Конопницкая Мария
Стихотворения

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Ясь не дождался
    Песня ("Как бы грудь твоя, о поле...")
    У порога
    Перевод М. М. Гербановского.


   

Ясь не дождался.

(Изъ Маріи Конопницкой).

             Въ убогую избу явился гость желанный:
             Весенній, майскій лучъ, пробившись сквозь стекло,
             Раскинулъ по стѣнамъ коверъ золототканный
             И по землѣ снопомъ разсыпался свѣтло;
             Стрѣлою золотой онъ палъ на столъ сосновый,
             На грязный, въ дырахъ весь, изъ старыхъ досокъ полъ,
             На сломанный "тапчанъ" *) съ заплатанной панёвой,
             На печь, гдѣ вѣтерокъ остывшій пепелъ мёлъ,
             И образъ, что сіялъ немеркнущею славой
             И ярко такъ сверкалъ подъ кровомъ бѣдняка,
             Какъ будто бы могъ Тотъ, чья чудная рука
             Спасаетъ бѣдняковъ, Господь благій и правый,
             Сокровища собравъ, предстать у алтаря
             Въ игрѣ дневныхъ лучей и свѣтломъ облаченьи
             Передъ толпой людей, чья жизнь -- одно мученье,
             Кому тяжка и ночь, и ясная заря!...
   *) Тапчанъ -- широкая лавка въ крестьянскихъ избахъ, замѣняющая кровать.

* * *

             То былъ воскресный день... Съ поникшей головою
             Сидѣлъ столяръ въ избѣ, прижавшися къ стѣнѣ,--
             Въ ней капли сырости то искрились росою,
             То струйкой по стѣнамъ катилися онѣ.
             Разбуженный отъ думъ весенними лучами,
             Услышалъ онъ возню задорныхъ воробьевъ,
             Потомъ обвелъ избу потухшими глазами,
             На солнце поглядѣлъ, на яркій блескъ кустовъ
             И тихо прошепталъ, печально и устало:
                      "Весны не встрѣтилъ Ясь!"
             И, на сосновый столъ рукой облокотясь,
             Отеръ съ рѣсницъ слезу, что очи застилала,--
             Большую, мутную, тяжелую слезу,--
             Какъ будто бы она не каплей водяною
             Скатилась изъ очей, а камнемъ, что душою
             Наружу выброшенъ въ ненастье и грозу.

* * *

             Суровая зима минула... Хлопья снѣга,
             Какъ духи свѣтлые, межь небомъ и землей
             Носились цѣлый день, закрывши даль собой...
             Морозный вихрь крѣпчалъ, и отъ его набѣга
             Дрожали въ часъ ночной и стѣны, и изба,
             Въ которыхъ рѣдко сытъ бѣднякъ тяжелой пищей,
             Меньшихъ дѣтей своихъ не балуетъ судьба!--
             Гдѣ, наготу прикрывъ отрепьемъ, полунищій,
             Онъ принужденъ всю жизнь работать на семью,--
             Морозу подставлять и вьюгамъ грудь свою.
             Суровая зима была!... Въ печи холодной
             Огонь не каждый день могъ развести столяръ,
             Не каждый день вился надъ теплой пищей паръ...
             Съ работы возвратясь, усталый и голодный,
             Не въ силахъ ужь владѣть пилой и топоромъ,
             На лавку отдыхать, какъ мертвый, онъ валился...
             А Ясь больной, межь тѣмъ, блѣднѣе съ каждымъ днемъ
             И тише съ каждымъ днемъ замѣтно становился;
             Онъ таялъ, какъ свѣча, и постепенно гасъ...
             Усѣвшись на полу и хлѣбъ держа руками,
             Ясь не спускалъ съ отца своихъ печальныхъ глазъ,
             Какъ тѣ, что просятъ ѣсть лишь взглядомъ -- не словами!

* * *

             Ясь скоро слегъ совсѣмъ; отца улыбкой онъ
             Издалека встрѣчалъ, безсильный приподняться...
             Испуганный столяръ не зналъ, за что и браться...
             Давила жалость грудь, изъ сердца рвался стонъ...
             Въ объятья сына взявъ, онъ грѣлъ его дыханьемъ,--
             Казалося ему, что холодѣетъ Ясь...
             То къ Богу онъ взывалъ и падалъ ницъ, молясь,
             То бился объ стѣну съ мучительнымъ рыданьемъ;
             И слабо искрилась обмерзшая стѣна,
             Какъ перлами, росой холодной убрана.

* * *

             Поутру заложилъ столяръ пилу и столъ онъ
             На части разрубилъ, въ печи огонь развелъ,
             Потомъ призвалъ врача... Врачъ молодой нашелъ,
             Что вреденъ воздухъ здѣсь, что воздухъ гнилью полонъ,
             И сырость страшная въ избѣ гнѣздо свила,
             Что за больнымъ уходъ возможно лучшій нуженъ,
             Просторная изба, поболѣе тепла,
             Удобная постель, да пища чтобъ была
             Свѣжа и горяча, на завтракъ и на ужинъ.

* * *

             Не зналъ, коль Ясю дни судьба еще продлитъ,
             То солнышко весной больного исцѣлитъ,
             И, повторивъ отцу: "тутъ холодъ невозможный!"
             Врачъ вышелъ изъ избы... Въ тоскѣ стоялъ отецъ
             И тупо вслѣдъ глядѣлъ, безъ жизни, какъ мертвецъ...
             А вѣтеръ, между тѣмъ, струей неосторожной
             Гасилъ въ печи огонь и бился такъ въ окно,
             Какъ будто бы въ избу хотѣлъ ворваться смѣло.
             Отъ холода лицо ребенка посинѣло...

* * *

             Онъ протянулъ къ отцу рученки, но темно
             Какъ будто сдѣлалось, онъ вздрогнулъ, заметался.
             И, въ бѣлый саванъ вся закутана, его
             Смерть тихо унесла изъ царства своего...
             Ни солнца, ни весны ребенокъ не дождался!

* * *

             Въ могилѣ Ясь лежитъ, и солнца жгучій лучъ
             Не оживитъ его, какъ ни былъ бы могучъ,
             И не увидитъ онъ чудесъ живой природы,
             И не подниметъ онъ отяжелѣвшихъ вѣкъ...
             Ни знаній яркій свѣтъ, ни чудный свѣтъ свободы
             Не скажетъ никогда ему: "ты человѣкъ!"

* * *

             Ахъ, сколько есть такихъ могилъ на бѣломъ свѣтѣ!
             Ихъ сторожитъ печаль... Намъ надо много силъ,
             А жертвы смерть слѣдитъ и ставитъ всюду сѣти,
             И больше съ каждымъ днемъ безвременныхъ могилъ.
             Вѣдь, этотъ рядъ гробовъ, великій и ужасный,
             Пытливые умы смущающій давно,
             Вѣдь, это -- пустоцвѣтъ, вѣдь, это -- сѣвъ напрасный,
             Отъ стужъ и холодовъ погибшее зерно!
             По трупамъ бѣдныхъ жертвъ, чрезъ раннія могилы,
             Въ молчаньи гробовомъ, проходятъ племена,
             Народы вдаль идутъ, въ дорогѣ тратя силы,
             Такъ гордо, точно имъ въ грядущемъ цѣль видна...
             О, братья, неужель въ томъ вашей нѣтъ вины,
                  Что не дождался Ясь весны?
                                                                         Мих. Гербановскій.

"Русская Мысль", кн.XII, 1893

   

Пѣсня.

(Изъ Маріи Конопницкой).

             Какъ бы грудь твоя, о поле,
                       Зацвѣла цвѣтами,
             Еслибъ ключъ струей холодной
                       Брызнулъ подъ песками!
   
             Какъ бы жизнь весной и свѣтомъ
                       Чудно озарилась,
             Еслибъ сердце, остывая,
                       Трепетно забилось!
   
             Къ ручейку бы съ пѣсней звонкой
                       Птички прилетали,
             А къ воскреснувшему сердцу
                       Жалобы печали.
   
             Надъ ручьемъ бы ива никла,
                       Вѣтви въ немъ купая,
             Стала-бъ ближе, сердцу ближе
                       Сирота босая.
   
             У ручья бы зеленѣла
                       Травка въ лѣтнемъ зноѣ,
             А у сердца-бъ билось сердѣ
                       Братское, родное.
                                                     Мих. Гербановскій.
   

"Русская Мысль", кн.XII, 1894

   

У порога.

(Изъ Маріи Конопницкой).

             У порога синій сумракъ стынетъ, притаясь,
             Въ бѣдной хатѣ, въ душной хатѣ умираетъ Ясь;
             Онъ левитъ подъ образами -- блѣденъ, недвижимъ...
             -- Дѣва, Матерь Пресвятая, смилуйся надъ нимъ!
   
             Не успѣетъ въ теиномъ небѣ свѣтъ зажечь звѣзда,
             Улетитъ душа изъ тѣла дымкой навсегда,
             И скорѣй, чѣмъ надъ землею слезы ночь прольетъ,
             Станетъ камнемъ это сердце -- навсегда замретъ.
   
             Онъ ужъ видитъ зорь небесныхъ чистый свѣтъ кругомъ,
             Божьи теплятся зарницы голубымъ огнемъ,
             Тѣни носятся роями -- легкія, какъ дымъ...
             -- Дѣва, Матерь Пресвятая, смилуйся надъ нимъ!
   
             Слышенъ шепотъ, слышны звуки... Меркнетъ свѣтъ небесъ,
             Скоро солнце тихо сядетъ за дремотный лѣсъ...
             Тамъ, вдали, за чернымъ лѣсомъ коситъ смерть траву,
             А въ избѣ вздыхаетъ кто-то, бредитъ на яву...
   
             -- Изъ какой страны, родная, звуки тѣ плывутъ?
             -- Тише, Ясь,-- сверчокъ за печкой притаился тутъ
             И скрипитъ -- заводитъ пѣсню голоскомъ своимъ...
             Дѣва, Матерь Пресвятая, смилуйся надъ нимъ!
   
             -- Не сверчокъ зоветъ, родная, кличетъ не сверчокъ,
             То органы стройныхъ звуковъ разлили потокъ,--
             Разлили потоки звуковъ по тропинкамъ тѣмъ,
             По которымъ ухожу я, отхожу совсѣмъ...
   
             -- Изъ-за лѣса показался блѣдный рогъ луны,
             Только лѣсъ сіяньемъ облитъ, но поля темны,
             И еще клубится сумракъ синею волной,--
             Будешь жить, мой ненаглядный, будешь жить, родной!
   
             Въ хатѣ носятся чуть слышно звуки, голоса,
             Тамъ, вдали, за чернымъ лѣсомъ звякаетъ коса,
             Тамъ, вдали, за чернымъ лѣсомъ клонится трава,
             Кто-то стонетъ, кто-то шепчетъ жалобы слова...
   
             -- Это кто, родная, горько плачетъ за окномъ?
             -- Это вѣтеръ, ненаглядный, вѣткой бьетъ по немъ,
             Это листъ шуршитъ опавшій, вѣтеркомъ гонимъ...
             Дѣва, Матерь Пресвятая, смилуйся надъ нимъ!
   
             -- Ночь зари потухшей краски не успѣла смыть,
             Будешь жить еще, родимый,-- будешь, будешь жить,
             И пока роса не пала капельками слезъ,
             Жизнь отъ Яся не отниметъ благодатныхъ грёзъ!
   
             Затихаетъ Ясь -- все тише, тише и блѣднѣй...
             Тамъ, вдали, за чернымъ лѣсомъ звонъ косы слышнѣй,
             Точитъ смерть косу за лѣсомъ, слышенъ стукъ бруска,
             И трава печально никнетъ, пышно-высока.
   
             -- Что, родная, такъ грохочетъ, такъ гремитъ вдали?
             -- На рѣкѣ то, милый, волны споръ свой завели.
             Успокойся, это -- волны льнутъ однѣ къ другимъ...
             Дѣва, Матерь Пресвятая, смилуйся надъ нимъ!
   
             -- Ой, родимая, не волны завели тамъ споръ,
             То стучитъ, не уставая, по стволу топоръ,--
             Онъ стучитъ и колетъ доски: здѣсь подъ дубомъ мать
             Будетъ сына со слезами скоро погребать.
   
             -- Въ небѣ тихія зарницы свѣтятся еще,
             Не глядятъ сквозь мракъ на землю звѣзды горячо,
             Не блеститъ роса на полѣ, нѣжно серебрясь,--
             Будешь жить еще, мой милый, ненаглядный Ясь!
   
             За минутою минута въ вѣчный мракъ летитъ,
             Кто-то жаркія молитвы въ хатѣ все твердятъ,
             А вдали, за чернымъ лѣсомъ слышенъ звонъ косы;
             Ночь идетъ, идетъ съ кувшиномъ зачерпнуть росы...
   
             -- Что, родная, тамъ далеко такъ шумитъ-гудётъ?
             -- Это, милый, слышенъ вѣтра по полямъ полетъ,
             То колосья вѣтеръ треплетъ, что-то шепчетъ имъ...
             Дѣва, Матерь Пресвятая, смилуйся надъ нимъ!
   
             -- Ой, родная, то не вѣтеръ колосъ гнетъ къ землѣ,
             Это крыльевъ лебединыхъ слышенъ плескъ во мглѣ,
             Скоро грубую сермягу, чуть сгустится мгла,
             Серебристый пухъ прикроетъ теплаго крыла...
   
             Крылья мчатъ меня высоко, мчатъ въ далекій свѣтъ...
             Надо всѣмъ, что будетъ только и чего ужъ нѣтъ...
             Къ успокоенному морю мчатъ -- на глубину,
             Я лечу въ нее... О, Боже,-- я тону! тону!...
   
             -- Скоро ночь совсѣмъ туманомъ затемнитъ зарю,
             Взмахъ послѣдній нужно сдѣлать смерти-косарю.
             Ночь наполнила росою до краевъ кувшинъ,--
             Ужъ недолго ты со мною проживешь, мой сынъ!
   
             И плыветъ-плыветъ мгновенье тихо, не спѣша,
             Возвращается съ другого берега душа,--
             Возвращается изъ темной бездны-глубины...
             -- Отзовись! Скажи, какіе снятся, милый, сны!
   
             -- Что, родная, тамъ бѣлѣетъ -- видишь, у дверей?
             -- То сверкаетъ ленъ въ кудели серебра бѣлѣй,
             Это пряжа серебрится тонкимъ льномъ своимъ...
             Дѣва, Матерь Пресвятая, смилуйся надъ нимъ!
   
             -- Ой, не бѣлый лёнъ, родная, то не бѣлый лёнъ,
             Это лиліи киваютъ мнѣ со всѣхъ сторонъ;
             Для меня просторъ сверкаетъ млечнаго пути
             И душа моя съ порога хочетъ отойти...
   
             Тамъ, вдали, за чернымъ лѣсомъ звонъ затихъ косы,
             Смерть о саванъ вытираетъ капельки росы,
             Съ лезвія стираетъ капли ѣдкихъ слёзъ земля,
             Что на травы полевыя горько протекли.
   
             -- Нѣтъ, родимая! То хата плачетъ надо мной,
             То кукушка мнѣ вѣщаетъ часъ послѣдній мой,
             Это крыша мнѣ пророчитъ близкую судьбу,
             Что другая будетъ крыша у меня въ гробу...
   
             У порога синій сумракъ почернѣлъ, сгустясь,
             Въ бѣдной хатѣ, въ душной хатѣ умеръ бѣдный Ясь.
             Онъ лежитъ подъ образами -- блѣденъ, недвижимъ...
             -- Дѣва, Матерь Пресвятая, смилуйся надъ нимъ!
                                                                                             Мих. Гербановскій.

"Русская Мысль", кн.XII, 1897

   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru