Лондон Джек
Черти на Фуатино

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Джек Лондон
Черти на Фуатино

I

   Из всех своих многочисленных шхун, кечей и катеров, сновавших между коралловыми островами Южных Морей, Дэвид Гриф больше всего любил "Раттлер" -- шхуну, похожую на яхту, в девяносто тонн, такую быстроходную, что она прославилась в прежние дни, провозя контрабандой опиум из Сан-Диего в Пюджет-Саунд, делая набеги на становища котиков в Беринговом море и перевозя оружие на Дальний Восток. Она была предметом ненависти и отвращения для правительственных чиновников, радостью всех моряков и гордостью тех корабельных мастеров, которые ее выстроили. Даже теперь, когда уже прошло сорок лет со времени ее постройки, она была все тем же "Раттлером", с чудесной быстротой носившимся по морям. Моряк должен был видеть судно, чтобы поверить в возможность такой быстроты. Шхуна вызывала много споров и драк во всех портах, начиная от Вальпараисо до Манильской бухты.

0x01 graphic

Гриф больше всего любил "Раттлер" -- шхуну, похожую на яхту.

   В эту ночь паруса похлопывали на слабом ветру, грот неестественно свисал, и все-таки шхуна делала четыре узла при едва слышном шелесте ветра.
   Дэвид Гриф уже с час стоял с подветренной стороны на носу судна, опершись на перила, и смотрел на фосфоресцирующий след судна. Легкое дуновение от колыхающихся передних парусов обдувало бодрящей прохладой его щеки и грудь, и он восторженно любовался своей прекрасной шхуной.
   -- Не правда ли, как она хороша, Таути! -- обратился он к канаку, стоявшему на вахте, ласково поглаживая дерево перил.
   -- Да, шкипер, -- отвечал канак густым грудным голосом, характерным для полинезийца. -- Тридцать лет я плаваю на судах, но ни одного не было равного этому. Мы называем его на Райатее "Фанауало".
   -- "Дитя Зари", -- перевел Гриф. -- Кто назвал его так?
   Вместо ответа Таути вдруг стал пристально глядеть вдаль. Гриф посмотрел в том же направлении.
   -- Земля, -- сказал Таути.
   -- Да, Фуатино, -- согласился Гриф. Его глаза продолжали всматриваться в одну точку, где на усыпанном звездами горизонте что-то чернело.
   "Раттлер" скользил все дальше, и можно было уже не только видеть, но и ощущать близость острова, -- был слышен ленивый рокот прибоя и блеяние коз, пасшихся на берегу, а ветерок, дувший с суши, приносил аромат цветов.
   -- Если бы этот проход не был узок точно щель, шхуна могла бы войти в пролив в такую ночь, как сегодня, -- заметил с сожалением капитан Гласс, наблюдая за рулевым, поворачивавшим колесо.
   "Раттлер" подошел к берегу на расстояние мили. Решили подождать рассвета, чтобы попытаться войти в этот опасный проход к Фуатино. Была чудеснейшая тропическая ночь без малейшего намека на дождь или шквал.
   Матросы с Райатеи заснули на баке, на том самом месте, где работали. На корме капитан, помощник и Гриф устроились на ночлег с такой же небрежностью. Они лежали на своих шерстяных одеялах, покуривая и лениво переговариваясь о Матааре, царице острова Фуатино, и о романе ее дочери Науму с неким Мотуаро.
   -- Здесь народ отличается романтическим характером, -- сказал помощник капитана Броун, -- как и мы, белые.
   -- Так же романтичны, как Пильзах, -- засмеялся Гриф. -- А это что-нибудь да значит. Сколько лет прошло с тех пор, капитан, как он ушел от вас?
   -- Одиннадцать, -- хмуро ответил капитан.
   -- Расскажите мне об этом, -- просил Броун. -- Говорят, что с того времени он никогда не покидал Фуатино. Это действительно так?
   -- Верно, -- пробурчал капитан. -- Он влюблен в свою жену -- маленькую шельму. Она похитила его у меня; он был самым лучшим моряком, какой когда-либо служил в торговом флоте, хоть он и голландец.
   -- Немец, -- поправил Гриф.
   -- Это одно и то же, -- последовал ответ. -- В ту же ночь, как он вступил на берег и Нотуту взглянула на него, море потеряло прекрасного человека. Они, видимо, сразу заинтересовались друг другом. И, прежде чем мы успели оглянуться, она надела ему на голову венок из белых цветов, а через пять минут они уже пробирались по берегу, держась за руки; они смеялись и скакали, точно козлята. Надеюсь, что он уничтожил этот коралловый выступ, -- я всегда наталкивался на него и обдирал один или два листа медной обшивки.
   -- Продолжайте ваш рассказ, -- сказал Броун.
   -- Вот и все. На этом и кончилось. В ту же ночь он женился и больше не появлялся на судне. Я пошел его искать на следующий день. И нашел этого белого дикаря в соломенном шалаше в лесу, босоногого, среди цветов. Он играл на гитаре, и вид у него был форменного осла. Он просил меня прислать ему его вещи. Я сказал ему, что предпочитаю видеть его провалившимся в тартарары. Вот и все. Завтра вы ее увидите. У них теперь трое козлят -- пречудеснейших маленьких мошенников. Я везу для него граммофон и около миллиона пластинок...
   -- Вы сделали его торговым агентом? -- спросил Грифа помощник.
   -- Как же мне было иначе поступить? Фуатино -- остров любви, а Пильзах -- Ромео. Кроме того, он очень хорошо знает туземцев, и вообще он один из лучших моих агентов. Он надежный человек. Завтра вы его увидите.
   -- Смотрите у меня, молодой человек! -- грозным голосом сказал капитан Гласс своему помощнику. -- Вы что, вы тоже романтик? Если да, оставайтесь, пожалуйста, на судне. Фуатино -- это остров романтического безумия. Каждый в кого-нибудь влюблен. Они только и живут любовью. Эта зараза кроется не то в молоке кокосовых орехов, не то в воздухе, не то в море. История этого острова за последние десять тысяч лет повествует только о любовных делах. Мне это известно. Я говорил об этом со стариками, и если я увижу вас на берегу, идущим рука об руку...
   Говоривший замолчал так внезапно, что товарищи невольно взглянули на него. Они проследили направление его взгляда мимо снастей и увидели загорелую руку, мускулистую и мокрую. За ней показалась другая рука, затем голова, обрамленная длинными кудрями, точно у русалки; наконец они увидели лицо с черными глазами, и вслед за этим послышался смех лесного дикаря.
   -- Боже мой! -- тихо произнес Броун. -- Это фавн, -- настоящий морской фавн.
   -- Человек-козел, -- сказал Гласс.
   -- Это Маурири, -- прибавил Гриф. -- Это мой названный брат, согласно священному обычаю этой страны. Его имя -- мое имя. Мое имя -- его имя.
   Широкие плечи и прекрасно сложенная грудь показались над перилами, крупное тело легко и без усилий поднялось вверх, и человек бесшумно опустился на палубу. Броун, который мог сделать карьеру и получше должности помощника на шхуне, плавающей от острова к острову, восхитился. Все, что ему когда-либо пришлось прочесть о сходстве человека с фавном, вспомнилось ему при виде этого существа, явившегося из морской глубины.
   -- Но это печальный фавн! -- сказал молодой человек, когда золотисто-коричневый лесной бог подошел к Дэвиду Грифу и протянул ему руку.
   -- Дэвид! -- сказал Дэвид Гриф.
   -- Маурири, Большой Брат, -- сказал Маурири.
   И затем, следуя обычаю названных братьев, каждый из них называл другого не его собственным, а своим именем. Они заговорили друг с другом на полинезийском наречии, и Броуну оставалось только сидеть да угадывать, о чем шел разговор.
   -- Долго ты плыл, чтобы сказать мне "талофа"? -- спросил Гриф, когда посетитель сел и вода потекла с него на палубу.
   -- Я тебя ждал много дней и ночей, Большой Брат, -- сказал Маурири. -- Я сидел на Большой Скале, где скрыт динамит, и охранял его. Я увидел, что ты подходишь к проливу, и побежал в темноту. Я знал, что ты подождешь здесь до утра, и последовал за тобой. С нами случились большие несчастья. Матаара много дней плачет, поджидая тебя. Она старуха, Мотуаро умер, и она тоскует.
   -- Он женился на Науму? -- спросил Гриф, покачав головой и вздохнув, следуя установленному обычаю.
   -- Да. Они убежали и жили с горными козами, пока Матаара не простила их. Тогда они вернулись и стали жить с ней в Большом Доме. Но теперь он умер, и Науму тоже скоро умрет. Наши горести велики, Большой Брат! Умер и Тори, и Тати Тори, и Петео, и Нари, и Пильзах, и многие другие.
   -- Как! И Пильзах! -- воскликнул Гриф. -- Разве здесь свирепствовала какая-нибудь болезнь?
   -- Здесь было много убийств... Слушай, Большой Брат. Три недели назад пришла чужестранная шхуна. Я видел со своей Большой Скалы, как верхушки ее мачт поднимались над морем. Шлюпки вели ее на буксире, но им не удавалось обогнуть выступ, и они много раз задевали его. Теперь шхуна на берегу, и они стараются ее исправить. Там восемь белых. Они везут с собой женщин с какого-то острова -- далеко на востоке. Женщины говорят на языке, похожем на наш, но все-таки не на нашем. Но мы можем их понять. Они говорят, что люди со шхуны похитили их. Правда ли это? Мы не знаем. Они поют и пляшут и, по-видимому, счастливы.
   -- А мужчины? -- перебил Гриф.
   -- Они говорят по-французски. Я это знаю, так как у тебя на шхуне был давно когда-то помощник, который говорил по-французски. Среди них два главаря. Они не похожи на других. У них голубые глаза, как у тебя, и они настоящие черти. Один из них еще больший черт, чем другой. Шестеро остальных -- тоже черти. Они не платят нам за наш ямс, таро и плоды хлебного дерева.
   Они отнимают у нас все, а если мы начинаем роптать, они убивают нас. Они убили Тори и Тати Тори, и Петео, и других. Мы не можем сражаться, -- у нас нет ружей -- всего два-три старых ружья. Они обижают наших женщин. Из-за этого убили Мотуаро, который хотел защитить Науму. Теперь они взяли ее к себе на шхуну. По той же причине был убит Пильзах. В него стрельнул раз главный из двух начальников, Большой Черт, со своего вельбота, и два раза он стрелял в него, когда тот взбирался на песчаный берег. Пильзах был храбрый человек, и Нотуту сидит в своем доме и плачет без конца. Очень многие так перепугались, что живут теперь в горах с козами. Но на вершинах гор не хватает для всех пищи. Они боятся сходить оттуда для рыбной ловли, они не обрабатывают садов, так как черти все отнимают. Мы хотели бы сражаться, Большой Брат, -- нам нужны ружья и много патронов. Я сказал своим, когда собрался плыть к тебе, и меня ждут. Белые чужестранцы не знают, что ты пришел. Дай мне лодку и ружья, и я уйду до солнца. А когда ты придешь завтра, мы будем уже готовы и, по твоему слову, кинемся в битву с белыми чужестранцами. Они должны быть убиты. Большой Брат, ты всегда был нашим братом. Мужчины и женщины молили богов о твоем приходе. И ты пришел.
   -- Я пойду с тобой в лодку, -- сказал Гриф.
   -- Нет, Большой Брат, -- возразил Маурири. -- Ты должен остаться при шхуне. Белые чужестранцы будут бояться шхуны, а не нас. У нас будут ружья, а они этого не будут знать. Они поднимут тревогу, когда увидят твою шхуну. Пошли с лодки этого молодого человека.
   Броун был упоен романтическими грезами и жаждой приключений; он много читал о них в книгах, но в жизни с ними не встречался. Он поместился на корме вельбота, нагруженного винтовками и патронами. За веслами сидели четыре матроса с Райатеи, рулем управлял золотисто-коричневый морской фавн. Они помчались во мраке тропической ночи к этому полумифическому острову Фуатино, этому "острову любви", на который напали пираты двадцатого столетия.

II

   Если провести линию от Джелуита в группе Маршальских островов к Бугенвилю Соломоновых островов, и если эту линию пересечь в двух градусах к югу от экватора другой линией, идущей от Юкуори Каролинских островов, то возвышенный остров Фуатино окажется в этой омываемой солнцем уединенной полосе океана.
   На нем живет племя, родственное гавайцам, самоанцам, таитянам и маори. Остров Фуатино представляет вершину полинезийского треугольника, вклинившегося далеко на запад между Меланезией и Микронезией.
   На следующее утро Дэвид Гриф увидел Фуатино в двух милях к востоку, на прямой линии к восходящему солнцу. Продолжал дуть легкий ветерок, и "Раттлер" скользил по гладкой поверхности моря с такой скоростью, которая была бы естественна для шхуны при ветре в три раза более сильном, чем этот.
   Фуатино был не что иное как древний кратер, выступивший с морского дна при каком-то допотопном перевороте. Западная часть острова обвалилась и была размыта океаном. Она представляла проход к кратеру, превратившему-
   ся в гавань. Таким образом, остров Фуатино являлся как бы грубым подобием подковы, своей задней стороной обращенной на запад. "Раттлер" направился к открытой его части. Капитан Гласс с биноклем в руках рассматривал карту, начерченную им самим. Она была разложена на крыше каюты. Одновременно и тревога, и покорность судьбе сквозили в выражении его лица.
   -- Вот она опять возвращается ко мне, -- сказал он. -- Лихорадка! Она продлится до завтра. Она жестоко трясет меня, мистер Гриф. Через каких-нибудь пять минут я потеряю сознание. Не примете ли вы управления шхуной? Эй, юнга, приготовь мою койку! Положи побольше одеял. Налей бутылочку горячей воды. Теперь очень тихо, мистер Гриф. Я думаю, что большой риф не помешает вам пройти. Ведите судно по направлению ветра и пустите его самым быстрым ходом. На всех Южных Морях это единственная шхуна, которая способна на такой маневр, а вы сумеете проделать это. Вы можете избежать большой скалы, точно следя за грот-гафелем.
   Он говорил быстро, точно пьяный, его мутившийся мозг боролся с подступившим приступом лихорадки. Когда он спускался вниз, лицо его было пурпурного цвета и все в пятнах, точно от чудовищного воспаления или нагноения. Глаза стали стеклянными, руки тряслись, а зубы стучали от охватившего его озноба.
   -- Через два часа начну потеть, -- бормотал он с искаженным лицом, -- и еще через два часа буду здоров. Я знаю эту проклятую лихорадку до мельчайших подробностей... В...ы... во...озьмете... ш...ш...
   Голос капитана перешел в слабое бормотанье, когда он доплелся до каюты. Гриф занял его место.
   "Раттлер" в это время входил в пролив. На задней стороне подковы воз-вышались две скалистые вершины в тысячу футов высоты; каждая из них была почти оторвана от острова и соединялась с ним низкой и узенькой лентой земли. Между ними шла полоса воды длиной в полмили, вся загороженная коралловыми рифами, тянувшимися с южной части подковы. Проход, названный капитаном Глассом щелью, извивался между рифами, затем поворачивал прямо к северу и шел у подножья отвесного утеса. В этом мосте грот-гафель судна почти касался скалы. Перегнувшись через правый борт, Гриф видел дно на глубине меньшей, чем в два фатома.
   Вельбот вел шхуну на буксире, выравнивая ее ход, чтобы не налететь на скалы. Пользуясь береговым ветром, "Раттлер" проскользнул мимо большого кораллового рифа, слегка задев его, но так слабо, что не испортил медной обшивки.
   Глазам Грифа открылась гавань Фуатино. Это было круглое водное пространство пяти миль в диаметре, окруженное белыми коралловыми берегами, за которыми виднелись покрытые зеленью откосы, круто поднимавшиеся к грозным стенам кратера. Зубчатые стены его были похожи на пилы; пассатные облака ореолом окружали вулканические пики. Каждый выступ и каждая впадина, образованная выветривающейся лавой, служили опорой ползучим и вьющимся растениям и деревьям, покрывавшим скалу точно зеленой пеной. Шумные потоки воды, казавшиеся полосками тумана, извивались и падали с высоты ста футов. Теплый сырой воздух, напоенный ароматом желтых цветов кассии, довершал волшебную прелесть этого местечка.
   "Раттлер", гонимый легким переменчивым ветерком, подходил к гавани. Гриф крикнул, чтобы вельбот подняли на борт, и стал рассматривать берег в бинокль. Там не видно было ни малейших признаков жизни. Все местечко погрузилось в сон, палимое знойными лучами тропического солнца. Решительно никто не встречал их. На северном берегу, где бахрома кокосовых пальм скрывала селение, Гриф разглядел черные носы пирог под навесами сараев. У берега стояла чужеземная шхуна. Ни на ней, ни около нее не было заметно никакого движения. Приблизившись к побережью на пятьдесят ярдов, Гриф бросил якорь на глубине сорока фатомов. Много лет назад он измерял здесь глубину, и лот, опущенный посреди гавани на глубину трехсот фатомов, не достиг дна. Когда цепь загремела, проходя через клюзы , он заметил на палубе неподвижной шхуны кучку туземных женщин, с чрезвычайно пышными формами, как это бывает только у полинезиек, в развевающихся ахус и увенчанных цветами. Но Гриф видел то, чего не видели женщины, -- коренастую фигуру человека, спрыгнувшего с носа шхуны на песок и скрывшегося в зеленых кустах джунглей. Пока убирали паруса и лишние снасти, что всегда делают во время прибытия в гавань, Дэвид Гриф ходил по палубе и напрасно старался заметить какой-нибудь признак жизни на берегу, кроме женщин у шхуны.
   Он услышал отдаленный выстрел в направлении Большой Скалы, но больше выстрелов не последовало, и он решил, что кто-нибудь охотится на диких коз. К концу второго часа приступа лихорадки капитан Гласс, лежавший под кучей одеял, перестал дрожать и невыносимо мучился от сильнейшей испарины.
   -- Через полчаса я буду здоров, -- произнес он слабым голосом.
   -- Отлично, -- отвечал Гриф. -- Местечко совсем вымерло. Я выйду на берег, чтобы посмотреть на Матаару и узнать, что там происходит.
   -- Здесь берег очень крутой, будьте осторожны. Если вы не вернетесь через час -- подайте весть.
   Гриф сел у руля, а четверо матросов с Райатеи взялись за весла. Когда при-стали к берегу, он с любопытством взглянул на женщин под тентом на палубе шхуны. Он приветственно помахал им рукой, и те, хихикая, ответили жестами.
   -- Талофа! -- крикнул он.
   Они поняли его приветствие и крикнули в ответ:
   -- Иорана!
   И он понял, что они попали сюда с группы Островов Товарищества. Один из гребцов с уверенностью сообщил название их острова -- Хуахин. Гриф спросил женщин, откуда они приехали; те со смехом повторили:
   -- Хуахин.
   -- Эта шхуна похожа на шхуну старого Дюпюи, -- сказал Гриф вполголоса по-таитянски. -- Не смотрите слишком внимательно на нее. Как вам кажется? Мне думается, это "Валетта".
   Когда гребцы вышли из вельбота и осторожно втащили его на берег, они украдкой, с разыгранной беспечностью взглянули раза два на шхуну.
   -- Это "Валетта", -- сказал Таути. -- Семь лет тому назад она сломала верхушку своей мачты. В Папаэтэ они сделали новую, короче на десять футов. Это она и есть.
   -- Идите, ребята, поболтайте с женщинами. С Райатеи почти виден Хаухин, и вы, наверное, знаете некоторых из них. Поищите знакомых. А если покажется кто-нибудь из белых, не ввязывайтесь в драку.
   Армия крабов-отшельников разбежалась перед Грифом, когда он пошел по берегу, но под пальмами не хрюкали свиньи и не рылись в корнях. Кокосовые орехи валялись на том месте, куда упали с дерева, а навесы для копры были совершенно пусты. Все тростниковые хижины были разрушены. Гриф наткнулся на слепого, беззубого, иссохшего старика. Он сидел в тени и испуганно зашамкал, когда Гриф заговорил с ним. "Точно чума прошла по этой местности", -- думал Гриф, когда наконец подошел к Большому Дому. Всюду было полнейшее разорение. Не видно было увешанных венками юношей и девушек, не возились смуглые ребятишки в тени авокадовых деревьев. На пороге сидела сгорбившись Матаара, старая королева, покачиваясь взад и вперед. Увидев Грифа, она заплакала, жалуясь на свои несчастья и на то, что некому оказать ему подобающее гостеприимство.
   -- И вот они взяли Науму, -- проговорила она. -- Мотуаро убит. Мой народ бежал и голодает вместе с козами. И здесь нет никого, кто бы мог открыть тебе кокосовый орех. О, брат мой! Твои белые братья -- черти!
   -- Они не братья мне, Матаара, -- утешил ее Гриф.-- Они разбойники и свиньи, и я очищу от них остров.
   Он внезапно замолчал. Его рука стремительно схватилась за пояс и снова выпрямилась, направляя большой револьвер Кольта в человека, который, со-гнувшись, бежал к нему из-за деревьев.
   Гриф не успел выстрелить: человек упал к его ногам; послышался целый поток непонятных и ужасающих звуков. Гриф узнал того человека, который спрыгнул с "Валетты" и умчался в лес, но пока он не поднял его и не вгляделся в его губы, он решительно ничего не мог понять.
   -- Спасите меня, господин мой, спасите меня, -- причитал тот по-английски, хотя, несомненно, его родиной были Южные Моря. -- Я знаю вас... Спасите меня!
   И опять раздались отчаянные вопли, пока Гриф, наконец, не схватил его за плечи и не начал трясти.
   -- Я знаю тебя, -- сказал Гриф.-- Ты был поваром во французском отеле в Папаэтэ два года тому назад. Тебя все называли Заячьей Губой.
   Человек энергично закивал.
   -- Теперь я поваром на "Валетте", -- зашепелявил он, стараясь говорить яснее и борясь со своим природным недостатком. -- Я знаю вас. Я вас видел в отеле. Я видел вас у Лавины. Я видел вас на "Киттиуэке". Я видел вас и на верфях при постройке "Марипозы". Вы -- капитан Гриф, и вы спасете меня. Те люди -- настоящие черти. Они убили капитана Дюпюи. Они заставили меня убить половину экипажа. Двоих они застрелили на реях. Остальных они пристрелили на воде. Я знал их всех. Они похитили хаухипских девушек. Они набрали себе на помощь каторжников с Нумеи. Они ограбили агентов на Новых Гебридах. Они убили агента в Ваникори и увели оттуда двух женщин. Они...
   Но Гриф больше не слушал. Со стороны гавани, за деревьями, раздались выстрелы из винтовок, и Гриф побежал к берегу. Пираты с Таити и каторжники из Новой Каледонии! Нечего сказать, хорошенькая компания! Они напали на его шхуну. Заячья Губа следовал за ним по пятам, бормоча про белых чертей.
   Стрельба из винтовок смолкла так же внезапно, как и началась, но Гриф продолжал бежать, преследуемый ужасными опасениями, пока на повороте дорожки он не столкнулся с Маурири, мчавшимся к нему с берега.
   -- Большой Брат! -- закричал человек-козел. -- Я опоздал. Они захватили шхуну. Идем. Они теперь ищут тебя.
   Он бросился по тропинке вглубь острова.
   -- Где Броун? -- спросил Гриф.
   -- Он на Большой Скале. Я расскажу после, идем теперь.
   -- Но где мои люди с вельбота?
   -- Они вместе с женщинами на чужой шхуне. Они не убиты. Я говорю правду... Чертям нужны гребцы... Но тебя они хотят убить... Послушай!..
   С воды донеслась французская охотничья песня, которую пел надтреснутый тенор.
   -- Они пристают к берегу. Они забрали твою шхуну... Я это видел... Идем!

III

   Довольно беспечный ко всему, что касалось его личной безопасности, Дэвид Гриф не был, однако, склонен к ложной храбрости. Он твердо знал, когда нужно драться, когда -- бежать, а что теперь спасаться бегством было необходимо -- в этом он не сомневался. Он бежал по тропинке, мимо старика, прикорнувшего в тени, мимо Матаары, сидевшей сгорбившись на пороге Большого Дома. Он бежал по пятам Маурири, а следом за ним, как собака, ковылял Заячья Губа. Позади раздавались дикие крики, но Маурири несся, как ветер.
   Широкая дорога становилась все уже, свернула вправо и стала подниматься вверх. Они миновали последнюю тростниковую хижину, продрались сквозь чащу высоких кассий и миновали рой крупных золотистых ос. Дорога вилась
   все вверх и вверх, постепенно превращаясь в козью тропу. Маурири указал тропинку, извивавшуюся по обнаженному склону утеса.
   -- Пройдя ее, мы будем спасены, Большой Брат, -- сказал он. -- Белые черти не решаются туда взбираться, потому что мы сбросим им на головы каменные глыбы, а другой тропинки нет. Они всегда останавливаются здесь и стреляют, когда мы пробираемся по скале. Идем!
   Четверть часа спустя они остановились на том месте, где тропинка начинала извиваться по обнаженному утесу.
   -- Отдохни немного, а потом иди как можно скорее, -- сказал Маурири.
   Он прыгнул на открытое место, ярко освещенное солнцем. Снизу послышалось несколько выстрелов. Пули засвистали вокруг него, поднялись столбы пыли, но он благополучно пробежал открытое место. Гриф последовал за ним. Одна из пуль пролетела от него на таком близком расстоянии, что пыль от удара пули в скалу осыпала ему щеку. Заячья Губа тоже остался невредим, хотя он перебегал через гребень гораздо медленнее. Весь остаток дня беглецы провели высоко в горах. Они залегли на лаве, где росли таро и дынное дерево. Здесь Гриф начертал дальнейший план действий и обдумал свое положение.
   -- Нам не посчастливилось, -- сказал Маурири. -- Совершенно случайно белые черти избрали эту ночь для рыбной ловли. Когда мы вошли в проход, было темно. Они были на шлюпках и в челноках. Винтовки всегда бывают при них. Они застрелили одного райатейца. Броун держал себя очень храбро. Мы попытались пробраться к задней части бухты, но они опередили нас, и мы оказались запертыми между Большой Скалой и деревней. Мы спасли ружья и все патроны, но черти завладели лодкой. Тогда они узнали о твоем приходе. Броун находится теперь на этой стороне Большой Скалы со всеми винтовками и патронами.
   -- Но почему же он не взобрался па Большую Скалу, чтобы подать мне оттуда сигнал, когда я показался с моря? -- спросил Гриф.
   -- Никто не знает туда дороги. Знают только козы да я. А я забыл об этом. Я бросился в кусты, чтобы пробраться к воде и приплыть к тебе, но в кустах сидели белые черти и стреляли по Броуну и людям с Райатеи. За мной они охотились до рассвета, и утром они гоняли меня там, по низинам. Затем ты приплыл на твоей шхуне, и они следили за тобой, когда ты вышел па берег. Я пробирался сквозь кусты, но ты был уже на берегу.
   -- Так это ты стрелял?
   -- Да, чтобы тебя предостеречь. Но черти не глупы и не стали стрелять, а у меня не было патронов.
   -- Ну, рассказывай теперь ты, Заячья Губа, -- сказал Гриф повару "Валетты".
   Рассказ повара был длинен и мучительно подробен.
   Целый год он плавал на "Валетте" от Таити до Паумоту. Старый Дюпюи был и владельцем, и капитаном судна. Во время своего последнего рейса он взял на судно двух человек из Таити, одного как помощника, другого как судового приказчика. Еще одного чужестранца он пригласил, чтобы назначить своим агентом на Фанрики. Рауль Ван-Асвельд и Карл Лепсиус -- таковы были имена помощника и приказчика.
   -- Они братья, я знаю. Я слышал, как они беседовали в темноте на палубе, когда думали, что никто не слышит, -- объяснял Заячья Губа.
   "Валетта" крейсировала среди мелких островов, собирая раковины и жемчуг на торговых пунктах, принадлежащих Дюпюи. Франс Амудсон, третий чу-жестранец, остался на Фанрики вместо Пьера Голлара, который перешел на судно, чтобы вернуться обратно на Таити. Туземцы Фанрики рассказывали, что у него была целая четверть галлона жемчуга для Дюпюи. В первую же ночь после отплытия из Фанрики в каюте послышались выстрелы. Затем тела Дюпюи и Пьера Голлара были выброшены за борт. Моряки с Таити убежали на бак.
   Они оставались там в продолжение двух дней без еды, а "Валетта" лежала в дрейфе. Затем Рауль Ван-Асвельд подсыпал яду в пищу, приготовленную Заячьей Тубой, и велел ему отнести ее на бак. Половина матросов умерли.
   -- Он грозил пристрелить и меня. Что я мог поделать? -- жаловался Заячья Губа.-- Двое матросов из оставшихся в живых взобрались на реи, и их там застрелили. Остров Фанрики был на расстоянии десяти миль. Остальные матросы бросились вплавь. Их перестреляли на воде. Остался в живых только я, кроме двух белых чертей, потому что я был нужен им для стряпни. И в тот же день они с попутным ветром отправились назад в Фанрики и захватили с собой Франса Амундсона, так как он принадлежат к их шайке.
   Затем Заячья Губа рассказал о кошмарной жизни во время длительного пе-рехода шхуны на Запад. Он был единственным свидетелем всех событий и знал, что, конечно, убили бы и его, если бы он не был необходим, как повар. В Нумее к ним присоединились пять каторжников. Заячьей Губе не разрешалось выходить на берег во время стоянок, и Гриф был первым посторонним, с которым ему пришлось говорить.
   -- И теперь они убьют меня, -- бормотал Заячья Губа, -- так как они знают, что я говорил с вами. Но я вовсе не трус, и я останусь с вами, и умру вместе с вами.
   Человек-козел покачал головой и встал.
   -- Лежи здесь и отдыхай, -- сказал он Грифу. -- Сегодня ночью будет большое плавание. А повара я возьму с собой в более высокие места, туда, где мои братья живут с козами.

IV

   -- Хорошо, что ты умеешь плавать как настоящий мужчина, Большой Брат, -- прошептал Маурири.
   Из образованного лавой ущелья они спустились вниз к бухте и вошли в воду. Они плыли тихо, без плеска; Маурири плыл впереди. Вокруг них поднимались черные стены кратера, точно они плыли на дне гигантской чаши. Над ними высилось небо с едва мерцающей звездной пылью. Впереди виднелись огни, указывавшие на место стоянки "Раттлера", и с его палубы раздавались смягченные расстоянием звуки духовного гимна из граммофона, предназначавшегося для Пильзаха.
   Оба пловца держались левее захваченной в плен шхуны. По окончании гимна послышалось пение и смех, потом снова заиграл граммофон.
   -- Нам нужно доплыть до пролива и пробраться на сушу у Большой Скалы, -- прошептал Маурири. -- Черти наблюдают за низкими местами... Слушай!
   Выстрелы из полдюжины винтовок, последовавшие один за другим в неправильные промежутки времени, сказали им, что Броун еще не покинул своего поста на Скале, и что пираты стерегли узкий перешеек.
   К концу второго часа они плыли под грозными выступами Большой Скалы. Маурири, нащупав дорогу, выбрался на берег по расщелине, от которой они проползли около ста футов до узкого выступа.
   -- Побудь здесь, -- сказал Маурири. -- Я пойду к Броуну. К утру я вернусь.
   -- Я хочу идти с тобой, мой брат, -- сказал Гриф.
   Маурири усмехнулся в темноте.
   -- Нет, Большой Брат, даже ты не можешь это сделать. Я -- человек-козел, и только я один на всем Фуатино могу пробраться ночью к Большой Скале. Мало того, даже и я в первый раз решаюсь на это. Протяни свою руку, пощупай. Ты понял, что это? Здесь спрятан динамит Пильзаха. Ложись вплотную к стене, и ты можешь спать спокойно. Теперь я иду.
   И под мерный шум прибоя, лежа на узеньком выступе скалы рядом с тонной динамита, Дэвид начал обдумывать план кампании. Затем, положив голову на руку, он заснул.
   Утром, когда Маурири повел его к вершине Большой Скалы, Дэвид Гриф понял, почему он не мог вскарабкаться на нее ночью. Несмотря на закаленные нервы моряка, привыкшего к высотам и опасному лазанью, даже и среди белого дня он изумлялся, что одолевает этот переход. Были такие места, где Грифу приходилось, по указанию Маурири, перескакивать через провалы в сто футов глубиной, цепляться руками за противоположную стену, а затем медленно подтягивать на узкий выступ свое тело.
   Один раз ему пришлось сделать прыжок над пропастью чуть ли не в полтысячи футов глубины. Нужно было пролететь десять футов, чтобы попасть на выступ скалы, такой узкий, что на нем было трудно стоять. Хладнокровие изменило Грифу на этом узеньком выступе в двенадцать дюймов ширины, где не за что было схватиться руками. Маурири, видя, что он теряет сознание, повис всем телом над бездной и перевел Грифа, в то же время сильно ударяя его по спине, чтобы прекратить головокружение. Тут Гриф понял, почему Маурири называли человеком-козлом.

V

   Крепость Большая Скала имела свои хорошие качества, но также и многие недостатки. Ее нельзя было взять приступом; ее могли защитить двое против десяти тысяч. Она охраняла проход к открытому морю. Две шхуны Рауля Ван-Асвельда и его сотоварищей оказались запертыми. Гриф был хозяином положения, -- у него была целая тонна динамита, который он перенес постепенно на скалу. Преимущества своего положения он демонстрировал перед пиратами, когда шхуны собирались выйти в море.
   "Валетту" вел на буксире вельбот, на котором работали пленники с Фуа- тино. Гриф и человек-козел смотрели вниз, спокойно стоя на каменной скале на высоте трехсот футов. Рядом с ними лежали их винтовки, тлеющий фитиль и большая связка динамитных патронов с фитилями и детонаторами. Когда вельбот оказался под ними, Маурири покачал головой.
   -- Это наши братья, мы не можем стрелять.
   На носу "Валетты" находилось много ма-тросов Грифа из Райа- теи. Один из них был на корме у руля.
   Пираты или были внизу, или на другой шхуне, за исключением одного, который стоял посреди судна с винтов-кой в руках. Чтобы за-щитить себя, он крепко прижимал к себе Науму, дочь королевы.
   -- Вон главный начальник чертей, -- прошептал Маурири.-- Его глаза такие же голубые, как твои. Он жестокий человек. Посмотри! Он держит Науму, чтобы мы не застрелили его.
   Ветер дул с моря, и шхуна шла против течения очень медленно.
   -- Говорите ли вы по-английски? -- крикнул Гриф вниз.
   Человек пошевелился, приподнял винтовку, приведя ее почти в вертикальное положение,
   и взглянул вверх. В его движениях было что-то быстрое, кошачье; на загорелом лице этого белокурого человека выражалась готовность к борьбе. Это было лицо убийцы.
   -- Да, -- отвечал он. -- Что вам нужно?
   -- Возвращайтесь обратно, или я взорву вашу шхуну, -- пригрозил Гриф.

0x01 graphic

-- Возвращайтесь обратно, или я взорву вашу шхуну.

   Он раздул горящее полено и прошептал:
   -- Скажи Науму, чтобы она вырвалась от него и бежала на корму.
   С "Раттлера", шедшего следом за "Валеттой", раздались выстрелы, и пули защелкали по скале.
   Ван-Асвельд вызывающе смеялся. Маурири крикнул женщине несколько слов на туземном наречии. Когда судно находилось как раз под ними, Гриф увидел, как женщина отскочила от державшего ее человека. В ту же минуту Гриф зажег пылавшей головней фитиль, подбежал к краю утеса и бросил вниз динамит. Ван-Асвельд поймал девушку и начал с ней бороться. Человек-козел направил на него винтовку и ожидал удобного момента.
   Динамитный патрон стукнулся о палубу и откатился к шпигату на левой стороне судна.
   Ван-Асвельд увидел это и остановился в недоумении. Потом он и девушка бросились на заднюю часть судна, спасая свою жизнь. Человек-козел выстрелил, но попал в угол камбуза. Стрельба с "Раттлера" усилилась, и двое стоявших на скале, пригнувшись к выступу, стали ждать. Маурири старался увидеть, что делалось внизу, но Гриф его удерживал.
   -- Фитиль был слишком длинен. -- сказал он. -- Следующий раз будет удачнее.
   Через полминуты произошел взрыв. Они не могли видеть того, что произошло дальше, так как находившиеся на "Раттлере" стреляли по очереди, и огонь был непрерывный. Один только раз Гриф рискнул выглянуть, и две пули близко пролетели мимо него. Палуба и перила "Валетгы" были разнесены вдребезги. Тонувшие остатки судна относило к гавани. Мужчины и хуахинские женщины, выскочившие из каюты "Валетты", карабкались на борт "Раттлера", доплыв до него под прикрытием огня. Фуатинцы, находившиеся на вельботе и тянувшие на буксире шхуну, бросили канат, шмыгнули в пролив и бешено гребли к южному берегу.
   С перешейка раздались выстрелы из четырех винтовок и возвестили Грифу, что Броун и его люди пробились через джунгли к берегу и тоже начали действовать. Огонь по скале прекратился, и Гриф с Маурири открыли стрельбу из своих винтовок. Но их выстрелы не могли повредить врагу, так как с "Раттлера" стреляли под прикрытием палубных рубок, а ветер и течение относили все дальше шхуну. От "Валетты" не осталось и следа -- она затонула в глубоких водах бухты.
   Рауль Ван-Асвельд дважды выказал свою смелость и хладнокровие, чем привел в восторг Грифа. Рауль заставил стрельбой с "Раттлера" бежавших фу- атинцев вернуться и сдаться.
   В то же время он отправил половину своих пиратов на шлюпке с "Раттле- ра" на берег и занял перешеек, чтобы воспрепятствовать Броуну пробраться в центр острова. И в продолжение остальной части утра перемежающиеся выстрелы указывали Грифу на то, что Броуна оттесняли на другую сторону Большой Скалы. Положение не изменилось, за исключением потери "Валетты".

VI

   Позиция на Большой Скале имела очень существенные недостатки.
   Там неоткуда было добыть ни пищи, ни воды. Несколько раз Маурири в сопровождении одного из райатейцев отправлялся по ночам вплавь к заливу за продовольствием. Но раз ночью на воде показались огни, и послышались выстрелы. После этого Большую Скалу стали сторожить и со стороны моря.
   -- Забавное положение, -- заметил Броун; ему, наконец, пришлось испытать одно из интересных приключений, которые, по его мнению, ожидали всегда моряков в Южных Морях. -- Мы не пускаем наших врагов, но и сами не можем уйти; Рауль держит нас в осаде и тоже не может уйти. Он не может выбраться отсюда, и мы подохнем с голоду, сторожа его здесь.
   -- Если пойдет дождь, расщелины скал наполнятся водой, -- сказал Мау- рири. Это были первые сутки, когда у них не было ни капли воды. -- Большой Брат, сегодня ты и я достанем воды. Это могут сделать только сильные люди.
   Когда наступила ночь, они взяли выдолбленные кокосовые орехи, крепко заткнутые, вместимостью в одну кварту, и Маурири повел Грифа вниз к воде, с той стороны Большой Скалы, где она примыкала к острову. Они проплыли не более ста футов. Они иногда слышали плеск весла или удары по челноку; временами они видели, как вспыхивала спичка, когда в стороживших шлюпках закуривали папиросу или трубку.
   -- Подожди здесь, -- прошептал Маурири, -- и держи сосуды. -- Он по-вернулся и нырнул.
   Гриф, наклонившись, смотрел, как затуманивался и, наконец, совсем исчез его фосфоресцирующий след. Прошла томительная минута, и Маурири бесшумно всплыл около Грифа на поверхность.
   -- Вот она! Пей!
   Сосуд был полон, и Гриф пил прохладную пресную воду, которую тот принес из глубин соленого моря.
   -- Она течет из земли.
   -- По дну?
   -- Нет. Дно так же далеко внизу, как гора далеко вверху. Она течет на пятидесяти футах глубины. Нужно нырнуть и опускаться до тех пор, пока не почувствуешь прохладной воды.
   Несколько раз вдохнув и выдохнув воздух, как это делают водолазы, Гриф нырнул и стал погружаться в воду. Губы его ощущали соленую влагу, а тело омывалось теплой водой, но, наконец, на большой глубине вода стала заметно прохладней, а на вкус менее соленой. Вслед за тем он неожиданно попал в холодный поток. Он повернул маленькую пробку своего сосуда, и в то время, когда пресная вода наполняла сосуд, Гриф увидел фосфорическое мерцание громадной рыбы, медленно проплывшей мимо, точно дух моря.
   Затем, держа в руках потяжелевшие сосуды, он остался на поверхности, а Маурири брал сосуды по одному, нырял и наполнял их.
   -- Здесь есть акулы, -- сказал Гриф, когда они подплывали к берегу.
   -- Пустяки, -- последовал ответ, -- это акулы, которые едят рыб. Мы -- фуатинцы -- братья этих акул.
   -- Но тигровые акулы... Я встречал их здесь.
   -- Если они появятся здесь, у нас не будет воды для питья, пока не пойдет дождь.

VII

   Неделю спустя Маурири и один райатеец приплыли с пустыми сосудами. В гавани появились тигровые акулы. На следующий день им пришлось терпеть жажду на своей Большой Скале.
   -- Надо попытать счастье, -- сказал Гриф. -- Сегодня вечером я отправлюсь с Маутау за водой. Завтра ночью, брат, ты пойдешь с Техаа.
   Гриф набрал три кварты, когда появилась тигровая акула и прогнала его. На скале было шесть человек, а при нестерпимой тропической жаре для человека недостаточно лишь одной пинты воды в день.
   В свою очередную ночь Маурири и Техаа вернулись без воды. И на следующий день Броун испытал муки жажды. Губы трескались до крови, рот наполнялся густой слизью и распухший язык с трудом помещался во рту.
   Гриф с Маутау ныряли поочередно в темноте, прорывались через соленые струи к холодной пресной воде и пили ее всласть, пока наполнялись сосуды. Пришла очередь Маутау спуститься с последним сосудом, и Гриф, смотря с поверхности воды вниз, увидел мерцание морских призраков и по перемещению светящихся пятен понял, что происходила борьба. Он поплыл назад один, но не бросил своей драгоценной ноши -- полных сосудов пресной воды.
   Пищи у них было мало. На скале не было никакой растительности, а склоны, омывавшиеся приливом и покрытые моллюсками, были слишком недоступны вследствие своей крутизны.
   Там и сям, где можно было пройти по расщелинам, осажденным удалось набрать несколько моллюсков и морских ежей. Иногда в их силки попадались фрегаты и другие морские птицы. Однажды выловили акулу, приманив ее мясом фрегата. После этого им не раз удавалось ловить акул. Приманкой служили куски мяса акулы, которые они сохранили специально для ловли акул.
   Но больше всего они нуждались в воде. Маурири молил о дожде бога коз, Таути возносил мольбы миссионерскому богу, а два его товарища, островитяне, вспоминая прежнюю веру, призывали своих языческих богов. Гриф посмеивался и размышлял. А Броун, с дико блуждающим взглядом, с громадным почерневшим языком, проклинал все и вся. Особенно его злил граммофон, распевающий духовные псалмы на палубе "Раттлера". Один гимн -- "Там, где нет ни смеха, ни слез" -- приводил его в исступление. По-видимому, на шхуне он нравился больше всех остальных, и его беспрестанно играли.
   Измученный голодом и жаждой, почти потерявший сознание от слабости, Броун мог еще кое-как переносить, лежа на камнях, бренчанье "укулеле", гитар и пение хуахинских женщин. Но когда звуки гимна святой Троице проносились над водой, он окончательно выходил из себя. Раз вечером надтреснутый тенор вторил граммофону:
   
   Там, где нет ни смеха, ни слез,
   Я буду скоро.
   Там, где нет ни пробуждения, ни грез,
   Я буду скоро.
   Там, где не сеют, не жнут, Я буду скоро, я буду скоро.
   
   Тогда Броун поднялся. В слепом бешенстве выстрел за выстрелом он направлял в шхуну. Раздался мужской и женский смех, с перешейка послышались ответные выстрелы, но хриплый тенор продолжал петь, а Броун продолжал стрелять, пока не кончился гимн.
   В эту ночь Гриф и Маурири вернулись с одним сосудом воды. Кожа па плече Грифа была содрана на протяжении шести дюймов шершавой, как наждак, чешуей акулы. Ему удалось спастись от страшного морского хищника каким-то чудом.

VIII

   Ранним утром одного дня, когда солнце еще не довело обычного зноя до полной силы, пришла весть от Рауля Ван-Асвельда с предложением о переговорах.
   Ее принес Броун с передового поста, находившегося за сто ярдов от них среди скал.
   Гриф сидел на корточках над небольшим костром, на котором он жарил кусок мяса акулы. За последние сутки им повезло. Они набрали морских ежей и водорослей. Техаа поймал акулу, а Маурири нашел громадного осьминога у подножья скалы, в расщелине которой был сложен динамит. Наконец, им дважды удалось благополучно набрать пресной воды, прежде чем их прогнали акулы.
   -- Он сказал, что хочет прийти и поговорить с вами, -- объявил Броун. -- Но я знаю, в чем тут загвоздка. Эта скотина хочет посмотреть, как мы здесь подыхаем с голода.
   -- Приведите его, -- сказал Гриф.
   -- И мы убьем его, -- закричал радостно человек-козел.
   Гриф покачал головой.
   -- Но ведь он убийца, Большой Брат. Он зверь и дьявол, -- возражал человек-козел.
   -- Его не следует убивать. Мы должны держать наше слово, это наше правило.
   -- Но это глупое правило!
   -- Таково наше правило, -- отвечал Гриф серьезно, повертывая жарившуюся на углях акулу и ловя жадный взгляд Техаа.
   -- Не выказывай жадности, Техаа, когда придет Большой Черт, делай вид, будто ты совершенно незнаком с голодом. Вот приготовь этих морских ежей, а ты, Большой Брат, изжарь осьминога. Мы будем угощать Большого Черта. Не жалей ничего. Готовь все.
   Гриф еще не кончил, когда подошел Рауль Ван-Асвельд, сопровождаемый ирландским терьером. Рауль был догадлив и не протянул руки.
   -- Хэлло, -- сказал он. -- Я слышал о вас.
   -- Я предпочитал бы ничего не слышать о вас.
   -- Также и я. Вначале я не знал, кто это здесь, и думал, что имею дело с заурядным капитаном торгового судна. Потому-то вам и удалось запереть меня.
   -- А я должен сознаться, к своему стыду, что оценивал вас слишком низко, -- улыбнулся Гриф. -- Я считал вас просто береговым воришкой, а не тем по-настоящему умным пиратом и убийцей, каким вы оказались. Поэтому я и потерял свою шхуну. Полагаю, теперь мы узнали друг друга.
   Рауль сердито вспыхнул под своим загаром, но сдержался. Он впился взглядом в съестные припасы и сосуды с водой, стараясь скрыть свое удивление. Гриф вглядывался в лицо этого стройного высокого человека, стремясь разгадать его. Глаза Рауля выражали смелость и твердость, но были посажены слишком близко друг к другу, что не гармонировало с широким лбом, сильным подбородком, крепкими челюстями и крупными костями всей головы. От этого человека веяло силой. Да, силой. Но все-таки Гриф чувствовал, что чего-то ему недостает.
   -- Мы оба сильные люди, -- сказал Рауль, кланяясь. -- Лет сто назад мы, наверное, сражались бы за могущество империи.
   Пришла очередь Грифу поклониться.
   -- Теперь же мы ведем борьбу из-за колониальных законов тех самых империй, вершителями судеб которых мы могли бы быть сто лет назад.
   -- Все рассыпается в прах, -- заметил наставительно Рауль, садясь. -- Про-должайте ваш обед, я не хочу мешать вам.
   -- Не хотите ли с нами пообедать? -- пригласил Гриф.
   Тот пристально посмотрел на него и затем согласился.
   -- Я весь пропотел, -- сказал он. -- Можно мне умыться?
   Гриф утвердительно кивнул и велел Маурири принести сосуд с водой. Рауль пронзительно посмотрел в глаза человеку-козлу, но в них отражалось полное равнодушие к драгоценной кварте воды, расплескиваемой на землю.
   -- Моя собака хочет пить, -- сказал Рауль.
   Гриф кивнул, и собаке принесли другую фляжку воды.
   Рауль снова пристально взглянул в глаза туземцев, но не заметил в них никакой тревоги.
   -- Жаль, что нет кофе, -- извинился Гриф. -- Вам придется пить простую воду. Техаа, принеси еще воды. Попробуйте это мясо акулы. Потом будут осьминоги, морские ежи и салат из водорослей. Досадно, что сегодня нет фрегата. Мои ребята вчера заленились и не пошли на охоту.
   Гриф был так голоден, что не отказался бы от гвоздей, помазанных салом, но ел он с видимой неохотой и бросал кусочки собаке.
   -- Боюсь, что не смогу привыкнуть к этому первобытному столу, -- вздохнул Гриф, откидываясь назад. -- На "Раттлере" много всяких консервов, и я мог бы угощаться прекрасными кушаньями, а вся эта гадость...-- Он взял кусок жареного мяса с полфунта весом и бросил его собаке. -- Надеюсь, что в конце концов привыкну, если вы не сдадитесь в скором времени.
   Рауль натянуто рассмеялся.
   -- Я пришел предложить вам соглашение, -- отчеканил он.
   Гриф покачал головой.
   -- Ни о каком соглашении не может быть и речи. Я держу вас в тисках и не выпущу.

0x01 graphic

-- Я держу вас в тисках и не выпущу.

   -- Вы полагаете, что можете удержать меня в этой дыре? -- закричал Рауль.
   -- Живым вам отсюда не уйти, разве только в двойных кандалах. -- Гриф задумчиво посмотрел на Рауля. -- Мне приходилось когда-то иметь дело с людьми, подобными вам. Мы основательно очистили от них Южные Моря. Но вы... как бы это яснее выразиться? Вы являетесь своего рода анахронизмом [анахронизм -- ошибка против времени, остаток старины, не вяжущийся с современным укладом жизни]. Вы человек прошлых времен, и нам нужно уничтожить вас. Я бы лично посоветовал вам вернуться на шхуну и размозжить себе голову. Это единственный способ избежать угрожающей вам судьбы.
   Переговоры произвели на Рауля впечатление полной для него безнадежности; ему казалось, что Гриф может продержаться еще годы, но если бы он увидел то, что произошло после его ухода, он бы переменил свое мнение. Техаа и райатейцы бросились собирать и пожирать объедки, которые не доела собака.

IX

   -- Мы голодаем, Брат, -- сказал Гриф, -- но лучше поголодать теперь, чем много дней в будущем. Большой Черт, поугощавшись с нами, поев и попив вдоволь, недолго останется в Фуатино. Он, наверное, уйдет даже завтра. Сегодня нам с тобой придется ночевать на вершине скалы, и Техаа, который очень ловко стреляет, тоже должен быть с нами, если только он решится взойти на скалу.
   Из всех райатейцев один Техаа был способен взбираться по таким опасным местам, и на рассвете он карабкался по скалам в ста футах вправо от Грифа и Маурири.
   Первым предостережением были выстрелы из винтовок, раздавшиеся с пе-решейка, -- это Броун и его два райатейца подавали сигналы об отступлении врагов, за которыми они следовали через джунгли к берегу. Со своего орлиного гнезда на вершине скалы Грифу ничего не было видно, пока, наконец, не показался "Раттлер", идущий к проливу. Пленные фуатинцы тащили его на буксире. Как и раньше, Маурири, под руководством Грифа, кричал им наставления, когда они медленно проплывали мимо. Рядом с Грифом была сложена связка шашек динамита с чрезвычайно короткими фитилями.
   Много матросов толпилось на палубе "Раттнера".
   На носу, среди райатейских матросов, стоял с винтовкой один из негодяев; Маурири сказал, что это брат Рауля. На корме, около рулевого, находился другой. К нему была привязана Матаара, старая королева острова. По другую сторону рулевого стоял капитан Гласс с рукой на перевязке. Посреди судна, как и раньше, стоял Рауль, связанный с Науму.
   -- Доброе утро, мистер Дэвид Гриф! -- закричал Рауль.
   -- Я же предупреждал вас, что уйти с острова вы можете только в двойных кандалах, -- с печалью в голосе проговорил Гриф.
   -- Не можете же вы убить всех ваших, находящихся на моем судне! -- по-следовал ответ.
   Шхуна подвигалась очень медленно; люди, тянувшие ее на буксире, гребли неравномерно; наконец шхуна подошла под самую скалу. Гребцы, не переставая грести, сильно замедлили ход, и человек, стоявший на палубе, тотчас же крас-норечиво погрозил им своей винтовкой.
   -- Бросай, Большой Брат! -- закричала Науму на фуатинском наречии. -- Я наполнена горем и хочу умереть. У него наготове нож, чтобы перерезать веревку, но я буду крепко держать его. Не бойся, Большой Брат, бросай, бросай прямо в нас -- и прощай.
   Гриф колебался, затем опустил горящее полено, которое он только что сильно раздул.
   -- Бросай, -- советовал человек-козел.
   Гриф оставался в нерешительности.
   -- Если они уйдут в море, Большой Брат, Науму все равно умрет. А ведь есть еще много других. Что значит ее жизнь против многих?
   -- Если вы бросите динамит или выстрелите хоть один раз, мы убьем всех ваших, -- закричал им Рауль. -- Я поймал вас, Гриф. Вы не можете убить этих людей, а я могу. Эй, замолчи!
   Последние слова относились к Науму, которая кричала на своем родном языке. Рауль схватил ее за шею и начал трясти, пока она не замолчала. Но она также схватила его обеими руками и умоляюще смотрела на Грифа.
   -- Бросайте, мистер Гриф, и черт с ними, -- захрипел своим густым голосом капитан Гласс. -- Они бесчеловечные убийцы, вся каюта битком набита ими.

0x01 graphic

Винтовка выпала из рук человека, на его лице отразилось невыразимое
удивление, когда ноги под ним подкосились, и он упал на палубу, увлекая за собой царицу.

   Негодяй, связанный со старой царицей, обернулся, чтобы погрозить капитану Глассу своей винтовкой, в то время как Техаа прицелился в него со скалы и спустил курок. Винтовка выпала из рук человека, на его лице отразилось невыразимое удивление, когда ноги под ним подкосились, и он упал на палубу, увлекая за собой царицу.
   -- Правь налево, как можно левее! -- закричал Гриф.
   Капитан Гласс и канак быстрее завертели колесо, и нос "Раттлера" повернулся к скале. Посреди судна Рауль все еще боролся с Науму. С носа шхуны к нему на помощь бежал его брат, ускользая от непрерывных выстрелов Техаа и человека-козла.
   Когда брат Рауля приставил дуло своей винтовки вплотную к Науму, Гриф поджег головней расщепленный конец фитиля.
   В ту минуту, как он обеими руками бросил динамит, раздался выстрел из винтовки, и Науму упала на палубу одновременно с падением динамита. На этот раз фитиль был достаточно короток. Взрыв раздался тотчас же, как динамит коснулся палубы, и та часть "Раттлера", на которой находился Рауль, его брат и Науму, была разрушена.
   Бок шхуны был пробит, и она медленно начала тонуть. С носа райатейские матросы бросились через борт в воду.
   Капитан Гласс встретил первого человека, выскочившего из каюты наверх через люк, сильным ударом в лицо, но бежавшие опрокинули его и смяли ногами. За негодяями выбежали хуахинские женщины; едва они успели попрыгать за борт, как шхуна начала погружаться в воду у самого подножия скалы.
   Только верхушки мачт торчали над водой, когда "Раттлер" окончательно опустился на дно.
   Гриф смотрел вниз и видел, что происходило в глубине. Он видел, как Ма- таара, находившаяся футов на шесть под водой, отвязалась от мертвого пирата, с которым была связана, и поднялась на поверхность. Когда ее голова показалась над водой, она увидела капитана Гласса: он не мог плыть и тонул в нескольких ярдах от нее. И королева, совсем старая женщина, но истая островитянка, подплыла к нему и поддержала его, ухватившись за выступавшую мачту.
   На поверхности среди черных голов полинезийцев виднелось пять русых голов. Гриф с винтовкой в руках выжидал удобного момента, чтобы выстрелить. Через минуту человек-козел удачно выстрелил, и они увидели, как труп застре-ленного начал медленно погружаться в воду. Но райатейские матросы, крупные и мускулистые, чувствующие себя в воде как рыбы, сами сделались мстителями. Они быстро образовали цепь вокруг белокурых и русых голов.
   Наблюдавшие с вершины скалы видели, как четырех оставшихся в живых негодяев схватили, начали толкать в глубь и потопили точно щенят.
   В десять минут все было кончено. Хуахинские женщины, смеясь и кривляясь, цеплялись за края вельбота, тащившего прежде шхуну на буксире. Райатейские матросы ожидали приказаний. Все они собрались к верхушкам мачт, около которых держались капитан Гласс и Матаара.
   -- Бедный старый "Раттнер"! -- горевал капитан Гласс.
   -- Ничего, -- отвечал Гриф. -- Через неделю мы поднимем его, починим и отправимся восвояси. -- Он спросил королеву: -- Как ты себя чувствуешь, Сестра?
   -- Науму нет, и Мотуаро нет, Брат, но Фуатино опять наш. День только нарождается. Надо послать весть нашим братьям, скрывающимся на высотах с козами. И сегодня вечером мы снова будем пировать и веселиться в Большом Доме, как никогда раньше.
   -- Шхуне давно уже следовало переменить бимсы [поперечные брусья корабля, связывающие его бока и служащие основанием палубы], -- сказал капитан Гласс. -- Но хронометром нам не придется пользоваться до конца плавания.

---------------------------------------------------------------------------

   Первое издание перевода: Джэк Лондон. Полное собрание сочинений. Том X. -- М.: Земля и Фабрика, 1928 г. (Приложение к журналу "Всемирный следопыт").
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru