнца вовсе не деньги. Купцы знают, какие бывают деньги, и не хотят принимать бумажки. Если жители Фиту-Айва заставят принимать их, купцы уедут и никогда больше не вернутся. И жители Фиту-Айва, уже разучившиеся ткать тапа, будут бегать нагишом и пожирать друг друга.
   Он говорил еще долго, целый час, постоянно возвращаясь к тому, что случилось бы, если бы купцы больше не стали приезжать на остров.
   -- Если это случится, -- восклицал он, -- как станут называть жителей Фиту-Айва там, среди великого мира? Кай-канаки станут называть их! Кай-канаки, то есть пожиратели людей.
   Туи-Тулифау говорил кратко.
   -- Мы дали высказаться народу, -- сказал он. -- Теперь пусть Перья Солнца выскажется и объяснит все. Нельзя отрицать, что своей финансовой системой он достиг чудесных результатов... Он много раз объяснял мне свою систему, -- заключил свою речь Туи-Тулифау. -- Теперь он объяснит свою систему всем вам.
   -- Это заговор белых купцов, -- начал Корнелиус. -- Иеремия был прав, восхваляя белую муку и керосин. Конечно, Фиту-Айва не хочет превратиться в страну людоедов -- кай-канаков. Фиту-Айва жаждет цивилизации, все большей и большей цивилизации. Теперь я перейду к главному пункту, -- продолжал Корнелиус, -- к которому вы должны прислушаться повнимательнее. Бумажные деньги -- отличительный знак высшей цивилизации. Поэтому Перья Солнца и ввел их в обращение, и потому-то и восстали против них купцы. Они не хотели и не хотят, чтобы Фиту-Айва цивилизовалась. Для чего переплыли они через океан и привезли свои товары на Фиту-Айва? Он, Перья Солнца, ответит перед лицом всего великого собрания. Купцы не могут брать в своих цивилизованных странах такую невероятную прибыль, какую они получают на Фиту-Айва. Если же этот остров тоже основательно цивилизуется, их дело будет проиграно. Тогда каждый житель на Фиту-Айва может сделаться самолично таким же купцом, если ему вздумается.
   Вот почему белые купцы оспаривают бумажную систему, которую ввел он, Перья Солнца. Почему прозвали его -- Перья Солнца? Потому что он принес с неба на землю яркий свет. Этот свет заключался в ассигнациях. А белые купцы, желавшие ограбить народ, не могли процветать при лучах этого света.
   Он докажет это своему доброму пароду, и докажет это словами своих врагов. То, что во всех высококультурных странах введена бумажная денежная система, -- вещь общеизвестная. Он спросит Иеремию -- так ли это?
   Иеремия не отвечал.
   -- Вот видите, -- продолжал Корнелиус, -- он не отвечает. Он не может отрицать правду. Англия, Франция, Германия, Америка -- все великие страны Папалангов имеют бумажную денежную систему. Она действует уже столетия. Я спрашиваю тебя, Иеремия, как честного человека, ревностно служившего когда-то в вертограде господнем, я вызываю тебя, чтобы ты ответил мне -- можешь ли ты отрицать, что в великих странах Папалангов действует вышеозначенная денежная система?
   Иеремия не мог отрицать, и его руки нервно теребили застежки корзины, стоявшей между его колен.
   -- Вот видите, дело обстоит так, как я говорил вам, -- продолжал Корнелиус. -- Иеремия согласен, что это так. И вот теперь, мой добрый народ Фи- ту-Айва, я спрашиваю тебя -- почему денежная система, годная для стран Папалангов, не подходит для Фиту-Айва?
   -- Это не одно и то же! -- закричал Иеремия. -- Бумаги Перья Солнца не такие, как в великих странах.
   По-видимому, Корнелиус ожидал подобного возражения. Он вынул фиту-айванскую ассигнацию.
   -- Что это такое? -- спросил он.
   -- Бумага, просто бумага, -- послышался ответ Иеремии.
   -- А это?
   Корнелиус держал в руках английскую банкноту.
   -- Это английская ассигнация, -- объяснял он собранию, в то же время протягивая ее Иеремии, чтобы он Иеремия с неохотой кивнул.
   -- Ты сказал, что ассигнация Фиту-Айва просто-напросто бумага, а что же ты скажешь об этой английской ассигнации? Что это такое?.. Ты должен отвечать, как честный человек... Все ждут твоего ответа, Иеремия.
   -- Это... это... -- начал заикаться Иеремия и беспомощно замолчал, не будучи в состояния выпутаться из такого мудреного положения.
   -- Бумага, просто бумага, -- повторил его слова Перья Солнца.
   По выражению лиц присутствовавших можно было заключить о победе Корнелиуса. Король с восхищением захлопал в ладоши.
   -- Все это ясно, совершенно ясно, -- пробормотал он.
   -- Вы видите, теперь и Иеремия признает это. -- В голосе Дэзи слышалось торжество. -- Он не видит никакой разницы. И нет разницы. Это верное изображение ассигнации. Это сама ассигнация.
   В это время Гриф шепнул что-то Иеремии, тот снова начал говорить.
   -- Всем хорошо известно, что английские ассигнации размениваются на золото.
   Торжество Дэзи было полнейшее. Он показал фиту-айванскую ассигнацию.
   -- Разве здесь этого не написано?
   Гриф опять зашептал.
   -- Что Фиту-Айва платит за эти бумажки звонкой монетой? -- спросил Иеремия.
   -- Да, конечно, тут так и написано.
   Гриф зашептал в третий раз.
   -- По требованию? -- спросил Иеремия.
   -- По требованию, -- подтвердил Корнелиус.
   -- В таком случае я прошу обменять мне сейчас же на звонкую монету вот эти бумажки, -- сказал Иеремия, вытаскивая маленькую пачку ассигнаций из своего кошелька, находящегося на поясе.
   Корнелиус, быстро взглянув, оценил пачку.
   -- Отлично, -- сказал он. -- Я дам вам за них монетой. Сколько вам приходится?
   -- И вот мы все и увидим, как действует эта денежная система, -- воскликнул король, разделяя торжество своего канцлера.
   -- Вы слышали? Он даст сегодня же звонкую монету! -- крикнул Иеремия во весь голос, обращаясь к собранию.
   В то же время он запустил обе руки в корзину, стоявшую меж его ног, и вытащил оттуда множество пачек ассигнаций королевства Фиту-Айва. Одновременно по собранию распространился какой-то странный запах от ассигнаций.
   -- У меня здесь тысяча двадцать восемь фунтов двенадцать шиллингов и шесть пенсов, -- объявил Иеремия. -- Вот мешок для звонкой монеты.
   Корнелиус откачнулся. Он никак не ожидал увидеть такую громадную сумму, и повсюду, куда он только ни смотрел, он видел вождей и делегатов, вынимавших кипы ассигнаций. Солдаты, только что получившие свое двухмесячное жалованье, вышли вперед, а позади них все народонаселение острова заполонило сад, ожидая размена.
   -- Вы создаете банковый крах, -- сказал Корнелиус Грифу с упреком.
   -- Вот мешок для звонкой монеты, -- настаивал Иеремия.
   -- Надо несколько отложить уплату, -- в отчаянии сказал Корнелиус. -- В эти часы нет платежа.
   Иеремия потряс пачкой ассигнаций.
   -- О времени тут ничего не говорится. Здесь только сказано об уплате по требованию. Вот я и требую.
   -- Назначь им явиться завтра, о Туи-Тулифау! -- умолял Корнелиус. -- Это не платежные часы.
   Туи-Тулифау колебался, но его жена кинула на него такой взгляд, смуглые руки ее сжались в такие кулаки, что Туи-Тулифау затрепетал и тщетно старался отвести глаза от этого жутко-знакомого кулака. Он нервно откашлялся.
   -- Мы хотим видеть, как действует денежная система, -- сказал король наконец. -- Народ пришел сюда издалека.
   -- Ты требуешь, чтобы я выдал эти прекрасные монеты? -- пробормотал Корнелиус тихим голосом, обращаясь к королю.
   Сэпели услыхала слова Корнелиуса, и так страшно зарычала на короля, что он невольно отшатнулся.
   -- Не забудь про поросенка, -- прошептал Гриф Иеремии; тот немедленно встал и жестом потребовал тишины.
   -- В древние времена, -- сказал он, -- на Фиту-Айва существовал весьма почтенный обычай. Когда человек оказывался несомненным негодяем, ему перешибали суставы дубиной, сажали на кол и выставляли во время прилива, чтобы его заживо сожрали акулы. К несчастью, эти дни миновали. Но у нас все-таки сохранился еще другой, тоже весьма древний и чтимый всеми обычай.
   Вы все его отлично знаете. Когда человек оказывается лгуном или вором, его колотят дохлым поросенком.
   Он опустил правую руку в корзину, вытащил оттуда что-то и несмотря на то, что был без очков, точнейшим образом попал прямо в канцлера. Поросенок был брошен с такой силой, что Корнелиус слетел со своего сидения. Прежде чем он успел опомниться, Сэпели налетела на него с таким неожиданным проворством, которого было трудно ожидать от женщины в двести шестьдесят фунтов весом. Одной рукой она схватила его за воротник рубашки, другой подняла поросенка и по-царски угостила его поросенком при восторженных кликах ликующего народа.
   Туи-Тулифау оставалось только выражать радость при виде злоключений своего фаворита, и горы жира, выпиравшие во все стороны из его необъятной туши, лежавшей на циновках, сотрясались могучим смехом, достойным смеха Гаргантюа.
   Не успела Сэпели бросить поросенка в канцлера, как ее уже сменил делегат с наветренного берега. Корнелиус бросился бежать, но поросенок долетел до него и ударился ему в ноги, и канцлер казначейства растянулся на земле. Народ и войско приняли участие в потехе со смехом и криками. Поросенок всюду настигал канцлера, куда бы он ни бросался. Наконец Корнелиус убежал, как испуганный кролик, в чащу авокад и пальм. Никто не бил его, и все расступались, давая ему дорогу, но продолжали его преследовать, и поросенок всюду настигал его.
   Когда все исчезли, наконец, в дроковой аллее, Гриф повел купцов в царскую сокровищницу.
   Был поздний вечер, когда последняя ассигнация была обменяна на звонкую монету.

VIII

   В мягких прохладных сумерках кто-то отчалил от джунглей и направился к "Кантани". Суденышко двигалось медленно, это была какая-то заброшенная лодка; приходилось ежеминутно останавливаться, чтобы отчерпывать воду. Канаки-матросы злорадно посмеивались, когда человек причалил и с трудом перешагнул через борт. Он был весь в грязи и казался полупомешанным.

0x01 graphic

В мягких прохладных сумерках кто-то отчалил от джунглей и направился к "Кантани".

   -- Можно мне поговорить с вами, мистер Гриф? -- спросил он грустным, приниженным тоном.
   -- Хорошо. Но садитесь дальше, с подветренной стороны, -- нет, еще дальше, -- отвечал Гриф.
   Корнелиус сел на перила и охватил голову руками.
   -- Да, это верно, -- сказал он. -- От меня идет зловоние, как от свежего поля битвы. Моя голова, кажется, треснет от боли. Шея избита. Зубы качаются. В ушах точно жужжит рой ос. Позвоночник вывихнут. Я пережил трус и мор, а с неба на меня падал дождь из дохлых поросят. -- Он вздохнул, и его вздох превратился в стон. -- Я видел перед собой ужаснейшую смерть. Такую, о которой не снилось и поэтам. Было бы весьма неприятно быть съеденным крысами или изжаренным в горячем масле, или растерзанным дикими лошадьми. Но быть избитым до смерти дохлым поросенком...-- Он содрогнулся. -- Это превосходит всякое человеческое воображение.
   Капитан Бойг громко зафыркал, отодвинув свой стул, обтянутый парусиной, подальше к наветренной стороне и снова сел.
   -- Вы направляетесь в Яп, мистер Гриф? -- продолжал Корнелиус.-- Я осмелюсь обратиться к вам с двумя просьбами: довезите меня на вашем судне до Япа и дайте мне глоток виски, от которого я отказался вчера вечером.
   Гриф хлопнул в ладоши и приказал чернокожему слуге подать мыло и полотенце.
   -- Пойдите сначала на бак и основательно помойтесь. Юнга принесет вам штаны и рубашку. Скажите кстати, почему в сокровищнице оказалось звонкой монеты на большую сумму, чем вами было выпущено ассигнаций?
   -- Там были мои собственные деньги, которые я привез сюда для предприятий.
   -- Мы решили все расходы и убытки записать в счет Туи-Тулифау, -- сказал Гриф. -- Так что те деньги, которые превышают сумму долгов по ассигнациям, будут вам возвращены. Впрочем, за вычетом десяти шиллингов.
   -- За что?
   -- А вы думаете дохлые поросята растут на деревьях? Эти десять шиллингов внесены в ваш счет и проведены по книгам.
   Корнелиус кивнул в знак согласия и снова вздрогнул.
   -- Я вам искренно благодарен за то, что этот поросенок стоил не пятнадцать и не двадцать шиллингов.

---------------------------------------------------------------------------

   Первое издание перевода: Джэк Лондон. Полное собрание сочинений. Том X. -- М.: Земля и Фабрика, 1928 г. (Приложение к журналу "Всемирный следопыт").
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru